Брук Хэммонд, Шеннон Макинли и Джоселин Ратленд стояли на покачивавшейся палубе «Летящей леди», глядя на приближавшийся берег Америки, и думали о том, какие приключения ожидают их там. Теплый легкий ветерок бросил прядь волос на лицо Брук. Она сняла шляпку и заправила непослушные локоны за ухо.
Брук взглянула на притихших подруг, стоявших по обе стороны. Она подумала, что они боятся сказать что-либо, опасаясь спугнуть этот удивительный сон, суливший начало новой жизни.
Брук не позволила бы ничему помешать им. Она и ее подруги уже не были наивными женщинами, когда-то жившими надеждой встретить мужчину, способного изменить их жизнь.
Возможно, Шеннон все еще верила, что где-то есть кто-то, предназначенный только для нее, но она была шотландкой, чем и объяснялись ее несбыточные романтические мечты. И какой бы мужчина не пожелал Шеннон с ее нежной белой кожей и прекрасными каштановыми волосами?
Брук не верила в любовь. Она видела, что мужчины и женщины использовали друг друга для достижения собственных целей. Если у тебя нет денег, ты зависишь от других.
Воспоминания о пребывании на улицах Лондона – она тогда была бездомной – до сих пор вызывали у нее дрожь. Она пережила нищету и не хотела когда-нибудь снова столкнуться с ней. И все же она не желала зависеть от кого-либо. Она собиралась сама устроить свою жизнь, и не было мужчины, которому она позволила бы встать на ее пути.
Молодой девушкой она порой мечтала об истинной любви, но суровая действительность быстро отрезвила ее. Часто жизнь оказывается не такой, как надеешься. Но теперь у нее появился шанс начать новую жизнь. Брук вздохнула, когда стая чаек пронзительными криками вернула ее с небес на землю.
– Жаль, что вы не поедете со мной в Новый Орлеан, – тихо сказала она подругам. Последние годы они провели вместе и хорошо понимали друг друга. Жаль, что их не будет рядом! Они привыкли обсуждать друг с другом каждый день.
Шеннон тряхнула густыми рыжими волосами, рассыпавшимися по ее плечам, и отвела от лица длинные пряди.
– Я не прочь посмотреть плантацию, но мы перед отъездом договорились, что каждая пойдет своим путем, – сказала она с сильным шотландским акцентом. – Хотя очень любезно со стороны мистера Джеффриса найти мне работу на ранчо.
– Да, мы так договорились, – вмешалась Джоселин. – Вы обе, по крайней мере, знаете, куда вы едете, и чем будете заниматься. Я же не имею ни малейшего представления, чем хочу заниматься. Остается надеяться, что в этом городе найдется приличная работа для женщины, – сказала она, кивнув в сторону Нью-Йорка. – Мистер Джеффрис дал мне адрес своего знакомого, но я не приму подачек. Я собираюсь содержать себя и быть независимой.
Брук улыбнулась. Она знала Джоселин дольше всех. Они познакомились в пансионе и с самого начала понравились друг другу. Совершенно очевидно, что Джоселин разочаровалась в любви. Что она ей дала? Разбитое сердце и изгнание из отцовского дома. Потеряв все, она обратилась к своему дяде, Джексону Монтгомери, и он взял ее в свой дом, где она оказалась вместе с Брук.
После того как Джексон Монтгомери, герцог Девоншир, вошел в жизнь Брук, все переменилось. Он понял, что ей не нравится ее жизнь. Да и кто бы захотел быть куртизанкой?
Правда, он держал ее в городском доме, купленном специально для нее, но Джексон был ее другом и никогда даже не намекал на сексуальные отношения. Казалось, как ни странно, он видел в Брук только хорошее и стремился защитить ее. Когда он взял в дом своих племянниц, Джоселин и Шеннон, которые были почти одного возраста с Брук, девушки очень привязались друг к другу.
Джексон обещал, что позаботится о Брук и племянницах. Незадолго до смерти он оставил Брук свою плантацию в Америке, а ее подругам – достаточно денег, чтобы они смогли уехать из Англии и начать новую жизнь на необжитом континенте. Он также оставил им несравненного мистера Джеффриса, своего поверенного, который должен был помочь женщинам в путешествии и устройстве на новом месте.
Брук поразило, что Джексон выполнил свое обещание. Это было такой редкостью, что она ничего и не ожидала. Слишком много пустых обещаний ей довелось услышать за свою жизнь.
Шеннон взяла ее за руку, прерывая размышления.
– Где мистер Джеффрис? – Шеннон помолчала и добавила: – Последнее время ты часто задумываешься.
Брук ответила ей слабой улыбкой.
– Я вспоминаю герцога. Он был особенным и необыкновенным человеком.
– И хорошим дядей, – добавила Джоселин. – Однако не могу сказать того же о своей тетке. Я была слишком молода, когда она уехала, и я плохо ее помню.
Брук нахмурилась:
– Я думала, она умерла.
Джоселин взглянула на Шеннон:
– Ты ее помнишь?
– Нет. Я только помню, что больше никто и никогда не говорил о тете Барбаре, так что, должно быть, она умерла, – сказала Шеннон, а затем добавила: – Но наш дядя, похоже, был вполне счастлив без нее.
Джоселин кивнула, соглашаясь с ней.
– Что касается Джеффриса, – сказала Брук, – после завтрака я его не видела. Он мне сказал, что ему надо приготовиться к нашему путешествию в Новый Орлеан.
– Разве не благородно со стороны мистера Джеффриса сопровождать нас всю дорогу из Англии? – Джоселин повернулась и оперлась на перила. – Не уверена, что кто-то из нас знал, что нам делать. Вероятно, мы бы так и стояли в лондонских доках, глядя, как корабль отплывает без нас.
– Ну-ну, – возразила Брук, – как-нибудь мы бы нашли нужный корабль. Но это были указания Джексона, чтобы мистер Джеффрис сопровождал нас, так что у него не было выбора. Джеффрис сказал мне, что я унаследовала плантацию, и нас снабдили деньгами, достаточными для путешествия. И каждой из вас была оставлена тысяча фунтов на обустройство. Я думаю, Джексон надеялся, что мы все поедем в «Старую рощу». Очевидно, он не осознавал, насколько независимы его племянницы. – Брук улыбнулась. – По какой-то непонятной причине Джеффрису не велено оглашать завещание полностью, пока мы не доберемся до плантации.
– Довольно странно, – заметила Шеннон.
– Я тоже так думаю, – согласилась Брук. – Единственную причину я вижу в том, что будет проще для меня, если Джеффрис представит меня всем слугам, и честно признаюсь, я рада, что он едет с нами. Америка – незнакомая страна, я о ней только читала. Без него я бы просто пропала. Однако, – сказала Брук с игривой улыбкой, – я прочитала книги по выращиванию хлопка, так что я кое-что знаю о жизни на плантации.
– Согласна, – кивнула Шеннон. – Джеффрис очень помог мне приготовиться к этому путешествию. – Ее лицо осветила улыбка. – Подумать только – я буду гувернанткой двоих детей! Судя по их описаниям, они восхитительны.
Брук посмотрела на Шеннон с насмешливой улыбкой:
– Кроме того, что ты сама еще дитя, что ты вообще знаешь о детях?
– Очень мало, – призналась Шеннон, и веселая усмешка мелькнула на ее лице. – Но я умею справляться с мужчинами и их детскими капризами, так что настоящие дети только поменьше, и, следовательно, с ними трудностей не предвидится.
Они рассмеялись, как всегда наслаждаясь обществом друг друга. И в то же время каждая почувствовала грусть, зная, что их время истекает.
– По-моему, это звучит так, как будто мы едем в пустыню, – заметила Джоселин.
– Да, территория Техаса ни на что не похожа, но мне только этого и надо, – с легкой улыбкой сказала Шеннон. – Я жажду приключений и мечтаю поближе рассмотреть ковбоев.
Глухой удар заставил женщин вздрогнуть и ухватиться за перила – это корабль подошел к деревянному причалу. Глядя вниз, они видели, как оживает док, матросы забегали по причалу, хватая тросы, брошенные с корабля, и отдавая распоряжения своим товарищам.
Улицы, ведущие к пирсу, были заставлены телегами, фургонами и лотками с фруктами, каждый торговец предлагал свой товар. Фургоны стояли длинной цепью в ожидании разгрузки корабля. И еще, казалось, там было множество экипажей, ожидавших пассажиров.
– Вы уложили вещи? – спросила Брук.
Обе женщины кивнули.
– В таком случае мне лучше пойти и забрать свой ридикюль, – сказала Брук, отходя от борта. – Встретимся на пристани.
Брук направилась к их каюте. Она никому бы не призналась, что не чувствует той уверенности, которую так старательно демонстрирует. По правде говоря, она испытывала странную необъяснимую тревогу.
Она будет скучать по подругам. Они были единственными, кто понимал ее, кто действительно знал, что она пережила, и испытал то же одиночество, что и она. Но они имели право на собственную жизнь, и она хотела, чтобы они были счастливы.
Брук расправила плечи, упорно заставляя себя быть храброй. Сегодня она не будет грустить – сегодня перед ней открывается светлое будущее.
Подойдя к каюте, она открыла дверь, подошла к кровати и взяла ридикюль.
Вернувшись на палубу, Брук заметила, что несколько пассажиров сошли на пристань. Она спустилась на причал и, проталкиваясь сквозь толпу, подошла к подругам, стоявшим вместе с мистером Джеффрисом.
Мистер Джеффрис нанял две кареты – одну для Брук, а другую для ее подруг – и теперь следил, как размешают их багаж на крыше кареты. Джеффрис был невысокого роста, но все же на пару дюймов выше Брук. Его волосы, или то, что от них осталось, были седыми. На макушке сияла приличная лысина. Как всегда, на нем были серый жилет и белая рубашка.
Он повернулся, когда она подошла.
– Мисс Шеннон и мисс Джоселин, я заказал вам комнаты в гостинице «Блок-Хаус» и открыл вам обеим счета в Первом национальном банке в Нью-Йорке, вы сможете снимать с них деньги.
– Как деньги попали сюда? – поинтересовалась Брук.
– Его светлость посылал меня в Америку договориться обо всем еще до своей смерти. Я думаю, он подслушал ваши разговоры о желании уехать в Америку. А теперь я оставляю вас попрощаться. Не забывайте, что я пробуду в этой стране еще добрых шесть месяцев, так что, если я вам понадоблюсь, просто пошлите телеграмму в «Старую рощу», а Брук будет знать, как со мной связаться.
Шеннон и Джоселин с улыбкой поблагодарили его, затем каждая обняла его.
– Ну-ну, вот этого не нужно, – засмущался Джеффрис. – Это же моя работа.
Брук посмотрела на подруг, стараясь запомнить их облик до мельчайших деталей. Она так боялась, что они забудут друг друга.
Шеннон была самой маленькой из них, но самой своевольной. Нрав, свойственный рыжеволосым, возмещал недостаток роста. Сияющие волосы делали ее заметной в любой толпе. Однажды Джеффрис рассказал Брук, что отец Шеннон, когда напивался, часто бил ее. Видимо, поэтому она была вспыльчивой как порох.
А Джоселин? Что могла сказать о ней Брук, кроме того, что эта женщина, казалось, излучала внутреннюю силу? Блестящие локоны цвета красного дерева обрамляли лицо со, словно высеченными скульптором чертами. В ней была та элегантность, которой Брук всегда хотелось обладать.
– Думаю, пора прощаться, – наконец сказала Брук дрогнувшим голосом. Она распахнула объятия.
Женщины обняли ее, и она прижала их к своему сердцу. Они были и оставались ее единственной семьей. Как она будет скучать по ним!
– Это расставание ненадолго, – прошептала Шеннон. Она от горя с трудом заставила себя засмеяться, а по щекам ее текли слезы. – Не заставляйте меня плакать. Давайте дадим обещание встретиться через год в «Старой роще».
– Прекрасная мысль, – согласилась Джоселин, вытирая горячие соленые слезы со своих щек.
Брук пыталась храбро улыбнуться им, но ее полные слез глаза выдавали ее.
– Вы обещаете приехать? Никаких отговорок?
– Мы обещаем.
– Хорошо, – решительно сказала Брук. – И вы должны часто писать мне, чтобы я знала, как у вас идут дела. Я тоже буду писать.
После достигнутого соглашения Брук в последний раз обняла их и отступила, с трудом сдерживая слезы.
– Теперь я должна сделать все, чтобы научиться управлять плантацией, – сказала она, – чтобы вам было куда приехать.
Шеннон отбросила на плечи рыжие локоны, и ее лицо озарилось неожиданной улыбкой.
– Мы верим, ты сможешь это сделать. Ты всегда была самой умной и самой смелой из нас.
– Я с ней согласна, – сказала, уверенно кивнув, Джоселин. – Ты сможешь сделать все, что захочешь. Не позволяй никому убеждать тебя в обратном.
Брук расправила плечи и вздернула подбородок.
– Ну, с таким вотумом доверия мне ничего не страшно. Но, – добавила она, – я хочу, чтобы вы обе помнили – не важно, где вы будете находиться, важно, куда вы идете и как достигаете цели.
– Ох, она начинает говорить, как будто она наша мать, – заметила Шеннон, затем рассмеялась и толкнула Джоселин в бок.
Джоселин кивнула:
– Значит, пора расставаться.
Поскольку говорить уже было не о чем, обе женщины забрались в карету, и Брук увидела, как кучер закрыл дверцу.
– Вы еще пожалеете, что больше не услышите моих нравоучений! – с дрожью в голосе прокричала она им.
Прикусив губу, чтобы не расплакаться, Брук помахала подругам на прощание. «Если бы они только знали, как мне хочется, чтобы они остались со мной, – подумала она. – Но я сама по себе и с Божьей помощью, так или иначе, выживу».