Вишенка на торте

Отстаньте!

— Кто такая Элен? — спросил у меня Жан А. как-то утром.

— Какая еще Элен? — проскрипел я, с трудом приоткрывая веки.

Жан А. наверху расхохотался и солдатиком спрыгнул со своего яруса.

— Не прикидывайся веником! — весело выкрикнул он. — Ты всю ночь только и делал, что говорил во сне: «Элен, Элен, Элен!»

Я нырнул под одеяло, чтобы увернуться от грязного носка, который он в меня швырнул.

— Эле-е-е-е-н! Эле-е-е-ен! — продолжал блеять Жан А., вихляясь на прикроватном коврике. — Ну, давай, рассказывай, кто это такая?

— Никто, — пробормотал я и зашвырнул ему в лицо подушку.

— А это что? — спросил он, пихая мне в нос мой школьный дневник. — «Л. Н.»… «Л. Н.». — это что, зашифрованное послание?

— Положи на место, или ты труп! — крикнул я.

— Ой, напугал! — засмеялся он в ответ.

Он швырнул мой дневник в разрисованной обложке на стол и спросил:

— Может, у тебя тоже скачок роста, а?

— Я просто расту, это совсем другое дело! — проворчал я. — А ты вообще помалкивал бы со своим переходным возрастом!

— Вот чурбан! — ухмыльнулся Жан А. — Я-то хотя бы по ночам ничего не говорю вслух про девчонок, которые мне снятся!

Настали странные времена. С тех пор как закончились рождественские каникулы, я вырос на десять сантиметров. Я перерос почти весь класс — это отметили даже учителя. Теперь, когда посреди урока хотелось помечтать или порисовать в тетради для черновиков, остаться незамеченным было невозможно. Каждый раз это кончалось одинаково: я попадался.

— Молодой человек, вас не затруднит объяснить мне, что ЭТО такое? — спросил меня учитель французского посреди урока, когда все усиленно готовились к контрольной по грамматике.

Я так увлекся своим делом, что даже не услышал, как он ко мне подошел. Он схватил мой листок и показал его всему классу.

— Э-э… Это… Чертеж подводной лодки, месье, — пробормотал я.

— Надо же. А что это вот тут — на кушетке?

— Это Пушк… Э-э… То есть, я хотел сказать, это просто кот, месье.

— Кот, на подводной лодке, — задумчиво повторил учитель. — Вы готовите себя к карьере художника-абстракциониста?

— Нет, месье…

— Ну что ж, в таком случае, в награду за труды к завтрашнему дню вы напишете пятьсот раз фразу: «Было бы куда лучше, если бы я повторял грамматику и спряжение глаголов». С подписью родителей, конечно…

Вечером мне, ясное дело, досталось на орехи.

— Да что же это у меня за старшие сыновья! — воскликнул папа. — Не может же быть, чтобы одновременно два ребенка в семье стали подростками!

— Боюсь, именно это и произошло, дорогой, — вздохнула мама.

— Я тебя предупреждаю, Жан Б., — пригрозил мне папа. — Если ты не способен повторять грамматику и спряжение глаголов, тогда я… Тогда я немедленно забираю тебя из отряда морских скаутов!

От этой угрозы я весь похолодел — и тут же принялся работать над собой. Мои оценки резко улучшились, но мыслями я все равно оставался где-то далеко.

На переменках одноклассники продолжали хвастаться коллекциями брелоков, предсказывать результаты чемпионата и поколачивать друг друга по поводу и без.

— Ты идешь? — спрашивали они меня. — Что ты тут делаешь один?

— Отстаньте! — отвечал я.

Даже ходить на холм с Дылдой, чтобы до полуобморока отрабатывать удары пенальти, мне было теперь не интересно.

— Может, сыграем в «Риск»? — предлагал мне Жан В., слоняясь по дому и выискивая, кому бы понадоедать.

— …

— А давай твой прикроватный коврик будет татами, и я покажу тебе свои новые приемы дзюдо, от которых невозможно увернуться?

— …

— Ну а что тогда будем делать?

— Отстань!

Жан В. уходил и по дороге ворчал себе под нос:

— Какой смысл иметь старших братьев, если с ними нельзя ничего делать вместе?

— Переходный возраст, — вздыхала мама.

Переходный возраст? У меня? Ну вот еще! В этом доме меня никто не понимал! А мне просто ничегошеньки не хотелось — вот и все.

У Жана А. была, по крайней мере, его тупая гитара. А еще один приятель достал ему штаны, отделанные бахромой. Папа и мама, конечно, устроили бы ему головомойку за такую обновку, но они его в этих штанах никогда не видели: Жан А. надевал их тайком у нас в комнате, вставал перед зеркалом с гитарой наперевес и делал вид, что поет под фонограмму.

По вечерам мы, как и прежде, усаживались рядом и принимались за уроки. Правда, теперь мы отгораживались друг от друга стопками книг — ни один из нас не хотел показывать, что мы делаем у себя в тетрадках.

— Списываешь задания по латинскому у подружек? — спрашивал я, посмеиваясь.

— С морскими скаутами не разговариваю, — скрипел Жан А. — Пойди-ка лучше съешь свой берет.

Только вот, сказать по правде, я был совершенно не готов к тому, чтобы моим лучшим другом стала девчонка.

В субботу, встретившись в скаутском штабе, мы едва поздоровались и остаток дня друг с другом не разговаривали, да и вообще старались друг к другу не приближаться. Остальные ребята меня бы не поняли, если бы обнаружили, что я подружился с единственной жанет в отряде. Она понимала в морском деле в тысячу раз лучше, чем они, поэтому им не оставалось ничего, кроме как постоянно отпускать дурацкие шуточки и густо краснеть, когда старший скаут поручал кому-нибудь работать с ней в паре.

— Понимаешь теперь, почему я мечтаю о необитаемом острове, как у Джордж? — вздыхала Элен. — Я могла бы в любую минуту прыгнуть в лодку и уплыть ото всех этих болванов.

— А я — от своих братьев! — вздохнул я вслед за ней и только потом задумался: а меня она возьмет на остров заодно с Пушкиным?

Несколько раз по дороге домой я вез ее на велосипеде. Она садилась ко мне на багажник, и везти ее было легко, она почти ничего не весила. Мы расставались всегда на одном и том же перекрестке, почти как банда грабителей.

«Пока!» — «Пока!»

Вернувшись домой, я бросался на кровать, даже не успев снять грязные, промокшие от морской воды ботинки, и немедленно принимался за новую книжку из серии «Юный следопыт», которую мне дала почитать Элен.

— Что, интересная книга? — спрашивал Жан А., поглядывая на «Следопыта» из-за обложки журнала «Привет, друзья».

— Отстань, — отвечал я.

— Кто ее тебе дал?

— Никто.

— Ты, значит, теперь у девчонок книжки одалживаешь?

— Чего?

— Чтоб ты знал, книжка подписана девчачьим именем, вон, на обложке.

— Ты к окулисту давно ходил? Очочки протри! — отвечал я и запихивал книгу под подушку. — И когда ты уже пойдешь петь на улицах со своей дурацкой гитарой вместо того, чтобы целыми днями меня доставать?

— Слушайте, вы когда-нибудь замолчите? — кричал Жан В. через перегородку.

— Может, нам прийти и навалять вам как следует? — интересовался оттуда же Жан Г.

Им я и вовсе не отвечал. Что толку?

Отстаньте!