Марина: Виверн

Глава 3 Последствия

Диме не спалось. Он чувствовал присутствие девушки через стенку и, промаявшись в кровати час, решил заглянуть к ней.

Накинув халат, он уговорил себя, что проверит все ли с ней хорошо и уйдет.

Он приоткрыл дверь. Штора дернулась от сквозняка.

Выключатель торшера щелкнул, и лампа за спиной Димы вспыхнула. Он взял стопку листов и карандаш.

Чирканье грифеля карандаша заполнило комнату. Дима не мог оторвать от девушки взгляда.

Вчера в один до боли прекрасный миг он вдруг подумал, что Марина – это Ева. Они были похожи как две капли воды.

А потом радость сменилась ужасом: он подумал, что видит призрак Евы.

Волосы, форма лица, разрез глаз, брови – все было так похоже, что он не мог остановиться… и рисовал, и рисовал спящую девушку, так похожую на Еву.

Дима думал, что эта глава его жизни уже давно пролистана, но увидев Марину, все чувства в нем взбаламутились. Он не находил сил отойти от нее.

Марина вдруг застонала и перевернулась на другой бок. Карандаш в руке остановился. Дима встал с кресла и обошел кровать. Тусклый свет торшера освещал оголившуюся невероятно худую спину девушки. Звезда на колье блеснула отражая свет. Непослушные волосы прикрыли лицо.

Рука Димы замерла на мгновение в нерешительности, и он провел костяшками пальцев убирая пряди волос с ее лица.

– Мама… – застонала она и резко выдохнула.

Он сел на край кровати и, выронив карандаш, прикрыл лицо руками. Он отчетливо понимал, что эта девушка – не Ева, но, все же, душа так отчаянно искала погибшую жену в каждой черточке Марины.

Марина вскрикнула и проснулась в холодном поту. Картины ужасного сна все еще проносились у нее перед глазами, словно фильм ужаса, который она не могла выключить. Привкус соленой воды стоял во рту. Она смотрела невидящими глазами на белый потолок. Крик ее матери все еще оглушительно звенел в ушах.

Марина укрылась одеялом с головой и свернулась калачиком, пытаясь унять дрожь во всем теле. Аромат цветов сирени нежно ласкал и убаюкивал.

Дверь тихо приоткрылась.

Марина оцепенела от ужаса. Пораженно она вдруг осознала, что находилась не дома.

Мужские голоса заставили девушку вздрогнуть. Сон как рукой сняло. Она ощупала себя и не нашла одежды. Память упрямо не хотела возвращаться.

“Как я здесь оказалась?” – в ужасе подумала она.

– Что мне делать с машиной? – произнес секретарь, брезгливо кинув взгляд на кровать. Дима тоже посмотрел на кровать и заметил маленькую ножку, выглянувшую из-под одеяла. Он улыбнулся. Эта девушка, так похожая на Еву, всего за несколько часов заставила его улыбаться больше, чем он улыбался за последний месяц.

– Купи новую. Но эту пока оставь… И отмени встречи на утро.

Марине казалось, что она дышит очень громко, поэтому старалась успокоить дыхание.

– Вы намерены дожидаться её пробуждения? – светлые брови секретаря взлетели. – Вы ведь не намеренны… То есть я хочу сказать, что ей всего восемнадцать… Она ведь даже в слове “кобель” сделала ошибку. Она совсем ребенок…

Лицо Димы окаменело, взгляд стал холоден. Секретарь посерел и стушевался: он пожалел о том, что сказал.

Дима сам не знал, что хотел сделать. Он понимал, что не вправе трогать такое невинное дитя. Он должен был оставить ее. Но каким-то немыслимым образом вместо того, чтобы отвезти ее домой, привез к себе. Он понимал абсурдность своих решений, но эта девушка всколыхнула в нем воспоминания о далеком прошлом, о котором он старался забыть. Воспоминания, которые приносили ему невыносимую боль много лет. Но рядом с Мариной он почему-то вспоминал только хорошее… Ему и Еве ведь было около семнадцати, когда они познакомились. Она была такой же: взбалмошной, красивой, немного сумасшедшей…

Секретарь прокашлялся в кулак, заметив стеклянный взгляд босса.

– Я оставлю вас, – произнес он и спиной вышел за дверь.

– Спасибо, Том.

Дима подошел к открытой двери, ведущей на маленький балкончик. Тюль медленно танцевала в объятьях ветра и тонкой вуалью прикрывала вид на Эрмитаж.

“Ева… Уже прошло больше двадцати трех лет с момента твоего похищения… Три года войны после этого… и двадцать лет сожалений, воспоминаний и попыток найти новый смысл жизни”.

Тончайшая органза всколыхнулась и обняла ноги Димы. Ветер влетел в комнату и скинул листы бумаги, изрисованные карандашом.

На них была изображена спящая девушка, прекрасная в своей невинности и хрупкости, словно нежный полураскрывшийся бутон цветка.

– Ева, – прошептал он одними губами и это имя, полное печали, вперемешку с огромной любовью сорвалось с губ и вспорхнуло голубем в небо.

Марина задыхалась под тяжелым одеялом. Услышав звук удаляющихся шагов и закрывающейся двери, она осторожно приподняла одеяло и судорожно втянула свежий воздух. Она находилась в спальне, больше похожей на декорации фильма о девятнадцатом веке: деревянные панели из древесины оттеняли фиолетовым, позолоченные барельефы, потолок, украшенный лепниной; темно-зеленый бархатный балдахин возвышался над кроватью. Мебель стояла на позолоченных лапах львов.

Босые ноги окунулись в тепло шерстяного прикроватного коврика.

“Какая безвкусица! Что вообще я здесь делаю? Как я сюда попала? Последнее что помню – это то…” – все напряглось внутри нее. Университет, Дмитрий Аскендит, ледяная статуя, бокал шампанского и все… Она смутно помнила вспышку фар. Марина вспомнила серые, словно грозовое небо глаза брюнета, и тонной грязи навалились на нее головокружение, тошнота и вялость. На прикроватном столике она нашла графин с водой и таблетки аспирина, которые кто-то предусмотрительно оставил.

Кроме нижнего белья на ней не было одежды. Больше всего ее беспокоило, что нигде не было ее телефона. Марина встала и подошла к креслу. На полу были раскиданы белоснежные листы бумаги. Она накинула сложенный на кресле халат, подняла один из листков и без труда узнала в спящей девушке себя. Она никогда не видела себя такой расслабленной, красивой. Угловатость плеч смягчилась, а черты лица стали мягче.

Она подняла следующий рисунок: опять она, только ближе. Портрет спящего человека…

Мерзкое чувство скользкой змеей закралось в душу: кто-то всю ночь сидел здесь и рисовал ее.

– Ты свободен, – голос прозвучал за дверью. Обратившись в слух, Марина повернула голову к двери и в панике соображала, что делать дальше. – Я позвоню, когда понадобишься.

Дверная ручка повернулась. Человек вошел. Он все еще держался за ручку, когда заметил Марину и замер.

Это был Дмитрий Аскендит.

Глаза цвета тумана зацепились за рисунки в ее руках. В замешательстве, он не глядя, закрыл за собой дверь. Моргнув, он вернул свое первоначальное спокойствие.

– Проснулась?

Марина сглотнула и указала на рисунки.

– Вы всю ночь были здесь и рисовали это?

Аскендит скрестил руки на груди. В правой руке он держал телефон Марины. Вдруг Дмитрий Аскендит показался девушке настоящим психопатом. Ведь она не помнила как оказалась здесь.

Неожиданно ее осенило: “Аскендит подмешал ей что-то в шампанское! Он украл ее и воспользовался беспомощностью!”

Вся ирония в том, что ей и надо было добиться его внимания, но она вдруг превратилась из охотника в жертву и ей это не понравилось.

Дима недоуменно сделал шаг к Марине. Он только сейчас начал понимать, что мог напугать ее.

Марина в ужасе отпрянула.

– Что ты делал со мной? – воскликнула она.

– Ты ничего не помнишь? – он остановился, понимая, что пугает девушку. – Что последнее ты помнишь о вчерашнем вечере?

Горе-агент почесала ухо, в котором не оказалось наушника.

– Я помню, как вы спасли меня. А потом мы сидели на стульях.

– Ты выпила шампанское… – подталкивал ее Аскендит.

– Я выпила шампанское и все… дальше как в тумане. Вы что-то туда подмешали?

Рот мужчины от неожиданности раскрылся.

– Так вот какого ты мнения обо мне.

– А что мне думать?

– Ты настолько опьянела, что мне пришлось передать тебя секретарю, чтобы он отвез тебя домой, но ты сбежала от него и зачем-то повредила мне машину, – Марина замотала головой, а Дима продолжал: – А потом, когда я возвращался, ты прыгнула прямо под колеса моей машины…

Марина в ужасе закрыла лицо.

– Не может этого быть, – пробормотала она. Он врет! Она не могла. Разве она на такое способна? – Нет, это не правда.

Аскендит вздохнул и достал с внутреннего кармана пиджака свой телефон и протянул ей фотографию.

На черном Мерседесе светлыми полосами было выцарапано “Кабель”.

– Кобель… еще и с ошибкой написала…

Дима, ухмыльнувшись, убрал телефон, а Марина, наконец, начала смутно все вспоминать. Чем больше она вспоминала, тем краснее становилась.

Дима улыбнулся шире, когда увидел, как уши девушки вспыхнули огнем, а лицо покрылось пятнами. Видимо, она вспомнила что натворила.

– Чокнутая… – тихо произнес он не скрывая веселья.

– Из…извините, – выпалила она и смущенно опустила взгляд на стесанные ладони.

Аскендит кинул на кровать мобильный Марины. Задержав на мгновение на ней напряженный взгляд, он развернулся к двери.

– Сейчас принесу твою одежду.

Проследив, как он вышел, Марина присела на краешек кровати и взяла телефон. Его прохладный корпус немного успокоил девушку.

Дмитрий вернулся со свертком в руках и аккуратно положил его на кровать.

– Я отдал платье в химчистку. Только доставили. Колготки было не спаси, поэтому здесь новые.

Мда…, не так Марина представляла их знакомство: она должна была его спасти от ледяной глыбы и представиться, а получилось…

Дженкинс ее убьет.

Марина закрыла лицо руками и застонала.

– Мои люди созвонились с твоим отцом вчера, когда мы пытались выяснить где ты живешь. Он просил присмотреть за тобой. Ты живешь одна?

Марина оторопело уставилась на Аскендита. “Отцом? Каким еще отцом?” Вдруг она поняла, что это мог быть только один человек: Дженкинс! Вот старый пройдоха!

– Да. Папа работает в другом городе, а сюда я приехала учиться…

– Позвони ему, а то он наверняка волнуется… Вспомнил, вот еще что. В документах везде указанно, что ты Мария Петрова, но ты представилась как Марина…

Сердце Марины заколотилось испуганно птицей.

Аскендит присел на кресло, закинув ногу на ногу. Рука его легла на подушку, большим пальцем второй он с задумчивым видом провел по губе. Он ждал ответа, а в голове Марины было пусто, и все крутилась навязчивая как муха мысль: Я в ж*пе.

– Эм… Да. Я Мария и Марина… Дома меня все называют Мариной, вот и привыкла… Уже везде представляюсь как Марина. – Глаза Димы сузились. Верил он ей или нет? – Спасибо, что спасли меня дважды. И простите за машину.

Дмитрий Аскендит встал. Его тяжелый взгляд пригвоздил Марину к полу.

– Я думаю, вам уже пора, – произнес он, неожиданно перейдя с “ты” на “вы”. Марина вздрогнула и запахнулась сильнее в халат.

– Как переоденетесь, у дома вас будет ждать такси.

Он отлепил глаза от смущенной девушки и вышел.

– Прощайте, Дмитрий Аскендит.

Он ничего не ответил и захлопнул за собой дверь.

В растерянности Марина посмотрела на одежду. Она не понимала поведения Дмитрия Аскендита. Но она точно знала, что должна была сделать. Дженкинс ей все уши прожужжал о том, что надо сделать так, чтобы они встретились еще раз или как минимум он вспомнил о ней.

Марина сорвала с себя цепочку и кинула на пол. Было три варианта развития событий: или домоправительница найдет ее и прикарманит, или ее доставят Марине обратно люди Аскендита, или Дмитрий Аскендит сам приедет отдать ее.

Хотя, судя по всему, третий вариант Марине не светил. Она произвела худшее впечатление на свою цель.

Радовало лишь одно, что возможно ее избавят от этого задания. Она отлично взламывала системы, и ей это нравилось, но полевая работа была явно не ее коньком.

Марина грустно вздохнула и потянулась к свертку.

Дима долго смотрел из окна вслед удаляющемуся такси с девушкой внутри. Губы растянулись в улыбке. Он вдруг вспомнил, как она не наигранно смутилась и растерялась. Дима жил в мире, где правило лицемерие. За каждым словом крылся подтекст, а многочисленные члены Домов дэвлесс старались сблизиться с наследником Аскендитов.

Но Марина была совершенно другой: она была искренней, молодой, невинной. То и дело она напоминала ему Еву. Ее улыбка, голос… все было так похоже, что невольно он замирал от ностальгической боли в груди при виде ее. С разочарованием Дима понял, что даже спустя двадцать три года он до сих пор любил Еву.

Когда ее признали мертвой, все говорили, что боль пройдет со временем. Видимо они никогда не любили по-настоящему. Боль лишь притупилась, как рана покрылась коркой. Стоило ее задеть, как она вновь закровоточила.

Медленно Дима прошел в комнату, где ночевала Марина, и, подойдя к кровати, на которой в хаосе лежали одеяла и подушки, улыбнулся.

В воздухе до сих пор чувствовалась ее аура, словно помещение, которое пустовало десятилетиями, судорожно впитало долгожданную человеческую энергию.

Дима отвернулся, готовый выйти из комнаты, но вдруг наступил на что-то.

Он протянул руку.

Колье, повинуясь его желанию, подлетело в воздух. Тонкая цепь, усыпанная звездами, зависла в воздухе. Мелкие камни переливались огнями.

Дима нахмурился. Колье легло на ладонь. Он спрятал его в карман и выскочил из комнаты.

Пройдя по коридорам старой квартиры, он нашел неприметную дверь. Ключ в замке с трудом провернулся – в мастерскую давно никто не входил. Домоправительнице было запрещено подходить к ней. Затхлый аромат старой мебели заставил чихнуть. Дима нащупал старый выключатель и провернул его. Люстра озарила студию. Задернутые шторы не давали солнечному свету проникнуть. Дима потянул на себя край простыни. С тихим шорохом она упала к ногам, взметнув ворох пыли.

Десятки картин открыли свой лик. Дима с нежностью провел рукой по их корешкам и по наитию достал одну из них.

Словно живые васильковые глаза Евы осветили комнату. Пшеничные волосы развивались от ветра. Она была так счастлива на картине. Она казалась такой живой, что Дима невольно поежился. Лицо его скривилось от отвращения и злости. Пальцы сжали полотно. Подрамник, не выдержав, хрустнул.

– Будь ты проклят, Анирам Мортис! – выплюнул он ненавистное имя. – Ты похитил и убил мою жену… Ева! Ева…

Дима схватил следующую картину: прекрасная Ева смеялась, обхватив подушку; перья замерли вокруг нее, осев на волосы и плечи.

Он закричал и швырнул ее о стену и поступал так со следующей картиной и со следующей, пока без сил не рухнул на колени.

Эта девушка, Марина, всколыхнула в нем то, что он заживо похоронил в себе. Она сковырнула старую рану.

Дима должен был держаться подальше от молоденькой студентки, но все его мысли были заняты ими двумя: Мариной и Евой.

Он понимал, что это ненормально – Еву не вернешь. Марина – не Ева! Но сумасшедшее сердце тянуло его к ней.

Дима достал из кармана телефон.

– Том, – рыкнул он в трубку. Секретарь по ту сторону подавился кофе. – Раскопай все, что можешь на Марию Петрову. Я должен знать кто она и почему, черт подери, она так похожа на Еву.