Волшебные сказки

МЕЛИСАНДА

Вскоре после рождения принцессы Мелисанды королева, ее почтенная матушка, хотела устроить торжественные крестины, пригласив на них множество разных гостей, как это водится у всех приличных монархов, но король, почтеннейший батюшка Мелисанды, топнул ногой и заявил категорический протест.

— С такими крестинами всегда бывает что-нибудь неладно, — пояснил он. — Как бы тщательно не составлялся список приглашенных, в него обязательно забывают внести ту или иную фею, а эти дамы, сама знаешь, ужасно обидчивы, — чуть что не по ним, сразу насылают порчу, предают проклятию, пускают в ход злые чары и прочие волшебные гадости. В моем роду уже бывали подобные случаи — взять хотя бы крестины моей прапрабабки, на которые не позвали фею Маливолу, в результате чего приключилась эта жуткая история с веретеном и столетней спячкой.

— Пожалуй, ты прав, — согласилась королева. — Когда моя кузина, рассылая пригласительные билеты на крестины своей дочери, также пропустила какую-то древнюю фею, противная старуха не осталась в долгу — по сей день стоит девочке открыть рот, как оттуда вместо слов начинают выпрыгивать жабы и лягушки.

— Вот-вот. А потом еще был этот скандал с мышами и поварятами — не помню точно, кто там в кого превратился, но все получилось очень некрасиво. Я вовсе не хочу навлечь на своих близких несчастья и потому предлагаю устроить крестины в узком семейном кругу. Я буду крестным отцом, ты — крестной мамой, а фей не станем приглашать вовсе, чтобы никто из них не был обижен.

— Если только они не обидятся все поголовно, — заметила королева.

К сожалению, именно так оно и случилось. Когда королевская чета с только что крещеным младенцем по завершении скромной церемонии в узком семейном кругу возвратилась в свой дворец, на пороге их встретила одна из фрейлин.

— К вам пришли с визитом несколько дам, ваши величества, — сообщила она. — Я сказала им, что вас нет дома, но они изъявили желание вас дождаться.

— Они в гостиной? — спросила королева.

— Нет, я проводила их в тронный зал, — сказала фрейлина. — Видите ли, ваше величество, их на самом деле оказалось несколько больше чем просто несколько и гораздо больше, чем может вместить гостиная комната.

Всего этих дам оказалось более семисот. Огромный тронный зал был до отказа забит феями всех возрастов и всех степеней красоты или уродства — добрые и злые, цветочные и лунные, феи-пауки и феи-бабочки, феи лесные, озерные, луговые, болотные, феи-птицы и феи-ну-просто-звери, не говоря уж о феях, имевших человеческий облик (таковых было абсолютное большинство).

Королева открыла было рот, собираясь извиниться за то, что они с мужем заставили себя так долго ждать, но тут вся толпа фей в один голос вскричала:

— Как вы посмели не пригласить МЕНЯ на крещение дочери?!

— Но мы не устраивали никакого приема, — растерянно промолвила королева и, обернувшись к своему супругу, шепнула:

— Ну что, убедился — я оказалась права, — сознание собственной правоты было единственным, чем она могла теперь утешиться.

— Однако у вас были крестины! — хором воскликнули феи.

— Поверьте, мне очень жаль, что так вышло… — начала бедная королева, но фея Маливола не дала ей договорить.

— Попридержи-ка язык, — сказала он грубо.

Маливола была самой старой и самой вздорной из всех фей. Она пользовалась заслуженной нелюбовью окружающих и пропускалась в списках приглашенных на крестины чаще, чем все остальные феи вместе взятые.

— Оправдываться бесполезно, — сварливо проскрипела она, тряся скрюченным пальцем перед носом королевы. — Попытка оправдаться лишь усугубляет твою вину. Вы оба прекрасно знаете, что случается, когда фею не приглашают на крестины. Сейчас мы по такому случаю преподнесем вам положенные подарки. Я, как самая почтенная и уважаемая из всех фей, вручу свой подарок первой. Итак, я дарю принцессе… лысину. Отныне и на всю жизнь голова ее останется безволосой.

Несчастная королева едва не упала в обморок, а Маливола между тем уже отошла в сторону, уступив место другой фее, наряженной в кокетливую шляпку с живыми змеями вокруг тульи, что по-своему неплохо гармонировало с шелестевшими у ней за спиной большими перепончатыми крыльями.

Но тут в разговор вмещался доселе молчавший король.

— Постойте-постойте! — сказал он. — Вы меня удивляете, благородные дамы — в конце концов, феи вы или нет? Как вы могли настолько забыться? Неужто ни одна из вас не училась в школе и не проходила там истории своей волшебной расы? Разве пристало мне, бедному малограмотному монарху, напоминать вам, что феи НЕ МОГУТ поступать так, как сейчас хотите поступить вы?

— Да как ты смеешь?! — воскликнула фея в шляпке, змеи на которой поднялись дыбом и угрожающе зашипели. — Знай свое место, наглец! Сейчас моя очередь делать подарок, и я объявляю, что отныне принцесса…

Но тут король сделал шаг вперед и бесцеремонно закрыл ей рукой рот.

— Не торопитесь, — сказал он, — иначе вам придется пожалеть о своей горячности. Прошу вас, выслушайте меня внимательно. Всем вам хорошо известно, что фея, нарушившая традиции своей расы, исчезает бесследно — как пламя сгоревшей свечи. А, согласно традиции, на крестины забывают пригласить только одну — одну-единственную — злую фею. Все остальные феи участвуют в празднестве. Отсюда следует вывод: либо у нас сегодня вообще нет никаких крестин, либо вы все на них приглашены, кроме Маливолы, которая уже сделала свой подарок. Впрочем, для нее подобные вещи — дело привычное. Надеюсь, я достаточно ясно выразил свою мысль?

Трое-четверо фей из числа самых добрых, на время поддавшихся дурному влиянию Маливолы, пробормотали что-то насчет зерна здравого смысла в словах его величества.

— Кто мне не верит, может попробовать, — предложил король. — Поднесите свои гнусные дары моей ни в чем не повинной девочке и заодно на собственном примере продемонстрируйте нам, как угасает пламя свечи. Думаю, это должно развлечь публику. Итак, есть желающие?

Желающих не нашлось. После минутного замешательства несколько наиболее приличных фей подошли к королеве и, поблагодарив ее за радушный прием, сказали, что им, к сожалению, пора отправляться по домам. Этот пример вдохновил остальных. Одна за другой все феи попрощались с королевской семьей и выразили мнение, что нынешние крестины удались на славу.

— Я получила ИСТИННОЕ наслаждение, — сказала дама в змеиной шляпке, выделяя голосом отдельные слова. — НЕПРЕМЕННО позовите нас у следующий раз, я просто ЖАЖДУ вновь встретиться с вами и с вашей ПРЕМИЛОЙ, чуть-чуть лысоватой малюткой, — и она, скривив губы в улыбке, покинула дворец, шелестя перепончатыми крыльями и вовсю шипя своими ядовитыми украшениями.

Когда тронный зал наконец опустел, королева со всех ног бросилась в детскую, сняла с головы дочери кружевной чепчик и залилась горькими слезами — ибо чудесные золотистые волосы девочки снялись вместе с чепчиком, и принцесса Мелисанда оказалась лысой как бильярдный шар.

— Не плачь, любовь моя, — сказал, подходя к ней, король. У меня давно уже лежит неиспользованным одно волшебное желание. Его мне подарила в день свадьбы моя крестная — она, как тебе известно, тоже фея и, между прочим очень добрая. До сих пор я не знал, на что его потратить, но теперь у нас есть подходящее применение для этого чудесного подарка.

— Благодарю тебя, милый, — сказала королева, улыбаясь сквозь слезы.

— Я сохраню желание до того времени, когда девочка станет взрослой, — продолжил король, — а затем отдам его ей, и пусть наша дочь выберет себе волосы, какие ей будут больше по вкусу.

— Но почему не использовать это желание сейчас? — спросила королева.

— Нет, моя дорогая. Когда принцесса вырастет, у ней может появиться какое-нибудь другое, более сильное желание. И потом, к тому времени волосы могут отрасти сами собой.

Увы, этой его надежде не суждено было сбыться. С годами принцесса Мелисанда превратилась в очаровательную девушку, но голова ее так и осталась начисто лишенной волос. Королева шила ей чепчики из зеленого шелка, и нежное юное личико принцессы выглядывало из них как прекрасный цветок, проклюнувшийся из зеленой почки. И вот настал день, когда королева обратилась к своему супругу:

— Дорогой, наша дочь уже стала достаточно взрослой для того, чтобы знать, чего она хочет. Пора отдать ей волшебное желание.

Тогда король написал своей крестной письмо и отправил его специальной мотыльковой почтой. В письме он просил разрешения передать свадебный подарок феи своей дочери.

«За все это время у меня ни разу не нашлось повода им воспользоваться,» — писал он, — «но мне всегда было приятно сознавать, что в моем доме есть столь ценная и полезная вещь. Желание прекрасно сохранилось и выглядит как новое, а моя дочь сейчас уже достигла возраста, когда человек может самостоятельно (разумеется, не без помощи близких родственников) принимать очень важные решения».

Вскоре почтовый мотылек вернулся с ответом от феи:

Итак, король, отперев семью ключами дверцу золотого сейфа, официально считавшегося потайным несмотря на то, что он был расположен на самом видном месте в королевских покоях, достал оттуда волшебное желание и вручил его своей дочери.

— Какая прелесть! — воскликнула Мелисанда. — Я хочу пожелать, чтобы все твои подданные были счастливы.

Но подданные королевства и без того уже были счастливы, находясь под мудрым управлением своих монархов.

— Тогда я желаю, чтобы все они были хорошими людьми, — сказала принцесса.

Но все они и так были хорошими людьми, потому что они были счастливы — включая даже узников королевской тюрьмы, к тому времени уже успевших перевоспитаться. Таким образом, желание Мелисанды второй раз дало осечку и по-прежнему осталось неиспользованным.

Тогда королева сказала:

— Радость моя, будь послушной девочкой, пожелай то, о чем я тебя попрошу.

— Конечно, мама, — сказала послушная принцесса. Королева прошептала ей на ухо, Мелисанда кивнула головой и громко произнесла:

— Хочу, чтобы у меня были золотистые волосы длиною в ярд, и чтобы они каждый день подрастали на целый дюйм и росли вдвое быстрее после каждой стрижки и…

— Стой! — вскричал король. — Довольно и этого!

Принцесса запнулась и в следующий миг ее желание сбылось — родители увидели сияющее личико своей дочери в ореоле пышных золотистых волос.

— Ах, какая ты красавица! — вскричала королева. — Жаль, что ты ее прервал, она хотела пожелать что-то еще!

— Что именно? — спросил король.

— Я только хотела добавить: «и становились вдвое гуще», — сказала Мелисанда.

— Хорошо, что я тебе помешал, — покачал головой ее отец. — Было бы лучше, если бы ты в придачу к волосам попросила толику здравого смысла, — сам он, между прочим, был человеком весьма трезвомыслящим и к тому же неплохим математиком, запросто решая в уме задачки про зерна в клетках шахматной доски или про гвозди в подковах кавалерийского эскадрона.

— Что такое? — встревожилась королева. — Ты как будто чем-то озабочен.

— Скоро увидите сами, — пообещал король. — А сейчас давайте веселиться, пока для этого есть повод. Боюсь, пройдет не так уж много времени и нам станет не до веселья. Поцелуй меня, моя малышка, и пойди к няне — пусть она научит тебя расчесывать волосы.

— Но я умею их расчесывать, — возразила Мелисанда. — Я часто помогала в этом маме.

— У твоей мамы прекрасные волосы, — сказал король, — но я думаю, что с твоими возни будет куда больше. И проблем тоже.

Так оно и получилось. В первый день волосы принцессы были длинною в ярд, и каждую ночь они подрастали на дюйм. Если вы дадите себе труд сделать простой арифметический подсчет, вы убедитесь, что я нисколько не привираю, когда говорю, что примерно через пять недель ее волосы достигли двухярдовой длины. С этого времени и начались неудобства. Волосы влачились за принцессой по полам дворца, собирая с них обильный урожай мусора, пыли и грязи — разумеется, это были дворцовые мусор, пыль и грязь, гораздо более симпатичные на вид и превосходящие по качеству те, какие вы можете найти в любом другом месте, но Мелисанде, поверьте, было от этого ничуть не легче.

Она долго терпела, но, когда волосы достигли трех ярдов, не выдержала и, позаимствовав у няни большие ножницы, обрезала две лишних трети. Некоторое время после того она чувствовала себя превосходно. Однако волосы продолжали расти и теперь уже росли вдвое быстрее, так что через тридцать шесть дней принцесса вновь была вынуждена таскать за собой тяжелый золотистый шлейф длинною в три ярда, то и дело цеплявшийся за мебель или за лестничные перила. Вконец измучившись, она во второй раз обрезала волосы, но облегчение было недолгим, ибо теперь они подрастали уже на четыре дюйма в сутки, и спустя восемнадцать дней ей волей-неволей пришлось снова браться за ножницы. После третьей стрижки волосы стали расти со скоростью восемь дюймов в день, после следующей — шестнадцать дюймов, потом тридцать два, шестьдесят четыре, сто двадцать восемь и так далее. Теперь принцесса, ложась спать вечером в постель с коротко остриженной головой, поутру просыпалась под грудой золотистых волос и не могла выбраться из кровати, пока не приходила няня с ножницами и не освобождала ее от непосильного груза.

— Ах, лучше бы я навсегда осталась лысой, — вздыхала Мелисанда, глядя на чепчики из зеленого шелка, бывшие прежде обязательной принадлежностью ее наряда.

Порой она плакала по ночам, уткнувшись лицом в огромную копну волос, но днем старалась не плакать, особенно в присутствии королевы, с чьей подсказки она столь неудачно использовала волшебное желание — принцесса боялась, что мать воспримет ее слезы как упрек в свой адрес.

Когда волосы Мелисанды были обрезаны в первый раз, королева отослала по локону всем своим многочисленным родственникам, чтобы те могли вложить их в свои памятные медальоны. Позднее она смогла отправить им уже по большому конверту волос, из которых можно было сделать красивое обрамление для портретов принцессы. Но остальные волосы, масса которых возрастала вдвое с каждой новой стрижкой, девать было некуда — в конце концов их начали просто сжигать.

Наступила осень. Тот год в стране выдался неурожайным; казалось, волосы принцессы забрали себе все золото спелых пшеничных полей. В городах и деревнях начался голод. И вот однажды Мелисанда предложила отцу:

— Почему бы нам не использовать мои волосы для каких-нибудь полезных целей? Вместо того, чтобы их сжигать, мы могли бы, например, набивать ими подушки и продавать их за границу, а на вырученные деньги кормить голодающих.

Королю эта идея понравилась; он собрал на совет местных купцов, которые разослали повсюду образцы волос принцессы, и вскоре к ним рекой потекли заказы. В короткий срок волосы Мелисанды превратились в главную статью экспорта страны. Ими набивали подушки и перины, из них вязали прочные морские канаты и красивые золотистые шторы, мгновенно вошедшие в моду у заграничных аристократов. Одна из компаний наладила производство власяниц для монахов-отшельников, которые, как известно, предпочитают носить одежду из самой грубой и жесткой материи, дабы тем самым умерщвлять в себе мирские желания. Однако власяницы из волос принцессы получились такими мягкими, что мирские желания у монахов не только не умерщвлялись, но и, наоборот, начали проявляться с невиданной прежде силой, так что они с негодованием и ужасом отвергли эти одежды, назвав их «чересчур искусительными». Зато они пришлись по вкусу матерям, пеленавшим в них своих младенцев, а в королевских семьях и вовсе стало зазорным использовать в качестве пеленок для новорожденных принцесс и принцев что-либо еще кроме тканей из волос Мелисанды.

А волосы меж тем продолжали расти, изделия из них потоком шли за границу, откуда в обмен поступали продукты питания — голод в стране резко пошел на убыль и очень скоро прекратился совсем.

— Ну что ж, — сказал тогда король, — надо признать, твои волосы оказались очень кстати и помогли нам избавиться от голода, но теперь, когда с этим покончено, я напишу письмо своей крестной и посоветуюсь с ней, как быть дальше.

И он написал письмо и отправил его с жаворонком, который на следующий день вернулся с ответом:

Король не стал откладывать дело в долгий ящик и в тот же день разослал во все стороны света герольдов со следующим объявлением:

Компетентные принцы не заставили себя долго ждать; они целыми толпами прибывали из ближних и дальних земель, привозя с собой всевозможные (обычно дурно пахнущие и гадкие на вкус) снадобья в бутылках, коробках и даже в огромных железнодорожных контейнерах. Принцесса добросовестно перепробовала все эти снадобья, как внутренние, так и наружные, и ни одно из них не пришлось ей по вкусу — точно так же ей не прошелся по вкусу ни один из компетентных принцев, претендовавших на ее руку. Поэтому она не очень расстраивалась, когда все их эксперименты заканчивались неудачей.

Теперь уже Мелисанда спала в тронном зале, поскольку никакая другая из комнат дворца не могла вместить ее отраставшие к утру волосы. Всякий раз к моменту ее пробуждения огромный зал был доверху забит золотистыми волосами, плотно умятыми и спрессованными подобно набитым в амбар тюкам овечьей шерсти. Каждый вечер, после того, как у ней в очередной раз обрезали волосы, принцесса садилась у окна, выходящего в сад, и со слезами на глазах целовала меленькие зеленые чепчики, с грустью вспоминая о том счастливом времени, когда она была совершенно лысой.

Именно там, у окна тронного зала, она в один из теплых летних вечеров впервые увидела принца Флоризеля.

Он прибыл во дворец двумя часами ранее, но счел неудобным появиться перед принцессой, не смыв предварительно с себя пыль дальних странствий (по некоторым сведениям, дальность его странствий была сильно завышена позднейшими придворными летописцами, но, как бы то ни было, пропылился он весьма основательно). Когда же наконец Флоризель, приняв ванну и приведя в порядок свою одежду, вошел в зал для приема гостей, оказалось, что принцесса уже отбыла в свои покои, сопровождаемая двадцатью пажами, сгибавшимися под тяжестью ее волос.

Тогда принц от нечего делать отправился в дворцовый парк и начал при свете луны разгуливать по дорожкам. Обычно в это время суток в таких местах можно встретить лишь привидение да еще разве что пару-другую романтических принцев, но привидения в королевском замке давно уже не водились, а все приезжие принцы оказывались слишком компетентными для того, чтобы быть романтическими. Таким образом, Флоризель гулял в полном одиночестве, рассеянно оглядываясь по сторонам, и неожиданно, подняв глаза, увидел в окне принцессу Мелисанду. Нечаянно встретившись с ним взглядом, принцесса почему-то вдруг сильно захотела, чтобы именно этот принц смог добиться успеха и победить в объявленном ее отцом конкурсе. Что касается принца, то он захотел сразу так много разных вещей, что мы не станем утомлять читателя их перечислением. Галантно поклонившись и шаркнув ножкой по белому песку садовой тропинки, он сказал:

— Ты, стало быть, и есть Мелисанда?

— А ты, наверное, Флоризель? — последовал встречный вопрос из окна. Принц снова поклонился (он вообще обладал неплохими манерами, что вполне заменяло ему недостаток компетентности).

— Вокруг твоего окна так много красивых роз, — сказал он, — а здесь внизу нет ни одной.

Принцесса бросила ему одну из трех белых роз, которые она держала в руке. Ловко поймав подарок, он продолжил:

— Эти розовые кусты толстые и крепкие, словно деревья. Как ты думаешь, могу я по ним добраться до твоего окна.

— Попробуй, — ответила Мелисанда. Он попробовал и у него получилось.

— Итак, — промолвил Флоризель, усаживаясь на подоконнике, — если я выполню условие твоего отца, ты выйдешь за меня замуж?

— Так обещал мой папа, когда объявлял конкурс, — заметила принцесса, поигрывая двумя белыми розами.

— Милая принцесса, — сказал Флоризель, — меня очень мало волнуют обещания твоего благородного отца. Другое дело твое собственное обещание. Согласна ли ты мне его дать?

— Согласна, — сказала она и дала ему вторую розу.

— Я прошу твоей руки.

— Я понимаю, — прошептала она.

— А заодно и сердце.

— Да, — вздохнула принцесса и вручила ему третью розу.

— И поцелуй, чтобы скрепить обещание.

— Да.

— И еще по одному поцелую отдельно за руку и сердце.

— Да, — в третий раз сказала Мелисанда и подарила ему один за другим три поцелуя.

— Решено, — заявил Флоризель после того как с лихвой вернул полученные подарки. — Теперь перейдем к делу. Этой ночью ты не должна ложиться в постель. Оставайся здесь у окна, а я буду дежурить в саду. Когда твои волосы целиком заполнят комнату, окликни меня, а затем поступай так, как я тебе скажу.

— Хорошо, — согласилась принцесса.

На рассвете принц, мирно дремавший на мягкой траве под розовыми кустами, был разбужен криком Мелисанды.

— Флоризель! Флоризель! — звала она. — Мои волосы заполнили всю комнату и вот-вот вытолкнут меня из окна.

— Забирайся на подоконник, — скомандовал он, — и трижды обмотай волосы вокруг того железного крюка, что торчит рядом из стены.

Она сделала все, как было сказано. После этого принц вытащил из ножен свой острый меч и, взяв его в зубы, вкарабкался по ветвям к окну, взял одной рукой волосы принцессы примерно на расстоянии ярда от головы и приказал:

— Прыгай вниз!

Принцесса послушно прыгнула и громко закричала от боли, поскольку теперь она раскачивалась над землей, будучи подвешена за собственные волосы. Но Флоризель не терял времени даром — одним взмахом меча он обрезал волосы чуть повыше того места, где их держала его рука, а затем осторожно опустил Мелисанду на траву, и сам спрыгнул за ней вслед.

Они простояли в саду, болтая о том о сем до тех пор, пока солнце не взошло высоко над вершинами деревьев, а расположенные на полянке солнечные часы не показали время завтрака.

Проведя много времени на свежем воздухе, они изрядно проголодались и поэтому, не мешкая, вошли во дворец. Собравшиеся к завтраку придворные ахнули от радости и изумления при виде принцессы, чьи волосы за эти утренние часы не отросли ни на дюйм.

— Как тебе это удалось? — спросил король, пожимая руку принцу Флоризелю и дружески похлопывая его по плечу.

— Нет ничего проще, — скромно ответил Флоризель и также — разумеется, очень почтительно — прохлопал по плечу своего будущего тестя. — До сих пор во всех случаях ВОЛОСЫ отрезались от принцессы, а я поступил наоборот и отрезал ПРИНЦЕССУ от волос.

— Мм-да! — только и сказал король, отличавшийся, как мы уже говорили, редкостным здравомыслием и способностью предвидеть дальнейший ход событий. Во время завтрака, проходившего в очень оживленной, почти праздничной атмосфере, король хранил молчание, то и дело с тревогой поглядывая на свою дочь. Как скоро выяснилось, тревога его была не напрасной. Когда по окончании трапезы все встали из-за стола, поднялась со своего места и Мелисанда, но в отличие от остальных ее подъем несколько затянулся — уже стоя на ногах, она продолжала вытягиваться вверх, к потолку. Казалось, этому наваждению не будет конца; вся благородная публика (не говоря уж про неблагородных лакеев, кельнеров и гвардейцев замерла, широко разинув рты, и начала понемногу опоминаться лишь к тому времени когда принцесса достигла высоты девяти футов.

— Именно этого я и боялся, — грустно сказал король. — Интересно, какими темпами будет продолжаться рост. Видишь ли, — обернулся он к злосчастному Флоризелю, — когда мы отрезаем волосы, они продолжают расти еще быстрее, а когда мы отрезаем от волос принцессу, начинает расти она сама. Как жаль, что ты об этом не подумал!

Принц не нашелся с ответом и только растерянно развел руками. А принцесса знай себе продолжала расти. Обед ей пришлось сервировать на улице, поскольку к тому моменту она уже не помещалась внутри дворца. Впрочем, Мелисанда все равно не могла даже думать о еде — настолько она была расстроена случившимся. Бедняжка так много плакала, что в саду началось настоящее наводнение, и несколько наименее расторопных пажей, не успевших спастись бегством на террасу дворца, едва не утонули в ее слезах. К счастью, принцесса вовремя вспомнила сходный случай из «Алисы в Стране Чудес» и поспешно перестала плакать. Но при этом она отнюдь не перестала расти. Вскоре она была вынуждена покинуть дворцовый сад, чтобы ненароком не поломать экзотические деревья и не раздавить какую-нибудь укрывшуюся в кустах беседку. Выйдя из города, она расположилась на обширном пустыре за его стенами, но даже этот пустырь оказался для нее слишком тесным, поскольку с каждым новым часом размеры принцессы увеличивались ровно вдвое. Никто не имел понятия, что делать в такой ситуации — ведь стремительно растущей принцессе невозможно было даже найти место для ночлега. Сейчас она, поджав ноги, сидела на пустыре в своем зеленом в золотом платье (хорошо еще, что одежда росла вместе с ней) и походила на огромный, покрытый цветущим дроком холм, тяжело нависающий над городскими кварталами, среди обитателей которых уже были заметны первые признаки паники.

Тень от принцессы, неумолимо разрастаясь, простерлась через всю столицу, достигнув королевского дворца, на башне которого рыдала несчастная королева. Рядом с ней ни жив ни мертв стоял принц Флоризель, еще недавно мечтавший жениться на этой девушке, ныне превосходящей размерами самую высокую гору королевства.

Один король не потерял присутствия духа и попытался что-то предпринять. Еще утром, сразу после завтрака, он написал письмо своей крестной и отправил его с ласковой почтой (просьба не путать — имеется в виду не проявление нежности, а маленький хищный зверек под названием ласка, очень быстрый и пронырливый, но отнюдь не склонный ласкаться к кому бы то ни было). Ближе к вечеру ласка вернулась, принеся обратно нераспечатанное королевское письмо, на котором стоял штамп: «Адресат выбыл. Новое местонахождение неизвестно».

Именно в это время, когда жители страны были подавлены столь внезапно свалившейся на них напастью, король соседнего государства решил послать свои войска и захватить остров, на котором жила принцесса Мелисанда. Войска прибыли к месту назначения, высадились на побережье острова и, построившись в колонны, двинулись по направлению к столице. С высоты своего роста Мелисанда заметила полчища вражеских солдат, топчущих священную землю ее отечества.

— Завоевателей нам только не хватало, — сказала она своим мелодичным голосом, звучавшим сейчас как густой могучий бас. — Сейчас попробуем с ними разобраться.

И она, нагнувшись, начала брать горстями целые батальоны, а пригоршнями — полки вместе с полковыми оркестрами и полковой артиллерией и аккуратно ссыпать все это на транспортные корабли незваных пришельцев. Когда вся армия была погружена, она дала каждому кораблю по крепкому щелчку большим пальцем, отчего вражеская флотилия получила такое мощное ускорение, что смогла остановиться лишь в виду берегов своей собственной страны. По возвращении домой вся армия от генерала до последнего солдата дружно заявила, что предпочтет пройти через военный трибунал и подвергнуться суровому наказанию, лишь бы не отправляться вновь на тот ужасный остров.

Однако король их страны был чертовски упрям и своенравен. Столкнувшись с неповиновением в собственных войсках, он не оставил захватнических планов, решив на сей раз загрести жар чужими руками. С этой целью он подговорил нескольких других королей, не отличавшихся особой щепетильностью в вопросах войны и мира, напасть на страну, где правил отец Мелисанды.

Между тем принцесса, сидя на самом большом холме, почувствовала, как земля начинает оседать и продавливаться под весом ее тела.

— Похоже, я становлюсь чересчур тяжелой, — заметила она, шагнула в море, едва доходившее ей до щиколоток и даже не замочившее подол платья. Тогда-то она и заметила приближавшийся к острову огромный флот, состоявший из быстроходных фрегатов, каравелл, броненосцев, эсминцев, галер, канонерских лодок, торпедных катеров и грузовых барж с вооруженными до зубов десантниками.

Мелисанда могла потопить их всех одним хорошим пинком, но не стала этого делать, не желая губить моряков, всего лишь выполнявших приказы своего безрассудного начальства. К тому же волна, поднятая столь резким движение ее ноги, могла запросто захлестнуть прибрежные города острова.

Поэтому она просто-напросто наклонилась, оторвала весь остров от морского дна с такой же легкостью, с какой вы срываете лесной гриб — как известно, острова, подобно грибам, стоят среди моря на толстой и крепкой ножке, — и очень бережно, стараясь никого не уронить и на разрушить ни одно здание, перенесла его далеко-далеко, на другой край света. Так что когда соединенный флот нескольких королевств прибыл в то место, где, судя по картам, должен был находиться предназначенный к завоеванию остров, они нашли там лишь буйно штормившее, взбаламученное море — это принцесса, уходя прочь вместе со своим островом, подняла ногами сильную штормовую волну.

Командиры соединенного флота, решив, что тут не обошлось без происков короля, подбившего их на эту нелепую авантюру, страшно обозлились, развернули свои корабли и, высадившись на его территории, задали инициатору похода и его многострадальной армии жуткую трепку, надолго отбив у него охоту к интригам, загребанию жара и сколачиванию всевозможных военных блоков.

А Мелисанда тем временем выбрала подходящее место среди океана, богатое рыбой, крабами и морской капустой (при полном отсутствии акул), хорошо прогреваемое солнцем и продуваемое свежими ветрами, и тихонько опустила остров вниз. Жители страны тут же побросали в воду якоря и, основательно закрепившись на морском дне, отправились по домам и легли спать, громко благодаря судьбу, пославшую им принцессу столь выдающихся габаритов, и называя Мелисанду Оплотом Нации и Спасительницей Отечества.

Но, согласитесь, велика ли радость быть оплотом нации, если ваш рост достигает нескольких миль и вам не с кем даже перемолвиться словом, а больше всего на свете вам хочется стать нормальным человеком и выйти замуж за своего любимого. Когда наступила ночь и в домах на острове погасли почти все огни, принцесса подошла поближе к берегу и, глядя свысока на королевский дворец, где прошло ее счастливое детство, заплакала, уже не пытаясь сдержать слезы, благо они стекали не на землю, а в соленые воды океана, и никому не могли причинить вреда. Затем она подняла взгляд к звездному небу.

— Интересно, как скоро я дорасту до неба и стукнусь головой о какую-нибудь звезду, — подумала она.

В этот момент она услышала чей-то шепот, раздавшийся в самой ее ушной раковине. Голос был очень слаб, но вполне отчетлив.

— Обрежь свои волосы! — сказал он. Как вы помните, все вещи, бывшие на принцессе, росли вместе с ней, и сейчас, заглянув в сумочку, висевшую на ее поясе, она нашла там гигантские ножницы размером с Малайский полуостров, подушечку для булавок, при желании могущую накрыть собою весь Лондон, и ярдовую ленту с дюймовыми делениями, достаточно длинную для того, чтобы опоясать все побережье Австралийского континента.

Хотя голос, шептавший Мелисанде на ухо, показался ей очень слабым и писклявым, на сразу же признала в нем голос принца Флоризеля и без малейших колебаний последовала его совету. С чудовищным лязгом ножницы начали прядь за прядью отсекать волосы, падавшие в море, где их тут же пустили в дело оборотистые рачки, крабы, моллюски и полипы, построившие таким образом самый большой в мире коралловый риф; но к нашей истории это уже не имеет прямого отношения.

— Подойди ближе к острову! — сказал голос. Принцесса сделала шаг вперед и остановилась — она не решалась подходить слишком близко, боясь раздавить кого-нибудь на берегу. Взглянув вверх, она увидела, что звезды, еще недавно висевшие совсем рядом с ее головой, как будто начали удаляться, понемногу тускнея в глубине ночного неба.

— Приготовься плыть, — продолжил голос, и Мелисанда почувствовала, как что-то, отделившись от ее уха, скользнуло вниз по руке. В следующую минуту она уже барахталась в воде недалеко от полосы прибоя. Принц Флоризель оказался поблизости и помог ей доплыть до твердой земли.

— Я перелез на твою руку, когда ты несла остров, — сообщил он, — а затем добрался до твоего ухе и начал кричать в рупор. Ты была так велика, что при всем желании не смогла бы меня заметить.

— Ах, милый принц, — вскричала, обнимая его, Мелисанда, — ты спас меня от… от даже не знаю чего. Мне было так страшно и одиноко там, наверху, среди звезд.

Они тотчас поспешили во дворец, необычайно обрадовав своим появлением королеву и короля. Впрочем, король даже радуясь, выглядел озабоченным.

— Неплохо, неплохо, молодой человек, — сказал он Флоризелю и благосклонно похлопал его по загривку. — Вы постарались на славу, но в результате всех ваших усилий мы пришли к тому, с чего начинали. Посмотрите, волосы принцессы растут с прежней скоростью.

Увы, он, как всегда, был прав.

И вновь король сел составлять письмо своей крестной, на сей раз отправив его с летучей рыбой, которая вскоре принесла ответ:

Королевский Совет много часов подряд размышлял над этим посланием. Были привлечены эксперты и консультанты из Палаты Мер и Весов, а также несколько специалистов с центрального рынка столицы, больших мастеров по части взвешивания, недовешивания и обвешивания. Вся эта куча народу, собравшись в тронном зале, судила-рядила так и эдак, высказывала веские замечания, приводила весомые аргументы, но так и не смогла прийти к какому-нибудь мало-мальски толковому выводу.

Принц Флоризель не присутствовал на заседании Королевского Совета, да его и не приглашали, поскольку он не был достаточно компетентен. Однако принц не сидел сложа руки — отправившись в ближайшую мастерскую, он заказал там огромные золотые весы, и, когда заказ был выполнен, установил их в дворцовом саду под развесистым дубом. На следующее утро он обратился к принцессе:

— Моя милая Мелисанда, мне кажется, настало время для серьезного разговора. Мы с тобой взрослые люди — мне уже скоро двадцать, а в эти годы пора остепениться и подумать о будущем. Поскольку мы как будто — если мне, конечно, не изменяет память — решили навсегда соединить свои судьбы, согласишься ли ты довериться мне целиком и полностью?

Принцесса кивнула, пока еще плохо понимая, куда он клонит.

— Тогда спустись в сад и сядь на одну из чашек этих прекрасных золотых весов.

Это весьма экстравагантное предложение несколько подпортило эффект от солидного и глубокомысленного начала его речи, но принцесса тем не менее послушно исполнила просьбу своего будущего супруга.

— А кто сядет на другую чашку? — спросила она, глядя на принца и с трудом сохраняя серьезность, ибо эти весы очень напоминали по внешнему виду обыкновенные детские качели.

— На них не сядет никто, — заявил сей зрелый муж, умудренный почти двадцатью годами жизненного опыта. — Эта чашка предназначена для твоих волос. Понимаешь, в чем дело — мы не можем отрезать волосы от тебя или тебя от волос, поскольку в этом случае кто-нибудь из вас обязательно начинает расти, — я до сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю твою чудовищ… то есть, твою прелестную фигуру, нависающую над островом подобно туче… то есть, я хотел сказать, подобно прекрасному светлому облаку… Однако я отвлекся. Суть моей идеи такова: мы дождемся, когда ты и твои волосы совершенно уравновеситесь и отрежем вас друг от друга в тот самый момент, когда невозможно будет определить кто от кого отделился. В этом случае ни у тебя, ни у волос не будет повода для того, чтобы пускаться в безудержный рост.

— Или, напротив, повод будет у нас обоих, — скептически заметила принцесса.

— Это исключено, — сказал Флоризель. — Ты слишком высокого мнения об уме Маливолы, если думаешь, что она могла предусмотреть такую возможность. И, кроме того, фея Фортуна не зря ведь упомянула про весы. Ну как, ты согласна рискнуть?

— Поступай, как считаешь нужным, — вздохнула бедная принцесса, внутренне готовясь в самому худшему, — но сперва я хочу поцеловать маму, папу, няню и тебя, мой драгоценный, на тот случай, если я снова стану великаншей и не могу больше ни с кем целоваться.

На сей счет у принца возражений не было; он тут же вызвал в сад упомянутых Мелисандой лиц, и все они с чувством перецеловались.

Затем няня обрезала волосы принцессы, и они сразу принялись расти с удвоенной быстротой, заполняя вторую чашу весов. Король, королева и няня плотно их уминали, а принц в это время стоял между чашами с обнаженным мечом, готовясь в нужный момент нанести удар. Он сделал это тогда, когда стрелка на шкале чуть-чуть не дошла до середины, и поступил совершенно правильно, ибо за то время, что его меч рассекал воздух, волосы успели подрасти еще на пару дюймов и были отсечены от принцессы как раз в момент абсолютного баланса весов.

— А у тебя недурной глазомер, мой юный друг, — сказал король, обнимая своего теперь уже стопроцентного зятя, ибо условие конкурса было выполнено — волосы Мелисанды перестали расти, да и сама она не проявляла больше склонности к гигантизму.

Чаша с золотистыми волосами звонко ударилась о землю, когда принцесса спрыгнула с другой половины весов и бросилась обнимать своих родных и близких. Все они плакали и смеялись от счастья.

Свадьба Мелисанды и Флоризеля состоялась уже на следующий день. Все присутствовавшие на ней единодушно отмечали редкостную красоту невесты, а также то обстоятельство, что ее роскошные волосы были — сравнительно, конечно, — коротки, доходя ей только до лодыжек. Если уж быть предельно точным, то их длина, как это зафиксировано в придворной летописи, составляла ровно пять футов пять с четвертью дюймов. Дело в том, что расстояние между чашами весов составляло десять футов десять с половиной дюймов, а принц нанес удар как раз посередине — миллиметр в миллиметр. Кстати, после такого великолепного удара мечом никто больше уже не пытался высказывать сомнения относительно его компетентности.