— Софи…
В голосе Доминика было столько искреннего участия, что глаза ее сразу наполнились слезами, и, не в состоянии сдержать их, она отвернулась к окну.
Со времени их ссоры с Ивом прошло уже несколько недель. Она больше не встречала его и была рада этому. Но горе изнутри съедало ее. Софи упорно изматывала себя многочасовыми прогулками, бродила по городу до полного изнеможения, старательно избегая тех мест, где могла встретить кого-то из знакомых. Но это не приносило облегчения. Становилось все хуже, и почти не оставалось надежды на то, что когда-нибудь все изменится к лучшему.
На очередную встречу с Домиником она пришла десять минут назад и уже успела убедиться, что совершенно не в состоянии сосредоточиться на разговоре о долгах покойного дяди. Тем более что ситуация с ними оказалась гораздо сложнее и запутаннее, чем они с матерью предполагали.
— Простите, — не поднимая глаз, произнесла Софи и кивком поблагодарила Доминика, протянувшего ей коробку с бумажными салфетками. — Не смогла сдержаться…
Доминик, которому жена, разумеется, рассказала о случившемся, считал в высшей степени маловероятным, что Софи имела какое-то отношение к краже в доме его отца. Но и он не знал, как разобраться в этой истории.
— Полиция все еще не закончила расследование, — сказала Софи, справившись наконец со слезами. — Может быть, мне стоит съездить домой и порыться в семейных альбомах? Вдруг там окажутся фотографии, где есть эта ваза. Ведь мама была так уверена… — Она с надеждой взглянула на Доминика. — Мама вспоминала, что прабабушка как-то по особому относилась к вазе, держала ее только у себя в комнате, а иногда, если считала, что ее никто не видит, плакала глядя на нее.
— Возможно, вам лучше вообще вернуться домой? — мягко предложил Доминик. — Ведь полиция не обязала вас оставаться здесь.
— Нет, ни в коем случае! — решительно замотала головой Софи. — Если я уеду, все будут думать, будто я сбежала!
— Понимаю, — сочувственно кивнул Доминик.
Спустя полчаса Софи вышла из конторы Гренье, подавляя приступ тошноты, успевшей стать почти привычной по утрам. Сегодня она не завтракала, как, впрочем, и всю последнюю неделю. Однако, хотя, казалось бы, ей уже пора было проголодаться, одна мысль о еде вызывала у нее чувство отвращения. Голова кружилась, сделавшись вдруг странно легкой и пустой. Чтобы удержаться на ногах, Софи вынуждена была ухватиться за изящную металлическую ограду, за которой утопал в цветах небольшой, но любовно ухоженный сад.
В другое время Софи обязательно залюбовалась бы красотой цветущих за оградой ирисов, но сейчас ей было не до того. В глазах темнело, а сил на то, чтобы продолжить путь к домику дяди Фернана, явно не было. Она была вынуждена остановиться, буквально повиснув на ограде.
Неожиданно перед глазами все расплылось. Софи в панике встряхнула головой, чтобы прогнать этот непонятно откуда взявшийся туман. Она еще больше испугалась, сообразив, что дурнота застала ее совсем неподалеку от элегантного особняка Ива. Вот уж кого она меньше всего хотела бы сейчас увидеть!
Однако даже эта опасность не придала ей сил, чтобы как можно быстрее удалиться отсюда. Напротив, ей стало еще хуже. Горячие злые слезы больно жгли уголки глаз, и в отчаянной попытке сдержать их она низко опустила голову и сильно, почти до крови, закусила нижнюю губу.
Элиза Хейтон, сестра Батистена Гренье и тетка Доминика, была в весьма дурном настроении. Ей следовало бы сейчас находиться вместе с мужем, Диком, в Англии. Они давно уговорились по полгода проводить то в Арле, на ее родине, то в Кембридже, где был его дом. Время для возвращения в Англию как раз подошло. Дика ждали дела, и она, разумеется, собиралась лететь вместе с ним. Но в последнюю минуту Элиза передумала. Уж больно несчастным и беззащитным, по ее мнению, выглядел Батистен после той злополучной кражи в его доме.
— Я прекрасно знаю, каким упрямым и вздорным он порой бывает, — говорила она Дику вечером накануне отъезда.
Они лежали, прижавшись друг к другу, на широкой кровати. Поуютнее устраиваясь в объятиях мужа, Элиза в который раз дивилась про себя той присущей скорее молодоженам радости, какую она испытывала от простой близости к мужу, от мысли, что завтра она проснется с ним рядом, что они всегда будут вместе. Многие, пожалуй, не смогли бы удержаться от осуждения, узнав, что женщина ее возраста испытывает от физической, сексуальной и эмоциональной близости с собственным мужем такой восторг, какой, быть может, позволительно испытывать разве что юной девушке. По правде говоря, вначале она и сама ощущала некоторые сомнения по этому поводу — до тех пор пока Дик не убедил ее, что все происходящее с ними абсолютно нормально и достойно скорее зависти, чем осуждения.
— Но, с другой стороны, Батистен ведь мой брат, — продолжала она рассуждать, шутливо уворачиваясь от губ мужа. — Я очень беспокоюсь о нем, Дик. Он так постарел и сдал после истории со взломом. Послушай, ты не будешь возражать, если на этот раз я с тобой не поеду? Ты ведь меня понимаешь?
— Разумеется, возражать буду! — прорычал в ответ Дик. — И, разумеется, я тебя понимаю.
Он улетел один, а у Батистена тут же начался один из тех периодов мрачного недовольства всем и всеми, когда он категорически отказывался видеться с кем бы то ни было, в том числе и с ней. Элиза очень тосковала по мужу, вернуться он должен был не раньше чем через неделю, и она часто задавала себе вполне резонный вопрос: зачем ей понадобилось оставаться?
Элиза как раз размышляла над всем этим, возясь с цветами в саду, когда внимание ее привлекло какое-то движение у ограды. Она подняла голову, вгляделась и увидела бледное, как смерть, девичье лицо и судорожно вцепившиеся в ограду пальцы. Кем бы ни была эта девушка, тут же решила Элиза, ей явно требуется помощь. Она легко поднялась с колен и заторопилась к незнакомке.
— Простите, я увидела, что на вас лица нет. Почему бы вам не зайти ко мне и не посидеть несколько минут?
Софи не услышала шагов подошедшей Элизы и поэтому не успела спрятать выражение боли и страдания, исказившее ее лицо. Запоздало сделав это сейчас, она попыталась вежливо отказаться, но Элиза уже взяла ее под руку и решительно, хотя и осторожно, повлекла за собой, к дверям дома.
Почувствовав, что слишком слаба, чтобы оказать сопротивление, Софи уступила. Она всегда отличалась упрямым, независимым нравом, на что часто жаловалась ее мать. Сейчас же, к своему удивлению, она ощутила облегчение оттого, что кто-то взял на себя заботу о ней и самой ей можно ни о чем больше не думать. Во всяком случае — пока.
Дом, куда ее привела эта милая миниатюрная дама с тонким приветливым лицом, был обставлен с большим вкусом, не претенциозно, но элегантно. Он чем-то напоминал ей особняк Ива. Но было в нем и существенное отличие. Жилище Ива было обиталищем одинокого холостяка. В нем не было той атмосферы, которая только и превращает помещение для жилья в настоящий дом. В нем не было уюта, тогда как здесь его создавало множество семейных реликвий, памятных мелочей, фотографий. Софи сразу напряглась, увидев на одном из снимков улыбающихся Доминика и Катрин Гренье.
— Мой племянник Доминик с женой, — доброжелательно пояснила Элиза, проследив за ее взглядом.
— Так вы из семьи Гренье? — слабым голосом спросила Софи.
— Была, до замужества, — ответила Элиза. — А вы знакомы с Домиником и Катрин?
Софи на мгновение заколебалась, затем с невольным вызовом ответила:
— В некотором роде. Доминик ведет дела моей матери, связанные с долгами ее покойного брата Фернана Рулена. Меня зовут Софи Дюфур. Фернан Рулен был моим дядей. Я знаю, что его репутация в здешних местах оставляет желать лучшего, и, если хотите, могу…
— У всех у нас есть родственники, — мягко прервала ее Элиза, — которых, будь на то наша воля, мы предпочли бы не иметь. — И, глядя на Софи добрыми лучистыми глазами, она почти слово в слово повторила фразу, которую Доминик когда-то сказал Катрин: — В каждой семье есть своя черная овца. А в некоторых — и не одна.
Элиза была не только доброй, но и очень умной, проницательной, умудренной жизнью женщиной. Поэтому она легко догадалась, что нынешнее состояние ее нежданной гостьи, которое совершенно не улучшилось после того, как та достаточно удобно устроилась в кресле, вряд ли вызвано переживаниями по поводу родства с покойным Фернаном, каким бы негодяем тот ни был.
Мгновенно подумав, она приняла решение.
— Сейчас я приготовлю нам кофе, а потом вы мне расскажете обо всем, что с вами случилось, — объявила она голосом, не допускающим даже мысли о возможности каких бы т ни было возражений.
Уже довольно давно никто не разговаривал с Софи подобным тоном. В конце концов, считалось, что она достаточно взрослая, чтобы самостоятельно о себе позаботиться. Она-то уж точно была в этом уверена. Однако события последних недель убедительно продемонстрировали, какой беззащитной, слабой и наивной она оказалась. Как ни стыдилась она себя саму, но в глубине души продолжала надеяться, что Ив поймет, как жестоко и несправедливо поступил, вернется и попросит прощения за все свои ужасные подозрения и обвинения. Наивная, трогательная и несбыточная мечта! Подумав об этом, Софи почувствовала, как глаза ее опять наполняются горькими слезами ничем не заслуженной обиды.
— Ну вот, — проговорила Элиза, внося поднос с кофейником и двумя чашками. — Готово. С чего начнем? — спросила она, опускаясь в кресло. — Ах да, вы сказали, что Фернан Рулен — ваш дядя. Характер у него действительно был тяжелый, — заметила она, осторожно отпивая глоточек. — Ну да вы и сами это знаете. Я знавала его мать и бабушку и, кстати говоря, вашу маму тоже, хотя она и уехала отсюда уже много лет назад. Так ведь?
— Правильно, — подтвердила Софи. — Мама с папой сейчас в экспедиции в Египте. Именно поэтому…
— Именно поэтому здесь сейчас вы, а не они, — закончила вместо нее Элиза. — Правильно?
— Отчасти, — осторожно согласилась Софи.
Она взглянула в добрые понимающие глаза Элизы и вдруг осознала необходимость исповедаться, рассказать этой спокойной доброжелательной женщине все без утайки, поделиться с ней своим горем и обидами и облегчить свою душу, сгорающую от одиночества. Софи подумала, что ее мама, окажись она на месте Элизы, смогла бы понять того, кто попал в беду.
Медленно, с трудом находя слова, она рассказала обо всем, что с ней произошло.
— Бедняжка, — тихо произнесла Элиза, когда исповедь Софи подошла к концу.
Элиза хорошо помнила вазу, о которой шла речь. Батистен очень гордился ею, поскольку ваза была почти единственным предметом, сохранившимся с того времени, когда их семья породнилась с графской фамилией, знатнее которой в этих местах не было. Элиза относилась ко всему подобному гораздо проще, и ей не стоило большого труда догадаться, в чем заключается причина горя этой очаровательной, такой искренней девушки.
— Вы не пытались спокойно поговорить с Ивом? — ласково спросила она. — Объяснить ему все?
Софи покачала головой.
— К чему? Он все для себя решил, да и вообще… — Она отхлебнула из чашечки, поперхнулась и снова ужасно побледнела. — Простите, сама не знаю, что со мной. Должно быть, напряжение сказывается. Постоянно подташнивает, хотя я почти ничего не ем. Даже думать о еде неприятно. Никогда со мной такого не было.
Элиза задумчиво посмотрела на нее. У нее были некоторые предположения относительно того, что может вызывать у здоровой молодой женщины периодические приступы тошноты и внушать отвращение к еде. В свое время она сама пережила подобную гамму ощущений, да и теперь, работая в своем фонде помощи одиноким матерям, имела большой опыт в определении ранних, едва уловимых признаков беременности.
— Мне бы не хотелось вмешиваться в ваши дела, — осторожно начала она, — но…— Элиза на секунду запнулась, однако она верила в пользу откровенности и тут же закончила без обиняков: — Не приходило ли вам в голову, что вы, возможно, беременны?
— Нет! — задохнулась Софи, но уже в следующее мгновение поняла, что Элиза, быть может, права.
Неужели всего несколько часов назад она считала, что дела ее так плохи, будто хуже некуда? Теперь она поняла, что все еще хуже, чем она думала. Забеременеть, да еще от Ива! Как такое могло с ней случиться?
Впрочем, что в этом удивительного? Они с Ивом любили друг друга так страстно, так безоглядно, что странно было бы, если бы она не забеременела.
— Похоже, я вас напугала, — улыбнулась Элиза. — Поверьте, в этом нет ничего страшного. Со мной тоже так случилось. — Она рассмеялась, увидев недоверие в глазах Софи. — Конечно, это было давно и не здесь. Мне даже пришлось сделать аборт.
— Боже мой, какой ужас! — воскликнула Софи.
— Это действительно было ужасно, но, к счастью, судьба предоставила мне еще один шанс, и сейчас я просто не представляю себе жизни без своей… без нашей с Диком дочери. — Она счастливо улыбнулась. — Вы обязательно должны рассказать о ребенке Иву.
— Нет! — отрезала Софи. — Это его не касается. К тому же это ему совсем не интересно.
Брови Элизы удивленно приподнялись.
— Вы уверены? — спросила она. — Я хорошо знаю Ива. Я знала его, когда он был еще совсем маленьким. И я уверена, что он очень серьезно воспримет рождение своего ребенка.
— Но ведь он не хотел ребенка, — возразила Софи. — Для него это просто досадная случайность. Может, он и захочет помочь из чувства долга, но такая помощь мне не нужна. Я справлюсь сама. Это мой ребенок.
Элиза понимающе слушала. Уязвленная женская гордость в сочетании с природным упрямством — ей это было хорошо знакомо. По опыту она знала, что сейчас лучше не спорить. Поэтому она только посоветовала:
— Я знаю здесь прекрасного гинеколога. Вам, пожалуй, следует к нему обратиться.
— Хорошо, спасибо, так я и сделаю, — не стала возражать Софи и взяла листок бумаги, на котором Элиза написала адрес и имя врача
Спустя полчаса, съев по настоянию Элизы пару гренков и выпив еще чашечку кофе, Софи тепло попрощалась с гостеприимной хозяйкой.
Итак, беременна… Ей все еще не верилось в это до конца, но подсознательно она чувствовала: все так и есть. Что же ей теперь делать? Как себя вести? Что сказать родителям, которые, несмотря на широту взглядов и бесконечную любовь к ней, вряд ли предполагали именно так стать бабушкой и дедушкой?
Софи устало опустила глаза и побрела к дому Фернана. Мысли путались в голове, но одно она знала твердо: она не сдастся. В конце концов, многим женщинам приходилось гораздо труднее, а они справлялись. Справится и она.
Для Ива день выдался на редкость напряженным. Вообще-то его это только радовало. С того момента, как он выскочил из дома Фернана, оскорбив Софи, у него не было ни минуты покоя. Чтобы заглушить угрызения совести и заставить себя забыть все, что произошло, он с головой погрузился в работу. Каждое утро он мчался в Сент-Мари, где взвалил на себя кучу дел по организации предстоящего цыганского праздника. Он работал с бешеной энергией, чтобы измотать себя, не разрешая ни на минуту расслабиться. Но все было напрасно. Эти несколько недель, когда он не видел Софи и делал все, чтобы случайно не встретиться, были самыми тяжелыми в его жизни. Не раз он готов был все бросить, бежать к ней и умолять о прощении. Прощение? Но за что? О черт, зачем только он увидел эту проклятую вазу!
Если бы не это… Конечно, Софи поступила нехорошо, не сказав, что Фернан был ее дядей, но, как она справедливо заметила, ведь и сам он не был с ней искренен до конца. Теперь, успокоившись, он был склонен согласиться с Катрин, утверждавшей, что Софи просто не хотела осложнять их отношения, пока они лучше не узнали друг друга.
«Постарайся понять Софи. Поговори с ней еще раз», — просила его Катрин несколько недель назад. Вместо этого он…
В эту минуту Иву пришлось резко нажать на тормоза. Из переулка показалась Софи. Она шла, низко опустив голову, и выглядела больной и усталой. Ему невыносимо захотелось выскочить из машины, подбежать к ней, обнять, прижать к себе и защитить от всех невзгод.
Между тем Софи уходила все дальше, не поднимая головы и не замечая его. Не в силах сдержать внутренний порыв, Ив свернул к тротуару, припарковал машину, выскочил наружу и бросился следом.
Услышав за спиной быстрые шаги, Софи инстинктивно остановилась и обернулась.
— Ив! — выдохнула она, и на лице у нее отразились самые противоречивые чувства.
— Софи, с тобой все в порядке? — спросил Ив, разглядев, как она бледна.
— Разумеется! — быстро ответила она и, справившись с волнением, повернулась, чтобы продолжить свой путь. Ив кинулся за ней и случайно задел ее руку, в которой был сжат листок бумаги.
Софи хотела нагнуться, чтобы поднять его, но Ив оказался проворнее. Прочитав знакомое имя, он нахмурился.
— Если с тобой все в порядке, то зачем тебе понадобился доктор Витье? — недоверчиво спросил он. — Да и вообще, по тебе никак не скажешь, что у тебя все в порядке.
— Я чувствую себя прекрасно, — с некоторым раздражением произнесла Софи. — Будь так любезен, верни мне это…
Доктор Витье… Хотя Иву не приходилось обращаться к этому врачу, но имя его почему-то казалось знакомым. Доктор Витье…
Он уже было протянул Софи ее листок, как вдруг его осенило. Конечно! К доктору Витье всегда обращались его сестры, когда та или иная из них оказывалась беременной. Но зачем это понадобилось Софи? Что с ней могло случиться? Она так осунулась, что выглядела почти изможденной. Но в то же время что-то неуловимо изменило ее облик. В ней чувствовалась внутренняя гордость, независимость. Обе руки она положила на живот, как будто защищая…
— Ты беременна! — вырвалось у Ива чуть ли не раньше, чем он успел подумать об этом, но уже в следующее мгновение он понял, что угадал правильно.
На секунду он замер, потрясенный. Затем его захлестнула горячая волна самых разнообразных чувств: боли, радости, гнева, гордости и… любви. Да! Прежде всего Ив ощутил безграничную, неподвластную разуму радость любви!
Софи, кусая губы, не поднимала на него глаз.
— Софи… — услышала она тихий, просящий голос Ива, но отвечать не стала. — Софи!
— Мне нечего тебе сказать, — надменно бросила она через плечо.
— Значит, ты беременна… — все так же тихо, будто все еще не веря, сказал Ив. — Подумать только, мой ребенок, мое дитя!
— Нет! — Теперь Софи повернулась и с вызовом посмотрела ему в глаза. — Нет! Этот ребенок к тебе не имеет никакого отношения. Он мой, и только мой!
— Не думаю, что твоя точка зрения найдет поддержку в суде, — не подумав, возразил Ив, все еще погруженный в свои переживания. По правде говоря, он никогда особенно не мечтал о собственных детях, хотя и прекрасно ладил со своими многочисленными племянниками и племянницами. Откуда же взялись эти странные ощущения гордости, радостного ожидания, соучастия, поднявшиеся в нем при мысли о будущем ребенке?
Он очнулся, только когда услышал презрительный голос Софи.
— В суде?.. — переспросила она. — О да! Ты способен обратиться в суд!
Ив чувствовал себя так, будто получил пощечину. Софи не забыла, что он вызвал полицию. Сейчас он и сам сомневался, вправе ли он был поступить так, не выяснив все подробности, не поговорив с ней спокойно. Нет, она никогда не простит его! Но он не мог дать ей уйти просто так. Он вообще не мог отпустить ее. Ив протянул к ней руки, но, увидев, как она отшатнулась, бессильно опустил их.
— Софи, мы должны поговорить, — взмолился он, но Софи отрицательно покачала головой.
— Оставь меня в покое, — устало сказала она и, повернувшись к нему спиной, попыталась уйти.
Но Ив не собирался отступать. Он положил руки на плечи Софи и повернул ее лицом к себе.
— Немедленно отпусти меня! — возмущенно потребовала она.
— Не так давно ты мечтала, чтобы я тебя никогда не отпускал и никому не отдавал, — мягко напомнил Ив.
Софи вспыхнула, но тут же огрызнулась:
— А ты тогда клялся, что любишь меня и будешь любить вечно. Теперь мы оба понимаем, что…
Она запнулась, почувствовав, как больно сжались на ее плечах пальцы Ива.
— Что мы оба понимаем теперь, Софи? Продолжай! — требовательно проговорил он.
Софи лишь покачала головой. Ей вдруг все смертельно надоело, она совсем обессилела и была зла на себя за эту неразумную ссору. Что толку в словах? Сейчас для нее важнее всего сберечь остаток сил ради будущего малыша.
Увидев, как еще больше побелело ее лицо, Ив ужаснулся. Разговоры могут подождать, но сейчас ей необходима помощь.
— Послушай, у меня машина за углом. Я отвезу тебя домой, — скомандовал он, поддерживая Софи рукой. — У тебя такой вид, будто ты сейчас упадешь в обморок.
Софи и сама этого боялась. Поэтому она молча повиновалась.
— Когда ты узнала… о ребенке? — спросил Ив, когда они уже сидели в машине.
— Какое это имеет значение? — пожала плечами Софи. Ей не хотелось объяснять, что она и поныне пребывала бы в блаженном неведении, если бы не проницательность Элизы.
У нее не было ни сил, ни желания разговаривать, и она закрыла глаза. Когда спустя некоторое время она открыла их, то увидела, что они едут по совершенно незнакомым ей улицам.
— Куда ты меня везешь? Немедленно останови машину! Мне нужно выйти! — возмущенно потребовала она и, видя, что Ив не реагирует, начала дергать ручки дверцы. К счастью, он предусмотрительно заблокировал замки, и открыть дверцу ей не удалось.
— Что ты себе позволяешь? У тебя нет никакого права! — негодовала Софи.
— Как отец я имею право заботиться о здоровье ребенка, — мягко ответил ей Ив. — Даже если он еще и не родился.
Как отец… Софи хотела найти достаточно резкие слова, которые бы поставили его на место, но тут ей стало так плохо, что всякое желание спорить и ссориться исчезло.
— Ив, меня сейчас стошнит, — простонала она, с трудом сглотнув подступивший к горлу комок.
— Прямо сейчас? — Она слабо кивнула.
Спустя десять минут, почувствовав себя немного лучше, Софи смогла оценить быстроту и точность последовавших действий Ива. Кроме того, она была благодарна ему за то, что он сумел скрыть свои эмоции при виде того малопривлекательного зрелища, которое ему пришлось увидеть.
— Я хочу домой, — с трудом отдышавшись, сказала она.
— Тебе нужно не домой, а туда, где за тобой будет кому присмотреть, — мягко возразил Ив. — Именно в такое место я и собираюсь тебя отвезти. Пошли.
Пока они шли к машине, Софи безмолвно ругала себя за то, что не решается убежать. Впрочем, она понимала, что едва ли Ив дал бы ей уйти далеко. Да и сил на это у нее сейчас не было.
Через несколько минут, увидев, что машина выехала из города, она снова почувствовала беспокойство.
— Куда ты меня везешь?
— Я же сказал: туда, где смогут позаботиться о тебе и нашем ребенке.
О нашем ребенке!.. Софи уже готова была напомнить ему еще раз, что ребенок — только ее и к нему не имеет ни малейшего отношения. Но тут перед глазами у нее все поплыло, и она поспешила закрыть их, судорожно ухватившись руками за сиденье.
Озабоченно поглядывая на нее, Ив осторожно свернул с шоссе на выложенную каменными плитами проселочную дорогу. Несколько минут машина ехала вдоль массивной каменной ограды, а затем через проем подъехала к приземистому типично провансальскому дому, так называемому масу.
Софи открыла глаза, когда машина остановилась. Она растерянно огляделась и вскрикнула в изумлении:
— Это же ферма моего дедушки!
— Точно, — подтвердил Ив. — Сестра с мужем купили ее в прошлом году. Строго говоря, это не совсем ферма: почти всю землю твой дедушка продал раньше. Остался только дом и небольшой участок вокруг него.
— Твоя сестра… — рассеянно повторила Софи. — Сколько же их у тебя?
— Пять, — с гордостью ответил Ив.
— Пять?
— Арлетта тебе понравится.
— Но ты же не можешь просто так привезти к ней незнакомого человека! Она даже…
— Не нервничай, — остановил ее Ив. — Все будет хорошо.
Он не стал объяснять, что помог сестре и ее мужу купить эту усадьбу и переделать дом так, чтобы в нем были все удобства современного жилища. Не упомянул он и о том, что Арлетта была его любимой сестрой, наиболее отзывчивой, доброй и понимающей из всех.
— Это она? — нервно спросила Софи, увидев вышедшую из дома высокую темноволосую женщину.
— Она, — коротко кивнул Ив. Когда женщина подошла поближе, Софи поразилась, насколько она похожа на Ива. Арлетта была на несколько лет старше брата, но сохранила гибкую, стройную фигуру. В таких же, как у него, черных густых волосах не было заметно седины. Чертами лица она очень напоминала брата, однако они были мягкими и женственными, в отличие от волевых и мужественных у брата.
— Ив! — радостно воскликнула женщина, когда он открыл дверцу. — Какой приятный сюрприз! О, да ты не один. Это, должно быть, Софи? — Она дружелюбно улыбнулась. — Кристина рассказывала мне о вас.
— Ммда… — недовольно протянул Ив. — Интересно, есть ли что-нибудь в мире, о чем Кристина не смогла бы рассказать? Она… — Он запнулся, потому что Софи бросила на него умоляющий взгляд.
— Софи и меня теперь трудно назвать лучшими друзьями, — продолжил он на полтона ниже, но тут же ехидно улыбнулся. — Впрочем, Кристина и об этом тебе, конечно, сообщила. Но сейчас Софи нездоровится. Последнее время она жила в доме покойного Фернана Рулена. Сама знаешь, в каком он состоянии, да и вокруг так неспокойно. Словом, ей нельзя там оставаться.
— Да уж, — кивнула Арлетта. — Одной там жить нельзя, просто опасно.
Глаза Софи расширились. Ей и в голову ничего подобного не приходило. В те счастливые дни, когда… когда Ив был с нею, он ни о чем таком не упоминал. Теперь ей стало страшно задним числом. Ведь речь шла не только о ней, но и о будущем малыше.
— Вы и вправду неважно выглядите, — сочувственно обратилась к ней сестра Ива. — Идемте в дом, и я устрою вас поудобнее. Кстати, меня зовут Арлетта, а моего мужа — Гастон. Он сейчас в отъезде. Мы решили восстановить здешние виноградники, но надо прикупить земли.
Софи шла рядом с Арлеттой, делая вид, что не замечает, как рука Ива, будто поддерживая, обвилась вокруг ее талии. На самом деле она с трудом сдерживала желание прижаться к нему покрепче и забыть обо всем, что их разделило. Но она знала, что это невозможно.
Когда Арлетта ввела их в дом, Софи на минуту замешкалась и, остановившись, огляделась.
— Когда-то эта ферма принадлежала дедушке Софи, — сообщил сестре Ив.
— Вот как? — растерянно произнесла Арлетта. — Но из этого следует…
— Что я из семьи Руленов, — закончила за нее Софи и вызывающе посмотрела на брата с сестрой. — Действительно, Рулен — девичья фамилия моей матери. Фернан был ее братом.
— Послушай, ведь это же замечательно! — неожиданно воскликнула Арлетта и рассмеялась, увидев удивление Софи. — Я хорошо знакома с твоей мамой. Мы учились вместе и дружили. Она была доброй и отзывчивой, совсем не то, что Фернан.
— Она и сейчас такая, — обрадовалась Софи. Ей очень хотелось посмотреть, как воспринял слова сестры Ив. Убедился ли он, что ее мама не имеет ничего общего с братом? Но она сдержалась и даже не взглянула на него, когда он собрался уходить.
— Позаботься о ней, пожалуйста, — говорил сестре Ив, когда, оставив Софи в доме, они приближались к его машине. — Ради меня.
Арлетта удивленно подняла брови, но, увидев, как нахмурился Ив, сочла за лучшее воздержаться от расспросов.
Проводив брата, она вернулась в дом. Софи сидела там, где ее оставили: в старинном удобном кресле, напротив окна гостиной, из которого открывался прелестный вид на увитую плющом ограду.
— Мне очень неудобно, что Ив оставил меня здесь, — обратилась она к Арлетте. — Если можно вызвать такси, я сразу же уеду.
— Ну, ты не знаешь моего брата. Я слишком дорожу своей жизнью, чтобы позволить тебе уехать, — шутливо возразила Арлетта, а затем добавила серьезно: — Не знаю, что у вас с Ивом произошло, но выглядишь ты действительно плохо. Места у нас здесь хватает, а когда Гастон уезжает, я чувствую себя очень одиноко. Так что и мне хорошо, что ты поживешь здесь. К тому же Ив прав: там, где ты жила, не очень спокойное место. Одной там оставаться опасно, тем более если ты больна.
— Я не больна, — спокойно сказала Софи. — Я беременна. Вы, наверное, шокированы, — добавила она, видя, что Арлетта молчит. — Я не собиралась об этом говорить, но…
— Я вовсе не шокирована, — перебила ее Арлетта. — Скорее завидую. — Увидев, как брови Софи удивленно поползли вверх, она объяснила: — У нас с Гастоном нет детей. Конечно, с годами я с этим свыклась, но порой… Так ваша ссора с Ивом из-за ребенка?
— Нет, нет! — быстро возразила Софи. — Мы поссорились… — Она запнулась, почувствовав, что пока не может рассказать сестре Ива все без утайки. У нее просто не было сил без конца оправдываться, да и не хотелось обвинять во всем Ива. К тому же ее испугал намек Ива, что он будет отстаивать право отцовства в суде. Не могла же она обсуждать это с его сестрой! Поэтому она просто сказала: — Дело в том, что мы слишком плохо знали друг друга.
— И вы пришли к выводу, что на самом деле друг друга не любите? — предположила Арлетта.
Софи печально улыбнулась и, чтобы скрыть набежавшие слезы, отвернулась к окну.
— Простите, — тихо проговорила она. — Но мне тяжело сейчас обсуждать эту тему. Если вы не возражаете…
— Ну что ты! — воскликнула Арлетта. Не хочешь — и не надо. Давай-ка я провожу тебя в твою комнату. А когда ты отдохнешь, мы съездим в город и привезем твои вещи.