Волчица в засаде

Находка

Чак жил не в самом лучшем районе нашего города. Небольшой двухэтажный дом хрущевской постройки стоял вдоль дороги на пригорке торцом к крохотному мусульманскому кладбищу. Напротив дома через дорогу располагалась облицованная керамической плиткой мечеть. Святые места. За домом находился пустырь, ниже него раскинулись дома частного сектора.

К Чаку я решил отправиться один, дабы шумной процессией не пугать и не смущать Элку, ежели та все еще находится в объятиях возлюбленного. Оставив женщин в машине на площадке у ворот дома отдыха, расположенного вдоль все той же дороги, я стал подниматься в горку к дому, который, по всей видимости, находился в ведомстве дома отдыха и в котором, скорее всего, жили его сотрудники.

Огороженный со стороны дороги декоративным забором, а со стороны кладбища и пустыря – железной сеткой, двор дома с пыльными, уже утратившими часть листвы деревьями, высокой высохшей травой и сушившимся в чьем-то огороде застиранным бельем имел унылый неухоженный вид.

Фасад дома располагался со стороны пустыря. Я прошел по асфальтированной дорожке за дом, вошел в крайний подъезд. Широкая крутая лестница с одним-единственным маршем вела на второй этаж и упиралась прямехонько в квартиру семнадцать. Если бармен мне не соврал, то Чак должен жить именно в ней. Я легко взбежал по ступенькам на площадку, нажал на кнопку звонка, но он не работал. Тогда я деликатно костяшкой пальца постучал в обшарпанную, очень давно крашенную в голубой цвет деревянную дверь и прислушался. Из глубины квартиры не раздавалось ни звука. Если в ней и находились люди, то они сидели тихо, как мышки, и, по-видимому, не собирались никому открывать. Отбросив церемонии, я с силой несколько раз подряд грохнул по двери кулаком.

Неожиданно раздался щелчок открываемого замка, загремела сброшенная с двери цепочка и дверь раскрылась, но не с цифрой семнадцать, а соседняя, в восемнадцатую квартиру, и на лестничную площадку высунулась одетая в темно-синее в мелкий цветочек платье маленькая сухонькая старушка со сморщенным злым лицом. Лет старой ведьме было за семьдесят, но яду – как у молоденькой змеи.

– И ходют, и ходют и стукают, стукают цельный день и ночь, людям спать не дають дармоеды проклятые! – на одной высокой ноте выпалила старуха, гневно сверкая голубыми выцветшими от времени глазами и потрясая кулаком. – Покоя от вас нет, ироды, все нервы людям вымотали гульбой, беспутством и хулиганством. Я вот в милицию пожалуюсь, как вы здесь безобразничаете, всех вас в тюрьму посадят! И сколько можно над людьми измываться…

Я отступил к лестнице и воскликнул:

– Да что ты, мать, несешь-то? Зачем на честных людей поклеп возводишь? Я впервые сюда пришел и постучал в эту дверь!..

– Головой бы лучше в нее постучал! – вновь заголосила старуха. – Ходите здесь сутками, целыми толпами и стучите и стучите, звонок не можете отремонтировать. Откуда же я знаю, приходил ты раньше или нет, все вы, бандюги, на одну рожу!

Я предпочел пропустить мимо ушей оскорбления старухи, ибо рассчитывал у нее кое-что узнать.

– Ладно, мать, извини меня. А скажи мне, бабушка добрая, не был ли молодец Юрий вчера вечером с девицей красною у себя в хоромах?

Старуха слегка оттаяла. Выставив острый подбородок, она покачала головой и более-менее по-человечески сообщила:

– Знать не знаю, хлопец. Врать не буду, не видала я ни вчера, ни сегодня ни Юрку, ни потаскуху с ним. А приходил давеча парень один, стучал, – пробормотала она. – Я и не выходила ругаться, а только в глазок дверной глянула. Стукнул он пару раз и ушел. Парень-то этот здесь частенько в последнее время бывает.

Старая бестия осторожно прикрыла дверь, а я, постояв немного на площадке, шагнул к двери напротив. Звонок работал. Мелодичная трель раздалась по ту сторону двери, когда я нажал на кнопку, но и в этой квартире, так же, как в соседней, было тихо, словно в склепе. Я потоптался у двери, еще разок на всякий случай звякнул и стал спускаться по лестнице. Когда сошел с последней ступеньки, дверь, в которую я только что звонил, внезапно растворилась и в подъезд выглянула растрепанная русоволосая с проседью женщина лет пятидесяти пяти с испитым заспанным лицом.

– Тебе чего, парень? – спросила она негромко.

Я уже давно не парень, в смысле немолодой, однако женщина была лет на двадцать старше меня и имела полное право так называть мою персону.

– Мне сосед ваш Юра нужен, – задрав голову, я развернулся к хозяйке шестнадцатой квартиры. – Вы не видели его?

Женщина посмотрела на меня изучающе и зевнула.

– А ты кто такой-то?

Что ж ей биографию свою рассказывать? Я пожал плечами:

– Так, хороший человек. Игорем меня зовут. А вас как?

– Зоя, – машинально ответила женщина и тут же поправилась: – Зоя Федоровна Камышова.

Умею я все же располагать к себе людей. Я раскланялся.

– Очень приятно, Зоя Федоровна. Ну так видели вы Юру или нет?

– Сегодня не видела.

Камышова шире открыла дверь, вышла из квартиры, и… я тут же опустил глаза. Зоя Федоровна была одета довольно странно – в старенькую кофточку с карманами, шлепанцы… и трусы. Да-да, самые обыкновенные женские трусы. Разумеется, не в миниатюрные кружевные, в которых снимаются кинозвезды в эротических сценах, а в простые добротные трусы белого цвета. Видать, в этом подъезде одни чудики живут.

– А вчера? – произнес я еле слышно.

– Довелось!

Разговаривать, не поднимая глаз, глупо, конечно. Я не красная девица, в конце концов. Я вскинул голову и, глядя прямо в лицо Зое Федоровне, признался:

– Мне вообще-то не Юра нужен. Я девушку ищу, Элеонору. Она моя племянница. Этой ночью дома вот не ночевала. Вы не видали ее вчера с Юрой?

Как я ни старался игнорировать экстравагантный наряд Камышовой, ее нижняя половина тела настойчиво лезла в глаза. Нет, наслаждения от созерцания ног Зои Федоровны я не получал: напротив, дряблые, с обвисшей кожей на внутренней стороне бедер и ямками на внешней, они являли собой неприглядное зрелище. В жизни не попадал в более неловкую ситуацию.

– Была с ним какая-то девица. – Зоя Федоровна положила ладони на перила, огораживающие лестничную площадку второго этажа, и скрестила ноги, приняв позу Джульетты, разговаривающей со стоящим под балконом Ромео. – Худенькая такая, лет двадцати, высокая, с рыжеватыми волосами.

– Точно, Элка! – вырвался у меня из груди вздох облегчения. Прав, значит, я оказался. Девчонка с Чаком где-то шляется.

– Я вчера вечером за хлебом пошла, – продолжала Камышова. – Спускаюсь по лестнице, а Юра с девицей этой как раз поднимались. Веселые такие, с бутылкой вина и сумка какая-то у Юрки на плече висела. Вечером шумно у него в квартире было. Его комната через стенку от моей спальни. Музыка громко играла, а потом все стихло. Больше ни Юру, ни девицу я не видела.

– Зоя Федоровна, – я секунду подумал, прежде чем сформулировать свою просьбу. – Видите ли, Элеонора связалась с Юрой. Я и мама девушки ужасно беспокоимся за ее будущее. Скажите, пожалуйста, что за человек этот Юра?

Зоя Федоровна похлопала по карманам кофты, достала пачку папирос, спички и не спеша закурила.

– Да что вам рассказать-то, – произнесла она раздумчиво и снова оперлась о перила, на этот раз локтями. – Юрка из неблагополучной семьи – отца он не знает, мать – пьяница, так что воспитывала его бабка. После смерти бабки смотреть за парнем стало некому. Залез с ребятами к кому-то домой, получил свой первый срок. Пока сидел, мать совсем спилась и умерла под забором. Вернулся Юрка в пустую квартиру. Поработал немного шофером, потом на фирме какой-то, а потом с друзьями эту фирму и обворовал. Снова сел. А вот несколько месяцев назад вышел, вроде остепенился. Уж не знаю, где работает, но только при деньгах он нынче. Хорошо одевается, вволю ест и пьет. Вот такой он, наш Юрчик, – выпустив в потолок струю дыма, заключила Камышова.

Я с невеселым видом покачал головой:

– Да-а, богатая у вашего соседа биография. Хорошего приятеля наша Элка себе отхватила. Если мать ее узнает, будет в шоке.

– Какой есть, – хмыкнула Зоя Федоровна.

В этот момент за моей спиной раздались шаги, и в подъезд вошел высокий худощавый мужчина в кепке, в стареньких брючках и ветхом пиджачишке. Он был примерно одних лет с Камышовой, с таким же испитым, как у Зои Федоровны, лицом. Увидев Камышову, он остолбенел и уставился на нее вытаращенными глазами.

– Ты что, Зойка, совсем рехнулась? – мужик наконец захлопнул челюсть с прилипшей к нижней губе папироской. – Шастаешь по подъезду в трусах да еще в таком виде с мужиком лясы точишь?

Слова мужчины, который, очевидно, доводился Зое Федоровне мужем или сожителем, были для нее громом среди ясного неба. Затаив дыхание, она очень медленно опустила голову, глянула на нижнюю половину своего тела и обомлела.

– Из-звини, Вася! – сказала она заплетающимся языком. – Я, кажется, з-забыла спросонья юбку надеть. – Запоздало взвизгнув, Камышова вильнула задом и юркнула в квартиру.

Я вышел на улицу. Обогнул дом и побрел вдоль его торца. Я понятия не имел, что мне дальше делать, где искать Элку, да и стоит ли вообще искать ее. Ясно, девчонка дорвалась до разгульной жизни, таскается с Чаком по злачным местам. Я остановился на углу дома, на пересечении асфальтовых дорожек, как рыцарь на распутье. Наверное, нужно позвонить Вере, сообщить ей о дочке и ее поведении. Пусть сама решает, как теперь быть: искать дальше Элку или ждать возвращения блудной дочери домой?

Я задрал голову, взглянул на блекло-голубое небо, потом перевел взгляд на дом. С тыльной стороны его вдоль второго этажа были расположены три балкона. Пораскинув мозгами, пришел к выводу, что боковые квартиры в подъездах имеют лоджии, которые выходят на лицевую сторону дома, а квартиры, чьи двери находятся в подъездах прямо, лоджий не имеют, а только балконы, причем лишь в секциях, расположенных на вторых этажах. Следовательно, балкон, под которым я стоял, принадлежит Чаку. Небольшая, огороженная перилами площадка, примерно метр на два, была завалена какими-то дощечками, железками, бутылками и прочим хламом. Дверь в квартиру была приоткрыта. И тут мне в голову пришла странная идея. Несколько секунд я раздумывал, потом посмотрел по сторонам. С этой стороны дома было тихо и безлюдно. Неподалеку от балкона, закрывая его, росло дерево, еще дальше, у декоративного забора, – топольки. Так что со стороны дороги, если кто-нибудь будет проходить по тротуару, меня не увидит. Опасности быть замеченным со стороны пустынного кладбища – тоже никакой.

Признаться, я сам не ожидал от себя такой прыти. Нога сама встала на цоколь, оттолкнулась. Я взлетел, схватился руками за перила и завис. Как я уже упоминал, я спортсмен и в свои тридцать пять – в отличной спортивной форме, так что пара акробатических упражнений для меня пустяк. Если бы я смотрел на себя со стороны, то, наверное, залюбовался бы, как я легко и грациозно сделал замах ногой, одновременно подтягиваясь на руках, и уже в следующее мгновение сидел на перилах. Выбрав на балконе свободное пространство, я бесшумно спрыгнул в него и распахнул дверь. Кругом по-прежнему было тихо. К счастью, моего акробатического этюда никто не увидел.

Запах в квартире Чака был тяжелым. Помещение, куда я вошел, оказалось кухней. Обеденный стол с изрезанной ножом поверхностью, пара обшарпанных шкафчиков, небольшой холодильник с фотографией полуголой девицы, наклеенной на дверце, – вот и вся обстановка. Ни Чак, ни его вчерашняя гостья не отличались чистоплотностью – в раковине лежала немытая посуда, на столе валялись огрызки яблок, кожура бананов, на полу расползлась и засохла лужица какого-то напитка.

Еще раз окинув взглядом кухню, я направился по коридору, по одну сторону которого располагалась ванная и туалет, по другую – жилая комната. Достигнув двустворчатых дверей с рифлеными стеклами, я, секунду поколебавшись, заглянул в них и тут же отпрянул. В комнате кто-то был. Справившись с волнением, я шире раскрыл двери и вошел в них. В небольшой, тесно заставленной старенькой мебелью комнате поперек неширокого дивана лежал человек. Это был крепкий молодой мужчина с грубоватыми, но красивыми чертами лица, одетый в шикарные черные туфли, дорогие черные джинсы и болотного цвета рубашку. Мужчина лежал в мирной позе, прикрыв глаза и сложив на животе руки, и если бы не растекшееся по его рубашке и дивану бурое пятно и не торчащий из груди кухонный нож с пластмассовой ручкой, можно было бы подумать, что человек спит. Увы, Чак, еще вчера разгуливающий с Элкой, был мертв.

Я не из пугливых. Мне доводилось иметь дело с трупами, поэтому я не испытываю панического ужаса, глядя на них. Я некоторое время всматривался в лицо мертвого человека, словно для того, чтобы хорошенько его запомнить, потом оглядел комнату. Вчера в ней явно пировали. На журнальном столике стояла пустая бутылка из-под водки, рюмки, кое-какая закуска, полная окурков пепельница. На полке, где стоял магнитофон, были разбросаны кассеты. В углу дивана я заметил изящную дамскую сумочку, наверняка принадлежащую Элке.

Я стряхнул с себя оцепенение и принялся обыскивать комнату, опасаясь наткнуться на еще одно мертвое тело. Я посмотрел за спинку дивана, под стол со свисающей почти до пола скатертью и даже заглянул в шкаф. Потом вышел в коридор. Комната была единственная в квартире, и я осмотрел ванную и туалет, но нигде, к моему облегчению, ни Элки, ни следов, указывающих на то, что она убита, не обнаружил.

Пора было сматываться. Зная по кинофильмам и по книгам, как поступают люди, желающие скрыть следы своего пребывания на месте преступления, я носовым платком протер все предметы, которых коснулись мои руки, за исключением перил на балконе, посчитав, что на облупившейся и съежившейся от дождей краске перил отпечатки пальцев не останутся. Затем взял Элкину сумочку, сунул ее в подвернувшийся под руку непрозрачный целлофановый пакет и подошел к двери. Глянул в глазок. На лестничной площадке было пусто. Я приоткрыл двери и выглянул в подъезд – никого. Тогда я вышел из квартиры, осторожно прикрыл за собой двери, быстро спустился по лестнице и выскользнул на улицу.

Стараясь не привлекать к себе внимания, я прогулочным шагом доплелся до входа во двор, миновал ворота, однако направился не влево, где меня поджидали Леева и Великороднова, а вправо, в сторону автобусной остановки. Мне необходимо было некоторое время побыть одному, собраться с мыслями.

На облицованной рейками автобусной остановке торчали три человека. Я примостился на скамеечке, опоясывающей одну из опор остановки, положил рядом с собой пакет с сумочкой и задумался.

Что же произошло вчера в квартире Чака? Кто его убил? Увы, все факты, как ни крути, указывали на то, что это сделала Элла. Зря я считал девушку распутной и гулящей. Неиспорченная, по-видимому, она оказалась. Скорее всего, Чак этот вчера заманил Элку к себе домой, подпоил и пытался изнасиловать, а Ягодкина, защищаясь, схватила с журнального столика кухонный нож и в горячке ударила им Юру в сердце. Смерть наступила мгновенно, а перепуганная девушка сбежала из квартиры. Домой она боится появляться и скрывается сейчас у кого-то из подруг или знакомых. Все логично. Если бы Чака убил кто-то другой, Элла давно заявила бы об убийстве в милицию и вернулась к матери. Но виновна она и потому скрывается от правосудия. Да-а… Веркина дочка влипла в историю по самые уши.

Конечно же, как честный, законопослушный гражданин я обязан был немедленно позвонить в милицию и сообщить об убийстве и лице, его совершившем, но как друг семьи Ягодкиных не имел права так поступить. Долг мужчины обязывал меня найти девушку, выяснить, что, в конце концов, произошло в доме Чака, и, если Элка действительно виновна, убедить ее во всем признаться.

К автобусной остановке подошел большой комфортабельный автобус, и группа пассажиров поспешно влезла в него. Автобус тронулся, а я сидел и тупо глядел на движущийся борт автобуса. Внезапно узкая никелированная полоска оборвалась, и моему взору открылся вид на противоположную сторону улицы. Там наискосок на точно такой же остановке сидел рослый парень лет двадцати семи и в упор смотрел на меня. Парень как парень, сидит и смотрит, на то у него и глаза, но почему-то я под его колючим взором почувствовал себя неуютно. Наткнувшись на мой взгляд, молодой человек опустил голову. И я отвернулся и полез в карман за сотовым телефоном. Достав мобильник, потыкал в него пальцем и приложил к уху.

– Алло! – после нескольких зуммеров отозвалась трубка.

– Привет, Вера! – произнес я негромко. – Игорь звонит. Есть какие-нибудь новости об Элле?

Трубка тяжко вздохнула:

– Нет, а у тебя?

– Кое-что узнал, – признался я. – В общем, так, Вера, дочка твоя жива, но влипла в нехорошую историю и сейчас, по-видимому, где-то прячется.

В трубке раздался какой-то булькающий звук, и она закудахтала:

– В какую историю, Игорь?! Боже мой! Что случилось?!

Чтобы не пугать Веру, я решил пока не рассказывать о произошедшей на улице Севастопольской драме и сказал:

– Расскажу при встрече. Ты в милицию о пропаже Элки больше не заявляла?

– Нет, – с недоумением произнесла Ягодкина. – Как утром позвонила, и все… А что такое?

– И не звони больше. Сиди тихо дома, а я постараюсь помочь твоей дочке выпутаться из истории. Все уяснила?

– Уяснила, – эхом отозвалась Вера и жалобно сказала: – Игорь, может быть, все-таки расскажешь, что произошло?

– Нет! – отрубил я. Истерика, слезы и причитания мне были сейчас ни к чему. – Обо всем при встрече. Не волнуйся, я сделаю все, чтобы выручить твою дочь из беды. Верь мне… И вот еще что, – вспомнил я. – Ты дала мне фамилии и телефоны Элкиных подружек – тех, что живут в наших краях, а мне нужны их адреса. Узнать сможешь?

– Сейчас обзвоню знакомых и выясню, – с готовностью отозвалась Ягодкина.

– Давай! Потом звякнешь мне на мобильник. Жду! – Я отключил «сотку» и сунул ее в карман. Когда я бросил взгляд на противоположную сторону улицы, рослого парня на остановке уже не было.

Я поднялся со скамейки, сунул пакет с сумочкой под мышку и зашагал под горку к стоявшей у ворот дома отдыха «Нексии».

К машине я подошел с видом человека, которому наконец-то улыбнулась удача.

– Чака дома не оказалось, – заявил я, влезая на заднее сиденье автомобиля, – но его соседка по лестничной площадке сказала, что вчера вечером видела Юру и вместе с ним Элку. Они с бутылкой вина поднялись в квартиру, всю ночь колобродили, а утром ушли, – приврал я на всякий случай. – Так что с Эллой все в порядке, и сейчас она болтается где-то со своим хахалем по городу.

Женщины выслушали меня с неподдельным интересом. Великороднова искренне обрадовалась.

– Ну, слава богу, девка жива и здорова оказалась! – воскликнула она, как-то по-старушечьи причитая. – А то мы здорово за нее волновались.

А Леева возмутилась:

– Вот стерва молодая! – вскричала она и от избытка переполнявших ее эмоций стукнула ладонью по спинке сиденья. – Мать места себе не находит, мы с ног сбились, разыскивая ее, а она с мужиком целые сутки шляется!

– Бессовестная! – поддакнул я. – Ох, и попадет Элке от матери, когда она домой заявится. Ладно, девушки, благодарю за службу. На сегодня все дела закончены. По домам!

Я сделал попытку выбраться из машины, однако Леева придержала меня за плечо.

– Да погоди ты! Куда? Я вас до дому подброшу. А то нехорошо получится – целый день я вас возила, а теперь вдруг на дороге кину.

Я кивнул на Свету.

– Ее вон подбрось, а я к товарищу заскочу. Он здесь рядышком живет.

– Так мы тебя подождем! – переглянувшись с Великородновой, сказала Леева.

Однако я с хитрым видом покачал головой и рассмеялся:

– Долго ждать придется. Мы с приятелем давно не виделись. Мальчишник устроим. А вы поезжайте, я позже на автобусе сам до дома доберусь.

Причин задерживать меня дальше в машине вроде бы не было. Марина освободила мое плечо, однако, обратив внимание на торчащий у меня из-под мышки пакет, ухватилась за него и с силой потянула.

– А это откуда у тебя взялось?

У Леевой, как я понял, амплуа глупенькой наивной девочки, которой все позволено. Так что нахальные, бестактные, бесцеремонные поступки – ее репертуар. Запросто может выхватить пакет и развернуть его. Я, в свою очередь, отбросив деликатности, откинул руку Марины и заявил:

– Бутылку купил. Я же сказал, что к приятелю в гости иду.

Не знаю, поверила мне Леева или нет, но только грубость моя ее покоробила. Обиженно поджав губы, она отвернулась и завела мотор автомобиля, а я наконец выбрался из машины и направился к остановке.