Вместо жизни

3

Рациональные и умные дети в повести Стругацких отнимают у взрослых право на существование - отнимают не символически, а вполне реально. Они не снисходят даже до убийства, действуя по принципу, описанному Виктором Шендеровичем: «Уничтожить тараканов нельзя, но можно сделать их жизнь невыносимой». Взрослые для этих детей - именно паразиты. На таком противопоставлении мира взрослых миру детей держались в шестидесятые-семидесятые годы целые педагогические системы, горячими поклонниками которых и ныне выступают отдельные публицисты, прошедшие школу «Алого паруса». Всякий класс (или авторская школа, или судостроительный кружок - не важно) педагога-новатора строится как секта, фундаментом которой является тезис о греховности остального мира. Дети, воспитанные таким новатором, могут быть и «добрыми», и «светлыми», и «чистыми» - но все эти слова следует тут же закавычивать, ибо доброта-чистота-светлота начисто обесцениваются самоупоением, тесным и теплым дружеством избранных, презрительной враждебностью к остальному миру (почему учитель и обязан страдать, а жестокий мир в лице косных родителей или школьной администрации - со всех сторон наступать на кружок посвященных). Все члены новаторских сект, от школы Щетинина до «Каравеллы» Крапивина, отличались коммунарским максимализмом и святой верой в свою непогрешимость - и этой самовлюбленностью, которой педагог-новатор награждал вернейших в обмен на преданность, сводились на нет все преимущества мокрецких методик. Георгий Полонский, драматург исключительной социальной чуткости, построил на этой коллизии горькую пьесу «Драма из-за лирики», превратившуюся в руках Динары Асановой в отличный фильм «Ключ без права передачи». Он теперь почти забыт, а речь-то в нем шла о важных вещах - о кружке посвященных, о «продвинутых» детях и их учителе-изгое, о самовлюбленности новатора и мудрости «человека толпы» - директора, сыгранного Алексеем Петренко… Интеллигент у Стругацких побеждает по всем статьям - в конце концов он мстит миру, запершему его в лепрозорий, и военным, использовавшим его, и обывателям, ставившим на него капканы…

Проигрывает он в одном: если вы - будущее, но жестоки, как прошлое, то и на фиг такое будущее. Мир, в котором среди туч вырезают квадрат и демонстрируют маленькую холодную луну как символ своего маленького холодного всемогущества, категорически не устраивал Банева. И еще меньше его устраивала апелляция к детям - вечный аргумент людей, которые в своей аргументации не уверены. Дети - главная советская святыня, во имя их делалось все, на детях строилась наиболее непрошибаемая демагогия. Люди, научившие детей презирать родителей, не завоевывали будущее, а крали его. В истории о гаммельнском крысолове крысолов ничем не отличается от крыс: они изводили город, он его попросту убил, лишив надежды. Стругацкие могли бы и не упоминать крысолова в тексте «Гадких лебедей», но решили расставить все акценты. Тот, кто уводит детей, может быть прав, чист, субъективно честен, но морален не будет никогда, даже если дети в восторге.

Морален в этой ситуации Банев, который так любит «выпивать и закусывать квантум сатис».

Михаил Ходорковский кажется персонажем «Гадких лебедей». Симптоматична оценка Березовского, высказанная в недавнем интервью 2005 года автору этих строк:

«Я занимался политической борьбой, а Ходорковский зашел с другой стороны. Для меня три условия свободы - вера, просвещение и труд. Ходорковский начал с просвещения. Он построил сеть лицеев, которые не разрушены с разгромом ЮКОСа. Я могу с ним спорить как с политиком, по пунктам возражал на его письма, но его политика просвещения кажется мне совершенно верной».

Мы прочли немало умиленных репортажей о воспитанниках лицея Ходорковского, где портреты Ходорковского на каждом шагу; знаем мы и о благородной, без всякой иронии, просветительской миссии «Открытой России». Во всей этой прекрасной просветительской деятельности настораживает только одно: глубокая вера воспитанников в Ходорковского. По всем публикациям о нем он выглядит классическим мокрецом: очки, спокойное презрение к обидчикам, заклепанность во узы, тайное могущество, которое этими узами только подчеркивается… Еще непонятно, кто кого отделил решеткой - господин президент Ходорковского или Ходорковский господина президента. Бизнес Ходорковского построен прозрачно и рационально - именно эти слова мы слышим чаще других. Основа этого мира - здравый смысл и эффективность. И воспитать в таком духе детей - в самом деле более надежный путь к победе над прогнившей державой, нежели даже самые радикальные формы политической борьбы, не говоря уж о кремлевском интриганстве.

В превосходном киноромане Гарроса-Евдокимова «Чучхэ» намек на Ходорковского настолько ясен, что стыдно называть его намеком. Действие перенесено как раз в лицей, директор которого - педагог-новатор - подозрительно напоминает всех своих коллег из текстов Стругацких, в диапазоне от Г.А.Носова («Отягощенные злом») до самоотверженных учителей из «Полдня», которые за ночь вызубривают весь курс космолетных наук, чтобы отговорить учеников от бегства на ракете. Этот самый педагог-новатор растит из своих детей суперэффективных менеджеров, чья взрослая жизнь, однако, оказывается трагедией: адаптированная к России идея «чучхэ» - опоры на собственные силы - оборачивается расчеловечиванием. Молиться на эффективность ничем не лучше, нежели обожествлять прибавочную стоимость. Героев, по сути, учат ни перед чем не останавливаться - и старик директор сам в ужасе отступает перед тем, что у него получилось. Сектантская природа педагогического новаторства заявляет о себе с новой силой: суперэффективность тождественна нежизнеспособности.