После уничтожения лагеря гвардейцев нужно было взять хорошо укрепленную крепость в центре города. Внутри жила знать, наиболее обеспеченные граждане и местная власть.
Решили действовать хитростью, чтобы не идти на откровенный штурм с неизбежными большими потерями: в крепости было немало гвардейцев, охранявших стены и покой знати.
— Давай быстро переоденемся и сразу в крепость, — крикнул я Александру.
Атаман ответил:
— Так и сделаем! Ворвемся на плечах успеха.
Несколько десятков бойцов переоделись в одежду гвардейцев, я по такому случаю надел на себя богатое облачение их командира, мы вскочили на лошадей и ринулись к воротам Петропавловской крепости. Благо было недалеко. Пехотинцы последовали за нами.
У стен крепости я закричал:
— Именем великого царя Нитупа! К вам прибыло подкрепление для защиты крепости! Откройте ворота, позвольте воинам занять свое место.
Стражники спросонья соображали плохо. Открыли не сразу, после перебранка. Но они действительно ждали подкрепление и наше появление не вызвало сильных подозрений. Когда врата распахнулись, мы въехали в них.
В моем родном мире неоднократно крепости и города брались таким вот хитрым маневром. Крепость Питера мощная, ее приступом так просто не взять. А переодетые всадники проникли за ворота без проблем.
Когда за нами устремились мужики освободительной армии, спешащие на подмогу из поверженного лагеря гвардейцев, охранявшие крепость люди поняли, что прибыло вовсе не подкрепление, но было поздно.
Я уже обезвредил командира стражи, просто подъехал к нему и прямо с лошади зарядил кулаком по лицу. Да так, что сломал челюсть и вышиб зубы. Вырубил и бойца, который подбежал ко мне.
Мы быстро ликвидировали стражу, взяли ворота под контроль и стали разгонять сторонников Нитупа. Они вновь оказались застигнутыми врасплох.
Загремели в тревоге городские колокола, из дверей домов стали выбегать и вступать в бой расквартированные в крепости гвардейцы.
В самые первые минуты несколько гвардейцев были зарублены нашими кавалеристами. Но и прибежавшие в крепость мужики с дубинами, вилами, топорами бросалось на всех, кто пытался оказать сопротивление. Некоторые использовали даже выломанные из дерева суки. Ярость компенсировала нехватку оружия.
Сражение развертывалось под нашу диктовку. Я подъехал к Аленке и решил быть рядом с девушкой. Наблюдал за боем, иногда отдавал команды бойцам.
Оборонявшиеся безуспешно пытались выстроить клин и оттеснить нас, но мужики этот клин без труда разбивали.
Вдруг Аленка спрыгнула с коня и атаковала вооруженного лишь одной дубинкой командира взвода гвардейцев. Я тут же поспешил на помощь и то же перешел на пеший бой. Закричал девушке:
— Включили ударную технику ног. Бей в пах!
Аленка сразу не поняла:
— Куда бить?
— Между ног! По яйцам!
И для примера врезал подбежавшему ко мне гвардейцу. Тот издал такой душераздирающий громогласный вопль, что сражение на секундочку приостановилось: все смотрели на корчащегося в страшных муках человека. Однако на помощь командиру пришли его бойцы. Меня и Аленку окружили. Положение становилось критическим, я подумывал только о том, как бы прорваться из кольца, не получив серьезных ранений.
Но в этом момент деревянные ставни в ближайшем большом доме распахнулись, из окна выглянула девушка и запустила тяжелым кувшином в одного из гвардейцев.
Бросок получился точным, прямо в голову. Мужчина упал и потерял сознание.
Поступок русоволосой девушки стал своего рода сигналом, теперь уже на помощь мне и Аленке спешили повстанцы. Первым прибежал бывший кузнец Семен с громадной дубиной в руках, он стал крушить ей гвардейцев. К кузнецу присоединился рыжебородый детина. Он с такой силой насадил на вилы гвардейца, а потом швырнул его так, что туша бедняги сбила еще двух гарнизонных солдат.
Мы с Аленкой вырвались из окружения, но я решил продолжить бой. Очень хотелось применить еще свою удаль! Мало кто из каратистов в моем прежнем мире был способен драться так, как я. А тут и подавно мне не было равных!
Вот раскачиваю корпус, дубинка противника проходит мимо, взмах кулаком, удар — гвардеец лежит. Потом еще удары ногами по новым клиентам. Иногда примитивно в пах, иногда эффектнее в стиле Ван Дама: прыжок и сразу двумя ногами — бац! Противники валятся словно кегли.
А Аленка не послушалась меня, и она ввязалась в бой. Нужно будет потом ее приструнить. Не женское это дело — драки. Но ей нравится. Вижу: делает разворот и точный удар гвардейцу пяткой в солнечное сплетение. Мужик пашет носом землю. Вот чертовка-красавица, не зря ее учил! Лишь бы не смотреть на ее проделки, а то зазеваюсь и пропущу удар.
Мужики освободительной армии, размахивая дубинами, серпами и вилами, колотили сторонников Нитупа. И еще как! Гвардейцы бросались наутек. Они оказались не готовы к нашему штурму. Даже мушкеты и имевшиеся у них на вооружении мечи не успевали расчехлить и применить.
Чаша успеха явно качнулась в нашу сторону, воодушевленные бойцы всех полков нашей армии стали рубиться еще жестче.
Мы теснили гвардейцев и сторонников власти Нитупа. К тому же подошли и наши стрельцы, которые открыли пальбу по противникам.
Сомнений в победе не возникало ни на минуту. Расстраивало только, что много крови и трупов.
Я старался контролировать ход схватки. Еще бы видеокамеру иметь — такие классные сцены получались бы! Настоящий бой, настоящая кровь! Кто еще из моих друзей видел в двадцать первом веке именно сражение, а не постановочные сцены?
Некоторые гвардейцы скрывались в парадных домов, кто-то сдавался или старался вырваться из города через ворота. И лишь отдельные отряды смельчаков продолжали с нами сражаться. Но и они потихоньку отступили к центральному дворцу крепости. Это был дворец Белого, назначенного Нитупом смотрящим за Питером. Иными словами, Белый являлся ставленником Нитупа и главой города. Во дворце заседало иногда городское собрание.
Красивый с колонами и статуями дворец располагался на небольшом холме. Перед ним, как это принято в параллельном мире, красовалась статуя одного из богов с извергающимся изо рта фонтаном.
Глава города был, конечно, разбужен нашим вторжением. Шум от приближения повстанцев не на шутку перепугал знатного вельможу. Он велел своим телохранителям взять мечи, стоять намертво и никого не пропускать во дворец.
Лучшие бойцы освободительной армии во главе со мной прорвались к дверям. Кто-то передал мне меч. Я, махая мечом, приблизился к первому из телохранителей, что встретили нас. Тот сразу принялся отклоняться и отступать, но затем перешел в атаку. Во время контратаки я ударил мужика ногой под коленку, а когда тот неуклюже стал балансировать, стараясь сохранить равновесие, нанес ему удар мечом по руке. Мужчина упал.
Остальные телохранители поняли, что с такой толпой им не справиться, и отскочили в стороны, не желая умирать за хозяина. Путь во дворец оказался свободен! Мы устремились внутрь шикарного здания.
В холле находился секретарь Белого. Он отчаянно завопил:
— Убирайтесь отсюда!
Наивный! Я хотел ответить ему, но на голову орущего обрушился хрустальный фужер и вырубил мужчину. Это прислужник, находившийся за спиной секретаря, мощно ударил его. Молодец! Правильно! Зачем орать на все здание?!
Я поспешил на второй этаж. Рядом со мной оказались Аленка и Хорошук. Мы стали барабанить в запертые двери. Хорошук попытался взломать самую простую из них. Из-за двери раздался истошный женский крик:
— Мы свои! Такие же, как и вы, недовольные режимом!
— Так открывайте! — крикнул возбужденный Хорошук.
Дверь приоткрылась, мы втиснулись в комнату прислужниц.
Пять служанок со страхом смотрели на нас.
— Не бойтесь, не тронем! — сказал я и спросил:
— Где Белый?
— Его комната за дубовой дверью в конце коридора.
— Он один? — спросил я.
— Да, должен быть один, — ответила самая пожилая служанка.
Мы бросились в гости к Белому. По пути Аленка ударила в челюсть попавшемуся в коридоре человеку в одежде вельможи. Телохранителями, охранявшими покой Белого и его друзей, к тому времени занимались мои люди на входе в здание, а прислуга не оказывала нам ни малейшего сопротивления.
Мы стали барабанить в дверь главы города, а потом ломать ее. Тяжело справиться с массивной дубовой дверью! Только когда к нам присоединились бойцы с топорами и стали кромсать дверь, Белый закричал:
— Пощадите! Я открою.
Дверь действительно открылась. Хорошук первым проник в комнату, схватил за волосы Белого и занес кулак для удара по лицу. Я закричал:
— Не бей! Это знатная особа. Он может нам пригодиться!
Хорошук неохотно отступил, но все же врезал Белому кулаком по плечу. Удар, правда, оказался не сильным. Белый ойкнул и стал молить меня о пощаде:
— Не убивай меня, великий посланник богов.
Я придал голосу максимальную суровость:
— Я великий?! Куда делась ваша гордость?
— Все равно, прошу: пощади!
Я распорядился:
— Под замок его, после решим участь. Нам нужна не бойня, а правосудие.
Аленка согласилась:
— Мы слишком горячи и быстры на расправу. Следует стать терпимее. Иначе бунт станет бессмысленным, а вместо прогресса прольется много крови.
Я поправил:
— Это не бунт, а революция. Но кровь по-пустому лить не достойно воина-освободителя.
Градоначальника обыскали, Аленка конфисковала у него мешочек с драгоценностями. В нем, помимо золота, нашлось несколько крупных алмазов. Аленка взяла один из них себе. Пригодится.
Я увидел это и сказал:
— Мы конфискуем на пользу революции. Но я делаю вид, что ничего не заметил.
— Белого посадим в карцер? — спросил меня Хорошук.
— Да! Только будем теперь карцер называть тюрьмой.
Белого встряхнули, грубо взяли под руки и увели.
— Нужно немедленно освободить заключенных из карцера! — голосом, полным энтузиазма, сказала Аленка. — Кто был когда-то угнетен, надежной будет нам опорой.
У бывшей рабыни стали проявляться командирские замашки.
— Само собой! — сказал я. — Вперед!
Мы бросились освобождать узников режима. На улице мои люди добивали последних наемных солдат Белого, сохранивших способность сопротивляться. Вот здоровенный Мирон ударом ноги в живот вырубает бойца в охранной форме. Тот с криком падает на траву.
Бой стихает! Победа! Нужно будет распорядиться, чтобы скинули с купола замка штандарт поверженного города и убрали трупы. Придется описать городскую казну, навести порядок и выбрать новую власть. Но сначала — в тюрьму!
Подземная темница оказалась запертой. Мы стали настойчиво барабанить. Без результата. Тогда бойцы притащили бревно и с помощью него вышибли дверь. Стража попробовала сопротивляться. Но мы нанесли несколько мощных ударов дубинками и ногами, четверо стражников остались лежать на полу. Остальные прекратили попытки остановить повстанцев и сдались.
Запереть их в камере вместо узников! — приказал я. — Вас будет судить народ!
Невольники, увидев спасителей, почему-то затаились в своих камерах. Я вынужден был закричать:
— Не бойтесь нас! Мы принесли вам свободу!
— Кто вы такие? — послышался вопрос.
Пришлось ответить:
— Освободительная армия.
— Придут гвардейцы и жестоко выпорют тех, кто сотрудничает с вами.
Я подумал, что рабство — это, пожалуй, не рок, а состояние души.
— Здесь все боятся гнева Белого, — сказал присоединившийся к нам местный житель. — Он жестокий палач, именем Бога приказывает карать любое неповиновение, пороть и увеличивать срок заточения за малейшую провинность, остальные перед ним выслуживаются.
Я закричал:
— Белого больше нет и не будет! Его власть окончена. Прокуратор тоже в наших руках. Все ранее принятые решения о заточении в карцер отменяются!
Двое молодых мужчин вышли из ближайшей камеры. Радость от внезапного освобождения придала им сил. Посему они держались на ногах достаточно твердо, хотя и выглядели изможденными.
— Мы действительно свободны? — спросил один из мужчин.
— Да, свободны, как и все остальные! — сказал я.
Мужчина, задавший вопрос, подошел ко мне и низко поклонился со словами:
— Мы благодарны вам за спасение! Вы действительно посланник богов, а освободительная армия взяла наш город?
— Да, это так!
— А нам тут внушали, что самозванца и всех, кто посмеет сотрудничать с ним, будут жестоко пороть.
— Пороть будем прокуратора и всех, кто такое говорит, — убежденно ответил я.
— Теперь у нас одно желание — сражаться под твоим руководством, — сказал мужчина.
— Присоединяйтесь к нашей армии! — предложил я. — Впереди будет много боев, но мы обязательно победим. Боги с нами!
Мужчина закричал:
— Братаны! Это действительно наше спасение. Не бойтесь! Палачи не будут больше над нами издеваться!
— Нужно отплатить истязателям той же монетой, — сказала Аленка. — Иначе не будет соблюден принцип справедливости.
— Мы будем их судить, — ответил я.
В камерах сидели больше сотни заключенных, в основном избытых и истощенных. Они стали покидать свои темницы. Многие едва держались на ногах.
Все же я предложил всем вступить в освободительную армию. Предложение не нашло серьезной поддержки.
— Пацифисты? — спросил я у местного жителя.
— Не знаю такого слова. Здесь находится известный разбойник Навал. Вон он. Спроси у него.
Навал выглядел вполне здоровым. Своих освободителей он встретил молчанием, лишь небрежно поклонился.
Я кивнул в ответ и сказал:
— Ты здесь, вроде как, вор в законе, уважаемый заключенными человек. Объясни, почему обиженные режимом люди не хотят против режима воевать.
Разбойник хриплым тоном ответил:
— Не знаю про воров и ваши законы. Ты говоришь красно, а вот правильно ли действуешь? Ты, как я понял, очень даже неплохой бандит. Сумел взять целый город, теперь будете грабить. Но под твое начало не пойду! Я свободный человек, и остальные здесь хотят свободы, а не войны.
Я спокойным тоном ответил:
— Это твой выбор! Мы набираем лишь добровольцев. Тех, кто хочет построить новое государство. Справедливое и сильное.
— Государство?! Ты хочешь свергнуть Нитупа? А кто вместо него? Ты? Заменишь своими голодными людьми нынешних правителей? И так же будете обогащаться, сидеть на шее народной?
Я пояснил:
— Мы создадим здесь первое в мире социалистическое государство равных возможностей, без нищеты и баснословного богатства.
— Не знаю, что такое социалистическое государство, — сказал Навал. — Это когда все равны?
— Почти так.
— Ого! У тебя амбиции! — авторитетный товарищ даже улыбнулся. — Но не противоречит ли это природе человечества? Сильный и умный всегда будет стремиться быть богаче и властвовать над теми, кому менее повезло в жизни.
— Мы поменяем жизненные установки, — ответил я.
— Буду следить за вами, но воевать не хочу.
Я махнул рукой:
— И без тебя обойдемся!
У меня полно дел, вместо того, чтобы агитировать сомневающихся. Необходимо навести порядок, допросить и изолировать пленных, убрать трупы, заняться врачеванием и организовать оборону. Не хватало после столь убедительной победы потерять город.
Взятие города закончилось нашим полным триумфом. Но нужно было подумать, как развить успех.
У нас оказалось много раненных воинов. Все же был кровавый бой. И врагов пострадало не меньше. Целителям работы хватит надолго. Я распорядился лечить и пленных.
Питер испытывал последствия взятия его толпой бывших разбойников и рабов. В нем все еще продолжались локальные стычки, но многие профессиональные воры и разбойники приступили к грабежам и насилиям. Недавно избранные командиры отчаянно пытались навести порядок, но им это не очень удавалось. Я решил применить силу. Приказал всех грабителей арестовывать и помещать в освободившиеся камеры карцера для последующих порок. Это возымело эффект, количество грабежей заметно уменьшилось.
Потом мы займемся экспроприациями. Но только у самых богатых жителей города.
Мои бойцы засадили в клетку Белого и приволокли его к тюрьме. С бывшего градоначальника сорвали дорогую одежду.
Повстанцы издевались:
— Как чувствовать себя нищим?
— Теперь работать пойдешь на рудники!
— Давайте с него жирок сгоним. Пусть его в карцере не кормят!
— Такого пороть нужно каждый день.
Белый боялся, что повстанцы растерзают его. Бывший градоначальник почти скулил:
— Пощадите меня! Я вам все отдам!
В ответ послышалось:
— Мы и так все возьмем! Будем в дворце твоем жить!
Повстанцы стучали палками по прутьям клетки, тыкали через прутья знатную особу дубинками.
Я тоже подошел к клетке и сказал:
— Его дворец станет общественной собственностью. Будем в него на экскурсии народ водить.
Кто-то спросил меня:
— Что такое общественная собственность?
Я попытался разъяснить:
— Это когда все принадлежит народу. Не какому-то отдельному богатею, а всем нам.
— И дворцы прокуратора и Белого?
— Да!
— Так не бывает.
— А у нас будет! Мы установим новый народный порядок!
Меня спросили опять:
— А кто будет следить за новым порядком?
— Выборные или назначенные мной люди!
К тюрьме подвели группу пленных. Ее встретила Аленка.
Пленных построили в шеренги, рядовым предложили присоединиться к повстанцам. Большинство простых солдат были из числа бедноты и некоторые согласились.
Я, Аленка и знахарь Чарли обходили ряды. Чарли осматривал раненых, Аленка остановилась возле группы гвардейских командиров и со смехом сказала:
— Что-то бравые гвардейцы приуныли! Видно, понимают, что им еще долго не увидеть девушек!
И ударила кулаком офицера в подбородок. Потом заставила пленных становиться на колени и целовать свои слегка запыленные сапоги.
Гвардейцы покорно целовали, не смели возражать.
Я вмешался в процесс:
— Зачем ты их унижаешь?
Аленка улыбнулась:
— А тебе не кажется, что им это нравится?
— По-моему, это нравится только тебе, — ответил я.
— Смотри, как они целуют с энтузиазмом, — возразила Аленка, — хотят доставить удовольствие красивой воительнице.
— Да, трудно найти девушку краше тебя, — сказал я комплимент. — С дубиной ты производишь неотразимое впечатление. Но зачем унижаешь пленным, заставляешь целовать свои ноги?
— Я же говорю: им нравится чмокать мои сапоги, они даже облизываются от удовольствия, — со смехом подтвердила воительница. — А я пользуюсь правом победительницы.
— Унижение пленных повышает самооценку, — почти серьезно сказала я. — Но есть же правила приличия и нормы поведения, не престало тебе вот так себя непристойно вести.
Воительница отмахнулась, словно услышала откровенную чушь:
— На войне твои нормы поведения не применимы! Вон мужчины главу города унижают, а ты мне про какие-то нормы толкуешь.
Я промолчал. Понимал, что Аленке, как и бойцам, хочется показать свою власть над поверженным противником.