Вода с сиропом

Однажды я встретил друга, который как раз возвращался из суда, опять холостой, хотя с обязанностями: алименты есть алименты. Мы выпили пива, и я слушал его как одноклассника, сдавшего экзамен на неделю раньше меня.

- Спросили нас, как часто мы ругаемся, - рассказывал он, - она (подразумевая бывшую жену) начала блеять, что я вечно возвращаюсь пьяным из пивной и что друзья для меня важнее, чем она. Судью это не заинтересовало. Он сказал, что мы должны попробовать еще раз, что еще есть время, что наша семейная жизнь вошла в русло и принесла плоды, и подобную чушь. Я уже стал бояться, что нас не разведут. К счастью, там в составе комиссии был еще один неприметный мужичок, который меня спас. Сначала я думал, что он спит и ничего не слушает. Он, понимаешь ли, каждый день там слушает эти истории о том, как жена с топором гоняет мужа вокруг стола. Я подумал, что все пропало… Теперь нас пошлют мириться, а у меня через неделю новая свадьба! Этот мужичок повернулся ко мне и спрашивает: «Расскажите-ка суду о какой-нибудь вашей ссоре». Мне в тот момент вообще ничего в голову не пришло, только глупости разные, но говорить что-то надо, вот я ему и рассказываю: «Возвращаюсь я как-то домой и спрашиваю, что будет на ужин. А она мне отвечает, что будет обжаренная цветная капуста. Я пошел, взял капусту и спрашиваю: «А где яйца?», а она мне отвечает: «Яиц нет, так что делай без них». Ну я, понятное дело, разозлился и сказал ей, что она дура». Они немного посовещались, о чем-то там пошептались между собой и развели нас с первого раза. А тот неприметный судья, проходя мимо нас, посмотрел на нее как на чудовище и спросил: «Значит, вы жарите цветную капусту без панировки?» Представляешь, дружище, это его сильно зацепило. Если бы мы говорили, что деремся на ножах, это бы их не удивило, и наверняка нам бы сказали: «Попробуйте еще раз!» Короче, спасла меня дурацкая цветная капуста.

Конечно, этот мой знакомый – явное исключение. Остальные о разводе так весело не рассказывают.

Меня всегда удивляет: люди еще пару лет назад ходили под ручку, и он с радостью помогал ей делать покупки, а вокруг них носились дети.

Когда я ходил в первый класс, в нашем классе разведенные родители были только у одной девочки. Тогда она мне казалась какой-то прокаженной. Сейчас все совсем по-другому.

Один мой друг, которого я всегда при встрече пытался утянуть на пиво, постоянно отвечал мне с улыбкой: «Ну что ты, парень! У меня забот выше крыши. Нам с тестем надо еще этаж пристраивать!»

Это мне в каком-то смысле даже нравилось. Звучало очень по-мужски. Я мысленно представлял себе двух мужиков, которые вместе работали как отлаженная машина. После работы они зайдут в пивную, а жены им не перечат, потому что «ребята вкалывали», и даже жарят им огромные бифштексы и возят из магазина в тележке ящики пива.

Через пару лет я опять его встретил, и он снова прокричал мне, что они с тестем строят «еще один этаж». Уже потом из разговора я понял, что речь идет совсем о другом тесте. Мне даже поплохело, когда я себе представил, сколько этажей его еще ждет.

- У нас нет на это времени, - сказала мне А. в ответ на то, что, по моим наблюдениям, женщины по своей природе не игривые существа.

- Я не говорю о куклах. Я говорю о развлечениях как об основе мужского подхода к жизни. Если я напеваю, когда работаю, тебе кажется, что я ничего не делаю, лоботрясничаю, потому что работа, при которой можно петь, - это совсем не страдание, которое является главным смыслом слова «работа». Только нам забыли об этом сказать. Все, что вы, женщины, делаете, вы оплетаете паутиной смертельной важности.

- Женщины такие же игривые, как и мужчины, - возразила А.

Был жаркий летний день, и мы с А. лежали на берегу реки. Недалеко от нас разложили покрывало две молоденькие привлекательные девушки. А. заметила, что я кошусь в их сторону, и сказала:

- Ну да. Давай, разглядывай.

- Что значит «разглядывай»? – возмутился я. – Ты еще скажи: «Чего уставился?» Они симпатичные, поэтому я на них и смотрю. Вот и все.

- Я ничего такого не имела в виду, - защищалась А. с какой-то странной улыбкой.

- Ну да, - ответил я.

- Я знаю, - сказала А.

- Что знаешь?

- Ты им нравишься.

Это подняло мне настроение. Приятно чувствовать, что кто-то тобою интересуется.

- Наверное, они полные дуры, - сказал я.

Всегда, когда у тебя чего-то нет или ты куда-нибудь не можешь попасть, ты реагируешь одинаково. Это или банально, или глупо, или плохо пахнет – и все лишь для того, чтобы очернить это в собственных глазах. Зачем ты клевещешь? Почему именно эти две девушки должны оказаться глупыми?

- Пойдешь купаться? – спросила А.

Я покачал головой и попытался сосредоточиться на строчке, которую перечитывал уже в десятый раз.

Все, теперь я его никуда не пущу. Никакого страха, решение было неожиданным и приятным, и давно забытая дрожь пробежала по ее спине.

Чтение не шло. Я стал мысленно представлять себе, как бы все могло произойти в идеальном случае. Одна из тех двух девушек смотрела на меня почти влюблено. Наверное, она смелая, подумал я. Это смелая девушка, которая ничего не боится и всегда добивается своего. Видит же, что я здесь не один, и ей плевать на это. Ее подруга куда-то отошла, а она одна продолжала смотреть на меня.

Все, теперь я его никуда не пущу. Никакого страха, решение было неожиданным и приятным, и давно забытая дрожь пробежала по ее спине.

- вы не одолжите мне крем? – прозвучало в том сне над моей головой. – Он у вас вон там, - показала девушка на полотенце возле меня.

А. стояла на берегу реки и испытующе смотрела на нас.

- Мне кажется, мы знакомы, - продолжала девушка. – Мы не виделись раньше?

- Я бы вас не забыл.

Девушка присела рядом.

- Это ваша девушка?

- Жена, - ответил я тоном, который мог быть истолкован так, будто это ничего не значит, просто такая мелочь, с которой можно нормально жить.

- Вы не могли бы намазать мне спину?

Немного напрягшись, я набрал в ладонь крем и посмотрел на ее загорелую спину, а затем стал нежно растирать. Когда она повернулась ко мне, я ее поцеловал. Она сунула мне в руку бумажку со своим телефоном и сказала: «Вечером».

А., накупавшись, возвращалась назад. Проходя около девушки, внимательно ее рассмотрела. Дойдя до меня, она упала рядом. Сон кончился.

- Она к тебе липнет, парень. Что будешь делать?

- Слушай, я думаю совсем о другом. Я читаю.

Все, теперь я его никуда не пущу. Никакого страха, решение было неожиданным и приятным, и давно забытая дрожь пробежала по ее спине.

Я захлопнул книжку, чтение потеряло смысл.

Встав с подстилки, я пружинистой походкой направился к реке, как будто играл для невидимой съемочной группы. А. продолжала странно улыбаться, и было видно, что она о чем-то размышляет. Она дала мне дойти до берега, потом тоже встала, приставила руку ко рту и закричала на несколько километров вокруг: «Далеко не плавай, ты только что поел!!!»

Когда я через пару минут вернулся, девушки уже не было.

- Довольна? – пробурчал я.

А. грызла яблоко и мило на меня смотрела. Я снова открыл книгу.

Все, теперь я его никуда не пущу. Никакого страха…

* * *

Одному моему знакомому повезло и не повезло с тем, что он был отцом известного академика. Не повезло, потому что своего отца он почти не видел – тот все время пропадал где-то за границей. Повезло же потому, что отец каждый раз привозил ему из своих путешествий множество необычных игрушек и старался всячески его ублажать, пытаясь наверстать упущенное.

Они жили на вилле с бесчисленными комнатами и ванной с туалетом на каждом этаже. Всюду на стенах висели картины знаменитых художников, а некоторые работы известных мастеров и вовсе были разбросаны в неподходящих местах. Например, на диване, где мы дрались подушками, валялся Славичек.

Однажды я уговорил друга показать мне всю виллу – от подвала до чердака. Мы ходили от двери к двери, и все мне было интересно.

- Это зал, - говорил друг, - здесь мама проводит свои вечеринки. Отсюда выход в сад, там есть беседка. И бассейн.

У меня захватило дух. Как у кого-то может быть дома бассейн?

- Здесь живет мама, - показал он на двери, - здесь – бабушка, там – дедушка, а там – сестра.

Мы шли по дому, и я смотрел на все с большим уважением. Одна дверь меня сильно заинтересовала. Она была больше и массивнее всех остальных. С первого же взгляда она вселяла уважение и авторитет.

- А кто здесь живет? – спросил я.

- Муж, - ответил он.

* * *

Эту историю я вспомнил в ту минуту, когда получил приглашение на родительское собрание. Надо бы побольше заниматься с детьми, чтобы бедняжки не думали, как тот мой друг из детства, что с ними в доме живет «муж». Обычно такие мысли приходят накануне Рождества и ненадолго, а потом опять скрываются на горизонте.

Сначала я ходил туда со скукой на лице, потому что мне там действительно было скучно. Я не любитель ходить на родительские собрания. Они всегда на меня действуют угнетающе.

Но однажды все изменилось. Сегодня я бы, наверное, даже подумал, стоит ли пойти на удачный спектакль какого-нибудь третьесортного театра или все же посетить родительское собрание своих детей.

В тот вечер я не торопясь приближался к мрачному школьному зданию, пиная по дороге камешки. В сумке у меня лежала ручка, блокнот и сменная обувь. Чувствовал я себя препаршиво. Сев за парту, я принялся разглядывать соседние лица.

Все как всегда… Некоторые матери были знакомы, поэтому сидели вместе и о чем-то щебетали. Отцы обычно серьезно смотрели на доску или читали газеты – разговаривали между собой они редко. Матери, как правило, спрашивают классных руководителей о каких-то глупостях. Отцы, наоборот, спрашивают редко, но их вопросы хотя бы имеют смысл. Всегда найдется среди отцов и один энергичный, который все организовывает и сам ходит в школу помогать. Чаще всего это отец проблемного ученика. Учительница может спокойно попросить его отремонтировать все парты, а весь класс из-за его ребенка по несколько раз повторяет пройденное. Так бывает.

Тем же необъяснимым чутьем, которым за пятьдесят метров всегда узнаешь голубую кровь и не можешь объяснить, почему именно, я узнаю учителей. Это особый вид людей. Почти все учительницы имеют что-то общее. Прическа, манера держать себя, взгляд, походка, одежда, группа крови, почерк… Да, главное почерк!

Я сидел и нетерпеливо смотрел на двери, которые постоянно хлопали за опоздавшими. Большинство из них выглядели обычными людьми, и не было смысла их особо изучать, но вдруг вошел мужчина, при появлении которого все непроизвольно замолчали.

Это был мужчина, каждой клеточкой принадлежавший каким-то высшим сферам политики или международной торговли. Мужчина, который в телевизионной рекламе убедил бы вас в чем угодно. Форма его головы была божественно идеальной. Красивая проседь на висках, энергичный подбородок с маленькой ямкой и идеально ухоженное лицо цвета благородного металла. Его светло-голубые г лаза смотрели на нас дружески. Несколько мгновений он взвешивал, куда присесть, а затем выбрал место около меня. Я решил, что он это сделал, дабы подчеркнуть контраст между моим потрепанным видом и его собственным совершенством. Его одежда была выше всякой похвалы, кроме того, от него исходил приятный ненавязчивый аромат. Излишне говорить об ухоженности его ногтей, золотых часах и ручке «Пеликан».

В тот момент, когда мы его достаточно изучили, вошла учительница. На фоне этого мужчины она была отброшена из первой лиги в конец списка дворовой команды. Высокая, костлявая – настоящая старая дева, которая злобно смотрела на нас через дешевую оправу очков. Маленький пучок редких волос и жирная кожа цвета и вида восковой бумаги говорили о том, что она пожертвовала ради своего призвания абсолютно всем и даже более того. Вы не поверите, но она еще и картавила.

- Добррый вечерр, - поздоровалась она с нами. На кафедре она выглядела карикатурой на саму себя: под мышкой журнал, руки сложены на груди. На среднем пальце правой руки раскачивалась тяжелая связка ключей.

Какое-то время мне казалось, что это не может быть правдой, что должен наступить момент, когда это невероятное создание скажет что-то типа «Шутка!» - и снова будет выглядеть нормально, а мы все вздохнем с облегчением и зааплодируем.

Она сухо нас поприветствовала, рассказала о наших детях и о том, сколько нужно сдать денег на какие-то там мероприятия, и еще о других вещах, которые обычно приходится выслушивать на родительских собраниях. Мой сосед несколько раз демонстративно зевнул, давая тем самым понять, что сегодняшний день был для него действительно необычно тяжелым.

Вдруг учительница сменила тему.

- У нас появилась еще одна прроблема, - заявила она, - дети стали нецензуррно вырражаться.

Мы все притихли. Нецензурные выражения – дело серьезное.

- В общем-то, говоррят они одно слово, - загадочно продолжала учительница, оставив нам пару секунд на собственную фантазию. – Это слово – «тррахаться», - добавила она так неожиданно и без предупреждения, что мы почувствовали себя не в своей тарелке. Было почти слышно, как у некоторых родителей отливает кровь от лица.

- Э-э-э?.. – произнесла женщина в первом ряду, которая получила эту пощечину раньше других. Ее представление о нравственности разлетелось на тысячу кусочков.

Вдруг все стали страшно кричать, махать руками и оглядываться.

- Где они этого набрались? – стала выспрашивать одна из мамаш. – Как это вообще могло сюда попасть?

Учительница пожала плечами. Все защитные механизмы отказали, говорил ее жест. Враг уже здесь, и надо действовать в соответствии с новой ситуацией.

- Знаете, - сказала она с грустью, - мне очень жаль. Мы здесь действительно старраемся дать вашим детям хоррошее обрразование и подготовить к жизни. И вот достаточно такой на первый взгляд мелочи, и мирр ррушится у нас под ногами.

- Все говорят это слово? – расстроено выкрикнула еще одна мать, в надежде, что ей ответят: «Ну конечно не все! Ваш Вашек, например, нет…»

- Абсолютно все, - подтвердила учительница.

Мужчина около меня поднял глаза в потолок. «Господи, куда меня занесло?» - спрашивал он небеса.

Почти полчаса понадобилось на то, чтобы все немного успокоились и можно было продолжать дальше. Подозревали, что слово могло залететь во время совместных походов, из кружков по интересам или других источников, а я подумал, что на этом сегодняшний вечер и закончится, как вдруг учительница остановилась перед нашей партой.

- Пан Вогельтанц, - посмотрела она на моего соседа. – Я хотела бы у вас кое-что спрросить.

Пан Вогельтанц улыбнулся ей в ответ. «Давайте, конечно», - говорили его бледно-голубые глаза.

Я вам скажу, что бы сделал этот идеальный человек, знай он, о чем его спросят. Вероятнее всего, он бы постарался унести ноги как можно скорее. Поскольку собрание проходило на втором этаже, возможно, он бы попробовал выпрыгнуть в окно, как Дуглас Фербэнкс или Жан Маре, и довериться воле божьей.

Но он, ничего не подозревая, откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. Эту ошибку во второй раз он бы не допустил.

- Понимаете, это уже восьмой класс, - напомнила ему классная руководительница, а затем перед притихшим классом, глядя сверху вниз на моего соседа, спросила: - Вы считаете это норрмальным – прринимать ванну вместе с дочеррью?

Вогельтанц потерял сознание. Он сделал единственную разумную вещь в этой ситуации. Упал на меня всей своей тушей, а затем тихонько сполз на пол. Учительница от него отвернулась.

Мы попытались привести его в чувство водой и положили в антишоковую позу. Очнувшись, он слабым голосом поблагодарил нас, а затем нетвердым шагом с ослабленным галстуком в тишине покинул класс.

По пути домой я слегка приплясывал.

- Как ты себе представляешь отношения между мужчиной и женщиной? – спросила меня А. – Эдакое идеальное сожительство. Как ты думаешь, можно это как-нибудь описать?

- Не знаю, - ответил я. – Попробую. Послушай, что я тебе расскажу. Что-то в этом роде.

Был у меня дядя. Он жил со своей женой в маленьком домике. Ближайшие соседи были в зоне слышимости. Как-то я провел у них отпуск.

Они были интересной парой. Я никогда не был до конца уверен, шутят они или ведут себя так на самом деле. Оба делали очень интересные повороты в разговоре. Например, типичный вечер у них выглядел так:

Дядя: «Что на ужин, Маня?»

Тетя: «Не называй меня Маней!»

Дядя: «Что на ужин, Марийка моя золотая?»

Тетя: «Отрежь себе хлеба и намажь его чем-нибудь».

Дядя шел к окну и кричал в сторону соседских окон: «Полить гуся? – затем снова садился и продолжал: - Хлеб… гм…»

Тетя: «Тебе что-то не нравится? Я не собираюсь каждый вечер готовить тебе ужин, - затем тоже подходила к окну и высоким голосом кричала – Полей обоих!»

Дядя, намазав кусок хлеба салом, подходил к тете: «Представь себе, Марийка, шестьсот лет назад родился Ян Жижка!»

Тетя, всплеснув руками: «Господи боже мой, как летит время! Жижка всегда мне об этом напоминает».

И так эти двое были готовы веселиться всю дорогу.

А я лишь сидел на скамейке и думал: несмотря на то, что все мои родственники немного не в себе, жизнь прекрасна!

- Пора бы тебе остановиться, - заметила как-то тетя дяде, когда он с высунутым языком писал какое-то письмо. Собственно, это был какой-то запрос. – Почему ты так уверен, что о пять приедут те двое и вы снова пойдете в пивную? Что, если на этот раз пошлют кого-то другого? И вообще, разве можно так обманывать? Это нехорошо, и ты это знаешь!

Дядя не отвлекался. Каждый год весной он посылал письмо. Содержание он никогда не менял, лишь дату. В этом году ему показалось, что страховая компания слишком долго не отвечает, поэтому он писал напоминание. Содержание письма было таково:

Дорогие товарищи,

в мае этого года в нашем районе случились проливные дожди (об этом писали в газетах). Ущерб, который нанесли эти ливни (с градом!) нашему дому, таков: испорчена крыша, затоплен подвал, также есть множество других повреждений, нанесенных сильным ветром. Прошу вас возместить причиненный ущерб. Кроме того, хочу напомнить, что я являюсь клиентом вашей компании уже более десяти лет.

Да здравствует мир во всем мире!

Потом мы вместе пошли на почту отправить это напоминание.

Где-то в середине августа после обеда у калитки раздался звонок. Дядя вскочил с дивана, аккуратно отодвинул занавеску и явно с облегчением вздохнул.

- Это они! – закричал он тете. – Они, парни мои золотые!

Мне было очень любопытно, что же это за «парни золотые». Те стояли за калиткой и приветственно приподнимали шляпы. На них были болоньевые плащи, а в руках они теребили портфели. Дядя с ними весело поздоровался, как со старыми знакомыми.

- Это из страховой компании, - пояснила мне тетя, разливая в рюмки сливовицу. – У этого негодяя счастья больше, чем совести.

- Проходите, парни, - сердечно звал гостей в дом дядя. – Для начала за встречу! – Затем, чокнувшись, предлагал: - А теперь на посошок!

Выпив, все трое пошли в пивную.

- Каждый год одно и тоже, - с улыбкой сказала мне тетя, а затем, посерьезнев, добавила: - Не вздумай кому-нибудь рассказывать!

В общем, дядя повел страховых агентов в пивную и там – по местным меркам – угостил их по-королевски. Точнее сказать, напоил коррумпированных чиновников до поросячьего визга. После чего те с большой радостью подписали ему подтверждение о полученном ущербе, что в итоге составило приличную сумму. Дядя потом проводил их на вокзал, где они долго прощались, обнимались, пели песни и говорили друг другу: «Встретимся через год!..» Вернувшись домой, дядя победоносно махал страховой квитанцией перед тетиным носом и, пошатываясь, тянул ее танцевать. Та поначалу отмахивалась от него полотенцем. «Старый козел!» - со смехом говорила она, бегая от него вокруг стола, но вскоре сдалась и даже позволила себя поцеловать. Потом все же она ему заметила: «Как-нибудь у тебя это не выйдет, вот увидишь!»

Не вышло уже следующим летом. Тогда, как обычно в августе, прозвенел звонок у калитки, но стояли там не два улыбающихся подельщика, а весьма строгого вида женщина.

- Господи боже… - запричитал дядя, выглянув из-за занавесок, - это еще что?

Его удивление было не беспочвенным. Чиновница из страховой компании была как минимум под два метра ростом и тоже одета в болоньевый плащ. От своих коллег она отличалась тем, что вместо шляпы у нее на голове был серый берет. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что в ее портфеле нет ничего интересного, кроме строгих страховых бланков.

Дядя ссутулился, и стало заметно, как ему не хочется открывать дверь. Звонок же не переставал дребезжать.

Тетя вытолкала его к двери со словами: «Давай иди!», а сама задержалась около буфета в раздумье: стоит ли доставать какую-нибудь бутылку или нет. Решив, она налила три рюмки сладкого ежевичного ликера.

Было слышно, как дядя нервно выкрикивал: «Добро пожаловать! Присядьте, пожалуйста!» - и суетился вокруг.

Чиновница категорически отказалась от предложенного напитка и холодно осмотрела комнату.

- Приступим к делу, - сказала она и достала из портфеля стопку бумаг. – Прежде всего: господа Мотичка и Краузе, которых, видимо, вы ждали, больше у нас не работают. В их работе обнаружилось множество недочетов, с которыми мы не могли больше мириться. Далее, вот здесь – справка из Гидрометцентра за тот период, который вы указали в своем заявлении. Не только здесь, но практически по всей Европе 15 мая был солнечный день, без каких-либо осадков. Вы можете объяснить, как случилось, что в тот почти засушливый день именно ваш дом оказался затоплен? Цитирую: «…страшным ливнем, пришедшим в наши края в мае сего года…» Как прикажете это понимать?

Дядя в абсолютной тишине выпил ежевичный ликер, наморщил лоб, с отчаянием посмотрел на тетю и выдавил из себя:

- Ну, могла быть локальная гроза…

- Знаете, - продолжала чиновница, - я говорила с вашими соседями. Ни один из них не смог вспомнить, что весной хоть раз шел порядочный дождь…

- Локальный ливень… - шептал дядя, и было видно, насколько он сам мало верит своим словам. Наконец он мужественно провозгласил, показав на тетю: - У меня есть свидетель.

- Слушайте, девушка или женщина, - уперла тетя руки в боки, - не хотите ли вы сказать, что мой муж все придумал? Что он врет?

- Я ничего не хочу говорить, но вот черным по белому написано, что в указанное время дождь шел в Москве, а не здесь.

Тетя нахмурилась:

- Значит, то, что мы с мужем ведрами таскали воду из подвала, после чего он слег от изнеможения, мне померещилось? Вы, уважаемая, пришли сюда с какой-то бумажкой, которой машете у нас перед носом и пытаетесь нам внушить, что дождя здесь не было, хотя я вам ясно говорю, что лило так, как я в жизни не помню! И что какой-то маразматик-сосед вам поклялся, что дождя не было? А я вам могу поклясться, что этот бедолага вечером не вспомнит, что у него было на обед! Да и вообще, что вы себе думаете?! Мы порядочные люди, аккуратно платим страховку, а когда нас постигнет несчастье, катастрофа (в этом месте у тети дрогнул голос), нам не только никто не поможет, а кроме того, еще такие люди, как вы, плевать на нас хотели. Если вам, дорогая, жалко пары крон на известь, так вот двери и до свидания! Мы с мужем как-нибудь выкрутимся. Мы к таким несчастьям привыкли.

Тут тетя расплакалась.

- Локальный ливень… - продолжал дядя, видимо, чтобы дать понять, что и с ним в этой игре следует считаться.

Чиновница занервничала. Ее первоначальная уверенность поколебалась.

- Понимаете… - хотел еще добавить дядя, но тетя срезала его взглядом и прошептала так, что слышно было даже мне: «Ты замолкни! С тобой поговорим потом!»

Дядя сник и с того момента в постановке участвовал вторым планом.

Чиновница была уже готова признать возможность «локального ливня» и, качая головой и вздыхая, приступила к заполнению каких-то бумаг.

Дядя опрокинул еще один ликер.

- Вы утверждаете, - продолжала женщина из страховой компании, - что вы заново белили подвал, и просите возместить стоимость известки. Могу ли я этот подвал, с вашего позволения, осмотреть?

Все, кроме меня, направились в подвал. Дядя включил свет и посерьезнел лицом, будто вспомнил времена, когда укрывал там советского партизана.

Чиновница огляделась. Затем достала из портфеля складной метр и стала измерять стены. Что-то просчитала, затем что-то записала и произнесла:

- Хорошо, известку мы вам возместим. Надеюсь, вы не будете утверждать, что у вас от воды сгнил настоящий персидский ковер!..

Дядя нарочито громко рассмеялся, тем самым показывая, что прекрасно понимает ее опасения и что ему отлично известно, сколько жуликов существует на свете.

- У нас проржавел молоток, - неожиданно сказала тетя.

- Это еще что? – вскрикнула оторопевшая чиновница. – Не собираетесь же вы требовать возмещения ущерба за ржавый молоток?!

- Конечно собираюсь, - подтвердила тетя. – Он был совсем новый. Недели не прошло, как купили!

Дядя поднял брови в удивлении. Он увидел, что женщины перешли в открытый бой.

- Молоток мы вам ни в каком случае не возместим! – настаивала чиновница.

- Может, мы сможем смириться с его потерей… - несмело предложил дядя. По нему было видно, с каким удовольствием он бы покинул подвал и пошел расслабиться в пивную.

Однако тетушка не собиралась так легко идти на уступки страховой компании. Как это обычно бывает: «Вот вам пара крон и больше к нам не приставайте». Она эту ситуацию уже не выдумывала, а жила ею и хотела выйти абсолютным победителем. Естественно, она понимала, что это в последний раз, и прощание должно быть незабываемым.

- Значит, за молоток и клещи вы нам не заплатите? – грозно спросила она. Дядя, заметив, что появились еще и клещи, растерянно стал стучать ногой по стене. Вид у него был как у упрямого подростка.

- Нет! – отвергла чиновница.

Тетушка опасно сузила глаза. Она повернулась к дяде:

- В таком случае расскажи, что случилось с яйцами!

Дядя уже ничего не понимал, монотонно дубасил стену и мрачнел.

- Хочешь, чтобы я рассказала? – спросила его тетя.

- Ну да… Давай, - пробормотал он.

- Хорошо. Уважаемая, если вы так уперлись из-за глупого молотка, клещей и набора отверток, то мне интересно, что вы скажете на это! Я каждый год консервирую яйца.

Чиновница насторожилась, поняв, что подошел миг главной атаки. Она втянула голову в плечи, и я ждал, когда они с тетей ринутся друг на друга.

- Ну и?.. – спросила она.

- Что «ну и»? – воскликнула тетя. – Они стояли здесь в бутылках на полках, а когда мы в суматохе сюда влетели, мой муж поскользнулся на мокрых ступенях (это она подчеркнула), схватился за полки и свалил все на пол. Что, на это страховка тоже не действует?

Чиновница тихо спросила: «Сколько?», а тетя отрезала: «Пятьсот!»

Дядя восхищенно посмотрел на нее. В его глазах читались восторг и уважение.

Потом мы вернулись в комнату. В гробовой тишине чиновница заполнила все бумаги и молча все подписала. Встала, подала дяде руку и сухо сказала: «Поздравляю!», без сомнения имея в виду тетю, а не деньги.

Когда визит закончился, дядя обнял тетю и поцеловал ее в обе щеки.

- Ты сокровище! – сказал он.

- Тебя убить мало, - вздохнула она.

* * *

Это был невероятно правдоподобный сон. Живой, цветной, широкоформатный, с долби-стерео. Была олимпиада, а прекрасный город был Римом. Я вспоминаю торжественный выход нашей команды. Мы приветствовали переполненный людьми стадион, где царила праздничная атмосфера. Руководитель нашей делегации нес государственный флаг, улыбаясь и держа его одной рукой, как детскую игрушку. Выглядели мы великолепно. С улыбками махали всем приветствующим легкими летними шляпами. В лазурное небо взмыли десять тысяч голубей мира. Тогда мне стало ясно, что я проживу десять тысяч лет и выиграю десять тысяч соревнований. Играли гимны и читали поздравления, со мной говорили президенты, мне улыбались самые красивые девушки вселенной.

Я ступал мягко, как кошка, и озарял всех вокруг своей сияющей улыбкой. Десять тысяч автографов раздал я и немного позировал перед камерой. Двух или трех девушек пришлось оттаскивать от меня силой. Одна из них потеряла сознание. Здесь были избранные со всего мира. Пару дней назад я подписал эксклюзивный контракт и имел полное право быть довольным.

Все забеги я прошел, как докрасна раскаленный нож сквозь подтаявшее масло, и теперь меня ждал финал. Я стоял на старте и рассматривал соперников. Чарли Браун по прозвищу Газель, как обычно, кривлялся перед публикой. Длинноногий Оле Олсен был стопроцентный аутсайдер главного забега на стометровку. Вид он имел немного оторопелый, и было ясно, что он не перестает удивляться, как вообще попал в нашу команду. О`Брайн сидел на дорожке и, театрально наклонив голову, разминал икры, похожие на два огромных кувшина. Он жевал жвачку – впрочем, как всегда. Лис Абебе Бизила, Восьминогий Абиссинец, на мое приветствие оскалил зубы, сверкнул белками глаз на своем черно-фиолетовом лице и указал большим пальцем вниз. Все мы знали его тушки. Гарри Гарриккейн выглядел озабоченно. Наверное, все, что о нем говорят, - правда, подумалось мне. На его лице было напряженное выражение, а нерв под левым глазом пульсировал, как червяк на крючке. Он знал, что это его последний шанс.

Я был абсолютно спокоен, будто, вернувшись минуту назад из будущего, я увидел себя там – на верхней ступеньке пьедестала. Энергии у меня было на десять тысяч таких забегов. Снаряд перед выстрелом, идеально синхронизованный механизм, идеально выверенный и сложенный набор мышц, энергии и воли. Это был я.

Мы встали на старт. Я не мог сдержать улыбку. Еще секунда, и я полечу! Как стрела, как мысль, брошенная в бесконечность.

Раздался выстрел! Стадион трескался по швам от напряжения. Боковым зрением я заметил, что Гарри задержался на старте. С абсолютно ясной головой, в эйфории на грани помешательства, я тремя могучими, но изящными шагами, взял старт.

Моя мысль была в сто крат быстрее, чем самое быстрое движение около меня, потому все это представление мне виделось как замедленная съемка.

С середины трассы я бежал уже один. Оле Олсен отстал и сопел нам в спины, как старый, отъездивший свое паровоз. Я стал медленно вскидывать руки над головой.

Мой старт был таким мощным, что его заряда хватило бы на то, чтоб, выбежав со стадиона, облететь, как Бэтмен, несколько раз вокруг Земли, задержаться поболтать у родителей, зайти с друзьями на стаканчик и успеть на свидание. Побродить с подружкой босым по росистой траве, внимая ее запах. А затем вернуться опять на дорожку и как будто с высоты наблюдать двухметровые скачки своих элегантных ног.

Чарли Браун сдался на середине трассы. Принцесса Диана встала в своей ложе и бросила мне розу.

Рев публики достиг предела и стал мелодичным. Я понял, что они поют мое имя. Я помахал рукой, и на солнце заблестели мои перстни. Особенно тот, самый большой, который я ношу на большом пальце правой руки и который журналисты прозвали, как и меня: «Магнум I». Медленно я наклонился так, что угол моего тела составлял с дорожкой около тридцати градусов. Вдруг в одну десятитысячную секунды все вокруг взорвалось ослепительным солнечным светом, будто мне со всей силы врезали по затылку.

Я ощутил себя лежащим на раскаленном покрытии беговой дорожки боль была дикая, но по сравнению с чувством отчаяния, которое нахлынуло на меня, о ней не стоит и говорить. Я не мог даже двинуться с места, глаза налились горючими слезами. До цели я попытался хотя бы доползти, но у меня ничего не вышло, и, лежа без сил, я проклинал Бога.

Разлилась тишина, был слышен лишь грохот темных туч, приближавшихся ко мне с устрашающей скоростью. Я метался и кричал, бесполезно пытаясь избавиться от оков, спутавших ноги. Откуда-то издалека ко мне донесся голос. От него невозможно было укрыться, он становился сильнее и все больнее ранил мои барабанные перепонки. Из последних сил я нечеловеческим усилием посадил себя.

Я сидел на кровати и полными ужаса глазами смотрел на свои ноги, на которых лежала А и всей своей силой придавливала их к постели.

- Где все? – спросил я.

- Никого уже нет. Не бойся, они тебя не догонят.

- Что ты, боже мой, сделала с моими ногами?..

- Тебе снился страшный сон.

- Где леди Ди?

- Спокойно, спокойно, спи. Об этом мы поговорим завтра.

Не будет никакого завтра, решил я, этого уже никогда не вернуть. Этот забег мне не дано выиграть. Я уже никогда не вернусь в Рим. никогда. Потому что мне держала ноги моя собственная жена.

Сквозь окно мерцали звезды.

- Они очень далеко, - сказал я тихо.

- Спи уже… - зевнула А.

- Такой маленький тест, - предупредил я А. – Я тебе сейчас расскажу анекдот, над которым женщины никогда не смеются.

Больше всего мне нравится, когда мы с А. рассказываем друг другу анекдоты. Это бывает не так часто, но я б хотел, чтобы все слышали, как она преподносит пошлые анекдоты. Выглядит это примерно так:

Я: «Я не понимаю. Одни местоимения, что тут смешного?»

А.: «Все же и так понятно, разве нет?»

Я: «Что же значит «делали сам понимаешь что»?» Откуда я могу знать, что они делали?»

А.: «Не тупи».

Я: «Что у парня выглядывало? Все время говоришь «это». Что – это?»

И так постоянно. Странное развлечение – слушать пошлые анекдоты без матерных слов. Иногда я говорю их за А., чтобы понять, что она хочет рассказать. А когда я сразу врубаюсь в анекдот, ее глаза светятся от счастья и в то же время бегают по сторонам – не услышал ли кто еще.

Сейчас она спросила про анекдот, над которым не смеются женщины.

- Почему это женщины его не понимают?

- Сейчас увидишь. Ты тоже не поймешь. Он слишком тонкий для женского восприятия. Это описание жизнеощущений, свойственных лишь мужчинам. Это самый лучший анекдот, какой я знаю. Зуб даю. Не просто шутка, которой улыбнешься и забудешь, а шутка на всю жизнь. Всегда свежая.

- Ну давай же, рассказывай, - нетерпеливо сказала А.

- Ну слушай! Приходит медведь к леснику и стучит в дверь. Ему открывает жена лесника и говорит: «Привет, Миша! Чего тебе?» А он топчется в дверях и несмело бормочет: «Можно попить?» Женщина отвечает: «Конечно можно! Почему же нет?» - и идет в кухню, включает воду, чтобы та стекла похолоднее. Миша топчется, оглядывается, а потом не выдерживает, заглядывает внутрь и спрашивает: «Лесник дома?» Та ему отвечает: «Нет, Мишенька, пошел на обход». «Ну, тогда добавь туда сиропа!» - просит Миша.

Молча мы посмотрели друг на друга.

- Это все, - сказал я.

- Я поняла.

- А что не смеешься?..

- Не очень смешно.

- Неправильно! Ты должна была сначала засмеяться, а потом до тебя бы дошло. Ах да… Я же говорил, что ты не поймешь.

- Я поняла, но мне не кажется, что от этого анекдота можно валяться по полу от смеха.

- А он тебе понравился?

- Ну да.

- Ты как тот американец, которому я как-то его рассказал. Он смотрел на меня с абсолютно каменным лицом. «Это был анекдот», - сказал я ему. «Yeah!» - ответил он. Понимаешь? Все, что сказал, было «Yeah!». Пойми, изюминка в том, что там особенные отношения. Миша очень милый и хороший. Жена лесника его очень любит. А что лесник? В этом и суть! Медведь, когда выяснил, что того нет дома, то быстро добавил про сироп. Вот о чем речь! Егерь бы тоже дал ему напиться, но ни за что не добавил бы туда сиропа. В этом суть. Это то, что парни переживают тысячу раз в жизни. Каждый из нас хочет немножко сиропа!!!

А. заснула.

Наши знакомые опять позвали нас в гости. Опять мы стояли перед их дверью и смотрели друг на друга. В этот раз А. не сказала мне: «Мы же ненадолго, да?», в этот раз она сказала вещь гораздо страшнее.

- Пообещай мне, - обернулась она с радостным лицом, - что мы там не будем ссориться!

- Ой, бля! – застонал я.

- Смотри, ты уже материшься. Я лучше вообще не пойду туда с тобой.

- Да ладно! – пытался я прийти в себя, в то время как паника уже подступила к моему сердцу.

- не кричи здесь, - напомнила мне А.

- Если бы ты не открывала рта, мне бы и в голову не пришло кричать. Что значит: «пообещай, что не будем ссориться»? Ты этим сразу же пытаешься меня достать!

- Господи, ну ты и хамло! – отреагировала А.

На лестнице погас свет, и я вместо выключателя по ошибке нажал на звонок, так что деваться нам было некуда.

Невероятно, с какой скоростью может А. сменить выражение лица. Через секунду она уже обнималась и целовалась в дверях с людьми, к которым мы пришли в гости. Не успев разуться, уже все всем рассказала. Сразу увидела все обновки и хвалила их, и смеялась.

Все это смотрелось так, будто в гости пришла идеальная пара.

В моих же глазах сохранялся огонек гнева. Та сцена на лестнице очень меня завела. По опыту я знал, что пройдет немало времени, пока я ее забуду.

* * *

Эти наши знакомые – очень милая пара. Она говорит примерно так же быстро, как и А., а он, довольно развалившись в кресле, смотрит в сторону и спрашивает меня: «Как дела, дружище?» И так продолжается до того момента, пока вино нас не расслабит и не освободит. Затем мы уже двое, развалившись в креслах, болтаем.

А. никогда нам не дает поговорить, постоянно влезает в разговор, но к этому я уже привык.

Прошли те времена, когда я обиженно говорил: «Ну давай, продолжай, если ты такая умная! Теперь, когда она призывает меня в свидетели: «Помнишь, как в прошлый раз…» или «Расскажи, как мы…», я вступаю в разговор и говорю, что да, так оно и было, ничему не переча. Теперь я не такой идиот, чтобы спорить.

Лучше сдержаться, иногда обращаясь к приятелю с вопросом: «Освежим стаканы, дружище?», а потом смеяться над тем, как А. меня корит: «Чего ты болтаешь?»

Временами, когда в компании я слушаю, как наши жены обсуждают нас, я не перестаю удивляться. То, что вчера было проблемой, готовой разрушить нашу семью, на таких по сиделках с легкостью превращается в анекдот. О том, что происходило это со слезами и сбором чемоданов, неожиданно забывается.

Когда чья-нибудь жена со смехом повествует, как ее идиотский муж что-то нечаянно испортил дома, ее подруги восклицают: «Какая прелесть!», будто напротив сидит не бестолковый манекен с двумя левыми руками, а милый щенок с шелковым бантом на шее.

Эдакие оздоровительные моменты, когда все уходит и прощается, и все скопившиеся яды превращаются в удивительные милые закуски.

Спасибо, Господи, за походы в гости!

Потом мы идем с А. домой, и она весело продолжает:

- Ты слышал, что ее муженек устроил? Я бы тебя, наверное, убила!

И я тоже смеюсь и радуюсь, что она такая милая, а я до сих пор жив.

* * *

Я зашел в гости к брату. Он все еще женат. За это мы и выпили.

* * *

Я отлично помню тот вечер, помню до малейшей детали, несмотря на то, что А. посмеивается надо мной своим кусачим способом, утверждая, что «малейшая деталь» - звучит немного преувеличенно, особенно из уст человека, который, возвращаясь из пивной, налетел на мусорный бак.

Шел я тогда действительно кое-как. Расслабленно. Очень расслабленно. Сияла луна, и мне, эрудированному парню, вспомнилась родственная душа китайского поэта и почитателя вина, великого Ли Бо, и примерно в тот момент, когда я попытался положить на музыку На замерзшей тропке скользят копыта горных коней! Не сбейтесь с дороги, счастливыми возвращайтесь!, на моем пути встал тот бак. Повалив его, я и сам свалился не особо достойным образом.

Водрузив его на место, я обнаружил, что рядом со мной стоит какое-то существо. Маленький, сморщенный мужичок, у которого давно был выработан иммунитет на гепатит, как у индийских детей, живущих на городских свалках, улыбался мне средь лунной ночи беззубым ртом.

Эта луна, этот Ли Бо и вино, которое я выпил, слились в едином образе – мужской фигуре, приятельски щурившей глаза.

Это было знамение небес. Я таки встретил на пути своего прокаженного подобно Франсиску Ассизскому, я был той ночью подвергнут важнейшему испытанию духа.

«Я христианин!» - звучало в моей душе.

Обняв за плечи мужчину, я воскликнул:

- Я христианин, отче!

- С вами все в порядке? – тихо спросил он.

- Пойдемте, отче! – велел я ему. – Вы мой брат, и негоже, чтобы человек вашего уровня искал объедки в мусорном баке! Сегодня я хочу сидеть со своим братом за одним столом! Когда вы, отче, в последний раз ели?

Мужичок что-то прошепелявил, подхватил сумки, в которых держал свои сокровища, и приготовился идти за мной.

- Постойте! – остановил его я. – Это оставьте здесь!

Я заметил его неуверенность и даже попытку к слабому сопротивлению. Не слыша возражений, я взял его под мышки и повел к дому.

Добравшись до освещенного подъезда и внимательно его осмотрев, я удовлетворенно причмокнул. Этот нищий был без изъянов!

На нем был ободранный, ветхий и на несколько размеров меньше, чем надо, пиджак. Рубашка была очень грязная, а в смешные штаны с полосками влезли бы два таких, как он. На ногах – рабочие ботинки. Образцовый лузер, которого я в ту ночь должен был обнять и уверить в бескорыстной любви. Всю дорогу он неуверенно улыбался, медленно бредя за мной.

А. было не привыкать. Я не впервые приводил кого-нибудь с собой поздно ночью, но этот персонаж несколько ее ошарашил. По ее задумчивому взгляду было ясно, что в эту игру она вступать не собирается.

- Он пришел со мной на ужин, - сказал я ей. – А еще мы могли бы отдать ему какие-нибудь старые вещи.

Затем мы сели со старцем в гостиной, ожидая, пока А. приготовит что-нибудь поесть. Мой гость, немного шепелявя, пустился в рассказ о семи смертных грехах, которых человечество должно опасаться, оглядываясь при этом на А., что с ласковой улыбкой присела к нам. За все это время А. одарила меня лишь парой загадочных взглядов.

Развалившись в кресле, я чувствовал себя равным Богу.

- Ужин почти готов, пойдемте, я покажу вам ванную, чтобы вы могли умыться перед едой, - осторожно проводила его А., будто опасаясь, что по дороге он рассыплется.

Старец сполоснул руки и вернулся к столу.

Я был очень горд собой. Кто бы еще так, бескорыстно привел домой нищего на ужин? Кто в это равнодушное время ищет пути к страждущим?

- Один из смертных грехов есть гордыня, - сказал мне старец и улыбнулся А., которая по ставила перед ним блюдо.

Я даже не подозревал, что в нашем доме что-то может быть таким огромным.

Еда выглядела великолепно. Это была моя любимая картошка по-французски.

Я вспомнил, что еще утром говорил о том, что мы давненько ее не ели. Гора золотистых, маслено-желтых, нежно пропеченных картофелин со всеми вкусностями, которые к ней полагаются, и гарнир из помидоров и соленых огурцов источали умопомрачительный аромат.

Старец оставил разговоры о семи смертных грехах и принялся за еду.

Я пожелал ему приятного аппетита и с нетерпением ждал свою порцию. Минут через пять я начал нервничать.

Добравшись до кухни, я спросил А. о своей доле:

- Я что, есть не буду? Что-то не так?

- Это был твой ужин, - сладким голосом ответила А. – Ты отдал его нищему. Знаешь, это очень неожиданно и приятно. Я бы в жизни не поверила, что ты на такое способен.

- Что?!

- У тебя замечательная душа, - приласкала меня А., - и я тебя за это очень люблю.

- Может, на противне хоть что-нибудь осталось?!

- Я не могу тебя не любить, - вздохнула А., будто речь шла о каком-то проигранном бое.

- Я бы противень хотя бы выскреб ложкой, - продолжал я в смятении, - понимаешь, хотя бы то, что пригорело…

Из комнаты донеслось оглушительное рыганье. А. подала мне запотевшую бутылку пива:

- Отнеси ему, пожалуйста.

- Всего один стакан? – удивился я. – А как же я?!

- Не заставляй брата ждать, - поторопила она меня ласковым тоном.

Я поставил перед старцем пиво и даже сам ему налил.

- Ваша жена – просто сокровище! – сказал он признательно, промокнув рукавом влажные губы. – Истинное сокровище…

Меня взяла оторопь. А. убрала со стола, принесла старцу кофе, открыла шкаф и стада доставать аккуратно сложенные рубашки.

- Они, наверное, будут немного велики, но если закатать рукава, то все будет в порядке.

- Закатаю! – торжественно пообещал дед.

А. засунула все рубашки в пакеты.

- Еще бы какой-нибудь свитер… - озадаченно бормотала себе под нос А. – Вот в этом вы будете просто неотразимым! – нашла она.

Меня пробил пот. Мой любимый свитер с норвежским узором!

- Правда ему пойдет? – повернулась ко мне А.

- Он будет в нем потрясающе выглядеть, - прохрипел я.

- У вас золотая жена, - сказал старик.

- Помолчи уж, - прошипел я.

- Вот это еще дадим! – решила А.

- Это не пойдет! – запротестовал я. – Это будет выглядеть на нем глупо! Не может он с надписью UCLA лезть в мусорку!

- Ну тогда хотя бы продаст, - сказала А. весело.

Я подошел к ее шкафу и повернулся к старцу.

- Вы женаты? – спроси я его коварным тоном. Старик завертел головой. Я мрачно, грустно, угрюмо сел обратно.

- Майки и трусы тоже пригодятся, - убеждала его А и, не ожидая ответа, складывала все в сумки.

- Ну это он же не возьмет, подумай сама! – возмутился я.

- Возьму! – богатырски воскликнул старик.

- Может, подруга? Есть у вас хорошая подруга, которой вы бы хотели сделать приятное? – продолжал я безнадежно выпытывать. – Она даже не должна быть хорошей, просто любая подруга есть?

- У вас не жена, а золото.

Я поднялся и подошел к А.

- Ну все, шутки в сторону. Мне же ничего не осталось! Я понимаю, я немного перегнул палку, и ты хочешь преподать мне урок. Хорошо, он поел, сунь ему старую рубашку, и пусть идет. Ладно, я остался голодный… Попью холодной воды и пойду спать, но ты это прекрати, милая.

- Я должна ему это дать, - одержимо сказала А., - я должна это закончить за нас обоих. Иначе бы нам пришлось расплачиваться, понимаешь? Мы не можем просто играть с людьми. А ты, кстати, говорил, что ты христианин. Я понимаю, что ты не принимал это всерьез, но сейчас мне даже приятно, что я отдаю эти вещи. Мне от этого легче.

- Христианин, христианин… - ворчал я в бешенстве, но вдруг все изменилось. Я утонул в ее темных, слегка раскосых глазах, и мы, обнявшись, поцеловались.

Старик многозначительно кашлянул, будто хотел сказать: «Прекрасно, что вы так друг друга любите, а теперь давайте вернемся к делу! Хотелось бы, чтобы мне с этими дарами кто-нибудь подсобил…»

Он подобрался к нам и сказал:

- До свидания!

Я помог ему стащить сумки до дверей.

- У вас золотая жена, - повторил он.

- А что же я?

Старик пошуршал с пакетами во тьму. На углу оглянулся и прошамкал:

- Мы с тобой одной крови: ты и я…

* * *

После этого случая я зашел к А. и спросил:

- Где дети?

- Их больше нет, - засмеялась она.

- Как это нет? – спросил я. – Я еще не успел им все сказать! Мы даже не попрощались нормально!

- В общем, их больше нет. Смирись с этим, - сказала А.

- Но я же слышу, как они смеются в детской…

- Это они смеются надо тобой… Но я не должна была этого говорить.

- Почему они надо мной смеются?

- Потому что ты возвращаешься на их место, улыбнулась мне А. – Иди сюда, - сказала она. – Теперь, когда мы одни, ты не должен ходить вот так. Не бойся, теперь у меня достаточно времени для тебя, - пообещала она, поправляя мне воротничок.

- Я думал, что… - выдавил я.

- Так не думай, а поцелуй меня!

- Значит, уже никогда?.. – я указал на двери.

А. покачала головой, пошла на кухню и открыла воду.

- Добавить сиропа? – крикнула она мне оттуда.

Исследования «Смерть по естественным причинам», проведенные на материале общей сложностью 2 745 249 случаев смертей, показали, что женщины значительно чаще умирают в течение недели после собственного дня рождения, а их смертность за неделю до дня рождения, напротив, падает. Из анализа следует, что эти итоги не являются результатом манипуляций со свидетельствами о смерти или датами смерти, а также не связаны со временем года, серьезными операциями или изменением ритма жизни в связи с грядущим днем рождения. В настоящее время наиболее распространено мнение, что женщины способны продлить собственную жизнь настолько, чтобы дожить до символически важного для них момента. В отличие от женщин, смертность мужчин значительно возрастает в течение недели перед днем рождения. Авторы исследования предполагают, что день рождения воспринимается женщинами как значительная жизненная веха, тогда как для мужчин – это дата, приближающая смерть.

Журнал «Практикующий врач» 73, 1993, № 4, с. 172