Водка + мартини

ЭПИЛОГ

Устроить званый обед.

Вычеркиваю.

Не забывать про родителей.

Вычеркиваю.

Мне понадобилась на это пара недель, но в конце концов я понял, что означает мой сон. Тот самый, где мне приснилось, что я участвовал в игре «Кто хочет стать миллионером?» и чуть не выиграл шестьдесят четыре тысячи фунтов стерлингов. Я понял, почему я сказал, что правильный ответ — «эдельвейс». (Не стану надоедать подробностями; для тех, кого интересуют подобные вещи, я даю ключ: маленький ребенок с ветрянкой был на самом деле девушкой в очках.)

Так что, по большому счету, мой список почти ничем не отличается от списка Майкла Хезелтайна. Мы оба так и не выполнили всего, что наметили. Он не стал премьер-министром. В моем шкафу осталось полно одежды, которой я не надевал уже лет десять.

А сегодня вечером у меня собирается маленькая, несколько странная компания.

1. Маус и Клодия, конечно.

2. Стив со своей новой эксцентричной подружкой (они, по-моему, отлично спелись).

3. Дэйв Кливер без Николь. Она, как и ожидалось, до смерти перепугалась, узнав, что он совсем не тот, за кого себя выдает, а вдобавок еще и автор газетной публикации под названием «Телезвезда в порнофильме ужасов»: «Анжелика Даблдей просто рыдала, увидев живые и красочные порнографические картинки на сборище, устроенном одной из наших ведущих телекомпаний…» Но он, как всегда, полон оптимизма и уверен в себе. («Она была классной сучкой, шеф».)

4. Мама и папа.

Я приготовил жареного барашка а-ля «бешеный удар ножом». Даю рецепт: взять огромный кусок барашка, исколоть острым ножом где только можно, заполнить дырки чесноком и розмарином и обжаривать согласно инструкции на этикетке. Моя подруга приготовила рататуй. Похоже, она никогда не сомневалась в том, что все люди на свете обожают рататуй. (Мне лично такие люди неизвестны. Кому они могут быть известны, я тоже не знаю.)

Шум за столом создают в основном двое: мой отец да Кливер. И вот наконец — о, какой ужас — отец начинает рассказывать анекдот.

— Сидят трое стариков и рассуждают о том, что бы они хотели слышать о себе после смерти. Первый старик говорит: «Когда я умру и люди придут к моему гробу и станут говорить обо мне добрые слова, я хочу, чтобы они сказали: „Он был хорошим отцом“. Второй старик говорит: «Когда я умру и люди придут к моему гробу почтить мою память, я хочу, чтобы они обо мне сказали: „Он был хорошим мужем“. Третий старик говорит: «Когда я мертвый буду лежать в своем гробу, я хочу, чтобы кто-нибудь сказал: „Ой, смотрите, он зашевелился!“»

Слава богу, анекдот короткий. И смех такой же короткий. Дэйву Кливеру тоже захотелось рассказать анекдот.

— Француз, итальянец и йоркширец рассказывают друг другу, как они со своими женами занимаются любовью. — Отец окидывает сидящих за столом беспокойным взглядом. — Француз говорит, — Дэйв переходит на очень смешной акцент: — «Когда я занимаюсь любовью с моей прекрасной Паскаль, я натираю все ее прекрасное тело коньяком, потом не торопясь, сантиметр за сантиметром, облизываю ее всю с ног до головы, и от наслаждения она подскакивает вверх на целых пять футов». — Клодия хихикает. — Итальянец говорит, — снова акцент, теперь уже итальянский: — «А я придумал кое-что получше. Когда я занимаюсь любовью с моей прекрасной Лючией, я пою арию из какой-нибудь оперы великого Верди, и от наслаждения она подпрыгивает аж на десять футов». — Тут Дэйв делает паузу, отпивает большой глоток красного вина и продолжает: — Йоркширец говорит: «Ну а я придумал такое, что вам, балбесам, никогда не придумать. После того как я занимаюсь любовью с женой, я иду к окну и вытираю член занавеской, и она подпрыгивает так, что крышу сносит».

При родителях такое рассказывать, конечно, не совсем прилично. Но нашему проныре все сходит с рук.

— Я тоже знаю анекдот, — спокойно говорит Клодия. — Человек открывает дверь и видит у себя на клумбе улитку. Ну, он берет ее и швыряет через забор. Проходит год. Стук в дверь. Мужик открывает, а там снова улитка: «Слушай, мужик, что за дела?»

Теперь Маус рассказывает:

— На сковородке яйцо и бекон. Яйцо говорит: «Что-то жарковато здесь, как думаешь?» Бекон отзывается: «Ничего себе, говорящее яйцо!»

Званый ужин, ей-богу, удался на славу. Шутки и остроты (в основном шутят и острят Кливер с моим отцом) на самом деле смешные. Всем гораздо веселей, чем вначале, когда они только собрались. Моя мать даже находит уместным объявить, что в детстве я любил показывать фокусы. И вот я выхожу из комнаты и жду за дверью, пока не позовут. В это время они должны выбрать какой-нибудь предмет на столе, а я потом угадаю, какой именно.

Дверь открывается.

— Мы готовы, Копперфильд хренов, — говорит Маус.

Я снова сажусь на свое место.

— Магда, — обращаюсь я к новой подружке Стива, — позволь твою руку. — Я мягко беру ее запястье и прошу вытянуть указательный палец. — Я ощущаю вибрации твоей руки, — торжественно говорю я, — хочешь верь, хочешь нет, но именно ты приведешь меня к нужному предмету.

И мы начинаем. Я веду ее руку над столом от предмета к предмету: над тарелками и бокалами, над бутылками и чашками, над блюдцами, конфетами, пепельницей и подсвечником, над застывшей лужицей воска, над свернутой салфеткой, над штопором, над сигаретной пачкой Стива… и так далее. Еще круг, и еще, и снова, время от времени останавливаясь то в одном месте, то в другом, делая отвлекающие маневры, пока наконец — эффектным и быстрым движением — торжествующе не упираю ее палец в солонку.

За столом шум, одобрительные и даже удивленные возгласы.

— Магда, это все ты, без тебя ничего бы не вышло, — скромно говорю я. — У тебя просто потрясающие вибрации.

— Ну давай, выкладывай. Как ты это делаешь? — спрашивает моя очаровательная соседка.

И вот тут-то должно наступить самое главное. Если бы все это происходило на экране, камера медленно пошла бы от наших рук, блуждающих над столом в поисках загаданного предмета, вниз, под скатерть, к нашим ногам, то все бы увидели, что на моей ноге покоится еще чья-то, и, когда становится теплей, она мягко давит на мою, когда совсем горячо — давит сильней, а когда палец моей ассистентки указывает на нужный предмет, эта чужая нога резко стучит по моей.

И это нога Хилари.