В последний раз мы с ней виделись шесть лет назад. Я помню, приходила к Макару, а она вышла и сказала, что он уехал. Затем еще и мама его вышла, подтвердила ее слова. Помню, как она тогда брезгливо скривилась и сказала, что таким, как я не место в жизни Макара. Что я обязательно изуродую ему будущее и разобью сердце. Что же она делает сейчас здесь?
Я не знаю, как правильно реагировать на ее бесцеремонное вторжение. Она же, словно рыба в воде, аккуратно вешает сумочку на спинку стула, а затем поворачивается ко мне лицом. Перебросив ногу на ногу, плавным жестом подзывает официанта и просит принести ей матча-латте.
Жанна изменилась. Стала женственнее, выше, аристократичнее, что ли. В сидящей напротив женщине я больше не могу отыскать девушку, которая неуклюже пыталась составить мне конкуренцию и всегда проигрывала. Сейчас Ольховская выглядит так, что теперь я чувствую себя неспособной составить конкуренцию.
Она даже в кафе оделась, словно аристократка, а я нацепила спортивный костюм, схватила первый попавшийся рюкзак, у которого по дороге отвалилась ручка. Даже стыдно, что я выгляжу так жалко и недостойно. Плечи расправить и гордо вскинуть голову не получится.
— Думаю, ты меня узнала, — улыбнувшись лишь краешками губ, говорит Жанна. — И почему я пришла тоже догадываешься.
— Узнала. Почему пришла — понятия не имею.
— Что ты делала в нашей квартире?
Интересно, ей Макар рассказал или же к Ирине снизошло озарение и она вспомнила меня? А, может, и не забывала? Состроила дурочку, чтобы спровадить конкурентку и сохранить брак сына.
— Если тебе известно, что я там была, то ты наверняка должна знать и то, что я там делала.
Жанна недовольно кривится, словно я сказала что-то ужасно неприятное.
— Мне свекровь сказала, — она довольно улыбается. — Ты же не думала, что у нее есть от меня секреты?
— Буду честной, я была уверена, что она меня даже не узнала.
— Она и не узнала. Я по камерам посмотрела.
— Тогда тебе должно быть известно, что я делала в твоей квартире и этот разговор не имеет смысла.
Внешне я сохраняю абсолютное спокойствие, но внутренне чувствую себя так, будто к сердцу приложили кусок раскаленного железа. Не понимаю, зачем Жанне потребовалось со мной встретиться.
— Ты как была сукой, так и осталась. Ирину едва инфаркт не хватил, когда она узнала, кто был в квартире Макара. Хороша же ты, шесть лет не было и явилась. В трусы к моему мужу успела залезть или он на тебя не позарился?
Не знаю, что ранит меня сильнее — ее презрительный тон или осознание, что именно так это и выглядит со стороны. Все шесть лет, что меня не было, они наверняка были счастливы, а я вернулась и в одно мгновение встала между ними. Как она выразилась “залезла в трусы к ее мужу”.
— Я знаю, что залезла, — Жанна усмехается. — Макар всегда был падким к красивым женщинам, тебе ли не знать. А тут такой шанс — переспать с бывшей, которая вовсе не прочь раздвинуть перед ним ноги.
— Не могу сказать, что рада была увидеться, — говорю совершенно спокойно и встаю из-за столика. — И надеюсь, мы больше не встретимся.
Вступать с ней в конфликт не собираюсь, потому что мне, в отличие от нее, бороться не за что. Ну и достоинство я бы хотела сохранить, а не втоптать в ту кучу дерьма, которую она вывалила за жалкие минуты.
Я надеюсь уйти тихо, но у меня получается лишь запахнуть пальто, когда ко мне подбегает сын.
— Мы уже уходим? — спрашивает, а я стою и немо смотрю на него. Ни слова сказать не могу. — Мам… — настаивает. — Мне одеваться?
— Одевайся, — киваю. — Мы уходим.
Тимофей исчезает так же быстро, как и появляется. Бежит к детской комнате, чтобы забрать свою одежду, а я поворачиваюсь к Жанне, которая переводит взгляд с меня на него и обратно.
— Это что? — брезгливо уточняет она.
Я набираю в легкие побольше воздуха и подхожу к ней ближе. Хлопок ладони об стол привлекает ее внимание и она ошарашенно на меня смотрит.
— Обо мне говорить можешь что угодно и как угодно, а на сына моего даже смотреть не смей. Живите себе спокойно, мы завтра уезжаем и надеюсь никого из вас больше не увидим!
— Ты не сказала ему о сыне? — ошарашенно летит мне в спину.
— Нет. И тебе советую заткнуться. В твоих же интересах сделать так, чтобы Измайлов о нем не узнал.
Я запахиваю пальто и перебрасываю тот самый рюкзак с оторванной ручкой через плечо. Уцелевшая лямка, к счастью, это позволяет. У детской комнаты помогаю Тимофею одеться и веду его к выходу. Хочу поскорее уехать, потому что чем больше времени мы здесь находимся, тем больше людей начинают узнавать мою тайну.