Хосиййат говорит мне:
- Ты меня не любишь совсем… Ты забыл меня… Я чужая тебе.
Я говорю неохотно:
- Да, ты мне чужая.
- Хасан…
- Что, Хоська?
- Не говори же так, Хасан.
Она не плачет. Она сегодня спокойна. Я говорю:
- О чем ты думаешь, Хося? Разве время теперь? Смотри: неудача за неудачей. И за это ответит народ Узбекистана.
Она шепотом повторяет:
- Да, неудача за неудачей.
- А ты хочешь любви? Во мне теперь нет любви.
- Ты любишь другую?
- Может быть.
- Нет, скажи.
Я сказал давно: да, я люблю другую.
Она тянется всем телом ко мне.
Вот что было вчера. Я взял у Хосиййат тротил. Я простился с ней на границе. Кучкар занял позицию у кинотеатра, Саша контролировал ситуацию у нац.банка. Камал прослеживал дальние переулки. Скоро мимо кинотеатра должен проехать кортеж Президента.
Они выступали в роли "халтурщиков", сидя в газонах. Я зашел в , спросил чашку кофе и сел у окна.
Было душно. В баре играл пианист. Где-то в углу бара клиенты смеялись. На улице были слышны сигналы автомобилей.
Помню: внезапно в звонкий шум улицы ворвался тяжелый, неожиданно странный и полный звук. Будто кто-то грозно ударил чугунным молотом по чугунной плите. И сейчас же жалобно задребезжали разбитые стекла.
Потом все умолкло. На улице люди шумной толпой бежали вниз, на улицу Ахунбабаева.
Какой-то рваный мальчишка что-то громко кричал. Какая-то девушка с длинной косой грозила кулаком и ругалась. Из ворот выбегали полицейские, испуганно озираясь по сторонам. Город был объят пламенем.
Мчались люди Ташкента. Испуганные горожане паниковали. Где-то кто-то сказал: Президент убит. Неизвестные жертвы пали под обломками.
Я с трудом пробился через толпу. У кинотеатра густым роем толпились люди.
Еще пахло густым дымом. На камнях валялись осколки стекол, чернели раздробленные колеса. Я понял, что разбиты много автомобилей. Передо мной, загораживая дорогу, стоял высокий парень в светлом костюме. Он махал руками и что-то быстро и горячо говорил.
Я хотел оттолкнуть его, увидеть близко то, что осталось от кинотеатра, но вдруг, где-то справа, в другом переулке отрывисто-сухо затрещали выстрелы. Я кинулся на их зов. Я знал: это стреляет Саша.
Толпа сжала меня, сдавила в мягких объятьях. Выстрелы затрещали снова, уже дальше, отрывистее и глуше. И опять все умолкло. Парень повернул ко мне свое лицо и сказал:
- Палит паскуда!
Я схватил его за руку и с силою оттолкнул. Но толпа еще теснее сомкнулась передо мною. Я видел чьи-то затылки, чьи-то бороды, чьи-то широкие спины. И вдруг услышал слова:
- Президент-то жив…
- А поймали?
- А х… его знает…
- Поймают… Куда денутся?
Вечером я вернулся домой.
Я помнил одно: Президент жив.
В городе было объявлено чрезвычайное положение.
Женщины и дети покидали Ташкент.
22 февраля.
Сегодня в газетах напечатано: .
Рядом со мной стоял Голиб. Круто повернувшись, он покосился на меня.
- Хасан, нас полиция ищет.
- Полиция всегда ищет.
23 февраля.
Я взял сегодня случайно газету. Я прочел мелким шрифтом, из Москвы:
"Вчера вечером в гостиницу явились сотрудники
Федеральной Службы Безопасности с предписанием задержать проживавшую там Солмаз Бараеву. В ответ на требование открыть, за дверью раздался выстрел. Взломавшими дверь работниками спецслужб, был на полу обнаружен еще не остывший труп самоубийцы. Производится следствие".
Под именем Солмаз Бараевой скрывалась Хосиййат. Я понял: я не хочу больше жить. Мне скучны мои слова, мои мысли, мои желания. Мне скучны люди, их жизнь. Между ними и мною - пропасть. Есть заветные рубежи. Мой рубеж - смерть правителей. СМЕРТЬ!!!!
Жизнь - это злая ошибка, выкидыш проматери, ужасный эксперимент природы.
Я - опасное и незащищенное порождение природы. Я должен вернуться к началу. Начать с нуля.