Чай, которым знаменитый экс-следователь Генпрокуратуры Борис Иванович Уваров потчует гостей в своем офисе, напоминает чифирь. Напиток горек, как доля жертвы, и темен, словно душа убийцы. Мы беседуем уже несколько часов, однако горчичного цвета печеньки в аккуратной пиалке не тронуты, а массивная банка с медом, каким-то образом оказавшаяся на лакированном столе кабинета, только акцентирует нелепость нашего разговора. Что здесь делает эта банка, думаю я? Чего он хочет, думает про меня юрист (подозреваю). Хочу вычислить, кто Владислава Николаевича Листьева заказал, ага. Но! Я уже не понимаю, кто кого допрашивает. Мы не продвинулись, как мне кажется, ни на пядь. А что кажется Уварову — бог весть.
Броский заголовок «Уваров знает, кто убил Листьева», которым газета «Саратовский Арбат» потрясла своих читателей осенью 2001 года, гулял по Сети, методично набирая индекс цитирования, и в конце концов зацементировался этакой ложной аксиомой. После выхода книги «Влад Листьев. Пристрастный реквием» меня спрашивали:
— А ты с первым следователем разговаривал? Уваров же почти сразу раскрыл это дело — и его быстро отстранили. Ему-то точно известно, кто стоял за убийством.
Нет, отвечал я, не беседовал. Зато читал протоколы. Короче говоря, поскольку я изучал непосредственно само дело и знаю, что все версии, разработанные на старте, не были доведены до победного финала, я просто отшучивался. И если уж на то пошло, то формально Борис Иванович Уваров не был «первым» следователем в этом запутанном деле, которое поначалу приняла к производству Московская прокуратура. Хотя спустя всего сутки дело действительно было передано бригаде под водительством следователя по особо важным делам Генпрокуратуры Бориса Уварова. И тогда в деле фигурировала всего одна гильза.
Было четыре версии.
Версия номер раз. Ревность. Листьева убил из ревности муж одной из поклонниц или подруг журналиста.
Вторая версия. Любовно-финансовый треугольник. Вдова Альбина Назимова была близка с Андреем Разбашем до расстрела на Новокузнецкой и вышла за него замуж после гибели мужа, который (и ей это было известно) вел еще два «параллельных проекта» романтического характера (об этом — ниже).
Версия № 3. Экономическая. «Рекламная жизнь телекомпании „Останкино“ протекала под протекторатом рекламного холдинга, возглавляемого Сергеем Лисовским. Напрямую телевидение получало ничтожные суммы, а холдинг, через который шли все деньги, был постоянно должен компании. Став генеральным директором, Листьев взялся преобразовать технологию получения денег с рекламодателя, т. е. оттеснить Лисовского с „хлебного места“, за что и поплатился».
И наконец, последняя, самая убедительная: Березовский. Об этом тоже ниже.
С Уваровым я познакомился в апреле 2013 года. Наш общий знакомый, экс-следователь Генпрокуратуры СССР Виктор Идоленко, привел своего товарища на презентацию книги «T e Голос», которую мы с Александром Градским проводили в книжном магазине «Москва». И вот через несколько недель я навестил Бориса Ивановича в его офисе. Адвокатская контора, в которой консультирует Уваров, расположена в здании усадьбы, что на углу Солянки и Бульварного. Все в этих коридорах словно бы напоминает об имперском прошлом: никаких тебе евроремонтов, ламп дневного освещения и прочей ерунды. Тихо и без суеты. Вытоптанные ковровые дорожки, прикрывающие усталый паркет да невнятного цвета стены.
Возвращаясь в роковой день убийства самого известного отечественного телевизионщика ВладиславаНиколаевича Листьева, 1 марта 1995 года, напомню: тогдапрокуроромМосквы был Геннадий Пономарев, обязанности генпрокурора исполнял Алексей Ильюшенко, его замом был Олег Гайданов. Они, кстати, похоже, и сплавили Уварова: в августе он уже делом не занимался. Чуть позднее, осенью Генпрокуратуру возглавил Юрий Скуратов.
Уваров еще в мае того, 95-го, года рассказал моим коллегам, что вторую гильзу нашел… чурбановский адвокат Андрей Макаров, тот самый, который ныне, сбросив сотню килограммов, стал телеведущим. Борис Иванович не без усмешки рассказал, что Макаров подходил к телефону и купировал общение листьевской вдовы Альбины Назимовой со следователями. Уваров лично звонил несколько раз и подтверждает: да, Макаров вещал от имени Альбины.
Кстати, у него самого не сложилось с Назимовой. Уваров этого не отрицает. Во время допроса она упомянула ряд любопытных деталей. В частности, именно от Альбины следователи узнали, что ее супруг встречался с Борисом Березовским накануне гибели, что последний отрицал упорно (она 28 февраля 1995 года сопровождала Влада во время его визита в так называемую приемную «ЛогоВАЗа»). Следователь поинтересовался: не возражает ли Альбина Владимировна продолжить беседу «под магнитофон». Вдова не возражала. Однако во время записи Альбина, как, во всяком случае, поведал мне Уваров, несколько иначе излагала те же эпизоды. Матерый «важняк» несколько раз попытался вернуть ее в русло предыдущей беседы, но Назимова — девушка жесткая. В результате, когда магнитофон выключили, собеседники, как понимаю, обменялись колкостями. Остались, короче, друг другом недовольны. Впрочем, Борис Иванович признает, что при этом Назимова никоим образом не позиционировалась им в качестве подозреваемой. Александра Любимова Уваров тоже не подозревал, хотя, говорит, допрашивал неоднократно. Замечу, что сам Александр Михайлович неоднократно акцентировал внимание прессы на том, что следствие рассматривало его как потенциального заказчика (он говорил: «Не секрет, что в деле об убийстве Влада я поначалу был одним из подозреваемых. История с Листьевым — это вообще что-то чудовищное. Такой легкий и светлый человек не заслужил подобной судьбы. Как и Аня Политковская. В том, что она писала, было, конечно, много передержек, многие люди обижались. Но все-таки ущерб, который журналист может нанести своими высказываниями, несопоставим с расплатой за это. Странно, что слово может стать причиной выпущенной пули. После того как на меня начались гонения из-за выступлений во время второго путча, мы решили, что Влад возглавит компанию, а я отойду в тень. Это решение, наверное, и стало для него роковым. Где-то он не то сказал, не выполнил какие-то договоренности. Он ведь был очень легким человеком. А бизнес — это война»).
На этот же расклад мне намекал и Владимир Мукусев, поминая при этом именно Уварова. Процитирую:
«К концу четвертого года существования „Взгляда“ ребята, в том числе и Влад, начали зарабатывать на программе деньги. Появились заказные сюжеты, рубрики, даже фирмы, которые от имени „Взгляда“ что-то продавали и покупали. Но это было только начало. В 90-м году „Взгляд“ закрыли, а я был вынужден уйти с Центрального телевидения. Но при этом я оставался депутатом Верховного Совета Российской Федерации. И в конце 92-го года Комитет по СМИ попросил меня как телевизионного профессионала, прошедшего путь от младшего редактора до главного выпускающего программ, сделать экспертную оценку документов КРУ Минфина по проверке „Останкино^ Там было зафиксировано то, что с точки зрения Минфина являлось нарушением. Самое страшное: в этих документах я обнаружил несколько страниц, посвященных деятельности ТО „Эксперимент (бывшей молодежной редакции ЦТ). И это был приговор. Возьмем, для примера, программу „Поле Чудес“ и условные деньги. Фактически передача стоила… ну, пусть тысячу рублей. Коммерческая организация „ВИD“ заключала договор с государственной организацией „Эксперимент о производстве „Поля чудес“ не на тысячу рублей, а на сто тысяч. Мало того, на эту тысячу рублей снималась не одна, а четыре передачи: государственные средства разворовывались в фантастических масштабах. По тому Уголовному кодексу при необходимых доказательствах наказание могло бы быть очень суровым, вплоть до высшей меры. Но еще более жуткие вещи я узнал в „Останкино“ от своих бывших коллег. Оказывается, полный финансовый беспредел творился прежде всего в получении рекламных денег. Одна минута в прайм-тайм стоила тогда примерно 40 000 долларов. Но чтобы вставить эту рекламу в конкретное „Поле Чудес“, рекламодателю нужно было заплатить еще столько же производителю в карман. То есть существовал своеобразный конкурс рекламы. По мнению работников „Эксперимента^ доходы от этой „замечательной коммерческой деятельности составляли около 200 000 долларов за одну передачу… В то время мне был предложен пост гендиректора „Останкино^ Моим условием было: немедленная передача всех этих документов в Генпрокуратуру. Этого не произошло, я отказался от, Останкино“, а документы якобы сгорели в Белом доме в октябре 93-го. Как человек, которого Влад сам как бы выбрал себе учителем, я могу сказать, что Листьев не состоялся как журналист. Может быть, и к лучшему. Потому что журналистов много, и есть даже институты, в которых их обучают. А для шоуменов, ведущих телепрограмм у нас нет учебных программ, этот талант либо есть в человеке, либо нет. Влад был шоуменом от Бога. Я говорю об этом не ради добрых слов, — убийцы совершенно точно рассчитали реакцию общества и нас, журналистов, на убийство Влада, — глубокий шок. Если бы в течение первых сорока дней какой-нибудь чиновник правоохранительных органов или властных структур только бы заикнулся, что убили не журналиста Листьева, а Листьева-коммерсанта, думаю, своего кресла он лишился бы немедленно. Именно шок не позволил и нам, журналистам, на передаче памяти Влада, которая прошла в „Останкино“ сразу после убийства, задать главный вопрос и себе, и всей стране: кому выгодно? У меня есть основания полагать, что этот вопрос вопреки тому, что думали заказчики убийства, все-таки возник сразу у первого следователя Бориса Уварова. Он сразу же заинтересовался финансовой деятельностью „ВИDа“, и Листьева в первую очередь. Через три месяца мы встретились с ним в его кабинете. Разговор велся без протокола, часов шесть, и если поначалу это были его вопросы — мои ответы, то потом Уваров начал выстраивать определенные версии. Одна из них потрясла меня: заказчики убийства — в ближайшем окружении Влада. К сожалению, Уваров дал интервью на эту тему какой-то местной газете, что, вероятно, и стало причиной его отстранения от дела. А само дело было моментально после этого развалено».
Ну, не все и не совсем так. После пятой чашки мегакрепкого чая следователь и сам вспомнил о своем детальном общении с «Мукусем». Уваров заметил, что легендарный ТВ-мэтр интервьюировал его на предмет совершенно другого дела — крушения теплохода «Адмирал Нахимов» (31 августа 1986 года). Поговорили они тогда и о Листьеве. Однако юрист никаких конкретных имен не озвучивал, по его словам. Меня, конечно, интересовал именно Борис Березовский. Но для того, чтобы из Уварова извлечь что-либо конкретное, надо, видимо, пить что-нибудь крепче чифиря. Потому что фраза-заголовок, что упомянута в начале, по словам Борис Иваныча, отношения к нему не имеет. Меня он уверил, что ничего подобного не говорил и это лишь инсинуация недобросовестных журналистов.
Впрочем, утечки были, как я помню. 10 августа 1995 года замгенпрокурора Олег Гайданов, курировавший работу уваровской бригады, заявил: ему, мол, известно, где находятся исполнители убийства, они, сказал чиновник, за границей. И уже на следующий день Александр Агейкин умер в израильской гостинице — передозировка. Ну-ну. Там шутки не шутили. Да и нешуточные ставки были в этой останкинской игре.
Процитирую Леонида Петровича Кравченко:
«Во-первых, следствие же выявило, что Листьев припрятал 4 миллиарда рублей. Сами „взглядовцы“, кстати, отказались участвовать в следствии в качестве свидетелей. Ко мне приходили следователи, как к опытному специалисту в области телевидения, который создавал „Взгляд“, вел их… Я им сразу сказал: „Не ищите в этом никакой политики, все дело в коммерции“. Кстати, помню, что стоило мне перейти всего на один год с поста руководителя советского телевидения на должность генерального директора ТАСС, как „взглядовцы“ стали юридическим лицом и получили счет в банке. То есть открыли фирму, которая стала получать огромную прибыль за счет созданных ими программ — носителей рекламы. Вскоре он становится генеральным директором Первого канала. Я, кстати, у него тогда спросил: „А ты что, теперь сам у себя покупаешь программы?“ Тогда же на базе Первого канала было создано акционерное общество, куда вошли Березовский и этот злодей Патаркацишвили. Так вот, какую ошибку совершил Листьев, став гендиректором? Я об этом сказал и следователю. Листьев понимал, что прекрасные программы, которые остались с советского времени — детские, молодежные, та же несчастная „Играй гармонь“, после которой в СССР построили три новых фабрики по производству гармоней, — проживут и без рекламы, а для того, чтобы выжила любая современная программа-получасовка, ей нужно как минимум пару выходов рекламы, — без этого она умрет, потому что не оправдает расходы на ее создание. И Листьев сделал мудрый ход, ставший одновременно его ошибкой: на полгода вообще отменил рекламу на Первом канале. Его конкуренты, по сути, должны были подохнуть, ведь, повторяю, лучшие программы, созданные в советское время, могли жить без рекламы. Конкуренты были в ужасе, многие обращались ко мне: „Леонид Петрович, попробуйте поговорить с Листьевым, у вас же с ним сохранились связи, а с Любимовым вы даже дружили. Убедите их.“ Сделать я, конечно, ничего не мог. Более того, у меня вдруг возникла острейшая внутренняя боль: я стал бояться, что произойдет какая-то беда. Во мне жило стойкое ожидание беды. И она произошла. Что не рассчитал Листьев? Дело в том, что вся реклама проходила через две посреднические фирмы Березовского и Лисовского. За полгода Березовский терял миллиарды! С момента официального объявления о том, что на Первом канале прекращается реклама, прошло пять или шесть дней — и Листьев был убит».
Ну как это можно комментировать? Ну как?! Ведь не может быть Кравченко ничего не понимающим идиотом, право. Стало быть, он просто негодяй. Завистник. Депутат Исаенко, как выяснилось, делит журналистов на «тварей мелких» и «тварей крупных» (сам будучи «тварью объемной политической»). Так вот, Кравченко — крупная. Настаиваю на этом. Пусть буду я нерукопожатным у секты «Иеху Москвы», где вещает Кравченко-младший под псевдонимом Антон Орехъ. Пусть. Кравченко — лицемер и манипулятор. Потому что я помню: «взглядовцы» ВЫНУЖДЕНЫ были заняться коммерцией именно в 1990 году, когда новый командир ВЕТРК «Останкино» Л. П. Кравченко стал попросту душить революционную программу по негласному распоряжению М. С. Еорбачева. Работать стало невозможно: не было ни смен в монтажных, ни камер на выезд, ничего не было. Ну и что касается пресловутого моратория на рекламу: решение Влад не принимал. Во всяком случае, не принимал единолично. Оно было коллегиальным, это решение. А инициатива была — Бадри и Березовского. Но об этом ниже.
Помню, после того как вождя «молодежки» Эдуарда Сагалаева «бросили на информацию», мои ТВ-друзья дружно приговорили: «Все, Эдика сожрут. Один в поле не воин. Там такие сволочи». Все были убеждены, что прогрессивный руководитель телеавангарда не сладит со священной коровой коммунистической идеологии — программой «Время». Программой, у которой была почти дюжина очень придирчивых и влиятельных зрителей (я имею в виду членов всемогущего некогда Политбюро. Это еще «Взгляд» можно было отодвинуть на ночь, ожидая, пока пожилые руководители лягут спать, но главная информационная передача должна была выходить ровно в 21:00). Именно Политбюро раздавило еженедельный прорыв гласности — созданные Эдуардом Михайловичем выпуски «Семь дней». Тогдашний глава Центрального телевидения Ненашев дважды «прорабатывался» на политбюрошных тусовках за то, что «позволил Сагалаеву заводить свои порядки». Да, Сагалаев слишком многих не устраивал, и поэтому журналиста-руководителя все-таки дожали, вынудив уйти с телевидения. Но авторитет и обаяние обеспечили ему пост № 1 в разбухшем и неповоротливом Союзе журналистов, объединяющем стольких людей с противоположными точками зрения. Я беседовал с ним о Кравченко после путча 1991 года. Разговор с Сагалаевым мы начали, естественно, о роли политического журналиста. Четвертая власть в нашей стране правит по-своему…
Созданный под руководством Сагалаева «Взгляд» традиционно был ненавидим номенклатурой. Главный редактор партийной газеты даже окрестил ведущих «ночными мерзавцами» в кулуарной беседе. Я убежден, что те, кто звали ведущих молодежной программы «ельцинскими гаденышами», никогда не смогли бы смириться с существованием хотя бы относительно независимой передачи. Передачи, которую с таким трудом пробивал в свое время мой собеседник. Передачи, которой столько раз удавалось вершить пятничные прыжки через шумяще-алые флажки цензурных запретов.
Я, право, действительно рассчитывал после закрытия передачи, что «Взгляд» не предадут ни коллеги, ни зрители, ни Гости. Статус Гостя передачи. Это в самом деле немало. И я не уверен, что выборы того же Станкевича были бы столь успешными, не дай ему «Взгляд» такую сильную раскрутку. Конечно, не все приглашенные зрителям нравились. Но я знаю, что с ними, во всяком случае, работали честно. И если есть какие-либо обиды, то адресовать их нужно вовсе не на 12-й этаж, где расположен бывший сагалаевский кабинет. Сагалаев пояснил мне, что он подразумевал под своим термином «псевдолюди»:
«Внешне это люди. Они могут увлекаться театром, поэзией, даже писать сносные стихи. И как достаточно пошло и грубо намекал Янаев, быть неравнодушными к женскому полу. Но просто стержень и принадлежность к роду людскому определяются нравственностью. Прежде всего, мне кажется. Я думаю, что какой-нибудь дебил из детского дома для умственно неполноценных детей, но добрый мальчик, — он нравственно больше человек, чем те, кто решились подтолкнуть страну к бездне.
Кравченко я знал лично. и думаю, что довольно неплохо. Но дело в том, что я ушел с телевидения вскоре после того, как туда пришел Кравченко. И Леонид Петрович после своего второго пришествия на телевидение (в новом качестве) меня не воспринимал. И во всем, что я говорил, он видел своеобразную оппозицию, стремление заработать очки на противостоянии ему… Но самое трудное для человека — дойти до дна своей собственной души. У каждого из них были какие-то внутренние барьеры и предохранители. Если бы каждый из них заглянул внутрь и увидел бы это дно, то предохранители могли бы перегореть. Вероятно, это и произошло с Пуго. Вообще же большинство этих людей производили всегда с самого начала впечатление людей достаточно серых».
13 марта 1995 года Уваров вынес постановление о проведении ревизии АОЗТ «Видео Интернэшнл» и агентства «Премьер СВ». 4 марта 1994 года торгово-промышленная группа «БСГ» взяла в банке «Империал» кредиты на общую сумму 1 821 142 доллара США с учетом процентов, обязуясь вернуть деньги в срок до 31 декабря 1994 года. Возглавлял «БСГ» некто Глеб Бокий. Помню эту фамилию. На всяких «разоблачающих» сайтах писали, что примерно за год до убийства Влада, 30 марта 1994 года, Бокий вместе с Лисовским забил стрелку Листьеву в ресторанчике на Кропоткинской: «Речь шла о том, чтобы листьевский „ИнтерВИД“ передал некоторую часть рекламного времени на ОРТ молодой компании „БСГ“… „КомпаньоньГ „уломали“ Листьева поделиться рекламным временем, но, выходя на улицу, Листьев обронил: „Так разговаривать нельзя. Это наезд!“ Сам же Бокий радостно сообщил коллегам: „Останкино мы уже поделили — и я в доле!“ Вероятно, „компаньоньГ убеждали наивного Бокия в том, что если тот вложит кредит в отобранное у Листьева рекламное время, то его фирма вскоре озолотится. И вдруг случилось событие, которое Бокий предвидеть не мог».
1 апреля 1994 года около 11 часов утра 24-летний президент «БСГ» Бокий в сопровождении 30-летних охранников Коростошевского и Баранова в черном Cadillac Fleetwood въехал во двор Библиотеки им. Пушкина (Спартаковская улица, 9), по соседству с которой расположен офис «БСГ». Но тут справа от машины нарисовался боец в темной куртке и черной вязаной шапочке, который четырежды выстрелил в стекло задней двери. Водитель нажал на газ, но киллер успел выстрелить еще дважды. Тогда водитель решил сдать назад, пытаясь сбить преступника. Однако покушавшийся метнул гранату и ретировался. Бокий скончался на месте.
В погоню пустились случайно оказавшиеся здесь милиционеры. Убийца дворами выбежал к дому 31/7 по НовоРязанской улице и ничком бросился на заднее сиденье стоявшего там бежевого ВАЗ-21063, но водитель замешкался и подоспевшие милиционеры скрутили и его самого, и киллера. Как выяснило следствие, нападение совершил 18-летний безработный Герасимов, лицо без гражданства, житель Риги. Оба телохранителя Бокия умерли в больнице спустя несколько дней. Водителю повезло: всего лишь контузия.
И как подметил Олег Лурье: «И тут на сцене появился. Михаил Лесин и его компания „Видео Интернэшнл“. Продюсерская фирма почему-то тут же приняла на себя долг покойного Бокия перед банком „Империал“. Потом в течение года шли весьма странные игры с различными переуступками суммы в один миллион восемьсот тысяч долларов, всевозможные обмены и передачи рекламного времени на эту же сумму. Кстати, в этой запутанной истории принял активное участие и „Премьер СВ“. В результате „Империал“ почему-то получил возврат кредита за рубежом, минуя все налоговые вопросы, которые могли бы возникнуть в России, а Михаил Лесин и „Видео Интер нэшнл“ активно внедрились в российский рекламно-телевизионный рынок».
В конце 2000 года экс-соратник Уварова, Владимир Иванович Коротаев, поделился с газетой «Версты» своей версией событий:
«Вызывает следователь Уваров бывшего секретаря ЦК КПСС Александра Яковлева, в то время одного из руководителей „Останкино“, работавшего вместе с Листьевым. У следователя к нему масса вопросов, ведь он сразу широковещательно объявил, что убийство политическое. Следователю нужна аргументация. Яковлев отвечает через секретаря: „Приехать не могу, вам нужно — вы и приезжайте!“ Приехали. В приемной его прождали два часа — безрезультатно, потом он, правда, ответил на переданный вопросник. Дальше — Березовский. Вопросов к нему невероятное количество. Раз его вызвали, два — не является. Следователи отправляются на „ЛогоВАЗ“, которым Березовский руководит. Их не пускают на территорию люди с автоматами. Наконец, после долгих переговоров, смилостивились: Березовский дал показания. А через несколько часов нахально объявил по ТВ, где он один из хозяев, что это провокация. В чем провокация? В том, что его допросили в качестве свидетеля?
Финансовый директор ОРТ Патаркацишвили тоже упорно не хотел являться в прокуратуру, несмотря на неоднократные вызовы. Его секретарь снисходительно давала понять, что шеф в Кремле, занят более важными делами. Пришлось доставить приводом. Наши бонзы в самом деле уверены, что находятся вне досягаемости закона. И у них есть все основания так думать. Отношение к следствию, даже такому важному — ведь сам Ельцин проявил интерес, — более чем формальное. В группе Уварова работали 25 следователей. На всех полагалась всего одна машина, и та была в их распоряжении только в будни не более 8 часов в день.
Обязанности генерального тогда исполнял Ильюшенко. Он настаивал, чтобы Уваров арестовал некоего подполковника ФСБ, якобы причастного к убийству Листьева, хотя тот контрразведчик никакого отношения к убийству не имел. Уваров, кстати, потом разобрался, зачем понадобился Ильюшенко этот арест. Дело в том, что служба безопасности расследовала аферы компании „Балкан Трейдинг“, которую возглавлял зять первого зама Ильюшенко — Узбеков. Замешаны там были и родственники самого и. о. генпрокурора. Он, видимо, полагал, что, арестовав руками Уварова своего оппонента, получит возможность поторговаться с контрразведчиками. Уваров его не поддержал. Более того, добился аудиенции в Кремле с одним из руководителей государства и выступил в печати. Вскоре Ильюшенко арестовали.
Уварова тут же отправили в принудительный отпуск, не спросив даже личного заявления, а вскоре вообще отстранили от дела. Кстати, в этот же момент отправили в отпуск и генерала милиции, руководившего оперативной стороной расследования.
Одна московская газета опубликовала даже заметку, где сообщила, что за убийство Листьева задержан некий Филин. Уваров публично заявил, что такого подозреваемого в деле нет и в помине. Это вызвало начальственный гнев. Буквально на следующий день начальник следственного управления заявил Уварову, что недоволен его опровержением. В тот момент президент потребовал отставки прокурора Москвы Пономарева и шефа московской милиции Панкратова. Все, естественно, стали изображать бурную деятельность. Судя по всему, крайне сильно было желание отрапортовать Ельцину, что поиск убийц идет успешно. К слову, сразу же после убийства по окружным УВД прошла команда, „чтоб завтра к концу дня все уголовные авторитеты сидели в КПЗ“. Это вместо того, чтобы правильно организовать оперативную работу в среде „беловоротничковых“ подозреваемых. Высокое начальство у нас привыкло работать по волюнтаристской схеме. Но отбой окружным УВД вскоре все-таки дали.
Был один интересный фигурант. Он сам позвонил в отделение и сообщил, что имеет информацию по одному „громкому делу“. На встречу поехал оперативник. Звонивший оказался врачом-хирургом одной из преступных группировок (!) и, по его словам, другом участника убийства Листьева. Тот пришел к врачу поздно вечером с простреленной ногой и сказал: „Меня подставили. Я убил Влада Листьева“.
Они ехали убивать, но не знали кого. Существует опробованная схема подобных „операций“: один из преступников остается в подъезде, другой сторожит на улице. Когда заказанная жертва попадает в поле его зрения, он по рации передает сигнал, и киллер убивает первого встречного, ему даже не надо знать кого. Так было и на этот раз. После выстрелов убийца сел в машину и сказал водителю: „Ты знаешь, кого я грохнул? Листьева!“ В шоковом состоянии оба поехали на запланированную встречу с другими бандитами.
Не знаю, чем руководствовался Скуратов, еще в апреле 1996-го заявивший, что по делу Листьева есть подозреваемые. Прошел год, никого не арестовали. Скуратов снова заверил президента, что дело Листьева доведет до конца. Еще год миновал. Скуратов в очередной раз отрапортовал, что в деле Листьева „прогресс очевиден“. И все эти годы работники ФСБ и МВД в один голос повторяли, когда мне доводилось с ними встречаться, что ни на одной версии следствие так и не остановилось. Возмущались выступлениями Скуратова, сокрушались, что их, работающих по делу, даже не приглашают в прокуратуру».
Замечу, что в убийстве Листьева признавались несколько человек, друг с другом никак не связанных. Орудие убийства (два ствола с глушителями) не нашли. Один из признавшихся утверждал, что в момент выстрела, поставив на боевой взвод пистолет, «упаковал инструмент» в полиэтиленовый пакет — чтобы гильзы остались в пакете, а в подъезде остались гильзы от другого оружия, но того же калибра, чтобы запутать следствие.
И чтобы поставить точку в рассказе о нашем с Уваровым чаепитии: с августа 1995 года по октябрь 1997 года следственную бригаду возглавлял следователь по особо важным делам Владимир Старцев. Октябрь 1997 года — сентябрь 2000 года — Петр Трибой, который вошел в состав бригады именно в августе 1995 года, когда руководство Уварова было признано недостаточно эффективным (он вышел на кремлевский след, угу); Трибой ушел на работу к… Андрею Макарову, в его адвокатское бюро! Ну и с осени 2000 года следственную бригаду возглавлял Александр Горбунов. Дальше уже только все запутывалось. Без литра чая не разберешься.
Саша Хинштейн, которого я хорошо помню по работе в «МК», упоминал Трибоя в своей книге «Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги»:
«Не хочется, конечно, развенчивать посмертную славу всенародного кумира, но выхода иного, увы, не остается. Никогда Листьев не был идеалистом-романтиком. Профессионалом — да. Блестящим журналистом — несомненно. Только уж никак не романтиком. Листьев раньше всех своих коллег — и уж тем более задолго до Березовского — понял, что телевидение, оказавшись в опытных руках, может приносить неслыханные прибыли. Еще в сентябре 1990-го вместе с соратниками по „Взгляду“ он создал первую в СССР частную телекомпанию „ВИD“. О жесткости и оборотистости Листьева-коммерсанта на телевидении до сих пор ходят легенды.
Их союз с Березовским, несомненно, представлял собой явление временное; это был своеобразный брак по расчету, где каждая из сторон дополняла друг друга. Тандем этот обречен был с самого первого дня; правда, трещать по швам он стал раньше, чем кто-то даже мог себе вообразить. Не успели еще просохнуть чернила под президентским указом, как между Березовским и Листьевым уже начались распри. Борис Абрамович, в свойственной ему безапелляционной манере, стал требовать увеличения расценок на телевизионную рекламу. Листьев, да и все прочие члены команды категорически тому противились; они втолковывали Березовскому, что повышать плату надо поступательно, плавно, иначе рекламодатели разбегутся по другим каналам, но тот и слушать ничего не желал.
Именно Березовский, а вовсе не Листьев, как ошибочно считается до сих пор, и был инициатором того самого злополучного моратория на рекламу. Ничего общего с наведением на канале порядка и разработке „этических норм“ это не имело: просто-напросто Борис Абрамович хотел организовать искусственный дефицит. „Как только мы остановим рекламу, — уверял он своих компаньонов, — через несколько месяцев все сами приползут к нам на коленях“.
20 февраля 1995 года руководство ОРТ вводит мораторий на рекламу: проще говоря, полностью ее останавливает. А спустя десять дней — 1 марта — Листьева расстреливают в подъезде собственного дома; большинство увязывают два этих события в единую цепь. А теперь вопрос: знаете ли вы, интересно, когда этот треклятый мораторий был снят? Отвечаю: 1 августа. То есть ровно через пять месяцев — день в день — после гибели Листьева. Какой же, скажите на милость, смысл Березовскому было ждать столько времени, если каждый день простоя оборачивался для него невообразимыми убытками, „потерей миллионных прибылей“, по утверждению Хлебникова. По такой логике реклама должна была вернуться на канал… ну, если инев день убийства — все-таки траур, пиетет следовало соблюсти, — то уж максимум через месяц. Аргументы, что Березовскому, дескать, было не до того — точно заяц, бегал он от прокуратуры, — извините, не принимаются. Потому что аккурат в то же самое время он преспокойно занимался созданием „Сибнефти“; да и влияние его на ОРТ после смерти Листьева возросло многократно.
Если гендиректора ОРТ в самом деле заказал Березовский, то мотив его мог быть совершенно иным; знающие люди говорят, что незадолго до гибели разругались они окончательно. Контроль над каналом утекал у Березовского на глазах; реальная власть находилась в руках Листьева, но снять его теперь было невозможно, — Кремль никогда на это не пошел бы. Прогремевшие в ночном подъезде выстрелы разрешили эту проблему окончательно и бесповоротно: власть на ОРТ вернулась к Березовскому — теперь уже на долгие годы вперед. Немудрено, что подозрение мгновенно пало на его лысоватую голову. („Были серьезные подозрения, — говорил по этому поводу шеф МВД Анатолий Куликов, — что гибель Листьева спровоцирована экономическими разногласиями на телеканале ОРТ, входившем в сферу влияния Бориса Абрамовича^)
На другой же день после смерти Листьева в офисе „ЛогоВАЗа“ на Новокузнецкой улице был проведен обыск. Кстати, невольным свидетелем его оказался и заехавший пообедать в „ЛогоВАЗ“ Юмашев. Руководивший операцией начальник отдела столичного РУОПа Валерий Казаков признавался, что ему приказывали задержать и самого Березовского, но тот сумел скрыться. Из здания, угрожающе потрясая табельным пистолетом, его вывел сотрудник ФСБ Александр Литвиненко, тот самый, что станет впоследствии политэмигрантом и „жертвой путинского режима“.
Мой друг Петр Трибой, возглавлявший следственную бригаду Генпрокуратуры, рассказывал мне, что основными подозреваемыми были два человека, в том числе — Березовский. Но продвинуться вперед — от подозрений к доказательствам — прокуратуре просто не дали. Между прочим, ход расследования очень тревожил самого Бориса Абрамовича; настолько явно, что на ум поневоле приходит поговорка про горящую шапку. Когда журналисты практически в открытую стали писать о причастности Березовского к убийству, он почему-то побежал не в суд, а в МВД — прямиком к министру Куликову: „Анатолий Сергеевич, у вас есть что-то против меня по делу Листьева?“ Куликов успокоил его, как мог. Но потом — на свою беду — полушутя обронил в разговоре с Юмашевым: не потому ли, мол, Березовский так активно ставит на Лебедя, что боится загреметь в тюрьму? «Мои слова достигли ушей Березовского, — свидетельствует Куликов, — позднее он опять поднял этот вопрос: „Анатолий Сергеевич, вы тоже считаете, что я виновен?“ — „Нет, — сказал я ему, — у меня нет для этого оснований. Но по тональности, с которой мне был раньше задан этот вопрос, я сделал заключение: вы чего-то опасаетесь. Поэтому и поделился своими наблюдениями с
Юмашевым“. „Березовский с ужасом посмотрел на меня, — подытоживает генерал. — Я понял, что он будет драться со мной не на жизнь, а на смерть“.
…Журналистам свойственно демонизировать личность Березовского. Ему приписывают самые разные, чисто дьявольские черты; в конце 1990-х вообще было принято связывать любую провокацию или интригу с его достославным именем».
Впрочем, если следователь Уваров отказывается о приписанной ему фразы «Я знаю, кто убил Листьева», то экс-прокурор державы Юрий Скуратов написал книгу, озаглавленную «Кто убил Влада?» (2003), где под именем персонажа Сергея Бейлиса однозначно вычисляется Сергей Лисовский. В интервью «Комсомолке» отставной юрист рассказал о причинах, которые сподвигли его на сей литературный труд:
«Чтобы привлечь внимание общественности, следствия к этой теме. Может быть, даже президента Путина. Пусть не он, а Ельцин брал обязательства найти убийц, но тем не менее, не афишируя этого перед большой публикой, он ведь может спросить: „Как у вас идет расследование по «делу Листьева»?“ Для того, чтобы это расследование было закончено, нужна политическая воля… Не сомневаюсь, что Борис Абрамович прочел книгу, как и другие персонажи. Березовского мы несколько раз допрашивали, я сам с ним встречался. Он, мягко говоря, далеко не все по этому делу рассказал. Например, накануне смерти Влада Березовский с ним встречался. Но упорно молчал об этом. Только когда мы вышли на этот факт следственным путем, приперли его, он признался. Мы-то им занимались, когда он был вторым человеком в государстве. Даже санкцию на арест выдали. Представляете, какой шум поднялся! Все на уши встали. Было много попыток надавить на следствие через СМИ, подбрасывались разные версии, в том числе и из Кремля, из МВД, уводящие нас в сторону. Это был настоящий дурдом. Последний раз я докладывал президенту Ельцину, что все версии мы отбросили и работаем по основной, собираем доказательства против заказчика и выйдем на его арест. Но взять его под стражу была проблема. Во-первых, кремлевские связи. Во-вторых, мы отлично его личность изучили, знали все его возможности. В-третьих, деньги. В то время он мог обжаловать наши действия в суде. А в нашем суде — не только самом гуманном, но и самом управляемом — он мог бы добиться принятия решения об изменении меры пресечения. Если бы это произошло, то нас просто бы сожрали все наши недоброжелатели. Да и у меня у самого почва стала уходить из-под ног в связи с тем, что власть не хотела расследования по „Мабетексу“, по хищению транша в 4,8 млрд долларов. У меня образовалась критическая масса врагов. Сейчас семейный клан ушел из власти. Татьяна Дьяченко делала все, чтобы я не встречался с Ельциным. А дозвониться ему было практически невозможно, дая и не всегда был уверен в его адекватности. Я ее лично предупреждал, что не надо таких активных контактов с фигурантами по делу. Она слушала, но пропускала мимо ушей. По принципу: а Васька слушает да ест. До Трибоя по делу работал замечательный следователь Уваров, работал хорошо, основательно. Прекрасный человек. Трибой экономику знал, чего нашим следователям зачастую не хватает. Цепкий, въедливый. Он и должен был завершить это дело. Он был на верном пути, потому что в его адрес начались угрозы. Его „ушли“. Я попросил Трибоя прочитать рукопись, сказал: „Если что-то, на твой взгляд, может повредить следствию, вычеркни“. Он неделю пыхтел. Приносит ровно треть книжки. Я не стал спорить».
Версия там складывалась понятно какая:
«Постепенно у Петра Трибоя и выстроилась цепочка, приведшая к убийству: Сергей
Лисовский — Душман — братья Агейкины. Изначально были подозрения, что к преступлению мог быть причастен и Борис Зосимов. Но в итоге следователи решили, что он, как и Березовский, знал о готовящейся расправе над журналистом, но ничего не предпринял, поскольку сам был заинтересован в устранении Листьева. Впрочем, даже после появления этой версии расследование складывалось тяжело. В 1996 году Дашдамирова объявили в розыск, но вовсе не по делу Листьева, а по обвинению в изнасиловании. При этом в ориентировке на Дашдамирова говорилось следующее: „Особо опасен. Может использовать паспорт на фамилию Дмитров. Может быть вооружен. При обнаружении срочно сообщить в ГУВД МосквьГ. Как потом установили следователи, вскоре после убийства Листьева Дашдамиров уехал в Чехию, где в мае 1995 года был задержан местной полицией в одном из ресторанов по подозрению в связях с „русской мафией“. Однако вскоре его отпустили. Летом 1996 года Дашдамирова задержали спецслужбы Грузии и экстрадировали в Москву. Здесь подозреваемого неоднократно допрашивали в связи с убийством Листьева, однако он свое знакомство с Сергеем Лисовским, а также причастность к расстрелу журналиста категорически отрицал. Лисовский также говорил о своей непричастности к преступлению и уверял, что с Игорем Дашдамировым никогда не встречался. В результате возникла версия, что „заказ“ Душману поступил не напрямую, а через других лидеров „солнцевских“, с которыми Лисовский был в хороших отношениях. В октябре 1997 года Петр Трибой допросил бизнесмена из московского района Солнцево Сергея Михайлова. Причем происходило это на территории Швейцарии, где предприниматель находился под стражей по подозрению в связях с „русской мафией“ и отмывании денег (позже он был оправдан судом). Впрочем, этот след оказался тупиковым. Вскоре следователи получили несколько улик, а также показаний свидетелей, которые указывали на то, что Лисовский был лично знаком с Душманом несколько лет и периодически встречался с ним. Под гнетом этих улик Лисовский и Дашдамиров все-таки признали факт общения друг с другом, но не более того. В отсутствие весомых доказательств причастности к убийству Листьева Дашдамирову предъявили обвинение только в изнасиловании, он получил 3,5 года тюрьмы и уже в 1999 году вышел на свободу.
Следователи неоднократно допрашивали и родителей братьев Агейкиных, однако те только говорили, что их сыновья „замечательные люди“, и никакой нужной информации от них тоже получить не удалось. Что касается Бориса Березовского, который мог пролить свет на обстоятельства гибели журналиста, то он, как мог, уклонялся от того, чтобы делиться информацией со следователями. Когда представители Генпрокуратуры пришли с обыском в офис „ЛогоВАЗа“, их оттуда чуть ли не силой выставили сотрудники ФСБ РФ во главе с Александром Литвиненко. На допросах Березовский сначала категорически отрицал тот факт, что встречался с Листьевым накануне его гибели. Только после того, как об этом рассказала Альбина, олигарх признал, что беседа с гендиректором ОРТ имела место, но о ее сути говорить категорически отказался».
NB. Как выяснилось во время моего затяжного чаепития с Уваровым — Литвиненко был зачислен… к нему в бригаду! То есть как бы тоже занимался «делом Листьева». И стало быть, был у Березовского свой засланный чекистский казачок.
Добавлю, что в компании (вернее, в кАмпании) «ВИD» все прекрасно понимали, что Борис устранил Влада. Критик Татьяна Москвина как-то упрекнула меня в том, что я, дескать, «убедительно отвергаю версию виновности Березовского в убийстве Листьева». Она вопрошала: «Тогда кто?.. Нельзя же так играть на нервах, дорогой товарищ журналист, знаешь — скажи, не знаешь — не мучай, а то развел тут шекспировские страсти». Да знаю я, знаю, все знают. В кАмпании, повторюсь. Знают. Но у каждого свой резон молчать. Да, еще раз я утверждаю, что БАБ не намеревался убивать главу ОРТ. Он всего лишь поставил задачу: устранить. Патаркацишвили должен был организовать наезд на Владислава: «нагнать изжоги», покалечить, убрать, выключить из игры. Но не убивать! И широко распиаренную версию о том, что мотив убийства самого популярного телевизионщика страны — объявленный им мораторий на рекламу, я поддержать не готов. Это ведь было коллегиальное решение. Придумка того же Бадри. Надо было канализировать рекламные потоки и отжать Лисовского и прочих игроков останкинского рынка. Все деньги должны были контролироваться опытным Патаркацишвили. Но никто почему-то не вспоминает, что за сутки до выстрелов на Новокузнецкой (и об этом рассказала Уварову Аля) Влад сказал, что деньги должны «идти на развитие». То есть расписался в желании и готовности рулить финансовыми потоками. Это никак не входило в планы Березовского (читай — Бадри). Было решено «укоротить зарвавшегося», однако план был перевыполнен некомпетентными исполнителями — вторая пуля оказалась фатальной.
Из досье спецслужб (конец 90-х): «Патаркацишвили Аркадий Шалвович (Бадри) 1953 г. рождения, уроженец г. Тбилиси, грузин (паспорт XIX-TH 545564, выдан 1 отделением Дидувийского РУВД г. Тбилиси 24.04.94. Женат, жена — Гудавадзе И. В., 1955 г. рождения, уроженка г. Тбилиси. Дети: Лиана 1980 г. р. и Инна 1983 г. р. Проживает в пятикомнатной квартире по адресу: ул. Тверская, д. 15, кв. 48. А. Патаркацишвили в начале 1993 г. прибыл в Московскую область из Тбилиси при поддержке своего друга Отари Квантриашвили, который помогал ему прописаться в г. Люберцы, а затем, в 1994 г., в Москве (Квантриашвили — криминальный авторитет, убит). В 1994 г. Патаркацишвили пришел работать в „ЛогоВА3“ заместителем генерального директора Б. Березовского и имеет 3,5 % акций. Кроме того Патаркацишвили возглавляет фирму „Лада-инженеринг“, входящую в состав „ЛогоВАЗа“, и является заместителем генерального директора ОРТ по коммерции. В период с апреля 1994 г. по апрель 1995 г. был вице-президентом ассоциации „Российские автомобильные дилеры“. По имеющейся информации, он поддерживает тесные отношения со всеми лидерами, учредившими „ЛогоВАЗ“, и ведет активную роль в политических „играх“, проводимых Березовским. В компании последнего разрабатывает и осуществляет мероприятия криминального характера, обладает связями в преступном мире, связанном с автомобильным рынком и шоу-бизнесом в России. Одной из близких связей Патаркацишвили является Н. А. Глушков — первый заместитель Шапошникова, руководителя авиакомпании „Аэрофлот — российские авиалинии“. Вместе с А. Патаркацишвили в „ЛогоВАЗе“ работает заместителем генерального директора Исмаилов Магомед, чеченец по национальности. Между собой они поддерживают дружеские отношения. Исмаилов М. в 1992 г. начал свое дело (владел автозаправкой) в г. Химки Московской области. Помогал Б. Березовскому организовывать „ЛогоВАЗ“, после чего тот взял его к себе в заместители. Кроме того, он организовал и службу безопасности. У Исмаилова М. есть брат, который связан с преступной группировкой (какой, уточнить не удалось). По непроверенным данным, бывший коллега А. Патаркацишвили, зам. генерального директора М. Гафт, ныне покойный, подозревал его в организации покушения на Б. Березовского. Вскоре М. Гафт при не выясненных обстоятельствах якобы упал с балкона и погиб».
Помимо причастности к смерти Михаила Гафта, который ведал у БАБа пиаром и был очень хорошо информирован об амбициях своего шефа, чекисты рассматривали Бадри и как одного из возможных «заказчиков» Бориса Гольдмана, бронированный лимузин Volvo S80 которого в апреле 2004 года был взорван вместе с пассажиром. Президент российской рекламной группы NFQ (New Found Quality) Гольдман что-то не поделил с Александром Спектором. Группа имела деловые контакты с Бадри: Березовский помог пиарщикам (совместно с Фондом эффективной политики Глеба Павловского) получить деньги из бюджета предвыборной кампании покойного Александра Лебедя.
Еще раз: «взглядовские мальчики» были абсолютно уверены в своей безнаказанности, и когда им говорили, что можно взять деньги, а обещания не выполнить, — верили в это. Влад и до своего — неожиданного для многих в ТВ-тусовке — назначения на пост шефа главного СМИ державы вызывал раздражение партнеров и коллег. Ну а уж после столь блистательного прорыва на останкинский Олимп стал досаждать и многим кукловодам отечественного истеблишмента. Анатолий Лысенко признается:
«Совершенно невозможно понять, как становились тогда начальниками. В советское время как было? Прорастали. Шагали по ступенькам. От должности редактора до старшего редактора. Затем — главного редактора. Типичнейшая биография главного редактора программы „Время“ Григория Шевелева. Гриша начал корреспондентом, а стал зампредом „Гостелерадио“. Взлетов не было. А в момент развала системы взлеты были неожиданные. Влад вдруг из корреспондентов стал начальником. Масса людей была случайных, масса — исчезли, и в основном приходил, я бы так сказал, второй-третий эшелон. Обычная история в момент переворотов. Становились руководителями, а дальше уже время испытывало. Тебя назначали, а правила игры — новые, которые ты сам и должен был писать. Удивительно».
Это правда. Сколько помню, Влад всегда и всех удивлял. В феврале 1995 удивил тех, кто реагирует несимметрично. Журналист Александр Никонов в своем труде «Подкравшийся незаметно» как-то сказал: Березовский не любил портить отношения с людьми, если же такое случалось — он убивал испорченного.
Из девяти тузов стремительно формировавшийся в ту пору «семибанкирщины» только Петр Авен и Владимир Потанин отчасти симпатизировали новому руководителю главного телеканала державы и готовы были его крышевать. Остальные же относились к Листу настороженно и не доверяли молодому гендиру. Увы, в отстранении Влада от дел останкинских заинтересованы были не то что многие, а почти все, с кем Листьев так или иначе имел дело в начале 90-х.
Собственно, поясню вышесказанное: как мне в сентябре 1999 года поведал полковник Александр Литвиненко, убивать ТВ-звезду № 1 и не планировали. Хотели попросту «навести изжоги», припугнуть, но вышла накладка, «план перевыполнили».
В контексте того, что 1) с Литвиненко мы до этой беседы знакомы не были и 2) он знал, что беседует с журналистом, и, наконец, 3) очевидно, что вся болтовня в неуютном спецбаре рядом с кабинетом Березовского в ДП «ЛогоВАЗа» фиксировалась на аудио+видео, — готов предположить, что офицер просто-напросто сливал версию, которая выгодна «папе» (так Александр величал Борис Абрамыча).
С другой стороны, по-моему, покойный Литвиненко «берегов не знал», был абсолютно безбашенным и бог весть, с чего его тем вечером пробило на такие сенсационные откровения…
Как бы то ни было, не с руки эту версию экс-партнерам убитого озвучивать. Они все (ну или почти все) поддерживали тесные отношения с тандемом Бадри — Борис, и многие из них (опять же — почти все) выиграли: Листьев с ними планировал, увы, расстаться.
У каждого из членов команды, которых дергали по допросам, есть мнение относительно заказчиков Листьева. И не думаю, еще раз подчеркну, что они готовы свои соображения озвучивать публично. Но вот я лично склоняюсь к мысли, что за трагедией 1 марта 1995 года стоял именно харизматичный обаяшка Бадри. Конечно, тот факт, что вдова появлялась на церемонии «ТЭФИ» под руку с товарищем Патаркацишвили, для кого-то может служить аргументом: Береза со товарищи не стоял за устранением Листа. Не знаю, не знаю. То, что мне рассказывал ныне покойный Литвиненко (тот еще болтун, конечно), заставляет меня думать: Березовский использовал мавра из «Взгляда» и сделал то, что с маврами делать положено. Наверное, бывший руководитель холдинга «Ъ» Демьян Кудрявцев, который, как помню, был правой рукой БАБа в конце 90-х, может рассказать больше. Но вряд ли захочет.
Листьев был назначен главой Первого в конце января 1995 года, и все знали, что его кандидатуру лоббировал БАБ. Влад был ему необходим, поскольку именно под эту торговую марку — «Листьев» — был получен карт-бланш на акционирование канала: импозантный «взглядовец» нравился и Татьяне Дьяченко, и Валентину Юмашеву, на его славном имени Березовский подкатил к Ельцину с идеей фактической приватизации главного медиаресурса страны. Просто Листьев решил, что ему действительно позволят рулить деньгами. Ошибся.
Помню, на праздновании 10-летнего юбилея «Взгляда» (1997, в «Останкино») наибольший фурор произвело явление Березовского с букетом (и Андреем «Васей» Васильевым, курировавшим тогда «информацию» ОРТ). Казалось, что события развиваются в соответствии со «взглядовским» слоганом: «Все только начинается». А через пару лет закончилось.
Ну и еще одна мегацитата:
«Декабрь 1996 года. В странной автомобильной катастрофе погиб подполковник милиции Юрий Сычев, начальник 9-го отделения УЭП Москвы, руководитель группы оперативного обеспечения дела Листьева. Это произошло после того, как он передал в прессу некоторые материалы уголовного дела.
27 февраля 1998 года. Полученные из Швейцарии новые данные по делу об убийстве Владислава Листьева позволили Генпрокуратуре России „значительно продвинуться в расследовании^ заявил ведущий это дело следователь по особо важным делам Петр Трибой. Следователь отказался раскрыть подробности этих новых данных, но уверенно заявил, что убийство не было политическим. Он также рассказал, что в августе 1997 года Генпрокуратуре удалось перехватить письмо, направленное в одну из зарубежных стран с просьбой не выдавать российским следователям информацию по 10 коллегам Листьева, из которых 7 являются довольно известными людьми. „К счастью, эта превентивная мера не помогла“, — сказал Трибой.
1 марта 1998 года. Исполнительный секретарь СНГ Борис Березовский обвинил в причастности к организации убийства Листьева бывших руководителей ФСБ РФ и Службы безопасности Президента — Михаила Барсукова и Александра Коржакова. По утверждению Березовского, российские спецслужбы сами организовали убийство Листьева, а затем попытались свалить на него совершение данного преступления. Березовский заявил, что неоднократно обращался к руководству МВД России, других правоохранительных органов, к следователю, ведущему дело Листьева, указывая на конкретные факты, способные помочь в расследовании, однако никакой реакции на все это не было.
25 марта 1998 года. Руководитель следственной группы по расследованию убийства Листьева Петр Трибой заявил, что следствию известно, кого имеет в виду Березовский, говоря о причастности спецслужб к убийству Листьева. Он пояснил, что речь идет о двух сотрудниках милиции — Кожанове и Коняеве, — которые, по словам Березовского, принудили его к передаче некоему Плеханову 100 тыс. долларов США за информацию о покушении на него. Видеозапись именно этих событий, по словам Трибоя, была передана следствию, но эти материалы отношения к убийству Листьева не имеют.
13 октября 1998 года. По поводу убийства Владислава Листьева Юрий Скуратов сообщил, что фигуранты дела известны, идет процесс накопления процессуальных доказательств. „Важно, чтобы мнение прокуратуры совпало с мнением суда“, — отметил он.
1 марта 1999 года. В совершении преступления уже признались 10 человек, однако следствие не сочло их показания достоверными. В ходе расследования было допрошено более 2000 свидетелей, параллельно раскрыто несколько серьезных преступлений, например разоблачена кемеровская банда, на счету которой было несколько десятков убийств. За 4 года объем уголовного дела превысил 100 томов.
В день, когда пресса впервые обнародовала имя предполагаемого посредника между Листьевым и Сергеем Михайловым — некоего Макушенко по кличке Цыган, — он был убит».
С Цыганом не так все просто. Листьев, естественно, общался с бандитами, как и ВСЕ, кто занимались ТВ-бизнесом в 90-е. Но не припоминаю я, чтобы Макушенко был каким-то там посредником. Впрочем, о нем — ниже.
Итак, первый весенний день 1995 года стал последним днем жизни ТВ-гиганта Листьева. Страна о трагедии узнала от Михаила Осокина. Из телесюжета стало ясно: вещи и наличные деньги, имевшиеся у прославленного ведущего, остались нетронутыми, что привело следователей к однозначному выводу: убийство заказное. Впрочем, киллеры на месте преступления оружие не бросили, что свидетельствует о том, что исполнители были отнюдь не экстракласса.
На следующий день, объявленный днем траура, вышел спецвыпуск шоу «Час Пик», в котором рассказывалась хрестоматийная биография Листа. Заявление по поводу преступления сделал Президент России Борис Ельцин, коего потом, кстати, некоторые журналисты обвиняли в причастности к расправе.
На похоронах, прошедших в субботу 4 марта, присутствовали десятки тысяч неравнодушных. По решению властей в течение всего дня в эфире Первого канала демонстрировался черно-белый портрет убитого с лаконичной констатацией: «Владислав Листьев убит».
Насколько понимаю, все бывшие коллеги Листьева заметили, что в 2013 году дата 1 марта никак не была отмечена федеральными ТВ-каналами как день памяти самому выдающемуся телепродюсеру страны, каковым был, по мнению многих (и я с ними солидарен), Владислав.
Ирина Мишина в своем ЖЖ написала массивный пост, собравший сотни комментов, который я здесь воспроизведу, хотя по ряду позиций этот текст дублирует кое-что из озвученного выше:
«В тот день я битых три часа просидела в его приемной. Я вела международное обозрение, которое агентство „Рейтер“ выпускало на Первом канале. Добропорядочные англичане мало что понимали в нюансах российского телевидения и попросили меня прояснить ситуацию. Все знали, что у нас с Владом нормальные, приятельские отношения. Но в тот день он меня так и не принял.
К нему все время заходили какие-то незнакомые люди. Минут за десять до начала программы „Час Пик“, которую вел Листьев, к нему в кабинет пулей влетел режиссер: Влад так заработался, что забыл про эфир!
А потом его помощник несколько раз звонила в офис „Поля чудес“ и спрашивала, выписаны ли пропуска каким-то людям. Влад явно кого-то ждал… Иногда он выскакивал из кабинета с отрешенными глазами, глядя как-то мимо всех. Выскочив из кабинета в очередной раз, Влад развел руками и сказал, чтобы я позвонила ему вечером домой.
…Я уже собиралась ему звонить, когда на экране, после выпуска „Новостей“, вдруг появился обычно флегматичный Михаил Осокин и с каким-то изумлением в голосе и глазах сообщил, что в подъезде собственного дома убит Владислав Листьев.
Человека убивают, когда его ненавидят или когда он — непреодолимое препятствие для жизни и благополучия кого-то. Ненавидеть Листьева было невозможно. Он не мог причинить сознательное зло. Значит, он был препятствием. В это я верю. Это был человек цели — упрямый и жесткий. С экрана он казался эдаким гусаром, весельчаком без серьезных жизненных проблем. Но этот человек, который сыпал шутками с экрана, смеялся, флиртовал с хорошенькими девушками, на самом деле пережил самоубийство отца, детство в спортивном интернате, а затем смерть собственного ребенка. А еще в его жизни были исключение из партии, безработица, попытка самоубийства. У него не было никаких шансов стать звездой.
Я поступила на журфак МГУ, когда Влад его заканчивал. Мы пересекались в одних кампаниях, где он неизменно был душой общества. Он стал мне безмерно симпатичен, когда я узнала, что он, так же как и я, не из „блатных“. Большую часть студентов журфака составляли в то время дети, чьи родители имели „громкие имена“ или высокие посты, многие были отпрысками партийной советской номенклатуры, которая плодилась с завидной регулярностью, словно обеспечивая себе преемственность. Но в то же время это был, наверное, единственный факультет, куда можно было пробиться, не имея ничего, кроме таланта и целеустремленности. Декан Ясен Засурский понимал, что для существования журналистики нужны талантливые люди. И поэтому каждый год их набирали в небольшом количестве. Разумеется, шанс был только у самых одаренных. Именно эти пять — десять человек с каждого потока и становились потом славой и гордостью отечественной журналистики.
Влад Листьев пришел на журфак после рабфака. Говорили, что его мать — уборщица, отец давно умер. Он поступил на обычное отделение, а потом выучил несколько иностранных языков и перевелся на престижное международное. Еще я слышала, что на пятом курсе, накануне прохождения практики за границей, на него написала в партком кляузу его бывшая жена, и Влада исключили из партии. В то время страшнее этого не было ничего. Это был крест на будущем. Точнее, у исключенного из партии его вообще больше не было. Как он потом все-таки смог устроиться на Иновещание, я до сих пор не понимаю. Говорят, год писал в многотиражках за копейки, побирался в малоизвестных редакциях, но в конце концов добился своего. Его жизнь опровергла все законы логики и здравого смысла благодаря упорству и таланту. Человек такой силы воли был, конечно же, жестким и волевым руководителем. После его гибели все задавались вопросом: кому Листьев мог быть неугоден? Да всем! Его убили за месяц до утверждения новой сетки вещания. Решалось, какие программы будут в эфире и в какое время. А эфир на Первом — это всегда политика. Из-за этой эфирной сетки переругались все. Создатели программ, слетевших с эфира, лишались работы и доходов, и у них был повод ненавидеть нового генерального директора.
На этот пост изначально претендовали несколько человек. Больше всех начальником хотела стать Ирэна Лесневская, руководитель производящей компании „РЕН ТВ“. Работавший у нее режиссер Эльдар Рязанов сделал холуйское интервью с первым российским президентом, его показали стране, и Ирэна вошла в доверие семьи Ельциных, особенно ее женской половины. После убийства Влада она едва ли не первой заявила всем агентствам, что готова возглавить Первый канал. Полагаю, отклоненные претенденты на этот пост при внешней любезности глухо ненавидели Влада.
Когда Листьев шел на пост руководителя Первого канала, Борис Березовский, который в ту пору уже был главным акционером, поставил ему жесткое условие: Влад идет один, без „ВИD-овской“ команды. „ВИD“, из которого он вышел, был его опорой много лет. И вдруг — один на чужом поле… Тот, кто создал ему такие условия, был хорошим стратегом. От коллектива, который тебя окружает, зависит многое, если не все. И как только Влад на это повелся! Он пытался формировать новую команду из незнакомых людей, но это давалось ему с трудом. Он был удивительно легким и общительным человеком, просто сходился с людьми. В том числе и с не очень чистоплотными. А по „Останкино“ в то смутное время ходило много всякого сброда. Люди делали деньги буквально из воздуха. И это были очень грязные деньги.
Я ушла из программы „Время“ именно в тот жутковатый период, когда эфир основного информационного выпуска дня стал напоминать передачу „Магазин на диване“. На выпуск то и дело звонил генеральный директор информационной службы Борис Непомнящий и ставил в известность о сюжетах с „джинсой“ (на телевизионном сленге это скрытая реклама). Зачем она нужна и какая от нее польза редакции, сотрудникам, а главное зрителям, нам не объясняли. Известно только, что этот самый Борис Вениаминович Непомнящий в середине девяностых стал одним из признанных телевизионных миллионеров. Вся документация у него, разумеется, сгорела: сначала во время штурма „Останкино“ в 93-м, а потом просто во время пожара, который как-то сам собой, случайно возник ночью у него в кабинете.
Разумеется, Влад обо всем этом знал. Уже будучи генеральным директором, на одном из собраний он сказал буквально следующее: „Мы знаем, кто и сколько ворует и кто с кем связан“. Он часто приближал словами то, что надо было приближать делами. А тут еще с рекламой грянул страшный скандал. Когда „Останкино“ превращалось в ОРТ, Листьев счел, что рекламное время на новом телеканале должен продавать один холдинг, входящий в структуру телекомпании. По мысли Листьева, это помогло бы контролировать потоки рекламных денег. После его гибели победила менее „прозрачная“ схема: эксклюзив на продажу рекламного времени получило не входившее в структуру ОРТ рекламное агентство Сергея Лисовского „Премьер СВ“. А единственным на ОРТ человеком, точно знавшим, как распределяются эти доходы, был коммерческий директор Бадри Патаркацишвили, ближайший соратник Бориса Березовского и его большой приятель.
После убийства Влада главным подозреваемым все называли Сергея Лисовского. Действительно, Листьев своей рекламной реформой автоматически перекрывал ему источник доходов. В тот злополучный период я как раз работала с Лисовским. Я не знаю, каким образом, но именно он был посредником в выпуске на Первом канале программы, которую мы готовили вместе с агентством мировых новостей „Рейтер“. Задолго до рокового первого марта 95-го года Лисовский предупредил нашу команду: „Мы уходим с Первого на другую кнопку. Нас не устраивают условия“. Я точно знаю, что шли переговоры с Пятым, петербургским каналом. Лисовский выбрал метод дипломатии и поиска компромиссов. Да, он был жестким, но не жестоким. Вообще мне кажется, что его кто-то очень грамотно подставил с этим убийством, выбрав именно то время, когда у него, по логике, должен был назреть с Листьевым очевидный для всех конфликт на почве рекламы. Скажите мне, станет ли человек убивать другого, зная, что заподозрят в первую очередь именно его?
Борис Березовский никогда не скрывал, что не Листьева видит на посту генерального директора. Его фаворитом была Ирэна Стефановна Лесневская. Листьев не укладывался в формулу Бориса Абрамыча. К тому же Березовский терпел только одну форму общения: безоговорочное подчинение ему и его интересам вплоть до слепого поклонения. А у Листьева была своя формула телевидения, и он отстаивал ее до конца — и как профессионал, и как личность. Заискивать перед Березовским он не стал с самого начала. Они были на „ты“, я это
точно знаю, и их беседы были довольно жесткими.
Что же случилось поздно вечером 1 марта 1995 года? Был сигнал из спецслужб, занимающихся техническим контролем. Влад позвонил с ОРТ и сказал, что выезжает. Потом был зафиксирован еще один звонок: „Он выехал“. Чей это был звонок — неизвестно. Хотя потом в оперативных сводках все ссылались на какого-то криминального авторитета. Влад подъедет на машине к своему дому на Новокузнецкой и, не заметив ничего подозрительного, вой дет в подъезд. Но там, внутри, он кого-то увидит и бросится бежать по лестнице. Первая пуля попадет ему в спину, вторая, смертельная, — в голову…
.. Через два часа после трагедии в штаб по раскрытию преступления придет анонимный факс с сообщением о том, что основным подозреваемым следует считать Бориса Березовского. После гибели Листьева финансовые потоки Первого канала начнет контролировать ближайший соратник Бориса Березовского — Бадри Патаркацишвили. По подсчетам аналитиков, при объемах потенциального дохода от рекламы в 400 миллионов долларов в год в статью доходов ОРТ попадало не более 100 миллионов долларов.
А еще через 11 месяцев, 25 января 1996 года, в своей квартире, выстрелами в грудь и голову убьют директора рекламного агентства „Время, вперед!“ Олега Слабынько, который в 93-м году был в „Останкино“ генеральным директором. А еще через полтора года, 8 мая 1997 года, будет сбит машиной первый заместитель управляющего делами ОРТ Анатолий Курочкин. 9 июля 2004 года в Москве убьют главного редактора русской версии „Форбс“ Пола Хлебникова, который назвал Бориса Березовского организатором убийства Владислава Листьева и обвинил в разграблении России.
Можно ли было избежать гибели Влада? На мой взгляд, нет. Он был обречен. И дело не только в его личностных качествах, борьбе за профессиональную модель телевидения и стремлении направить рекламные доходы в легальное русло. В стране тогда повсеместно утверждался в правах бандитский капитализм — с молчаливого согласия власти. Его яркий представитель в лице Березовского был вхож в семью Ельцина, был ее спонсором, и это стало знаком для остальных. Этот бандитский капитализм шел напролом, сметая на своем пути все и всех. Листьев хотел ему противостоять, не понимая, что противостоит Системе, одобренной на самом верху. Честное и талантливое телевидение, которое он хотел делать, государству было больше не нужно. Этой Системе надо было либо подчиниться — как это сделали Доренко и Невзоров, при этом умерев морально, либо уходить — как я, либо погибнуть — как Листьев.
В другой стране и в другое время Влад смог бы создать супертелевидение. В России такой руководитель и такой журналист был больше не нужен. Он был препятствием для тех, кто превращал телевидение в совокупность безвкусных зрелищ, заигрываний и кривляний. Впрочем, это было уже не телевидение, а скорее способ получения доходов от рекламы».
Я скопипастил эти строчки, не поправив ни единой запятой: не хочу, чтобы меня заподозрили в манипулировании чужим мнением. Однако считаю нужным заметить: этот пост несколько эмоционален. И Мишина, по-моему, чересчур строга в отношении своей тезки Лесневской. Я помню, как происходило самовыдвижение Влада на роковую позицию (об этом опять-таки ниже), и считаю, что если бы БАБ желал видеть во главе ОРТ «свою подругу», то сумел бы тогда продавить ее кандидатуру.
В комментариях Ирина тоже, по мне, немного грешит. Вот лишь несколько примеров. Допустим, на вопрос о детях убитого: «А что случилось с его детьми?» — замечает: «Сын умер». При этом Александр Владиславович жив-здоров, вместе со своей очаровательной супругой
Яной растит внука. Возможно, имелся в виду первенец, но его Всевышний прибрал еще в советское время.
Ирина сетует: «Не вписался в эту систему. А вот Якубович ничего, нормалды… долю свою имеет». Вообще не понимаю: Леонид был и остался одним из самых лояльных сподвижников и друзей Влада; что, должен был совершить харакири, уйдя вслед за тем, кому своей ТВ-карьерой обязан? Странно как-то.
«Листьев отстоял бы профессионалов и личности не стал бы изгонять с ТВ… гомосятины на Первом точно было бы меньше. Влад это не переносил. К сожалению, этот канал утратил репутацию „первого“… Мне правда очень жаль», — переживает Мишина. Ну да, она уже не работает на Первом, однако Влад «слил» очень многих профи и мотивировал свои кадровые решения не всегда внятно.
«Его смерть ознаменовала конец эпохи перемен и надежд. На ТВ окончательно пришла цензура, и из искусства оно превратилось в бизнес. Я переживала его смерть и как личную, и как профессиональную трагедию. Были разные предложения. Но в любом случае Листьев отстаивал профессиональную модель ТВ. После него об этом практически никто и не думал. Если бы он был жив, наше телевидение развивалось бы, скорее всего, иначе», — утверждает Мишина. А мне кажется, оно развивалось по тем лекалам, которые именно Влад набросал. Дима Быков через три года после убийства Листьева написал: «Когда перестройка дошла до некоторого предела и обязана была перейти в иное качество, у Еорбачева на это иное качество не хватило храбрости и дальновидности, а у передовой интеллигенции не было уже того кредита народного доверия, которое требовалось для решительного рывка. Пошли пресловутые пустые прилавки, безработица — короче, массы-то еще готовы были терпеть, но интеллигенция, привыкшая быть во всем виноватой, уже сомневалась, а туда ли мы идем. И „Взгляд“ справедливо рассудил, что бороться бессмысленно, — пора расходиться и делать свое дело применительно к реальности. Это ответ истинных прагматиков. Наиболее эгоистичный, но и наиболее здравый выход — он хоть к чему-то ведет. С этого момента „Взгляд“ перестал быть символом свободы и стал символом преуспеяния. Да и „Взгляда“, строго говоря, уже не было: был „ВИD“, в котором тон задавал Листьев. Еоворю именно о тоне, а не о коммерческой, скажем, стороне дела. Листьев первым почувствовал или подумал (хотя я до сих пор не убежден, что он все оценил правильно), что пришла пора равняться на обывателя. Интеллигенция свое сделала: система выглядела разрушенной, а капитализм — завоеванным. Хватит сражаться, пора жить. Политизация отходит в прошлое, „караул устал“, давайте создавать телевидение по западным моделям, но с поправкой на особенности нашего обывателя (определенная зажатость, консерватизм, любовь к стабильности, ностальгия)».
Время, подобно Мефистофелю, провоцирует своих героев, искушая их иллюзией величия. Фауст Николаевич Листьев, которого Время выбрало своим героем в начале 90-х, утратил наитие человеческое, обретя профессиональное; ему показалось, что он может Временем повелевать. И оно отомстило, поставив всех и вся на свои места. Не без любопытства я все эти годы внимал мудовым рыданиям насчет того, каким бы, мол, было наше телевидение, промахнись киллер(ы) 1 марта 1995 года. Честным, правильным, достойным, а не «Фабрикой чудес». Абсурд. Вопрос про курицу и яйцо. Медиа, спору нет, власть № 4, но не ТВ формирует социум, а ровно напротив — СМИ реагируют на требования расклада. Телевидение и его вектор корректируются все тем же Мефистофелем-Временем, а не медиаменеджерами. Останься Листьев во главе ОРТ, сейчас все было бы точно так. Не плохо и не хорошо, а так, как есть и быть должно.
Ну и я не умолчу насчет «тыканья» Листьевым олигарху. Здесь Ирина Мишина нагнетает, что называется. Что такого? Борис был весьма и весьма демократичным. Мы с ним тоже перешли на «ты» после второй или третьей встречи, никакой удали в этом не было. И никакого раздражения у олигарха вызвать не могло.
Замечу, что с моей стороны было бы лояльно по отношению к Владу, но не вполне честно по отношению к читателям умолчать о том, что в Живом Журнале были и совсем другого рода посты. В 15-летнюю годовщину расстрела на Новокузнецкой, 1 марта 2010 года, когда «МК» любезно опубликовал мою полосу «Пристрастный реквием», мне попалась на глаза ЖЖ-реплика «Генерала Иванова» (ник general_ivanov, из «тысячников»):
«Во френдленте вычитал несколько упоминаний о 15-й годовщине убийства Листьева. Событие, понимаешь… Помню, помню. Как телеведущие прерывистыми голосами сообщали о „небывалом, ужасающем преступлений. Как 2 марта был объявлен траур (!). Как что-то там заявлял похмельный Ельцин. Как все обсуждали, выдвигали множество версий. А чего особенного случилось-то? За рекламные миллионы на Первом канале боролись несколько коммерческих структур с различными криминальными крышами (солнцевские, ореховские, измайловские и пр.). Финальный куш того стоил. Наиболее слабые и недальновидные конкуренты отстреливались. В 1994 году грохнули главу торгово-промышленной группы „БСГ“ Глеба Бокия — связанного с Жириком потомка одноименного троцкиста и оккультиста, одного из организаторов красного террора. Тогда же скопытился руководитель компании „Варус-видео“, ставленник некоего грузинского мафиозного клана Топадзе, было совершено покушение на Березовского. Вроде и легендарного лидера „ореховских“ Сильвестра замочили по этой же теме. А в начале 1995-го наступил черед Влада Листьева. Который не просек многих фишек и пытался примазаться к существенной части бабла, даже не обзаведясь четкой крышей. Бывший спортсмен и „взглядовец“ банальным образом зарвался. И лоханулся.
Сейчас в СМИ в связи с „делом Листьева“ принято муссировать исключительно „след“ незабвенного Бориса Абрамыча. Опальный олигарх превратился в далекого и почти безопасного политфрика, на него можно все вешать. Нет, никто не отрицает роли Березовского в кровавых переделах 90-х. Трупов на нем чрезвычайно много. Но почему-то наши храбрые журналисты напрочь забыли о другом фигуранте телерекламных и околомузыкальных разборок тех лет. Также очень кровавых. Речь идет о нынешнем „крепком хозяйственнике“ и „отечественном товаропроизводителе“ Сереже Лисовском. По слухам, решение о ликвидации Листьева принималось на „расширенном совещании“. К которому якобы самое прямое отношение имели и Березовский, и Лисовский, и прочие деятели подобного толка. Участники „совещания“ единогласно вынесли приговор, который через 2–3 дня был приведен в исполнение отмороженными братками. Киллеров убрали, часть сыскарей по данному делу убрали. Две квартиры, три машины, акции „ВПОа“, шесть участков и дач в Подмосковье, счет в Швейцарии и кое-что еще (всего — на 16 миллионов долларов) унаследовали листьевская вдова Альбина Назимова и ее любовник, затем — муж, „авторитетный телеперсонаж Андрей Разбаш (тоже сейчас в земле; кстати, поговаривают, Назимова и Разбаш были в курсе готовящегося убийства). Рекламное время на ОРТ заполучил Лисовский. Березовский обиделся на него, пытался убить, но в конце концов стороны пришли к консенсусу. Позже экс-математик и олигарх number one, «диссидент» Борис Абрамович просаживал остатки денег в Лондоне, изредка радуя российскую прессу очередными „оппозиционным^ чудачествами. Бывший диск-жокей и инструктор райкома ВЛКСМ, «патриот» Сергей Федорович возглавлял совет директоров агропромышленного комплекса „Моссельпром“, сенаторствует в Совфеде от Курганской области и яростно борется с американскими окорочками. Посредственный журналист и шоумен, незадачливый бизнесмен Владислав Николаевич покоится на Ваганьковском кладбище. Скоропостижно и своевременно скончавшийся Андрей Леонидович, оставивший Альбиночке 75 миллионов бакинских, занимает могилку на Лайковском кладбище. Веселая вдова называет себя „декоратором“ и обитает в основном во Франции. Всем хорошо, всем спокойно. C’est la vie».
И там вообще какие-то чудовищные комменты.
patriot94
Mar. 1st, 2010 05:37pm (local)
ппкс.
Вообще не понимаю эту скорбь о выскочке, который для страны и Народа ПОЛЕЗНОГО не сделал ничего.
kitaigorod
Mar. 1st, 2010 07:10pm (local)
Неплохо. Меня всегда умилял пафосный траур демократов по «гениальной» жертве этого междусобойчика…
djaglavack
Mar. 1st, 2010 07:29pm (local)
Время другое было. Еще советская простота и лоховство из извилин не выветрились. Сердца у людей еще не очерствели, как сейчас, когда кроме денег и вне денег никто ничего серьезно не воспринимает. Короче, в 1995 г. я, тогда 17-летний мальчишка, — плакал. А сейчас, попади я в то время, наверное, только бы деньги делал, делал, делал, делал, делал, делал. Ах, было же время, когда можно было подняться! Когда квартиры в Казани стоили 7–8 тысяч баксов, когда дачу с домиком можно было за 700 баксов купить… Когда за бутылку коньяка можно было дела продвигать и т. д. Не повторится это чудо вновь. Пока лохи о Листьеве плакали, умные люди вырывали свой кусок недооцененных активов!
Попадались мне и относительно нейтральные отзывы; например: «Для Коржакова Листьев действительно был идеальной наивной фигурой. На ОРТ он хотел быть продюсером развлекательных программ и не видел себя ни в чем большем. Правда, Коржаков и Комельков требовали от Листьева совсем другого: подчинения всего рекламного рынка на ОРТ, причем все средства, вырученные от реализации рекламного времени, должны поступать на счета, подконтрольные СБП Коржакова. Листьев ждал в те дни представителей солнцевской группировки, которые должны были прийти к нему с требованием отступного в несколько миллионов долларов, так как проект, в котором они были заинтересованы, оказался Листьевым провален. Листьев просил Комелькова вмешаться и оградить его от денежных домогательств „братков“. Простейшей формой защиты, как полагал Листьев, был бы отказ им в выдаче пропусков в здание на Останкино. Факт выдачи пропусков „солнцевским“ представителям означал для Листьева, что Комельков и кураторы из СБП его бросили. Возможно, соответствующее указание от Комелькова получили именно „солнцевские“ бандиты. 1 марта 1995 г. Листьева не стало. Он был убит в подъезде своего дома. Предположить, что Комельков провел эту операцию без указания Коржакова, невозможно».
Меня совершенно деморализовали читательские отклики на материалы, посвященные 15-летней годовщине гибели Листьева. Конечно, правы коллеги, которые говорят, что комментарии пишут в основном «моральные уроды» и «сетевые дрочеры», пытающиеся таким образом «^компенсироваться». Но все-таки, по мне, несправедливо злобствовать в отношении расстрелянного кумира только потому, что он не бедствовал материально.
Есть особый жанр лаконичных комментов в Интернете. Речь идет не о трепетном развертывании тезисов, не о яростной полемике, нет. Здравствует достаточно обширная категория сетевых комментаторов, которые ограничиваются высказываниями типа «Опарыш!», «В Израиль», «Молчал бы уже». Из-за этого подавляющее большинство социально значимых ратуют за истребление анонимности в Интернете. Тем более что, допустим, с точки зрения спецслужб, никакой анонимности там нет.
Удивительно, но своя доза яда находится у этих ущербных для всех. Без исключения. В том числе и для тех, кто, с точки зрения социума, почти что канонизирован. Жесткий чулпангейт это подтвердил. Даже для Хаматовой, чья миссия, вне сомнения, благородна, эти любители спустить яд нашли в своем лексиконе пару-тройку гадостей. Они бы и мать Терезу порвали, как Тузик грелку, если бы она вела ЖЖ или выкладывала что-нибудь на Youtube.
Любопытно, что основной аргумент этого рода анонимов — «А ты кто такой?». Напомню, что этот истерический вопрос тов. Паниковского Остапу Бендеру носил совершенно риторический характер. Вопрошавший, конечно же, знал на него ответ. В Сети, как и в незабвенной сцене из «Золотого теленка», этот клич тождествен насупленному утверждению «Ты — никто». И задается он, естественно, теми, кто по сути-то есть НИКТО. И останется никем. Сетевое чмо прекрасно это про себя понимает. Это так называемая проекция. Ведь один из самых популярных упреков несчастных анонимов — зависть. Вот, например, написал публицист нечто о Михаиле Прохорове. И что? Самые слюновитые отклики в основе своей имеют тривиальную посылку: «Ты, сука, завидуешь, потому что Прохор-то богатый и красивый». Вне сомнений, это предположение приходит в голову завистливым. В первую очередь именно завистливым. Более того, человек набирающий на клавиатуре слово «опарыш», адресованное автору некоего текста, вызвавшего как бы недовольство, по сути-то себя ощущает этой самой личинкой. Ему плохо. Жена не дала (или муж изменил), на работе неприятности, соседи обижают. Единственная возможность как-то компенсироваться: бежать из оффлайна туда, где его не знают, и быстро-быстро выкрикнуть что-то неприятное. В реальной жизни такие комментаторы рисковали бы получить по морде. За любое из такого рода высказываний. Более того, в реале всегда есть опция взаимной коммуникации. Контраргумента. Диалога, наконец. Прекрасную зарисовку видел в Facebook’e у Миши Дегтяря:
«Сегодня очищал машину от снега. Злобную тетку увидел еще метров за двадцать. Такие обычно знают, как себя нужно в церкви вести. Лет 65. Сухие губы, злобный взгляд, черный платок. Подходит ближе. Вижу, что хочет грубость сказать. И точно:
— Ну что, не нравится тебе НАША зима?
Вопрос года… Обычно сразу посылаю, но здесь захотелось по-другому.
— Тетка, — отвечаю, — я свой. Еврей!..
Взглянула недобро, но ответила:
— Я думала, чурка.
И пошла себе».
Вот и поговорили. Да. Тетка не знает интернетов. Но внучок ее вполне может на какой-нибудь сетевой пассаж того же великолепного мегарепортера Дегтяря излить стакан слюны. Безнаказанно. Без всякого риска получить в ответ не то что весомую оплеуху, но даже остроумную реплику. Но на самом деле запрещать анонимные извержения тупой злости в Сети нельзя. Ни в коем случае. Потому что бессмысленные ядовитые комменты для этих ущербных комментаторов — отдушина. Они имеют дешевую возможность разрядиться и вновь подставить спины под плеть своего несчастливого быта. А если ограничить уродцев в этих болезненных упражнениях, неведомо к чему они в результате придут. Может, начнут просто мелко гадить соседям, а может, и младенцев станут душить. Помню, смотрел сюжет про какого-то киевского живодера, методично истреблявшего четвероногих. По мнению людей, знавших паренька, он в целом-то был «культурный», тихий ребенок. А родители запретили ему часами за компом просиживать, чтобы «зрение не испортил». Вот мальчик и реализовал свою тягу к прекрасному. Отомстил мирозданию, как смог. Право, лучше бы ослеп вовсе малолетний садист. Хотя, с другой стороны, помню, на записи программы «Право голоса» не без изумления узнал, что знаменитый главред культового мужского глянца в детстве истязал кошек. И Николай пытался доказать собравшимся в студии, что это, мол, нормально. «И все мальчики так делают». Не все. Нет. Не все так делают. Однако вот ведь что занимательно: из юного живодера может вырасти любимец публики, востребованный руководитель. Это не весело. И не грустно. Это так, как есть. Пусть растут все цветы? Ну-ну. Пусть растут.
Не знаю, надо ли с этим сражаться? И со всякими прочими сетевыми недугами? С бесконечным нашим самоедством? Некоторые пытаются. Прекрасно написал об этом Максим Кантор, один из немногих современников, общение с которым меня лично перепахало:
«Мы русские — разве этого мало? Это отдельная цивилизация с отдельной географией, историей, обычаями, привычками и физиогномикой, она абсолютно ни на кого не похожа. Британский историк философии Арнольд Тойнби, например, называет ее православной цивилизацией.
В абсолютно неистребимом комплексе неполноценности, которым страдают все наши интеллектуалы. Почему надо хаять свое прошлое и свою страну и в этом находить удовольствие, я понять не могу! И вот весь этот комплекс зависти, стремления подглядеть, что в тарелке у соседа, в сочетании с величайшими порывами благородства и самопожертвования — это и есть, по-моему, загадка русской души. Такого комплекса неполноценности, который переживает русская интеллигенция, я не могу себе вообразить ни в Германии, ни во Франции… Представить себе, что француз страдает от того, что он не похож на англичанина, — нереально! И даже англичане, которые не могут научиться варить картошку, чтобы ее можно было съесть, переезжая во Францию, где все очень вкусно, не испытывают ни перед кем такого комплекса.
В самой категории сомнения ничего дурного нет. Рефлексия — это очень хорошее качество. Когда общество разделилось на славянофилов и западников, это было крайне продуктивно: и тот и другой путь своим конфликтом стимулировали страну к развитию. Аксаков, Киреевский, Чаадаев, Хомяков, Белинский, Герцен — они могли быть не в согласии, но это не означало, что они друг друга подсиживали, писали доносы в партийные организации и требовали изгнать своего оппонента из профессии. Они предлагали рецепты развития общества, исходя из идеи всемирной истории. Всем русским мыслителям казалось, что мы не до конца соответствуем своему историческому предназначению. Любая культура переживает этот дуализм, Россия в этом смысле не исключение.
Русские, когда определяли свой исторический путь, запнулись на определении „кто они?“. Европейцы, азиаты или недоевропейцы, и еще надо учиться быть европейцами?.. Сегодня мы имеем дело не просто с вечным диспутом славянофилов и западников. Нынешние исторические волнения совпали с периодом „холодной войнь", абсолютно идеологизированной и во многом фальшивой пропаганды как со стороны социалистической, так и со стороны капиталистической. Нельзя сказать, что брежневско-хрущевско-андроповская пропаганда все врала, а рейгановская и тэтчеровская говорила одну правду. Врали с двух сторон одинаково безобразно и безбожно.
Но несчастный русский западник оказался жертвой „холодной войньГ. Вот как есть инвалиды Второй мировой, так же есть и инвалиды „холодной“, и им тоже надо выдавать квартиры, пособия и медали. Их обучили, что существует только одна цивилизация — европейская, а русские должны под нее подверстаться. Если бы это сказали Герцену, он бы с ума сошел… Он выступал против европейского мещанства так резко, как не приснится газете „Завтра“. Если цитировать Герцена, то Проханов рядом с ним покажется Шендеровичем».
Помнится, в знаменитом советском лагерном эксперименте, когда в отдельную зону дружно выселили отверженных, они умудрились установить те же зверские порядки унизительного подавления, от которых страдали сами. Причем гораздо более откровенные и жестокие. Конечно, истории ведомы дерзкие оптимисты, «душелюбы и людоведы» типа Виктора Франкла или Эриха Фромма (о беспечно веривших в Человека бодрых подвижниках теплого Ренессанса упоминать не буду), которые допускали наличие в электорате (вернее, человечестве) скромного процента мыслящих, которые живут по принципу «быть», а не «иметь». И живут, не теряя человеческого достоинства. Не теряя ни в каких ситуациях. Вот представители такого человеческого материала могли бы рулить социумом более или менее внятно, полагаю. И поставлять толпе отличных диктаторов (ну что может быть лучше просвещенной и благородной авторитарной власти? Уж точно не порядок туповатого большинства.). Но почему-то такие люди и близко не подходят к вельможным структурам управления. Не заманишь их туда, не прельстишь сладостями чиновничьими. Чувство изящного не позволяет, видимо. Бог весть. Но сложно, право, представить себе академика Лихачева, отважно дебатирующего в Думе с юристом Жириновским. Не потому что покойный. Или академик. А потому что — Лихачев Дмитрий Сергеевич.
Чтобы оценить безрадостные масштабы экзистенциальной катастрофы, достаточно вспомнить старика Зигмунда с его членением личности на три уровня: уровень «оно» (животного, которое хочет все сожрать, всех употребить и ни с кем не поделиться); уровень «сверх Я» (привнесенной морали и ценностей, которым ни один индивид никогда не соответствует); и уровень «Я» — собственно личности, которая истерически мечется посередине, мучимая, с одной стороны, желанием все сожрать, а с другой — чувством собственного несовершенства.
Фрейд был прав — общество, какое ни возьми, с безжалостностью будуарного зеркала отражает эту структуру, напоминающую ступени, по коим «горящая нефть хлещет с этажа на этаж». Любое законченное человеческое формирование — от банды (и государства) до религиозного братства — функционирует, похоже, так же, как сам хищник — homo sapiens. И лишь появляется возможность спесиво наплевать на неудобное «сверх Я», жадное и прожорливое «оно» безжалостно берет верх. То есть стоит заползти туда, где можно цинично забить на все, оскотинивание происходит стремительней юношеского оргазма. И какой человеческий проект вблизи ни рассмотри — везде одно и то же, — идеи неплохи, исполнение — катастрофическое. А если бы это было не так, мы бы и по сей день счастливо и безмятежно жили в традиционном обществе.
Поэтому в любом социуме, который никогда не оправдывает ничьих ожиданий, даже пресловутой «элиты», постоянно возрождается идея «добра и справедливости». Идея, которую обязательно кто-то должен привнести извне. Вот на что нужны варяги. Из этого ведра, кстати, и крылатое выражение «нет пророка в своем отечестве». Внутри, увы, ничего не взрастить, не культивировать — затопчут.
Спрашивается — какой же выход? А его нет. Так и будут чужеродные пророки приносить судьбоносные проекты. Проекты, которые следующие поколения благополучно нивелируют, изгадят — хотя бы потому, что процент «достойных» слишком мал. Мал для того, чтобы переформатировать человечество, пожирающее самое себя. И самой правильной, конечно, была бы реформированная идея каст, предписывающая каждому заниматься тем, к чему предназначен. Просто нельзя тупо опираться на происхождение (да и кто знает, где чьи дети на самом деле…). За распределением младенцев по кастовым категориям присматривать должен отряд продвинутых инопланетян. Которых, в свою очередь, кто-то должен грамотно взрастить. Однако, как говаривал любимый вождь страны бесплатных советов, — попытка не пытка. Разочаровал капитализм? Давайте пробовать новые варианты. Они уже зреют в горах Кавказа, и мятежи арабского мира — это только цветочки.
Ну а Листьев… Листьев тогда, в середине 90-х, верно вычислил флюиды экономического аспекта, но не пожелал идентифицировать себя с величественной Системой. Та же самая история, что и с Ходорковским: получив от системы все, человек самонадеянно пытается обмануть породившее его. Не получается. Почти никогда. Наполеон Бонапарт не смог. Что не уменьшает, впрочем, масштаб личности императора. И Влад тоже воздвиг памятник себе нерукотворный. В форме Колеса Фортуны.
Великолепный ведущий, блистательный шоумен, потрясающей щедрости продюсер, отдававший чемпионски разогнанные им проекты направо и налево, Влад Листьев был героем СВОЕГО времени. Просто он не заметил, когда оно кончилось.
После того как первую премию имени Листьева вручили Леониду Парфенову (2010), я обсуждал эту тему с Мукусевым. Владимир мне сказал:
«Вспомним, что в 1995 году, за год до президентских выборов, Березовский, создавая ОРТ, предложил Листьеву стать его главой. Делал он это не только для того, чтобы с помощью настоящей, а не дутой телезвезды модернизировать бывшее ЦТ, но и решить сверхзадачу: новый телеканал должен был заставить страну „проголосовать сердцем“ за президента Ельцина. Убийство Листьева помешало, но не остановило Березовского. Быстро нашлись безымянные тогда „подберезовики“, которые для достижения поставленной цели цинично использовали даже сам факт убийства. Для предвыборной истерии мертвый Листьев был даже полезнее Листьева живого. Сегодня, за год до выборов, задача перед властью стоит прежняя — сохранить свой режим. Конечно, можно написать любые цифры и объявить любые результаты голосования. Но надо хотя бы перед Западом соблюсти какие-то приличия — дескать, у нас, в России, тоже демократия, блин. И вот тут-то и сработает проект „Парфенов“. „Говорил, что у нас телевидение плохое — пожалуйста, делай хорошее“. Конечно, канала ему никто не даст. Власть понимает, что Парфенов — это Листьев „в таблетках“: ни его большого таланта журналиста и телеведущего, организатора телепроизводства, ни его огромной популярности и действительно заслуженной народной любви у Парфенова нет и в помине. Но что-то предвыборное, типа „голосуй сердцем“, во главе чего будет стоять раскрученный к тому времени Парфенов, появится наверняка. А ведь можно было хотя бы сыграть в порядочность. Например, отдать листьевский миллион в фонд помощи семьям погибших журналистов. Создав этот фонд и возглавив его. На сегодня их более двухсот — журналистов, убитых в „демократической России только за то, что они были журналистами, а не представителями другой древнейшей профессии. Но это мы потеряли коллег — семьи потеряли кормильцев. Как живут эти семьи сегодня, особенно в провинции, нетрудно догадаться. Ни учредители премии, ни Парфенов о них не вспомнили. Они думали „о домике в Жаворонках с коровой, да с кабанчиком“. Ведь деньги не пахнут. Даже если они пахнут кровью».
В свое время Анатоль Григории Лысенко, отвечая на вопрос: «Кто у нас теперь „за Листьева“ — Дибров, Парфенов?» — резонно приговорил:
«Дима, конечно, небесталанный человек. Некоторые его вещи я смотрю просто с удовольствием. Но в нем город Ростов, неистребимый Ростов. И за ним, как за Парфеновым, нет жены Лены Чекалиной. Ведь когда Парфенов пришел на ТВ, он хотя и владел очень приличными знаниями — типичный сын учителей, — но был такая глухая провинция! Вологда в нем очень чувствовалась. Хотя этого не отнять, был невероятно трудоспособен. Но за ним стояла Лена Чекалина — со стальной волей, знаниями, жесткостью, неудовлетворенными амбициями. Она вела его по жизни. Или Олег Добродеев и Женя Киселев. Ушел Добродеев, и Киселеву в „Итогах“, кроме бэканья и мэканья, самостоятельно ничего не удалось. „Э-э-э“ он произносил авторски просто блестяще, а больше ничего. Самостоятельность на ТВ — вообще очень редкая штука».
Дмитрий Ольшанский как-то написал у себя в дневнике прекрасное: «Есть „Деды Хасаны“ от „культуры“ — хитрые, циничные, очень небедные люди, сидящие „на хозяйстве“ оркестров, театров, всякой недвижимости и проч. Они стараются дружить с любой властью, поскольку „делают дела“. В 1990-е они были „космополиты“, потом стали „патриоты“, потом будут еще кем-нибудь. Оценивать поступки Башметов, Табаковых, Захаровых и Михалковых с точки зрения интеллигентской нравственной рефлексии бессмысленно. При этом они в каких-то случаях могут быть и талантливыми людьми — подобно тому как директор овощебазы, помимо того, что он вор, ловкач и бандит, в каких-то случаях может за километр отличить плохой огурец от хорошего».
Когда весной 2012 года Леонид пытался на «Дожде» выступить в тандеме с Познером, ироничный Аркадий Кайданов высказался у себя в Facebook’e:
«Помните у Вознесенского: „Не возвращайтесь к былым возлюбленным — былых возлюбленных на свете нет“? Все-таки нельзя возвращаться в эфир после долгого отсутствия в нем. Ничего путного из этого не получается. Не получается даже у самых культовых телеведущих. Все ограничивается краткой радостью узнавания. „И снова здравствуйте!“ Встретив некогда любимого человека, наскоро пообнимавшись и обменявшись ритуальными вопросами, понимаешь, что больше говорить и не о чем. Навскидку: Доренко, мелькнувший на РЕНе, Сорокина — на 5-м, Миткова на своем месте — в новостях НТВ. И что? Да, замечательная Сорокина была вынуждена работать в несколько несвойственном формате. А и все равно. Теперь вот Парфенов. Самый из всех недавно отсутствующий. Телекритики прильнули — что-то ищут, что-то находят, что-то додумывают. Потому как — тоже люди. А новой аудитории — по фиг! Бывшие кумиры не стали хуже. Они просто стали не нужны. Здесь и сейчас. Такие времена. Поэт калибром поменьше и рангом пониже Вознесенского — Николай Ееоргиевич Новиков, — написал:
„Можно в те же вернуться места,
Но вернуться назад невозможной
Может, никто бы и не прочел, но Астафьев взял эти строки эпиграфом к своей „Царь-Рыбе“. Сейчас Парфенов, да и, пожалуй, Познер, пытаются ухватить за хвост свою, кажущуюся им золотой, рыбку — „ДОЖДЬ“. Неа, Познер уже сделал все, что мог. И Парфенов — все, что мог. Его „багатая“ ретруха на Первом временами балансировала на грани хорошего вкуса. Познер — стайер с серьезной подготовкой. Его хватило на „подольше“. У Парфенова оказалась более короткая дыхалка спринтера. Он уже из поколения, которому для успеха было достаточно легковесной нахватанности, личного обаяния и умения талантливо подсунуть российскому телезрителю котлету, давно зажеванную на Западе — инфотеймент, стенд-ап в движении и т. п. Бывшие кумиры ни в чем не виноваты. И никто не виноват. Если бы Пеле и Круифф вышли сейчас на поле — на них посмотрели бы с ностальгической слезой. Минут десять. Мадам Тюссо не напрасно придумала свой Музей восковых фигур».
Я не могу не согласиться с тов. Кайдановым. Однако считаю, что тот проект (Парфенов + Познер) должен был появиться и умереть именно на этом канале. «По Сеньке и шапка». Ребята там работают непрофессиональные, и в таком контексте особенно блистательно смотрится трогательный непрофессионализм признанных отечественных ТВ-мэтров.
Почему-то прихрамывающих балерин не бывает, а вот дикторы (ну хорошо, не дикторы, просто ведущие) с легким дефектом дикции — это у нас нормально.
Ну ладно Познер, человек тотально заслуженный. Ему можно, короче. А вот шикарные перлы парфеновские пропустить было сложно. Ну настолько безграмотные, что хоть сейчас — в пособия журфаковские. Ведь одно дело, когда милая и бесспорно талантливая девочка-актриса Алла Михеева играет в шоу «Вечерний Ургант» начинающую наивную журналистку и с очаровательной улыбкой лепит в студии «я брала репортаж», а другое, когда солидный обладатель «ТЭФИ» и кумир либералов российских на полном серьезе произносит, ничуть не смущаясь: «В разных регионах эта разница разная», «Книга была во многих начитанных домах», «Квартира тоже получила развитие» (о сюжете с недвижимостью бесстыжего РПЦ-олигарха). Спрос разный. От юной певички из начинающей группы и оперной дивы ждут разного (к вопросу о разницах) уровня исполнения.
Все эти образцы — из премьерного, показательного эфира на «Дожде» (последующие не смог себя заставить отсмотреть). И ведь что занимательно. Косноязычие, которое, казалось бы, непростительно даже какому-нибудь гостю эфира, сходит с рук мега-супер-пупер-профи со стажем в четверть века! Уровень журналистики в стране такой, что совершенно не замечают эти ляпы коллеги мэтров, а сами «телелегенды» просто не заморачиваются, поскольку привыкли к тотальному обожанию в медиасреде, которое позволяет им игнорировать рейтинги. Это закономерно. Какова власть, такова и оппозиция. Кремль забивает на общественное мнение, а кремлевские оппоненты — на аудиторию. Важен лишь внутрикомандный расклад. И для тех, и для других. Как это мило.
Еоворят, зависть бывает двух форматов: белая и черная. Завидую ли я Парфенову? Хотел бы я получить премию имени Листьева (статуэтку + миллион) и при этом ритмично объяснить вручившим, что все они — ничтожества, обслуживающие кровавый режим? И да, и нет. Миллион хотел бы, угу, не Перельман я ни разу. Но вот сомневаюсь, что отважился бы на этот подвиг. Подвиг зачитывания обличительного текста перед аудиторией, все прекрасно понимающей.
За двадцать лет до скандального вручения, в декабре 1990-го, тогдашний глава Еостелерадио СССР запретил легендарную программу «Взгляд». И это — лучшее, что советский медиаменеджер Леонид Кравченко сделал для медиаиндустрии. Умирать нужно в срок, без пластических операций, очистительных клизм и аппаратов искусственного дыхания. После расстрела Джона Леннона на вопрос: «Что нужно для воссоединения квартета The Beatles?» — отвечали:
— Три пули. Всего три пули, детка.
Когда ушел из жизни Джордж Харрисон, ответ, естественно, модифицировали: «Две пули».
Что нужно — в контексте расстрела Влада Листьева — для возобновления проекта «Взгляд»? Веерная очередь из «Калашникова», которая уложила бы добрую половину присутствовавших на церемонии парфенизации нашего ТВ. Я спросил экс-коллегу, сидевшего в том зале:
— А правда ли, что Парфенов опоздал на мероприятие?
И ТВ-мэтр в ответ ухмыльнулся:
— Ну как тебе сказать… По-моему, ооочень вовремя. Как всегда, вовремя.
А ведь я помню «взглядовские» баталии: все были такиииими романтиками. А стали такиииииими циниками. Пройдя огонь и воду, испытания медными трубами не выдержали. Гласность заменили на огласку — и все дела.
Но завидую ли я? Риторический вопрос. Все дело в проекции. Завистливому кажется, что все остальные завидуют успеху. Просто последний трактуется по-разному.
Зато когда академика телеакадемии Л. Г. Парфенова на полном серьезе сравнивали с диссидентом-академиком А. Д. Сахаровым, я, право, как бы завидовал тем, кто в интернетах не блуждает и подобные экзерсисы не наблюдает. Это как — в пассаже профессора Преображенского — «советские газеты натощак читать». Когда реформировали (а, ну да, забыл — положено писать «громили» или «разгоняли») киселевское НТВ в 2001 году, коллеги Парфенова всерьез сравнивали себя с моряками утонувшей за год до этого подлодки «Курск». Они реально сходят там с ума «потому что им нечего больше хотеть» (©БГ): останкинская башня радиоактивит их ядовитыми излучениями. Тот факт, что фуа-гра придется заменить куриным паштетом и с французских вин перейти на чилийские, равнозначно мучительной гибели в торпедированной субмарине.
Тогда все, кто могли, обменялись мнениями по поводу выступления Парфенова. Амплитуда мнений впечатляющая: согласно одним, Парфенов — совесть нации, другие же считают его опытным интриганом, который на волне медведевских чаяний антизастоя надеется уловить толстую рыбку в мутной воде — т. е. получить какой-нибудь канал или руководящую должность; ведь унизительно в его не юном возрасте быть рядовым ведущим одного из многочисленных телешоу (далеко не самом рейтинговом к тому же), после того как он уже вполне заслуженно прослыл телегением, порулил в качестве генпродюсера каналом НТВ и поредактировал в качестве главреда еженедельник «Русский Newsweek».
Все существующие объяснения его обличительной речи, произнесенной в адрес коллег, пересекаются лишь по одному параметру — в его демарше ищут смысл. Кто-то считает, что Парфенов не мог скрывать от коллег свои чувства по отношению к унизительной роли, которая отведена честной журналистике в нашем несовершенном государстве, не мог мириться с цензурой, постоянным давлением и гнетущей несвободой. Смысл выступления, таким образом, заключался в расстановке точек над всякими «і».
Другие предположили, что коли речь телезвезды была сбивчива, а текст зачитан по бумажке, что никак не коррелирует с криком души (и, право, трудно смоделировать эмоциональный всплеск, заранее отмеренный/отрезанный), значит, смысл произошедшего заключался в том, что Леониду кто-то сделал предложение, от которого нельзя отказаться. А внутренние метания его чуткой души сказались на манере поведения.
Обе версии герою в целом льстят. Ибо он предстает перед публикой либо отважным идеалистом, рискующим карьерой ради справедливости, либо опытным подковерным игроком с мятущейся порою душой (ведь если бы он был полным негодяем и сознательно подставлял коллег под неприятности — руки не дрожали бы).
Но никто из высказавшихся не предположил, что акция Парфенова абсолютно бессмысленна. Что у телеведущего просто съехала крыша, и он просто не подумал о том, какие могут быть последствия. А ведь именно эта мысль читалась на лицах присутствовавших.
Виделись в глазах топ-телевизионщиков и сочувствие, и легкая растерянность. Досада и понимание, что демарш придется расхлебывать, что называется «всем миром».
Я помню многих. Довелось работать не столько с ними, сколько НА них. Эдуард Сагалаев, который возглавлял перестроечный ТВ-авангард. Режиссер «Взгляда» Иван Демидов, креатививший уникальные жанры. Анатолий Лысенко и Александр Пономарев, которых в «молодежке» называли «зонтиками, по которым стекает кремлевское говно»: они не только определяли стратегию реформ нашего ТВ, но и героически принимали на себя удары сверху, прикрывая ведущих и редакторов, и расплачиваясь за это порой сердечными приступами. Не будь их всех, не было бы, собственно, и премии имени Листьева, поскольку и Влада — как блистательного новатора и безупречного символа — не было бы. Нечего было бы Парфенову вручать.
В 2001 году Леонид Геннадии, грамотно сдав своих однополчан из пресловутого УЖК (Уникального журналистского коллектива) НТВ, возглавил этот канал в качестве генпродюсера.
Даже бессмысленные поступки недалеких людей, у которых могут случаться критические дни (независимо от пола и возраста), неизменно обрастают порой весьма остроумными толкованиями. И Парфенов давал пищу для подобных размышлений не раз — достаточно вспомнить историю его прихода в эфир к Дмитрию Диброву в разгар исторического конфликта на НТВ.
Но ведь не все люди рождаются с мозгом! Многие и без него прекрасно живут, совершают идиотские поступки и бессмысленные действия, которые потом компенсируются чужим идиотизмом, а коллективный разум, пусть и по кривой, но вывозит. И в каждой профессиональной среде есть свои юродивые. Просто медийных лучше видно ввиду специфики СМИ.
Мой вопрос: может ли Леонид Парфенов сделать какой-нибудь проект общественно-политической направленности, созвучный «Взгляду»? Каким ты помнишь его по «молодежке»?
Сергей Ломакин:
— Честно сказать, я невысокого мнения о Парфенове. Я рискую быть немодным, но я не склонен преувеличивать роль Парфенова на российском телевидении. Все, что сделал Парфенов, — это талантливо перенесенные западные программы на российское телевидение. Об оригинальном креативе Парфенова я не могу ничего сказать. Что же касается возможности сделать проект, созвучный «Взгляду», то, думаю, это не про Парфенова. Парфенов всегда был далек от политики, и все его проекты никакого отношения к общественно-политической направленности не имели. Он, скорее, основатель американского направления на нашем телевидении, такого как инфотейнмент. «Мы информируем — вы развлекаетесь». А «Взгляд» исповедовал другой принцип — «Мы информируем — вы думаете».
Анатолий Малкин:
— Нет, не может и не будет. Парфенов всегда был очень талантливым телевизионным персонажем, но при этом был трусоватым и приспособленцем.
Александр Политковский:
— Парфенов сам обозначил себя в пространстве: «не борец»; в речи, которую промямлил по бумажке в присутствии странных людей. Что за сообщество? Угол и Сэги! Из присутствующих точно никто уже не способен руководить подобным «Взляду» проектом. Сытость застит очи.
Российская государственная телерадиокомпания (РГТРК) «Останкино» образована в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 27 декабря 1991 года № 331 на базе упраздненной Всесоюзной государственной телерадиовещательной компании.
Как показала проверка, финансово-хозяйственная политика, проводимая руководством РГТРК «Останкино» не в полной мере осуществлялась в государственных интересах, а заявление бывшего председателя компании Яковлева А. Н. на заседании Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации 10 марта 1995 года «О катастрофической нехватке бюджетных средств на производство и распространение программ» сделано без учета возможностей, предоставленных компании законом «О предприятиях и предпринимательской деятельности». В соответствии с Положением о Российской государственной телерадиокомпании «Останкино», утвержденным Указом Президента Российской Федерации от 2 апреля 1993 года № 421, последняя функционирует в соответствии с указанным законом.
За 1994 год численность сотрудников компании (5218 чел. на 01.04.94) сократилась на 922 человека, из них административно-управленческого персонала — на 51 человека, творческих работников — на 655 и обслуживающего персонала — на 216 человек. То есть на конец 1994 года из общей численности сотрудников компании доля административно-управленческого персонала увеличилась на 6 %, творческих работников уменьшилась на 1,6 % и обслуживающего персонала — на 3,8 %.
В прошлом году основная деятельность компании в области телевидения была направлена в основном не на создание телевизионных программ собственными силами, как прежде, а на их закупку у коммерческих структур. Приказом от 8 июня 1994 года № 198 была образована комиссия по закупкам телепередач, кино- и видеофильмов. Председателем этой комиссии назначен первый заместитель председателя компании Шевелев Г. А., а заместителем — Дмитриев А. А. - заместитель председателя компании. Этим же приказом образованы две рабочие группы: по закупкам литературно-художественных, научно-популярных, музыкально-развлекательных, спортивных, детских и юношеских телепередач, кино- и видеофильмов под руководством Разбаша А. А. - зам. председателя компании и по закупкам информационно-документальных телепередач, кино- и видеофильмов под руководством Шипитько Г. И. - зам. председателя компании.
Положение об этой комиссии не разработано. Протоколы заседаний рабочих групп не велись, хотя закупочная деятельность активизировалась.
Из общей стоимости телепередач IV квартала в сумме 42,8 млрд рублей на покупные затрачено 28,1 млрд рублей и 1638 тыс. долларов США (приблизительно 5,2 млрд рублей) или 78 %, при 24 % вещания этих программ в общем объеме оригинального вещания (1160,2 часа)!!!
В 1994 году средняя стоимость одного часа оригинального вещания на телевидении собственных передач составляла 9,3 млн рублей, совместных — 45,7 млн рублей, покупных -125,8 млн рублей и 2,2 тыс. долларов США.
Стоимость одной собственной программы, например по студии «Эксперимент» в 1994 году, составляла от 9,5 до 24 млн рублей, а стоимость покупной — от 49 млн рублей до 54,2 тыс. долларов США.
Необходимо отметить, что основная часть телепродукции закупалась у сравнительно ограниченного круга частных телекомпаний: «ВИD», «РЕН-ТВ», «АТВ», «АМиК», «Ассоциация содействия развитию детского телевидения Компании ЛТД», «ИнтерВИД», «Видео АРТ» и другие, в состав учредителей которых входят лица, занимавшие ранее или в настоящее время руководящие должности в подразделениях и самой РГТРК «Останкино».
Как правило, закупка телепрограмм производилась у учрежденных ими же коммерческих структур. Причем цены за программы устанавливались без анализа и оценки фактических затрат на их производство.
Например, ТО «Эксперимент» закупало программы в основном у АОЗТ «Телекомпания, ВИD“» (учредители: директор бывшей студии международных программ и видеобмена Любимов А. М., Политковский А. В., Листьев В. Н., бывший директор ТО «Эксперимент» Разбаш А. Л.), а также у корпорации «ИнтерВИД», в состав учредителей которой входят АОЗТ «Телекомпания „ВИD“», Любимов А. М., Листьев В. Н.
Как правило, программы у частных телекомпаний закупались по самым высоким ценам. Например, в январе 1995 года программа «Белый попугай» закуплена по стоимости 35 тыс. долларов США за один выпуск, «Капитал-шоу „Поле Чудес“» — 60 тыс. долларов США, «Политбюро» и «Час Пик» по 17,5 тыс. долларов США!
Сравнение фактических затрат (их обоснованность не проверялась) АОЗТ «Телекомпания, ВИD“» на производство программы «Час Пик» по договору от 18.10.94 № 2588 с закупочной ценой показала, что фактическая стоимость ее (с учетом заложенных в смету накладных расходов в 55 % и рентабельности в 50 %) составила 18,3 млн рублей (6,1 тыс. долларов США), а куплена эта программа за 40 млн рублей (13,4 тыс. долларов США) без учета НДС и спецналога. Прибыльность АОЗТ от этой программы составила 328 %.
В то же время творческие и производственные мощности государственных предприятий РГТРК «Останкино», ТО «Экран» и «ТТЦ» простаивают…
Творческих работников увольняют под любым предлогом или переводят в резерв с минимальной заработной платой. В настоящее время, например, в ТО «Экран» из 300 творческих работников в резерв переведены 250 человек.
За счет бюджетных средств (с разрешения Яковлева А. Н.) оплачивалась работа, заказанная политическими деятелями. Так, директор киностудии «Глобус» Литвак А. А. письмом от 20.06.94 № 14–37 обратился к Яковлеву А. Н. с просьбой оплатить стоимость полнометражного художественного фильма «Завещание Сталина», который был показан по телевидению по просьбе Бурбулиса Г. Э. перед выборами в Государственную думу. Оплата за показ этого фильма должна была быть произведена Бурбулисом Г. Э.
В связи с отказом последнего от оплаты, в июле прошлого года компанией по разрешению Яковлева А. Н. киностудии «Глобус» было перечислено 146 млн рублей (счет № 3 от 01.08.94). По сообщению директора Телерадиофонда Корнилова Ю. П., указанный фильм на хранение в фонд не поступал. Как указывает в своем письме Литвак А. А., кассета с этим фильмом осталась у бывшего председателя РГТРК «Останкино» Брагина и его заместителя Игнатьева — ныне депутата Государственной думы.
Вместо того чтобы заключать договора непосредственно с рекламодателями, рекламное время продавать, как правило, пакетом определенному кругу посредников — «Агентов», основными из которых были коммерческие фирмы «Премьер СВ», «ИнтерВИД», «Видео Интернешнл», «Телекомпания „ВИD“», «Аврора», «Контакт», «ЛогоВАЗ-пресс», студия «Остер».
Явно заниженная стоимость единицы рекламного времени дала возможность «Агентам» наживаться на его перепродаже более мелким коммерческим структурам, включая и иностранные. При этом необходимо отметить, что оплата услуг предприятий Минсвязи России, обеспечивающих распространение рекламы, Телевизионного технического центра оплачивается компанией из бюджетных средств.
Так, в соответствии с договором комиссии № 01/72 от 11 мая 1994 года фирма «INTER VIDEO COMMERCE LTD» (США), являющаяся обладателем прав на коммерческое использование рекламного эфирного времени в телепередачах АО «Телекомпания „ВИD“», «Поле Чудес», «Тема» и «Час Пик» (самая высокая стоимость одной минуты — 13,2 тыс. долларов США), поручила АО «ИнтерВИД» за вознаграждение совершать от ее имени поиск рекламодателей путем заключения соответствующих договоров с последними. АО «ИнтерВИД» платежными поручениями № 44 от 03.06.94, 45 от 07.06.94 и от 30.01.95 перечислил указанной фирме через КБ «Континентбанк» 838,3 тыс. долларов США.
Установлено, что фирма под таким же названием «Интервидео комм ерс» была зарегистрирована 12 августа 1991 года исполкомом народных депутатов г. Москвы за № 801, и от нее по платежному поручению № 376 от 29.12.93 за покупку рекламного времени в РЕТРК «Останкино» поступило 2,1 млн рублей.
Учредителями этой фирмы являются Мережко В. И., Удалов И. А. - один из учредителей АО «ИнтерВИД» и другие.
В марте 1994 года «с целью упорядочения рекламной деятельности» было создано акционерное общество «Реклама-холдинг» с долей компании в его уставном фонде в размере 30 процентов. Соучредителями этого АОЗТ стали в основном «Агенты», скупавшие большую часть рекламного времени в I полугодии: акционерные общества «Видео Интернешнл», «Премьер СВ», «Максима», «ИнтерВИД», «ЛогоВАЗ-пресс», студия «Остер».
Установленные приказом по «Рекламе-холдингу» от 05.08.94 № 7-П с 1 сентября 1994 года расценки 1 минуты рекламного времени в среднем в 1,5 раза, в рейтинговое время более чем в 2 раза, ас 1 ноября 1994 года соответственно в 2,6 и 3,5 раза превышали расценки компании.
Причем в наиболее рейтинговых передачах эфирное рекламное время продавалось по отдельным, еще более высоким, расценкам. Например, в передачах «Поле Чудес» 1 минута рекламного времени с 1 ноября 1994 года без НДС и спецналога стоит 45 тыс. долларов США, художественных фильмов в рубрике «Воскресный кинозал» — 30, телесериале «Дикая Роза» -35 тыс. долларов США. По самым скромным подсчетам, с учетом приказа компании (Яковлев А. Н.) от 20.06.94 № 208, разрешающего размещение рекламы в телепередачах с 1 июля 1994 года только от имени АОЗТ «Реклама-холдинг», последняя во втором полугодии за продажу рекламы должна была получить более 72 млн долларов США, или почти в 2 раза больше, чем по расценкам РЕТРК «Останкино», ив I полугодии 1995 года более чем в 2,5 раза (117,6 млрд рублей). По итогам работы за 1994 год компания от АОЗТ «Реклама-холдинг» дивидендов не получала. С 1 апреля с. г. деятельность ее приостановлена, кредиторская задолженность перед «Останкино» на 01.07.95 составляет 19,0 млрд рублей.
Московской регистрационной палатой АОЗТ «GMS» зарегистрировано 20 апреля 1994 года. В числе учредителей этого общества — АОЗТ «РТВ-ПРЕСС» в лице президента Яковлева A. Н. (бывшего председателя РЕТРК «Останкино»), фонд «Демократия» в лице Беляева А. А., директор и главный инженер Телевизионного технического центра Еорохов В. Н. и Соколов А.B., зять министра связи России — Андреев О. Н. - как физические лица.
Проверкой установлено, что РЕТРК «Останкино» не только не имеет никакой финансовой выгоды от сотрудничества с указанным акционерным обществом, а, наоборот, несет дополнительные расходы бюджетных средств.
Анализ плановых расходов показывает, что компания сняла в 1994 году со счета во Внешторгбанке на командировочные расходы 406,6 тыс. долларов США (при плане 55,0 тыс. долларов США), израсходовала на оплату счетов по использованию каналов связи 2654,88 тыс. долларов США (план 2000,0 тыс. долларов США) и на показ спортивных передач 2882,57 тыс. долларов США (при плане 2058,9 тыс. долларов США).
В 1994 году РГТРК «Останкино» командировало за рубеж 348 человек ив I квартале 1995 года — 37 человек.
Анализ командировок в счет бюджетных средств выявил следующие недостатки:
— приказ № 37-к на командировки 16 представителей компании в различные страны на период ноябрь — декабрь 1993 года был подписан 10.01.94 после самих командировок;
— председатель компании Яковлев А. Н. в соответствии с приказом № 965-к от 26.04.94, 219-к от 02.02.95 направлялся во Францию и Португалию по темам: «Городские свободы», «4-я сессия Независимой комиссии по вопросам народонаселения и уровня жизни» за счет валютных средств компании. Однако в связи с отсутствием бухгалтерских отчетов и отчетов по проделанной работе по этим командировкам целесообразность их финансирования за счет компании и сумму расходов установить не представилось возможным. Кроме того, совместно с председателем Яковлевым А. Н. (приказ № 1276-к от 02.06.94 по теме: «Новые русские инициативы») в США в период с 6 по 20.06.94 командировался Золотов Г. И., который не является сотрудником РГТРК «Останкино» и в приказе на командировку отсутствует. Командировка Золотова Г. И. принесла ущерб 2444 доллара США.
В I квартале 1995 г. на содержание корреспондентских пунктов было израсходовано 311,7 тыс. долларов США при смете 332,5 тыс. долларов США (приложение № 8). Однако корпункты, расположенные в АРЕ, Болгарии, Бразилии, Венгрии, Германии, Испании, Румынии, ЮАР, допустили перерасход.
Установить конкретно, по каким статьям сметы допущен перерасход, из представленных документов не представилось возможным. С прекращением телевещания РГТРК «Останкино», в связи с образованием АОЗТ ОРТ сотрудники уволились из компании, забрав с собой безвозмездно собранный видеофонд, созданный за государственные средства. В соответствии с распоряжением ПравительстваРФ от 21 января 1995 года № 97-р государственная доля акций в размере 51 % в АОЗТ ОРТ распределена между государственными предприятиями-учредителями следующим образом: РГТРК «Останкино» — 9 %, ИТАР-ТАСС -3 %, государственное предприятие «Телевизионный технический центр» — 3 %, Госкомимущество России — 36 процентов. Остальная доля согласно Уставу АОЗТ ОРТ принадлежит: АО «Ассоциация независимых телекомпаний» — 3 %, АО «ЛогоВАЗ» — 8 %, Национальному фонду спорта Российской Федерации — 2 %, банку «МЕНАТЕП» — 5 %, АКБ «Национальный кредит» — 5 %, АКБ «Столичный» — 5 %, РАО «Газпром» — 3 %, КИБ «Альфа-Банк» — 5 %, АКБ «Объединенный банк» — 8 %, АО торговая компания «Микродин» -5 %.
Проверкой установлено, что Госкомимущество России в счет своей доли в уставном капитале передало на баланс АОЗТ ОРТ имущество корпунктов в Индии, Германии, ЮАР, Чили, Великобритании, Испании, Бразилии и Болгарии только на сумму 3,15 млрд рублей, или 31,5 % уставного капитала. Причем стоимость переданного имущества определена не по рыночным ценам, сложившимся на 1 января 1995 года, как установлено распоряжением Правительства Российской Федерации от 4 апреля 1995 года № 435-р, а по балансовой стоимости.
Телевизионный технический центр, РГТРК «Останкино» и ИТАР-ТАСС свою долю акций не выкупили. По сообщению генерального директора АОЗТ ОРТ Благоволина С. Е., 50 % уставного капитала по поручению учредителей — коммерческих структур оплатил АКБ «Национальный кредит». Таким образом, государство фактически и юридически потеряло рычаги своего влияния в АОЗТ ОРТ!!!
Необходимо отметить, что АОЗТ ОРТ с 1 апреля 1995 года бесплатно эксплуатирует не вошедшее в уставный капитал имущество остальных 12 загранкорпунктов, 31 корпункта, находящегося на территории Российской Федерации, 22 — в странах СНГ, а также в занимаемых помещениях телецентра балансовой стоимостью 19,6 млрд рублей. Правительство РФ (распоряжение № 435-р) согласилось с АОЗТ ОРТ о выкупе последним указанного имущества, однако по состоянию на 15 июля с. г. оно не только не выкуплено, но даже не определена его стоимость с учетом рыночных цен.
В целом же АОЗТ ОРТ за три месяца своего существования задолжало РГТРК «Останкино» 52 млрд рублей за оборудование и программы, Телевизионному техническому центру — более 10 млрд рублей за предоставленные технические услуги.
В одном из первых номеров «Нового Взгляда» я опубликовал беседу с Александром Яковлевым, которую записал по моей просьбе лучший интервьюер страны Андрей Ванденко. Цитирую:
— Все возвращается на круги своя. Снова вы на Старой площади, снова в здании ЦК КПСС… Правда, теперь это называется иначе — Администрация Президента России, но ведь не в этом суть. Чисто внешне мало что изменилось: начиная со стен и кабинетов и заканчивая людьми, работающими здесь. По-моему, даже охрана у входа прежняя.
— Охрана, возможно, та же, а в остальном — не согласен. Это место стало другим. Хотя это не означает, что я отвергаю или осуждаю прошлое. Скажем, о Старой площади образца 1985 года у меня хорошие воспоминания. Тешу себя надеждой, что мне удалось тогда многое сделать для страны. Да и сейчас я здесь занимаюсь, на мой взгляд, нужным делом, возглавляя президентскую комиссию по реабилитации жертв политических репрессий. Дай бог, чтобы еще кто-то сделал для людей столько, сколько эта комиссия. Чего стоит лишь работа по восстановлению честных имен пяти с лишним миллионов советских военнопленных, прошедших не только через гитлеровские концлагеря, но и через фильтрацию сталинского ГУЛАГа? Нет, я не чувствую ущербности из-за того, что снова вернулся на Старую площадь.
— Эпитет вечного агитпроповца вас обижает?
— Нет, почему же? Спросите у главных редакторов газет и журналов, кто из них имеет на меня зуб? Конечно, кроме «Правды», «Советской России», «Московского литератора» и «Литературной России», с редакциями которых меня связывает старая «дружба». Если удастся найти достаточно денег, я обязательно издам два сборника, где без всяких комментариев дословно воспроизведу статьи и письма из «Правды» за 1937–1938 и за 1949–1950 годы. Напечатаю все те доносы и подметные письма, из-за которых потом расстреливали ни в чем не повинных людей. Одного опасаюсь: сборники получатся очень толстые. Интересно, как отзовутся на эти свидетельства истории в той же «Правде», которая сегодня берется учить демократии?.. Нет, я не стыжусь своей работы в агитпропе — ни до поездки послом в Канаду, ни после, с 1985 по 91-й год.
— В первую очередь зрелища?
— Нет, все-таки сначала — хлеб. Я, например, недоволен экономическим вещанием. Сейчас, в переходный период, необходима азбука рыночной экономики. Многие люди ведь страдают из-за собственного незнания. Нужна новая форма традиционных экономических материалов, которая поможет нашим согражданам найти себя в это трудное время.
— Александр Николаевич, вы словно сознательно упрощаете мои вопросы и тем самым уходите от ответов. Вам ли не знать, что и хлеб, и зрелища — это все же не главное. Телевидение — мощное оружие, которое понадобится в открывающемся скоро забеге в президентское кресло. Придут ребята с тугими кошельками, и очередная Мария из очередной мыльной оперы запоет те песни, которые ей закажут. Разве то, что заказное убийство стоит сегодня 5-10 тысяч долларов, а минута рекламы на телевидении чуть ли не вдвое дороже, не является косвенным доказательством, что любые попытки реформировать телевидение обречены на провал? Там, где крутятся такие фантастические суммы, убрать любого неугодного, посягнувшего на кормушку, элементарно просто. Жизнь дешевле рекламного ролика.
— Да, мне неоднократно угрожали. По телефону звонили… И дома доставали. Мне даже пришлось сменить номер телефона. Правда, на днях опять кто-то позвонил, грязно выругался и обозвал меня троцкистом. Почему вдруг троцкистом? Я так и не понял. Всякое было. К примеру, мне перед дверью квартиры похоронные венки ставили. Как бы на мою будущую могилку… Но не нужно об этом. Понимаете, это все сказки про белого бычка. Подобные приемчики рассчитаны на слабонервных. Используются разные методы. Например, слухи распускаются теми, кто таким образом пытается скомпрометировать нашу работу и решить свои цели. Ничего у них не получится. Это только кажется, что нами можно манипулировать, а жизнь человеческая дешевле ролика. На самом деле все гораздо сложнее.
— Вас не смущает обилие скрытой рекламы на телеканале, когда под видом интересного гостя приглашают в студию бизнесмена или политика, готового заплатить программе за свой выход в эфир круглую сумму, либо же когда пускают в новостийном выпуске сюжет о передовике капиталистического соревнования, щедро оплатившем съемку?
— Не смущает. Я сам прошу чаще показывать примеры передового опыта. Хватит гнать с экрана несуразицу всякую. Скрытая реклама? Слава тебе господи, что есть еще кого рекламировать! Одно не понимаю: почему надо сразу думать, что за каждым таким сюжетом стоят деньги?
— Потому что они, как правило, стоят.
— Вы можете привести конкретный пример? Назовите.
— Александр Николаевич, ситуация примерно как с договорными матчами в футболе: все знают об их существовании, но доказать что-либо трудно. Особенно если играют большие мастера и все делают аккуратно, так, чтобы никто не мог придраться.
— Верно, скрытая реклама наиболее труднодоказуема. И все-таки я пытаюсь навести финансовый порядок. Сейчас я, к примеру, запретил бартерные сделки. Речь об обмене кино на рекламное время. Допустим, вы даете мне для показа какой-нибудь сериал, а я за это предоставляю вам часы для рекламы на Первом канале. Почему я эту лавочку поломал? Во-первых, из-за раздражения низким качеством ряда этих фильмов. Я-то знаю, что предлагаемые нам «шедевры» идут только в глухой американской провинции, меня в этом отношении трудно обмануть. Слава богу, проработал одиннадцать лет в Канаде и США. Опыт есть. Но качество кинопродукции — лишь одна причина, по которой я отказался от бартера. В этой форме заложена возможность незаконно наживаться. Внешне все чин по чину, заключен договор, под который никакие юристы не подкопаются. Однако ведь реальная разница в цене фильма и стоимости отводимого рекламного времени колоссальная! В прайм-тайм за рекламную минуту надо платить 15–18 тысяч долларов. А сколько платят? Куда девается вилка между называемой суммой и выплачиваемой? Поэтому я выступил против бартера. Тогда и посыпались в мой адрес угрозы. Ну ничего. Сейчас старые долги закроем — по ранее полученным таким способом фильмам и — точка. Отныне всем рекламным хозяйством заведует «Реклама-холдинг», реклама на экран попадает только через него. Этот холдинг набирает рекламу для всех программ. Без исключения. И для «Поля чудес», и для «Новостей ИТА».
— Поэтому-то люди и вынуждены заниматься скрытой рекламой, чтобы лишнюю копейку заработать.
— Именно копейку. Большинство работников телевидения находятся в жутком материальном положении, зарабатывают сущие гроши. Поэтому мне совершенно не жалко, если люди получают возможность для дополнительной подработки. Если мне докладывают, что видеомонтажница в нашей студии выполняет заказ постороннего клиента, у меня рука не поднимется наказать эту женщину. Я ведь знаю, что у нее зарплата 80 тысяч рублей и двое детей дома.
— Александр Николаевич, опять вы пытаетесь разговор на другое перевести. Скрытая реклама и левая халтура рядовой монтажницы — это разные вещи.
— Вы можете четко сформулировать критерии, что подпадает под определение «скрытая реклама»? Когда я шел в «Останкино», я слышал много разговоров о том, что тут все коррумпировано и продано. Поэтому еще в том первом разговоре с президентом я попросил направить на телевидение компетентную комиссию для разбирательства. Три месяца она работала. И что? А ничего! В отчете комиссии встречаются такие формулировки: возможные потери, по нашим предположениям, составляют… Предполагать можно что угодно. Факты давайте! А их нет.
— И тем не менее я много раз слышал, как останкинские старожилы сравнивают свое родное телевидение с гадюшником. Мол, этот клубок никакому Яковлеву не распутать, его, клубок, надо раздавить, а затем уже строить новое ТВ.
— Я категорически не согласен с такой точкой зрения. Да, я знаю, что есть телевизионщики, которые позволяют себе в таком тоне отзываться о своем месте работы. По-моему, это просто непорядочно. У меня есть большой соблазн повыгонять из «Останкина» людей, которые пачкают подобными разговорами свою фирму. Понимаете, удел смельчаков, рассуждающих о гадюшнике в «Останкине», шептать свои мерзости из-за угла. Например. Наша страна ведет важные переговоры с правительством другого государства. И вдруг у нас появляется передача, сделанная словно по заказу оппозиции тех властей, с которыми мы имеем официальные отношения. Выход этой программы в эфир означал бы срыв трудных переговоров. Естественно, я придерживаю передачу. Тут же в трех газетах появляются статьи, авторы которых поднимают крик о введении в «Останкине» цензуры. Я не говорю о том, что и эти публикации, и сама программа оплачены оппозицией, хотя и такое предположить нетрудно. Меня возмущает другое: легкость, с которой телевизионщики бросаются хаять родную фирму. Я пока до этого не дошел, долго терпел, но скоро, кажется, решусь: за дурные слова, да еще без фактов, сказанные об «Останкине» за пределами нашего дома, буду безжалостно увольнять. Это нормальная мировая практика: не гадь, где работаешь. Не нравится у нас — уходи и тогда критикуй себе на здоровье. Вы можете себе представить ситуацию, при которой ваш штатный сотрудник отнесет в конкурирующее издание материал, отвергнутый или временно отложенный по каким-либо причинам редколлегией вашей газеты, сопроводив при этом текст припиской о том, в какую плохую и недемократическую газету он попал? Долго этот сотрудник продержится в штате? Ровно столько, сколько по КЗОТу отпущено на увольнение. Кстати, отсутствие корпоративности между газетчиками и телевизионщиками напоминает мне собственноручное намыливание веревки, на которой нас всех и вздернут к радости других ветвей власти — и законодательной, и судебной, и исполнительной. Почему телевидение можно поносить публично? Вы вправе говорить на наших внутренних совещаниях любые вещи, критиковать, негодовать, но никто не волен выносить наши дела на всеобщее обозрение. Это неэтично. Вы знаете, как работает редакционная кухня «Известий» или «Российской газеты»? Нет, потому что это никого не касается. Зато о наших делах все в курсе. Причем информацию обязательно переврут, исказят. Например, рассказали о том, что у председателя «Останкина» лежит на столе приказ не показывать по телевизору ни кошек, ни собак. Дескать, Яковлев не любит животных. Господи, да не было такого! Был разговор о том, что мы без конца показываем в прайм-тайм эти «Виски»… как правильно? «Вискас»? Да-да, «Вискас». Вот я и предложил перенести рассказ об этих кошачьих консервах на более позднее время, чтобы людей не дразнить. Вы же знаете, сколько населения у нас живет за чертой бедности и каким раздражителем для недоедающих является этот «Вискас». Или другая байка. Сами директора студий мне жалуются, что необходимо от балласта отделаться, но не знают, как этого добиться. Я все это слушаю, а потом появляется сплетня, будто Яковлев собирается сокращать штаты «Останкина» на 50 процентов. Откуда взялась эта цифра? Может, на шестьдесят или на сорок. Кто это сочиняет? Все пошло от того, что однажды, отвечая на вопрос, сколько человек у меня работает, я по неосторожности взял и брякнул: половина! Понимаете? Работает половина числящихся в штате. При чем здесь приказ о сокращении? Да, к сожалению, в «Останкине» существует некая распущенность, люди не ценят место, где работают, позволяют себе наговаривать друг на друга. Многое идет от зависти. Государственники считают деньги у частных компаний, те в свою очередь кивают на то, что сидящие на бюджетных дотациях воруют побольше их. Вот и получается склока, когда все кричат: «Держи вора!»
— Опять двадцать пять. Я должен показывать? Неужели нельзя создать службу вроде бюро внутренних расследований, которая и будет вылавливать жуликов вкупе с мастерами скрытой рекламы?
— Можно какие угодно бюро понапридумывать, но повторяю: пока не будет четкого критерия в определении скрытой рекламы, все это бесполезно. В принципе под эту самую рекламу любой материал подогнать несложно. Только в таком случае надо признать, что любое упоминание, появление человека на экране — реклама. Тогда надо телевидение к чертовой матери закрывать! Да, я знаю, что за показ зрителя на трибуне во время футбольного или хоккейного матча операторы берут пятьдесят тысяч рублей. Заплатите сто тысяч, вас два раза покажут. Этот факт мне известен с чужих слов, об остальном я могу только догадываться, однако догадки не являются основанием для оргвыводов. Неужели вы думаете, что оператор мне признается, что берет деньги со зрителей? Как я это докажу? Бегать по трибунам, опрашивать людей, которых по телевизору показали, узнавать, платили они или нет? Вы полагаете, кто-нибудь скажет? Понимаете, слухов вокруг продажности «Останкина» полно, но хоть бы один конкретный сигнал поступил. Я иногда спрашиваю тележурналистов: почему вы не реагируете, когда вас в газетах во взяточничестве обвиняют? А мне отвечают: на суды время терять жаль. Что тут возразишь? Я вам так скажу: если кто-то из наших ведущих мастеров может зарабатывать большие деньги, пусть зарабатывает. Звезды не каждый день рождаются.
Владимир Мукусев вопрошал: «Что же владело умами тех, кто убрал Влада? Листьев сосредоточил в своих руках не просто владение телевизионной империей под названием,ВИD“, но и огромные материальные средства „ВИDa“. Если бы Влада взяли (а его уже «вели», у меня есть такие сведения), то вместе с Листьевым были бы арестованы не только его личные счета, но и счета всей компании, всех дочерних организаций. А стало быть, „ВИD“ перестал бы существовать. Тем, кто убил Влада, было важно оставить „ВИD“ как данность, убрав оттуда только Листьева и только на нем сосредоточив внимание следствия и общества. В этом случае арестовывались только личные счета Влада».
Компания (как кооператив) была создана с подачи Саши Горожанкина. «Гаража» привел в компанию Андрей Разбаш вместе со Светланой Поповой. Они работали в МИДе, а стали трудится в „ВИDе“. Не то чтобы долго Сашу упрашивали, перспективу он узрел. Текст Разбаша примерно был такой: «Мы умеем снимать да монтировать. Надо, чтобы кто-то это смог продавать». Директором компании стала Попова, а коммерческим Горожанкин. Саша в 15 лет ушел из дома и жизнь знал лучше, чем мальчики-мажоры. И хотя он окончил Московский радиотехнический техникум (1983) и Московский институт связи (1988), Саня отлично понимал в бизнесе. От природы, полагаю.
Скоро застиранные рубашки ведущие «Взгляда» сменили на белоснежные сорочки. Позабыли они про общественный транспорт. Потом, как в случае с Разбашем, дошло и до самолетов. Когда Лист и Люби научились зарабатывать на приглашенных политиках, необходимость в коммерческом наставнике отпала и решением ВИDовского совета Горожанкин был сориентирован на музвещание.
На следующий день после убийства Влада, в полдень, было приостановлено ТВ-вещание, в эфир выходили только новостные выпуски. В 13:07 Борис Ельцин выступил в прямом эфире и лично признал себя виновным в разгуле преступности в стране.
Антонина Тихомирова, главный редактор журнала «Телеглаз»:
— После его смерти я думала: «Все, не хочу больше, закончилась для меня журналистика». Даже эмоций не было тогда. Ощущение было такое, что тебе по самое плечо отрубили правую руку. И все, ты не знаешь, как дальше существовать. Помню, после прощания с ним цветов осталось тонны четыре. И чтобы как-то забыться, я и еще трое моих коллег всю ночь выкладывали этими цветами длинный коридор в Останкино от его кабинета до лифта. После его смерти я ушла из журналистики на несколько лет, занималась совершенно другим делом.
Маргинальный Александр Проханов в своей газете дал оригинальную трактовку трагедии: «Одаренный Листьев, в отличие от среднеспособных Сорокиных, митковых, Сванидзе и Доренко, не обслуживал воровской ельцинский режим и дикий российский капитализм — он их творил. И по заслугам был оценен хозяевами жизни. Назначение 38-летнего Влада генеральным директором самой крупной телекомпании стало одновременно официальным признанием его в качестве творца победившей криминально-демократической революции… Талантливый Листьев проповедовал либеральную вольницу без конца и края, жажду легкого обогащения и сделался жертвой того, что вызвал к жизни».
Александр Политковский (через сутки после убийства):
— Убили его из-за денег, сейчас все определяют деньги, а точнее — власть и деньги, политика и деньги. Деньги делают политику, а политика делает деньги.
Эдуард Сагалаев (через неделю после убийства):
— Не верю в то, что Влад был убит из-за своей новой работы на ОРТ. Потому что он не имел прямого отношения к тем решениям, которые были приняты относительно рекламы на Первом канале. Люди, которые работают в рекламном бизнесе, прекрасно знают механизм принятия известного решения о запрете рекламы с 1 апреля (1995 года. — Е. Д.). Они знают и инициаторов, и учредителей. И они прекрасно понимают, что далеко не Листьев принимал это решение. И если бы эти люди хотели отменить принятое по рекламе решение, они бы вряд ли стали это делать, да? Они же не дураки, они прекрасно все понимают.
Анатолий Лысенко (через 15 лет после убийства):
— Думаю, что причина личная — коммерческая деятельность Влада… Он кого-то не того кинул, где-то что-то не поделил. Никакой высокой политики там не было.
По версии подполковника Литвиненко за убийством стоял Коржаков: «Если Березовского, который не совсем хорошо в этом разбирался, они могли обмануть, то Листьева — нет. И поэтому Березовскому я сказал: продолжайте делать то, что начал Листьев. И на вас еще раз наедут. Обязательно. Через месяц-два наехали. Березовский рассказал, как все было. „Стрелка“ была назначена у Коржакова в кабинете. Участвовали Березовский, Бадри, Коржаков и Шамиль Тарпищев, который привел с собой каких-то бандитов. Прямо в Кремль. Речь шла об ОРТ. Они в ультимативной форме потребовали от Березовского и Бадри отдать Шамилю весь спортивный блок, чтобы Тарпищев там делал, что хочет. Рекламу ставил, деньги получал Березовский, естественно, понимал, что это будет за телевидение, если все растащить по кускам. Деньги-то он туда вкладывал. А они хотели спортивным блоком пользоваться бесплатно. Вот такой рэкет получается. С этой встречи, как я понял, началась война между Коржаковым и Березовским. Короче, этот наезд показал, что у коржаковской команды был интерес на ТВ и мотив против Листьева. А в 1998 году я получил прямое подтверждение, что Листьева заказал Коржаков. из беседы с заместителем директора ФСБ Трофимовым. Об этом я рассказывал в интервью Доренко после пресс-конференции в ноябре 1998 года».
Не верю я в эту шнягу нервного эфэсбэшника. Стрелки переводятся. Лично мне, напомню, тот же Литвиненко рассказывал, что Бадри просто хотел основательно попугать Листа, но нанятые отморозки «перевыполнили план» и просто грохнули жертву.
Пол Хлебников в своей работе «Крестный отец Кремля Борис Березовский, или История разграбления России» писал:
«Первоначально идея приватизации Первого канала принадлежала не Борису Березовскому, а Владу Листьеву, самому популярному в России телеведущему и самому преуспевающему телепродюсеру. В одном из опросов он был назван среди тех, кто пользовался наибольшим доверием в стране — вслед за патриархом Русской православной церкви и острым на язык генералом ВДВ Лебедем. Влад Листьев получил всенародную известность благодаря телепередаче „Взгляд“, которая вышла в эфир в 1988 году и быстро превратилась в арену острой и честной критики компартии. У „Взгляда“ был самый высокий рейтинг в России в течение шести лет, по популярности он не уступал телеигре „Поле Чудес“, еще одному детищу Листьева. Именно Листьев обратился к Березовскому с идеей помочь группе независимых телепродюсеров приватизировать Первый канал. Будучи ведущим продюсером канала и автором идеи приватизации, Листьев считался естественной кандидатурой на пост руководителя новой компании.
Но по мере приближения приватизации Листьев видел: Березовский хочет безраздельно подчинить канал себе. Появились сведения, что Березовский хочет видеть на посту генерального директора другого человека. Кто-то из руководства „ЛогоВАЗа“ проталкивал на эту должность союзницу Березовского — продюсера Ирэну Лесневскую. Но генеральным директором был все-таки назначен Влад Листьев, а заместителем председателя Совета директоров — Березовский. Новых владельцев канала выбирали тайно, на основе личной договоренности. Поскольку по российскому закону приватизация должна проводиться через публичный аукцион, ОРТ с формальной точки зрения приватизировали незаконно. Среди частных акционеров были такие влиятельные организации, как банки „МЕНАТЕП^, „Столичный“, „Альфа“ и „Национальный кредит“, а также „Еазпром“ и „Национальный фонд спорта“. Очевидно, что выбор совладельцев был обусловлен не финансовыми возможностями инвесторов, а их связями с самим Березовским — в реестр акционеров ОРТ не попали такие российские тяжеловесы, как „Лукойл“, „Онэксим-банк“ и „Инкомбанк^ Общий акционерный капитал ОРТ составил два миллиона долларов. Компании Березовского купили 16 процентов акций. Березовский контролировал еще 20 процентов. Таким образом, вложив всего 320 тысяч долларов, он приобрел контроль над самым важным российским телеканалом. Означало ли это, что он будет финансировать текущие затраты ОРТ из своего кармана? Вовсе нет. Предполагалось, что государство, имея 51 процент акций, будет продолжать делать массовые вливания в бюджет телекомпании. Сразу после приватизации ОРТ генеральный директор Влад Листьев решил сосредоточиться на деятельности, из-за которой канал недополучал миллионы долларов: продажу рекламного времени. Он начал вести переговоры с главой „Рекламы-холдинга“ Сергеем Лисовским. Рекламный магнат, по всей видимости, предложил заплатить ОРТ отступные за право распоряжаться рекламой на канале и тем самым сохранить единоличный контроль. Но переговоры затянулись. Листьев знал, что играет с огнем. В одном из докладов сотрудник столичного РУОПа отмечал: Листьев знает, что за ним следят и, возможно, он не доживет до лета. Из этого же доклада следует, что в конце февраля Листьев объяснял ближайшим друзьям, за что его убьют. Когда он решил покончить с монополией на рекламу, к нему явился Лисовский и потребовал возмещения ущерба в размере ста миллионов долларов, пригрозив расправой. Листьев сказал, что нашел европейскую компанию, которая готова заплатить за право распоряжаться рекламным временем на ОРТ даже больше — 200 миллионов долларов. Листьев обратился к главному финансисту ОРТ — Борису Березовскому с просьбой провести операцию по выплате 100 миллионов долларов недовольному Лисовскому. Деньги были переведены на счет одной из компаний Березовского. Но когда Листьев попросил Березовского разблокировать деньги, автомобильный магнат отказался. Березовский туманно пообещал выделить средства через три месяца.
Были и другие версии того, что тогда происходило на ОРТ. По сообщению аналитической службы „Онэксим-банка“, запрет Листьева на рекламу на ОРТ объяснялся просто: он пытался взвинтить цену. Он добивался более выгодных предложений за право распоряжаться рекламой на ОРТ. Лисовский предложил ОРТ 100 миллионов долларов, но Листьев рассчитывал на 170».
После убийства Листьева состоялось ток-шоу во «взглядовской» студии. На подиуме стояло пустое синее кресло Влада. Любимова на съемке не было, он был за границей. Первым слово взял Разбаш. Затем Демидов. Лысенко. Сагалаев. Про мафию что-то кричала Ирэна Лесневская. Сванидзе призывал Ельцина к ответу. Из концертной студии в режиме телемоста вещал Сергей Доренко, который, как всегда, был неотразим: рассказал, какое впечатление Влад произвел в свое время на бабушку советского шоу-биза Людмилу Еурченко (Доренко с января 1995 года вел на Первом «Версии», что производила компания Лесневской, в сентябре его уже слили). В студии внимание приковывал Костя Эрнст. Не тем, что, в отличие от костюмоносцев, пришел в черной косухе и/или был по-битловски неформален со своей артистической прической. А тем, что не пытался тянуть одеяло на себя, хотя «ВПОовцы»-то знали, что Влад опирался на Костю. В вопросах теоретических, так уж на 90 %.
Андрей Макаров: «На следующий день после гибели Влада мы сидели с Альбиной в их маленькой квартирке и с ужасом наблюдали, как в „Останкино“ (кстати, в той же самой студии) из его смерти политики создавали шоу. Это было ощущение дешевого пиара с привкусом плясок на погосте. В какой-то момент Альбина встала и со словами „Все, больше не могу“ выключила телевизор».
По мне, самым концептуальным моментом того эфира было воспоминание Татьяны Митковой о новогоднем мегаклипе Константина Эрнста «Улыбка»: он в 1993 году собрал ведущих конкурирующих проектов и они вместе с Аллой Пугачевым спели «общую песню», такой телевизионный We Are T e World. Вокалисты: Станислав Бэлза, Иван Демидов, Игорь Кириллов, Евгений Киселев, Дмитрий Крылов, Леонид Якубович, Юрий Николаев, Светлана Моргунова, Леонид Парфенов, Игорь Угольников и «взглядовские» Саши (Любимов + Политковский) дуэтом отвокалившие строчку «Лучше всяких слов взгляды говорят». Так вот, Миткова напомнила: Эрнст поставил Влада в открытие, Первым. Хотя слуха и голоса у того не было. Но был дар.
Дар быть первым.
«Деньги» оперативно тиснули репортаж об этом дне:
«Валерий Горохов, технический директор „Останкино“ (1 марта 1995 года, ночь): „Нас всех это известие застало врасплох. Я звонил своим товарищам, мы даже и не знаем, что думать. Это удар даже не по всем нам, а по «Останкино»“. Скорее всего, весь вопрос в деньгах. „ВИD“ — это же очень непростая компания…»
Днем 2 марта к милиционеру со станции «Павелецкая-кольцевая», видевшего за два дня до убийства Листьева в вестибюле метро, подошел «сотрудник службы безопасности „ЛогоВАЗа“ и разразился угрозами: сказал, что, «если тот расскажет кому-нибудь о содержании разговора Листьева, будут большие неприятности».
Вечером того же дня была встреча журналистов, посвященная памяти Владислава Листьева. Разбаш спустился в концертный зал. Ему туда надо было, положено. Портрет Листьева в черной рамке на большом экране телевизора. Потом заставка исчезает. Начинает выступать Ельцин. Там, где-то внизу, в концертном зале. Политковский посматривает то на экран, то в окно. Там, вверху — серое небо, внизу — пруд и лысые деревья. Комментариев к выступлению никаких. Кроме скупых матерных. Показали, как сел Ельцин. Как встал Александр Яковлев и попросил у президента разрешения объявить минуту молчания. Даже по телевизору было видно, что все и так молчали. Без разрешения.
Ельцин уехал.
Разбаш на наши вопросы: «Возможно все. Но рекламная версия маловероятна. Их же (рекламные агентства-посредники) тогда сюда никто на порог не пустит. (его прерывает телефонный звонок — абонент просит о пропуске на панихиду). Лисовский вряд ли замешан. Версий очень много, но для того, чтобы разобраться в них, надо знать телевидение».
Валерий Горохов (2 марта 1995 года, день): «Нет, Листьев не был инициатором зажима рекламы. Там ведь все вопросы решаются коллегиально (больше — меньше). Да и вообще он на этой должности и осмотреться не успел. Я не был на том совещании, но совершенно точно знаю, что зажим рекламы — это не инициатива Листьева. Мало того, он был даже равнодушен к этой проблеме. И учтите — решение не было окончательным, все участники совещания договорились, что в прессу интервью по этому поводу давать не будут. А когда информация просочилась, доходы от рекламы сократились чуть ли не в три раза. Это миллионы долларов. А в нашей стране не то что за миллионы, за тысячу убьют. Скандал с Лисовским? Я — свидетель. Скандала не было. Был достаточно обстоятельный разговор, в результате которого мы достигли компромисса. Возможности для решения этих проблем были. Речь идет о другом. Нам всем сейчас, и мне в том числе, страшно стало оставаться на своих постах. И не только потому, что убили Листьева. Нужно знать телевидение».
4 марта, в 10 часов, в церкви Воскресенья Словущего на Успенском Вражке, прошло отпевание убитого. В 13:00 на Ваганьковском кладбище состоялась гражданская панихида, через час его похоронили.
За неделю до интервью Березовского «Коммерсанту» Дмитрий Лесневский дал интервью «Радио „Свобода“»:
«Конфликт возник с самого начала, потому что идея акционирования „Останкино“ была идеей независимых телекомпаний. С этой идеей мы пришли к господину Березовскому два года назад и, по сути, на блюдце подарили ему этот канал. Мы были уверены в его финансовой состоятельности, и мы были уверены в его порядочности. Но за эти два года возникли сомнения, сомнения нарастали, и сегодня мы понимаем, что за человек наш партнер».
Мое интервью с Владимиром Мукусевым, записанное к 15-летней годовщине расстрела на Новокузнецкой.
— Первого марта 2010 года исполнилось 15 лет со дня убийства Влада Листьева. Ты был его наставником и товарищем. Когда ты видел его в последний раз?
— В январе 1991 года. В родной «молодежке» (Главной редакции программ для молодежи Центрального телевидения. — Е. Д.) шла разборка, суд, а вернее, судилище образца 37-го года. Организатор и главный судья — инструктор отдела пропаганды ЦК ВЛКСМ некто Александр Пономарев, сунутый к нам начальником редакции агонизирующей коммунистической властью. Подсудимые — я и мое интервью журналу «Огонек». В качестве присяжных несколько десятков моих коллег, с большинством из которых я проехал, пролетел и прошел не одну тысячу километров по нашей стране, работая более десяти лет бок о бок с ними. Радовался общим победам и переживал общие поражения. Дружил, учился, жил, одним словом. С ними сидят и наши молодые коллеги по «Взгляду», в том числе Влад. В упомянутом интервью я, возможно, излишне эмоционально рассказал о том, как умирает «Взгляд», редакция, журналистика в целом. Умирает, потому что появилась возможность не зарабатывать, а воровать деньги: с помощью заказных сюжетов («джинсы» по-нашему), рекламы гастролей попсы и просто рекламы. Появились даже коммерческие структуры, которые от имени «Взгляда» что-то продавали и покупали, не имея никакого на это права. Суда не получилось. А получилась коллективная трусость и предательство. Большинству это было очевидно, и они старались уйти, убежать, провалиться сквозь землю, лишь бы не встретиться со мной взглядом.
После собрания я вывел Листьева в коридор и сказал: «Влад, предлагаю забыть обо всем и поехать со мной в Новосибирск, начать делать новый „Взгляд“, с нуля». Как смог, сказал ему о своих идеях, о том, что хочу создать независимую телекомпанию, потому что «ВИD» тогда уже находился под тотальным контролем властей.
На что он, достав из кармана (впервые мною увиденную) нераспечатанную пачку стодолларовых купюр, риторически спросил: «Ты хочешь, чтобы я вот это променял на Сибирь?» При этом он глядел на меня поверх очков так, что, хотя мы были примерно одного роста, мне казалось, будто он смотрит сверху вниз, как на не очень умного, совсем больного человека, который не понимает элементарных вещей.
Я уже знал, что учредительные документы созданной нами компании нелегально переписаны, и я не только перестал быть одним из ее хозяев, но фамилии моей нет в списке акционеров. Я сказал: «Знаешь, Влад, если так пойдет дело, вы рано или поздно перестреляете друг друга». И в следующий раз я увидел Листьева лежащим в гробу. Причем именно в тех очках. Какая-то шкодливая рука надела ему эти очки. Мог ли я тогда увезти его в Новосибирск? Не думаю. Но точно знаю, что я не имел права произносить фразу, ставшую пророческой.
— Многим смерть Владислава была на руку…
— «Cui prodest?» «Кому выгодно?» — главный вопрос со времен римского права резонно поставил перед собой и первый расследователь дела Листьева. Помнишь ту истерику на всех телеканалах и в газетах: «Убит Листьев. Прошел один день. Прокуратура молчит. Листьев убит, два дня, прокуратура молчит. Три дня, четыре дня и так далее». Вся Москва была буквально заклеена плакатами с одним словом: «Влад». К сожалению, общей истерии поддались и трезвомыслящие журналисты. О «преступной» бездеятельности прокуратуры не писал тогда разве что ленивый. Ежедневно с самого верха от следственной группы требовали не работы, а отчетов с результатами. Все это действительно привело к коллапсу следственной группы. Получить хоть какие-нибудь документы из Останкино было практически невозможно. Следователи вызывали тех, кто был связан с Листьевым по работе. А в ответ получали в их телепередачах обвинения в бездействии. Дошло до идиотизма и издевательства. Уваров посылал свои вопросы в Останкино в письменном виде курьером. А в качестве ответа получал фотографии Листьева в гробу. Теленачальники откровенно издевались над следствием, чувствуя под кремлевской «крышей» полную безопасность. Тома дел Листьева ежедневно буквально вспухали от бесконечных рассказов типа, как я дружил с Владиком, людей, желавших помочь следствию, но не знавших фактически ничего. Обо всем этом мне рассказывал сам Борис Уваров во время многочасовой беседы со мной в прокуратуре, спустя примерно три месяца после трагедии. И этот настоящий профессионал — «важняк», за плечами которого такие дела, как «узбекское», гибель теплохода «Нахимов» и сотня других, — дал слабину. Вероятно, впервые в своей жизни он рассказал о самой перспективной с его точки зрения версии (о причастности к убийству коллег из ближнего окружения) и о том сопротивлении, с которым встретились следователи, в газетном интервью. Реакция была мгновенной. Уварова отстранили от дела, а само дело было развалено. Продолжить расследование с огромным трудом пытались его коллеги. Максимального результата достиг следователь Петр Трибой. Но, по его словам, когда он практически вышел на заказчиков убийства, повторилась история с Уваровым.
Кстати, именно Трибой задал мне сакраментальный вопрос: «Скажите, Владимир, как журналист, получавший в 91-м 150 рублей в месяц, смог заработать в 95-м 16 млн долларов?» Действительно, Влад к началу 1995 года сосредоточил в своих руках значительные материальные средства компании. Тем, кто Влада устранил, надо было сохранить структуру, убрав оттуда Листьева, и только на убийстве и сосредоточить внимание следствия. Понятно, что это всего лишь мои домыслы, не более того.
— Ты не говорил об этом по горячим следам. Было же ток-шоу во «взглядовской» студии.
— О смерти Влада я узнал, находясь в Нижнем Новгороде, из новостей. Это был шок. Полагаю, что он был у всех приглашенных в студию. Но он, этот шок, стал быстро проходить во время того прямого эфира. И вот почему. В нашей Четвертой студии останкинского ТВ, «взглядовской», действительно «взглядовской», студии собрались человек сто — журналисты, политики, артисты.
«Взглядовцев» было всего трое: Политок, Дима Захаров и я. Понятно, что и вести этот эфир должны были бы мы. И нам самим было, что сказать. И вдруг, как нанятый тамада на чужой свадьбе, в студии появился Евгений Киселев. Он начал отрабатывать некий сценарий, в котором, как выяснилось, места для нас, «взглядовцев», не оказалось. Когда мы это осознали, программа закончилась. Но прошел и шок. Я стал смотреть на происходящее совсем другими глазами. Я понял, что Киселева, скорее всего, использовали втемную. Так появилась первая версия — режиссеры этого «шоу» и режиссеры убийства — если не одни и те же люди, то, безусловно, связаны друг с другом. Косвенно эту версию подтвердил и великий Владимир Ворошилов. После прощания с Владом он сказал мне: «А знаешь, почему убийц никогда не найдут? Потому что их никто не видит, хотя они и стояли ближе всех к гробу».
— Листьев в свое время отказался от депутатской гонки, просто напившись в день икс. Как и когда ты узнал, что стал народным избранником?
— В три часа ночи мне позвонили из избирательной комиссии и сказали, что хотя подсчеты только предварительные, но отрыв такой огромный, что меня можно поздравить вполне официально. Толкнул жену, сообщаю ей новость. Таня сонно отвечает: «Никогда раньше не спала с депутатом». Весь пафос ситуации как бы приспустила. Оделись. Таганский гастроном едва ли не единственный в стране работал ночью. Купили армянского коньяка, закуску какую-то, приехали в избирком отмечать. Через пару дней все результаты были обнародованы в прессе.
Владимир Мукусев, подозреваю, был и остался неисправимым пламенным романтиком, обреченным на правдолюбие. Не желающим идти на компромиссы. А значит — не желающим идти в ногу со временем. И приговоренным к тому, чтобы спотыкаться вновь и вновь. Или, как сам он говорит, наступать на те же грабли. Ну да ладно.
Сергей Ломакин признался:
— После эфира, на выходные уезжали на «чёсы» по провинции, откуда меньше чем полторы тысячи рублей не привозили — в пять раз больше, чем можно было заработать за месяц напряженной телевизионной работы. Обычно ездили двое ведущих и кто-нибудь из популярных артистов — Фима Смолин, Миша Задорнов. Народ ломился толпами. Стадионы собирали, что не стремились особенно афишировать, — это был все-таки так называемый нетрудовой доход. Тем более в начале 1990 года «Взгляд» был чемпионом рейтинга… Из нас всех только Сашка Любимов понимал главное: ТВ — это не просто площадка, но и инструментарий воздействия — в том числе и на власть. И именно он стал инициатором создания компании «ВИD». При этом более практичные, прагматичные люди, такие как Ирэна Лесневская и Володя Ананич, создали свои каналы, а Саша и прочие просто зарабатывали деньги, «куя железо», вместо того чтобы инвестировать в будущее. Влад тоже сделал ставку на державный Первый канал. Зачем, мол, с лайнера перебираться на какую-то баржу.
Вскоре после расстрела Листьева изменилась структура собственности компании. Почти все акции Влада унаследовала Альбина. Выйдя замуж за Разбаша, она (и ее новый супруг) консолидировали доли. А потом… Потом все «взглядовцы» расстались с этой бумажной собственностью. Все, кроме одного, — Александра Любимова.
22 октября 1997 года газета «Московский комсомолец» опубликовала на своих страницах пространную статью журналиста, скрывшегося под инициалами Р. Н., под названием: «В самом громком убийстве 95-го появилась „семейная версия“. Станут ли косвенные улики главными?»
Цитирую:
«Как стало известно „МК“ из источников, заслуживающих доверия, следствие по делу Листьева активно разрабатывает в последнее время так называемую „семейную версию“. В частности, следователей интересуют взаимоотношения внутри треугольника Листьев — Альбина — Разбаш.
Убитый и его жена Альбина были не расписаны. По некоторым сведениям, Листьев собирался уходить от Альбины — встретил другую. Теплые взаимоотношения Альбины и Разбаша стали для всех очевидны уже вскоре после смерти Влада, поскольку они и не думали их скрывать. Все вышеперечисленное уже можно квалифицировать как косвенную улику, на основании которой можно строить обвинение. Заняться „семейной версией“ следствие побудила также внезапная смерть матери Листьева — одной из наследников состояния Влада в телекомпании „ВИD“. Как известно, она странным образом погибла под колесами автомобиля по дороге в магазин. Однако „семейную версию“ можно рассматривать и шире, в рамках телекомпании „ВИD“. Известно, что Листьев в должности гендиректора ОРТ публично высказывался, что не будет на этом посту „человеком «ВИDа»“. Он собирался оставить при себе на канале из передач „ВИDа“ только „Поле Чудес“ и „Угадай мелодию“ (которая тогда готовилась им к эфиру и стала последним проектом Листьева, вышедшим на экраны уже после его гибели). Брожение вокруг „ВИDа“ и его передел не закончены и сегодня. На повестке дня — отстранение от дел ставших ненужными учредителей. Возможно, одним из „ненужных“ людей станет Иван Демидов. Кому в свое время стал ненужным Листьев, следствие продолжает искать теперь и в „семейном“ направлении».
Андрей Разбаш на следующий день после публикации приехал к главреду Павлу Гусеву, и Пал Николаич познакомил его с автором заметки и якобы сказал, что заказчиком публикации являлся Сергей Лисовский. После этого начался цирк. Телевизионщики дали прессуху в Домжуре. Леонид Якубович предложил учредить суд чести для нечистых на руку представителей «четвертой власти», Андрей Разбаш сравнил заказные заметки с заказными убийствами и упомянул «социальное киллерство», Александр Любимов попросил оставить их всех в покое.
Что касается Лиса, то Разбаш заявил:
— Нам нечего делить с Сергеем. У нас разные «поляны» — мы делаем передачи, а он занимается рекламой. Нас просто кто-то захотел столкнуть лбами.
«МК», не озвучив ничего нового, выполнил чудесный маркетинговый маневр. С учетом того, что отчет о пресс-конференции передавали в новостных выпусках федеральных каналов, газета получила раскрутку стоимостью (если посчитать по официальным расценкам) в несколько миллионов. О газете услышали даже в тех регионах, где она не распространялась.
Подозрения в отношении бывших коллег Листа возмутительны + обидны. Да, мотивы были у многих из них. Да чего там: у всех. У всех мотивы были. И не святые там ни разу. Но ни один (ни одна) ни при каких обстоятельствах не пошел бы на такое преступление. Просто другой человеческий материал. Поэтому, собственно, и олигархами никто из них не стал и не станет.
Что касается «МК», то спустя несколько лет редакция повторила свой маркетинговый подвиг. И вновь отреагировал Саша Любимов. Странные люди эти телевизионщики. С одной стороны, их переполняет ощущение собственной значимости в силу огромности их коммуникативного поля. Но с другой — они до конца не могут осознать масштабы этой самой огромности.
Впрочем, все по порядку. В 2001 году пресса, как обычно, отметила день трагической гибели талантливого тележурналиста & народного любимца Владислава Листьева. Газета посвятила этому событию аж целую полосу, подав в жанре художественной чернухи не то реальные, не то вымышленные подробности частной жизни самого популярного в России телеведущего.
Публикация эта так и осталась бы в национальном масштабе незамеченной, если бы не выступление — почти неделю спустя! — в прямом телеэфире другого ведущего. Любимов от имени друзей и родственников Влада Листьева назвал авторов публикации подонками. Так вся страна узнала о том, что существует некоторый текст, глубоко перепахавший близких людей погибшего ТВ-кумира. Результат этой пиаровской акции последовал незамедлительно. Газета, способная спровоцировать человека на подобный поступок, у нас в Отечестве была тогда ровно одна. Поэтому вычислить ее труда не составило. Дата тоже была заведомо известна. Осталось только найти экземпляр у знакомых или в библиотеке и ознакомиться с содержанием. Что и поспешили сделать все любители жареного факта.
Горькая ирония заключается в том, что информация о появлении оскорбительной статьи шла по Москве до телемэтра целую неделю, в то время как он сам сообщил о ней всей державе всего за несколько секунд. Как тут не помянуть премьера Черномырдина и российскую нашу традицию медвежьей услуги! Работникам телевидения следует раз и навсегда усвоить, что любое упоминание газетной публикации в эфире способствует распространению ее в информационном пространстве со скоростью вируса ящура. А написанное пером не сжечь, как больное животное. А еще телезвездам следует знать, что излишние эмоции в эфире так же неуместны, как в авиадиспетчерской или операционной.
В 1998 году тройка журналистов — Лариса Кислинская, Александр Какоткин, Сергей Плужников — опубликовала в «Совсеке» стенограмму переговоров Сергея Лисовского с партнерами (11 утра 17 августа 1995 года, почти полгода спустя трагедии на Новокузнецкой). «Сергей Иванович», упоминаемый в беседе, — лидер ореховской ОПТ Сильвестр.
«1.00. Лисовский (по телефону охране). Вы где сейчас? Значит, слушай, срочно позвони вниз, включи все камеры, там подъедет человек ко мне, машину, его, в общем, всю информацию снять… Але, значит, слушай (смотрит на монитор), сейчас джип подъедет. Его зовут Макаров Юра.
11.9. Л. Зайди, у меня чай убери, потом, когда выйдешь, пригласишь людей. А давно они приехали?
Секретарь. Минут десять.
Л. Что ж ты не сказала?
Секретарь. У вас тут люди сидели.
Л. Да какая разница… Когда приезжают люди — сразу сообщай. Давай пригласи.
Л. Привет. Это у меня секретарша тупая, не предупредила. Присаживайтесь, мужики.
Юра. Ну чего, Сережа? Чем вызвана такая спешка? Мы ж договорились с Сергеем Ивановичем.
Л. Я объясню ситуацию, смотри, что у нас происходит.
Отец Миши Дмитриева стал вести против нас ярую просто войну.
Ю. А как он стал давить?..
Л. Тут вопрос запутанный, он не такой простой, поэтому я более широко охвачу тему.
Миша. Мы-то знаем «Инкомбанк» давно.
Л. Я говорю, как он появился. Значит, где-то около полутора лет наша группа вела работу по созданию рекламного пула, затратили много сил, нервов, денег и так далее. Господин Дмитриев, по сути дела, нам только мешал. Ну, как опытный чиновник такую политику вел, что если мы бы обос. сь, то вот я вам говорил и так далее.
Ю. А есть пепельница?
Л. Возьми на том столе. А если получится, то типа я тут рядом, я помогал. Ну профессиональный чиновник. Не подставляться и в то же время вовремя подсуетиться. Ну, понимаешь, я знаю чиновников уже столько лет. Это их политика.
Ю. Извини, у тебя нет зажигалки?
Л. Не, я не курю. Так вот. Когда мы подписали эти документы, Дмитриева назначил Яковлев президентом от «Останкино», хотя были и другие кандидатуры.
М. Вы подписали документы о том, что вам дали время для рекламы.
Л. Подписали контракт. Начали работать. Все учредители приняли решение, что банк будет наш. «Премьер СВ». Банк «Премьер СВ» зарегистрировал все документы акционеров, с уставным фондом там поработал. Уже месяц практически работал. И вдруг Дмитриев ни с того ни с сего говорит — будет «Инкомбанк». Я вызвал своего коммерческого директора, спросил, в чем проблема с «Пиком-банком», он говорит, что они его вызывали и требуют, чтобы я взял кредит, а я сказал, что без учредителей я не могу. Исполнительный директор реализует решение совета учредителей.
М. Это Кувалдин.
Л. Ну, я говорю, передай Дмитриеву, пусть он выносит этот вопрос на совет учредителей, как решит совет, так и будет, у «Останкино» там тридцать процентов. Он пошел к Дмитриеву-старшему. Тот говорит — ничего не буду выносить. И тут он начал против нас войну. Вот есть какой-то бизнес. Ты продаешь сто телевизоров, которые реально стоят тысячу долларов. Ты их продаешь за тысячу двести. И это твой бизнес. И вдруг тебе говорят, ты у меня купишь эти телевизоры не за тысячу долларов, а за пять. То же самое сейчас делает Дмитриев. Он объявил за цену времени рекламного цену ну минимум в два раза выше, чем может быть. мы хотим нормально работать, мы сейчас на своем месте, он там тоже хочет, пусть получает. Но раз получает, пусть нормально работает.
М. Сейчас основной разговор идет за то, что повысили тарифы, да? Или за что?
Л. Ну да. Одно дело, если ты повысил на пятнадцать процентов.
М. Сереж, это ж Россия, сейчас взяли въе. ли, извини за выражение, подняли арендную плату в пятнадцать раз.
Л. Понимаешь, в чем дело, рекламный бизнес.
М. Мы просто не сильно понимаем, насколько можно повышать все это.
Л. Я тебе объясняю. В России, где угодно, ты знаешь, что реальная цена этой вещи такая…
Ю. Нет, Сереж, я тебе объясняю. Мне кажется, у нас разговор пустой, потому что мы ни в мире шоу-бизнеса, ни как рекламодатели, мы ничего не понимаем, понимаешь. У нас есть другая информация, что это, как ты говоришь, военново или мутилово идет как раз от тебя.
Л. Ребят, вы послушайте.
Ю. Подожди. Мы тебя послушали. это уже в принципе пустой разговор. Мы тебе хотим сказать, что в принципе мы в этих людях заинтересованы. И естественно, мы заинтересованы в банке, поэтому ты уж сейчас никаких шагов не предпринимай до приезда Сергея Ивановича. А если ты будешь предпринимать, мы уже будем это конкретно расценивать, что. ты перешагнул через нас.
М. Ты пойми, в чем дело, Сереж. Мы сами не сторонники какой-то конфронтации. Но в марте месяце был договор и с Кувалдиным, и с Дмитриевым по поводу создания всей этой системы и участия «Инкомбанка» в этих во всех операциях. Понимаешь. Был договор конкретный. Да? Да. Потом был такой момент.
Ну вот третий квартал. Были недорасчеты. В принципе расторгнуть договор могли бы. Но исходя из того, что пошли на компромиссные шаги, и не было смысла так жестко ставить. Но единственное условие было такое, договоренность в марте, что все платежи и счета будут находиться в «Инкомбанке».
Они и находятся. Сейчас, насколько я понимаю, основной момент — это то, что вы хотите закрыть счета и осуществлять платежи через.
Л. Через наш Премьер-банк.
М. Нет, тот договор — я еще раз сделаю акцент — тот договор, который был, и та операция, которая шла, ты сейчас ее пытаешься нарушить. Вот основной вопрос, по которому мы приехали.
Л. Нет проблем. Моя позиция такая. Я об этом договоре не знал и выполнять его не обязан. Согласны?
М. Ну, сразу скажу, что мы не согласны.
Л. Ну, это уже другая история. У Дмитриева всего лишь тридцать процентов, совет учредителей с семьюдесятью процентами примет решение о переводе денег в другой банк. Ваш договор с Дмитриевым и Кувалдиным — это ваши проблемы. Идите и предъявляйте претензии Дмитриеву с Кувалдиным, со мной такого договора не было, так ведь? Кто-то со мной говорил?
М. Понимаешь, никто не разделял на тот момент тебя с Кувалдиным.
Л. Ну, это другая история. Я готов Кувалдину, пожалуйста, любые претензии предъявить. Что хотите, то и делайте, если этот договор был заключен за моей спиной. Я этот договор выполнять не обязан. У нас с вами может быть другой разговор. Либо вы объясняете Дмитриеву, что он должен делать, и мы работаем вместе. Мне очень хочется с вами договориться. Либо пусть Дмитриев повышает хоть в три раза тарифы, что угодно, он придет и уйдет, мы на этом рынке пять лет. Но мы тогда предпримем легальные меры.
М. Сереж, но здесь спорить, кто на этом рынке сколько и кто первым уйдет, — бессмысленно.
Л. А яне спорю. Ребята, вы согласны со мной, что я вам никаких гарантий не давал? Так?
М. Ты лично — нет.
Л. Дальше. У меня 70 процентов в акционерке. Значит, я имею контрольный пакет. Я решаю, что делать. Согласны? Я готов с вами договориться. Но мне хотелось бы, чтобы интересы мои были учтены. На сегодняшний день мои интересы просто растоптаны.
М. Ну, ты так начал речь, что решение акционеров уже выполнено и уже будет принято решение о переводе денег в другой банк. Вот если это решение будет выполнено, тогда, естественно, у нас ни о каком дальнейшем разговоре не может идти речь…
Л. Нет, я предлагаю, что, ребята, давайте вы, как люди, которые держат слово, как я понимаю, и знают, что делать, и могут требовать с других выполнения этих обязательств. Давайте сами сейчас наметим, что будет.
М. Ты уезжаешь на сколько?
Л. Где-то на неделю. В общем, у меня просьба какая — могли бы вы сейчас за эту неделю переговорить с Сергеем Ивановичем по вопросу: мы, допустим, оставляем счета в «Инкомбанке», но не все, часть средств мы пускаем через наш банк, при этом наши банкиры встречаются и решают все так, чтобы были учтены интересы и ваши, и наши. Я в этом тоже очень смутно понимаю. Они там придумают схемы и будут нам докладывать. Учитывая это, семья Дмитриевых ведет себя лояльно в отношении рекламодателей, я не требую, чтобы она обманывала «Останкино», нам это не нужно, пусть «Останкино» получает те деньги, которые получает. Но это должны быть реальные деньги.
М. Сереж, мы не можем оценить реальность каких-то денег.
Л. Я понимаю, мужики, но Дмитриев же на меня грязь льет, мне же это вредит. Вы поймите меня правильно. А я знаю правила игры и понимаю, что должен быть нейтральным. Но он же нарушает все правила.
М. Сереж, подожди, пожалуйста. Пусть девушка принесет нам зажигалочку, у нее есть, мы же просили, а ты, конечно.
Л. Майя, занеси мне зажигалку, пожалуйста. Вот и все.
Ю. Правильно, Сереж, я понимаю, что ты сейчас объясняешь, что ты такой миролюбивый и разговариваешь со всеми вежливо и красиво, но мы примерно представляем, как это было на самом деле, понимаешь?
Л. Ребят, я понимаю, на что вы намекаете. Я действительно знаю, как мои слова можно повернуть. Поэтому поверьте мне, я действительно был очень мягок. Тем более я никогда не позволю себе ни капли угрозы. Действительно это все выглядело очень корректно.
М. А то, что с сыном может что-то случиться, ты разве не говорил?
Л. Это не так звучало. Я говорил: ваш сын не до конца понимает, в какие игры он играет.
М. Ну, не будем за этим столом играть в эти игры. Потому что, когда говорят такие слова, их можно шифрануть так, как их понимаешь, вот как страшно, вот так и расшифровываешь.
Л. Я действительно считаю, что у нас нет реальных причин для конфликта и что их можно решить легальным путем.
Ю. Ну, если быть точным, то происходит то, что ты практически пугаешь нашего человека, то есть пытаешься надавить на нежные струны отца.
М. Он не был наш. Он стал наш, когда завязалась вся эта программа.
Ю. Давай ты не разжигай страсти.
М. Этого не будет. А по поводу тарифных ставок, если они реальны и имеют под собой какую-то базу — это другое.
Л. Ребят, эти ставки нереальны, и потом, он требует быстрого решения.
М. О какой сумме идет речь?
Л. Сорок миллионов долларов. Это нереально.
М. Не, разница какая?
Л. Первоначальный расчет был в районе двадцати. Он был более-менее реальный, хотя мы хотели торговаться на восемнадцать, но, в общем, вот так. Вот цифры. Он просто в два раза поднял все.
М. Давай, Сереж, мы цифры отложим. И разговор отложим. Потому что, если мы будем решать на нашем уровне, получится грубовато и угловато. То есть мы не знаем там всяких банковских моментов, нюансов.
Л. Нет, но он сейчас вызывает бухгалтеров и требует, чтобы уже в пятницу мы приняли решение. Вот в чем дело. Поэтому пусть он сейчас не требует. Мы сейчас готовим свои расчеты, свои обоснования.
М. Он требует по тарифным ставкам или по подписанию договора о том, чтобы все платежи шли через «Инкомбанк»?
Л. Нет, пока сейчас все платежи идут через «Инкомбанк».
М. Итак, какого числа ты вернешься? Сегодня 17-е. 24-го?
Л. 24-го я готов. Будет Сергей Иванович 24-го числа?
М. Да, он будет раньше.
Л. В принципе вы можете встретиться с моими партнерами и без меня.
М. С партнерами мы, конечно, можем поговорить, но мы видим, что все это исходит в основном от тебя, а не от партнеров. Так что давай уже разговаривать с первыми лицами.
Л. Давай уже, если точным быть, 25-го. В четверг.
М. И ты, Сережа, пойми правильно, что у вас состоялся разговор с Сергеем Ивановичем, ты сказал, что никаких движений предпринимать не будешь, и после этого ты уже оказываешь давление на Дмитриева и на его сына. Вот так вот это выглядит для нас, и так оно и есть. Понимаешь?.. Поэтому, Сереж, давай то, что мы сказали, мы сделаем и не будем уже случаев таких допускать.
Л. Господа, со своей стороны, если я обещаю, я выполняю.
Ю. Мы тоже».
Сергей Иванович Тимофеев («Сильвестр», «Иваныч», «Сережа Новгородский») в 1992 году женился на Ольге Жлобинской и получил гражданство Израиля. Позднее Ольга возглавила «Московский торговый банк», где в 1994 году коммерческая структура Бориса Березовского «Автомобильный Всероссийский Альянс» разместила денежные средства. Банк задержал выплату денег Березовскому. 7 июня 1994 года на Новокузнецкой улице у здания «ЛогоВАЗа» был взорван заминированный автомобиль в момент, когда рядом проезжал Березовский. В результате взрыва погиб его водитель, сам Березовский получил ранения. Покушение на Березовского вызвало резонанс в СМИ, президент Ельцин заявил о «криминальном беспределе в России», и вскоре «Московский торговый банк» вернул средства Березовскому.
14 июня Ольга Жлобинская и несколько человек из преступной группировки Тимофеева были задержаны московским РУБОПом. 17 июня была взорвана бомба в офисе «Объединенного банка», основным акционером которого являлся «ЛогоВАЗ». 17 августа состоялся разговор, стенограмма которого приведена выше.
13 сентября 1994 года в 19:0 °Cергей Иванович Тимофеев погиб в шестисотом «мерседесе», который был взорван посредством радиоуправляемого устройства возле здания «Чара-банка» на улице 3-я Тверская-Ямская у дома № 46 города Москвы. По воспоминаниям одного из ближайших сподвижников Сильвестра, бомба могла быть заложена в машину, когда та находилась в мойке. По оценкам специалистов ФСБ, масса тротилового заряда, прикрепленного магнитом к днищу автомобиля, равнялась 400 граммам. Взрыв произошел, как только Сильвестр сел в машину и начал разговаривать по телефону. Корпус сотового телефона отбросило взрывной волной на 11 метров.
Ирэна ЛЕСНЕВСКАЯ:
— Борис Николаевич, я обращаюсь непосредственно к Вам. Я знаю, кто убил Влада. После того как был Вами подписан указ о начале работы НТВ, в ноябре девяносто третьего, по-моему, это было. Я дико возмутилась: как же так! Разговаривая с Вами на даче во время съемок с Эльдаром Александровичем Рязановым, вы мне клялись, что у нас будет альтернативное телевидение, независимое. Туда смогут приходить все независимые телекомпании и делать независимое телевидение. И вдруг одна телекомпания получает в свои руки (за которой стоит один банк) целый канал. Я позвонила Наине Иосифовне. Я плакала, рыдала, объясняла ей, что опять Вас подставили.
… Затем он (Гусинский. — Е. Д.) нас так запугал, что мы подписали совместное соглашение — все телекомпании, — что мы будем на канале НТВ делать свои программы и отдавать на этот канал. Правда, действительно наши программы идут по этому каналу.
После этого буквально через неделю был подписан указ, и НТВ вошло в силу. Через две или три недели нам позвонил один наш знакомый журналист, который работает на НТВ. Сказал: «Вам нужна служба безопасности. Мало ли что, Гусинский вам этого не забудет. Я вам пришлю ребят». Пришли два парня и говорят, что они работали в РИА, что там все разворовали, что они готовы сделать для журналистов готовую структуру, что стоит это недорого — 300–400 тысяч долларов. Мы охнули. У нас таких денег нет. Стали рисовать схемы ликвидации ликвидаторов, уколы зонтиком ит. д. И при этом сказали, что у вас есть партнеры, что вы собираетесь акционировать Первый канал вроде. Вот у Гусинского такая структура, а вы не защищены, как же так?! У вас есть Березовский, у вас там еще кто-то есть, банки. Давайте объединим нас, мы сделаем хорошую структуру. Ну мы попрощались, извинились, сказали, что нам это не нужно, что мы в эти игры не играем… Они пришли через две недели еще раз… попросили, если мы не хотим этого делать, свести с Березовским, потому что Березовскому наверняка будет интересна такая структура. Ну мы, Борис Николаевич, сделали дикую глупость, мы доверчивые люди, мы привели этих людей к Борису Абрамовичу Березовскому. Познакомили. Через две недели был взрыв машины у «ЛогоВАЗа». Борис Абрамович взял их к себе на стажировку, и они стали часто бывать в «ЛогоВАЗе», но на службу их не взяли. Потом, когда произошел взрыв, убийц не нашли, убит был водитель, охранник, ранен Березовский. Акционирование наше прекратилось, все бумаги лежали в непонятных кабинетах, мы думали, что Березовский уже никогда не вернется после такого удара, но в сентябре месяце. эти ребята исчезли, больше мы их не видели. В сентябре возвращается Березовский или где-то в августе, мы приехали в «ЛогоВАЗ» и видим двух Сереж, которые рядом с Березовским, работают у него уже в структуре.
После того как был избран Влад Листьев (о том, как это произошло, будет рассказано ниже. — Е. Д.), я неоднократно видела с Соколовым и Кулешовым Березовского. Они мне жаловались, что он не допускает, что он выгоняет, когда к нему приходят люди, что Березовский не дает им возможности иметь всю информацию, а как же мы будем его охранять, если он все время так себя ведет и высовывается. Что вот у Гусинского там структура работает, а мы вот пытаемся создать, а он нам мешает. И были удивлены, что был избран Влад, а не я генеральным директором. Ну, короче говоря, чтобы Вас не утомлять, после убийства Влада мы поклялись, что мы сделаем все, чтобы, во-первых, узнать, кто это, а во-вторых, отомстить.
Это сделали эти люди по заказу группы «Мост». Эти люди были внедрены к нам, чтобы мы познакомили их с Березовским. Факты подтверждаются.
Борис Николаевич! Нужно сделать все возможное, чтобы этим делом занимался лично Коржаков и ФСК, а не милиция. Потому что сейчас разворачивается версия, и готовы уже люди, которые говорят, что убил Березовский. А дальше расскажет Березовский.
.. Когда нас стали вызывать в прокуратуру и задавать вопросы, мы поняли, что у них одна версия, что убил или Березовский, или его заместитель первый — Бадри Шалвович. Что нити тянутся только к Березовскому. Но мы-то последний год провели вместе и знаем, что это невозможно и немыслимо.
… Мы пришли к Коржакову, потому что мы понимаем, что то, что произошло, — это переворот. Это хуже Белого дома. Это хуже ГКЧП. Это внутри города. Создана огромная структура, которая руководит всем: всеми мафиозными структурами, всеми бандитами, решает, кому жить и кому не жить… Я совершенно не сомневаюсь в том, что логическая цепочка, выстроенная группой «Мост», господином Гусинским, господином Лужковым и той структурой, которая под ними сидит — огромная пирамида со стволами — бывший КГБ, придумала этот иезуитский план убийства Влада.
Борис БЕРЕЗОВСКИЙ:
— Добрый день, Борис Николаевич! Вы знаете, что покушение, которое было на меня совершено седьмого июля прошлого года (кстати, на той же Новокузнецкой улице, где жил Листьев. — Е. Д.), не было раскрыто, хотя Вы дали прямые указания министрам серьезно заняться этим делом. Но тем не менее время от времени у меня появлялись сотрудники районного управления, Москворецкого, с теми или иными версиями. Совсем недавно они активизировали свое появление. Наверное, три недели тому назад. Они пришли и привели с собой еще одного человека. Ко мне пришел Кожевин Сергей Львович, его помощник. Они привели человека, которого они представили как человека — «вора в законе». И сказали, что этот человек знает, кто заказывал на меня убийство в прошлый раз и сейчас на меня готовит новое покушение. За то, чтобы открыть, кто это делал, кто задумал, они потребовали гарантии, не они, а этот «вор в законе». Гарантии в виде оплаты и гарантии в виде защиты его от дальнейших действий, которые могут создать для него проблемы, Это все происходило в присутствии сотрудников РУВД Москворецкого. Собственно, они и были инициаторами этой встречи. Я сказал, что я должен подумать, и спросил, о какой сумме идет речь. Они мне назвали общую сумму в 500 тысяч долларов, сказали, что я могу выплачивать ее частями. К следующей встрече я должен был дать ответ. Я попросил своих сотрудников безопасности Сергея Соколова и Сергея Кулешова записать наш разговор на аудио- и видеопленку, чтобы иметь доказательства того, что меня шантажировали. Этот разговор был записан на видеокамеру Соколовым и Кулешовым, и была назначена следующая встреча, когда мы обговорили условия, сколько я должен им заплатить. Як этой встрече подготовил деньги — 200 тысяч долларов. И в результате торга, записанного на пленку в присутствии Кожевина Сергея Львовича и еще одного сотрудника, я передал сумму в 100 тысяч долларов этому человеку по имени Николай, который был охарактеризован сотрудниками РУВД как «вор в законе». Передача денег произошла двадцать восьмого февраля.
ЛЕСНЕВСКАЯ:
— За день до убийства Листьева.
БЕРЕЗОВСКИЙ:
— Первого марта рано утром я улетел в составе делегации нашей в Лондон вместе с Виктором Степановичем Черномырдиным. И там вечером я получил сообщение, что убит Влад Листьев. Я взял чартерный самолет и вернулся назад. Я, конечно же, абсолютно в тот момент не связывал предыдущие события с гибелью Влада. В субботу (это было в субботу, когда Вы улетели вместе с Александром Васильевичем и Михаилом Ивановичем) — в пятницу, когда я был на панихиде по случаю кончины Влада, мне позвонили туда сотрудники и сказали, что в «ЛогоВАЗе» намечается обыск и приезд ОМОНа. Я был страшно удивлен и обратился к находившемуся тут же Олегу Ивановичу Сосковцу с просьбой помочь мне выйти на УВД и МВД, чтобы понять, в чем дело. Олег Николаевич соединился с Ериным Виктором Федоровичем, и Виктор Федорович заверил Олега Николаевича, что это недоразумение и ничего, собственно, не будет происходить. Когда я приехал после панихиды, около трех часов дня, в офис «ЛогоВАЗа», в дом приемов «ЛогоВАЗа», я обнаружил там людей, которые представились как сотрудники РУОПа. Они предъявили ордер на обыск и ордер на допрос меня в качестве свидетеля. Я спросил, чего, собственно, они рассчитывают найти в доме приемов «ЛогоВАЗа». На это после приблизительно часовой беседы мне был дан ответ, что они нуждаются лишь в уставе ОРТ. Конечно, этот устав ОРТ был им немедленно предоставлен. Но тем не менее совершенно непонятным остался вопрос, почему это надо было делать группой вооруженных людей и зачем нужен был обыск. После этого в течение девяти часов они занимались прямым давлением и шантажом. В конечном счете они потребовали, чтобы мы проехали с ними в РУОП для дачи показаний, но вся эта история откровенно смахивала на провокацию, и я обратился к Ильюшенко через помощника Коржакова, потому что его в этот день не было, он был с Вами. Ильюшенко дал указание своему первому заму Узбекову. И Узбеков, в свою очередь, позвонил в дом приемов «ЛогоВАЗа» и дал прямое указание находившимся там сотрудникам РУОПа, чтобы те не забирали меня и моего заместителя Бадри в милицию. А сняли показания здесь… Но тем не менее они не выполнили этого указания, и давление продолжалось в течение 9 часов. В течение всего этого времени «ЛогоВАЗ» был окружен группой вооруженных людей.
Вчера по НТВ была показана передача в программе «Итоги», где, ну. в полузавуалированном виде я выставляюсь как человек, который и задумывал, и осуществлял покушение на Влада Листьева. При этом понятно, что эта версия готовилась не один день. Все было подготовлено заранее. По другой информации, есть «вор в законе», который сидит, который дал показания, что мой заместитель Патаркацишвили заказывал убийство Влада. И в связи только с тем, что его арестовали, он не смог выполнить поручение. Из этого совершенно однозначно определяется, что все было спланировано заранее, потому что этот человек был арестован еще до убийства Влада. Поэтому становится понятно совершенно однозначно, откуда идут все эти действия.
Борис Николаевич! То, что это является провокацией, ну у меня лично не возникает никаких сомнений. Борис Николаевич! Я хотел бы обратить Ваше внимание на то, что, когда Вас нет в Москве, когда в Москве нет людей, которые непосредственно рядом с Вами.
Борис Николаевич! Москвой управляете уже не Вы. Это уже реальность. Ею управляет мразь! Управляете ли Вы Россией? Борис Николаевич, я не сомневаюсь в бесконечной преданности делу, которое Вы делаете. Но Ваших людей подставляют, Ваших людей один за одним уводят из-под Вас. Спасибо.