Воители безмолвия

1

В просторном отсеке обсерватории «Космос» вокруг геридона, круглого столика на одной ножке, сидели трое. То были известные личности, некогда заявившие о себе оригинальными научно-исследовательскими трудами, немного, правда, подзабытыми в ученой среде. Положив на плоскость геридона протянутые руки и сомкнув их вкруговую, они предавались занятию, весьма далекому от научного знания.

– Дух, ты здесь? – уже во второй раз спрашивал Додж, самый старший из троих, обратив взор к потолку.

Лишь гнетущая тишина снова прозвенела в ответ.

После многократного повторения Доджем одного и того же вопроса у Ирквина, все это время казавшегося спокойно настроенным на сеанс, вдруг сдали нервы. Он вскочил, порывистым движением оттолкнул ногой стул, на котором сидел, тем самым нарушив, наконец, повисшую в воздухе бесконечность ожидания, схватил стоявший под рукой стакан с вином и залпом выпил его.

– Идиотское занятие! – раздраженно воскликнул Ирквин.

– А ведь это вы нам его навязали, – возразил Мэлтон.

– Во избежание скуки и отчаяния… Да, дурацкое, глупое занятие или, если хотите, игра, впрочем, столь же безнадежно дурацкая и глупая, как и работа, которую мы почему-то продолжаем здесь выполнять, скорее лишь затем, чтобы убить время. Мы же рискуем сойти с ума!

– Но на такой риск мы пошли сознательно. Однако это не повод, чтобы напиваться так, как это делаете вы.

Ирквин недоуменно пожал плечами, вновь молча наполнил вином стакан и залпом опустошил его.

Никакой шум извне не проникал в этот уголок обсерватории, казавшийся сегодня Доджу нестерпимо мрачным. Без видимой причины он принялся беспорядочно ходить взад вперед.

– А хотите, я поищу Ольгу, и мы сыграем в бридж? – предложил Мэлтон с заискивающим видом.

При этих его словах Ирквин недобро сверкнул очами.

– Да, но мы и вчера весь день играли в карты! – взмолился Додж. – К тому же Ольга сейчас прослушивает эфир у радиоволнового приемника. И мы всегда должны подчеркивать важность этой ее работы. Она еще молода.

Слушая его, Ирквин закатил глаза, изобразив скорбно-ироническую гримасу.

Мэлтон открыл было рот, чтобы возразить, но, обескураженный, окончательно замолк.

Напряженная тишина повисла в воздухе.

– Почти десять лет, как мы здесь, на Луне, – вскоре заговорил Додж, – но так и не зафиксировали ни единого сигнала, ни малейшего знака или признака, который бы подтвердил существование разума в космосе!

Мэлтон, кажется, все же воспрянул духом, потому что, наконец, заговорил решительным тоном:

– Конечно, мы отлично понимали и рискованность нашей будущей работы на Луне, и вероятность возникновения непредсказуемых ситуаций в ходе этой экспедиции. И все-таки мы здесь! Я почти в точности помню ваши, Додж, слова: «Нам понадобится нечеловеческое терпение. Возможно, что результат наших космических исследований будет уже через четверть часа, но, скорее всего мы должны будем ждать месяцы, годы, может быть, двадцать, а может, пятьдесят лет.»…

Ирквин зло прервал его:

– Не собираетесь ли вы преподать мне теорию вероятностей? Десять лет, я знаю, это ничтожно малый период времени, точнее сказать – мгновение во Вселенной, для того, чтобы уловить какойлибо отчетливый отзвук, а тем более сигнал или признак разума в дыхании Космоса, принимая во внимание случайность проявления его закономерностей. Но мы – люди, мы недолговечны, мы бренны, а ведь здесь, можно сказать, гнием уже целое десятилетие! Эти годы можно было бы употребить на какие-то научные исследования, а не на выжидание. За эти десять лет мы стали просто посмешищем для всего ученого мира!

– Если вы откажетесь от этой экспедиции – от задуманного вами же проекта, который держится лишь на вашем энтузиазме, он потерпит крах, потому что никто из профессиональных ученых, как вы только что сказали, не примет эстафету исследований в условиях нашей космической обсерватории.

– Совершенно верно, – согласился Додж.

– Я тоже знаю это, – буркнул Ирквин. – Разумеется, не все профессионалы такие же безумцы, как я…

– Мэлтон, старина, – ноющим голосом проговорил Додж, – вы же психолог, сделайте что-нибудь, чтобы мы не кисли!

– Глупое развлечение всегда предпочтительнее полнейшего безделья. Попробуем еще раз геридон!

Додж и Ирквин смиренно уселись вновь на свои места за столиком. Сомкнув круг из положенных на него вытянутых рук, они замерли для того, чтобы мгновенно сконцентрировать мысль на спиритическом действе.

И опять Мэлтон неуверенно произнес:

– Дух, ты здесь?..

Раздраженный затянувшимся безмолвием, повисшим над геридоном, Додж собирался снова задать вопрос духу, но то, что произошло уже в следующий момент, заставило неожиданно вздрогнуть всех троих. Дверь резко распахнулась – ив комнату, как показалось всем, несколько театрально запыхавшись, с распущенными волосами и раскрасневшимися щеками стремительно ворвалась Ольга (должно быть, пулей летела из отсека радиосвязи). Какие-то мгновения она оставалась стоять с открытым ртом, переводя дыхание, не в состоянии произнести ни слова. Наконец, обратившись к Доджу (который по образованию и в штате был астрономом, а на борту обсерватории – директором), она сказала странным, изменившимся от волнения голосом:

– Перехвачен сигнал!

И в самом деле, как сказал Ирквин, около десяти лет назад на обратной, неосвещенной стороне Луны обсерватория «Космос» приступила к работам необычного свойства, правда, особой новизной они не отличались от тех, что проводились прежде в мире, Эру таких исследований начала в свое время обсерватория Грин Бэнк, по проекту OZMA (OZMA-1, как принято называть его теперь), которые заключались в том, чтобы прослушивать космическое пространство в надежде поймать искусственный сигнал, направленный землянам, для чего гигантский радиотелескоп был наведен на определенные звезды, у которых предполагалось существование планетарной системы. Сгустки волн этого небесного тела фильтровали, прощупывали, так сказать, на предмет обнаружения послания, отправленного внеземным разумом, который мог быть таким же воплощением мысли, что и человек.

Первый проект OZMA был ограничен во времени и пространстве. Во времени наблюдение продолжалось лишь какие-то сто пятьдесят часов, после чего, из-за отсутствия положительных результатов, поиск сигналов решили прекратить, а телескоп тотчас затребовали на другие работы, якобы более важные для подавляющего большинства ученых. Ну а в пространстве наводка телескопа делалась только на звезды, относительно близкие к нашей солнечной системе[13], так как ученые предпочитали изучать прежде всего планеты, где бы физические условия мало отличались от наших, то есть на которых могла быть жизнь. Кроме того, и средства для поисков использовались довольно скромные: двадцативосьмиметровая антенна и применяемые мощности, разумеется, не смогли бы уловить сигналы, исходящие с далеких звезд, и, хотя Грин Бэнк была защищена горами, она не была надежным убежищем от различного рода помех земного происхождения.

Именно поэтому в последующие годы группа всемирно признанных ученых разных национальностей (творчески иссякших, по мнению некоторых, от чрезмерных трудов) предложила возобновить научно-исследовательские работы, вооружившись более мощным оборудованием, и установить обсерваторию на обратной стороне Луны, которая станет надежным щитом для волн, идущих с нашей планеты. Они аргументировали предложение необходимостью поиска других обитаемых миров, установления контактов с разумными существами, возможно, более высокоразвитых, чем наша, цивилизаций, а также привлекательностью международного научного сотрудничества, – это были достаточно убедительные доводы, для того, чтобы правительства разных стран решились предоставить значительные кредиты на проект OZMA-2. Так, благодаря огромным инвестициям, проект и был запущен, отчего стал предметом зависти многих ученых мужей, которые в него не верили.

Главный инструмент обсерватории «Космос» – гигантский радиотелескоп размером около километра в диаметре, полусферическое устройство которого обусловлено рельефом поверхности Луны[14], он призван день и ночь прочесывать просторы Вселенной. Кроме этого прибора, в распоряжении ученых было еще и дополнительное, более совершенное оборудование: селекторные аудиовизуальные регистрирующие устройства, электроника, выполняющая наисложнейшие расчеты, оперирующая числами различных величин. Самым главным достоянием исследовательской оснастки была, конечно же, ядерная станция, обладающая мощным энергетическим потенциалом. Две дюжины ученых отправились в добровольное заключение на станцию «Космос», прихватив себе) в помощь многочисленный экипаж суперквалифицированных техников. Не было установлено никакого ограничения продолжительности научно-исследовательских космических работ, потому что все были настроены весьма решительно и полны энтузиазма трудиться до тех пор, пока не удастся получить хоть какой-нибудь результат. Не вызывало никаких сомнений и то, что отправленный из космических далей сигнал будет вскорости перехвачен и довольно быстро расшифрован.

Но, к несчастью, никаких посланий оттуда «Космосу» поймать не удавалось. Перед лицом небесного безмолвия первоначальное воодушевление многих улеглось, уступив место скуке, потом – чему-то похожему на невыносимую меланхолию.

В конце года половина научных сотрудников отказалась от дальнейшего участия в экспедиции и возвратилась на Землю, чтобы вернуться к занятиям не столь неблагодарным. А два года спустя здесь осталось только три человека из тех, что поначалу рьяно ухватились за реализацию проекта OZMA-2, да несколько необходимых для обслуживания станции техников, которые, впрочем, менялись каждые три месяца.

И в самом деле, непременное ежедневное ожидание возможных космических феноменов, которое составляет основу работы в обсерватории, с неизбежностью оборачивается обезличивающей человека депрессией. Априори все знали, что многолетнее безмолвие Вселенной находится в полном соответствии с теорией вероятностей – в отношении частоты возможных появлений в космосе сигналов внеземного разума; но научные теоретические обоснования уже никого не трогали: напротив, они лишь вновь и вновь убеждали в том, что вся жизнь – мгновение в масштабе космической бесконечности, и она стремительно проходит, не оставляя надежд на искомый результат, и так ли уж это важно: опровергнет он или подтвердит первоначальную зажигательную гипотезу о существовании этих самых внеземных цивилизаций. Вот и Луна, которая прежде представлялась многим местом для приятного времяпрепровождения, оказалась необитаемой пустыней, а ее обратная сторона – еще более бесперспективна для человеческой жизни, так как оттуда не видна успокаивающая взор человека родная планета и никакая звезда не восходит над ней, чтобы сменять нескончаемые ночи на дни…

Среди тех троих, что остались из всего многочисленного экипажа станции, двое были пионерами проекта: Додж – один из выдающихся астрономов своего времени и Ирквин – математик, аналитические работы которого имели решающее значение в продвижении космической науки. Что касается психолога Мэлтона, – на сегодняшний день никто не превзошел его в познании человеческой души. А глубокое знание тонких душевных струн человека очень важно, говорил ему Додж, чтобы работать с экипажем, когда хочешь найти контакт с людьми.

Только высокий научный и духовный потенциал давал им силы дольше, чем другим, сопротивляться монотонности жизни в лунной обсерватории. В течение первых нескольких лет дежурства перед молчаливо прослушивающими космическое пространство устройствами и застывшими неподвижно регистраторами связи они проводили время в разговорах и сложнейших расчетах, касающихся вероятности существования внеземных цивилизаций. Всесторонне обсуждая одну за другой все известные гипотезы и привнося в них собственные идеи, чтобы найти новую логически выверенную концепцию для исследований, они пускались в жаркие споры о способе, который следовало бы избрать для отправки послания, чтобы заявить о себе далеким существам, которые – никто в этом не сомневался – принадлежали более развитой, чем наша, цивилизации. Прилагая сверхчеловеческое напряжение мысли, они демонстрировали незаурядные воображение и изобретательность, свойственные лишь неординарным личностям. В особенности Ирквин – его мысль была запредельна: он представлял себя внеземным существом.

Так пронеслись первые годы их жизни на станции: в достаточно высоком интеллектуальном напряжении, которое не позволяло им расслабляться, а тем более поддаваться хандре и унынию. С течением времени, однако, безнадежное ожидание начало испытывать и их нервы. В результате чего и наступила некая прогрессирующая духовная деградация, выразившаяся в этих их досужих, довольно странных повседневных увлечениях.

К научным или философским темам обращались все реже и реже, – к тем, что прежде постоянно занимали умы, – теперь они испытывали к ним что-то вроде отвращения. Былые воодушевление и исследовательский пыл уступили место скорбному, рутинному исполнению обязанностей. Вначале самый фанатически настроенный из всех на работу, Ирквин стал теперь наиболее подавленным и с отчаянием отдавал себе в этом отчет, потому зачастую изображал бурную деятельность, чтобы таким образом вдохновить остальных. Додж во время разговора иногда вдруг не договаривал до конца фразу, будто ища смысл в том, что хотел сказать. Мэлтон чувствовал себя в некоторой степени ответственным за моральный настрой экипажа, поэтому нашел способ – резкими критическими замечаниями, порой недоброжелательными – осаживать любителей мрачно теоретизировать, тем самым уводил обитателей станции от непотребных разговоров, расхолаживающих трудовой коллектив. Правда, не всегда ему это удавалось. Мало-помалу высокие отвлеченные рассуждения о разуме уступили место шахматам, бриджу, потом покеру и вот настал черед других игр, которые требовали совсем незначительных интеллектуальных усилий. Сеансы спиритизма[15], к которым они пристрастились с некоторых пор, стали единственным наивным развлечением, всецело поглощающим нескончаемое время. Как-то раз в один из самых мрачных, чем обычно, дней во время очередного сеанса Ирквин неожиданно принялся убеждать всех, что ответы геридона, возможно, предопределены – в связи с соответствующей поверхностью Луны и слабой силой тяготения. Никто из троих так не считал, но все согласились с этим высказыванием, отдавая должное математику, так как оно вносило причудливый нюанс в их нелепое занятие.

Вскоре и эти незатейливые игры оказались бессильными победить изнуряющую меланхолию, которая была небезопасна для людей, волею судеб заброшенных на неосвещенную сторону Луны, увлеченных восторженной, но безрассудной и отчаянно недостижимой целью.

2

– Это искусственный сигнал! – с трудом переводя дыхание, снова выпалила стремительно ворвавшаяся в отсек Ольга. – Он явно не космического происхождения!

Ольга – молодая ассистентка-астрофизик. Несколько месяцев назад, окончив учебное заведение, она попросилась стажироваться в обсерватории «Космос». Лунные отшельники оценили этот ее шаг, когда она появилась на станции, потому что в штате недоставало единицы по обслуживанию сверхчутких приборов, кроме того, это был четвертый – недостающий – игрок для бриджа.

И вот что странно: известие, которое она принесла, должно было вызвать бурю эмоций, однако присутствующие восприняли его с явным спокойствием. Разве что судорожно дрогнула рука Ирквина, чтобы оторваться от стола и схватить стакан с вином.

Додж неожиданно громко и членораздельно спросил:

– Откуда отправлен сигнал?

– Со звезды из Скопления М-13, из Геркулесовых координат…

– Скопление М-13!!! Что я об этом думаю? – вздохнув, проговорил Ирквин. – А то, что эта девушка – обезумела, или она пьяна.

– Сорок тысяч световых лет?! – воскликнул Додж. – Ирквин прав. Это абсолютно невозможно, Ольга.

– Но это так, – упрямо сказала Ольга. – Я проверила. Говорю вам, что я в этом уверена.

– Покажи запись датчиков.

Девушка протянула бумажный свиток.

Ирквин вырвал его у нее из рук, удалился в угол комнаты и принялся внимательно рассматривать.

– Почему это вы так уверены? – спросил Додж.

– Для проверки я перестраивала контрольную антенну. Нет никаких сомнений. Стоило ее сдвинуть, как сигнал исчезал. Он появлялся сразу, как только я наводила антенну на эту звезду. Она находится довольно далеко от центра М-13.

Обсерватория имела в своем распоряжении две антенны, которые были всегда одинаково настроены, одна из них служила именно для такой цели – проверки, чтобы прослушивание космоса шло непрерывно. Это была необходимая предосторожность. Со времени запуска проекта OZMA-1 в первые же минуты в обсерватории Green Bank был перехвачен один весьма отчетливый сигнал, когда радиотелескоп был направлен на звезду Ипсилон Эридана. Увы! Сигнал прослушивался так же чисто и тогда, когда прибор перевели на некоторые другие небесные точки. Он был просто-напросто земного происхождения – это было подтверждено дальнейшими испытаниями. Здесь подобное наложение помех исключено наличием самой Луны, которая служила своего рода защитным экраном от них, но не от тех, что вызваны межпланетными природными механизмами и космическими явлениями.

Итак, Ольгин проверочный тест имел большое значение. Дыхание Доджа слегка участилось. В какой-то момент огонь блеснул в его глазах. Вскоре, однако, холодная рассудочность ученого взяла верх, он сказал:

– Сорок тысяч световых лет?! – Додж отрицательно покачал головой. – Невозможно, Ольга. Чтобы передать сигнал, который мы смогли получить с такой отчетливостью с такого расстояния, им понадобилось использовать для этого немыслимое количество энергии, превосходящее наши расходы на обеспечение производственных и социальных нужд всей Земли в течение многих лет!

Спокойный все это время Мэлтон неожиданно запальчиво возразил:

– А что если их цивилизация настолько развита, что она располагает баснословными энергетическими ресурсами? Или, может быть, они придают такое значение некоему сообщению, что имеют все основания использовать энергию подобной мощности?

– Не увлекайтесь! – сказал Додж. – Я уверяю вас, что речь идет о природном явлении. Ведь уже не впервые мы ловим волны, вызванные пульсацией звезд.

– Это искусственный сигнал. Он передан разумными существами, – стояла на своем Ольга.

– Додж!

Астроном вздрогнул. Голос Ирквина, все еще склоненного над бумажным свитком, выдавал его необычную взволнованность. Никогда, даже во время самых оживленных дискуссий, Додж не слышал у него подобной интонации.

– Додж! – повторил Ирквин. – Ольга не сошла с ума!

– Что?

– Она права, Додж. Послание отправлено мыслящими существами.

– Я умею считать до двух тысяч пятисот, – тихо проговорила девушка.

Додж, охваченный нервной дрожью, воскликнул:

– Как вы сказали? Две тысячи…

– Посмотрите, Додж. Считайте, как это делает она, как только что это сделал я.

Для большего удобства он положил свиток с записью полученного сигнала на пол. Она начиналась так:

_{Начало записи № 1}

Додж лег животом на пол и принялся, тыча пальцем, считать последовательность знаков датчика от 0 до 1. Когда через несколько минут он встал, его лицо преобразилось.

– Вы правы… Дети мои, я считаю, что сегодня великий день.

– Мне хотелось бы понять… – начал было Мэлтон.

– Послушайте, старина… – вскрикнул, прервав его Ирквин. – Ольга! Быстро дайте мне разграфленной бумаги и чем писать!

– Вот, возьмите.

Несмотря на то, что торопилась сообщить новость, она успела подумать и о том, чтобы принести необходимые рабочие принадлежности. Ирквин поблагодарил ее оценивающим взглядом, потом, небрежно оттолкнув других, суетливо пробрался к письменному столу и принялся изучать закономерности подачи сигнала, тоже водя пальцем по бумаге.

– Считайте, Ольга. У меня дрожит рука… или лучше диктуйте мне – так скорее дело пойдет.

– Давайте, быстрее, – затаив дыхание, Додж следил за их действиями, – быстрее!

Ольга взяла свиток и принялась диктовать:

– Пятьдесят раз – единица… Пересчитываю… Да, пятьдесят единиц. Потом одна единица, потом… сорок восемь раз – ноль и единица… Все верно. Потом одна единица и сорок восемь нулей. Я бы сказала…

– Никаких комментариев! – взмолился Додж. – Быстро дальше!

– Дайте нам поработать спокойно, – возмутился Ирквин.

Додж нехотя отошел и, чтобы утолить свое нетерпение, решился дать несколько психологических пояснений Мэлтону:

– Две тысячи пятьсот, Мэлтон, – это абсолютный квадрат!

– По правде говоря, я об этом не подумал. Да, это так…

– Ну да, это значит, пятьдесят помноженные на пятьдесят, черт побери! Как вы думаете, природное явление, пульсация звезды, например, может показывать такое число последовательных знаков и дать такой своеобразный результат? Случайность из ряда вон выходящая, почти невероятная, Мэлтон. Надо делать выводы. Как вы считаете, каковы будут действия Ирквина? Итак, Ирквин?

– Старина, если вы будете постоянно мне мешать, – взорвался математик, для которого перерыв в подсчетах означал потерю нити последовательности зарегистрированных знаков, – быстро мы с этим не разберемся. Оставьте нас в покое, слышите?… Ольга, повторите!

– Еще сорок восемь нулей, – сказала Ольга, – потом единица.

– Хорошо-хорошо, – пробормотал Додж, – оставим их… Пятьдесят на пятьдесят! Мэлтон, это должно означать, что послание состоит из пятидесяти строк в пятьдесят знаков каждая. Когда-то давно мы прикидывали возможность такого рода прецедента… Но этот еще более прост, чем диаграмма Дрейка[16]… Ирквин идет по тому же пути.

На разграфленном листе бумаги Ирквин изобразил сначала строку из пятидесяти первых знаков свитка. Пятьдесят первый знак он записал со следующей строки, – под предшествующей, – слева направо и затем все последующие пятьдесят. Потом перешел к третьей – и так далее. Его воодушевление передавалось время от времени приглушенным восторженным хмыканьем.

– Кажется, я поняла, – сказала Ольга, – пятидесятая и последняя строки – непрерывное продолжение пятидесяти единиц… Вот как…

– Черт возьми! – ликовал Ирквин. – Я должен был догадаться об этом с первого взгляда. Посмотри, Додж.

Он завершил работу и положил перед глазами коллег таблицу.

_{Расшифровка 1-й записи. (Квадрат-рамка) Послание № 0}

– Идеальная симметрия, – разочарованно прокомментировал расшифровку записи Мэлтон. – Но я не вижу, в чем мы продвинулись.

Он замолчал, чтобы не мешать размышлениям двух ученых.

Всего две секунды понадобились Доджу, чтобы прийти к такому же выводу, что и математик.

– Ольга, – сказал вдруг он, – надо возобновить прослушивание. Из этого что-то следует.

– Должно последовать, – поддержал Ирквин.

– Все записывающие устройства включены, – ответила девушка, – и микрофоны этой комнаты – тоже. Мы будем предупреждены, когда передача сигнала снова начнется.

– Если она вообще начнется…

– Вы в этом сомневаетесь, Мэлтон?! – вскричал Ирквин. – Разве вы не видите, что этот квадрат – рамка, в которой будут писать будущее послание. Передача такого рода осуществляется числами из двух элементов, то есть чередованием 0 и 1 – ноля и единицы, чтобы лучше обозначить начало и конец. Ну же, сосредоточьтесь! – раздраженно продолжал он. – Ноль в регистрации волн – это просто отсутствие сигнала, молчание… Ладно, поймете это позже. А пока поверьте мне на слово. Рамка – очень необходима.

– Очевидно, рамку повторят и в последующих передачах, чтобы обозначить границы.

– И в ней нули будут составлять фон, на котором будут вписаны знаки послания, – прошептала Ольга голосом, дрожащим от волнения.

Мэлтон, усвоив выводы своих товарищей, молчал, размышляя.

– Это послание должно быть исключительной важности, Додж, – сказал он наконец, – если, как вы уже предполагали, они используют на радиопередачи огромные средства.

– Я не предполагаю. Я в этом уверен. Гигантские мощности!

– Клянусь, я расшифрую это послание, – заверил всех Ирквин.

Сказав это, он встал, взял бутылку со спиртным, которого осталось не больше половины, и спрятал ее в шкаф.

3

В ожидании продолжения первого послания, которое они окрестили № 0, члены экипажа обсерватории «Космос» жили в тревожном волнении: воодушевление и мучительное нетерпение сменяли друг друга.

Ирквин проводил время, шагая из угла в угол лунного сооружения, иногда останавливаясь у прослушивающего устройства, перед тем как вернуться в комнату отдыха, упасть в кресло и оставаться в нем какое-то время, обхватив голову руками. Мэлтон вовсе не знал покоя. Додж, вначале взбудораженный, немного пришел в себя, закрывшись в своей комнате на час, тогда и вспомнил о своих обязанностях директора и решился, наконец, сообщить ошеломляющую новость на Землю некоторым светилам от науки – что и должен был сделать тотчас при перехвате первого сигнала из космоса.

Он прошел в свой кабинет. Общаться с Землей можно было по радио, через релейную телефонную станцию, установленную на освещенной стороне Луны. Додж сразу попал на одного из своих коллег, который занимал официальный пост и был его другом.

– Как вы там, все хорошо?

– Старина, не могу поверить, – заговорил астроном не очень уверенным голосом. Однако, кажется, чем больше проходило времени после приема сигнала, тем больше его одолевали сомнения. – Послушай, держи это пока в секрете. Не стоит пока приводить в смятение прессу… Кажется, мы получили сигнал.

В ответ он услышал восторженные слова приятеля, а потом поток его вопросов и почувствовал раздражение.

– Да, я передам его вам… Мы его очень легко расшифровали… Пока ничего, кроме пустой рамки. Я говорю – это рамка. Черт побери, объясню вам позже. Надо, чтобы вы прежде всего ответили мне на мои вопросы. Очень важно. Обещайте, я вас заклинаю, сказать мне правду. Вы уверены, что вы не разыгрываете удивление? Я хочу знать: поклянитесь, что вы со своей стороны, с Земли, не посылаете в направлении нашей станции в экспериментальном порядке какие-либо радиоволны, чтобы придать немного вкуса тому жалкому существованию, которое мы здесь влачим.

Подозрения Доджа соотносились с методой, предложенной некогда одним видным ученым[17], разработанной к внедряемому проекту OZMA. Его проницательный ум предвидел феномен возникновения тоски и депрессии, которые непременно должны были овладевать несчастными исследователями космических станций, и поэтому он посчитал необходимым время от времени запускать в пространство ложные сигналы, чтобы пробуждать у обитателей небесных обсерваторий интерес к работе и не дать им совсем отчаяться и погибнуть от безнадежной и бесплодной деятельности.

Додж немного приободрился, услышав, как его телефонный собеседник задохнулся от негодования.

– Не сердитесь! Вы клянетесь всем, что для вас является самым дорогим?.. Хорошо… Секунду. В чем дело, Ольга?

Девушка стояла в дверях его кабинета и призывно жестикулировала:

– Возобновилась передача сигналов! – выпалила она.

– Я перезвоню позже, – прокричал Додж в трубку и на этом прервал связь с Землей.

Не убежденный клятвенными заверениями друга, Додж тем не менее устремился в комнату отдыха, где радиомикрофоны столь же отчетливо, как и в прослушке, воспроизводили звуки принимаемых сигналов. Ирквин лихорадочно пытался успеть записать их, полагаясь на слух. Он легко с этим справился, отразив на бумаге первые пятьдесят единиц. Судя по всему, повторялась, как и предполагалось, рамка-фон для послания. Потом он все же сбился и перестал писать, потому что не сразу понял, что перерыв в передаче был временной паузой, означающей 0 – ноль. Оставалось ждать результатов безупречной автоматической регистрации сигнала рабочими устройствами.

– Я принесу вам запись передачи, как только она прекратится, – сказала Ольга.

Несколько минут трое мужчин сидели не произнося ни слова, и звенящую тишину нарушал лишь звук, идущий из приемника с неравными интервалами.

Ирквин смотрел на часы. Он засек время начала и ждал конец передачи. Незадолго до того, как оно истекло, он поднял руку, будто дал старт соревнованиям, потом резко опустил ее в тот момент, когда сигналы прекратились. Додж и Мэлтон прокричали ура.

Несколько минут спустя Ольга прибежала с драгоценным свитком. В нем было две тысячи пятьсот знаков. Вот как он выглядел:

_{Начало записи послания № 1.}

Принятая лично Ирквиным и Ольгой регистрация знаков в пятьдесят линий была намного длиннее, чем послание № 0. На этот раз внутри рамки, несомненно, что-то было. И это что-то было уже преобразовано Ирквиным для более отчетливого восприятия: нули он трансформировал в простые точки, на их фоне ясно просматривалась замысловатая картина из единиц.

Додж, наморщив лоб, попытался как-то истолковать представшую картину.

_{Послание № 1 (Информация)}

– Две геометрические фигуры в верхней части листа. Та, что ниже – похоже, треугольник, но в остальном, самом главном, я ничего не вижу.

– Вы не видите! Вы правильно сказали, что вы не видите! – вскричал Ирквин.

Все вздрогнули: столь необычно звучал его голос. Лицо стало мертвенно-бледным, глаза странно блестели. В этот момент он походил на сумасшедшего.

– Вы, Додж, один из ведущих астрономов! И вы не видите?! – он вдруг зашелся каким-то истерическим смехом, таким, что из глаз потекли слезы.

Мэлтон властно схватил его за руку:

– Ирквин я не раз ставил вам на вид, что вы злоупотребляете спиртным. И вам следует…

Мэлтон замолчал, увидев, что Додж тоже переменился в лице: оно стало пунцовым, а голос дрожал, когда тот заговорил, странно задыхаясь, отчего вынужден был расстегнуть ворот рубашки.

– Господи! Ирквин, вы правы! Я осел!

– Галактика! – закричала Ольга, ткнув пальцем на изображение вверху листа.

– Галактика! – Мэлтон и сам уже узнал знакомые очертания этого островка Вселенной, состоящего из миллиардов звезд, включая, в частности, наше Солнце, как это изображалось на всех атласах небесных сфер.

Додж замерил величину изображения и быстро произвел расчеты.

– Все правильно, в целом пропорции соблюдены настолько, насколько это позволяют размеры схемы… В чем дело, Ольга?

– Посмотрите.

Она обратила внимание ученых на одну единицу, находящуюся внутри контуров Галактики, нарисованных такими же единицами. Эта единица была на пересечении 4-й линии с 26-й вертикалью в соответствии с цифровой графикой заготовленных и утвержденных Ирквином бланков разграфленных листов.

– Местонахождение скопления М-13 Геркулеса. Это точка наведения нашего радиотелескопа.

– Совершенно верно, – покраснел Додж. – Те же координаты. И расстояние соответствует масштабу. Сорок тысяч световых лет! Та самая галактика! Та самая!

– Та самая! Та самая, откуда посылают сигнал…

– Откуда его отправили сорок тысяч лет назад, – уточнил Ирквин.

Больше никто ничего не добавил, комментарии были излишни. Все замолчали, оглушенные, замерли, сидели будто окаменелости, потрясенные внезапным ошеломляющим результатом, величественным следствием их терпеливого многолетнего ожидания. И это случилось тогда, когда самые оптимистически настроенные ученые уже стали сомневаться в успехе этой космической экспедиции и вообще в правомерности выдвинутой ими гипотезы, – и надо же! – космический разум внезапно заявил о себе с отчетливостью и определенностью, способной убедить самых мрачных скептиков.

Первое, что избрали внеземные существа для контакта и представления, – произвести незатейливое и вместе с тем грандиозное впечатление, для того, чтобы заявить о существовании высшего разума. В ходе лабораторных испытаний и сами пионеры проекта OZMA-1 задумывались, какого рода информацию следует запустить в космос: то ли простые арифметические вычисления, формулы, то ли схемы, иллюстрирующие решение геометрических теорем – в качестве общеизвестных истин. Насколько же более оригинальным и верным оказался подход к этой проблеме существ, которые населяли Скопление М-13! Одним лишь незамысловатым изображением они недвусмысленно сообщили о своих параметрах и нашей галактике. Они старались привлечь таким образом внимание всех мыслящих существ в миллионах звездных систем, допуская, что где-то некий разум, как и они, тоже наблюдает за небом. И вот в своем послании простой маленькой единицей, малым бинарным знаком, битом, как называют его специалисты, они указали свое место во Вселенной. Они давали всем свой адрес! У Ирквина перед этой восхитительной лаконичностью был такой же восторг, как у эстета, открывшего шедевр.

Разумеется, сознание членов экипажа было прямо-таки ослеплено случившимся. То, что происходило далее в обсерватории «Космос», вряд ли удивит тех, кто знает, до какой степени люди науки, даже самые серьезные, иной раз неожиданно переходят в состояние экзальтации. И вот внезапно, в одно мгновение комната отдыха стала похожа на пристанище для умалишенных. После стольких лет уныния и беспрестанного ожидания всевозможные сомнения рассеялись, и обуявшая людей безумная радость будто сорвалась с цепи и вскружила головы, завертела с неистовостью тайфуна. Додж, прижав Ольгу к груди, пустился в какой-то дикий пляс, в то время как Ирквин точно так же в безумном танце вращался с геридоном, а Мэлтон, глубокомысленный психолог, жадно пил шампанское прямо из горла и при этом яростно отбивал такт рукой.

Такая разрядка, а продолжалась она около четверти часа, для измотанных, истощенных нервов ученых была крайне необходима. Потом, когда свойственное им благоразумие возобладало, они вновь склонились над посланием, которое повергло их в глубокие раздумья.

– Под изображением галактики – простой треугольник. Быть может, как когда-то и мы, они искали способ продемонстрировать свои познания в геометрии?

Теперь, после того, как улегся восторг от открытия галактики, Додж выглядел совершенно растерянным. И все же ему казалось, что не пристало высшим существам использовать такой, довольно банальный способ передачи информации о развитии своей цивилизации.

– Ни одна из зафиксированных линий знаков не дает повода истолковывать это подобным образом. Потом увидим. Что касается дальнейшего… – Он долго стоял в раздумье, затем начал своего рода монолог: – Ниже 15-й линии мы наблюдаем непрерывную последовательность единиц. Ясно, что они не в счет – это всего лишь сторона рамки: таким образом изображение галактики отделено от послед дующей графической части, составленной бинарным алфавитом, несомненно, составляющей сущности послания. Но есть и другие непрерывные линии из единиц, – заметил Додж. – Их периодичность 5 единиц по вертикали, смотрите: 19, 23, 27 и т. д.

– Верно.

Ирквин продолжал размышлять, нахмурив брови, потом улыбка озарила его лицо.

– А вот и еще очевидные вертикальные закономерности: видите, как они следуют… Впрочем, пока это не совсем понятно, необходима дешифровка и, наверное, длительная. Но я вижу их принцип подачи. Неплохо задумано. Поставьте себя на их место, Додж. Предположим, что вы хотите таким способом запустить на радиоволнах отнюдь не схемы, но ряд слов бинарным языком.

– Бинарным! – недоуменно повторил Мэлтон. – Как это? Хотелось бы понять.

– Попробую объяснить… Допустим, каждое слово – это ряд цифр, состоящих из последовательности нулей и единиц (0 и 1). На нашей диаграмме нули заменены точками. Рассмотрим слово ОНО. Если вы пишете его карандашом, вы выводите каждую цифру. Ничего сложного, правда? Но посредством радиоволн можно обозначить только единицы (1), то есть сигнал – это единица, тогда как нули (0) выражаются отсутствием сигнала, молчанием. Такой способ связи требует обозначения начала и конца слова, в противном случае слово 0110 может быть перепутано со словом, записанным как 11. В начале горизонтальной линии, в месте ее пересечения с рамкой, сделать это нетрудно: тут всякая двусмысленность исключается вертикальной границей рамки. Теперь вы понимаете, сколь необходима рамка, Мэлтон? Можно было бы обойтись без нее для передачи рисунков, где нули обозначали бы лишь пробелы, но не для слов… Для слов же понадобилось, так сказать, обрамление, чтобы разделить их и по вертикалям, которые, как вы заметили, выражены в виде прогонов из пяти рядов единиц. Посмотрите: например, первое слово находится в пределах от границы рамки до 14-й вертикали – между 15 и 19 горизонтальными линиями или другое: тоже от границы рамки до 12-й вертикали между 23 и 27-й линиями. Таким образом, чтобы выделить границы каждого слова по вертикали, потребовалось пять рядов-линий единиц. То есть надо было…

– То есть надо было разделить смысловые ряды, – продолжила его мысль Ольга, – таким образом, от пятой к следующей пятой горизонтальной линии каждое слово оказывалось заключенным в прямоугольник, сформированный из единиц.

– Браво! – похвалил ее математик. – В каждом прямоугольнике, состоящем из пяти горизонтальных линий, есть одна линия, которая, как вы сказали, представляет собой смысловой ряд и находится посередине. Заметьте, что линия сверху и линия снизу состоят только из нулей, потому нет надобности принимать их в расчет, но только те, которые заключены в прямоугольники из единиц. Таким образом, послание начинается с 17-й горизонтальной линии- строчки. Первое слово довольно длинное: 010011001001, второе – 0001010010, третье очень короткое – только 11, четвертое – 111010 и т. д. Затем переходим к 21-й горизонтальной линии-строчке. Дошло?

После обсуждения все согласились с тем, что единственным приемлемым был вариант трактовки, предложенный Ирквиным.

– Что ж, хорошо, – сказал Мэлтон, – я согласен, это действительно послание, и вы прекрасно разделили его на слова, теперь осталось только расшифровать.

– Конечно, – буркнул Ирквин озабоченно. – Если есть желание, можете попробовать. Всего двадцать слов – и ни малейшей зацепки для понимания! Ох, ведь уже не раз предпринимались попытки создать двоичный – бинарный язык в соответствии с правилами логики. Почти все эксперты допускают мысль о том, что не существует кодировки, придуманной человеческим разумом, которую не смог бы дешифровать человеческий разум. Только…

– Только эту придумал не человеческий разум. Вот так-то… – медленно проговорил Додж. – И было это сделано сорок тысяч лет назад жителями звездного скопления М-13.

В течение двух последующих часов Ирквин сидел, зачарованно уставившись на ряды нулей и единиц, всецело поглощенный разгадкой их тайны. Совсем упав духом в безрезультатных поисках решения задачи, он уныло встал, как вдруг услышал звук возобновившейся передачи.

– Я была уверена, – восторженно сказала Ольга, – они захотят объясниться.

– Уф! – устало выдохнул Ирквин, вытирая лоб. – Я тоже надеялся на это. Они не могли оставить нас в полном недоумении после столь ослепительной интеллектуальной атаки.

_{Послание № 2 (1-й урок языка)}

Однако, очередное послание, вписанное в рамки, своего рода экран 50x50 (теперь передача его изображения стала обычной, рутинной преамбулой), после полного и четкого прояснения деталей всех разделительных линий и исключения не несущих смысла нолей, выглядело следующим образом:

На левой стороне листа появились три рисунка, очевидно, дополняющие один другой; на первом снова была галактика, на втором, несомненно, круг, на третьем еще один круг, поменьше. На правой части листа стояли группы бинарных знаков.

Первый комментарий Ирквин высказал громким голосом в присущей ему профессорской манере:

– Так я и думал… Это первый урок… скорее всего логического языка… Начало словаря. Значит, галактика представлена двоичной группой 11, но…

– Не кажется ли вам, что пора бы уже каким-то образом объяснить мне, что такое все эти ваши двоичный код и логический язык, – взмолился Мэлтон.

Сжалившись над бедным, ничего не понимающим Мэлтоном, Додж принялся объяснять ему, начав издалека:

– Мы часто задумывались над созданием такого рода языка. Еще на Земле в последние годы в этом направлении было предпринято немало попыток. За основу был принят графический принцип – разлинованный лист и ответ да или нет (бинарным способом: 1 или 0) на вопросы от более общих к более частным. Например. Прежде всего ставится условие (а оно обязательно), что все сущее будет записываться двоичными знаками, начиная с основополагающей единицы (1)[18]. Потом, так сказать, для конкретики ставится вопрос: кто или что является предметом исследования. Живые существа? Если ответ утвердительный, записываем всех живых существ двумя одинаковыми цифрами – 11. Если отрицательный – двумя разными: 10. Далее уточняется: животный мир? – положительный ответ будет записан как блок цифр 111; отрицательный – 110, равно как и растительный мир. И так далее. Человек в подобной системе мог быть обозначен четырехзначным блоком – 1111. Другие вопросы и соответственно другие ответы

– повлекут за собой новые условные обозначения с учетом той иной конкретики. Это понятно?

– Почти.

– В данном случае, который мы рассматриваем, – продолжал Ирквин, – предложено, как вы видите, иное исходное условие. Выходит, что галактика – это группа цифр 11, а больший круг, что находится ниже ее – 111.

– Но выше группы 11, – прервал его Додж, – стоит 1 – одна единственная единица и напротив нее нет никакого изображения. Не означает ли это, что таким образом обозначено ничто?

– Не угадали, старина. Мне кажется, я начинаю понимать их метод. Давайте поразмышляем: у них наверняка астрономическое мышление, поэтому, сообразуясь с природой вещей, они вполне последовательно идут от общего к частному. Этот большой круг, Додж, – не что иное, как звезда, или я бы предположил еще, что это – звездная система, непосредственное логическое подразделение галактики. Ну а меньший круг ниже ее…

– Следуя за вашей мыслью, я, кажется, на сей раз не ошибусь, предсказав, что меньший круг – планета, которая, в свою очередь, является частью звездной системы.

– Ну да, это сразу бросается в глаза. Но тогда, Додж, если мы вернемся в самый верх листа, к одинокой единице, которая так заинтриговала вас, мы придем к выводу, что она не просто ничто, совсем наоборот…

– Я поняла, – радостно воскликнула Ольга, – это Вселенная!

– Вот именно, черт возьми! Вселенная включает в себя галактику, которая в свою очередь состоит из скопления звездных систем, которые включают планеты. Это необъятное Все, сам Космос, как вы правильно поняли, они не могли изобразить ни каким иным способом, если бы не обратились к последовательной градации по нисходящей, и им это удалось благодаря тому, что перевели имя Вселенной в бинарный знак. Это совершенно очевидно.

– Это любопытно и с точки зрения психологической, – размышлял Мэлтон. – Они рассматривали сначала наиболее значительные величины, и наибольшей присвоили символ 1 – единицу.

– Ирквин, – прошептал вдруг Додж, – где первое послание? Мне кажется, что там… похоже…

– Успокойтесь, я знаю его наизусть, – сказал математик, вскинув голову. – Хотите, проверьте: группа 11, то есть понятие галактика, находится в первом прямоугольнике на 17-й горизонтали.

Одно слово послания было расшифровано. Все молчали, потрясенные констатацией этого факта.

– Чтобы понять другие слова, нужны новые документы и новые уроки языка.

– Значит, вы не сомневаетесь, что передача информации продолжится?

В ответ на этот вопрос раздался стрекот записывающих устройств. Таинственные существа, находящиеся на расстоянии сорок тысяч световых лет, методично продолжали посвящать их в свою тайну. В трепетном молчании слушал экипаж звук идущих к нему волн. А когда Ольга принесла зарегистрированную приборами запись, Ирквин с первого взгляда определил, что получено точное повторение первого послания.

– Все идет, как я и подозревал, – объявил он после сделанной на всякий случай сверки. – Смотрите, Додж, вы согласны, что это то послание, которое они изо всех сил стремятся до нас донести? Все другие передачи – лишь приложения, которые должны помочь нам понять их документ, которому они придают большое значение. Могу поспорить, что они будут повторять его еще несколько раз, чередуя с уроками.

Он оказался прав. Два часа спустя, которые, видимо, были традиционным временным интервалом между передачами, космическая обсерватория получила послание № 3, последовавшее в качестве второго урока. Оно стало почти таким же потрясением, как и первое послание с изображением галактик. После регистрации Ирквин представил его глазам изумленных коллег.

Совсем не надо быть великим ученым, для того, чтобы идентифицировать первых три рисунка: то были силуэты, формой напоминающие человека, и никакие другие особые толкования здесь не требовались. Очевидно, речь шла о существах, населяющих планету, откуда отправлено послание: изображены были самец, самка и детеныш. Массивное сложение иноземных существ не удивило ученых. Додж тотчас напомнил, что живые существа планеты с большой силой тяготения почти обязательно должны иметь подобные формы. В самом деле, внешность их была намного более странной, чем та, которую можно было предугадать. Сходство, тел, членов инопланетян с человеческими органами поразило сотрудников обсерватории значительно больше, чем уродливые пропорции.

_{Послание № 3 (2-й урок языка)}

После беглого осмотра характерных признаков, представших его взору, Ирквин прокомментировал:

– Человек – 11101… Да, и в их системе человек – составная часть звездной системы, его основа 111. Следующий ноль (0), без сомнения, означает изменения этого ряда. Теперь мы уже имеем дело не с инертной материей. Единица (1) после нуля (0) должна обозначать более значимое существо этого ряда. Получается, что человек 11101, а женщина 11100.

– Какая женщина?! – возмутилась Ольга.

– Женская особь и мужская особь, если вам так предпочтительней. Это, пожалуй, даже более точно. Только…

– Только что?

– Их логика идет вразрез с нашей. Мы классифицировали бы живые существа по наиболее общим признакам, выделили бы животный мир, потом различные виды животных в порядке эволюционного развития, чтобы в конце концов дойти до человека.

– Ив чем же у нас теперь сложности?

– Пока не знаю, но в дальнейшем предвижу – и большие, – сказал Ирквин, сокрушенно покачивая головой. – В послании есть слова необычной длины.

– Послушайте, Ирквин, – сказал Мэлтон, – давайте не будем придираться к их логике, когда они поставляют нам такую массу информации в несколько линий: планету, населенную разумными существами, которая, по большому счету, представляет собой некую аналогию с нашей. Кроме того: симметрия форм, разнополость, репродуктивность.

– Да я ни на что и не жалуюсь. Впрочем, заметьте: нет новых групп цифр, чтобы представить ребенка. Просто даны слова самец и самка. Экономия символов.

– И что же дальше? – спросил Додж нетерпеливо. – Квадрат, потом треугольник… Треугольник есть и в заголовке послания № 1. Что вы об этом думаете?

– С этим пока не ясно. И все же… – математик сосредоточился на несколько мгновений, и вдруг его лицо озарилось, – Ах вот оно что! Их методика, их смысловая градация должны направлять наши мысли… Группа 111011 обозначает квадрат, Додж; очевидно, это так, потому что квадрат составляет и одну из частей тела мужчины 11101, часть очень существенную, тем более что он – начало некоего ряда… Все ясно, Мэлтон, квадрат может быть только головой. Если вы в этом сомневаетесь, взгляните еще раз: квадрат в точности такой же, как головы на рисунке.

– Интересно, действительно ли у них квадратные головы, или это только схема для облегчения расшифровки?

– Эти детали выяснятся позже. Очень важен еще и этот треугольник на последнем рисунке, который тоже должен быть одной из важных частей тела, потому что в нем основой является группа 11101.

– В экипаже не хватает анатома! – воскликнул Додж с отчаянием,

– Треугольник – самая нижняя точка рисунка, – медленно, рассуждая, говорила Ольга. – И он смещен относительно центральной оси всего послания, тогда как голова расположена строго вдоль этой невидимой оси. Слегка сдвинута вправо, это для нас – вправо, зато со стороны фигур – влево…

Вопль Ирквина прервал ее рассуждения. И в это мгновение все одновременно вдруг поняли то же, что и он.

– Эта девочка гениальна! – сказал он, расцеловав Ольгу в обе щеки. – На этот раз я размышлял как осел.

– Сердце, это сердце! – прошептал Мэлтон.

– 111010 – сердце! – возликовал математик. – Рисунок сердца не только в заголовке первого документа, но такая же бинарная группа прослеживается дважды в послании – это четвертое слово на седьмой линии и первое на 45-й, последней, определяющей!

Два существительных, несомненно значимых, уже расшифрованы: галактика и сердце.

Новая волна несказанного воодушевления от первых успешных результатов подняла ученых на новую высоту, с которой виделись триумфальные перспективы. Постоянное нервное напряжение требовало выхода вовне, потому их вновь захлестнул небывалый прилив ребячьего восторга. Додж уже сделал неуловимое движение, намереваясь пуститься в пляс, а Мэлтон изумил тем, что внезапно запел во всю глотку непристойные куплеты. Но их буйное веселье неожиданно прервалось – Додж застыл с поднятой ногой, психолог замер с открытым ртом: вновь застучали регистрационные датчики, фиксирующие космические сигналы. Ирквин, следуя недавно обретенной привычке, принялся записывать их на слух. Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы понять, что в эфире повторяется послание № 1. Он предсказал его, но не мог больше сдерживать свое нетерпение.

– Проклятье! – раздраженно выпалил он. – Сколько можно?! Это мы уже слышали!..

Он не закончил свою тираду, умолк, заметив, что все смотрят на него с укоризной. Они тоже уже догадались о повторе: ритм этой космической преамбулы стал узнаваем. Все слушали его с каким-то благоговейным трепетом истовых верующих, страшащихся, что заветный звук может мгновенно рассыпаться, пропасть. Ирквин – тоже, несмотря на то, что обладал холодным математическим умом, почувствовал странный укол в сердце. Он вынужден был признать, что находил нечто патетическое, волнующее кровь в этих настойчивых повторах, передаваемых через равномерные промежутки времени. Это было оно, главное ПОСЛАНИЕ, содержащее, без всякого сомнения, высокий трансцендентный смысл, вероятно, столь важный, столь насущный для инопланетян, что его авторы не колеблясь употребили на осуществление эфирной информационной эмиссии уйму всякого рода материальных затрат и несметное количество энергетических ресурсов. Быть может, они открыли одну из самых великих тайн Вселенной? секрет жизни и смерти всех живых существ космоса, который они решили поведать посредством электромагнитных волн сорок тысяч лет назад?

4

Таким сенсационным оказалось для землян начало космического проект OZMA-2, который возвестил триумфальную победу интуиции и непреклонного упорства нескольких ученых мужей и который будоражил мир в течение двух лет.

Ирквин оказался прав, предвидя возрастающие трудности с постижением уроков двоичного языка и то, что передача сигналов не будет продолжаться до бесконечности. И в самом деле связь вдруг прервалась на несколько недель, потом на несколько месяцев, экипаж приписывал это неизбежным астрономическим феноменам, помехам от движения планет солнечной системы и тому подобному.

Сложности, возникшие с составлением бинарного словаря, поставили Ирквина в тупик, когда он пытался выстроить слова на уровне фразы. И хотя он бился над этой проблемой по двадцать часов в сутки, разумеется, не без помощи своих коллег, найти ключ к языку не удавалось из-за бесчисленного множества возможных толкований каждого нового послания. Экипаж обсерватории, ко всеобщему сожалению, вынужден был призвать к сотрудничеству других специалистов, которые вскоре стали рассматривать проблему бинарного языка как свою собственную.

Впрочем, сокращать экипаж исследователей до маленькой группки было не только невозможно, но и нецелесообразно. Как только событие получило широкую огласку, оно взбудоражило всю нашу планету, по которой копии послания распространялись тотчас, по мере их поступления сюда. Исследовательские работы по их расшифровке были организованы в масштабах всей Земли, – на что были ассигнованы значительные финансовые средства правительствами многих стран в духе сотрудничества, которое представлялось не менее необычным, чем сам факт выхода инопланетян на связь.

Чудо, произошедшее на Земле, выглядело как следствие некоего космического возмущения, спровоцировавшего стремительное наступление новой, небывалой, сказочной эры, наступление повсеместное и столь бурное и всеобъемлющее, что не только ученые разных стран забыли свои сектантские раздоры, но объединились и последовали их примеру все нации. Проект создания Всемирной федерации, недавно робко предложенный несколькими политологами, считавшимися чудаками, осыпанный насмешками политических и финансовых воротил, начал немедленно претворяться в жизнь. Загадочное послание, отправленное сорок тысяч световых лет назад далекой цивилизацией, стало причиной всепланетного единения. Психологический шок был настолько силен, что менее, чем через две недели после сообщения о получении сигналов, правительства некоторых воюющих государств решили сложить оружие и объединились с величайшим воодушевлением, которое разделяли их народы, включая непримиримых сторонников войны.

Все слои населения планеты требовали мира любой ценой. Условия противника заранее принимались. Национальные вопросы, вопросы территориальных притязаний, даже защиты чести, казалось, стали иметь ничтожное значение.

Перед таким всеобщим волеизъявлением все эти проблемы решались довольно быстро. Повсеместно в 24 часа было подписано перемирие, – для осуществления этой формальности главами государств были направлены серые кардиналы. Предметом первостепенной важности для всех теперь стала организация научно-исследовательских работ, мобилизация интеллектуальных сил для разгадки послания ради установления контакта с внеземной цивилизацией.

В первых рядах исследователей, естественно, фигурировали математики, астрономы, физики, астрофизики – научная элита, все те, кто предвосхищал подобное событие, чьи опубликованные ранее труды по этой проблеме квалифицировали их, как высочайших профессионалов. Впрочем, мало-помалу к этому уважаемому сословию стали присоединяться и другие специалисты, способные пролить свет и на данную проблему в частности.

Биологи, рассуждая по поводу внешности изображенных на схеме существ, строили теории, доказывающие, что разум всегда непременно воплощен в оболочку, более или менее похожую на человеческое тело. Они также считали, что язык этих особей должен быть аналогом нашему и разрабатывали правила для дешифровки кода в соответствии с таким подходом. Социологи выдвигали остроумные гипотезы об устройстве общества на далекой планете, в каждой из которых был найден новый путь развития цивилизации. Специалисты в области анатомии ночи напролет проводили, изучая простой треугольник, представляющий собой сердце. Некоторые ожидали увидеть в послании предсказание открытия, способного сделать революцию в медицине и хирургии, открытия намного более значимого, чем существующие прививки, которые намеревались сделать для профилактики нашим братьям из звездного скопления М-13 при встрече.

В общем, были мобилизованы специалисты всех отраслей знания и интеллигенция. Не могли, разумеется, остаться в стороне от научных поисков и философы. Два разгаданных слова послания произвели на них огромное впечатление, и они решили, что сообщение инопланетян содержит сведения о самой большой тайне Вселенной – разгадке взаимоотношений между живым существом и космосом.

Теологи, которых также призвали принять участие в трактовке события, конечно же, рассматривали его с точки зрения духовной. Они оказались самыми страстными сторонниками дискуссий о космосе и стремились использовать ситуацию для утверждения веры, пуская в ход все свое красноречие и всякого рода весомые доводы. Дебаты принимали иногда неожиданный поворот.

Впрочем, исследования не были ограничены лишь официальными институтами. Ажиотаж охватил все человечество. Во всех сферах деятельности: в университетах, посольствах, школах, кружках, салонах, в деревнях, на заводах, кухнях – жители планеты, объединившись в группы по двое-трое, просто одиночки, сосредоточенно склонились над копиями послания, лихорадочно переставляя комбинации цифр, или блуждали взглядом по бездонному пространству космоса, ища вдохновения. Кроме того, событие взволновало и самые инертные слои человечества, – ведь оно было поистине беспрецедентным в истории планеты. Всеобщее смятение подогрело любопытство и нескольких писателей, из числа наиболее известных, а один академик через два года после принятия первого сигнала инопланетян даже посвятил несколько строк в серьезном журнале тому, что называли космическим происшествием.

И все-таки самые основательные, глубокие научные исследования проводились в лунной обсерватории, – Ирквин был их главным вдохновителем. Додж добился от учрежденного на то время правительства Земли, чтобы там создали центр для сбора всевозможной информации о результатах экспериментов каких бы то ни было исследователей, в том числе частных лиц. Станция «Космос» тоже поддерживала связь со всеми научными центрами, и поэтому была в курсе даже самых незначительных поисковых находок. Таким образом, при содействии правительства и многочисленного отряда самых видных специалистов прямо на борту сосредоточивалась воедино квинтэссенция аналитической и изобретательской человеческой мысли, которая обрабатывалась при помощи новейшей компьютерной техники, специально по этому случаю доставленной и установленной на Луне. Ирквин и его сотрудники, разумеется, продвигались в постижении тайны, но очень медленно, шаг за шагом идя к успеху.

Один за другим следовали уроки бинарного языка, представлявшего собой все большую сложность, структуру которого никому не удавалось удержать в голове. Только электронно-вычислительные машины с большим объемом памяти были в состоянии сохранить и обработать ежедневно пополнявшуюся все новыми словами и терминами с разного рода нюансами информацию, освоение которой для человека было делом весьма напряженным и изнурительным. Электронные приборы распознавали и тщательно отбирали поступающие данные, сохраняя по большей части лишь самые необходимые, – те, что не в состоянии были расшифровать даже ученые. Тем не менее послание по-прежнему оставалось загадкой – потому отчаяние экипажа «Космоса» возрастало с приемом каждого нового урока инопланетян.

5

– Мне кажется, все готово, Додж, – неуверенным голосом сказал Ирквин. – Хотите нажать клавишу?

Додж отрицательно покачал головой:

– Нет, старина, уж лучше вы. Вы были душой экипажа и его мозгом в течение двух лет.

– Я боюсь.

– Я тоже.

– А мне все равно, – сказал Мэлтон. – Но Додж – прав. Это должны сделать вы, Ирквин.

Настал момент истины. Несколько дней назад Ирквин пришел к выводу, что вычислительная машина располагает уже всеми необходимыми данными для того, чтобы перевести послание. Оставалось только дать ей соответствующую команду, нажав на клавишу. Он сгорал от нетерпения сделать это незамедлительно. Но сегодня должно произойти событие особой важности, к которому причастно все человечество, ставшее сотрудником экипажа, поэтому, несомненно, процесс получения результатов исследований, то есть расшифровки, должен был проходить в присутствии компетентных представителей всех государств. Тайна, которую наконец-то раскроют, обязаны были засвидетельствовать не только ученые, но и ответственные работники, уполномоченные властными структурами. Ведь разгадка могла содержать, кто знает, например, угрозу гибели человечества, и уже поэтому не подлежала огласке. Конфиденциально уведомленное об этом Всемирное федеральное правительство делегировало полномочных представителей государств на финальную церемонию; и было решено ограничиться лишь их присутствием и присутствием ученых светил космической обсерватории.

– Приступайте, Ирквин! Нажать на клавишу должны именно вы. Мы не можем больше ждать.

Лицо математика побледнело от волнения. Усилием воли он подавил дрожание рук, тяжелым шагом подошел к пульту и опустил два или три рычага, затем, преодолев нерешительность, указательным пальцем нажал на пусковую клавишу.

Мэлтон, не сводивший с него глаз, испытал странное ощущение, будто наблюдает за человеком, решившимся покончить со своим существованием, и его последнее обдуманное действие – спустить курок пистолета, нацеленного в висок.

Послышался легкий щелчок, потом потрескивание, продолжавшееся несколько секунд, – и электронно-вычислительная машина начала открыто переводить текст послания № 1.

Ольга, отказавшись присутствовать при электронном переводе послания, сидела одна в своей комнате.

Услышав, как грохнула, распахнувшись, дверь радиопрослушки и кто-то побежал по коридорам, она вскочила с кресла, метнулась из комнаты и успела заметить промелькнувшую фигуру, в которой узнала Ирквина в тот момент, когда тот стремительно мчался к себе, судорожно размахивая руками и, казалось, был взбешен. Войдя, он захлопнул за собой дверь. Слышно было, как скрипнула кровать, на которую он, вероятно, тотчас упал.

Еще мгновение она прислушивалась. Ей показалось, что он рыдает в голос. Не колеблясь, она устремилась в его комнату, в которой, как ей показалось, он хотел укрыться от всех. Она не ошиблась: распластавшись на животе, Ирквин лежал на кровати, обхватив голову руками, плечи его судорожно вздрагивали. Ольга подошла. Он поднял голову, и она увидела слезы на его глазах – это были слезы яростного отчаяния. Похоже, Ирквин был в горячечном бреду.

– Послание… – заговорила она.

– Послание, вы сказали послание… – рассеянно пробормотал он.

Ирквин замолчал, потом внезапно разразился нервным смехом, от которого вскоре поперхнулся и закашлялся. Затем он с трудом заговорил – то взвывая, как безумный, то жалобно лепеча, прерывая слова глухими душераздирающими стонами:

– Колоссальные, грандиозные мощности, с которыми нам не сравниться, которых мы и представить себе не можем – и это в век развитой атомной энергетики! – затрачены ради передачи этого послания! Миллиарды миллиардов киловатт, как посчитали физики! Количество энергии, которым можно в две секунды уничтожить нашу планету… Израсходована, вероятно, еще и значительная часть звездной энергии… А сколько средств убухали на это на Земле, Ольга! На расшифровку брошены миллиарды долларов, миллиарды фунтов, миллиарды рублей, франков, марок, лир, иен, рупий… Мобилизован интеллектуальный потенциал ученых всего мира… в течение двух лет!.. Заброшены все научные программы. Серое вещество человечества сконцентрировалось на единственном желании: расшифровать послание – информацию, которая якобы должна рассказать о великой тайне Вселенной…

– Да объясните же в чем дело? Послание расшифровано?

Ирквин горестно усмехнулся и бросил ей в лицо скомканный лист бумаги с текстом, который он судорожно сжимал в руке. После чего он подскочил к шкафу и вынул оттуда бутылку спиртного, наполовину опустошенную, которая два года ждала финала разгадки космического события.

В то время, когда Ирквин снова распростерся на кровати, глотая содержимое бутылки прямо из горла, Ольга расправила смятый клочок бумаги, подошла к окну и стала вполголоса читать написанное:

– «Найдется ли в галактике благородное сердце, способное сострадать, которое скрасит участь одинокой, подло обманутой и истерзанной жизнью женщины. Сердце, преисполненное нежности».

– «Истерзанное жизнью»… «преисполненное нежности»… – повторял, заходясь от злости математик, задыхаясь от ярости и алкоголя. – Вы внимательно прочли это? И что, оценили по достоинству? Как и я? Боже мой, ради такого идиотского послания был мобилизован коллективный интеллект всей планеты в течение двух лет! Зачем? Ради какой-то «истерзанной жизнью» дамочки? Ольга! Даже вычислительная машина смеялась над нами!.. Это же вульгарный, тошнотворный, нелепый образчик банального брачного объявления для женского журнала!..