Волшебница Колдовского мира (часть 3)

Глава 6

Ночь тянулась долго, и у меня было достаточно времени для размышлений и предвидения некоторых опасностей, могущих ожидать меня. Утта многому научила меня, это я знала, но то ли намеренно, то ли потому, что мы происходили не из одного ордена колдуний, она оставила в моих знаниях значительные пробелы, и я походила на раненого воина, который, прижимаясь к стене, защищается только одной рукой, да и то левой, в то время, как он привык действовать правой. Она не вернула мне моё ясновидение, а изо всех навыков, которые вапсалы могли от меня потребовать, именно этот был самым важным. Я всё больше удивлялась этому упущению со стороны Утты. Может быть, она боялась, что я воспользуюсь передачей мысли — что было частью ясновидения — и вызову из Зелёной Долины помощь? Как бы то ни было, она не подготовила пророчицы для своего народа и лишила их этого дара, который был им нужен больше всего.

Айфинг спал. Я тихонько прошла по шатру и перевернула циновку с рунами, чтобы снова прочитать строки, связывавшие меня с этим народом. В то же время я рылась в памяти, отыскивая всё, что относилось к подобным чарам, как они наводятся и как разрушаются.

Колдуньи имеют много способов, чтобы связать человека, особенно если он обладает меньшим могуществом, чем у неё, или он вообще ничего не понимает в этих делах. Вы дарите, например, жертве что-то ценное, и если жертва примет подарок — она ваша, пока вы сами её не отпустите. Но для новичка это опасно. Если жертва откажется от подарка — чары падут на дарителя. Плетя сновидения, можно ошибиться в выборе заклинаний и извлечь собственный дух из тела, получив двух рабов чар: в одном измерении — бездушное тело, в другом — бестелесный дух.

Но в основном всё это были дела Тьмы, а я знала, что Утта, заботившаяся о благе своего приёмного народа, не подчинялась ни Свету, ни Мраку. Если мне удастся разбить чары этих рун, то это будет означать, что они были какой-то собственной магией Утты.

Только я сомневалась, что смогу сделать это с моими заново пробуждёнными способностями. Во всяком ремесле нужна практика. Я повернулась к Айфингу, прислушалась к его дыханию. Он больше не видел сновидений, которые я послала ему, он просто крепко спал, и этот сон продлится ещё некоторое время. Я осторожно отошла, сняла свадебное платье и аккуратно сложила его. Когда на моём озябшем теле не осталось ничего, что было изготовлено в племени, я соскоблила остатки краски с груди, чтобы меня ничто больше не связывало с этим народом. Я собиралась опробовать часть магии, которая, как я опасалась, была слишком могущественна для моих слабых сил, но она была единственной возможностью хоть на чуть-чуть заглянуть в будущее.

Мне нужен был хоть какой-нибудь предмет, которым пользовалась Утта и считала его своей собственностью. Хотя большая часть её личных вещей ушла с ней в могилу, в моём распоряжении осталось то, что лежало в двух сундуках и имело отношение к её магии.

Содрогаясь от холода, я опустилась на колени перед сундуком, где нашла манускрипты с непонятными рунами. Вытащив из сундука всё, я убедилась, что из вещей, оставленных тут Уттой, эти свитки содержали наибольшую концентрацию Силы.

Я села, держа их по одному в каждой руке, и постаралась освободить свой мозг ото всего, представить его как зеркало, ожидающее возможности отразить то, что исходит от этих вещей.

Медленно, неохотно возникло слабое движение, прошло слишком много времени между этим днём и тем, от которого осталась лишь тень воспоминания, несмотря на все усилия яснее сфокусироваться на нём.

Я больше не была зеркалом, а скорее сама смотрела в затянутое туманом зеркало. Но в нём что-то передвигалось. Тусклые, туманные фигуры приходили и уходили, а я была не в силах сделать их ясно различимыми.

Внезапно контейнеры потяжелели, оттягивая руки. Я вздрогнула, когда их ледяной холод коснулся моего нагого тела.

А что если попытаться поработать со свитком? Я отложила один футляр в сторону, а другой открыла и развернула свиток. Взяв его в обе руки, я наклонила голову, чтобы касаться лбом поверхности свитка, на ощупь казавшегося высушенным древесным листом.

И вот…

Я едва не вскрикнула от радости, когда в моём мозгу появилось резкое изображение, меня удержала лишь долгая тренировка. Изображение было достаточно чётким, но сцены мелькали и кружились с такой быстротой, что я не могла уловить их смысл. Строчки формул, колонки рун появлялись и исчезали, прежде чем я успевала понять их значение. В их чередовании не было ни смысла, ни логики, ни последовательности, будто кто-то высыпал массу неудачно связанного материала в пустое ведро и сильно встряхнул его.

Я вернула свиток обратно в контейнер и приложила руки к голове, где кружились неудачные и несвоевременные концы и начала познаний, вызывавшие боль, сильную боль. В эти минуты я не могла ни продолжать свой опыт, ни разгадывать секреты Утты. Внезапно я почувствовала такую усталость, что глаза у меня сами закрылись. Я даже подумала с лёгким беспокойством, что это похоже на то, как если бы я выпила такую же чашу, какую подала Айфингу, и теперь готова последовать за ним в мир сновидений.

Я наконец взяла себя в руки и надела одежду, которую до этого отложила в сторону, когда меня наряжали в свадебное платье. Двигаясь с трудом, я завернулась в плащ с капюшоном, и затем скорее упала, чем легла, и мгновенно уснула. И я была права: я увидела сон.

Я увидела замок, башню, такую же большую, как цитадель в центре Эса. Я никогда не видела такого величественного творения человеческих рук. Одни части здания были крепки, как камни Эса, но другие мерцали, то появляясь, то исчезая, словно существовали в двух мирах одновременно. Я каким-то образом знала это, но не понимала, зачем и как это сделано.

В замке пребывал тот, кто всё это сотворил, да так, что замок оказался одновременно творением человеческих рук и колдовской Силы. И этим хозяином здесь была не колдунья, а Маг — гораздо более могущественный, чем простой волшебник или колдун. И замок его служил лишь внешней оправой для чего-то другого — непонятного, странного и беспредельно могучего, хотя и заключённого в стены.

Сначала я видела его лишь как тень, но внезапно его лик проявился ясно и отчётливо, словно он вышел из-за вуали, созданной вокруг него его чарами. Он принадлежал древней расе, но что-то неуловимое в его облике несло следы иных миров и времён.

Он творил с помощью Силы, и я видела, как он собирает воедино силовые нити, сплетает их и формирует узор, подчиняющийся его желаниям. Он держался уверенно, как человек, знающий, что он должен делать, и не опасающийся, что его работа вдруг пойдёт не так. Я следила за ним и горько завидовала. Я тоже испытывала когда-то такую уверенность, а теперь ползаю там, где должна была бы бежать.

Под его ногами яркими огненными линиями вспыхивали руны, сам воздух вокруг него содрогался от произносимых им заклинаний или от мощи его мысленных посланий. Передо мной разворачивалось великое действие, более могущественное, чем я когда-либо видела, а ведь мне раз или два доводилось видеть в работе самых сильных колдуний, пользовавшихся всей своей Силой.

Потом я увидела, что всё, что он сотворил, сконцентрировалось в середине зала, где он работал: вспыхивающие линии рун, движения воздуха — всё, что он сплетал и выстраивал, собралось в одном месте. В конце концов перед магом воздвиглась арка из света. И я не сомневалась, что этот сон показал мне создание Ворот в другой мир, и мне почему-то следовало отыскать именно их в этой древней колдовской земле. Хорошо известно, что такие Ворота существуют, но что их создали маги, мы узнали только в Эскоре. И вот теперь я была свидетельницей открытия таких Ворот.

Маг стоял, слегка расставив ноги, руки его взлетели вверх в совершенно человеческом торжествующем жесте. Выражение спокойной сосредоточенности на лице сменилась ликованием. Но он не спешил пройти в Ворота, а наоборот, отступил от них на шаг, хотя и не было заметно, чтобы его уверенность поколебалась. Я подумала, что он почувствовал какую-то тревогу, которая и удерживала его от броска в неведомое. Он сел в кресло и, глядя на Ворота, сложив ладони и касаясь пальцами острого подбородка, казалось, глубоко погрузился в свои мысли.

Пока он сидел так и смотрел на своё создание, я рассматривала его, словно мой сон касался самого человека, а не его колдовства. Как я уже говорила, он был древней расы или, по крайней мере, находился в близком родстве с кем-нибудь из неё. Молод он или стар? Годы не коснулись его. У него было тело воина, хотя он и не носил меча. Серая мантия туго стягивалась на узкой талии алым кушаком с золотыми и серебряными строчками. Если на них долго смотреть, то они, казалось, принимали форму рун, но быстро вспыхивали и гасли, так что рассмотреть их не удавалось.

Видимо, он пришёл наконец к какому-то решению, потому что вдруг решительно встал и слегка развёл руки, а затем резко хлопнул в ладоши, и губы его зашевелились. Ворота исчезли, и он остался в темноте зала, но я понимала, что его торжество не прошло: то, что сделано один раз, можно сотворить снова.

А затем мой сон показал мне не только мага в этом зале. Я вдруг оказалась снаружи, и шла по коридорам, а потом между большими башнями через ворота, над которыми сидели кошмарные существа. Они поворачивали головы и сонно провожали меня взглядами, и я опять почему-то знала, что они не смеют причинить мне вред, хотя и поставлены для защиты замка от непрошеных гостей.

Это путешествие привиделось мне так детально, что, окажись я в этом месте наяву, я без труда нашла бы дорогу в зал, словно зная её с детства.

Не могу сказать, что послужило причиной моего сна, но, вообще-то, подобные сновидения всегда посылаются с какой-либо целью. Проснувшись, я лишь предположила, что сон явился результатом моих попыток прочесть свиток. Голова болела, утренний свет резал глаза, но я быстро вскочила и взглянула на спящего Айфинга. Он зашевелился, и я быстро подскочила и вытащила из подушки колючку, которую затем спрятала в шов моего плаща, а потом уже села обратно.

Айфинг открыл глаза, поморгал и улыбнулся застенчивой улыбкой, какую странно было увидеть у такого человека.

— Доброе утро.

— Доброе утро, повелитель, — ответила я, как полагалось.

Он сел на подушках и огляделся, словно не был уверен, где он провёл ночь. Я насторожилась, не зная, хорошо ли я навела для него сон, и не знает ли он, что всё ему только приснилось. Но бояться, похоже, было нечего, потому что он наклонил голову в моём направлении и проговорил:

— Сила увеличивает Силу, дальновидящая. Я принял твой дар, и мы будем сильными всегда, как это было под рукой Утты.

Он скрестил пальцы, как было принято у вапсалов, когда говорят о мёртвых. Затем он ушёл, как человек вполне удовлетворённый выполненным долгом.

Однако, если сон удовлетворил Айфинга и людей племени, которым он должен был дать отчёт об этой ночи, то этот же сон дал мне врага, и я в этом скоро убедилась. По обычаю, с утра меня посетили старшие женщины племени, и все с подарками. Аусу не пришла, потому что я ясно дала ей понять, что мы с ней на равных в семье Айфинга, а вот Айлия пришла самой последней.

Она пришла одна, когда у меня никого не было, словно нарочно выжидала, чтобы у нашей встречи не было свидетелей. Когда она вошла, её враждебность как бы вилась вокруг неё тёмным облаком. Мой Дар к этому времени настолько усилился, что я могла разглядеть опасность, когда встречалась с таковой.

Айлия — единственная из всего племени — не боялась моего волшебства. Можно было подумать, что она сама была способна заглянуть в мои мысли и увидеть, как мало я в сущности могу. Она не села и не приветствовала меня, как полагалось, а просто бросила к моим ногам изящно отделанную и красиво украшенную шкатулку, так что та раскрылась. Из неё выпало ожерелье замечательной работы.

— Подарок новобрачной, повелительница. — Она скривила губы, словно произносимые слова жгли ей рот. — И наилучшие пожелания от Аусу…

Я не могла спустить ей такую наглую выходку.

— А от тебя, младшая сестра? — холодно спросила я.

— Нет! — со злостью проговорила она, правда, из осторожности понизив голос. Она просто кипела от страшной злобы, но всё ещё сдерживала себя и не хотела, чтобы кто-нибудь ещё узнал об её неприязни.

— Ты меня ненавидишь? — Я приступила непосредственно к делу. — А за что?

Она опустилась на колени, так что лицо её оказалось на одном уровне с моим, и наклонилась вперёд. Лицо её было искажено яростью, капельки слюны пенились в уголках широкого рта.

— Аусу стара. Она правит в шатре Айфинга очень немногим. Она больна и больше не интересуется любовью. — Слова вылетали вместе со слюной. Она ударила себя кулаком в грудь. — Я главная в глазах Айфинга или была главной, пока твоё колдовство не похитило его разум. Ну что ж, ведающая чарами, прокляни меня, обрати в червя, которого можно раздавить сапогами, в собаку, чтобы я возила сани, в камень. Это будет лучше для меня, чем оставаться теперь в шатре Айфинга.

Я видела, что она говорит искренне. В своей ревнивой злобе она готова была к любой каре, которую я, по её мнению, могла навести, только бы не оставаться на своём месте и не видеть моего торжества над ней. Храбрость, отчаяние и зависть, сжигавшие её, заставили её бросить мне вызов — мне, старшей, какой я была в её глазах.

— Я не хочу Айфинга, — равнодушно ответила я. Раньше я просто овладела бы её мозгом, заставила бы её поверить моим словам, теперь же я старалась внушить ей правду, но, кажется, с небольшим успехом.

Она замолчала, видимо, обдумывая мой ответ, и я поспешила воспользоваться тем маленьким преимуществом, которого достигла.

— Я ведаю чарами, как ты сказала. Я не завишу от воли мужчин, будь то вождь или простой воин. Это внутри меня. Ты поняла, девочка?

Я подняла руки к груди, приняв надменную позу колдуний, которые принимали её с такой же легкостью, как надевали свои мантии или драгоценный камень.

— Ты была с Айфингом этой ночью, — угрюмо проговорила она. Глаза её были опущены вниз, на открытый ящичек и ожерелье, лежавшее между нами.

— Для блага племени. Ведь таков обычай.

Конечно, я могла бы полностью обезоружить её, рассказав истинную правду об этой ночи, но я решила, что этого делать не стоит. Умение хранить тайны — первая заповедь любого искателя знаний.

— Но он придёт опять! Он мужчина. Вкусив однажды, он будет голоден, пока не получит тебя снова! — вскричала она.

— Нет, больше он не придёт, — сказала я в надежде, что говорю правду. — Для тех, кто идёт тропой Силы, это необходимо. Мы не можем быть с мужчиной и пользоваться нашими знаниями. Один раз — чтобы наша сила в какой-то мере перешла к вождю, но не более.

Она подняла на меня глаза. Злоба её притупилась, но оставалось упрямство, не позволявшее смириться просто так.

— Разве могут слова утолить голод мужчины. Они звучат в ушах, но не наполняют его. У тебя одни желания, а у Айфинга совсем другие. Он сейчас как во сне…

Я напряглась. Неужели она случайно угадала правду? Если так, то она может что-то сделать.

Айлия наклонилась ещё ниже.

— Скажи, каким колдовством пользуетесь вы, Мудрые, чтобы захватить мужчину, который всегда мыслил ясно, и которого ничто не смущало.

— Я этого не делала.

Но так ли это? Я действовала быстро и, может быть, не слишком ясно мыслила, когда наводила чары на Айфинга. Если что-то случилось, у меня теперь был ответ. Я сжала край плаща, в котором была спрятана колючка.

— Будь спокойна, Айлия. Если он случайно попал под чары, я быстро сниму их.

— Я поверю тебе, когда у Айфинга снова станут ясные глаза, и он взойдёт на моё ложе с тем же пылом, как и две ночи назад, — сказала она откровенно. Видимо, она всё-таки поверила. Затем она встала. — Докажи мне, колдунья, что ты не враг мне… и всем нам!

Она повернулась и вышла. Когда я удостоверилась, что она ушла, я опустила полотнище у входа и привязала его к внутреннему шесту. При опущенном полотнище никто не мог войти к колдунье без зова.

У меня не было служанок, как у Утты, не было и учениц, но я всё-таки действовала осторожно, опасаясь, что кто-нибудь может подсмотреть.

Я раздула угли в жаровне, положила туда несколько кусочков сухого дерева без коры и немного трав. Когда заклубился ароматный дым, я погрузила колючку в самый центр огня — с сожалением, потому что у меня не было другой, если понадобится. Но Айлия была права: если мыслями и сердцем Айфинга так завладел мой образ, надо побыстрее разрушить узы, навеянные сном.

Похоже, это сработало: вождь не приближался ко мне, и никакие другие посетители меня не беспокоили. Но кажется, в их мозгах зашевелилось что-то другое. Я считала, что они обосновались тут, в тепле, хотя бы до конца зимы, но тепло — не главное для вапсалов. Встал вопрос о дичи, которая всё реже встречалась поблизости. К тому же этому народу была свойственна непоседливость, им быстро надоедало любое место, даже обещавшее лёгкую жизнь.

Предоставленная самой себе — если не считать того, что каждое утро к моей двери приносили пищу и дрова, — я проводила целые дни одна, пытаясь с помощью вещей Утты вспомнить хоть что-то о том, что могло помочь мне. Рано или поздно — скорей всего рано — Айфинг и его воины придут и потребуют моего предвидения. Конечно, я могла притвориться провидицей, но ведь это настоящий обман! Это предательство по отношению к Силе — претендовать на то, чего нет! Я не посмела бы этого сделать, слишком велик был риск потерять и то малое, чего мне удалось достигнуть.

Все мои попытки заняться предвидением оставались тщетными, усилия с мысленным поисковым лучом тоже ни к чему не привели. Может, мне мог бы помочь кто-нибудь другой, наделённый Силой, но для этого необходим был непосредственный контакт? Наконец я случайно наткнулась на что-то, аккуратно завернутое и лежавшее на дне сундука Утты, как нечто давно забытое. Я достала эти вещи и принялась внимательно их рассматривать.

Среди них нашлась вещь, которой пользуются ученицы в Обители, детская игрушка по сравнению с более сложными и могущественными приспособлениями, но теперь я снова стала ребенком в колдовстве и порадовалась находке. Всё же лучше, чем ничего. Придётся смириться и пользоваться тем, что есть.

Это была деревянная доска с тремя вертикально вырезанными рядами рун. В первом ряду виднелись следы красной краски, теперь едва заметной, золотые слегка поблекшие линии — во втором, а третий ряд был очень тёмным, можно было лишь догадаться, что когда-то он был окрашен в чёрный цвет.

Если я смогу справиться с этим предметом, пусть даже в малой степени, то я смогу ответить на вопросы Айфинга, не прибегая к обману. Оставалось попробовать. Мне захотелось начать с моего собственного вопроса, на который я так жаждала получить ответ. Но с чего начать?

Кайлан, Кимок! Я закрыла глаза, представила их себе — самых близких моему сердцу, моих вторых «я», — и чуть слышно запела слова, такие древние, что первоначальное значение их давно утратилось, но звучание помогало собрать нужную энергию.

Положив доску на колени и придерживая её правой рукой, я коснулась гравированной поверхности пальцами левой руки и повела их сверху вниз сначала по красному ряду, потом по золотистому, а затем — из последних сил — по чёрному. Я три раза повторила эту процедуру.

И ответ пришёл. Пальцы неожиданно остановились на неровной поверхности, словно погрузившись в неё, и тоже одеревенели. Я открыла глаза, чтобы прочесть сообщение.

Золото! Если можно верить гаданию, золото — это жизнь, и не просто жизнь, а вполне благополучная для тех, кого я так старалась достичь. Как только я в это поверила, хватка доски сразу же ослабла, и я смогла убрать пальцы.

Тяжёлый груз, с которым я жила всё это время, спал с меня. Я не могла не поверить, что всё прочла правильно!

Ну, теперь можно подумать и насчёт моего собственного будущего. Бегство… Как? Когда?

С этим было сложнее. Я не могла представить чёткую картину побега в своих мыслях, как делала это относительно братьев. Я могла только сильно пожелать очутиться где-то в другом месте и дожидаться ответа.

Вновь мои пальцы вросли в доску, но на этот раз почти у самого низа красной колонки. Значит, бегство возможно, но оно сопряжено с опасностью, и произойдёт не очень скоро.

В полотнище моего входа кто-то поцарапался.

— Ясновидящая, мы ждём, — сказал голос Айфинга. Неужели моя противомагия потерпела неудачу? Но нет, если бы он пришёл как муж, он не назвал бы меня так и не стал бы ждать снаружи.

— Тот, кто ждёт, может войти, — ответила я формулой Утты и быстро сдёрнула полотнище с кола.

Айфинг был не один: за ним вошли три воина, главные члены племени, входившие в своего рода совещательный совет. В ответ на мой приветственный жест они опустились на колени и сели на пятки передо мной. Говорил со мной один лишь Айфинг.

— Мы должны уйти отсюда. Здесь больше нет добычи…

— Так, — согласилась я. И снова применила формулу Утты. — Куда хочет направиться народ?

— Мы пришли спросить об этом тебя, ясновидящая. Мы хотим снова идти на восток, вниз, к берегу моря, где был наш дом до того, как по воде пришли убийцы. Не принесёт ли это нам зло?

Так и есть, просьба о предвидении, а у меня только доска и пальцы. Придётся сделать всё, что можно, и понадеяться на лучшее.

Я взяла доску. Они уставились на неё с удивлением, как на что-то новое.

— Разве ты не смотришь в Шар Света? — спросил Айфинг. — Утта всегда…

— А разве у тебя то же самое копьё, тот же самый меч, что и у Туана, сидящего рядом с тобой? — спросила я. — Я не Утта, и не пользуюсь тем же оружием, каким пользовалась она.

Видимо, это показалось ему логичным, потому что он только всплеснул руками, но вопросов больше не задавал. Я закрыла глаза и постаралась представить себе путешествие как можно яснее. Но тут тоже сложно было нарисовать мысленный образ. В конце концов я решила, что сделать для лучшего результата. Надо зафиксировать внимание на себе. Вот в этом и заключалась моя великая ошибка!

Я пробежала пальцами по доске, и они довольно быстро остановились. Я открыла глаза. Пальцы находились на середине правой колонки.

— Мы отправимся в путь, — сказала я. — Некоторая опасность есть, но не очень большая. Предупреждение не сильное.

Айфинг удовлетворённо кивнул.

— Пусть будет так. Вся жизнь состоит из опасностей того или иного рода. Но у нас есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, и есть разведчики, которые отлично пользуются и тем и другим. Значит, на восток, ясновидящая. Мы двинемся через два дня на заре.