Воин из пророчества

Глава седьмая Знамение Черной Матери

Напрасно считают легкомысленные люди, будто произнесенное слово — всего лишь звук: вот оно звучит — и вот уже нет его, как будто и не было! Есть такие слова, что могут потревожить богов и демонов, вызвать среди них смятение, и смятение это передастся людям, которые умеют разговаривать с богами и получать от них ответы.

Вот и клятва, которую Траванкор давал самому себе, достигла слуха незримых существ, что обитают в воздухе. Давно уже ожидали они, когда прозвучит эта клятва. Немало времени прошло с тех пор, как впервые было услышано предсказание о рождении грядущего воина, человека, которому суждено победить Аурангзеба и вернуть былое величие Патампуру. Недоброжелательным демонам оставалось только затаиться и выжидать: когда этот предреченный мудрецами воин выдаст себя впервые.

И вот это произошло.

Демоны услышали и передали услышанное жрецу Кали — самому мудрому, самому одаренному из всех. Вот уже много лет неустанно, день и ночь, молясь у статуи Кали, посреди джунглей, в полуразрушенном храме, Санкара вопрошал их об этом.

— Подай мне знак, великая черная Кали! О, Черная Мать, подай мне знак! Укажи время, когда предсказанный воин выйдет на поле боя и поднимет меч с криком: «Я готов!»

Так взывал он перед статуей богини. Но Кали оставалась черной и безмолвной.

И вот, едва лишь отзвучали слова, сказанные Траванкором в ответ на речи Шлоки, Кали услышала их. Красные сполохи побежали по черному телу богини, в глазах идола зажегся дьявольский свет, высунутый изо рта язык двинулся, словно в намерении втянуться между зубами. Страшное ожерелье, обвивающее бедра богини, зазвенело черепами. Кали ожила.

Свершилось!

Санкара отер покрытый каплями холодного пота лоб. Свершилось. Следует предупредить Аурангзеба. И сделать это немедленно! Скоро начнется война — война, которая может стать для раджи Калимегдана роковой.

Не следует отчаиваться. Напротив, надлежит воспользоваться милостями богини и заранее принять меры. Не существует на земле такого предсказания, которое нельзя было бы отменить — или хотя бы отсрочить время его исполнения.

Даже воин из пророчества — всего лишь человек. А человека можно убить. А если не удастся убить одного человека, коль скоро благожелательные боги защищают его, — всегда можно разбить армию и заставить великого воина вновь тратить время и собирать себе воинство.

— Благодарю тебя, Черная Мать, — Санкара благоговейно поклонился статуе богини.

В последний раз по телу Кали прошла волна жара. Когда Санкара прикоснулся кончиками надушенных пальцев к ступням статуи, она была холодна, как лед.

Санкара застыл, прижавшись головой к подножию статуи. Много лет он служил Кали, приносил ей жертвы, зажигал для нее благовония. Сейчас богине требовалось нечто большее, чем цветы, фрукты и благовонные курения. Кали, выказавшая своему избраннику столь явную милость, вправе ожидать от него живой крови.

— Я принесу тебе в жертву живую женщину, — прошептал Санкара. — Юную девственницу, красавицу. Ты будешь довольна, о великая Кали! Ты не пожалеешь о том, что снизошла ко мне.

Он быстро вышел из святилища. Следовало торопиться.

Аурангзеб, сидя на своем троне, лениво наблюдал, как Шраддха и его младший брат, Лигам, рассевшись на ковре за низеньким инкрустированным столиком, играют в шахматы. Следить за игрой было для Аурангзеба почти так же увлекательно, как и играть самому, а Шраддха с Дигамом — сильные соперники и держатся оба очень достойно.

В игре отчетливо виден характер каждого из обоих братьев. Шраддха, старший, наследник воинской славы и немалых богатств целого рода, заслуженный военачальник, ценимый своим господином, играет уверенно, спокойно. К фигурам прикасается лишь тогда, когда намерен сделать ход. Размышляет над ходами недолго. Он точно знает, чего хочет добиться, и каким именно способом намерен это сделать.

Дигам младше Шраддхи почти на пятнадцать лет. Последний сын у матери, общий баловень и красавец. Дигам очень рано стал пользоваться успехом у женщин — и очень поздно начал подолгу тренироваться с мечом и копьем. У Дигама была счастливая внешность и не менее счастливый характер: боги наделили его ловкостью, легким нравом, веселостью, быстрым умом.

В шахматы Дигам играл небрежно. Иногда он томительно размышлял над фигурами, а иногда переставлял их на другой квадрат, почти не думая. Он явно больше полагался на интуицию, чем на рассудок. И тем не менее Дигам часто выигрывал.

Шраддха, заменивший младшему брату отца, — тот погиб в стычке с воинами Мохандаса много лет назад, — часто задумывался над грядущей судьбой Дигама. Сможет ли этот веселый, легкомысленный юноша когда-либо стать достойным воином, мужем, отцом сыновей? Или он на всю жизнь останется наполовину ребенком, который только того и ждет, что окружающие начнут им восхищаться и угощать его разными лакомствами?

Что ж, ответ на этот вопрос может дать теперь только время…

Шраддха взялся за очередную фигурку из резного черного дерева, намереваясь сделать новый ход и разгромить Дигама, если тот не сумеет правильно отреагировать.

И в этот миг в комнату влетел Санкара. Он бежал так стремительно, что стражи не успели его остановить. Никто не осмеливался подойти к жрецу великой Кали, когда тот охвачен священным пылом. Множество цепочек, амулетов с изображением богини, жертвенных черепов, любимых демонов Черной Матери и жутких существ из Серых Миров, гремели на шее и на поясе Санкары. Длинные ленты, украшающее его одеяние, развевались. Казалось, ноги Санкары не касаются пола, что он действительно летит по воздуху — что его несут над землей невидимые людям духи.

Глаза Санкары вращались, белки устрашающе сверкали.

Разлетелись в стороны шахматы, когда Санкара метнулся к Аурангзебу и протянул к нему руки.

— Горе, горе! — закричал жрец. О повелитель Калимегдана, о защита и опора нашей жизни! Спаси нас! Спаси себя! Богиня услышала призыв наших врагов и решила внять этому призыву! Я сам видел…

И, пав ничком, жрец Кали громко, безутешно зарыдал у ног раджи.

Глядя поверх его засаленной головы, Аурангзеб задумчиво проговорил:

— Сбывается предсказание-

Раджа наклонился над плачущим Санкарой.

Обычно жрецы так себя не вели. Обычно жрецы входили во дворец размеренной походкой. Их осанка была горда, и вышагивали они так, как ходят уверенные в себе люди, наделенные могуществом. Ничто не смеет посягнуть на но могущество! Ничто и никто, ибо жрецы находятся под охраной и покровительством своих богов.

Не таким был Санкара. Порывистый, страстный, всегда, как казалось, разрываемый на части кипевшими в его душе чувствами, он не снисходил до соблюдения этикета. Для него не существовало никого и ничего, кроме его богини. Одна только Кали владела его мыслями, одна она царила в его сердце.

С годами он даже научился радоваться тому, что завистники и соперники отослали его из Калимегдана, из дворца раджи, в полузабытый лесной храм. Там, в уединении, среди джунглей, он возносил молитвы к Черной Матери, и никто не тревожил его. Там он не отвлекался на такие мелочи, как дворцовый этикет.

И сейчас, когда Санкара вбежал в зал и бросился к ногам раджи, с очевидностью стало ясно: да, жрец — человек, всецело посвятивший себя божеству. Санкара попросту не создан для того, чтобы красиво скользить по роскошным полам из отполированных каменных плиток, и странно выглядит его жреческий наряд, прокопченный дымом благовоний и жертвоприношений, среди зеркал и витых колонн дворца.

Аурангзеб потому и стал великим владыкой, ч го умел — когда этого требовали обстоятельства, — пренебрегать такими мелочами, как дворцовый этикет.

Он наклонился над жрецом и спросил:

— Какой знак подала тебе богиня?

Санкара поднял лицо. Оно было залито слезами, искажено неподдельным страданием.

— Великая госпожа ясно дала понять, что тот воин, рождение которого было столь опасно для Калимегдана, дал клятву выступить против нас. Из мальчика вырос мужчина, и этот мужчина готов действовать. Мы должны нанести удар первыми, пока наши враги в Патампуре еще не объединились и не приготовились дать нам отпор. Следует торопиться! Иначе будет слишком поздно… Если уже не поздно.

— Что ты видел, почтенный Санкара? — настойчиво вопрошал раджа.

Санкара тряхнул волосами, сел, точно собака, у ног властелина.

— Темный огонь ласкал тело черной госпожи. Я видел, как загорелись ее глаза. Слышал, как зазвенели черепа ее ожерелий. Она готова пуститься в пляс на человеческих костях. Я обещал ей в жертву девственницу, мой господин.

— Что ж, — медленно проговорил раджа Аурангзеб, — я могу найти для тебя девственницу. Отдай ее богине, дабы та могла насладиться страхом и болью…

— Нет. — Санкара покачал головой. — Нет, мой господин! Эта девственница должна быть из военной добычи. Из числа пленниц, которых мы захватим в Патампуре! Тогда моя богиня будет по-настоящему довольна. Тогда она поймет, что мы не пренебрегли ее предостережениями, что мы вняли ее советам. В противном же случае она сочтет, что мы способны лишь хныкать у ног ее идолов да возносить к ней мольбы.

— Будь по-твоему, — согласился Аурангзеб.

И перевел взгляд на своих воинов.

Поскольку шахматы уже рассыпались, и новые мысли заполнили головы приближенных раджи, Шраддха упруго вскочил на ноги, кивнул Дигаму. Без слов понимали друг друга шахматные игроки, соперники в игре, соратники на поле боя. Склонились перед Аурангзебом.

Шраддху до сих пор обжигала мысль о том, что некогда он не сумел убить ничтожного младенца, беззащитный комочек плоти. Кто-то более хитрый сумел обвести Шраддху вокруг пальца и вытащить ребенка из самого пекла.

Отчасти, впрочем, Шраддха был этому рад. Выполнить повеление владыки — достойное дело; но немного чести в том, чтобы зарезать ребенка. Теперь Шраддхе предстояло отыскать и в равном бою уничтожить воина, молодого мужчину. Это — гораздо лучше.

— Мы отыщем и убьем воителя из Патампуpa, — от собственного лица и от лица младшего брата поклялся повелителю Шраддха.

Ничего не ответил Аурангзеб. Потому и оставался он повелителем Калимегдана, что умел чувствовать приближение нового ветра. И сейчас это ощущение захлестнуло его целиком.

Одинокий всадник мчался по плоскогорью, направляясь в сторону джунглей, туда, где высятся башни Патампура. Недобрую весть вез он с собой в седле. Весть эта настигала его по пятам, она клубилась пылью у него за спиной и с каждым часом становилась эта пыль все гуще. Большой отряд движется к Патампуру.

Скорей! Скорей! Гонец погоняет коня.

Вот уже мелькнуло сверкающей на солнце тарелкой озеро. Смятые, истоптанные конями камыши не успели еще подняться, и птицы не строят в них гнезда. Что-то скверное произошло в этих камышах, что-то дурное разорило их. Конь испуганно шарахнулся в сторону, когда зловоние ударило ему в ноздри. Полуобглоданное животными, истыканное стрелами тело женщины лежит на пути, словно пророчество — словно видение того, что ожидает непокорных, если Шраддха возьмет Патампур.

Дурной знак. Свистнув, гонец огрел коня плеткой.