Глава 16

Дверь каюты распахнулась.

Брук мгновенно подняла голову.

На пороге стоял Тревис и смотрел на нее, как будто видел перед собой врага. На скуле дергался мускул, а взгляд его синих глаз был так холоден и враждебен, что по ее телу пробежала дрожь. Этот его взгляд без лишних слов обвинял ее.

Брук замерла. От охватившей ее паники бешено забился пульс, и перехватило горло.

Он узнал.

Напряженность угрожающе нарастала, Тревис наконец вошел и закрыл за собой дверь. Но он не подошел к ней, а остановился позади одного из кресел и ухватился за его спинку.

Тяжелое предчувствие охватило Брук.

– Не скажешь ли ты мне… – он замолчал, переведя дыхание, чтобы приглушить угрожающую ярость в своих глазах, – кем же ты на самом деле была для моего отца? – Тревис не дал ей времени для ответа и задал другой вопрос: – Ты была проституткой? – В его голосе цинизм граничил с горечью.

– Нет, не была, – сказала Брук. – Как ты мог такое подумать?

Он окинул ее презрительным взглядом.

– Как? – Тревис впился пальцами в кресло так, что побелели суставы. Брук понимала, что он с трудом сдерживает свой гнев. – Как? – повторил он. – Уотсбери только что поздравил меня с успешным приобретением такой куртизанки, как ты. Кажется, ему самому это не удалось, – проворчал Тревис.

В устах Тревиса все звучало так отвратительно, но он еще не закончил…

– Я вызвал его за это оскорбление на дуэль, – продолжал он. – Уотсбери только рассмеялся и сказал, чтобы я спросил тебя, если не верю ему. Оказывается, ты была в большой моде в Англии. – Тревис усмехнулся. – Представляешь, каким дураком я выглядел, сообщая ему, что ты моя жена?

Брук чувствовала, как у нее разрывается сердце.

– Я знаю, как ужасно это звучит, – прошептала она. Сердце переворачивалось в ее груди, и какой-то странный холод овладевал ею. – И ты заслуживаешь ответов. – Она замолчала. – Но готов ли ты выслушать меня? По-настоящему выслушать? Или ты будешь судить меня, не узнав всей правды?

Лицо Тревиса омрачилось, он сомневался, и она поняла, что он уже считал ее виновной, и ему не хотелось узнать факты. Но затем, как обычно и случалось, он удивил ее, сказав:

– Я всегда считал себя справедливым человеком.

Брук указала на стул:

– Не хочешь ли присесть?

– Нет, – отрезал он, и мускул на его скуле снова дрогнул.

Брук глубоко вздохнула. Она знала, что он должен был думать. Ее рассердило, что он даже не допускал сомнений в ее виновности. Пока он еще не выслушал ее.

Выпрямив спину, она сидела на кровати. Она должна сохранять спокойствие. Она не струсит перед ним, как и перед любым мужчиной. Может быть, она не гордилась своим прошлым, но в то же время что еще она могла сделать? Ей надо было выжить.

Но это осталось в прошлом.

– Думаю, ты знаешь, что я воспитывалась в школе для девочек, – начала Брук; ее внешнее спокойствие скрывало внутреннее волнение.

Его губы насмешливо скривились.

– И это не было ложью?

– Тревис… – Брук передохнула. – Я никогда не лгала тебе. Может быть, я не все рассказала тебе о своей жизни, но я никогда не лгала тебе, – сказала она, ожидая, что он что-то скажет.

Но он только кивнул, чтобы она продолжала.

– Если помнишь ту ночь, когда буря погубила наш урожай, я рассказала тебе, как погибла моя мать, но я не сказала тебе, что через три дня после похорон мой отец, герцог Уинтерленд, перестал платить за мое содержание. Меня вышвырнули на улицу, в чем была. Я была напугана и голодала. У меня не было семьи… и никого, к кому я могла бы обратиться. И самое главное, у меня не было денег.

Она сжала руки, чтобы они не дрожали; одно воспоминание о том времени вызывало в ней ужас, даже спустя много лет.

– Можешь представить, каково это было, Тревис? – Брук пристально посмотрела на него. – Ты говоришь, у тебя была тяжелая жизнь, но то, что пережил ты, – ничто по сравнению с тем, что пережила я. У тебя всегда была семья, даже если ты с ней не ладил. И рядом с тобой была твоя мать, поэтому не пытайся убеждать меня, что ты понимаешь, через что я прошла, – сказала Брук, подбивая его как-то возразить ей.

Надо отдать ему должное, Тревис не проронил ни слова.

– Проведя три дня на улице, – продолжала Брук, – три дня голодая и ночуя в закоулках и прячась от развратников, я вспомнила, что мать говорила мне, что если с ней что-нибудь случится и я попаду в беду, то мне надо найти ее подругу Фанни Синклер. Я покопалась в моем ридикюле и, к счастью, нашла адрес этой женщины. Фанни была любезна и встретила меня с распростертыми объятиями. Она мне сказала, что многим обязана моей матери. Сначала я не знала, что Фани была куртизанкой, но позднее поняла это. И тогда она сказала мне, что моя мать тоже была куртизанкой. Фанни никогда не подталкивала меня к этому занятию, но я не могла вечно жить за ее счет. Я не знала иного способа зарабатывать деньги себе на жизнь, поэтому попросила ее научить меня пользоваться единственным, что у меня было, – своей красотой, чтобы обеспечить существование. Я знала, что не хочу быть бедной или жить в чужой семье как служанка, зависеть от них и не иметь собственной комнаты и еды.

Я не хотела быть куртизанкой, Тревис. Ты должен поверить мне, я ведь знала, каково быть голодной и без гроша. Я не хотела быть вульгарной шлюхой, поэтому я выбирала только старых богатых мужчин, которым нравилось осыпать меня деньгами и драгоценностями. И только немногие из них были способны на какие-то близкие отношения. Большинство просто хотели покрасоваться под руку с красивой женщиной на зависть своим сверстникам.

– Как ты могла это делать? – скрипнул зубами Тревис.

– Когда нужны деньги, будешь делать что угодно. Я научилась владеть своими эмоциями и становилась бесчувственной. Это было только работой. Затем я встретила Джексона, и он предложил помочь мне оставить это занятие. Он был мне как отец. Он никогда не требовал от меня ничего подобного. Если он ехал в оперу, я сопровождала его, но никогда не спала с твоим отцом, – говорила Брук. – Я уверена, были люди, которые, судя по моему прошлому, считали меня любовницей Джексона, но я ничего не могла с этим поделать… Это было три года назад. Тогда к нам переехали твои кузины Джоселин и Шеннон, и они стали для меня сестрами.

– Почему они приехали?

– У обеих были причины, но я не хочу в них вдаваться. Это не моя история. В школе мы с Джоселин были близкими подругами, так что я ее знала. – Брук подумала о своих подругах и пожалела, что сейчас их нет рядом. – Если бы тебе когда-нибудь пришлось встретиться с ними, они бы тебе понравились.

Тревис слегка приподнял бровь.

– И мой отец просто принял их в дом?

– Я знаю, ты никогда не знал с этой стороны своего отца, но он был заботливым и любил этих девушек.

– Полагаю, он не мог полюбить только меня, – с сарказмом заметил Тревис.

– Это неправда. Я верю, что Джексон любил тебя, хотя и старался это не показывать. Заболев, он позаботился обеспечить нам дальнейшую жизнь. Шеннон и Джоселин хотели уехать в Америку, и Джексон подумал, что это хорошая мысль. Это дало бы мне возможность оставить прошлое позади и начать новую жизнь. – «Или я так думала», – сказала она себе, помолчав. Она нерешительно усмехнулась. – Он ничего не говорил о плантации, пока не почувствовал, что умирает, и с уверенностью могу сказать, что он ничего не сказал о тебе.

Тревис с насмешливой иронией выгнул бровь.

– В этом я не сомневаюсь.

Брук оставила без внимания его сарказм.

– Я не знала подробностей, пока не приехала в «Старую рощу». Однако твой отец перед смертью сказал одну вещь, которая тогда показалась мне бессмысленной, но сейчас я понимаю, что он имел в виду.

Тревис сложил на груди руки.

– Так ты собираешься сказать это мне?

– Джексон сказал, что старается исправить зло. – Она увидела, как Тревис вопросительно поднял брови, и объяснила: – Я думаю, он понимал, что поступил с тобой несправедливо. Каким-то образом Джексон чувствовал, что у нас с тобой много общего. И я не сомневаюсь, что он специально послал меня к тебе, – шепотом закончила Брук.

Она была потрясена сильнее, чем хотела бы показать. Она чувствовала себя разбитой и измученной после того, как высказала все. Больше ей было нечего сказать. Что будет дальше, зависело от Тревиса.

Столько чувств металось в сердце Тревиса, столько мыслей проносилось в его голове, что ему казалось, что он побывал в кулачном бою.

– Ну, я не знаю, благодарить ли мне Джексона или убить его, если бы он был еще жив.

– Когда я впервые увидела тебя, у меня тоже мелькнула мысль, не убить ли Джексона, – призналась с улыбкой Брук.

Тревис усмехнулся и оттолкнул от себя кресло. Его гнев как-то незаметно утих, и все, что он перед собой видел, было прекрасное испуганное создание с рассыпавшимися золотистыми волосами, сидевшее посередине кровати.

Брук была права. Он не мог знать, каково это – быть выброшенным на улицу, лишенным всякой надежды. У него сжималось сердце от сострадания к ней. А он еще думал, что у него было несчастливое детство!

От одной мысли, что могло бы случиться с Брук, его охватывала дрожь.

Когда Тревис подошел к кровати и сидевшей на ней Брук, он не знал, что ему делать, или не мог разобраться в своих чувствах, поэтому сделал то, что подсказывал ему инстинкт. Он сел на край кровати и снял сапоги, затем забрался на постель. Брук, не шевелясь, замерла на середине постели, как испуганный зверек. Она повернулась и настороженно следила за ним.

Тревис взбил подушки за своей спиной и облокотился на них. Он все еще не знал, что сказать. Он не находил слов, чтобы выразить свои чувства, поэтому должен был по-другому выразить их. Наконец он распахнул объятия, и она без колебаний бросилась в них.

Тревис крепко обнял ее. Она молча уткнулась лицом ему в грудь и разрыдалась. У него было ощущение, что очень много времени прошло с тех пор, как Брук плакала в последний раз. Вероятно, ей приходилось быть сильной, и горечь копилась в ее душе. Большинство женщин плакали бы, рассказывая свою историю, но голос Брук ни разу не дрогнул.

Она никогда не просила у него прощения, потому что нечего было прощать. Она поступила так, как была вынуждена поступить, никого за это не обвиняя. Он был горд за нее и, гладя ее по голове, давал ей выплакаться вволю. Иногда слезы очищают душу.

Ни один из них не проронил ни слова. Слова были не нужны. Это была ночь исцеления.

Чуть позднее, когда она, измученная, уснула, Тревис прошептал:

– Я люблю тебя.


На следующее утро, проснувшись в объятиях Тревиса, Брук чувствовала себя душевно опустошенной. Она восхищенно посмотрела на твердый овал его краевого лица. В Тревисе не было ничего мальчишеского. Он был настоящим мужчиной, и она любила его сильнее, чем даже могла представить. Даже после всех вчерашних неприятностей она чувствовала себя в его объятиях в полной безопасности.

Накануне Тревис ее удивил. Он не осудил ее. Он просто предложил ей утешение, как будто действительно все понимал. Понимал ли? Понимание совсем несвойственно мужчинам.

Тревис открыл глаза. В его прояснившемся после сна взгляде была нежность. И еще она видела в нем вспыхнувшее желание, делавшее в это утро его синие глаза совсем темными. Не намеренно ли он давал ей понять, что он чувствует? Хорошо, если бы он сказал, что любит ее, но он не говорил.

– Ты хорошо спала? – с хрипотцой в голосе спросил он.

– А ты? – кивнула она.

Он улыбнулся:

– Когда ты в моих объятиях, я всегда хорошо сплю.

Брук почувствовала к нему такую нежность, что дотронулась до его лица. Его кожа огрубела от пробивавшейся щетины, поскольку с прошлой ночи он не брился. Он повернулся и поцеловал ее руку.

– Я люблю тебя, Тревис, – сказала Брук. – Но я пойму, если ты больше не захочешь, чтобы я была твоей женой.

Тревис притянул ее к себе и поцеловал с нежностью, которую, Брук знала, она никогда не сможет забыть. Он прижался к ее губам с яростной жаждой, а Брук обвила его шею руками. Она раскрыла губы, и Тревис застонал, еще крепче прижимая ее к себе, как будто никогда не сможет насытиться ею.

Наконец он оторвался от ее губ и прошептал:

– Я хочу тебя, дорогая, сейчас и всегда.

Сердце Брук бурно забилось. Она никогда еще не чувствовала себя такой счастливой. Они не занялись любовью. Тревис побрился и переоделся, а Брук заканчивала свой туалет. Он вышел раньше ее, сказав, что они встретятся в столовой.

Когда Брук была готова, она вышла из каюты. Туман был такой плотный, что двигаться по пароходу было затруднительно. Но Брук пыталась пробиться сквозь белую пелену. Время от времени на нее кто-то наталкивался, хотя человек всего лишь шел по палубе. Она заставляла себя улыбаться и не поддаваться страху, хотя бояться было нечего. Всего лишь легкий туман. Он не причинит ей вреда, но у Брук было очень странное ощущение.

Она слышала исходящий из тумана какой-то звук и, не зная его источника, решила остановиться у борта и подождать, пока это нечто пройдет мимо.

Наверху, прямо над ней, капитан Лидерс ругал лоцмана, заставляя быть настороже, чтобы не натолкнуться на что-нибудь.

Уверенная, что звук прекратился, Брук повернулась и натолкнулась на мать Тревиса, которая, должно быть, стояла за ее спиной.

– Простите, – сказала Брук. – Я вас не видела.

– Неудивительно, сегодня ничего не видно, – резко сказала Маргарет. – Где Тревис?

– Он вышел раньше меня. Думаю, он уже в столовой.

Маргарет уперлась кулаками в бедра.

– Надеюсь, вы не собираетесь что-нибудь менять в «Старой роще»? – заявила она. – Нам она нравится такой, какая есть. Нам не нужно вмешательство посторонних.

– Мне самой нравится «Старая роща», – сказала Брук. Она понимала, что Маргарет пытается установить, кто будет хозяйкой имения, и делает все, чтобы унизить ее. Если бы эта женщина была хотя бы немножко добрее, Брук никогда бы не вмешалась, но она не собиралась позволить этой назойливой женщине взять над ней верх.

– «Старая роща» не ваш дом, женщина, – заявила Маргарет. – Так что не думайте, что будете жить там, – предупредила она Брук. – Тревис сказал мне, почему он женился на вас. Жаль, что ему пришлось так низко пасть. Не пройдет и года, как он будет свободен и женится на своей законной невесте, как только разведется с вами.

Эта женщина была полна злобы.

– Он вам так сказал? – спросила Брук, не зная чему и верить.

Маргарет рассмеялась:

– Конечно, сказал. Неужели вы на самом деле думаете, что он любит вас? Мой сын сказал мне, что сделал это, чтобы спасти плантацию, которая всегда была для него важнее всего.

Брук сложила руки на груди.

– Мне неприятно говорить вам это, миссис Делобель, но половина «Старой рощи» принадлежит мне. Так что я могу делать все, что хочу, со своей половиной, – сказала Брук, утешая себя приятной мечтой об избавлении от этой женщины. – Если вы настаиваете на неприятностях, – сказала Брук, поскольку видела, что таковы намерения этой женщины, – то вам можно создать совсем другие условия.

Маргарет шагнула к ней, тыкая острым пальцем ей в лицо.

– А теперь выслушай меня, – прошипела она сквозь стиснутые зубы. – Ты не будешь так со мной разговаривать. Я сейчас же найду Тревиса. Ему не понравится, как ты обращаешься с его матерью.

Женщина исчезла в тумане. Старая ведьма! Когда Маргарет ушла, Брук осталась стоять у поручней, пытаясь собраться с мыслями перед тем, как снова столкнуться с ней за завтраком.

Мог ли Тревис обманывать ее? Брук так не думала. Она верила, что Тревис любит ее, хотя никогда этого и не говорит. Если бы все это не было так ново для нее, она могла бы знать, что ей делать. А что, если Тревис всего лишь хороший актер?

Брук решила, что лучше пойти и поискать дорогу к столовой. Там, по крайней мере, ей будет спокойнее рядом с Тревисом. Возможно, увидев его, она разгадает его истинные чувства.

Вдруг, без всякого предупреждения, что-то тяжелое ударило Брук по спине, сталкивая ее за борт. От потрясения она вскрикнула и, падая, попыталась за что-нибудь ухватиться. Ее платье зацепилось за что-то, и на секунду она подумала, что спасена. Но спасения не произошло.

Резкий треск рвущейся ткани сказал Брук, что удача изменила ей. Платье порвалось, и она стремительно падала вниз в темную воду.

Хватаясь за воздух руками в надежде за что-нибудь зацепиться, Брук закричала. Почему здесь не оказалось никого, кто бы мог помочь ей?

«О Боже!» – думала она, опускаясь в воду. Это был конец.

Неужели никто не спасет ее?

Загрузка...