Воители безмолвия. Мать-Земля

Глава 16

Хотя он проснулся необычайно рано, даже раньше Станисласа Нолустрита, который всегда вставал за три часа до него, голова Тиксу была совершенно светлой.

Он застрял на Маркинате, пробыв на планете уже четверо суток. Встревоженный новым призывом Афикит, он вышел из дома пастуха, прикрыв голые плечи шерстяным одеялом, и уселся на камень. Ночной холод щипал кожу. Тонкий золотистый серп Песчаного Ветра, последней луны Маркината, бросал оранжевые отсветы на темно-синее, безоблачное небо, усыпанное звездами.

Мирная тишина окутывала Загривок Маркизы, отбрасывающий огромную тень на предгорья. Дуптинат был погружен в бездну мрака, в котором сверкали отдельные яркие огни.

Антра внезапно всплыла на поверхность. Душа Тиксу жадно слилась с ней, словно звук жизни вдруг стал ему необходим. Оранжанин опасался появления зависимости, но интуитивно ощущал, что нуждается в очистительном воздействии звука.

Он вновь пережил несколько мгновений из раннего детства. Услышал приглушенный голос матери, рассказывающей об отце, которого он не знал. Она нежно обнимала его, прятала его голову на своей груди. Ее длинные волосы цвета янтаря щекотали его круглые щеки. Он вместе с ней бродил по оживленным улицам Фосиля. С восхищением смотрел на прилавки с разноцветными игрушками. Мать купила ему электронную головоломку, которая долгое время занимала его. Они сидели рядом на скамейке в одном из парков города. Его коротенькие беспокойные ножки висели в пустоте. Он болтал ими, а она смеялась, легонько шлепала его по бедрам и посматривала на него, глядя, как он ест мороженое, такое сладкое, что оно даже вызывало тошноту. Мать казалась ему далекой, но прекрасной и желанной. Его вдруг охватил стыд за подобное желание, ибо он понял, что оно не было чувством ребенка. Он разозлился на отца-призрака, труса, удравшего в опасную и колдовскую страну, которую называли Смертью.

Вечером мать отвела его к дяде, а сама на такси отправилась навестить подругу в соседнем городе Вирсавия. Ночью тетя бесцеремонно разбудила его. Шесть Звезд сверкали необычным красным светом, словно источали небесную кровь. Тиксу подвели к кровати, на которой лежала его мать со скрещенными на груди руками. Она не двигалась и не дышала. Ничего не понимая, он глядел на ее белое, спокойное лицо в ореоле янтарных волос. Она оставила его в одиночестве в мире живых. Ему сказали, что такси разбилось, а она отправилась на встречу с отцом в волшебное королевство Смерти. Он спросил, что такого притягательного в этой стране, чтобы бросить его, мальчугана, здесь, ведь она всегда повторяла, что любила сына больше всего на свете и не хотела с ним расставаться. Мать, как и другие, солгала ему. Он плакал, не понимая, почему из его покрасневших глаз льются слезы, но горячие ручейки на щеках согревали и приносили облечение. Тетя прижала его к груди, как когда-то мать, но он ощутил холод в ее безразличном жесте, больше похожем на карикатуру любви…

— Вы стали ранней пташкой, Било!

Обнаженный, покрытый густым волосом, Станислас, воздев руки над взъерошенной головой, потягивался в проеме двери. Его низкий голос разбудил нескольких животных, лежавших у каменной изгороди. Они вскочили, встряхнулись — по их черной шерсти пробежали волны, — готовясь броситься в бегство или атаковать.

Внезапно возвращенный на землю, Тиксу ощутил, что по его щекам текут слезы. Он быстро вытер их обратной стороной ладони и прикрыл лицо одеялом, чтобы скрыть смущение.

Пастух подошел к нему, показал на звезды и произнес:

— Поглядите на небо. Видите эту звезду? Справа от Песчаного Ветра… Это вы! Эта звезда похожа на вас. Она вскоре покинет небо, как вы покинете мою жизнь. За ней гонятся силы мрака, как за вами гонится смерть. Звезда должна ярко блестеть, чтобы ее не поглотила ночь. Вы должны доказать свое величайшее желание жить, чтобы вас не скосила коса смерти. Ее судьба, как и ваша, полностью зависит от энергии, которой она располагает… Било, достаточно ли сильно ваше желание выжить, чтобы обойти все ловушки Жницы?

Тиксу не успел ответить, как Станислас громко расхохотался:

— Клянусь всей своей скотиной, что надоел своими бреднями! Пошли. Надо искупаться. Вода освежит тела и головы. Вчера вы не купались.

— Вода для меня слишком холодна, — отмахнулся Тиксу. Оранжанин, зябкий по натуре, поражался тому, что пастух

совершенно не чувствует холода.

— Вода вовсе не холодная! — воскликнул Станислас. — Она просто насытилась духом ночи… Пошли!.. После купания почувствуете себя лучше.

Он вернулся в дом, через несколько секунд вышел в длинной шерстяной тунике и направился в сторону речки. Преодолев колебания, Тиксу двинулся вслед за ним, еще плотнее укутавшись в одеяло. Его ступни давили ледяные капли росы, коловшие кожу словно гвоздики. Бледные блики света плясали на вершинах гор.

Речка неслась по склону в обрамлении серебристых сосен. Ее вспененные воды с ревом ударялись о скалы, разрывая тишь зари. Тропинка сузилась и вышла к бухточке, защищенной огромной скалой, где течение было не таким сильным. Станислас через голову сбросил тунику и нырнул. Тиксу скинул одеяло с плеч и пальцами ноги попробовал воду. Его кожа ощутила прохладу утра, по ней побежали мурашки.

— Идите сюда! — крикнул пастух. — Вода чудесна! Ведите себя как с женщинами!.. Отбросьте робость, ныряйте!

Но Тиксу, дрожа от холода, охватил себя руками за плечи и отказался идти дальше. Станислас приблизился и окатил его водой. Тысячи ледяных иголок вонзились в кожу оранжанина, и ему не оставалось ничего другого, как окунуться в прозрачную воду речушки.

Когда они через четверть часа вылезли на берег, Тиксу признал, что насильственное купание освежило его, хотя он не полностью освободился от запаха скота, пропитавшего кожу и волосы и по-прежнему щекотавшего ноздри. Тиксу насухо вытерся одеялом.

— Стани, я должен уйти…

— Я знал это с самого начала, — печально улыбнулся пастух. Его черная борода сверкала радужными каплями. — Небо никогда меня не обманывало… Я буду сожалеть о вас, мне нравилась ваша компания… Но вы выбрали неудачный день: сегодня начинаются празднества в честь коронации нового императора.

— У меня больше нет времени ждать, — перебил его Тиксу, который обращался к себе, а не к собеседнику. — У меня нет времени… Я решил рискнуть всем… Так или иначе я найду способ улететь. Сегодня открываются агентства путешествий. Но что бы ни случилось, я к вам не вернусь.

Станислас замер в задумчивости на берегу речушки. На его тунике проступили темные пятна. Утренний ветер играл его влажными волосами.

— Когда проявляешь такую решительность, как вы, небеса идут навстречу… Кстати, именно потому, что звезды предупредили меня о вашем уходе, я заставил вас искупаться! Это святая вода! Еще никому не удалось отыскать ее источника, а причина проста: эта речушка течет прямо из уст Димуты Благодетельницы, богини вод. Ее очищающие свойства позволяют на время отгонять тех, кто исполняет волю Брухара, демона небытия. В ближайшие дни вам понадобится помощь Димуты… Кстати, а каково ваше настоящее имя?

Тиксу посмотрел на Станисласа. Подозрительность исчезла из серо-синих глаз оранжанина.

— Тиксу Оти с Оранжа. Но постарайтесь забыть мое имя, Стани! Если ментальные инквизиторы проникнут в ваши мысли, вы рискуете нарваться на большие неприятности!

— Я каждый день купаюсь в этой воде! — воскликнул пастух. — Что плохого может со мной случиться?

Какой бы упрощенной и наивной ни казалась его вера, Тиксу ощутил, что Станислас говорит правду и находится под защитой.

— Благодарю за все, что вы сделали для меня… Что касается денег, которые я потратил, боюсь…

— Опять за свое! — заворчал пастух. — Еще одно слово, и я брошу вас в воду! Вы кончите тем, что оскорбите меня этой историей с деньгами!.. Инстинкт подсказывает мне, что в вас есть частичка божественного, частичка, о которой я ничего не знаю, но значительность которой я предугадываю. Неужели вы думаете, что божественное начало можно купить за горстку маркинатских дукинов? Лучше буду считать, что моя скромная жертва очистит меня от некоторых грехов, а их у меня немало!.. И если вы встретите непреодолимые препятствия, знайте, что всегда найдете приют в моем скромном жилище…

Через час, после завтрака в честь Серебряного Короля, Тиксу расстался с пастухом, который вручил ему сто дукинов, сказав на прощание: «Только не вздумайте отказываться!» Горячая мозолистая ладонь Станисласа долго сжимала руку оранжанина. Чувства, охватившие их обоих, не требовали слов.

Тиксу быстро добрался до пригорода Дуптината. Серебряный Король начал свой долгий путь в небе, окрашивая облака и туман серебристым цветом. Тиксу услышал далекую печальную песню Станисласа, которая эхом отражалась от холмов. Ему не надо было знать слов, чтобы понять — пастух пел о дружбе и печали.

Несмотря на раннее утро, в Дуптинате царило оживление. Под незаметным, но строгим надзором полицейских в синих мундирах и притивов в серой форме плотная толпа людей в разноцветных одеждах заполняла улицы и площади маркинатской столицы.

Автобусы были набиты пассажирами, которые втискивались в салон на каждой остановке. Тиксу несколько раз едва не задохнулся. Дуптинатцы участвовали в празднике с нарочитым рвением, поскольку боялись жестоких репрессий со стороны новых хозяев, обладающих опасными психическими способностями. Никто не мог избежать ментальной инквизиции, никто не показывал виду, что не согласен или просто равнодушен к происходящему, чтобы не привлечь внимания скаитов или крейцианцев. И жители города надели праздничные наряды, припудрились, загримировались, словно принимали участие в одном из многочисленных местных карнавалов.

Автобус пролетал над фонарями, бросавшими фосфоресцирующие блики на серо-синие крыши домов. Тиксу вылез на площади Жачаи-Вортлинг, запруженной народом. В центре ее все еще высился огненный крест, на котором агонизировала дама Армина, а рядом стоял огромный черный шар головидения. Его установили на эстраде, затянутой сиракузской живой тканью. Время для праздника было довольно ранним, но по экрану бежал текст на нафле, который разъяснял маркинатянам, что императорские астрономы учли разницу планетарных времен и каждая планета-вассал новой империи увидит прямой репортаж о коронации Менати Анга.

Тиксу, работая плечами и локтями, пробился сквозь многоцветную толпу до огненного креста. Дуптинатцы уже свыклись с чудовищными прозрачными колесами Церкви Крейца и перестали интересоваться участью бывшей супруги сеньора Абаски. Они выбрасывали из памяти еще свежие образы прошлого, приноравливаясь к новой ситуации с удивительной легкостью и лицемерием. Страх еще больше ограничил их внутренний мир.

Дама Армина уже умерла, изуродованное лицо выражало не муку, а умиротворение. Чувство сострадания к этой женщине, которую он не знал, но муки которой ощущал всей своей плотью, охватило Тиксу. От крейцианского духовенства, которому помогали ментальные инквизиторы, не стоило ждать сострадания. Отныне оно могло свободно исповедовать свою слепую веру и проявлять фанатическую ярость в репрессиях. Церковь выставляла на каждом углу тела еретиков, подвергнутых пыткам, чьим единственным заблуждением было то, что они верили в иные проявления божественности. Она заставляла людей платить за собственный страх и собственное пренебрежение к чувствам. Тиксу вдруг вспомнил о миссионере с Двусезонья, облаченном в грязный и рваный шафрановый облеган, о его смешном пророческом пафосе, вызывавшем веселье в таверне «Три Брата».

Над толпой пронесся ропот. Пятидесятиметровый экран наполнился бело-золотым светом. Из динамиков донеслись первые такты амплифонического гимна. Из тысяч глоток вырвался вопль восхищения, когда весь экран заполнило голографическое изображение нового императорского дворца в Венисии. Роскошь и вычурность здания в стиле барокко поразили дуптинатцев, привыкших к функциональной аскетической архитектуре и вдруг осознавших ее убогость и отсутствие элегантности. Они восхищались многочисленными белыми башенками с округлыми крышами, покрытыми тонким слоем розового опталия, голубоватым главным фасадом с сотнями мерцающих светоскульптур, высокими боковыми стенами, украшенными картинами с геометрическими меняющимися узорами, оранжевой травой и аллеями парка, уложенными белыми плитами, гигантскими прозрачными пальминами, обступавшими крыльцо из яшмы и бирюзы… Для большинства дуптинатцев, собравшихся ранним утром на площади Жачаи-Вортлинг и в других частях города, это был первый контакт с сиракузской цивилизацией. Они были околдованы, поражены, покорены.

Чудеса, показанные на экране, вдруг заставили их забыть об ужасах оккупации родной планеты этими же сиракузянами и их союзниками. Они делились впечатлениями о дворце, о сверкающих скульптурах, о ширине ступеней огромной главной лестницы, об овальных, круглых или шестиугольных бассейнах из пурпурного или золотого дерева, об узорах на мраморных колоннах, о фонтанах и струях воды, извергаемых глотками чудищ из белого опталия…

Тиксу поразило, как быстро были обольщены маркинатяне, как умело их околдовали новые хозяева, которых еще несколько минут назад они были готовы отдать на съедение десяткам тысяч дьяволов и демонов из легенд и культов своих многочисленных религий.

Восхищение достигло апогея, когда на обширном крыльце дворца появился императорский кортеж. В первом ряду шествовал Барофиль Двадцать Четвертый, муффий Церкви Крейца, чей титул огненными буквами возник на экране. Муффий, сморщенный старикашка, был едва виден из-под лилового облачения, почти полностью скрывавшего гранатовый облеган. На его головке сидела тиара, усыпанная древними кроваво-красными рубинами. Он опирался на священный посох Непогрешимого Пастыря из позолоченного опталия, символ предводителя народов, собирателя душ, верховного представителя Крейца на земле. Его сопровождали стройные ряды пурпурно-лиловых кардиналов и главных иерархов Церкви, за которыми появилась черная, мрачная толпа высших викариев епископского дворца, бело-золотые когорты епископов миссий и, наконец, серо-синяя туча экономов, послушников и детишек-хористов. Дуптинатцы, подавленные размерами экрана, открыто восхищались этой Церковью, их завораживало разноцветье религиозных одежд, по сравнению с которыми одеяния их собственных жрецов выглядели унылыми и бедными. Они уже не замечали огненного креста, который превратил вдову их покойного суверена в отвратительную массу горелой плоти.

Камера переместилась на кортеж придворных, построенных по их важности при дворе и древности семейств. Элегантность и утонченность в подборе цветов, роскошные ткани вызвали у дуптинатцев всплеск аплодисментов. Сверкающие драгоценности, роскошные одеяния, торжественное выражение напудренных лиц, обрамленных локонами, почти воздушная сдержанная походка господ и дам венисианского двора подавляли воображение бедных маркинатян. Тиксу подумал, как губительно это зрелище действовало и на остальные народы вселенной.

За придворными следовали плотные ряды скаитов, сгруппированные по функциям и цвету бурнусов: бело-красные мыслехранители, черные инквизиторы Церкви, ярко-зеленые чтецы. Капюшоны, опущенные на лица, скрывали черты скаитов. Каждую группу отделяли от другой плотные ряды полицейских и наемников-притивов, чьи белые неподвижные маски создавали странное впечатление, что идет один и тот же человек, размноженный до бесконечности. Дрожь страха пробежала по площади Жачаи-Вортлинг: маркинатяне уже успели познакомиться с опасными способностями скаитов и жестокостью безжалостных притивов.

Кортеж, который торжественно направлялся из императорского палаццо к епископскому дворцу, замыкала гравитационная платформа, окруженная личной охраной из тщательно отобранных притивов в черных комбинезонах и масках. На платформе стояли скаит Паминкс, великий коннетабль империи, в синем бурнусе, и император Менати Анг, второй сын сеньора Аргетти Анга и брат недавно скончавшегося сеньора Ранти. Представители самых знатных семей, которые некогда опрокинули Планетарный Комитет, несли неимоверно длинный шлейф бело-золотой мантии императора. Редчайшие камни усыпали его темно-синий облеган — лоскут ночного звездного неба. На голове императора возлежала белая водяная корона. Едва заметными движениями руки он приветствовал толпы сиракузян, застывших за невидимыми магнитными барьерами. Соседка Тиксу громогласно заявила, что царственное лицо Менати, хотя квадратное и грубое, было воплощением императорской воли.

Вторая сочла, что длинная прядь, ниспадавшая от виска до подбородка, придавала ему утонченный и мужественный вид.

Черные глаза Анга, показанные крупным планом, сверкали триумфом, а его тонкие карминовые губы растягивала удовлетворенная хищная улыбка.

Тиксу решил, что насмотрелся торжеств, и решил уйти до начала бесконечных официальных речей. Этот тщательно поставленный и разыгранный спектакль показался ему оскорбительным и неуместным перед трупом дамы Армины Вортлинг. К тому же, следя за передачей, он терял драгоценное время.

Он с трудом выбрался из плотной толпы. Зрители бросали на него ненавидящие, злобные взгляды. Он углубился в первый же проулок. Повсюду, на каждом перекрестке, на каждой площади, стояли экраны больших или меньших размеров. И повсюду толпились загипнотизированные зрелищем люди, чьи глаза не отрывались от экранов. Все стояли неподвижно, покорно задрав головы, словно Дуптинат в эти мгновения населяли призраки.

Он вышел на широкую улицу, усаженную деревьями, и машинально двинулся вперед, не разбирая дороги. Пора было приступать к поиску агентства путешествий. Сотни дукинов было мало, чтобы купить пересылку, но он знал, что сумеет найти столь же убедительные доводы, как и те, которыми воспользовалась Афикит в агентстве на Двусезонье. Он был почти уверен, что склонит на свою сторону служащего агентства.

Его остановил женский голос:

— Тиксу!.. Тиксу Оти! Ну и ну!.. Эй, Тиксу!

Он обернулся. Тиксу не сразу узнал Бабсе, свою приятельницу и любовницу во время стажировки ГКТ на Урссе. Но ему не понадобилось долго ее рассматривать, чтобы понять: незрелый, кислый фрукт, каким она была с ее пухлыми и твердыми щеками и девичьей фигурой, перезрел. Она высохла, сжалась, обрезала длинные каштановые волосы. Сейчас они стали черными и торчали, как щетина, от чего лицо ее приобрело жесткость. И хотя на ней был элегантный иссигорийский костюм, белые пиджак и юбка с разрезом, юношеская грация исчезла. В карих, некогда подвижных сверкающих глазах даже не осталось искорки веселой хитрецы, которая превращала ее в приятную подружку.

Оказавшись рядом, она робко улыбнулась:

— Такой же красноречивый!.. Ну скажи хоть что-нибудь!.. Ты меня не узнаешь?

Даже голос ее утерял намеренную резкость, над которой Тиксу посмеивался во время стажировки. Теперь в нем звучали жестокие нотки. Но больше всего Тиксу поразило, что внезапное и с виду случайное появление Бабсе странным образом совпало с воспоминаниями, которые антра подняла на поверхность сознания. Словно звук жизни подготовил его к этой встрече.

— Привет, Бабсе! — наконец произнес Тиксу, опомнившись. — Что ты здесь делаешь?

— Скорее я должна задать тебе этот вопрос! — агрессивно ответила она. — Если я здесь, то по той причине, что руковожу агентством в Дуптинате.

— Тебя перевели на Маркинат… Похоже, дела у тебя идут хорошо…

Но даже пытаясь воссоздать атмосферу Урсса, Тиксу не испытывал ничего, кроме равнодушия, и не понимал, что когда-то могло тянуть его к Бабсе.

— Неплохо. Здесь, в Дуптинате, дела идут нормально. Я практически заполучила всю транзитную клиентуру деловых людей сектора. Кстати, мне надо в агентство: универсальный час открытия агентств Великого Востока… Сам знаешь, Компания не любит опозданий. Дирекция решила, что открытие произойдет, как только отменят декрет о реквизиции… Хотя вряд ли в день коронации можно ожидать наплыва клиентов.

Тиксу подумал, что, быть может, нашел решение своей проблемы.

— Если хочешь, я провожу тебя, — предложил он.

— Отличная мысль! Покажу тебе агентство. Потом можно будет потрепаться о добрых старых временах. Шесть стандартных лет — срок немалый. Надеюсь, скоро меня переведут в другое место. Дуптинат мне порядком надоел. Люди симпатичные, но пустышки, если понимаешь, что я имею в виду… Чужаки, как говорят сиракузяне. Кстати, я подала просьбу о переводе в Венисию. Именно там все происходит. Но особо в это не верю, я слишком молода, чтобы занимать в Компании лучшие посты.

Они, болтая о пустяках, быстрым шагом направились в сторону агентства ГКТ, расположенного неподалеку. Он узнал, что она едва не вышла замуж за крупного торговца с Оранжа — «Это был бы мой второй оранжанин!». Но в последний момент отказалась от брака, который мог помешать продвижению по служебной лестнице в Компании. «Сам знаешь, как дирекция относится к тем, у кого есть иная семья, кроме ГКТ». Тиксу также узнал все о коммерческой стратегии Бабсе, почему и как ей удалось отобрать клиентуру у других компаний. «А как выходишь из положения ты?» Говорила она и о постоянных стычках с дирекцией: «Они не очень любят инвестировать в новейшее оборудование, сам знаешь, что прибывать на другую планету голым не очень приятно! Контора теряет в престиже, не так ли?» На вопросы Тиксу отвечал уклончиво, что только подогревало ее любопытство. Он и сейчас попытался уйти от прямого ответа, сославшись на внезапное посещение Маркината, этап по пути на Оранж, где собирался навестить своего дядю и опекуна, который серьезно заболел.

— С помощью частного деремата… Было слишком долго идти по иерархическому пути Компании…

— Твое дело, — пробормотала она скептически. — Твой приятель, имеющий деремат, либо имеет хорошую лапу, либо не от мира сего! Все частные машины были конфискованы. Что касается машин компаний, они теперь все подключены к центральному мемодиску, размещенному в главном офисе в Венисии… Потому и резко снизился поток клиентуры. А как на Двусезонье?

— То же… самое, — пробормотал Тиксу.

— Странные эти типы скаиты. От них ничего нельзя утаить. Быть может, лучше стать их союзниками, как думаешь?

Тиксу сменил тему. Он заговорил о климате Двусезонья, о непрекращающемся дожде, о речных ящерицах, о садумба, о лесной чащобе, о таверне «Три Брата».

Они подошли к агентству. Голубоватое потрескивающее поле магнитных ставень и яркая голографическая вывеска из трех букв «ГКТ» выделяли обычное серое здание среди других. Бабсе вдруг остановилась у пульта распознания ДНК, закрепленного на стойке витрины, и поглядела прямо в глаза Тиксу.

— Ну, ладно, хватит врать и принимать меня за идиотку! — сухо бросила она. — Для перехода с Двусезонья на Оранж Маркинат в качестве промежуточного этапа не подходит! Слишком большой крюк. Представь себе, Тиксу Оти, что при расставании после стажировки я изучила голографическую карту, чтобы узнать, где находится это треклятое Двусезонье. У тебя выбор: или ты мне доверяешь и рассказываешь все, или уходишь ни с чем!

Тиксу понял, что может распрощаться с надеждой улететь с планеты, если будет упорствовать во лжи, и что лучше подыграть иссигорянке.

— Слишком долго все объяснять, Бабсе. Короче говоря… я бросил агентство. Сюда попал случайно, и у меня мало денег, чтобы оплатить новый перелет… Однако мне обязательно надо улететь! Это очень важно…

Бабсе окинула его скептическим взглядом. Тиксу показалось, что его признание выглядело в глазах иссигорянки еще большей ложью.

— Ты бросил Компанию? — недоверчиво воскликнула она. — Вот так, без предупреждения?.. Ты либо сошел с ума, либо не отдаешь себе отчета в содеянном, либо то и другое вместе! Ты представляешь, что такое иметь за спиной ринса? Он тебя не упустит. Ему передадут твои клеточные координаты. Будь уверен, он тебя отыщет и, если надо, приволочет на суд за задницу… Даже если спрячешься на задворках вселенной…

Она говорила как идеально ангажированная служащая, как настоящий солдат.

— Возможно, но у меня нет выбора, — сказал Тиксу. — Ты можешь… мне помочь?

Она нервно взъерошила короткие волосы:

— Не знаю… Войдем в агентство. Сейчас прозвучит сигнал открытия, и вряд ли это идеальный момент, чтобы привлекать внимание дирекции.

Она сунула пальцы в пульт распознания ДНК. Магнитные ставни исчезли, и дверь сбоку витрины автоматически открылась. Они вошли в агентство в тот самый момент, когда по внутреннему каналу разнесся синтетический голос, возвещающий о начале работы. Дуптинатское агентство состояло из целой анфилады помещений, чистых и скромно меблированных комнат. Никакого сравнения с чудовищно неопрятным агентством на Двусезонье.

— Укройся в углу! — приказала Бабсе. Она была раздражена и нервничала. — Сейчас включатся камеры слежения, и я не хочу, чтобы меня видели вместе с тобой! Я давно согласилась на постоянный видеоконтроль. И поскольку собираюсь двигаться наверх, не хочу, чтобы дирекция думала, что я что-то скрываю. Встань между витриной и дверью. Там мертвый угол.

Тиксу послушно вытянулся у стены. Бабсе уселась за стол, прикусила губу. Лоб ее покрылся морщинами. Оранжанин затаил дыхание, услышав жужжание камер, скрытых в потолке.

Молчание продолжалось несколько долгих минут. Внимание Тиксу сосредоточилось на шорохе источника, на антре. И как несколькими днями ранее в автобусе, он увидел we внешний облик Бабсе, а Бабсе реальную, ту, которая пыталась спрятаться за оболочкой обычного человека. Он понял, что физическая трансформация молодой женщины, которая сразу из нераскрывшегося бутона превратилась в жухлый цветок, была вызвана ее полным согласием с ценностями Компании. Бабсе пожертвовала своей кипучей энергией, своей молодостью ради ГКТ, а Компания, невидимый и всесущий спрут, маня иллюзией карьеры, высасывала из нее жизненные соки. Вот откуда восковой цвет лица, пергаментная кожа, недовольный вид, угасшие глаза, спящие и почти мертвые. Бабсе умирала изнутри. Она сознавала это, но не знала, как выбраться из западни. Такова была участь всех служащих Компании. Таково было возможное объяснение его собственной инертности на Двусезонье. Тиксу понял, что ему повезло, невероятно повезло, когда он случайно встретился с сиракузянкой Афикит.

Бабсе наклонилась и исчезла под столом. Через несколько секунд она появилась вновь.

— Я отключила цепь наблюдения. Смоделировала ее выход из строя… Это дает нам четверть часа. Автоматы проверки включаются через десять минут после прерывания передачи. Говори быстрее — куда тебе надо?

Тиксу подошел к столу:

— На Селп Дик.

— На планету Ордена абсуратов?.. Возможно… Проблема в том, что каждый перенос автоматически регистрируется в главном офисе, а его координаты немедленно передаются на центральный мемодиск полиции на Сиракузе. Более того, если деньги за путешествие не переводятся на банковский счет Компании немедленно, подключаются ринсы… Это не так просто! Что можешь предложить?

— Остается одно решение: симулировать поступление денег на счет… Бюро контроля среагирует через сутки. За это время можно придумать вполне достоверную историю… Я уже погорел: можешь сказать, что я тебе угрожал…

— Да, это может сойти, — проворчала иссигорянка, скривившись. — Я уже об этом подумала…

Тиксу склонился над столом и поглядел прямо в глаза Бабсе:

— Ты можешь сделать это для меня?

Молодая женщина смущенно отвела взгляд и задумалась.

— Боже, ты по-прежнему туп! — вдруг взорвалась она. — Я только что тебе сказала — машины под контролем полиции! Конторе разрешили их использовать при единственном условии, что полные координаты переноса — имя пассажира, контроль ДНК, место прибытия — немедленно передаются в управление полиции!

— Сообщи им ложные координаты, — предложил Тиксу.

— Легко сказать! Ты перешел на другую сторону! Ты — ренегат… Видел огненные кресты? Их все больше в Дуптинате. Представь себе, у меня нет никакого желания поджариваться в этом публичном гриле! А именно это ждет меня, если они дознаются, что я тайно помогла кому-то перебраться на планету абсуратов. Более того, если этот кто-то служащий Компании, с которым я была на стажировке! Не знаю и не хочу знать, что заставило тебя зарыться в такую кучу дерьма, но не сомневаюсь, причины были вполне веские… Не так ли?

— Понимаю тебя, Бабсе, — разочарованно пробормотал Тиксу. — Если не хочешь портить карьеру, лучше оставаться в стороне… Хочу только тебя успокоить в одном: огненные кресты предназначены для еретиков…

Воцарилось тягостное молчание. Глаза Бабсе перелетали из одного угла агентства в другой, словно попавшие в ловушку бабочки. Тиксу понял, что от нее нечего больше ждать и что он сказал больше, чем следовало. Она перешла точку возврата, стала клоном ГКТ, тем, кто ставит интересы Компании выше чувств. И удивился, когда услышал:

— Сейчас заработают проверочные цепи, и мне придется включить камеры. Я не могу симулировать вторую аварию сразу после первой. Это вызовет подозрения. И ты не можешь оставаться здесь. В любой момент могут появиться клиенты. Вот что мы сделаем: погуляй по городу и возвращайся во второй половине дня. Я устрою новую аварию… и отправлю тебя на Селп Дик. А тем временем попытаюсь найти тебе подходящую личность в картотеке клиентов… Встреча в двадцать девять часов локального времени. А теперь уходи, пока я не пожалела о собственной глупости!

Тиксу посмотрел на иссигорянку, чьи бегающие глаза выдавали яростную внутреннюю борьбу, но не угадал ее исхода. Она была слишком близка с ним в прошлом: он ее целовал, он ее ласкал, он обладал ею. Воспоминания еще не совсем стерлись, запахи, ощущения переплетались, мешали разобраться в ней, перегораживали тропу интуиции. Он пребывал в сомнении, но решил довериться Бабсе, которая когда-то скрасила его одиночество на Урссе, планете с ледяным климатом.

— Спасибо, Баб, до скорого, — сказал он.

— Ладно… Не забудь — в двадцать девять часов локального времени.

Большую часть утра Тиксу переходил от одной группы зевак к другой. Люди не отрывались от экранов, наблюдая за становлением новой империи.

Дуптинат был парализован, загипнотизирован голографическими изображениями. Маркинатяне слушали бесконечные речи новых руководителей империи, их сладкие слова о наступлении золотого века, эры процветания и мира, каких еще не было в истории, если, конечно, народы бывшей Конфедерации, этой консервативной и несправедливой организации, быстро поймут, в чем состоит их интерес.

Муффий произнес яростную бранную речь, в которой угрожал анафемой всем врагам религии. Истинное Слово не могло мириться ни с какой схизмой, ни с каким отклонением, ни с каким неверием, ни с какой ересью. Представителям Крейца на других мирах предлагалось безжалостно карать нечестивцев, неверующих, отступников и прочих язычников…

Оранжанин столкнулся с патрулем полицейских и притивов, готовых в любой момент выпустить свои диски. Все его внутренности сжались, но антра, бдительная змея, тут же развернула свои звуковые кольца, изгнала страх и восстановила спокойствие в его душе.

Он проголодался и едва уговорил уличного торговца продать ему немного еды. Тот с неудовольствием оторвался от экрана и бросил ему три недожаренные галеты, а потом снова углубился в созерцание экрана.

Серебряный Король поднялся в зенит, а Огненный Конь, его рыжий, пылающий наследник, уже бросал с горизонта огненные стрелы. Настенные часы пробили двадцать восемь раз. Тиксу направился обратно к агентству. Автобусы приземлялись и улетали пустыми с пустых станций.

По мере приближения Тиксу к агентству ГТК его внутренний голос все настойчивее требовал, чтобы он повернул обратно. Но оранжанин безжалостно подавлял его: он не видел иного решения, чем предложенное Бабсе. Он так стремился как можно скорее оказаться на Селп Дике, что категорически не желал отказываться от единственного шанса. Словно предчувствовал, что новая отсрочка окончательно и бесповоротно разрушит последние, зыбкие надежды на встречу с Афикит. Улочки, прилегающие к бульвару, где находилось агентство, были почти пустыми.

Внутренний голос вновь проявился, словно сирена, которая начинает звучать при тревоге и срывается на рев, когда опасность становится явной. Тиксу снова подавил его, но шаг замедлил. Улицы вдруг показались ему совсем не такими пустыми, как раньше. Он ощутил невидимое угрожающее присутствие. Пульс и дыхание его ускорились.

Внутренний голос приказал: стой!

На этот раз он подчинился и прижался к серой шершавой стене здания. Отсюда он видел часть бульвара с куполом агентства. Он замер в нерешительности и машинально закрыл глаза. Антра мгновенно изгнала все посторонние мысли. Сигнал тревоги звучал во всем его теле — паника подмывала открыть глаза и броситься в бегство, но он подавил безумное искушение. Тело умоляло о бегстве, но антра держала на месте. И он вдруг словно раздвоился, какая-то часть его отделилась от тела.

В его святилище безмолвия возникли удивительно четкие образы. Он оказался внутри агентства, хотя тело оставалось на улице. Иссигорянка сидела за черным столом. Ее внешнее спокойствие никак не вязалось с частыми беглыми взглядами на существо в ярко-зеленом бурнусе, замершее между дверью и витриной в том самом месте, где несколько часов назад стоял Тиксу. Голову скаита скрывал просторный капюшон.

Словно самонаводящаяся камера, Тиксу проскользнул в другую комнату и обнаружил прячущихся за дверью притивов Он слышал шумное дыхание Бабсе, стук ее пальцев по столешнице, шелест бедер, поскольку она то и дело скрещивала ноги… Молодая женщина все больше нервничала, поглядывая на часы и обращаясь к скаиту-чтецу:

— Он должен вот-вот появиться…

Из-под капюшона донесся металлический голос:

— Вы уверены? В таком случае мне непонятно, почему я не могу засечь его присутствие… Однако вы мне не солгали. Странно! Быть может, во всем этом присутствует колдовство.

— Возможно, — прошептала Бабсе. Ей было не по себе. — Он хочет отправиться на Селп Дик, к рыцарям-абсуратам.

— Этим гнусным еретикам уготована участь, которую они заслужили, — бесстрастно произнес скаит. — Если информация подтвердится, ваш шанс быть переведенной на Венисию появится раньше, чем вы думаете.

Бабсе усмехнулась, усмешка ее была одновременно удовлетворенной и горькой, но в ее карих глазах зажглись огоньки отчаяния.

Где-то рядом с Тиксу раздался металлический скрежет. Он тут же вернулся на улицу. Открыл глаза и увидел сверкающие направляющие дискомета, который направлял на него притив, стоявший метрах в двадцати. Кровь оранжанина мгновенно насытилась адреналином. Из-под белой маски раздался гнусавый голос:

— Не двигаться!

Тиксу быстро огляделся. Ближайший перекресток находился метрах в десяти на углу здания, к которому он прижимался. Остальные наемники, услышав крик, выбегали из соседних улочек. Редкие прохожие, оказавшиеся в гуще событий, застыли на месте. Тиски сжимались. Тиксу задержал дыхание. Она дал наемникам возможность подойти ближе, потом внезапно бросился к перекрестку, свернул за угол и исчез в ближайшем проходе справа. Диск ударился о стену, срезал серую известку и, звеня, упал к ногам перепуганного прохожего. Тиксу не стал оглядываться, пробежал по короткому проходу и углубился в змеистую улочку. Он слышал крики и топот ног преследователей. Оттолкнул нескольких прохожих, прорвался сквозь толпу у экрана. Поворачивал направо, налево, снова направо, пока не выбился из сил и не остановился, чтобы перевести дыхание, под навесом магазинчика, в витрине которого стояли священные фигурки и предметы традиционных маркинатских культов. Он вдруг сообразил, что отчаянное бегство привело его на улицу Священных Ювелиров.

Кровь громко колотилась в висках, но он нашел в себе силы прислушаться — и не услышал никакого шума. Тиксу решил, что сумел оторваться от притивов. Но не знал, что те сознательно отказались от погони по лабиринту извилистых улочек Дуптината. Наемники не спешили: они передали обонятельные координаты зонду-автомату и двинулись по его следу. Сыщик-нюхач двигался неторопливо, но никогда не ошибался. Притивы знали, что черное гудящее блюдечко, летящее в метре над землей, будет идти по следу беглеца и обязательно выведет их к добыче.

Тиксу заметил мастерскую Жеофо Анидола. Ставни были открыты, хотя магазинчик не работал. Бывший корреспондент Лоншу Па вернулся домой раньше обычного. Оранжанин не стал колебаться. Он решительным шагом пересек улицу, подошел к двери и нажал на ручку. Дверь открылась, и он бесшумно проник в темный коридор дома. Массивная деревянная дверь со скрипом закрылась. Издали донесся женский голос:

— Это вы, Жоаб-Ти?

Тиксу двинулся по темному коридору, пропитанному горькими запахами расплавленного метала и воска. И оказался в застекленной пристройке-мастерской. В глубине, через большое окно виднелся внутренний дворик и белая стена. Дневной свет врывался в помещение через толстые витражи.

В центре помещения, среди множества статуэток и ювелирных изделий возились две женщины. Они следили за работой робота-пылесоса, программируя его с помощью консоли, укрепленной на стене. Женщины не выглядели красивыми: коротконогие толстушки с круглыми лицами и волосами, собранными в шиньон на затылке. У них был суровый вид, который подчеркивали грубые одежды, скроенные из одного куска накрахмаленной ткани.

Они заметили присутствие Тиксу, когда одна из них, ведомая внезапным предчувствием, подняла голову и увидела незнакомца в дверном проеме. Ее светлые глаза округлились от ужаса. Она отступила на три шага и запуталась в шлангах робота, который вдруг зашипел, как легендарная гидра. Вторая женщина также испугалась. Однако они сумели выговорить:

— Кто… кто вы такой?

— Вы знаете ювелира Жеофо Анидола? — громко спросил оранжанин, перекрывая рев автомата.

— А что? Что вы от него хотите? — агрессивно спросила одна из женщин. — И вообще, к людям не входят без приглашения!

Тиксу улыбнулся. Собеседниц нельзя было пугать: сейчас малейший сквозняк мог лишить их способности рассуждать.

— Прошу вас простить меня. Я звонил, но вы, наверное, не слышали, — спокойно разъяснил он. — Я хотел бы поговорить с Жеофо Анидолом. У меня очень важное и спешное дело.

— Мы его дочери, — ответила одна из женщин, и ее лицо еще больше омрачилось. — Вы пришли слишком поздно, отца арестовали сегодня утром эти…

Презрительная усмешка исчезла с ее лица. Она вдруг сообразила, что открывает свои чувства незнакомцу, чьих намерений не знала.

— … эти люди в белых масках. Утром после возвращения из ежемесячного посещения провинциальных мастерских…

Вторая женщина выбралась из шлангов робота. Рев немедленно прекратился.

— Папа едва сошел с утреннего автобуса, как они взяли его. — Она с трудом сдерживала слезы. — И сейчас мы не знаем, что с ним… Почему вы хотели его видеть?

Арест ювелира на мгновение обескуражил Тиксу. Но объяснял мрачную атмосферу, царившую в доме, и нервное состояние его дочерей.

— Я хотел передать ему привет от старого друга, — сказал оранжанин. — Быть может, он вам известен? Его зовут Лоншу Па.

Женщины переглянулись.

— Рыцарь?.. — пробормотала женщина постарше.

Тиксу заметил, что тон ее голоса стал более благожелательным, словно она перевела гостя в разряд союзников.

— Да, он самый, рыцарь Ордена абсуратов, — подтвердил Тиксу.

— Мы его не знаем лично, но папа часто говорил о нем, — сказала женщина помоложе. — Он вызывал у него безграничное восхищение. Вы давно с ним встречались?

— Четыре дня назад, на Красной Точке. Он и дал мне ваш адрес… Мне надо немедленно отправиться на Селп Дик, на планету абсуратов, и рыцарь сказал, что у вашего отца есть деремат… Древний, как он утверждал, но который может сослужить неоценимую службу… У вас машину не реквизировали?

— Вы, наверное, говорите об огромном черном шаре, который пылится на чердаке? Но он уже который год не работает! Когда мы были маленькими, использовали его при игре в прятки.

— Пожалуйста, отведите меня к этой машине, — попросил Тиксу, пытаясь скрыть охватившее его возбуждение. — Время не терпит, а ставка невероятно велика! Арест вашего отца доказывает, что надо спешить! Я специалист по этим машинам. Мне понадобится всего минута, чтобы удостовериться, работает она или нет.

Они снова переглянулись. Каждая ждала согласия другой.

— Пошли. Надо подняться на чердак! Она уже двадцать лет стоит там.

Одна из женщин пробежалась пальцами по клавиатуре. Робот втянул в себя все щупальца.

— Меня зовут Исалика. А ее Софрена. Она моложе меня на три года.

— Если вам не все равно, предпочел бы не называть свое имя. Не из недостатка вежливости. Не хочу, чтобы у вас из-за меня возникли неприятности…

— Мы вас понимаем. Пошли!

Они вскарабкались на чердак по винтовой лестнице, начинающейся в коридоре между магазинчиком и мастерской. Неровные, шатающиеся ступени едва виднелись в полумраке. Дерево протяжно скрипело под их ногами. Тиксу трижды споткнулся, но удержался на ногах, схватившись за перила.

На площадке чердака Исалика протяжно свистнула. Вспыхнула лампа, выхватив из тьмы невероятный хаос, царящий на чердаке: груды поврежденных кукол, антикварную сломанную мебель, тряпки, куски тканей, банки с воском, старые кисти, коробки из-под светящейся эмульсии… Кучи гвоздей, деревянных ящичков усеивали синий палас, вытертый до самой основы. В воздухе висел стойкий запах пыли и плесени.

Резкий свет лампы бросал тени на низкие стены и балки, затянутые паутиной.

— Папа хотел, чтобы мы стали ювелирами, но мы не очень одарены, — сказала Софрена.

— Наверное, здесь следует поработать нашему роботу, — добавила Исалика.

Она оттолкнула ногой металлические обломки. Свет лампы отразился от черного бока металлической сферы, затаившейся в углу мансарды.

— А вот и машина!

Она наполовину утонула под заполненными картонными коробками, покрытыми густым слоем пыли, из-под которого проступали имена и адреса поставщиков мастерской. Тиксу с первого взгляда понял, что перед ним очень старая модель, с пульта которой нельзя было вводить параметры с той же точностью, как на современных дерематах. Используя машину этого типа, он понимал, существует один шанс из двух, что рематериализация произойдет в пространстве и пассажир разлетится в виде облака микрочастиц, а если она доставит его на Селп Дик, то в девяти случаях из десяти он очутится на улице, застрянет в крыше дома или окажется в океане, который покрывал девяносто процентов поверхности планеты… Он подошел к машине и коснулся ее округлого брюха.

— Вы можете посветить внутрь? — спросил он у Исалики.

Подгоняемая свистом девушки, лампа пересекла чердак, застыла над машиной и осветила стеклянный нарост. Производители первых моделей дерематов не считали нужным устраивать боковые люки. Надо было протискиваться в кабину передачи через верхнее отверстие. Тиксу освободил поручни из-под коробок. Пыль забила нос и глотку. Он взобрался на машину и разжал крепления люка, который занял вертикальное положение.

Тишину вдруг разорвал вопль:

— Исалика! Софрена! Люди в сером! Они здесь! Они… — Крик перешел в протяжный хрип.

— Это был голос Жоаба-Ти, нашего соседа! — прошептала Исалика, побледнев. — Боже, что они от нас хотят?

— Они ищут не вас, а меня, — сказал оранжанин. — И отыскали. А я думал, что ушел от них! Скажите им, что я заставил вас помочь мне! Спасибо и прощайте!

Он просунул ноги и бедра в люк кабины. Потом погрузился внутрь машины. Лампа почти израсходовала свою энергию, и он ничего не видел. На ощупь, ударяясь головой о металлические выступы, он отыскал программирующее устройство клавиатуру с круглыми кнопками, подключенную напрямую к мемодиску дезинтеграции в обход электронных цепей контроллера. Работу цепи воссоздания клеток проверить было невозможно. Машина вполне могла рематериализовать лишь часть его тела или перепутать введенные данные. Он уже видел на голофильмах результаты подобных пересылок: деформированные, неузнаваемые тела… Но у него не было выбора, и он рискнул.

Он нажал на рычаг ручного программирования и стал ждать инструкций и данных, которые должны были появиться на черном выпуклом экране. Пространственные координаты Селп Дика он помнил смутно и проклинал себя за глупость: их следовало освежить в памяти в любом туристическом агентстве или в геозвездном институте.

Свора ворвалась в магазинчик, потом в мастерскую. Шум шагов, голосов, хлопающих дверей просочился через пол чердака. Дочери ювелира прижались друг к другу и застыли посреди чердака.

Экран не зажигался. Тиксу нервно просунул руку под него и понял, что программатор отключен от фильтра частиц. Наверное, Анидол принял меры предосторожности, чтобы девочки, играя, случайно не совершили непоправимую глупость… Пальцы оранжанина забегали в поисках недостающего кабеля. Лампа была готова погаснуть в любой момент. По его лбу текли крупные капли пота, глаза щипало, движения были неверными, неумелыми, мочевой пузырь раздуло. Он резким движением вырвал вспомогательный кабель, висевший под кушеткой пассажира, в надежде, что тот не играет существенной роли для запуска деремата. Зубами и ногтями содрал изоляцию, скрутил провода с проводами программатора и фильтра. На экране возникли пятна света. Он молился, чтобы конструкция выдержала нарастание энергии. Ладони вспотели, он уже различал крики преследователей… Наконец строчки данных выстроились на экране. Кабина погрузилась в зеленый полумрак. Он нащупал клавиатуру и набрал координаты Селп Дика. И подавил последние сомнения, надеясь, что не ошибся. Во время стажировки на Урссе он вызубрил все координаты планет Конфедерации, но это было так давно… Другой мир… Другое время… Он рухнул на кушетку. Кости брошены. Послышалось потрескивание, потом шорох и зловещая дрожь. Он решил, что куча ржавого железа взрывается. И быть может, так и случилось…

Зонд направился к черному шару, сварные швы которого разошлись с глухим гудением. Наемники ворвались на чердак. Лучи их факелов высветили застывших от ужаса Исалику и Софрену. Дочери ювелира без сопротивления позволили надеть себе на шею магнитные ошейники.

Один из наемников бросился к лестнице, ведущей к люку деремата. Вибрации, сотрясавшие черный шар, не позволили ему открыть люк. Он в бешенстве голыми руками разбил толстенное стекло люка и ринулся внутрь.

И через минуту вылез обратно вместе с пиджаком из синей шерсти, черными велюровыми панталонами, белым хлопковым бельем и парой маркинатских сапог.

— Он запрограммировал себя на Селп Дик. Координаты точки прибытия еще можно прочесть… Просто невероятно, что эта рухлядь еще может отправлять к звездам! По виду она никого не перешлет даже на площадь Жачао-Вортлинг!

— Селп Дик? Девица из агентства ГТК была права! — послышался металлический голос.

Скаит-чтец вынырнул из полумрака чердачной площадки.

— Жаль! Мне хотелось бы знать, как его ум, ум весьма посредственный, смог уйти от ментального обследования. Тем хуже для него. Поскольку этот глупец так жаждал добраться до своих друзей-абсуратов, то умрет вместе с ними. Он, сиракузянка и все прочие… Все… И последние следы колдовства исчезнут с лица всех миров… Что касается этих девиц, им придется узнать, что такое помощь врагам императора. Я отдаю их вам на час. Делайте с ними, что хотите. Потом отведете в Круглый Дом. Они примут наказание, предусмотренное для предателей. Как их отец. А машину превратите в пепел.

Когда наемники-притивы насытились Исаликой и Софреной, они бросили их на полу, обнаженных, окровавленных, дрожащих, униженных, похожих на сломанных кукол, потом навели дезинтегратор на черную машину.