ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
более грустная, чем веселая.

— Он! Он! — закричал Димка не своим голосом.

— Ммм… Где?

— Видите, видите, таймень зеленый в глубину уходит? Кузя! Кузя! Кузьма Озерыч, что же вы от нас прячетесь? Не бойтесь!… Мы вам ничего плохого не сделаем!..

— Это я-то боюсь? — Таймень повернул к экрану голову, Паша Кашкин сразу узнал привидение, которое он видел на озере. — Это я-то боюсь? Не на таковского напали.

— Кузьма Озерыч! — сказал заведующий «Лабораторией СИЧ». — С помощью вашей галоши… ммм… эти мальчики стали невидимыми. Только вы знаете секрет, как им вернуть прежний облик.

— Знаю, да только секрет-то теперь бесполезен.

— Почему? — спросил Сеня.

— Потому, что может стать видимым только Вадим Смирнов — тот, кому я подарил галошу. А остальные… Вадим должен сказать те же слова:

Ахалай-махалай,

Крони-брони-чепухай,

Эки-веки-чебурек…

И только в конце — иначе:

Стань обычным, человек!

Но дело в том, что когда я дарил галошу мальчику, который так много для меня сделал, я думал, что он ОДИН станет невидимкой. А он сделал невидимыми ТРИДЦАТЬ ТРИ ЧЕЛОВЕКА. Теперь галоша перестала действовать. Он может стать видимым один… Один…

— А чем мы вам можем помочь? — спросил Паша.

— Вы и можете и не можете… Мне нельзя объяснить вам это: иначе я навсегда останусь рыбой. Скажу вам еще загадку, может, пригодится она вам. НЕ ВИДЕН ПАЛЕЦ, ДА ВИДЕН КУЛАК!..

И уплыл Кузька в темную глубину.

— А ведь он нам подсказал выход, — сказал Леня Фомин. — Только какой?

— Мммм… Пожалуй, вы правы… Поищем в отгадках… Ммм… Нет, ничего нет.

— Мне кажется, — несмело сказал Сеня, — что он посоветовал нам собрать всех невидимок вместе. Один — палец, все — кулак.

— Верно. — обрадовался заведующий. — ОДИН — ПАЛЕЦ, ВСЕ — КУЛАК!

И хотя на экране была видна гладкая, как стекло, поверхность горного озера, а Кузька был далеко-далеко, показалось Димке, что, спрятавшись под водой, хитро улыбается зеленый таймень.

Каждый день с аэропорта Домодедово вылетают самолеты: простые, тридцати-сорокаместные, огромные, звонко-гудящие реактивные. Здесь начинаются пути, связывающие столицу с самыми дальними уголками страны и земного шара.

Сегодня среди пассажиров, стремящихся на восток, среди провожающих можно было встретить и многих наших знакомых. Был здесь и полковник Логинов с женой и маленькой дочкой. Был и лейтенант Фомин, и милиционер Степан Аванесов со своей невестой — сестрой Алены-Малены; профессор Верхомудров, и заведующие лабораториями, и даже Степан Петухов с мамашей своей, продавщицей пирожков.

Вокруг странно раскрашенных мальчиков толпились любопытные, и Димка тотчас же вспомнил, что уже слышал когда-то те же самые слова:

— Гляди-ка, какую рекламу придумал цирк!

И вот в репродукторе раздался звонкий девичий голос. Он категорически предлагал пассажирам, вылетающим в город Прибайкальск, занять места в самолете.

Мальчики заторопились. Им было и весело и грустно. Весело потому, что через семь часов они будут дома; грустно потому, что приходилось расставаться с людьми, которых мальчики успели полюбить всей душой. Подумать только! Семь часов, и все трое — Димка, Паша и вожатый Сеня — будут пожимать руки друзьям, говорить с Анатолием Петровичем, но раньше всего — увидят родителей.

Бабушка Варвара всплакнула и посоветовала не открывать форточку, Леня просил писать, а Степка Петухов протянул друзьям на прощание большой пакет. Мальчики развернули его уже в самолете: там лежали удивительного вкуса домашние пирожки.

Вихрь вырвался из камер сгорания, оторвал самолет от земли и бросил в синее, на редкость для Москвы безоблачное небо.

— Ну вот, — хлопнул Леню по плечу Василий Михайлович. — А ты говорил «фантастический роман». Видишь, все оказалось значительно проще.

Леня молчал. Ему было грустно.

Загрузка...