Вист втемную

КВАРТИРА 56

Подрулив к тротуару, Юрка остановил «девятку». Несколько последних минут поездки он сильно колебался. С одной стороны, ему очень хотелось поскорее высадить своих пассажиров вместе с их телевизором, попрощаться с ними по-доброму, а потом мотать отсюда побыстрее. С другой стороны, Таран ощущал непреодолимое желание войти в этот злополучный подъезд, где убили человека, к которому он ехал за компакт-дисками. К тому же эти ребята могли знать об этом убийстве кое-какие подробности, которые, вероятно, заинтересовали бы Генриха и помогли бы ему в его делах. Тогда Таранова командировка перестала бы выглядеть совершенно провалившейся, а сам Юрка смог бы хоть чуточку реабилитироваться за то, что так по-идиотски вел себя в столице на протяжении еще не завершившихся суток. Поэтому Таран предложил Гене:

— Ну что, может, и наверх занести помочь?

— Учтите, Юра, там третий этаж и без лифта, — улыбнулся Гена.

— Вот поэтому и предлагаю! — усмехнулся Таран. — Неужели вам с Аней его легче будет нести?

Конечно, Гена никак не возражал против такой помощи. Подхватив увесистую упаковку, парни внесли ее в подъезд, а Аня с Лизкой при этом держали двери. Лизка, конечно, прихватила из машины корзинку с кошкой. Стали подниматься наверх. Навстречу им по лестнице спускалась малой скоростью бабка с пустыми кошелками.

— Здравствуйте, баба Валя! — поприветствовал ее Гена.

— Здравствуй. — Валентина Петровна без особой приязни посмотрела на Аню и прочих. — В грузчики устроился или уже вещи к невесте завозишь?

— А вы разве не знаете? — вместо Гены отреагировала на бабкину колкость Аня. — Он завтра ко мне переезжает насовсем. Сообщите всему подъезду, пожалуйста!

Бабка, конечно, опешила и не нашлась чем уколоть бойкую на язык девицу. Таран, который от подобных бабок в свое время перенес немало огорчений, очень порадовался за Аню. Но еще больше, как ни странно, порадовала Юрку сама бабка. Пока Таран с Геной поднимались с телевизором наверх, у Валентины Петровны закипел возмущенный разум, и в конце концов она отпустила вдогон Гене грозное предупреждение:

— Водись, водись с чухонкой этой! И тебя, как Пал Степаныча, в подъезде пристрелят… — После чего бабка, с грохотом захлопнув за собой дверь подъезда, вышла на улицу.

— Ну и пожеланьице! — заметил Таран, радуясь тому, что бабка, сама того не желая, дала ему хороший повод поговорить с местными жителями о вчерашнем убийстве.

— Маразматичка, — кратко поставила диагноз Аня.

— А что это за Пал Степаныч такой? — скромно поинтересовался Юрка.

— Сосед из 55-й квартиры, — ответила Аня с явной неохотой. — Его вчера вечером застрелили прямо в этом подъезде. Вон там, внизу.

— Между прочим, — добавил Гена, — всего через несколько минут после того, как мы с Аней наверх поднялись. Представляете?!

— Да уж, — вздохнул Таран, — считайте, что в рубашке родились!

— Вот именно, — произнесла Аня, заметно помрачнев, что не укрылось от Юркиного взгляда. — А эта бабка еще и милиции сообщила, что мы были в подъезде на момент убийства. Пришел какой-то в штатском и начал вопросы задавать.

— Ага, — кивнул Гена, — причем такие, будто он нас в убийстве подозревает. Когда пришли, когда поднялись наверх, сколько времени с бабой Валей общались, где находились, когда выстрелы услышали…

— А мы их, между прочим, вообще не слышали, — сказала Аня.

— Конечно, — хмыкнул Гена, — они же с глушителем стреляли. Мне же потом баба Валя сказала, что пистолет у бандита был с во-от таким «стволом» — ежу ясно, что с глушителем.

— Так эта бабка, выходит, все сама видела? — спросил Таран, когда они остановились передохнуть на третьем этаже.

— Да. Мы-то наверх убежали, налегке, а она с сумками медленно поднималась. Только до площадки между первым и вторым этажами дошла, а тут Павел Степанович в подъезде появился. Баба Валя сказала, что он ей хотел помочь сумки донести и попросил подождать, пока газеты из ящика достанет. Вот в этот момент кто-то из-за дверей выскочил и два раза выстрелил. Конечно, бабушка Валя испугалась и закричала: «Помогите, убивают!» Я вниз побежал и вижу: Петровна сидит на лестнице и трясется, Павел Степанович лежит в луже крови… Картинка ужасная, конечно!

— А потом ты милицию вызвал, да? — спросила Лизка, которой, несмотря на свой собственный богатый опыт, было ужас как интересно послушать про убийство.

— Нет, — мотнул головой Гена. — Милицию дед Артем вызвал, он на втором этаже живет. Я наверх побежал, а то баба Валя говорила, что у нее сердце схватило. Думал, у Ани валидол есть. Но дед Артем раньше успел и валидол принести, и в милицию позвонить. Он прыткий!

— Все это такой ужас! — вздохнула Аня. — Совсем еще нестарый мужчина погиб. Настоящий джентльмен! Очень жалко.

— А он что, бизнесом занимался? — спросил Юрка.

— Я точно не знаю, — ответила девица, — может быть…

— Наверняка занимался, — убежденно предположил Гена. — Это ж было заказное убийство!

— Почем ты знаешь? — тоном дремучего простака сказал Таран. — Может, просто ограбить хотели?

— Нет, — мотнул головой Гена, — у него же ни «дипломат» не утащили, ни по карманам не шарили. Тот, кто убил, просто выскочил, выстрелил два раза и убежал. Даже не нагибался над ним. Это баба Валя видела.

К этому времени они уже добрались до третьего этажа, где находились и 55-я, и 56-я квартиры. Юрка сразу заметил на двери 55-й белую наклейку с печатью. Но вопросов задавать не стал — ему и так было ясно, что менты, не иначе, эту квартиру уже обыскивали. Впрочем, Аня, которая перехватила взгляд Тарана, направленный на опечатанную дверь 55-й квартиры, сама дала комментарий:

— Да, это та самая, его квартира. Вчера там милиционеры до полуночи рылись.

— У них работа такая, — нейтральным тоном произнес Таран.

Аня отперла дверь, и Гена с Тараном втащили телевизор в 56-го квартиру.

— Уфф! — сказал Гена, отдуваясь. — Как здорово, что вы нам помогли!

— Заносите телевизор в мою комнату! — распорядилась Аня.

— А мы не наследим? — вежливо спросил Таран. — Ботинки-то грязные… Разуться бы надо.

— О, я не подумала! — кивнула Аня. — Сейчас дам всем тапочки, раздевайтесь. Будем пить кофе.

Вообще-то в Юркины планы не входило тут долго задерживаться. Почти всю информацию об убийстве, которую в принципе можно было получить от этой парочки, он уже знал. Конечно, была небольшая надежда на то, что по ходу кофепития еще какие-нибудь подробности вспомнятся, но скорее всего это будут мелочи. К тому же Тарану не очень хотелось надоедать Ане и Гене вопросами, а то еще заподозрят, что у него это не праздное любопытство.

Когда Аня оделила всех тапочками, Юрка и Гена понесли телевизор в ее комнату. Конечно, и Лизка сунула туда носик: ей страсть как хотелось поглядеть, какие бывают настоящие, ухоженные квартиры.

А квартира и впрямь была очень аккуратная, хотя никакой особой, «новорусской», роскоши в ней не просматривалось. Просто-напросто здесь изо дня в день поддерживали чистоту и порядок, ничего и никогда не разбрасывали по углам, не накапливали грязную посуду, не забывали протирать пыль, убирать постельное белье с кроватей и так далее. Именно поэтому во всем интерьере этой квартиры, расположенной в Москве, в самом обычном российском доме, чувствовалась какая-то заграничность, нерусскость. Хотя вообще-то каких-либо предметов, намекавших на то, что тут проживают не кондовые россияне, было немного. Точнее, может быть, и много, но они в глаза не бросались. Таран, пока тащил телевизор, приметил их максимум три.

Во-первых, на холодильнике в прихожей стоял маленький бело-сине-черный флажок. Во-вторых, на комоде в гостиной стояла кукла Барби, одетая в какой-то национальный наряд. Через правое плечо куклы была повешена ленточка с надписью «Miss Estonia». Впрочем, если б этой ленточки не было, Юрка все равно догадался бы, что кокошник, косички, передничек и прочие аксессуары на Барби прибалтийские. Наконец, в-третьих, уже в комнате Ани он увидел над диваном темное деревянное распятие. Конечно, его могли просто для понта повесить, но все же православные россияне обычно на иконы молятся, а не на статуэтки.

Сразу было видно, что Аня не финтифлюшка какая-нибудь, а девушка умная и серьезная. По обе стороны от дивана стояли два книжных шкафа, заполненных книгами, причем не меньше половины из них были на иностранных языках. А на письменном столе у окна располагался компьютер с принтером и сканером. Таран эту технику по жизни не осваивал, в школе у них информатику не проходили за неимением компьютеров, а потому шибко уважал тех, кто в ней хоть чего-то понимал.

Для телевизора у Ани была заготовлена специальная тумба, в которой имелись полочки для видеокассет и компакт-дисков. Вот на нее-то и водрузили распакованный телик, который оказался видеодвойкой. Правда, включать его пока не стали — оказывается, по инструкции, если аппарат принесли с мороза, надо было часок подождать, чтоб он прогрелся в теплом помещении. В кухне, где хлопотала Аня, — тоже чувствовался какой-то нерусский уют. Никаких тараканов, пустых бутылок, грязной посуды, невынесенных ведер с мусором и следов ножа на клеенке не просматривалось, хотя не это было главным признаком. Прежде всего поражало то, что все было расставлено по своим местам, по-видимому раз и навсегда определенным. Причем не какие-нибудь там декоративные предметы, а самые что ни на есть рабочие. Если какая-то вещь требовалась, ее брали, использовали, а потом тут же, помыв и вытерев, если это требовалось, возвращали на место. Когда Аня по ходу дела открыла кухонный шкаф, то Юрка увидел стройные ряды прозрачных пластмассовых банок, в которых помещались всякие там сыпучие продукты. Да еще и с аккуратными, отпечатанными на принтере этикетками, чтоб, допустим, не перепутать крахмал с пшеничной мукой или сахарный песок с крупной солью. Тут и соль разного калибра, кстати, лежала в разных банках.

Конечно, все это Юрку и Лизку малость сковывало. Когда сели пить кофе, они очень боялись сделать чего-нибудь не так, будто и впрямь за границу попали. Но Аня очень приветливо улыбалась и ни словом, ни взглядом не показывала, что ей не нравятся Лизкины ногти с черными каемками или то, что Таран громко прихлебывает кофе, держа при этом локти на столе.

Впрочем, как раз об этих нарушениях этикета Юрка и Лизка не догадывались. Их беспокоило другое. Например, надо ли сразу съедать выставленное на стол печенье или откусывать по маленькому кусочку? Выпивать маленькую чашечку кофе единым духом или пить его по глоточку? Ну и, конечно, опасались, как бы чего не задеть, не опрокинуть или, упаси господь, не разбить. Но ощущение скованности длилось лишь первую минуту или полторы — не больше.

— Между прочим, — объявила Аня, — телевизор — это первая крупная вещь, которую я купила совершенно самостоятельно.

— А у вас же есть уже два, — простодушно спросила Лизка, — в гостиной большой с видаком и тут, на кухне, маленький. Зачем еще третий?

— А у нас бывают такие случаи, — иронически заметила Аня, — когда папа хочет смотреть хоккей или баскетбол, мама — сериал, который по РТР, а я — тот, который по НТВ или СТС. Так что теперь у каждого будет своя полная независимость. Как у государств Балтии.

— А вы, Аня, из Эстонии, да? — спросил Юрка.

— Нет, я из России, — усмехнулась конопатенькая. — Это папа и мама из Эстонии. Они там жили, а я здесь родилась. Даже язык плохо знаю. Мне там экзамен на гражданство не сдать. А у родителей здесь работа, а там — то ли будет, то ли нет. У нас у всех советские паспорта. Мы даже дома только по-русски говорим. Только когда мама на папу сердится, то ругает его по-эстонски, чтоб я не понимала. Но это я как раз понимаю. А вот чтоб сочинение написать по-эстонски, это у меня не выйдет. Однако бабушка Валя, которую вы сегодня видели, меня все равно зовет чухонкой.

— Она за державу переживает, — хмыкнул Гена. — У нее все Союз нерушимый на уме. «Вот, — кричит, — кормили-кормили всех, а теперь нам все братские республики в рожу плюют! Москалями обзывают!»

— А я ей, между прочим, заметила, — сообщила Аня, — что надо самим поменьше называть других чухонцами, хохлами, бульбашами, чурками и так далее. И вообще, помнить не только то, что хорошего другим сделали, но и то, чем насолить успели. А вообще мне все эти национальные проблемы кажутся жуткой ерундой. Их специально придумали те, кому хочется делать хороший бизнес при меньшей конкуренции. Всем выгодно, чтоб рабочая сила была дешевле. Почему здесь, в Москве, полно иностранных рабочих, хотя среди москвичей много безработных? Потому что не гражданам России можно меньше платить, а можно вообще не платить месяцами. И забастовок не будет! Чуть что — уволили и отправили домой…

— По-моему, пора идти телевизор подключать, — сказал Гена, — уже оттаял, наверно. А про национальную политику можно позже побеседовать.

— Да, — согласился Таран, — нам с Лизой тоже пора собираться, наверно.

— Ой, а я хочу посмотреть, как телевизор включается! — пискнула Лизка.

— Никогда не видела, что ли?! — строгим тоном заправского старшего брата произнес Юрка, но тут вспомнил, что Лизка небось уже год, а то и больше телевизор не смотрела. И ее умоляющим глазенкам он уступил.

— Ладно, — сказал он, — надо поприсутствовать при включении. Если разбили чего по моей вине — тут же выплачу!

Таран уже заглянул мимоходом в трофейный бумажник после Лизкиной коммерческой экспедиции и убедился, что долларов в нем вполне хватит на то, чтоб выплатить щедрой рукой за нанесенный ущерб. Хотя, конечно, понимал, что видеодвойка доехала в целости и сохранности.

В общем, все четверо пошли в комнату Ани, Гена повозился немного с проводами и в конце концов включил телевизор, а потом понажимал кнопки на пульте ДУ, показав народу, что на этом аппарате можно смотреть 11 каналов, да еще и видео крутить.

Для того чтоб проверить, как работает видео, Аня решила принести из гостиной видеокассету.

— А тут разве нет? — спросил Таран, открывая тумбу, на которую установили двойку.

— Нет, тут только компакты, — отмахнулся Гена, — и дискеты для компьютера.

Он пошел следом за Аней в гостиную. А Таран хотел было уже закрыть дверцу тумбы, но тут его взгляд почти случайно зацепился за одну вещь.

Там, на полочке, стояло штук десять голубых коробок с дискетами-«трехдюймовками» и еще четыре серые, побольше — для устаревших 5,25-дюймовых дискет. Так вот, на торце одной из серых коробок, второй справа, Таран увидел значки, нанесенные красным фломастером: «С&С». Что означали эти пометки как таковые, он понятия не имел. Зато точно помнил, что именно такие значки должны были быть на пластмассовой коробке с компакт-дисками, которую Юрке поручили привезти от Павла Степановича.

Таран, воспользовавшись тем, что Лизка начала расспрашивать Аню насчет Барби-«Мисс Эстония», стоявшей на комоде в гостиной, а Гена решил, пока суд да дело, в туалет забежать, выдернул коробку и, открыв крышку, увидел, что в коробке лежат не старые гибкие дискеты, а четыре компакт-диска. Ровно столько же он должен был привезти из Москвы Генриху Птицыну…

КОРОБКА «С&С»

Таран, однако, не успел выдернуть из коробки ни одного диска. Послышались шаги, и Юрке пришлось поскорее задвинуть коробку на место. Он даже дверцу успел закрыть, выпрямиться и сделать вид, что его интересует компьютер.

— Мощная штука! — уважительно произнес он, когда появились Аня, Гена и Лизка. Гена стал пристраивать кассету в приемник видеодвойки, а Аня подошла к столу и стала давать комментарии:

— В общем, он, конечно, мощный, но уже не самый современный. У него стоит процессор «Pentium II», а уже существует более новый «Pentium III». У этого 233 мегагерца, 64 мегабайта оперативки, винчестер 3,16 гигабайта. «Windows-98» установлена. «Сидюк», правда, шикарный — 32-скоростной. Но сейчас уже и 64-скоростные есть… Думаю еще DVD приобрести.

Для Тарана все это, конечно, прозвучало лишь чуть-чуть понятней китайского языка.

В это время Гена запустил видео, и на экране «двойки» запрыгали Том и Джерри, на которых с восторгом уставилась Лизка. Должно быть, бедный детеныш давненько не видел мультиков. Таран, конечно, в психиатрии или психологии смыслил даже меньше, чем в компьютерах, но все равно догадался, что Лизавета, дожив до пятнадцати годов, по некоторым позициям явно застряла на уровне десятилетней девочки.

Впрочем, Юрка про Лизкино отставание в развитии подумал только вскользь. Его башку уже занимала коробка с маркировкой «С&С». и четырьмя компактами внутри.

Конечно, он еще сильно сомневался в том, что в коробке именно то, за чем он приехал в Москву. Потому что не посмотрел картинки на «обложках» дисков. Если б хоть под каким-либо предлогом можно было бы сунуть нос в эту коробку, не привлекая внимания публики…

Предлог Таран нашел быстренько. Он при всей малограмотности в области компьютеров все же знал, что на дисках бывают не только музыкальные хиты, но и игры.

— Аня, — спросил он, — а ты компьютер только по делу используешь или у тебя для него какие-нибудь игры есть?

— Есть, — вздохнула Аня. — Вот этот тип (она указала на Гену) дикий фанат стратегий. По-моему, он со мной познакомился только для того, чтоб отрываться на этих игрушках.

— Ну зачем ты так? — обиделся Гена. — Просто у меня 486-й, и на нем хуже играть. Да и ты сама говорила, что иногда надо очистить голову от всяких там рекламных коллажей.

Таран напряженно вспоминал рассказы своих продвинутых в деле компьютерных игр одноклассников, какие бывают «стратегии». Наконец на ум пришло название, употребленное когда-то Вовой Молодцовым — основным конкурентом Тарана на ринге в последние два года Юркиных занятий боксом.

— А «Комманд энд Конкер» у тебя есть? — спросил Юрка, постаравшись сделать вид, будто знает, в чем состоит эта игра.

— Это третья «Дюна», что ли? — наморщил лоб Гена, как будто вспоминал какую-то глухую древность. — Так это ж 1995 год, старье жуткое… Вообще-то я ее, по-моему, притаскивал сюда.

И полез в тумбу, не спрашивая разрешения у Ани, — должно быть, она уже давно позволяла ему орудовать у себя дома по-свойски.

— Вот она, — сказал Гена и вытянул из тумбы коробку с надписью «С&С».

Таран еще не сообразил, как отреагировать — то ли удивиться, то ли разочароваться, когда Аня вдруг встрепенулась и, подскочив к своему приятелю, ухватилась за коробку с неожиданно резким криком:

— Отдай! Это совсем не то!

При этом она дернула коробку на себя, но лишь сорвала с нее крышку, и диски в своих прозрачных «обложках» из оргстекла один за другим выскользнули на пол. Бряк! Бряк! — компакты очень удачно легли картинками вверх, и Таран смог их рассмотреть через плечо Гены.

Да, это были те самые диски. Во всяком случае, картинки под оргстеклом оказались как раз такими, которые Таран старательно запоминал перед отправкой в Москву. Хотя все они были стандартные, с обложек тех пиратских дисков, которыми наводнены московские рынки, вероятность того, что четыре диска случайно подобрались именно в таком сочетании, да еще и в коробке с фломастерной маркировкой, была очень-очень мала.

— «Ирина Аллегрова», — прочитал Гена. — «Владимир Высоцкий», «Коммандос», «Только новые книги»… Зачем ты их сюда запихала? Здесь же моя «Комманд энд Конкер» лежала! Два диска было: один — «Война в Европе», другой — «Война в Африке».

— Значит, надо было! — проворчала Аня, торопливо собирая компакты в коробку и приделывая крышку на место.

— Странно, — заметил Гена. — У тебя обычно все по системе: диски с программами — отдельно, видеофильмы — отдельно, аудиодиски — тоже… А тут зачем-то в одну коробку два аудио положила, игру и библиотеку.

— У тебя не спросила! — сердито буркнула Аня и положила злополучную коробку в ящик письменного стола, да еще и на ключ заперла.

— Ну что вы так рассердились! — произнес Таран, довольно удачно, хотя и не без напряжения сил, сыгравший роль стороннего наблюдателя. — Из-за ерунды какой-то…

— Это не ерунда… — сказала Аня сгоряча и тут же сообразила, что слишком озадачила парней своим поведением и привлекла их внимание к дискам. Поэтому она продолжила уже в менее серьезном и строгом тоне:

— Я просто не люблю, когда Гена все переставляет на полке. А эти диски у меня подруга попросила, вот я их и отложила в коробку отдельно от других.

— И надо было для этого мою «Комманд энд Конкер» вытаскивать? — проворчал Гена.

— А у меня больше свободных коробок не было, — ответила Аня, — вот и вытащила. Ничего им не сделается, если без коробки постоят. Тем более что ты в нее уже давно не играешь. Года два, наверно!

Таран уже построил в голове примерную версию появления дисков в маркированной коробке. Не иначе, этот самый Павел Степанович, предвидя какие-то неприятности по жизни, решил припрятать эти самые компакты у соседки. Правда, как он это преподнес? Либо передал их под каким-нибудь невинным предлогом (который, однако, надо было еще придумать!), либо у него с Анечкой были какие-то особо доверительные отношения, скорее всего более доверительные, чем у Анечки с Геной.

Первый вариант, то есть передачу под невинным предлогом, можно было бы с ходу исключить, учитывая то, как резко заволновалась Аня, когда увидела, что Гена вытащил коробку. Но Таран его исключать не стал, потому что вполне допускал, что поначалу Аня взяла их, ни о чем не подозревая, а уж потом, после вчерашнего убийства, догадалась об их небезобидном содержании. Более того, возможно, она их еще и просмотрела на своем компьютере. И, может быть, узнала нечто такое, что повергло ее в волнение.

Но второй вариант — с особо доверительными отношениями — был все-таки реальней. Ведь если отдавать эти компакты, что называется, «втемную», то уж никак не тому, кто их может просмотреть. С этой точки зрения куда лучше было вручить диски бабке Валентине Петровне. Хотя, конечно, тогда об этом уже знал бы весь подъезд и вся мировая общественность. Ясно ведь: даже если придумать какой-то совсем невинный предлог — сам Таран покамест не мог себе представить такого предлога, который не вызвал бы никаких подозрений! — то нельзя надеяться на то, что девушка, умеющая пользоваться компьютером, не захочет, допустим, послушать Ирину Аллегрову. А там вместо томной песенки про «Будуар императрицы» окажется запись, допустим, какого-нибудь жутко компрометирующего кого-либо телефонного разговора. Или вместо Высоцкого обнаружится съемка, сделанная в какой-нибудь сауне для избранных, где министры с бандитами пивком прохлаждаются. Ну, а там, где согласно картинке помещается безобидная игра «Коммандос», — реальный план военного переворота…

Нет уж, если Павел Степаныч рискнул отдать свои секретные компакты девушке с компьютером, то именно потому, что крепко ей доверял. Другое дело — причина, по которой он их ей передал.

То есть причина, в общем и целом, Тарану была ясна. Павел Степаныч почуял, что у него дома этим компактам будет плохо лежаться. А вот насколько плохо — неизвестно. То ли он просто опасался, что к нему в квартиру заберутся, когда его дома не будет, и эти диски тихо сопрут, то ли беспокоился, что его сперва убьют, а потом насчет этих дисков интересоваться будут.

От того, как было на самом деле, зависело очень многое. Если, допустим, Павел Степаныч беспокоился лишь насчет кражи, то рассчитывал продержать диски у Ани всего лишь до вчерашнего дня, то есть до приезда Тарана. После чего забрать их, отдать Тарану и жить спокойно. Соответственно, он мог, отдавая компакты Ане, не делать никаких распоряжений насчет того, куда их девать после своей безвременной кончины.

Однако могло быть и так, что вариант с кончиной он все же предвидел. Тогда он должен был сделать некое предварительное завещание. Типа того: позвони такому-то дяде и скажи ему, что то, что ему нужно, лежит у тебя. После этого, дескать, придет мальчик и заберет эти диски от греха подальше.

Юрка, конечно, очень надеялся на такой вариант.

Тогда в принципе можно было бы просто поговорить по-хорошему с Аней, забрать компакты и покинуть столицу с предельной скоростью и чистой совестью.

Таран уже готов был открыть рот, чтоб раскрыть свои карты, но тут его кое-что остудило. У него вдруг появилась третья версия появления компактов в Аниной тумбе. А что, если она эти диски попросту свистнула? Ведь если Павла Степановича застрелили из-за компактов, собираясь их у него забрать, то почему не обшарили и не забрали у него кейс? Гена скорей всего не врал. Ведь кейс, который менты прибрали в полиэтиленовый пакет, Юрка тоже видел. Вряд ли киллер был такой хладнокровный и имел столько времени в запасе, чтоб спокойно отпереть кейс, разобраться в его содержимом прямо на месте убийства и лишь потом убежать. Скорее всего, если б ему приказали изъять компакты, он унес бы «дипломат» с собой и просмотрел содержимое, сидя в машине, на которой смывался с места преступления.

Из этого следовало, что Павла Степановича валили либо те, кому эти компакты были по фигу, либо те, кто четко знал, что их у него из квартиры заберут другие люди. Например, Аня. Если, допустим, у нее имеется ключик от 55-й квартиры.

Правда, насчет ключа Таран никаких подтверждений не имел. Опять сам придумал. И может быть, напраслину возвел, хоть и в мыслях, на вполне честную с точки зрения УК девушку.

Пока Таран думал, Гена разыскивал в тумбе диски с «Комманд энд Конкер», а Лизка балдела перед видаком, хохоча над Томом и Джерри, как четырехлетняя, — счастливо и заливисто. Аня в это время насупленно сидела у компьютера, тоже что-то соображала. Должно быть, — это так Юрке казалось — ей очень хотелось, чтобы гости поскорее покинули помещение. Если она еще не попросила Тарана с Лизкой (а может, и Гену тоже!) убраться восвояси, то лишь по причине природной деликатности. Все-таки довезли бесплатно телевизор и даже на третий этаж дотащили. Пожалуй, пока Лизка не досмотрит кассету, Аня все же не решится сказать: «Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?», но рано или поздно все-таки скажет.

И что тогда делать? Уходить, зная, что компакты — вот они, здесь лежат? Мчаться к Генриху, чтобы сообщить ему сию радостную весть? Глядишь, к ночи доедешь. Но какова будет реакция? Может, Генрих, конечно, просто скажет с укоризной: «Что с тебя взять, малахольного?», после чего отправит Тарана совершенствовать боевое мастерство. Но может и наорать. Например, заявит: «Да ты, бестолочь, должен был зубами у нее эту коробку вырвать, раз она у тебя в руках была! Ты «мамонт» или хрен собачий?!»

В общем, Таран, конечно, не боялся «силового решения». Правда, у него в кармане лежала только выкидуха, отобранная у воинственной Лизки, а это такое оружие, которым легче убивать, чем пугать. Если пистолета, в общем и целом, боятся все, даже спецы по восточным и прочим единоборствам, то ножа — уже существенно меньшее число публики. Почти все достаточно крепкие, ловкие и нетрусливые мужики считают себя вполне готовыми защититься от противника, вооруженного только холодным оружием. Потому что от брошенного ножа можно при хорошей реакции увернуться или закрыться, а удар руки с ножом — перехватить или блокировать. Да и убить ножом с одного удара не так-то просто.

Наверняка и Генка, если Таран сейчас просто-напросто вынет нож и наставит его на Аню, полезет в драку. Хотя, по первой приглядке, ловить ему против Юрки нечего. Если б потребовалось, Таран его и без ножа капитально вырубил. Но он лично Тарану ничего не сделал, вполне нормальный, добрый парень — зачем с ним драться?

И тут Тарана осенило: а что, если с ним столковаться? Объяснить ему в общих чертах суть дела и привлечь в союзники? Только вот под каким предлогом вытянуть его на тет-а-тет?!

Подсказка явилась сама собой. Когда Гена повернулся к Юрке правым боком, Таран увидел у него в кармане джинсов пачку сигарет и зажигалку. Юрка вообще-то бросил курить давно, но ради такого случая был готов выдать себя за курящего.

— Ген, — сказал он извиняющимся тоном, — у тебя сигаретки не найдется? Хотел было заехать, да позабыл как-то…

— Да с нашим удовольствием! — улыбнулся Геннадий, вытаскивая пачку. — Стреляй!

— Курить — только на лестнице! — строгим тоном объявила Аня. — Не переношу этот дым!

— Пошли? — подмигнул Гена Юрке. — Она все боится от рака помереть…

— Идите, идите отсюда, куряки!

Большего Тарану в данный момент и не требовалось.

Они вышли на лестничную площадку, Гена щелкнул белой пьезозажигалкой «Kent», закурили. Таран осмотрелся по сторонам и, понизив голос, сказал:

— Ген, у меня нескромный вопрос, у вас как с ней, с Аней, совсем всерьез или так?

— Ну, у меня точно всерьез, а у нее — не знаю… А почему тебя это интересует?

— Прежде всего потому, что мне кое-что известно про ту коробку с компактами, из-за которой она на тебя накричала…

РАЗГОВОР НА ТЕМУ

Нельзя сказать, чтоб эта фраза произвела на Гену приятное впечатление. Скорее она его сильно насторожила.

— Ты что, эту коробку раньше видел? — спросил он, выпуская дым из ноздрей.

— Нет, я ее не видел, — сказал Таран. — Но я за этой коробкой сюда приехал. Точнее, не за ней, а за компактами, которые в ней лежат.

— Так это, значит, ты та самая «подруга», про которую она говорила? — прищурился Гена.

— Нет, я ехал не к ней, — мотнул головой Таран. — А к вашему Павлу Степановичу. Но опоздал вчера, понимаешь?!

— Понимаю… — с некоторым испугом в голосе произнес Гена и опасливо оглянулся. — Так это из-за этих дисков его убили?

— Не знаю. Может, просто так совпало. Но сейчас мне очень важно знать две вещи. Первое: часто ли Аня бывала у Павла Степановича и не было ли у нее, скажем, ключа от его квартиры? И второе: не могла ли она, пока ты вниз бегал и бабку в чувство приводил, заскочить в 55-ю квартиру?

— Слушай, — спросил Гена, — ты оперативник, что ли? Может, удостоверение предъявишь для порядка?

— Нет, — сказал Таран, — я не оперативник. Я просто боюсь, что у вас с Аней из-за этих дисков может быть много неприятностей.

— А что на них такого записано?

— Этого я не знаю. Мне их приказали привезти, и все. Велели запомнить маркировку на коробке и картинки на «обложках» компактов. Но ты мне еще не ответил…

— Ну ладно, — произнес Гена, — на первый вопрос могу ответить, что к этому Павлу Степановичу мы с ней вместе ходили. В основном по компьютерным делам. Допустим, спрашивали совета, когда программы не запускались, обменивались иногда всякими новыми версиями. А вот ходила ли она к нему без меня — не знаю, честно скажу. И насчет того, что у нее был ключ от 55-й, не в курсе. Хотя…

— Чего «хотя»? — прицепился Таран.

— Понимаешь… — неуверенно произнес Гена. — Он, этот Павел Степанович, жил холостяком. И часто ездил в командировки. У него всегда в квартире был кавардак порядочный. По крайней мере, по сравнению с тем арийским орднунгом, который у Ани дома. Но вот однажды, примерно через день после его возвращения из командировки, мы с Аней пришли как бы в другую квартиру. Все расставлено по местам, пыль протерта, паркет блестит… Сам он, по-моему, никогда бы не сумел так прибраться.

— В общем, Анина рука почудилась? — быстренько догадался Таран.

— Да. Но самое главное я только сейчас вспомнил. Накануне, то есть уже после его приезда, Аня целый день со мной прогуляла, и у нее просто не было времени там порядок наводить. Если она прибиралась, то в его отсутствие…

— То есть он мог оставить ей ключи! — резюмировал Таран. — Для того чтобы прибираться и наводить эстонский порядок. А теперь, раз такое дело, прикинь, было у нее время для того, чтоб вытащить компакты из 55-й или нет? Учти, это дело не шуточное!

— Время, у нее, конечно, было, — произнес Гена. — Минут двадцать, может быть.

— В общем, — нахмурился Юрка, — вполне могло быть так, что она работала параллельно с тем, кто убивал.

— Ты что, с ума сошел? — возмутился Гена.

— Нет. Я пока сказал, что так могло быть, но не сказал, что так было. Это просто один вариант. Есть другие, получше. Например, она могла взять эти диски по просьбе самого Павла Степановича. И не в день убийства, а загодя.

— Конечно, она загодя взяла! — тихо воскликнул Гена. — Тебе же твои хозяева сообщили, как коробка выглядит? Сообщили. Значит, они еще за несколько дней до этого знали, в какой коробке тебе передадут компакты. А коробка эта моя. Я сам на ней фломастером написал «Си энд Си» — «Command & Conquer» — «Командуй и завоевывай!».

— То есть ты думаешь, что Павел Степанович передал ей диски сам, и она при нем уложила их в эту коробку? — произнес Таран. — Вот это уже солидно в ее пользу. Ладно, бросаем курить, идем к ней. Надо договариваться!

Юрка с Геной вернулись в квартиру, где Лизка все еще хихикала над бесконечными приключениями Тома и Джерри, а Аня, сидя за компьютером, монтировала какой-то сложный коллаж из цветных фотографий.

— Анечка, — с некоторой робостью позвал Гена, — ты бы не могла на пару минут прерваться?

— Могла бы. Но не хочу, — капризно ответила она.

— У нас очень важное дело, — серьезным голосом произнес Таран. — Лично у меня к вам привет от Генриха и Вальдемара.

Эту самую фразу Таран, если б все было нормально, должен был произнести после того, как позвонит в 55-ю квартиру и встретится с Павлом Степановичем. По идее, если покойный сам передал Ане диски, то должен был сообщить и эту фразу, и то, как на нее надо отвечать.

Уже первая реакция Ани показала, что Юрка попал в точку. Она здорово удивилась, но встала из-за компьютера и отозвалась как положено:

— Очень рада. Надеюсь, оба в добром здравии?

Теперь Тарану надо было отвечать условной фразой:

— Конечно. На свежем воздухе не заболеешь.

Лизка, увлеченная мультиком, на этот обмен паролями не обратила внимания. Гена, конечно, немного прибалдел, услышав про Генриха и Вальдемара, а потом еще и обиделся, потому что Аня строго сказала:

— Посиди здесь, мне надо поговорить с Юрой. Развлекай Лизочку.

Юрка с Аней ушли на кухню.

— Что все это значит? — раздраженно прошептала Аня. — Почему ты вспомнил про Генриха и Вальдемара только сейчас?

— Потому что, когда сюда шел, понятия не имел, что диски у тебя, — ответил Таран тоже шепотом. — Я сюда попал совершенно случайно. Если б Генка не вытащил коробку, я бы и вовсе ушел, ни о чем не догадавшись.

— Ты что, ничего не знал о Павле Степановиче?

— Нет, знал. Я вчера подъехал сюда, но чуточку позднее, чем нужно. Его уже увозили на труповозке.

— Тебе говорили, что ты должен сделать в этом случае?

— Да. Мне дали адрес, куда я должен был поехать отсюда, и еще один телефон. Но приехать по тому адресу я не сумел, а от тех, которые пришли на встречу после звонка по телефону, — еле вырвался. А тебя Павел Степанович предупреждал, что делать, если случится то, что случилось?

— Ну, насчет того, что его могут убить, он не говорил. Просто сказал, что, если вечером не придет за дисками, я должна буду позвонить по такому-то телефону и спросить Клаву.

— Клавдию Михайловну, может быть? — скромно поинтересовался Таран.

— Нет, просто Клаву. Там должна была подойти женщина и сказать: «У нас не одна Клава, вам какую?» А я должна была ответить: «Гришину». После этого должна была подойти другая дама и заявить: «Гришина слушает. В чем дело?» Соответственно, мне надо было сообщить: «Паша просил забрать мальчика из детсада, он на работе задерживается». И сразу же после этого класть трубку.

— Телефон случайно не этот? — Таран назвал номер, по которому надо было сперва Клавдию Михайловну спрашивать, а потом Клавдию Васильевну.

— Нет, — мотнула головой Аня.

— А что дальше?

— По идее, сегодня вечером ко мне должен был прийти кто-то и передать привет от Генриха и Вальдемара. Я, правда, думала, что придет женщина, поэтому и сказала Гене, что подобрала компакты для подруги.

— У меня один совсем нескромный вопрос, — сказал Таран. — Почему Павел Степанович эти компакты тебе оставил?

— Это действительно нескромный вопрос, — нахмурилась Аня. — И тебе этого знать не надо.

— Ладно, — пожал плечами Юрка. — Раз не надо, значит, не надо. Тогда я забираю их и ухожу.

— Очень меня этим обяжешь, — церемонно поклонилась Аня.

Они вернулись в комнату, где в нервном ожидании сидел у компьютера Гена, а Лизка уже менее сосредоточенно смотрела на то, как Джерри мотает бедного Тома.

— Собирайся! — велел Лизке Таран. — Нам домой пора, загостились.

— Дай досмотреть-то! — проворчал ребенок.

— Дома посмотришь, — хмыкнул Юрка, ощутив, однако, очередной приступ жалости к этой бедняжке. Ведь дома у нее не то что видака, а зеркала целого не было… Да и попадет ли она в этот дом хоть когда-нибудь — неизвестно.

Лизка нехотя пошла в прихожую, где оставила корзинку с Муськой, которая, должно быть, пригрелась и кайфовала там, в пуховом платке, не причиняя беспокойства все это время.

Едва девчонка удалилась, как Аня вынула из ящика стола коробку с пометкой «С&С» и вручила ее Тарану:

— Вот и все, моя миссия окончена.

Тем не менее Юрка все же открыл коробку, посмотрел на картинки под оргстеклом — убедился, что все как надо.

— Спасибо, — сказал он. — Приятно было познакомиться.

На всякий случай, прежде чем выйти из квартиры, Таран из окна кухни поглядел на «свою» припаркованную у тротуара «девятку», а заодно и на окрестности. Нет, «девятка» стояла там, где и положено, а черной «тридцать первой» «Волги» поблизости не просматривалось. Никакая другая машина тоже не казалась подозрительной, и он начал одеваться.

Коробку с компактами Юрка на всякий случай запрятал под куртку, заткнув за брючный ремень.

— Ну, спасибо за телевизор! — еще раз поблагодарила Аня.

— А вам — за чай и приятную компанию! — отвесил поклон Таран, после чего они с Лизкой и Муськой стали спускаться по лестнице.

— Ты с ней раньше был знаком? — спросила Лизка.

— С чего ты взяла? — проворчал Таран, отметив, что этот детеныш, оказывается, не только «Тома и Джерри» смотрел, но и ушами-локаторами вертел.

— Ну, ты ж ей привет передавал от каких-то эстонцев, — ехидно заметил змееныш. — От Генриха и Вальдемара…

— А-а… — Юрка тут же придумал, как выкрутиться: — Нет, это мы с Геной обнаружили общих знакомых. Когда курить ходили.

— По-моему, этот Гена тебя приревновал, — доверительно произнесла Лизка. — Когда вы на кухне секретничали…

— Если он и приревновал, то не ко мне, — без энтузиазма ответил Юрка. — Просто он понял, что эта Аня с тем, которого убили, крепко дружила.

— Понятно… — неопределенным тоном сказала госпожа Матюшина, и Таран понял, что Лизке тоже не понравилась его конфиденциальная беседа с Аней.

До машины они дошли вполне благополучно, но, когда Таран уже собирался садиться на водительское место, с противоположной стороны улицы послышался крик:

— Юра! — И Таран увидел, как через улицу, благо она была узкая и машин ехало немного, прямо к «девятке» бегом бежит Полина.

Наверно, ничего ужасного не было бы в том, если б Таран просто-напросто «не заметил» эту очкастую. Тем более что на сей раз за ней никто не гнался. Юрке она была совсем не нужна, ему надо было срочно мотать в сторону МКАД, выезжать на шоссе, ведущее в родной город, и гнать дальше до упора. Может, с одной-двумя дозаправками.

Но он малость провозился и запустил двигатель только тогда, когда Полина уже оказалась перед капотом «девятки». Давить ее Юрка, конечно, не собирался, а потому вынужден был дождаться, пока она обогнет машину, а затем усядется рядом с ним — Лизка с кошкой и Таранова сумка заняли заднее сиденье.

— Привет! — сказал Юрка с ироническим радушием. — Давненько не виделись, кажется? Соскучилась, никак?

Однако шутейное настроение у него быстро прошло, когда он увидел, что у Полины мокрые глаза.

— Что случилось?! — Таран все же решил тронуться с места и поехать в сторону метро «Сокольники».

— Костя… — простонала Полина, и слезы хлынули у нее из глаз с новой силой. — Костю мертвым нашли…

На Тарана это особого впечатления не произвело. Но подробности смерти Полининого брата его все-таки интересовали: от того, при каких обстоятельствах он отдал концы, зависело достаточно многое. Если его, например, пристукнули после того, как обнаружили трупы на даче, это одно, а если он погиб до этого — совсем другое.

Но пока Полина рыдала, справки наводить было неудобно. К тому же Таран должен был рулить по довольно оживленным улицам, где от управления машиной лучше не отвлекаться, тем более что водительский стаж у Юрки был еще невелик.

Поэтому он выбрался в конце концов на Ярославское шоссе, вырулил на МКАД и покатил по часовой стрелке. Полина в это время постепенно приходила в себя, вытирала слезы платочком, шмыгала носом. Наконец Юрка решил спросить:

— Что с ним случилось?

— Из милиции позвонили. Сказали, что нашли в сугробе на какой-то стройке. Сегодня утром. Папе сказали, что следов насильственной смерти не обнаружено. Он на опознание ездил куда-то. Говорят, будто Костя просто пьяный замерз или суррогата какого-то выпил… Вранье наверняка! Я знаю! Его убили! Напоили отравой!

— Как меня хотели… — пробормотала Лизка, сильно напугавшись. Наверно, представила себе, что и сама могла до утра не дожить.

— А за что, как ты думаешь? — спросил Таран. — Не за то, что мы на даче натворили?

— Нет. Менты утверждают, что он умер еще ночью. Я думаю, это другие. Те, от которых вы меня ночью увезли…

И тут Полина почти слово в слово пересказала Юрке и притихшей Лизке то, о чем поведала на даче ныне покойным Паваротти и Форафону.

ТАРАННАЯ ДЕДУКЦИЯ

— Сомневаюсь я что-то, — заметил Юрка. — Тебя, видишь ли, куда-то в кочегарку убивать повезли, а его зачем-то целехоньким бросили. Извини, конечно, за мою простоту, — слова «цинизм» Таран не вспомнил, — но если есть возможность все до пепла пережечь, труп не оставляют… К тому же, как я понял, он к ним в этот вечер ехать не собирался, а гудел на даче и уехал оттуда со своей братвой. Домой он не заходил, стало быть, мать с отцом не могли ему сказать, что ты уехала. Тем более куда именно. Правильно? Мобильного у него не было?

— Откуда?! — произнесла Полина почти с раздражением.

— Значит, эти, от которых ты убежала, никаким макаром не могли с ним связаться и сказать: «Костик, твоя сеструха у нас, собирай пять тыщ «зеленых», пока ей башку не открутили!» К тому же если б такой звонок был, то он бы за тобой поехал не один, а с братанами. Есть только один вариант, как они могли до него добраться — это подловить у дверей родного дома. То есть послать туда свою машину и ждать у моря погоды. А это, между прочим, стремно, потому что на вашей улице за несколько часов до этого заказное убийство произошло. Когда мы с тобой на автобус садились, менты еще шурудили в подъезде. Небось еще и ночью продолжали по этому району носиться. Те, от которых ты сбежала, наверняка эту суету подметили бы и рисковать не стали. Ну, а если все же и подловили бы, то — им прямой резон был везти его в кочегарку, и там вас вместе, за один присест…

— Его, наверно, те же убили, что на меня напали! — убежденно произнесла Лизка. — Тоже спирта ядовитого налили!

— Не знаю, — покачал головой Таран. — Мне кажется, что если его и убил кто, так это его же братки. Зуб, или кто там еще, с командой. Напоили за дружеским столом, а потом бросили. То ли сдуру, нечаянно, то ли с умыслом… Постой! Ты вроде говорила, что все началось с записочки: «Позвони Варе, скажи, что все будет завтра»? Так?

— Да.

— А тебя, с твоими пятью тысячами баксов, он на вокзал встречать не пришел. Интересно? То есть получается, что он уже завтра рассчитывал пять тысяч иметь на руках. И не хотел пользоваться твоими. Просил отсрочить платеж на сутки, хотя ты ему везла деньги и он мог еще до полуночи расплатиться. Почему? Да еще и отцу твоему, помнится, неверное время прихода поезда назвал.

— Да… Точно, так и было, — пробормотала Полина, заметно меняясь в лице. У нее какая-то соображалка включилась, и Тарану показалось, будто сие произошло не только от его логических построений.

— Так вот, — уверенно продолжил логическую цепь Таран, — время он такое сказал для того, чтоб путаницу внести. Он ведь матери соврал, что его с работы не отпускают? А если б вдруг менты им заинтересовались, то на работе сказали бы, что он ушел сестру встречать. Но он знал, что если он тебя встречать не поедет, то вместо него поедет ваш отец. То есть выйдет на улицу и будет садиться в автобус…

— Ну и что? — похлопала глазками Полина. — При чем тут это?

— А при том, что ваш отец мог его случайно заметить, — убежденно сказал Юрка. — Если б поехал на вокзал тебя встречать на час раньше…

— Ерунда какая! Зачем ему скрываться от родного отца?!

— Потому, по-моему, — на сей раз не очень твердо предположил Таран, — что у него тут, на родной улице, было какое-то дело, о котором родным лучше не знать… Может, он даже больше об их безопасности думал, чем о секретности…

— Но ведь все равно стало известно, что он неправильно сообщил отцу время прихода поезда…

— Ну и что? Он бы сказал, что ошибся, перепутал, не туда посмотрел в расписании. И вообще, с вами, домашними, он думал по-семейному договориться. Вы бы, наверно, если б не захотели, чтоб он сел по-крупному, тоже подтвердили, что в 20.45 он тебя на Курском вокзале встречал.

— Сел? По-крупному? — изумилась Полина. — За что?

— Потому что он, по-моему, вчера человека застрелил. На вашей же улице. В подъезде того дома, рядом с которым ты к нам в машину села. — Этот вывод Таран сделал несколько неожиданно для самого себя. — Прикинь: завтра ему пять тыщ баксов должно было приплыть с ходу и неизвестно откуда — раз. Встречать тебя не пошел, хотя ты ему деньги везла. Значит, было у него в тот вечер дело, от которого он не мог отказаться даже ради твоих пяти тысяч, — это два. Время напутал, алиби создавал — три. Ну, и то, что его сегодня утром мертвым нашли, — четыре. Убили его свои же, для того, чтоб совсем концы в воду. Твоя история, кстати, тоже вписывается. Если Зуб, или кто там у вас, знал про долг твоего Кости этому Варе и если они с этим Варей в контакте были, то мог предложить Косте записочку тебе с Вариным телефончиком оставить. Четко просчитали, что ты побежишь должок за любимого братца отдавать, несмотря на ночную пору. И пять тысяч халявных на приход запишут, и ты, которая слишком много про Зуба и компашку знаешь, — испаришься.

— Костя не мог убить! — пробормотала Полина.

— Может, и так, — согласился Таран, — отказался, допустим, в последний момент — тут его и замочили…

— Ужас…

Юрка увидел на указателе название шоссе, ведущего из столицы к родному облцентру, и сказал:

— По-моему, тебе пора выходить. Дальше я за город поеду и в Москву возвращаться не буду.

— Наплевать… — пробормотала Полина с полной отрешенностью на заплаканном лице. — Вези, куда хочешь. Я не хочу домой возвращаться!

— Ты о папе с мамой подумала? — строго спросил Таран тоном сорокалетнего мужика, отца семейства, хотя по возрасту был, по-видимому, года на три-четыре моложе Полины. — Представляешь, каково им будет, если после сына у них еще и дочь пропадет?! Они ведь у тебя нормальные, не алкаши, как у меня или вон у Лизки. Неужели не жалко, что они страдать будут, а?

— Иди ты к черту! — истерически завизжала Полина. — Что ты в наших отношениях понимаешь?! Может, мне дома в три раза хуже с такими родителями, чем с алкашами?!

— Не знаешь ты алкашей, видать… — сипло пробасила с заднего сиденья Елизавета Дмитриевна. — Так бы не говорила, если б знала!

Таран уже выворачивал на «лепесток», и теперь высаживать Полину можно было только за границей города. К тому же баба пребывала в таком взболтанном истерическом состоянии, что от нее можно было всего ожидать. Выставишь ее из машины, а она возьмет да и прыгнет под грузовик. Или начнет орать и визжать так, что со всех сторон менты сбегутся, рассчитывая очередного сексуального маньяка отловить.

В общем, Юрка решил, что ничего страшного не будет, если Полина прокатится подальше и даже доедет с ним до областного центра. Таран очень вовремя вспомнил, что у Полины там родня имеется, от которой она вчера возвращалась на поезде. Ну а если очухается и в отношении мамы с папой совесть у нее пробудится — можно будет ее подвезти к какой-нибудь пригородной платформе, и она на электричке в Москву вернется. Время еще не позднее — на Тарановых часах натикало всего 13.50.

Дорожка, конечно, была хоть и не шибко плотно забита транспортом, но уж очень скользкая, и Таран старался держать не выше семидесяти в час. Ему только покувыркаться еще не хватало. К тому же, путешествуя на угнанной тачке, следовало соблюдать осторожность. Но, как видно, братки, которые вчера владели этой «девяткой», заявлять ее в угон не торопились. Возможно, конечно, что они ее сами угнали, перебили номера и оформили липовые документы, а потому не хотели попусту беспокоить ГИБДД, чтоб потом дороже не обошлось. В конце концов, «девятка» — это не «Мерседес». Проще новую купить. Однако Таран все-таки немного ежился, проезжая мимо постов.

Первый час путешествия прошел благополучно. Если не считать того, что всем троим очень кушать захотелось. Даже Полине, которая, как она сама утверждала, дома позавтракала. Поэтому Тарану пришлось свернуть к какому-то придорожному заведению, где очень плохо бритое лицо «кавказской национальности» продавало вполне удобоваримые шашлыки. Полина съела порцию, Таран две, а Лизка — полторы, потому что полпорции отстегнула кошке. Муську она кормила уже в машине, и животина, как ни странно, вполне беспрекословно сожрала обильно сдобренную специями баранину, урча так, будто ей свежей рыбки положили. Голод не тетка!

После этого Лизку разморило, и бедный ребенок попросту заснул на заднем сиденье, крепко прижав к себе корзинку с драгоценной кошкой. Полина после еды, наоборот, несколько ободрилась и даже носом шмыгать перестала. Правда, она над чем-то задумалась, и Таран решил, что у нее пробудилась совесть. Очень кстати он увидел указатель, сообщавший о том, что через триста метров будет поворот к железнодорожной станции.

— Может, свернем? — предложил Таран. — Высажу у станции, на электричке до Москвы доедешь?

— Нет, — упрямо мотнула головой Полина. — Я домой ни за что не поеду.

— Ладно, — пожал плечами Юрка. — Значит, повезу тебя до упора. Туда, откуда мы вчера вернулись. То-то твои родственнички обрадуются! Не успели проводить дорогую гостью, а она уже опять на порог! Счастье-то, блин, какое… Кстати, ты не у них случайно пять тысяч баксов занимала? А то, того и гляди, подумают, будто тебе еще отстегнуть надо.

— Я знаю, где занимала. — Полина Юркин сарказм проигнорировала, ибо знала, что лучший способ досадить мужикам — это не показывать, что ее задели колкости, которые они пытаются высказывать. — Тебе там не отломится…

— Хм, — покачал головой Таран, — интригуешь, стало быть? Ну, фиг с тобой. Короче, стало быть, едем до упора?

— До упора не надо, — ответила Полина. — У меня родня живет не в самом городе, а на полета километров ближе к Москве. Правда, в стороне от шоссе. Надо еще двадцать километров по проселку проехать.

— Там хоть дорога расчищена? — спросил Таран не без ехидства. — Или надо трактор с собой брать?

— Там автобус два раза в день ходит до города, — все тем же спокойным тоном пояснила Полина, — и дорога асфальтированная.

— Ну, тогда все путем! — порадовался Юрка.

После этого разговор прекратился. Полина то ли и впрямь задремала — немудрено, почти всю ночь не спала! — то ли притворилась спящей. Во всяком случае, на протяжении следующего часа Таран рулил, слушая лишь легкое посапывание в четыре ноздри.

Относительно небольшое движение по трассе вполне позволяло немного отвлечься. В частности, поразмышлять над тем, насколько справедливы были выводы насчет причастности покойного Полининого братца к убийству Павла Степановича, а заодно и над тем, зачем это мероприятие понадобилось тому гражданину, которого Полина знала под кличкой Зуб.

Конечно, Тарана никто криминалистике не обучал — его не на тот профиль готовили. Да и вообще «мамонты», насколько Юрка соображал в их делах со своей невысокой колокольни, отнюдь не занимались сбором доказательств для суда. Они просто вычисляли местопребывание того или иного гражданина, который был, несомненно, повинен в совершении того или иного безобразия, но против которого не было ровным счетом никаких доказательств, способных послужить основанием для возбуждения уголовного дела, а потом мочили его без суда и следствия. Так, как это делали в Латинской Америке «эскадроны смерти» — «esquadros del morte». Правда, мочили, видимо, не всех подряд, а избирательно, и Таран, несмотря на общую неосведомленность в этих делах, догадывался, что в общем и целом речь шла об экспроприации экспроприаторов. Должно быть, те, кто выделял «спонсорскую поддержку» для Птицына и приобретал у него «лицензию» на занятие недозволенным бизнесом, страховали себя от больших неприятностей. Но Юрка, само собой, о своих догадочках молчал в тряпочку. Курсантам полагалось не рассуждать, а исполнять.

Тем не менее сейчас, наедине с самим собой, он мог порассуждать от души. Нет, в выводах, полученных методом своей «Таранной дедукции», у Юрки сомнений не было. Все сходилось на том, что братец Костя как минимум был предназначен для покушения на Павла Степановича и либо был реально использован как киллер, а потом убран, либо отказался в последний момент и тоже убран. А поскольку Костя и Полина опять-таки как минимум «имели знакомых» в команде Зуба — а по максимуму и вовсе были членами данной ОПГ! — то ясно, что Зуб скорее всего и есть организатор убийства.

Однако организатор — это еще не заказчик. При всей своей юридической малограмотности Юрка об этом уже был хорошо осведомлен. Он на своей шкуре кое-что изучил. Прошлым летом Таран дважды побывал в роли наемного исполнителя и только чудом остался живым и более-менее здоровым. В первый раз он даже организатора дела не знал, а вот во второй — даже с самим заказчиком познакомился. Оба они теперь на том свете перевоспитывались.

Конечно, сейчас Юрке было в принципе все по фигу — кто заказал Зубу и компании замочить Павла Степановича. Компакты лежали у него в сумке, украшенной китайскими флажками, все они — по крайней мере, внешне — соответствовали тем описаниям, которые Таран получил от Птицына, а за их внутреннее содержание — раз о нем Юрке ничего не сообщали — он, судя по всему, ответственности не нес. Что дали — то и привез.

Тем не менее Таран сильно беспокоился за содержание компактов. И именно в связи с этим у него появлялось все более сильное желание разобраться в том, что именно мог замышлять заказчик убийства.

Прежде всего Юрку смущало то обстоятельство, что убийца просто расстрелял Павла Степановича и тут же смылся, оставив в неприкосновенности кейс. Он, еще беседуя с Генкой, удивился этому. Конечно, зная теперь о смерти Кости — предположительного исполнителя, можно было подумать, будто его убили как раз за то, что он, допустим, перепугавшись, напрочь позабыл про кейс и драпанул без него. Однако против этого говорил тот факт, что киллер сделал контрольный выстрел. Если б Костя перетрусил по-настоящему, то не сумел бы хладнокровно добить раненого. И наверняка, если б ему приказали, прихватил бы с собой кейс.

Но если ему не приказали забрать кейс, то получалось, что либо Павла Степановича вообще убили не из-за компактов, либо уже загодя знали, что компактов в кейсе нет.

Таран эту версию уже обмозговывал, когда подозревал Аню в похищении дисков. Но он тогда думал, будто она их собралась припрятать от ментов, которые обыскивали квартиру покойного, а потом тихо передать «представителям заказчика». Теперь, как выяснилось, Аня прятала диски по заданию Павла Степановича и знала пароли-отзывы для связного, который за ними придет.

А раз Аня не работала на команду Зуба, то получался полный абсурд. На фига валить человека, зная, что в кейсе ничего нет, а в квартиру сразу после убийства или чуть позже нагрянут менты, которые произведут обыск и запросто могут прихватить компакт-диски для просмотра и прослушивания? То есть опять выходило, что Павла Степановича убили не из-за дисков, а по другой причине.

Но Таран не поддался искушению принять этот вариант за основу. Опять же потому, что вспомнил, как его летом хотели использовать в качестве киллера-камикадзе ради того, чтоб подставить «мамонтов» под удар правоохранительных органов. А что, если и тут намечалось нечто похожее? Если заказчик убийства как раз надеялся на то, что сыщики, разыскивая в квартире убитого вещи и документы, проливающие свет на мотивы преступления, найдут там эти четыре компакта? И возможно, что содержимое компактов даст возможность прокуратуре взяться и за Птицына, и за «мамонтов», и за тех, кто им покровительствует…

Чем дальше в лес, тем больше дров. Таран еще малость пошевелил мозгами и додумался вот до чего.

А что, если, допустим, Аня, втершись каким-то образом в доверие к Павлу Степановичу, взяла да и переписала содержание лазерных дисков на свой компьютер или на какие-нибудь мелкие дискеты? Информация останется у нее, а Тарану можно запросто отдать подлинные диски… И заодно, допустим, проследить, куда он их, сукин сын, повезет и какой дорожкой. Фиг его знает, может, в пластмассовую коробку, на которой Гена сделал помету «С&С», спрятана какая-нибудь микросхема-передатчик толщиной с фотопленку — Юрка слыхал, что такие бывают, или в каком-то импортном фильме что-то похожее видел! — которая пищит на коротких волнах и докладывает нужным людям, где в данный момент находится Таран со своими компактами. Мороз по коже!

Юрка подумал, что ему пора завязывать со всякими фантазиями, а думать ровно столько, сколько надо, чтоб прибыть на место с непоехавшей крышей…

«ХВОСТ»

В конце этого отрезка пути Юрка оказался поблизости от бензоколонки и, хотя в баке еще кое-что оставалось, опять заправился под завязку. Теперь по прикидке должно было хватить почти на весь остаток маршрута. Второй раз надо было бы заправиться где-то перед заездом в ту самую деревню, куда собиралась Полина, потому что Юрке потом надо было выезжать на объездную дорогу, идущую в обход родного города, а уж потом намыливаться в сторону базы «мамонтов». Запас беды не чинил. Езжай себе да радуйся, не забивая головы всякими путаными мыслями!

Однако уже на выезде с бензоколонки, у Юрки появился повод насторожиться.

Ему не понравилось, что подъехавший на заправку намного раньше джип «Ниссан-Патрол», в гордом одиночестве глотавший 95-й (за 93-м впереди Тарана стояло три машины), отчего-то не торопится уезжать. Правда, водитель пошел к газетному киоску и приобретал там какую-то прессу. Юрке же показалось, что джип просто-напросто дожидается того момента, когда Таран отчалит с заправки и продолжит свой путь.

Действительно, когда Юрка отъехал от бензоколонки метров на сто, «Ниссан» покатил следом. Причем явно не торопясь, словно бы получил команду держаться за Тараном на определенном расстоянии.

Юрка с некоторым опозданием вспомнил, что не приглядывался к идущим за ним машинам. Точнее, он беспокоился насчет черной «Волги», на которой мог прихвоститься Семен с товарищами, но как-то подзабыл, что теперь у него в Москве много «добрых знакомых», а у них в хозяйстве не только «Волги» имеются.

Если учесть, что под финиш своих дорожных размышлений Таран додумался до того, что ему в коробку с компактами микросхему-маячок пристроили — иностранные фильмы, конечно, смотреть вредно! — то появление «Ниссана» за спиной было воспринято Юркой даже острее, чем нужно. Вся эта последняя версия: списали информацию с дисков и отдали их Тарану, чтоб узнать, куда он их повезет, сразу же плотно утвердилась в голове.

Правда, Юрка мог голову на отсечение дать, что «Ниссан» этот ему раньше на глаза не попадался. Нет, джип вовсе не ехал следом за Тараном от самой Москвы. И впереди «девятки» он тоже не появлялся. Скорее всего он выехал на шоссе с боковой дороги, которая выходила на шоссе справа, немного не доезжая заправки. И к тому моменту, когда Юрка пристроился к небольшой очереди за 93-м, уже начинал заправляться. К тому же номер у «Ниссан-Патрола» был не московский, а соседней области. Той, по территории которой уже катила «девятка» к настоящему моменту.

Довольно быстро Юрка придумал, как ему проверить, идет «Ниссан» хвостом или это только кажется. Он просто-напросто притормозил, не глуша мотора, и остановился у обочины. «Ниссан» величаво прокатил мимо и скрылся за поворотом.

На какое-то время у Тарана отлегло от сердца, он даже припомнил было известную поговорку насчет того, что «когда кажется, креститься надо». Креститься Юрка, однако, не стал, потому что до сих пор не выучил, к какому плечу надо руку подносить в первую очередь, к правому или к левому. У «мамонтов», несмотря на новомодные веяния, никаким духовным (в смысле религиозным) воспитанием не занимались.

Тем не менее километра четыре, до следующей развилки, он проехал относительно безмятежно. Никакие машины за ним не пристраивались, кому надо было — обгоняли, кто не торопился — отставал.

Но вот на развилке, точнее, немного не доезжая, Таран опять увидел все тот же «Ниссан-Патрол». Два мужика в кожаных куртках стояли у открытого капота и вроде бы чего-то ремонтировали. Юрка проехал мимо них, а затем поглядел в зеркало: что дальше будет?

Предчувствия не обманули. Ремонт резко завершился, и парни попрыгали в джип. Правда, на сей раз они отпустили Юрку немного подальше, метров на 200, а затем прибавили скорость и начали догонять.

Дорога между тем пошла через лес. А машин на трассе заметно поубыло. Только впереди «девятки» тарахтел большегрузный «КамАЗ», а позади, уже совсем близко, маячил «Ниссан-Патрол». По встречной полосе, в направлении Москвы, машин шло побольше, но тоже не очень густо. С точки зрения совершения налета — Таран и об этой возможности начал думать — условия создавались хоть и не самые оптимальные, но и не самые плохие.

В общем, Юрка прибавил, обошел «КамАЗ» и, разогнавшись до 90, благо здесь особых наледей на дороге не было, на некоторое время оторвался от джипа. Впрочем, только на некоторое время.

Уже через десять минут «Ниссан» его опять достал. Правда, лес к этому моменту уже проехали, и по сторонам от дороги пошли деревни, дачные поселки, заснеженные поля, сады, заводишки какие-то. И движения прибавилось. Здесь, в людном месте, тем более что до темноты еще далеко, налета можно было не опасаться. К тому же «Ниссан», без особых усилий обогнав «девятку» — Юрка с ним состязаться не стал, — вновь ушел куда-то вперед и скрылся из виду.

Таран уже знал, что скорее всего появления «Ниссана» надо ждать у следующей развилки. Потому что, видать, никакой микросхемой-маячком тамошние ребята не пользовались, а просто присматривали, чтоб Юрка незаметно для них не свернул с главной дороги. Конечно, если они за Тараном действительно наблюдали. Ведь возможности того, что вся история с «хвостом» является всего лишь очередным Юркиным глюком, проистекающим от неустойчивости нервной системы и богатого воображения, исключать не следовало.

Как ни странно, но «Ниссана» здесь не оказалось. Точнее, не оказалось там, где его ожидал увидеть Таран, — у правой обочины, не доезжая поворота направо. А налево Юрка не посмотрел. Тем более что дорога пошла через какой-то поселок, располагавшийся на склоне холма, где было несколько улиц, пересекавшихся с шоссе. Юрка спокойно проехал через весь населенный пункт, почти убежденный в том, что «Ниссан» за ним вовсе не гонялся, и, лишь отъехав на приличное расстояние от таблички с перечеркнутым названием, увидел в зеркало, как иномарка разворачивается через осевую от левой обочины.

Таран резко сменил мнение. Теперь он уже не сомневался, что «Ниссан» гоняется именно за ним. Четко рассчитали тамошние ребята — встали на окраине, у магазина. Оттуда, с самой возвышенной части поселка, были видны как на ладони и развилка перед населенным пунктом, и главная дорога, и все пересечения с улицами. Куда бы Таран ни повернул — углядели бы.

Теперь джип опять потянулся хвостом. Словно бы специально на нервы действовал. Дескать, никуда вам от меня не деться.

В это время Полина, все последнее время продремавшая, открыла глаза и приподнялась с подголовника.

— Может, остановишь? — предложила она. — В смысле «мальчики — налево, девочки — направо»?

— Ага, мне тоже надо! — басовито поддакнула Лизка. — И кошку прогулять не мешает.

Дорога опять вошла в какой-то небольшой перелесок, и поблизости от шоссе просматривались довольно густые елочки.

— Ладно, — согласился Таран, притормаживая, — вылазьте!

Все три существа женского пола — Полина, Лизка и Муська — покинули салон и по глубокому снегу направились к елочкам. Лизка, конечно, потащила кошку в корзине — будто за грибами среди зимы собралась. А Таран остался в машине. И больше того, выдернул из бардачка «Макаров», переложил в карман куртки. Так, на всякий пожарный…

Вообще-то Юрка рассчитывал, что «Ниссан» опять проедет мимо и будет дожидаться где-нибудь впереди. Но получилось совсем не так.

Джип выскочил из-за поворота дороги как раз в тот момент, когда Тарановы спутницы зашли за елочки. Проскочил мимо «девятки» и наискось свернул прямо у нее перед капотом. Юрка отреагировал тем, что снял пистолет с предохранителя и по-быстрому выскочил из кабины. Сразу сообразил, что ежели подойдут к окнам с двух сторон и наведут «пушки», то больше чем одного не завалишь. Правда, руку с оружием покамест вынимать из кармана не стал. Не стоит гусей дразнить раньше времени. Тем более что три жлоба выбрались из машины неторопливо и без каких-либо видимых «волын» в руках. Должно быть, углядели, что машину ведет парнишка молодой, а в салоне, кроме двух девчонок, никого нет. А теперь и эти пописать вышли, значит, даже лишнего визга не будет.

— Здорово! — с большой и широкой улыбкой произнес один из «кожаных», сверкнув золотыми зубами. — Далеко едешь, москвич?

— На Колыму, — ответил Таран, прикидывая, готовы ли эти братки затевать среди бела дня стрельбу на шоссе или им воспитание не позволяет.

— Так ты не в ту степь свернул, дружок! — ухмыльнулся второй гражданин, которому когда-то хорошо располосовали и плохо зашили щеку. У этого улыбка тянулась буквально до левого уха и даже дальше.

— Короче, пацан, — первый из говоривших убрал улыбку с лица, — минута тебе на то, чтоб вещички из машины забрать. Молодой ты, красивый, жалко уродовать. Оставишь нам тачку, а сам беги через шоссе и не оглядывайся! Понял?

— Не-а, — ответил Таран и выдернул пистолет. — Мне эта тачка самому нужна.

— А ручки-то дрожат, — заметил золотозубый, — газовичком напугать хочешь? А мы не боимся. Но раз ты такой нахальный, придется тебя немножко воспитать…

Юрка оценил обстановку мгновенно. Золотозубый стоял прямо напротив него, метрах в двух, тот, что со шрамом на щеке, — перед правой фарой «девятки», а еще один — чуть подальше к обочине. Если эти граждане не поймут, что «пушка» настоящая, и будут наплевательски относиться к его, Тарана, возражениям, то, пожалуй, могут и рыпнуться. Причем тот, который у самой обочины стоит, может обежать вокруг «девятки» и заскочить сзади. А там, глядишь, сумеют и пистолет вышибить. Нет, надо стрелять, этих на испуг не возьмешь.

Но похоже, до фиксатого с некоторым опозданием дошло, что «ПМ» у Тарана боевой и с двух метров он в это пузо не промахнется. Как бы ни сложился дальнейший ход разборки, после получения пули в брюхо для фиксатого все проблемы сведутся к тому, чтоб доехать до больницы. У него, правда, был под курткой «ствол», но стоял на предохранителе. Да и достать его, пожалуй, не успеешь… А у двух остальных вообще имелись только перья да кастеты. Еще баллончик есть с газом, но ветер не в ту сторону. Сам себя польешь, того и гляди. К тому же глазки у пацана очень уж отпетые. Чечню, что ли, отмотал? Или накуренный слегка? Ну-ка, на фиг от него, пока…

К тому же на шоссе со стороны Москвы появилось сразу несколько грузовиков. Конечно, могут и мимо проехать, но кому охота рисковать?

— Значит, ты на Колыму собрался? — произнес фиксатый, медленно начиная отходить к «Ниссану». — Уважаю! Хорошие места, солнечные, правда, три месяца в году…

— Не забалтывай, воспитатель, — сказал Таран ледяным тоном. — А то иномарку мозгами испачкаешь…

— Ой, какой же ты крутой, однако! — покачал головой фиксатый. — Ладно, отдыхай!

И мотнул головой корешкам, чтоб не стояли без толку, а садились в машину. Была, конечно, у фиксатого идея: повернуться к Юрке спиной, влезть в дверь «Ниссана», а затем потихоньку снять предохранитель, выдернуть «ствол» и достать этого шибко борзого парнишку, чтоб не понимал об себе слишком много. Но и тут не рискнул. Во-первых, опасался, что пацан его опередит, а во-вторых, была опасность угодить в мотор или в ветровое стекло «девятки». Им была нужна машина на ходу и без особых примет.

Поэтому — Таран даже удивиться толком не успел, потому что до последнего момента ждал заподлянки, — фиксатый с корешами быстро попрыгали в «Ниссан» и резко укатили вперед, даже не попытавшись долбануть Тарана задним бампером.

Через минуту после этого мимо Юрки прошли три «КамАЗа» с фурами, а из кустов выбрались Полина и Лизка с кошкой. Они все слышали и даже видели.

— Ну, я и напугалась! — пробормотала бледная Полина, усаживаясь рядом с Юркой. — Ну и приключение…

— Жалко, я свой пистолет не взяла, — заметила Лизка. — Там еще много патронов осталось!

Таран подумал, что тем ребятам, которые хотели их из тачки выкинуть, здорово повезло. От Лизки они бы точно живыми не ушли.

— Ладно, — сказал Юрка, поставив «ПМ» на предохранитель, — надо ухо востро держать. Боюсь, что они к нам еще разик пожалуют.

Кое-как зажав нервишки, которые от инцидента на дороге немного потрепыхались, Таран покатил следом за грузовиками, стараясь не прилипать к ним, но и не отрываться. В компании спокойнее.

Одно его утешило — фиксатый и его приятели были людьми местными и охотились не за дисками и не конкретно за Юркой. Им просто нужна была тачка. Может, мочить кого-то собирались, а может, сберкассу брать или магазин. Короче, чтоб не светиться на своей иномарке, решили подобрать что попроще, к тому же с московским номером. Конечно, для чистоты вопроса оставлять Тарана и девок живыми им, наверно, не следовало.

Тем более что один из них, шрамоватый, — не человек, а особая примета. Но, должно быть, тачка им была нужна уже к ночи, стало быть, решили добыть ее средь бела дня, прямо на трассе.

Рассчитывали, что пацан испугается — да и взрослый, пожалуй, испугался бы, тем более безоружный! — и отдаст машину без боя. До ближайшего населенного пункта — того поселка на горке — километров шесть. Полтора часа пешочком, если попутку не поймать. А за полтора часа «Ниссан» с «девяткой» могли бы за сто километров усвистать — ищи, кому не лень! Тем более что надо было еще найти милицию, изложить все дело… В общем, фиксатый с братками мало чем рисковали и вполне могли гуманность проявить. Тем более что делать три мокрухи из-за тачки — это слишком резко.

Скорее всего, конечно, они сейчас пошли искать добычу попроще и специально поджидать Тарана не будут. Знают же, что он вооружен. Единственно, что может сработать против Юрки, — это личная обида фиксатого. Тем более что ему небось надо авторитет перед братками поддерживать. Но все-таки это вряд ли. У них дело срывается, на котором они бабки заработать хотели, поэтому не до Тарана будет.

И все же Юрка вытащил из бардачка второй пистолет, сунул его под куртку — пусть полежит для порядка…

— Лучше мне бы отдал! — попросила Лизка.

— Обойдешься, — проворчал Таран, — ты уже вот так настрелялась! Теперь дай другим пострелять…

Сказать по правде, он просто беспокоился, как бы Лизка не взялась играть с этим пистолетом и не шарахнула ему нечаянно в затылок. Детеныш ведь настоящий!

Лизка особо не обиделась. Она опять задремала в обнимку с Муськиной корзинкой.

В компании с «КамАЗами» «девятка» ехала еще полчаса.

Потом грузовики двинулись влево, в направлении здешнего областного центра, а Таран — вправо, в объезд города. Теперь ему осталось меньше половины пути.

Очередной пост ГИБДД проехали без замечаний, благо опять пошел мокрый снег, который «дворники» едва успевали соскребать с лобового стекла, а гаишники предпочитали наблюдать за движением из будки, не вылезая на трассу.

Город, большой, промышленный, коптящий, размером не меньше того, в котором родился Таран, объезжали по солидной дуге. Реку по мосту переехали; как это ни странно, рыбаки сидели — пытались чего-то выловить через лунки, хотя, по Юркиному разумению, в здешней рыбе вся таблица Менделеева представлена.

Потом город с нависшими над ним сизыми облаками остался где-то позади, снежно-дождевой заряд прошел, но зато стало быстро смеркаться, и Тарану пришлось включить фары.

Вот в свете этих самых фар он и увидел в сугробе у правого кювета человеческую фигуру, копошащуюся в снегу и пытающуюся то ли махать, то ли просто шевелить руками.

— Ну, алкаш! — проворчал Юрка. — Как бы еще на дорогу не вывалился, козел!

Словно бы услышав его слова, человек, барахтавшийся в сугробе, неловко кувыркнулся на проезжую часть, и, если б Таран не сумел чуточку вывернуть и притормозить, несчастный запросто угодил бы под правое переднее колесо «девятки».

— Ну, коз-зел! — прорычал Таран, переводя дух и оглядываясь по сторонам. Если вдруг ДПС подъедет, вполне может подумать, что Таран его сшиб. Нет, вроде никого с мигалками поблизости не видно.

Юрка, наверно, мог бы со спокойной душой объехать это тело, но он вдруг подумал, что с его отцом или матерью в поддатом состоянии вполне могло бы случиться то же самое. И наверняка случалось уже, только вот находились добрые люди, которые оттаскивали их подальше от автомобильных колес.

Поэтому Таран вылез из машины, ухватил лежащего под мышки и удивился — перегаром не пахло. Да и одет был мужик для запойного алкаша слишком прилично. Конечно, извалялся в мокром снегу и дорожной слякоти, но все это была, так сказать, «свежая» грязь, а до того пальто было чистенькое, новенькое, итальянское, какие приличные бизнесмены носят или иные представители «среднего класса». И шапка около этого господина валялась не кошачья, а ондатровая. А самое главное — морда была гладко выбрита и выглядела вполне благополучно, если не считать набухающего синяка на левом глазу. Тоже очень свежего — уж в чем, в чем, а в синяках Таран был экспертом.

— Спасибо! — пробормотал мужчина, по-прежнему нетвердо держась на ногах. — Я не пьяный… Меня из машины выбросили.

ЗА ПОВОРОТОМ НАПРАВО

Таран кое-как отряхнул плохо очухавшегося господина и усадил его на заднее сиденье «девятки», потеснив Лизавету.

— Вам, наверно, в больницу надо! — заботливо сказала Полина. — Юра, развернись, тут же город близко!

— Нет, — помотал головой обладатель синяка, — мне нужно не в этот город… И в больницу не обязательно. Меня просто газом траванули, а удар был не такой уж сильный…

Выяснилось, что выброшенного из машины мужика зовут Владлен Степанович и что он ехал в Юркин родной город. На вид ему было за тридцать пять, и в сравнении с Юркой и ее пассажирками он смотрелся очень солидным и взрослым человеком.

— Хотел поездом, — постепенно отходя от воздействия парализанта, объяснял Владлен Степанович. — Уж очень погода мерзкая. Но потом подумал, на машине быстрее будет. Время думал сэкономить… И машину-то взял ерундовую — «шестерку». Чтоб если разбить, то не жалко было. Досюда доехал нормально. И вдруг — «Ниссан-Патрол» на обгон пошел и явно меня подрезает. Я торможу, они — тоже. Чудом не поцеловались! Они тут же выскочили, я даже сообразить не успел. Подскакивают, распахивают дверь — и из баллончика в лицо! Потом выдернули — дальше не помню. Очнулся в сугробе, ноги-руки еле шевелятся, голова болит, глаз подбит… Спасибо вам, что остановились!

— Среди них такого не было, со шрамом до уха? — спросил Таран, не оборачиваясь.

— Был! — кивнул Владлен Степанович. — Он-то мне в физиономию и прыснул! И еще одного помню, с золотыми зубами. А вы их знаете?

— Они к нам тоже прикалывались, — сообщил Юрка, не вдаваясь в лишние подробности. — Но нам повезло — это еще днем было, засветло, и машины рядом проходили.

Владлен Степанович наскоро ощупал карманы.

— Бумажник вытащили, — констатировал он, — и «дипломат» вместе с машиной увезли… Сотовый унесли, конечно. Часы золотые сняли, перстень. Даже заколку с галстука…

— Хорошо еще, что в живых оставили! — пробасила Лизка.

— Да, ты права, девочка, — грустно улыбнулся Владлен Степанович, — жизнь — это главное. Хотя деньги и документы — тоже не лишнее. И вообще очень досадно. Работаешь-работаешь, трудишься-трудишься, а тут подскакивает какое-то быдло — р-раз! — и хапает!

— А вы бизнесмен? — с интересом спросила Полина. — У вас своя фирма?

— Я специалист по маркетингу недвижимости, — скромно ответил Владлен Степанович. — В риэлтерской фирме работаю.

— Понятно, — вздохнула Лизка, хотя ничего не поняла.

— А в нашем городе у вас дела какие-нибудь? — спросил Таран.

— Да, — кивнул Владлен Степанович, — небольшие переговоры с одной рекламной фирмой. Представляю себе, какое я там впечатление произведу — с синяком под глазом! Вот уж будет реклама так реклама! И все бумаги пропали вместе с кейсом… Придется заново составлять проекты договоров — ужас!

— У вас там, в городе, есть где остановиться? — спросил Таран. — А то ведь в гостиницу без паспорта не возьмут…

— Да-а… — расстроенно покачал головой Владлен Степанович, должно быть позабыв про этот нюанс. — Наверно, надо будет сперва на фирму подъехать, объяснить, что и как…

— А у них рабочий день до которого часа?

— По-моему, до семи… Думаете, не успеем?

Таран глянул на свои тайваньские: было без пяти шесть.

— Навряд ли, — вздохнул он. — По такой дороге за сто не погонишь, а нам еще только до города сто десять километров ехать. С безопасной скоростью раньше чем через полтора часа не доберемся.

— Может, мы его у моей бабушки до утра разместим? — неожиданно предложила Полина. — Отоспитесь, успокоите нервы, а утром мы вас отвезем.

— Это за городом? — спросил Владлен Степанович.

— Да. Немного в стороне от дороги.

— А это удобно? — заскромничал специалист по маркетингу.

— Не беспокойтесь, там места хватит! — произнесла Полина с таким радушием, будто у нее там вилла стояла площадью в тысячу квадратных метров и с участком в три гектара.

Владлен Степанович, должно быть, все же сомневался. И не потому, что боялся стеснить добрую хозяюшку и ее бабушку. Таран это понял так: бизнесмен малость опасается, что его могут завезти в такое место, где ему придется проститься и с итальянским пальто, и с ондатровой шапкой, и с французским костюмом, а то и с головой.

Но потом он, должно быть, прикинул все варианты (а они сводились к ночевке на вокзале, где его любой милицейский патруль мог задержать для выяснения личности), припомнил старую истину, что снаряд не попадает дважды в одну воронку, и сказал дипломатично:

— Вы знаете, по-моему, мне придется принять ваше предложение…

— Вот и отлично! — обрадовалась Полина.

Таран сообразил: не иначе как Полине захотелось поближе познакомиться с настоящим бизнесменом. Прикид на нем дорогой, машина, как видно, не одна, раз ему свою «шестерку» разбить не жалко было. Конечно, может, он и женат, но глядишь, пригодится…

Сам он для себя решил, что ничего страшного не будет, если он довезет всех своих пассажиров к Полининой бабке и сам там до утра останется. Может, бабка, которой, поди, скучно одной в деревне зимовать, и Лизку с кошкой приютит. А этого Владлена он, так и быть, подбросит завтра до фирмы.

Специалист по маркетингу постепенно приободрился, стал рассказывать какие-то анекдотики, от которых Полина и Лизка животики надрывали, да и Таран изредка похихикивал. Причем большая часть этих анекдотов носила вполне приличный характер, а мата в них вообще не было.

Так помаленьку и доехали до того самого поворота направо, от которого было двадцать верст до деревни, где проживала Полинина бабушка.

Дорога за поворотом оказалась хоть и асфальтированная, но совсем узкая — только-только чтоб две машины могли разъехаться. Она пошла сперва через поле, потом втянулась в лес. Никаких встречных машин не попадалось. А с боков от дороги громоздились здоровенные — метра по полтора в высоту, не меньше! — сугробища, навороченные не то бульдозером, не то грейдером, который более-менее регулярно расчищал эту межколхозную трассу.

По подсчетам Полины, ехать оставалось меньше половины пути, когда сзади «девятку» осветили мощные фары.

— Вечерний автобус, по-моему, — произнесла Полина, — он в семь вечера приходит, а в семь пятнадцать обратно в город идет.

— Сейчас уже семь двадцать, — заметил Таран. — Он уже обратно должен идти.

Действительно, через несколько минут навстречу «девятке» из-за поворота выехал замурзанный автобус «ПАЗ», который благополучно разминулся с ней и покатил в сторону выезда на шоссе. А вот та машина, что шла сзади, слегка приотстала, пропуская автобус. Впрочем, сразу после того, как автобус прошел мимо нее, она прибавила скорость и, как показалось Тарану, явно собралась идти на обгон. Ба! Приглядевшись, Юрка увидел, что это приближается «Ниссан-Патрол». Номера, правда, он разглядеть пока не мог, но что-то подсказывало: это тот самый, с фиксатым и компашкой. Неужели прихвостились где-то, пока Владлен этот самый девочкам анекдоты травил? А может, этот Владлен тоже из их конторы? Нет, это Таран сгоряча подумал. Падать поперек дороги ради того, чтоб взяли на «девятку» — это уж слишком рискованный трюк. Мог бы Юрка его невзначай задавить и смыться? Да запросто! Нет, тут что-то не то…

Гоняться с японским джипом на «девятке»? А почему бы и нет, если на такой дорожке? Тут фиг обгонишь, если Таран не пропустит!

И Юрка крутанул к середине дороги, на которой, конечно, отродясь никакой осевой линии не проводили. Теперь, с какой бы стороны «Ниссан» ни сунулся, — не протиснулся бы между «девяткой» и сугробами в полтора метра. А Таран еще и на газ надавил! Благо участок был относительно прямой.

— Зачем ты так разогнался? — испуганно спросила Полина.

— Эти за нами, — пропыхтел Юрка, — которые Владлена ограбили…

Бизнесмен испуганно глянул в заднее стекло:

— Да-да! Это они, точно! Господи, да что ж я им сделал-то?!

— Это они не за вами, это они за нами гонятся! — проворчала Лизка. — Это мы их обломили сегодня… Юр, дай «пушку»!

— А хо-хо не хо-хо?! — проворчал Таран. — Обойдемся без сопливых!

— «Пушку»? — Владлен Степанович широко открыл глаза. — Господи, куда я попал?!

Джип, конечно, тоже прибавил и сидел у «девятки» на хвосте, но обогнать и подрезать не мог. Мог только долбануть бодалкой по задней дверце, но это было абсолютно бессмысленно, пока дорога шла по прямой, а машины — точно в затылок друг другу.

Однако впереди показалась развилка.

— Прямо или налево? — спросил Таран у тихо паникующей Полины. — Говори быстрей, соображай!

Но скорость была уже такая, что Полина не успела ответить, и Таран пронесся прямо, исходя из того, что на повороте джип мог толкануть его в борт и загнать в сугроб.

— Влево надо было! — с запозданием пискнула Полина. — А прямо — это на озеро дорога, по ней только рыбаки ездят.

Таран непечатно выразился, невзирая на женский пол, но делать было нечего. Теперь уже никуда свернуть было невозможно. Дорога, на которую по нечаянности вылетел Юрка, была прикатанным снежником — не более того. Сугробы по сторонам были значительно ниже, но, даже перескочив через них, «девятка» на своих низеньких колесиках тут же увязла бы в липком и подтаявшем снегу. А вот «Ниссан», пожалуй, мог бы рискнуть и дернуть по целине, если б, конечно, не было деревьев по краям дороги.

Так или иначе, но пришлось продолжать это дикое ралли по извилистой дорожке, правда, уже с меньшей скоростью, потому что машины из одного поворота сразу входили в другой, а влетать в елки не хотелось ни Юрке, ни водителю джипа. У него машина весила побольше, центр тяжести находился повыше и шансов, что на скорости его занесет и перевернет, было побольше. С другой стороны, если б «девятка» влетела передними колесами в сугроб, то могла бы сесть капитально и основательно.

— Что там впереди?! — заорал Юрка, обращаясь к Полине. — Где это ваше озеро?

— Скоро уже… — бормотала она. — Сперва мостик будет через речку, после него подъем, а потом справа озеро появится.

Мостик появился через два поворота. Таран проскочил его и выкатил на подъем. Очень боялся, что колеса проскальзывать начнут, но ничего, проскочил. Дальше начался спуск, и довольно крутой. Теперь надо было думать о том, как бы юзом не пойти. Однако и тут бог оказался на стороне Тарана.

Озеро возникло справа от дороги, но сзади, всего метрах в двадцати, грозно урчал «Ниссан-Патрол». Юрка лихорадочно соображал, что дальше делать. Единственно, на что он сейчас рассчитывал, так это на рыбаков, которые могли торчать на озере. При многочисленных свидетелях фиксатый не станет затевать разборку. Уедет себе с богом, да и все.

Но рыбаков в отличие от той реки, через которую Таран переезжал днем, здесь не было вовсе. Озеро представляло собой просторное, ровное как стол, заснеженное поле площадью в несколько гектаров. Дорога его пересекала и уходила куда-то в лес на другом берегу, примерно в километре отсюда. Таран выкатил на лед и понесся туда, но тут джип, вырвавшись на простор, с ревом выскочил из-за спины и почти мгновенно поравнялся с «девяткой».

Тарану то ли показалось, то ли почудилось, будто из правого переднего окна высовывается рука с пистолетом. Он чисто инстинктивно крутанул баранку вправо и выскочил с колеи на лед, стараясь подставить под возможный огонь заднюю дверцу.

Однако выстрелов не последовало. Прежде всего потому, что слой снега поверх льда оказался совсем тощим и «девятка», угодив на него, пошла «вальсировать» вокруг воображаемой оси, проходившей где-то между передними сиденьями. При этом ее ощутимо покачивало с боку на бок, и Юрке даже показалось, будто машина вот-вот перевернется. Само собой, что палить по такой вращающейся цели было бессмысленно.

Более того, джип притормозил и не стал поворачивать следом за крутящейся на льду «девяткой», опасаясь с ней столкнуться. Лишь когда вращение прекратилось, он неторопливо покатил к ней.

Неудачно встала «девятка» — водительской дверцей к неприятелю. Но Юрка все же не растерялся.

Не зря «мамонты» крутили Тарана на лопинге. У него от этого вальса на колесах голова не закружилась и соображалка работать не перестала. Когда он увидел, что джип малой скоростью движется к «девятке», то тут же выпрыгнул из дверцы, отскочил за капот «девятки», выдернул из кармана «ПМ» и сдвинул флажок. Правда, когда выскакивал, второй пистолет выпал из куртки, но Юрка заметил это лишь тогда, когда из задней дверцы вывалилась Лизка и тут же ухватилась за оружие. И сразу — шасть! Обежала «девятку» сзади и спряталась! Ну, мартышка!

Впрочем, разбираться с ней было некогда. «Ниссан» остановился шагах в десяти, направив на «девятку» мощный свет фар. «Девятка» стояла боком к джипу, чуть наискось. Юрка спрятался за капотом, Лизка — где-то у задней дверцы. Полина и Владлен тоже вылезли и прижались к машине.

— Але! — зычно гаркнул со стороны «Ниссана» фиксатый. — Вам чего тут надо? Что мотаетесь, где не положено?

— У тебя не спросили! — нахально ответил Таран.

— Это ты, пацан? Ты меня, блин, сегодня огорчить хочешь. Честное слово, один раз пожалел, но, по-моему, зря. В общем, так: если хотите живыми отсюда уйти, отдавайте тачку, «пушку» и валите пешком до шоссе. Там попутку словите. И дорогу сюда забудьте, ясно?

— Ни хрена не ясно! — ответил Таран. — На понт берете, а у самих даже «ствола» нет! Вот сейчас встану и пошмаляю вас, козлов!

— Вообще-то за «козла» отвечают, ты слышал, наверно? Но ты молодой и глупый, таких воспитывать надо. Крюгер, покажи им, с кем дело имеют. Только тачку не попорть.

Та-та-та! — из-за «Ниссана» в воздух стреканул автомат.

«Да, — промелькнуло у Юрки, — против такой «волыны» с «ПМ» не отмашешься…»

— Понял, сопля, что шутки кончились? — строго спросил голос фиксатого. — Короче, бросай «ствол» впереди себя и выходи с поднятыми руками. Обойдешься парой раз по морде, но жить будешь. Иначе, блин, вас рыбки в озере до весны жрать будут.

— А хо-хо не хо-хо? — Это выкрикнула Лизка своим сиплым пацанячьим баском. И тут же без каких-либо прелюдий стала грохать из пистолета по «Ниссану». Благо у нее в «глоке» еще четырнадцать патронов оставалось.

Дзынь! Дзын-нь! — от слепящих Юрку фар только стекла полетели. Пш-ш! Пш-ш! — и обе передние покрышки стали оседать на обода. Но самое главное — фиксатый попал под пулю.

— Е-е! — болезненно взвизгнул он. — С-сука! Мочи, Крюгер!

Та-та-та-та! — на сей раз этот самый Крюгер бил не в воздух, но не шибко выставляясь. Конечно, он уже забыл насчет команды «не портить тачку». Пули ударили по стеклам и тонкой обшивке на левом борту, вышибли стекла.

— А-а! — Владлен, которого осыпало битым стеклом, явно потерял самообладание, вскочил на ноги и кинулся куда-то прочь от машины. Да так бестолково, что тут же угодил на мушку Крюгеру. Та-та-та! — и безнесмен плашмя рухнул на снег.

Но Крюгер, полагая, что он завалил Тарана — эти братки не знали, что на борту «девятки» мужиков прибыло, — опрометчиво выставился. И Юрка четко схватил его силуэт на мушку — тах! — Крюгера долбануло в лоб, он выронил автомат, который звонко брякнулся на лед, а затем сполз сам, царапнув ногтями дверцу «Ниссана».

После этого — вся стрельба продолжалась секунд двадцать — стало почти совсем тихо. Только за джипом кто-то негромко стонал.

КОНЦЫ В ВОДУ

— Ну чо, фиксатый, — как можно нахальней спросил Юрка, — ты меня воспитывать обещал? Ну, и как? Что не воспитываешь, чмо дрюченое? Ползи сюда, воспитатель!

На Юркины дразнилки никто не ответил, но не было никакой гарантии, что, кроме раненого фиксатого — да и то, сильно ли ранен, хрен проверишь! — около «Ниссана» не остался какой-либо боеспособный гражданин, который выжидает, пока противники расслабятся.

Больше всего Таран присматривал за автоматом, лежавшим около трупа Крюгера. Но косил глаз и налево, на своих. Лизка была цела и держала пистолет на изготовку. Правда, Юрка не считал, сколько раз она стреляла и остались ли у нее патроны. Полина лежала на льду ничком, но голову изредка поднимала. Владлен как упал, так и не пошевелился. На льду около него появилось темное пятно. Похоже, с ним все было ясно.

Неизвестно, сколько бы продолжалось это выжидание, если б не произошло следующее.

Выскакивая из машины, Лизка не захлопнула за собой дверь. Просто прикрыла, а на замок не защелкнула. А кошкину корзинку сбросила на пол, считая, видно, что Муська там при стрельбе не пострадает.

Так оно в принципе и вышло. Муську действительно не задело. Но платок, постеленный Лизкой в корзинку, при падении сбился, а через выбитые окна и незахлопнутую дверцу стало здорово сквозить. Некоторое время кошка переживала небольшой стресс от выстрелов, но оклемалась довольно быстро и стала искать хозяйку.

Соответственно, она протиснулась в щель незахлопнутой дверцы и выскочила на заснеженный лед. Едва Муська покинула салон, как дверца за ней отчетливо брякнула, и кошка, должно быть подумав, что это опять стреляют, задрала хвост трубой и скачками понеслась в сторону «Ниссана».

— Ой! Мусенька! — завопила Лизка и, явно ничего не соображая, рванулась догонять кошку.

— Куда?! — взревел Таран. — Убьют же! Назад, придурочная!

Но в Лизку никто не стрелял. Потому как уже было почти что некому. «Почти что» можно было и не говорить, так как фиксатый хоть и подавал признаки жизни, но воевать уже не мог. От своей пули в брюхо, которую ему еще днем мог засадить Таран, он не ушел.

А остальные к этому моменту уже не только отстреливаться, но и дышать не могли.

— Иди сюда! — заорала Лизка. — Тут только один шевелится!

Она поймала кошечку, сунула ее под дубленку и потерлась губами о розовый носик.

— Мусенька, Мусенька, я тебя люблю… — сюсюкала Лизка. — Хорошая моя!

Таран подбежал и сразу же подхватил автомат Крюгера. Сам тезка героя «Кошмара на улице Вязов» уже успел закоченеть. А за баранкой джипа, откинувшись на подголовник, сидел с открытым ртом и обвисшими руками водила. Ему Лизка угодила в глаз.

Но фиксатый, зажимая обеими лапами брюхо, дергался и мычал. Пистолет валялся в полутора метрах от него. Фиксатый не мог до него дотянуться, да и не пытался, но Таран оружие подобрал.

— Довоспитывался, дяденька? — спросил он у фиксатого. — Педагог, е-мое!

— На хрена вы за нами поперлись? — прохрипел тот.

— Ты не попутал? — осклабился Таран. — Это вы за нами гнались, а не мы за вами…

— Да мы к себе на хату ехали, понял? Вы нам на фиг не нужны были вообще! — Фиксатый попытался приподняться, но снова откинулся на снег. — Вы нам дорогу загородили, а потом перли впереди нас. Свернули бы налево — разошлись бы по-мирному…

— Где ваша хата? — спросил Таран.

— Тут, за озером. Километр по дороге и еще чуток по просеке направо, — не упираясь, ответил фиксатый.

— Там есть еще кто-то?

— Нет там ни хрена. И баксов нет. Не разживешься…

— Ну, это мы сами поглядим.

— Вы чьи, шпана? — спросил раненый. — Скажи, не стесняйся, я все равно подохну…

— Какая тебе разница? Я — Таран. Про Дядю Вову слышал?

— Которого в том году замочили? Смотрящего?

— Ну! Так вот, скажу по секрету, как будущему покойнику: это я его почикал. А он мне за это чемодан с баксами подарил. Большой-пребольшой! Ну а ты, наверно, тоже не пустой, отделишь чего-нибудь от кассы, верно? А вернее, все отдашь.

— Уже смотрел, что ли? — удивленно спросил фиксатый.

— Нет, просто догадался. Наверняка вам наша «девятка» была на дело нужна. На киллеров вы не похожи, значит, налетчики.

— Умный, значит? Тогда застрели побыстрее, а то я еще долго корячится буду.

— Где кассу брали?

— Какая тебе разница? Где брали, там уже нет. Мента завалили, автомат взяли, тысяч двести новыми деревяшками. Так все клево вышло! Менты сейчас белую «шестерку» ищут — а мы вот они… — Фиксатый аж всхлипнул с досады.

— Не переживай, — утешил Юрка, — не пропадет ваш скорбный труд. Бабки ваши — будут наши. Закон Космоса.

— Деньги любишь?

— Не так, чтобы очень, — хмыкнул Таран. — Люблю их забирать, если кто-то ворует много.

— Это все лю… — Резко ерзнув на льду, фиксатый затих и перестал дергаться, оскалив золотые зубы.

Сзади послышался скрип шагов. Таран глянул — Полина шла с понурой головой, всхлипывая и слезы платочком утирая. Похоже, пока Таран вел беседу с фиксатым, она пробежалась до Владлена и констатировала летальный исход.

Впрочем, она принесла и кое-какую полезную информацию.

— Там, чуть подальше, — шмыгая носом, произнесла Полина, — большая прорубь есть. Прямо как бассейн. Края ровные… Правда, ледок уже нарос, но совсем тонкий…

— Думаешь, туда их можно сбросить? — На лету перехватив мысль, Таран мотнул головой в сторону трупов.

— И их, и машину… Там глубоко, метра четыре, а то и пять. Сейчас снег начинает хлопьями лететь, видишь? К утру тут ни крови, ни гильз не найдешь, и вообще никаких следов…

— Надо думать, никто на эту стрельбу из леса не смотрел! — хмыкнул Таран.

— Некому тут смотреть. Рыбаки сюда только по выходным приезжают, да и то стараются на ночь не оставаться.

Юрка подумал, что эта очкастая вполне полезный человек. Очень хотелось тут же заняться заметанием следов, но все же он решил обшмонать джип.

Сначала он нашел кейс, принадлежавший, по-видимому, Владлену Степановичу. Кейс, как видно, фиксатый с друганами уже взломали, осмотрели, но ничего из него не вынули, наоборот, для удобства транспортировки уложили в него все, что забрали у Владлена. Правда, когда Таран начал изучать содержимое «дипломата», то оказалось, что специалист по маркетингу был не совсем откровенен.

Действительно, в «дипломате» лежали какие-то деловые бумаги, собранные в небольшую папку. Но отнюдь не они составляли основное содержимое кейса. Папка лишь прикрывала собой три слоя стодолларовых пачек в банковских упаковках с печатями. Таран знал, какой нынче курс рубля, и очень удивился тому, что, хапнув у Владлена этот кейс, где лежало никак не меньше трехсот тысяч долларов, фиксатый и два его приятеля не поленились идти на какую-то паршивую сберкассу или магазин, где с великим шумом и мокрухой — мента застрелили! — им удалось взять двести тысяч в «дереве». Нет, жадность все же губительна! И не только для фраеров.

Кроме денег и документов, в кейсе обнаружились сотовый телефон, бумажник, часы и перстень, отобранные у Владлена. В бумажнике было еще с десяток купюр с Франклином и пара тысяч рублей. Там же находились калькулятор, ручка и записная книжка. Таран как-то непроизвольно перелистал эту книжку и открыл на букву К. Совершенно случайно, ни о чем конкретно не думая. Вот тут его и ждал один из главных сюрпризов истекшего дня. На этой странице, среди множества фамилий и имен, он увидел очень знакомые цифры. Именно этот номер он получил в качестве связного «на крайний случай». И обозначенное имя-отчество было знакомо — «Клавдия Мих.». А из этого следовало, что ныне покойный Владлен Степанович Рыссин имел какие-то дела с Семеном.

Таран понял, что все это хозяйство надо обязательно доставить Генриху.

Двести тысяч рублей, добытые покойными братками, Юрка обнаружил в брезентовом мешке. Похоже, что братва прихватила какой-то магазин в конце рабочего дня, опередив инкассаторов на какое-то незначительное время. Деньги были мятые, по большей части в мелких купюрах, в пачках, стянутых резинками.

Нет, конечно, у Юрки и в мыслях не было искать этот магазин и возвращать в него деньги. Лучше он их сдаст Генриху, тому виднее, как ими распорядиться. Вовин чемодан пристроил, и этим рублям-долларам место найдет. А самому Юрке лишнего не надо.

Больше в джипе ничего интересного не оказалось, и Таран, выложив из него мешок и «дипломат», решил пристроить в салон фиксатого, второго, так и оставшегося безымянным, и того, что носил кличку Крюгер. Работа неаппетитная, но Таран выполнил ее без особого душевного волнения. Даже когда спихивал мертвеца с водительского места и садился за баранку. На сиденье кровь вроде бы не накапала, но Юрка, решив подстраховаться на случай, если не разглядел в темноте чего-нибудь, разостлал газетку, выдернув ее из-за противосолнечного щитка.

Мотор джипа остыть не успел и завелся нормально. Конечно, на спущенных передних колесах далеко бы он не уехал, но ему и не требовалось ехать далеко.

— Где ты прорубь видела? — спросил Таран у Полины.

— Вон там, видишь, где Владлен лежит? В том же направлении еще десять метров вперед.

Таран снял джип с тормоза, и тот, брякая дисками, кое-как заковылял вперед по снегу. Снег действительно валил хлопьями, и теперь прилично разглядеть что-либо можно было не дальше чем в двадцати метрах. Но труп Владлена в черном пальто на белом снегу просматривался неплохо — его еще не успело как следует засыпать. Таран объехал «девятку» со стороны капота и только тут заметил здоровенное масляное пятно, растекшееся из-под передней части машины.

— Мама родная! — Юрка вылез из «Ниссана» и подбежал к своей тачке.

Да, «девятка» его, конечно, уберегла. Очередь, которая пришлась в капот, могла бы достаться Тарану. Но пули, легко пронизав тонкую жесть, влетели в мотор и расковыряли его так, что можно было даже не пробовать его запустить.

— В чем дело? — спросила Полина. Вместе с ней и Лизка с кошкой подошла.

— Так, ничего особенного. Машина наша накрылась, — сказал Юрка. — Мотор изрешетили. Придется и ее топить. В общем, разгружайте. Пешком пойдем.

— Куда? К бабушке? — охнула Полина. — Да отсюда до нее почти двадцать верст!

— …И все лесом! — саркастически произнес Таран. — А в лесу — волки злые, специально на Красных Шапочек в ЦРУ натасканы!

— Да ты что, не видишь, что вот-вот метель будет?

— Ага! Буран, как в Арктике! Ты сама только пургу не гони, ладно?

— Посмотришь! В два счета заблудимся и замерзнем…

— А что ты предложишь? В машинах с выбитыми стеклами замерзать? Ну, заткнем окна тряпками, пока бензин в джипе будет, продержимся. Только в нем его почти ни хрена, даже если я свой из «девятки» перелью, больше чем на два часа не хватит. А сейчас, между прочим, еще только восемь вечера. Рассветет, дай бог, чтоб к девяти утра. Два часа будем сидеть в теплой машине, еще часок — в остывающей. Остальные десять часов — в промерзающей. Заснем — и копыта откинем. «Наутро там нашли три трупа…» — Таран позволил себе малость спохабничать и процитировал небезызвестную порнографическую поэму «Лука Мудищев», которую когда-то по случаю купил на книжном базаре.

— Но мы и так замерзнем! — взвыла Полина.

— Ни фига! — с неожиданной уверенностью заявил Юрка. — Мы вон туда пойдем. Там у этих, — он пнул ногой по «Ниссан-Патролу» — хата была. Километр по дороге, да чуток по просеке…

— Думаешь, этот, с золотыми зубами, правду сказал? — недоверчиво произнесла Лизка. — А вдруг там еще десяток таких же?

— Если «таких же», — хмыкнул Таран, имея в виду трупы, — то ни хрена они нам не сделают. А если есть кто, так мы его быстро… «Таким же» сделаем. Короче, выгружайте сумку и корзинку, а я пойду трос достану.

Трос был в «девятке» за задним сиденьем. Юрка выволок тяжелую штуковину, подтащил к «Ниссану», зацепил одну из петель за задний крюк, потом надел другую петлю на передний крюк «девятки» и уселся за баранку джипа. Довольно быстро он добрался до того места, где лежал Владлен.

Да, метель усиливалась. И снег уже не кружился хлопьями, медленно оседая на землю, а стегал по лицу острыми льдистыми снежинками. И с одной стороны на труп уже здорово намело — правая рука до самого плеча ушла под снег.

Таран его, закоченелого, твердого, будто деревянный манекен, выдернул из снега и с трудом затащил в джип. А потом снова сел за баранку и стронул с места связку. Где же эта прорубь чертова?

Нет, мимо нее Юрка проехать не боялся. Но вот свалиться вместе с «Ниссаном» и в лучшем случае капитально искупаться в ледяной воде, а в худшем — нырнуть на пятиметровую глубину и там остаться — опасался всерьез.

Мело уже так, что и в пяти шагах ни черта не разглядишь. Сплошная мельтешня, как на экране старого советского черно-белого телевизора, который имелся у родителей Тарана и работал уже лет тридцать с переменным успехом.

Тем не менее Юрка все же двигал связку эдакими рывочками: то чуть придавливал педаль газа, то тут же отпускал.

И вот в тот момент, когда Тарану уже показалось, будто он проехал мимо проруби, после очередного нажатия на педаль правое переднее колесо нырнуло глубоко в снег, а машина стала медленно и как-то наискось сползать вниз. Юрка едва успел распахнуть левую дверцу, оттолкнуться и прыгнуть на пару метров вбок.

Тр-рык! — что-то глухо, но мощно треснуло, и джип бухнулся в воду. Только тут Таран понял, что в полынью поверх тонкого, как оконное стекло, льда намело рыхлого снега и почти начисто заровняло прорубь с окружающей поверхностью. Даже если б видимость была нормальная, Юрка ни фига бы не увидел. Если б он чуть-чуть сильнее нажал на газ, то влетел бы в запорошенную полынью сразу обоими правыми колесами и не успел бы выскочить. Но ему повезло, и картинку своей возможной гибели он наблюдал только со стороны.

Джип в несколько секунд исчез под водой, смешанной с лопнувшим тонким льдом и комками мокрого снега. С клокотанием вырвались наверх и полопались огромные пузыри, послышался скрежет троса, на котором «Ниссан» буксировал мертвую «девятку», и еще через десяток секунд легкая машинка, сделав в снегу две глубокие борозды, соскользнула в полынью и, подняв фонтан брызг, с шумом и плеском нырнула носом в воду. Опять забурлили пузыри, и все стихло…

ЧУЖАЯ ХАТА

Таран напоследок оценил размеры проруби — да, здоровая! Метров пять в длину и три в ширину. Похоже, какие-нибудь рыбаки озаботились, что рыбешка под водой без кислорода останется и пойдет замор, — вот и пропилили. Ну что ж, спасибо им за это. Хотя рыбки небось Тарану за бензин и масло спасибо не скажут. Впрочем, он ведь к ним для компенсации и четырех покойников спровадил…

Юрка пошел обратно и не без труда отыскал Полину с Лизкой, съежившихся от холода около вещей.

— Так, — кутая лицо в воротник и повернувшись спиной к ветру, сказал Таран. — Разберемся с вещами. Я беру автомат и большой мешок. Лизка — корзинку, кошку и кейс. Полина — мою сумку. Я иду впереди, вы — за мной, по моим следам. Пошли!

Дорогу, по которой ехали, нашли довольно быстро. Хотя если б еще немного промедлили, то это вряд ли бы удалось. Колеи замело так, что они выглядели как едва заметные рубчики на снегу. Еще чуть-чуть — и поземка их совсем загладила бы.

Самое ужасное — Таран чувствовал, что вот-вот полностью потеряет ориентировку. Более-менее твердый снежок на месте колеи прощупывался все труднее. И дорога, так хорошо различимая при свете фар, практически слилась с окружающей метельной круговертью.

Но было и другое. Ветерок тут был совсем не шуточный. Наверно, для тундры какой-нибудь это была и не пурга вовсе, а легкий снежок, но ведь Таран-то не в тундру собирался, а в Москву. Считал, что куртки, свитера и джинсов вполне хватит. Вязаная шапка, конечно, уши прикрывала, но уж больно тонкая была. В общем, хорошая вьюга — она и в средней полосе — вьюга. Таран с некоторым опозданием подумал, что не стоило ему топить джип, а надо было попробовать проехать на нем этот километр и «еще чуть-чуть». Но теперь, как говорится, «снявши голову — по волосам не плачут».

Его пальцы в ботинках явно занемели от холода, ветер пробирал через джинсы до костей, а нос и щеки явно надо было оттирать. Спутницы ныли что-то себе под нос и действовали на нервы.

— Ох, знала бы, что так холодно будет, так не выбросила бы валенки! — пищала Лизка.

— О, я же говорила! Я же говорила! — стонала Полина, то и дело сметая снег с очков.

В другое время Таран наорал бы на них, но сейчас язык не поворачивался. Права ведь была Полина, точно права! Если б они и впрямь пошли по обратной дороге до развилки, а потом — на деревню к бабушке, то и пяти верст не протопали бы…

А тут они все-таки смогли добраться до леса. Там мело не так сильно и колея сохранилась получше. Но все равно ноги то и дело проваливались в снег. Да еще и тяжеленный мешок с ворованными деньгами пригибал к земле, ремень автомата шею гнул… Так бы и сел в снег, передохнул бы. Но Таран боялся — сядешь и не встанешь. Это прошлым летом, когда Юрка тоже ночью по лесу бегал, можно было и присесть, и прилечь, и даже заснуть под кустом в любой момент. Мог, конечно, простыть от сырости, но жив остался бы. А сейчас — фиг! Ляжешь, заснешь — и только к весне оттаешь…

Ему уже казалось, будто они пятьдесят верст идут по этой дороге. Теперь он думал только об одном: не прозевать бы эту просеку! А она должна быть через километр направо.

Но нет, он вовремя рассмотрел, что от широкой колеи влево сворачивает узкая. Точнее, наоборот, эта узкая колея была оставлена ныне потонувшим «Ниссаном», когда фиксатый с братками уезжал на дело. Таран сейчас уже не сомневался, что если б он тогда повернул налево и поехал к Полининой бабушке, то никакой стрельбы не было бы. Фиксатый с корешами спокойно заехали бы в эту просеку, добрались до хаты и раздавили припрятанный бутылек. И Владлен этот несчастный был бы жив. Да и Таран небось уже храпака задавал бы в тепле, сытый и довольный. И «Ниссан-Патрол» с «девяткой» целехонькие стояли бы, дожидаясь утра, а не лежали грудой металла на дне озера, загаженного ихним бензином…

С этими философскими размышлениями о необратимости содеянного Юрка и повернул на просеку. Оглянулся, разглядел силуэты спутниц, убедился, что обе тут, не отстали.

— Сколько еще? — понастырничала Лизка. — Ты говорил «чуть-чуть»…

— Так оно и есть, — как можно более спокойным голосом произнес Таран. — Вот-вот придем…

Вообще-то именно в этот момент он был очень даже не уверен в том, что этот гад с фиксами во рту сказал ему правду. С какой стати ему колоться? Да еще перед человеком, который его, по идее, смертельно ранил. Правда, это Лизка в фиксатого попала, как и в водителя, а Таран только Крюгера отоварил, но все-таки сомнительно, чтоб у него христианское смирение перед смертью прорезалось и он возлюбил врага своего. А вот напакостить из вредности — запросто мог. Иди, дескать, ищи мою избушку на ночь глядя! Глядишь, и сам замерзнешь, и девок уморишь, повторив подвиг Сусанина. Тот тоже, говорят, когда его поляки рубить собрались, заорал напоследок: «Да я не нарочно, панове! Просто память у меня хреновая!»

У Тарана точно — память никудышная. Позабыл он, что верить таким орлам — себя не уважать. Хотя самый пакостный — Дядя Вова — напоследок, перед смертью, все же правду сказал.

Может, именно поэтому, а может, потому что надеяться было больше не на что — у Юрки-некурящего даже зажигалки не было, чтоб хотя бы костер развести! — он упрямо шел вперед по полузаметенной колее. Тут, кстати, снег поглубже был. Шаг вправо, шаг влево — и по колено в снег, а то и по пояс.

Наверно, метров сто по этой просеке прошли — и никаких признаков жилья. К тому же просека куда-то вверх потянулась, на холм. И намного круче, чем прежде. Идти стало еще фиговей, и уже совсем всерьез казалось, что силенок может не хватить…

И тут за поворотом дороги открылась заметенная снегом полянка, а на ней смутно просматривался забор с воротами, за которым в свою очередь белела заснеженная крыша дома.

— Добрались… — не очень веря самому себе, произнес Юрка.

— А ворота заперты. — Лизка толканула рукой створку.

— И калитка на замке. — Это уже Полина в темноте нащупала. — А мы ключей у них не взяли…

Таран мог бы, наверно, пошарить в карманах у фиксатого. Но нет, побрезговал. Только пистолет забрал.

— Ну и что теперь? — проворчала Полина. — Будем тут под забором замерзать?! Забор высокий, больше двух метров, наверное. Не перелезть. И доску не выломаешь, и замок не сломаешь — прочный…

— Помолчи, а? — буркнул Таран. — Ща придумаем… Лизка, положь вещи, спрячь кошку в корзинку и становись мне на плечи!

Лиза беспрекословно повиновалась, и все пошло по плану.

Юрка присел, Лизка встала ему на плечи и ухватилась за его подбородок. Оп! — Юрка разогнулся и ловко поднял Лизку, так что она смогла ухватиться за верх забора — проволоки, слава богу, там не было! Затем Лизка, опершись о забор руками, перенесла через него одну ногу, потом вторую — ш-шух! — и спрыгнула во двор.

— Каблуки не поломала? — спросил Таран.

— Все нормально! — отозвалась «десантница», видимо отряхиваясь. — Сейчас ворота открою. Они брусом заложены, как у Полинки на даче…

— Собак тут нет? — опасливо спросил Таран.

— Нет, они б уже гавкали…

Лизка, проваливаясь в снег по колено, добралась до заметенных ворот, стала возиться и вполголоса ругаться…

— В чем дело?

— Брус примерз, надо чем-то тяжелым постучать…

Юрка думал недолго: снял магазин, выдернул затвором патрон из патронника и перекинул автомат через забор:

— Вдарь прикладом!

Бряк! Бряк! — Лизка пару раз стукнула, а потом, сопя, вытащила брус.

— Толканите вдвоем! — потребовала она. — Створки снегом замело.

Юрка с Полиной уперлись, дружно толканули раз, другой, третий — и сумели-таки распахнуть ворота до такой ширины, что смогли сами протиснуться и протащить вещи. Когда вся поклажа оказалась внутри забора, Таран снова заложил ворота брусом.

— Теперь еще бы в дом попасть, — заметила Полина, взобравшись на крылечко и демонстративно побрякав замком.

— Отойди! — Таран не очень вежливо отпихнул москвичку и несколькими ударами приклада сшиб замок. — Здесь и так можно…

— А на калитке почему так не сделал?

— Потому что не хочу, чтоб кто-нибудь сюда заполз, пока мы спать будем… — проворчал Таран.

— Ну и темень тут! — пробормотала Лизка, когда дверь открылась.

Они осторожно вошли в сени. Полина пошарила ладонью по стене. Таран хмыкнул:

— Выключатель ищешь? Неужели не видела, что сюда никакие провода не подведены?!

— Так тут вообще электричества нет?

— Наверно, как-то обходятся…

Юрка сделал несколько осторожных шагов и наткнулся на бревенчатую стену. Провел рукой и обнаружил железную ручку двери. Дернул на себя, и сразу теплом дохнуло. Даже какой-то тускленький красноватый свет привиделся — должно быть, в печи еще не все угли дотлели.

— Сюда идите! — позвал Юрка.

Переступив через высокий порожек, вошли в комнату. Темнота тут была не менее густая, чем в сенях. Но зато после мороза и ветра теплынь показалась просто африканской, хотя вряд ли тут, в комнате, было больше плюс пятнадцати градусов. От тепла примороженные носы-уши защипало, а у Полины запотели очки. Духан, конечно, в комнате стоял не шибко ароматный — сразу чувствовалось, что тут проживали три заядлых выпивохи и куряки, которые к тому же не любили мыться и хату проветривать.

Справа от двери Юрка сразу нащупал печь. Вообще-то уже здорово остывшую, но показавшуюся горячей. Так, как кажется горячей холодная вода из-под крана, если подставить под нее замерзшие ладони. Затем, двигаясь вдоль печки, Юрка запнулся за охапку дров. Нащупал заслонку и отодвинул ручку на ней.

Угли почти не тлели, но жар из печки еще чувствовался. Таран подхватил пару поленьев, кинул в топку. Потом полез открывать задвижку на трубе. Тяга пошла, ф-фук! — и оба полена заполыхали, озарив комнату багрово-алым пляшущим светом.

По сравнению с дачей, где Юрка и его спутницы ночевали прошлую ночь, эта халупа смотрелась хреново. Ясно было, что избушку эту сто лет как забросили и позабыли. Краска с полов облупилась, обои висели лохмами, а из мебели сохранились только ободранный и колченогий стол, некрашеная лавка да табурет. Еще нары какие-то были с драными тюфяками, лоскутными одеялами, из которых вата лезла через дыры, да тремя подушками. Белья, естественно, и близко не было.

На столе валялись немытые алюминиевые миски с жирными ложками и ошметками недоеденных макарон, хлебные крошки, красные пластмассовые стаканчики, стояла пустая бутылка из-под пива с воткнутым в нее оплывшим свечным огарком. Еще разодранная пачка от «Беломора» лежала, на которой, как видно, расписывали преферансную пульку. Картишки, затертые и затрепанные, лежали тут же. Чайник, чугунок и сковородка — все закопченные до черноты — стояли на полу около печки рядом с ухватом и кочергой.

Продовольственный запас здешних жителей обнаружился на подоконнике и между двойными рамами окна. Пачка макарон, несколько больших пачек чаю, полбуханки черного хлеба, засунутого в пустой полиэтиленовый пакет, банка с сахарным песком, две банки кильки в томате и банка тушенки.

— Не богато, — заметил Таран, разглядывая все это великолепие.

— Как здесь воняет! — поморщилась Полина. — Неужели мы тут спать будем?! У них же наверняка вши были…

— Не устраивает — иди на снег! — зло посоветовал Таран. — Или до бабушки двадцать верст по метели топай. Мне лично здесь тепло — и все по фигу.

— Удивительно, — заметила Лизка. — Эти бандиты были одеты нормально, а жили как бомжи… И машина у них дорогая была.

— Ну, машину они просто-напросто угнать могли, — хмыкнул Таран. — А одежда — остатки прежней роскоши. Скорее всего они где-то что-то натворили и удрали. Может, из Москвы, а может, еще откуда.

— Прямо как мы! — заметила Лизка.

— Можешь считать, что так. Нам тоже сейчас высовываться не надо… В общем, удрали они и здесь отлежаться решили. Ну, потом деньги кончились — решили на дело идти. Присмотрели магазин, прикинули план. Сперва подменную машину раздобыть постарались, хотели у нас «девятку» забрать. Не вышло — на Владлена налетели. Грабанули магазин — опять пересели с его «шестерки» на джип — и сюда. А по дороге с нами столкнулись.

— Бедный Владлен! — вздохнула Полина. — Надо же — сначала ограбили, но живым оставили, а мы его, получается, на смерть привезли.

— Дурак он, поняла? — проворчал Таран. — Кто его заставлял вскакивать и деру давать?

— Все равно жалко… Спихнули человека в прорубь — и все… Страшно!

— Насчет проруби, между прочим, твоя идея была.

— Ну, я не думала, что это так жутко…

— Ладно, — сказал Юрка с досадой в голосе, — все равно я его оттуда доставать не буду. Ты лучше думай о том, как нам повезло, что мы сами туда не нырнули. В общем, эту ночь здесь переночуем, а завтра с утра, если будет погода подходящая, пешочком пойдем к твоей бабушке.

НОЧЕВКА

— Что-то мне здорово есть хочется! — неожиданно произнесла Лизка. — Надо хоть чаю нагреть, что ли…

— А из чего пить? — брезгливо спросила Полина, понюхав один из стаканчиков, валявшихся на столе. — Фу! Они из них водку пили… Миски тоже все грязные.

— Ополоснем сейчас все, — сказал Таран. — Чугун есть, накипятим снегу… И дров еще принести надо.

Он бросил в печь еще пару поленьев, а потом взял чугунок и вышел во двор. Когда дверь за Юркой закрылась, Полина спросила:

— Послушай, мы вот уже почти сутки вместе бегаем, а я не пойму толком, кто вы с Юркой такие? На настоящих бандитов не похожи, а вооружились до зубов и убиваете всех подряд. Опять же не знаю, кто ты ему? Сестра или любовница?

— А тебе не все равно? — буркнула Лизка. — Я тебя тоже ни о чем не спрашиваю, потому что мне все по фигу. Взял он тебя в машину — ну и ладно. Я Юрку тоже только сутки знаю. Он меня от смерти спас и из Москвы увез, где меня бы точно убили. Вот и все.

— Ну вы ж там, на даче, вместе спали?

— Где положили, там и спали, — проворчала Лизка. — Я вон несколько месяцев с отцом-пьяницей проспала — и ничего.

— С родным отцом?! — округлила глаза от любопытства Полина. — Ну и ну-у!

— Да не так спала, как ты думаешь! — озлилась Лизка. — Просто дрыхла, и все. Потому что другой кровати не было.

— А с Юркой?

— И с ним так же. А так, как ты подумала, я еще не умею…

Полина закатилась довольно звонким хохотом. Произошло это как раз в тот момент, когда вернулся Таран. Пожалуй, Полина за те сутки, что прошли с их первой встречи, первый раз смеялась так весело. Лизка, напротив, насупилась.

— Так, — объявил Юрка, ставя на шесток чугунок, набитый снегом. — Базар отставить! Пойдем по паре охапок дров натаскаем. Надо как следует накочегарить, чтоб до утра тепло было.

— Опять на холод идти! — поежилась Полина.

— Ничего, зато завтра к кровати не примерзнем.

— Там темно, не разглядишь ни фига, — заметила Лизка.

Таран вместо ответа вынул трофейную выкидуху, отколол ею от одного из лежавших у печки сухих поленьев толстую и длинную щепку, запалил ее от пламени и превратил в подобие факела.

С этим факелом он вышел в сени и, пока Лизка с Полиной нехотя выползали из комнаты, более-менее подробно рассмотрел, что же там в сенях находилось. Немалая часть и без того небольшой площади была завалена хламом — какими-то старыми лыжными палками, досками, поломанными граблями, лыжами, сломанными стульями. Кроме них, был еще пластмассовый ящик с тремя непочатыми бутылками водки и целых три таких же — с пустыми. Наконец, в углу обнаружился какой-то старый деревянный стенд с крупной надписью: «План кордона № 12 Васильевского лесничества». Таран сразу углядел, что на этом плане, вычерченном тушью на ватмане, обозначены озеро, дороги, просеки и даже сама избушка с забором.

Метель малость поутихла, но снег продолжал валить, и даже цепочку следов, которую оставил Таран, когда ходил с чугунком, уже здорово присыпало.

— Я тут все разведал, — деловито объявил Юрка. — Поленница — вот она. А сортир — чуток дальше к забору. Для информации. Вон, видите ямку? Там я снег брал. Чистый вроде.

Снег в чугунке довольно быстро растаял, а потом и вода закипела. Таран перво-наперво ополоснул чайник, в котором, как оказалось, братки чифирь заваривали, и там было дополна размокшей заварки. За это время Полина с Лизкой миски-ложки сполоснули и даже чем обтереть нашли — более-менее чистое вафельное полотенце. Стаканчики тоже ополоснули.

В общем, в конце концов сели пить чай. Полбуханки хлеба разделили, нарезали несколько ломтей сала из посылки от Лизкиного дедушки, открыли банку тушенки и все это слопали с превеликим усердием.

Потом Юрка накидал в печку еще поленьев, а когда прогорели — закрыл трубу. Печка теперь накалилась крепко — руку не приложишь. И температура в комнате явно подскочила за двадцать градусов. Еще во время ужина поснимали верхнюю одежду, а теперь и свитера снять захотелось.

— Уф-ф! — сказала Лизка. — У меня и дома так тепло не было.

— Вот в этом и преимущество сельской жизни, — заметила Полина. — Когда хочешь натопить, тогда и натопишь, а не ждешь, пока тебя РЭУ согреет.

— Одно плохо, — ехидно вздохнул Таран, — сортир на улице. И холодный — до ужаса. Не посидишь, не подумаешь от души… Пойду, опробую, что ли?

— Фу, — поджала губки Полина, — у тебя юмор, как у бравого солдата Швейка. Там на каждой странице все про сортир да про сортир…

— Увы, — вздохнул Таран, — это часть жизни. Куда от нее денешься?

Когда Юрка вышел, Лизка с явным подозрением спросила:

— А чего это ты интересовалась, кто мне Юрка? В смысле, сестра я ему или любовница? Сама, что ли, влюбилась?

Полина посмотрела на нее с усмешечкой и сказала:

— Отвечу так, как ты мне отвечала: а тебе не все равно? Раз ты говоришь, что он тебе никто, то какие проблемы? А может, я хочу, чтоб он был для меня «кто-то»?

— Ну и хоти сколько влезет, — проворчала Лизка. — Только он все равно в тебя не влюбится. Потому что он знает, что ты там, на даче, спала с теми мужиками, которых я застрелила. А они противные все, мохнатые и вонючие…

— А мне и не надо, чтоб он в меня влюбился, — ухмыльнулась Полина. — Мне просто интересно с ним трахнуться — и все. И если я захочу — он меня трахнет.

— А спорим — нет?! — ощущая уже явную неприязнь к этой очкастой, прошипела Лизка.

— Хочешь пари? — прищурилась Полина. — Пожалуйста! И на что спорим?

Лизка на некоторое время задумалась, придумывая, какую бы страшную ставку сделать, но что-то ничего в голову не лезло. Пистолет на кон поставить — жалко, да и Юрка не разрешит. Уж тем более, конечно, не разрешит застрелить эту нахалку Полину, если она обломится. Кошку в залог выставить? Ну, уж нет!

— Хочешь, я за тебя придумаю? — Полина игриво склонила голову набок. — Если я выиграю, то ты в присутствии Юрочки спустишь штанишки, и я тебе всыплю ремешком по голой попе. Десять горячих! Ну а если проиграю — тогда ты меня пороть будешь.

— Ты что, дура?! — вскинулась Лизка. — Вот еще!

— Боишься? — ухмыльнулась Полина. — Значит, ты уже веришь, что если я захочу, то он сегодня со мной будет…

— А где это ты с ним… ну, это самое… собралась? — вдруг сообразила Лизка. — Нары одни, лежанки на печке нет. На мороз, что ли, пойдете или меня выгоните? Так я не пойду ни хрена! Я лягу и тут спать буду.

— Пожалуйста, цыпочка! — насмешливо сказала Полина. — Думаешь, меня стеснительность замучит? Ничего подобного. Во-первых, если свечку задуть, тут будет темно и во всех подробностях ты, увы, ничего не увидишь. А во-вторых, даже если б тут люстра с пятью лампами горела, я бы все равно не постеснялась. И не только тебя, а даже пятерых мужиков. Понятно?

— Это я уж поняла, что ты бесстыжая… — пробормотала Лизка. — А может, зато он стеснительный?

— Он-то! — хохотнула Полина. — Думаешь, если он тебя там, на даче, когда вы на печке спали, не тронул, так это от стеснительности? Ты на себя посмотри! Я до утра понять не могла, мальчик ты или девочка! И пахнет от тебя, извиняюсь, кошкой… Да он тебя просто за бабу не принял, ясно?

Лизка аж скрипнула зубами. Был бы у нее сейчас пистолет под рукой — шарахнула бы эту стерву злоязыкую на месте! Но пистолет остался в кармане дубленки, а дубленка висела на гвозде у входа. А когда Лизка вскочила, чтоб кинуться за оружием, то в комнату вошел Таран, вернувшийся из своей секретной экспедиции.

— В чем дело?! — спросил он тоном строгого папаши, почуявшего, что дочки-шкодницы какую-то пакость затеяли или свару между собой устроили.

— Да ничего особенного! — хмыкнула Полина. — Так, поспорили немного.

Лизка хотела было выдать с налета с поворота, что, мол, Полинка эта, вредина, хвастается, будто может заставить тебя, Юрку, ее поиметь. Но нахальства не хватило. Однако прорезалась решимость в другом. Лизка схватила Полину за ладонь и обратилась к Юрке:

— Разбей нам руки! Мы это… пари заключили!

— На моих условиях? — осклабилась Полина.

— На твоих! — сердито согласилась Лизка.

— Что, блин, за пари такое? — подозрительно спросил Таран.

— Ну, это неважно. — Полина состроила Тарану глазки. — Разбей втемную, ничего страшного с тобой не произойдет.

— Хрен с вами! — пожал плечами Юрка и разбил руки спорщиц. — В туалет больше никто не пойдет? Я проверил — газеты там имеются. Ну, идете или я дверь на засов запираю?!

— Подожди, мы с ней вместе сходим! — заявила Полина.

— И кошку прогуляем, — добавила Лизка. Когда она снимала с гвоздя дубленку, из кармана выпал пистолет.

— Давай сюда, — строго сказал Таран. — Его протереть и смазать надо. А то заржавеет.

Когда девчонки ушли, Юрка разложил на столе все четыре «ствола»: «АКС-74у», два «ПМ» и «глок-17», разрядил магазины и провел «инвентаризацию» патронов. К автомату их осталось всего восемь, «пээмовских» 9x18 имелось четырнадцать, а «парабеллумовских» 9x19 — только четыре. И то удивительно, что Лизавета все не высадила…

Потом Таран взялся за чистку и смазку оружия, употребляя на это дело газетную бумагу, принесенную из туалета, и остатки жира из банки с тушенкой. При свете огарка, естественно.

Девицы вернулись быстро, и Таран, прервавши свое занятие, пошел в сени запирать входную дверь на прочный стальной засов. Когда вернулся, Полина и Лизка уже сняли сапоги и улеглись на нары. Полина подложила под спину куртку, а голову пристроила в капюшон, поверх подушки. Лизка о подушку испачкаться не боялась, но шапку со стриженой головы не сняла — наверно, опасалась, что к утру холодно будет.

Нары располагались в самом теплом закутке, между двумя глухими стенами и печкой. Лизка с Муськой устроились поближе к печке, а Полина — в средней части нар, оставив Тарану место у стенки. По идее — самое прохладное. Конечно, участницы пари повернулись спинами друг к дружке.

Таран уставшими от неверного света глазами закончил работу, собрал и зарядил оружие, а затем пристроил все четыре «ствола» под крайнюю подушку — чтоб были под рукой. Ну а потом, с удовольствием освободив ноги от ботинок, забрался под тонкое одеяло и, уронив голову на подушку, тут же захрапел.

— Ну что? — услышав, как Юрка похрапывает, с ехидцей прошептала Лизка. — Чтой-то он и тебя не заметил даже!

— Успокойся, детка! — самоуверенно заметила Полина. — Пусть подремлет малость, а ближе к утречку — посмотрим…

— Ага! Я засну, а ты потом скажешь, будто у вас все получилось. Фигушки!

— Не бойся, я тебя разбужу, чтоб ты убедилась…

Таран этих перешептываний, слава богу, не слышал. Он почти сразу утонул во сне, и его не разбудил бы даже орудийный залп.

Лизка все дожидалась, когда же Полина начнет приставать к Юрке. Ее раздирали очень противоречивые чувства. Нет, сказать, что она ревностью исходит, было бы неправильно. Просто Полина очень разозлила ее своими выступлениями и демонстрацией превосходства. Небось как стрельба была, так лежала и головы не поднимала. Даже тогда, когда Лизка с Муськой уже к джипу подбегали. А тут, в тепле, ишь ты поди ж ты — осмелела! И еще обзывается… Кошкой пахнет! Тьфу! И спор-то придумала такой, чтоб побольше Лизку унизить. Извращенка бесстыжая!

В общем, с одной стороны, Лизка была всецело за то, чтоб у этой самоуверенной стервы все обломилось. Чтоб завтра утром, уже при свете, Лизка с полным правом могла сказать ей: «Ну что, проспорила? Снимай штаны!» И врезать ей десять раз по толстой заднице, на виду у Юрки! При этой мысли Лизка даже ощущала какое-то темное, стыдное, но приятное волнение в душе.

Однако при всем этом, в глубине души у Лизки ворочалось совсем другое, затаенное, еще более стыдное и даже в чем-то противоестественное желание, диаметрально противоположное первому. То есть, как это ни странно, ей хотелось, чтоб у Полины с Тараном что-то получилось. И чтоб они, пусть даже в темноте, начали совсем рядом с ней заниматься… этим самым. Возможно, хотя Лизка себе признаться в этом ни за что бы не решилась, после такого ночного представления она и порку спокойно вынесла бы…

Впрочем, Лизка со всеми своими придурочными мыслями долго не промаялась и тоже заснула. Полина, решив, что утро вечера мудренее, тоже засопела, убежденная, что так или иначе растормошит этого Юрку. Импотентом он быть не может, а на «голубого» не похож совершенно. Значит, все будет нормально…

Спать они залегли в одиннадцать с небольшим, и спалось им в загородной тиши и печном тепле вполне приятно. Мозги с устатку поотключали все системы, кроме самых жизненно важных. А всяким там сознаниям-подсознаниям было приказано не рыпаться — и так натерпелись.

Но через три-четыре часа кое-что начало помаленьку включаться, и Юрке, Полине, Лизке и даже Муське начали сны сниться.

Муське, например, снилось, что ей насыпали огромное блюдо «Вискаса» — она его только один раз в жизни пробовала, когда Лизкин отец с пьяных глаз приобрел кошачий корм в качестве закуски к пиву. И во сне Муська все грызла и грызла эти вкусные гранулы, а они все не кончались и не кончались…

А Лизке, как это ни удивительно, снилось почти то же самое. То есть еда, хотя, в общем, она, в отличие от многих прошлых вечеров, легла спать на сытый желудок. Только ей снился не «Вискас», а шашлык, который они ели днем в придорожной забегаловке. Наяву она съела полторы порции, отстегнув половину второй порции Муське, а во сне уже пятую приканчивала и запивала все это пепси-колой, сладкой и ароматной…

Полина видела совсем иное. И отнюдь не такое приятное. Ей жуть всякая лезла в голову. Она то убегала со всех ног по каким-то совершенно незнакомым дворам, запутанным, как лабиринт Минотавра на Крите, а за ней гнался Варя со своими молодцами, чтобы, поймав, бросить в топку кочегарки. Когда ее уже совсем было настигли, оказалось, что это не Варя, а ее брат Костя, который стал предлагать ей выпить с ним водки. Но она-то знала, что там не водка, а метанол, и отказывалась наотрез. Тогда прибегали Паваротти и Форафон, голые и окровавленные, с выпученными мертвыми глазами, пытались силой залить ей отраву в рот. Она вырывалась, убегала, но вдруг проваливалась в полынью, а оттуда высовывались сразу восемь рук, вцеплялись в нее и волокли на дно…

Таран крутил во сне баранку. И гнал целую-невредимую «девятку» по широченному, даже больше МКАД, скоростному шоссе. Типа такого, как в штатовских фильмах показывают. Гнал, наверное, под сто двадцать, не меньше. А куда именно — понять не мог. То ли в Москву, то ли из Москвы, то ли вообще по кругу. Сначала мимо него пейзажи проскакивали, похожие на те, что он днем проезжал, а потом один сплошной город. Причем вроде бы все прямо ехал, не сворачивая и не разворачиваясь уж тем более, а эти дома вдруг повторяться стали. И Таран понял там, во сне, что надо куда-то выезжать с этого кольца, но, как назло, все развязки-«лепестки» куда-то испарились. И затормозить, как оказалось, нельзя — педаль исчезла, и ручник куда-то испарился. А скорость все росла и росла. Она уже, наверно, была больше, чем у тех реактивных автомобилей, которые на трассе в Солт-Лейк-Сити звуковой барьер преодолевают. Да еще и покрытие дороги стало гладкое, как стекло. У Тарана все больше страха в душе нарастало. Да такого мощного, которого он наяву никогда не испытывал, хотя уже не один раз по жизни стоял на краю могилы.

Этот самый страх как бы овеществился, когда где-то впереди, у горизонта, появилась сперва какая-то черточка, а потом стала расти с огромной скоростью, и стало ясно, что это какая-то мощная стена, невесть откуда возникшая поперек дороги. «Девятка» с Юркой за рулем неслась прямо на нее. Других машин на дороге уже не было (до этого Таран их видел). Наверно, свернули? И Юрка тоже хотел было свернуть и даже, кажется, мог это сделать — колеса поворачивались. Однако он откуда-то знал, что сворачивать никак нельзя, надо только прямо, и больше никуда. На таран!

Он как бы вонзился в эту черную стену, и сразу после этого видения дороги, машины и прочего исчезли. Появилась Надька Веретенникова, которая находилась вместе с ним в каком-то замкнутом пространстве с неясными очертаниями, гладила его по голове и бормотала:

— Все в порядке, не волнуйся, я с тобой…

После этого Таран проснулся. Как говорится, в холодном поту, хотя в избушке было очень даже тепло, и остыть она за несколько часов почти не успела.

МЕЛКОЕ ХУЛИГАНСТВО

Из сонного состояния Юрка вышел не сразу и какое-то время находился на грани, что называется, яви и грез. В том смысле, что в конце сна на смену жуткому страху пришла приятная расслабуха, и из этого сна ему попросту не хотелось вылезать в реальный мир.

Однако выяснилось, что в реальном мире Тарана тоже кто-то нежно поглаживает. Причем не только по стриженой башке, но и по груди под свитером. А также изредка прикасается к ногам, правда, не забираясь в штаны. И очень осторожно дышит в ухо.

Несколько секунд ему даже мерещилось, будто это Надька. Командировка в Москву и все последующие события представлялись приснившимися. Таран даже подумал, что Веретенникова вот-вот зальется своим звонким смешком и скажет: «Ну, просыпайся же ты, в казарму пора!»

Но вместо этого он услышал игривый шепоток Полины:

— Это я-a… Тебе не скучно?

После этого легкая лапка потерлась о его джинсы в опасной близости от ширинки. А там, между прочим, у вполне отоспавшегося Юрки нарастала некая напряженность. Само собой, что от прикосновения бесстыжей ручонки эта самая напряженность стала усиливаться. И вполне нормальное дыхание у Тарана несколько сбилось.

— Ты это… — пробормотал Юрка. — Поосторожней шути, ладно?

— А я не шучу, — шепнула Полина. — Ты мне жутко понравился… Ведь тебе тоже хочется, верно? Вон какая прелестная штучка…

И опять погладила через джинсы Таранову систему. «Штучка», конечно, до того окрепла, что ей тесно стало. Конечно, она не конкретно на Полину настроилась, а так, вообще. Может быть, скорее на Веретенникову, которая во сне приснилась. Более того, прибор до того обнаглел, что стал подавать команды Юркиной башке. Дескать, тут, рядом совсем, баба имеется. Надо употребить!

Конечно, башка тут же припомнила, что прошлым утром, когда на даче ночевали, Таран, вломившись в комнату, застал Полину в постели с мужиком. То есть с Паваротти липовым. И ясно, что ту ночку они вовсе не безгрешно проводили. Насчет Форафона Юрка точно не знал, но догадывался, что и он мог к этому телу руку приложить, и даже не только руку. Но какого-то отвращения особого не чувствовалось. Ну, была, ну, дала… В конце концов, Юрке она никто, в любви-верности не клялась. К тому же этих обоих, с дачи, уже на свете нет. А Таран есть, и Полина есть.

А когда рационально мыслящая голова, стремясь отвратить Юрку от низменных побуждений, решила смоделировать картинку, как Паваротти трахает Полину, то эти самые низменные побуждения еще усилились. В натуре, Юрка Полину, когда она там, на даче, из постели выскочила, пристально не рассматривал — не та обстановка была. А на «виртуальной модели», которую умная голова изобразила, увидел совсем голышом. К тому же с подсказки «прибора» — он все больше власть над Тараном захватывал — в эту самую «модель» на место Паваротти оказался встроен сам Юрка. И хотя рациональное мышление в компании с совестью пытались это видение куда-нибудь отодвинуть или вовсе убрать, ни шиша не получалось. Наоборот, чем больше Юрка упирался, цепляясь то за морально-нравственные, то за санитарно-гигиенические причины, тем больше его тянуло к этой вредной Полине. Тем более что она, пока суд да дело, очень уютно прилегла к Юрке и грудками, и животом, и ляжку ему на колено забросила. Правда, все это было покамест упрятано в одежду и отделено от Таранова тела несколькими слоями материи, но осязалось вполне ощутимо.

Соответственно, Юркин «прибор» превратился в нечто бронебойное, и власть его над всем остальным организмом приобрела характер абсолютной монархии. То есть он стал командовать и головой, и руками, ногами…

Голова, в общем и целом, потеряла свою руководящую и направляющую роль. Она, эта самая башка, учащенно сопя носом, потянулась к Полине губами, а руки ухватились за то мягкое и податливое, что пока еще было упаковано в одежду. Полина тихонько хихикнула и жадно обвила Юрку руками, а заодно плавно повалилась на спину.

Целовались они недолго, потому что на это было жалко времени. Юркины руки получили команду добраться до нижней части Полины и принялись эту команду выполнять. То есть доставать ее из джинсов, рейтуз, колготок и трусиков, что было проделано с максимальной быстротой.

— Да не спеши ты так, сумасшедший! — бормотала из темноты Полина, но скорее с восхищением, чем с недовольством.

Таран уже собирался и собственные штаны снимать, но тут произошло нечто неожиданное: он хотел подтянуть к себе одеяло, но случайно ухватил за хвост Муську, которая в отличие от своей хозяйки проснулась, услышав шорохи по соседству, и насторожилась.

Всем известно, что представители семейства кошачьих жутко не любят, когда их дергают за хвосты. Муська тоже не была исключением и, злобно мяукнув, крепко полоснула Тарана своими острыми, как рыболовные крючки, когтями.

— Бля-al — вырвалось у Юрки от режущей боли, и сразу все желания вмиг отпали.

Нет, конечно, сам «прибор» не отвалился, но тут же сник, и власть в Юркином организме перешла к сторонникам морали и рационального мышления.

Кошка, которая ожидала ответных санкций типа пинка под зад, предусмотрительно упрыгнула с постели. Таран тоже соскочил на пол. Он ощущал кровь на тыльной стороне ладони и хотел поглядеть при свете, какие повреждения причинила эта рыжая лахудра.

Конечно, при всем этом получилось много шума, и проснулась Лизка, которая тут же спросила:

— А где Муська?

— Хрен ее знает, — прорычал Таран, — ты б ей когти подстригла, что ли!

Кое-как ему удалось найти на печке коробок спичек и зажечь свечку. Муськины когти слегка распороли кожу, и оттуда довольно сильно сочилась кровь. Юрка поступил по-собачьи: слизал кровь, а потом, вспомнив про ящик с водкой в сенях, сходил за пузырем и продезинфицировал ранку, а затем обвязал платком.

Полина в это время лежала на животе, укрывшись одеялом и отвернувшись от Лизки, которая тоже слезла с нар и искала Муську. Кошка, как видно, чуяла, что ей может попасть, и заползла под нары. Но Лизка ее все-таки нашла, обняла, поцеловала в носик и вновь забралась на постель, невинно спросив:

— Ну, и как у вас дела? Любовь состоялась?

— Ой, молчи ты, дура! — проворчала Полина. — Малым детям спать пора!

— У меня с твоей кошкой роман, — сказал Юрка с иронией. — Влюбилась, зараза, к Полине приревновала. Видишь, как царапнула?

— Она такая! — хихикнула Лизка, довольная тем, что и Тарану попало, и эта самоуверенная Полина с носом осталась. — Между прочим, ты нам вчера руки разбивал, помнишь? Так вот, мы спорили с ней… Точнее, это она поспорила, что ты ее ночью трахнешь…

— Лизка! — завопила Полина. — Заткнись, гадина!

— Вот еще! Ты же сама хотела спорить! Она, представляешь, меня выпороть хотела, если я проиграю. А теперь-то наоборот вышло!

— Ты правда на это спорила?! — строго спросил Таран, ощущая глубокий стыд оттого, что едва-едва не согрешил перед Надькой. Все его поведение казалось ему таким мерзким, что хотелось под землю провалиться. Собрался какую-то заразу дрючить, да еще в присутствии малолетки… Тьфу!

— Ну, спорила, спорила… — сердито проворчала Полина. — А что, если б эта кошка не подвернулась, ты бы отказался?! Вон, смотри, Лизка (тут Полина откинула одеяло), он уже меня раздел! И вообще, еще ночь не кончилась, понятно?

— Кончилась! — убежденно произнес Таран. — Никаких мелких хулиганств больше не будет. Одевай штаны и не свети на меня своим хозяйством. Я на все эти дела уже вот так насмотрелся.

— Подожди! — настырно прошипела Лизка. — Я ей десять горячих должна влепить! Она проспорила!

— Это ваши проблемы, — прорычал Таран, — тоже мне, садомазохистки нашлись недоделанные! Идите вон в сени или во двор и развлекайтесь, а я спать хочу.

— Ни фига! — заорала Лизка. — Она продула! Сама говорила, что меня в твоем присутствии лупить собирается! А я чем ее хуже?! Ишь, заюлила!

— Между прочим, — неожиданно спокойным тоном произнесла Полина, — я не отказываюсь. Проиграла так проиграла — такова судьба, значит. Ну что ж, секите меня как Сидорову козу!

И перевернулась на живот, вытянув в струнку довольно ровные полненькие ножки. Попка у нее тоже была ничего, белая, симпатичная, гладенькая. Свет от огарка ее чуточку порозовил, еще приятней смотрелась. Даже боль от поцарапанной руки резко ослабела.

Таран сразу понял, что этот маневр есть не столько покорность условиям пари, сколько хитрость, рассчитанная на то, чтоб снова возбудить его, Юрку. А Лизка, жаждущая справедливости, конечно, этого дела не поняла. И уже начала вытаскивать из джинсов ремешок.

— Вот что, — сказал Таран, подавляя в себе похабненькое желание поглядеть на то, как Лизка будет пороть Полину, — на все эти ваши споры предлагаю наплевать и забыть. Иначе я вас просто повыкидываю отсюда в сени, чтоб вы там свои страсти остудили. Нам, между прочим, завтра двадцать верст пешком идти. По снегу и с грузом. Да еще какая погода установится… Так что давайте спать. Ни Полина не проиграла, ни Лизка. Победила дружба!

Поскольку Таран произнес свою речь тоном не мальчика, но мужа, а угроза вылететь из теплой комнаты в холодные сени показалась вполне реальной, Полина торопливо залезла под одеяло и уже там, чтоб лишний раз не отсвечивать, привела одежду в порядок. И Лизка послушно забралась на нары, нежно обняв Мусеньку. Юрка задул свечу и заполз в свой угол, постаравшись подальше отодвинуться от Полины.

Однако теперь уснуть оказалось нелегко. Рука почти не болела, но покоя в душе не было. Таран все-таки на подсознательном уровне очень жалел, что у него с Полиной обломилось. И хотя он мог себя успокоить тем, что не поступился принципами и не изменил Надьке Веретенниковой, не дал этой бесстыжей Полинке поторжествовать над очень несчастной по жизни Лизкой, все же чувствовал себя малость ущемленным. Даже чуточку униженным.

Полина тоже не могла заснуть. У нее обломное настроение еще пущий дискомфорт создавало. Тем более что у нее никаких сдерживающих факторов, аналогичных Тарановой Надьке, вовсе не было. И особенно обидно ей было, что вот уже в который раз у нее не получалось с мужиками, которых она сама хотела. Давать тем, которые ей были в принципе до лампочки, ей приходилось уже не раз. Особенно с тех пор, как братец Костик свел дружбу с командой Зуба.

Подлец он, конечно, а не брат. Знал ведь, зачем Зуб пожелал познакомиться с его сестренкой. Да, привез туда, где была веселая компания и очень простые, без условностей отношения. Как раз такие, о которых Полина мечтала, когда поступала в университет шесть лет назад. Однако там ей пришлось на всяких сейшенах и тусовках либо слушать сплетни о жизни рок-групп, либо общую пургу накурившихся однокашников, либо зануднейшие разговоры о политике, если доводилось попасть в компанию слишком умных. А ей очень хотелось побеситься от души. И вот когда оказалось, что диплом уже получен, а лучшие годы прошли впустую — Полина, идиотка, философский факультет окончила, после которого надо днем с огнем работу искать или сразу же свою идеологию обосновывать и партию создавать! — Костик пригласил ее как раз туда, куда ей так хотелось попасть. Ребята простые, здоровые и очень ловкие. О том, что они еще и бандиты, Полина догадалась немного позже. Когда ее уже и Зуб, и еще с десяток братков перепробовали, а Костик еще и сбытчицей наркотиков сделал. Ну а потом задолжал и довел Полину до того, что ей пришлось еще одно противозаконное дело проделать, чтоб пять тысяч баксов заработать. Но все равно он погиб. Хоть и подлец, но все-таки жалко.

И вдруг Таран подворачивается — крутой супермен, Микки Рурк прямо-таки! — хоть какая-то отдушина для чувств. Ведь уже еще чуть-чуть — и улегся бы! А тут эта вшивая кошка — и на тебе, замах пропал. Полина с досады аж взвыть захотела, когда все это по новой передумала и пережила.

Лизка, отвернувшись от Полины и нежно поглаживая кошку, свои переживания переваривала. У нее, конечно, была некоторая радость оттого, что Муська этой вредине Полинке насолила, но ведь не подвернись кошка Тарану под руку — все бы совсем не так вышло. Конечно, налупить себе задницу Лизка не позволила бы — это уж дудки! Она бы скорее пристрелила эту подлюку. Да и Юрка бы защитил, наверно. Но ведь все-таки он соблазнился на эту толстую! (Лизке все, кто чуток полнее ее, тростиночки, казались толстухами.) И не позволил Лизке ей всыпать — пожалел, значит…

Но была у Лизки и еще одна — сверхтайная, глубоко запрятанная, но очень сильно ощущавшаяся ею досада. Оттого, что тайное желание подсмотреть, как ЭТО бывает, не реализовалось. Даже то, как Таран с Полиной начали обниматься и как он ее раздевал, — проспала.

В общем, так они лежали рядком и переживали каждый свое. Только кошка Муська, пригревшись у Лизки под боком, спала без каких-либо душевных волнений и тревог, с чувством честно исполненного долга перед хозяйкой, если, разумеется, кошкам такое чувство присуще.

ЕЩЕ ОДНА КОМПАНИЯ

Худа без добра, как известно, не бывает. Если б Таран, Полина и Лизка не находились в расстроенных чувствах и спали бы мирным сном праведников, то еще неизвестно, проснулись бы они утром или нет.

Первым далекое и глухое гудение мотора услышал Юрка. Сперва думал, что послышалось. Ветер, правда, за окном стих, но все-таки еще имел кое-какую силушку и уносил звук куда-то в сторону от кордона. Однако через некоторое время Таран уже не сомневался: нет, кто-то прет по лесу на машине.

По Юркиным прикидкам, дело шло к пятому часу ночи или утра — понимай как хошь, все равно темно. Ясное дело, сомнительно, чтоб кто-то из местных мужиков или других мирных жителей поперся в лес по хозяйственной надобности в такую рань, да еще и не на тракторе, а на автомобиле. Конечно, по пьяной лавочке в России и не такие подвиги совершают, но все-таки вероятность этого была невелика. Совсем пьяный должен был уже давно где-нибудь застрять и замерзнуть, а не совсем — отрезветь и вернуться.

То, что данное транспортное средство сюда вообще доехало, было само по себе удивительно. Даже на озере, поди-ка, за ночь немалые сугробы намело. А ведь надо было еще доехать до него от развилки. Правда, по этому участку, как известно, вечером промчался Таран на «девятке» и оставшийся неизвестным водила на «Ниссан-Патроле». То есть прикатали колею. Даже если сверху присыпало снежком, то глубоко не увязнешь. На озере, возможно, до места побоища тоже такие прикатанные колеи остались. Но дальше, особенно на том километре, который Таран со своими спутницами пешком преодолевали — очень хороший вездеход нужен. Не говоря уже о просеке, ведущей в горку. По ней, наверно, только трактор взберется, да и то лишь гусеничный.

Пока Таран размышлял и прикидывал, шум мотора уловили и остальные. Первой нарушила тишину Полина:

— По-моему, кто-то сюда едет…

— Может, это милиция?! — забеспокоилась Лизка.

Юрка насчет милиции не думал. Вообще-то можно было себе представить, что кто-нибудь из жителей близлежащих сел услышал стрельбу на озере, добрался до телефона и позвонил в РОВД. И то, что могли послать группу разобраться, кто стрелял и почему, тоже не представлялось фантастикой. Добрались до озера, покопались в снегу, нашли гильзы. Хотя сделать это в такой снегопад не легче, чем иголку в стоге сена найти. По идее, если б менты приехали быстро, то могли бы разглядеть следы, оставленные Юркой и девками по пути к кордону. Но тогда бы они гораздо раньше прибыли к избушке. Максимум в два часа ночи. Тем более что проехать тогда было намного легче. Нет, милицейскую версию стоило признать не слишком убедительной.

— Что будем делать? — спросила Полина.

— Подождем, — сказал Юрка. — Может, машина вовсе не сюда едет. Проедут мимо нашей просеки, а то и вовсе вернутся, если поймут, что увязают.

Тут он вспомнил про чертеж на стенде, который видел в сенях. Слез с нар, обулся, зажег свечку и пошел отлеплять ватман от доски. Потом уложил план на стол и стал разглядывать.

Когда этот план был начерчен — неизвестно. Может, еще до Юркиного рождения. Однако основные элементы, которые интересовали Тарана на плане, присутствовали. То есть дорога, ведущая к озеру от развилки (сама развилка на план не попала), дорога, проходящая через озеро (она была обозначена пунктиром, и на ней имелась надпись «зимняя»), а также ее продолжение за озером и отходящая от нее просека, ведущая на кордон. Была еще одна дорога, которая обходила озеро по краю (на ней имелась надпись «летняя»). Очевидно, ее зимой не использовали и не расчищали. Ежели масштаб был верный, то получалось, что она вчетверо длиннее. На обрезе плана, как ни странно, на обоих концах дороги — и на одной стороне озера, и на другой — было написано: «В Васильево». То есть получалось, что в село можно доехать от озера и двигаясь в сторону развилки и в обратном направлении. Причем если около того конца дороги, что вел к развилке, значилось расстояние 23 км, то на противоположном — 12 км. Получалось, что если продолжать путь через лес, то до Васильева будет вдвое ближе.

Между тем шум мотора стал намного слышнее. Таран смог понять, что неизвестная тачка пытается вползти на горку, то есть имеет своей целью добраться до кордона. В том, что упертый гражданин наверняка засядет на этом подъеме, Юрка почти не сомневался.

Так оно и случилось. Сперва пошли периодические взревывания мотора, когда товарищ пытался протаранить наметенные сугробы враскачку, а потом гул стих. Сел, бродяга!

Однако это был еще не повод для того, чтоб успокаиваться. Если граждане, ехавшие на застрявшем драндулете, действительно собирались дойти до избушки и им это было очень нужно, то могут и пешочком добраться. А потому Таран задул свечку и полез под подушку за оружием.

Конечно, Лизка тут же ухватила «глок». Юрка не возражал. Во-первых, там было всего четыре патрона, а во-вторых, госпожа Матюшина уже доказала на практике, что палит достаточно успешно. Себе Таран взял все остальное, то есть автомат и два «ПМ».

— Вы что, опять собираетесь стрелять? — испуганно произнесла Полина. — Может быть, лучше убежим?

— Куда ты убежишь по такому снегу? — хмыкнул Юрка. — Нет уж, лучше их здесь дожидаться. На одной машине много не приедет. Тем более что это не грузовик, а легковая. Типа «Нивы». Пять человек, самое большее.

— Прячься за печку, — посоветовала с явным превосходством Лизавета. — Небось поджилки трясутся?

— Ладно, — строго произнес Таран, обращаясь к Лизке. — Ты особо не выпендривайся и сиди здесь. Если ворвется кто-то чужой или в окно полезет — стреляй, а до этого — ни-ни! Поняла?! А я буду в сенях. Говорить тут старайтесь поменьше, и лучше шепотом.

Таран подобрался к входной двери, проверил надежность засова и стал смотреть на ворота через маленькое окошко рядом с окном, протерев в заиндевевшей поверхности небольшой «глазок» — вроде тех, что бывают на стеклах автобусов.

Видно было неважно. Свету на дворе нисколечко не прибавилось, более-менее разглядеть можно было только границу между более светлым снегом и темным забором с воротами. Поэтому Юрка больше слушал, чем смотрел.

Голоса послышались минут через двадцать. Тарану вообще показалось, будто через час. Он даже подумал: а не поперлись ли эти граждане пехом в обратный путь? Хотя прекрасно понимал, что для начала они попытались бы выехать с просеки на машине.

Сначала разобрать, что именно говорят, было трудно. Но потом, по мере приближения тех, кто шел к избушке, стали различаться отдельные слова и фразы. А еще через некоторое время через щели в заборе и воротах стал заметен свет фонаря. И довольно мощного, аккумуляторного, с которым автомобилисты лазают под машину. Примерно с этого же момента Таран стал отчетливо слышать все, что говорилось за воротами.

— Ну вот и пришли! — проворчал кто-то. — По-моему, тут нет никого. Так нас тут и ждут с пузырями…

— Слиняли, суки! — предположил другой голос. — Взяли кассу и тю-тю! На хрен им наши бабы?

— Помолчали бы! — буркнул третий, похоже, считавший себя в этой компании главным. — Еще ни хрена не ясно. Дымом пахнет. Печь натопили. На хрена это делать было, если линять намылился?

— А так, за ради понта… — хмыкнул первый.

— Мальчики, — просительно произнес женский голос. — Поехали лучше к нам! Видно же, что тут ловить нечего.

— Заткнись, курва! Тебе слова не давали. За вас уплочено.

— Не нарывайся, Тань, — посоветовал еще один женский голос, посолидней. — Целее будешь.

По воротам несколько раз крепко грохнули кулаком.

— Крюгер! — громко заорал тот, что был за главного. — Отпирай, биомать! Замерзли!

И еще раза три долбанул по воротам. Окромя эха, никто, конечно, отзываться не стал.

— Нету их, Лупандя, пожалей кулаки, — посоветовал тот, чей голос Таран услышал первым. — Кинули они нас. Как божий день ясно. На хрена делить на шесть то, что на троих хорошо делится?

— К тому же замок на калитке висит снаружи, — поддакнул третий мужик. — Поехали лучше к бабам, пока тачка не застыла!

— Правильно, Купорос! — поддержал товарищ, советовавший беречь кулаки. — Может, еще силенки найдутся, чтоб по паре палок бросить? Как, девчонки?!

— Ой-и! — дуэтом завизжали бабы, которых, должно быть, крепко стиснули.

— Нет, я разобраться хочу! — упрямо произнес Лупандя. — Ни фига не поверю, чтоб Кисляк такой падлой мог оказаться! Шмат с Крюгером тоже не крысятники по жизни. Ну-ка! Подсаживай на забор! Галька, держи фонарь! Подсвети наверх!

За забором завозились. Таран через свой «глазок» увидел сперва луч света, а потом под кряхтение тех, кто оставался на другой стороне, на забор вскарабкался увесистый мужик в кожаной куртке с меховым воротником и пыжиковой шапке.

— Подай фонарь! — приказал он тем, кто оставался внизу. Свет пометался немного туда-сюда, потом Лупандя взял фонарь и спрыгнул с забора во двор.

— Ну что? — спросил из-за ворот Купорос. — Машина стоит?

— Ни хрена нет… — с заметной обескураженностью в голосе пробормотал Лупандя, шаря светом по двору. — Похоже, и правда слиняли…

— Вот так, блин! — ехидно произнес Купорос. — «Кореша до гроба», «Кисляк не кинет!», «Шмат с Крюгером не крысы!». Ох, хорошо ты говорил, братан!

— Не нуди, а? — огрызнулся Лупандя, положив фонарь на снег и вынимая брус, которым были заложены ворота. — А то я огорчусь сильно, жертвы быть могут. Надо пошуровать малость. На чердак слазать, в подпол. Ну-ка, толканите ворота!

Дружными усилиями ворота смогли раздвинуть настолько, что через них смогли протиснуться все, кто находился на той стороне. Таран увидел двух мужиков в куртках и двух баб в кожаных пальто. У них с собой было две увесистые хозяйственные сумки.

— Ни хрена себе замело! — подивился Купорос. — Да их тут с утра не было.

— Все равно я на чердак слазаю. А вы пока посмотрите на крыльце. Если замок висит — ломайте на хрен. Все равно тут ночевать придется. Давай, Швырь! Покажи бабам, как ты замки работаешь!

Лупандя, кряхтя и проваливаясь в снег, пошел куда-то вокруг избы, забрав с собой аккумуляторный фонарь. Но у Швыря, оказывается, свой имелся, маленький, и, засветив его, он подошел к крыльцу. Купорос последовал за ним, а девки, притопывая ногами от холода, остались стоять у приоткрытых ворот возле сумок.

— А замок-то сбит, — удивленно пробормотал Швырь и дернул дверь. Она не поддалась, и Швырь еще больше удивился.

— Рви сильнее, недоделок! — добродушно подсказал Купорос. — Примерзла небось!

— Ни хрена она не примерзла, на засов изнутри задвинута, — возразил Швырь, и пошатал дверь ладонью. — Слышь? Брякает!

— Э! Шмат! Хорош разыгрывать! — заорал Купорос. — За такие шутки морды чистят!

И, забыв о советах, которые сам давал Лупанде, несколько раз врезал по двери кулачищем.

— Хреново, если не услышат! — проворчал Купорос. — Она, зараза, наружу открывается. Если б вовнутрь — так толканули бы посильнее и засов сорвали. Неужели спят, заразы?

— Нажрались небось! — прорычал Швырь. — Ну, твари бесстыжие, а? Неужели весь ящик без нас оприходовали?! Там бутылок восемь еще оставалось, точно говорю!

Таран еще до появления братков на крыльце потихоньку отполз от окошка в дальний от двери угол сеней и взял вход на прицел. В том, что этих двоих он сможет встретить как надо, Юрка не сомневался. Зато немного беспокоил Лупандя, который пыхтел и ворочался в снегу за домом. Похоже, он приставлял лестницу, чтоб забраться на чердак через слуховое окно. В комнате вроде бы никакого люка, чтоб лазить на чердак и обратно, на потолке не было. А вот в сенях Юрка потолок толком не рассматривал… А ну как этот Лупандя спрыгнет ему на шею с чердака?! Или высветит фонарем и шарахнет в затылок? Мурашки по спине пробежали… Вроде бы Лупандя уже приставил лестницу. Так, скрипит, пыхтит — лезет!

И тут Юрка увидел на потолке свет. Лупандя посветил вдоль чердака. Вот оно что! Люка на потолке в сенях не было, но в стене, в двух верхних венцах, было выпилено по полтора метра бревен. Если Лупандя подойдет к этому лазу и посветит вниз — Таран как на ладони будет… А что, если за стенд сховаться?! Тот, на котором план кордона висел…

Перебираясь за стенд, Юрка немного пошуршал, и, похоже, во дворе это услышали.

— По-моему, есть там кто-то! — заметил Швырь.

— Открывай, алкашня! — еще раз рявкнул Купорос. — Шмон идет!

И еще разок-другой врезал по двери, но уже ногой.

— По фигу мороз, это называется, — констатировал Швырь. — Может, они этой водярой траванулись?

— Вчера все нормально бухали, — опроверг Купорос. — Мы ж с собой тоже три пузыря взяли из этого ящика — и все нормально, ни в одном глазу. Что, думаешь, Крюгер не знает, где в этом районе нормальная хань продается?

— Знать-то он знает, да могли и подсунуть…

— Не болтай! Таких торгашей-самоубийц я тут еще не видел…

— Вообще-то, — сказал после небольшой паузы Купорос, — если они спьяну за дровами не следили и рано вьюшку закрыли, то угореть могли…

— А чего мы думаем? — неожиданно осенило Швыря. — Тут окошко рядом с дверью. Вышибем его на хрен — и отодвинем засов… Какие проблемы?!

— Голова! — похвалил Купорос.

Таран собрался в кулак, готовясь нажать спуск, как только бандюки распахнут дверь. Купорос уже приготовился долбануть каблуком по стеклу, но тут сверху послышался очень довольный голос Лупанди:

— Братва! Чемодан здесь! Полный!

Таран опять спрятался за прислоненный к стене стенд. И вовремя — Лупандя посветил через лаз в сени, а потом сбросил вниз довольно большой кожаный чемодан — и тяжелый, надо заметить, аж пол при падении тряхануло. После этого Лупандя спустился вниз, держа фонарь зубами за ручку. Оказывается, к бревнам, находившимся ниже лаза, были прибиты небольшие брусочки, на которые можно было ноги ставить. Бух! — Лупандя спрыгнул с последнего брусочка на пол. Весил он намного больше чемодана, а потому от этого сотрясения весь деревянный хлам, стоймя стоявший в углу, подпрыгнул и завалился набок. Да так неудачно, что привалил собой стенд, за которым укрывался Юрка.

Конечно, ничего особо мощного не упало, и у Тарана вполне хватило бы силенок, чтоб раскидать все эти бруски и доски, но на все это нужно было не меньше минуты. А эту минуту ему бы вряд ли дали.

Тем более что Лупандя уже подошел к двери и отодвинул засов. Вошли и Швырь с Купоросом, и девки с сумками.

— Во! — торжествующе произнес Лупандя, демонстрируя чемодан. — Кисляк слово держит! Вот она наша доля, братаны!

— Ты глянь сперва, может, там кирпичи лежат! — скептически хмыкнул Швырь.

— А, думаешь, я не глядел? Все в ажуре, и хрен на абажуре!

— Короче, пошли в тепло?! — проворчал Купорос, задвигая засов. — Там и поглядим, и пересчитаем…

Они открыли дверь в комнату и стали по одному проходить в узкую дверь. Купорос задержался, чтоб прихватить пару бутылок из ящика. Сумки, конечно, тоже в комнату занесли.

Таран все это время не решался пошевелиться. Он рассчитывал дернуться и выскочить из своего укрытия в тот момент, когда Лизка начнет стрелять или когда Полина с испугу завизжит. Однако все пятеро уже вошли в комнату и явно должны были уже их заметить, а ни стрельбы, ни крика, ни возни и грохота, которые должны были неизбежно сопутствовать драке, из-за стены не долетало…

«УХ, КАКИЕ КРУПНЫЕ ДЕНЬЖИЩИ!»

Юрка еще больше бы прибалдел, если б узнал, что ни Лизки, ни Полины, ни даже кошки Муськи в комнате не было.

Именно из-за кошки все и произошло. Лизка еще до того, как голоса Лупанди энд компани стали слышны Тарану, сидевшему в сенях, решила упрятать кошку в корзинку и поставить под нары. Однако Муська уже сама спряталась именно там, правда, без корзинки. Хотя кошка была рыжая, а не черная, найти ее в темноте было не менее трудно. Тем не менее Лизка все-таки нашарила ее под нарами и постаралась вытащить, чтоб запихать в корзину.

— Ты же простудишься без платочка! — шептала Лизка Муське, цеплявшейся когтями за половицы. — Не бойся, миленькая, я тебя только заверну в платочек, посажу в корзиночку и обратно поставлю!

Внезапно, сквозь возмущенное мяуканье кошки, Лиза услышала отчетливое металлическое бряканье. Похоже, Муська царапнула коготком какую-то металлическую штуковину. Конечно, Лизавета сперва все же довела дело до конца, то есть замотала кошку в платок и уложила в корзинку с крышкой. Но потом, когда полезла обратно под нары, все же пошарила рукой по полу, чтобы выяснить, что же там такое брякало?

Оказалось, что брякало железное колечко, привинченное к крышке ведущего в подпол люка. Поверх этого люка, чтоб из подвала не сильно дуло в спины спящим на нарах, был постелен обрывок ватного одеяла, но кошка, когда Лизка ее вытаскивала, зацепилась когтем за него и отодвинула в сторону. Кольцо при этом звякнуло.

Лизка, конечно, не удержалась от того, чтоб подцепить кольцо пальцами, приподнять крышку и сдвинуть ее в сторону. Сразу повеяло холодом, и Полина спросила из темноты:

— Что ты там делаешь?

Она сделала было шаг к Лизке, но случайно запнулась за корзинку с Муськой. При этом крышка открылась, и упрямая кошка, мигом выпутавшись из платка, стремглав выскочила из корзинки, унеслась под нары и, слегка задев хозяйку хвостом, молниеносно сиганула в люк.

— Куда ты, дурочка?! — взвыла Лизка. Сперва она хотела тут же лезть в подпол, но потом решила забрать корзинку и вылезла из-под нар. Заодно она облаяла Полину:

— Кляча ты слепая! Вот ищи теперь, куда Муська сбежала!

— Там что, подвал, да? — спросила Полина и зажгла огарок.

После этого она сразу же полезла со свечкой под нары. Все это произошло едва ли не за несколько минут до того, как Лупандя перелез через забор, а потому заметить слабый свет огарка в окнах избушки он не сумел. Как раз в тот момент, когда Лупандя спрыгнул во двор, Полина со свечкой уже слезла в подпол по коротенькой лесенке, а следом за ней, прихватив корзинку с платком, туда же спустилась Лизка.

Отыскать в подвале кошку было бы не так-то просто, даже при свете огарка. Тем более что огарок этот тут же погас.

Спичек Полина в подвал с собой не захватила, а потому собралась было вылезти наверх, но тут Купорос со Швырем стали дубасить в дверь, и она с испугу не только юркнула обратно, но еще и крышку за собой прикрыла.

Муська нашлась сама. Она учуяла по запаху хозяйку, а может, даже увидела ее своим кошачьим зрением. Ну и выпрыгнула откуда-то из темноты прямо Лизке на грудь.

— Ой, кисанька! — засюсюкала Лизавета. — Зачем же ты от меня бегала? Замерзла? Ай-яй-яй!

И, укутав Муську в пуховый платок, запрятала ее к себе под дубленку, посчитав, что в корзине кошке будет недостаточно тепло.

— Ты куда? — испуганно спросила Полина, когда Лизка хотела было выбираться из подвала.

— Юрке помогать…

— Сиди здесь, дура! — прошипела Полина. — Если он с ними справится, то и без тебя, а если нет, то ты ему не помощница!

— Пошла ты на фиг! — отмахнулась Лизка, но в это время пол во всем доме содрогнулся от падения чемодана, который Лупандя сбросил с чердака, а затем через пару минут послышался грохот, которым сопровождался прыжок Лупанди и падение деревянного хлама на замаскировавшегося за стендом Тарана.

— Ой! — пискнула Полина и в ужасе уцепилась за Лизку.

Та тоже напугалась и ждала, что вот-вот загремят выстрелы. Пистолет она, конечно, вытащила, но стрелять покамест было не в кого. Тем более что из подпола в комнату так просто не пальнешь.

Впрочем, наверху никто не стрелял. Лязгнул засов на входной двери, затопали ноги, и целая куча народу вошла в комнату со смешками и прибаутками.

Лизку все это очень озадачило: где же Юрка? Неужели его так запросто зарезали? Она не без некоторой логики думала, что, если выстрелов не было, значит, Тарана могли только зарезать.

Юрка же, стараясь осторожно разобрать завалившие его деревяшки, тоже размышлял над причиной того, почему Лизка не выстрелила. И додумался: он же вчера разряжал и разбирал оружие, чистку-смазку проводил. Потом собрал, снарядил магазины, вставил их, но… не дослал патроны в патронники! То ли спать очень хотелось, то ли просто позабыл. Срамота-а!

Мама родная! Тарану в один момент стало стыдно и страшно. Стыдно потому, что он, считающий себя уже более-менее обученным, допустил ошибку, которую даже салабон не должен допускать. А страшно потому, что он собрался воевать с недозаряженным оружием… Как же хорошо, что его завалило за этим стендом! А что, если б он выскочил на Лупандю с таким автоматом? Вскинул, нажал — и ни хрена! Опять мурашки по коже пошли, когда представил себе последствия. Правда, мог бы, наверно, успеть передернуть затворную раму, если б Лупандя растерялся. Но на это надежда плохая. Тем более что сам Таран в этом случае растерялся бы намного сильнее.

Но Лизка-то вообще, поди-ка, ни хрена не знает, как с оружием обращаться. Тем более с такой «иномаркой», как австрийский «глок-17». Привыкла, что он палит сам по себе после второго нажатия на спусковой крючок, а о том, что надо передергивать затвор после присоединения магазина — понятия не имеет.

Однако если причину того, почему Лизка не стреляла, Таран лично для себя объяснил, то понять, отчего в комнате никакого шума и драки не произошло — не мог. Конечно, он подумал, что Полина с Лизкой могли спрятаться под нары. Но их же там элементарно найдут…

В общем, Юрка решил поторопиться. Но конечно, сначала надо было исправить ошибку. И Таран, осторожно оттянув затворную раму автомата, резко отпустил ее. Щелкнуло звонко, даже громко, но в комнате шумно галдели и этого щелчка за обитой войлоком дверью попросту не расслышали.

Галдеть было от чего. Когда Лупандя стал обшаривать комнату лучом своего большого аккумуляторного, то тут же увидел мешок с деньгами, затрофеенный Тараном у фиксатого, которого в натуре называли Кисляком.

— Братва! — завопил он. — Я балдею! Еще купюры!

— Ты чемодан сперва открой! — настырно потребовал Швырь.

Открыли. Чемодан был туго набит пятисот- и сторублевыми бумажками, расфасованными в пачки с банковскими заклейками.

— Блин, я думал, они их уже на баксы поменяли… — слегка разочарованно произнес Купорос. — А с этими «деревяшками» еще мучиться и мучиться.

— Ну, ты привереда, братан! — проворчал Лупандя. — Здесь их не поменять, понял? Надо в Москву везти или хотя бы в облцентр. Во-первых, тут, в районе, ни хрена долларов не хватит. А во-вторых, нас тут заловят с этими бумажками в два счета. Их же понесут в тот же банк, чьих инкассаторов мы брали…

— Е-мое! — Купорос вытащил из-под стола кейс Владлена. — А это откуда?

— Не пойму… — пробормотал Лупандя озадаченно. — У Кисляка такого точно не было.

Купорос открыл, выложил папку с бумагами и сотовый, после чего любовно погладил пачки баксов.

— Вот это деньги! Небось побольше, чем в чемодане и мешке!

— Ни фига! — уверенно возразил Швырь. — Одна пачка таких (он подбросил на ладони купюры с Франклином), это даже меньше, чем пять вот этих (Швырь щелкнул ногтем по пачке пятисотенных). А в этот чемодан шесть таких кейсов пересыпать можно.

— Не нравится мне все это… — пробормотал Лупандя.

— Чего не нравится? — удивился Купорос. — Что хорошие башли приплыли? Ну, ты странный, ей-богу!

— По-моему, это ни хрена не доля. Это все, и даже больше. Про баксы Кисляк ничего не говорил. Либо они самопальные, либо вообще хрен знает откуда. И мешок этот с магазина, а магазин они должны были сами брать.

— Ну и что? — произнес Швырь, алчно посматривая на разложенные на столе деньги. — Кисляк тебе что говорил? Что будет в избе ждать. А если что, мол, на чердаке оставлю долю. Сам же нам объяснял, полчаса назад.

— Да, про чердак он говорил, — кивнул Лупандя. — Но про баксы — ничего. Да и в чемодане слишком много. Не говоря уже о мешке, который он чисто на троих брал, в довесок. Галька! Мешок с вашего магазина, точно?

— Похож… — кивнула солидная баба.

— Наш, наш! — подтвердила и Таня, которая была на фигуру постройней, а на голос пописклявей.

Она заглянула в мешок и сказала:

— Да, это они всю дневную выручку взяли. Больше одного такого никогда не набиралось…

— На фиг нам разбираться? — хмыкнул Купорос.

— Не, ну ты, кореш, какой-то недалекий, кажется! — процедил Лупандя. — Не мог Кисляк нам все оставить, понял? Он не крыса, но и не мать Тереза, усек? Это надо на шесть делить, а не на троих. Улавливаешь? Здесь доли Кисляка, Крюгера и Шмата.

— Володь, — неожиданно встряла писклявая Танька, — я что-то не так поняла, наверно?

Галька резко схватила ее за плечи и оттащила:

— Уймись, дура пьяная! Не нашего это ума дело, поняла? Нам отстегнули, и хватит!

— Правильно! — вскользь поглядев на баб, произнес Лупандя. — Выведи ее, Галина! Пусть проблюется малость, мозги прочистит.

Галина вытянула упирающуюся подругу в сени, где Таран все еще осторожно, стараясь не громыхнуть и не стукнуть, разбирал завал. Услышав скрип открывающейся двери, он затаился и прислушался.

— Ты что, дура дубовая, смерти хочешь? — зло прошипела Галька, ухватив подружку за ворот. — Мечтаешь, что ли, чтоб эти кабаны нас почикали?

— Блин, — пробормотала Танька, — они же нам по доле обещали!

— Держи карман шире! Они нас сюда резать привезли, поняла? То, что отстегнули — по десять кусков, — с нас и заберут. Не догадалась, что ли?

— He-а… И ты ж меня, стерва, сюда ехать уговорила?! И ничего не сказала?! — пискнула молодуха.

— Тихо ты, курва! — пробасила шепотом Галька. — Иначе я тебя раньше их удавлю! Я все четко рассчитала. Они нас еще разок трахнуть желают. Поэтому до сих пор не пристукнули. Но хрен у них это выйдет, ты поняла? У меня клофелин при себе. Доза будь здоров! Тут, в ящике, водяра стоит. Купорос туда две принес, непочатые. А тут еще остались. Одну развинтим, клофику дольем — и подменим втихаря. Ну а когда отрубятся — тогда наша масть пойдет…

— Ты их убивать собралась? — в ужасе охнула Таня.

— А ты как думала, деточка? — выдернув откуда-то из рукава клинковую бритву, прошипела Галя. — С такими козлами только так: или — или… Зато представь себе: все денежки со стола — наши! Поняла, солнышко мое? Наши!!! Сейчас пойдем пописаем и все перетолкуем по-тихому…

В комнате этого весьма содержательного разговора не слышали и слушать не собирались. Там обстановка все больше и больше накалялась. Суровый мужской разговор явно приближался к той критической черте, когда может произойти самое непредсказуемое. Тем более что сразу после того, как Танька с Галькой вышли в сени, братки для простоты общения приняли по стакану.

— Нет, ты скажи, Лупан! — очень нервно произнес Швырь. — На кого мы три доли будем отстегивать? Где они, кто их видел, на хрен? Мы сюда приехали как договорились. Верно, Купорос?

— Верно! — прогудел тот. — Приехали, а их нет.

— Тебе, Лупандя, было сказано, что они, если что, долю тут оставят? Было! Купорос свидетель!

— Точно! — кивнул громила. — Значит, что? Все, что найдем, — наше! Делим на троих, шворим баб напоследок, пишем их перышком и — «в западный Иллинойс, на крупное дело»!

— Так тебя и ждут, е-мое, в этом Иллинойсе! Небось срочно проводку к электростулу меняют! — сурово пошутил Лупандя. — Я лично вижу, что у вас, братки, с понятиями туго. Купорос небось всю библиотеку за пять лет на зоне перечитал, начиная с Пушкина-Лермонтова и кончая О’Генри, но то, что у братвы воровать — это плохо, ни хрена не вычитал. И что за крысятничество бывает, тоже без понятия, наверно?

— Да ты пойми, Лупан! — ударил себя в грудь Швырь. — Они нам что, маляву оставили: «Братва, половину нам оставьте!»? Ни хрена не написали!

— Но они и не написали, чтоб мы все захавали, верно?

— Блин, опять все по новой начинать, да?! — с досадой взвыл Купорос. — Что тут долю оставят, Кисляк говорил? Говорил! Сколько в этой доле выходит конкретно, устанавливал? Ни хрена! Короче, что нашли — все наше. На троих расписываем — и нет проблем.

— Якорный бабай! — В хмельных мозгах Швыря промелькнула весьма опасная, но вполне логически обоснованная мыслишка. — А я все понял, Купорос! Думаешь, он на Кисляка играет? Да хрена с два! Он на себя пашет, понял?!

— Ты, Швырь, что, лишнюю пробку понюхал? — Лупандя отошел на шаг от стола, и, не вынимая руки из бокового карман куртки, сдвинул флажок предохранителя на «ПМ». — За слова отвечают, братуха! И конкретно отвечают!

— А я отвечу! Без проблем! — Швырь видел за собой поддержку могучего Купороса, а на карман Лупанди не сильно обращал внимание. — Ты, блин, нам с Купоросом мозги пудришь: поделим на шесть и три доли тут оставим. Дескать, братки сюда придут и свое поимеют. А вот хрена с два! Мы с тобой, Купорос, как два осла, возьмем треть на двоих и будем кипятком писать от счастья, а Лупандя потом сюда вернется и три лишние доли себе захавает! Усек механику?!

— Ну, ты пидо-ор! — аж задохнулся от ярости Лупандя и выдернул из кармана пистолет. Но Купорос отреагировал мгновенно: носком ботинка врезал Лупанде в пах, а потом шибанул его справа кулаком по роже. Тот полетел на пол, выронив пистолет, но у него был очень старый «ПМ» с разболтанным, очень легким спуском. Шарах! — выстрел грохнул уже тогда, когда оружие вылетало из руки Лупанди, и он ни в кого не целился. Но пуля, как известно, дура. Когда тщательно наводишь оружие — не попадаешь, а когда случайно нажимаешь — вот он, трупик-с!

Досталось Швырю. Должно быть, бог за жадность наказал и за излишнюю подозрительность. Пуля впиявилась ему куда-то в середину груди и пошла налево, к сердцу. У него округлились глаза, открылся рот, будто от сильного удивления, подогнулись колени, и Швырь, выдохнув что-то неразборчивое, повалился животом на стол, свалив с него и бутылки, и кейс с баксами, а затем безжизненно скатился на пол за спиной у Купороса.

Впрочем, у Купороса не было времени на рыдания и переживания по поводу Швыря, потому что он видел, что Лупандя хоть и свалился на пол, но не вырубился и тянется к пистолету, который был не так уж далеко от него. Купорос пинком отшвырнул оружие подальше и, прыжком оседлав Лупандю, левой рукой сдавил горло, а правой стал гвоздить братка по роже — так, будто хотел ему черепушку расплющить. Единственное, что спасло Лупандю от этой невеселой перспективы, так это левая рука, которую он выставил перед лицом локтем вперед. Смертоубийственные удары Купороса, в которых ярости было значительно больше, чем трезвого расчета, попадали в основном в локоть и лишь вскользь заезжали Лупанде по лбу или по ушам. Впрочем, за пару-тройку секунд этого мордобоя Купорос успел расквасить Лупанде нос, рассечь губу и зуб вышибить. Кроме того, левой рукой громила почти раздавил ему кадык, и Лупандя отчетливо понимал, что ему осталось недолго… Однако в этот самый момент правая рука Лупанди, которая безуспешно пыталась отодрать от горла лапу Купороса, случайно нашарила в темноте выкидуху, добытую Тараном еще на квартире у Лизки. Выкидуху Юрка забыл на столе, во время ужина, когда этим стильным ножичком сало резали и консервы открывали. Нож свалился со стола вместе с другими вещами, когда Швырь грохнулся.

Комнату освещал лишь аккумуляторный фонарь, который Лупандя пристроил на вбитый в стену гвоздь, и его луч был направлен не в тот угол, где шла драка, а в сторону двери. Поэтому в полутьме Купорос, упоенный превосходством, не смог углядеть, как Лупандина рука ухватила выкидуху. А уже в следующее мгновение задыхающийся Лупандя, собрав последние силенки, всадил закаленное лезвие в левый бок Купороса. Промеж ребер и по самую рукоять!

— И-ы! — Купорос вскрикнул и дернулся от острой боли, сразу же ослабив хватку. А Лупандя, выдернув лезвие, пырнул его еще раз и, рывком сбросив с себя противника, сам в свою очередь насел на него. После этого Лупандя с дикими троглодитскими выкриками стал с размаху всаживать нож в уже потерявшего сознание врага. Куда попало: в грудь, в живот, в лицо!

Но в тот момент, когда звериное ликование Лупанди достигло апогея и, казалось бы, ничто не мешало ему заполучить весь огромный куш, откуда-то снизу, из-под пола, грохнул еще один выстрел.

— Е-мое-о! — взревел Лупандя, подскакивая вверх, словно в машине на ухабе… И тут же повалился замертво.

ВЕСЕЛОЕ УТРЕЧКО

Танька и Галька вернулись из похода в сортир буквально за несколько секунд до того, как Лупандя выхватил пистолет. То есть первый, шальной выстрел, который закончил бандитскую карьеру Швыря, прогремел как раз тогда, когда обе бабы собрались было войти в комнату.

— Ой, мама! — испуганно взвизгнула Танька, но Галька мигом зажала ей рот и жарко забормотала, обдавая перегаром:

— Чего орешь, дура? Пускай друг дружку шмаляют! Нам работы меньше!

Но через секунду испуганно завизжала и она, потому что из темного угла сеней, где громоздилась куча деревянного хлама, мимо которой бабы уже не один раз спокойно проходили, внезапно послышался грохот и треск, а потом оттуда с малоразборчивым криком «р-ря-а!» (не то русское «ур-ря!», не то японское «ки-я!») выпрыгнуло некое крупное существо неясных очертаний — не то омоновец с автоматом, не то вообще черт с рогами.

Хотя Таран команды «ложись!» не отдавал, Танька и Галька дружно плюхнулись на пол, причем не рядом, а одна на другую. Да так подгадали, что завалили собой дверь в комнату. Она открывалась в сени, и, чтоб ее открыть, надо было прежде отодвинуть с дороги объемистую задницу Гальки, а заодно и Таньку, потому что и ее попа была выше уровня порожка.

— Встать! — заорал Юрка, но бабы только визжали и подниматься на ноги не хотели. Таран, закинув автомат за спину, попытался ухватиться за верхнюю бабу, то есть за Гальку, чтобы оттащить ее от двери, и та заорала благим матом:

— Ой, мама-а! Помогите, насилую-у-ут!

Да так громко, что Таран обескураженно отскочил. Он и не ожидал, что его примут за полового разбойника.

— На хрен вы мне нужны! — завопил он скорее оскорбленным, чем угрожающим тоном. — Брысь отсюда, кошелки траханные!

И вновь наставил на баб автомат. Галька первая поняла, что надо драпать, сползла со своей более мелкой подруги и раком попятилась к выходу на крыльцо. Танька, освобожденная от этой туши, аж подпрыгнула и бегом выскочила во двор, легко перепрыгнув через Гальку, а затем и та, несмотря на избыточный вес, прытко приняла вертикальное положение и с неимоверной скоростью — вы когда-нибудь видели скаковую слониху?! — вынеслась из сеней на двор. Таран был бы несказанно изумлен, если б увидел, как эта тетенька, не сбавляя скорости, прошмыгивает через щель между створками ворот, которая, по визуальной прикидке, даже для Таньки была несколько тесновата на уровне бедер. Но Юрка это забавное зрелище пропустил, ему не до того было.

Как раз в этот момент в комнате грохнул второй выстрел, и Таран с автоматом на изготовку вломился в комнату, держа палец на спусковом крючке, в полной готовности мочить всех подряд, хотя и знал, что в магазине всего восемь патронов.

Однако мочить, как оказалось, было уже некого. Таран на сей раз мог бы с полным правом процитировать Высоцкого:

Действительно, хотя картинка, которую Юрка увидел в комнате, была явно не для слабонервных, особо негативных впечатлений она на него не произвела. Кровищи, конечно, по полу растеклось много, распростертые на полу трупы тоже выглядели не лучшим образом, но среди них были только те, которых Таран ни в каком ином состоянии видеть не желал. Он куда больше пожалел бы кошку Муську, если б ее не дай бог случайно пришибли бы во время мордобития.

Швырь среди всех участников побоища смотрелся наиболее благообразно. В распахнутой на груди куртке, с огромным кровавым пятном на зеленом спортивном костюме, он валялся у стола, откинув за голову руки со скрюченными пальцами. Пальцы правой руки находились всего в нескольких сантиметрах от кейса с долларами — «грины», хотя кейс упал в открытом состоянии, как ни странно, не рассыпались, должно быть, были плотно загружены. Левая нога Швыря упиралась в мешок с деньгами, а правая, полусогнутая, лежала на чемодане, который Лупандя притащил с чердака. Казалось, будто этот шибко жадный мужик даже после смерти хотел заявить свои права на ворованные денежки…

Купорос, лежавший в луже кровищи, выглядел гораздо хуже, чем персонажи ужастиков, попавшие в лапы графа Дракулы или Джека-потрошителя. Те ребята, которые эти ужастики снимают, в России не бывали и небось ни в жисть не поверят, что так искромсать человека ножичком может не монстр, не маньяк и не психический больной, а вполне вменяемый гражданин, который к тому же еще за полчаса до этого считал жертву своим другом, товарищем и братаном по жизни. Таран, конечно, специально не считал, но, по беглой прикидке, заметил не меньше десятка ножевых ран только на груди и животе верзилы. Ну а лицо Купороса было вообще изрезано до неузнаваемости. Оба глаза вытекли, щеки распороты, рот изуродован, горло располосовано — жуть!

Тут же, рядом, перебросив одну ногу через труп Купороса, отдыхал от жизни и сам Лупандя. То, что его рожа представляла собой нечто среднее между сплошным лиловым синяком и кровавой отбивной, — это еще цветочки, то, что в подбородке была пулевая дыра, а в лысоватой макушке зиял пролом, через который часть мозгов в потолок улетела, — тоже. Но вот то, что из опаленной пороховыми газами и осыпанной деревянной крошкой ширинки просматривались какие-то ошметки от мужского достоинства — это впечатляло.

Тарана этот медицинский факт скорее удивил, чем испугал. Пистолет лежал очень далеко от трупов, и даже в последних судорогах они его вряд ли могли отпихнуть на такое расстояние. Юрке было ясно, что первым выстрелом завалили Швыря, который свой пистолет даже не успел выхватить — рукоятка торчала из-за пояса. Купорос свою «пушку» оставил в куртке, которую бросил на нары еще до начала разборки, — она у него там в кармане лежала. То есть стрелять, по идее, мог только один пистолет — тот, что валялся гораздо ближе к Швырю, чем к Лупанде и Купоросу. Но когда Юрка его подобрал и выдернул магазин, то оказалось, что верхний патрон не утапливается. Конечно, свеженький нагар в дуле был. Особой загадки в этом не было — просто Лупандя присоединил полный магазин к пистолету, в стволе которого уже находился патрон. Но тем не менее получалось, что стреляли только один раз, а выстрелов было два.

В общем, конечно, Юрка недолго проводил исследования — сдвинув в сторону труп Купороса, он увидел в полу рваную дырку, через которую кровяная лужа помаленьку стекала в подвал, и тут же все понял.

— Эй! — заорал он прямо в эту дырку. — Вы там? Живы?

— Живы, живы! — радостно завопила Лизка.

Меньше чем через минуту под нарами завозились, а потом на свет божий выбралась Лизка с корзинкой и кошкой, а затем Полина, которая, едва увидев веселую картинку с трупами, зажала рот рукой и выбежала во двор — ее стошнило.

Лизка же и глазом не моргнула. Кошка и та, поджав хвостик, испуганно замяукала, а ее хозяйке — хоть бы что!

— Ты, что ли, из подпола стрельнула? — спросил Таран.

— Не знаю, — пожала плечами Лизка, вынув из кармана «глок». — Он сам пальнул, когда мы с Полиной чуть не подрались.

— Как это? — нахмурился Юрка.

— А так, — проворчала Лизка. — Когда эти козлы выстрелили, а потом драться начали, я хотела выскочить с пистолетом и их всех перестрелять. А Полина, она трусиха дикая, ухватилась за меня и не хотела пускать. Хотела пистолет отобрать даже. Эти дураки наверху дубасились, а мы с ней внизу возились. Хорошо еще, что этим гориллам не до нас было. Вообще-то я несколько раз нажимала, а пистолет не стрелял. Да еще Полина за него все время хваталась и хотела его у меня выдернуть. В общем, получилось, что Полина, когда еще раз схватилась, то эту вот штучку отдернула назад (Лизка оттянула затвор «глока» и выбросила из патронника патрон). Потом эта железка обратно наехала и типа щелкнула. Ну а я Полину отпихнула, нажала два раза — и бахнуло!

— И знаешь, что при этом получилось? — проворчал Таран. — Пуля твоя прошибла доску-сороковку, из которой пол настлан, яйца вот этому козлу оторвала, влетела ему в подбородок и мозги вышибла. Вон, видишь, на потолке ошметки? Красиво, да?! Такая у этой заразы убойная сила! Между прочим, чистая случайность, что вы там, в темноте, друг дружку не поубивали…

— Ну, все же хорошо получилось… — виновато произнесла Лизка. — Наших никого не убило, а ихних не жалко. Только их убрать куда-то надо, чтоб не мешались под ногами.

— Да уж, — пробормотал Юрка, чувствуя, что этот звереныш со своей простотой доведет его до психушки. — «Все хорошо, прекрасная маркиза…» Только еще три жмура прибавилось и море крови…

В этот момент он вспомнил о тех бабах, что были в компании с ныне покойными бандюками. Он их попросту прогнал, чтоб под ногами не путались, но вот стоило ли их отпускать? Тем более что это такие штучки с ручками, особенно приблатненная Галька? Ведь они, сучки, собирались травануть клофелином братанов, а потом, для верности, еще и горла им порезать. Далеко ли они побежали, заразы? Без лыж, конечно, по заснеженным просекам они далеко не упилят и в милицию жаловаться не пойдут. Но что будет, если у них еще какие-нибудь дружки имеются, которым деньги нужны? Может, даже и не совсем блатные, но перспективно-шпанистые. Да, ведь у этой компашки на просеке машина оставалась! А если заведут, сумеют выехать и наведут сюда еще кодлу?!

— Сиди здесь! — вскочив на ноги, сказал Таран, взял маленький фонарик, принадлежавший Швырю, и выбежал во двор, где на крылечке пыталась отдышаться Полина.

— Иди в дом! Замерзнешь! — велел он ей, но та только головой мотнула.

Юрка на это махнул рукой — баба явно была не в себе! — и выбежал за ворота.

Небо уже заметно посветлело, хотя все еще стояли довольно густые сумерки и обойтись без фонаря было невозможно. Топтаная тропинка — вчера по ней Таран с девками прошел, ночью Лупандя с братками и бабами, полчаса назад бабы в обратном направлении пробежали — была узкой, но довольно надежной — не провалишься.

Эта самая тропинка протянулась примерно на полсотни метров, до вмерзшей в снег «Нивы», которая сидела в снегу по самый капот — фар и то не было видно! — и к тому же не хотела заводиться. Возможно, потому что замерзла, а может быть, просто потому, что ей выхлопную трубу снегом забило. Танька и Галька с трудом откопали дверцы и сидели в салоне, тщетно пытаясь привести «Ниву» в чувство. Увидев свет фонаря со стороны дома и Тарана с автоматом, они с трудом выбрались наружу и попытались удрать, но тут же провалились в снег по пояс и, чертыхаясь, стали ползком выбираться из сугробов. Получалось это у них неважно, и обе красавицы не отползли от машины дальше чем на пару метров, прежде чем туда подошел Таран.

— Девушки! — позвал Юрка. — Куда вы, родные? Сумки свои забыли!

— Подавись ты ими! — прошипела Галька. — Сам сказал: «Брысь, кошелки!» А теперь чего, понадобились?

— Жалко стало, — заявил Таран. — Вы ж замерзнете на фиг! Машину не раскочегарите, а пешком по такому снегу будете два часа только до озера добираться. С озера до Васильева двадцать километров. Дорога тоже неизвестно какая, могли и не расчистить. К тому же вы в состоянии легкой ужратости — запросто ручки-ножки отморозите.

— А ты, стало быть, нас отогревать пришел? — сердито буркнула Танька.

— Да нет, — сказал Юрка, — охота мерзнуть — гуляйте.

— Много вас там? — спросила Галька по-деловому.

— В каком смысле? — удивился Таран.

— А в этом! — Галька сделала несколько совершенно однозначно воспринимаемых покачиваний взад-вперед бедрами и кулаками.

— Не-а, — сказал Юрка, — с этим делом у нас недобор. Вам надо было тех братков беречь.

— И чего с ними? — испуганно пробормотала Танька.

— Все, — с деланной печалью развел руками Таран. — Сами преставились, без клофелина вашего…

— Откуда ты про клофелин знаешь? — нервно спросила Танька.

— Что ж я, не слышал, как вы сговаривались травануть своих дружков? Они как знали, не дождались и сами друг друга почикали…

— Так там чего… — что-то соображая в уме, медленно произнесла Галька. — Все так и лежит?

Она явно имела в виду денежные знаки. Юрка понял, что лучшего стимула для того, чтоб вернуть баб в дом, не придумать. Но при этом решил прикинуться шлангом.

— Как лежали, так и лежат, — ответил он, сделав вид, что подумал, будто речь идет о трупах. — Пошмаляли они друг дружку и порезали — летальный исход! Я хотел им помочь, но не успел…

Понять это можно было и так, что Таран жаждал оказать пострадавшим медицинскую помощь, и так, будто он хотел ускорить наступление этого летального исхода.

— Ну что, пошли, Танюха! — покладисто произнесла Галька. — Посидим в тепле до света, а там видно будет…

— Как скажешь… — подчинилась лидерше подруга. Тон у нее был довольно бесстрастный, по типу того: «И так, и так пропадать…»

Таран прекрасно помнил, что у Гальки при себе клинковая бритва, но все же пошел впереди, повернувшись спиной к этим небезопасным бабам. Правда, постарался удалиться от них шага на три, будучи уверенным, что в случае чего успеет вовремя обернуться. Но никаких попыток напасть бабы не делали. Должно быть, пока это в Галькины планы не входило.

Когда пролезали через щель между створками ворот, Таран увидел, что Полина по-прежнему стоит на крыльце, закрыв лицо руками, а мимо нее маленькая, но упрямая Лизка волочит по снегу труп Швыря.

— Мамочки! — охнула Танька, а Галька довольно флегматично спросила:

— Помочь, что ли? Надорвешься, дочка!

Сейчас, когда стало настолько светло, что уже и черты лица начали различаться, Таран разглядел, что этой матерой бабе никак не меньше 35 лет, и, пожалуй, Лизке она и впрямь в матери годилась.

— Оп-па! — сказала Галька, хватая труп за одну ногу, а Лизке оставляя другую. — Танька, не сачкуй! Там, у сортира, лопата для снега была. Раскапывай вон тот сугроб! Ну, шевелись же, е-мое, звезда красноармейская!

Юрка, конечно, подивился тому, как Галька быстро во все врубилась и сделала вид, будто добровольно жаждет сотрудничать с новой командой. Подлизаться хочет и его, Таранову, бдительность притупить. А потом небось еще и глазки строить начнет, а может, более молодую и симпатичную Таньку на это дело настропалит. Ну, и когда наконец Юрка расслабится, начнет им доверять — вот тут эта змея и кусанет. Ох, и хитрая же сучка!

Только Таран тоже не лыком шит. Конечно, для спокойствия этих зараз надо бы на Луну выселить. Но пока, наверное, еще рано. Главное — ни черта им не верить, ни на одну секунду не отвлекаться и все время ухо востро держать.

А пока можно было этими Галькиными добровольными услугами воспользоваться. Раз жаждет помочь в уборке жмуров — пожалуйста. Может, еще и пол в комнате помоет? И мозги Лупанди с потолка отскребет? Видать, она по жизни не брезгливая. Правда, надо поспеть зайти в комнату и прибрать все пистолеты, которые на нарах лежат. Иначе, того и гляди, придется Тарановы мозги отскребать… Ладно, бог не выдаст, свинья не съест!

Ну-ну, посмотрим, когда ж ты, гадина, зубки покажешь!

ПОСЛЕ ТРУДОВ ПРАВЕДНЫХ…

Шел уже второй час дня, а Галька все еще зубки не показывала. Зато общественно полезных дел они с Танькой совершили немало. Вообще-то Юрка почуял, что эта тетка, должно быть, за счет возраста и житейского опыта как-то незаметно, исподволь, перехватила бразды правления. Особенно когда разглядела при свете, что Таран-то, строго говоря, просто большой пацан, во всяком случае, судя по его роже. А она, ежели бы родила в семнадцать лет, а не аборт сделала, вполне могла бы такого же сына-орясину воспитывать.

Но самое главное было, конечно, не в этом. Таран имел, конечно, не самую лучшую мамашу по жизни, но менять ее на эту блатную бабищу вовсе не собирался. Впрочем, Галька особо в мамаши и не навязывалась. Однако она была, видать, по природе очень деловой и хозяйственной теткой. И по ходу всей этой не шибко аппетитной, но явно необходимой возни по «ликвидации последствий» сама действовала быстро и решительно и другим подсказывала очень полезные и мудрые решения.

Например, в самом начале, когда велела Таньке раскапывать сугроб, Галька не только помогла Лизке вытащить Швыря, но и без приглашения пошла в одиночку тащить самого тяжелого и жутко выглядевшего Купороса. А Юрка (он параллельно припрятал оружие) следом за ней выволок Лупандю. Потом, когда покойничков бросили в снежную яму, Галька подсказала, что надо соскрести снег со двора и от ворот, а затем накидать его поверх трупов. И следов крови на снегу не останется, и сугроб побольше будет, а заодно и ворота свободнее. Потом она же при помощи охающей, но работающей Таньки без особой брезгливости помыла залитые кровью полы горячей водой (и в комнате, и в сенях), да так их отшоркала, что ни следочка не осталось, ни капелек, впитавшихся в доски. И мозги с потолка оттерла, и даже пулю, которая впилась в потолок, выковыряла. Без особой назойливости Галька подсказала Юрке, что из деревянных обломков, валяющихся в сенях, можно соорудить еще несколько лопат, при помощи которых можно прочистить пятьдесят метров дороги и откопать застрявшую машину. Действительно, были и палки, и фанерки, и гвозди. Забивал их Юрка, правда, разряженным пистолетом — молотка не нашлось! — но качеству лопат это особо не повредило. Машину откопали, дорожку до ворот расчистили, а потом Таран, накипятив в чугунке горячей воды и перелив ее в ведро, которое обнаружилось в «Ниве», сумел привести этот «рашен-джип» в действие и загнать его на расчищенный двор.

В принципе, освидетельствовав просеку, Юрка был почти уверен, что до озера на этой машине можно доехать. Колея, которую ночью прокатали Лупандя с приятелями, была вполне проходимая. Наверно, надо было сразу ехать, но после долгой и упорной работы на свежем воздухе всем захотелось жрать. Даже Полине, которую от одних воспоминаний уже начинало тошнить.

Вот тут-то и оказалось, что в хозяйственных сумках у Гальки и Таньки полным-полно жратвы, заготовленной для «пикника» в компании с Лупандей и другими ныне покойными братками. Рассчитывали минимум на восемь персон. И колбасы несколько сортов, и курицу копченую, и красную рыбу, и ветчину притащили. Даже несколько банок черной икры. Но самое главное — у них несколько буханок и батонов хлеба имелось, по которому Юрка и Лизка особенно, а Полина поменьше, очень даже соскучились.

В общем, после трудов праведных дружным коллективом — вроде бы сто лет были знакомы, хотя еще ничего толком друг о друге не знали — сели за общий стол, придвинув его к нарам, чтоб можно было всем разместиться. Конечно, Галька выставила на стол одну из бутылок и предложила хлебнуть со встречи. Таран насторожился. Он четко хотел отказаться — бритву вспоминал, да и догадывался, что от хорошей дозы клофика в смеси с водочкой можно копыта откинуть. Наверно, хмурость его физии сразу же была замечена наблюдательной Галькой.

— Что ты, мальчик маленький, на меня так смотришь? — криво улыбнулась она. — Не иначе, думаешь, нехорошая тетя тебя травануть решила, а потом по горлу — чик?

Она сделала характерный жест своей крепкой лапкой, на четырех пальцах которой были нататуированы перстеньки и буковки «ГАЛЯ». На запястье левой руки синел «браслет с часиками», а по пальцам были расписаны циферки «1965». Должно быть, такой у бабы был год рождения.

— Ну а что я еще думать должен? — сузил глаза Таран. — Я помню, что ты вчера хотела с теми сделать, которые сейчас в снегу отдыхают. Вот тут, в уголочке, денежки лежат. Много-много. Так много, что вчера Лупандя из-за них двух корешков замочил. И вас, кстати, тоже собирался. Конечно, пока мне от вас вреда не было, и я даже думаю, что не будет. Иначе я бы, наверно, вас в гости не звал…

— Звал ты нас, Юрик, не потому, что шибко беспокоился, как бы мы не простудились, — прищурилась Галька. — А потому что боялся, будто мы сюда братков наведем. Верно? Или загремим в ментуру сдуру, а потом вас заложим… Хотел, чтоб мы тут остались. Может, сперва думал пришить, а потом прикинул, что мы и пригодиться можем. Ну, давай начистоту! Думал?

— Насчет братков — не знаю, — стараясь говорить посолиднее, произнес Таран. — А в ментуру вас точно прибрать могут. Тебя, может, и не раскололи бы, а насчет Таньки — не уверен. Насчет пришить, так это я мог бы еще в сенях, когда вы на полу лежали.

— Ну, тогда ты еще не знал, остался кто живой в комнате или нет… — усмехнулась Галька. — Патроны берег! Ну а сейчас все думаешь небось, мочить нас или нет, задним числом. Опять же, страшно немножко, верно?

— Я тебя не пойму, теть Галь, — вмешалась в разговор Лизка, — ты что, смерть себе выпрашиваешь, да? Вроде бы умная…

— Ой, ты моя хорошенькая! — ласково улыбнулась Галина. — Тебе сколько лет?

— Пятнадцать… Почти.

— Прямо цыпленочек! Где тебя так обалдали? В приемнике или в детдоме?

— Не твое дело… — буркнула Лизка.

— Ишь зашипела-то! Не хуже Муськи твоей. Я-то в твои годы такой злой еще не была, хотя тоже по детдомам моталась. И стриженая, как ты, от вшей тоже ходила.

— Я не детдомовская! — резко поправила Лизка.

— Давайте, девушки, — Таран при сем ухмыльнулся, потому как окромя Лизки под эту категорию никто не подходил, — все вопросы насчет откуда и кто, где сидел, за что попал отбросим на фиг. Меня лично ваши с Танькой биографии не интересуют. И вам, наверно, про нас ничего не интересно. Вы у нас никого не убили, мы у вас, кажется, тоже. Насчет денег, конечно, вопрос сложнее… Давайте пожуем лучше, а там на сытый желудок обмозгуем. А когда я ем, я глух и нем.

В общем, разговор по душам не очень получился. Дальше обедали, особо не общаясь. Конечно, Танька с Галькой выпивали, пошучивали, анекдоты травили, потом с ними стала чокаться и Полина. Повеселевшая москвичка тоже залопотала что-то, создалась иллюзия веселой компании. Но Таран и Лизка к водке не притрагивались. К тому же Юрка вдруг вспомнил, что вообще-то есть на свете Генрих Птицын, которому нужны четыре компакт-диска. И еще ему может быть очень полезна будет папочка из кейса покойного «специалиста по маркетингу». И Таран решительно встал из-за стола.

— Спасибо! Все было очень вкусно! — сказал он. — Вы после трудов праведных можете вздремнуть. Мне с вами на нары не поместиться.

— А ты вторым этажом ложись! — хихикнула хмельная Танька. — Это ж надо — четыре матраса, и все с подогревом…

— Прошу прощения, — очень воспитанно произнес Таран. — Но я лучше в машине отдохну. Может, покататься немного съезжу…

— Съезди, съезди! — кивнула Галька, которой треть бутылки была как слону дробина. — Только деньги оставь. И ментов не привози, ладно?

— Все нормально будет! — сказал Юрка, подхватил свою сумку с компакт-дисками и вышел на двор.

За ним с сигаретой в зубах последовала Галька, формально для того, чтоб за ним ворота задвинуть.

— Я, Юрик, лишних вопросов не задаю, — сказала она, пуская дымок через ноздри. — Покамест мы с Танькой к твоим девкам пальцем не притронулись. Но запомни. Если после этой поездки что-то не так будет — ты только себя вини, понял?

— Ты только меня не пугай, ладно? — строго глянул на Гальку Таран. — А то я так сильно напугаюсь, что уложу вас в сугроб поспать. Еще до поездки! И еще один нюанс. У тебя сейчас при взгляде на Лизку были глазки масленые. Если она мне пожалуется или я сам до чего-то додумаюсь — в лоб дам. Не провоцируй!

— А ты от ранней крутости не боишься загнуться? — прошипела Галька.

— Нет, — мотнул головой Юрка. — У меня на это меньше шансов, чем у тебя загнуться от лишнего понта.

И, прогрев немножко мотор «Нивы», Таран выкатил за ворота. Выкатить-то выкатил, да тут же завяз. Баранку немного не так повернул и въехал на нерасчищенное место всеми четырьмя колесами. Дернулся назад — и яму под собой вырыл.

Галька подошла и сказала с усмешечкой:

— Подтолкнуть, что ли, недоделок?

Таран вообще-то не любил, когда его недоделком называют, но в данном случае баба была права на все сто. Тем более что Галька не стала дожидаться, а просто уперлась татуированными лапами в заднюю дверцу и подсказала:

— Газуй вперед и выворачивай влево!

Юрка подчинился, и все получилось, как доктор прописал.

— А давай-ка я с тобой проедусь! — предложила Галина. — А то сядешь еще где-нибудь подальше, кто тебя вытащит? Да и машинка моя все-таки…

— Твоя? — удивился Таран.

— Моя! На меня записана. Можешь даже бумаги глянуть.

Юрка подумал, что будет лучше, если эта зараза уголовная прокатится с ним. Танька без нее против Лизки и Полины пакостей не наделает. Уж лучше знать, что держишь змею за шею, чем ждать, пока она за ногу кусанет.

— Садись, — сказал Юрка. — Вдвоем веселее!

— Точно! — многообещающе хмыкнула Галька. — Со мной хрен соскучишься!

Юрка покатил вниз.

— У тебя права есть? — поинтересовалась Галька.

— Есть, — отозвался Таран.

— Ежели гаишники остановят, то говори, что мой племянник, понял? — предупредила она. — Дескать, выпившую тетку за руль не посадишь, пришлось с ее разрешения машину вести. А меня они знают… Местные, конечно, районные.

— До гаишников еще доехать надо, — заметил Таран, въезжая во вчерашнюю колею.

— Со мной — доедешь, — закуривая очередную сигарету, самоуверенно произнесла Галька. — Правда, куда ты намылился, я еще не в курсе.

— Дело у меня небольшое, — сказал Юрка, прикидывая, что «Ниву» все равно тормознут на КПП дивизии, а он по своему военному билету пройдет и доберется пешком до расположения «мамонтов». — Дружок у меня тут неподалеку служит. Просил компакт-диски привезти для компьютера.

— Это где же? — удивилась Галька. — Тут у нас и частей никаких нет поблизости. Был какой-то стройбат лет десять назад, так его уж давно сократили…

— Если б это близко было, — пояснил Таран, — мне бы машина не понадобилась. Это километров семьдесят отсюда.

— А-а, — припомнила Галька, — так это в дивизии, что ли?

— Вроде бы, — сказал Юрка, подумав про себя, что этим подтверждением он военной тайны не разгласит. Цэрэушники небось давно все знают.

— Бензину дотуда у нас не хватит, — Галька щелкнула маникюром по стеклу бензомера. — Надо сперва на заправку заехать, в Рыжовку.

— Знаю, — отмахнулся Юрка, — дотуда должно хватить. Если не завязнем на этом километре…

Как раз в этот момент они доехали до выезда на лесную дорогу, и Таран благополучно повернул налево.

Вопреки опасениям километр до озера проехали вполне спокойно и без проблем. Когда выехали на лед, Юрка, конечно, не преминул глянуть влево и приятно порадовался, что никаких следов разборки с фиксатым Кисляком и его компанией на льду не осталось. Метель так лихо поработала, что и проруби-то как таковой почти не было заметно — замело начисто, только какие-то неясные бугорки на том месте остались. Хрен кто поверит, что в этом месте две тачки и четыре жмура похоронены…

Совершенно без приключений проехали и через озеро, и весь участок пути до развилки, и уж тем более — асфальт, ведущий от Васильева к Московскому шоссе. Галька Тарану разговорами особо не надоедала, молча покуривала и чего-то мозгами соображала. Надо сказать, что Юрка, пока ехал по безлюдным дорожкам, держал, что называется, «порох сухим». Перспектива получить по горлу клинковой бритвой казалась достаточно реальной. Галька вполне могла увязаться в эту поездку исключительно с этой целью. Пистолет у Тарана хоть и лежал довольно близко, но стоял на предохранителе. А потому шансов выстрелить раньше, чем эта стерва набросится, было маловато. Скорее всего пришлось бы употребить «ПМ» в качестве кастета и дать им Гальке по башке.

Однако гадюка и здесь зубов не показала. То ли потому, что чуяла — Тарана врасплох не застанешь, то ли потому, что вообще нападать не собиралась. Впрочем, Юрка все же заставлял себя думать, что не напала она на него исключительно по первой причине, и расслабляться не собирался даже на большой дороге, где каталось немало машин и улучить момент для нападения было куда труднее.

Вскоре слева показался поворот на бывшую ферму Душина. Подчиняясь какому-то внутреннему зову, Таран трижды нажал на кнопку сигнала.

— Чего бибикаешь? — встрепенулась Галька. — Нет никого на дороге.

— Так… — буркнул Юрка. — Тишина надоела!

Объяснять этой бабе, что тут происходило в июле прошлого года и что тогда здесь погиб человек, которого Таран сделал лично для себя образцом для подражания, Юрка не собирался.

— Дружок тут, что ли, разбился? — с неожиданной участливостью спросила Галина. — Салютуешь?

— Вроде того… — кивнул Таран.

— Уважаю… — солидно произнесла Галька. — Молодой погиб?

— А тебе не все равно? — проворчал Таран. — Ты его все равно не знала, в церковь за упокой души молиться не пойдешь.

Промчались мимо Кузнецовки, а там уж и Рыжовка со своей столовкой и заправкой показалась. Обедать на сей раз Таран не собирался, а покатил прямо к бензоколонке. Набулькали ему полный бак, и Юрка продолжил путь. Дальше тоже были места, памятные по прошлому лету.

Там, где слетел с насыпи «уазик», на котором их с Шуркой преследовали Чалдон и Матюха, Юрка гудеть не стал. Хотя, между прочим, какие-то набожные водилы установили внизу крестик, верхушка которого торчала сейчас из-под снега. На нем даже что-то вроде веночка из пластмассовых цветов висело. Таран только вздохнул.

Ну, надо же! Вот несправедливость, скажи на милость! Матюхе, вся заслуга которого состояла в том, что он здесь с пьяных глаз и по собственной дури расшибся и сгорел, какая-то добрая душа памятник установила. А у поворота на ферму братьев Душиных — старшего Юрка, правда, не знал, но предполагал, что он тоже хороший человек был, — ни шиша! И сама эта ферма, выгоревшая дотла, небось стоит сейчас там, посреди леса, заброшенная и никому не нужная. Тоска…

С этими мыслями Юрка уже выворачивал на Объездное шоссе. Теперь вспомнилась Шурка. Пробудилась жалость к этой несчастной, непутевой бабе. Если б она тогда не подобрала из «уазика» Чалдона, если б не захотела его в травмпункт доставить, а потом домой за платьями заехать — жива была бы, может быть… Но что было, то уже не вернешь.

Родной город лежал где-то слева и сзади. Тарану осталось только доехать до поворота на военную бетонку — и дальше была, как говорится, «финишная прямая». Но можно было и сократить путь, проехав через село Суровикино, по тем самым дорожкам, которыми Юрку и Надьку Веретенникову в первый раз везли на базу «мамонтов», да еще устроили по дороге «проверку на вшивость», инсценировав нападение. Хорошо тогда Юрка врезал «бойцам», до сих пор вспоминают с одобрением…

— Ты через Суровикино ехать собрался? — спросила Галька.

— Ну! — кивнул Таран. — Так ближе.

— Слышь, — произнесла она просительным тоном, — ты меня там не высадишь, а?

— А чего тебе там надо? — насторожился Юрка.

— Мать у меня там живет… — вздохнула Галька.

— Ты ж говорила, будто детдомовская? — припомнил Таран. — Врала, что ли?

— Нет, — мотнула головой Галька. — Просто у меня мать десять лет сидела, а отца не было. Вот я и жила в детдоме…

Таран прикинул, что яблочко от яблони недалеко катится и впаять десять лет Галькиной мамочке могли скорее всего за убийство. И старушка эта, возможно, еще не дошла до градуса «божьего одуванчика». То есть может невзначай и топором по кумполу тюкнуть. Опять же там еще и братья какие-нибудь могут оказаться… Либо натуральные, либо придуманные.

Правда, идея ехать через Суровикино принадлежала самому Тарану, так что никакой «домашней заготовки» у Гальки, наверное, не имелось. Но кто ей помешает шепнуть мамочке пару ласковых и быстренько обмозговать, как почикать Юрку, а потом вернуться на кордон, «где деньги лежат», и прибрать все, что цену имеет? Ежели у нее при этом, кроме бритвы, еще и Таранов пистолет будет, то она, возможно, не только Лизку с Полиной, но и подругу Таньку порешит. Чем больше денег, тем меньше делиться хочется.

— Ладно, — сказал Таран, пряча свои догадочки поглубже, — я тебя высажу и сразу дальше поеду. А на обратном пути, часа через три, — заберу…

«ПРИВЕТ, ПРОПАЩИЙ!»

Таран, делая свое заявление, ни минуты не сомневался в том, что обратно в Суровикино он не поедет. Более того, он был на сто процентов уверен в том, что и на кордон возвращаться не станет. В конце концов, всем тем, кто там оставался, он лично ничего не задолжал. Напротив, и Лизка и Полина могли радоваться уже по одной причине — он им помог живыми остаться, хотя и у той и другой на протяжении двух суток было полно шансов на тот свет отправиться. Ответственность за продолжение их существования на Юрку никто не возлагал. Присваивать награбленное Таран не хотел, забирать с собой оружие — тоже. В конце концов, его ведь только за компактами в Москву посылали…

Однако Гальке он все-таки соврал, что, мол, вернется. Наверно, довольно убедительно. Соврал не просто так. Во-первых, ему хотелось, чтоб эта толстуха около трех часов находилась на одном месте, к тому же ему известном. Черт его знает, возможно, Генрих Птицелов проявит к ней интерес, поскольку эта баба могла кое-что знать о здешней криминальной жизни. Таран, правда, слабо представлял себе, какая от нее может быть польза, но доложить считал необходимым. Во-вторых, настроив Гальку на трехчасовое ожидание, Таран получал некоторую гарантию, что она, посидев минут пять у своей любимой мамочки, не подхватит попутку и не помчится на кордон резать девок и выгребать денежки. В-третьих, наверно, Гальке было бы все же жалко отдавать свою «Ниву», даже при том, что баксов, лежавших на кордоне, хватило бы на три «Мерседеса» с наворотами и даже больше.

В общем, Таран высадил Гальку напротив маленькой приземистой избушки, обнесенной заборчиком из неструганого горбыля, и покатил дальше, мимо церкви, на лесную дорогу, хорошо прочищенную армейским бульдозером, затем вывернул в глубине леса на узкую военную бетонку. Еще через пять минут Юрка припарковал «Ниву» рядом с КПП дивизии, неподалеку от зеленых раздвижных ворот, пересеченных трехцветной полосой, посередине которой красовался желтый контур двуглавого орла.

Через КПП Юрку пропустили, едва он предъявил военный билет, и не стали задавать вопросов, почему он в штатском. И даже сумку на предмет наличия спиртного не просматривали. А все потому, что в военном билете у Тарана на одной из страниц были отштемпелеваны парашютик, звездочка и буква М. При проходе через КПП было положено сперва открывать эту страничку и показывать дежурному, а уж потом отдавать ему в руки, дабы он сличил реальную морду лица с фотографией.

Еще через двадцать минут ходьбы по свежему воздуху Таран оказался у штабного барака (тут его чаще называли по-«афгански» модулем) и с удовлетворением отметил, что у входа стоит «уазик» Птицына. Это означало, что можно докладывать напрямую Птицелову, а не начальнику штаба майору Авдееву, который Тарана недолюбливал и вообще был порядочный зануда.

В будке дежурного заседал тоже вполне приятный человек — лейтенант Псарев, который не стал надувать щеки и делать грозное лицо по поводу того, что Юрка задержался в командировке дольше положенного. Наоборот, он улыбнулся и сказал:

— Привет, пропащий! Давай поживее к Генриху, а то он тут уже рвет и мечет по поводу твоего отсутствия.

— А он мне с ходу башку не отвинтит? — опасливо поинтересовался Юрка.

— Надо будет — отвинтит, — ухмыльнулся Псарев. — Точнее, отвинтит, разберет, выкинет весь мусор, реле поменяет, чтоб побыстрее соображала, и на место поставит. Бегом, бегом, дуй!

Ну, бегом не бегом, а шаг Таран ускорил. И довольно быстро очутился у комнаты с цифрой 13, где никаких табличек с фамилиями и должностями не имелось. Все «мамонты» и так знали, что здесь кабинет командира.

Непосредственно за «несчастливой» дверью располагался небольшой предбанничек-приемная. Там был столик с небольшой мини-АТС и компьютером, а также несколько стульев для ожидающих. За столиком несла службу девица в камуфляжке, которая мрачно сказала:

— Заходите!

Произнесено это было таким тоном, будто там, за дверью, Тарана ждала минимум гильотина, а максимум — котел с кипящей смолой. Но Юрка довольно бесстрашно вошел в кабинет, поскольку знал, что компакты он раздобыл, а потому упрекать его можно только в опоздании, но никак не в невыполнении приказа.

— Здравия желаю, товарищ полковник! Курсант Таран из командировки прибыл, компакт-диски доставлены, — бодро доложил Юрка, оказавшись перед столом, за которым сидел Генрих Птицелов.

— Приятно слышать, — без особого энтузиазма и радости произнес Птицын, — садись, показывай, что привез.

Юрка вынул коробку с маркировкой «С&С», раскрыл и выложил на стол Птицына все четыре прозрачные упаковки. Птицын их поочередно раскрыл, чтоб убедиться, что там, в упаковках, кроме картинок, еще и сами диски имеются.

— У меня еще вот… — сказал Таран, достав папку с документами Владлена Степановича. — По случаю досталось…

— По какому такому случаю?! — нахмурился Птицын.

— Лучше я все по порядку, товарищ полковник…

— Ладно… — сложив диски в коробку и убрав ее в маленький сейф, сказал Генрих Михайлович. Папку он пока оставил на столе, а кроме того, вытащил диктофон, включил его и поставил на стол:

— Излагай! Как можно подробнее факты и минимум собственных домыслов.

Юрка начал повествовать. Птицын слушал его примерно с тем же непроницаемым лицом, какое у него было тогда, когда Юрку привезли к нему летом в ЧОП «Антарес». Тогда они встретились в первый раз, и Таран еще не знал, что предпримет Генрих — старый друг Алексея Ивановича Душина. Тогда, между прочим, Юрка всерьез опасался, что от этого самого Генриха живым ему не уйти.

Сейчас, как это ни странно, когда Таран уже неплохо знал и нрав и характер Птицелова, настроение было тоже не очень бодрое. Именно потому, что теперь, после полугодового знакомства, Юрка уже мог прочесть кое-что на лице Птицына даже сквозь эту самую «непроницаемую» маску. Вроде бы ничего у него на лице не менялось, а Таран уже чуял, одобряет Птицелов Юркины действия или нет, верит тому, что Таран рассказывает, или подвергает его слова сомнению. Конечно, могло это чутье Юрку и подвести. Слишком уж малозаметна была мимическая реакция Генриха. То чуть-чуть крепче губы сожмет, то на секунду лоб поморщит, то бровь у него немного дрогнет, то в глазах какой-то проблеск промелькнет.

Хотя Таран рассказывал все как на духу, причем довольно подробно, у него все время присутствовало ощущение какой-то нечаянной вины или ошибки, которую он допустил по ходу дела. Причем, возможно, хоть и совершенной без злого умысла, но повлекшей какие-то фатальные последствия.

Когда Юрка закончил свой рассказ, Генрих с некоторой задумчивостью во взгляде спросил:

— Ты, Юра, как считаешь, для чего людям перед заданием дают инструкции? Просто для того, чтоб время потратить, или для того, чтоб исполнитель этих инструкций придерживался?

— Наверно, для того, чтоб придерживался… — произнес Таран со вздохом.

— Не «наверно», — назидательно произнес Птицелов, — а исключительно для того, чтоб им неукоснительно следовали. Ты можешь сказать, что следовал инструкциям от и до? Боюсь, что нет. Ты занимался отсебятиной, которая в принципе другим человеком, знающим тебя хуже, чем я, могла быть истолкована как сознательное вредительство. Я такого вывода не делаю только по одной причине. Мне известен твой характер, факты твоей биографии и многое другое, что заставляет думать, будто все глупости, которые ты наделал в ходе этой командировки, явились следствием недостатка опыта, а также — будем употреблять такой термин — неких гуманистических предрассудков. Наверняка ты уже понял, что вся твоя деятельность — начиная с того момента, когда ты взялся помогать Полине тащить сумку с вокзала, и кончая поездкой с Галиной до Суровикина — была цепью ошибок и глупостей. Я даже затрудняюсь провести какой-то разбор твоих действий, потому что такой разбор подразумевает, что одно получилось, а другое — не получилось. У тебя же не получилось буквально все.

— Но я же должен был привезти диски, — с легкой обидой в голосе произнес Юрка. — И я их привез…

— Что ты привез, я пока не знаю, — нахмурился Птицын. — Ты должен был получить эти компакты от Павла Степановича, понимаешь? Только от него и ни от кого больше. Ни о каких Анях-эстонках речи не шло. Павла я знал и вполне доверял ему. И между прочим, даже в мыслях не допускаю, что он мог передать те самые компакт-диски, за которыми ты ездил, какой-то соседке.

— Но она же назвала отзыв на пароль! — возразил Юрка. — И еще много рассказала…

— Пароль ты должен был называть только Павлу Степановичу! — жестко произнес Птицын. — Если ты обнаружил, что он убит, то должен был тут же ехать на «Войковскую». И не разносить посылки бедным девочкам, на которых охотятся бандиты, а идти по тому адресу, который тебе дали.

— Но я ж говорил, что мне эта Полина опять встретилась… — виновато напомнил Таран.

— Детский лепет! — У Птицына взгляд еще более посуровел. — Мог бы пару раз пройтись по улице, приглядеть за окном подъезда, в который она ушла, и после этого спокойно пройти. Когда садился с ней в тачку на вокзале — ты не беспокоился, что можешь приехать не туда, куда нужно, а здесь перестраховался и влип в историю! Удивительное разгильдяйство!

— Но я же позвонил по телефону, который вы мне дали…

— Прекрасно! Но какого хрена ты удрал от Семена?! Если б ты этого не сделал, то еще вчера вечером был бы здесь.

— Без компактов?

— Милый мой! — уже почти зло сказал Птицын. — По мне, было бы куда лучше, чтоб ты приехал пустой, понимаешь?! Пустой, живой и здоровый, но самое главное — нигде не засветившийся и с совершенно четкой информацией, что Павел убит и встреча не состоялась. Все остальное, извиняюсь, не твое собачье дело! А что теперь? На «Войковской» оставил труп с топором в голове и двух живых свидетелей! На даче — два трупа! На озере — четыре и две расстрелянные машины, которые хоть ума хватило утопить, хотя через пару дней какой-нибудь рыболов их может найти. На кордоне еще три жмура, одного из которых сделала все та же ужасная девочка с кошкой. Впрочем, ты, конечно, захватал лапами все оружие и теперь все это запросто смогут повесить на тебя. Мало того, кроме Полины и Лизки, ты еще двум бабам показался. Причем блатным! Поставил «Ниву», принадлежащую Гальке, у нашего КПП. А если она сейчас пойдет и заявит ее в угон? А прапорщик, который там дежурит, запросто доложит, что на ней приехал солдатик из разведроты. Это же подстава, дорогой мой!

У Тарана уши горели. Он был добит почти полностью. Нет, на сей раз Генрих сделал бы ему большое облегчение, если б просто пристрелил на месте, не устраивая этого словесного разноса.

— Теперь самое главное, — произнес Генрих. — Вот эти компакты, которые ты привез мне и этим очень гордишься, на самом деле могут оказаться либо вовсе пустыми, либо липовыми и содержащими умело подобранную дезинформацию. Причем в ней могут быть даже на три четверти верные сведения, которые нам специально дадут заглотить, чтоб мы скушали и одну четверть лжи. И сейчас нам придется потратить в десять раз больше времени для того, чтоб разобраться во всем этом коктейле, чем если б мы всю информацию собирали заново. Ты понимаешь, что пословица: «Услужливый дурак опаснее врага» — это про тебя, господин Таран?

— Понимаю… — выдавил Юрка.

— Не думаю, — покачал головой Птицын. — Придется ведь что-то делать, чтоб как-то исправить положение.

Произнесено это было так зловеще, что Юрка ожидал самого тяжкого вердикта. Например, типа: «Вот тебе пистолет с одним патроном…»

Однако на самом деле Птицелов произнес совсем другую фразу:

— Бери «Ниву» и езжай в Суровикино. Если тебя там не зарежут, а это, я думаю, вряд ли случится, вернешься вместе с Галькой на кордон. Сдается мне, что туда в ближайшие несколько дней пожалуют гости. Гораздо более солидные, чем те, с которыми ты общался. Как ты будешь выкручиваться, в принципе не важно. Главное, чтоб ты смог вовремя известить нас о том, что такие гости у вас на кордоне. Для этого я тебе выдам вот этот радиомаячок. Работает он просто. Выдергиваешь чеку и нажимаешь кнопочку. После этого мы будем знать, что гости уже у тебя. Если после того, как нажмешь кнопку, сумеешь выжить в течение получаса — тебя выручат. Не сумеешь — значит, не судьба. Теперь самое главное. Нажать кнопочку ты должен только в том случае, если среди тех, кто пожалует в гости, будет вот такой господин…

Генрих вынул фотографию одутловатого, по-видимому, очень массивного мужика, на правой щеке у которого просматривался заметный шрам в виде буквы V.

— Есть еще одна примета, — произнес Птицын. — На левой руке нет безымянного и среднего пальцев.

— Это даже лучше, чем шрам, — заметил Юрка.

— Возможно, — кивнул Генрих. — В общем, это человек, который теперь пасет нашу область вместо покойного Дяди Вовы.

— Ничего себе… — пробормотал Таран. — Такой человек — и на какой-то кордон попрется?

— Будем стараться его заинтересовать, — криво усмехнулся Генрих. — Хотя, возможно, он на это дело не клюнет. Если это у нас не выгорит, я за тобой пришлю людей, и будем работать по новым вводным.

— Ну, допустим, приедет он, — произнес Юрка. — Наверно, ведь не один?

— Обязательно. И уж тут, дорогой мой, все будет от тебя зависеть. Веди переговоры, занимай круговую оборону, пляши перед ним брейк или чего там нынче в моде… Главное, чтоб он нам живым достался или не смертельно раненным.

— Еще лучше… — вздохнул Таран. — Это мне в наказание все, да?

— Нет, — строго сказал Птицелов. — Это твой последний шанс выжить, понимаешь?

— Здорово… — хмуро произнес Юрка. — А что будет, если я сейчас сяду на эту «Ниву», давану на газ и… в неизвестном направлении?!

— Вот этого не надо. Ты ведь своей Наде не враг, надеюсь? У вас ведь любовь крепкая, верно? К тому же ее вчера в госпиталь на сохранение положили. Наверно, еще не знаешь?

— Не-ет…

— Между прочим, похоже, из-за волнений по твоей части. Испугались, что выкидыш может быть. Но вроде бы все нормально.

— К ней забежать можно?

— Нет, на это времени не будет, тебе надо поспешить, — мотнул головой Генрих, — а то Галька подумает, будто ты ее кинул с машиной. Надьке записочку напиши. Мол, все нормально, прибыл и снова уезжаю на недельку. Люблю, целую, не волнуйся…