Влюбленный холостяк

Глава 14

Оказавшись на почтительном расстоянии от библиотеки, Эва поняла, что убегает от Блэкхита. Не просто убегает. Несется стремглав. Захлопнув дверь, она, тяжело дыша, прислонилась к ней спиной.

Она закрыла лицо руками. Все повторяется снова, на этот раз с человеком настолько опасным, что рядом с ним ее покойный муж казался совершенным ангелом.

— О, будь ты проклят, Блэкхит, — прошептала она, пытаясь унять дрожь и собраться с силами. Что произошло сегодня ночью?

Она стала вспоминать события последнего получаса. Возбудившись от недавней встречи с Блэкхитом и мучаясь бессонницей, она спустилась в библиотеку, чтобы взять книгу. Но этого ей так и не удалось сделать. Проходя через пустую, как она думала, столовую, Эва вдруг увидела придвинутое к камину кресло, а в нем — великолепную фигуру герцога.

На какой-то момент она поддалась неописуемому восторгу — он здесь. Сердце едва не выпрыгнуло из груди. Ее обдало жаром. Ей следовало бежать оттуда со всех ног, но нет, она осталась, хотя инстинкт самосохранения кричал, чтобы она бежала. Она осталась потому, что ей захотелось видеть мужчину, которого она одновременно и боялась, и презирала, в виде обычного человека, а не непостижимого существа, которым она его знала. Она осталась — по причинам, которые и сама не совсем понимала, не хотела понимать… по причинам, которые ничего общего не имели с желанием видеть его страдания, а были связаны с мягкими, нежными сторонами женской природы, с мягкими, нежными чувствами, пробудившимися в ее опустошенной душе.

Уже самой мысли о том, что те мягкие, нежные чувства могли существовать, притаившись, словно страшная болезнь, было достаточно, чтобы заставить Эву снова содрогнуться. Это были женские чувства. Охранительные чувства. Опасные чувства.

Тот сорт чувств, которые приводят к разрушенным надеждам и разбитым сердцам.

На нее нахлынули воспоминания. Она увидела лицо матери, перекошенное, полное горечи, яда, обезображенное пятнадцатью годами горя и предательства…

— Мужчины! Они все одинаковые, Эва!

— Но папа другой…

— Твой отец не лучше других! Не думай, Эва, что он любит тебя, потому что приходит с моря с конфетами и разными безделушками! Он хотел мальчика! Он хотел наследника! Но получил девочку, получил тебя, и так и не простил меня за это!

— Но, мама…

— Я ничего не хочу слышать об этом! Все мужчины одинаковы, все до единого, и не забывай это!

Но она забыла. Она вышла замуж за Жака. И больше уже не забудет.

— Я не могу выйти замуж за герцога… он уничтожит меня, — сказала она в темноту. Призраку своей давно умершей матери.

Себе самой.

Ее рука легла на еще плоский живот, в котором рос ребенок Блэкхита. Нет, она не может выйти за него замуж. Она не может жертвовать тем, что осталось от ее гордости, свободы и, да, сердца. Она не может позволить своему ребенку пережить то горе, которое испытала она, дав ему отца.

Она всматривалась в холодную и туманную английскую ночь.

Наверное, пришло время уезжать. Время возвращаться в Америку — где родина ее и ее ребенка.

Когда на следующее утро Эва спустилась вниз, намереваясь что-нибудь съесть, несмотря на то что вид — и запах — завтрака в последнее время вызывал у нее тошноту, она увидела, что вся семья де Монфор уже собралась за столом, окруженная попрошайничающими собаками, слугами и крутящимися здесь же детьми. Комнату наполняли смех и сумятица. Она постояла в нерешительности за дверью, чувствуя себя нежданным гостем и не желая нарушать эту радостную сцену семейного счастья.

Особенно если придется противостоять Блэкхиту.

— Ох, не знаю, но думаю, что будет девочка, — говорила Джульетт, намазывая масло на кусок тоста. — При девочках всегда чувствуешь себя хуже, не правда ли, Эми?

Эва замерла.

— Ну, я просто не знаю, что сказать, — ответила Эми, чьи высокие скулы, прямые черные волосы и бронзовая кожа выдавали наличие индейской крови. Ее акцент, такой же, как и у Джульетт, напоминал Эве о доме… простой говор Новой Англии, который наводил воспоминания о Салеме, верфях, экономности янки и старом добром здравом смысле. — В конце концов, у меня ведь одна Мери, поэтому я не знаю, как чувствуешь себя, когда носишь мальчиков.

— Мне с Шарлоттой было намного хуже, — заявила Джульетт, положив тост перед светловолосой голубоглазой девчушкой, взобравшейся на стул рядом с ней. — А вот Габриель, с другой стороны…

«Они говорят обо мне, — с ужасом подумала Эва. — Говорят о моем не родившемся ребенке, строят предположения о том, кто это будет: мальчик или девочка». Она вдруг застеснялась. Ей одновременно захотелось и покинуть эту счастливую и сумбурную сцену, на которой для нее не будет места, и присоединиться к ней.

— Что ж, вы можете строить догадки сколько угодно, — сказала Челси, потянувшись за большим куском холодной телятины, — но так как мне еще ни разу не было плохо, то я склоняюсь к тому, что будет мальчик.

Так уж получилось, что она подняла голову как раз в тот момент, когда Эва поняла, что разговор идет вовсе не о ее ребенке, а о ребенке Челси.

Челси беременна?

— Эва! Нечего там стоять. Иди завтракать.

— Да, у Челси и Эндрю есть прекрасная новость!

Трое братьев встали со своих мест, когда Эва, которой было неловко за свои преждевременные мысли, вошла в комнату. Гаррет, как всегда, улыбался. Его было так же трудно не любить, как и принимать серьезно, и она знала, что его улыбка предназначалась для того, чтобы она чувствовала себя уютнее. Эва была благодарна ему за эти усилия.

Эндрю выглядел отчужденным и безразличным. Только Чарлз, казалось, не рад ее видеть.

А где Блэкхит?

Она ощутила укол разочарования. Его здесь нет.

Разговор возобновился. Эва села за стол, удивляясь, как может аристократическая семья так свободно разговаривать о еще не родившихся детях не только в присутствии посторонних, но и при детях. Она думала, что столь воспитанные люди должны бы счесть подобную тему вульгарной. И как удается Челси выносить вид еды да еще жадно накладывать себе ее в большом количестве? Почему ее лицо светится здоровьем, глаза ясны, а улыбка в каждую секунду готова появиться на губах, когда Эва чувствует себя совершенной развалиной?

Раздражение нарастало. И где, черт возьми, Блэкхит?

Она улыбнулась кузине.

— Оказывается, одна я еще не поздравила тебя и Эндрю, — сказала она, стараясь не завидовать радости Челси по поводу ее положения и лучащегося здоровья. — Когда ты узнала?

— Вот уже две недели, — ответила Челси, намазывая очередной тост. — Мы собирались немного подождать, прежде чем объявлять об этом, но не получилось — уж очень мы рады!

Гаррет все еще улыбался:

— Все гадают, кто будет, мальчик или девочка, а я раздумываю, будет ли это изобретатель или борец за права животных!

— Видимо, будет и то и другое, — вступила Эми, поднимая маленькую дочь и усаживая ее на колени. — Челси и Эндрю оба обладают большими достоинствами.

— А как ты себя чувствуешь, Эва? — спросила Челси, похрустев тостом.

— Плохо, — ответила она с болезненной улыбкой. Она печально посмотрела на свою тарелку, пустую, несмотря на решение что-нибудь съесть. — Мне не хотелось портить эту счастливую сцену, но я должна сообщить вам, что в полдень уезжаю. Я и без того уже давно злоупотребляю вашим гостеприимством.

— Уезжаешь? — Челси выронила тост. — Ты не можешь этого сделать, ведь ты должна выйти замуж за Люсьена!

— Я не выйду замуж за Люсьена. Собравшиеся за столом зашумели.

— Но ты должна выйти замуж за Люсьена!

— Ты должна думать о будущем ребенке, Эва!

— Король приказал вам жениться! Эва покачала головой.

— Точно так же, как все вы любите своего брата, и точно так же, как хотите видеть меня прикованной к нему в качестве наказания за все преступления против вас, — ее взгляд коротко, но красноречиво остановился на Чарлзе, — точно так же я не могу выйти за него замуж. Я не имею ни малейшего желания отдать то, что осталось от моей свободы, человеку, который наверняка разрушит ее. Да, нужно подумать о ребенке, но могу всех заверить, что он будет хорошо обеспечен. Отец после смерти оставил мне имение. В Америке мой ребенок будет иметь все, что ему нужно, — защиту, тепло и любовь матери.

Нерисса, подавленная и, несомненно, не перестающая думать о Перри, заговорила:

— А как же защита, тепло и любовь его отца? Улыбка немедленно исчезла с лица Эвы.

— Отцов это не касается, — горько проговорила она. — Ему не понадобится его отец, мне тоже.

Кто-то в ужасе судорожно вздохнул, видимо, мягкая Эми, а затем воцарилась полная тишина и все глаза устремились к двери.

Блэкхит. Он стоял, невозмутимый и спокойный, взгляд устремлен туда, где сидела Эва. У нее по спине побежали мурашки. На герцоге была одежда для загородных прогулок: темно-серый плащ и заляпанные грязью сапоги, щеки горели от мороза. Или гнева. Его лицо было неподвижным, как у статуи.

В комнате повисла мертвая тишина — все ждали, что с его губ сорвутся какие-нибудь ужасные слова.

— Ага, привет, Люс, — неуверенно сказал Гаррет, пытаясь разрядить напряженность.

— Позавтракай с нами, — предложил Чарлз.

Но герцог лишь холодно улыбнулся, обошел стол, приблизился к Эве, сжавшейся в комок, и, наклонившись, поцеловал ее в неожиданно ставшую горячей щеку. Его одежда пахла зимним ветром, утренним воздухом. Его губы были так же холодны, как погода на дворе, но Эву бросило в жар.

— Вы должны извинить Эву, — великодушно заявил он. — В отличие от всех вас ей еще предстоит увидеть, каким… приятным может быть брак.

— Прошлый опыт говорит об обратном, — отреагировала она.

— Будущий изменит ваше мнение.

— Я уже приняла решение, сэр.

— Ваше решение нуждается в небольшой… корректировке.

— Это касается также, мой дорогой герцог, — она ядовито усмехнулась, — и вашей самонадеянности.

Кто-то хихикнул.

И Блэкхит улыбнулся. От улыбки повеяло холодом. «Мы продолжим этот спор позже», — казалось, говорила эта улыбка.

Герцог сел за стол и усадил себе на колено маленькую Шарлотту. Приобняв девочку, что-то прошептал ей на ухо.

Крошечная ручка Шарлотты залезла в дядин карман.

— Конфеты! — завизжала она торжествующе, вытаскивая завернутую в бумажку мятную конфету.

— О, Люсьен, только не перед завтраком! — вскричала Джульетт.

Гаррет расхохотался. Маленькая Мери-Элизабет и младший брат Шарлотты, Габриель, немедленно принялись хныкать и просить свою долю угощений.

Герцог лишь посмеивался.

— Посмотри, найдется ли там же еще что-нибудь, Шарлотта, — негромко проговорил он и улыбнулся, когда ее ручонка снова нырнула к нему в карман. — Мери еще слишком мала, а вот твой братик, думаю, с удовольствием съест конфету, да?

Шарлотта, зажав в кулачке две конфеты, спрыгнула с колен дяди и побежала вокруг стола в сторону брата.

— Люсьен! — вскричала Джульетт. Даже Эми выглядела пораженной.

Но Эва обратила внимание, что Блэкхит вполне доволен сумятицей, которую вызвал. Может, он всегда ведет себя таким образом, когда истинный виновник его плохого настроения — она — находится вне досягаемости? Он все еще смеялся, и краем глаза Эва видела, как подрагивают его губы, когда он наблюдал за разворачивавшей конфету Шарлот той. Маленький Габриель нетерпеливо хныкал, Джульетт пыталась его успокоить, и даже Эми, похоже, была готова рвать на себе волосы, когда визжать начала и Мери. Эва поджала губы. Как это похоже на Блэкхита — получать удовольствие от устроенной им же самим суматохи. Она уже было собралась извиниться и идти к себе в комнату, как он снова полез в карман, достал последнюю конфету и незаметно положил ее на пустую тарелку Эвы. Она насмешливо хмыкнула:

— Блэкхит, если вам не удалось купить меня предложением стать герцогиней, то не думайте, что в этом вам поможет конфета.

— Подержите ее под языком, — не обращая внимания на ее язвительный тон, сказал он, когда лакей подошел и налил в его чашку кофе. — Это успокоит ваш желудок.

— Но откуда вы знаете…

Он лишь бросил красноречивый взгляд на ее пустую тарелку и приподнял бровь.

Наградив его недоверчивым взглядом, она развернула фантик и положила конфету в рот. На мгновение ее желудок сжался, к горлу подступила тошнота. Она побледнела и едва не выплюнула сладость… но вдруг тошнота пропала… и ее сменило чувство ненасытного голода.

Изумленная, Эва подняла глаза и подозрительно взглянула на герцога.

Он лишь улыбнулся.

— Лучше?

— Откуда вы знаете, что это помогает, когда ни одна из женщин за столом не знает о таком средстве? — прошептала она так, чтобы слышал только он один.

Он взял ее тарелку и положил на нее два слегка смазанных маслом тоста.

— Моя мать всегда пребывала в болезненном состоянии, когда носила маленького де Монфора. Отец давал ей мятные конфеты, чтобы она чувствовала себя лучше. Это всегда помогало.

— Это средство придумал ваш отец?

— Он был очень мудрым человеком. Он любил мать и расстраивался, когда она плохо себя чувствовала. — Он улыбнулся. — Видите, Эва, отцы и в самом деле многое значат.

. Она вспыхнула, смущенная тем, что он вспомнил ее недавнее замечание.

— А теперь возьмите несколько тостов. И ешьте как следует, потому что после завтрака я хотел бы проехаться верхом и буду рад, если вы составите мне компанию.

Эва смерила его долгим взглядом и принялась за тосты. Они были восхитительны на вкус. Горячие, пропитанные маслом, хрустящие, именно такие, какие ей нравятся. Она съела один, потом другой, затем принялась за кусок холодной ветчины.

Это был ее первый завтрак за две с лишним недели.