Глава 14

Элизабет ворвалась в прихожую в доме Николаса, едва Эдварде открыл дверь. Мисс Отис следовала за ней не далее чем в двух шагах.

— Где он? — почти выкрикнула она, заметив странное одеяние Эдвардса, но не сказав по этому поводу ни слова.

— Он, миледи?

Тон у дворецкого был спокойный, холодный и сдержанный.

— Сэр Николас. Где… — начала было Элизабет, но тут же умолкла, уставившись на дворецкого.

Мисс Отис, в свою очередь, вытаращила глаза, а рот ее принял форму буквы «о».

Эдварде взирал на них обеих с самой вежливой миной, словно ничего необычного не происходило. Если не считать того, что свой обычный строгий костюм, подобающий дворецкому, он сменил на одеяние совершенно невообразимое.

Вместо сюртука на нем был камзол из золотой парчи длиной почти до колен — таких не носили уже более ста лет. Белая сорочка с кружевными манжетами. Обут Эдварде был в ботфорты с широкими отворотами, а на шее у него болталась черная повязка, видимо, спущенная со лба. На талии же…

— Что это? — Элизабет указала пальцем на привлекший ее внимание предмет. — Неужели сабля?

— Совершенно верно, миледи, — ответствовал Эдварде так невозмутимо, словно не видел ничего удивительного в том, что у дворецкого в нынешнем Лондоне висит на поясе сабля.

— Он выглядит как отъявленный пират, миледи, — произнесла мисс Отис, и нельзя было понять, звучит ли в ее голосе страх или благоговейный трепет.

— Стареющий пират, — заметила Элизабет, и Эдварде при этих словах поиграл бровями, но не более того. — Что происходит, Эдварде, и где мои дети?

— Ему в настоящее время приличествует обращение «мистер Эдварде», поскольку он первый помощник короля пиратов, — донесся с погруженной в полумрак верхней площадки лестницы голос Николаса. — Что касается меня…

Элизабет подняла голову, и рот ее раскрылся сам собой.

Николас уселся боком на перила лестницы и ловко съехал вниз. С той же ловкостью он соскочил на пол и, сорвав с головы украшенную перьями широкополую шляпу, отвесил Элизабет низкий почтительный поклон:

— …то к вашим услугам король пиратов.

— Ваше величество, — промолвила мисс Отис и присела в глубоком реверансе.

— Никакой он не король пиратов! — отрезала Элизабет.

— Но выглядит именно так, — возразила мисс Отис.

— Благодарю вас, — вставил Эдварде.

— Он не король пиратов, — стояла на своем Элизабет. — Он просто сумасшедший, вот и все.

— Но вы должны признать, что вид у меня в точности как у короля пиратов, — ухмыльнулся Николас. — И что я дьявольски красив в этой роли.

Он выглядел точь-в-точь так, словно сошел со страниц иллюстрированной исторической повести, и надо признать, этот живописный пиратский костюм был ему к лицу.

— Я согласна признать, что словечко «дьявольски» здесь вполне уместно, — сказала Элизабет, помахав перед ним запиской, которую сжимала в руке. — А теперь объясните мне, что это такое.

Он вытянул записку у нее из руки и проглядел короткие строчки.

— Это, как легко определить, приглашение.

— Вы отлично знаете, что это приглашение. Оно исходит от вас. — Элизабет резким рывком выхватила у Николаса бумажку. — Датировано тремя днями назад и адресовано виконту Лэнгли и достопочтенному Адаму Лэнгли. Их приглашают на чай и последующие разведывательные действия. Подумать только! Чай и разведывательные действия!

Николас пожал плечами:

— Должен признать, что чаю они предпочли сладкий фруктовый напиток, изобретенный моим поваром.

— А что насчет разведывательных действий?

— Оглянитесь, Элизабет. — Николас, все еще держа в руке свою уморительную шляпу с перьями, сделал широкий жест — Вы когда-нибудь видели дом, который показался бы мальчишкам более подходящим для разведки?

Элизабет бросила на него испепеляющий взгляд:

— Мисс Отис утверждает, что мальчики во время моего отсутствия проводили в последние три дня послеполуденные часы в вашем доме.

Я прошу прощения, миледи, — поспешила вмешаться в разговор мисс Отис. — Сэр Николас пришел к нам в сопровождении вашего брата. Его сиятельство ваш брат сообщил, что эти посещения вполне приемлемы, поскольку сэр Николас является финансовым попечителем детей и…

— Да, да, я знаю, мисс Отис, вы мне уже объясняли это. Со своим братом я разберусь позже. — Элизабет снова обратилась к Николасу: — Что касается вас, сэр, то я нуждаюсь в объяснении другого случая, сведения о котором дошли до меня, а пока прошу вас немедленно, слышите, немедленно привести сюда детей.

— Детей? — Николас с озабоченным видом сдвинул брови. — Вы видели каких-нибудь детей, мистер Эдварде?

— Нет, ваше величество, — ровным голосом ответил Эдварде. — Я видел только солдат королевы.

— Солдат королевы? — выдохнул Николас в притворном ужасе и принялся оглядываться по сторонам, как будто упомянутые солдаты королевы могли ворваться в прихожую в любую минуту. — Да, они преследуют нас по пятам.

— Николас!

Он определенно спятил, и если бы Элизабет не была так разозлена, ей, наверное, стало бы смешно.

— Что вы на это скажете, мистер Эдварде? — Николас швырнул тому свою шляпу, и Эдварде поймал ее без малейших затруднений. — Следует ли нам бежать? Или… — Он перевел взгляд с Элизабет на мисс Отис и обратно. — Или предпочтительнее взять заложников?

— Думаю, последнее предпочтительнее, сэр, — отвечал Эдварде.

— Я тоже так думаю. Я хватаю эту, а вы другую. — Он крепко взял Элизабет за руку, притянул к себе и прижал к своему боку. — Ну, она просто красотка.

— Если вы сделаете ко мне хоть один шаг, мистер Эдварде, я буду вынуждена отомстить вам. — Мисс Отис вздернула подбородок и полыхнула глазами на дворецкого-пирата, который не сдвинулся с места ни на дюйм. — У меня есть братья, и я могу рассчитывать на их помощь. Вам будет трудно орудовать саблей, если придется одновременно удерживать…

— Довольно, мисс Отис, — остановила гувернантку Элизабет. — Я уверена, что мистер Эдварде не станет брать вас в заложницы или причинять еще какие-либо неприятности. — Она подняла глаза на Николаса. — Скажите же ей.

— Это верно, девушка. — Николас обращался к мисс Отис, но смотрел на Элизабет. — Боюсь, что вам не удастся собрать выкуп за миледи.

— Ну знаете, — негодующе прошипела мисс Отис. Николас посмотрел Элизабет в глаза.

— Довольно и одной. Она хорошенькая штучка.

— Ни за что! — выкрикнула Лиззи, чувствуя, что ее охватывает желание, и стараясь не думать об этом, а также о том, что хорошо бы избавиться каким-нибудь способом хоть на пять минут от Эдвардса и мисс Отис. — Уберите руки! Отпустите меня!

— Ах, миледи, вы теперь заложница короля пиратов. — Николас сверкнул озорной улыбкой. — Радуйтесь этому.

— И не подумаю! Отпустите меня сию минуту! Ваша проклятая сабля колется.

Он неожиданно повернул ее спиной к себе и наклонил так, что она была вынуждена опереться на него, чтобы не упасть. Он проговорил почти шепотом:

— Это не сабля.

Элизабет задохнулась от злости.

— Николас! Отпустите меня немедленно, иначе я…

— Что вы можете сделать?

Он продолжал говорить тихо, чтобы слышала только она.

Тогда она тоже понизила голос:

— Я вытащу вашу саблю из ножен и зажму так, что у вас слезы хлынут из глаз и вы запросите пощады.

— Фу! — Он поморщился. — Это звучит как-то… — Пауза. — Впрочем, это было бы забавно.

— Николас!

— Не бойся, мама, мы тебя спасем! — послышался откуда-то сверху голос Кристофера.

— Мы идем, мама, — присоединился к брату Адам. Николас придал Элизабет вертикальное положение, но продолжал удерживать ее, обняв одной рукой. Она посмотрела вверх, на лестничную площадку. И прежде чем успела предостеречь ребят, две маленькие, облаченные в красное фигурки уже скользили вниз по перилам с внушающей опасения скоростью.

Сердце у Элизабет словно подступило к горлу.

— Немедленно слезайте с перил, сию минуту! Она бросилась было к лестнице, но Николас резким рывком остановил ее и тихо сказал на ухо:

— Уверяю тебя, беспокоиться не о чем. Они в этом деле мастера. Кроме того, они двигаются не так быстро, как тебе кажется.

— Но это же дети!

— Сейчас они солдаты королевы и явились спасти тебя. Приготовься быть спасенной — и улыбайся.

Кристофер спустился первым, скользя по перилам с удивительной грацией. Послышался глухой удар о нижнюю стойку перил. Только теперь Элизабет заметила, что к стойке привязана подушка. Перила оказались хорошо наезженной дорогой. Кристофер спрыгнул с них за секунду до того, как брат, который дико улюлюкал всю дорогу, прикатил к той же стойке. Он тоже ударился о нее, и Элизабет, несмотря на смягчающую удар подушку, зажмурилась.

Она вздохнула с облегчением, изобразила сияющую улыбку и тихонько сказала Нику:

— Когда все кончится, надо, чтобы кто-нибудь съехал по перилам и спас тебя самого.

Николас с трудом подавил смех.

Адам слез с перил и привел в порядок военную форму. На нем был старый, очень старый красный офицерский мундир, наверное, столетней давности, доходивший мальчугану почти до самых лодыжек. Рукава были закатаны, а мундир подпоясан желтым шелковым кушаком, чтобы огромная куртка не свалилась с шестилетнего воина. Кристофер был повыше Адама, но хотя он и не тонул чуть ли не с головой в таком же мундире, как у брата, оба они являли собой забавные карикатуры на британских офицеров прошлого столетия. Элизабет, глядя на них, не знала, смеяться ей или плакать от умиления.

— Именем ее королевского величества приказываю немедленно освободить эту благородную леди, — потребовал Кристофер.

— Освободи ее сию же минуту, ты, дьявол с черным сердцем! — заявил Адам, но тут же бросил опасливый взгляд на мать, поскольку выражение «дьявол с черным сердцем» могло показаться ей недозволенным с точки зрения приличий.

Однако Элизабет придержала язык, и Адам заулыбался с явным облегчением.

— Никогда!

Николас привлек Элизабет ближе к себе и выхватил из ножен саблю. Мальчуганы сделали то же самое и взметнули сабли высоко в воздух.

Элизабет задохнулась, но голос не повысила.

— Сабли? Ты дал им сабли? Как ты мог?

— Дорогая Элизабет, я ни в коем случае не дал бы им настоящие сабли. — Николас обратил к ней укоризненный взгляд. — Их сабли сделаны из крашеного картона.

— Все-таки…

— Успокойся. Эдварде великолепно справился с задачей. Сабли даже на расстоянии двух футов не отличишь от настоящих, но они совершенно безопасны.

— Они могут случайно ткнуть острием в глаз.

— Освободи ее, тебе говорят! — выкрикнул Кристофер. — Иначе я буду вынужден напасть на тебя.

— А я буду вынужден ему помочь, — пригрозил Адам.

— Ни за что! — рявкнул Николас. — Она моя! — Пригнувшись, он зашептал Элизабет на ухо: — Будь я настоящим пиратом, я бы тебя поцеловал прямо сейчас, но поскольку такой поступок поразит солдат королевы, придется воздержаться. — Он отпустил Элизабет, переместил ее себе за спину и обратился к мальчикам: — Предупреждаю, что я отменно владею клинком.

— Быть может, и так. — Кристофер поднял саблю вверх. — Но никто им так не владеет, как…

— Солдаты королевы! — закончил Адам.

И солдаты королевы бросились на пирата, размахивая саблями с невероятной лихостью. Как и следовало ожидать, они одержали полную победу, хотя король пиратов защищался отчаянно и умело.

Элизабет явилась в этот дом в невероятном гневе, но вид мальчиков и взрослого мужчины, у нее на глазах превратившегося в мальчишку постарше и намного выше ростом, чем ее дети, сражающихся на картонных мечах с невероятным энтузиазмом и громкими воплями, немало позабавил ее и смягчил ожесточенное сердце. Она не помнила, чтобы Чарлз так увлеченно и самозабвенно играл с детьми. Правда, Кристоферу было всего пять лет, когда умер отец. Тем не менее она и вообразить не могла, чтобы Чарлз нарядился в нелепый костюм и превратился в короля пиратов. Не то чтобы он был плохим отцом, но такое вот было ему не дано. Он, как и большинство людей его положения, считал, что человек должен обзаводиться семьей и детьми, особенно сыновьями. Так положено.

То, что Николас не только проявил немало усилий, чтобы устроить такую вот игру, но и сам принимал в ней участие с неподдельным удовольствием, яснее ясного свидетельствовало о том, какой он добрый человек.

Если дух сражающихся был силен, то сабли их оказались куда слабее. Через несколько минут оружие Кристофера плачевно согнулось, клинок Адама беспомощно свисал, сломавшись у самой рукоятки, а сабля Николаса едва ли не свернулась в спираль. Изготовленное Эдвардсом оружие явно не годилось для жаркой битвы.

Николас был тем не менее повержен и свалился спиной на пол, а ребята стояли над ним, нацелив на короля пиратов то, что осталось от их клинков, с самым угрожающим видом; к сожалению, у сабель вид был скорее убогий, нежели устрашающий.

— Сдаешься? — спросил Кристофер.

— Сдавайся сейчас же, ты, сын акулы! — подхватил Адам, оглянувшись на мать.

Сын акулы, — пробормотала мисс Отис, сдерживая тяжелый вздох: она, видимо, предчувствовала, каково ей будет провести остаток дня с торжествующими победу солдатами королевы.

— Сдаюсь, сдаюсь, — с горестным видом признал Николас, — но вы еще меня узнаете, приятели.

— По крайней мере он узнал вас достаточно за сегодняшний день, — строго сказала детям Элизабет. — Я подозреваю, что сэр Николас…

— Его величество, с вашего разрешения. — Николас вскочил на ноги и уперся руками в бока. — Король пиратов.

Он выглядел точь-в-точь таким, каким и должен быть король пиратов по представлениям маленьких мальчиков. Или, быть может, в соответствии с фантазией их матери. Во всяком случае, он был весьма привлекателен и в этом нелепом одеянии.

— У его величества, без сомнения, немало дел, настоящих пиратских дел, которыми ему надо заняться, — продолжала Элизабет. — Мисс Отис отведет вас домой. А мне нужно кое-что обсудить с сэром Николасом.

— Но, мама, мы еще не нашли сокровище, — сдвинув тоненькие брови, сказал Адам.

— Он украл его у королевы, мама. — Кристофер испытующим оком окинул прихожую. — Оно где-то здесь, и наш священный долг — вернуть сокровище ее величеству. Это будет прекрасным подарком к Рождеству.

— Хотя она, может, предпочла бы получить поезд. — Адам многозначительно посмотрел на Николаса. — Сокровищ у нее и так полно.

— В другой раз, друзья мои. Сокровище останется здесь и будет ждать вашего следующего визита. А теперь поступите так, как велит мама.

Тон у Николаса был твердый, но доброжелательный. Самый подходящий для разговора с мальчиками.

Элизабет не могла взять в толк, где и как этот исключительно деловой человек научился единственно верному обращению с детьми.

— Отправляйтесь домой с мисс Отис, — сказала она. — Я уверена, что ей есть что рассказать вам о пиратах, о самых настоящих пиратах — о том, какими они были низкими, кровожадными и жестокими.

— Это правда. — Мисс Отис подтвердила свои слова кивком. — Они были отвратительными. Грабили, разоряли, беспощадно резали глотки своим жертвам.

— Правда? — У Адама округлились глаза. — Но дядя Джонатон говорил, что среди Эффингтонов тоже были пираты.

— Капитаны каперов, — с видом превосходства старшего брата сказал Кристофер, — это были хорошие пираты. Они грабили вражеские корабли с разрешения короля и в пользу короны.

— В следующий раз мы поиграем в каперство, — пообещал Николас.

— С новыми саблями. — Адам с грустным видом поднял свою. — Моя сломалась.

Николас взглянул на Эдвардса.

— Я подумаю, как помочь делу, сэр, — произнес тот своим неизменно ровным голосом.

Элизабет в жизни не встречала такого слуги — корректного и в тоже время совершенно необычного. Она не могла себе представить, чтобы Хэммонд занимался изготовлением игрушечных сабель для ее мальчуганов.

— Отлично, мистер Эдварде, — просиял Адам.

— Позвольте поблагодарить вас за приятное времяпрепровождение, — совсем по-взрослому и очень вежливо произнес Кристофер.

— Это я получил удовольствие, ваше сиятельство, — ответил Николас в том же стиле.

— И я, — не преминул заявить Адам. Потом он прижался к матери и забормотал ей на ухо: — Он такой веселый, мама. Вчера мы одевались как индейцы, раскрашивали лица и втыкали перья в волосы. Это было здорово!

— Не сомневаюсь. — Элизабет натянуто улыбнулась. — Это он научил вас съезжать по перилам?

— Не говори глупостей, мама, — фыркнул Кристофер. — Этому невозможно научиться за один день. Дядя Джонатон уверяет, что это целое искусство, все равно что ездить верхом. Он учил нас этому прошлым летом, когда мы жили в доме у дедушки в деревне.

Элизабет представила себе огромную лестницу в Эффингтон-Хаусе, и сердце у нее сжалось от запоздалого страха.

— Мне следует подробнее поговорить об этом с братом.

— Идемте, дети.

Мисс Отис повела солдат королевы к двери, предупредительно открытой Эдвардсом.

— Это будет долгий разговор, — продолжила Элизабет, многообещающе покачивая головой; потом она переключила внимание на Николаса. — Подумайте, Николас, что вы сделали с мисс Отис. Вы напугали просто замечательную гувернантку.

— Чепуха.

— Она была в ужасе. — Элизабет проигнорировала тот факт, что мисс Отис если и была вначале несколько выбита из колеи встречей с пиратами, то в ужас вовсе не пришла. — Она, чего доброго, подаст в отставку. Ее нанимали воспитывать детей, а вовсе не воевать с пиратами.

— Порой это почти одно и то же, как мне кажется. Но вы несете чушь и сами знаете это. Мисс Отис радовалась всему происходящему, к тому же я ее не трогал и никто из моих людей не подходил к этой, скажем так, корпулентной барышне, весьма энергичной.

— Прекрати! Прекрати немедленно! — в гневе переходя на ты, тем более что Эдвардса давно уже не было в помине, вскричала Элизабет, подавив желание топнуть ногой.

— Что прекратить? — спросил Ник, глядя на нее глазами невинного младенца.

— Разговаривать как пират.

— Я и не разговариваю как пират. — Он направился в гостиную, не оставив Лиззи иного выбора, как последовать за ним. Ник сбросил с себя камзол и перекинул его через протянутую вперед руку мраморной нимфы. — Я разговариваю как король пиратов.

— Надоедливый король пиратов, — огрызнулась Лиззи.

— Но тем не менее король.

Ник подошел к вездесущему графину, налил себе бренди в стаканчик и сделал глоток.

— Мне нравятся твои дети.

Это замечание застало врасплох воинственно настроенную Элизабет.

— Ты как будто удивлен.

— Я и удивлен. — Он усмехнулся. — О, я, разумеется, ожидал, что они хорошо воспитаны и ведут себя соответственно. Так оно и есть.

— Благодарю, — произнесла она.

— Но я и не подозревал, что они мне так понравятся. Что я буду радоваться их присутствию, их обществу. У меня практически нет опыта обращения с детьми.

Рождество и дети — сочетание весьма действенное. Я почти с той же радостью ожидаю этого дня, как и они. И знаешь, Адам был совершенно прав.

— В чем?

— Мы великолепно провели время.

— Ясно. — Элизабет невольно улыбнулась. — Как хорошо, что ты был так добр к ним. За исключением моего брата, который в этом смысле представляет собой уникальное явление, немногие мужчины имеют подобные наклонности.

— Я не принадлежу к числу большинства, — ответил Ник почти с гордостью и пожал плечами. — Я знаю, что сейчас немодно уделять большое внимание детям, а тем более принимать участие в их играх, но мой отец часто играл со мной в разные игры, когда я был маленьким. Я не строю иллюзий на его счет, он совершил много ошибок. Но, быть может, потому, что он был человеком непрактичным и, по правде сказать, оставался как бы вечным ребенком, отец обращался со мной, как с существом, равным ему, причем важным и дорогим для него. Мы с ним много времени проводили вместе, и я всегда об этом вспоминаю с благодарностью.

— Я понимаю, — мягко произнесла Элизабет. Даже десять лет назад Николас не делился с ней вещами столь личными. — И я должна поблагодарить вас за то, что вы подарили моим мальчикам день, который они не скоро забудут.

— Они мальчики хорошие и очень умные. — Он покрутил бренди в стаканчике и пристально поглядел на Элизабет. — Они могли быть моими детьми.

У Элизабет замерло сердце, а в голове завертелась целая дюжина возможных ответов. О выборе, им сделанном, о дороге, им выбранной, и о жизни, от которой он отказался. Но она прогнала их от себя все и сказала очень сдержанно:

— Да, но они не твои.

— Они станут моими, если ты выйдешь за меня замуж. Мне ужасно нравится мысль вступить в брак и обрести сразу двух сыновей. И еще скажу, что я предпочел бы большую семью. Еще один сын или даже два и несколько дочерей. Всего шесть или восемь человек детей.

— Ты сумасшедший.

— Сколько детей у нашей королевы?

— Восемь, но я не королева…

— Ты ею станешь, если выйдешь замуж за короля пиратов.

— Король пиратов может уплыть в океан по воле волн до того, как произведет на свет потомство. Поскольку я ценю твое внимание к моим мальчикам…

— Я полагаю, для твоей семьи важно, чтобы для нее был приемлем человек, который войдет в ее состав. А для твоих сыновей особенно важно, чтобы они полюбили человека, имеющего намерение стать их отчимом.

Элизабет никак не откликнулась на эти его слова.

— Я пришла к тебе сегодня не только затем, чтобы узнать, где мои дети и чем они занимаются. — Она скрестила руки на груди. — Ты приостановил платежи по счетам почти всех торговцев, с которыми я связана. Не хочешь ли ты дать мне объяснения по этому поводу?

— Не особенно. Однако в порядке любезности, заметь это, я скажу, что счел своим долгом уберечь тебя от себя самой.

— Ты имеешь в виду мое легкомыслие?

Не совсем. И ты и я в равной мере понимаем, что беспорядочные траты, произведенные тобой в последние дни, имеют целью доказать, будто ты не та женщина, на которой мне стоит жениться.

—Десять лет назад ты назвал меня легкомысленной.

— Мы как будто уже установили, что десять лет назад я вел себя как полный идиот.

— Век бы тебя слушать. — Элизабет весело улыбнулась. — Но давай вернемся к моим счетам. Я хотела бы, чтобы все встало на свои места.

Он покачал головой:

— Думаю, нет.

— Приостановить чьи-либо счета накануне Рождества значит поступить так, как поступил бы Скрудж.

— Наверное.

— У тебя с ним много общего.

— Только то, что мы оба трезвые дельцы. — Он снова покрутил бренди в стаканчике. — И обоих преследуют призраки давнего Рождества.

Это замечание Элизабет пропустила мимо ушей. Она ни в коем случае не позволит ему увести себя в сторону от обсуждаемой темы и не позволит себе проявить раздражение или гнев.

— Рождество уже совсем близко, мне предстоит сделать много неизбежных трат.

— Ты должна была подумать об этом.

— Я слишком легкомысленна, чтобы думать о таких вещах. — Небрежной походкой она подошла к Николасу, взяла у него из пальцев стаканчик, пригубила бренди и посмотрела Николасу в глаза. — Тем не менее мои обязательства остаются в силе.

Еле заметная улыбка скользнула по его губам.

— Вот как?

— У женщин нашей семьи существует традиция устраивать званый чай в один из дней перед Рождеством.

Завтра хозяйкой этого приема буду я. Приедет моя мать, герцогиня, явится сестра, все тетки и несколько кузин. Всего я ожидаю тридцать дам.

— Весьма приятное собрание.

— Как и всегда. Однако моя повариха, которая вполне управляется с приготовлением еды для нашей семьи… — Элизабет вдруг замолчала и посмотрела на Николаса. — Тебе понравились пирожки?

— Они были превкусные.

— А фруктовые пирожные?

— Тоже хороши.

— Тянучки?

— Ничего себе.

Элизабет удивленно подняла брови.

— Дело в том, что я люблю печеные лакомства гораздо больше, чем сладости. — В глазах у него заплясали смешинки. — Всегда предпочитал пирожные тянучкам.

— Как и мы все, — сказала она. — Но я отвлеклась. В общем, кухарка не может справиться со всем, что нужно для большого приема. И я решила, как это сделала тетя Ребекка в прошлом году, а тетя Джослин — в позапрошлом и моя сестра — в позапозапрошлом, заказать все деликатесы к завтрашнему чаю у «Фортнума и Мейсона». К сожалению, это один из многих моих счетов, по которым ты приостановил платежи.

— Придется довольствоваться тем, что есть.

— Придется. — Она со вздохом допила бренди и сунула стаканчик Николасу в руку. — Придется, но смею сказать, что это будет не прием, а позорище.

— Надо было обдумать все заранее. Что ты делаешь?

— Право, и сама не знаю. — Она легонько провела пальцами по краю расстегнутого воротника его пиратской рубашки. — Быть может, флиртую?

— Это уже не просто флирт, — заметил Николас.

— Вероятно, нет.

Она погладила обнаженный участок его груди. Николас со свистом втянул в себя воздух.

— Это я не намеренно, — бормотала Элизабет, наслаждаясь теплом его тела. — Я ужасно зла на тебя, пойми.

— Я так и думал, что ты разозлишься. Теперь она гладила его шею.

— Пожалуйста, пойми, что моя матушка-герцогиня отнюдь не порадуется тому, что семейная традиция будет нарушена. Она так дорожит этими ежегодными встречами со своими сестрами и другими родственницами и, конечно, не одобрит твое поведение. Я уверена, что это не будет способствовать ее доброму к тебе отношению.

Николас отшвырнул пустой стаканчик и обхватил Элизабет обеими руками.

— А я со своей стороны уверен, что твой отец… — Он наклонился и уткнулся носом в шею Элизабет. — …герцог, также как твой брат… — Он поцеловал особо чувствительное местечко за ушком. — …маркиз, одобрительно отнесутся к тому, что я не позволил тебе сорить деньгами.

Элизабет потянулась к нему и коснулась губами его губ.

— Кажется, мы в тупике.

— Вот именно.

— Я соскучилась по тебе, Николас, — прошептала она и куснула его нижнюю губу.

— Я тоже соскучился по тебе, — сказал он, крепче прижимая ее к себе.

Я хочу пересмотреть одно из моих условий. — Она поцеловала его долгим и нежным поцелуем. — Тебе не надо исчезать из моей жизни после Рождества.

— Какое великодушие с твоей стороны!

— Правда?

— Но я и не собираюсь исчезать из твоей жизни, потому что намерен стать твоим мужем.

Элизабет собрала всю свою волю и со стоном высвободилась из объятий Николаса.

— Ну почему ты так настаиваешь на этом?

— А почему ты даже не хочешь обдумать это?

— Потому что я предпочитаю…

— Да, да, ты дорожишь своей независимостью, возможностью самой устраивать свою жизнь, принимать решения и так далее и тому подобное. Все это я уже слышал, и хотя ты можешь думать иначе, я одобряю твои постулаты. Но я смею надеяться, что брак, именно наш с тобой брак, не потребует, чтобы ты меняла свой характер. Ведь я предлагаю, чтобы наш брак был своего рода партнерством, вспомни-ка! Я не собираюсь запирать тебя в башне и употреблять только для собственного удовольствия, хотя последнее было бы весьма забавно.

— Для одного из нас.

— Почему ты отказываешься понять? Твоя независимая натура, твоя уверенность в себе, твой интеллект — качества, которые я считаю неотразимыми. И не имею желания их подавлять.

— А зачем изменять соглашение, которое мы можем соблюдать сколько нам обоим будет угодно? Зачем портить его браком?

— А я хочу испортить его браком. Элизабет в изумлении часто-часто заморгала.

— Я вовсе не это имел в виду, и ты поняла меня. Я до сих пор никогда не предавался долгим размышлениям о браке, а теперь хочу его и всего, что брак сопровождает. Семья, дети и так далее. И я хочу этого именно с тобой и только с тобой. Хочу, чтобы ты была моей женой, моей возлюбленной и, помоги нам Господь, моим партнером. Теперь и тогда, когда мы состаримся и будем ковылять, поддерживая друг друга.

Элизабет молча смотрела на него, пока он говорил. Так легко было дать согласие на брак и на все, чего он хотел. Сейчас она верила, что жизнь и будущее с Николасом будут совершенными, никак не иначе. Но у нее уже был совершенный брак, и он оказался иллюзией.

Элизабет высвободилась из его объятий и отошла в сторону.

— Некоторые вещи утратили свое значение, Николас.

— А некоторые нет! — Он приблизился к ней. — Черт побери, Элизабет, я был глупцом десять лет назад, но неужели я должен расплачиваться за это всю оставшуюся жизнь?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не знаю! Я вообще не знаю, на каком свете нахожусь, когда ты рядом. Многие женщины были бы рады возможности выйти за меня замуж. Я богат, возведен в рыцарское достоинство и унаследую в будущем высокий титул. — Он развел руки в стороны широким беспомощным жестом. — Во имя всего святого, что ты во мне нашла плохого?

— Ничего. — Элизабет пожала плечами, и в голове у нее молнией промелькнула мысль, что в костюме пирата он особенно неотразим.

— Ну так обсудим же все разумно.

— Разве такое возможно? Это ведь не деловое предложение, речь идет о браке, здесь не избежать эмоций.

— И тем не менее вполне возможен разумный разговор на тему о браке.

— Все «за» и «против», не так ли?

— Именно так. — Заложив руки за спину, Николас прошелся весьма сложным маршрутом по заставленной вещами комнате. — Ты сказала, что не веришь мне и не веришь в сам институт брака. Я вполне могу принять первое утверждение. — Он остановился и с любопытством посмотрел на Элизабет. — Может, я уже вернул твое доверие?

—Нет.

Она произнесла это слово, понимая, что говорит неправду. Как можно не доверять человеку, готовому нарядиться пиратом, чтобы порадовать детей, и привязать подушку к нижнему столбику лестницы, чтобы эти дети не ушиблись, съезжая по перилам?

— Допустим, у тебя есть на это основания. Ну а почему ты не веришь в институт брака?

Элизабет задумалась. Разве она может сказать Николасу или вообще кому-то о несовершенстве своего брака? О том, что не сумела сделать Чарлза счастливым? Что между ними не было великой страсти, как называет это ее брат? Что ее муж, вероятно, нашел это в отношениях с другой женщиной?

И она ответила просто:

— У Чарлза была любовница.

На лице Николаса отразилось удивление.

— Мне трудно этому поверить.

— Как и мне. Мне такое и в голову не приходило.

— Но ты уверена?

— Безусловно.

— Ты сказала Чарлзу о твоих подозрениях?

Это не были подозрения, Николас. — Элизабет тяжело вздохнула. — Чарлз был сентиментален и хранил письма этой женщины. Глупо с его стороны, но я иногда думаю: уж не хотел ли он, чтобы я их нашла?

— И ты нашла?

— За несколько дней до его смерти.

— Что же сказал Чарлз?

— Ничего. Я не решалась… из трусости, как мне думается. Подобное открытие возбуждает множество эмоций и обостряет отношения, а я была в ярости.

— Вполне понятно.

— Его предательство причиняло мне невероятную боль, сопровождаемую чувством вины.

— Вины?

— Не его вины. Моей.

— Чепуха, — возразил он уверенно. — Тебе не в чем винить себя. Ты ничего плохого не сделала.

— Не уверена. Видишь ли, я никогда не задумывалась о благополучии нашей совместной жизни. Мне казалось, что все у нас в порядке. Но, как выяснилось, насчет Чарлза я в этом отношении заблуждалась. Читая письма его любовницы, я поняла, что между ними было то, чего не было между мною и Чарлзом. Джонатон называет это великой страстью.

— Ты знаешь, кто она?

— Она подписывала письма ласкательным прозвищем. Я не имею представления, кто она. Наверное, это всего лишь болезненное любопытство, но мне хочется узнать ее имя. Разумеется, теперь это уже не имеет значения, но я все думаю, что узнай я ее имя, я бы поставила точку на последней странице последней главы в книге о нашем с Чарлзом браке. Смешная мысль, я понимаю, но эта женщина занимала в жизни Чарлза значительное место.

Удивительно, как легко ей говорить с Николасом об этом. Так же легко, как когда-то говорила с ним о чем угодно. Она вздохнула и произнесла:

— Письма приходили, судя по датам, четыре года.

— Четыре года? — переспросил Николас, словно ушам своим не верил. — Но ведь это…

— Больше половины времени моей жизни в браке. И это, может быть, тяжелее всего.

— Но ты как будто спокойно относишься к этой истории.

— Прошло уже три года с тех пор, как я о ней узнала. Время смягчило удар, и теперь я думаю об измене Чарлза тем спокойнее, что, быть может, чувство моего мужа к неизвестной мне женщине и было той великой страстью, которой не могла дать ему я. Скорее я оставалась его дорогим другом, чем самой большой любовью в жизни. Жаль, что оба мы не сознавали, что той нетребовательной и уютной любви, какую мы питали друг к другу с детства, нам будет недостаточно.

— Вам обоим?

— Вероятно.

— Но ведь еще не поздно. Время для большой, для великой, как ты говоришь, любви не упущено.

Сердце у Элизабет гулко забилось.

— Для большого безумия.

— Скажи лучше, самого прекрасного из безумий. — Он подошел к ней. — Я был бы верен тебе, Элизабет.

— Правда?

— По крайней мере в этом ты можешь мне поверить. На самом деле я был верен тебе. Всегда.

— Что? Оставь, Николас, и не думай, что я поверю, будто за десять лет ты не был связан ни с одной женщиной.

— Но не сердцем. Душой и сердцем я был верен тебе. Ни одну женщину я не любил так, как люблю тебя.

— Ты меня любишь?

— Я всегда любил тебя.

— А ты уверен, что не путаешь любовь с влечением? С желанием заполучить новый корабль или фруктовое пирожное?

— Ну уж нет, — обиделся Николас. — Я люблю тебя, любил и уверен, что никогда не переставал тебя любить. Теперь все по-другому, и мы стали другими, но любовь остается любовью.

Она придвинулась к нему ближе и заглянула в темные глаза.

— А что было бы, если бы тогда, десять лет назад, я осталась бы с тобой?

— Не знаю.

— А теперь?

— Все.

Элизабет покачала головой:

— Я стала слишком независимой и привыкла строить жизнь на собственных условиях. Ты слишком упрям и привык идти своим путем. Мы сведем друг друга сума.

— Это будет грандиознейшее помешательство в мире!

— Открой мои счета, и я подумаю о замужестве.

— Не думаю, чтобы это было бы особенно разумно.

— Тогда нам больше не о чем говорить сегодня. — Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. — Немножко жаль, я так соскучилась по тебе. — Он потянулся к ней, но Элизабет вывернулась. — Но все-таки, хоть я и выслушала всю твою декларацию о любви, меня волнует вопрос о доверии. Могу ли я полностью доверять тебе?

— Совершенно.

— Моя мать и остальные члены семьи будут у меня завтра в половине пятого. — Она сделала несколько шагов к двери. — Поскольку ты отказываешься открыть мои счета, ответственность за то, что мои родственники увидят перед собой на столе, я возлагаю на тебя и верю, что ты меня не разочаруешь.

Слово «верю» она произнесла с особым ударением.

— Как? — только и сумел выговорить пораженный Николас.

— Считай это испытанием. Доверия и верности. — Она игриво приподняла плечико. — Возможно, также и испытанием любви.

— А если я его пройду успешно?

— Дорогой король пиратов, суть дела не в том, какой приз вы получите в случае успеха, а в том, что вы потеряете в случае провала.

— О провале не может быть и речи.

— Ваша уверенность в себе впечатляет.

— Так и должно быть.

Самодовольная и хитрая улыбка расплылась по его физиономии, и выглядел он сейчас как самый настоящий пират. Возмутительный и совершенно неотразимый король пиратов.

Загрузка...