Реактивный самолет пошел на посадку над горным массивом, который в лунном свете казался опасно-заостренным. Он нырнул к подножию гор, пространство между шасси и несущимся грунтом таяло с каждой секундой. Если бы не противное чувство в желудке, трудно было поверить, что они снижаются. Наконец шасси коснулись земли, и самолет покатился по ровной пустынной полосе, пролегшей между посадочными огнями, — к сияющему светом скоплению зданий. Шаттл «SST» с конусоидальным скошенным носом и славянскими буквами на боку своими размерами затмевал прочие летательные аппараты, припаркованные здесь.
Несмотря на то, что высокие строения и самолеты были ярко освещены, район произвел на Соула впечатление необитаемого. Эти артефакты существовали словно в каком-то преддверии ада, подобно плоской ровной бетонке, спрятанной в подсознании ката-тоника. Они демонстрировали процветание, еще бы. Инвестиции. Проведение экспертиз. Однако инвестиции в ничто, экспертизы непонятно для чего и процветание банкрота. Встреча с инопланетянами могла быть устроена именно в таком пустынном месте, словно вырезанном и склеенном из крупнозернистого картона.
Служащий военной полиции, при оружии, в белом шлеме, встретил их по другую сторону терминала, сверил имена по спискам и жестом указал подниматься по лестнице.
Здесь они обнаружили человек пятьдесят, ожидающих в длинном зале, одна из стен которого была стеклянной и открывала обзор на взлетную полосу, освещенную посадочными маяками. Вдалеке, в лунном сиянии, высились темные холмы.
Толпа состояла из небольших групп, человека по три-четыре в каждой. Цвинглер ответил на несколько учтивых кивков, но не подошел ни к одной из этих групп. Он стоял рядом с Соулом, озираясь в ночи, в то время как последние прибывшие просачивались в зал. Соул услышал голоса русских, смешанные с голосами американцев. Минут через десять вошел солдат и несколько церемонно отдал честь. Он обращался к человеку средних лет с коротко остриженными жесткими черными волосами, которые эффектно оттеняла седина. Внешний вид выдавал в нем распорядителя.
— Все в сборе, доктор Шавони.
Шавони держался так, словно был дирижером: было в нем нечто харизматическое — сдержанность и обаяние. Хотя вряд ли он походил на дирижера симфонического оркестра — скорее, оркестра ночного-клуба. Похоже, Шавони не вполне сознавал, чего от него ожидают.
У него была привычка при разговоре выкатывать глаза. Белки глаз выделялись на смуглом лице, создавая впечатление внутреннего света. Но во всем его поведении ощущался скорее отработанный прием, нежели истинная харизма.
Шавони откашлялся и начал приветственную речь.
— Джентльмены… И леди. Рад видеть вас. Для начала позвольте мне выразить радость и даже восторг по поводу вашего прибытия в наш штат Невада. И в Соединенные Штаты Америки — для тех, кто посетил нас впервые… — При этом он натянуто улыбнулся русским, облаченным в тяжелые твидовые костюмы. Томмазо Шавони, назначенный главой группы, ответственной за прием гостей, работал в НАСА. Соул с некоторым удивлением наблюдал за «дирижером», обсуждавшим условия посадки. Жесты Шавони показались ему несколько театральными, а мерцание в глазах — не имеющим никакого смысла, особенно теперь, спустя некоторое время после того, как был старательно воздвигнут этот карточный домик американского сервиса. Очевидно, эта пустынная местность имела прямое отношение к Комиссии по атомной энергии, однако все следы были старательно стерты и закамуфлированы. Фантазия тут же набросала следующую картину: солдаты в белых шлемах бродят по пустыне с гигантским резиновым ластиком и стирают — где лицо, где здание, а где и ракетный ускоритель, чересчур выпирающий из пейзажа, после чего подрисовываются «нужные» люди и механизмы — и оправдательный документ налицо. Ну а дальше что? Они подумали о том, что после приземления инопланетян может опуститься с небес другой гигантский ластик, стирающий все по своему усмотрению?
Шавони прервал обсуждение протокола и списка ответственных лиц и вскинул голову, прислушиваясь к сообщению в наушнике.
— Рапортуют о расстыковке, — объявил он. — В настоящий момент Шар над Восточно-Сибирским морем. Небольшое летательное приспособление отделилось от основного корабля и двинулось в сторону Северной Америки. Высота быстро падает. В настоящий момент она составляет восемьсот морских миль. Ускорение снижается от начальных десяти тысяч до девяти…
Шавони быстро забормотал, внося комментарии, сопровождавшие стремительное падение небольшого летательного аппарата сквозь кровлю мира. Над арктическими льдами. Над морем Бофорта. Заливом Маккензи. Юконом. Затем — когда летел вдоль цепи Скалистых гор, перед самой Западной Монтаной — аппарат начал резко терять скорость и высоту.
— Только что мы получили визуальное подтверждение. Аппарат представляет собой тупой конус около сотни метров в длину и тридцати в ширину. В настоящий момент пересекает границу штата Айдахо на высоте восьмидесяти морских миль. Скорость падает до трех тысяч.
— Скажу вам одну вещь, — шепнул Цвинглер. — Мы заложили бы наши зубы мудрости, чтобы узнать, как это у них получается. Какое преступное, можно сказать, разбазаривание энергии.
— А что это мы торчим здесь, за дверями? — Соул повернулся спиной к толпе, облепившей панорамное окно, и, мгновение поколебавшись, направился вниз по лестнице.
Солдат вышел ему навстречу и, придирчиво изучив идентификационную бэдж-карту, распахнул стеклянную дверь, выходя следом за Соулом.
Соул смотрел на север.
Сквозь тьму уже прорисовывались формы. Наплывал исполинский шар, заслоняя звезды.
— И ни звука. Как такая штука может держаться в воздухе? — стоявший поблизости солдат поежился.
— Черт его знает. Антигравитация, наверное. Но это только слово. Которое ничего не значит.
— Если есть слово, мистер, оно должно что-нибудь значить.
— Вовсе не обязательно: есть множество слов для обозначения вещей, которых не существует. Воображаемых вещей.
— Каких же, например?
— Ну, не знаю. Бог, например. Или телепатия. Душа.
— Ну, такие понятия меня не очень трогают, доктор Как-вас-там. В тех краях, откуда я родом, слова означают вещи.
Короткий и толстый, похожий на сигару предмет, без каких-либо амбразур, иллюминаторов и плавников, завис на какое-то время над взлетной полосой. Ни мигания из дюз. Ни звука двигателей.
Медленно и молчаливо скользнул он вниз к бетонке, в паре сотен ярдов от места, где они стояли. В последний момент перед приземлением Соул бросил взгляд на скопление лиц, которые прижались к широкому панорамному окну, находившемуся над ними. Они пялились, точно дети в витрине кондитерской.
Затем раздался шум. Люди в давке прокладывали путь по лестнице.
— Эй, служивый, кто у вас тут отвечает за регулирование движения? — послышался знакомый развязный голос.
Цвинглер метнул в Соула взгляд, полный иронии, отряхивая и разглаживая смятый костюм.
— Джентльмены! Леди! — в общем гвалте кричал Шавони. — Прошу вас, не надо толкаться. Мы ведь продолжаем придерживаться протокола? Инопланетный транспорт, по предварительному соглашению, встречает делегация из пяти человек, в составе которой доктор Степанов, майор Зайцев, мистер Цвинглер, я и доктор Соул…
Соул удивился.
— Вот уж не ожидал, Том, честное слово, не ожидал. Когда это вы успели? Я еще не готов…
Цвинглер злодейски расхохотался.
— В таком случае, подсознание вытолкнуло вас на взлетную полосу. Знаете, одно время я удивлялся, как вы, с вашей нерешительностью, оказались в этом психолингвистическом проекте в Гэддоне. Вы ведь, наверное, страшный прагматик. Все идет к вам в руки само, даже когда вы не обращаете на это внимания.
— Чепуха, Том.
Цвинглер шутливым боксерским ударом в спину подтолкнул его вперед.
— Живите заветами доктора Ливингстона. По мнению русских, мы никогда особенно ни к чему не готовились. Как это сказал Пауль Шерман? Шары у них во дворе? Шары вам в руки, доктор Соул…
Когда все пятеро приблизились к темному цилиндру, сбоку раскрылся круглый люк, из которого выполз трап. Как только он коснулся земли, на бетонку упал круг желтого света.
— Пожалуйте первым, доктор Соул, — заявил Степанов, дородный русский ученый, чье имя живо припомнилось по протоколам «Прыг-Скока». — Две великие державы объединяет ненависть.
Да, видимо, «право первой ноги» однозначно предназначалось ему.
Мрачная высокая фигура выдвинулась в сияющий конус света и стала медленно спускаться навстречу.
Инопланетянин был раза в полтора выше обычного человека, чей средний рост составляет, как известно, шесть футов. Тощий, с большими печальными глазами, широко расставленными по обе стороны плоского, приплюснутого носа; ушами, напоминавшими бумажные пакеты, и темно-оранжевым разрезом рта — все в точности соответствовало рапорту космонавтов. Лицо его прикрывала прозрачная маска, защищавшая органы дыхания. Фигура была облачена в шелковистое на вид одеяние и серые раздвоенные ботинки, точно у японского рабочего.
Но — никаких баллонов со сжатым воздухом, никаких приспособлений для поддержания дыхания. Все, что было у инопланетянина на лице — обычная фильтрующая пыль мембрана.
Существо спустилось к подножию летательного аппарата, сошло к ним, полное какой-то неземной печали и истомы, точно святой с полотна Эль Греко или высеченный в камне шедевр Джакометти.
Соул, как ни тужился, не смог придумать ничего соответствующего или даже несоответствующего моменту.
Так что начинать приветственную речь пришлось визитеру. Он говорил на довольно сносном американском варианте английского, напоминая янки с Восточного побережья.
— Прекрасная планета. На скольких языках вы тут разговариваете?
Цвинглер вторично ткнул Соула в спину, еще более энергично.
— Порядка нескольких тысяч, — после некоторой заминки ответил Соул. — Если считать все. Двенадцать, как минимум, основных. Мы посылали вам записи на английском — это язык международного общения. Однако вы быстро его освоили! Как вам удалось?
— По записям ваших телепередач. Нам нужен был только языковой код. Который нам и вручили ваши космонавты. Так мы сберегли время на расшифровку.
— А мы… должны подняться на борт вашего корабля? Или лучше пройдем в здание?
(В этот момент совершенно невероятная мысль застучала у Соула в голове: ведь это девятифутовое существо со звезд! И эти пятнышки белого, голубого и желтого цвета сразу набухли, заполняя небо светом иных планет…)
— Я бы предпочел здание.
Если их гость смог в три дня по записям телепрограмм овладеть английским, что же за лингвистическая техника у них должна быть! И какой разум!
— Вы что, записываете язык напрямую в мозг? — отважился спросить Соул.
— Догадка верна. При условии подчинения этого языка…
— Правилам универсальной грамматики! Я угадал?
— Совершенно верно. Вы откладываете информацию в долговременную память. Мы же не можем позволить себе тратить время.
— Вы так дорожите временем?
— Верно.
— В таком случае, предлагаю немедленно приступить к обмену информацией. Мы готовы.
— Обмену — вы совершенно правильно сформулировали.
— Молодчина, — сердито пробурчал Степанов. — На вас одна надежда.
Высыпавшая из аэропорта толпа взорвалась бурными овациями, когда Соул повел в здание высокого (или высокорослого) гостя — как будто девять футов были бог весть каким спортивным достижением. Инопланетянин, наверное, воспринимал эти рукоплескания как примитивное выражение учтивости: дескать, смотрите, наши руки заняты другим, в них нет оружия.
— Поберегите голову — здесь низко… Инопланетянин ссутулился, преодолевая препятствие.
— Наверх? — спросил он. Все так и застыли, слушая голос человека со звезд.
— Наверх, — подтвердил Соул.
Все хлынули за ними вверх по лестнице, точно стайка невестиных подружек, сопровождавшая свадебный поезд. Но если Соул представлял собой новобрачного, со всеми свойственными первой ночи тревогами, то сколько, интересно, подобных браков прошло сквозь световые годы, таких же скоротечных, как марьяжи-мезальянсы, заключенные шерифом штата Невада?[12] Вопрос на засыпку.
— Он изучал английский, пока «Прыг-Скок» прокручивал речевые записи, — предупредил Соул Шавони, когда они возвратились в зал ожидания. — Прямое нейропрограммирование.
— Бог мой! Но, думаю, это нам на руку — общение пройдет без особых затруднений.
— Похоже, его больше всего заботит время. Хочет немедленно приступить к обмену.
— Прекрасно. Так держать, Крис. — От Шавони исходил острый аромат хвойного лосьона или дезодоранта, который отчего-то связался у Соула с инопланетянином. Ему представилась картина химического леса гидропонических цистерн в этом самом Шаре, повисшем сейчас в небесах. Шавони повернулся, обращаясь к гостю — высокому и серому, точно вечерняя тень. Но не успел он и рта раскрыть, как тот заговорил сам.
— Можно мне зачитать обращение — для краткости контакта?
— Конечно-конечно, — искательно заулыбался Шавони, заглядывая в физиономию пришельца, нависшую в метре над ним, с широким, оранжевым, как бутон орхидеи, ртом, и подыскивая в уме доступные выражения.
Короткие тупые зубы при полном отсутствии резцов, заметил Соул. В недавнем прошлом не рвали мяса и не глодали костей. Значит, они уже давно отклонились от своего животного происхождения? Или они иной породы — из мира насекомых? Этот длинный язык мог принадлежать бабочке и служить для добывания цветочного нектара. Видимо, примитивные зубы — видоизменившиеся хрящи. Или рудименты зубов, исчезнувших за долгие тысячелетия эволюции.
И такой же тупой, как зубы, плоский нос. Есть предположения, что человеческий нос со временем исчезнет с лица — через какие-нибудь сотню тысяч-миллион лет, когда животная потребность получать послания в виде запахов перестанет быть актуальной.
А эти подвижные мешочки ушей, которые могут принимать самые слабые сигналы, недоступные человеческому уху, и быстрее кошачьих глаз приспосабливаются к любым изменениям — говорят о широком акустическом спектре и изощренности в производстве звуков.
Когда пришелец заговорил, язык бабочки, каштанового цвета, замелькал между тупыми зубами.
— Мы называем наше сообщество «Сфера». Вы не слышите ультра — и инфразвуковых компонентов слов, которые я произнес. Мы — Торговцы Сигналами. Раса лингвистов, звукоподражателей и коммуникаторов. Но у нас есть и личные имена: мое, например, П'тери. Как я успел выучить ваш язык? Помимо знаний коммуникаторов, мы используем языковые автоматы. А вы? — он обращался к Соулу.
— Нет. Хотя мы дошли до некоторых концептуальных понятий.
— Информацией можно торговать посредством языковых автоматов. Вас интересует, откуда мы? Две планеты рядом с оранжевым солнцем, чуть больше вашего, далее по спиральной ветви прямо в сердце галактики, но ниже основной массы солнц…
— Но вы же пришли совсем с другой стороны, — тяжелый бас русского всплыл, точно клецка в жирном супе.
— Верно. Мы зашли немного дальше и теперь возвращаемся. Однако наша родная звезда находится именно в этом направлении: один-один-ноль-три — используя ваши единицы измерения…
Тысяча сто три световых года.
Пауза. Затем по залу прокатились восхищенные ахи.
— Может, расскажете, как вам удается путешествовать так далеко? Как это возможно? — потребовал все тот же масляный нутряной бас.
— Нет…
Ответ отразился, метнувшись над головами с легкостью отбитого волейбольного мяча.
Соул тем временем изучал черты пришельца. Какие оттенки и выражения прочел бы на нем сферианец? Что значит это беззвучное дрожание языка? Это постоянное мигание? Эти смены оттенков на серой коже? Глазам П'тери природа подарила двойную мигательную перепонку, дрожавшую на выпуклой поверхности глаза с обеих сторон. Когда он моргал, двойные мембраны встречались, как части театрального занавеса — при этом на мгновение возникало короткое прозрачное окошко, придавая глазам некое расплывчатое сияние. Сначала П'тери смаргивал так примерно раз в минуту, затем частота миганий стала расти.
Соула также немало поразило, с какой легкостью заезжий гость научился читать обезьяньи сигналы гомо сапиенс.
Отказ П'тери вызвал в зале целое море гипотез: о сверхсветовых частицах, о коматозной спячке гиперпространственных путешествий, о дырах в материи пространства и, конечно же, об относительности, точнее, о теории относительности. П'тери пресек этот всплеск доводов и аргументов, подняв вверх руки.
Яркое оранжевое пятно величиной с монету располагалось в центре каждой его ладони. Длинный палец, растущий из запястья, средний из трех, отодвинулся в сторону, чтобы продемонстрировать пятно.
Женщина-психолог из русских тут же принялась рассматривать свои пальцы и шевелить ими, пытаясь выяснить все доступное такой «равнобедренной» руке проворство.
Расположенный в центре ладони палец был на удивление подвижен. Он то и дело пересекал оранжевое пятно, на манер маятника или метронома. Что это? Демонстрация раздражения, недовольства? Предупреждающий сигнал? Пока П'тери таким образом затейливо раскачивал пальцами, заслоняя и открывая оранжевые пятна, Соул расслышал тревожное сопение Цвинглера и заметил, как в беспокойной пляске метнулись его рубины.
Внезапная и абсурдная жестикуляция П'тери возымела эффект: болтовня в зале стихла, и все уставились на пришельца.
— Должен прояснить одну вещь, — надменно заявил инопланетянин. — Существуют вопросы, на которые невозможно отвечать на этой стадии контакта. Речь идет о торговле информацией. Обмен данных на сведения о вашем языке. И раз уж мы совершили посадку на эту планету, мы заинтересованы в качественной информации. Вы согласны? В противном случае мы вынуждены сейчас же покинуть…
Новый всплеск протеста в аудитории. Однако Шавони быстро овладел ситуацией.
— Осторожнее! — крикнул он. — Что, если в самом деле они… — Он не закончил страшное предположение: «Откажутся иметь с нами дело!» Человечество никогда не простит им этого — ни одному из почти тысячи присутствующих.
— Я согласен! — громыхнул Степанов своей команде. — …По крайней мере, чисто тактически, — рявкнул он в сторону Шавони.
— Продолжайте, уважаемый П'тери, — взмолился Шавони, сигнализируя своему оркестру умерить пыл. — Расскажите нам, в любом случае, чего вы хотите…
— Мы, сферцы, всегда спешим, — заявил пришелец. — Что вызвано нашим способом перемещений во вселенной. Механизм перемещений в нашей сделке не может быть раскрыт, как вы сами понимаете. Но ради чисто представительских целей могу объяснить следующее: использование приливных сил космоса. Возникает баланс энергий, когда галактические спирали трутся друг о друга. Как только их энергетические поля достигают критического напряжения, происходит прыжок. Позвольте привести сравнение. Представим планету с твердой поверхностью и мягким ядром. Поверхность движется, разделяясь на секции, что вызывает землетрясения. Точно так же галактические спирали трутся друг о друга, пока не заряжаются энергией, которая начинает истекать из них. До тех пор, пока звездам не приходит время взорваться. Или пока они не будут вынуждены от собственного веса поглотить себя — чтобы превратиться в точку.
— Коллапсары, — раздался шепот потрясенного американца.
— Мы, сферцы, путешествуем в районах подобных разрывов, где напряжение особенно велико: можно сказать, движемся вдоль трещин на блюде пространства. Само же пространство, скорее, представляет собой сосуд, который постоянно трещит по швам и восстанавливается, подобно планетной коре. Мы можем вычислять направление таких разрывов, или потоков, текущих вне пространственно-световых границ, сквозь внутреннее вещество вселенной, на котором держится материя и над которым парит свет, и таким образом путешествовать сквозь пространство и время.
— Так, значит, вы можете путешествовать на сверхсветовых скоростях! — загудел стриженный «под бобрик» астроном из Калифорнии.
— Ни в коем случае! Мы путешествуем только на субсветовых скоростях — используя точки пространства, где вот-вот должны произойти изменения приливных сил, могущих выбросить нас в нужном направлении. Но существует всего несколько приливов, достаточно быстрых и мощных, прочие же вялы и медлительны. Ну и, естественно, все приливы периодически изменяют направление. Самый стремительный из приливов стал в настоящее время доступен для двойных миров Сферы. Вскоре он изменит направление и пойдет на убыль. Поэтому нам приходится спешить — или предстоит долгий обходной путь по менее мощным приливам, чтобы достичь основного течения. В вашу солнечную систему мы вошли, сбросив скорость, поскольку приливы — капризное горючее для путешествий во вселенной, где гигантские количества вещества рассеиваются очень нерегулярно. Поэтому приходится возвращаться к традиционному межпланетному двигателю. Приливной эффект осуществим лишь за самым удаленным от центра вашей системы газовым гигантом — по его орбите в дальнем космосе.
Замечание могло вызвать некоторый испуг и оцепенение еще годом раньше, когда была открыта транс-Плутоновая планета Янус, названная так в честь двуликого бога дверей, ибо открывала двери в Солнечную систему и, по другую сторону, — к звездам.
По этому поводу и усмехнулся калифорниец, заметив коллеге:
— Точно гонщики на серфинге! Используют волну прилива. Похоже, есть правда в комиксах моих ребятишек! Этим парням пристало бы называться Серебряными Серферами: правда, вид у них несколько тускловат и гоняют они, скорее, пляжный мяч, а не доску!
— Эта штука с приливами может объяснить сразу многое: коллапсы, квазары, гравитационные волны — вплоть до образования звездных скоплений! — возбужденно бубнил его коллега, седой и взъерошенный, точно гризли.
— А не будете ли вы так любезны объяснить, что это за традиционный межпланетный двигатель? — вмешался русский, который раньше интересовался межзвездным двигателем.
П'тери поднял руку и, снова изобразив метроном на своей ладони, напомнил о времени.
— Этот вопрос технический и, значит, чисто коммерческий.
— Продолжайте, П'тери, — поторапливал Шавони. — Мы все — вникание.
П'тери опустил руку.
— Позвольте привести пример сделки. Кто может лучше прочитать приливы? Очевидно, пловец, чей разум подчинен приливным ритмам его планеты. Мы, Торговцы Сигналами, после долгих поисков находим меж звезд так называемых Чтецов Приливов. Эти существа предлагают нам свои услуги. Такая торговля сопряжена с большими затратами и все же насущно необходима для нас.
— Кто же они: рыбы, птицы или что другое — эти ваши «Чтецы»? — спросил румяный офицер из ВМС, знакомый Шавони по участию в проекте приокеанских акваторий в Майями. Проект был посвящен использованию китов и дельфинов для обслуживания подводных баз и обезвреживания глубоководных мин. Это был один из главных охотников за ключом к так называемым «языкам китообразных».
П'тери нетерпеливо взмахнул рукой.
— Они читают атмосферные приливы, однако сами живут в мире газового гиганта и потому являются пловцами в метане. А что такое метановый пловец: рыба, птица или червь — решайте сами.
— Все же вопрос актуальный, не правда ли, Шавони, — все еще пыжился, оправдываясь, офицер ВМС. — Может, нам удастся кое-что разведать у своих китов. Киты в роли пилотов межзвездных кораблей…
— Мы видели ваших китов по телевизору, — отвечал П'тери. — Вы даже представить себе не можете, что такое приливные силы, действующие внутри одного газового гиганта. На вашей планете не существует аналогов. Только газовый гигант по своим объемам, широте и сложности воздействия приближается к звездным приливам. Чтецам приходится прибегать к нашим языковым механизмам как к посредникам между их сознанием и реальностью.
— Разве вы не можете изобрести автоматику, которая будет сама читать эти гребаные приливы? — разочарованно хмыкнул моряк.
— Позвольте объяснить. Это не наше дело. Не наша среда. Это занятие Чтецов Приливов. Чтение приливов — это часть их жизни, закодированная в генах. Мы же, сферцы, не можем читать приливы, какими бы машинами при этом ни пользовались. Тем более наш рулевой, штурман, должен быть живым существом, с достаточно гибкой реакцией. Мы покупаем у них эту способность. «Их-Реальность», «Наша-Реальность», «Ваша-Реальность» — концепты сознания, основанные на изменяющейся внешней среде, — слабо различаются. Все это есть часть «Этой-Реальности» — общей для нашей вселенной.
Голос пришельца задрожал от возбуждения.
— Но есть также «Иная-Реальность», которая стоит за этой общностью. И мы достигнем ее!
Глаза его фанатично блеснули.
— Есть так много способов узреть «Эту-Реальность», причем со многих точек наблюдения. Вот ими-то мы и торгуем. Можно сказать, закупаем реальности.
Словно торговец медицинскими патентами, с усмешкой подумал Соул. Или сбрендивший мистик? Последнее, вероятно, ближе к истине. Тем временем увлекшийся рассказом пришелец продолжал:
— Свести все эти точки зрения на реальность воедино — значит воспроизвести все ноты симфонии «Этой-Реальности». И от нее — к вечному: схватить за хвост «Иную-Реальность», общаться с нею и контролировать ее!
— Так значит, — вмешался Соул, давая выход накипевшему, — то, чем занимается ваш народ, — исследование синтаксиса реальности? Или, буквально выражаясь, сложение общей картины реальности? Изучая разные языки на разных ступенях развития и разных типов сознания, вы пытаетесь выйти, таким образом, за пределы реальности?
— Совершенно верно, — согласился П'тери. — Вы правильно определили наши намерения. Наш удел — сбор сигналов, обмен сигнальными системами под правильным углом к «Этой-Реальности». В этом приливная сила нашей философии. Мы должны все время путешествовать под правильными углами к этой вселенной. И складывать языки. И наше языковое открытие «Этой-Реальности» уже близко.
На этот раз Соул не стал вмешиваться — все присутствующие набросились на пришельца с вопросами о технологии. Однако задетая потаенная струна в чужеземце явно звучала в унисон со всем его народом, ищущим своего предназначения среди звезд.
Шавони заметно нервничал, но вскоре признал лидерство Соула как единственный выход из лабиринта.
П'тери с тоской посмотрел на Соула:
— Протяженность времени — это просто мука для нас. Прошлое — это агония.
— Агония? Но почему?
— Ответ, вероятно, ничего не будет для вас значить. Это наш поиск. Может, это судьба нашего рода — вечный поиск?
Соулу вдруг припомнилось стервозное лицо Дороти Саммерс, когда она выступала с логическими подковырками в Гэддоне на одной из планерок.
И он затряс головой, разгоняя наваждение. Страшная картина.
— Идея отыскать выход из реальности, частью которой являешься, — само по себе заблуждение. Реальность сама предопределяет наше видение вещей. Беспристрастного наблюдателя не существует в природе. Никто не может выйти из самого себя и познать нечто вне сферы используемых понятий. Все мы внедрены в то, что вы называете «Этой-Реальностью». И это называется «имбеддинг».
— Это может быть заблуждением, логической ошибкой только в Этой-Реальности. Но в пара-Реальности действуют иные логические системы.
Возвращаясь, как к якорю, к Людвигу Витгенштейну, замусоленному Дороти, Соул почувствовал искушение процитировать холодное резюме австрийского философа о том, как много и в то же время как мало может узнать разумное существо.
— «О чем бы нам хотелось сказать, о том мы должны хранить молчание», — пробормотал он.
— Ну, если это — ваша философия, — высокомерно отозвался инопланетянин, — то уж, во всяком случае, не наша.
— На самом деле это вовсе не наша философия, — поспешил заверить его Соул. — Мы, человечество, постоянно стремимся выразить невыразимое. Но тот, кто желает обнаружить границы, уже, стало быть, хочет переступить их. Не так ли?
Чужеземец пожал плечами. (Врожденный жест? Или уже успел перенять его у человеческих особей?)
— Нельзя исследовать границы реальности на примере одного мира, когда над такой проблемой работает лишь одна из рас разумных существ. Это не наука. Это… солипсизм. Думаю, что это верное слово.
— Да, это слово — определение вселенной в понятиях одного индивидуума.
Всякий раз, когда П'тери начинал говорить, Соул не переставал удивляться словарному запасу инопланетянина — и тому, какой же здесь скрыт фокус. Нейроимплантант — или же в самом деле в его мозг непрерывно поступает коллективная информация?
— Одна планета — это солипсизм. Задача Сферы избежать солипсизма в энной степени.
— Но в любом случае — мы внедрены в одну вселенную, П'тери. Солипсизма подобного рода не в состоянии избежать никто. Или под «одной реальностью» вы подразумеваете одну галактику? А другие — содержат иные формы реальности? И стало быть, ваш народ планирует совершить межгалактическое путешествие?
Необъятная, как море, печаль заплескалась тяжелыми волнами в широких выпуклых глазах с поволокой. Мудрый телец, ожидающий у дверей бойни, — вот каким был этот взгляд.
— Нет. Все галактики Этой-Реальности подчиняются одним и тем же законам. Мы же ищем иную реальность. Мы должны достичь ее. Мы и так уже задержались в пути.
Снова это упоминание о времени.
— Проблема в том, — подавленно продолжал П'тери, — что двумерное существо вынуждено овладеть способностью воспринимать третье измерение — под смешки и любовные шутки высших, трехмерных существ.
Все это походило на нонсенс, какую-то интеллектуальную шизофрению. Какие еще смешки? Какие шутки? И при чем тут любовь? Соул решил вернуться на более твердую почву для разговора.
— И все это так или иначе проецируется на законы физики и химии, управляющие реальностью, — не так ли, П'тери? Те, что определяют объемы наших знаний и сколько мы можем передать друг другу. И сколько может вместить мозг человека и пришельца.
— Совершенно справедливо.
— Мы сами проводим эксперименты в области химических технологий, чтобы улучшить способности мозга к хранению и переработке информации. Хотим определить точные границы универсальной грамматики.
Несколько американцев и русских не сводили глаз с Соула. Опасаясь выболтать что-либо секретное, он все же не смог удержать язык за зубами.
— Бессмысленный и никчемный подход, — ответил П'тери раздраженно. — Химические технологии? Метод проб и ошибок? Неужели вы не понимаете, что существуют мириады мыслимых сочетаний, в которых протеин может кодировать информацию? Больше, чем общая сумма атомов всей вашей планеты! Законы мира могут быть поняты только сочетанием: сложением и совмещением широчайшего спектра языков из различных миров. В этом — один-единственный ключ к Этой-Реальности и равным образом выход из нее.
Соул кивнул:
— П'тери, я должен задать вам еще один вопрос — то, что вы сейчас говорите, будет записано и в дальнейшем использовано по назначению? Ваша беглость речи просто ошеломляет.
П'тери указал пальцем на алые провода, идущие от губ и похожих на пакеты ушей к закрепленной на груди аппаратуре.
— Совершенно верно. Сигналы поступают отсюда на корабль внешнего звена, где отрабатываются на языковых автоматах, после чего передаются на корабль внутреннего звена, который в настоящий момент расположен в атмосфере вашей планеты. Что также служит свидетельством в наших переговорах об обмене. С помощью машинного ассистирования я экономлю массу времени. Словарное ускоренное сканирование. Эвристические параметры для новых слов.
— И все же, вы говорите на отличном английском даже без этой машинной сети — вы что-то упоминали о непосредственном мозговом программировании?
— Да, хотя это не совсем так. Технология, одним словом, «ноу-хау»…
— Понял. Информация для обмена. Похоже, я только зря трачу время, расспрашивая о грамматике и реальности?
— Вовсе нет. Мы понимаем друг друга по оптимальной шкале. Мы благодарны вам. И высоко ценим.
— Прекрасно. Как я полагаю, самое время приступить к переговорам о предмете нашего взаимного обмена. Стороны уславливаются об интересующих их предметах. Вы помнится, говорили, о покупке имущества.
В зале раздался немедленный протест — шумный и многозвучный. Эти голоса тут же уронили Соула в глазах пришельца. Кто-то в толпе настаивал на том, что Соул не имеет мандата на ведение переговоров.
П'тери вновь с театральным жестом воздел руки.
— Вряд ли наша сделка будет выгодной, если мы потеряем прилив в этом мире. Судя по многим признакам, вы достаточно предсказуемая раса мыслящих существ. Так это лицо является вашим полномочным представителем или же нет?
— Давайте послушаем, как доктор Соул будет торговаться в нашу пользу, — рявкнул Степанов. — Тут никуда не денешься. Мы ж не на заседании ООН, в конце концов. Как ни крути, мы находимся в зале аукциона, и торг уже начат.
Цвинглер саркастически кивнул Соулу, и Шавони исподтишка сдавил локоть англичанина, точно обеспокоенный крестный отец.
— Жутко нервный тип. Держите с ним ухо востро, Крис.
И все-таки Соула не оставляло сомнение в чистоте намерений инопланетянина, как и в ясности его логики. Ведь торговля всегда была состязанием, а не обменом подарками.
— Вероятно, вы хотите получить информацию о человеческих языках? — спросил он, мягко освобождаясь от хватки Шавони.
— Да. Как только мы выберем формат…
Соул попробовал зайти с другой стороны. Бросить вызов.
— Кажется, тут вы лукавите, П'тери. Относительно права вашей расы определять ценность информации. Поскольку вы прибыли к нам первыми — отбросив в сторону все наши преимущества, права и льготы. На самом деле все как раз наоборот — это мы вышли вам навстречу, дав язык для торговли, еще на подходах к Луне. Это потребовало от нас определенных усилий. Для культуры на нашей ступени развития это стоит, быть может, не меньше, чем для вас — перепрыгивать от звезды к звезде. Мы также имеем право определять цену в сделке. Все, что вы тут рассказали, — занимательно, но звучит несколько загадочно. А мы предоставили вам добротный, в совершенстве разработанный язык. Который, кстати, чертовски много рассказал вам о том, кто такие люди, и о нашем мировоззрении. Должен сказать, что вы у нас в долгу, за вами уже настучало по счетчику — так что не надо нас запугивать этими угрозами о спешном отбытии, для того чтобы в спешке подсунуть лежалый товар!
Впервые за время своего пребывания на Земле П'тери производил впечатление существа, попавшего в затруднительное положение. Инопланетянин выразил замешательство, причем откровенное — он стоял и даром тратил свое драгоценное время, пока секунды летели одна за другой, видимые и осязаемые. Соул заметил, что над Невадой забрезжила заря.
Наконец П'тери скрестил руки на груди, подводя итог.
— Кое-каким кредитом вы, безусловно, располагаете. Однако существуют ситуации, в которых отсутствие информации также имеет ценность. Кто знает, тот факт, что мы не пролетали над вашими городами, — не будет ли он тоже высоко оценен вами?
Соул проигнорировал это едкое замечание в адрес торгующего человечества, несмотря на ядовитые взоры с разных сторон, и продолжал энергично аргументировать, отстаивая свою позицию:
— Ведь вы не можете приступить к обмену, не договорившись о языке общения, П'тери. Не так ли? Мы предоставили его вам вместе с ключом к английскому языку. Верно? Но вместе с ним мы дали вам магистральные понятия всех человеческих языков, поскольку все они глубоко родственны по структуре. Хотите приобрести точное описание человеческого языка? Должен напомнить, что вы уже некоторое время берете в кредит, благодаря нам.
П'тери оживленно покачал оранжевой ладонью.
— Можем мы пролететь над вашими городами? В целях съемки архитектурных и прочих достопримечательностей?
— Мы бы предпочли, — нервно вмешался Шавони, — ангажировать для вас тур, небольшую экскурсию. Движение над городами настолько оживленное… вы же сами видели. Система коммуникаций сложна до чрезвычайности.
— Так вы принимаете выплаты по нашему долгу?
Вопрос П'тери вызвал легкую заминку. Никто не хотел брать на себя ответственность. Во время этой искусственной паузы уши пришельца раздувались, жадно ловя каждый звук, чтобы переправить его по своим красным проводам куда надо.
П'тери заговорил первым.
— Сфера делает следующее предложение, — он обращался к Соулу. — Мы укажем вам местоположение ближайших неразработанных миров, из тех, что годятся для вашего обитания. А также расположение ближайших разумных существ, готовых, по нашим сведениям, вступить в контакт, вместе со средствами коммуникации на тахионовых[13] лучах. Наконец, мы вам предложим на рассмотрение несколько возможных улучшений в области технологий космических полетов внутри Солнечной системы.
— И за все это вы просите еще пленок и грамматический материал в микрофильмах?
— Нет. Вы снова не о том. Никакие тесты и записи не могут воссоздать модель языка в действии — она все равно окажется несовершенной. Нам нужно шесть блоков, запрограммированных на различные языки, расположенных при этом на максимальном расстоянии друг от друга.
— Блоки?
— Для дальнейшей работы нам необходимы функционирующие сознания, компетентные в области шести лингвистически независимых и разделенных языков. Число «шесть» достаточно, как показывает статистика.
— Вы имеете в виду добровольцев из числа людей, которые должны будут отправиться вместе с вами на вашу родную планету?
— Оставить Землю ради звезд? — воскликнул американец, молодой и белозубый, точно сошедший с обложки «Ньюсуика». Соул помнил его по одной из экспедиций «Аполлона». — Уверенно говорю: «да». Даже если это означает никогда не увидеть Земли. Таков уж дух человеческий. — Космонавт обвел всех вызывающим взором.
— Нет, — резко возразил П'тери. — Это непрактично — набивать корабль множеством живых существ. Мы торгуем со многими мирами. И если бы мы забирали из каждого мира его представителей…
— Но этот шар — он же чертовски громаден!
— И тем не менее, смею вас заверить, свободного места там нет. В нем заключен пространственно-приливной двигатель, достаточно большой по размерам. Планетарный двигатель. И еще пространство для Чтецов Приливов — существ исполинских размеров.
— Но они же дышат метаном! Наши метановые братья по разуму. Мы, люди, можем запросто там уместиться вместе с вами, — взмолился космонавт. — Вы же носите простой воздушный фильтр.
— Да, между нами есть некоторая атмосферная совместимость. Но насчет культурной — весьма сомнительно.
— Так что же вам надо, если не живые человеческие особи?
— То, что сказано. Лингвистически запрограммированные мозги. В рабочем состоянии. Отделенные от тела. Для последующего компактного размещения в машинных блоках.
— Вы что, собираетесь вырезать человеческий мозг из тела и сохранять его в своих машинах на время эксперимента?
— Требуется, как уже сказано, шесть единиц человеческого мозга, запрограммированных на разные языки. И инструкции по использованию.
— Боже милостивый, — пробормотал Шавони.
— Естественно, мы оговорим, какие образцы наиболее приемлемы, — добавил П'тери.