Внебрачная дочь

Глава 3

– Не-не! Пусть катится к черту! Мы не будем позориться!

– Что? Позориться не будем? А не пофиг ли? Одним позором больше, одним меньше?! Зато удовлетворение моральное получим! – Олька говорила так эмоционально, что у меня немного отлегло от сердца. Конечно, ничего предпринимать мы не будем, но поддержка подруги была просто бальзамом на мои душевные раны.

Конечно, позора пришлось пережить немало. Чего только стоило встать на учет по беременности! Презрительно поджатые губы медсестры, будто я переспала со всем городом и не знаю, от кого рожать приходится.

– Замужем? – вопрос, который дает возможность не обращаться ко мне на «Вы» и грубо не «тыкать».

– Нет, – ответила я, и покраснела так, что корни волос чуть не задымились. Я с ужасом представляла этот момент, но на деле все оказалось еще хуже.

– Отец ребенка? – следующий вопрос острым лезвием втыкается прямо в сердце.

– Нет, – с трудом выдавливаю я.

– Что значит «нет»? Мне надо возраст, группу крови, наследственные заболевания записать! Что мне писать? «Вася Пупкин»? – эта тетка, которая должна была по-доброму относиться к будущим мамочкам, вела себя, как какой-то гестаповец на допросе.

Я тогда думала, что упаду в обморок от стыда. Сейчас, пройдя чуть ли не через огонь и медные трубы, я б не так реагировала. Но тогда это было невыносимо стыдно. Так стыдно, что хотелось просто умереть и избавиться от дальнейших унижений. Или самое малое – просто сбежать и потом прийти на порог роддома, когда придется рожать. Только бы не отвечать на эти ранящие вопросы и не видеть холодное раздражение в глазах представителей самой милосердной профессии.

Не знаю, как добралась домой. По пути мне мерещились осуждающие взгляды окружающих. А то ли еще будет в роддоме? Когда других будут проведывать мужья? Приносить фрукты, цветы. А мои соседки по палате будут капризно дуть губки: «Ну ничего нельзя попросить! Просила же сок из красного апельсина, а она принес просто апельсин!»

Как будут доставать вопросами, где папа, почему не приходит, и как же я бедная собираюсь жить. А учитывая, мою неспособность отшивать излишне назойливых собеседников, ближайшее будущее мне представлялось сплошным кошмаром.

Я шла по улице, а слезы катились по щекам без остановки. Я их размазывала, всхлипывала и думала, что больше не выдержу. Просто не смогу переносить все это. Булочка застала меня, сидящей в углу. Я тупо таращилась в стену, обнимая коленки.

– Але! Ау! Ты в своем уме, подруга? – наехала она на меня. – Ты в курсе, что малыша нельзя нервировать. А у тебя нос опух! Ну ка прекратила тут сырость разводить! Грибок заведется, хозяйка нас на улицу выгонит!

Олька всегда действовала на меня отрезвляюще, но сейчас ее бодрость и энергия не помогали.

Я снова хлюпнула носом и тяжко вздохнула. По одному слову, но Булочка вытащила из меня все переживания.

– А кто у нас добрая феюшка? – загадочно улыбаясь, тоном сказочницы спросила она.

– Ты феюшка. Но ты меня не спасешь, – обреченно прошептала я.

– Хах! Крошка! Ты меня плохо знаешь!

И, как оказалось, я, действительно, недооценивала ее.

Каково было мое удивление, когда она перед родами отвезла меня в платную клинику. В отдельную палату со всеми удобствами. Где с меня пылинки сдували и улыбались так, что я даже забыла, что я мать-одиночка.

– Олька, у нас же нет денег? Откуда?

Булочка хитро улыбнулась…

– То ли еще будет! – азартный блеск в ее глазах ясно выдавал, что сюрпризы точно не закончились.

На выписку она арендовала дорогущий «майбах» и шикарный букет цветов от Галочки. И хоть я была всегда против того, чтобы пускать пыль в глаза, но это было и, правда, приятно. И окончательно сразила годовым сертификатом на обслуживание в детской поликлинике. Без очередей, недовольных сотрудников и необходимости сотый раз объяснять, что у нас нет папы.

И только когда я немного пришла в себя, Олька раскрыла «военную тайну».

– Раньше я тебе не хотела говорить, чтоб до истерики ты не скатилась. Я помню, как отпаивала тебя валерьянкой…

Да, тот день мне долго снился в кошмарах. С криком я просыпалась, хватаясь за живот и облегченно вздыхала, убедившись, что это сон.

Когда Бельский сказал, что вопрос с беременностью решается в клинике, я чуть сознание не потеряла от страха. Мой кроха должен был родиться, несмотря ни на что. Отрицательный резус в случае аборта грозил бесплодием. А я хотела детей. Конечно, в моих планах все выглядело не так – непременно с любящим мужем, в большом доме и трое малышей с добродушным лабрадором.

Когда я забеременела, поняла, что планы Судьба жестко откорректировала. И сейчас я могла потерять, возможно своего единственного малыша.

Бельский не шутил. Он свой капитал сколотил в девяностых. И судя по фильмам, выживали сильнейшие. Те, которые могли за себя постоять или же нападать первыми. В любом случае умели молниеносно принимать решения и не останавливаться перед выбором средств.

Как человек, переживший голод, до конца не сможет вытравить страз перед ним, так и Бельский маниакально боялся обеднеть. Его империя расширялась, и он до сих пор, как хищник, выдавливал с рынка конкурентов. И понятное дело, что его два сына тоже были залогом приумножения капитала путем слияния с такой же богатой семьей. И безродная пигалица без кола и двора совершенно не вписывалась в его схему.

И я бы к нему ни за что не пошла, если б не Булочка. Она буквально заставила пойти на поклон и за ручку отвела к офису. Не будь ее, я бы потеряла свою малышку…

Я смотрела на пугающий своим совершенством небоскреб из стекла и стали и медленно – медленно считала от одного до десяти. Именно столько я отмерила себе на то, чтоб собраться с духом. «Мы бедные, но гордые!» – говорила мама. А мне приходилось наступать на горло своей гордости и идти на поклон к человеку, чей сын разрушил мою жизнь, и просить о помощи. Я была в отчаянии и только поэтому решилась на этот шаг.

Я даже пошла на подлог – представилась журналисткой, чтоб получить пропуск. Хотя всегда считала, что вранье до добра не доведет. Но и святая простота с доверием к людям, к сожалению, тоже.

Поднимаясь на нужный этаж, я трусливо уговаривала себя вернуться и искать другие пути. Но пока ничего путного в голову не приходило.

«Бельский А.Г. генеральный директор АО «Белникель»

Даже обстановка в приемной подавляла своей дороговизной. Нет. Здесь не было дверных ручек из золота, как в обители владельцев газа, но все говорило о неброской эксклюзивности.

– Мне назначено на одиннадцать, – проблеяла я.

– «Точка взлета»? – вопросительно смотрит на меня идеальная секретарша.

Я согласно киваю, умоляя Вселенную, чтоб моя легенда о практикантке прокатила без дополнительной проверки.

– Проходите.

Едва переставляя заплетающиеся ноги, я шагнула в кабинет. Разговаривающий по телефону Бельский скользнул по мне равнодушным взглядом, зачеркнул что-то своим дорогущим «паркером» в органайзере и вдруг сообразил, кто перед ним.

– Какого черта? – рявкнул он.

Господи, как мне хотелось прикинуться дохлым сусликом и не отвечать, но нельзя.

– Алексей Григорьевич! Я попала в безвыходное положение. И мне нужно поговорить с Гришей.

Я надеялась, что мой голос не будет так дрожать, но напрасно. Слезы комком подступили к горлу, так что я чуть не закашлялась.

– Тебе разве непонятно объяснили, что у моего сына и кухарки не может быть ничего общего?! Мало того, что ты наглая, так еще и тупая! Скажи, тяжко жить с картонной головой?!

Вспыльчивость – фамильная черта Бельских. И сейчас я еще раз в этом убедилась. Отец моего бывшего любимого, как пружина, подскочил и в два шага оказался возле меня. Такой же высокий, как Грин, только более крепкий, заматеревший, он нес в себе угрозу и мог прихлопнуть меня, как комара.

– Я не претендую на вашего сына. Мы расстались, и к прошлому возврата нет. Но кое о чем он должен знать.

Я больно прикусила губу, чтобы удержать слова: «И помочь!» Требовать с Бельского что-то – это все равно, что у волка из пасти пытаться вырвать кусок мяса.

– Мой сын ничего не должен о тебе знать вообще!

– Даже о том, что я беременна от него? – в отчаянии я выплеснула то, что хотела сохранить в тайне от всех. И сообщить только Грину. Возможно, он и отмахнется от меня, но это его дело. Но я считаю, что он имеет право на выбор.

– И как это меняет дело? Визит в клинику и нет проблем, – почему-то успокоившись, сказал он. Сразу виден подход успешного бизнесмена. Есть вопрос – молниеносно появляется решение.

Он нажал кнопку громкой связи.

– Лена, Борисова ко мне.

Еще не сообразив, что за этим последует, я инстинктивно попятилась к выходу и тут же угодила в лапы амбалу, который будто дежурил за дверью и только и ждал команды: «Фас!»

– Сама поедешь или тебя превратить в бесчувственное тело? – придавив свинцовой тяжестью взгляда, спросил Бельский.

– Нет, пожалуйста, не надо! Я никогда не появлюсь в жизни вашего сына! – отчаянно взмолилась я.

– Я не привык полагаться на чьи-то слова. Пока он есть, все может измениться. – он ткнул пальцем в направлении моего живота. – Так что у меня нет выбора.

– Отпустите, пожалуйста! – крикнула я и снова напоролась на безжалостный взгляд хищного зверя.

– Ты вынуждаешь меня повторить свой вопрос. Обычно я так не делаю.

В руке амбала появился шокер, чуть не оглушивший меня зловещим треском и едва не лишивший сознания мертвящей синей электрической дугой.

Я хотела упасть на колени, но крепкая рука надежно фиксировала меня в стоячем положении.

– Я сама, – с моих губ сорвался беззвучный шепот

– Молодец! – деловито бросил он и открыл сейф. Кинул в два конверта неравное количество купюр, обратился к Борисову, который держал меня, как щенка, чуть ли не за шкирку. – Этот, – он бросил на стол пухлый конверт, – В клинику. Власову. Этот, – указал на конверт потоньше, – Ей после операции пусть отдаст.