Вождь (Вересковая пустошь)

6. Раскол

Наконец решение Совета Старейшин было оглашено — и вызвало бурю в толпе: примерно четверть собравшихся принялись выражать своё бурное возмущение услышанным, выкрикивая негодующие возгласы, потрясая оружием да гневно сверкая глазами. И тогда старый вождь встал.

— Я понимал, что так будет, дети мои. — Произнёс он, дождавшись тишины в ответ на его поднятую руку. — Поэтому я отдаю сейчас приказ — всем воинам племени: завтра утром, едва светило покажется из-за гряды, сняться со стоянки и уйти. Вместе с семьями. Туда, где нас не ожидает опасность, таящаяся в Кра-Тоу. — Как бы вторя ему, вдруг грянул гром и задрожала земля, заставив испуганно затихнуть всё племя. — Но — где нас могут подстерегать другие, неизвестные нам пока, опасности. — Бесстрастно продолжил вождь. — То есть — мы идём в неизвестность. А потому… Это будет мой последний приказ для всякого, кто не подчинится ему и останется здесь: ибо с этого момента он уже — не воин нашего племени. Пусть эти люди сами определяют свою судьбу. Мы не будем преследовать их — для этого нет ни времени, ни сил — и в этом нет смысла. Более того — мы не намерены гнать их, если они, одумавшись, догонят нас или придут на новую стоянку позже. Мы никому не судьи в этом непростом решении — пусть сами боги рассудят нас: кто был прав, избегая опасности, а кто — нет, ища её. Сейчас рано об этом говорить — надо подождать, пока своё веское слово скажет Кра-Тоу.

— А Джонг знал, что говорил: разведчики, вернувшиеся с разных сторон, сообщили ему, что им так и не удалось найти другого выхода из долины, кроме как по склону Кра-Тоу. Более того — на другом конце долины… кряж как бы размыкался на два, образуя гигантское озеро с чистой водой и очень непрочными на вид стенами. А Джонг слышал об этом озере, из которого вытекали ручьи, питающие речушку, проходящую через всю долину — но стены… Раньше никому не приходило в голову задумываться об этом. А теперь… "Если Кра-Тоу тряхнёт посильнее… — Подумал он, — то жидкий камень будет не единственной проблемой для тех, кто останется в долине…". — И старый вождь лишь вздохнул, сожалея об их возможной судьбе. Позже, когда на новую стоянку придут, частью обожжённые и изувеченные, юноши и девушки, сбежавшие из стана шамана и пробравшиеся по склонам начавшегося "ругаться" Кра-Тоу, он ещё не раз пожалеет о том, что не обнародовал сейчас всё, рассказанное разведчиками — или не заставил их полностью повторить свой рассказ здесь, на Площади Совета. Что ему помешало? Гордость? Обида за недоверие? Мстительность? Что? Он не знал ответа на этот вопрос. "Помни, что, как бы ты ни поступил в жизни, какое бы решение ни принял — тебе всё равно придётся об этом пожалеть… — Вспомнились ему вдруг уже давно забытые напутственные слова старого Йока. — Поэтому — никогда не жалей о содеянном, ибо в этом нет смысла: просто постарайся извлечь из всего… как можно больше уроков. Чтобы судьба не была вынуждена повторять их тебе, усложняя дальнейшую жизнь…", — С ухмылкой закончил старый шаман. Как он верно сказал тогда… Как много он мог бы сказать ещё — да не успел; или — не захотел, ибо говорить это тогда было просто бессмысленным: А Джонг не понял бы его, сочтя слова старика чудачеством или бредом сумасшедшего… Что есть сумасшествие? Может, это просто путь к истине? Что есть сумасшедший? Может, это просто тот, кому стало известно нечто, что оказался не в силах вынести его ум? Или — нечто, что он не способен перевести на язык слов? А может, это просто тот, кто почему-то верит, что люди поймут истину? В его, искажённом изложении? В отличие от тех, кто, даже зная её, хранит — дозируя иногда, по каплям… тем, кто готов эти капли принять и осознать? Кто знает…

Пришедшие рассказали ему, как вырвавшийся из Кра-Тоу пепел засыпал долину, наполнив её удушливым, едким запахом. Тогда-то, переглянувшись, они все, не сговариваясь, тайком ушли, сначала растворившись в вереске, а затем собравшись у подножия Кра-Тоу. Они рассказали, как, едва только они начали подъём, Кра-Тоу загрохотал так, что земля у них под ногами заходила ходуном — и многие были готовы вернуться, ибо восприняли это, как гнев богов. Куда вернуться? Туда, где уже стало нечем дышать? А что там будет дальше? Лучше умереть сейчас, здесь, на склоне, пытаясь вырваться из этой западни — чем возвращаться назад, оказываясь в ней всё глубже и глубже. К такому выводу пришли многие, но не все — не будем вспоминать о тех, чьи голоса мы больше не услышали… Те, кто решил прорываться, пришли. Все. Хотя и не все пришли целыми. Избитых, обожжённых, покалеченных, окровавленных — товарищи несли их на руках, едва уворачиваясь сами от летящих сверху горячих — или даже горящих — камней. Когда они были уже на гряде, на границе перевала, когда они уже видели то, что находится за пределами их долины — Кра-Тоу загрохотал ещё раз — страшно загрохотал. Как будто сетуя о том, что ему пришлось упустить эту жертву. "Слышите? Что это?", — Прислушалась малышка И Оту. "Смотрите…", — Показала на противоположный край долины её сестра. Там всё было в какой-то грязно-серой дымке, поднимавшейся туманом вверх. А из-под этого тумана… Вниз вырывался поток грязи, камней и воды — огромный мощный поток, который нёсся в долину, сметая всё на своём пути. Это его шум услышала И Оту… Вскоре грязевые брызги развеялись, и, под радугой, образовавшейся над этим местом, они увидели… Водопад. Вода мощным потоком неслась в долину — и, казалось, ей не будет конца.

— Как красиво… — Заворожено сказала И Оту. И вдруг… — Мама… — Расширенными от ужаса глазами она поглядела на сестру. — Папа… — В полных недоумения глазах её стояли слёзы.

— Не плачь, малышка, не плачь… Ты теперь — уже взрослая. Мы теперь остались одни… — Едва сдерживая подступивший к горлу комок, ответила ей сестра. — Иди сюда… — И она, прижав малышку к себе, стала гладить её по голове — так, чтобы та не видела её слёз. Она ведь теперь старшая — ей не положено плакать. При младших, по крайней мере…

Кра-Тоу тряхнул ещё раз — и громадные камни, сорвавшись с вершины, покатились, подскакивая и шипя, вниз по склону.

— Быстрее! — Крикнул, срываясь с места, кто-то.

— Бегом! — Вторя ему, помчался вниз второй. И они побежали. Страх гнал их, заставляя бежать всё быстрее и быстрее, судорожно глотая ртом смрадный воздух, срываясь, скатываясь, катясь местами кувырком — и всё же некоторых из них догоняли камни — и тогда чей-то крик, прорываясь сквозь грохот Кра-Тоу, заставлял всех остановиться, обернуться — и, превознемогая страх, помогать тому, кто без такой помощи был бы обречён на гибель. Они пришли все. Хотя и не все — целыми. Но они выжили в этом аду — и это было главное. Они теперь — часть племени. Своего племени. У которого есть мудрый вождь — А Джонг.

Но всё это было потом. А сейчас мудрый вождь А Джонг, осторожно оглядывая толпу, пытался определить, кто пойдёт с ним, а кто, поддавшись на уговоры шамана или собственного благодушия и лени, останется здесь. "Только четверть — это не очень плохо", — утешал себя А Джонг. "Только четверть… Всего лишь только четверть…", — негодовал шаман. Взгляды их встретились на миг — и, мелькнув не то ненавистью, не то презрением, вновь разошлись, скользя по толпе.

— Совет сказал всё. Каждый, кто остаётся членом племени, должен собраться за эту ночь, взяв только то, что может унести на себе, и утром уйти. — Громко произнёс, в заключение своих слов, А Джонг. — Все свободны. — И он первым сошёл со своего возвышения, чтобы поспешить к четвёрке, побывавшей на Кра-Тоу. Этим четверым и их друзьям предстояло провести ночь не со своими семьями — от них теперь зависело, станет эта четверть больше или меньше — увеличится она или уменьшится до утра. Юноши, казалось, понимали всё это без слов — и это их понимание было чудодейственным бальзамом для сердца старого вождя…