Вне системы

Глава 13

— И ты? — глядя на Серёгу в упор спросила Уна.

— Так было и со мной, пока она не начала отключаться и глючить. С тем сбоем, который произошел, ко мне вернулись полностью все чувства, которые притупляет программа, пусть они даже и не все хорошие, но они мои. И теперь она как бы живет во мне, но отдельно от моих чувств. Это все очень сложно объяснить. Она для меня теперь навязчивый видео-голосовой помощник, и не более того. — Он помолчал, но решился и сказал: — А еще я теперь знаю, что значит любить по-настоящему. — Взглянуть на Уну он пока не решался.

— Да, это-то и печально, что люди тут вроде как живут своими жизнями, а вроде как и не живут. Все не по-настоящему. В то время, когда у нас началась вербовка всех программой, одной из первых, кого туда засосало, была моя мать. Я была школьницей и сначала не понимала, что происходит. Она начала все свое время проводить за компьютером. Когда я подходила к ней сидящей, говорила, что у нее много работы и чтобы я не мешала. Сначала она хоть время суток не путала, но через некоторое время могла, например, послать меня погулять, хотя время было уже к полуночи, и я просто подходила попрощаться с ней перед сном. Отца в тот момент не было дома, он работал в лесной службе и надолго уезжал на осмотр территории. Когда же вернулся, мать была полностью зависима от программы. Он сломал и выбросил ее компьютер и телефон, она сразу же побежала в магазин и купила новые. Никакие угрозы и мольбы на нее не действовали. Сломав очередной компьютер, отец отключил ей доступ к их общим счетам, чтобы она не смогла купить новый. Тогда мать ночью сбежала из дома.

Изумрудные глаза Уны наполнились слезами. Отвернувшись к окну, она продолжила:

— В то время еще не существовало резервации, и рядом с нашим городом проходила трасса, на ней стоял придорожный мотель. Как мы потом узнали, туда она и отправилась, сняла номер и стала заниматься проституцией, ей было все равно с кем, только бы хватало на оплату номера с компьютером. Отец любил мать больше жизни, поэтому, когда узнал, где она, сразу помчался за ней. Нашел он ее всю окровавленную, валяющуюся недалеко от мотеля. У него на руках она и умерла еще до приезда скорой помощи. Как потом выяснила полиция, ее до смерти избил байкер, пересмотревший до дури кибербоев в этом же мотеле.

В ту же ночь его арестовали. Суд тянулся очень долго. Выяснилось, что моя мать была его третьей жертвой по этой дороге. Все женщины были убиты после просмотров им кибербоев. Готовилось пятое заседание за год. Вообще, все судебное разбирательство шло к тому, что его собирались признать невменяемым и отправить на групповое лечение и реабилитацию. Снайпер разнес ему голову прямо перед зданием суда. Пытались обвинить отца, но многие индейцы подтвердили, что видели его в это день в Маунт-Шаста, а суд проходил в Сан-Франциско, так что обвинения были сняты. Мы с ним никогда не говорили на эту тему, но я и так знаю, что это был он.

С тех пор все гаджеты в нашем доме были под запретом. Да я особо к ним и не тянулась. Когда начали всех чипировать, а для несогласных создавать резервации, нам даже переезжать никуда не пришлось, нас просто тут заперли, соседи только сменились, до создания резервации в Маунт-Шаста съезжались адепты множества эзотерических школ, Ибрагим, кстати, был одним из них, он остался, а его первая жена ушла в новый мир, разные ученые, занимающиеся уфологией, так вот получилось, что те, кто был, так сказать, на своей волне, не переключились на программу и остались в резервации. Изабелла из Сакраменто, она очень сильная женщина, вся ее семья, муж, родители остались там, а она не поддалась программе, ушла.

Остальных к нам свозили из Сан-Франциско, Сиэтла, Портленда. Ну а потом мы все тут перемешались, выживать-то как-то надо было.

Из индейцев остались только мы с отцом, шаман в лесу у подножья горы и семья из племени апачей. В резервацию перевезли всех троих, такой целостностью семьи никто больше похвастаться не мог. Они тут являются эталоном сплоченности, у них программа не смогла засосать ни одного члена семьи.

Мой отец очень сдружился с Куруком и его женой Онавой, они одного возраста, да и в общем хорошо относится к их сыну, этому гнусу Бодауэю.

Вот только у меня с их семейством дружба не заладилась с самого начала.

Их сын Бодауэй с детства был противным хвастуном и вруном. Он задирал меня, припоминал мне при любом удобном случае, при каких обстоятельствах умерла моя мать.

Уна сжала свои маленькие кулачки и продолжила:

— Я дралась с ним, расцарапывая его подлую физиономию до крови. А он бежал жаловаться родителям, придумывая всякие небылицы, как будто я без повода набрасываюсь на него, несчастного. У меня не было возможности рассказать правду, потому что приходил отец, и последнее, что бы я сделала, — это при нем начала вспоминать эту историю. Ему и так после смерти матери было очень плохо. Он не знает, но я слышала, да и сейчас слышу, как он плачет и зовет ее во сне. Так что мне всегда приходилось выслушивать обвинения его родителей и принимать все наказания от отца. Время шло, мы взрослели, но вместо чего-то хорошего к его подлости прибавилась лень и жадность. Его родители занимаются выделкой шкур животных, которые мы с отцом им приносим для одежды и обуви, а Бодауэй посчитал, что это слишком грязная и тяжелая работа для него, и начал искать себя, вот ему уже скоро тридцать лет стукнет, а он все сидит на шее у матери с отцом и ищет, — усмехнулась Уна. — Мой отец пытался научить его охотничьему ремеслу и брал его с нами на охоту. Так этот криворукий ухитрялся разогнать своим топотом все стадо. Он так и не смог ни разу застрелить животное с одного выстрела, чтобы оно не мучилось, умудрялся только наделать в нем дырок, так что шкура потом только на заплатки годилась. Иногда мне самой приходилось выслеживать и добивать подранков. А бегать за раненым животным по лесу, я тебе скажу, то еще удовольствие. Домой я приходила и просто падала без ног. Даже мой отец, посмотрев на все это, отмел идею сделать из него охотника.

Курук и Онава понимали, что время идет, они стареют, а их сын ничего не делает и делать не хочет, поэтому придумали отличную идею! Женить его на той, которая всегда прокормит! Ну и, конечно, лучшей кандидатуры, чем охотница, не нашлось! — Она хлопнула себя ладонью по груди. — Курук начал обхаживать отца, рассказывая ему, что и он когда-то был неумехой и бездарью и, только когда женился, образумился благодаря его замечательной Онаве, которая приучила его к труду и усердию. А Онава, в свою очередь, начала намекать отцу, что из индейцев остались только наши две семьи и если мы породнимся, то сможем сохранить чистоту крови наших народов. И это будет великий вклад для будущего. Отец, послушав все это, тоже стал подумывать, что это прекрасная идея. Оставалось только уговорить меня. Но я ни в какую не соглашалась. Представляешь мое состояние? Меня пытались выдать замуж за мужчину, который издевался надо мной с самого детства! И тут появился Кристофер.

Уна снова отвернулась к окну.

— Так звали человекоподобного робота. Он был невероятно красив, все девчонки резервации были в него влюблены. А он выбрал меня. — Она усмехнулась. — Это только потом стало ясно почему. Он хотел пойти в ученики к шаману, но тот даже ни разу не вышел к нему. Говоря, что не видит его душу и не понимает, светлый он человек или темный. А я всегда была вхожа в его дом. Так вот, Кристофер просил меня узнавать у шамана все, что связано с нашей горой Шаста, его интересовало многое: где находятся секретные тропы, ведущие в жерло вулкана, места с наибольшей силы легенды, предания. Я все, что могла, выспрашивала у шамана и пересказывала Кристоферу, а он передавал все наши секреты в новый мир. — Уна вздохнула. — Я так любила его, что была абсолютно слепа. По странному стечению обстоятельств или потому, что их дом находится на открытом месте на возвышенности и оттуда сигнал передается куда лучше, чем из города, Кристофер пошел работать к родителям Бодауэйя. Они еще дивились, как это так у него на глаз получается идеально все раскроить и сшить.

Я знаю, что Бодауэй меня никогда не любил, но, вместо того чтобы стать для него домработницей и добытчицей еды, я досталась Кристоферу. Да еще его собственные родители начали рассказывать всем, какой он отличный мастер. Так что, недолго думая, этот упырь начал мелко ему пакостить. То собачье говно положит под подушку на табуретку, на которой работал Кристофер, все вонь чувствуют, а он не замечает, сидит работает, то, когда Кристофер оставался у них обедать, перца чили ему в тарелку насыплет столько, что ложку в рот не возьмешь, а этот сидит ест, хоть бы что. То поганок сушеных в чай добавит, а этот сидит нахваливает, «какой прекрасный, ароматный чай у тебя, Онава, получается». Так все и продолжалось, пока к ним за своими новыми сапогами не зашел Блейк. Он, когда его работу увидел, сразу подумал, что человек так идеально все без малейшей погрешности сделать не может. А потом Бодавуэй по секрету разболтал, какой Кристофер остолоп и какие штуки он с ним проделывает. Тут-то у Блейка и не осталось сомнений в том, что он человекоподобный робот. Он таких на своей прошлой работе делал. На всякий случай несколько дней понаблюдал за ним. И все рассказал нашему совету.

Меня в этот день отец увел в лес на охоту, а Ибрагим позвал Кристофера к себе в кузню и отрубил там ему голову.

Когда мы вернулись в город, он уже был мертв. Я рыдала и требовала, чтобы мне вернули его тело, даже когда выяснилось, что он просто использовал меня для добычи информации, я не успокаивалась и хотела похоронить его на нашем кладбище как человека. Из-за такого поведения многие стали считать меня предательницей, ведь у нас в резервации нет никого, кто бы не пострадал из-за программы, а я так неистово билась за монстра, созданного ею. — Она ухмыльнулась. — Хотели вообще сослать меня в лес, жить отдельно от людей.

Тогда отец отвел меня к шаману. В его доме я прожила три месяца, ровно столько, сколько со мной был Кристофер. Он помог мне смириться с потерей, но любовь к нему все равно оставалась в моем сердце. На прощание шаман сказал, что я просто блуждаю во мраке, но придет время, я вынырну из него и увижу свою истинную любовь.

Когда я вернулась обратно в город, все несколько подуспокоились. Да и почувствовали, что одного хорошего охотника на целый город не хватает. Так что все смирились с присутствием сумасшедшей, любящей робота-монстра, а Блейк сделал для меня это.

Уна показала на свое металлическое сердечко на цепочке.

— Он сказал, что люди не поймут, если он выдаст мне остатки Кристофера, да и он честно признался, что практически все от него пустил на свои рабочие эксперименты. Но никто, кроме меня, не имеет права носить его душу с собой, да и незачем кому-то, кроме охотников, выбираться за границу резервации.

Уна заканчивала свой рассказ, когда машина уже въехала на парковку Форт Росс и остановилась около большой деревянной мельницы.

За все то время, пока Уна рассказывала про свою жизнь, Серёга не проронил ни слова. Понять то, что творилось у него на душе, можно было только по его до боли сжатым кулакам.

Он выскочил из машины, открыл Уне дверь, помог ей выйти и схватил в свои объятия. Все, чего бы он хотел, — это вытащить чертову программу из башки и никуда больше не отпускать Уну. Защищая и оберегая ее от всего и всех.

Так, обнявшись и прижавшись друг к другу, они и стояли, пока на парковку не въехал еще один автомобиль с посетителями крепости.

— Бежим отсюда, — прошептал Серёга, прихватил рюкзак из багажника, взял Уну за руку, и они вошли в эвкалиптовую рощу. От запаха эвкалипта, близости Уны, сиюминутного счастья кружилась голова.

Чтобы не столкнуться с другими только что приехавшими посетителями крепости, они не стали заходить с центрального входа, а, пройдя мимо воссозданных огородов поселенцев с пионами и ромашками, направились сначала к океану.

Подойдя к краю утеса, на котором стояла крепость, они увидели совсем рядом красивую бухту. В окружении темной зелени океан выбрасывал свои изумрудные волны на пологий песчаный берег с черным песком.

— Пошли туда? — предложил Серёга. — Устроим пикник. У меня сегодня для него все есть, — и он горделиво покрутил перед Уной своим рюкзаком.

— Конечно, пошли! Тем более я еще сегодня с утра не ела и очень голодная! — обрадовалась Уна. Они шли к бухте, а она все крутила головой. — Тут какое-то особенное место, ты вроде как в Америке, а вроде как и нет. Странное ощущение.

— Ты тоже это заметила? — удивился Серёга. — Мы, когда мимо тех палисадников проходили, у меня было ощущение, что я по старому центру Краснодара иду. Там в начале июля у каждого дома такая же картина.

— Что такое палисадник? — спросила Уна, что значит слово, которое Серёга, не переводя на английский, просто сказал как есть.

— Палисадник! Ну, Инесса говорит, что это слово происходит от французского palissade «изгородь, частокол», из прованского palissada — то же самое, из галло-романского palicea, восходящее к латинскому pālus «кол, столб». А вообще, если честно, это огород из цветов перед домом, — закончил уже своими словами Серёга.

Спустившись вниз, они пристроились около большого черного валуна. Серёга постелил льняную в красно-белый квадратик скатерть и начал доставать из рюкзака все, что накупил. На обед у них сегодня намечалась куриная грудка, овощи, выращенные на биоразлагаемом мусоре, тосты, апельсиновый сок и шоколад.

Уна с удовольствием взяла кусочек мяса и начала его есть. Пожевав немного, она спросила:

— Что это?

— Как что? Это куриная грудка, — ответил Серёга, намазывая горчицу на тост.

— Да не-е. Я вкус куриного мяса знаю, это тоже есть можно, но уж точно не курица! — прислушиваясь к своим вкусовым ощущениям, замотала головой Уна.

Серёга рассмеялся.

— Добро пожаловать в новый мир! Мы давно уже не едим животных! Это искусственное куриное мясо. Для его производства используют гороховый белок, гороховую клетчатку, подсолнечное масло и усилители вкуса. Из белка и масла получается что-то вроде теста. Потом его отправляют на контейнерную ленту, которая добавляет в него клетчатку и формирует в виде куриной грудки. Все просто!

— А что произошло с настоящими курицами? Их истребили как несогласных с новой режимной системой? — засунув в рот остатки грудки, спросила Уна, взяла в руки кусочек тоста и начала подозрительно на него посматривать.

— Ну, вообще-то, тут почти не осталось животных, выращиваемых для еды. Я знаю, что есть небольшие частные фермы технологический элиты, где содержат животных. Но в основном все люди давно уже перешли на искусственно созданные продукты.

— Зачем? Коровы и лошади тоже были из числа несогласных? Или представляют какую-то опасность для программы? Я видела, с какой опаской ты вчера смотрел на Искорку, перед тем как тебя на нее усадил Ибрагим.

— Нет! Ты что, не знаешь, какой вред окружающей среде приносит домашний скот? Ты хоть себе представляешь, что раньше две трети попадающего в атмосферу аммиака и одна треть метана, который вызывает перегрев атмосферы, приходились на долю коров? А лошади — это вообще беда, помимо углеродных выбросов, при неконтролируемом выпасе эти животные вытаптывают растительность, от них происходит эрозия почвы, в конце концов, ты хоть представляешь, сколько воды выпивает одна лошадь?

Уна смотрела на него и все никак не могла решиться попробовать тост, пытаясь догадаться, из чего вообще сделана эта штука.

— Слушай, а это вообще твои мысли? Или тебе программа рассказала?

— Да хрен знает, — честно признался Серёга, — меня сейчас вообще понесло, только потому, что надо было как-то перед тобой оправдать свое позорное поведение с лошадью.

Уна засмеялась.

— Ну хорошо, тогда продолжим дегустацию. Это что? — Она потрясла перед ним куском тоста.

— Тост, — утвердительно ответил Серёга.

— Так, а из чего он сделан? Дай-ка мне, пожалуйста, упаковку, я сейчас почитаю!

Серёга протянул ей бумажный пакет.

Она посмотрела, на нем красовался рисунок счастливого червяка в обнимку с кузнечиком и штрих-код. Больше ничего.

— Так, — протянула она. — Почитала. Передаю его Инессе, пусть переведет состав. — Она отдала пакет обратно Серёге.

Он взглянул, Инесса перевела информацию со штрих-кода.

— В состав нашего натурального продукта входят сверчки, мучные черви, рисовые кузнечики. Не морщи свой носик, — засмеялся Серёга. — Смотри-ка, что тут еще написано: а также национальный продукт индейцев, живших на территории Калифорнии, — мухи-бекасницы! Потом что-то еще про синтетическое волокно, но тут так написано, что мне кажется, даже у Инессы возникли затруднения с переводом.

Уна хохотала, уткнувшись лицом в его плечо и протягивая ему свой кусочек тоста.

— Ты знаешь, я тут вспомнила, что с утра собиралась сесть на диету, не хочешь еще хлеба?

Серёга откусил кусок тоста из ее рук и, смеясь, продолжил зачитывать, что было на штрих-коде:

— «Благодаря сбалансированному составу, наши продукты богаты липидами, аминокислотами, витаминами В12, железом, а также являются лучшим источником протеина на планете!» А ты знаешь, твои предки не дураки были, эти мухи-бекасницы очень даже неплохи на вкус!

— Слушай! Раз у вас нет коров, я тогда лучше не буду спрашивать, из чего делают мороженое, которое мы вчера с тобой ели! — вытирая от смеха слезы, сказала Уна. — Хотя оно и правда было вкусным! А шоколад хоть настоящий? — с надеждой посмотрела она на коробку с шоколадкой.

— Естественно, настоящий! — смеялся Серёга. — Только сделан из насекомых кошениль с добавлением синтетических и органических субстанций.

— Ты вообще пробовал еду не из тараканов, жуков и всякой синтетической дряни, а настоящую?

— Конечно, пробовал, во французской резервации Софи, дочь Поля, готовила нам невероятно вкусные пирожки, блинчики, оладушки. Это было очень вкусно, — мечтательно вздохнул Серёга, вспоминая их вкус.

— Она красивая? — спросила Уна.

— Кто? Софи? — недопонял вопроса Серёга.

— Да, Софи, ты так вздохнул, вспоминая о ней.

— Если честно, я ее никогда не видел. Точнее, не видел ее лица. Его изуродовали дроны, когда она была еще подростком. И она очень стесняется своей внешности, поэтому целыми днями сидит дома, а на улицу выходит, только когда стемнеет, и все равно в шляпе с большими полями чтобы лицо не было видно.

— Как ее жаль, — вздохнула Уна, — ей бы в нашу резервацию! У нас есть пластический хирург!

— Откуда? — удивился Серёга.

— Ну как откуда! Мы же находимся в Калифорнии!