Волшебная галоша. Машина времени Кольки Спиридонова

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
в которой Маруся Логинова чудесным образом спасается от беды.

Днем Маруся с бабушкой всегда гуляли на Тверском бульваре. Сюда приезжала игротека Дворца пионеров, здесь была зелень и можно было лепить из песка морковные пирожки. Одно было плохо — бабушка никуда не отпускала от себя Марусю, ни на шаг.

— Ты еще маленькая, — говорила бабушка, — тебе всего еще пять лет.

— И вовсе я большая, — говорила Маруся, — мне уже целых пять лет.

И каждая из них, конечно, была по-своему права. Сегодня бабушка решила наконец закончить вязать носки для папы. Такое решение, если уж правду говорить, она принимала каждый раз. Но так хорошо на бульваре припекало солнышко, так мягко, приятно шумели деревья, что, едва принявшись за работу, бабушка опускала пряжу на колени, прислушивалась к звонким ребячьим голосам и, пригревшись на солнце, начинала клевать носом.

Так случилось и на этот раз.

А Маруся играла с девочками в пятнашки. Они бегали по дорожке мимо скамеек, на которых сидели серьезные дяди с газетами в руках, а тети читали книги, покачивая разноцветные колясочки, а взрослые девочки и мальчики спорили о чем-то таком важном, что нельзя было понять ни одного словечка.

И пока малыши бегали и шумели, бабушка спокойно дремала. Но как только прекратились беготня и крики, она сейчас же проснулась и позвала Марусю. Но Маруся не отзывалась.

— Маруся! — кричала бабушка. — Марусенька! Идем домой!

Но девочка не отвечала.

«Спряталась, наверное, — подумала бабушка. — Ну, сейчас явится».

— Маруся! Я ухожу! Слышишь? У-хо-жу!

Но Маруси не было, и бабушка разволновалась не на шутку. Она спустилась вниз по бульвару до самого памятника Тимирязеву, она заглядывала под скамейки, но безрезультатно. Мужчины были заняты газетами и собственными мыслями; мамы, кроме своих маленьких детей, ни на кого не обращали внимания. Никто не знал, куда делась беленькая кудрявая девочка с красным бантом на голове, в стоптанных сандалиях на босу ногу.

«Неужели, — бабушка даже похолодела от подобной мысли, — неужели Маруся ушла на Пушкинскую площадь?»

И старушка заторопилась вверх по, бульвару.

На Пушкинской площади — столпотворение. Остановились автобусы, замерли троллейбусы, притихли даже юркие такси. А народу было столько, что бабушке еле удалось пробиться вперед.

— Ой, беда! Ой, горюшко мое! — повторяла старушка, расталкивая любопытных. — Пустите! Пустите, там, наверное, с моей Марусенькой беда.

Наконец она пробралась в первые ряды толпы и действительно увидела Марусю из конца в конец площади Маруся летала… по воздуху. Бабушка удивленно заморгала, неожиданно всхлипнула, а немного придя в себя, закричала:

— Маруся, Марусенька, деточка что с тобой?

— Бабушка! Бабушка! — испуганно заплакала девочка. Она резко развернулась в воздухе, остановилась поблизости, затем, дрыгая ногами и размахивая руками, опустилась рядом со старушкой. И тут мальчишеский голос произнес назидательно:

— НЕ РАЗРЕШАЙТЕ ДЕТЯМ ИГРАТЬ НА ПРОЕЗЖЕЙ ЧАСТИ…

— Марусенька! Да что же это такое?! — смеялась и плакала бабушка.

Двинулись машины, начали расходиться люди, толкуя между собой о чуде, которое только что довелось им увидеть.

— Деточка, — бабушка взяла Марусю за руку, — ты же могла потерять сандалики!..

А что еще могла сказать в эту минуту ошеломленная старушка?