Глава 12

Первые лучи утреннего света проникли в спальню Николаса сквозь высокие окна. Элизабет лежала, закинув одну ногу на ногу Николаса, а руки и голову уютно пристроив у него на груди. Она чувствовала себя невероятно усталой — и невероятно счастливой и спокойной. Любимой, даже если любовь не имела к этому никакого отношения.

— Мне пора домой, — пробормотала она.

— Да, пожалуй, — согласился Николас и погладил ее по спине.

— Дети проснутся еще не скоро, но даже в этот поздний, вернее сказать, ранний час слуги могут бодрствовать.

— Не стоит создавать угрозу твоей репутации.

— Но нам еще нужно обсудить мои условия нашего соглашения.

— Обсуждать нечего.

— Что за чепуха, только из-за того, что я позволила тебе соблазнить меня…

— Ты позволила мне? Соблазнить тебя?

— Ты должен признать, что в роли соблазнителя выступил ты. Вся эта чушь типа «я начну, разумеется, с платья» и так далее.

— Ты не сочла это чушью. — Он поцеловал ее в кончик носа. — Хорошо, изменим формулировку: не позволила соблазнить, а поощряла меня.

— Ни то, ни другое.

— Я думаю, что как раз то… — Он поцеловал ее в плечо. — …И другое. — Он поцеловал ямку на шее. — А теперь снова то.

Было бы так приятно позволить ему продолжать. Закрыть глаза и отдаться предвкушениям страсти во всем ее пылком воплощении… Элизабет прогнала от себя эту соблазнительную мысль, отодвинулась от Николаса и оперлась на локоть.

— И тем не менее, поскольку мы уже привели в действие наше соглашение, ожидаю, что ты выслушаешь меня.

Он обвел кончиком пальца ее сосок, и у Элизабет снова перехватило дыхание, а Николас произнес: —Нет.

— Нет? — Она резко оттолкнула его руку. — Что значит нет?

— Это значит, моя дорогая Элизабет, только то, что я сказал. Я не намерен выслушивать твои условия.

— Но ты должен. — Она усмехнулась. — Я уже начала выполнять свою часть соглашения. А ты дал мне слово.

Я более чем уверен, что слова насчет этого я тебе не давал. — Его усмешка была, пожалуй, выразительнее сказанного. — Я только сказал, что хорошенько обдумаю твое предложение. Что я и сделал.

— Да, но после того, что произошло между нами… — Элизабет не договорила и сдвинула брови, стараясь сосредоточиться. Ведь он и в самом деле не давал согласия на то, чего она требует. Она села, выпрямив спину, и полыхнула на Николаса глазами. — Ты устроил мне ловушку.

— Ничего подобного я не делал.

Он протянул руку и провел пальцами по ложбинке между ее грудями. Элизабет хлопнула его по руке — уже со злостью.

— Ты вынудил меня поверить, что это вот, — она показала на измятую за ночь постель, — стало началом нашего соглашения.

— Что-то не припоминаю.

— Ты позволил мне прийти к заключению, будто…

— За последние несколько часов я позволил себе и тебе очень многое, но не давал тебе понять, что приму твои условия. — Он покачал головой. — Если ты так подумала, то явно ошиблась.

Она соскочила с постели, со злостью сдернула простыню и закуталась в нее.

— Разумеется, я так подумала. Ты это прекрасно понимаешь. Я ни за что бы не позволила…

Николас весьма выразительно поднял брови.

— Ну хорошо, может, и позволила бы, — раздраженно выпалила она, — но без малейшего воодушевления.

Николас рассмеялся — вполне непринужденно.

— Не мог же я охладить твое воодушевление, вылив тебе на голову ведро холодной воды.

Элизабет задохнулась от негодования, но не могла оставить этот выпад без ответа.

— Ты отвратительный, слышишь, отвратительный человек, Николас!

— Нет, я вовсе не такой. — Он сел, поправил подушки и лег на спину, закинув руки за голову. — Я был, правда, мрачным и чересчур серьезным, но теперь я само очарование. Все так говорят.

— Значит, все ошибаются.

— Все ошибаться не могут.

Он улыбнулся ей с видом довольного собой греческого бога, только что удовлетворившего свою похоть с целой деревней обезумевших от страсти крестьянских девушек. Слов нет, у него тело, достойное быть изваянным из мрамора, но в настоящий момент не помешал бы фиговый листок. Совершенно бесстыжий тип!

— В данном случае они ошиблись. — Элизабет одной рукой поплотнее запахнула простыню, а другой прикрыла глаза. — И пожалуйста, прикройся.

— Не вижу смысла. Здесь очень тепло, и мне в таком виде исключительно удобно и приятно.

— Зато мне это исключительно неудобно.

— Тебе это не казалось неудобным прошлой ночью. И сегодня утром. И даже всего несколько минут назад.

— А сейчас стало неудобно. — Элизабет стиснула зубы. — Я не привыкла обсуждать серьезные вопросы с голыми мужчинами.

— Какие же именно вопросы ты привыкла обсуждать с голыми мужчинами?

— Николас!

Он хихикнул, и Элизабет услышала шелест материи.

— Теперь ты вполне благопристоен?

На такой вопрос ответить непросто. Я серьезно отношусь к морали, хотя вынужден признаться, что в моем прошлом бывали случаи, когда я недостаточно скрупулезно…

— Проклятие, Николас, я не спрашиваю тебя, достойный ли ты член общества! Я хочу знать, прикрыл ли ты ту часть своей анатомии, которая обычно должна быть прикрыта одеждой.

— Я в точности понял, о чем ты спрашивала, но подумал, что стоит воспользоваться возможностью, которую дают мне наши отношения, и сообщить тебе о наиболее положительных сторонах моей натуры.

—Да-да, ты настоящий святой, — нетерпеливо произнесла Элизабет.

— У меня есть свои хорошие стороны. Кстати, тебе уже незачем прикрывать глаза.

Элизабет опустила руку. Николас смотрел на нее с невозмутимым спокойствием.

— Что касается моих положительных черт, то, во-первых, я считаю себя честным человеком. Далее, я из тех, кто знает, чего он хочет, и не бросаю дела, пока не добьюсь своего. Решительность — еще одно мое хорошее качество.

— Я бы скорее определила это качество как раздражающее. Однако признаю, что во многих ситуациях решительность весьма полезна. Итак, чего же ты хочешь?

— Тебя.

— В таком случае ты уже добился успеха. Ты обладал мною. Даже несколько раз.

Он покачал головой:

— Этого мне недостаточно.

— Я предложила тебе, что мы продолжим…

Я помню твое предложение, но меня не устраивает необходимость исчезнуть из твоей жизни сразу после Рождества. Проверить в половине третьего твои счета, а потом побыть в твоей постели для меня недостаточно. Я хочу большего.

— Но ведь это и есть мое предложение, и это единственное, что я могу тебе предложить.

— Пересмотри свое решение.

— Думаю, что этого не будет.

— Я хочу тебя, Элизабет. — Он смотрел ей в глаза прямо и упорно. — Навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Мне нужно твое сердце, твоя любовь, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Элизабет на несколько секунд перестала дышать, потом произнесла первое, что пришло в голову: —Нет.

— Что значит нет?

— Оно значит нет. Абсолютно. Я тебе говорила, что не хочу выходить замуж.

— Я не предлагаю замужества как такового. Я предлагаю тебе выйти замуж за меня.

— Это не имеет значения. Я не хочу подчинять свою жизнь кому бы то ни было, в том числе и тебе. Я предпочитаю сама управлять своими делами.

— Ты выйдешь за меня замуж, Элизабет.

— Ты слышал, что я сказала?

— Каждое слово.

— И тем не менее ты игнорируешь то, чего хочу я вопреки твоим желаниям. Ты, пожалуй, самый заносчивый из всех мужчин, каких я знала, и самый уверенный в себе.

— Еще одно мое хорошее качество, — сверкнул он мгновенной улыбкой.

— Еще одна причина застрелить вас, когда вы спите. Он раздражал ее, но сейчас Элизабет вдруг поняла, что он радуется противостоянию между ними, возникшему с первого же их разговора. И была поражена тем, что ей это нравится. Она довольно долго молчала, глядя на него исподволь, потом вдруг рассмеялась:

— Все же, Николас, ты, пожалуй, чересчур уверен в себе. На этот раз тебе придется пережить разочарование.

— Я уже говорил тебе, что ни разу не потерпел неудачи, когда чего-то хотел добиться. Удача будет сопутствовать мне и теперь. Запомни мои слова, Элизабет: ты выйдешь за меня замуж.

— Посмотрим.

Что ж, быть может, играть в эту его игру надо по его правилам. Величайшее чувство спокойствия и уверенности в себе овладело ею. Очень хорошо. Она улыбнулась Николасу медленной понимающей улыбкой и заметила, что на мгновение — только на мгновение — уверенность в его глазах сменилась сомнением.

— А теперь, — произнесла она, отвернувшись от него и поднимая с пола свое белье, — помоги мне одеться. Я не могу справиться с этим сама, а вызывать кого-то из твоих слуг было бы неприлично. И разумеется, я не могу себе позволить вернуться домой завернутой в простыню, держа в руках все остальное.

Не поворачивая к нему головы, она слышала, что он встал с постели и, судя по шороху материи, чем-то прикрыл свою прекрасную, но слишком соблазнительную наготу.

— Я же не горничная, — проговорил он с некоторой обидой в голосе. — Понятия не имею, что я должен делать.

— Ты же сумел снять с меня все. — Элизабет натянула панталоны, застегнула их на пуговицы, потом надела через голову нижнюю сорочку. — Повтори процесс в обратном порядке.

Она повернулась к нему и с удовлетворением убедилась, что он надел брюки. Она раньше не представляла себе, как невероятно соблазнителен полуодетый мужчина. Полностью обнаженный Николас выглядел как греческий бог, но полуодетый он был еще привлекательнее. Ей в голову пришел образ пирата из приключенческого романа.

Он поднял с пола ее корсет и уныло посмотрел на него.

— Я не знаю, что с этим делать.

— Ну право же, Николас. — Она выхватила у него корсет, обернула вокруг талии, застегнула спереди, придержала обеими руками по бокам и через плечо посмотрела на Николаса. — Тебе только нужно затянуть сзади шнуровку, вот и все.

Он взялся за шнурки и очень осторожно начал их затягивать, что-то бормоча себе под нос.

— Просто не могу поверить, что ты предпочитаешь быть моей любовницей, а не женой, — донеслось до нее.

— Потуже, пожалуйста, иначе я не влезу в свое платье. И я вовсе не намерена быть твоей любовницей.

— Тогда кем же ты хочешь быть для меня? — Он сильнее потянул шнурки.

— Право, не знаю, но любовница обычно получает от любовника финансовую поддержку, так сказать, в порядке вознаграждения. Я ничего не хочу получать от тебя.

— За исключением того, что я должен исчезнуть из твоей жизни после Рождества, будто меня и не было.

Элизабет ощутила острый и болезненный укол, не имеющий никакого отношения к корсету. Что это? Чувство вины? Сожаление? Сомнение?

— Ты слишком туго затянул шнурки, — произнесла она почти не думая, о чем говорит.

— Минуту назад мне было сказано, что я затянул их недостаточно туго.

— Не верю, что ты никогда не помогал женщине надевать корсет. Разве они уходили домой, держа свое белье в руках?

— Да, — огрызнулся он и добавил после короткой паузы: — Если ты не хочешь быть ни моей женой, ни моей любовницей, какое же место предпочитаешь ты занять в моей жизни?

— Не знаю. Твоей… быть может, твоего друга? — ответила она, стараясь удержаться от улыбки.

— Моего доброго, доброго друга. Он старательно завязал шнурки.

— Если ты этого хочешь.

— Моего очень хорошего, особого друга. — Николас с ударением произнес слово «особого» и поцеловал Элизабет в плечо, отчего она заметно вздрогнула. Неужели он всегда производил бы на нее такое действие?

— Перестань. — Она отстранила его и, подобрав с пола свои чулки и туфли, начала надевать их, отметив про себя, что не помнит, как их снимала. — Тем не менее, если ты предпочитаешь именно это, я буду счастлива стать твоим добрым, особым другом. — Она повернулась к нему лицом. — Твоя помощь принята с благодарностью. А теперь скажу, что, поскольку ты не намерен обсуждать мои условия, я беру назад свое предложение. Можешь выбросить его из головы. — Она помахала рукой, словно могла неким магическим жестом уничтожить его воспоминания. — Забудь обо всем.

— Быть может, мне следует забыть и проведенные нами здесь несколько часов?

Это было бы самое лучшее. — Она решительно тряхнула головой, отлично сознавая, что не сможет забыть этих часов, проживи она хоть сто лет. — Но ты можешь сохранить о них воспоминание, если хочешь. Я очень приятно провела время.

— Приятно провела время? — заикаясь выговорил он. — Только и всего? Приятно провела время?

Она кивнула:

— Очень приятно.

— Как хочешь, Элизабет. — Он скрестил руки на груди, в упор глядя на нее. — Если ты берешь назад твое предложение, то и я беру назад свое.

— Какое именно предложение ты имеешь в виду? Если ты намекаешь на предложение выйти за тебя замуж, то я могла бы обдумать свою пропозицию еще раз.

— О нет, дорогая, мое предложение о браке остается в силе.

— В таком случае…

— Я говорю о моем первом предложении. О том, что я проверяю твои счета до Рождества, а потом возвращаю тебе право заниматься делами самой.

— Ты не посмеешь.

Она смотрела на него так, словно не верила своим ушам, хоть и ожидала в глубине души чего-то подобного.

— Конечно, посмею. Поразмыслив, я пришел к заключению, что должен взять на себя ответственность, завещанную твоим мужем. Начиная с сегодняшнего дня, уважаемая леди Лэнгли, я стану контролировать все аспекты ваших финансовых дел. Все расходы, каждый пенни, шиллинг и фунт.

Он явно провоцировал ее, ожидая, что она придет в ярость. Не дождется. Она глубоко вздохнула и сказала, тщательно выбирая слова и тоже переходя на вы:

— Могу я предполагать, что если я выйду за вас замуж, то мои финансовые дела снова перейдут в мои руки?

— В принципе вы достаточно легко строите различные предположения, однако в данном конкретном случае вы рассуждаете верно. В качестве вашего мужа я по закону становлюсь владельцем всего вашего имущества, но вы проявили незаурядные способности…

— Блестящие, — вставила она, однако Николас проигнорировал это и продолжал:

— …управлять своими делами самостоятельно.

— Значит, я смогу продолжать это? Распоряжаться своими инвестициями, управлять имением, заниматься наследственными средствами детей?

— Не вполне так. — Он заложил руки за спину и принялся расхаживать по комнате. Это выглядело бы крайне импозантно, если бы не его обнаженный торс и босые ноги. — До моего возвращения в Лондон, должен признаться, мысль о браке если и приходила мне в голову, то лишь мимолетно, но теперь я думаю, что в семейной жизни я хотел бы стать, как бы это выразиться, не диктатором, а скорее партнером.

— Вот как?

— Вы компетентны, способны и умны, к тому же обладаете чувством юмора. В вас есть нечто вызывающее, и это стимулирует. Короче, вы обладаете всеми свойствами, какие я хотел бы найти в своем партнере, и я хочу быть вашим партнером, Элизабет. В делах и в жизни.

— Равноправным партнером?

— Это чепуха. В конце концов, я как-никак мужчина. Мы живем в просвещенный век, и на троне Англии восседает женщина, но ни один человек в здравом уме не согласится на равноправное партнерство с собственной женой. Я бы предложил партнерство на такой основе: семьдесят процентов и тридцать.

— И мне вы предложили бы тридцать процентов, — с довольно кислой миной предположила Элизабет.

— Да, и это отличное предложение.

— Мне оно таким не кажется. — Она помотала головой из стороны в сторону. — В настоящий момент я осуществляю стопроцентный контроль над своими средствами — и над собственной жизнью тоже. Мои решения принадлежат мне и ни от кого не зависят.

— Это не совсем соответствует действительности, если я буду контролировать ваши финансы.

— И я признаюсь вам откровенно, что для меня это неудобно, с одной стороны, а с другой — обидно. Впрочем, остаток моей жизни полностью в моих руках.

— Уверяю вас, что я не стану вести себя неблагоразумно или чрезмерно придирчиво по отношению к вашим расходам.

— Как это великодушно с вашей стороны!

— Однако я положу предел непродуманным расходам.

— Я в этом уверена. — Элизабет старалась сохранять спокойствие. — Это шантаж, Николас.

— Слишком сильно сказано, но да, по сути так и есть.

— Вы не оставляете мне выбора.

— Я предвидел, что вы отнесетесь к этому именно таким образом. Клянусь, что сделаю счастливым каждый день вашей жизни, Элизабет.

— Нет, Николас, вы будете сводить меня с ума до конца моих дней, и мне придется жить с этим, никуда не денешься. — Она направилась к двери. — А теперь если вы проводите меня вниз, то дорогу к своему дому я найду сама.

— Элизабет?

В его голосе она впервые уловила сомнение.

Не обратив внимания на его призыв, спустилась по лестнице и дошла до входной двери, не задерживаясь ни на секунду. Ее манто и перчатки были аккуратно положены на скамью возле двери. Эдварде знал свое дело.

— Могу ли я начать подготовку? — спросил Николас, помогая Элизабет надеть манто. — К свадьбе?

— Не будьте смешным.

— Вероятно, вы правы. Это ваша забота. Я не имею представления, с какими хлопотами связана подготовка к свадьбе.

— Никаких хлопот, поскольку я не намерена готовиться к свадьбе.

— Но вы же сказали, что я не оставил вам выбора.

— Так кто же из нас двоих легко строит предположения?

Он посмотрел на нее с откровенным недоверием:

— Вы предпочитаете утратить полный контроль над вашими средствами, только бы не выходить за меня замуж? Неужели я вам настолько не нравлюсь?

— Ничего подобного. — Она обвила руками шею Николаса и прильнула к нему всем телом. — На самом деле вы мне очень нравитесь. И я ужасно хочу быть вашим особым другом.

Он бросил на Элизабет возмущенный взгляд, но тем не менее обнял ее.

— Тогда почему бы вам не выйти за меня замуж?

— Женщины выходят замуж ради стабильности, материальной и общественной. Я уже имела это. И замужество как таковое. — Она усмехнулась не без горечи. — Я не верю в институт брака и не верю вам.

— Почему? — нахмурился он.

— Ах, Николас. — Она коснулась губами его губ. — Вы чуть не разбили мне сердце десять лет назад. Я не хочу пережить такое еще раз. — Она высвободилась из его объятий и надела перчатки. — Но я должна бы благодарить вас.

— За что?

— Как бы я ни ценила свою независимость и как бы ни радовалась тому, что сама распоряжаюсь своими средствами, все это дается нелегко. — Она одарила его самой ясной и чарующей улыбкой. — Я пришлю свои счетные книги сегодня же утром, а счета и прочие бумаги, имеющие отношение к делу, буду передавать по мере поступления.

— Но нет необходимости…

— Есть необходимость, особенно если мы больше не станем делить постель. — Она вздохнула — подчеркнуто тяжело. — Очень жаль, конечно, однако ничего не поделаешь. Хотя признаюсь, что каждый раз в половине третьего я не смогу не ощутить теплого чувства…

— Элизабет!

— …привязанности, Николас. — Она широко раскрыла глаза с выражением полнейшей невинности. — Именно это я хотела сказать. Той привязанности, которую питаешь к другу. Совершенно особому другу.

Она быстро-быстро захлопала ресницами.

— Элизабет!

— Чем больше я об этом думаю, тем лучше понимаю, какое это облегчение — не беспокоиться ни о счетах, ни об арендаторах, ни о посевах зерновых. Снова вести беспечный и приятный образ жизни леди, которой не о чем тревожиться. Вернуться к былой беззаботности и легкости.

Она открыла дверь.

— Что вы имеете в виду? — медленно проговорил Николас.

— Кажется, наша с вами проблема имеет затяжной характер. Ни один из нас до конца не понял, о чем говорил другой. Мне казалось, я выражаю свои мысли ясно, но, может, оно и не так. — Она переступила порог и обернулась к Николасу. — Дорогой Николас, более чем похоже на то, что вас не победить в той игре, какую вы, думается, ведете, и я присоединюсь к вам.

— Что? — изумился он.

— И мне так же, как и вам, будет очень весело участвовать в этой игре.

Она одарила Николаса еще одной сияющей улыбкой и захлопнула дверь у него перед носом.

Спустившись по ступенькам, она быстро пошла по дорожке к своему дому. В этот час никого поблизости не было, а если бы кто и был, то Элизабет в данный момент ничуть не беспокоилась о своей репутации.

Она, безусловно, одержала верх над Николасом Коллингсуортом. Да, конечно, он станет проверять ее расходы и прочее, но с этим ничего нельзя поделать. И возможно, он дал ей оружие против себя.

Дверь ее дома отворилась при ее появлении, и Элизабет вошла в дом. Ей случалось и прежде возвращаться очень поздно, но до сих пор она ни разу не отсутствовала всю ночь. Однако ее дворецкий даже, как говорится, бровью не пошевелил по поводу ее несвоевременного возвращения. Хэммонд был отлично вышколен. Элизабет поздоровалась с ним, отдала ему манто и перчатки и стала подниматься по лестнице.

Николас, как никто другой, мог бы понять ее нежелание связывать себя брачными узами. Он высоко ценил свою независимость и всегда шел дорогой, избранной им самим. Почему бы и ей не ценить так же высоко свою свободу? Только потому, что она женщина? Чепуха. Женщина правит всей страной [8]. Почему женщина не может управлять своей собственной жизнью?

Она, Элизабет, может отказаться от условия не встречаться с Николасом после Рождества. Прошедшая ночь вызвала у нее желание продолжать с ним связь в будущем.

«Мне нужно твое сердце, твоя любовь, я хочу, чтобы ты стала моей женой».

Элизабет замедлила шаги. Он хочет ее любви? Так ли это, или он просто говорит о любви, чтобы поколебать ее позицию? Ведь любовь — это нечто совсем особенное, она и брак далеко не одно и то же.

Она провела десять лет в твердом убеждении, что не любила Николаса. Даже теперь она отказывалась признать, что, возможно, заблуждалась на этот счет. Не заблуждалась ли она и насчет Чарлза, воображая, что любит его?

Может, она вышла замуж не за того человека? Может, он был для нее не более чем очень дорогим и близким другом, ради которого она отказалась от большого чувства, от подлинной страсти?

Нет, разумеется, нет. Она прогнала от себя эту мысль. Абсурд. Ведь это значило бы, что значительную часть своей жизни она прожила во лжи. Приятной, удобной лжи, но тем не менее лжи. А этого она принять не может.

Вероятно, поэтому она готова была какое-то время делить с Николасом его постель, но не всю его жизнь.

Лучше и гораздо проще вступить в любовную связь, удовлетворить давние желания, а потом каждый из них пойдет своим путем.

Элизабет не любила Николаса тогда и отказывалась любить его теперь. Иначе перед ней встал бы вопрос, полюбила ли она его снова.

Или еще хуже.

Все еще любила.

Загрузка...