Воины Пернатого Змея

Глава 7

Бесконечная дорога и поиски пищи выматывали беженцев. В изнеможении они, остановившись на ночлег, задерживались передохнуть еще на сутки. Огромный караван, который отбыл из Изтака, сократился больше, чем вдвое. Кто-то уставал и, приметив хорошее ничейное место, оставался, чтобы заново обстроиться – это были семьи, в которых мужчины остались живы, к ним присоединялись бывшие соседи и друзья, в надежде, что смогут рассчитывать на помощь. Но были и печальные случаи гибели горожан при переправах, обвалах. Дядя Магуай потерял двух дочерей: их и две семьи скосила неизвестная болезнь.

Слезы и причитания, горестные и тяжелые вздохи, бессонница и страх – вот постоянные спутники беглецов из сожженного города. Мальчишки, которые стали раньше времени взрослыми; девушки, взявшие в руки громы и самодельные луки; женщины без умолку шепчущие молитвы по поводу и без; мужчины, прислушивающиеся к любому шороху – таким теперь был их караван. Они стали другими и понимали, что прошлой жизни не вернуть. Пусть и было в той жизни много огорчений и бед, приносимых постоянной войной с ягуарами, но, сколько помнили люди, они так жили всегда. Теперь же никто не знал, встретит ли он закат Тонатиу и приход Мецтли. Потому цеплялись за воспоминания, прерываемые нередко жалобным всхлипом, настойчиво стремились сохранить частицу знаний и передать ее немногочисленным ребятишкам, чтобы те выучили, запомнили и рассказали потом своим детям. Кто-то из них да выживет. Только бы не пропала, не затерялась невидимая нить, связывающая их с прошлым, иногда разделенным веками.

Вечерами, когда искры костра взметались к черному небу, и появлялся Мецтли, беженцы подсаживались поближе к огню и слушали занятные рассказы из истории народа, когда еще не было разделения на орлов и ягуаров, не было военных братоубийственных войн и усобиц, задолго до того, как государство мешиков стало могучим. Чаще всего рассказывали почтенные Шесть Ящериц или Три Каймана, правда мужчины регулярно спорили, расходясь в деталях повествования, но слушать их было очень занимательно. На этот вечер они припасли одно из самых древних сказаний. Начал рассказ Три Каймана:

– Когда-то давно наш мир четырежды полностью разрушался небесными камнями, ураганами, огнем и водой. Только после каждой катастрофы люди опять возрождались, но им ничего не оставалось в наследство.

Тяжелые времена наступали! Ох-хо-хо…

После третьего уничтожения мира часть оставшихся людей превратилась в обезьян, а после четвертого возникла необходимость создать новое светило.

– Как это, дядюшка Три Каймана, ты ничего не путаешь?

– Что значит новое светило, а куда делся Тонатиу?

– И зачем еще одно?

– А куда оно делось?

– У нас есть дневное светило – Тонатиу, ночные друзья – Точтли, Коатликуэ, Мецтли, Коатепек, Койольшауки.[29], о каком из них ты говоришь?

– Ты никогда этой истории нам не рассказывал, может он что-то путает, уважаемый Шесть Ящериц? – посыпались вопросы внимательно слушающих путников. История была новой, и интерес возник у всех сразу.

– Экие вы все скорые! Да шустрые, как при ловле ящерицы в ясный день! Вот норовите ее ухватить, так и в рассказе, не торопите меня, а то только хвост от ящерки останется у вас в руках, а в голове пусто! – рассердился Три Каймана, легонько стукнув ближайшего мальчишку по лбу, тот рассмеялся и сел на место, сложив руки на коленях.

– Я бы добавил, – присел на свободное место у огня Шесть Ящериц, но рассказчик поморщился:

– Ты, конечно же, тлатиними[30], но эту историю рассказал мне мой дед, позволь, я перескажу ее, а ты потом дополнишь?

Обычно рассказчики вступали в спор сразу, на этот раз Шесть Ящериц кивнул, согласившись выслушать.

– Тонатиу светил на небе, но освещал только одну сторону нашей земли, на другой половине стояла вечная тьма, и жили люди-змеи…

– Зачем освещать другую сторону земли, если там только Большая Вода?! – пискнул самый умный ученик, на него все зашикали.

– Большая Вода? Так было не всегда! Я перескажу историю, как мне ее рассказал мой дед. Это столь древняя легенда, что ее нужно передавать слово

в слово. "И вот уже вновь люди населяли землю, но было темно, потому что еще не было солнца. Опять все боги собрались вместе, чтобы выбрать того, кто будет Тонатиу. Но никто не хотел становиться Солнцем, потому что для этого необходимо было пожертвовать жизнью. Много раз спрашивали боги, не хочет ли кто-нибудь стать Тонатиу, но никто на это не отваживался. Наконец поднялся один богато одетый господин и сказал:

– Я буду Тонатиу!

И еще раз спросили боги, не хотел ли кто-нибудь еще стать Тонатиу, и вышел еще один бог. Он был беден, из одежды на нем была только набедренная повязка, а тело его было покрыто язвами. Но он смело сказал:

– Я буду Тонатиу.

Богатого господина звали Текусистекатль, бедного звали Нанауацин. Затем и бедный, и богатый удалились, для того, чтобы подготовиться к церемонии. Четыре дня они должны были поститься и приносить дары богам. Текусистекатль принес в дар драгоценные перья кецаля, золотые слитки и украшения из нефрита и коралла. Ему очень нравилась идея, что когда он станет Тонатиу, все будут ему поклоняться и восхищаться им. Нанауацин же принес в дар сосновые ветки, орехи и колючки агавы, смоченные его собственной кровью. Это было все, чем он мог пожертвовать, но у него было чистое сердце, и он искренне желал помочь людям. Больше всего он хотел оправдать оказанную ему благосклонность богов, которые разрешили ему стать Тонатиу.

Когда прошли четыре дня и четыре ночи, боги разожгли на вершине горы большой костер и встали по обе стороны его. В этот костер должен был броситься бог, пожелавший стать Тонатиу, чтобы пройти очищение пламенем и взойти на небо. Текусистекатль, одетый в лучшие одежды, в богато расшитом плаще и в украшении из белых перьев на голове, надменно прохаживался перед богами в ожидании начала церемонии. Нанауацин был так беден, что все его одежды и украшения были из бумаги.

Наконец церемония началась. Первой была очередь Текусистекатля. Он приблизился к костру, чтобы броситься в него, но жар был такой сильный, что бог не смог побороть свой страх. Он отступил и приблизился вновь, но снова ему не хватило смелости. Четыре раза он попытался прыгнуть в костер, и четыре раза терпел неудачу. Настала очередь Нанауацина. Бедный Нанауацин не колебался. Он закрыл глаза и бросился в костер. В тот же момент языки пламени взметнулись до самого неба. Богатый Текусистекатль устыдился своего малодушия и бросился в костер вслед за Нанауацином. Огонь поглотил и его. Говорят, что в это время пролетал мимо орел, и огромные языки пламени опалили его перья, с тех пор у орлов на концах крыльев перья черные. Также проходил мимо оцелот, и искры попали ему на шкуру, поэтому с тех пор у всех оцелотов пятнистые шкуры.

Все боги преклонили колени и в молчании ожидали выхода Тонатиу. Они смотрели во все стороны, так как не знали, откуда должно было появиться Тонатиу. Вскоре один из богов воскликнул: "Смотрите! Смотрите!" Все повернули головы на восток, туда, куда указывал этот бог. Небо было красным, как пламя, и Тонатиу ярко блистало в свете своих золотых лучей. Никто не мог на него смотреть, таким ярким и горячим оно было. Его лучи проникали всюду. На земле стало светло и тепло. Но когда Тонатиу проделало свой путь, к большому удивлению богов, взошло второе Тонатиу. Это был Текусистекатль, который бросился в костер вслед за Нанауацином. Это второе Тонатиу уже не светило так ярко, как первое, но все же давало много света. На земле больше не было ночи. Тогда один из богов поймал пробегавшего мимо кролика и бросил его в Текусистекатля. Это убавило его блеск, сделало его более холодным и тусклым. Так появился Мецтли. Поэтому его пятна напоминают кролика. Потом и Мецтли, и Тонатиу остановились. И тогда боги решили принести в жертву собственную кровь. И Тонатиу и Мецтли вновь пришли в движение"[31].

Бывшие горожане еще долго сидели молча, некоторые слышали эту историю, кто-то знал ее пересказ в другом исполнении, хотелось поспорить, но, уважая седины рассказчика, никто не посмел. Потихоньку народ разошелся по гамакам и одеялам, завтра был еще один день на этой стоянке, вполне можно успеть задать вопросы, заодно придумать их – тлатиними любил разъяснять, это напоминало ему прошлые уроки.

Следующего вечера, казалось, ждали все, да и сами рассказчики едва ли не первыми пришли к общему костру, в ожидании благодарных слушателей.

– Что ты там говорил о Большой Воде?

– Почему это Тонатиу и Мецтли остановились?

– Где наша родина?

– Ты не знаешь, что родина мешиков остров Астлант[32]?!

– Когда-то наши предки действительно жили на острове Астлант. Но Великая катастрофа погнала их искать новые земли. А беда была страшной. Гибель людей неизбежной, мало, кто спасся. Страдания и слезы матерей и жен покрыли тот далекий и трудный путь. Почему Вы спросите меня. Потому что невиданной силы удар потряс нашу землю. Мецтли упал в Большую Воду на западе. Южный ветер сменился ураганом. Реки повернули вспять. На западе волны вспучились, а спустя некоторое время невиданной силы, невиданной высоты волны настигли всех оставшихся как в море, так и на суше. Немногие спаслись, они и отправились в путь, искать новые земли. Потоки Всемирной Большой Воды разнесли людей далеко на восток. Еще долгое время из недр вылетали массы пара, серая пыль, черная вода, превращаясь в ливневые потоки, огненный дождь и пылающий костер.

– Не хочешь ли ты сказать, уважаемый Три Каймана, что, как в давние времена, огонь с небесных птиц – это начало гибели нашего народа? – не выдержал Глаз Птицы. Присутствующие испуганно переглянулись.

– Не знаю, граждане, был бы среди нас жрец или ах-ток, вот они точно ответили вам! Что я? Я просто рассказал кусочек, миг нашей истории. Дано ли мне видеть будущее, влиять на него, нет, не имею права.

– Очень похоже, – настаивал Глаз Птицы.

– Что ты людей пугаешь?! Чем похоже? – взмахнула руками его жена.

– Я не пугаю! Хочу знать, как спастись, как и все мы.

– Нужно верить в мудрость богов, они не оставят нас.

Много и долго спорили люди, уже Точтли вышел на прогулку и догонял Мецтли, а собравшиеся все не унимались. Засиделись у костра настолько, что пришлось задержаться на стоянке еще на день – никто не выспался, и с первыми лучами Тонатиу в лагере стояла тишина. Возможно, была более важная причина – заканчивался привычный лес, с его высокими и прямыми стволами, который заботливо укрывал беглецов; разрушенный дом далеко, но к нему еще можно воротиться. Впереди было все незнакомое, полупустынная открытая местность с одинокими крючковатыми деревьями, напоминающими контурами изломы молний, страшный и дикий край. А за ним, еще более пугающий, по рассказам, Южный Лес.

Решено было дождаться каких-нибудь путников, чтобы вместе идти в неведомые земли, заодно запастись привычной едой. Обычно вдоль дорог регулярная армия строила тайные хранилища. Пока за всю дорогу им не посчастливилось их найти, но беглецы не теряли надежды, отправляясь на охоту, люди втайне молились, чтобы им выпала такая удача.

Магуай еще лежала в гамаке, когда прибежали мальчишки и сообщили Глаз Птице, что нашли недалеко от дороги небольшой холм, а в кустах у подножия деревянную дверь. Сами открыть не смогли, потому и прибежали за взрослыми. Мальчишки не могли устоять на месте, глаза их горели в предвкушении наесться до отвала и больше не ползать в зарослях, собирая надоевшие корешки. Только их оставили на стоянке, не вняв мольбам в глазах и разочарованию, вытянувшему их лица. Взяли только найденыша Магуай. Поющий Жук, с гордо поднятой головой, не скрывая радости, совсем как взрослый не торопясь, указал старшим дорогу к таинственному холму.

Беженцы проехали это место, укрытое в зарослях колючих низкорослых кустов. На верхушке холма не возвышались высокие деревья, поэтому никто не обратил на него внимания в первый раз. Перед входом с крепкой дверью, заросшим травой, находился большой белый валун, местами облепленный зеленеющим мхом. Оттаскивать или сдвигать камень не было ни смысла, ни сил, с дверью мужчины повозились, но открыли, выломав ее. Из распахнувшего зева проема не потянуло сыростью, размеры помещения не угадывались – было темно.

– Пойдем смотреть, храни нас Тонатиу! – Глаз Птицы взял подожженный факел из смолянистой ветки и шагнул внутрь, за ним последовали мужчины. Магуай оставили наверху, как всегда следить за тремя шестикуалями, которые мирно паслись, объедая листья с нижних веток.

– Ого! Патроны…

– У меня обмундирование армейское, будем брать?

– Зачем?

– Я нашел бочки с солониной! Мясо и рыба!

– Это отлично! То, что нужно!

– Здесь мешки с зерном!

– Тоже нужно!

По мере криков, доносящихся из склада, на губах Магуай растягивалась довольная улыбка – теперь им не придется постоянно останавливаться, чтобы добывать пищу, да и кто знает, как много или мало ее в том Южном Лесу?

Мужчины стали появляться, нагруженные бочками и мешками. Магуай помогала им крепить добычу на спины ящеров. Нагрузив, Магуай перегнала шестикуалей и снова вернулась на утоптанную поляну, где уже поджидал новый груз, и отдыхали мужчины. Глаз Птицы расположился на бочонке с медом, не беспокоясь перепачкать одежду, и вел записи того, что они взяли, еще дядя успевал поднимать голову и спорить:

– Мы взяли достаточно продуктов, чтобы добраться в Запретные Земли! Зачем перегружать шестикуалей? Если взять больше, то мы будем идти пешком!

– Да, добрались, а что, если там ничего нет?

– Как это ничего нет?!

– Да вот так! Нет никаких земель, нагуалей! И кто сказал, что они нам помогут? Я хочу быть уверен, что мои дети и жена не умрут с голоду, если мы решим вернуться или там пусто!

– Ты не прав, сосед! – Глаз Птицы потряс перед носом возмущающегося мужчины записями, – Нам хватит всего этого и на обратную дорогу! Только никуда я оттуда не пойду! Некуда больше идти!

– Это ты не прав, уважаемый! Никому не помешает лишний бочонок солонины и мешок зерна! Когда это зерно было лишним, а?

– Глаз Птицы, хочет Лапа Оцелота взять лишний груз, пусть берет, его шестикуаль будет перегружен, а, когда он побежит рядом и наглотается пыли, поймет, что был неправ! – решил примирить спорщиков другой мужчина, – Иди, Лапа Оцелота, тащи, что ты там забыл!

– Вот так и решим! – Лапа Оцелота, поджав губы, с видом победителя отправился в хранилище, а остальные приступили к погрузке провианта.

Им оставалось совсем немного – закрепить поклажу, когда на тропе к поляне появились всадники на шестикуалях. Прибывшие заполняли пространство перед входом в склад, спешивались и окружали беженцев. Те, растерянно кряхтя, опустили еще непривязанный провиант, и переминались с ноги на ногу, ожидая, когда старший – Глаз Птицы выйдет объясниться.

– Беги, Магуай! – а он, тем временем, стащил с животного племянницу, едва увидел первых всадников, – Хоть раз не спорь со мною, девочка!.. Беги и спрячься! И ты, Поющий Жук! Бегите, дети! Скройтесь!

– Но, дядя, это же наши амини… – немного упираясь, но, послушно подныривая под брюхо шестикуаля, попробовала сопротивляться Магуай. Они с мальчиком не поняли, что произошло, почему их прогоняют, но ощутили тревогу, которая передалась от предводителя. Едва девушка и мальчик скрылись, Глаз Птицы достал из-за пояса список взятого провианта, натянул несколько деланную улыбку, немного растолкал своих людей и вышел в небольшой круг.

В центре стоял военный касик, за его спиной две двадцатки орлов с колчанами, еще столько же воинов продолжало сидеть на шестикуалях. Все одеты в чистые синие с белыми пятнами комбы, у каждого новенькие поблескивающие громы. Свои, родные амини! Только лица у них каменные, чужие… Глаз Птицы попытался разрядить обстановку и первым начал знакомство:

– Я касик Глаз Птицы, мы следуем из разрушенного Изтака, что в горах… Вот, нашли этот склад, взяли немного пищи и патронов.

Касик и военные молчали. Глаз Птицы протянул ему записи:

– Мы не нарушали закона, в котором разрешено путнику, если он голоден, воспользоваться припасами…

– Вы – воры, – касик едва взглянул на цифры.

– Нет, что Вы, мы взяли только необходимое для нашей дороги, ничего лишнего! – Глаз Птицы уже не скрывал волнения.

– Закон гласит, что Вы можете взять столько, чтобы утолить голод! Все остальное – воровство! Вы обокрали армию. Расстрелять!

Амини касика послушно направили громы и навели их на перепуганных беженцев. Беженцы опешили сначала, потом пытались кричать что-то в свое оправдание, пока их прикладами согнали в кучу, но их никто не выслушал.

Прозвучали выстрелы.

Магуай и Поющий Жук с трудом сдержали крик, прижав ладони ко рту, не веря своим глазам – мужчин из их обоза убили. Застыв, наблюдали, как амини равнодушно подхватили трупы за ноги и отволокли в сторону, чтобы не мешали погрузке оставшихся на складе припасов.

– Магуай… Очнись! – дернул ее за рукав рубашки Поющий Жук, – Нам нужно предупредить наших!

– Да-да… – девушка бросила взгляд на суетящихся воинов внизу и послушно побрела за мальчиком.

Магуай шла, не видя тропинки, Поющий Жук буквально тащил ее за руку, испуганно вглядываясь в лицо, залитое слезами.

" Дяди нет?! Его убили. За что? Закон, война, какие-то чужие люди приняли решение и оборвали жизнь одиннадцати мужчин. Как же будут жить их жены, дети?! Что… как… Как сказать это нашим?!" – девушка наткнулась на дерево, больно стукнулась лбом, потерла ушибленное место, размазав кровь из ссадины. Они почти спустились с холма.

"Если она так будет идти, то сломает себе шею!" – рассердился мальчик, взял ее за руку и старательно притормаживал на крутом спуске.

"Тетя, сестры, они теперь совсем одни…" – небольшие кусты с колючками цепляются за штанины синего комба, и склеили ноги, девушка остановилась – оказалось Магуай забрела в самую гущу. Оттуда ее вытащил Поющий Жук, поразившись своему терпению.

"Теперь нет больше никого из мужчин нашего рода, нет защитников, я тоже одна. Прости меня, дядя, что не любила!" – Магуай остановилась, глубоко вздохнула, пелена слез опять залила глаза. Гром выпал у девушки из рук, больно стукнув ее по ноге. Она жалобно всхлипнула, душа рыдания. Ладонью попыталась вытереть слезы, это удалось, а на лице остались пятна и разводы, исказив правильные черты.

"Прости за споры и пререкания, дядя!" – хотелось выть и рвать волосы, душа билась наперегонки с горем, – "Почему я не могу закричать?! Я так хочу кричать! Пусть нас убьют и прекратятся эти мучения!"

Споткнулась, зацепившись о корень, упала на колени. Плечи тряслись, не было сил идти. Запах от земли. Родной. Близкий. Теплый. Память услужливо нарисовала бездыханные трупы убитых мужчин, брошенных на поляне.

– Магуай! Перестань! – тормошил ее Поющий Жук, – Идем!

– Сейчас, сейчас! – покорно поднялась и на ватных ногах поползла за мальчиком…

"Эти амини будут ехать мимо… Да пусть едут! Наша Змеиная Мать покарает их за жестокость!.. Мимо… Мимо стоянки, где женщины и дети радуются провианту!"

– Бежим! – и теперь Магуай рванула вперед, обогнав оторопевшего Поющего Жука, который уже и не надеялся, что ему удастся, хотя бы к вечеру дотащить девушку, только что пережившую гибель родных.

Вид Магуай, недавно прекратившей плакать, перепугал людей на стоянке. В гибель мужчин не хотелось верить… На лицах женщин появились глупые улыбки сомнения…

– Нет! Перестань так шутить!

– Этого не может быть!

– Глупее и страшнее шутки не слышала!

– Ты напутала, а теперь нас пугаешь! – замахнулась какой-то тряпкой тетушка, но так и застыла, вглядываясь в глаза Магуай, питая надежду на чудо.

Но после слов Поющего Жука, когда дошел смысл произошедшего, поляну огласил дикий пронзительный крик женщин. Новая угроза, страх за жизни детей, отрезвил, загнал боль вглубь, перекрыл ей выход, подчинил, вступившему в свои права инстинкту выживания. Дружно схватились за детей и имущество, помогая друг другу, рванули напролом в сторону от дороги подальше в лес.

Только дрожание губ, закушенных до крови, глубокая морщина, рассекшая лоб, засеребрившаяся прядь в смоляных волосах, севший голос, судорожные объятия маленьких детей говорили о внутреннем горе и страдании женщин.

В густом буреломе, в который забились беженцы, они провели бессонную ночь. Не жгли костры и не рассказывали сказки. Каждая, собрав в кучу и прижав к себе детей, заливалась слезами. Под утро женщины решились:

– Я хочу проститься со своим мужем!

– Я должна похоронить отца своих детей!

Заминка возникла только после проведенной разведки, в которую послали мальчишек, все женщины хотели идти к холму со складом, никто не желал остаться с маленькими детьми. Наконец, этот вопрос утрясли – с детьми и стариками осталась Магуай, которой поручили руководить сборкой дров для похоронного костра.

Ближе к вечеру тела расстрелянных доставили в новый лагерь. Не было привычных криков, рыданий и воплей родных. Наносили воду, достали чистую одежду и, обмыв покойников, принялись готовить их в дальний путь – семьи занялись вырезанием священных фигур из материи, кто-то лепил фигурки из глины. Когда все приготовили, попросили самую старшую из женщин взять на себя обязанности жреца.

Держа в руках миску с чистой водой и пучок перьев, женщина начала торжественный обход:

– Это та самая вода, которую ты получил, придя в мир! – приговаривала старушка, окропляя покойного. Разложив и украсив тело фигурками, которые приготовила семья, говорила слова напутствия:

– Эти священные фигуры помогут тебе, храбрый амини, пройти между двумя горами. Они непрестанно ищут возможность сблизиться и столкнуться друг с другом, чтобы не пропустить тебя в ущелье. Но ты в жизни доказал свою храбрость, был смелым воином, хорошим отцом, иди и не волнуйся! В горном ущелье тебя будет ждать огромный змей. Магические фигурки его успокоят, и он покажет тебе место, где находится огромный кайман по имени Хочитональ. Только в его власти защитить тебя и указать трудную дорогу, пересекающую восемь пустынь. На пути в царство мёртвых – Миктлан ты встретишь и огромный острый нож из вулканического стекла – обсидиана, и другие препятствия, но с помощью Хочитоналя все преодолеешь!

Затем она брала кувшин, до краев наполненный водой, и помещала его между ног усопшего:

– Он тебе послужит в твоей дальнейшей дороге! – и шла к следующей семье. Последним, кого она провожала в дальний путь, был ее сын. Женщина держалась, но горе пересилило, не договорив, она упала на его тело и разрыдалась, царапая лицо и шею ногтями, вырывая клочья седых волос на голове. Женщинам с трудом удалось оттащить ее, обряд вместо нее закончила Зеленая Лягушка.

На носилках покойников перенесли на расчищенную поляну, где днем сложили общий костер. Женщины уже собрались его поджечь, как одна из них вспомнила:

– Стойте! Ну, что же мы! Как же мы забыли! Где ксолоитцкуинтли[33]! Нельзя, без нее наши мужчины не найдут дорогу в Миктлан!

Детвора бросилась на поиски крохотных собачек, но те, видно почуяв, что их ждет, попрятались в высокой траве. Искали долго, вот-вот должен был взойти Мецтли, наконец, одну вытащили из каких-то кустов. Тут же девочка, хозяйка маленького перепуганного существа, вырвала ее из рук нашедшего и наотрез отказалась отдать перепуганную собачку. Мать девочки присела перед нею на корточки:

– Дорогая, наш папа уходит в дальний путь. Ты любишь своего папу?.. Он никогда не сможет найти дорогу без твоего друга, давай отдадим его папе?

Малышка протянула дрожащий комочек матери.

– Кто? – спросила женщина, теперь собаку нужно было убить, прежде чем возложить на погребальный костер. Собравшиеся повернули головы к Магуай. Та от неожиданности вздрогнула и отступила, отрицательно замотав головой.

– Я? Нет! Я не могу! Я никогда этого не делала!

– Мы многое делаем когда-нибудь в первый раз! Давай, Магуай, пусть тепло этой ксолоитцкуинтли согреет твоего дядю в долгом пути!

– Я помогу тебе, Магуай! – вызвался Поющий Жук, он забрал собачку из рук женщины, сунул ее подмышку, так же уверенно взял за руку остолбеневшую девушку и пошел в сторону подготовленного костра.

– Ну же, Магуай, ты же не девчонка! Я раскрою ей пасть[34], а ты выстрелишь! Смотри, я же не боюсь, что ты можешь меня поранить! – собачка вертелась, пыталась вырваться, но Поющий Жук изловчился и схватил ее за морду, – Давай, Магуай, не мучь животное!

Девушка подчинилась, послав стрелу, она произнесла:

– Прости меня, мой младший брат!