Военная-история-Египта.-Том-2..docx - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Всеволод Игоревич Авдиев (ч. 3)

присваивает себе

права выносить приговор в его (везира. — В. А.) палате. Если возникнет

жалоба на одного

из сановников, присутствующих в его палате, то он прикажет привести его в

судебное

присутствие. Это везир наложит на него наказание соответственно с его

проступком.

Пусть ни один сановник не присваивает себе права налагать телесные

наказания в его

палате. Ему будут докладывать о каждом деле, касающемся его палаты, с тем

чтобы он

передал рассмотрение этого дела в эту палату».48) Судя по тексту этой «Инструкции», везир должен был в своей палате лично

рассматривать

дела, связанные с невыполнением чиновниками обязанностей, а также

наиболее тяжелые

уголовные преступления, виновные в совершении которых заносились в особый

«список

преступников», хранившийся в главной тюрьме. Очевидно, к тягчайшим

уголовным

преступлениям в первую очередь относились преступления, направленные

против

существующего государственного строя. Недаром везир Рехмира ставил себе в

особую

заслугу то, что он вел упорную борьбу со всеми внутренними врагами

государства; о

своей деятельности он говорил с гордостью: «Я поразил участников ночных

заговоров. Я

ударил преступника... Я преследовал виновного на суше и на воде... Я

внушал ужас толпе

и обучал иноземца его обязанностям. Я заставлял мятежника сознавать его

собственные

ошибки. Приказ царя был в моей руке для выполнения его повелений. Никто

не сказал обо

мне: «Что он сделал?»».49)

Аналогичные выражения, свидетельствующие о жестоком подавлении восстаний

постоянной борьбе с мятежными элементами, сохранились и в других

автобиографических надписях высших судебных чиновников этого времени.

Особенно

характерна в этом отношении надпись Интефа, который гордился тем, что он

«связывал

мятежников, обладал сильной рукой, направленной против грабителей, применял насилие

по отношению к тем, которые применяли насилие... укорачивал час

жестокосердного,

принуждал злонамеренного выполнять закон... внушал великий ужас

преступникам и

мятежникам, связывал противников, поражал насильника, обеспечил

безопасность дворца,

установил законы и внес успокоение в толпу перед лицом царя.. .»50)»

Далее, в руках везира, в первую очередь везира юга, было сосредоточено

верховное

управление всем земельным фондом и всей системой искусственного орошения, что

имело особенное значение для развития земледельческого хозяйства в такой

[91] по

преимуществу аграрной стране, как Египет. На эти хозяйственные функции

везира юга

неоднократно указывается в «Инструкции везира Рехмира». Так, согласно

«Инструкции»,

все дела, связанные с распределением пахотных земель, рассматривались

непосредственно самим везиром, который в таких случаях запрашивал мнение

особого

чиновника, носившего особое звание «начальника пашен», и окружного совета

«джаджат». Далее в ней говорится о том, что везир должен был распределять

все

земельные участки.51) Соответственно с этим в круг обязанностей везира

входило

устанавливать «границы каждой области, каждого пастбища, каждого

храмового

хозяйства, каждого владения».52) Поэтому везир должен был рассматривать

все дела об

изменениях границ земельных владений и выслушивать просителей, говоривших: «наша

граница передвинута»,53) а также выносить решения по этим спорным

вопросам. Все

документы должны были храниться в палате везира, как на это ясно

указывается в

следующих словах «Инструкции»: «Список области должен находиться в его

палате,

чтобы можно было слушать дела о всех пашнях». 54) Щиты, колчаны, кольчуги, мечи, боевые секиры и ценные предметы из царской

сокровищницы.

Роспись из гробницы Кенамона. Новое царство.

Столь же централизованным было управление всей системой искусственного

орошения,

которая в конечном счете находилась в ведении везира. Поэтому везиру

следовало

докладывать о восходе Сириуса, разливе Нила и дождях. Везир должен был

принимать

все меры для обеспечения нормального функционирования, а также расширения

ирригационной сети. Так, в «Инструкции» говорится: «Это он должен

посылать

чиновников округов, чтобы проводить каналы во всей стране. Это он должен

посылать

правителей областей и начальников городов в связи с летним урожаем».55) В круг хозяйственных функций везира входило установление и взимание всех

податей, на

что вполне определенно [92] указано в «Инструкции». Как видно из текста

этой надписи,

везиру принадлежал верховный контроль над взиманием всех податей.

«Правители

областей, начальники городов и все простолюдины должны докладывать ему

обо всех

своих податях».56) Соответственно с этим в гробнице везира Рехмира

изображено, как

должностные лица Южного Египта приносят свои подати везиру юга. Отсюда

можно

сделать вывод, что подати Нижнего Египта взимались другим высшим

чиновником,

может быть, везиром севера. Таким образом, в области податного управления

северная

часть страны пользовалась некоторой независимостью. Однако во многих

других

отношениях функции везира юга, как сказано выше, распространялись на всю

страну.

Поэтому в «Инструкции» часто упоминаются одновременно как Верхний, так и

Нижний

Египет.

Щиты, колчаны, серповидные мечи, кинжалы и ценные вещи в царской

сокровищнице.

Роспись из гробницы Кенамона. Новое царство.

Особенно характерно то обстоятельство, что обязанности везира были строго

установлены

особым государственным актом — «Инструкцией», текст которой сохранился не

только в

гробнице везира Рехмира, но и в гробницах двух других везиров того же

времени — Усера

и Аменемопета. Следовательно, эта «Инструкция» существовала в течение

длительного

времени, образовавшись в результате развития системы централизованного

бюрократического управления Египта в связи с развитием рабовладельческого

хозяйства

того времени.

Южный везир объединял в своих руках высшую военную и судебную власть, а

также

руководство центральным хозяйственным и финансово-податным управлением.

Но во

главе этого последнего ведомства стоял особый чиновник, занимавший

высокое

положение в системе центрального управления египетского государства. Этот

чиновник

обычно назывался «начальником казначейства», «казначеем царя Нижнего

Египта» или

«начальником двух домов серебра и двух домов золота». [93]

В «Инструкции везира Рехмира» указывается, что «начальник казначейства» —

имел право делать непосредственный доклад фараону, но входил во дворец

лишь после

везира, который сосредоточивал в своих руках высшую хозяйственную и

финансово-

податную власть.57) Высокую должность «казначея царя Нижнего Египта»

занимал один

из трех виднейших государственных сановников, изображенных перед царицей

Хатшепсут на стенах храма в Дейр-эль-Бахри. 58) В должности «начальника

двух домов

серебра и двух домов золота» состоял в царствование Хатшепсут некто

Тутии, который в

своей биографической надписи с гордостью сообщает о том, что он

опечатывал

«сокровища в царском доме».59) Наконец, «казначеем царя Нижнего Египта»

при царице

Хатшепсут был особенно влиятельный чиновник Сенмут, который занимал ряд

важнейших государственных должностей, а также управлял всеми поместьями-

храма

Амона.60) В связи с развитием централизации в системе управления страной

в период

Нового царства большое значение приобрели особые чиновники, носившие

титулы

«доверенного царя» —

, которым поручалось выполнение всякого рода

отдельных заданий. Судя по «Инструкции везира», эти доверенные царя или

доверенные

дворца посылались в области по специальному указанию везира и должны были

докладывать ему о выполненных ими поручениях, что, конечно, в

значительной степени

ограничивало свободу деятельности правителей областей и полностью

подчиняло их

власти везира. Наконец, в связи с развитием рабовладельческого хозяйства

появляется

особый «совет чиновников» для регистрации и проверки различных

гражданских актов,

носивший название

.61) Этот совет заседал в царском дворце и также подчинялся

везиру юга, как это можно предполагать по «Инструкции везира Рехмира».

[94]

Часть II.

Завоевательные походы времени

наибольшей военной мощи Египта

Глава IV.

Походы Тутмоса III

Развитие рабовладельческого хозяйства Египта в период XVIII династии

требовало

постоянной доставки в Египет различных видов сырья, в первую очередь

дерева и медной

руды. В сельское хозяйство и ремесленное производство все больше проникал

рабский

труд. Это приводило к развитию торговли с соседними странами, откуда в

большом

количестве привозились сырье, скот, ремесленные изделия и рабы. Но все

еще

примитивная, в значительной степени меновая торговля не могла обеспечить

сырьем и

рабочей силой растущие потребности рабовладельческого хозяйства, главным

образом

царского и храмового. Гораздо проще казалось захватить богатства соседних

народов

силой оружия. Поэтому торговые экспедиции приобретали характер военно-

грабительских походов и на кораблях, отправленных с товарами в Пунт при

царице

Хатшепсут находились отряды войск. Первые фараоны XVIII династии с

небывалым

размахом возобновили упорную завоевательную политику с целью захвата при

помощи

военной силы Нубии, Палестины, Финикии и Сирии. Продолжая захватнические

походы

своих предшественников, фараон Тутмос I завоевал Нубию вплоть до 3-го

порога и во

главе своего войска прошел победоносным маршем через Палестину, Финикию и

Сирию,

достигнув берегов Евфрата, где им была поставлена победная стэла.

Обогащенная военной добычей, постоянно получавшая от царя в виде награды

за службу

земельные владения и множество рабов, рабовладельческая аристократия, тесно связанная

с высшим жречеством, видела в развитии военной политики залог своего

дальнейшего

обогащения и «процветания». Однако средние свободные слои населения, свободные

ремесленники и крестьяне-общинники, на плечи которых ложилось тяжелое

[97] бремя

войны, не были заинтересованы в бесконечном продолжении походов, которые

сулили

выгоды лишь царю, богатым жрецам, знатным чиновникам и крупным

рабовладельцам.

Эти резкие противоречия между крупными рабовладельцами, аристократами и

жрецами, с

одной стороны, и массами трудового свободного люда, с другой, объясняют

династическую борьбу, происходившую в Египте в течение всего царствования

Хатшепсут. Вряд ли внешняя политика Египта определялась личными

настроениями

какого-либо фараона или какой-либо царицы, как это пытаются показать

буржуазные

историки. Отсутствие крупных войн в царствование Хатшепсут, конечно, объясняется не

тем, что на древнем троне египетских фараонов сидела женщина, которая не

могла лично

командовать египетскими войсками, и не тем, что Хатшепсут «избегала войн, так как она

не могла поставить во главе своей армии своего брата и мужа, враждебно

настроенного

против нее», как это думал Эд. Мейер.1) Очевидно, миролюбивая политика

египетского

государства в царствование Хатшепсут объясняется тем, что Хатшепсут и

группа ее

сторонников, Сенмут, Ханусенеб, Тутии и другие, опирались в своей

политике главным

образом на массы свободного населения, стремившегося к миру. На это

указывают

широковещательные призывы царицы к «народу»;2) на это указывает ее

постоянная

борьба с Тутмосом III, которого, несомненно, поддерживало крупное

фиванское

жречество, видевшее в военной политике источник своего обогащения; наконец, на это

указывает и то обстоятельство, что Тутмос I, Тутмос II и Тутмос III, отстаивая общие

классовые интересы крупной рабовладельческой аристократии, в состав

которой входило

высшее фиванское жречество, принуждены были устанавливать временные блоки

соправительства для совместной борьбы с представителями средних свободных

слоев

населения, объединившихся вокруг имени Хатшепсут.

Однако правительство царицы Хатшепсут не было в состоянии проводить

систематически

и последовательно эту мирную политику. Оно все еще зависело от

рабовладельческой

аристократии и принуждено было временами идти на уступки, соглашаясь на

соправительство царицы с Тутмосом III или даже временно уступая часть

верховной

власти одному из ближайших родственников Хатшепсут. Поэтому правительство

Хатшепсут, идя на временные уступки военной партии и крупной

рабовладельческой

аристократии, тесно связанной с высшим жречеством, в некоторых случаях: проявляло

показную воинственность либо в широковещательных декларациях, либо тем

или иным

актом внутренней или внешней политики. Так, в надписи на карнакском

обелиске царица

Хатшепсут гордо сообщала о том, что все соседние народы признают

господство [98]

Египта, ибо, по её словам, она безраздельно правит не только и Египте, но

и во всех

соседних странах: «Моя южная граница простирается до Пунта... моя

восточная граница

простирается до болот Азии, и азиаты в моей власти; моя западная граница

простирается

до горы Ману (запада. — В. А. )... Моя слава постоянно живет среди

обитателей песков...

Мирра из Пунта была доставлена мне... Все роскошные чудеса этой страны

были

доставлены в мой дворец за один раз... Мне привезли избранные

продукты ...кедра,

можжевельника и дерева менру... всякое благовонное дерево Божественной

Страны. Я

получила дань из Техену (Ливии. — В. А.), состоящую из слоновой кости и

семисот

клыков, имевшихся там, множества пантерных шкур пяти футов длины, считая

вдоль

спины, и четырех футов ширины».3)

Такое же, несомненно, военное значение имела и экспедиция в Пунт.

Очевидно, эта

экспедиция была предпринята не только для того, чтобы установить

экономические связи

с далекими южными странами и вывезти оттуда богатую добычу, но также и

для того,

чтобы наглядно показать военную мощь Египта, который претендовал на

господство в

Нубии и даже в более далеких, прилегающих к Нубии с юга и востока

странах. С другой

стороны, передача Фиванскому храму Амона части богатств, выведенных из

Пунта, была

несомненным жестом примирения по отношению к крупной рабовладельческой

аристократии, к высшему фиванскому жречеству. Для того чтобы подчеркнуть

военный

характер экспедиции в Пунт, на степах храма в Дейр-эль-Бахри были

несколько раз

изображены отряды воинов, которые сопровождали корабли и должны были

демонстрировать военную мощь Египта в «Божественной Стране».4) Особенно

характерна

в этом отношении надпись, помещенная под одним таким изображением

военного отряда:

«Ликуют все отряды царского корабля, молодые поколения Фив, прекрасные

юноши из

войска всей страны в радости...».5)

Наконец, демонстративно воинственный характер носит памятная надпись

царицы

Хатшепсут, в которой царица торжественно сообщает о постройке крепости на

западном

берегу Нила, около Фив, против современного Карнака.

«Живой Гор, сильная двойниками, Владыка диадем, Уаджит многолетия, Гор, победитель

Омбита, богиня сияния, владычица южных и северных городов, царь Верхнего

и Нижнего

Египта Маат-ка-Ра, сын солнца от плоти его, любимый им Хнемет-Амон-

Хатшепсут.

Построила она памятник себе в честь отца своего Амона, владыки тронов

Двух Стран.

Воздвигла она крепость Хефт-хернебес заново, как вечное сооружение. [99]

Берег ее укреплен плотиной из камня. Прекрасна она и более снабжена, чем

ранее [?].

Никогда подобное не было сооружено с древних времен.

Построила это ее величество, так как она очень любила своего отца Амона, больше, чем

всех богов; построила эта она, одаренная жизнью, подобно Ра, во веки

веков».6)

Характерно, что около надписи изображена воинственная богиня с луком и

стрелами в

руках, очевидно, покровительница крепости, упомянутой в данной надписи.

Колеблющаяся и неустойчивая внешняя политика Египта в царствование

Хатшепсут все

же не смогла свести на нет все результаты военно-агрессивной политики ее

трех

предшественников, первых фараонов XVIII династии. В Карнакской

коронационной

надписи Тутмоса III ясно указывается на то, что в Египет доставлялся

строительный

материал из Сирии и что царь пожаловал Фиванскому храму Амона пленных из

страны

Речену.7)

Однако военно-агрессивная политика первых фараонов XVIII династии смогла

быть

полностью восстановлена только после смерти царицы Хатшепсут и

окончательного

разгрома всех ее сторонников. Захватив, наконец, после продолжительной

борьбы

верховную государственную власть в свои руки, Тутмос III жестоко отомстил

всем своим

врагам. Имя царицы Хатшепсут, преданное проклятию и забвению, было почти

всюду

стерто на ее памятниках. Воздвигнутые царицей грандиозные обелиски были

застроены

высокой стеной, которая должна была скрыть их от взоров людей. Роскошные

статуи

царицы, поставленные в храме в Дейр-эль-Бахри, по приказу царя были

низвергнуты и

разбиты. Жестокая кара постигла и приближенных царицы, всесильных

временщиков

Сенмута, Сенмена, Хапусенеба, Тутии и др. Их изображения, имена и титулы

были

стерты. Весьма возможно, что некоторые из них были казнены или изгнаны

после смерти

царицы. Одним словом, произошел настоящий государственный переворот, который

ознаменовался не только сменой правителя на троне фараонов, но и коренным

изменением политики, главным образом внешней. 8) Первый поход Тутмоса III в Сирию

Представляя интересы крупной рабовладельческой аристократии, в частности

высшего

фиванского жречества, которое и раньше выдвигало и поддерживало его, Тутмос III,

захватив верховную государственную власть и расправившись со своими

врагами,

решительным образом возобновил традиционную завоевательную политику

Египта. На

22-м году своего царствования [100] он двинул войска в Палестину. В

знаменитых

«Анналах Тутмоса III», гиероглифический текст которых сохранился на стене

Карнакского храма Амона, особенно подробно описан именно этот первый

поход Тутмоса

III в Палестину и Сирию. Описывая этот поход, придворный летописец

Чанани9) говорит, что его причиной было восстание азиатских племен против

Египта.

Тутмос III убивает пленных. Рельеф на пилоне храма Амона в Фивах. Карнак.

Новое царство. XVIII династия.

«Год 22-й, 4-й месяц 2-го сезона, день 25-й. Проходил его величество

крепость Джару во

время первого победоносного похода [чтобы отбить нападение на] границы

Египта при

помощи храбрости [при помощи победы, при помощи силы, при помощи

правогласия].

Вот во время этих [событий], в течение [101] [ряда] лет азиаты стали

грабить. Каждый

человек стал сражаться против... 10) Случилось, что другие племена и

гарнизоны, находящиеся в городе Шарухене, начали от страны Ирджа до

крайней границы [болот]

страны открывать путь к восстанию против его величества».11) Эта же, очевидно, официальная, версия об оборонительном характере первого

похода

Тутмоса III в Азию сохранилась и в надписи из Джебель-Баркала, в которой

приведены

некоторые дополнительные данные.

«Он (Амон. — В. А.) поручил мне иноземные страны Речену во время первого

похода,

когда они пришли, чтобы приблизиться к моему величеству с миллионами

людей, с

сотнями тысяч лучших во всех иноземных странах и стояли на своих

колесницах в

[количестве] 330 вождей, каждый из которых был во главе своего

войска».12)

Весьма возможно, что эта официальная версия об оборонительном характере

первого

похода Тутмоса III в Азию имела целью поднять воинственный дух

египетского войска,

отвыкшего от крупных походов в течение длительного мира, царившего в

стране во время

предшествующего периода. Конечно, истинной причиной возобновления

завоевательной

политики Египта было стремление к захвату богатств в странах Передней

Азии, в первую

очередь рабов, необходимых для дальнейшего развития рабовладельческого

хозяйства. Не

менее важно было для Египта покорить соседние племена Передней Азии, чтобы пробить

дорогу в Малую Азию и Месопотамию, что создавало условия для все более

широко

развивавшейся египетской внешней торговли. Но чтобы сделать эту войну

популярной,

надо было замаскировать ее истинные захватнические цели. Поэтому одно из

обычных

восстаний азиатских племен против египетского владычества было

представлено в

официальных надписях как крупное движение, грозившее повторением

азиатского

нашествия на мирную и процветающую долину Нила. Это был старый

демагогический

прием, к которому и раньше прибегали египетские фараоны и их писцы, идеологи

рабовладельческой деспотии.

Первый поход Тутмоса III в Сирию имел особенно большое военно-

политическое

значение. Именно в результате этого похода были разбиты объединенные силы

сиро-

палестинских князей, образовавших коалицию под главенством князей Мегиддо

Кадеша. Один из наиболее важных опорных пунктов этой коалиции — сильная

крепость

Мегиддо, которая господствовала над путями, ведущими через Иезреельскую

равнину,

была взята после битвы под стенами этого города, когда египетскому войску

удалось

одержать победу над войсками сирийцев. Больше того, Тутмосу III удалось

проникнуть и

дальше [101] вплоть до Ливана, где он прочно закрепился, захватив богатую

добычу.

Поэтому первый поход Тутмоса III особенно подробно записан в «Анналах», причем

краткая характеристика его повторена и в других текстах Тутмоса III.13) Очевидно, и

самый поход и его описание в официальных документах должны были наглядно

показать

всем соседним племенам и государствам, что Египет отныне не потерпит

никакого

сопротивления со стороны соседних племен в своем неуклонном движении па

северо-

восток, к границам Малой Азии и Месопотамии. Всякое сопротивление

рассматривалось

египетским фараоном как «восстание» протии египетского владычества, что

должно было

неизбежно повлечь за собой строжайшее наказание, привести к покорению

«восставших»

племен и в конечном счете дальнейшему расширению границ Египта. Поэтому в

самом

начале «Анналов» прямо указывается, что египетское войско в 5-й день 1-го

месяца 3-го

сезона 23-года выступило из Газы «храбро, мощно, сильно, победоносно, чтобы

повергнуть этого презренного врага, чтобы расширить границы Египта, согласно тому,

что приказано было его отцом Амоном-Ра, дабы победоносно… схватил он».14) Хронологию и маршрут первого похода Тутмоса III можно восстановить по

данным,

которые приведены в «Анналах». Египетское войско под командой самого

фараона

выступило в 25-й день 4-го месяца 2-го (зимнего) сезона 22-го года

царствования Тутмоса

III из пограничной египетской крепости Джару.15) Весь путь до Газы

протяжением в 187,5

км был пройден в 10 дней, как это видно из текста «Анналов»: «Год 23-й, 1-й месяц 3-го

сезона, день 4-й, день праздника появления царя. [Прибытие] в город

«Владения

Правителя» — Гаджату — [имя его в Хару]».16) Следовательно, египетское войско на пути из Джару в Газу делало в среднем

в день 18,75

км. Медленность продвижения египетского войска в данном случае

объясняется

трудностью пустынного пути, а также тем, что оно состояло главным образом

из пехоты.

Ведь в эту эпоху египтяне обладали очень небольшим количеством боевых

колесниц. В

описаниях добычи, захваченной после боя, в те времена всегда на первом

месте ставили

коней и колесницы, что ясно указывает на то значение, которое египтяне

придавали этим

новым для них, чисто азиатским средствам передвижения. Характерно и то, что в надписи

из Джебель-Баркала подчеркнуто число колесниц, которым располагали

сирийские войска

под Мегиддо.

Из Газы египетское войско двинулось на север по направлению к горам

Кармила. В

«Анналах» упоминается местечко Ихем, которое теперь сопоставляется с

Иемма и, как

думает Эд. Мейер, находилось севернее Какона, может быть, на месте [103]

Телль-эль-

Асавира или ес-Самра, у подножья Кармила. Весь путь от Газы до Ихема

протяжением в

120 км египетское войско проделало, как полагает Фолкнер, в семь дней, т.

е,

передвигалось со скоростью 17 км в день. Весьма возможно, что после 17-

дневного

перехода пришлось устроить стоянку в Ихеме, для того чтобы дать отдых

пехоте и в то же

время собрать необходимые сведения о расположении войск противника.

Поэтому только

через пять дней был созван военный совет в Ихеме, о котором довольно

подробно

говорится в «Анналах».

По словам летописца, «год 23-й, 1-й месяц 3-го сезона, 16-й день —

[прибытие] в город

Ихем».17) Очевидно, именно в этот день, находясь приблизительно в 30 км

от Мегиддо в

местечке Ихем, Тутмос III созвал военный совет для решения вопроса о том, по какому

пути следует двинуться дальше, чтобы полностью разбить врага, собравшего

свои

главные силы в Иезреельской равнине, опираясь на сильную крепость

Мегиддо. Рассказ

летописца о военном совете в Ихеме содержит интереснейшие сведения об

уровне

развития тактики и стратегии в древнем Египте в те времена, о наличии

военной

информации, об организации военного дела, об учете морального фактора и о

роли самого

Тутмоса III в качестве полководца.

Судя по тексту «Анналов», в которых точно и в то же время образно и

красноречиво

описывается этот военный совет, «приказал [его величество созвать]

совещание с его

храбрыми воинами».18) Очевидно, эта организационная форма «военного

совета» или

«совещания» в те времена уже существовала и даже была обычной. Право

созыва этого

«военного совещания» принадлежало, несомненно, самому царю, который не

только

созывал военный совет, но выступал на нем в качестве главного докладчика

и выносил

окончательное решение. Поэтому вряд ли можно думать, что этот «военный

совет» был

остатком или даже пережитком времени военной демократии, когда вожди

принуждены

были считаться с решениями такого рода советов. Несмотря на то, что

предложение

фараона шло вразрез с предложениями, которые были высказаны воинами на

этом

«военном совете», все же фараон принял свое решение вполне самостоятельно

и все

присутствовавшие с ним согласились. Очевидно, этот «военный совет» был

чисто

военным учреждением, военно-совещательным органом, в который входили лишь

видные

воины-аристократы, назначенные царем. Поэтому этот «военный совет»

находился под

контролем фараона и мог высказывать те или иные соображения по данному

вопросу, но

право вынесения окончательного решения принадлежало лишь фараону как

неограниченному деспоту, обладавшему верховной государственной и в том

числе

военной властью. [104]

Большой интерес представляет речь Тутмоса III на этом военном совете.

Фараон излагает

полученные им сведения о передвижениях вражеских войск и, в кратких

словах, о

намерениях неприятеля дать генеральный бой под стенами Мегиддо. По словам

летописца, царь сказал следующее: ««Этот [презренный] враг [правитель]

Кадета прибыл

и вступил в Мегиддо. Он [там] в этот момент. Он объединил вокруг себя

князей [всех]

стран, подвластных Египту (буквально: «находящихся на воде Египта», т. е.

зависящих от

Египта. — В. А.), вместе [с теми, которые расположены вплоть до] Нахарины

[и состоят из

стран] Хару, Кеду с их лошадьми, их войсками и [их людьми]». И это он

сказал, как

говорят: «Я буду стоять, чтобы [сражаться с его величеством здесь] в

Мегиддо. Скажите

мне, [что в сердцах ваших]?»».19)

Судя по этим словам летописца, египетское главное командование, находясь

в Ихеме, у

подножья горного хребта Кармил, располагало довольно значительными

сведениями

относительно войск противника, его передвижений и намерений. Наиболее

существенным

военно-политическим фактом, который фараон сообщил своим военачальникам, собранным на военный совет в Ихеме, было то, что в Сирии и Палестине

образовался

большой военный союз правителей отдельных областей и городов во главе с

князьями

Кадеша и Мегиддо,20) которые были, очевидно, главными врагами Египта. На

это

указывает и то обстоятельство, что в известном «Перечне стран Верхнего

Речену»,

разгромленных и покоренных Тутмосом III во время первого сирийского

похода, на

первом месте упоминаются Кадеш и Мегиддо, причем особенное значение как в

этой

надписи, так и в других надписях времени Тутмоса III придается тому, что

именно в

Мегиддо были собраны все войска восставших сиро-палестинских городов и

областей,

очевидно, находившихся под начальством князя Кадеша.21)

В словах Тутмоса III на военном совете в Ихеме подчеркнуто важное

сообщение царя о

том, что правитель Кадеша, или, вернее, войска, находившиеся под его

командованием, не

только подошли к Мегиддо, но и вступили в эту крепость. Фараон

определенно указывает

на то, что «он [там] в этот момент». Вместе с ним находились либо в

Мегиддо, либо в его

непосредственной близости войска его союзников, правителей Сирии и

Палестины, ранее

подвластных Египту, а теперь восставших против него. В «Анналах» прямо

указано, что

то были князья Сирии (Хару), вплоть до Нахарины, т. е. «страны рек», очевидно, Верхней

Месопотамии, прилегающей к среднему течению Евфрата, где территория

изрезана

множеством рек.22) Данные разведки позволили фараону сообщить совету

военачальников, что в Мегиддо прибыли войска, включая конницу [105] и

обоз

упомянутых князей Сирии и Палестины. Основным намерением неприятеля, по

мнению

Тутмоса III, было дать египетским войскам генеральное сражение под

стенами Мегиддо.

Очевидно, сиро-палестинские князья исподволь подготовились к этой битве, стянув в

Мегиддо значительные военные силы, чувствуя себя уверенно среди

дружественно

расположенного к ним населения и укрепив свой важнейший опорный пункт в

Иезреельской долине — мощную крепость Мегиддо. Возможно, что неприятель

имел

здесь заранее накопленные продовольственные запасы и достаточное боевое

снаряжение и

в случае нужды мог не только выдержать натиск египетской армии, но и

длительную

осаду в самом Мегиддо.

Сообщив совету военачальников все необходимые сведения, фараон предложил

им

высказаться. В ответ на его предложение они «сказали его величеству: «На

что же это

будет похоже идти по этой дороге, которая становится столь узкой? Ведь

пришли [и

сообщили], что враги там стоят [рядом] и их [стало] очень много. Разве не

пойдут лошадь

за спиной лошади, воины и люди равным образом? В то время как наш

авангард туда

придет и будет там сражаться, наш арьергард будет все еще стоять в Аруне

и не будет

сражаться. Но ведь здесь есть еще две [другие] дороги. Одна дорога, —

смотри, она

удобна для всех нас,— она выведет к Таанаку,23) а вот другая [приведет]

на дорогу к

северу от Джефти. И тогда мы придем к северу от Мегиддо. Пусть наш

победоносный

владыка двинется так, как [покажется правильным] сердцу его, но пусть не

заставляет нас

идти по этой [трудной] дороге»».24)

Автор «Анналов» весьма подробно и, на первый взгляд, весьма точно

описывает все

отдельные этапы первого похода Тутмоса III в Сирию. Однако при ближайшем

рассмотрении все же оказывается, что придворный летописец многое опускал, выделяя

лишь те события, факты и оттенки характеристик в особой, конечно, тенденциозной

выборке, которые клонили к вящему прославлению царя, «победоносного

владыки».

Так, например, в информационном сообщении фараона на военном совете в

Ихеме нет

еще каких-либо реальных предложений относительно плана дальнейших военных

действий. Однако в ответе воинов царю содержится довольно детальный

разбор

различных вариантов дальнейших продвижений по трем дорогам, которые вели

от Ихема

через Аруну, или через Таанах, или через Джефти в район Мегиддо, под

стенами

которого, очевидно, расположились лагерем сиро-палестинские войска под

начальством

князей Кадеша и Мегиддо. С другой стороны, в только что приведенном

отрывке

сообщается не речь одного какого-либо военачальника, а сборное резюме

всех

выступлений, если таковые на самом деле имели место. [106]

Таким образом, здесь перед нами не точный, приближающийся к протоколу

отчет

выступлений, а лишь своеобразная характеристика тех настроений, которые

царили среди

военачальников и нашли отражение в одном или, вернее, нескольких

выступлениях,

поскольку писец в данном случае применил стандартную фразу: «они сказали

его

величеству».

Наконец, автор «Анналов» пропустил в своем отчете информационное

сообщение о

возможности продвижения по дороге через Аруну, хотя в речи военачальников

сказано

«пришли [и сообщили], что враг там стоит [рядом]», т, е. в

непосредственной близости от

дороги, и угрожает разбить по частям египетские войска, которые будут

спускаться в

равнину по этому узкому и крайне опасному горному дефиле. Очевидно, все

эти сведения

были получены разведкой до военного совета в Ихеме и стали в той или иной

форме

известны отдельным военачальникам.

В разобранном нами отрывке из «Анналов», в котором приводится резюме

ответов

военачальников царю, ясно указывается, что существовали три основных

проекта

дальнейшего продвижения египетского войска по направлению к Мегиддо. Один

проект

предусматривал переход через Кармильский хребет по наиболее прямой, очень

узкой,

трудной и опасной горной тропе через Аруну. Это был путь смелой лобовой

атаки. Два

других проекта сводились к обходным движениям, либо на восток по дороге

через Таанах,

расположенный к юго-востоку от Мегиддо, либо на север, через Джефти, который,

возможно, находился к северо-западу от крепости, под стенами которой

стояли сиро-

палестинские войска. Первый проект подвергся критике со стороны

военачальников. Они

считали, что крайне опасно двигаться по этой слишком узкой дороге, в

особенности

потому, что у выхода горной тропы на равнину около этой дороги

расположились,

очевидно, крупные силы неприятеля, которые смогут по частям разбить

египетские

войска, выходящие из горной теснины. Египетский писец образно и

красноречиво указал

на то, что египетская пехота, колесницы и обоз или обслуживающий войско

персонал

должны по этой дороге идти «лошадь за спиной лошади, воины и люди равным

образом»,

т. е., по-видимому, гуськом. Поэтому египетское войско, следующее по

этому пути,

принуждено было бы чрезмерно растянуться и не смогло бы достаточно быстро

развернуть свою боевую линию против неприятеля, который занимал заранее

подготовленную и удобную для боя позицию. Авангард египетского войска был

бы

вынужден, принять бой в неудобных для себя условиях у выхода на равнину, в то время

как арьергард египтян еще находился бы в Аруне и не мог сражаться вместе

с передовыми

частями войска. Таким образом, египетские [107] военачальники отвергли

этот план как

чрезмерно смелый и слишком опасный. Вместо него они предложили принять

более

осторожный план обходного движения через Таанах или Джефти. Они

советовали

фараону выбрать тот путь, который покажется «правильным сердцу его», но

просили его

отказаться от опасного и трудного пути через Аруну.

Дальнейшее обсуждение этого плана было возобновлено лишь после получения

добавочной информации в ставке фараона. Об этом ясно говорится в

«Анналах», что

указывает на большую роль военной разведки, которая в некотором отношении

обусловила правильное решение вопроса и победу египтян в битве под

Мегиддо.

«И тогда были [доставлены] сведения [об этом презренном враге]. [И снова

обсудили

этот] план, о котором они говорили раньше».25) Окончательное решение было принято царем после длительного и двукратного

обсуждения этого вопроса в целом и после получения новых добавочных

сведений о

противнике, т. е. после зрелого предварительного размышления и

взвешивания всех за и

против. Именно поэтому речь фараона содержащая окончательный вывод, носит

столь

категорический характер, который, по мнению летописца, и подобал решению

царя как

верховного правителя всей страны. Может быть, именно в связи с этим

знаменательная

речь Тутмоса III вводится несколько высокопарным оборотом: «И было

сказано во дворце

его величества, — да будет он жив, здрав и невредим». 26) Самая речь

облечена в

торжественную и патетическую форму:

«Я клянусь любовью Ра и похвалой отца моего Амона, Как возвращают мне молодость дыханье ноздрей моих, [наполняя меня] жизнью

здоровьем,

Что выступит мое величество по этой дороге, [ведущей] на Аруну.

Пусть пойдет по желанию своему каждый из вас по тем дорогам, о которых вы

говорили.

И пусть пойдет по желанию своему каждый из вас, следуя за моим

величеством.

Пусть не подумают среди этих врагов, которых ненавидит Ра:

«Вот его величество пошел по другой дороге, так как он очень боится нас» скажут они».27)

Таким образом, план наступления, предложенный фараоном, резко отличался

от плана,

который был выдвинут военачальниками на военном совете в Ихеме.

Осторожному

обходному маневру по более удобным, безопасным и широким дорогам царь

противопоставил быструю лобовую атаку по труднопроходимой, [108] опасной, но

наиболее короткой горной тропе, которая давала возможность в короткий

срок вывести

египетскую армию на равнину Мегиддо, чтобы здесь нанести врагу

сокрушительный удар.

В качестве основного мотива для принятия такого решения Тутмос III выдвигает

«моральный фактор». По мнению царя, движение по обходному пути должно

вызвать

злорадство среди врагов, которые в этом маневре усмотрят слабость

египетской армии и

нерешительность командования, граничащую с трусостью. Помимо того, быстрый и

прямой удар, нанесенный по трудному и опасному пути, должен неминуемо

застать врага

врасплох, вызвать в его среде деморализацию и тем самым поднять боевой

дух

египетского войска.

Этот древнейший (из известных в мировой истории) учет «морального

фактора»

полководцем при выборе плана сближения с противником указывает на

значительное

развитие военного искусства в древнем Египте. Впрочем, аналогичный мотив

сохранился

в известном школьном упражнении на историческую тему, в котором

рассказывается о

борьбе Яхмоса I с гиксосами (текст таблички Карнарвон). 28) И в том и в

другом рассказе

смелая решительность воинственного фараона, готового немедленно выступить

против

врагов страны, противопоставляется чрезмерной осторожности военачальников

или

вельмож. Этот сюжет был использован и автором «Анналов» для возвеличения

храброго

фараона, «победоносного властителя».

Этот апофеоз египетского деспота, облеченный в льстивую и тенденциозную

форму,

находит особенно яркое выражение в заключительных словах цитируемого

отрывка,

образно рисующих неограниченную власть обоготворенного фараона.

Вельможи-военачальники, угодливо склоняясь перед царем, признают его

правоту и

говорят ему:

«Да дарует тебе отец твой [Амон, Владыка престолов Двух Стран, находящийся в Фивах,

исполнение желания твоего]. Вот мы последуем за твоим величеством во

всякое место,

куда пойдет [твое величество], как слуга следует за своим господином».29) И только после этих слов в тексте «Анналов» следует, возможно, подлинная

копия

приказа по войскам, который был отдан Тутмосом III в типичной для таких

приказов

острой и лаконичной форме.

«[Приказ его величества, отданный] всему войску:

«[Завладейте вы все победой, пойдите по] дороге этой, которая столь

[узка]»».30)

Вслед за текстом приказа, в котором точно указывается направление

дальнейшего

следования войска, в официальной летописи похода приводятся слова

фараона,

призывающего [109] воинов следовать за ним по трудному и опасному пути.

Фараон в

торжественных и весьма напыщенных словах клянется идти впереди своего

войска, тем

самым наглядно демонстрируя свое бесстрашие.

«[И вот его величество] поклялся, сказав: «Не дам я пойти [воинам моим

храбрым] перед

моим величеством в [этом месте]».

[И вот его величество согласно своему желанию] пошел сам во главе своих

воинов, давая

узнавать [каждому человеку] путь шагами своими.

И конь [шел] за конем,

А [его величество] — во главе своего войска».31) В такой выразительной и яркой форме описал автор «Анналов» выступление

египетского

войска по дороге через хребет Кармил, по кратчайшему пути, ведшему через

Аруну к

равнине Мегиддо. И опять стремление возвеличить мощь и храбрость

полководца —

обоготворенного деспота сочетается с использованием документов, приказов

по войскам,

которые, очевидно, уже в те времена применялись в военном деле.

Выполнение удачного

и смело задуманного боевого плана для быстрого нанесения удара неприятелю

изображается подобострастным летописцем как невероятный личный героизм

самого

царя, смело ведущего своих воинов к победе.

Египетское войско, согласно приказу царя, двинулось по горной дороге, ведшей на Аруну,

расположенную высоко в горах Кармила. Весь путь от Ихема до Аруны

протяжением

приблизительно в 20 км был проделан в один или два дня. Передовой отряд, которым

командовал сам фараон, провел в Аруне одну ночь и на другое утро начал

спускаться в

равнину. Несмотря на то, что удобное расположение Аруны давало

возможность разбить

здесь лагерь, Тутмос III стремился как можно скорее вывести свои войска

на

Иезреельскую равнину, чтобы не дать возможность неприятелю

перегруппировать свои

войска и подготовиться к решительной битве под стенами Мегиддо. Быстрота

передвижения египетского войска и неожиданность его появления на равнине

были

залогом победы египтян.

Успех этого маневра египетского войска льстивый летописец объясняет

храбростью

фараона, который, согласно религиозным воззрениям того времени, находился

под

охраной египетских богов.

«Год 23-й, 1-й месяц 3-го сезона, день 19-й.

Пробуждение [в безопасности] в палатке [царя], да будет он жив, здрав и

невредим, в

городе Аруне.

Мое величество выступило на север под [знаменем] отца [Амона-Ра, владыки

престолов

двух стран], [который открывал [110] путь] передо мной. Горахте укрепил

сердце моих

храбрых воинов, а отец [Амон] сделал сильной руку [моего величества]...

Гор [творит

магическую защиту] перед моим величеством».32) Дальше в «Анналах»

говорится: «Когда

[его величество] выступило [во главе войска] своего, разделенного на

множество боевых

отрядов, [то он не нашел там] ни одного [врага]. [Их] южный фланг

находился у Таанаха,

[а их] северный фланг в [южном] углу [долины Кина]. [И вот] позвал его

величество на

[этот путь...] и упали они, в то время как этот [презренный] враг. ..»33) 78

Судя по этим словам летописца смелый маневр, предпринятый Тутмосом III, в

своей

первой части увенчался полным успехом. Для того чтобы египетские войска

были по

возможности не замечены неприятелем в густой чаще Кармильских гор,34) Тутмос III разделил их на несколько отдельных отрядов, которые должны

были следовать друг за

другом в лесной чаще по узкой горной тропе. И действительно, благодаря

принятым

мерам предосторожности египтяне удачно спустились в долину Кина, не

встретив на

своем пути более или менее значительных заслонов неприятеля. Таким

образом, расчет

Тутмоса III оказался правильным. Сирийское командование, предполагая, что

главные

военные силы египтян двинутся по более безопасной южной дороге, ведшей

через Таанах,

разместило южный фланг своего войска у Таанаха, северный фланг — в южном

изгибе

долины Кина, а центр — где-то посередине этих двух пунктов, на дороге из

Таанаха в

Мегиддо. Как правильно полагает Фолкнер,35) при таком расположении войск

противника

Тутмос III должен был двинуть свои войска именно через Аруну. Ведь если

бы он пошел

по южной обходной дороге, он встретил бы на своем пути у Таанаха

сирийские войска,

готовые к бою в свободно избранной их командованием позиции. Если бы

Тутмос III

повел свои войска по северной дороге через Джефти, он дал бы неприятелю

полную

возможность перестроиться. Двинувшись же прямо на Аруну, он быстрым

броском вывел

свои войска к правому флангу противника, отрезал сиро-палестинские войска

от Мегиддо

и получил возможность занять наиболее удобную для себя позицию под

стенами этой

крепости.

Конечно, неприятель должен был оставить какой-то сторожевой отряд у

выхода дороги,

ведшей из Аруны в долину Кина. Но как можно предполагать по испорченному

месту

текста «Анналов», этот незначительный неприятельский отряд был быстро

уничтожен

передовыми, очевидно, отборными частями египетского войска, которыми

командовал

сам фараон.

Этот крупный успех, одержанный египетскими войсками, дал повод писцу

вставить

маленький панегирик царю, вложенный [111] им в уста воинов, которые, радуясь

удачному выходу египетского войска из горного дефиле на равнину, восхваляют царя в

следующих словах:

«Воздай]те [ему хвалу],

[Восхвалите мощь его величества, так как рука его сильнее, чем у [всякого

царя].

[Он охранял арьергард] войска своего величества в Аруне;

В то время как арьергард победоносного войска его величества [еще]

находился в [городе]

Аруне, авангард вступил в долину Кина и заполнили они узкий проход в

долину».36)

Однако этот успех следовало закрепить и с целью предохранить все

египетские войска от

возможного удара противника принять все меры, чтобы скорее вывести

египетский

арьергард на равнину. Египетские военачальники, проявившие столь большую

осторожность на военном совете в Ихеме, и в данный решительный момент

думали

больше об обороне, чем о наступлении. Чтобы ярче подчеркнуть различие

между

тактикой наступления, проводимой царем, и тактикой обороны, рекомендованной

военачальниками, летописец и в данном случае старается показать, что в

подобной

обстановке наступление было наилучшей обороной. Таким образом, и в этом

отрывке

автор «Анналов» подчеркивает превосходство и полный успех наступательного

плана

фараона над всеми планами, предложенными военачальниками. Одновременно

писец

старается показать, что наступательный план фараона предусматривал в то

же самое

время заботу об охране египетского арьергарда. Ведь уничтожение

неприятельского

заслона у долины Кина и меры, своевременно принятые фараоном, дали

возможность

египетскому арьергарду без потерь выйти из горного дефиле на равнину

около Мегиддо.

Этот эпизод рассказан в «Анналах» в следующих словах:

«И тогда они (военачальники. — В. А.) сказали его величеству, да будет он

жив, здрав и

невредим!

«Вот его величество пришел со своим победоносным войском, и оно заполнило

долину.

Пусть же выслушает нас наш победоносный владыка на этот раз.

Пусть сохранит наш владыка нам арьергард своего войска с его людьми.

Пусть подойдет к нам арьергард этого войска, находящийся позади, и тогда

мы сразимся с

этой страной азиатов и тогда мы не будем беспокоиться об арьергарде

нашего войска».

И тогда остановился его величество вне [долины]... там, чтобы защитить

арьергард своего

победоносного войска.

И вот, когда передовые отряды окончили [свое] продвижение по этой дороге, то

переместилась тень».37) [112]

Этот последний маневр, предпринятый авангардом египетского войска, дал

возможность

всему египетскому войску, включая его арьергард, благополучно выйти на

равнину.

Передовой отряд, находившийся под личным командованием фараона, разбил

сирийский

заслон, стоявший у выхода дороги на равнину, и занял удобную позицию для

прикрытия

египетских войск спускавшихся с гор. Весь этот переход был совершен

форсированным

маршем. Летописец счел необходимым отметить, что он был закончен к

полудню.

Очевидно, египетские войска, двигались столь быстро и в таком порядке, что сирийцы не

успели им помешать. Тем самым сиро-палестинские войска упустили

прекрасную

возможность не только задержать египтян в узком горном проходе, но и

нанести им

непоправимый ущерб, разбив их войска по частям, в то время как они

спускались по узкой

горной тропе, непомерно растянув свою боевую линию. Эту несомненную

тактическую

неудачу сиро-палестинских войск следует объяснить в первую очередь плохой

разведкой,

которая не сумела вовремя сообщить сирийскому командованию о

передвижениях

египетского войска, недоучетом маневренных возможностей египетского

войска и,

наконец, недопустимой медлительностью в тот наиболее ответственный

момент, когда

египетское войско выходило из горного дефиле на равнину и когда еще не

было поздно

нанести ему решительный удар в крайне невыгодных для него условиях. Все

эти ошибки

и неудачи сирийцев были использованы египетским командованием, которое

успешно

закончило свой маневр, выведя все войска без потерь на равнину Мегиддо.

Летописец, неоднократно отмечавший всю важность этого удачно выполненного

маневра,

счел необходимым особенно подробно его описать. Можно думать, что он

прекрасно

понимал, какое значение имела для выполнения маневра скорость

передвижения

египетского войска. Именно поэтому в своем обстоятельном повествовании

автор

«Анналов» указал даже точное время выхода на равнину отдельных частей

египетского

войска: как мы уже видели, авангард вышел на равнину около полудня (по

египетскому

времени) — «когда переместилась тень». А из дальнейшего изложения видно, что

последние части арьергарда, т. е. вся египетская армия, вышли на равнину,

«когда был

седьмой час после поворота солнца», т. е. в семь часов пополудни. Иными

словами,

авангард выступил из Аруны около семи часов утра и через пять часов, т.

е. около

полудня, вышел к долине Кина. Приблизительно около двух часов дня

арьергард

выступил из Аруны и через пять часов, т. е. около семи часов пополудни, вышел на

равнину. Понятно, что авангард двигался несколько быстрее главных частей

войска, так

как в его состав входили колесницы. Поэтому передовым частям [113]

удалось в течение

указанного промежутка времени не только совершить весь путь, но и разбить

сирийский

заслон, стоявший у долины Кипа, в результате чего более медленно

двигавшийся

арьергард смог спокойно пройти весь путь до равнины.

Удачный и быстрый переход египетского войска через горы и благополучный

выход на

равнину дали возможность египетскому командованию разбить лагерь близ

Мегиддо и в

наиболее удобной и свободно выбранной позиции, что было вполне

естественным

развитием первого значительного тактического успеха египтян. Летописец

повествует об

этом в следующих словах:

«Прибыл его величество к югу от Мегиддо на берег потока Кина, когда был

седьмой час

после поворота солнца (т. е. после полудня. — В. А.).

И вот там был разбит лагерь его величества, и отдан был всему войску

[следующий

приказ]:

«Готовьтесь! Приготовьте ваше оружие, так как придется идти на сближение, чтобы

сразиться с этим презренным врагом [завтра] утром»».38) Таким образом, египетское командование приняло все меры к тому, чтобы

ничто, даже

разбивка лагеря близ Мегиддо, не могло замедлить быстрых темпов, взятых с

начала

похода, которые привели к первому крупному тактическому успеху. Поэтому, как только

был разбит лагерь под Мегиддо, войскам был дан приказ готовиться к

выступлению и бою

на следующее утро. Эта быстрота передвижений и действий, эта оперативная

маневренность египетского войска были его наиболее сильной стороной и

выгодно

отличали его от сиро-палестинских войск, которые уже потеряли и темп и

инициативу,

что в конечном счете предопределило их поражение. С другой стороны, египетское

командование приняло все меры к тому, чтобы наилучшим образом

подготовиться к

предстоящему сражению. Организационным центром египетской армии была

царская

палатка, откуда исходили все важнейшие распоряжения, как об этом ясно

говорит

летописец:

«...Остался в своей палатке [царь], да будет он жив, здрав, и невредим, чтобы привести в

порядок дела вельмож и снабдить провиантом командиров. Были размещены

дозоры

войска и им было сказано:

«Будьте стойки сердцем! Будьте стойки сердцем!

Будьте бдительны! Будьте бдительны!»

Бодрствовали в безопасности в палатке царя, да будет он жив, здрав и

невредим, когда

пришли, чтобы сообщить его величеству: «В стране благополучно (буквально:

«пустыня

здорова». — В. А.), в отрядах, расположенных к югу и северу равным

образом»». 39) [114]

Этот маленький отрывок из «Анналов» дает яркое представление о некоторых

чертах

организации египетского войска во время лагерной стоянки в иноземной

стране.

Верховное командование войском сосредоточено в царской палатке, откуда

даются все

распоряжения военачальникам, стоящим во главе отдельных отрядов. Эти

распоряжения

касаются в первую очередь боевого расположения войск, а также снабжения

провиантом

всех воинов через особых командиров, возможно, находившихся в

непосредственном

ведении царя. Далее, из царской наладки даются распоряжения о размещении

караулов и

дозоров, которые должны обеспечить безопасность лагеря. Наконец, в

царскую палатку

поступают все сведения разведки относительно передвижения неприятельских

войск.

Царю регулярно сообщают о том, что происходит на территории, прилегающей

к лагерю,

и как происходит размещение египетских войск, находящихся к югу и северу

от царской

палатки, очевидно, расположенной в центре лагеря. Только после того, как

царю

сообщили, что на окружающей территории все благополучно, т. е. что не

видно опасных

для египтян передвижений сирийских войск, что египетские войска занимают

указанные

им позиции к северу и югу и что их размещение происходит и полном

порядке, царь

решил дать приказ начать сражение с противником. Все это указывает на

значительную

для того времени организованность египетского войска.

Решающая битва, генеральное сражение между египетскими и объединенными

сиро-

палестинскими войсками произошло на другой день, как об этом повествует

летописец,

вероятно, неподалеку от стен Мегиддо:

«Год 23-й, 1-й месяц 3-го (летнего. — В. А.) сезона, 21-й день, день

праздника новолуния,

точно соответствующий [дню] появления (т. е. коронации. — В. А.) царя

рано утром.

Лишь только был дан приказ всему войску выступить... двинулся его

величество на

колеснице из электрума, снабженный своим боевым оружием, подобно Гору

могучему,

владыке действия, подобно Монту Фиванскому. Его отец Амон укрепил обе его

руки.

Южный фланг войска его величества [находился] у холма к югу от [потока]

Кина, а

северный фланг — к северо-западу от Мегиддо.

Его величество находился в центре между ними, Амон защищал члены его в

сече, а мощь

Сета укрепляла тело его».40)

Судя по этим словам летописца, египетские войска рано утром в день битвы

уже занимали

очень выгодную боевую позицию. Южный, т. е. правый, фланг египетской

армии был

расположен на южном берегу Кина и упирался в холм, находившийся к юго-

востоку от

этого потока. Северный, т. е. левый, [115] фланг египетского войска был

расположен к

северо-западу, а центральная группа под командованием самого фараона — к

юго-западу

от Мегиддо, против правого фланга сиро-палестинского войска. Как видно из

описания

египетской лагерной стоянки, египетские войска заняли эту боевую позицию

вечером или

ночью накануне боя, так как фараону, когда он еще находился в лагере в

своей палатке,

сообщили, что в северном и южном отрядах все благополучно, иными словами, что оба

фланга заняли указанные им позиции. Эти позиции были заняты египетским

войском

чрезвычайно удачно. Южный египетский фланг, находясь на южном берегу

Кина,

препятствовал правому флангу противника перейти через реку, чтобы зайти в

тыл

египетской центральной группе или хотя бы ударить на нее с фланга.

Северный же фланг,

заняв северную дорогу, ведшую на Джефти, с одной стороны, отрезал

неприятелю

отступление по этой дороге, с другой — гарантировал египетским войскам

возможность

маневрировать по этой дороге. Наконец, центральная, очевидно, наиболее

сильная часть

египетского войска предназначена была для нанесения решительного удара

неприятелю,

правый фланг которого находился под угрозой обхода с севера и окружения.

Поэтому

сиро-палестинские войска были принуждены принять бой в неудобных для них

условиях.

Описывая расположение египетских войск, египетский летописец, как это и

подобало

льстивому придворному историографу, приписывает всю заслугу победы

фараону,

который, по его словам и согласно религиозным верованиям того времени, находился под

охраной самих богов. Однако на самом деле победа египтян, очевидно, объясняется их

численным превосходством и большей военной организованностью и, кроме

того, тем,

что египетскому войску удалось благодаря скорости его передвижений и

большей

маневренности занять очень выгодную боевую позицию. Когда утром в день

боя сирийцы

увидели расположение египетских войск, они, возможно, сделали попытку

растянуть свой

правый фланг к северу, по направлению к Мегиддо, чтобы избежать обхода с

севера и

окружения, а также для того, чтобы приблизиться к крепости, откуда они

рассчитывали

получить подкрепления и куда они могли скрыться в случае поражения.

Однако этот

маневр, предпринятый перед самым боем в виду неприятеля, надвигавшегося

на

сирийские войска в полном порядке, не удался и лишь привел к ослаблению

сирийского

центра. Центральная группа египетского войска, быстро наступая на

противника, легко

прорвала растянувшуюся линию сирийского войска и стала угрожать тылам его

флангов,

чем внесла полную деморализацию в ряды неприятеля, наголову разбитого

главным

образом в долине Кина, где, очевидно, и произошел основной [116] прорыв

неприятельской линии. Эта блестящая победа египетского войска образно

описана

автором «Анналов» в следующих словах:

«И тогда стал побеждать их его величество во главе своего войска.

А когда они увидели, что его величество побеждает их, они поторопились

бежать, будучи

разбиты, к Мегиддо, с лицами полными страха».41) Факт быстрого разгрома неприятельского войска именно в долине Кина

благодаря

энергичному и стремительному удару египетского отряда, находившегося под

командованием самого Тутмоса III, подтверждается надписью в Джебель-

Баркале,

содержащей ряд интересных деталей относительно первого похода Тутмоса III в Сирию.

Так, в этой надписи говорится: «И вот это было в долине Кина, [когда они]

разбили лагерь

в... случилось дело удачное для меня среди них. Мое величество атаковало

их, и они сразу

обратились в бегство; сраженные падали, [образуя] кучи трупов».42) Судя по тексту «Анналов», сиро-палестинские войска потерпели полное

поражение под

стенами Мегиддо. Только некоторые военачальники, очевидно, во главе с

князьями

Мегиддо и Кадеша, о пленении или смерти которых ничего не сказано в

«Анналах», а

также небольшое количество воинов, стремительно бежавших в Мегиддо, смогли

скрыться за мощными стенами этой крепости. Панически отступая, «они

бросили лошадей

своих, колесницы свои из золота и серебра. Их втащили, держа их за их

одежды, в этот

город, так как жители эти заперли от них этот город и [спустили] они

[одежды, чтобы

поднять их наверх, в этот город]».43)

Этот яркий эпизод, который мог сохраниться в памяти только у очевидца

событий,

подтверждает предшествующие слова летописца о том, что северный фланг

египетского

войска накануне боя находился к северо-западу от Мегиддо, и отчасти

объясняет смысл

данной диспозиции. Очевидно, этот фланг должен был угрожать

непосредственно самой

крепости и помешать ее защитникам сделать во время боя вылазку, чтобы

поддержать

сиро-палестинские войска. С другой стороны, этот северный отряд

египетских воинов

воспрепятствовал жителям Мегиддо открыть ворота города, чтобы принять под

защиту

крепостных стен всех сирийцев, бежавших с поля сражения. Таким образом, северный

фланг египетского войска, возможно, не принимавший непосредственного

участия в

сражении, создав непосредственную угрозу самому городу, дал возможность

центру и

правому флангу полностью разгромить сиро-палестинское войско. Это имело

большое

значение для дальнейшего хода военных действий, так как если бы

неприятельские силы

[117] укрылись в стенах Мегиддо, то гарнизон этой мощной крепости, усиленный

полевыми войсками, избежавшими разгрома, мог бы оказать длительное

сопротивление

Тутмосу III и создать ему ряд осложнений при последующем развертывании

этой военной

кампании. Именно поэтому данный эпизод был отмечен составителем

«Анналов». Наше

предположение, что северный отряд египетского войска был предназначен в

некоторой

степени для быстрого захвата Мегиддо в случае удачного исхода битвы, подтверждается и

словами летописца, который указывает, что стремительное занятие Мегиддо в

момент

создавшейся среди врага паники предусматривалось планом военных действий, разработанным накануне в царской палатке. Летописец говорит: «И если бы

войско его

величества не отдало своего сердца захвату имущества этих врагов, то они

[захватили] бы

Мегиддо в тот момент, когда второпях втаскивали этого презренного врага

из Кадеша

вместе с презренным врагом из этого города (Мегиддо. — В. А.), чтобы дать

им войти в их

город. Ведь страх перед их величеством проник в их члены, и руки их

потеряли свою

силу. Царская диадема одержала победу над ними».44) Приняв все меры к тому, чтобы полностью разгромить врага под стенами

Мегиддо и даже

в случае победы захватить город, пользуясь паникой среди неприятеля, Тутмос III, однако,

не учел примитивных грабительских инстинктов, которые всегда охватывали

войска

древневосточных рабовладельческих деспотий после большой победы. Можно

думать,

что грабить сиро-палестинский лагерь бросились не только воины

центрального отряда и

южного фланга египетского войска, но даже того северного отряда, который

не принимал

непосредственного участия в битве и был предназначен для быстрого захвата

крепости

после одержанной победы. Но, с другой стороны, захват огромной добычи под

стенами

Мегиддо был наглядным показателем значительного успеха, достигнутого

египетским

войском в результате завершения первого этапа этой кампании. Ведь не надо

забывать,

что захват всякого рода добычи, в первую очередь пленных, обращавшихся в

рабство, был

одной из важнейших целей, которые преследовали древневосточные деспоты, ведшие

нескончаемые захватнические войны. Поэтому и в официальных и в частных

надписях

того времени всегда подробно перечисляется добыча, захваченная после

каждой победы,

после завершения каждого победоносного похода в иноземную страну.

Соответственно с этим и автор «Анналов» с восторгом описывает в

приподнятых словах

богатую добычу, захваченную египтянами под стенами Мегиддо, а также

ликование

войска.

«И тогда их кони и их колесницы из золота и серебра были [118] захвачены, став их

легкой [добычей]. Их [бойцы] лежали распростертые, подобно рыбам в углу

сети. А

могучее войско его величества подсчитывало имущество, им принадлежавшее.

И вот была

захвачена палатка [этого] презренного [врага], украшенная серебром... И

тогда все войско

стало ликовать и воздавать хвалу [Амону, за победу], которую он даровал

сыну своему [в

этот день]. И восхваляли они его величество, превознося его победу. И они

принесли

легко захваченную ими добычу: руки, живых пленников, коней, колесницы из

золота и

серебра и пестро раскрашенные».45)

Эти образные слова летописца особенно ярко подчеркивают стремительность

египетской

атаки и молниеносный разгром сиро-палестинских войск. Противник, разбитый

наголову

и обратившийся в паническое бегство, не смог спасти ценностей, которые

находились в

его лагере. Именно поэтому египетское войско сравнительно легко захватило

на месте боя

большую и богатую добычу. Особенно характерно то, что писец в перечне

захваченной

добычи на первом месте поставил пленников, а затем коней и колесницы, о

которых он

упоминает дважды в этом маленьком отрывке. В этом сказалась психология

типичного

рабовладельца, смотревшего на грабительские походы как на наиболее легкий

способ

захвата рабов. С другом стороны, египетское войско, очевидно, уступало

сирийским

войскам в количестве колесниц. Именно поэтому египетский летописец всегда

особенно

подчеркивал захват коней и колесниц, этого нового для египтян

технического оснащения

войска, столь необходимого при больших переходах и обеспечивавшего

быстроту

передвижения отдельных войсковых соединений.

Осада Мегиддо

Несмотря на блестящую победу, одержанную под стенами Мегиддо, египтянам

не

удалось, пользуясь воцарившейся среди вражеского войска паникой и

деморализацией, с

хода ворваться в Мегиддо и овладеть этой сильной крепостью. Это

обстоятельство было,

несомненно, крупной неудачей египтян, на которую откровенно указал Тутмос

III в

специальном приказе, отданном по войску сразу же после битвы.

«...И тогда его величество отдал приказ своему войску, сказав:

«О если бы вы, [прекрасное войско] победоносного [царя], захватили [этот

город], то я бы

отдал [всю страну за этот город, согласно приказа] Ра, отданного в этот

день, так как все

князья всех непокорных северных стран находились в нем, так как захват

Мегиддо [равен]

захвату тысячи городов»».46) [119]

И действительно, стремительный захват Мегиддо имел бы огромное значение

для

быстрого окончания всей кампании. Во многих надписях времени Тутмоса III отмечается

крупнейшее военно-стратегическое значение Мегиддо, который господствовал

над узлом

важных торговых военных путей и князь которого вместе с князем Кадеша

возглавлял

союз сиро-палестинских князей, направленный против Египта. В перечне

покоренных

Тутмосом III северных городов и областей упомянуты 359 названий

местностей,

правители которых, очевидно, со своими войсками были осаждены Тутмосом

III в

Мегиддо.47) Наконец, в надписи из Джебель-Баркала говорится, что в

Мегиддо пришли

«330 вождей, каждый [из которых] был во главе своего войска».48) Все это

указывает на

то, что Мегиддо был большой и сильной крепостью, под защитой мощных стен

которой

могло укрыться не только многочисленное боеспособное население, но также

и довольно

значительный гарнизон. В той же надписи говорится, что Тутмос III осаждал

Мегиддо в

течение семи месяцев. Понятно поэтому, что взятие Мегиддо означало для

египтян

овладение важнейшим центром Палестины и Южной Сирии и равнялось взятию, по

образному выражению летописца, «1000 городов» или целой страны. 49) Правильно

проведенная осада Мегиддо могла бы отдать в руки египтян все войска

неприятеля,

находившиеся в крепости, и к тому же большую добычу, так как Мегиддо был, невидимому, большим и богатым городом. С другой стороны, осада города

могла бы

максимально сократить потери египтян, в то время как штурм был сопряжен с

большим

риском.

В надписи из Джебель-Баркала, крайне сжатой и краткой, Тутмос III подчеркнул значение

Мегиддо и его осады несколькими словами, в которых сообщается, что царь

«осаждал его

в течение семи месяцев». 50) В «Анналах» описываются крупные осадные

работы, которые

были произведены египетскими войсками, чтобы полностью изолировать

крепость. По

приказу царя египтяне заняли строго установленные позиции вокруг Мегиддо, окружив

его плотной цепью войск так, чтобы «знал каждый человек место свое».51) Протяженность

внешнего кольца укреплений была измерена и на основе этих измерений в

непосредственной близости от города были возведены оцепляющие город

укрепления.

Судя по «Анналам», эти укрепления состояли из вала и палисада, построенного из

местных пород деревьев.52) Особенное внимание как командования египетских

войск, так

и всех воинов было обращено на то, чтобы отрезать Мегиддо от возможных

подкреплений

и подвоза продуктов. Поэтому царь приказал войскам: «Не дайте выйти ни

одному из них

за пределы укрепления этого».53) Судя по описанным выше крупным

подготовительным

работам, осада была длительной, [120] трудной и сложной. Составитель

«Анналов»

указывает на то, что происшедших за время осады событий «было слишком

много, чтобы

записать это в записях согласно приказа этого». Отсюда видно, что, помимо

«Анналов»,

существовала более подробная запись походов Тутмоса III, в которой все

события

отмечались «под названием [соответствующего] дня». Эти записи, занесенные

на

кожаный свиток, хранились впоследствии в храме Амона в Фивах. 54) К

сожалению, этот

документ не сохранился и поэтому мы не можем восстановить события осады

Мегиддо во

всех подробностях. Но совершенно ясно, что осада привела к полной

капитуляции войск

сиро-палестинской коалиции, разбитых под Мегиддо и частично укрывшихся за

стенами

города. После семимесячной осады защитники Мегиддо заявили фараону о

своей

готовности сдаться на милость победителя, проявившего столь большое

упорство во

время осады. Основной причиной сдачи Мегиддо был голод, начавшийся в

городе. В

надписи около шестого пилона Карнакского храма Амона говорится, что «не

вдыхали они

(жители Мегиддо. — В. А.) дыхания жизни», так как они были окружены

осадными

укреплениями египтян. В «Анналах Тутмоса III» и в надписи из Джебель-

Баркала очень

выразительно и образно, но в различных словах описывается, как сиро-

палестинские

князья вышли из крепости, неся фараону многочисленные дары и умоляя его

пощадить их

жизнь. В надписи из Джебель-Баркала сообщаются интересные сведения о том, что эти

князья послали фараону вместе с дарами своих детей, очевидно, в качестве

заложников, а

затем дважды дали Тутмосу III клятвенное обещание не восставать больше

против

господства египтян и не причинять фараону «снова зла».55) Взяв в Мегиддо

большую

добычу, состоявшую из пленников, лошадей, колесниц, бронзовых доспехов, оружия,

золота, серебра и скота, Тутмос III, как говорится в надписи из Джебель-

Баркала, отпустил

сдавшихся князей на свободу, приказав «открыть им путь в их города». С

особенной

гордостью и некоторой насмешкой над побежденными египетский писец от

имени

фараона сообщает о том, что побежденные иноземные князья отправились к

себе домой на

ослах, так как все их лошади были взяты фараоном в виде трофейной добычи.

Очевидно,

египтяне даже в эти времена старались после каждой победы захватить всех

лошадей и

все колесницы, которые в Египте столь высоко ценились, так как давали

возможность

организовывать новый вид воинских частей — колесничные отряды, обеспечивавшие

значительно большую маневренность египетской армии. Однако логическое

ударение в

этой, как и во многих других победных надписях, поставлено на следующей

фразе, в

которой говорится, что царь угнал в Египет в качестве [121] пленников

вместе с их

имуществом «жителей городов», по-видимому, находившихся под властью

Мегиддо и

сдавшихся вместе с ним. Ведь именно с этой целью в те времена велись

военные походы в

соседние страны.

Взятие Мегиддо означало не только разгром главных сил сиро-палестинской

коалиции,

направленной против Египта. Взятие Мегиддо отдавало в руки фараона всю

Палестину и

открывало ему путь на север, к предгорьям Ливана, где находились важные

торговые

города, над которыми, очевидно, господствовал упорный враг Египта — князь

Кадеша

(Кинзы). 56)

Стремясь как можно скорее реализовать все выгоды положения, которое

создалось в

Сирии после падения Мегиддо, Тутмос III тотчас двинулся на север и занял

три города:

Инуаму, Иниугаса и Хуренкару, упрочив тем самым свои позиции в Южной

Сирии.57) Но

можно думать, что, несмотря на крупные успехи египетских войск, сопротивление

местного населения не было окончательно сломлено. Поэтому Тутмос III вынужден был

построить крепость, «после своей победы среди вельмож страны Ременен, под

названием

«Тутмос — покоритель иноземцев»».58) Эта новая крепость должна была стать

оплотом

военного могущества египтян в покоренных ими областях Южной Сирии.

Значение первого похода Тутмоса III в Сирию

«Анналы Тутмоса III» очень кратко сообщают о том, как хозяйничали

египетские

завоеватели в занятой ими стране. Очевидно, не только во время осады

Мегиддо, но и

после взятия этого города египтяне жестоко опустошили всю окружающую

местность, в

частности сняв жатву с полей. Правители всех городов и областей были

смещены, а на их

место фараон «заново назначил правителей каждого города».59) Отсюда можно

сделать

вывод, что местное население было далеко еще не полностью покорено, что

часть местной

аристократии упорно сопротивлялась египетскому господству и что поэтому

Тутмос III

был вынужден применить политику террора по отношению к мятежной части

местного

населения, опираясь на проегипетскую группу местной аристократии.

Однако первый поход Тутмоса III был расценен современниками в качестве

крупного

события. Именно поэтому этот поход столь подробно описан в «Анналах

Тутмоса III» и

отдельные его эпизоды упомянуты в других надписях того времени. И

действительно,

спустя долгое время египетские войска снова вторглись в Палестину и

Сирию, наголову

разбили коалицию сиро-палестинских князей, которую, возможно, поддерживала [122]

Митаннийская держава, покорили племена Палестины и ливанских предгорий, захватили

большую добычу и завоевали обширную территорию, пробив тем самым широкую

дверь в

страны Передней Азии.

Чтобы отметить большое значение этого похода и одержанных во время него

побед,

Тутмос III учредил целую серию торжественных праздников и пожертвовал

большие

богатства храму Амона в Фивах. На внутренней стороне южной части шестого

пилона

Карнакского храма высечена особая надпись, в которой подробно описываются

все

религиозные торжества и царские дары жречеству, которые имели большой

социально-

политический смысл, так как должны были укрепить опору рабовладельческой»

деспотии

— аристократическое жречество и тем самым упрочить рабовладельческий

строй в целом.

В этой надписи говорится о том, что царь установил «праздник победы», после того как

он вернулся «из первого победоносного похода, разгромив презренную страну

Речену,

расширив границы Египта в 23-м году после победы». Судя по этому

описанию, царь

трижды праздновал свой «праздник победы», причем торжество каждый раз

продолжалось несколько дней. Одновременно с этим были учреждены и богатые

жертвоприношения, в частности большим обелискам, которые царь поставил в

храме

Амона, а также царским статуям, что должно было укрепить не только культ

бога Амона,

но и культ обоготворенного царя.60) Особенно характерно в этой надписи

подробное

сообщение о передаче царем храму Амона большого количества пленников и

даже трех

городов, завоеванных в Сирии. Наконец, в этой же надписи царь дает

подробное

наставление жрецам, чтобы они были «бдительны в исполнении своих

обязанностей».61)

Так все более укреплялась связь между высшим фиванским жречеством и

царской

властью.

Первый поход Тутмоса III в Сирию значительно упрочил положение Египта в

Передней

Азии в качестве сильной и могущественной военной державы, энергично

вступившей на

путь завоеваний с целью захвата добычи и использования ресурсов

Палестины, Сирии и

Финикии. Вполне естественно, что даже объединенным силам сиро-

палестинской

коалиции было трудно сопротивляться египетскому нашествию. Мы имеем

некоторые

основания предполагать, что большое Митаннийское государство оказывало

некоторую

поддержку сиро-палестинским князьям, ведшим упорную борьбу с Египтом; Митанни в

этот период, опасаясь усиления Египта в Передней Азии, с одной стороны, поддерживало

те страны и государства, которые вели войну с Египтом, а с другой —

оказывало давление

на покоренные народы, стремившиеся освободиться от митаннийского ига и

для этого

заручиться поддержкой Египта. [123]

Ассирия долго была под митаннийским влиянием и неоднократно боролась за

свою

независимость с митаннийскими царями в середине II тысячелетия. На 24-м

году

царствования Тутмоса III, т. е. вскоре после его первого похода в

Переднюю Азию,

ассирийский царь прислал различные ценности фараону, которые автор

«Анналов»

горделиво назвал «приношениями вождя Ашшура», перечислив их наряду с

приношениями из страны Речену, т. е. с данью завоеванной страны.

Разумеется, Ассирия

не могла в то время ни быть завоеванной Тутмосом III, ни послать в

далекий Египет свою

дань, признав гегемонию Египта. Поэтому неправ Грапов, который слово

—

«приношения» понимает и переводит как «дань». Впрочем, он сам не всегда

придерживается такого понимания этого слова, иногда переводя его как

«приношения»

или иначе. 62) Очевидно, эти «приношения» ценных предметов, в частности

лазурита, были

лишь знаками внимания и сочувствия египтянам, которые таким образом

выразил

ассирийский «князь» (или вождь) египетскому фараону. С другой стороны, это могли

быть товары, присланные в Египет с целью установления торговых отношений

между

Ассирией и Египтом. Ведь несколько позднее ассирийский царь Ашшурубаллит

писал

Эхнатону о своем намерении отправить в Египет посла и о своем желании

получить из

Египта золото, по-видимому, в обмен на ассирийские товары, колесницы, лошадей и

лазурит, которые Ашшурубаллит послал Эхнатону. В письме Ашшурубаллит

напоминал

Эхнатону, что некогда ассирийский царь Ашшурнадинаххе получил из Египта

20 талантов

золота.63) Ассирийские цари, конечно, знали, что хурриты, тесно связанные

Митаннийским царством, довольно глубоко проникли в Сирию и Палестину. На

это

указывает ряд фактов, частично извлекаемых из переписки Амарнского

архива.64) Именно

поэтому, стараясь освободиться от митаннийского влияния, ассирийский царь

пытался

установить непосредственные сношения с египетским фараоном, который нанес

сильный

удар митаннийскому влиянию в Палестине и Сирии, разгромив сиро-

палестинский союз

князей, поддерживаемый Митанни.

Наряду с приношениями «князя Ашшура» египетский летописец под 24-м годом

царствования Тутмоса III отметил приношения из страны Речену (по

реконструкции

текста Зете). Очевидно, в Египте особенно ценили эти «приношения», состоявшие

частично из дани, а частично из товаров. Это были главным образом кожаные

деревянные изделия, служившие для оборудования колесниц и запряжек, а

также

различные ценные сорта дерева. Ведь последние издревле вывозились из

Сирии в Египет,

а конная упряжь, колесницы и лошади в большом [124] количестве

доставлялись из

Передней Азии в Нильскую долину в течение всего периода XVIII династии.

Вполне

естественно, что торговые города Сирии, Палестины и Финикии, в частности

города в

районе Ливана, играли большую роль в достатке этих ценных для Египта

предметов.

Завоевание Тутмосом III больших территорий в этих странах дало

возможность египтянам

увеличить доставку в Египет ценных сортов дерева и всякого рода

оборудования для

колесниц и конных запряжек. Таким образом, египетский летописец, не

мудрствуя лукаво,

отметил один из экономических результатов первого похода Тутмоса III в

Переднюю

Азию.

Первый поход Тутмоса III в Палестину и Сирию настолько укрепил

господствующее

положение Египта в этих странах, что египтяне стали смотреть на Хару и

Верхнее Речену

как на страны, поверженные самим богом Амоном «под сандалии» фараона, как

это ясно

говорится в одной надписи из «Праздничного храма»

в Карнаке, возможно,

приуроченной к 25-му году царствования Тутмоса III. Тут же около этой

надписи

помещены многочисленные изображения растений и животных, доставленных в

Египет из

Верхнего Речену. В сопровождающей эти изображения надписи говорится:

«...Растения всякие необыкновенные и всякие прекрасные цветы, происходящие из страны

бога, [доставленные могуществу] его величества, после того как направился

его

величество и Верхнее Речену, чтобы покорить страны [северные], согласно

приказу отца

Амона, который поверг все страны под сандалии его от [этого дня] и до

[истечения]

миллионов лет».65) Очевидно, египтяне использовали завоевание областей

Палестины и

Сирии в хозяйственном отношении, вывозя из этих стран не только богатую

добычу, но и

различные, неизвестные ранее египтянам, виды растений и животных с целью

их

акклиматизации в Нильской долине.

Поход 29-го года

В «Анналах Тутмоса III» говорится, что на 29-м году его царствования был

совершен

пятый поход, а именно поход в страну Джахи. Поэтому многие исследователи

считали,

что Тутмос III в течение 24-28-го годов своего царствования совершил три

похода в

Сирию, причем находили возможным отнести второй, третий и четвертый

походы к

определенным годам. Однако в источниках этого времени, в частности в

«Анналах», не

сохранилось решительно никаких данных, которые позволили бы отнести эти

походы к

тому или иному году. Поэтому совершенно прав Грапов, который в своем

исследовании,

[125] посвященном «Анналам», указывает на то, что в «Анналах» под 24-м

годом

сохранилось лишь начало перечня дани, а под 25-28-м годами вообще ничего

не

сохранилось. Таким образом, всякого рода догадки о том, когда происходили

второй,

третий и четвертый походы Тутмоса III, в настоящее время все еще следует

считать

необоснованными.66)

Пять лет, протекшие между первым и пятым походом Тутмоса III в Переднюю

Азию,

были годами накопления сил для обеих враждовавших сторон. Сиро-

финикийские

княжества образовали за это время новую антиегипетскую коалицию, в

которой

значительную роль стали играть как прибрежные финикийские города, так и

города

Северной Сирии, среди которых в это время стал выдвигаться Тунип. 67) С

другой стороны, Египет, мобилизуя как свои собственные ресурсы, так и

ресурсы завоеванных ранее

областей Палестины и Южной Сирии (Хару и Нижнего Речену), стал готовиться

к новой

большой военной кампании в Передней Азии. Прекрасно понимая, что Египет

никогда не

сможет господствовать в Сирии, если он не встанет прочной ногой на

финикийском

побережье, Тутмос III организовал флот, задачей которого было покорение

городов

финикийского побережья и охрана морских коммуникаций, ведших из Финикии в

Египет.

Весьма возможно, что этим флотом командовал именно тот старый сподвижник

не только

Тутмоса III, но еще и Тутмоса II, вельможа Небамон, которого Тутмос III назначил

командиром «всех кораблей царя».68)

Пятый поход Тутмоса III имел целью изолировать Кадеш от его сильных

союзников на

финикийском побережье и тем создать благоприятные условия либо для

захвата Кадеша,

сильнейшего города средней Сирии и наиболее упорного врага Египта, либо

для

глубокого проникновения в долину Оронта с целью полной блокады и

дальнейшего

захвата Кинзы-Кадеша. Именно поэтому пятый поход был новым этапом в серии

завоевательных походов Тутмоса III в Сирию и в качестве такового описан в

особой главе

«Анналов», которая снова начинается торжественным вступлением: «Приказал

его

величество, чтобы были записаны победы, которые даровал ему его отец

[Амон], на

каменной стене храма, которую соорудил его величество заново [для отца

своего

Амона]..., [как приказано было самим этим богом, чтобы описан был каждый]

поход под

своим именем вместе с добычей, доставленной его величеством из этого

[похода]. ..».69)

Стараясь изобразить этот поход, так же, как и первый, оборонительным

походом,

предпринятым царем против азиатских «повстанцев», летописец продолжает в

следующих

словах: «Год 29-й. И вот его величество [в Джа]хи опустошал страны, восставшие против

него, [126] во время пятого победоносного похода».70) К сожалению, в

настоящее время не

представляется возможным отождествить название города Уарчет

который, как указывает летописец, был захвачен во время этого похода.

Судя по

дальнейшему тексту «Анналов», можно думать, что Уарчет был довольно

крупным

финикийским городом, так как в нем, по словам летописца, находился «склад

жертв» и,

очевидно, кроме того, святилище Амона-Горахте, в котором фараон принес

жертвы

фиванскому верховному богу. По-видимому, в этом большом финикийском

городе

находилась довольно значительная египетская колония. Раскопки в Библе, обнаружившие

остатки египетских храмов, ясно показы кают, что в некоторых больших

финикийских

городах жило много египтян и были построены египетские храмы. Имеются

основания

предполагать, что Уарчет находился сравнительно недалеко от Тунипа, входя

в сферу

влияния этого крупного города Северной Сирии, так как фараон при занятии

Уарчета

захватил вместе с другой большой добычей «гарнизон этого врага из Тунипа, князя этого

города».71) Вполне естественно, что правитель Тунипа, экономически и

политически тесно

связанный с городами финикийского побережья, опасаясь египетского

нашествия,

направил в Уарчет вспомогательные войска, для того чтобы общими усилиями

отразить

натиск египетских войск.

Стремление Египта захватить не только города финикийского побережья, но и

морские

коммуникации подчеркнуто и отрывке из «Анналов», в котором описывается

захват

египтянами «двух кораблей (снаряженных вместе с их командой. — В. А.) и

нагруженных

всякими вещами, рабами и рабынями, медью, свинцом (или оловом. — В. А.), минералом

исмери и всеми прекрасными вещами».72) Среди захваченной добычи писец

отметил

рабов, рабынь и металлы в качестве наиболее желанных для египтян

ценностей. Эти слова

писца ясно указывают на экономическое значение походов Тутмоса III в

Переднюю Азию.

На обратном пути египетский фараон опустошил большой финикийский город

Иартиту

73) с «его [запасами] зерна, вырубив все его хорошие деревья».74) Победы, одержанные египетскими войсками над неприятелем на финикийском побережье, отдали

в руки египтян богатый земледельческий район. По словам летописца, страна

Джахи,

занятая египетскими войсками, изобиловала садами, в которых росли

многочисленные

плодовые деревья. Страна была богата зерном и вином. Поэтому египетское

войско было

обильно снабжено всем тем, что ему полагалось получать во время похода.

Иными

словами, богатое финикийское побережье было отдано [127] на разграбление

египетскому

войску. Судя по тому, что в описании пятого похода Тутмоса III в Переднюю

Азию

упоминается лишь о взятии одного города Иарчета и об опустошении одного

лишь города

Иартиту, остальные города финикийского побережья не были захвачены

египтянами.

Именно поэтому египетский писец, описывая богатства страны Джахи, перечисляет лишь

фруктовые сады, вино и зерно, которые попали в руки египетских воинов, что и дало

возможность снабдить войско всем необходимым. С этим согласуется и

перечисление тех

приношений, которые были доставлены фараону во время этого похода. В этом

списке

приношений обращает на себя внимание большое количество крупного и

мелкого

рогатого скота, хлеба, зерна, пшеницы, лука, «всяких хороших плодов этой

страны,

оливкового масла, меда, вина», т. е. главным образом продуктов сельского

хозяйства.

Другие ценности перечислены либо в очень небольшом количестве (10

серебряных чаш)

или в самой общей форме (медь, свинец, лазурит, зеленый камень).

Очевидно, все местное

население скрылось со своими ценностями за крепкими стенами

многочисленных

финикийских городов, которые египетское войско не смогло занять. Таким

образом,

наиболее важным результатом пятого похода Тутмоса III был захват

нескольких опорных

пунктов на финикийском побережье и плацдарма, который мог дать

возможность во время

следующей кампании высадить здесь уже более крупные военные силы с целью

проникновения в долину Оронта и захвата наиболее важных городов

внутренней Сирии.

Наряду с этим некоторое значение имели захват большой добычи и

опустошение сельских

районов береговой Финикии. Несомненно, настроение египетского войска

должно было

быть приподнятым, так как, по словам летописца, «войско его величества

напивалось

[вдоволь] и умащалось оливковым маслом каждый день, как в праздники в

стране

египетской».75) Такими наивными словами и весьма откровенно

охарактеризовал

египетский писец материальную обеспеченность египетского войска, одержавшего в

Финикии ряд крупных побед. Вполне естественно, что эта материальная

обеспеченность

должна была обусловить и «бодрость духа» воинов. Конечно, и в те времена

материальная

база и моральный фактор играли огромную роль в военном деле, в

значительной степени

обеспечивая исход боевых операций. Характерно, что именно в этот период

египетской

истории мы находим ряд указаний в источниках на эти существенные

обстоятельства. Так,

отмечая полную обеспеченность египетского войска в Финикии, писец именно

этим

кончает свое описание пятого похода Тутмоса III в Переднюю Азию, как бы

ставя на этом

своеобразное логическое ударение. [128]

Шестой и седьмой походы Тутмоса III

Во время пятого похода в Переднюю Азию Тутмос III смог захватить лишь

некоторую

часть финикийского побережья. Но этот успех дал возможность фараону на

год, т. е. на 30-м году своего царствования, предпринять новый поход в

Сирию с целью

расширения завоеванных территорий и захвата важнейшего военно-

политического центра

внутренней Сирии — Кадеша. Имея в своем распоряжении отдельные пункты на

финикийском побережье и даже некоторый плацдарм для развертывания своих

военных

сил, Тутмос смог отправить войска из Египта в Финикию морем. Поэтому

летописец

назвал тостом поход «морским».76) Очевидно, одной из целей этого похода

было как

можно прочнее закрепиться на финикийском побережье, что, конечно, можно

было

сделать, лишь опираясь на сильный египетский флот. Так как основными

стратегическими

задачами этого похода было занятие финикийского побережья, проникновение

в долину

Оронта и захват Кадеша, то можно предполагать, что египетские войска

высадились в

Симире. Ведь именно отсюда открывался наиболее короткий и удобный путь, ведший по

долине реки Элейтероса в долину Оронта. С другой стороны, захват большого

города

Симиры позволял египетским войскам укрепить свои позиции па финикийском

побережье. Предположение, что египтяне высадились в Симире, подтверждается и тем,

что, согласно «Анналам», египетские войска после взятия Кадеша вернулись

обратно в

Симиру, которая названа египетским летописцем Джемара.77) Высадив свои войска на финикийском побережье, вероятно, в Симире, Тутмос

III повел их

по долине Элейтероса к Кадешу, чтобы, наконец, покончить со своим

давнишним врагом,

имевшим столь большое влияние в Палестине, Сирии и Финикии. Кадеш,78) выгодно

расположенный в плодородной равнине верхнего течения реки Оронта в центре

скрещения торговых путей, шедших из Палестины в Северную Сирию, и от

финикийского

побережья в глубь страны, был в те времена важным политическим и торговым

центром,

постоянно возглавлявшим все антиегипетские коалиции сиро-палестинских

князей.

Окруженный со всех сторон водами Оронта, его притока и соединявшего их

канала,

защищенный мощными стенами, Кадеш представлял собой сильную крепость.

Поэтому

понятно, что войскам Тутмоса III пришлось начать осаду этого древнего

сирийского

города, о которой можно лишь догадываться на основании крайне лаконичных

сообщений

летописца: «Прибытие к городу Кадешу, его разрушение, порубка его

деревьев, сбор его

урожая».79) Очевидно, египтяне принуждены были осадить [129] Кадеш

совершенно так

же, как несколько лет назад они осаждали Мегиддо. Деревья вокруг Кадеша

были

вырублены для сооружения осадных укреплений. Осада, возможно, была

длительном, так

как египтяне собрали урожай на полях, окружавших Кадеш, т. е., иными

словами,

простояли под Кадешем вплоть до осени. Однако защитникам города не

удалось отбить

атаки неприятеля. После длительной осады Кадеш был взят египетскими

войсками и

разрушен. После взятия Кадета египетские войска вернулись прежним путем в

Симиру,

затем вторично взяли город Иартиту, поступив с ним так же, как и с

Кадешем, т. е. предав

его разрушению. Чтобы полностью подавить сопротивление непокорных сиро-

финикийских князей, Тутмос III взял в качестве заложников их детей и

братьев и увел с

собой в Египет. «Анналы Тутмоса III» отмечают это событие в следующих

словах: «И вот

доставлены были дети князей и братья их, чтобы содержаться в укрепленных

лагерях

Египта». Очевидно, фараон старался подчинить этих заложников египетскому

культурному и политическому влиянию, чтобы воспитать из них будущих

друзей Египта.

Поэтому «если кто-либо из этих князей умирал, то его величество приводил

[сына] его,

чтобы поставить на его место».80) Только падение Кадеша дало возможность

египетскому

фараону увести с собой в Египет этих знатных заложников и таким образом

искусственно

создать себе среди них будущую опору своей политики. Насколько велико

было

политическое влияние Кадеша в Сирии, видно из того, что Тутмос III после

взятия Кадеша

увел в Египет 36 таких заложников.

Первые шесть походов, предпринятых Тутмосом III в Переднюю Азию, привели

завоеванию египтянами всей Палестины и значительных частей Финикии и

Сирии, что

укрепило положение и влияние Египта в Передней Азии. Однако некоторые

финикийские

и сирийские города все еще сохраняли свою независимость и пытались

организовать

сопротивление египетскому господству в Финикии и Сирии. Поэтому Тутмос

III

принужден был на 32-м году своего царствования предпринять новый поход в

Переднюю

Азию с целью окончательного покорения этих все еще независимых и

непокорных

финикийских городов. В «Анналах» очень кратко сообщается о том, что

фараон во время

этого похода занял находившийся близ Симиры финикийский город Уллазу, который

назван египетским летописцем Иунрачу.81) Очевидно, Уллаза была крупным

центром, вокруг которого группировались силы антиегипетской коалиции

сиро-финикийских

князей. Большую роль в этой коалиции играл и сирийский город Тунип, который во время

этого похода поддерживал Уллазу. В «Анналах» сообщается, что во время

взятия Уллазы

египтяне захватили среди прочих пленных [130] «сына этого врага из

Тунипа», т.е. сына

князя Тунипа, который, по-видимому, с отрядом вспомогательных войск был

послан из

Тунипа в Уллазу, чтобы задержать дальнейшее продвижение египетских

войск.82) Однако, несмотря на помощь сирийских городов, Уллаза была

занята египетским войском, как это

подчеркнуто в «Анналах», «в очень короткое время. И все имущество его

стало легкой

добычей» египтян.83) Отсюда можно сделать вывод, что египтяне имели

значительный

численный норовое над коалицией сиро-финикийских князей не только на

суше, по и на

море. Ведь упоминание о том, что неприятельский город был захвачен «в

очень короткое

время», встречается в «Анналах» в первый раз. Вероятно, этими словами

летописец хотел

подчеркнуть, что только теперь, во время седьмого похода Тутмоса III в

Переднюю Азию,

ясно обнаружился серьезный перенес египетских военных сил.

Опираясь на свои войска, превосходившие войска противника, и на

достигнутые ранее

успехи, Тутмос III принял ряд мер для того чтобы прочнее закрепиться на

финикийском

побережье и прекратить его таким образом в постоянный плацдарм дли

развертывания

своих военных сил против государства Митанни. В «Анналах» сообщается о

том, что «все

гавани, в которые прибывал его величество, были снабжены прекрасными

лесами,

всякими хлебами, оливковым маслом, благовониями, вином, медом и всякими

прекрасными плодами этой страны». 84) Очевидно, Тутмос III организовал в

городах

финикийского побережья постоянные базы продуктового снабжения египетского

войска,

которое благодаря этому могло совершать длительные походы в глубь страны.

Основным

источником снабжения этих приморских городов были занятые египтянами

области

Палестины, Сирии и Финикии, главным образом, плодородная страна Речену, которая, по

словам летописца, поставляла египтянам большое количество самых

разнообразных

продуктов. На попытку Тутмоса III как можно прочнее укрепиться в

захваченных

областях Передней Азии указывают слова летописца, что повинности Речену

должны

были доставляться в «Дом серебра», т. е. в царскую сокровищницу, совершенно так же,

как повинности Нубии.85) Таким образом, завоеванные области Палестины, Сирии и

Финикии стали рассматриваться фараоном как завоеванные области Нубии, которые уже

были включены в состав египетского государства. Это обстоятельство ясно

указывает на

укрепление египетского господства и влияния в областях Передней Азии, завоеванных

силой египетского оружия. [131]

Восьмой поход Тутмоса III Завоевание Палестины, городов финикийского побережья и Южной Сирии, наконец,

проникновение в долину Оронта и захват сильной крепости Кадеша открыли

египетским

войскам стратегически важные дороги, ведущие на север, в Северную Сирию, и на северо-

восток, в долину среднего Евфрата, где находились страна Нахарина и

могущественное

государство Митанни. Очевидно, именно эти два направления имели в тот

момент

наибольшее значение для Египта и поэтому по этим двум направлениям

египетские

войска нанесли главные удары неприятелю во время восьмого похода Тутмоса

III,

который им был предпринят на 33-м году царствования. Захватив буферные

страны

Палестину, Финикию и Сирию, Египет стремился установить непосредственные

взаимоотношения с двумя большими государствами Передней Азии — Хеттским

государством, находившимся в восточной части Малой Азии, и Митаннийским

царством,

расположенным в северо-западной части Месопотамии. Выход Египта к

< Назад Далее >

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги