Вишенка на торте

Элен

На следующий день я проснулся с температурой сорок и целую неделю пролежал в постели.

— «Что может быть лучше, чем вольный морской ветер?» Ты, кажется, так говорил, да, дорогой? — подтрунивала над папой мама.

Папа — очень хороший врач.

— Это обыкновенный насморк, вот и все, — поставил он мне диагноз и протянул пакетик с лекарством и стакан подслащенной воды. — С этим порошком он очень скоро встанет на ноги и сможет снова выйти в море!

У меня была ватная голова, все тело ломило, болели даже такие мышцы, о существовании которых я раньше не знал. Ну и я, конечно, немного преувеличивал, описывая свои страдания, чтобы все жалели меня и считали жертвой несправедливого наказания.

— Странно, температура не падает, — удивлялся папа каждое утро, когда я протягивал ему термометр, который потихоньку подогревал на батарее.

Шли дни, а температура оставалась высокой — и папа с каждым днем выглядел все более растерянным и уже не так сильно гордился тем, что отправил меня к морским скаутам.

В таком состоянии в школу меня, конечно, не пускали. По утрам я оставался в постели, пока все остальные дрались и орали в ванной. Мама приносила мне тарелку с завтраком прямо в кровать, а потом все уходили, и я оставался один в тихом доме и с наслаждением снова засыпал.

Остаток дня я перечитывал книги о Великолепной пятерке. Конечно, я уже немного вырос из этой серии, но все библиотечные книжки про Боба Морана[15] я уже прочел.

Мой любимый персонаж из «Великолепной пятерки» — это Дик, второй по старшинству. Он очень смелый и решительный — совсем как я. А вот Джулиан, старший из них, — такой же зануда, как наш Жан А., хоть и без очков.

Энн мне, конечно, тоже нравится. Как все девчонки, она очень хрупкая, всего боится и вечно попадает в истории. Конечно, ее визги выводят из себя Джордж — вторую их девчонку, которая больше похожа на хулигана-мальчишку. Но мне она, наоборот, нравится, потому что ее хочется защищать, лететь к ней на помощь каждый раз, когда ее похищает банда грозных преступников или когда ее оставляют одну в развалинах старого замка.

Честно говоря, мне бы хотелось иметь такую сестру. Нас шестеро братьев, и в доме нет ни одной девочки — ну, не считая мамы, конечно. В школе у нас девчонок тоже нет, мы ведь не ходим в смешанные лицеи, как Жан А., да и ему, похоже, от этого одни неприятности: из-за скачка роста он влюбляется по очереди в каждую девчонку из класса.

А вот я латинский язык не учу, поэтому со мной-то уж точно ничего подобного не произойдет. А если все-таки произойдет, то это непременно будет девочка вроде Энн. Скромная, с волосами до плеч, которые она скрепляет сзади заколкой.

Иногда я задаюсь вопросом, какой была бы наша семья, если бы у мамы и папы рождались все время одни только девчонки. Папе тогда пришлось бы несладко. Девчонкам ведь не станешь грозить отправкой в отряд морских скаутов или водить их по воскресеньям смотреть на военные корабли, которые заходят в Тулонскую гавань. По утрам мы кучу времени проводим в ванной, делая вид, будто принимаем душ и чистим зубы, а с шестью девчонками это был бы просто сумасшедший дом, потому что они бы ведь на самом деле мылись и чистили зубы! А потом еще дрались бы из-за места перед зеркалом, чтобы вволю попричесываться и покривляться.

Даже мама не очень-то жалеет, что мы мальчики, а не девочки. Она часто говорит, что растить шестерых мальчишек — как нечего делать, достаточно всего лишь быть очень спокойной и все держать под контролем. Интересно, хватило бы ей спокойствия и умения все держать под контролем, если бы пришлось растить шесть дочерей?

К субботе я был абсолютно здоров.

— Сегодня никаких морских скаутов, — категорически заявил папа. — Ты еще слишком слаб.

— Но ведь мне нужен вольный морской ветер для закалки характера! — возразил я. — К тому же наказание есть наказание, я его заслужил!

Ничего не поделаешь: пришлось мне ждать еще одну длинную неделю, чтобы снова отправиться в порт. Но, оказавшись там, я сразу же об этом пожалел.

— Есть новости о нашей жанет? — спросил старший скаут во время переклички.

«Нет, нет», — заухмылялись все.

Шел дождь, поэтому в море мы не выходили, а провели весь день в своем маленьком штабе — вязали невозможные швартовочные узлы и плевались, стоило старшему скауту отвернуться.

— Ну у тебя и лицо! Что, поссорился с друзьями? — спросил Жан А., когда я пришел домой мрачный как туча и промокший — с берета по лбу стекала дождевая вода.

— У меня нет друзей среди скаутов, — ответил я. — Занимайся лучше своей тупой гитарой.

— А по башке тебе не треснуть?

— Только попробуй!

Если уж день испорчен, тут ничего не поделаешь.

Но вот что меня злило больше всего, так это то, что я так ждал этого самого дня. Как будто мне больше нечем было заняться!

— Ладно, плевать! — подумал я. — Ну их, этих скаутов, — в следующий раз не пойду!

В следующую субботу я ее еле узнал. На этот раз на ней был не дождевик, а толстый свитер, весь в каких-то эмблемах, и бархатные штаны, подвернутые на щиколотках. Я никогда не думал, что скаутский берет может быть кому-нибудь к лицу: она надела его, лихо заломив на ухо, а не расплюснув по голове, как мы все. Из-за этого лицо у нее как-то округлилось, и стали еще заметнее веснушки на щеках.

— Привет! — сказала она мне.

— Тебя в прошлый раз не было? — спросил я, и это было очень тупо, я ведь и сам знал ответ.

Она состроила недовольную физиономию.

— Да это все мама… Записала меня против воли на фортепианный конкурс.

— Ого! — воскликнул я с сочувствием. — А меня папа против воли записал сюда.

— И ты обязан сюда приходить каждую субботу?

— Ага, ничего не могу с этим поделать.

— Тяжело, — вздохнула она, а потом достала из кармана фотографию. — Вот, я принесла тебе показать.

— Кто это?

— Пушкин. Мой кот.

Я посмотрел на снимок и только сейчас понял, что у меня не осталось даже фотографии Диаболо. Я немного поснимал его на папин фотоаппарат, но Жан Е. как-то играл с ним и открыл крышку, так что вся пленка засветилась.

— С виду спокойный, — сказал я, внимательно рассматривая портрет. — А у него всегда глаза закрыты?

— Это из-за вспышки, — объяснила она. — Вообще-то кошки не любят яркий свет, ты знал?

— Да. Им проще ориентироваться в сумерках. Как Бобу Морану.

Она спрятала фотографию в карман, потому что старший скаут позвал нас всех строиться.

В этот раз мы оказались на разных концах парусника. Дул умеренный северо-западный ветер, наша лодка плыла на всех парусах, и нам вдесятером едва хватало сил, чтобы удержать шкоты — веревки, помогающие регулировать натяжение парусов. На каждом галсе нам в лицо били потоки пены, но моя знакомая этого как будто и не замечала. Сосредоточенно сощурив глаза, одной рукой она держала штурвал, а другой придерживала на голове берет, чтобы не сдуло.

Моя роль состояла лишь в том, чтобы вместе с остальными перемещаться с одного края борта на другой, когда парусник кренило слишком сильно. И все же, когда мы вернулись в порт, у меня было такое чувство, будто бы это мы с ней вдвоем только что вывели из шторма терпящее крушение судно.

Когда все сошли на берег, старший скаут крикнул:

— Нашей жанет — гип-гип…

— Ура! — закричали все скауты хором.

Домой мы часть пути шли вместе.

— И ты туда же! — сердито проговорила она.

— Что значит, я туда же? — не понял я.

— Эти их дурацкие аплодисменты… Они будут мне аплодировать каждый раз, когда я что-нибудь сделаю, просто потому, что я девочка?

— У меня нет сестры, — сказал я в свое оправдание. — Я не знаю, что принято делать в таких случаях.

— Ни сестры ни брата? — спросила она.

— Пять братьев.

Она присвистнула.

— Вот это тебя угораздило…

— Не говори.

Некоторое время мы шли молча. Я вел велосипед рядом и не спешил запрыгнуть в седло.

— Что ты читаешь? — спросила она, кивая на потрепанную книжку, торчащую у меня из кармана.

— Это? А! — я непринужденно рассмеялся и поскорее ответил: — Так, старье, — наверное, братья подсунули: «Великолепная пятерка».

Мне совсем не хотелось, чтобы она приняла меня за чурбана.

— Я обожаю эту серию! — вдруг сказала она. — Это какая часть?

Я показал ей обложку. «Великолепная пятерка на острове сокровищ».

— Я прочитал ее уже раз двенадцать, если не больше.

— Я тоже! — обрадовалась она. — Кто тебе больше всех нравится?

— Дик, — ответил я. — Ну, конечно, после Тимми.

— Я так и знала! А мне больше всех нравится Джордж. Я бы так хотела тоже иметь необитаемый остров, как у нее перед домом.

— А как тебе Энн? — спросил я как бы невзначай.

Она скорчила недовольную гримасу.

— Дурища, — сказала она. — Терпеть не могу девчонок, которые без конца ревут и ноют.

— Я тоже, — соврал я и тут же добавил, чтобы сменить тему: — Кстати, как тебя зовут?

— Элен. А тебя?

— Жан Б.

— Ну, это получше, чем Кальмар, — заметила она, смеясь.

— Уж это точно.

Мы дошли до вокзала. Здесь наши пути расходились, и мы не оглядываясь двинулись каждый своей дорогой.