Внесла ли религия полезный вклад в цивилизацию?

Идея праведности

Третий психологический импульс, воплощенный в религии, привел к концепции праведности. Известно, что многие свободомыслящие люди относятся к этой концепции с величайшим уважением и считают нужным ее сохранить, несмотря на то, что догматическая религия приходит в упадок. Я не могу с ними согласиться. Психологический анализ идеи праведности показывает, что она основана на нежелательных страстях, и ее не следовало бы скреплять печатью разума. Праведность и неправедность должны быть рассмотрены вместе; нельзя говорить об одном, не говоря о другом. Итак, что же такое «неправедность» на практике? На практике это поведение, которое не нравится племени. Называя его неправедным и выстраивая сложную этическую систему, племя оправдывает себя через наказание тех, кого оно невзлюбило. В то же время, поскольку племя праведно по определению, оно начинает уважать себя еще больше в тот самый момент, когда высвобождает импульс к жестокости. Такова психология линчевания и других способов наказания преступников. Сущность концепции праведности, следовательно, в том, чтобы дать выход садизму, рядя жестокость в одежды справедливости.

На это можно возразить, что такое объяснение праведности не подходит к еврейским пророкам, которые, как мы видели, стоят у истоков самой этой идеи. Это верно: праведность в устах еврейских пророков означала то, что одобрялось ими и богом Яхве. Тот же подход можно найти и у апостолов, которые пишут в послании: «Ибо угодно святому духу и нам» (Деян 15:28). Однако на индивидуальном знакомстве со вкусами и мнениями бога нельзя построить учреждения. В этом всегда была трудность протестантизма: каждый новый пророк мог настаивать, что его откровение более подлинно, чем откровения его предшественников; и в протестантской концепции не было ничего, что могло бы доказать несправедливость таких утверждений. Вследствие этого протестантизм раскололся на бесчисленные, ослаблявшие его секты. Есть основания предполагать, что лет через сто единственным истинным оплотом христианской веры останется католицизм. В католической церкви еще встречается вдохновение, приходившее к пророкам, однако всегда есть опасность, что феномены, которые кажутся божественными, на самом деле вдохновлены дьяволом, – дело церкви выяснять это, подобно тому как делом эксперта является отличать подлинного Леонардо от поддельного. Как только на кого-либо нисходит откровение, оно становится делом учреждения, ибо праведность – это то, что одобряется церковью, а неправедность – то, что не одобряется. Таким образом, важной частью концепции праведности является оправдание племенной антипатии.

Итак, три человеческих импульса, воплощенные в религии, – это, по-видимому, страх, тщеславие и ненависть. Можно сказать, что цель религии в том и заключается, чтобы, направляя эти страсти по определенным каналам, придать им вид благопристойности. Именно потому, что эти страсти в общем и целом служат источником человеческих страданий, религия является силой зла, ибо позволяет людям безудержно предаваться своим страстям. Не благословляй их религия, они могли бы, по крайней мере в известной степени, их обуздывать.

В этом пункте я могу представить себе возражение, которое едва ли будет выдвинуто большинством правоверных христиан, но тем не менее заслуживает внимательного разбора. Ненависть и страх, могут нам заявить, являются неотъемлемыми чертами человека, люди всегда испытывали эти чувства и всегда будут их испытывать. Самое большее, что вы можете сделать с ненавистью и страхом, это направить их по определенным каналам, где они оказываются менее пагубными. Христианский богослов мог бы заявить, что отношение церкви к ненависти и страху подобно ее отношению к осуждаемому ею половому импульсу. Она пытается обезвредить похоть, ограничив ее рамками брака. Словом, нам могут возразить, что раз уж ненависть – неизбежный удел человека, то лучше направить ее против тех, кто действительно опасен, и именно это и делает церковь с помощью своей концепции праведности.

На это утверждение можно ответить двояко, причем один ответ является сравнительно поверхностным, а другой обнажает самую суть дела. Поверхностный ответ сводится к тому, что церковная концепция праведности – не лучшая из возможных; кардинальный же ответ состоит в том, что при наших нынешних познаниях в области психологии и при нынешней промышленной технике ненависть и страх вообще могут быть устранены из человеческой жизни.

Начнем с первого пункта. Церковная концепция праведности нежелательна в социальном плане по многим причинам – прежде всего и главным образом из-за того, что она принижает разум и науку. Изъян этот унаследован от евангелий. Христос велит, чтобы мы стали малыми детьми, но малые дети не могут постигнуть дифференциального исчисления, принципов денежного обращения или современных методов борьбы с болезнями. Церковь учит, что приобретение таких познаний не входит в наши обязанности. Правда, церковь больше не утверждает, что знание само по себе греховно, как она утверждала в пору своего расцвета; но приобретение знаний все-таки считается делом опасным, ибо может привести к гордыне разума, а значит, и к оспариванию христианской догмы. Возьмите, например, двух людей, из которых один искоренил желтую лихорадку на территории огромного тропического района, но по ходу своих трудов имел случайные связи с женщинами; другой же был ленив и бездеятелен, производил на свет по ребенку в год, пока его жена не умерла от изнурения, и проявлял так мало заботы о своих детях, что половина из них умерла. Но зато он никогда не имел недозволенных половых связей. Всякий добрый христианин обязан считать, что второй из этих людей добродетельнее первого. Нет нужды говорить, что такая позиция является религиозным предрассудком и совершенно противна разуму. И все же в чем-то этот абсурд неизбежен – пока несовершение греха считается важнее конкретной заслуги в каком-нибудь деле, и пока не признается значение знания как помощника в жизни, нацеленной на человеческое благо.

Второе – и более фундаментальное – возражение против использования страха и ненависти в церковной практике состоит в том, что в наше время эти эмоции могут быть почти полностью устранены из человеческой природы при помощи реформ в области воспитания, экономики и политики. Основу должны составить реформы в сфере образования, ибо люди, испытывающие ненависть и страх, будут восхищаться этими эмоциями и захотят их увековечить, хотя это стремление будет, вероятно, бессознательным, как это имеет место у рядового христианина. Создать систему воспитания, нацеленную на устранение страха, вовсе нетрудно. Необходимо только относиться к ребенку с добротой, поставить его в такое окружение, в котором детская инициатива может проявиться и не принести при этом плачевных результатов, и оградить его от соприкосновения со взрослыми, одержимыми неразумными страхами, – перед темнотой, мышами или социальной революцией. Ребенок не должен также подвергаться тяжким наказаниям, ему не надо угрожать и делать чрезмерно суровые выговоры. Несколько сложнее избавить детей от ненависти. Для этого нужно самым тщательным образом избегать ситуаций, возбуждающих ревность или зависть, и всячески поддерживать справедливость в отношениях между детьми. Ребенок должен ощущать теплое чувство любви со стороны по крайней мере некоторых из тех взрослых, с которыми ему приходится иметь дело; не следует мешать проявлению его естественной активности и любознательности, за исключением тех случаев, когда возникает опасность для его жизни или здоровья. В особенности же не должно быть табу на знание о взаимоотношении полов или на обсуждение проблем, которые люди, опутанные условностями, считают неприличными. Если с самого начала соблюдать эти простые правила, ребенок вырастет бесстрашным и дружелюбным человеком.

Однако, когда воспитанное таким образом юное существо вступит во взрослую жизнь, он (или она) окунется в мир, полный несправедливости, жестокости и ненужных страданий. Несправедливость, жестокость и страдания, существующие в современном мире, являются наследием прошлого и имеют своим конечным источником экономические причины, поскольку в былые времена беспощадная борьба за средства к существованию была неизбежна.

В нашу эпоху она не является неизбежной. При нынешней промышленной технике мы можем, если только захотим, обеспечить каждому человеку сносное существование. Мир располагает знанием, способным обеспечить счастье всем людям; главной преградой на пути использования этого знания является религиозное учение. Религия не позволяет нашим детям получить рациональное образование; религия препятствует нам в устранении коренных причин войны; религия запрещает нам проповедовать этику научного сотрудничества вместо старых и жестоких доктрин греха и наказания. Возможно, что человечество уже стоит на пороге золотого века; но если это так, то сначала необходимо будет убить дракона, охраняющего вход, и дракон этот – религия.

Воспроизведено по изданию: Бертран Рассел, «Почему я не христианин», М., Политиздат.