Визит к императору

ГЛАВА 27

Как ни крути, пора было возвращаться в Москву. Маргарита собирала вещи, а тетушка металась вокруг, заламывая руки, и как, обычно, горько причитала:

– Деточка, я была уверена, что ты останешься здесь, в доме твоих предков… У меня нет никого ближе тебя, дорогая! На кого ты бросаешь свою старую тетку?

– Тетя, вы вовсе не старая! Вы полны сил. Поймите, я не могу жить в призрачном доме, которого на самом деле нет. Тогда и вся моя жизнь станет призрачной, а мне очень хочется всего настоящего…

– Что ты говоришь?! Опомнись! Жизнь за стенами этого дома ужасна! Практически начиная с тысяча девятьсот шестнадцатого года жизни в этой стране нет! Потому что это – не жизнь! Войны, революции, голод, бандиты, расстрелы, потом снова голод, снова расстрелы, снова войны и конечно же снова бандиты… Только в тех местах, которых нет, и можно чувствовать себя относительно спокойно.

Маргарита возмутилась. Тетушке следовало возразить хотя бы из патриотических чувств. Конечно, и войны, и революции, и голод, и бандиты – это все для России дело естественное и даже вполне обыкновенное.

Но, во-первых, ни революции, ни войны не длятся вечно. Как бы ни хотелось в свое время товарищу Троцкому устроить перманентную революцию, не удалось-таки. А как только спадает накал революционной борьбы, тут же идет на спад голод, бандитизм теряет угрожающие формы и у граждан начинается очередная мирная передышка.

А во-вторых, эти самые граждане давно научились воспринимать все проблемы с юмором, делая собственную жизнь легче и веселее. Шутить ухитрялись даже по поводу расстрельных подвалов НКВД и хлебных карточек, а уж сейчас-то, когда из острых поводов для шуток осталась только социальная несправедливость, уведенный бог весть куда стабилизационный фонд, тарифы ЖКХ да пенсионная реформа, жизнь, можно сказать, вообще налаживается!

– Тетя, у вас устаревшая информация! – решительно заявила Маргарита. – За стенами вашего дома все не так страшно! В настоящее время ни голода, ни массовых расстрелов не наблюдается. А бандиты, если они действительно бандиты, а не мелкая шпана, грабят в основном друг друга, и это теперь называется спором хозяйствующих субъектов. Тетушка, поймите – я не могу остаться в Петербурге, мне срочно нужно вернуться в Москву и выйти на работу. Я и так задержалась здесь просто беспредельно. Давайте договоримся – вы приедете ко мне в Москву, погостить или пожить, как захотите. И вам будет не так одиноко.

– В Москву? М-да, в Москву, в Москву! Это что-то из Чехова, кажется, – отозвалась тетушка. – «Три сестры»… В нашем роду тоже были любители московской жизни, но я всегда терпеть не могла Москву… Большая деревня! Не понимаю, почему чеховские три сестры так рвались именно в Москву? Медом в Москве, кажется, ничего не намазано.

На этот раз Маргарита решила промолчать. Среди всех прочих странностей, тетушка страдала еще и характерным комплексом петербуржца и, как и большинство петербуржцев, уроженцев культурной столицы, не могла удержаться, чтобы не поддеть в разговоре москвичей. В Петербурге принято постоянно напоминать окружающим, какие все москвичи дураки и жлобы, а Москва – большая деревня и вообще слова доброго не стоит, и что любой петербуржец ценнее для мира, чем самый выдающийся москвич. Если бы не эта милая манера, цены бы петербуржцам не было. Они вообще-то славные люди, когда им удается отвлечься от болезненной московской темы…

– Впрочем, тебе действительно надо в Москву, – переменила вдруг тон тетушка. – Я совсем забыла о твоей миссии – вызвать из небытия наш московский особняк. Для этого надлежит, как минимум, оказаться на Арбате, дорогая моя, не считая всех прочих необходимых условий… Я становлюсь ужасно рассеянной. Вот что делает с человеком возраст. Сначала отказывает память, а затем, поэтапно, и все остальное. Пообещай мне, что сразу по возвращении займешься этим делом, не откладывая в долгий ящик. И помни о львах у входа! Они должны быть парными…

– Тетушка, но может быть, вы все же приедете ко мне в Москву? Вдвоем нам будет легче решить проблему с особняком.

– Прости, дорогая, но я плохо переношу путешествия. С годами я стала ужасной домоседкой. К тому же этот мир, при всех переменах к лучшему, меня пугает. Не думаю, что мне понравятся бандиты, ведущие «спор хозяйствующих субъектов»… А стены этого дома как-никак, а ограждают меня от подобных впечатлений.

На вокзале Маргариту и Вальку ждал неприятный сюрприз: билетов на Москву в кассах не было…

– И как в нашем мире можно обойтись без магии, – в сердцах бросила Маргарита. – Рука сама тянется к волшебной палочке…

– Не торопись! – перебила ее Валька. – Ну, наколдуешь ты билеты в переполненный поезд, а на местах, обозначенных в наших билетах, все равно уже кто-нибудь сидит. Из тех, кто заранее позаботился приобрести билет в кассе. Законы материального мира. Сделать то, чего нет, можно лишь в том случае, если место не занято тем, что есть…

– И что же ты предлагаешь?

– Что, что… Вспомнить о том, что есть. У меня, например, есть удостоверение прапорщика. Пойду-ка в воинскую кассу, там своя бронь на билеты имеется. А если что, стукну в окошечко к военному коменданту. Поможет. Паспорт давай. Придется выдать тебя за сестру. Поедешь как член семьи военнослужащего.

Маргарита нашла свободное местечко в зале ожидания и устремила взгляд на экран телевизора, подвешенного на кронштейнах к потолку – теперь можно не просто так сидеть на вокзале без билета, а просматривать текущие выпуски теленовостей.

Сперва Маргарите рассказали трагическую историю из жизни Антонио Бандераса. Бедняге судебным постановлением предписано разрушить часть собственного особняка в Испании, приобретенного за десять миллионов долларов. Что-то там с бумагами оказалось не так, не позаботился легкомысленный Антонио запастись документами на возведение пристройки, а испанская Фемида оказалась дамой бескомпромиссной…

Маргарите, исключительно из любви к искусству, захотелось заочно помочь актеру справиться с неприятностями, и она вновь вспомнила о волшебной палочке, но… взяла себя в руки. Не зная всех обстоятельств дела, можно напороть лишнего, а Бандерас не тот парень, который легко даст себя в обиду.

На экране уже шел репортаж с кондитерской фабрики, и по экрану ползли шоколадные конфеты, ровными рядами располагавшиеся на ленте конвейера… А потом показали какого-то респектабельного господина с заграничным выражением лица, любующегося видом со стрелки Васильевского острова.

Диктор за кадром объявил, что это потомок князей Путятиных, которого потянуло на родину предков. Теперь правнука русских эмигрантов с большой помпой принимают в Петербурге, видя во французском миллионере потенциального инвестора…

Фамилия Путятиных показалась Маргарите знакомой. Она порылась в памяти и охнула. Не может быть!

В ее ушах зазвучал глухой голос генерала, похороненного во Франции:

«Государь! Нельзя ли сделать так, чтобы мой внук, а еще лучше правнук, на внука я давно рукой махнул, вспомнил бы, что он – русский, и почувствовал интерес к нашей родине? Горько, что единственный наследник нашего рода, рода князей Путятиных, мнит себя франиузишкой…»

Интересно, это простое совпадение? Или желание старого генерала все же было выполнено? Ведь император сказал ему:

«Понимаю и сочувствую. Я распоряжусь, не беспокойтесь».

Потомок генерала Путятина тем временем вещал с экрана по-французски, а переводчик бойко формулировал то, что молодой князь желал сообщить россиянам:

– Я понял, что в душе остаюсь русским. Здесь, на родине моих предков, это особенно ощутимо. Род князей Путятиных слишком много сделал для России, чтобы теперь я мог воспринимать ее как чужую страну. Я намерен в ближайшее время переехать в Санкт-Петербург. Здесь открываются хорошие перспективы для бизнеса…

Маргарита так заслушалась, что даже не заметила, как рядом с ней на сиденье шлепнулась валькирия.

– Ну я тебе должна сказать, – начала Валька.

Маргарита перебила ее:

– Что, билетов нет? Я так и знала…

– Почему нет? С билетами все в порядке. Но меня ждал такой сюрприз… Ты давно не заглядывала в свой паспорт?

Маргарита не могла понять, к чему это Валька клонит, и осторожно напомнила:

– С момента выезда из гостиницы. А что?

– Открой, почитай. Это интересно.

Маргарита дрожащими руками распахнула корочку. Что же такое могло там появиться, если даже валькирия выглядит шокированной? Неужели штамп о браке с неизвестным лицом?

Все было по-прежнему: фотография, номер, серия, гербовая печать… В верхней графе было обозначено: «ОВД Хамовники» в качестве выдавшей паспорт организации. Но при этом… черным по белому было указано, что принадлежит документ Маргарите Викторовне Оболенской…

Выронив паспорт, словно он обжигал руки, Маргоша растерянно замолчала. Валька подняла обновленный документ и буркнула:

– Мы, конечно, никуда не торопимся, можно прийти в себя, до поезда уйма времени, целых сорок минут. Но посадку уже объявили.

– Валя, у меня теперь другая фамилия, – проговорила Маргоша после долгой паузы. – А я и не заметила, когда же произошло такое событие.

– Очнулась, подруга? Ну и ладно. А то я уже начала терять нить разговора. Вообще-то важные события всегда происходят сами собой, и, в сущности, какая разница, заметил ли кто-нибудь, что они произошли, и что именно об этих событиях думает. Объективная реальность, так сказать. И все субъективные оценки по фигу! Поздравляю, княжна. Теперь никто не усомнится в твоем благородном происхождении, раз ты носишь фамилию Оболенская.

Маргарита вздрогнула.

– Не могу сказать, что это – голубая мечта моего детства. Жизнь в тени великих предков не по мне.

И тут же ей стало стыдно. Вспомнились собственные мысли в тот, теперь уже далекий, день, когда Маргарита узнала, что ее родной дед носил имя Оболенских, а отцу при рождении записали фамилию бабушки… «Видимо, с аристократической фамилией Оболенских в те годы жить было трудновато, – подумала тогда Маргоша. – Зато теперь такая изысканная фамилия пришлась бы очень даже впору».

Со своей фамилией она, признаться, здорово намучилась. Горынская… не звучит. А если и звучит, то не так, как хотелось бы. Ритка-Горыныч, Змей Горыныч или просто Змей – с такими прозвищами Маргоша прожила почти всю свою жизнь. А разве они хоть чуть-чуть, хоть капельку соответствуют ее сущности? Вот и мелькнула короткая мыслишка о том, как хорошо ей было бы с громкой княжеской фамилией. Надо быть очень осторожной с пожеланиями – они имеют обыкновение сбываться! Сколько раз Маргарита уже убеждалась в этом…

Но Валька не заметила ее душевных терзаний.

– Что ж, будем считать, что ты – еще одна жертва родственников с необузданной фантазией. Конечно, твоя тетушка – особа своеобразная и ничего лучшего для тебя придумать не смогла, кроме как навязать свое допотопное имя. Я, к примеру сказать, за свою жизнь сотни имен поменяла, в силу обстоятельств. И авторитетно подтверждаю – фразочки типа: «Не имя красит человека, а человек имя!» – вполне соответствуют действительности. Ладно, бери баул, пора на посадку, княжна.

На этот раз никакого особого комфорта в четырехместном купе не было – соседками Маргоши и Вальки оказались две пожилые полные тетки, потребовавшие себе нижние полки и сразу завалившиеся спать. Поговорить дорогой практически не удалось. Не хотелось беспокоить спящих пассажирок. Да и темы, которые обычно обсуждали в своих беседах валькирия и начинающая ведьма, могли бы ввергнуть неподготовленного человека в шок.

Впрочем, Маргарита так устала от пребывания в Питере, в постоянном контакте с тем, чего нет, что, оказавшись в совершенно реальном купе, на узкой железнодорожной полке, моментально уснула спокойным и крепким сном. И даже неудобная, сбитая подушка и духота в жарко протопленном вагоне не помешали ей провалиться в сон.

Поезд мчался по рельсам, унося ее подальше от Петербурга, от белых ночей, от призрачной жизни и от всех приключений, не таких уж и приятных…

И никому было не ведомо, что на крыше вагона расположились два призрака, бдительно следивших, чтобы путешествие из Петербурга в Москву прошло без осложнений.

Это были братья Брюсы, вернувшиеся к своему привычному облику вельмож петровского времени – в расшитых золотом кафтанах, в пудреных париках и треуголках со страусовым пухом. Ну и со шпагами на боку, само собой разумеется.

– Как, однако, занимательно устроена эта рельсовая дорога, – удивлялся Роман. – И как быстро нынче можно доехать до Москвы из града Петрова. Это тебе не прежние времена, когда ямщики на перекладных возили. Бывало, где-нибудь на станционном дворе в ожидании свежих лошадей проторчишь так долго, что нынешние успели бы не токмо от Петербурга до Москвы, но и обратно обернуться…

– Эх, Рома, как я рад, что ты погостишь у меня в Москве, – говорил погруженный в собственные мысли Яков. – Я тебе множество вельми занимательных диковин покажу – дома в тридцать этажей, подземную рельсовую дорогу… Подобная, говорят, и в Петербурге имеется, да мы на нее взглянуть так и не сподобились. Но уж в Москве, брат, ознакомишься с этим чудом, «метро» именуемым. Поверь на слово, тебя это поразит.

– Да я не любитель лишний раз под землю лазить, Яша. Належался уже под землей-то. Лучше бы на поверхности на что ни то занимательное глянуть.

– Ну в Глинки, в имение мое, слетаем. Хотя там, брат, занимательного немного осталось. И еще в Преображенское с Семеновским наведаемся. Помнишь, деревеньки подмосковные? Вспомянем, как в потешной роте у царя Петра службу начали. Теперь там, Рома, город городом, ничего уже не найдешь, не признаешь. Плац наш в Преображенском искал-искал, так не токмо не нашел, даже и не понял, где он был-то. Ландшафт местности поменялся, к ориентирам не привяжешься.

– Грустно все это, брат, – заметил Роман. – Хоть и не вылезай из-под землицы…

– Ничего грустного, это – жизнь. Двадцать первое столетие пришло, ничего не попишешь. А мы с тобой теперь навроде ископаемых чудищ. Динозаврусы для Кунсткамеры. Давай-ка, что ли, в воздух поднимемся да полетим за сим чудным обозом, именуемым поездом. Больно ноги у меня затекли на крыше-то сидеть скрючившись, размяться пора.

Два духа взмыли вверх, к облакам, и понеслись по направлению к Бологому, стараясь далеко не отклоняться от железнодорожных путей и с высоты птичьего полета продолжая присматривать за вагоном, в котором сладко спала Маргарита…