Во все Имперские ТОМ 11 Непобедимое Солнце

Глава 239 — Канцлер в гневе

«Крокодил — условное имя фараона из так называемой 0 династии, правившего в Древнем Египте около 3100 года до н. э. Предполагаемый сын Хеджу-Хора.

...

Изначально его имя интерпретировалось как Скорпион, однако с этим не согласился египтолог Гюнтер Дрейер. Он прочитал это имя как šnj.w („Царь Крокодил“). В то же время Эрвин ван ден Бринк и Питер Каплони интерпретировали надпись на серехе как šn.dt (Шендет, „Угнетатель“), посчитав это вариантом имени фараона...»

Википедия

Да какого хрена вообще происходит-то?

— Чуйкин, иди погуляй, — распорядился я.

Барон безропотно вышел из малого коридорчика, где мы с ним стояли.

Оставшись в одиночестве, я ответил на видеозвонок Лады, хотя меня и мучили крайне нехорошие предчувствия...

На экране появилась принцесса — в своем алом кожаном боевом одеянии и черном плаще поверх него.

За спиной у принцессы располагалась какая-то огромная античная статуя, видимо, девушка была сейчас в Павловском парке.

А вот в камеру Лада смотрела без всякого выражения, будто она только что проснулась и не совсем понимала, что происходит. Это было странно...

— Привет, любовь моя, — я сразу же перешел к делу, — Боюсь, что объяснять нет времени. Но наш переворот отменяется, немедленно...

— Мда? — холодно произнесла девушка.

Голос у принцессы подозрительно звенел.

— В чем дело, золото моё?

— Ни в чём, Нагибин.

В черных глазах принцессы вдруг что-то блеснуло, будто ярость.

Она сейчас даже стала чем-то похожа на своего брата Малого, когда того обуревал пьяный гнев.

Вот это мне уже совсем не понравилось.

— Послушай, моя принцесса, я не знаю, что там у тебя происходит, но сворачивай всё, сейчас же. Если будете штурмовать дворец — Стальной сожрет пилюлю, и из него вылезет Гностический Либератор...

— Мда?

— Лада, ты уже говорила «мда». Пару секунд назад. Да какого лешего у тебя там вообще случилось? И зачем ты звонишь по видеосвязи? Ты меня вообще слушаешь, жена?

— Я тебя слушаю, Нагибин, — принцесса зло и нервно сглотнула, как будто собственная глотка вдруг перестала слушаться девушку, — Я тебя внимательно слушаю. Покажи мне свою руку, пожалуйста.

— Что? Показать руку?

Я, кажется, начал понимать, что происходит.

И происходило это всё крайне некстати и не вовремя.

Но с другой стороны: пока Лада со мной болтает — свергать Павла Стального она совершенно точно не пойдет. А значит, можно и поболтать, почему нет...

Я сунул в камеру свою руку:

— На, гляди. Довольна?

— Нет, Нагибин. Другую руку. Ту, которая у тебя в перчатке.

Я молча стащил перчатку и продемонстрировал Ладе вторую руку, ту, на которой у меня навечно отпечатался шрам в форме Крокодила.

— И...? — холодно поинтересовался я, копируя ледяной тон принцессы.

Ну ничего.

Я готов был сыграть в эти игры, я умел вести дела с барышнями.

Сейчас Лада пообижается чутка, потом доведем разговор до повышенных тонов, я при этом, разумеется, буду сохранять достоинство, как и положено джентльмену. Потом Лада расплачется, потом кульминация беседы, а потом я извинюсь, только один раз, опять же сохранив достоинство, а потом мы уже помиримся.

Беседовать с принцессами — это примерно как забавляться с ними в постели.

Тут нужны баланс выдержки и страсти, а самое главное — честь и еще красота словесных кружев.

Вот с моей другой женой Таей такое бы точняк не прокатило, Тая для этого слишком прямая и дерзкая, а моя третья жена Маша вообще бы меня сразу послала за такое...

Но с Ладой все должно быть проще, потому что у Лады над чувствами стоит воспитание и этикет, а еще она неопытна с мужчинами. Принцесса была настоящей принцессой, это давало мне возможность манипулировать девушкой.

Ну и кроме того — Лада не глупа, она понимает, что ссора со мной — это сейчас последнее, что ей нужно. Да Лада и никогда не поставит свои хотелки и обиды выше судеб Империи, не тот человек...

— Ты не рассказал мне про этот ожог, — холодно произнесла принцесса, — Ты скрыл его от меня. Почему я должна узнавать про это от герцога Кабаневича?

— Потому что герцог Кабаневич — сумасшедший ублюдок, жаждущий моей смерти, — процедил я в ответ, — Он считает меня Крокодилом и хочет меня убить, верно. Но я не думал, что моя жена способна купиться на такую туфту...

— Крокодил — чудовище, погибель магократии, — скороговоркой сказала Лада, а потом закусила губу.

Да она же сейчас расплачется...

— Душа моя, ты же знаешь, что я не такой...

— Не знаю! — чуть ли не выкрикнула Лада, — Я вообще уже ничего не знаю, Нагибин!

— Послушай, герцог Кабаневич — наш враг. Он всегда им был. Разве ты не помнишь, как мы сражались с Кабаневичем за мое поместье...

— Ага, Кабаневич наш враг, — перебила Лада, — И поэтому ты женился на его дочке?

Вот блин.

Впрочем, ожидаемо.

Но ответ на это у меня был заготовлен уже давно, я не был идиотом, я понимал, что герцог может сделать подобный ход и доложить принцессе о моем новом браке.

— Жена, это просто пропаганда. Гнусная ложь. Кабаневич ведет войну против нас...

— Нагибин, я видела!

А вот теперь Лада разрыдалась.

Лицо девушки исказилось, из черных глаз хлынули слезы, над принцессой даже бешено заметалась её золотая аура.

— Что ты видела? — осторожно спросил я.

— Ваше бракосочетание с Таей Кабаневич, в Риме, — сквозь слезы пробормотала принцесса, — Герцог снял его на скрытую камеру! И я звонила моим агентам в Ватикане, у канцлера там есть агенты, Нагибин... Они подтвердили твой брак с Таей!

— Гнусная ложь, — ответил я, напитав свой голос достоинством до уровня самого Императора Павла Вечного, а может и больше, — Ложь! Видео очевидно смонтировано, а все агенты в Ватикане уже наверняка ходят под Алёной Оборотнич, она же теперь Шеф Охранки...

— Не думаю, Саша. Я так не думаю, — слезы все еще текли по щекам Лады, но принцесса уже определенно взяла себя в руки, — Но даже если так... Как ты объяснишь вот это?

Изображение на экране моего смартфона метнулось...

Ну в принципе тоже ожидаемо.

Я на самом деле знал, что это произойдет. Рано или поздно.

Но по итогу это произошло в самый неподходящий момент, в какой только можно.

Я проявил слабость. Одна секунда моего гуманизма, один миг, когда у меня дрогнула рука, теперь будет стоить жизни всей Империи, если не всему миру...

На экране появилась Маша Головина.

Девушка выглядела бледной и уставшей. Её волосы были распущены, Маша была одета в какую-то серую тюремную робу — штаны и куртку, но без опознавательных знаков. Её шею сжимал кожаный ошейник, увешанный Замками Рюрика — амулетами, блокировавшими магию девушки.

Рот Маши был заклеен клейкой лентой, руки связаны за спиной.

Моя самая первая жена Маша Головина затравленно смотрела в камеру.

— Ясно, — выдохнул я, — Значит, к тебе пришла Алёна Оборотнич и притащила тебе Машу...

— Ты должен был убить её, Нагибин, — это было сказано спокойно, а вот дальше принцесса взорвалась и начала орать, — Ты обещал! Обещал мне! Обещал моей маме дриаде! Маша Головина пыталась убить моего брата Павла Павловича... И ты дал мне слово магократа казнить её! Своей рукой! И я тебе поверила. Бог мой! Я поверила, какой же дурой я была...

— Уж не знаю, что тебе наболтала Алёна Оборотнич — но она нам не друг, — перебил я, — И герцог Кабаневич тоже. Послушай, жена, это Кабаневич и пытался убить Павла Павловича руками Маши, если ты не забыла...

— Да плевала я на Кабаневичей! — заорала принцесса, бешено сверкая черными глазами, теперь камера смартфона снова была направлена на неё саму, — И на Алёну Оборотнич! Как ты не понимаешь, Нагибин, ты же предал меня... Предал меня лично! Нарушил слово магократа! Ты теперь больше вообще не АРИСТО, даже не человек, не мужчина...

— Жена, просто выслушай меня...

— Я тебе больше не жена!

— В Империи нет разводов...

— Ты уже женат на Маше, забыл? Она — твоя первая жена. И единственная законная. А двоеженство у нас запрещено! Ты предал меня, козёл. Предал, хотя я тебя искренне любила... Но теперь ты навечно мой враг, Нагибин. И враг Империи. Церемонию твоей коронации я тоже видела, муженёк. Герцог Кабаневич прислал мне её, он снял её скрытой камерой...

— Герцог Кабаневич умрет в ближайшие пару минут, — холодно заметил я.

Причем, заметил искреннее.

Я намеревался немедленно после нашей беседы с принцессой отправиться в центральный зал и уничтожить Кабаневича. И никакие Полётовы мне помешать на этот раз не смогут... Впрочем, Полётов мне теперь мешать и не будет.

Кабаневич не просто сдал меня, слив информацию принцессе, он предал либералов.

— Да делай, что хочешь со своим Кабаневичем! — разъярилась принцесса, теперь она напоминала уже натуральную фурию, — Ты изменник, и ты будешь болтаться на виселице, как и положено изменнику! Я читала проект вашей Конституции, его мне герцог тоже прислал! Ублюдки, предатели, скоты, животные, мрази... Империя будет стоять, либераха поганый! Империя будет стоять вечно! А ты умрешь, а твои друзья сгниют в казематах...

Даже ругаясь, принцесса оставалось принцессой — ни одного нецензурного выражения девушка себе не позволила.

— Лада, тебе будет затруднительно доставить меня на виселицу, — напомнил я, — У меня восемьдесят восьмой ранг, и в моем распоряжении все силы либеральных масонов. И я не намерен совать голову в петлю добровольно. Послушай, ладно, я виноват. Я это признаю. Но мы же с тобой не только муж и жена, мы с тобой еще и политики, на которых лежит ответственность за судьбы мира. Так что я предлагаю вернуться в конструктивное русло. Наша ссора сейчас просто опасна для Империи. А сделать мне ты все равно ничего не сможешь...

Но принцесса разрыдалась, не дослушав меня.

Вот теперь это уже была натуральная истерика. Смартфон девушка бросила было на землю, но некто подхватил его прямо в полете.

В кадре снова оказалась Маша, зло смотревшая на принцессу, но потом кто-то громко щелкнул пальцами...

И Маша исчезла, растворилась в потоках черно-золотой ауры. И явно не своей собственной, ибо у Маши аура была темно-синей, да Маша сейчас и не могла колдовать, на ней же были Замки Рюрика...

Через секунду в кадре появился круглый животик беременной девушки, обтянутый цветастым холопским платьем.

А еще через секунду — лицо владелицы животика, Алёны Оборотнич.

Той самой стервы, которая и доставила Машу принцессе, тем самым втоптав меня в глазах принцессы куда-то на уровень дерьма, а то и ниже.

— Ну и чего ты добиваешься, м? — поинтересовался я у Алёнки.

Принцесса все еще рыдала за кадром, я слышал мужской голос, вроде её кто-то утешал. Но Алёнка была спокойна, девушка хищно улыбалась белоснежными зубками:

— Наш сын родится сегодня, Нагибин. И убьет тебя.

— Мой сын тебе не Эдип, а я не его батя греческий царь, так что верится с трудом, — поморщился я, — Ближе к делу. Чего ты добиваешься?

— Твоей смерти, Нагибин, я же сказала... Как тебе мой животик?

— Беременность всегда украшает девушку, — хмыкнул я, — А учитывая, что ты вырастила нашего сынка у себя в животе за неделю — это вообще восторг. Алён, ты же понимаешь, что если вы сейчас попытаетесь штурмовать дворец — Стальной съест пилюлю Вечной Жизни, и тогда из него вылезет Гностический Либератор?

Алёнка продолжала улыбаться белоснежной улыбкой.

Она явно не знала о Тайне радикалов. Либо знала, но ей было плевать.

Я отлично понимал, что шансов убедить в чем-то Алёну Оборотнич у меня еще меньше, чем Ладу. Лада, по крайней мере, просто зла на меня, а вот Алёна — безумна. Перводрево отравило её разум, её МОЩЬ заставляла её путать все берега, считать себя всевластной богиней...

— Я сражу любого, Нагибин, — ответила Алёна, — Либератора, тебя, всю Имперскую армию, десяток Либераторов... Никто не устоит передо мной!

— Мда? А возле Петропавловки я, помнится, дал тебе на клыка...

— С тех пор я стала сильнее, Нагибин. Ты просто не понимаешь... Я вкушаю Перводрево. И чем больше — тем сильнее становлюсь. А мой сын усиливает меня еще больше. Мой мальчик — бог. Мощнее любого существа во Вселенной. И пока он во мне — я непобедима. А когда он родится на свет — я стану чистым абсолютом. Самой безграничной властью.

— Ты станешь?

— Я. Ибо мы с сыном связаны. И он найдет способ сделать свою матушку еще сильнее прежнего. Но я и сейчас безупречна. Смертному меня не сразить.

— Я не уверен, что Гностического Либератора можно назвать смертным...

— Мне все равно, Нагибин. Но... Если ты расскажешь мне больше про пилюлю и Либератора...

— Ага, — я в очередной раз хмыкнул, — Если я расскажу тебе больше про пилюлю и Либератора — ты узнаешь Тайну радикальных масонов. И приблизишься к познанию Духовного Перводрева. Не считай меня идиотом, пожалуйста. Основную информацию я тебе дал. Если пойдешь штурмовать дворец — Либератор придет. И тогда тебе придется самой с ним разбираться.

— Не самой, — прощебетала Алёнка, — Вместе с моим сыном! А еще мне поможет твоя принцесска...

— Я понимаю, что принцесска теперь считает меня мудаком...

— Справедливо считает, Нагибин, справедливо!

— Возможно. Не суть. Суть в том, что я не вижу для неё поводов сотрудничать с тобой. Насколько я помню, моя жена полагает, что престол должен принадлежать Булановым и никаких Оборотничей на троне видеть не желает. Зачем ей помогать тебе взять власть?

Эти мои речи, само собой, были обращены к Ладе, которая все еще всхлипывала где-то за кадром.

Я надеялся, что принцесса услышит меня и одумается. Пусть даже её злоба ко мне оправдана, но супружеская ссора — это не повод губить мир, вываливая в него Либераторов или сажая на престол Алёнок, в конце концов...

— А я не собираюсь брать власть, — елейным голоском заявила Алёнка, — Престол займет Павел Павлович.

— ЧТО?

— Павел Павлович, — подтвердила Алёнка, — Пойми, Нагибин, все идет по прежнему плану. По твоему плану. Только теперь вместо тебя я. Мы с принцессой свергнем Стального и вернем трон законному Императору. А я... Я стану его женой! Императрицей.

Я хохотнул:

— Боже мой! Неужели Лада на это купилась...

— Конечно, Нагибин. Я же не вру все время в отличие от тебя. Кроме того, думаю, что ты оскорбил принцессу до глубины души. Она больше не верит мужикам, после общения с тобой...

— Мужикам безусловно веры нет, — согласился я, — Вот только сумасшедшим самозванным божествам веры еще меньше. Алён, ты себя в зеркало-то видела? У тебя Перводрево уже из ушей течет, а глаза блестят, как у клубного скоростного наркомана на третий день марафона... Ты безумна, полностью. И идешь к собственной смерти. И ведешь на верную смерть нашего нерожденного сына, кстати, а это меня не устраивает. Одумайся, во дворец соваться нельзя...

— Не тебе учить меня, куда мне соваться! — вспылила Алёнка.

— Ладно. Я не хотел тебя оскорбить. Просто подумай... Павел Павлович не сможет на тебе жениться. Русский Император женится только на дриадах...

— Ха! Я сейчас сильнее любой дриады. Я — волшебная сущность, Нагибин! Глубже, ярче и прекраснее любой Дочери Леса!

— Да, но ты уже замужем. За моим корешем Царем из другого мира...

— Ох, кто бы говорил, Нагибин, — Алёнка звонко рассмеялась, — Кто бы говорил! У тебя у самого три живых жены, забыл? А раз есть прецедент многоженства — то может быть и многомужество! Кто мне помешает, кто? Ты что ли? Принцесса с моим планом согласна, этого довольно.

— Бедный Павел Павлович, — вздохнул я, — Паренек женится на беременной, да еще замужней. Пожалуй, ему нужно будет взять себе коронное имя Павел Куколд. Вот такого бесчестия русская корона еще не знала...

Эти мои слова, само собой, тоже были обращены к принцессе, но девушка была слишком зла на меня, чтобы выслушивать аргументы.

— Кончайте уже! — крикнула Лада за кадром, — Нам пора!

— Да остановитесь, дуры, вы же сдохните! — заорал я, уже практически в отчаянии, — Сунетесь во дворец — вы трупы, обе...

— Пока, Нагибин, — Алёнка улыбнулась и бросила трубку.

Правда, перед тем, как она отключилась, я успел заметить кое-что интересное — Алёнка опустила смартфон принцессы, и в кадр на секунду попал Пушкин, прятавшийся за колонной.

Ну да, я же, помнится, поставил ублюдку задачу приглядеть за принцессой.

Я тут же набил Пушкину сообщение:

Останови Ладу!

Пойдете во дворец — будет катастрофа, конец света. Буквально.

Останови это, любой ценой!

Если справишься — плачу тебе десять миллионов рублей, наличными!

Последнее замечание было, на мой взгляд, необходимо.

Ибо на конец света Пушкину глубоко плевать, а вот за десять миллионов рублей мой кореш сдохнет, не раздумывая. Я достаточно хорошо знал Пушкина, чтобы быть уверенным в этом.

Проблема была только одна — я отлично понимал, что против Алёнки и принцессы с её армией Пушкин ничего сделать не сможет.

Да и навык красноречия у парня был на уровне сапожника, даже ниже, сапожник хотя бы умеет витиевато ругаться, а Пушкин и того не умел... Умения плести словесные кружева Пушкин от своего великого предка не унаследовал.

Так что уговорить принцессу остановиться он не осилит.

Но главный косяк был в том, что принцесса Пушкина совсем не уважала, потомок поэта не ходил у моей жены в авторитете. А значит, на Пушкина надежды мало, а других своих людей у меня в Павловске нет...

Я перезвонил принцессе — один раз, второй... Никто не брал трубку.

А потом меня вообще кинули в черный список, о чем меня заботливо известил магограмм.

Так...

Что делать-то?

Понятное дело, что ворваться в Павловск и остановить всё это я не могу, разве что Полётов мне изготовит для этого божественного Михаила...

Но сам я защитные купола не разломаю.

Что делать-то...

Я вдруг сообразил, что самое главное сейчас — Павел Павлович. Он ждал команды выдвинуться в аэропорт, чтобы лететь в Павловск, вместе с Любой Кровопийциной. И если принцесса не получит Павла Павловича — то может и отказаться от переворота.

Пожалуй, резко отобрать у принцессы Павла Павловича — единственный способ остановить катастрофу.

Был, конечно, еще вариант сдать Алёнку и Ладу Павлу Стальному или даже его людям, если самозванец на самом деле в коме...

Но это было предельно опасно. Я понятия не имел, как поведет себя Стальной, если он в себе и если ему сообщат о заговоре. А что если он сразу же схавает свою проклятую пилюлю и родит Либератора?

Нет, Стального трогать нельзя...

У Павла Павловича смартфона не было, так что я набрал Любу.

Ну, давай же, отвечай!

Люба меня в черный список пока не кинула, значит, принцесса ей промыть мозг еще не успела... Или успела?

Так или иначе, но вампирка трубку не брала.

Паршиво.

Вот дерьмо.

Я активировал ауру на максимум и на почти световой скорости рванул в центральный зал. Я промчался мимо ждавшего в коридоре Чуйкина и наемников Полётова на таких скоростях, что на Чуйкине задымился его черный плащ, загоревшийся, когда я пролетел мимо, а наёмники просто повалились на пол...

Гермодвери открылись, я ворвался в зал, где помещалась Полётовская машина.

Одного взгляда мне хватило, чтобы осознать, что у Полётова еще ни фига не готово. Над Михаилом все еще суетились целители, Его Высочество уже успел протрезветь, но МОЩЬ пока что явно не впитал...

Либералы все разом встрепенулись, уставившись на стремительно летящий болид, объятый магией, которым я был сейчас.

Полётов вроде даже перепугался и активировал собственную ауру, а Кабаневич только успел повернуть в мою сторону голову...

— Герцог, приготовьтесь к смерти! — провозгласил я, продолжая мчаться прямо на Кабаневича.