Весь день я провела, трясясь в телеге по степи и жалея, что я все же не ведьма. Потому что иначе Бран вместе со своим корешем Агдагашем уже свалились бы в муках от жесточайшего поноса. Они должны были облысеть, покрыться бородавками и растерять собственные зубы. Превратиться в жаб и издохнуть от сухости и жары или под копытами коней. Однако Бран сделал круг, объезжая свой табор, задержался возле меня, и я с сожалением поняла, что его мои проклятия не берут.
— Как твои зубы, Настя, не болят? — спросил Бран.
Я ответила ему тарабарщиной на кочевницком, причем некоторые идиомы я даже не могла перевести, лишь интуитивно догадываясь об их значении.
Бран выразительно закатил глаза и ускакал вперед, обдав меня пылью.
— Баран, — в сердцах закончила я.
Баран, к слову, тоже вернулся на прежнее место. Он шагал позади с тем же уныло непроницаемым выражением морды вместе со всей своей отарой.
Я выпила немного воды из фляги, которую мне дала бабка перед тем, как захрапеть. Покатала чуть сладковатую влагу во рту и проглотила. Рядом лежали лепешки и нечто, похожее на красную кукурузу, но есть я не стала — боялась повредить эмаль, которой и так пришлось нелегко. Помню, на новый год я загадала похудеть. Неужели вселенная не могла исполнить мое желание иначе? Неужели единственный для меня способ сбросить вес — это валандаться по степи с немытыми кочевниками и пройти экзекуцию по принудительному снятию брекетов?
Было больно не столько зубам, сколько душе. И это я еще старалась не думать, сколько денег потрачено зря!
На привал мы остановились, когда солнце наполовину ушло за рыжий горизонт, расплескав по небу алый огонь. Кочевники развернули шатры, развели костры, набрали воды из ручья, что тек вдоль нашего маршрута и как будто даже стал шире.
Я слезла с телеги, прошлась по лагерю, разминая ноги. О том, чтобы удрать, больше не думала. Во-первых — некуда, во-вторых — волки. Была мысль подкатить к деду и попросить нарисовать ритуальный круг, но я решила, что лучше подождать. А то как бы он не послал меня еще дальше, чем я — дракона.
Кочевники рассаживались вокруг костров, и Бран махнул мне рукой, подзывая к себе. Однако я демонстративно отвернулась и уселась у огня, где собрались женщины. Те посмотрели на меня настороженно, слегка отодвинулись. Но моя бабка-храпунья тоже уселась рядом да еще протянула мне мягкий пористый ломоть хлеба.
— Спасибо, — поблагодарила я. Отломив крошку, закинула в рот, стараясь не жевать.
— Ты не боишься огня, ведьма? — поинтересовалась одна из женщин, длинная и тощая как жердь.
— Я не ведьма, — устало возразила я.
— А кто же ты? — спросила другая, молодая, с блестящими черными глазами и красными бусами в два ряда.
— Настя. Я писательница.
В темных глазах, устремленных на меня, понимания не отразилось.
— Рассказчица, — попыталась я объяснить.
— О, — оживилась бабка. — Я тоже могу рассказать.
— Твои байки мы все уже наизусть знаем, — перебила ее рыжая тетка с недовольно поджатыми губами. — Пусть ведьма расскажет.
— Настя, — исправила я ее, но рыжая лишь отмахнулась.
С недавних пор я рыжих всерьез недолюбливала, но, в общем, почему бы и не рассказать. Недописанная история Изабеллы и Оргхана так и просилась на свет.
— Ладно, — сказала я, отламывая еще кусочек хлеба и придвигаясь ближе к костру. — Попробую. Называется «Проклятая любовью дракона».
— Разве можно проклясть любовью? — тут же встряла рыжая.
— А то, — подтвердила длинная. — Если мужик не хорош, то и его любовь — мука и досада.
— Но там же дракон, — заметила та, что с бусами. — Значит, мужик явно хорош.
Они дружно повернулись в сторону костра, у которого сидел Бран.
— А ей не нравится, — упрямо сказала я.
— Зажралась твоя девка, — вздохнула бабка. — Но что уж, рассказывай.
Я начала неуверенно, все же устно история воспринималась немного по-другому. Приходилось подолгу объяснять некоторые слова. Вроде — что такое купальни, зачем они Изабелле, и как она могла так испачкаться, что ей понадобилось столько воды.
Но постепенно мои слушательницы втянулись. Когда солнце полностью скрылось за горизонтом, а по небу рассыпались крупные звезды, я рассказала о первой встрече Оргхана и Изабеллы, и как он был впечатлен ее ослепительной наготой.
— Девка с козырей зашла, — хмыкнула бабка. — Но оно и правильно — чего зря тянуть. И жили они, сталбыть, долго и счастливо.
— Это только начало, — ответила я. — Изабелла вовсе не планировала соблазнять Оргхана. Она не знала, что он за ней подглядывал.
— Ага, — не поверила рыжая. — Именно поэтому она крутилась там во все стороны под водопадом, давая возможность разглядеть ее со всех сторон.
— Так если есть, что показать, пусть вертится, — сказала бабка. — Молодец девка, не теряется.
— Она не знала! — вновь напомнила я.
— Это так романтично, — мечтательно вздохнула девушка с бусиками.
— А зачем он туда полез? — заинтересовалась тощая. — Во вражеский дворец-то. Явно не за девками голыми. У него небось и своих воз и тележка.
— Конечно, — подтвердила я и только открыла рот, чтобы продолжить рассказ, как все слушательницы умолкли и посмотрели куда-то поверх моей головы.
Я обернулась и встретилась взглядом с Браном.
— Настя, — сказал он и протянул мне руку. — Пойдем.
— Никуда я с тобой не пойду, — выпалила я.
Уже сходила один раз, хватит! Я отвернулась к костру и закинула в рот последний кусочек хлеба — сама не заметила, как съела его, рассказывая про Изабеллу. Однако сильные руки вдруг подняли меня, а вскоре мир перевернулся, и я осознала, что вишу на плече Брана.
— Поставь меня! — возмутилась я, стукнув кулаком по широкой спине. — Куда ты снова меня несешь?
— К себе в шатер, — ответил Бран, и его рука уверенно придержала меня за задницу. — Ты будешь спать со мной, Настя.
***
В творчестве мне частенько приходилось буквально наружу выворачиваться, чтобы обосновать, почему героиня не спит с героем, если уж он так хорош и явно запал, а она вся млеет от его суровой мужественности. В ход шло все: и твердые моральные устои, и козни врагов, и особенности мира. Но на практике выяснилось, что властный герой — это какая-то подстава! Болтаясь вниз головой на широком плече Брана, я с нежной тоской вспоминала соседа-очкарика, который иногда якобы по ошибке заказывал пиццу на мой адрес, предварительно ее оплатив. Почему я его отшивала? Толик, прости! Я была так слепа!
Бран поставил меня посреди шатра, вернулся и неторопливо зашнуровал выход. А я схватила попавший под руку кувшин и приготовилась защищаться. Хоть я давно и не девственница, но с этим бараном спать не собираюсь! Брекеты я ему не прощу!
Бран обернулся и задумчиво посмотрел на меня.
— Я имел в виду, что ты будешь спать в моем шатре, так надежнее, — сказал он. — Не хотелось бы потом найти в степи твои обглоданные кости.
Выдохнув, я опустила руку, но дракон тут же оказался рядом и, схватив меня за запястье, вынул кувшин из моей ладони.
— Однако… — начал он, и его вторая рука погладила меня по спине, опустилась на ягодицу и сжалась.
— Убью, — пригрозила я, глядя в искрящиеся глаза.
Вздохнув, Бран отошел и принялся раздеваться, а я огляделась: ковры, очаг, с запертым в нем огнем, ложе, устеленное пушистыми шкурами. Взгляд то и дело возвращался к дракону, на котором оставалось все меньше одежды. Вот упала прямо на пол жилетка с камнями и чешуей, вжикнул ремень, соскользнули штаны…
— О чем ты говорила у костра? — спросил Бран, обернувшись ко мне в чем мать родила.
Опустившись на шкуры, он скрестил ноги и похлопал рядом с собой.
— Рассказывала одну историю, — ответила я, оставшись на месте, и мстительно добавила: — Я прочитала много книг, Бран. О разных мирах и людях. И я думаю, засуха у вас неслучайно. Боги наказывают твой народ, потому что его ведет недостойный правитель.
— Ты не боишься, Настя, что за такие слова я могу тебя наказать? — вкрадчиво произнес Бран. — К примеру, отшлепать по белой заднице. Это не только укоротит твой язык, но и доставит мне удовольствие.
— Садист, — буркнула я и вновь огляделась.
Кувшин он забрал, оружия я не видела. Чем мне отмахиваться? Ковром?
— Садов у нас почти не осталось, — вздохнул Бран, который явно меня не так понял. — Беспощадное солнце медленно жарит мою землю. Но я помню, какой она была. Как прекрасна степь в цвету. Тебе бы тоже понравилось, Настя. Теперь железо не запирает твой рот, и ты можешь колдовать. Вызови дождь!
— С чего мне вообще для тебя что-то делать? — поинтересовалась я.
Бран прищурил глаза.
— Что ты хочешь в награду, скажи прямо. Если это не ребенок с огненной кровью, которого я могу дать тебе прямо сейчас…
— Я хочу вернуться в свой мир и забыть все это как страшный сон, — призналась я как на духу.
Бран умолк, размышляя.
— Хорошо, — кивнул он, и у меня дыхание сперло.
— Ты можешь вернуть меня домой? — пискнула я. — И ты молчал?
— Я не могу, — покачал Бран головой, но не успела я расстроиться, как он добавил: — Белый исток может. Если ты вызовешь дождь, Настя, я уступлю тебе право загадать желание.
Я прижала руки к груди. Надежда осветила и ковры, и шатер, и мое несчастное сердце.
— Раз в год, в особую ночь, когда звезды в небе выстраиваются в круг, — продолжал Бран, — можно попросить у белого истока что угодно. Что-то одно. Я заинтересовал тебя, ведьма?
Я быстро закивала и даже не стала как обычно возражать, что я не ведьма. Бран определенно очень меня заинтересовал. Опустившись на ковер у очага, я задумалась. Вообще-то вероятность того, что я могу колдовать, была. Вдруг в этом мире у меня проснутся особые силы? Да и в нашем я как-то прошла тест в интернете, по итогам которого у меня оказались сильные экстрасенсорные способности. Пусть проклятия, которыми я весь день осыпала Брана и Агдагаша, не подействовали, но они оба похвалялись родством с Урдакеном, который, видимо, был мегакрут, и ничего его не брало.
К тому же, какие у меня варианты? Просто так мне место у истока не уступят.
— Я попробую, — пообещала я.
— Вот и славно, — улыбнулся Бран.
Поглядев на меня, он поднялся, взял верхнюю шкуру и положил у самого выхода. Однако не успела я возмутиться, что меня кладут на коврик у дверей, как собачонку, как он сам лег туда и укрыл
ся шкурой. Мне же указал на свое ложе.
Я не стала раздеваться, только скинула обувь. Легла на пушистые шкуры, наслаждаясь тем, как расслабляется уставшее тело. Огонь в очаге стих, и только тлеющие угли слегка освещали шатер, да еще глаза Брана, горящие в темноте.
— Но я не уверена, что у меня получится, — прошептала я.
— Зато верю я, — ответил Бран.