Воевода заморских земель

Глава 15 Теночтитлан. Сентябрь — октябрь 1478 г.

Над Мойотланом — «комариным» районом Мехико — тяжело нависала полная оранжевая луна, заливая улицы, дома и храмы мерцающим медным светом. Ветер дул с западных гор, принося прохладу, шевелил корявые лапы деревьев, гнал по каналам мелкие оранжево-черные волны. Ничто не нарушало ночной тишины, кроме плеска волн, отдаленных песен жрецов с теокалли да переклички стражи.

Пятеро воинов, с маленькими круглыми щитами, украшенными разноцветными перьями попугая, прохаживались вдоль главной улицы Мойотлана, тянувшейся дальше по дамбе за черту города, к крепости Акачинанко. Воины, вооруженные копьями и палицами, внимательно вглядывались в городскую окраину — райончик-то был тот еще! Третьего дня, к примеру, у оставленной в храме умершей женщины отрезали и украли большой палец с левой руки — гарантия счастья и удачи для воров, коими кишмя кишел не только главный рынок-тиангис, но и почти все окраины, тем более — Мойотлан. Проходя мимо небольшого квадратного здания, стражники крепче сжали в руках оружие — именно из этого храма унесли палец и явно уж не для того, чтоб просто так им любоваться — видно, готовили крупное дело: налет на какой-нибудь купеческий склад или на богатый дом.

— Посматривайте внимательней, ребята, — остановившись на небольшой круглой площади напротив храма, напутствовал стражников старший. — Да в переулки без нужды не суйтесь, особенно по одному.

Молча кивнув, разделившиеся на пары воины направились вдоль главной улицы, останавливаясь почти на каждом углу, но никуда не сворачивая — помнили наказ старшего, на рожон не лезли, да и, честно говоря, нужды особой не было останавливаться — тихо все было, спокойно. Только вот, как только разошлись стражники, промелькнули в боковом переулочке темные, закутанные в плащи, тени. Конечно же, их и не заметили ушедшие воины, зато хорошо видел старший. Но, странное дело, никак не отреагировал: ни соратникам не крикнул, ни палицу от пояса не отцепил. Наоборот, копье к глиняному заборчику прислонив, небрежно так к дереву привалился да спокойно сказал в темноту:

— Можете идти, друзья. Только быстрее.

Ночные тени словно того и ждали. В миг объявились у дерева, по одному перебежали улицу.

— Спасибо тебе, Куамок, — обернувшись, поблагодарил стражника последний из убегающих. — Храни тебя Христос за все дела твои. Может, пойдешь сегодня с нами?

— И вас пусть охраняет Господь, — перекрестился в темноту Куамок. — Увы, сегодня не смогу быть с вами — со мной молодые йааки. Свет учения Христова еще не дошел до их бедных сердец. Идите же быстрее, друзья, пока не вернулись мои йааки. На обратном пути будьте осторожней — говорят, сам нечестивый воевода Тисок сегодня проверяет посты. Может, конечно, и врут — но вы все равно опасайтесь, уходите через Астауалько. Хоть и дальше, да зато и там сегодня наши дежурят, Иштиак, наверное. Вы его знаете.

— Иштиак — добрый христианин, — согласились из темноты. — Еще раз спасибо тебе, Куамок, и да пребудет с тобой благодать Христова.

Зашуршали под ногами уходящего сорванные ветром листья.

Едва христиане ушли, как слева и справа от площади послышались чьи-то приглушенные голоса — это возвращались молодые воины — йааки.

— Ну, как? — выйдя из темноты, спросил у них Куамок. Свет луны осветил его лицо — некрасивое и страшноватое на вид. Через все лицо, от левого уха до нижней губы, тянулся рваный уродливый шрам — след тлашкаланского макуавитля.

— Все в порядке, досточтимый Куамок, — все, как один, доложили йааки… Нет, впрочем, не все, как один, — самый молодой, пятнадцатилетний Кашатль конфузливо переминался с ноги на ногу.

— Что-то не так, мой мальчик? — Куамок внимательно вгляделся в карие глаза воина.

— Кажется, там… — отвечавший кивнул в сторону дамбы, — …лодка покачивается на волнах.

— И что? Мало ли, чья там лодка.

— Нет, досточтимый. — Кашатль покачал головой. — Как-то не так покачивается она, словно бы и не по ветру, словно прячется там за ней кто-то в воде. И… — Он замялся. — И там, я заметил, из воды палочка торчит, тростинка… Думаю, через нее вполне возможно дышать.

— Да не слушай ты его, Куамок! — со смехом махнул рукой напарник Кашатля. — Показалось ему все, а насчет тростника — так что там, в полутьме, увидишь?

— Нет, не показалось! — заспорил Кашатль и совсем по-детски обиженно поджал губы. — Не показалось, а точно было!

— Чего ж ты не проверил?

— Так ведь досточтимый Куамок запретил с улицы уходить!

Йааки посмотрели на старшего.

— Что ж, — немного подумав, кивнул тот. — Вы дежурьте дальше — пройдитесь к центру, а мы… а мы с Кашатлем проверим, что там за лодка да что там за тростник.

— Может, все-таки вместе?

— Чтобы спугнуть? Нет уж, идите. Ну и прислушивайтесь. Если что, крикнем.

Воины ушли.

Куамок посмотрел им вослед, перевел взгляд на луну, висевшую в темном небе оранжевым шаром, затем взглянул на молодого йаака:

— Ну, пошли, Кашатль. Посмотрим, что там за тростник.

Они свернули за угол и осторожно спустились к каналу. Чуть слышно плескались волны, в них отражалась луна и черные тени деревьев. Никакой лодки видно не было.

— Вон она, там! — возбужденно шепнул Кашатль, вглядевшись во тьму. Да Куамок и сам уже увидел, вернее, сначала услышал еле различимый плеск весла.

— Бежим наперерез, через площадь! — Молодой воин сжал двумя руками копье. — Никуда они от нас не денутся!

Куамок кивнул и побежал вслед за йааком, на ходу нащупывая под плащом острый обсидиановый нож. Такой нож хорошо незаметно вонзить под ребро… несчастному Кашатлю. Если, конечно, в лодке были именно те люди, про которых думал Куамок, — тайные христиане Теночтитлана. Ну, а кому еще там быть? Как раз сегодня ночью, вот уже сейчас, начиналась служба в храме Николая Угодника, что спрятан средь подсобных помещений старого мастера — составителя перьев Шлатильцина, старосты православной общины. Именно туда и пробирались сегодня люди, верующие во Христа. Если бы кто-то из представителей власти узнал об этом храме — все его посетители приняли бы мученическую смерть на алтаре Тлалока или Уицилапочтли. Впрочем, они не боялись смерти. Гораздо хуже был бы полный разгром храма и уничтожение общины. Поэтому не в меру внимательного йаака необходимо было убить, хоть это и шло вразрез с учением Иисуса Христа и личными симпатиями Куамока — он любил Кашатля, как сына.

Они нагнали лодку на повороте. Небольшой, узкий челн неслышно причалил к берегу, чуть ниже храма одного из квартальных богов. Рядом, прямо напротив, находился просторный дом старосты Шлатильцина, огороженный глухим высоким забором. Там, в кустах, и затаились стражники. Куамок вытащил из-за пояса нож. Прости, Господи…

— Вылезли из лодки, — прошептал Кашатль, внимательно вглядываясь в темные воды канала. — А ведь, похоже, они идут сюда.

Куамок невесело усмехнулся. Ну, куда им еще идти?

— Ты где спрятал лестницу? — подойдя ближе к забору, шепотом поинтересовался один из лодочников — стройный, ловкий и, по всей видимости, сильный. Несмотря на ночной холод, он был без плаща, в одной набедренной повязке, и было видно, как бугрились его мускулы.

— Где-то здесь бросил, — дрожащим голосом ответил его напарник — молодой, чуть старше Кашатля — парень.

— «Где-то»! — передразнил первый. — Давай, ищи скорей. И дернуло же меня связаться с тобой, Кастиак!

— Да вон она, лестница! — нашарив что-то у стены, глухо воскликнул Кастиак. — Помню ведь, именно сюда и положил. Не сердись, Койот!

— Койот! — ахнул в кустах Кашатль, и Куамок еле успел зажать ему рот ладонью. Он и сам-то был удивлен, еще бы! Койот, он же — Хитрый Койот, он же — Синий Койот (за любимый цвет перьев) был самым удачливым вором в Мехико, да и, пожалуй, во всем Анауаке! Ведь это он — а кому же еще? — совсем недавно так дерзко очистил от драгоценностей храм Уицилапочтли! Так вот какая птица собиралась залететь к старому Шлатильцину! И уж явно не затем, чтобы помолиться Господу.

— Не трусь, Кастиак! — насмешливо сказал Койот, прислоняя лестницу к ограде. — Заберем мозаики и завтра будем уже в Тлашкалане. Помни, с нами Палец.

— Да, с нами Палец, — послушно отозвался Кастиак, а прятавшийся в кустах Куамок догадался, кто украл в храме палец умершей. Непростая задача встала перед начальником стражи: если Койот заберется в дом Шлатильцина — он неминуемо наткнется на людей, пришедших в храм Николая Угодника. И конечно, непременно расскажет о том властям, когда его схватят, — а схватят его неминуемо. Значит, нужно его убить, а также нужно убить его напарника, трусоватого Кастиака… и, конечно, молодого йаака Кашатля — уж слишком подозрительной будет выглядеть в его глазах одновременная смерть двух налетчиков, которых можно было бы и пленить. А впрочем, чего дожидаться? Лучше напасть на Койота сейчас, пока он еще не забрался в дом, пока не увидел. Хорошо бы получилось без шума… Ну, дай-то, Господи!

В небольшой пристройке, выстроенной старостой Шлатильцином сразу за мастерской, шла тайная служба. В роли батюшки выступал сам Шлатильцин, выглядевший, на взгляд Олега Иваныча, весьма забавно в одежде из птичьих перьев с изображением креста и икон. Внутреннее убранство храма тем не менее поражало великолепием и искусной отделкой. Алтарь из фигурного золота, иконы из цветных перьев, серебряные лампады, украшенные самоцветами, — все было сделано с огромной любовью к Господу, и видно было, что свет православия озарил не только составителей мозаик, но и ювелиров, огранщиков, художников. Вот они все — средь них были и женщины! — стояли перед иконами с просветленными лицами, люди, имевшие смелость покончить с привязанностью к своим жестоким богам и обратить свои души к светлому образу христианства, подобно тому, как делали первые общины в Египте, Палестине и Риме. Олег Иваныч, Гриша и Ваня стояли, пораженные неожиданно обнаружившейся красотою, да даже и не столько ею, сколько самим существованием православного храма здесь, в городе кровожадных жрецов и залитых кровью жертвенников.

— …Господи Иисусе, — торжественно, нараспев читал Шлатильцин. — Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое…

Перед ним, на аналое, лежало старинное Евангелие, работы новгородского мастера Зосимы. Прямо напротив истово молился Тламак.

От всего происходящего Олег Иваныч вдруг ощутил огромный прилив светлой щемящей радости, словно повеяло вдруг каким-то родным, любимым, близким, без чего и жизнь бессмысленна и словно бы не хватает чего-то. Адмирал-воевода горячо молился. Молился за Гришу, за Ваню, за Софью. Как-то она там, одна? Впрочем, не одна, это он, Олег Иваныч, один… Один? Он улыбнулся, широко и благостно, сотворив крестное знамение, скосил глаза на Ваню — щеки его были мокрыми, в светлых глазах стояли слезы. Слезы счастья и непоколебимой уверенности, словно бы все плохое уже кончилось. Да и сам Олег Иваныч так думал, хотя, конечно, понимал — самое трудное еще впереди.

— Ну, Олег Иваныч, как будто дома побывали! — словно читая его мысли, обернувшись, шепнул Гриша. — Жаль, служба быстро кончилась. Но то и понятно — тайна.

После окончания службы гости расходились по одному, провожаемые сыновьями хозяина, Тлаштилаком и Шомицильтеком. Олег Иваныч тоже вышел во двор. Чувствовал, как накатили слезы, стесняясь, отошел подальше, к стене. Чу! Вроде кто-то лез со стороны проходившего позади забора канала. Олег Иваныч на цыпочках подобрался к ограде, прислушался… И тут же где-то за оградой затрещали кусты. Кто-то глухо упал на землю, вскрикнул. Завязалась борьба. Не раздумывая, адмирал перемахнул через забор — вероятно, ночные тати напали на кого-нибудь из гостей. Так и есть! В свете луны были хорошо различимы катающиеся по земле пары: двое азартно царапающихся юношей и двое людей постарше — молодой полуобнаженный атлет и человек лет сорока в плаще стражника. Кажется, кого-то из них Олег Иваныч видел сегодня на службе. Вот только кого? Вроде, атлета… Или — нет? Как узнать, кого из боровшихся следует немедленно огреть по башке подобранной у забора палицей? Олег Иваныч усмехнулся и громко произнес:

— Христос воскрес!

Хоть и далековато еще до Пасхи, да свои должны бы откликнуться. И точно!

— Воистину воскрес! — обернувшись, немедленно отозвался стражник. Боже, ну и рожа у него!

Получивший по кумполу атлет затих. Естественно — не навсегда. Бил Олег Иваныч, как в известном фильме — аккуратно, но сильно. Поднявшийся на ноги стражник немедленно бросился к катающимся по траве юношам. Воевода не вмешивался — там, похоже, и без него разберутся. Сзади, с ограды, спрыгнули двое — не слабые, в общем, ребята: сыновья хозяина, Тлаштилак с Шомицильтеком. Оглушенного атлета и второго — хнычущего дистрофика с выступающими ребрами — быстро скрутили и перекинули через забор во двор. Там видно будет, что с ними делать. Оставались еще, правда, стражники. Один-то, тот, что со шрамом, похоже, тоже христианин, а вот насчет второго — молодого кареглазого парня — было неясно.

— Куамок советует его убить, — выслушав стражника, перевел Тламак. — Слишком важная добыча была у них в руках — знаменитый тать по кличке Койот. Парень обязательно расхвастается, а нам бы не хотелось отпускать Койота со стражей. У старосты на его счет есть кое-какие мысли…

— Может, подержать его пока здесь? — осторожно предложил Олег Иваныч. Тламак перевел, и уродливая физиономия стражника Куамока вдруг озарилась улыбкой.

— Да, да! — быстро заговорил он. — Хорошо бы не убивать Кашатля. Просто подержать его несколько дней. Поговорить с ним.

— А потом?

— А потом пусть-ка попробует он вернуться в стражу! — Куамок усмехнулся. — Как он объяснит, где был столько дней? А я скажу — сбежал наш Кашатль, затерялся. Уже сейчас так воинам и скажу. Придумал про какую-то лодку, треснул меня по голове и сбежал к себе в деревню. Так-то! Хоть и нехорошо, конечно, лгать, да ведь все ж таки лучше, чем убивать. Честно говоря, жалко Кашатля, неплохой парень.

— Хорошо, заприте его пока в мастерской, а дальше видно будет, — кивнув на йаака, сказал сыновьям староста. Указание его было тут же исполнено вполне качественно и быстро, несмотря на все попытки Кашатля оказать достойное сопротивление. Да какое там сопротивление? Что против двух бугаев сопленосый мальчишка?

— Однако, мне пора, — спохватился Куамок. — Прощайте, друзья.

— Храни тебя Господь, Куамок.

Староста лично проводил стражника до ворот. И вовремя — невдалеке на площади уже давненько скучали его молодые напарники.

— Этого Койота нам послал Господь, — посмотрев на Олега Иваныча, Тламак хитро прищурился: — Это самый знаменитый тать Мехико!

— Чем же он так знаменит? — усмехнулся адмирал-воевода. Вместе с Гришей и хозяином они сидели в гостевой зале и ужинали — если эту трапезу по времени можно было бы назвать ужином — на улице уже светало. Ваня давно спал, как и сыновья старосты и их жены.

— В год Тростника Койот обчистил дома сразу нескольких купцов-почтека, а совсем недавно не побрезговал выковырять самоцветы из стен храма Уицилапочтли!

— Силен, бродяга, — покачал головой Олег Иваныч. — И что же его никак не поймают?

Тламак улыбнулся:

— Думаю, купцы не очень-то заинтересованы в этом — у Койота обширные знакомства в Тлашкалане, среди сапотеков, даже в землях отоми.

— К тому же Койот сбывает краденое с помощью тех же купцов, — с усмешкой продолжил Олег Иваныч.

— Откуда ты это знаешь, почтеннейший касик? — удивился Тламак.

— Адмирал-воевода еще и не то знает! — значительно сказал Гриша. — Знает даже и то, что доверять этому Койоту, конечно же, нельзя. Но использовать — можно.

Тламак уважительно посмотрел на Олега Иваныча.

— Как-то раньше я видел Койота в компании купца Аканака, — произнес он. — Помните такого, он был у вас в Ново-Михайловском посаде?

— С Таштетлем к нам приезжали, — вспомнил Олег Иваныч. — И с тобой, Тламак.

Тламак покраснел:

— Таштетль — жрец, а Аканак настоящий купец и пользуется большим влиянием. Его отец был кальпуллеком Почтлана — квартала купцов Мехико.

— Да, я знавал отца Аканака, — кивнул староста Шлатильцин. — Влиятельный был купец, жаль, рано умер. Кажется, разбойники убили его в Тлашкале…

— Так что Аканак?

— Думаю, Аканак может тайно вывезти нас из Мехико, — сообщил Тламак. — Только попросить его об этой услуге должен Койот. Якобы — для себя и своих друзей. О вас, белых, упоминать ни в коем случае не надо — Аканак не будет ссориться со жрецами, а к Койоту они относятся безразлично, даже несмотря на то, что тот украл все самоцветы из храма Уицилапочтли. Да, Койота и его шайку Аканак согласится вывезти, как, я думаю, не раз уже делал. — Тламак улыбнулся.

— За малым дело, — вмешался Григорий. — Как нам уговорить Койота?

— Для начала пусть уважаемый Шлатильцин велит привести сюда этого урку, — попросил Олег Иваныч. — После всего услышанного я просто жажду с ним познакомиться. И меня терзают смутные сомнения — уж как-то мы слишком легко его словили.

— Пейотль, — тут же пояснил староста. — Я видел глаза Койота — видно, он принял хорошую дозу.

— Тогда есть ли смысл сейчас говорить с ним?

— А вот посмотрим…

Все вместе: Шлатильцин, Олег Иваныч и Гриша с Тламаком перешли на другую половину дома, где в боковой комнате на циновках из волокон агавы валялись связанные налетчики.

— Мы желаем говорить с тобой, Койот, — тихо сказал Шлатильцин. — Не притворяйся, что ты спишь. Поднимись на ноги и иди за нами. Руки мы тебе не развяжем.

— И что ж уважаемому мастеру нужно от бедного вора? — встав на ноги, усмехнулся Койот.

— От богатого вора, — поправил его староста. — И надеюсь, что — умного. Впрочем, будь ты глуп, Койот, мы с тобой и разговаривать бы не стали — придушили б веревкой да сбросили в выгребную яму.

— Благодарю за откровенность, — криво улыбнулся Койот. Судя по его речи, он был хорошо образован. Слишком хорошо для обычного вора.

Луна так и висела в светлеющем небе, только сменила цвет с оранжевого на серебристо-белесый. Вершина Звездной горы уже окрасилась первыми лучами солнца.

— Хорошо, я поговорю с Аканаком, — выслушав старосту, неожиданно быстро согласился Койот. — Только одно условие.

— Мы же даем тебе жизнь и возможность продолжать заниматься своими грязными делами!

— Меня интересует не это. — Койот усмехнулся и вдруг быстро повернулся к Тламаку:

— Пусть вот он! — громко воскликнул вор. — Пусть он лично попросит меня о подобной услуге!

Тламак недоуменно пожал плечами:

— Ну, да… Я прошу. Лично прошу — помоги моим друзьям и мне.

— Смотри, не забудь это. — Койот вдруг поклонился юноше с таким благоговением, словно бы перед ним стоял сам тлатоани.

— Старик! — Он взглянул на старосту. — Готовь завтра своих людей, что пойдут со мной к купцу. А ты, белый касик, готовь охру! Хоть вы и не совсем ослепительно белые, а все ж посветлее многих. Выкрашенные охрой — будете, как все. Итак — до завтра, белый касик. А ты, парень, — он снова посмотрел на Тламак, — помни о том, кто выручил тебя и твоих друзей. Теперь ведите меня обратно, спать. Да помощника моего, Кастиака, не трогайте. Хоть и труслив, да пригодится. Все. Пока. Завтра разбудите.

Высоко подняв голову, Койот направился к выходу.

Аканак согласился. Выслушав просьбу Койота, он задумчиво пошевелил толстыми губами и через пару минут раздумий велел быть готовыми завтра к утру. Караван Аканака как раз в это время выходил в далекую страну Шоконочко — знакомая стража никогда особенно не пересчитывает количество носильщиков и слуг. Впрочем, на всякий случай следует нанести визит начальнику стражи в Акачинанко и, если будет угодно ушлому богу торговли Йакатекутли, то…

— Ты не понял, Аканак, — усмехнувшись, поднял руку Койот. — Нам не надо ни в Акачинанко, ни тем более в Шоконочко — это вовсе не по пути…

Толстый Аканак неожиданно рассмеялся:

— А ты слишком поглупел за то время, что мы не виделись. — Купец полюбовался драгоценными камнями, играющими в золотых перстнях, обильно украшавших его толстые, поросшие жесткими волосками пальцы. — Доходим до Истапалапана, а дальше можете хоть морским богам в пасть. У меня свой путь — Шоконочко, у вас — свой. Надеюсь…

— Не беспокойся, друг Аканак. Твое богатство после нашей сделки значительно увеличится, — заверил торговца сын старосты Тлаштилак, вместе с младшим братом Шомицильтеком сопровождавший визит Койота в Почтлан — купеческий район Мехико, где в большом двухэтажном доме и проживал Аканак.

После их ухода купец прямиком отправился во дворец — естественно, не к правителю, а так, повидать кой-кого из дворцовых, поговорить, разведать. Плохой бы он был почтека, если б не догадался — кто именно хочет свалить из Теночтитлана с такими предосторожностями. Конечно же те, кого все ищут! Белый касик с друзьями. Может, выдать их? И в самом деле, чего зря рисковать-то? Богатство он и без того наживет, слава Йакатекутли, да и так не беден. К тому ж опять же — уважают его во дворце: и влиятельный жрец Таштетль, и не менее влиятельный военачальник Тисок. Решено: вот с ними-то он сегодня и посоветуется насчет Койота и всего такого прочего.

Проходя мимо дворцовой стражи, Аканак поклонился начальнику караула воинов-«орлов» и незаметно сунул ему несколько десятков семян какао, заботливо уложенных в черепаховую шкатулочку, украшенную изысканным узором. Ничего пока не хотел от начальника Аканак, так просто сунул, на будущее. И не прогадал ведь, пройдоха!

Не прошел он и двух десятков шагов по саду, как позади послышался топот. Купец обернулся. Его догонял начальник караула — еще достаточно молодой, но, видно, уже опытный воин, с суровым лицом, украшенным небольшими шрамами.

— Послушай-ка, достопочтенный Аканак, — оглядевшись по сторонам, обратился к купцу воин. — Есть разговор. Пойдем-ка туда, в беседку!

Начальник караула кивнул на небольшое изящное строение, располагающееся на узком мостике через ручей. Аканак улыбнулся и, выразив полнейшее согласие с полученным предложением, быстро направился в указанную сторону. Поудобнее устроившись на скамье, еле-еле выдерживающей вес его грузного тела, торговец вопросительно поглядел на стражника.

— Ты сегодня рано пришел, Аканак, — тихо сказал тот. — Великий тлатоани Ашаякатль еще спит, нет и важных жрецов или военачальников. Что ж погнало тебя сюда в ранний час? Видно, хочешь узнать новости.

— Ты прав, о достойнейший, — улыбнувшись, кивнул заинтересованный Аканак. Не часто дворцовые стражники проявляли такую редкостную проницательность. — Знай, у меня для тебе еще кое-что найдется… за хорошие новости.

— Боюсь, для тебя они будут плохими, — покачал головой воин. — Слушай же!

Понизив голос, он сообщил внимательно слушавшему торговцу о том, что вчера ночью умер наконец старый вельможа Тлакаелель, что, впрочем, еще не такая уж и плохая новость. Правда, как для кого. Вот, к примеру…

— Ближе к делу, уважаемый, — нетерпеливо перебил стражника купец. — Что ты еще хотел сказать плохого?

— Вчера во дворец приходили жрец Таштетль, твой знакомый, и Тисок, этот молодой выскочка-«ягуар», похожий на…

— Тисока я тоже знаю, — вскользь заметил Аканак. — И что же?

— Они говорили о тебе, почтенный!

— Обо мне? — Аканак удивился. — Что, прямо так и орали на весь дворец, что даже ты в курсе?

— Что ты! — воин замахал руками. — Говорили тихо, да я расслышал — как раз проверял стражу. И не во дворце они были, а возле зверинца, ну, не там, где клетки с ягуарами, а там, где змеи. Змеи у нас хорошие, толстые такие, откормленные, а две, так такие красавицы, что…

— Короче, уважаемый! У нас мало времени.

— Ага. Так вот. Они говорили о смерти. И я хорошо расслышал твое имя.

— Так-та-ак… А больше ты ничего не расслышал?

— Да нет. Они быстро ушли. Впрочем, они еще упоминали старого владыку Ицкоатля и какого-то юношу.

— Владыку Ицкоатля и юношу?! — вздрогнув, повторил Аканак.

— Но что именно про них говорили, я не слышал. А старый владыка, говорят, был неплохой человек. Вот мне бабка рассказывала…

— Прими и сей дар, красноречивейший воин! — Торговец снял с левой руки изящный золотой браслет с тремя крупными изумрудами. Глаза воина засияли.

— А теперь вот что, — проговорил Аканак, дождавшись, когда браслет исчезнет в складках набедренной повязки начальника воротной стражи. — У тебя есть знакомые на дамбе, в Акачинанко?

— В Акачинанко? Дай подумать. Кажется, есть, а что? — Воин плотоядно поглядел на купца.

— Сделаешь так… — Аканак нагнулся ближе к начальнику стражи и зашептал ему на ухо придуманный только что план. Воин закивал, ухмыляясь. Торговец ему еще что-то наобещал, после чего попрощался.

— Да, забыл спросить твое славное имя, уважаемый? — оглянулся он, уходя.

— Шлакатетециштль, — назвался воин. — Друзья называют меня — Шлакат.

— Запомню, — кивнул торговец и быстро вышел в ворота.

Над дворцом, теокалли и храмами уже сияло чистое утреннее солнце.

— Да где же этот чертов Шлакат? — пристроившись у края стола в дальнем углу рынка, нетерпеливо осведомился молодой краснощекий парень — белый, вернее, уже успевший загореть — одетый в подкатанные порты и дешевый плащ из агавы. На грязной шее у него тем не менее сияло золотое ожерелье, у пояса покачивалась палица.

— Не шуми, Олелька! Придет твой Шлакат, никуда не денется, — усмехнулся заросший косматой бородою Матоня, косясь на продавщицу тамалли маленькими звероватыми глазками:

— Ничего девка. — Ухмыльнулся. — А титьки-то! Аж до земли свисают, как наклонится! А во-он, гляди-ко, и Шлакат. Думаешь, сыграет сегодня?

— Сыграет. — Ловко крутя между пальцами фальшивые игральные кости, уверенно кивнул Олелька Гнус. — Раз запал на костяшки — все, хана парню. Вот только есть ли у него на что играть? Как бы опять эти чертовы зерна не подсунул, как их, забыл… чоколатль, кажется. Уж на них мы играть не будем, пусть даже и не надеется.

— Не должен бы сегодня. С утра его во дворцовом саду видал — шушукался о чем-то в беседке. И знаешь, с кем?

— С кем?

— С толстым купчиной, что как-то к Кривдяю в корчму приезжал, помнишь?

— А! — вспомнил Олелька. — Так, думаешь, купчишка дал ему что?

— А ты как мыслишь? Зря, что ль, шептались? Эй, Шлакат! Что по сторонам смотришь? Мы здесь, здесь.

Матоня с Олелькой говорили на смеси русского и науйа, и, как ни странно, их понимали, правда, только кто сильно хотел понять.

— Да пребудет с вами милость богов, — подойдя ближе, приветствовал прохиндеев Шлакат.

— Привет и тебе. Сыграем?

— А как же!

— Ну, пошли в кусточки, там у нас уж и столик имеется…

К вечеру Шлакат проиграл все: несколько блестящих перьев, серебряную пектораль, палицу, цветастый плащ из хлопка, ну и, конечно, браслет с тремя изумрудами. Играл бы и дальше — на зерна какао, да их в качестве ставки почему-то не принимали.

Впрочем, потом смилостивились: Матоня мигнул напарнику — пошли в ход и зерна. Их Олелька сначала выиграл, а затем специально проиграл назад. Стратегия! Зачем терять клиента? После выигрыша Шлакат повеселел, а когда отыграл и палицу — совсем воспрянул духом.

— Ну, все, — прикрыл лавочку Матоня. — Везучий ты, Шлакат. Видно, благоволят тебе боги.

— Может, угостишь с выигрыша-то, а? — разулыбался Олелька.

— Не, ребята, — стражник покачал головой. — Я бы и рад, да с утра надо в Акачинанко. Понимаете — в Акачинанко?

— Акачинанко какое-то. — Олелька покачал головой. — Ну, как знаешь.

— Я обещал Аканаку, купцу, там договориться надо. Да не просто так — тайно, тайно — без меня никак Аканаку не обойтись, а я уж умею такие дела делать. Вот, к примеру, в прошлое лето…

Шильники почти ничего не поняли из его речи — слишком быстро говорил. Одно уяснили: Акачинанко, купец, тайна.

— А послушай-ка меня, Олелька, — проводив уходящего стражника взглядом, задумчиво произнес Матоня. — Шлакат-то этот про каких-то купцов талдычил. В Акачи… Амачи… В общем, куда-то с утра попрется договариваться насчет купца.

— И черт с ним, пусть договаривается, — пожал плечами Олелька. — Нам-то какое дело?

— Не скажи, парень, ой, не скажи. Есть у хозяина нашего надежные люди, да ты их знаешь. Вот бы на завтрашнюю ноченьку сговориться. Потрясли бы купчишек, а?

— Здорово б было! — одобрительно кивнул Олелька. — Давненько, дядько Матоня, мы за зипунами не хаживали! — Он с хрустом потянулся.

— Вот и я говорю. Ну, ежели с воинами сговоримся… Запомнил, как место-то называлось? Ачака… Акама… Тьфу!

— Акачинанко, дядька Матоня. — Олелька Гнус широко улыбнулся, показав крепкие белые зубы. — Крепостица такая, как раз на южной дамбе.

— Ну, все! Вот канал, вот лодки. И больше я вам ничего не должен. — Закутанный в плащ Койот насмешливо поклонился и исчез в предрассветной мгле, как исчезают призрачные ночные тени.

— Не предаст, — кратко ответил Аканак на немой вопрос Олега Иваныча. — Он нуждается во мне. А я — в нем.

Адмирал-воевода понял, хотя Аканак, естественно, говорил на языке науйа. Осторожно спускаясь к лодке, кивнул остальным: Гришане, Ване, Тламаку. Люди Аканака — человек сорок — уже размещали в лодках товары. Был тот ранний час, когда солнце еще не показалось, но вот-вот обещало взойти, взорвав светло-голубое небо желтой ослепительной вспышкой. Ветер приносил с теокалли хриплые песнопения жрецов — ухайдакались за ночь, бедолаги. Кое-где слышались уже голоса идущих на рынок торговцев, крестьян-масеуалли да сменяющихся с ночи стражников. Теночтитлан просыпался. Город-красавец, город величественных пирамид и великолепных дворцов, город цветов и песен, каналов и водных садов, город ученых и поэтов, город жрецов, город человеческой крови. Он расстилался перед глазами в сияющей утренней дымке, сверкал изумрудами, вмурованными в стены храмов, гудел тысячью — десятками тысяч — глоток тиангиса, рвался ввысь, к солнцу, ступенчатой громадиной теокалли. Огромный, великолепнейший и красивейший город мира. И все это скоро будет безжалостно уничтожено алчными конкистадорами Кортеса! Уничтожено? Олег Иваныч усмехнулся. А вдруг… Он сам испугался своих мыслей, мыслей о православном ацтекском царстве, царстве добра и божественной благодати. И откуда только такие мысли? Пока ведь теночки — самые страшные враги… пока…

— А вот хорошо было бы взять с Новгорода хотя бы храм Параскевы Пятницы… — мечтательно глядя в небо, тихо произнес Ваня. — Да перенести его на самую вершину теокалли, вместо их богомерзких капищ!

— Да, колокола-то далеко б слышны были! — поддержал мальчика Гриша. — А купола б, наверное, до самого Истапалапана сияли.

Олег Иваныч ничего не сказал, только посмеялся. Мечтать не вредно.

— Дядя Олег, а чего нас Аканак через крепость ведет? — обернулся к адмиралу Ваня. — Взяли б сейчас да повернули на север, к Тепейаку. Нам же через него добираться.

— Вот там-то нас и поджидают, — пояснил Гриша. — Не поможет и охра.

Новгородцы, в целях конспирации облачившиеся в длинные индейские одежды, выкрасили лица раствором охры и теперь обличьем совсем походили на местных. Даже Олег Иваныч бороду сбрил… вернее, подстриг да надел на голову султан из вороньих перьев — скрыть светлые волосы. Ване и Грише такого украшения, как и длинных одежд, не полагалось — слишком уж молодо выглядели. Пришлось красить и волосы, да покрыть охрой все тело. Забавно выглядели друзья воеводы, по его мнению — совсем как цыгане.

На озере, по правую руку, показались лодки с воинами. Олег Иваныч встревоженно потянулся к макуавитлю.

— Это обычная стража, — улыбнулся Тламак. — Просто усилена по приказу Тисока, так, на всякий случай. Вас ждут на севере, в Тепейаке. Но все лодки должны плыть только вдоль дамбы, вот как мы сейчас.

Стражники, приблизившись, медленно проплыли мимо. Приподнявшийся во весь рост Аканак вежливо приветствовал их.

— Счастливого пути, купцы! — крикнул на прощанье начальник стражи.

Крепость Акачинанко фактически представляла собой разросшиеся воротные укрепления перед подвесным мостом, разделяющим дамбу. Рядом с мостом был устроен проверочный пост, перед которым уже скопилось с десяток лодок — не один Аканак начинал свой путь в этакую рань. На посту маячило с полтора десятка воинов во главе с толстым имперским чиновником в богатом разноцветном плаще с опушкой из крашеного кролика. Увидев пучеглазого Аканака, толстяк приветливо кивнул и заулыбался. Состроив на лице приветливую мину, Аканак со вздохом полез в мешок за семенами какао.

— Все в порядке, слава Йакатекутли, — вернувшись, доложил он. — Первые три лодки могут плыть дальше.

— Почему только первые три? — выслушав перевод Тламака, поинтересовался Олег Иваныч.

— Не знаю, — пожал плечами купец. — Но всех пропускают только по трое, не больше. Таков приказ тлатоани. Жаль, задержимся.

— Ну, приказ, так приказ. — Адмирал-воевода с хрустом потянулся. — Тламак, давай-ка в нашу лодку, а то просидишь тут до вечера. Спроси у Аканака, он с нами или останется здесь?

— С вами, с вами. — Торговец недовольно махнул рукой, бросив злобный взгляд в сторону толстяка чиновника, явно напрашивающегося на очередную взятку. Важно выпятив нижнюю губу, тот неспешно прохаживался около следующего в Мехико каравана и придирался. То мешки не по установленной форме, то лодки недостаточно чистые.

— Останешься тут, — садясь в переднюю лодку, сквозь зубы прошипел Аканак, — последних бобов лишишься. Эй, Тлаштикутль! Остаешься за старшего. Вот тебе связка перьев, ежели что — отдашь толстяку. К вечеру ждем вас в Истапалапане.

Отдав последние распоряжения, Аканак махнул рукой гребцам. Справа медленно поплыла дамба. Впереди, отражаясь в синих водах озера Тескоко, возвышалась приснопамятная гора Ситлальтепетль, у подножия которой, слева, на берегу озера и располагался небольшой городок Истапалапан, до которого караванщикам оставалось версты три. Чуть отдалившись от дамбы, поплыли быстрее — здесь проходило течение. На горизонте виднелись белые стены Истапалапана, путь был чист — ни лодки, ни плавучего огорода, что и понятно — на пути к берегу Аканак оказался первым, а торговцы и крестьяне, плывущие в Мехико, естественно не шли против течения, держась ближе к дамбе. К северу, насколько хватало глаз, синела необъятная ширь озера. Олега Иваныча так и подмывало не плыть ни в какой Истапалапан, а просто повернуть на север, ну пускай не к самому Тепейаку, где их, по словам купца, уже ждали, а хотя бы к какому-нибудь относительно безлюдному берегу. Адмирал-воевода сильно подозревал, что россказни Аканака относительно того, что все озеро перекрыто челнами стражи, мягко говоря, не соответствуют истине. У торговца, конечно же, были свои интересы — он держал путь на юг, в Шоконочко, и на север сворачивать не собирался. Ну, обещал уважаемому старосте перьевиков Шлатильцину вывезти его приятелей из Мехико — вывез. Доберутся до Истапалапана, а дальше как знают. Олег Иваныч украдкой посмотрел на купца. Может, треснуть ему по башке да свернуть на север, пока не поздно? Что-то не нравился ему этот Истапалапан.

Аканак внимательно смотрел назад — там виднелись чьи-то быстро приближающиеся лодки. Интересно, кто бы это мог быть? Наверняка кто-то из знакомых. Неужели — конкуренты? Никак, тоже собрались в Шоконочко? Торговец нахмурился.

— Что случилось? — посмотрев на лодки, Олег Иваныч ткнул локтем Тламака.

— Похоже, наш хозяин увидел соперников, — усмехнулся тот. — Как бы не завязалась драка, место подходящее — никто и не увидит, ежели что.

— А что, так бывает? — удивленно поинтересовался Гриша. — А мне казалось, что для хорошей драки здесь, в Теночтитлане, все слишком уж на виду.

— Это в Теночтитлане — на виду, а здесь… налетят, заберут товар, утопят лодки. Потом вернутся через полгода из Шоконочко: «Какой такой Аканак? Не, не видали. Так, слыхали только, будто его караван разграбили коварные тлашкаланцы, они, они, больше некому!» — Тламак настолько уморительно передразнил торговцев, что Гриша с Ваней зашлись в хохоте. Даже Олег Иваныч чуть улыбнулся. Тут что-то просвистело в воздухе.

Аканак вскрикнул и, схватившись за бедро, с воем скатился на дно лодки. Олег Иваныч вскочил на ноги — из раны на бедре незадачливого купца фонтаном хлестала кровь. Рядом, на дне, валялось короткое копье с окровавленным наконечником из обсидиана.

— Пригнитесь все! — скомандовал Олег Иваныч. Судя по расстоянию, копье было пущено из копьеметалки — гибкого прута с упором для конца копейного древка, с таким приспособлением копье летело дальше и сильнее, нежели просто брошенное рукой.

Преследователи метнули еще несколько копий, полетели и стрелы — пара воткнулась в борта лодки, остальные — мимо.

— Тламак, кричи гребцам — пусть гребут навстречу этим козлам, да побыстрее! — распорядился Олег Иваныч. — Иначе они всех нас тут перебьют копьями.

Кивнув, Тламак что-то крикнул. Лодки застопорили ход и тут же поплыли обратно, быстро приближаясь к нападавшим. Те, видно, не ожидали такого маневра — очередная порция стрел пролетела слишком высоко. Гребцы поднажали… И вот уже последняя — а теперь идущая первой — лодка коснулась борта врагов. Затем вторая… Третья…

Преследователей было с дюжину, на трех узких и длинных челнах. Трое воинов-«ягуаров», несколько стражников (их можно было узнать по плащам) и пара каких-то оборванцев в рубищах. Самыми опасными были воины-«ягуары», ну, может, еще стражники, но уж никак не оборванцы. Какие-то они странные были, вроде бы как бы и не к месту здесь. Олег Иваныч не додумал, мысль его высказал Гриша:

— Смотри-ка, Олег Иваныч! Шильники-то в третьей лодке в одежке нашенской.

Олег Иваныч пригляделся. Действительно: на двоих были оборванные порты с рясьем и такие же рубахи-косоворотки, давно выцветшие на солнце. Оба — светлокожие! Один — молодой круглолицый парень, другой — коренастый мужик с всклокоченной бородой и звероватым взглядом. Олег Иваныч вздрогнул. Неужели это… Кровавый призрак из прошлого… Нет, не может быть, тот давно уже сгнил в холодной могиле, если кости не растаскали белые медведи-ошкуи. Нет, показалось… Ладно, потом разберемся.

— Гриша, давай налево. С тобой Тламак и Ваня. Средняя лодка — моя.

Выхватив макуавитль, Олег Иваныч перепрыгнул во вражеский челн, с маху сразив зазевавшегося гребца. Крича от боли, тот повалился в воду, подняв кровавые брызги. Уклонясь от копья, воевода взмахнул макуавитлем. Челн был узок, и воины не могли нападать вместе. Первым шел здоровяк с угрюмым вытянутым лицом и смешными близко посаженными глазками. В обеих руках он держал огромных размеров макуавитль, больше напоминающий дубину. С плеч воина щегольски свисала пятнистая шкура ягуара. Здоровяк замахнулся — его страшное оружие со свистом ударилось в дно лодки, гремя раскрошившимся обсидианом. Олег Иваныч легко уклонился — он уже сразу сообразил, что приемы боя здесь будут те же, что и у европейцев с двуручным мечом, а следовательно, и ошибки — те же. К тому же — макуавитль, это все-таки не стальной меч, а плоская дубина, утыканная по периметру острыми осколками вулканического стекла или кремня. Адмирал-воевода не стал выжидать — время было дорого — пока нападавший поднимал макуавитль для удара, он произвел быстрый выпад вперед и вправо, достав-таки шею здоровяка. Злобно рыча, тот рванулся вперед, не обращая внимания на льющуюся кровь. Макуавитль в его руках вращался, словно мельничные крылья в хороший ветер. Олег Иваныч просто сделал шаг в сторону, уклонился… И полетел в воду вместе со всеми остальными пассажирами перевернувшегося челна! Быстро слабеющий здоровяк камнем пошел на дно — щегольская пятнистая шкура окончательно сковала его движения, и без того уже слабые. Однако остались еще двое… Ага, вот одного ловко ударил веслом по башке Ваня. Молодец, парень! А где же другой? Что-то не видно. Олег Иваныч обеспокоенно осмотрелся — он не настолько хорошо плавал, чтобы выдержать драку в воде. Нет, второго «ягуара» нигде видно не было. Тоже утонул, что ли? А вот на том челне, что слева, кажется, победили наши.

Подплыв ближе, адмирал-воевода, отфыркиваясь, словно тюлень, тяжело перевалился в лодку. Весело подмигнул Гришане с Ваней:

— Ловко вы тут.

— Да это и не мы вовсе, — скромно заметил Гриша. — Это наши караванщики копья хорошо пометали. — Он кивнул на широкие лодки Аканака. Нет, не зря осторожный купец всегда брал с собой отменных воинов.

— Ну и слава Богу, — заключил Олег Иваныч. — Покрывающая его лицо краска во время недавнего купания пошла забавными полосами, головной убор из перьев давно потерялся.

— А где Тламак? — осмотревшись, спросил он.

— Тламак? — Гриша огляделся. — Похоже, он тоже свалился с лодки. Утонул?

— Нет, не утонул, — покачал головой Ваня. — Тламак хорошо плавает. Смотрите-ка! — Он указал на восток, где виднелся еще среди волн быстро удаляющийся вражеский челн.

— И черт с ними, пусть уходят, — качнул головой адмирал.

— Но, может быть, с ними Тламак? Похоже, его подобрали с той лодки.

Олег Иваныч оглянулся на страдающего Аканака. С перевязанным бедром купец лежал на тюках с перьями и чуть слышно стонал.

— Есть ли тут где спрятаться? — как мог, спросил он на науйа, тщательно выговаривая слова. Поймет ли купец?

Купец понял. Закивал головой:

— Тут рядом… остров. Напротив Иста… Истапалапана… Гребцы знают.

— К острову! — взмахнув трофейной палицей, воскликнул Ваня.