Внедрение в ЧК

Глава 12

Вагон, который мне предоставили после согласования с Дзержинским, оказался Первого класса, рассчитанный на двадцать восемь пассажиров, для них были устроены четырнадцать мягких диванов длиной почти два метра на двоих пассажиров каждый. Диваны размещались поперёк вагона, соответствуя шагу окон. Проход был у боковой стенки вагона, рамы окон и двери выполнены из красного дерева, стены отделаны под дуб, обивка диванов была необыкновенно живописна и декоративна, рукоятки и ручки сверкали начищенной медью, латунью или бронзой — а вот элементарные жизненные нужды пассажиров не обеспечивались — видно не повезло с годом изготовления. Для решения срочной физиологической нужды в тамбуре поставили ведро. Связанных арестантов положили в разных купе на пол лицом вниз, с каждым постоянно бодрствовал один из пластунов. Петроградские чекисты вручили нам корзину с варенной (как оказалось впоследствии жесткой и невкусной) курицей, черного хлеба, соленых огурцов и яблок. Отдельно вручили небольшой бочонок соленых белых грибов. Эшелон, к которому нас прицепили, нес пустые вагоны в Воронеж за хлебом и остановки не были предусмотрены, благодаря чему я рассчитывал уже к утру следующего дня быть в Москве. Убедившись в соблюдении моими сотрудниками моих инструкций по содержанию арестантов, прилег на диван и не заметил как уснул без сновидений.

Проснувшись от звуков перецепки вагона, я прошел в тамбур и, открыв дверь, выглянул наружу — наш вагон отцепили и паровоз толкал его в сторону перона. А вот там уже нас встречал Дзержинский, засунув руки в шинель, его охрана стояла поодаль и Председатель ВЧК одиноко стоял, наблюдая за тем, как наш вагон медленно пребывает на Николаевский вокзал. Я вышел на перон и поздоровался с Дзержинским, после чего тот закурил и произнес — Из-за вашей секретности, товарищ Сорокин, я не выдержал и захотел немедленно решить этот ребус, который вы нам всем задали — не томите уже, кого вы доставили из Петрограда! Все, что я узнал — непонятно кого с закрытыми лицами, не давая никому с ними общаться и не подпуская даже охранников тюрьмы, вы тайно вывезли в Москву двух человек.

— Феликс Эдмундович, опасаясь предателей в наших рядах, я со своими людьми установил местонахождение Бориса Савинкова и бежавшего в Финляндию организатора бунта английского шпиона Дюкса и организовал задержание в Петрограде одного и похищение другого. Вот этих кровавых преступников нашего государства я и доставил в Москву, всей душей надеясь на справедливое возмездие врагам революции.

Дзержинский минут пять смотрел мне в глаза, молча докуривая папиросу. Затем, что-то решив для себя, выбросил окурок и протянул мне руку для рукопожатия — Спасибо, Андрей Юрьевич! Удивляюсь я вашему везению — за несколько дней сделали работу ПетроЧК! И вот еще! Сегодня пришла телеграмма от Фрунзе — из-за передислоцирования конного полка ближе к штабу Двадцать пятой дивизии удалось обнаружить казачьи разъезды и контратаковать прорвавших фронт белых под командованием полковника Бородина, под началом которого находились около двух тысяч бойцов. По белоказакам ударили, застав тех на отдыхе после длительного перехода. Кедров после ознакомления с телеграммой назвал тебя пророком. Троцкий, который вас терпеть не может, и тот высказался за ваше поощрение за предотвращение прорыва Уральского фронта. Чем еще нас удивишь, Андрей?

Я пожал плечами, передал представление к орденам на парочку своих диверсантов и отдал приказ выводить пленников из вагона. Завернув руки назад как омон в моем будущем, их быстро повели к ожидавшим около выхода из вокзала автомобилям. Там их приняли приехавшие с Дзержинским сотрудники и я облегченно вздохнул.

Дзержинский пригласил меня в свой автомобиль, мои орлы встали снаружи на подножки последнего автомобиля и кортеж из четырех машин направился на Лубянку. — Андрей Юрьевич, у меня печальное известие — ваш отец погиб три дня назад от разрыва снаряда, примите мои соболезнования! — председатель ВЧК на минуту стал напоминать человека, а не фанатика, гробящего свое здоровье Балтийским чаем (смесь водки (или спирта) с кокаином) ради работы по двадцать четыре часа в сутки и добавил — сегодня отдыхайте, а завтра жду вас на работе к девяти утра.

Добравшись до стен бывшего монастыря я перешел на шаг — мои казачки как и я обливались потом — все-таки передвигались они большей частью раньше конно и к кроссам были не приучены. Ничего, скоро все у меня по десять километров бегать будут, научатся, а то дыхалка слабовата. Бочонок с грибами остался в конторе, заберу его с первой оказией.

Отпустив пластунов отдыхать, собирался искать брата в его новом кабинете, но услышал его голос со стороны загона для лошадей, конюшни еще только строились, но стены возводились ударными темпами. Александр отчитывал за что-то строителей, мужики пытались при этом оправдаться. Загон был практически полон — все таки добрались раненные и травмированные лошади с Южного фронта.

Меня заметили и мужики, поклонившись, решив высказать свое уважение перед властью, вернулись к работам. Я обнял брата и огорошил его привезенной новостью — Сироты мы с тобой теперь полные, брат! Отец наш три дня как погиб, я только сегодня по приезду в Москву об этом узнал. Ладно, крепись, братишка! Чего с нашими строителями не поделил?

Брат прижался к моей груди, стараясь скрыть слезы, наконец он успокоился и, утершись рукавом гимнастерки, ответил — Боюсь я, Андрюха, не успеют крышу покрыть до дождей! И так животные пораненные, жеребца одного сразу пришлось забить — тот пал по дороге, у него в бою задняя нога сильно пострадала. Зато конины собакам дали и в общий котел на кухню хватило. Да, вчера Артузов у нас побывал, так он просил тебе передать — через неделю щенков немецкой овчарки доставят, а вот про туркестанских щенков пока не слышно, Кедров отправил телеграммы по пути следования товарищей из Туркестана с приказом местным ЧК разыскать пропажу.

— Ладно, брат, принеси мне чистую одежду, я на пруд — ополоснусь, потом в церкви свечи за упокой бате поставим!

Я направился к пруду, с удовольствием отмечая отсутствие на территории Спецобъекта слоняющихся бездельников — все курсанты были заняты, инструкторы проводили с одними взводами занятия по рукопашке, с другими отрабатывали строевую подготовку.

На берегу пруда двое инструкторов в одних подштанниках объясняли голым пацанам, не умеющим плавать теорию, затем по одному загоняли в воду, обучая практическим навыкам, помогая держаться на плаву. Чуть подальше купались мои пластуны, со смехом притапливая друг друга и я направился в их сторону, на ходу расстегивая одежду.

Вода уже была прохладной, но телу не было некомфортно, а при интенсивном плавании мышцы даже согрелись и я с удовольствием поплавал кролем минут двадцать, пока не выдохся. Затем я нырнул на середине пруда и вынырнул только у берега, где меня ждал Александр, принесший чистое белье и новые, ни разу не одеванные портянки. Казачки тоже уже сохли, прыгая на одной ноге, освобождаясь от воды в ушах.

Переодевшись, я поспешил на тренировку с китайцами, захватив с собою брата и пластунов, которых я попросил собрать своих товарищей для овладения приемов ушу. Я знал от брата, что поначалу казачки восприняли ушу с недоверием, однако китайцы смогли удивить их, в большинстве спаррингов победив более рослых и видных кубанцев. Время тренировки пролетело незаметно, еще раз сбегав до пруда, смыли пот и грязь и побежали в столовую. По моему указанию на территории Спецобъекта все курсанты передвигались только бегом, и инструкторы тоже своим примером подавляли желание филонить.

После обеда, состоявшего из щей из кислой капусты и каши, отправился проверять все помещения, выявляя недостатки. В заботах о состоянии огромного хозяйства я и провел вторую половину дня, заставив себя перед сном поработать на спортивных снарядах.

Утром после пробежки и завтрака жаренной рыбой, в сопровождении двух казаков, оседлавших коней, поспешил на Лубянку, где отдал повод своей охране и они двинули назад. — «Жаль, что в монастырь телефонный провод в ближайшее время не протянуть!» — с сожалением я прошел в отдел, где почти все уже были на месте. Вошел Кедров и поздравил меня с проведением операций в Петрограде — Андрей Юрьевич, примите мои поздравления с проведенной вами незаурядной операцией! Во время обычной командировки провести следствие и захватить самых разыскиваемых лиц в ПетроЧК, это нечто! Теперь наши враги будут ожидать возмездия даже в другом государстве! — Менжинский собирался меня о чем то спросить, но Кедров не дал ему раскрыть рот — Срочно собирайся, Дзержинский ждать не любит!

Здесь же, на втором этаже, находился кабинет начальства, поэтому мы даже не запыхались. Дзержинский сидел за приставным столом для совещаний и как всегда курил, вспоминая своих родителей и свое детство — «Его отец молодой домашний учитель, взявшийся обучать несовершеннолетнюю дочь профессора (ей было тогда четырнадцать лет) точным наукам, соблазнил ее. Вскоре все открылось, и, дабы избежать позора, любовников быстро поженили и отправили под предлогом продолжения учебы Елены Игнатьевны в Таганрог. В одна тысяча восемьсот девяносто втором году Эдмунд Иосифович умер от туберкулеза, оставив на руках тридцатидвухлетней вдовы восемь детей. В детстве Феликс, как и остальные дети в семье, воспитывался матерью в духе ненависти к „москалям“, которые лишили поляков независимости, постоянно преследовали их, душили налогами. До одна тысяча восемьсот девяносто четвертого года он был истовым католиком и не только исступленно молился сам, но заставлял молиться всех братьев и сестер.

В шестнадцать лет Феликс Дзержинский твердо решил стать католическим священником. Однако мать и близкий семье ксендз отговорили его от такой карьеры. И тогда он находит себе… нового бога — автора „Капитала“. Вопреки утверждениям официальных биографов Дзержинский никогда не был отличником в учебе. В первом классе Виленской гимназии он остался на второй год. Приобщившись к революционной деятельности, Феликс вообще потерял интерес к учебе, которая закончилась для него в одна тысяча восемьсот девяносто шестом году в выпускном классе гимназии, когда он прилюдно дал пощечину учителю немецкого языка. Что касается русского языка, то он всю жизнь писал по-русски с ошибками, а говорил с сильным польским акцентом.

Звук закрывшейся двери привлек Дзержинского и тот, заметив входящих, сразу отреагировал — Проходите товарищи! — дождавшись, пока мы займем места напротив, пододвинул мне листок отпечатанного на машинке приказа — Товарищ Сорокин, за проведение успешной операции, подготовленной и проведенной за столь ограниченное время, ВЦИК и коллегией ВЧК принято решение наградить вас галифе и почетным революционным оружием, — при этих словах был развернут лежавший на столе сверток кумача, оказавшийся саблей, завернутой в галифе кумачового цвета, к брюкам прилагался солидный документ, удостоверяющий право на их ношение. Я, честно говоря, при виде красных штанов охренел (теперь мне все, у кого таких штанов нет, должны издавать „ку“ и приседать!), но не подал вида и взял в руки богато отделанные позолотой ножны, с вызолоченным эфесом и с наложенным на эфес знаком ордена Красного Знамени». — Также вы включены в состав Коллегии ВЧК и вам, товарищ Сорокин ставится задача возглавить новое Управление, в которое войдут отделы: Следственная часть, Иногородний отдел, Административный отдел (ведавший в том числе и всем кадровым вопросом в ВЧК), Тюремный отдел (отвечающий в ВЧК за все места содержания арестованных) и Специальный отдел (по техническим делам и надзору внутри самой партии большевиков).

— Огромное спасибо за доверие, товарищ Председатель, прошу разрешения назвать новую структуру Управлением Собственной Безопасности, УСБ ВЧК? — я свернул галифе и отложил в сторону, ожидая ответа своего начальника.

— Управление Собственной Безопасности. Хм! Звучит неплохо, не возражаю! Ваш Спецобъект будет прекрасной силовой поддержкой вашему Управлению, думаю на этом посту вы сможете реализовать многие ваши идеи, надеюсь вы оправдаете мое доверие? — Дзержинский встал и обошел стол, оказавшись рядом со мной. Мы с Кедровым тоже поднялись, Дзержинский опустил мне на плечо руку и сказал — Не хотелось бы в вас разочароваться.

— Никак нет, товарищ Дзержинский, не разочарую — невольно вспотев, ответил я.

— Товарищи Титаренко и Грицацай за непосредственное участие в операции на территории враждебного нам государства так же награждены почетным революционным оружием, до обеда я буду у себя, вызовите их ко мне в кабинет для награждения!

Мне выделили на третьем этаже большой кабинет, в котором из роскоши были только старинный дубовый стол и старый потертый диван, обитый кожей, на котором можно было отдохнуть, не покидая здания. Огромный несгораемый сейф и лампа с зеленым абажуром — что еще надо настоящему чекисту для работы? Сразу после моего назначения я собрал начальников отделов и дал вводную, после которой все сотрудники шерстят дела руководителей регионных ЧК, я же изучаю дела сотрудников аппарата ВЧК и уже определился с несколькими кандидатурами на увольнение. Нужно только собрать компромат на этих подонков. Я изменил структуру иногороднего отдела — на должность начальника отдела (прежнего метлой гнать надо за такую работу) попробую выпросить Артура Артузова, работающего в Особом отделе ВЧК, пять старших оперов (обязательно привлеку на эти вакансии оперов царского сыска или жандармерии), двадцать рядовых оперов, три криминалиста, завхоз-начальник оружейной комнаты, гример. Для отдела необходим транспорт, но его так мало, что придется довольствоваться пролетками. Озадачу завтра Дзержинского. Нужно через киевских подпольщиков отыскать Аркадия Францевича Кошко и убедить его вместе с семьей вернуться в Москву. Также сегодня же отправлю приказ в наши лагеря, которые теперь в моем подчинении, составить списки специалистов сыска, жандармерии, разведки и контрразведки царской армии. А заодно забрать из лагерей всех инженеров и технарей — для начала создам «шарашку» по примеру тридцатых-сороковых годов. Нельзя допустить использование людей с высшим техническим образованием для обычного тяжелого физического труда, с которым лучше справятся неграмотные мужики.

Задумавшись, я взял чистый лист и карандаш, решив подготовить приказ о немедленном освобождении из лагерей всех женщин и детей, взятых в заложники. Надеюсь, Дзержинский не совсем очерствел и не будет настаивать на удержании за колючкой самых беззащитных и невиновных.

Дзержинский только вернулся из Кремля с очередного совещания и знакомился с документами, которые накопились в течении дня. Быстро просматривая бумаги, он подписывал или накладывал резолюции, когда в его руках оказался проект приказа о проверке благонадежности сотрудников ЧК, подготовленный Сорокиным. Интересное предложение, но от него так и пахнет провокациями, которые устраивал департамент жандармерии. Сорокин предлагал использовать секретных оперативников в качестве подставных, выдавая тех за сотрудников иностранных разведок или отечественного криминала, пытающихся соблазнить проверяемого деньгами или продвижением по службе. — «Интересно!» — Дзержинский курил, пуская кольца дыма. Ему вдруг стало страшно — «А что, если Сорокин прав! И его детище, карающий меч революции, действительно оказалось в руках подонков и случайных людей!» — подумав, Дзержинский размашисто расписался под приказом, написав в верхнем левом углу — Совершенно секретно. Ознакомлению подлежат: Председатель ВЧК Дзержинский, Начальник УСБ ВЧК Сорокин, особоуполномоченный Менжинский.

Вячеслав Рудольфович только что был отозван с Украины, где работал наркомом Рабоче-крестьянской инспекции Украины и Дзержинский готовил его в свои заместители. Именно его Феликс Эдмундович планировал привлечь к провокациям сотрудников ВЧК — Менжинский за долгое время знакомства вызывал доверие и кому, если не ему контролировать проверки?

Приказ о немедленном освобождении женщин и детей, не имеющих ничего общего с врагами революции, Феликс Эдмундович подписал не задумавшись — «Действительно, не с теми мы воюем, не с теми!».