Воплощения бессмертия. Книги 1-7

1. НЕОБЫЧНАЯ ПРОСЬБА

Нортон бросил рюкзак и двумя пригоршнями зачерпнул воду. Он пил, наслаждаясь прохладой, от которой немели зубы и деревенело небо. И не скажешь, что родник искусственный: охлажденный с помощью магии, он казался природным.

Нортон прошел пешком двадцать миль через культивированную девственность городского парка и готовился к ночному привалу. Еды осталось на один раз; утром придется пополнить запасы — дело затруднительное, так как он на мели. Ну да ладно, чего беспокоиться раньше времени.

Осторожно, чтобы не повредить живые растения, Нортон насобирал сухих веток и листьев и сложил их в ямке, нашел немного сухого мха и поместил его внутрь сооруженной пирамиды. Затем пробормотал заклинание для разжигания огня, и вспыхнуло пламя.

После этого Нортон принес три камня, положил их у разгорающегося костра и развернул небольшую сковородку. Затем распаковал рис по-испански, перемешал и высыпал его на сковородку, встряхивая при этом смесь, чтобы рис не подгорел на набирающем силу пламени. Когда он зарумянился, Нортон плеснул на сковороду пригоршню воды. Протестующе взвился густой пар. Пар улегся, и Нортон поставил сковородку на камни — теперь рис мог прекрасно жариться и без него.

— Вы не могли бы со мной поделиться?

Нортон в удивлении поднял взгляд. Обычно он настороженно относился к другим существам, в особенности к людям; даже сосредоточившись на приготовлении пищи, он был настроен на звуки окружающей природы. Однако на этот раз голос раздался, казалось, ниоткуда.

— Это все, что у меня есть, — ответил Нортон. — Я поделюсь.

Похоже, сегодня ему суждено остаться полуголодным, но он не любил говорить «нет».

Человек подошел ближе — совершенно беззвучно. Лет двадцати пяти, то есть на добрый десяток лет моложе Нортона, мускулистый и натренированный. Одет он был хорошо — так одевались горожане из высшего общества, однако ладони у него были загрубелые, ладони человека, занимающегося тяжелым физическим трудом. Богатый, но не изнеженный затворник.

— Вы, как я погляжу, человек независимый, — заметил незнакомец.

Свой свояка видит издалека!

— Страсть к путешествиям, — пояснил Нортон. — Почему-то мне всегда хотелось увидеть обратную сторону горы. Любой горы.

— Даже если вы знаете, что гора искусственная? — Незнакомец выразительно обвел взглядом окружающий ландшафт.

Нортон беззаботно рассмеялся:

— Я отношусь как раз к этому разряду глупцов!

— Глупцов? — Мужчина поморщил губы. — Не похоже. — Он пожал плечами. — Не приходило когда-нибудь в голову осесть с хорошей женщиной?

Парень смотрит прямо в корень!

— Частенько. Но редко это удавалось больше чем на неделю или две.

— Наверное, просто не встречали никого, кто был бы достаточно хорош на протяжении года или двух.

— Возможно, — без всякого смущения согласился Нортон. — Я предпочитаю относиться к этому философски. Я путешественник; большинство же женщин домоседки. Если я найду когда-нибудь такую женщину, которая разделит со мной мое увлечение… — Он замолчал, пораженный новой мыслью. — Меня оставляют в такой же степени, как оставляю я. Женщины предпочитают моей компании свое жилище, во многом они схожи с кошками. Я трогаюсь с места, они остаются… Но мы с самого начала знаем характер друг друга, так что не рушатся ничьи ожидания.

— Да, мужчина — это одно, а женщина — другое, — согласился незнакомец.

Нортон принюхался к запаху пищи.

— Рис зачарован на быстрое приготовление и почти готов. У вас есть тарелка? Я могу вырезать из дерева… — Он прикоснулся к охотничьему ножу.

— Мне не нужна тарелка. — Незнакомец улыбнулся, увидев, как подозрительно взглянул на него Нортон. — Я на самом деле не ем, я просто испытывал ваше гостеприимство. Вы были готовы остаться голодным, чтобы поделиться со мной.

— Ни один человек не может долго жить без еды, а насколько я вижу, вы не аскет. Я вырежу вам тарелку…

— Меня зовут Гавейн. Я призрак.

— Нортон, — представился Нортон. — Я человек без ремесла, за исключением, может быть, умения рассказывать истории. А теперь не будете ли вы любезны повторить, что вы сказали о себе?

— Призрак, — повторил Гавейн. — Сейчас продемонстрирую.

Он протянул Нортону сильную руку. Нортон сжал ее, ожидая рукопожатия до хруста в костях, но встретил лишь воздух. Он еще раз попробовал осторожно коснуться руки Гавейна. Его рука встретила пустоту; она прошла сквозь костюм и руку Гавейна, не встретив никакого сопротивления.

— Да, тут не поспоришь, — с грустью согласился Нортон. — Неудивительно, что я не услышал вашего приближения! Но вы выглядите таким телесным…

— В самом деле? — спросил Гавейн, становясь полупрозрачным.

— Никогда не доводилось встречать настоящих… э-э… призраков.

— Как бы там ни было, я самый настоящий! — Гавейн рассмеялся и снова принял прежний вид. — Нортон, вы мне нравитесь. Вы независимы, самостоятельны, не тщеславны, великодушны и открыты. Я уверен, что наслаждался бы вашим обществом, если был бы жив. Мне кажется, вас можно попросить об одолжении.

— Я сделаю одолжение любому мужчине, так же, как и любой женщине! Но сомневаюсь, что смогу много сделать для призрака. Полагаю, вы не слишком интересуетесь материальным миром.

— Интересуюсь, хотя не способен воздействовать на него, — ответил призрак. — Принимайтесь за свой ужин и послушайте, если угодно, мою историю. Тогда станет ясно, какое мне можно сделать одолжение.

— Всегда рад компании — как реальной, так и призрачной, — сказал Нортон, усаживаясь на удобно положенный камень.

— Я не галлюцинация, — заверил его мужчина. — Я настоящий человек, которому довелось умереть.

И пока Нортон ел, привидение рассказывало о себе.

— Я родился в богатой и благородной семье, — начал Гавейн. — Меня назвали в честь сэра Гавейна, рыцаря Круглого стола короля Артура. Сэр Гавейн является моим далеким предком, и с самого начала от меня ожидали великих деяний. Еще до того как я научился ходить, я мог держать в руках нож; я искромсал свой матрац и выполз, чтобы подкрасться к Эльфу…

— К эльфу?

— Эльф — маленький домашний дракончик, всего пол-ярда длиной. Я ужасно перепугал беднягу; он дремал на солнышке. После этого моим родным пришлось поместить меня в стальной детский манеж. Когда мне было два года, я сделал из одеяла веревку и взобрался по ней на стенку манежа, чтобы поохотиться за кошкой. После того как она исцарапала меня за то, что я отрезал ей хвост, я подверг ее вивисекции. Поэтому ко мне приставили кота-оборотня, который, каждый раз когда я особо досаждал ему, превращался в самую отвратительную сварливую старуху. Он, конечно, отвечал мне по достоинству: когда я поджаривал его кошачий хвост, превращался в человека и жарил ремнем меня. С тех пор, признаться, терпеть не могу магических животных.

— Представляю, — вежливо произнес Нортон. Сам он был всегда добр к животным, в особенности к диким, хотя Они защищались, когда на них нападали. Гавейну были присущи некоторые черты, из-за которых Нортон не мог чувствовать себя с ним вполне уютно.

— Меня послали в школу гладиаторов, — продолжал призрак. — Во-первых, я сам хотел учиться там, а во-вторых, по определенной причине мои родители предпочитали держать меня подальше от дома. Я окончил школу вторым в классе. Я был бы первым, но у ведущего студента оказались зачарованные доспехи, так что я не мог справиться с ним даже ночью. Предусмотрительный!.. После этого я купил себе хорошее снаряжение, не поддающееся клинку, пуле или магической стреле. И отправился творить свою судьбу.

По сравнению с земными животными драконов вокруг совсем немного и большинство из них — виды, находящиеся под защитой. На самом деле я уважаю драконов — достойный соперник для настоящего мужчины. Жаль, что потребовалось так много времени, чтобы в действительности овладеть магией; только за последние пятьдесят лет она стала грозной силой. Я считаю, что во всем виноват Ренессанс, когда люди пытались дать происходящему непременно рациональное объяснение. Как результат этого невежества, для драконов и других фантастических существ наступили гораздо более тяжелые времена, чем средневековье Европы. Некоторые притворились обычными животными: единороги избавились от рогов, чтобы сойти за лошадей, грифоны лишились крыльев и надели маски львов, некоторых из них держат в частных поместьях всякие радетели за сохранность природы — для них эта самая природа важнее логики, ну а кое-кто достиг феноменальных успехов в маскировке. Но сейчас, наконец, сверхъестественное снова в моде, и фантастические существа перестают быть вымирающими.

Большинство сострадательных либеральных правительств ударились в другую крайность: категорически запретили незаконные отравления, отстрел или использование магии для уничтожения этих существ. В результате злобных драконов приходится убивать старым способом — мечом!

— А почему бы просто не отправить их в заповедники? — спросил Нортон, напуганный намерением перебить драконов.

Он относился к тем сострадательным людям, о которых говорил призрак. Да, драконы вспыльчивы и опасны, но в этом они не отличались от аллигаторов и тигров. Все они, как виды, имели право на существование, и потеря каждого вида являлась невосполнимой. Многие очень важные аспекты магии были наследованы от когда-то угнетенных существ — такие, как волшебная сила рога единорога и неуязвимые доспехи из чешуи дракона. Но он понял, что спорить по этому поводу с охотником бесполезно.

— Нет, дракона вам с места не сдвинуть! — фыркнул Гавейн. — Они хуже, чем кошки! Если дракон заявит свои права на территорию, он защищает ее. Околдуй его и отправь в заповедник — он тотчас убежит и вернется на старое место, будучи вдвое злее прежнего, убивая на своем пути невинных людей. Нет, я уважаю драконов как противников, но хороший дракон — мертвый дракон.

Нортон вздохнул про себя. Похоже, мир стал лучше от того, что Гавейн теперь призрак.

— Такова моя специальность, — продолжал Гавейн, — убивать драконов вручную. Можете не сомневаться, работа опасная, но и вознаграждение было значительное. Охота на драконов не разрешена законом, так что и платят вполне прилично. Я подсчитал, что пять или шесть лет охоты могут сделать меня богатым. Это стало моей целью: доказать, что я не просто наследник, но могу добиться всего своими силами. Я знал, что моей семье это будет приятно; каждый мужчина в ней, если жил достаточно долго, увеличивал состояние.

Гавейн на мгновение задумался, и Нортон не перебивал его. Да и какой смысл? Нортону доводилось встречать в парке следы драконов, и он всегда обходил их стороной. Если ты сторонник защиты окружающей среды, то это еще не значит, что ты глупец. Поговаривали, что некоторые драконы в парке почти ручные и не нападают на человека, если тот дает им пищу или драгоценности, однако Нортон никогда не верил подобным мифам. Если ты не располагаешь настоящими чарами усмирения драконов, то лучше держаться от них подальше.

— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал Гавейн. — Очевидно, я встретил лишнего дракона!.. Могу сказать в свое оправдание, что мне везло на протяжении пяти лет и я почти что накопил ту сумму денег, к которой стремился. Я был бы жив по сегодняшний день, окажись последний встреченный мною дракон настоящим. Но беда в том, что его неправильно идентифицировали.

О, я не виню туземцев — во всяком случае, не очень; это было довольно примитивное племя в Южной Америке, они разговаривали на смеси языка американских индейцев и испанского, в то время как я говорил на языке победителей — английском. Обычно языковой барьер не мешает пониманию: мои доспехи, меч и изображение дракона на щите свидетельствовали о моей профессии; что же касается женщин, мужчине не требуется язык, чтобы разъяснить свои намерения, в особенности если он воин. Такие вещи говорят сами за себя; герой-завоеватель всегда получает самых красивых местных девственниц. В конце концов, это для них лучше, чем попасть на ужин дракону!

Гавейн помолчал, губы его скривились в усмешке:

— Как ни странно, некоторые из девушек, кажется, этого не понимают.

Он пожал плечами и вернулся к основной теме:

— Думаю, что они действительно не знали природу своего чудовища. Конечно, мне следовало проверить его по Реестру Драконов, но я забрался слишком далеко и ближайшее цивилизованное поселение находилось на расстоянии полудневного перехода. Лететь ковром-самолетом я не мог, так как подобные вещи фиксируются в компьютерах транспортных компаний, а это разоблачило бы мой бизнес, путь же пешком занял бы день и мог насторожить Драконий патруль. Так что в конце концов я взялся за своего противника вслепую. Никогда не сделаю этого впредь! Непростительная самоуверенность… Но мне был досконально знаком каждый вид дракона в мире; я решил, что и на этот раз все будет как надо.

Итак, исполненный решимости, вооруженный мечом и щитом, соответствующими подобной схватке, я смело направился к логовищу дракона. Это было настоящее чудовище! На больших деревьях на высоте нескольких футов я увидал следы его когтей. Такой поединок делал честь любому!

Я поднялся к пещере и заорал, вызывая противника на бой. И чудовище вышло на сражение. Оно не извергало никакого огня, просто рычало — и тут я понял свою ошибку. Это был не дракон — передо мной стоял динозавр! Плотоядная двуногая рептилия, если быть точным — аллозавр. Я понял это слишком поздно. Они считались вымершими; наверное, Сатана оживил его с единственной целью: сбить с меня спесь.

— А что, разве динозавр очень похож на дракона? — спросил Нортон.

— И да и нет, — с охотой ответил Гавейн. В драконоведении он чувствовал себя как рыба в воде. — Если бы они были схожи по природе, то их бы было одинаково легко убить. Драконы извергают пламя и у них лучше броня, кроме того, некоторые из них неподобающе сообразительны. В то же время древние плотоядные сражаются чем попало: зубами, когтями, применяя всю свою силу, действуя яростно и целеустремленно. Я обучен и привык сражаться с драконами; мне знакомы их слабые места. Дракон, например, всегда старается ожечь тебя пламенем или перегретым паром; ты уклоняешься от струи и, пока он снова набирает воздух, наносишь ответный смертоносный удар. А аллозавр, это чудовище, даже не остановился, чтобы посмотреть на успех своей атаки. Я был готов уклониться в сторону — но этого мало, когда на тебя прет многотонная туша. Я вонзил в шею зверя свой меч, однако монстр, казалось, даже не заметил этого. Это еще одно его отличие от дракона. Раненый дракон завыл бы от боли и ярости — драконы чрезвычайно гордятся своим ревом — и обернулся бы к ране, чтобы схватиться за нее. Я видел дракона, в которого вонзили нож — он повернулся и выгрыз нож из своего тела вместе с несколькими фунтами собственной плоти, а после этого прижег рану. Мой же необычный динозавр просто продолжал наступать. Его система была более примитивной. Вы знаете, как продолжает извиваться отрубленный хвост змеи? Настоящие рептилии умирают медленно, даже когда они разрезаны на кусочки. Так что я и на этот раз не сообразил — и снова поплатился. Тварь опрокинула меня и попыталась отхватить хороший кусок. Я даже не вырывался

— знал, что она только зубы себе сломает.

Это было моей третьей ошибкой. Очевидно, магия в значительной степени включает в себя психологический компонент; люди верят в ее силу, поэтому она сильна. Любой дракон почувствовал бы чары и понял, что мои доспехи неуязвимы; его укус был бы скорее показухой. Однако в пору молодости моего динозавра настоящей магии еще не знали, и эта тварь из доисторических времен ухватила меня по-настоящему!

— Но магия вовсе не состоит из одной лишь психологии! — возразил Нортон. — Когда я разжигал этот костер, дереву не надо было верить в магию; оно зажглось бы в любом случае.

— Верно. Мои доспехи были недоступны зубам чудовища, — согласился Гавейн. — В то же время кольчуга была эластичной, чтобы я мог удобно носить ее и чтобы она не ограничивала мои движения во время схватки. У этой рептилии оказались чрезвычайно сильные челюсти. Когда аллозавр грыз меня, ни один зуб не проник сквозь кольчугу — меня просто раздавило. Дракон никогда бы не сделал этого из-за боязни повредить себе зубы. А тупая рептилия… Она сломала себе клыки, но при этом меня уничтожила! — Призрак говорил с возмущением.

— Теперь понятно, — произнес Нортон. — Мне очень жаль, что мы встретились при подобных обстоятельствах.

Это было проявлением вежливости. Нортон отдавал себе отчет в том, что, возможно, сожалел бы больше, если бы встретил живого Гавейна.

— Это не ваша вина, — кивнул Гавейн. — Вы хороший слушатель. Многие люди боятся призраков или в лучшем случае не обращают на них внимания.

— Многие люди куда более оседлы, чем я, — заметил Нортон. — Наверное, это относится и к их сознанию. Если вы не проявляете ко мне агрессивности, я принимаю вас как добросердечного собеседника и надеюсь, что, со своей стороны, смогу чем-нибудь помочь вам.

Как ни странно, призрак ему нравился. Гавейн во плоти вряд ли был приятным человеком и с Нортоном не имел ничего общего, но после смерти он явно вызывал интерес и симпатию — наверное, потому, что зло надежно осталось позади.

— Мне по душе ваше поведение, — сказал Гавейн. — Я вижу, что наши взгляды не во всем сходятся; очевидно, вы человек более мягкий, чем я. Не сомневайтесь, я щедро вознагражу вас за услугу. Хотите, научу, как убивать драконов?

— О, я не требую никакого вознаграждения! — воскликнул Нортон. — Какая же это будет услуга!

— Ерунда! Я бы предпочел заплатить. Услуга состоит в простом соглашении выполнить ее.

— Ну тогда я готов узнать, как убивают драконов, хотя надеюсь, что мне никогда не придется воспользоваться этими знаниями. — Это было преуменьшение; он никогда по доброй воле не приблизился бы к дикому дракону без оборонительной магии, а обладая оборонительной магией, нет необходимости убивать дракона. — Какая услуга вам требуется?

Гавейн нахмурился:

— Позвольте я сперва более подробно объясню подоплеку всего дела, чтобы вы имели возможность отклонить мою просьбу.

Нортоном все больше овладевало любопытство. При жизни призрак был грубым бесцеремонным типом с совершенно чуждыми ему ценностями. Почему он так осторожничает?

— Сделайте одолжение.

— К тому времени когда я умер, я вдобавок к моему наследству честно накопил немалое состояние. Точнее, наследство еще не перешло ко мне, потому что мой отец еще жив, но я — единственный наследник. Очень важно, чтобы поместье осталось в семье. Поэтому мои родные устроили мне свадьбу. Меня женили на красивой здоровой молодой женщине соответствующего происхождения, которая…

— Простите, — остановил его Нортон. — Простите, что я перебиваю вас, но я не понял. Как призрак может жениться?

Гавейн улыбнулся:

— Да, я так и думал, что это вас озадачит. Поначалу я сам пришел в замешательство. Подобную свадьбу устраивают, когда знатная семья желает сохранить родовую линию — после смерти наследника. Призрака женят на подходящей девушке — на такой, которую он одобрил бы, будучи жив, и которая носит затем его наследника.

— Но…

— Но призрак не может оплодотворить живую женщину, верно.

— Именно! Я не понимаю, как…

— Сейчас объясню. Моя жена вправе общаться с любым мужчиной по ее выбору, но она является моей женой и ее ребенок — мой. Он унаследует мое поместье и будет продолжателем моего рода.

— Выходит, она будет неверна вам! — протестующе воскликнул Нортон.

— Поначалу это тоже волновало меня. Затем я смирился. Она знает, что должна родить наследника и что я лично не могу участвовать в этом процессе. Но я вовлечен в него, так как сам выбираю мужчину. Разумеется, с ее согласия; брак, в конце концов, является добровольным сотрудничеством. Моя жена уже отказалась от нескольких хороших кандидатов.

— Вы уверены, что она действительно хочет…

— О, не сомневаюсь, — уверенно сказал Гавейн. — Она хорошая и честная женщина и не пытается изменить своему слову — просто намерена сделать все наилучшим образом. У нее есть магический талант: взглянув на мужчину, она может сказать, насколько хорошим он будет супругом. Это одна из причин, почему мои родные выбрали именно ее. Они не хотят, чтобы наследник был произведен каким-нибудь проходимцем с дурной наследственностью. Моя жена действительно особенная. Если бы я встретил ее при жизни, то наверняка влюбился бы, хотя она выводила бы меня из терпения своими взглядами относительно охоты на драконов — дурочка терпеть не может, когда причиняют боль живому существу. Так что если я приведу к ней мужчину, которого она посчитает достаточно хорошим для…

Нортон вдруг сообразил.

— Эта услуга…

— Совершенно верно, — кивнул призрак. — Я хочу представить вас своей жене, и если вы понравитесь ей…

— Погодите-ка! — быстро проговорил Нортон. — Я не отказываюсь от симпатичной женщины в том случае, если она сговорчива, но я никогда ни на одной не женился! Это мне не подходит.

— Вы определенно мне нравитесь, Нортон. У вас правильные инстинкты. Я боялся, что найду в этом парке только сентиментальных хлюпиков, но у вас отменный стиль. Думаю, вы понравитесь моей жене, раз ей не нравились воины, которых я присылал, прежде. Взгляните иначе: у меня нет физического тела, но мне необходим наследник. Я прошу вас заменить меня только в этом отношении. Затем вы вправе идти своим путем без дальнейших обязательств. Ну, все равно что вы нанимаетесь отремонтировать мой дом, и я плачу вам за работу…

— Ничего себе работа!

— В буквальном смысле! — Призрак довольно засмеялся. — Понимаю, вам тяжело принять решение прямо сейчас; я на вашем месте поступил бы так же. Но, по крайней мере, пойдемте к Орлин. Может быть, она вас отвергнет.

По тому, как призрак сделал предложение, Нортон не был уверен, что случится именно так. Гавейн считал, что он понравится этой девушке, Орлин. Если он пойдет туда, ожидая, что она отвергнет его, а затем…

— Ох, не знаю…

— Пожалуйста, Нортон! Вы добрый человек — а мне необходим наследник.

— Я понимаю. Однако наставлять рога… это противоречит моей философии.

— Но я же в конце концов призрак. Вы можете считать ее вдовой. Если вам будет легче, помните, что у вас нет на нее прав. Вы не можете жениться на ней, и ваша роль навсегда останется в тайне. По закону здесь нет никакого нарушения супружеской верности. Отличный шанс пошалить на стороне…

— Полная безответственность! Не в моих правилах…

— Ладно, тогда думайте об этом как о искусственном оплодотворении, а о себе — как о доноре. Черт возьми, в жизни это делается сплошь и рядом, когда живой муж бесплоден!

Этот аргумент был сшит на живую нитку, но он помог.

— Хорошо, я встречусь с ней, — сдержанно согласился Нортон.

— А я научу вас, как убивать драконов!

— О, прошу вас, совершенно никакой необходимости…

— Нет-нет, обязательно. Я настаиваю на оплате!

Нортон понял: Гавейн должен закрепить свое личное право на наследника.

— Хорошо, согласен. Только первым делом надо выяснить, заинтересуется ли ваша жена. Все это может оказаться ни к чему.

Нортону было интересно, как выглядит девушка, которая таким образом, ради обеспеченности, продала свое тело. Положение в обществе и знатное происхождение обычно помогали девушке поймать в свои сети хорошего мужа — если только она не была уродиной или не обладала скверным характером. Эти последние могли довольствоваться и призраком.

— Отправимся прямо сейчас, — нетерпеливо сказал Гавейн. — Неподалеку отсюда есть лифт.

Нортон собрался было возражать, но вспомнил, что он разорен и не может больше ночевать на открытом воздухе. Остановка, отдых с хорошей женщиной, пусть даже уродливой… Над этим стоило, по крайней мере, подумать. Он не мог претендовать ни на что лучшее.

Нортон загасил костер и привел в порядок место, чтобы не раздражать других путешественников. Дикий туризм и ночевки на открытом воздухе были не правом, а привилегией и строго лицензировались. Нортон всегда внимательно следил, чтобы не испортить культивированную девственную природу: сжигал только хворост, не трогал животных и старался не нанести вреда даже гусеницам и червякам. И никогда не оставлял после себя мусора — не потому, что за ним следили, просто Нортон искренне уважал наследие природы и парки, которые стремились подражать ей.

Они прошли с четверть мили до огромного помеченного дуба. Нортон коснулся нижних ветвей дерева и вошел в открывшуюся в стволе дерева камеру. Лифт опустился на жилой уровень, где путники вышли и стали на транспортерную ленту, идущую по адресу призрака. Конечно, Гавейн мог отправиться туда прямиком, однако предпочел среди живых пользоваться обычаями живых.

Это был богатый район города, что и приличествовало положению семьи, которую описал Гавейн. Бедные люди не особенно беспокоятся о сохранении своих поместий.

На ленте поуже они двинулись к изысканному району, родословные обитателей которого отражены в справочнике «Кто есть кто». Как только они сошли с ленты, дорогу им преградил одетый в форму охранник.

— Ваши документы! — сурово потребовал он у Нортона.

— Все в порядке, Трескотт, — сказал Гавейн. — Это со мной.

Трескотт неодобрительно оглядел пропотевшую и местами порванную одежду Нортона.

— Очень хорошо, сэр, — пробормотал он.

— Охранники не всегда меня видят, — объяснил Гавейн. — Пока я не приложу усилий, чтобы меня увидели. Привидения здесь не в моде; администрация заботится о сохранности собственности.

— Или их заботят неряшливые типы, вроде меня, — заметил Нортон. — Честно говоря, мне здесь не место.

— Гм-м, понимаю, — кивнул Гавейн. — Вам действительно надо немного принарядиться, чтобы произвести хорошее впечатление.

— Я такой, какой есть, — сказал Нортон. — Если ваша жена обладает даром судить о ценности человека с первого взгляда, какая разница, буду ли я наряжаться и наводить глянец?

— Да, пожалуй. Хорошо, давайте так. Но если она примет вас, вам придется соответственно и одеваться.

— Всему свое время, — недовольно произнес Нортон.

Они подошли к двери.

— Я войти не имею возможности, — сказал Гавейн. — Правила космоса. Призрака могут видеть все, за исключением самых близких людей. Представитесь сами.

— Как? С улыбочкой процедить: «Эй, девушка, я пришел, чтобы…»

— Скажите ей, что вас прислал Гавейн. Она все поймет.

— Несомненно, — мрачно пробормотал Нортон. Как он мог влипнуть в эту историю? Он чувствовал себя коммивояжером, готовым ухлестнуть за дочерью фермера.

— Удачи вам! — пожелал Гавейн.

Нортон не был уверен, что должна означать эта удача — согласие или отказ. Он набрался решимости и коснулся кнопки звонка.

2. ПРОВЕРКА

Спустя мгновение дверная панель стала полупрозрачной.

— Да? — раздался мягкий женский голос.

Нортону совершенно не было видно лица незнакомки; конечно, стекло позволяло смотреть только в одном направлении.

— Гм-м… меня прислал Гавейн.

Вот идиотское положение!

Дверь скользнула в сторону, и Нортон увидел женщину, стоявшую в дверном проеме. Волосы ее, как и глаза, имели медовый оттенок. Она была изумительно сложена, лицо умное и привлекательное… Самое прелестное создание из всех, кого ему доводилось встречать!

Орлин изучающе смотрела на посетителя. Ее глаза лучились.

— О, я боялась, что в один прекрасный день это случится, — промолвила она.

— Это была не моя идея, — ответил Нортон. — Я пойду.

— Нет, — возразила она. — Вы не виноваты! Просто я не готова.

— Поскольку я не подхожу, то не буду больше вам надоедать. — Нортон чувствовал себя неловко, жалел, что пришел сюда, а кроме того, он привык иметь дело с женщинами совершенно иного сорта и понятия не имел, как следует вести себя с такими.

— Нет, подождите, — быстро сказала Орлин. — Я имела в виду не… Садитесь, пожалуйста. Выпейте чаю.

— Спасибо, это не обязательно. Я вторгся без приглашения. Все происходящее…

Он отвернулся и замолчал.

Гавейн находился прямо позади него — раскинул руки, отрезая путь к отступлению. Нортону не хотелось уходить сквозь призрак.

Орлин поднялась и взяла его за руку. Прикосновение девушки было легким, нежным и совершенно уместным; у него тут же возник мысленный образ фарфоровой статуэтки, невообразимо изящной, прекрасной и холодной.

— Пожалуйста, — повторила она.

— Он задумал все это, — сказал Нортон, указывая на Гавейна.

— Вам не следует так говорить, — произнесла Орлин. Голос ее звучал слегка раздраженно. — Не следует оправдываться.

— Нет, следует! Он ваш муж! Я просто не могу… Даже если бы я отвечал вашим требованиям, все равно так не годится…

— Мой муж мертв, — сказала она.

— Я знаю. Именно поэтому… — Нортон пожал плечами, смущенный своими чувствами, желая снова очутиться в лесу. — Как вы можете смотреть ему в лицо?..

— Я? — вспыхнула Орлин. Она относилась к тому типу женщин, которые в гневе столь же хороши, как и в счастливых обстоятельствах. — А как вы, мужчины, можете рассказывать все друг другу и использовать смерть великого воина, чтобы попытаться… попытаться!..

— Но он меня попросил! — воскликнул Нортон. — Гавейн сам привел меня сюда! Спросите его! Он вам скажет!

Орлин посмотрела Нортону в лицо, потом обиженно отвернулась. Он чувствовал себя монстром, который только что оторвал крылышки дюжине прекрасных бабочек.

— Она не может видеть меня, — сказал Гавейн. — И не может слышать меня. Я вам говорил. Она по-настоящему в меня не верит.

Нортон был потрясен.

— То есть она думает, что все это просто махинация, чтобы воспользоваться?..

— Я говорил вам, что вы должны представиться сами, — напомнил ему призрак. — Она готова принять вас, не тяните, а то испортите все дело.

Нортон снова повернулся к Орлин:

— Вы действительно не можете ни видеть, ни слышать Гавейна?

— Конечно, нет, — ответила девушка. Лицо ее по-прежнему было обиженным.

— Мне знаком только его портрет. — Она жестом указала на заключенный в раму портрет Гавейна.

Нортон повернулся, чтобы лучше разглядеть. Это был Гавейн, одетый в доспехи, с нарисованным на щите драконом. Отважный борец с чудовищами.

— Все это неправильно, — покачал головой Нортон. — Мне кажется, я оскорбил вас, Орлин. Я не понял… ситуации. Я прошу прощения и ухожу.

— О, вы не должны уходить! — протестующе воскликнула девушка. — Мне в самом деле безразлично, что привело вас сюда. Вы так ярко светитесь! Я никогда не ожидала увидеть…

— Я свечусь?

— Сила ее магии, — донесся голос Гавейна. — Предназначенный ей человек светится. Вы светитесь, все в порядке.

— Трудно объяснить… — сказала Орлин. — Это не означает, что человек мне нравится. Просто объективно он… — Она беспомощно развела руками.

— Кажется, я понял, — произнес Нортон. Когда он увидел, как она прекрасна, то подумал, что будет отвергнут; теперь он был не в состоянии отказаться от предложенного, хотя сложившееся положение по-прежнему вызывало у него беспокойство. — Наверное, я все-таки выпью чаю.

Он снова шагнул в комнату.

Орлин закрыла за ним дверь, к облегчению гостя оставив призрак за порогом. Нортон сел в удобное кресло, в то время как девушка поспешно вышла в небольшую кухню, чтобы приготовить чай.

Проблема состояла в том, что она была слишком прелестна, слишком хороша собой. У Нортона возникло такое чувство, словно своим прикосновением он может ограбить ее. Это не женщина на одну ночь, и было бы преступлением обращаться с ней подобным образом. В особенности если учесть, что она не подозревала об активном участии во всем этом призрака. Она думала, что он, Нортон, просто из тех мужчин, которые пользуются в своих интересах положением вдовы. Ну, не совсем вдовы. Но это-то его и беспокоило.

Все плохо. За исключением одного: она видела, что от гостя исходит сияние. Орлин не обязана принимать его. Она могла велеть ему уйти, и он бы ушел. Почему она сочла, что он подходит? Обладает ли она настоящей магией, или это предлог для знакомства? Она казалась идеальной женщиной, однако внешность часто бывает обманчивой. Особенно если в деле замешан призрак.

Орлин принесла чай в старинном чайнике. Время было совсем не для чаепития, но какое значение сейчас имело время? Требовалось лишь занять руки и глаза — чтобы чувствовать себя свободнее. Нортон подозревал, что в этом и заключается истинное назначение чаепития.

Но в перерывах между глотками необходимо вести светскую беседу. Как долго они смогут откладывать главный предмет разговора?

В отчаянии водя взглядом по комнате, Нортон заметил большую книгу, толстый фолиант с огромным количеством иллюстраций и практически без текста — в современных богатых домах не принято много читать.

Нортон потянулся за книгой.

— О, это путеводитель по головоломкам в картинках, — быстро сказала Орлин. — Технология искусства магии. Я плохо разбираюсь в головоломках. Я с большим трудом понимаю их.

— А я головоломки люблю.

Нортон открыл книгу. На первой картинке был изображен участок городского парка, деревья казались почти живыми.

Почти? Нортон видел, как трепещут на ветру их листья. Это была движущаяся трехмерная картинка; вглядываясь в задний план, читателю приходилось смещать фокус зрения. Нортон слышал о таких книгах с голографическими иллюстрациями, но ему не доводилось прежде держать их в руках.

Он ткнул для пробы указательным пальцем в картинку, и поверхность страницы пропала с глаз. Его палец проник за пределы этой поверхности, не встречая никакого сопротивления. Он испуганно отдернул руку.

— Это окно в парк, — пояснила Орлин. — Вы можете выбраться через него, если сумеете пролезть.

Впечатляющая магия!

Нортон перевернул страницу. Дальше был изображен нижний транспортный центр с лентами эскалаторов, ведущих к передатчикам материи. Люди сходили с лент, вставляли свои жетоны в щели передатчиков и двигались к местам назначения. Большие часы на стене показывали текущее время и дату; это была настоящая жизнь!

Нортон подумал, что если бы он смог каким-нибудь образом втиснуться в эту картинку, то сумел бы затем выбраться через окно в другой город или на другую планету. Нет, у него не было необходимого жетона и не было денег, чтобы купить его. Жаль, ведь он любил исследовать неизведанное, и появись у него когда-нибудь возможность отправиться в межпланетное путешествие…

Он перевернул страницу. На следующей картинке-окне была изображена другая планета: ярко горящая солнечная сторона поверхности Меркурия. Она была такой яркой, что от листа, казалось, исходил жар. Нортон коснулся пальцем ближайшего обожженного солнцем камня и тут же отдернул руку — камень был горячим!

— Вы сказали, это просто путеводитель по загадкам? — спросил ошеломленный Нортон.

Орлин грациозно поднялась с места и пошла по направлению к шкафу. Платье ее при этом зашуршало, и Нортон только сейчас обратил внимание на одежду девушки. Свободное золотисто-рыжее платье было скорее удобным, чем нарядным, но оно удивительно шло ей. Правда, Нортон подозревал, что она выглядит восхитительно во всем, что бы ни надела.

Орлин поднесла коробку.

— Это составная картинка-загадка, — объяснила она, отодвинула в сторону чайник и чашки и поставила коробку на стол.

Нортон снял крышку. Коробка была наполнена яркими плоскими фрагментами, которые действительно очень походили на кусочки составной картинки-загадки, но они были полны жизни. Движущиеся изображения?

Он взял один из фрагментов и, прищурясь, посмотрел на него. Достаточно отчетливо были видны несколько листочков дерева. Они по-настоящему трепетали, словно бы на ветру. Это была деталь первого рисунка книги.

— Но в этой книге множество сцен, — сказал Нортон.

Орлин прикоснулась к кнопке, расположенной на стенке коробки. Неожиданно изображение на фрагменте, который держал в руках Нортон, изменилось. Теперь это была часть стены подземной транспортной станции. Он посмотрел на остальные кусочки, лежащие в коробке, и увидел на одном из них изображение станционных часов. Минутная стрелка показывала такое же время, как и на часах Нортона. Это был не просто фрагмент игры — часы шли точно.

— Здесь находятся все сцены, — сказала Орлин. — Надо только выбрать какую-нибудь по желанию или поменять ее в середине игры. Существует еще одна кнопка, с помощью которой можно изменять очертания фрагментов так, чтобы они не казались слишком знакомыми. Это очень увлекательное занятие, в особенности когда законченная головоломка достаточно большая, чтобы через нее мог шагнуть и войти в сцену живой человек.

— Наука и магия сливаются быстрее, чем я думал! — воскликнул пораженный Нортон.

— Да, они всегда в значительной степени были одним и тем же, — заметила Орлин. — Когда-то Теория Поля объединила пять основных сил, включая магию…

— Похоже, я потратил слишком много времени в девственной природе!

— Девственная природа тоже хороша, — сказала Орлин. — Мы не должны жертвовать старыми ценностями ради новых.

Нортон по-новому взглянул на нее.

— Вам нравится девственная природа? — Он вспомнил замечание Гавейна по поводу ее влечения к животным.

— О да! В поместье есть парк; я часто хожу туда. Почему-то там мне менее одиноко, чем в городе.

Какое она вызывала восхищение!.. Но Нортон все еще не был уверен. Он не обладал способностью судить о людях по магическому свечению.

— Давайте составим эту головоломку, — предложил Нортон. — Картинку парка.

— Давайте! — улыбнувшись, с радостью согласилась Орлин.

Это звучало обнадеживающе. Она хотела, чтобы он остался. В противном случае она не согласилась бы на подобное предложение — игра может занять не один день. А он хотел остаться. Не обязательно для того, чтобы выполнить просьбу призрака, а для того, чтобы выяснить возможность этого. Идея Гавейна в известной степени уже не казалась ему такой безрассудной.

Они кропотливо трудились над головоломкой, сначала сортируя фрагменты парка по цвету, затем выстраивая кусочки в ряд, чтобы получить края картинки. Нортон не был новичком в этом деле, правда, ранее ему приходилось сталкиваться лишь со старыми картинками-загадками. Эта была новая разновидность магической картинки, но основной принцип подбора фрагментов остался прежним. Картинка была похожа на рассказ с правилами построения, которые зависели от развития сюжета.

Оказалось, что Орлин хорошо определяет цвет и очертания фрагментов и способна помещать их в нужное место. Она сказала, что ей помогает магия; нужные фрагменты начинали светиться. Нортон ничего этого не видел, но точность, с которой Орлин выбирала отдельные детали из огромной груды, заставляла поверить в это. Им хорошо работалось вместе.

Нортон взглянул на часы и обнаружил, что пролетело уже три часа. Они закончили кайму и большую часть лесной тропинки и сейчас трудились над двумя деревьями, но впереди предстояла еще долгая работа. Легкость, с которой они заполнили края и проложили тропинку, была обманчива; плотная одноцветная масса остального пространства картинки заполнялась гораздо медленнее.

— Наверное, лучше сделать перерыв, — сказал Нортон.

— Да. Позвольте предложить вам пижаму. — Они оба поняли, что он остается здесь на неопределенное время. Это безмолвное соглашение было достигнуто, когда головоломка начала приобретать контуры. Детали соглашения, как и сама головоломка, остались в самом зачаточном состоянии.

Нортон обычно не пользовался пижамой, но он не стал спорить. Он был гостем этого поместья, и здесь нельзя было завалиться спать в своей одежде.

— Пижаму? У вас есть здесь мужская одежда?

— Это пижама Гавейна, — мягко сказала Орлин. — У вас почти тот же размер, и я уверена, он бы не возражал, чтобы вы ею воспользовались.

Несомненно так. Нортон подавил дурные предчувствия и взял пижаму.

Орлин показала ему хорошо обставленную комнату, отделенную от ее собственной; их взаимоотношения не развились до критического периода. Нортон с первого взгляда определил, что она не относится к женщинам на одну ночь. Он вдруг перестал быть лихим соблазнителем. Как бы там ни было, он пройдет весь путь.

Нортон почувствовал, что устал; день действительно оказался очень длинным. Он разделся, шагнул в ультразвуковой душ, вышел оттуда сухим и чистым. Затем облачился в пижаму Гавейна. Нортону стало неприятно при мысли о некоем символизме этого действия. Пижама сидела на нем мешковато.

Он лег в постель и осознал, что попал не в обычную ночлежку, к которой привык. Это было ложе из маслянистой губки. Под воздействием его веса масло выдавливалось, но не тотчас, а постепенно; это скорее походило на погружение в жирную грязь. Воистину грязь была превосходным материалом, как это инстинктивно чувствуют дети, несмотря на сильное давление со стороны матерей. Она достаточно плотная, чтобы не дать утонуть, и в то же время достаточно податливая, чтобы обеспечить свободу действия. Не говоря уж о том, что в ней можно упоительно барахтаться, комком грязи славно залепить в приятеля, и вообще это замечательная краска для разрисовки всего тела. Конечно, эта постель не была грязью, ею нельзя было брызгаться, но ощущение было похожим. Нортон с удовольствием погрузился в ложе, ощущая, как оно обволакивает его.

— Ну, как успехи? — услышал он голос.

Нортон раздраженно открыл глаза. Около кровати ожидающе стоял призрак Гавейна.

— Я почти забыл о вас, — сказал Нортон.

— А я, конечно, о вас не забыл! — ответил призрак. — Прошло три часа — вы произвели моего отпрыска?

— Какого дьявола вы здесь делаете? — спросил Нортон. — Я думал, вы не можете войти в это жилище.

— Вы неправильно поняли. Я не могу зайти в комнату, где находится моя жена, и она не может напрямую воспринимать меня, где бы мы ни находились. Но я могу в ее отсутствие войти в свой дом. Я часто это делаю.

— Она отсутствует? Я думал, что она в своей спальне.

— Да, так оно и есть. Она отсутствует в этой комнате, — внес ясность Гавейн. — Если она войдет, я вынужден буду исчезнуть. Я просто шагну сквозь стену.

Нортон подумал еще кое о чем.

— Я слышал, что увидеть призрака — к смерти. Вот почему люди не любят встречаться с ними! Из этого следует, что я умру?

— Да, можно так сказать, — рассмеялся Гавейн. — Конечно, вы умрете — наверное, лет через пятьдесят. Каждый человек умирает. Но то, что вы увидели меня, ни на йоту не приблизит вашу кончину, если, конечно, вы не умрете от страха. — Он прикоснулся к уголкам губ и растянул их в гротескной гримасе. Так как он был бестелесным, то мог растянуть рот шире лица. — Я не тот тип призрака. Вот Молли Мэлоун из Кильваро — она и в самом деле прекрасный призрак! Не будь я женат…

— Ладно, теперь о том, что касается вашего вопроса, — отрывисто сказал Нортон. — У меня не было никаких интимных отношений с Орлин. Она необычная женщина, как и вы — необычный призрак. И я не могу гарантировать ни то, что у меня будут с ней отношения этого рода, ни того, когда это произойдет.

— Ну вот что, парень! — негодующе сказал Гавейн. — Ты пользуешься гостеприимством моего поместья. Ты находишься здесь для того, чтобы выполнить задание.

— Я считал, что нахожусь здесь для того, чтобы оказать тебе услугу.

— Это одно и то же. Сделав свое дело, ты покинешь поместье. Правда, сначала я научу тебя, как убивать драконов.

— Да, но Орлин не дракон! Она действительно славная женщина, совершенно не склонная к авантюрам. Если она решит, что не желает этой услуги, я не собираюсь брать ее силой.

— Как ты думаешь, для чего она находится здесь? — спросил Гавейн. — Она такой же гость моего поместья!

— Она же твоя жена! — закричал Нортон. — Она имеет полное право находиться здесь!

— Нет — если не произведет наследника! Послушай, Нортон, я нахожусь в безвыходном положении, пока не получу истинного наследника. Она должна как можно скорее родить его.

— Ладно, почему ты тогда не женился на какой-нибудь шлюхе, готовой раскинуть ноги перед любым мужчиной? Почему навязался этой славной девушке?

— Я уже говорил тебе, — запальчиво отвечал призрак. — Существуют нормы, которые надо соблюдать. У нашей семьи благородная родословная.

— У меня тоже есть нормы, которые я должен соблюдать. И у твоей жены…

— Так или иначе, ее выбрал не я, а моя семья. Они…

Не договорив фразы, призрак исчез. Нортон удивленно обвел взглядом комнату и увидел в дверном проеме Орлин.

— У вас все в порядке, Нортон? — встревоженно спросила она. — Я услыхала, что вы кричите…

Она не могла слышать призрака! Ему не следовало забывать это. Что она могла слышать? Нортон почувствовал, что его шею и щеки начала медленно заливать краска.

— Я… я думаю, вы не поверите, если я скажу вам, что разговаривал с призраком?

— Мне, право, не хотелось бы…

— Ну тогда считайте, что это был страшный сон, Сожалею, что побеспокоил вас.

Орлин посмотрела на него с сомнением:

— Вы такой хороший человек. Вы в самом деле страдаете от…

Нортон засмеялся, это получилось у него очень искренне.

— Откуда вам знать, что я хороший человек? Я самый обычный человек, может быть, и до обычного не дорос — мне всегда не везло в жизни, я ничего не добился. Не то что вы.

— О нет! Я ничего собой не представляю! — протестующее воскликнула она.

— Вы светитесь!

Нортон изучающе посмотрел на нее. На Орлин был бело-розовый пеньюар, волосы цвета меда рассыпались по плечам. В ней сквозило что-то необычайно притягательное, и дело было не в ее красоте или чувственности. Но Нортон подавил в себе влечение и вместо этого решил бросить ей вызов.

— Вы не верите, что я могу видеть призрака, однако предлагаете мне поверить, что вы видите сияние? А это в сущности одно и то же.

Орлин с трудом улыбнулась:

— Я так не считаю. Ко мне приходило так много мужчин с рассказами о том, что они видели привидение моего мужа, хотя я знаю — это просто грубая мужская игра. Мне хотелось бы верить, что вы другой.

Почему-то Нортон чувствовал себя довольно неважно.

— Я видел призрака, но это не обязательно означает, что я согласен с тем, что он сказал.

— Я вижу сияние, — сказала Орлин. — Но я не… — Она улыбнулась. — Спокойной ночи, Нортон.

— Спокойной ночи, Орлин.

Она вышла и закрыла за собой дверь.

Снова появился Гавейн.

— Я вижу проблему, — сказал он. — Никто из вас не является убийцей дракона; вам просто не по нраву приступать к делу незамедлительно. Но если она сказала, что ты светишься, значит, она приняла тебя. Теперь это вопрос времени. Все, что от тебя требуется, — это оставаться здесь и…

— И быть на содержании у женщины, — закончил Нортон. — Я считаю, что такое предложение трудно принять.

— Это мое поместье, черт подери! — выругался Гавейн. — Здесь все принадлежит мне. Орлин не наследница; наследником может быть только сын, которого она родит. Она знает это.

— А, предположим, будет дочь?

— Что? — Призрак казался озадаченным.

Нортон начал осознавать тот факт, что цель Гавейна совершенно не совпадала с желанием Орлин. Он хотел сохранить поместье; она хотела пристойного человеческого положения. Он хотел сына, чтобы тот стал продолжателем его рода; его не интересовал сын как личность. Она же наверняка хотела хорошего ребенка, который был бы радостью ее самой и семьи Гавейна, всего мира, честью рода. Его заботили деньги и власть, ее — достоинство и любовь. Она предпочла бы иметь привлекательную, умную и ласковую девочку, похожую на нее, в то время как Гавейн счел бы оскорблением появление кого-либо, кроме крепкого отважного парня — такого, как он сам. Симпатии Нортона склонялись к женской точке зрения.

Но он находился здесь по велению призрака, и точка зрения Гавейна имела преимущество.

— Я постараюсь выполнить то, что тебе надо. Но я не буду торопить события. Не потому, что я хочу попользоваться твоим поместьем, а в силу убеждения, что твоя жена лучше, чем ты о ней думаешь. Я хочу выбрать правильный путь.

— Я хочу того же, — сказал Гавейн, и в голосе его сквозила обида. — Я хочу, чтобы мой сын был лучше всех.

Нортон ничего не сказал на это. Когда он пытался понять действующие здесь силы, ему не становилось легче. Впрочем, остаться здесь — лучший способ узнать Орлин и, когда представится благоприятная возможность, сделать то, о чем просит призрак. И в то же время все надо сделать как Можно быстрей, пока он не слишком привяжется к ней. Насколько все было бы легче, будь она авантюристкой или шлюхой!

Нортон закрыл глаза, и Гавейн больше не заговаривал с ним. Вскоре он уснул, погруженный в комфорт постели, словно в грязевую ванну.

Ему снилось, что он снова у окна-головоломки, пытается сложить разрозненные фрагменты. Когда он пристально смотрел на нее, определяя контуры, они вдруг начали изменяться, приобретая очертание обнаженной женщины — у этой женщины были волосы цвета меда и такие же груди. В смущении он пытался отвести взгляд от этой невыразимой прелести. Он делал это не от того, что ему не хотелось смотреть на такое тело; он боялся совершить насилие над скромностью Орлин.

Но очертание тела увеличилось до натуральных размеров, превратясь в живую женщину, обнаженную и нестерпимо желанную. Нортон попытался положить ее на место — ведь его руки все еще находились на картинке, обхватывая женщину, — но обнаружил, что его тянет по направлению к ней. Вот-вот он выпадет через картинку в мир головоломки… Что с ним тогда будет? Он в отчаянии оттолкнул ее, и она упала на пол и разбилась на тысячи кусков, и он знал, что осколки эти уже никогда не собрать вместе, как ни старайся он подобрать их друг к другу.

Нортон проснулся… Рядом с ним находилась Орлин. Она села на кровать, обняла его за плечи. Сквозь свою пижаму и ее пеньюар он чувствовал прижавшиеся к нему теплые груди.

— Проснитесь, проснитесь, Нортон, все в порядке! — успокаивала она его.

Если бы во сне кричал ее ребенок, она успокаивала бы его так же.

— Я проснулся, — сказал Нортон. — Вам не надо… вам не следует находиться здесь.

— Я не могу позволить, чтобы вы страдали, — сказала Орлин. — Это снова был призрак?

— Нет, на этот раз нет. Просто плохой сон. Боюсь, что я — не слишком хорошая компания.

— Вы так ярко светились!

Нортон закашлялся.

— Это ложное свечение! Мне снились вы… что я разрушил вас, сам того не желая.

— Нет, свечение не ложное, — настойчиво сказала Орлин. — Я знаю, что вы созданы для меня. В самом деле, не будь я замужем… — Она расстроенно прервала себя. — О, я не должна говорить такие вещи!

— Думаю, мне не следует больше оставаться здесь, — сказал Нортон. — Вы такая славная… Я не хочу быть орудием… источником неприятностей для вас.

— Вы и не станете источником неприятностей, — уверенно сказала Орлин. — Я знаю.

Она верила в свое свечение. Но у Нортона стоял перед глазами его сон. В прошлые времена люди, которых считали здравомыслящими, с пренебрежением относились к снам, как к простым видениям внутренних событий, однако недавние исследования подтвердили их магические свойства. Нортон не был уверен, что его сон пророческий, но он не хотел испытывать судьбу.

— И все же, я думаю, будет лучше, если я уйду.

— О, Нортон, пожалуйста, не делайте этого! — воскликнула Орлин. — Так трудно все время находиться одной! Вы первый честный человек. Я сделаю все, что вы хотите…

— Орлин, я не пытаюсь принудить вас! Я пытаюсь защитить вас. Может быть, от самого себя. И лучшее, что я могу сделать, — это оставить вас.

— Уже утро, — неожиданно сказала она. — Пойду приготовлю завтрак.

— Спасибо. А потом я уйду.

Орлин встала и поспешно вышла из комнаты. Нортон поднялся, воспользовался различными приспособлениями в ванной комнате… и обнаружил отсутствие своей одежды. Очевидно, Орлин забрала ее, чтобы почистить. Идеальная домашняя хозяйка!

— Что же теперь делать? — задал он себе риторический вопрос.

— Воспользуйтесь моей одеждой, — ответил на вопрос Гавейн. — Она будет вам как раз впору. Я более мускулистый, но фигуры у нас похожи.

Нортон понял, что у него нет иного выхода. С помощью призрака он надел на себя брюки, рубашку, комнатные туфли и роскошный халат. Вся одежда была из прекрасного материала и великолепно сшита; все вещи были помечены маленькой фигуркой вышитого золотом дракона.

— Да, вы действительно богаты, — пробормотал Нортон.

— Определенно, — согласился Гавейн. — Я не вхожу в список пятисот богатейших людей, но являлся кандидатом. Если бы я прожил дольше… — Призрак замолчал, вид у него стал задумчивый. — Мой сын не будет испытывать недостатка ни в чем. Если он захочет, то сможет купить себе сенаторское место. Я понимаю, что политика более выгодное дело, чем убийство драконов.

— Тем лучше для вашего ребенка, — коротко сказал Нортон. — Я не уверен, что приму участие в его появлении на свет.

— Орлин не позволит вам уйти, — предостерег его призрак. — Она знает, что вы именно тот, кто нужен.

— Как она может не дать мне уйти?

Гавейн поджал губы.

— Вам следовало бы немного разбираться в уловках женщин!

Нортон ринулся вон из комнаты.

Завтрак был готов: свежие ярко-зеленые оладьи из грибов с венерианской фермы и настоящий пчелиный мед. Это впечатляло. Нортон вынужден был улыбнуться и успокоился. Он присоединился к Орлин, сидящей за столом.

Трогательная семейная картина. Он никогда не был семейным человеком, но сейчас это казалось ему довольно приятным. Орлин очень шел ее зеленый домашний халат, волосы были связаны сзади алой лентой. Зеленый халат, волосы цвета меда — и на столе мед и зеленые оладьи. Она сделала это бессознательно? Но лента…

Алая?

— Есть старая песня про алые ленты…

— Да, — кивнула Орлин. — Вы сможете услышать ее после завтрака.

— У вас есть запись?

— Нет, — таинственно улыбнулась Орлин.

После завтрака она показала ему другую комнату. Здесь стоял роскошный рояль. Орлин села за рояль и заиграла. Играла она чудесно.

— Откуда у вас такой талант? — спросил пораженный Нортон, когда звуки умолкли.

— Это не талант. Я упражнялась с шести лет, а особенно много играла с тех пор, как вышла замуж. Это помогает скоротать время; когда я играю, я не чувствую себя такой одинокой. Как бы там ни было, умение играть необходимо дебютанткам.

— Вы были дебютанткой? Как вы попали… в такое положение?

— Вышла замуж за призрака? Это устроила моя семья, но я не возражала. Семья Гавейна имеет большие связи, и я тоже хочу для своего ребенка самого лучшего. Лучшей партии мне было не найти.

— Но выйти замуж за мертвеца!

— Призрак не многого требует от девушки. Я отношусь к этому как к раннему вдовству, однако без чувства потери. Я никогда не знала его живым.

— Но… вы должны…

— Я всегда хотела иметь семью. Останься он живым, было бы то же самое.

— Если бы он был жив, вы бы знали, что получаете. А так…

— Я знаю, — сказала девушка. — А так у меня есть выбор. Я могу выбрать лучшего отца для моего ребенка, не задумываясь о его богатстве или происхождении.

— Свечение? По правде говоря, я сомневаюсь…

Орлин состроила прелестную гримасу:

— Вы доказываете существование призрака, а я доказываю, что существует свечение.

На самом деле Нортон верил, что она видит свечение; он заметил его, когда трудился над головоломкой. Но он помнил и свой кошмарный сон. Эти два явления — ее позитивное зрение и его негативное — могли уравнять друг друга, поставив будущее под серьезное сомнение.

— Почему вы просто не отдадите мне мою одежду, чтобы я имел возможность уйти? Тогда никто из нас не должен будет ничего доказывать.

— Вы в самом деле хотите уйти?

— Нет, но так будет лучше.

— А еще говорят о женской логике!

Нортон невольно улыбнулся:

— Я пытаюсь поступить правильно, по своему разумению, хотя признаю, что не могу сейчас объяснить, чего именно я боюсь. Слишком сильно полюбить вас, чтобы… Вряд ли я здесь нахожусь именно для этого.

— Полюбить слишком сильно, чтобы… Что?

— Чтобы потом уйти.

Орлин некоторое время молча смотрела на него, и Нортон испугался, что говорил слишком откровенно. Она замужем за призраком; что она знает об интимных отношениях между женщиной и мужчиной?

— Вы должны будете уйти?

— Конечно! Я здесь только для…

— Но потребуется некоторое время, чтобы убедиться, что дело сделано.

Нортон не подумал об этом.

— Вы бы хотели, чтобы я остался… после?

— Думаю, да.

— Вы так уверены во мне? Ведь вы едва меня знаете?

— Свечение не лжет.

— Тогда нам лучше обменяться нашими доказательствами.

Это было действительным оправданием для того, чтобы изменить свое решение. Орлин победила его, не прилагая усилий.

— Мне, вообще-то, не нужны доказательства, — сказала она. — Слишком многие утверждают, что видели призрака. Я только высказываю свою точку зрения.

— Боюсь, что мне требуются доказательства, чтобы найти себе оправдание,

— вздохнул Нортон. — Призрак Гавейна попросил меня прийти сюда, и я хочу, чтобы вы поверили в это. Это важно для меня, это доказывает, что я не самозванец. Мне нет дела до того, насколько сильно мое свечение; я пришел сюда только по его просьбе.

— Но как вы объясните, что только вы можете видеть призрака?

— Другие тоже видят, можете у них спросить.

— Нет, я знаю, что все они рассказывают одинаковые истории, чтобы подразнить меня. Считается, что женщины такие легковерные!

Нортон задумался.

— Хорошо. Раз это поместье Гавейна, он должен быть хорошо знаком с каждой его мелочью. Он может рассказать мне такое, что я не смогу узнать больше ни от кого. Задайте мне какой-нибудь вопрос, ответ на который может знать только Гавейн.

Орлин нахмурилась:

— Вы настаиваете на этом, Нортон?

— Настаиваю. Я должен доказать вам, что именно он повинен в моем появлении здесь. Не хочу, чтобы вы верили мне на слово.

Девушка задумалась, склонив голову набок. Длинные локоны упали ей на лицо. Нортон подумал, что это сделало ее еще более привлекательной.

— Я тоже не все здесь знаю, как и вы. Хорошо, пусть он перечислит предметы, находящиеся в… — она обвела взглядом комнату, — в этом сундуке. — Орлин показала на стоявший рядом с роялем богато украшенный сундук.

— Я спрошу у него, — согласился Нортон. — Но чтобы поговорить с ним, мне надо выйти в другую комнату. Гавейн утверждает, что не может находиться в одном помещении с вами.

— Я сомневаюсь, что он находится со мной в одном мире!

— По-видимому, чтобы говорить с вами обоими, я должен стоять в дверном проеме. Вы согласны?

— Как хотите. — Очевидно, она полагала, что из этого ничего не выйдет.

Нортон направился к дверному проему между двумя комнатами. Орлин осталась стоять около рояля.

— Эй, Гавейн! — позвал Нортон. — Ты появишься? — Он опасался, что призрак поставит его в затруднительное положение, уклонившись от испытания.

Но Гавейн неожиданно возник перед его взглядом.

— Отличная мысль, Нортон! Я буду счастлив доказать ей свое существование!

— Будьте так любезны. Орлин, он здесь. Спрашивайте.

— Вы его видите? — спросила Орлин, поднимаясь с места и приближаясь к дверному проему.

— Да, но не надо входить в другую комнату, а то он исчезнет.

Она остановилась у дверного проема.

— Я не вижу его.

— Но он видит вас, — сказал Нортон.

— Даже когда вы не смотрите?

— Конечно, — сказал Гавейн.

— Он сказал, да, — сообщил Нортон.

— Очень хорошо. Тогда давайте попробуем вот что: вы закроете глаза и отвернетесь от меня, а он пусть скажет вам, что я делаю.

— Хорошо. — Нортон стал лицом к призраку и закрыл глаза.

— Она держит правую руку над головой, — сказал Гавейн.

— Он говорит, что вы держите правую руку над головой.

— Теперь она пишет в воздухе, я не могу прочесть, что именно, потому что вижу это в зеркальном отражении.

Нортон передал сказанное.

— О, — испуганно сказала Орлин.

— Хорошо, теперь она повернулась, — сказал призрак. — Теперь я могу читать через ее плечо. ЭТО НЕЛЕПО.

— Это нелепо, — повторил Нортон.

Орлин молчала, но он слышал шорох.

— Послушайте! — воскликнул Гавейн. — Она раздевается!

— Что она делает? — теперь пришла очередь испугаться Нортону.

— Великий дракон! — воскликнул призрак. — Как жаль, что я не живой! Я не представлял, что она так сложена!

— Он говорит, что вы раздеваетесь, — сказал Нортон. — И что у вас великолепная фигура.

— О, она поспешно одевается, — с сожалением произнес Гавейн. — Хотел бы я быть на вашем месте!

— Он говорит…

— Я догадываюсь! — перебила Нортона Орлин.

— Да, но он ваш муж, — сказал Нортон. — И поскольку он не может находиться с вами в одной комнате, у него до этого времени не было возможности увидеть…

— Это грубое замечание, — сказала Орлин. — Что находится в сундуке около рояля?

Нортон опустил руки; он бессознательно поднял их, чтобы прикрыть свои закрытые глаза.

— Гавейн, скажи нам…

Призрак пожал плечами:

— По правде говоря, я не помню. Я большую часть времени отсутствовал, убивал драконов. За домом следила экономка.

— Он сказал, что не помнит, — передал Нортон.

— Так я и думала!

— Но я могу проверить, — сказал Гавейн. — Пусть она выйдет из комнаты, и я проверю содержимое.

— Он говорит, что может проверить это сейчас, если вы выйдете в другую комнату, — сказал Нортон.

Орлин прошла мимо Нортона и вышла. Призрак тут же исчез и появился в освобожденной ею комнате, затем подошел к сундуку и погрузил руки в полированное дерево.

— Представьте себе, — весело воскликнул он, — это мои старые трофеи! Лучший убитый в году дракон и тому подобные штуки. Это должно быть во всей красе выставлено на камине!

Нортон передал все сказанное.

— Вот как? Я хочу посмотреть! — воскликнула Орлин.

Девушка вернулась в комнату, меняясь местами с призраком, и попыталась поднять крышку сундука. Та не сдвинулась с места.

— Он заперт!

— Ключ в моей спальне, — сказал Гавейн, — в левом ящике комода, если только дура горничная не переложила его в другое место.

Нортон передал сказанное Орлин, которая тут же принесла ключ и отперла сундук. Внутри находились трофеи, как и было описано.

— Это правда! — сказала она. — Вы не могли этого знать, Нортон! Я не знала этого! Если только прошлой ночью вы не взяли ключ и не… Но нет, сундук никто не трогал.

— Спросите еще что-нибудь, — предложил Нортон. — Я уверен, что мы сможем удовлетворить вас.

— Я попробую другое, — решила Орлин. — Как зовут сестру Гавейна?

— У меня нет сестры, — ответил Гавейн.

— Он сказал, что у него нет…

— Каково девичье имя его матери?

— Тримбли.

— Тримбли, — сказал Нортон.

— Когда она вышла замуж?

— Четырнадцатого июня, — сказал Гавейн. — В три тридцать пополудни, на церемонии не было посторонних. Их венчал преподобный отец Ломбард. На свадебном пироге был изображен дракон, стоящий на задних лапах и выдыхающий столб «огненной воды». Все гости упились этой водой, включая и моего отца; он нализался до потери сознания, и моя мать первую неделю медового месяца не разговаривала с ним. Я имел счастье быть зачатым в это время!

Нортон подробно повторил все.

Орлин капитулировала:

— Вы видите призрака! Теперь я допускаю это! Ладно, настал мой черед доказать существование сияния.

— Просто сияния? — спросил Нортон. — Я освещаю полумрак?

— Нет, это не такое сияние. Это… Вы слышали о людях, которые способны словно превращать других в животных? Они пожимают руку встречному, и тот чувствует свою руку как бы придатком животного, на которого он больше всего походит — волчьей лапой, плавником акулы или чешуей змеи Но все это не на самом деле, а фигурально. Животные вовсе не такие плохие. Пользуясь этой магией, можно определить свойства характера другого человека, узнать, порочен ли он, жаден или труслив. Мне о том же говорит некое видение. Я могу определить, кто идеальный спутник для меня или кого-либо другого. Я вижу светящуюся ауру. Нужно лишь настроиться на определенного человека, а затем рассматривать других как бы через его сознание. Вы меня понимаете?

— Боюсь, что нет, — покачал головой Нортон. — Только я не представляю собой ничего особенного; существует множество гораздо более достойных кандидатов на брак.

— Но вы не кандидат на брак. Вы…

— Не имеет значения, кто я! Я начинаю понимать ваше намерение. Вам в самом деле нужен мужчина, который не останется с вами надолго.

— Который не намерен жениться. Большинство из тех, кто приходил, не многого стоят. Вы не такой. Конечно, будь я не замужем и пожелай вступить в брак, мое положение было бы другим. Мне понадобился бы не только хороший любовник, но и хороший кормилец семьи. Тогда, может быть, вашего свечения было бы недостаточно.

— Уверен, что я не подошел бы! Я банкрот!

— Поэтому надо определенным образом настроиться. Когда я впервые увидела вас, вы светились так ярко, что я поняла: вот кто мне нужен. Но я не была готова. А вдруг в настройку вкралась ошибка, подумала я. Конечно, я знала, что мне следует делать, но все произошло так внезапно. Я поняла: жизнь моя изменилась, пришло время зачать наследника. Теперь я свыклась с этой мыслью. Видимо, часы, проведенные над головоломкой, помогли мне, и скоро…

— Почему бы нам не выйти на улицу — вы покажете мне свечение на других,

— предложил Нортон.

— Хорошо. Я только переоденусь. — Девушка поспешила в спальню.

Снова появился Гавейн.

— Делаешь успехи! — с удовлетворением сказал призрак. — Я имел возможность слышать вас сквозь стену. Это не всегда получается.

— Проклятье, ты смотришь на наше общение только под одним углом зрения.

— Конечно. Для этого вы оба и находитесь здесь, не так ли? Для того, чтобы произвести мне наследника?

— Не знаю. Если я решусь на это, то боюсь, что оставлю после себя не только семя.

— Только не впадай в сентиментальность, — сказал Гавейн. — У тебя наверняка было не меньше женщин, чем у меня! Относись к этому как к убийству очередного дракона.

— Она не дракон!

— Не знаю, не знаю. Женщины и драконы… По-моему, два сапога пара.

— Ты не любишь ее?

— Конечно, нет! Я мертв!

— Я мог бы полюбить ее. Не хочу причинить ей боль.

— И не причиняй! Дай ей то, что она хочет, — сына!

— Мне снилось, что я погубил ее. Меня это тревожит.

— Ты не сможешь причинить ей боль, если уйдешь сразу после того, как все будет сделано.

— Некоторые мучаются еще больше, когда их оставляют, — пробормотал Нортон.

— Не беспокойся, за ней будет великолепный уход, денег у меня хватит.

— Я имею в виду не физические страдания. Она молодая, полная жизни девушка. Не думаю, что она может отдать себя мужчине, не отдаваясь при этом всецело. Она…

Нортон замолк, так как Гавейн исчез. В дверях стояла Орлин в наимоднейшей зеленой юбке, под стать которой были подобраны жакет и туфли. Волосы были схвачены сзади зелеными заколками. Почему-то весь этот зеленый цвет наряда напомнил Нортону утренние оладьи, сцену парка в головоломке и саму по себе девственную природу.

— Снова призрак? — спросила Орлин.

Нортон смущенно кивнул:

— У него только одно на уме.

— А у вас нет? — вскинула она голову.

— Меня волнует вред, который я могу причинить другим.

— Это оттого, что вы так ярко светитесь.

Нортон пожал плечами:

— Может быть. Но не исключено, что я хочу больше, чем имею право хотеть.

Орлин прикоснулась к его руке:

— Я уже говорила вам, Нортон, что вам не придется уходить после того, как все будет сделано.

— Думаю, что придется. Вы замужем.

Она так пристально смотрела на него, что Нортон занервничал.

— Что вы делаете? — спросил он.

— Я мысленно представляю вас на месте мужа, чтобы сравнить свечение.

— Не делайте этого! Я не ваш… никогда не смогу быть вашим…

— Странно, — сказала Орлин. — Такого раньше никогда не случалось.

— Чего не случалось?

— Свечение как бы расщепляется. Часть его остается очень яркой, а другая часть тусклая. Словно вы в одно и то же время и очень хороший муж, и не очень хороший.

— Как это может быть?

— Затрудняюсь ответить. Видите ли, свечение не отражает характер как таковой. Оно включает в себя личность в целом, ситуацию в целом. Показывает, насколько хорош человек, насколько он предан, насколько успешно обеспечивает семью, насколько удачлив… Свечение безупречного мужчины может находиться в плохом состоянии из-за того, что через пять лет с ним произойдет несчастный случай и он станет калекой. Свечение потускнеет вовсе не по его вине.

Нортон почувствовал озноб.

— Со мной может произойти несчастный случай?

— Нет, не думаю. Возможно, это значит, что вы могли бы стать идеальным мужем, но этого не случится, так как я не могу выйти за вас. Вы слишком хороши для этого задания — слишком подходите мне. Поэтому вы страдаете.

— Слишком подхожу! — скептически воскликнул Нортон.

— Я не уверена, — быстро сказала Орлин. — Это только предположение. Я не понимаю всех аспектов свечения. Просто вижу его яркость.

— Ладно, довольно рассматривать меня как… как что-то невозможное. Пора идти.

— Конечно. — Девушка взяла его под руку, и они вышли на улицу.

Лента транспортера быстро доставила их к ближайшему на этом уровне торговому центру, где покупатели сновали взад и вперед точно так же, как это делали все посетители подобных заведений на протяжении тысячелетий. Так было на рынках Древнего Вавилона и средневековых городов. Тем не менее лавки с течением времени претерпели некоторые изменения. Товары воспроизводились топографически с большой точностью, предельно близко к оригиналу; каждый был снабжен ярлыком с ценой. Стоило покупателю коснуться изображения, как выбранный товар доставляли ему домой прямо со склада, а с его счета, определяемого по отпечаткам пальцев, списывалась соответствующая сумма. Конечно, так приобретались только стандартные товары. Если возникала необходимость в индивидуальном подборе вещей, использовались другие способы торговли. Продукты питания в стандартных упаковках не требовали какой-либо проверки, а некоторые виды одежды нуждались в примерке. Специальные примерочные кабины позволяли примерить платье с помощью голографического изображения, хотя при этом все равно приходилось раздеваться.

Они остановились у палатки с мороженым, где голограмма повара стояла у таблицы с изображением тысячи образцов этого лакомства различного вида и вкуса. Орлин коснулась панели с выбранным сортом — конечно же, с медовым вкусом, и в приемный контейнер выпали два стаканчика. Счет Гавейна уменьшился. Нортон, естественно, не мог сделать заказ — у него не было счета. А поговорка того времени гласила: «Кто потерял свой счет, того не берут в расчет».

Орлин заметила книгу из серии массовых изданий, которая показалась ей интересной, и снова прикоснулась к голограмме. Через мгновение книга была для нее отпечатана — исторический роман, где действие происходило в пленительные времена, когда люди не верили ни в магию, ни в науку и вели разгульную жизнь. Орлин положила книгу в сумочку.

Они сели на скамейку и принялись лизать мороженое, наблюдая за прохожими. Орлин вызывала у каждого проходящего свечение.

Проблема состоит в том, объясняла она Нортону, что пригодность человека в качестве партнера зависит от второго члена пары. Поэтому она могла получить несколько истолкований одного и того же свечения.

Нортон был заинтригован, однако у него оставались сомнения, действительно ли воспринимаемое ею свечение было магическим. Ему хотелось проверить это на нескольких случаях, но он не чувствовал себя вправе подходить к незнакомым людям и задавать им нескромные вопросы о личной жизни. Орлин наверняка воспринимает свечение, но насколько точно его интерпретирует?

Затем, совсем неожиданно, он получил доказательство.

Орлин вызвала свечение у пожилой пары, которая проходила рука об руку мимо их скамейки. По всей видимости, они до сих пор питали сильную привязанность друг к другу. Мужчина и женщина были хорошо одеты и привлекательны для своего возраста. И все же Орлин вызвала поразительно разные свечения. Свечение женщины было сильным; она почти идеально подходила для своего мужа. Но у него свечение отсутствовало. Точнее, оно оказалось отрицательным: это была темная тень.

— Он абсолютно не подходит ей! — прошептала Орлин.

— Не могу в это поверить! — запротестовал Нортон. — Посмотрите, как они привязаны друг к другу! Даже если у него есть любовница на стороне, он добр к этой женщине, заботится о ней, и она довольна.

— Свечение отсутствует, — настаивала Орлин. — Он не подходит ей!

— Это просто чепуха!

Они замолчали, так как пожилая пара приближалась. Старики сели на скамейку рядом с Нортоном и Орлин. Нортон хотел заговорить с ними, чтобы разрешить возникшее противоречие, но не решался.

— Просто немного устал, — сказал мужчина.

— Я понимаю, — согласилась с ним женщина.

Вдруг мужчина упал со скамейки.

Нортон вскочил, чтобы помочь — он кое-что знал о первой помощи. Но, посмотрев на застывшее лицо мужчины, он понял, что тот мертв.

— Реанимационный блок! — крикнул Нортон.

Из ближайшей стены вырвалась машина и подъехала к мужчине.

Потребовалась минута, чтобы подтвердить диагноз Нортона.

— Объект неисправен. Восстановлению не подлежит, — проклацала машина.

Прибыла карета «скорой помощи», в нее погрузили тело; туда же села вдова. Все случилось так быстро, что многие покупатели даже не поняли, что произошло. Это входило в задачу «скорой помощи»: люди не любят делать покупки в тех местах, где случается смерть. Да и понятно — иногда остаются мстительные призраки.

— Как ужасно! — с дрожью в голосе сказала Орлин. — Лучше нам уйти.

— Конечно, конечно. — Они направились к движущейся ленте.

Когда транспортер вез их к дому, Нортон понял, что означало свечение. Мужчина был плохим партнером для женщины не из-за своих недостатков или неверности, а из-за того, что скоро собирался ее покинуть и тем самым причинить ей горе. Поэтому свечение не вовсе отсутствовало, а было черным. Свечение знало обо всем заранее.

Нортон был вынужден признать свечение; это — законная магия. А значит, он должен принять вердикт Орлин: Нортон подходил для нее. Но как быть с его сном, из которого следовало, что он причинит ей вред — может быть, как тот мужчина, которого они только что видели. Чему же верить?

— Ваше свечение колеблется, — пробормотала Орлин. — Вы хотите покинуть меня?

— Не знаю, как правильно поступить, — виновато сказал Нортон.

Она крепко сжала его руку:

— О Нортон, пожалуйста! Я не смогу остаться ночью одна после того, что сейчас видела!

Нортон понял, что девушка никогда не сталкивалась с жестокостью или смертью, поэтому не готова к встрече с ними. Неудивительно, что она так дрожит. Сейчас самое неподходящее время, чтобы оставить ее.

Они зашли в дом.

Когда за ними закрылась дверь, Орлин повернулась к Нортону, обхватила его руками, уткнулась головой в его плечо и разрыдалась. Она вполне хорошо контролировала себя на людях, но теперь дала себе волю. Нортон держал ее; больше ничего нельзя было сделать. Он всегда с радостью помогал людям и не мог отказать Орлин, не поддержать ее. Или, спрашивал он себя, он просто ищет оправдания?

Спустя некоторое время Орлин успокоилась. Она высвободилась из его объятий и пошла в ванную привести себя в порядок.

— Я теперь никогда не буду есть мороженое, — сказала девушка, вновь появившись в комнате.

Мороженое. Виновник в силу ассоциации. Она ела его непосредственно перед трагедией. Нелогичная связь, но вполне понятная с эмоциональной точки зрения. Он и сам сейчас не испытывал особого желания съесть мороженое. Или посетить торговый центр.

— Вы ссорились? — спросил Гавейн, неожиданно появляясь перед глазами. — Я слышал, как она плакала.

— Ты что, не видел? — раздраженно спросил Нортон.

— Нет. Вас не было видно из другой комнаты. Я могу ходить сквозь стены, но не могу видеть сквозь них. Мне оставалось только слушать какие-то приглушенные звуки.

— Мы не ссорились.

— А что произошло?

— Какое тебе до этого дело?

— Послушай, смертный, мне есть до этого дело! — отпарировал Гавейн. — Это мое поместье, и она моя жена!

— Жена, которую ты никогда не видел при жизни и не любишь сейчас.

— Да, но я призрак! Что толку любить ее?

В словах Гавейна был резон. Это облегчало жизнь Нортону. Как бы он ни поступил с Орлин, это не оскорбит чувства призрака.

— Мы видели, как умер один мужчина. Это потрясло ее.

— Я видел много смертей, — сказал Гавейн. — Я сам мертвец.

— Теперь я, пожалуй, понимаю, почему ей так трудно поверить в вас. Она не любит смерть и не хочет находиться с ней рядом.

— Ей следовало подумать об этом, прежде чем выходить за меня замуж!

— Это не в полной мере ее выбор. В той же степени это и ваш выбор. Мужчины обычно женятся из-за сексуального влечения, женщины же выходят замуж, стремясь обрести уверенность в будущем. Такова природа человека, и такова наша экономика. Если бы женщины сами зарабатывали деньги, они могли бы выходить замуж по другим соображениям, а если бы у мужчин не было лучшего способа обеспечить свою безопасность, как с помощью женщин, то они так бы и делали. Я уверен, она вышла бы замуж за живого мужчину, будь это осуществимо.

— Но не вышла! И теперь перед ней стоит задача — как и перед тобой. Я не хочу ждать целую вечность. Скажи ей, что не останешься, если она не отдастся сейчас же, сегодня. Она, конечно же, согласится, потому что боится одиночества.

— Я не сделаю ничего подобного! — возмущенно воскликнул Нортон. — Она не кусок мяса!

— Ее дело — дать мне наследника! Она сейчас в таком состоянии, что с ней можно сделать что угодно; ты сумеешь выполнить свою задачу буквально в течение следующего часа, если…

— Послушай, Гавейн! Я никогда в жизни не оказывал давления на женщин! И никогда не воспользуюсь создавшейся ситуацией!

— Нет, ты просто будешь сидеть здесь без конца, пользуясь моим поместьем!

— К дьяволу твое поместье! — завопил Нортон. — Это ты обратился ко мне с просьбой! Я не собирался извлекать из этого выгоду!

— Так сделай то, для чего пришел сюда, и уходи! — заорал в ответ Призрак.

— Я уйду прямо сейчас, если это доставит тебе удовольствие! Ищи другого, кто оказал бы тебе эту услугу!

Призрак пошел на попятную:

— Я уже предупреждал, что она разборчива. Она выбрала тебя.

— Совершенно не уверен. Во всяком случае, это будет именно ее выбор, а не твой и не мой.

Призрак снова исчез. В дверном проеме стояла одетая в серый халат Орлин.

— Опять Гавейн?

Нортон кивнул в ответ.

— Мне не следовало позволять ему провоцировать меня.

— Я думаю, у него есть на это свои соображения. Он хочет наследника.

— Да. Но он пренебрегает при этом правилами, принятыми в обществе.

Орлин шагнула ближе.

— Нортон, должна признаться, что сначала, несмотря на вашу ауру, у меня были подозрения. Вы светились, но в вас не было энтузиазма, и призрак… — Она пожала плечами. — Но я наблюдала за вашим свечением, когда вы с ним разговаривали. Оно мерцало в соответствии с вашей реакцией. Конечно, это не детектор лжи, однако свечение не подвластно вашему контролю, так что оно подсказывало мне, что вы чувствовали на самом деле. Когда вы только что говорили о своем уходе, оно уменьшилось. Вы были искренни.

— Да, я не обманщик, — уныло согласился Нортон. — Гавейн хочет, чтобы я действовал как нанятый жеребец и, сделав дело, тут же ушел. Пока я не видел вас, мне казалось, что я справлюсь с этой задачей. Но теперь это невозможно.

— Я знаю, — тихо проговорила Орлин. — Вы поступаете правильно.

— Да. А это означает, что мне следует уйти прямо сейчас.

— Нет! — воскликнула Орлин. — Пожалуйста, Нортон, не уходите! Я говорила вам, что не вынесу…

— Но завтра вы все равно останетесь одна, если я буду действовать, как того хочет Гавейн.

— Гавейн идиот, — резко сказала Орлин. — Он не знает самого важного в этом деле. Сегодня я не могу забеременеть даже при искусственном оплодотворении. Сегодня неподходящий день месяца. Да и будь он подходящим, нет никакой гарантии, что беременность наступит с первого раза. Единственный выход — продолжать попытки до тех пор, пока соответствующие тесты не подтвердят беременность, а это может занять несколько месяцев.

— Конечно, вы правы, — развел руками Нортон. — Я такой же глупец, как и он.

— Ну так сообщите ему это немедленно, — сказала Орлин. — Его настойчивость только все затягивает. Даю вам две минуты.

— Но тогда я должен буду остаться на…

— Несколько месяцев, — закончила фразу Орлин. — Вы возражаете?

— Нет! — воскликнул Нортон. Он сам удивился охватившему его чувству.

— Тогда скажите ему это. Он перестанет приставать к вам, и мы обретем покой. — Она развернулась и вышла из комнаты.

Снова появился Гавейн.

— Я все слышал. Мегера права. Ну да ладно. Я предприму путешествие вокруг света. Ты останешься здесь, пока не будет полной уверенности.

— А как насчет того, что я буду пользоваться вашим поместьем?

— Это было сказано в гневе. Приношу свои извинения. Я хочу, чтобы ты остался. Договорились?

— Да, — вздохнул Нортон.

— Но сначала я научу тебя убивать драконов.

— Такова была предполагаемая плата, — сказал Нортон. — Но мы не думали, что это займет так много времени. Давай вместо этого считать платой мое проживание и столование здесь.

Гавейн улыбнулся, махнул рукой и исчез.

В комнату вернулась Орлин.

— Все в порядке?

— Да. Гавейн согласился. Он ушел.

— Вы уверены?

— Ну, я не могу быть уверен. Но он сказал, что отправляется в кругосветное путешествие — видимо, понял, что скорее достигнет своей цели, если на некоторое время исчезнет.

— Да. Я никогда не была в восторге от мысли, что он будет наблюдать за нами. В конце концов…

— Он не может находиться с вами в одной комнате и не может видеть сквозь стены. Так что если вы закроете…

— Это какое-то утешение, — сказала Орлин. — Я… мне не следует говорить такое… Может быть, вы хотите заняться этим сейчас?

Именно этого приглашения ожидал Нортон. И сам удивился, когда отклонил его.

— В этом нет смысла. Ведь сегодня неподходящий день…

— Вы не хотите… заняться этим просто для развлечения?

Нортон заколебался.

— С любой другой женщиной, похожей на вас, я был бы рад заняться этим. Что и делал — прежде. Но сейчас это не развлечение. Это дело. Я не могу найти другое оправдание.

— Почему?

Нортон уставился в пол:

— Я никогда не смогу жениться на вас.

— Вы хотите слишком многого.

— Да, видимо, так. Я никогда раньше не задумывался над этим, однако теперь…

Орлин прошлась по комнате.

— Мне кажется, это то, что отвращало меня от других приходивших мужчин. Их свечение и в самом деле было очень слабым, но будь у кого-нибудь из них и сильное свечение, оно не понравилось бы мне — ведь они хотели только секса, за который не нужно платить. Я не проститутка, а будь я ею, то не отдавалась бы мужчинам без платы. Не могу сойтись с мужчиной, если он равнодушен ко мне.

— Но мужчина, который к вам неравнодушен, не захочет близости на таких условиях.

— Послушайте, — неожиданно сказала Орлин, — множество мужчин сохраняют одну и ту же любовницу, успев сменить несколько жен: ведь именно любовницу любят по-настоящему. Освященные законом отношения не столь уж важны. Может быть, вам вообще не следует уходить от меня?

— Я путешественник. Никогда не остаюсь надолго в одном месте.

— А если женщина захочет путешествовать вместе с вами?

— Пока ни одна не захотела. И вы ведь привязаны к своему поместью.

— Нет. Я должна лишь дать жизнь наследнику этого поместья, а потом смогу путешествовать с кем захочу.

Какое счастье!

— Мы и дня не знаем друг друга.

— Конечно, из этого может ничего не получиться, — быстро сказала Орлин.

— Просто мне кажется, что вы способны любить меня, если захотите. Я знаю, что способна полюбить вас.

— Да пребудет со мной милость Господня, — медленно произнес Нортон. — Я хочу любить вас.

Орлин протянула Нортону какой-то предмет:

— Примите это в знак нашей незаконной, но возможной в будущем любви.

Это было кольцо в форме зеленой змейки. Голова змейки была слегка приподнята, заменяя собой драгоценный камень. Глаза сияли — очевидно, это были алмазы.

— Но у меня нет ничего, что я мог бы дать вам в ответ!

— Нет, есть. Дайте мне самого себя.

Это имело определенный смысл. Она, как замужняя женщина, не могла по-настоящему отдать себя ему. Но он мог это сделать. У нее был мертвый муж; сейчас она хотела живого мужчину. Мужчину, который был бы к ней неравнодушен.

Нортон взял кольцо и надел его на средний палец левой руки. Кольцо оказалось впору, словно было сделано для него.

— А теперь… — произнесла Орлин.

— В этом очень мало логики, — предупредил он.

— Я знаю. Делай со мной, что хочешь.

Нортон засмеялся. Он взял Орлин на руки и понес в гостиную. Поцеловав, посадил ее рядом с головоломкой.

— Женщина, я хочу картинку!

— Как прикажете, господин! — засмеялась Орлин.

Они склонились над головоломкой.

3. ТАНАТОС

Что произошло затем, весьма и весьма напоминало самый настоящий медовый месяц.

Первые дни они занимались любовью так часто, как только позволяли физические силы. А в промежутках — отдыхали за головоломками. Покончив с одной, брались за другую. Такое вот приятное однообразие.

Впрочем, изредка парочка выбиралась на экскурсии по гавейновским владениям — апартаменты, где они жили, были лишь малой частью его собственности.

В этом же небоскребе призрак имел еще несколько роскошных многоуровневых квартир, а также владел теннисным кортом в шикарном спортивном клубе. В ресторане этого клуба у Гавейна был свой постоянный столик. Ему принадлежала значительная часть парка на крыше, а также частный переместитель материи на одном из подземных этажей.

В теннис призрак, конечно же, не играл и корты приобрел по подсказке кого-то из своих финансовых советников — выгодное вложение денег. Зато и Нортон, и Орлин были вполне сносными теннисистами и с удовольствием часами играли друг с другом. Они изумительно смотрелись на площадке: он — закаленный малый в хорошей спортивной форме, она — стройная и мускулистая красавица.

Нельзя назвать определенный день и час, когда он это понял, однако через короткое время Нортон осознал, что он не просто влюблен, а любит, и любит всерьез.

Что касается Орлин, то вслух девушка ни разу не призналась в любви. Однако Нортон другого и не ожидал: ведь формально она была супругой призрака и по-своему хранила ему верность. Что слова! Ведь на деле Орлин целиком и полностью принадлежала Нортону — разве этого не достаточно? Словно заботливая жена, Орлин хлопотала на кухне, дабы накормить любимого мужчину. Она охотно совершала вместе с Нортоном долгие прогулки по паркам и визжала от восторга, когда они замечали в ветвях дерева незнакомую птичку и брали ее на мушку фоторужья. Ночью она безропотно вскальзывала в его спальный мешок — ему, завзятому страннику, претила широкая роскошная постель. Словом, встреть он такую женщину при иных обстоятельствах, он бы женился без малейшего колебания.

Разумеется, время от времени они ссорились — еще один признак нормальной семьи. Но мирились быстро и злобы друг на друга не таили — тоже признак нормальной семьи. Во время коротких размолвок Нортону и в голову не приходило, что он свободная птица и в любой момент волен идти на все четыре стороны. Похоже, и Орлин, даже в сердцах, ни разу не подумала о том, что ей проще простого указать ему на дверь. Короче говоря, хоть они и не звались мужем и женой, однако жили как муж и жена.

Кольцо, подарок Орлин, оказалось не без секрета. Оно обладало магическими свойствами. Какими именно и как этими свойствами пользоваться

— этого Орлин не пожелала открыть.

Дразня его, она заявила:

— Что за женщина без загадки!.. Поскольку мое тело больше не тайна для тебя, пусть хотя бы кольцо сохранит свои секреты.

Эти слова не могли не подхлестнуть его любопытство. Однако, при всей его заинтригованности, Нортон не имел возможности сразу же приступить к разгадке этой головоломки. Орлин тут же втянула его в вихрь совместных развлечений.

Сперва они смотрели новейшие голографические хиты, потом плавали в невесомости, а затем прошвырнулись на Венеру, где у Гавейна также имелась недвижимость. Тут-то и стало понятно, откуда эти восхитительно вкусные свежие венерианские грибы, которыми Орлин баловала его во время их трапез!

Впрочем, космическая прогулка произвела на Нортона не слишком большое впечатление: гавейновские апартаменты на Венере отличались от земных лишь отсутствием окон. За толстенным стеклом единственного иллюминатора бушевала нескончаемая венерианская буря — зрелище в достаточной степени тоскливое. Этот вид из окошка да еще изменение силы тяжести — вот и вся разница с Землей. Стоило ли ради такого перемещаться!.. Видя разочарование Нортона, Орлин переключила его внимание на себя. Кокетливо заголяя то одну, то другую часть своего прелестного тела, она без труда раззадорила Нортона. После игривой беготни по комнатам, они оказались на полу одной из них…

Долго ли, коротко ли, наконец они угомонились. Орлин сладко заснула. А Нортону вдруг вспомнилось кольцо. Самое время разобраться с его свойствами!

Он потянул магическое кольцо большим и указательным пальцами, чтобы снять его.

Не тут-то было! Подарок Орлин оказался с норовом. Обычно кольцо сидело вроде бы свободно: когда Нортон в рассеянности трогал его, оно с легкостью скользило вверх-вниз по пальцу. Однако на намерение снять его подарок Орлин реагировал всегда одинаково: будто прирастал к коже. Чем сильнее Нортон тянул кольцо, тем пуще оно упиралось. Он пробовал и так, и сяк — ни в какую! Тогда он направился в ванную комнату и намылил палец — ультразвуковой дезинфицирующий душ сделал мыло пережитком прошлого, но в богатых домах оно сохранилось как признак шика. «Пережиток прошлого» не сработал. Нортон принялся хитроумно оттягивать кожу, чтобы продвигать кольцо к концу пальца миллиметр за миллиметром. Никакого результата.

Начиная заводиться, он процедил сквозь зубы:

— Видать, эта хреновина заговорена на прилипание!

— Ты ошибаешься, мой милый, — проворковала за его спиной Орлин.

От неожиданности Нортон вздрогнул и виновато крякнул. Сражаясь с магической штуковиной, он был глух ко всему остальному. Довольная тем, что ей удалось подкрасться незаметно, Орлин весело рассмеялась и поцеловала его — он был такой забавный в своей растерянности. На ее поцелуй, конечно же, нельзя было не ответить. Поцелуй за поцелуем… Словом, о кольце Нортон вспомнил только через три дня.

Условием брака с призраком было идеальное здоровье супруги — ей предстояло родить крепкого наследника. Поэтому Орлин еженедельно посещала доктора — женщина щепетильная, она никогда не манкировала своими обязанностями.

Во время очередного визита Орлин к доктору Нортон наконец остался наедине с собой — в холле возле врачебного кабинета.

Он задумчиво уставился на загадочное кольцо, выполненное в форме змейки. Казалось, крохотные глаза-бриллиантики ответно таращатся на него.

— Стало быть, тебе предписано не расставаться с хозяином, — вслух подумал Нортон. — К этому и сводятся твои магические способности?

Тут он чуть было не подскочил на кресле. Кольцо запульсировало в ответ

— оно дважды сжалось, деликатно сдавливая кожу его пальца!

Во врачебных холлах всегда есть какая-нибудь следящая аппаратура, поэтому Нортон вынужден был контролировать свои внешние реакции. Сделав нарочито деревянное лицо, он лихорадочно соображал, как следует классифицировать происшедшее.

«И что это я так разволновался? — думал он. — Надо полагать, просто померещилось…»

Стараясь не шевелить губами, он тихонько спросил:

— Колечко, ты ли это сделало?

Ответом послужило одно уверенное сокращение магической змейки. Кожа на его пальце была сжата крепко, но не до боли.

Так-так, кое-что начинает проясняться. Он на правильном пути!

— Ты меня понимаешь? — опять-таки сквозь зубы спросил Нортон.

Новое сжатие кольца. Короткое, но внятное.

— Ты отвечаешь на вопрос тем, что сжимаешься?

Снова сжалось.

— Один жим обозначает «да», а два — «нет». Я правильно угадал?

Жим.

— А ты сжимаешься когда-нибудь трижды?

Жим.

— Когда именно?

На этот раз кольцо стиснуло кожу его пальца трижды.

— Это не ответ на мой вопрос! — прошептал Нортон. — Что обозначают три сжатия?

Жим. Жим. Жим.

Нортон задумался.

— Гм-м… Гм-м… Итак, ты отвечаешь только «да» или «нет». А три сжатия… три сжатия обозначают, что ты не можешь ответить посредством «да» или «нет»? Я прав?

Жим.

— Таким образом, три сжатия говорят о том, что ответ тебе не известен или ты не можешь ответить простым «да» или «нет». Правильно?

Жим.

— Стало быть, если я задаю вопрос, на который нельзя ответить однозначным «да» или однозначным «нет», ты всегда сжимаешься трижды?

Жим-жим.

Дважды? Но почему? Это ведь означает «нет». А он ожидал ответ «да».

Если кольцо не в состоянии ответить посредством «да» или «нет», оно всегда сжимается трижды. Логично? Логично. И это отчасти подтверждено предыдущим ответом. Почему же он получил «нет», когда немного иначе сформулировал тот же вопрос?

Нортон задумался, в чем же ошибка.

Наконец его осенило.

— Когда ответом является цифра, тогда количество сжатий обозначает цифру. Правильно?

Жим.

— Ага! Замечательно! Ну-ка, скажи мне, сколько будет трижды семь.

Жим.

Одно-единственное.

Вот это номер! И как же это понимать?..

— Я серьезно, — шепнул Нортон. — Дай мне, пожалуйста, ответ на поставленный вопрос. Сколько будет трижды семь?

Пауза. Потом три сжатия подряд.

— Колечко, это неправильный ответ! Что происходит?

Жим. Жим. Жим.

— Гм… Погоди, ты хочешь сказать, что ты не сильно в математике?

ЖИМ!

Нортон довольно улыбнулся:

— А-а, ясненько. Ну да ладно, у каждого свои недостатки. Не стесняйся. Но вообще-то считать ты умеешь?

Жим.

— Сколько у меня пальцев?

Десять сжатий.

Нортон снова улыбнулся и тихонько сказал:

— Похоже, колечко, я начал тебя понимать. У тебя есть еще какие-нибудь способности?

Жим.

— Ты просто не в силах рассказать мне о них, да?

Жим.

— Но если я догадаюсь о них и задам вопрос, ты ничего от меня не утаишь. Так?

Жим.

— Отлично!

Нортон опять надолго задумался. В играх на угадывание он никогда не был силен. Но если количество вопросов не ограничено и время терпит, то попробовать можно. Это по-своему весьма и весьма увлекательно!

Но тут вернулась Орлин и прервала его размышления.

— Увы и ах, — сказала она, — пока что я не беременна. Невзирая на все твои неустанные труды. Я даже не знаю, огорчаться этому или радоваться. Доктор хочет осмотреть тебя.

— Меня? — удивленно спросил Нортон.

Жим.

Тут он изумился еще больше. Очевидно, теперь, когда он «разбудил» кольцо, оно будет отвечать на все его заданные вслух вопросы.

— Доктор хочет убедиться, что ты небесплоден, — пояснила Орлин.

— А-а, понятно…

Разумеется, это вполне естественное требование к «заместителю супруга»

— быть способным оплодотворить женщину… А вдруг у Нортона с этим осечка? И что же тогда — он навсегда расстанется с любимой?

— Ну иди же, — сказала Орлин. — Она ждет тебя.

— Она?

Жим.

Орлин рассмеялась:

— В столь серьезном вопросе я предпочитаю довериться женщине.

— Но я бы предпочел мужчину, — пробормотал Нортон.

Забавляясь от души, Орлин сказала с притворной жалостью:

— Бедняжка, как ты влип. Однако деваться некуда. Расслабься и получай удовольствие.

— Да уж, какое там… — проворчал Нортон.

Но упираться было бы смешно, и он обреченно взялся за дверную ручку.

Врач, строгого вида женщина средних лет, начала с приказа:

— Раздевайся, сынок.

— Послушайте, я…

Глядя на вспыхнувшие щеки Нортона, докторша наградила его холодной улыбкой и осведомилась:

— Полагаешь, необходимо присутствие санитара, дабы он проследил, чтобы твоему целомудрию не был нанесен ущерб? Могу пригласить.

— О нет, спасибо. Но…

— Молодой человек, это самый что ни на есть заурядный медосмотр. Поверь мне, я этого добра видела столько — ты себе и представить не можешь!

В этом он не сомневался. И все-таки… А потом, какой он ей «молодой человек» — ему уже под сорок… Однако больше спорить он не стал и, подчиняясь суровой необходимости, стянул с себя штаны.

Засим докторша, с быстротой фокусника, проделала все положенное в таких случаях: смерила температуру и давление крови, проверила зрение и слух, заставила Нортона высунуть язык и сказать «а-а-а», постучала молоточком по коленям, а также исполнила еще несколько вполне загадочных номеров с более таинственными инструментами. Наконец дело дошло и до самого неприятного.

— А теперь, пожалуйста, и трусы.

Он сжал зубы и покорился. Ведь женщинам случается терпеть осмотр врача-мужчины, вот и ты терпи обратную ситуацию.

Докторша ткнула его пальцем в пах с одной стороны и велела покашлять.

Он подчинился. Палец погрузился в пах с другой стороны, и снова Нортону было ведено покашлять.

После этого докторша привычно-ловким жестом надела резиновые перчатки.

— Ну-ка, сынок, нагнись. Обопрись руками о край кушетки.

— Послушайте, а не существует ли более современного метода?..

— Так куда забавнее, — отрезала докторша.

Он досадливо крякнул и нагнулся над кушеткой, отклячив голый зад. Докторша ткнула пальцем в банку с чем-то жирным, а потом проделала с Нортоном ту операцию, вспоминая которую все мужчины говорят только одно: «Брр-ррр!»

— Эй, вы там полегче! — взмолился Нортон.

— Не ерзай. Терпи. Надо взять образчик твоих хвостатых.

Через несколько мгновений она получила то, что хотела, и удалилась с пробиркой в лабораторию. Нортон наконец получил возможность одеться и прийти в себя. И все это унижение единственно ради того, чтобы удостовериться…

Тут его запоздало осенило.

— Послушай, колечко, — сказал он, — может женщина забеременеть от меня или нет?

Жим.

Ах ты, ох ты! Вот что значит не сообразить вовремя! Будь у него мозги попроворней, не пришлось бы пройти через эту мерзопакость с резиновой перчаткой! Э-эх, от дурной головы заднице покоя нет!

А впрочем, вряд ли бы докторша поверила в авторитетность медицинского суждения какого-то колечка…

Между тем кольцо не соврало: его сперматозоиды оказались сплошь крепыши-игрунчики, проворные и в должном количестве. Нортон мог только гадать, каким образом кольцо проведало об этом факте. Сама по себе способность волшебным образом отвечать на вопросы хозяина отнюдь не предполагает наличие абсолютного всеведения. Хотя у магии столько разных форм и степеней…

Нортон вышел в холл, где его поджидала Орлин — с лукавейшей улыбкой на лице.

— Ты знала, что я в порядке! — накинулся он на нее. — Знала! Знала!

— Разумеется. Иначе вокруг тебя не было бы такого сияния.

— Так какого же дьявола ты направила меня к этой изуверше в белом халате?

Орлин начала было излагать серьезные резоны, которые побудили ее… Но тут она не выдержала и просто расхохоталась.

Ох уж эти милые красавицы! Всегда готовы щедро поделиться с мужчиной тем фунтом лиха, который Ева получила вместо сухого пайка при изгнании из рая. Ну ничего, он с этой шутницей рано или поздно поквитается. За ним не заржавеет!

Последующие дни были фейерверком совместных развлечений, за которыми Нортон и Орлин, впрочем, не забывали исправно и часто трудиться на ниве исполнения гавейновского требования — до потери дыхания и до седьмого пота.

Лишь через неделю Нортон улучил несколько минут для разговора с кольцом, да и то лишь потому, что Орлин вздумалось принять ванну по старинной методе — с водой и мыльной пеной. В каждой из бессчетного количества гавейновских спален имелся современный ультразвуковой душ — без брызг и мыла. Но женщины существа странные — отчего-то любят поплескаться в воде, понежиться в пене… Говоря по совести, Нортон и сам был бы не прочь поплескаться в воде и понежиться в пене. Но это как-то не по-мужски. Пустое баловство…

Как только Орлин удалилась в ванную комнату, Нортон мысленно убавил звук объемновизора, по которому передавали последние новости, и предался общению с кольцом.

Фоном этой беседы были парламентские вести. Казалось, диктор сидит прямо в комнате и, обращаясь непосредственно к Нортону, говорит:

— Представитель фракции Сатаны признал, что на этот раз им не удалось преодолеть президентское вето, но они надеются сделать это в самое ближайшее время. Речь идет лишь о нескольких дополнительных голосах. Достаточно малейшего раскола в рядах правящей…

— Колечко, — сказал Нортон, — я бы хотел поговорить с тобой. Кстати, есть у тебя имя?

Жим-жим.

— А хочешь иметь?

Жим.

— Погоди, сейчас что-нибудь придумаем. Ты у нас кольцо со змейкой. Мой палец для тебя как ствол… или как кролик для удава. И ты мой бедный палец давишь и давишь… Ага, нашел! Удавчик. Нет, лучше Жимчик. Ты у нас не давишь, а жмешь. Итак, нравится имя Жимчик?

ЖИМ!!! Было очевидно, что придумка очень и очень понравилась.

— Ну и прекрасно, Жимчик! Ты — исчадье Черной Магии?

Жим-жим.

— Ты произведение Белой Магии?

Жим.

Кольцо может и врать. Если оно продукт Черной Магии, то ему ничего не стоит солгать. Однако Нортон был склонен верить Жимчику. Не в характере Орлин пользоваться предметами, которые сработаны Злыми Силами. В чем, в чем, а уж в этом он может не сомневаться!

Оно. А почему, собственно говоря, оно?

— Жимчик, а ты, кстати, какого пола?

Жим. Жим. Жим.

— Ах, прости! Сейчас сформулирую правильно. Ты мужчина?

Жим.

— Вот и славно. Значит, имя Жимчик тебе действительно подходит. Теперь следующий вопрос. Если я правильно понял, у тебя есть и другие удивительные способности?

Жим.

Теперь надо было каким-то образом вытянуть из него нужную информацию. Нортон проворно соображал, как выстроить серию вопросов, чтобы добиться необходимого ответа.

— Какими еще способностями ты облада… Твои волшебные особенности в том, что ты способен делать, или в том, кто ты такой? Итак, в том, что ты способен делать?

Жим.

— В том, кто ты такой?

Жим.

— Стало быть, и в том и в другом?

Жим.

Замечательно. Очень любопытное существо! Кстати, оно одушевленное или нет?

Жимчик подтвердил обе части этого вопроса. Он и одушевленный, и неодушевленный одновременно.

— Ты умеешь принимать другую форму?

Жим.

— Ты можешь измениться по моей просьбе?

Жим.

— Послушай, — восторженно вскричал Нортон, — ведь ты способен стать настоящей змеей!

Жим.

Нортон стал обмозговывать услышанное. Какие преимущества дает такой вот Жимчик своему владельцу? Получается, бриллиантовоглазый дружок по приказу готов стать живым и спрыгнуть с пальца… А он, дурак, все норовил его снять силой, тогда как было достаточно любезно попросить кольцо покинуть руку!.. Теперь, вооруженный новым знанием, он может посылать кольцо на разведку: дескать, смотайся и погляди, а потом возвращайся для доклада на мой палец и отвечай своими сжатиями на расспросы!

Нортон почесал затылок, затем недобро ухмыльнулся и повелел:

— Жимчик! Иди и посмотри, что делает Орлин. Только с очень близкого расстояния посмотри!

Кольцо мигом подчинилось. Оно вдруг налилось ярким изумрудным светом и превратилось в настоящую крохотную змейку. Мелькнув хвостом, эта крохотная змейка шустро сползла с хозяйского пальца и шлепнулась на пол, стремительно утолщившись и удлинившись.

В новом облике Жимчик имел длину в пять-шесть дюймов. Если он и был страшен, то не размерами, а своей энергией и проворством. Нортон и ахнуть не успел, как Жимчик уже уполз в ванную комнату.

Не прошло и минуты, как оттуда раздался дикий визг. Через несколько секунд Жимчик вернулся. На его шкурке кое-где виднелась мыльная пена. Нортон подставил руку — змейка обвилась вокруг его пальца и опять превратилась в металлическое колечко в форме змеи. Точнее, в мокрое металлическое колечко в форме змеи.

— Она тебя видела?

Жим.

— Ты был совсем рядом с ней?

Жим.

— Она завизжала?

Жим.

— И стала плескать на тебя водой с мыльной пеной?

Жим.

— Хочешь добавить к этому еще что-нибудь?

В этот момент появилась кое-как завернутая в полотенце разъяренная Орлин — полуголая, мокрая, с мыльной пеной на плечах и груди.

— Чтоб подобных выходок больше никогда не было! — сердито сказала она, обращаясь к кольцу.

Нортон расхохотался. Он был отомщен.

Но тут Орлин сердито рухнула на него, и он тоже оказался весь в мыльной пене.

— Ах ты противный! Стоило мне дать тебе чуть-чуть времени — и ты сообразил, как пользоваться кольцом! Противный! Противный! — возмущенно приговаривала она, смахивая пену со своей груди ему в глаза.

Слава Богу, пена оказалась не едкой, в противном случае Нортону пришлось бы солоно!

— Запомни, если ты еще раз натравишь кольцо на меня, я вас обоих утоплю в мыльной пене!

— Жаль, что я не подпустил змейку той докторше! То-то была бы потеха!

Позже Нортон выяснил, что Жимчик превращается не просто в змею, а в змею ядовитую. Правда, его яд не является смертельным для такого крупного существа, как человек. Однако укушенный Жимчиком тяжело заболевает на несколько часов — да так, что и не чает выжить! Впрочем, без приказа Жимчик никого не цапнет. На восстановление яда нужны сутки. Стало быть, теоретически оружие змейки можно использовать только один раз в день.

Узнав это, Нортон сказал кольцу:

— Любопытно. Однако у меня нет врагов. Поэтому мы с тобой никого кусать не будем.

И тем не менее большое счастье, что Нортон узнал про ядовитые зубы Жимчика с опозданием. Нортоновское привычное человеколюбие могло дать осечку в тот гнусный момент, когда докторша смазывала палец в резиновой перчатке!

Орлин еще долго бушевала по поводу инцидента в ванной комнате. Не то чтобы она слишком перепугалась — ей было досадно, что Нортон так быстро разгадал секрет кольца. Как только она успокоилась, Нортон стал приставать к ней с вопросом, откуда у нее взялось это удивительное колечко. В итоге он узнал, что кольцо принадлежит семье Орлин на протяжении многих и многих поколений: переходит от родителей к детям, от супруга к супругу.

— Но это значит, что кольцо должно перейти к твоему ребенку! — воскликнул Нортон. — Я ведь формально не являюсь твоим супругом!

— Что мне формальности! — возразила Орлин. — Я… Я тебя… Ну, ты мне по душе, Нортон… И мне хочется, чтобы кольцо было у тебя.

— В таком случае я очень счастлив, что оно у меня, — сказал Нортон, нежно целуя свою подругу.

В следующем месяце она наконец забеременела. Ее поведение впечатляюще изменилось: уменьшилась страсть к развлечениям, Орлин стала завзятой домоседкой, думала и говорила лишь о предстоящем прибавлении в семье. Однако она сочла нужным предупредить Нортона:

— Не вздумай покинуть меня! Теперь ты мне нужен больше прежнего!

Насколько он ей нужен теперь — в этом Нортон уверен не был.

Зато он точно знал, что она необходима ему, что он без нее не может. Он лелеял надежду, что после рождения законного наследника все мало-помалу вернется на круги своя: Орлин станет прежней непоседливой резвушкой, они смогут вместе странствовать… Но если вдруг ничего не будет прежним… что ж, в любом случае он связан с Орлин неразрывными узами. Пусть и не по закону, но по крови-то он будет отцом! Формально не имея никаких обязательств по отношению к ребенку, разве он сможет запретить себе любить малыша?

Никогда прежде Нортон и в страшном сне не представлял себя в роли образцового «скучного» семьянина. Похоже, он глубоко ошибался. Теперь он находил в себе все нужное для этой роли. Когда Орлин сказала, что он ей необходим, что он должен остаться, ему и в голову не пришло спорить. Нортон подчинился с радостью и с готовностью. По сути, он был содержанкой мужского пола, жил за счет своей полусупруги. Но, подобно большинству содержанок женского пола, он не тяготился своим зависимым положением и отнюдь не рвался на свободу.

Время шло, и Орлин неуклонно расширялась в поясе. К Нортону мало-помалу перешли едва ли не все нехитрые домашние обязанности. Он не ворчал и не сопротивлялся. Можно было только диву даваться, глядя на перемены в его характере! Покорная домашняя лошадка, без всякого желания закусить удила и рвануть в прерию. Как видно, исходившее от него сияние сказало правду о глубинной природе его характера: он оказался верным другом для Орлин, нежным и заботливым. С повседневными домашними хлопотами такая богатая дама могла бы справиться и сама. Ей было дорого отношение Нортона, его неизменная эмоциональная поддержка. Он был стеной, на которую можно всегда опереться.

К большому облегчению Нортона, призрак не объявлялся.

Что касается второго соприкосновения с волшебством, то интерес Нортона к Жимчику оказался недолговечным. Шпионить было не за кем. Вопросов, на которые требовались бы мудрые ответы кольца, тоже как-то не возникало. Поэтому со временем хозяин перестал беспокоить Жимчика, и тот стал тем, чем был изначально, — украшением на руке.

С учетом прогрессирующей беременности они все реже и реже занимались постельной акробатикой. И очень скоро Орлин наложила полный запрет на секс: она опасалась навредить ребенку. Нортон порывался возобновить долгие прогулки по паркам, но Орлин отказывалась составить ему компанию, а в одиночку идти не хотелось — ему претило надолго отлучаться от нее.

В результате Нортон стал много времени проводить перед объемновизором, пристрастился к историческим программам. Ему обрыдли передачи о защите окружающей среды: природу он любил и не нуждался в том, чтобы ему внушали вдумчивое отношение к ней. Зато изучение истории было ему по сердцу: он мог заморить червячка непоседливости, который жил в его душе и звал в путешествия во времени и пространстве. Коль скоро Нортон так прочно влез в домашние тапочки в апартаментах Орлин, он поневоле задвинул в дальний угол сознания свою врожденную охоту к частой перемене мест. Путешествие в мир истории давало хоть какой-то выход неуемному духу странствий.

Сверх этого Нортон занялся интерактивными учебными телекурсами сразу по нескольким дисциплинам. Особенно его увлекла география Земли и планет Солнечной системы. Знать больше о Марсе, Венере, Меркурии!.. А как любопытна астрономия! Какой чарующий мир открывается внутри Млечного Пути

— все эти бесчисленные скопления галактик… О, если б он мог самолично исследовать далекие звездные миры!..

В положенный срок родился ребенок. Орлин так и сияла. Она выполнила свой долг — произвела на свет наследника. Это был мальчишка-крепыш, который странным образом оказался в большей степени похож на Гавейна, чем на Нортона. Новорожденного назвали Гавейн Второй.

Нортон неизбежно почувствовал себя не в своей тарелке. Его «работа» закончена, он волен идти на все четыре стороны… Но уйти заставить себя не мог. Да и Орлин явно не собиралась прогонять его.

— Как только Гавейнчик подрастет настолько, что его можно будет оставлять с нянькой, мы опять займемся тем самым, приятным, — пообещала она, игриво улыбнувшись.

Однако на деле все оказалось не так просто.

Орлин никаких нянек к ребенку так и не подпустила. Ей претила мысль, что за ее Гавейнчиком будет ухаживать другая женщина, робот-нянька или голем-нянька. Образцовая мать, она все хотела делать сама. Ведь и сосватали ее призраку именно поэтому — в уверенности, что из нее получится идеальная мамаша.

Все помыслы Орлин сосредоточились на крошке. Чувство долга понуждало ее изредка замечать и Нортона, и тогда он получал что-нибудь из остатков ее внимания. Конечно, говорят, остатки сладки. Но разве не обидно тому, кто привык к полному меню, питаться крошками с барского стола…

Орлин настояла на том, что будет сама кормить ребенка грудью — дескать, это наиболее естественный вариант. Пеленки она стирала тоже сама — и вручную, потому как «при машинной стирке используется всякая химическая дрянь». Купание — тоже по старинке. Ультразвуковой душ малышу вреден — «ультразвук может повредить его неокрепшую нервную систему». Словом, хлопотам Орлин не было конца; за всем она хотела проследить сама, и во всем у нее были свои принципы. Исходя из собственного понимания того, какой должна быть идеальная любящая мать, она с лютым энтузиазмом следовала всем заповедям этой канонической любвеобильной матери.

Не Нортону было спорить с ней — он тоже был сторонником всего естественного.

Хотя некоторая оголтелость борьбы Орлин за «натуральное материнство» все-таки раздражала его. Прежде всего потому, что Орлин практически полностью устранила Нортона из процесса ухода за ребенком. В апартаментах была чертова уйма всякого современного оборудования, которое могло бы стократно облегчить хлопоты Орлин вокруг младенца, но она ничем не пользовалась. Нортон каким-то образом оказался частью этого невостребованного современного оборудования — его помощь классифицировалась как противоестественная. Веками женщины взращивали младенцев без вмешательства мужчин — вот и Орлин прекрасно справится сама!

Внук был показан родителям Гавейна. Дедушка и бабушка согласно решили, что Гавейнчик — точная копия своего отца. Это растрогало их до слез. Разумеется, Орлин посещала стариков без Нортона, присутствие которого было бы в высшей степени неуместно.

Мало-помалу Нортон впал в черную меланхолию. Конечно, это было глупо. Он искренне радовался счастью Орлин. Что касается двусмысленности собственного положения, так он о ней знал с самого начала. И тем не менее не мог обрести душевного равновесия в сложившейся ситуации. Ведь он надеялся, что рождение ребенка вернет ему Орлин и она будет принадлежать ему, Нортону, с прежней полнотой. Теперь стало очевидно, что младенец оттянул на себя все ее внимание, и это, похоже, необратимо.

Нортон, покоряясь многомесячной привычке, простодушно возомнил, что все это хотя бы отчасти принадлежит ему — и владения Гавейна, и ребенок, и Орлин. Он привык к роскошному образу жизни, привык к постоянному вниманию молодой красивой женщины. Теперь он со всей очевидностью понял, что эта жизнь избаловала его. Не зря Орлин еще в самом начале сказала, что он возмечтал о слишком многом. Пришла пора умерить аппетит…

А тут еще и призрак вернулся.

Впрочем, это была хоть какая-то перемена, и Нортон едва ли не обрадовался появлению Гавейна.

— Ну, дружище, я дал тебе целый год, — сказал призрак. — Чем отчитаешься?

— Все в порядке, — отозвался Нортон. — Теперь у тебя есть законный наследник.

— О-о! Гром и молния! — вскричал Гавейн и на радостях сделал антраша в воздухе. — Наконец-то я обрел свободу и волен удалиться в Рай!

Гавейна ждет Рай? Хорошенькая новость!

Раздраженно пожав плечами, Нортон сказал:

— Ну, куда теперь направиться — решай сам. В Рай так в Рай… Я бы на твоем месте хотя бы взглянул на младенца. Он сейчас в спальне — спит в своей колыбельке.

— Но я не смогу войти. Там Орлин.

— Насколько я знаю, она в кухне, стряпает для ребенка. Хочет, чтобы его первая твердая пища была наивысшего качества.

Призрак на несколько минут исчез в спальне. Вернулся он мрачнее тучи.

— Мальчишка слишком, слишком похож на меня.

— Ты имеешь что-нибудь против этого?

Гавейн нервно прошелся взад-вперед по комнате.

— Вот что, Нортон, я должен тебе кое в чем признаться. Во время моего годичного путешествия я познакомился с несколькими занятными персонами.

— Обычное дело. Когда путешествуешь, встречаешься с разными интересными людьми. С чего бы мне осуждать тебя за это? Я сам завзятый бродяга.

— Я познакомился с инкарнациями.

— С кем, с кем?

— С инкарнациями. Точнее, с двумя из них. С Войной и с Природой.

— Извини, Гавейн, я что-то не понимаю, про что ты толкуешь.

— Инкарнации — суть персонифицированные основополагающие понятия или силы. Существует уйма инкарнаций. Но важнейших всего лишь несколько. У них своя иерархия. Каждая инкарнация как бы в ответе за то, что она олицетворяет… Короче, я веду к тому, что я имел беседу с Природой, Зеленой Матушкой Геей, и она пообещала вложить мою сущность в моего наследника.

Нортон весь напрягся. Он не мог сразу сообразить, насколько серьезна и чем чревата эта информация.

— Что ты подразумеваешь под «сущностью»? — осторожно осведомился он. — Биология знает только кровное родство, а все эти навороты… Ты никак не можешь быть отцом ребенка Орлин — я имею в виду, в полном смысле этого слова.

— Ха! «Биология»! В том-то и дело, что могу… если Природа пожелает! Я наблюдал кое-что из того, на что она способна. Очень впечатляюще! Не хотел бы я чем-нибудь рассердить эту почтенную матрону!.. Так вот, в качестве исключительной любезности, она дала мне слово…

— Погоди, ты хочешь сказать, что встречался с подлинным воплощением Природы, с конкретной персоной, которая может изменить естественный ход вещей…

— Ну да!

— Получается, что ты, благодаря магическому вмешательству, являешься кровным отцом Гавейнчика?

— Полагаю, что так, — кивнул призрак. — Сказать по совести, рядом с Матушкой Геей мне было не слишком-то уютно. Поэтому я поспешил поскорее убраться и не мог воочию удостовериться в том, что она сдержала свое слово. Мне только остается верить в ее порядочность… Конечно, дружище, малодушно с моей стороны. Я призрак, и мне вроде как нечего терять… Однако я здорово перетрусил рядом с госпожой Природой. Она может тако-о-о-е… да в общемто все они могут тако-о-о-е!.. Совсем другой вид силы — и такой страшный!

Заметно побледневший Гавейн стер со лба воображаемый пот. После паузы он промолвил:

— Но вот о внешнем сходстве я как-то не подумал.

— Ребенок действительно чрезвычайно похож на тебя! Я полагал, это просто совпадение, парадоксальная игра случая…

— Нет, это работа Матушки Геи. Наверное, она самая сильная среди земных инкарнаций, хотя я бы не хотел ссориться ни с одной из них.

Нортон не спешил верить всему услышанному. Однако к госпоже Природе он относился с должным благоговением. Если инкарнация Природы существует на самом деле, она должна быть восхитительной, могучей и прекрасной…

— А чем ты, собственно говоря, не доволен? — спросил он призрака. — Матушка Гея свое обещание выполнила. Ведь так?

Гавейн зашагал по комнате с удвоенной яростью — напоминая зверя в клетке. Имей он реальный человеческий вес, ковру бы крепко досталось.

Наконец он остановился, горестно вздохнул и сказал:

— Дело в том, что в нашем роду гуляет наследственная болезнь. Она передается из поколения в поколение. Мой старший брат умер от нее. Поэтому-то я и стал владельцем всей этой обширной собственности. Злодейка, сидящая в наших генах, убивает в раннем возрасте — редкий больной доживает до десяти лет. А в самое последнее время она повадилась укладывать в гроб даже младенцев.

— Погоди, тебя-то убил дракон! И тебе было больше десяти лет, когда ты погиб!

— Меня раздавил аллозавр!

— Какая разница! Главное — тебя погубила отнюдь не наследственная болезнь.

— А я и не говорил, что все члены нашего рода умирают от этой болезни. Однако она затаилась в моих генах.

Нортон начал догадываться. Теперь и он стал мрачнее тучи.

— То есть…

— Да, дружище, я увидел явственные признаки болезни. Мальчик обречен.

— Да брось, Гавейн! Малыш так и пышет здоровьем! Орлин самым тщательным образом следит за его состоянием…

— Наша родовая болезнь не проявляется у новорожденного. Она как бы наполовину психическая: сперва затрагивает и коверкает сознание, а уж только затем сперва калечит, а потом и убивает тело. Эта болезнь — проклятие во всех смыслах: ее жертва обречена на короткую жизнь и на вечные муки в Аду. Никакой доктор не распознает ее — тем более в наше время, когда врачи так скептически относятся ко всему сверхъестественному. Нынешние лекари в своей гордыне полагают, что им известно все, а то, чего не показывают их мудреные приборы… ну, того просто не существует. А действительность хитрее приборов…

Гавейн досадливо передернул плечами.

Похоже, он не ломал комедию, а и впрямь различил роковые симптомы — или уверил себя, что видит их.

— Ты говоришь, эта болезнь или убивает в нежном возрасте, или милует, — потерянно пробормотал Нортон. — Но если ты ошибаешься насчет явных признаков… возможно, Гавейнчик проскочит опасный возраст — и все будет в порядке… Ведь так?

— Да, болезнь убивает только детей. Исключительно детей. Но когда появляются первые симптомы, очевидные для докторов, уже поздно, ребенок обречен. Не исключено, что поздно лечить младенца с подобной наследственной патологией уже в первую же секунду после рождения. Болезнь неизлечима, неотвратима. Жертва тает, тает — и все, конец… Это как гниение дерева изнутри…

— Не сомневаюсь, что современная медицина и современная магия…

Гавейн мрачно тряхнул головой.

— Нет, — сказал он. — Чтобы спасти моего старшего брата, перепробовали все. И тем не менее он скончался в возрасте семи лет. Мне было тогда четыре года, но я хорошо помню… — Гавейн снова мрачно тряхнул головой и горестно запричитал: — Ох-ох-ох, не стоило мне соваться не в свое дело, не стоило попусту извращать законы природы. Я все испортил, я все изгадил! Не будет теперь у меня наследника! О горе мне, горе, горе!..

Гавейн стал рвать на себе волосы.

Хотя со стороны этот трагический жест в исполнении призрака выглядел достаточно комично, Нортону было не до смеха. Сомнительно, что Гавейн его дурачит. Выходит, ситуация и впрямь жутковатая…

Тут Нортона вдруг осенило.

— Отчего бы нам не посоветоваться с Жимчиком! — воскликнул он. — А ну как он знает ответ!

— Что еще за Жимчик?

— Мой добрый друг.

Нортон прикоснулся к кольцу, чтобы разбудить его, хотя не был уверен, что металлическая змейка когда-либо спит.

— Жимчик, отправляйся к маленькому Гавейну. Я хочу знать, болен ли он той смертельной болезнью, которая передается из поколения в поколение в роду Гавейна.

Жимчик ожил, соскользнул на пол с его пальца и уполз в спальню. Призрак с интересом проследил за метаморфозой кольца в живую изумрудную змею.

— Где ты раздобыл эту штуковину? Она не является частью моих сокровищ.

— Это кольцо дала мне твоя супруга. В награду за ребенка.

Гавейн брезгливо передернул плечами.

— Ясно, — сказал он. — С тех пор как меня укокошила рептилия, я их всех на дух не переношу — и крупных, и мелких… А этот гад ползучий не укусит ли часом ребенка?

— Нет-нет. Он его даже не напугает. Просто взглянет на малыша и вернется.

Через несколько мгновений Жимчик появился из спальни, заполз на подставленную руку, обвился вокруг пальца и снова превратился в металлическое кольцо.

— Маленький Гавейн болен? — спросил Нортон.

Жим.

У Нортона в животе похолодело от ужаса.

— Ты уверен?

Жим.

— Как долго он проживет? Сколько лет?

Жим.

— Только один год? — ошарашенно переспросил Нортон.

Жим.

— Итак, он отвечает — только один год? — хмуро сказал Гавейн.

— Да, именно так, — с тяжелым сердцем подтвердил Нортон. — Разумеется, Жимчик может и ошибаться… Он не силен в математике.

— Увы, он прав. Я видел недвусмысленные признаки заболевания. А сколько проживет мальчик — уже неважно. Год или семь лет — какая разница, если ему все равно суждено умереть…

Призрак снова зашагал по ковру с яростью зверя в клетке.

— Ох уж эта Зеленая Матушка! — воскликнул он через некоторое время. — Ведь, небось, знала, старуха чертова! Все заранее знала! Мне бы, болвану, сразу сообразить, когда она с такой готовностью взялась оказать мне услугу! Как же до меня не дошло, что она неспроста так раздобрилась!..

— Послушай, эти инкарнации, о которых ты столько говорил, они… они относятся к силам Зла?

— Огульно про них ничего сказать нельзя. Сатана — воплощение Зла. Бог — воплощение Добра. Большинство же инкарнаций как бы нейтральны. Хотя, по-моему, большинство относится более благожелательно к Добру… или по крайней мере к существующему миропорядку. Что же касается Природы, или Геи, или Земли-Матери, то она… она просто непредсказуемая. Если ее чем-то разозлишь — жди большой беды. Но загвоздка в том, что не всегда знаешь, когда и чем ты ее разозлил. Порой она — сама доброта, и тогда дары ее благостны; а иногда такое отмочит, такое отчубучит!.. О-о, будь моя воля, я бы ее, каргу злобную… Всю загробную жизнь мне отравила, все в моей душе перековеркала!..

Нортон воздержался от комментариев. Про себя он подумал, что если персонифицированная Природа существует, то ей трудновато держать в памяти все детали наследственности одного из миллионов и миллионов детей, которым предстоит родиться на Земле. Возможно, добрая старушка и не хотела насолить Гавейну. Быть может, тут просто недосмотр с ее стороны… Но Гавейн сейчас был в таком воинственном настроении, что доводы в пользу Матушки Геи не пришлись бы ему по вкусу. Поэтому Нортон, выдержав паузу, заговорил о другом.

— В любом случае, — сказал он, — мы должны показать ребенка медицинским светилам. Даже если они бессильны его спасти — попытаться следует. В медицине случаются неожиданные прорывы — порой болезни, бывшие смертельными при жизни одного поколения, становятся излечимыми при жизни следующего. Доктору, который следит за здоровьем Орлин и младенца, стоило бы изучить историю болезни твоего брата и сравнить симптомы. Организуешь?

— Ладно, — угрюмо согласился Гавейн. — Только Орлин поставишь в известность ты.

— Это может сделать доктор.

— Может — в стиле этих самоуверенных ребят. Некоторые доктора любят покрасоваться — в ущерб человечности… Послушай, Нортон, даже я, человек грубый и к сантиментам не склонный, — даже я понимаю, что у тебя это лучше получится.

Нортону вспомнилось чудо в белом халате, которое, шелестя резиновыми перчатками, ошарашило его афористичным «Так забавнее». Он вздохнул и согласился с Гавейном.

Призрак незамедлительно исчез. Нортон удрученно поплелся на кухню к Орлин.

Поначалу она попросту не поверила его словам. Однако семейный доктор, основываясь на историях болезни других членов рода Гавейна, провел предельно тщательное обследование младенца — с применением новейших методов диагностики, в том числе и магической. Его вывод был неутешительным. Орлин пришлось поверить.

И тогда она озлобилась на всех и вся. Она возненавидела и Гавейна, и Природу, и Нортона, и саму себя. В голове ее рождались невероятнейшие планы, как спасти маленького Гавейна. Она готова была заключить сделку с любыми силами Света или Тьмы, лишь бы уберечь младенца. Увы, как и следовало ожидать, все ее полубезумные прожекты не дали никакого результата. Тогда Орлин впала в полное уныние, близкое к прострации. Ничто не могло утешить ее.

Да и Нортон был не в лучшем состоянии. Ему оставалось лишь бездеятельно и тупо наблюдать со стороны, как стремительно ухудшается здоровье ребенка, и безрадостно констатировать, что Гавейн прав и болезнь становится с каждым новым поколением безжалостнее и быстротечное.

Поскольку теперь стало совершенно очевидно, что любовь Орлин к ребенку была многократно сильнее ее любви к «заместителю мужа», то и в роли утешителя Нортон потерпел горестное фиаско. Материнское начало в Орлин было намного сильнее «женского», то есть она была от природы лучшей матерью, чем любовницей и женой. Нортону приходилось смириться с тем, что он занимает подчеркнуто второстепенное место в ее жизни.

Что касается призрака… тот он просто исчез.

Развязка наступила в предсказанное время: младенец умер, немного не дожив до года. Они ждали неизбежного, но оказались не готовы к нему. Все свершилось внезапно и стремительно.

Орлин, вся в черном, часами сидела у колыбели со страшно исхудавшим умирающим мальчиком. Казалось, и она стоит одной ногой в могиле: за эти месяцы она истаяла, стала тенью той красавицы, в которую Нортон некогда влюбился с первого взгляда. И медицина, и магия оказались бессильны. Нортон и Орлин беспомощно присутствовали при постепенном умирании маленького Гавейна. Это было душераздирающее зрелище.

А потом пришла смерть. Пришла в буквальном смысле — персонифицированная. Это был мужчина в черном одеянии, с накинутым на голову огромным капюшоном. Орлин увидела его первой и сдавленно вскрикнула, стараясь руками прикрыть, защитить младенца.

Незваный гость помедлил у колыбели, и Нортон нашел в себе мужество попристальнее рассмотреть его. В первый момент господин Смерть был полупрозрачным призраком, но постепенно он обрел иллюзорную телесность.

— Послушайте, — воскликнул Нортон, — зачем вам это нужно? Зачем вы это делаете? Кто вы такой, что позволяете себе причинять людям такое горе?

Мрачный пришелец повернулся к нему. Нортон разглядел то, что было под капюшоном: никакого лица, лишь голый череп с пустыми глазницами.

— Скорблю, что вынужден так поступать, — сказал черный человек неожиданно мягким и проникновенным голосом. — Я — Танатос. Мой долг — забирать души тех, чей жизненный срок истек.

— Вы — инкарнация Смерти?

— Да.

— И вам по душе похищать из жизни невинных младенцев?

Черный капюшон Танатоса повернулся сперва в сторону Орлин, затем в сторону колыбели. Наконец пустые глазницы снова уставились на Нортона. Танатос приподнял широкий рукав, под которым оказались массивные черные часы. Жуткий палец скелета, без кожи и мяса, тронул циферблат, после чего Танатос сказал.

— Смертный, мы можем побеседовать несколько минут. Проследуй за мной.

Нортон взирал на мрачную фигуру с почтением, к которому примешивались и страх, и ненависть. Рассказам Гавейна об инкарнациях Нортон никогда до конца не верил — если они и существуют, думал он, то это какие-то сложные мистификации. И вот перед ним Танатос, и трудно оспаривать то, что видят твои собственные глаза… Как ни удивительно, воплощение смерти не показалось ему бессердечным и равнодушным. Быть может, этим можно как-то воспользоваться?..

Танатос и Нортон вышли из комнаты.

Орлин даже не пошевелилась. Она застыла возле колыбели, все так же простирая исхудалые руки над ребенком — в исступленной попытке защитить его. Вид безутешной матери был страшен. Спутанные и потерявшие блеск волосы, кости лица пугающе обтянуты кожей… Лишь ее огромные глаза оставались прекрасны. Казалось, что она больше не дышит. Казалось, что время в комнате остановилось…

Нортон со своим страшным спутником вышел из апартаментов Гавейна. В коридоре стоял конь бледный, статный красавец. Как ни странно, Нортон отчего-то нисколько не удивился, увидев его. Танатос вскочил на коня, а Нортон без колебаний сел у него за спиной. Скакун рванул вперед.

Нечувствительно проницая стены, конь проскакал здание насквозь и начал перебирать копытами в воздухе — при этом всадники не почувствовали никакой перемены. Через несколько мгновений они, словно по невидимой наклонной дороге, добрались до ближайшего обширного парка. Танатос и Нортон спешились на лесной поляне и присели для беседы на ствол поваленного дерева.

Конь бледный щипал травку в стороне. Нортон был спокоен. Неизвестно почему, разговор со скелетом уже не казался ему из ряда вон выходящим событием. Он был весь сосредоточен на теме переговоров.

— Хочу ввести вас в курс дела относительно ребенка, — сказал Танатос. — Сей младенец, вопреки очевидному, отнюдь не невинный. Он в равновесии. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Не очень. Вы его что — взвешивали?

Нортону показалось, что череп улыбнулся, — хотя какая может быть улыбка при отсутствии лица?

— Да, в определенном смысле я его взвешивал, — сказал Танатос. — Точнее, его бесплотную душу. У меня есть особенные весы для сортировки душ. Если злые поступки человека перевешивают добрые, я отсылаю его в Ад. Если наоборот — то в Рай. Это правда, что человек обладает свободной волей и прижизненным поведением определяет свой жребий за гробом. Однако некоторые души находятся в равновесии, то есть накопили в себе к моменту смерти равное количество добра и зла. Таких я отсылаю в Чистилище.

— Вы хотите сказать, что Рай, Ад и Чистилище не плод вымысла, а совершенно реальные места?

— Нет, это не реальные места, — ответил Танатос. — Это скорее реальные состояния. Рай, Ад и Чистилище, равно как и некоторые из инкарнаций, существуют исключительно в нашей культуре, благодаря достаточно сильной вере в них. В других культурах иные системы. И у меня очень мало клиентов в этих других культурах, где преобладают другие верования и где смерть имеет иное олицетворение.

— Извините, но я-то никогда не верил ни в Рай, ни в Ад, ни в инкарнации! — воскликнул Нортон.

— Сознательно — быть может. Однако способны ли вы поручиться за то, что таится в сокровенных глубинах вашей души? Скажите, вы верите в Добро и Зло и в свободу выбора?

Важнейший вопрос! И очень кстати!

— Оставим меня, — сказал Нортон. — Ребенок… откуда взяться злу в его душе? Он никому не причинил вреда. Наоборот, он — жертва недобрых обстоятельств, созданных другими… которые способны более или менее сознательно верить в Добро и Зло и свободно выбирать между ними!

— Верно. Матушка Гея весьма и весьма сожалеет о том, что произошло. По досадному недосмотру ее дар Гавейну оказался с изъяном. Когда она обнаружила свою ошибку, было уже поздно что-либо менять. Матушка Гея не в силах преступать собственные законы — она может лишь изредка раздвигать их рамки… Она неимоверно могуча, но у нее такое невероятное количество дел! Видя смертного, который за гробом так истово старается стать лучше, нежели он был при жизни. Зеленая Мать умилилась и захотела оказать ему услугу. Из-за большой занятости она не до конца вникла во все обстоятельства дела

— вот и вышел досадный конфуз. Да, инкарнациям тоже случается совершать ошибки — и даже горшие, чем ошибки смертных.

— Хорош «конфуз»! Он стоит человеческой жизни! — возмущенно воскликнул Нортон.

— Гавейну будет дан второй шанс, — заявил Танатос. — Гея, сознавая свою вину, решила компенсировать промах. Она уже переговорила с Клото, одной из богинь Судьбы, и они пришли к соглашению.

— Ребенок выздоровеет?

— Нет, младенец безнадежен. Гавейну будет дарована возможность жениться вторично, и на этот раз более удачно.

У Нортона холодок пробежал по спине.

— Жениться вторично? — переспросил он. — Стало быть, он разведется с Орлин?

— Нет.

— Значит, она родит ему второго ребенка? Не понимаю… Он что — должен вторично жениться на Орлин?

— У Орлин не будет второго ребенка. Большая часть зла, в котором повинен этот младенец, именно в том и состоит, что он — причина безвременной смерти собственной матери.

— Безвременной смерти? — в ужасе переспросил Нортон.

— Мне горько сообщать это вам, но таков неизбежный ход вещей. Быть может, вам будет легче, если вы узнаете всю подоплеку событий. Вы непричастны к этой драме. Вся тяжесть вины — на ребенке.

— Но ребенок ничего дурного не сделал!

— Ребенок вот-вот умрет. И этим убьет свою мать.

— Ребенок не выбирал — умирать или жить! Это несправедливо!

— Если так, то, значит, грех отца лег бременем на невинную душу сына. Не вмешайся Гея, ребенок был бы здоров. У вас, Нортон, отличные гены.

— Не сомневаюсь, — с горечью отозвался Нортон. — В моем роду сплошь здоровяки и долгожители… И все же в этом перебросе греха есть что-то нелепое, бесчестное. Ведь отец ребенка как бы я…

— Я не смею сказать, что система, которой я служу, идеальна, — мягко возразил Танатос. — Но изменить ничего нельзя. Вы абсолютно ни в чем не виноваты — ни по отношению к ребенку, ни по отношению к его матери. Вы должны понять, что загробная судьба ребенка пока до конца неясна, тогда как путь матери очевиден — в Рай. Она — чистое, доброе существо. Такой она была в радости, такой осталась и в горе. Ее безвременная кончина от тоски

— недобрый поступок по отношению к близким, но сие малое зло не повредит ее запредельной судьбе… Я надеюсь, что полное знание всех обстоятельств избавит вас от ненужных страданий. Вы хороший человек и проживете всю жизнь в союзе с Добром, если выйдете с неисковерканной душой из горнила этого испытания.

— Как трогательно, что Смерть заботится о моем нравственном комфорте! — воскликнул Нортон с горькой усмешкой. — Вы объявляете, что мой ребенок… то есть ребенок Гавейна должен умереть. Вы объявляете, что моя любимая женщина должна умереть. И при этом вы предлагаете мне все понять, на все наплевать, расслабиться и наслаждаться жизнью! Чего ради вы затеяли весь этот разговор? Стоило ли так напрягать себя?

— Потому что я не люблю бессмысленные страдания, — наисерьезнейшим тоном ответил Танатос. — Смерть есть неизбежность, коей не дано избежать ни единому живому существу. Я за всяким приду в свое время. И это справедливо, потому что венец праведной жизни — праведная смерть. Однако сами по себе обстоятельства смерти могут быть разными. Я решительно предпочитаю не усугублять эти обстоятельства излишней жестокостью. А значит, не должно длить сверх меры агонию умирающего или, наоборот, каким-либо образом укорачивать срок жизни, отпущенный человеку Атропос.

— Атропос?

— Это третья из воплощений Судьбы, одной из важнейших инкарнаций. Клото прядет нить человеческой жизни, Лахесис, так сказать, определяет ее окрас, ну а Атропос в назначенный час обрезает эту нить. Смерть человека ложится тяжким бременем на души тех, кому он был дорог. Поэтому значительная часть моих забот — не о мертвых, а о живых, таких, как вы. Я испытываю сострадание к смертным, потому что им действительно приходится порой очень и очень нелегко.

— Сострадание! — насмешливо передразнил Нортон.

— Да, в это трудно поверить, еще трудней это понять и принять, но Смерть искренне сочувствует смертным.

Нортон нашел в себе мужество пристально вглядеться в пустые глазницы черепа. Что-то подсказывало ему — это жуткое нечто, этот страшный Танатос и в самом деле способен на сострадание. Он пытается уврачевать рану, которую же сам и наносит. В конце концов Танатос лишь исполнитель чужой, неведомой воли… Но эта чужая, неведомая воля… нет, Нортону она не нравится!

— И это все? — не без раздражения спросил Нортон. — Вы потратили столько своего драгоценного времени на то, чтобы избавить меня от угрызений совести?

— Разве на это не стоит потратить время? — возразил Танатос. — А впрочем, я и секунды не потерял, потому что время стоит на месте. — Знакомым жестом он поднял широкий рукав и показал массивные черные часы. — Я коснулся их — и остановил время, чтобы иметь возможность без спешки побеседовать с вами.

— Спасибо, — сказал Нортон.

После всего, что произошло, ему уже не стоило труда поверить в остановленное время. Он припомнил странную окаменелость Орлин, когда он вместе с Танатосом покидал комнату, где лежал умирающий младенец. Да и лес был как зачарованный — ничто в нем не двигалось, кроме них самих и бледного коня. Хоть бы один листочек трепыхнулся, хоть бы одна тень шелохнулась! И облака словно вмерзли в небо. За разговором Нортон не обращал внимания на все это. Теперь же он с ясностью видел могущество сверхъестественных сил.

— Наверно, удобно иметь такие часики и распоряжаться временем по своему капризу, — не без иронии заметил он.

— Ну, у вас есть приспособление покруче, — сказал Танатос. — Как раз это и стало второй причиной, побудившей меня отложить дела ради встречи с вами.

— Второй причиной? А какая же первая?

— То, что вы сумели почувствовать и увидеть меня. Очень немногие люди из тех, кого судьба умирающего не затрагивает напрямую, способны заметить приближение Смерти.

— Это так естественно! — с жаром воскликнул Нортон. — Я люблю Орлин. И все, что затрагивает ее, близко и моему сердцу!

— Вы доказали это тем, что увидели меня. А я в свою очередь увидел… ваше кольцо.

Нортон рассеянно покосился на свою левую руку.

— А-а, ну да, — сказал он. — Это Жимчик, подарок Орлин.

— Можно только диву даваться, — заметил Танатос, — какой силы волшебный заряд вложен в такую фитюльку! Тот, кого вы называете «Жимчиком», имеет демоническую природу и почти так же стар, как сама Вечность.

— Но он не принадлежит к силам Тьмы! — горячо возразил Нортон. — Каким же образом он может иметь демоническую природу?

— Демоны, как и люди, бывают разными. Этот демон хороший — покуда он исправно служит Добру. Большая удача — иметь подобного слугу. Если он действительно подчиняется вам, считайте себя счастливчиком.

Такой поворот разговора оказался настолько неожиданным, что мысли Нортона на некоторое время отвлеклись от главной, трагической темы их беседы.

— Жимчик, — обратился он к кольцу, — скажи мне, Танатос действительно тот, кем он себя называет?

Жим. Жим. Жим.

— Значит, тебе нужно сперва проверить это? Каким образом? Притронуться к нему?

Жим.

— Вы не будете возражать? — спросил Нортон Танатоса.

Танатос мотнул черепом — дескать, извольте.

— Приступай, Жимчик.

Жимчик соскользнул с руки хозяина и быстро пополз в сторону черной фигуры в капюшоне. Танатос сделал нечто странное. Он потянул безмясые костяшки своей левой руки — и снял их. Это оказался просто рисунок поверх тонкой перчатки. А под перчаткой была нормальная рука — из плоти и крови. Даже с грязью под ногтями.

Танатос протянул руку в сторону Жимчика, который быстро лизнул ее, как будто пробуя на вкус. Затем змейка шустро вернулась на безымянный палец хозяина. А Танатос тем временем снова надел на левую руку облегающую перчатку — и его рука опять превратилась в жутковатую конечность скелета.

Даже теперь, зная секрет и внимательно приглядываясь, Нортон не мог различить обман. Он почему-то был уверен, что и на ощупь рука Танатоса оказалась бы рукой скелета.

— Ну так что? — спросил Нортон у Жимчика, когда тот угомонился на его пальце и превратился в кольцо. — Танатос настоящий?

Жим.

— И все, что он мне говорит, — правда?

Жим.

— Он из числа хороших?

Жим.

Этого было достаточно. Жимчику Нортон доверял.

— Прежде я не очень-то верил в вас — просто был заинтригован вашей таинственной персоной, — простодушно сказал Нортон. — Теперь я убедился, что вы действительно Танатос… Я искренне благодарен вам за доброе отношение ко мне… Но все равно попытаюсь спасти Орлин!

— В этом нет ничего неожиданного для меня. Такова уж ваша натура. Благодаря таким упрямцам, как вы, мир становится лучше.

Танатос поднялся с поваленного ствола, на котором они сидели, и мрачно протянул руку своему собеседнику.

Вконец озадаченный Нортон тоже встал и пожал руку Смерти. На ощупь это действительно была рука скелета.

— Морт! — кликнул Танатос своего коня. Тот сразу же приблизился к хозяину. Танатос и Нортон вскочили на чудесного скакуна и стремительно проделали обратный путь — по воздуху и затем сквозь стены небоскреба.

На этот раз Нортон был более внимателен и заметил окаменелость людей во всех коридорах и комнатах. Особое впечатление на него произвел один парень в спортивном зале — время остановилось в тот момент, когда гимнаст делал сальто-мортале. И так и висел в воздухе, согнувшись в три погибели — лучшее доказательство того, что Танатос и впрямь «заморозил» время!

И это легким прикосновением к циферблату своих магических часов!.. Каким невероятным могуществом обладает инкарнация Смерти, если ей, дабы просто поболтать со смертным, ничего не стоит остановить ход времени — походя, небрежным жестом шахматиста, сделавшего свой ход!

Наконец конь бледный остановился в апартаментах Гавейна — в комнате, где умирал младенец. Танатос и Нортон спешились. Орлин, словно мраморная статуя, оставалась в прежней позе — защищая руками ребенка. Танатос вновь коснулся циферблата своих часов.

Напоследок Нортон сказал:

— Э-э… спасибо… за все…

Обращенные к Смерти слова благодарности прозвучали довольно неуклюже.

Нортон нисколько не смирился с бессмысленной жестокостью происходящего. Однако теперь он по крайней мере не винил во всем Танатоса.

Ответом на благодарность был торжественный кивок демона в черном.

Время возобновило свой бег.

Танатос шагнул к колыбели и потянулся за ребенком. Глядя на него округлившимися от ужаса глазами, Орлин пронзительно закричала:

— Нет! Нет! Прочь, Смерть! Он тебе не достанется!

Рука Танатоса на мгновение замерла.

— Крошка страдает, — сказал он. — Я освобожу его от боли.

— Нет! У нас есть лекарства для облегчения боли!

Орлин хотела в гневе оттолкнуть Танатоса, но руки ее пронзили пустоту, как если бы он был призраком. Это для Нортона он был «плотным» существом, но не для нее.

— Смерть приходит в положенный срок — и срок пришел, — с печалью в голосе возразил Танатос. — Ведь вы не хотите длить его страдания, правда?

— Тут он стремительно наклонился к ребенку и выхватил его душу из тела — в руках Смерти мелькнуло что-то прозрачное, неопределенной формы.

Дыхание младенца пресеклось, личико вдруг обмякло и навеки застыло — с таким выражением, будто маленький Гавейн наконец испытал несказанное облегчение.

Орлин без сознания рухнула на пол.

Танатос обернулся к Нортону.

— Как мне ни жаль, — сказал он, — но это мой долг.

Он сложил забранную у младенца душу и аккуратно спрятал ее в свою черную суму. После чего вышел вон, ведя под уздцы своего коня.

Нортон был сам не свой от горя. С могильным холодом в душе он подхватил с пола бесчувственное тело Орлин и положил его на диван. Какой легкой оказалась его любимая! Муки последних месяцев до последней степени источили ее здоровье.

Затем он сделал необходимый телефонный звонок и сообщил о смерти.

Девушка на экране видеотелефона деловито кивнула. Для нее это рутина. Она не может почувствовать тот же ужас, который…

Когда все довольно долгие формальности были закончены, Нортон отключил связь и вернулся к Орлин.

Теперь пришло время самого важного. Внутри его все онемело, однако он был в силах чувствовать и мыслить и теперь лихорадочно думал, что скажет Орлин, когда та очнется.

Наконец она очнулась, и он сразу сказал ей, что ребенок умер. Было бы нелепо прибегать к эвфемизмам.

— Я знаю, Нортон, — устало сказала она. — Прости меня… у меня есть кое-какие дела…

И она ушла в свою спальню.

Как — и это все? Он не мог поверить, что их совместное переживание горя сведется к вымученному «я знаю» и «прости меня».

В следующие дни Орлин оставалась такой же странно спокойной. Она выглядела просто усталой. Исправно хлопотала по дому и касательно похорон. Нортон удивлялся ее самообладанию. Неужели Танатос переоценил глубину горя Орлин? Быть может, через какое-то время она действительно успокоится — и они будут снова счастливы вдвоем… А потом смогут зачать нового ребенка, здорового, жизнеспособного… И у всей этой гавейновской собственности наконец появится наследник.

Уверенность Нортона в счастливом исходе возрастала изо дня в день.

А через десять дней после смерти мальчика Орлин отравилась.

Ее бумаги оказались в полном порядке. В эти десять дней она позаботилась о том, чтобы после ее смерти не возникло никаких проблем: распорядилась касательно своей личной не слишком большой собственности, а также насчет похорон. Она не хотела, чтобы ее смерть доставила какие-либо хлопоты близким людям.

Орлин сидела у пианино, уронив голову на клавиши. Как только Нортон увидел ее, он понял, что она сыграла последнюю в своей жизни мелодию. Она никак не попрощалась с ним. И в этом не было жестокости. Просто она знала, что он попытается воспрепятствовать ее решению, а она все равно осуществит свое намерение уйти из жизни. Она деликатно оградила Нортона от этой заключительной бесплодной борьбы…

4. ХРОНОС

Теперь Нортон осознал, что Орлин никогда по-настоящему не любила его.

Для нее в их отношениях был слишком силен привкус незаконности. Поэтому всю силу своей любви она перенесла на ребенка. Орлин любила лишь маленького Гавейна — и никого больше. Нортон был для нее средством выполнить взятое на себя обязательство — родить законному супругу наследника. То, что Нортон оказался к тому же замечательным любовником и другом, просто добавило приятности в процесс «созидания» ребенка. Возможно, ей и померещилось на какое-то время, что она действительно любит Нортона, однако в итоге истина вышла наружу. Если бы она по-настоящему любила его, она бы не поступила так.

Есть грустная ирония, думал Нортон, в том, с какой тщательностью Орлин подошла к выбору будущего фактического отца — вся эта магия, многозначительное сияние вокруг человека, перебор кандидатов… и все пошло псу под хвост из-за неожиданного, непредсказуемого поворота событий. Судьба ударила Орлин не из-за того угла, из-за которого она опасалась удара. Беда пришла не от «заместителя супруга», а от самого супруга, который вмешался в естественный ход событий и, пусть и с самыми лучшими намерениями, извратил его. Гавейн оказался поневоле ответственным за происшедшую трагедию.

Что касается самой Орлин, то Нортон с ясностью видел, что она своим роковым решением уйти из жизни лишь усугубила трагедию.

Многие, очень многие женщины детородного возраста, потеряв ребенка, рыдают и рвут на себе волосы, но затем мало-помалу приходят в себя и утешаются тем, что беременеют и рожают нового младенца, находят в себе силы перебороть горе и энергично взяться за восстановление в семье любви и счастья. А Орлин позволила судьбе сломать себя. Трудно упрекать женщину в недостатке мужества, и все-таки, все-таки…

Нортон угодил в эту историю совершенно случайно — призрак мог повстречать и другого достойного мужчину. Но теперь Нортон не мог выбросить из души любовь к умершей женщине. Как ему жить дальше? Чем утешиться?

После смерти Орлин он покинул апартаменты Гавейна и поселился в лесопарке.

Сейчас он загасил костер и снова залег в своем шалаше из веток и листьев.

Сквозь просветы меж ветками было видно предсумеречное небо. Нортон вернулся к своему излюбленному бродячему образу жизни. Он и раньше странствовал в одиночку и спал в лесах. Но теперь в этой жизни не было прежней отрады. Орлин завещала ему небольшую сумму денег, так что финансовых проблем у него в ближайшее время не предвиделось. В своей предсмертной записке Орлин написала, что он ни в малейшей степени не виноват в смерти ребенка и достоин пожизненно получать небольшой процент с ее доли в гавейновских владениях. Призрак не стал оспаривать последнюю волю Орлин. Нортон тратил эти деньги экономно — да и велики ли расходы у человека, который странствует по лесам и спит под деревьями в спальном мешке! Снимая деньги со счета, Нортон всякий раз мысленно благодарил Орлин: пусть она и не любила его с той же силой, с какой он любил ее, но он был ей по-своему дорог. Сгоряча, сразу же после ее самоубийства, Нортон хотел отказаться от этого дара. Но теперь он радовался тому, что удержался и не оскорбил ее память своим надменным отказом.

В просвете выхода из шалаша внезапно возникла человеческая фигура. Это был Гавейн.

— Вот ты где шатаешься! Наконец-то я тебя нашел! — воскликнул призрак.

— Я был уверен, что рано или поздно наскочу на тебя, если начну прочесывать парки.

— Поди прочь, — пробормотал Нортон, устало закрывая глаза.

— Твой банковский счет помог мне сузить район поисков, — невозмутимо продолжал призрак. — Я справился о том, где ты в последний раз снимал деньги, и вычислил, в каком именно парке ты можешь обретаться. Но это была такая морока — искать тебя в обширном лесу! Ты же такой природолюб и аккуратист, что не оставляешь никаких следов: не мусоришь, веток не рубишь. Если б не дым костра, я не углядел бы твоего шалаша и пролетел мимо и таскался бы по этому лесу до самой темноты!

— Будь другом, — сказал Нортон, нелюбезно прикрывая уши руками, — окажи мне большую услугу: не угляди моего шалаша и пролети мимо.

Призрак не пожелал обидеться и продолжал миролюбиво:

— Видишь ли, Нортон, у меня к тебе новое предложение. С первым ты справился блестяще. Ни в чем тебя упрекнуть не могу.

Нортон резко открыл глаза.

— Мне снилось, — воскликнул он, — что я погублю Орлин. И я, черт побери, действительно погубил ее! Мое видение оказалось пророческим. С моей помощью зародилась жизнь, которая в итоге убила ее. Не смей благодарить меня за весь этот кошмар!

— Ну-ну-ну! — успокаивающе произнес Гавейн. — Ты же отлично знаешь, что на деле все было совсем не так. Ты свою часть договора выполнил безупречно. А я самовольно и непрошенно вторгся туда, куда вторгаться не имел права. Я получил серьезный урок. В следующий раз не стану соваться не в свое дело.

Нортон так и взвился:

— По-твоему, Орлин умерла лишь для того, чтобы преподать тебе урок! Ах ты, каменное сердце! Не любил ее — и помалкивай! А я любил — и стал орудием ее смерти. Мне тошно беседовать с тобой в том тоне, который ты мне навязываешь! И вообще тошно с тобой беседовать!

— Послушай, Нортон, — упрямо гнул свое призрак, — кончина Орлин дает мне возможность жениться во второй раз. Я сам или мои родичи найдут новую жену, которая подарит мне наследника. Жених я завидный, выбирать могу. А потому я женюсь на красивой и одаренной умнице — а тебе, Нортон, ведь именно такие и нравятся: хорошенькие, бойкие и смышленые! Из моей воли моя новая жена не посмеет выступить — стало быть, она примет тебя без разговоров. Так что, давай, Нортон, собирай манатки, топай обратно в мои апартаменты и жди там следующую бабенку.

Нортон был возмущен до глубины души.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь? Обслуживать в постели другую женщину? Как до тебя не доходит, что я любил Орлин! И никакая другая женщина мне не нужна.

— Я искренне восхищаюсь твоей верностью Орлин, — сказал подрастерявшийся Гавейн. — Но смена впечатлений, новое лицо — разве это не лучшая терапия в подобном случае?..

— Нет!

— Я знаю, что ты честный малый, доброе и чистое сердце. Потому-то я и добиваюсь именно твоей помощи. От тебя родится крепкий и нравственно здоровый мальчик. А сам ты не станешь разевать рот на мои владения.

Нортон снова закрыл глаза.

— Проваливай, — сказал он. — Ищи дурака в другом месте.

— Знаешь, из-за чего весь сыр-бор вышел? Я отправился к Гее с единственной целью: просить, чтобы родился обязательно мальчик. А во время разговора бес попутал. Гея вдруг растрогалась и предложила прямое отцовство — ну как я мог отказаться от такой во всех смыслах волшебной возможности! Так вот, теперь я ученый. Зачнете девочку — ладно, я дергаться не стану. Рожайте девочку. Можете ее оставить и воспитывать. Только потом заделаете мне мальчика, обязательно. Мальчик мне нужен во как! Клянусь, я больше не стану встревать куда не следует…

— УБИРАЙСЯ ОТСЮДА!

Призрак огорченно вздохнул и заявил:

— Ладно, ладно. Только я все равно вернусь.

Когда Нортон через некоторое время открыл глаза, Гавейна рядом не было. Однако Нортон еще долго ворочался в своем шалаше и не мог заснуть. Сердце по-прежнему ныло от тоски, даром что после смерти Орлин уже прошло больше двух месяцев.

Пролетело еще два месяца, и Гавейн явился опять. Он разыскал Нортона в другом лесу.

Количество парков и лесов в двадцать первом веке увеличилось неимоверно

— это был неизбежный компромисс человека с природой, которую он терзал слишком долго. Сращенные крыши домов в новейших городах представляли собой нескончаемые парки. В этих зеленых островах, естественных и сотворенных магией, водились и обычные звери, и фантастические существа. Так что таким любителям природы и завзятым бродягам, как Нортон, было где странствовать.

— Нашел! — без всякого вступления возбужденно затараторил призрак. — Я ее нашел! А уж такая красавица, такая красавица — прямо не верится! И главное, такая сексуальная кошечка — рехнуться можно! Зовут Лайла. Только взгляни — и тебя на аркане от нее не оттащишь…

— Пошел вон! — огрызнулся Нортон. — Я ведь сказал: никакая другая женщина меня не интересует.

— Но нельзя же бесконечно в одиночку болтаться по чащобам! Уже, слава Богу, четыре месяца прошло! Ты здоровый мужик в самом соку — как тебе без женского пола? Против естества идти нельзя. С Лайлой все на мази — она видела твою фотографию, и ты ей пришелся по душе. Чего уж там — она заранее влюблена в тебя по уши. Нортон, в ее объятиях ты мигом забудешь…

Взбешенный Нортон со всего размаху дал Гавейну по носу — увы, кулак прошел сквозь пустоту.

— Как ты не поймешь! У меня нет желания забыть Орлин! Я люблю ее. И никогда не перестану любить.

— Это нездоровые мысли, Нортон, — не унимался призрак. — Твое тело в отличной форме, а вот дух досадно ослабел. Мне твое уныние очень и очень знакомо: сам подолгу ходил как в воду опущенный, когда какой-нибудь дракон удирал от меня живым и невредимым! Тут главное — вовремя встряхнуться и зажить по-новому…

— Ни-ко-гда! — отчеканил Нортон. — Найди своей жене другого жеребца. Что до меня, то я пас.

Гавейн осуждающе затряс головой:

— Ты не понимаешь, от чего отказываешься. Она, когда ходит, бедрышками так, так, так…

— Прочь! Сгинь, нечистый дух!

Раздосадованный призрак печально крякнул — и тут же исчез.

Прошло чуть больше месяца, и Гавейн снова объявился. Такой же настырный. Теперь он доложил, что отыскал замену Нортону — и Лайла приняла этого мужчину. Во-первых, Гавейн не баловал ее выбором. Во-вторых, она женщина деловая и относится к ситуации по-деловому. Лайла быстро забеременела. Отца тут же из города поперли — чтоб под ногами не путался. Беременность протекает — тьфу, тьфу, тьфу — хорошо. Похоже, в положенный срок родится долгожданный наследник.

А пока что Гавейн намеревался преподать Нортону обещанные уроки драконоборства. Тот отнекивался, отнекивался — а потом взял и согласился. Чего не сделаешь, чтобы развеять тоску!

Было ясно, что призраку хватает благоразумия держаться подальше от своей беременной жены и не затевать никаких авральных улучшений. Но он не до конца доверял этой бедрастой Лайле и не спешил отлететь в Рай: лучше держать события под контролем до самого конца. А чтобы избежать соблазна опять вмешаться в беременность жены, Гавейну было очень кстати заняться увлекательным делом в компании Нортона.

Вот так и получилось, что Нортон занялся изучением искусства истреблять драконов. Конечно, никого убивать он не собирался. Но разве это не любопытно — знать тактику боя с фантастическими существами и все тонкости их нрава?

— Перво-наперво тебе надо заиметь добрый меч, — объяснял Гавейн. — Предпочтительнее — заговоренный. Однако осваивать технику боя лучше с обычным, неволшебным. Только так можно приобрести настоящую сноровку. Мой старинный меч вполне подойдет — распорядители моего имущества выдадут его тебе по первому требованию.

— Да не нужен мне никакой меч! — артачился Нортон.

Однако в конце концов он сдался: если не учиться владеть мечом, курс драконоборства приобретает чересчур умозрительный характер!

Меч был доставлен прямо в тот лес, где Нортон обосновался надолго. Оружие было заговоренным, но они с Гавейном игнорировали его волшебные свойства, и Нортон получал необходимую практику в полном объеме.

Прошло несколько месяцев. Злая тоска мало-помалу отпускала Нортона. Общество призрака не Бог весть какая роскошь, а все же оно отвлекало от черных мыслей — вкупе с долгими и утомительными занятиями с мечом.

Однажды его новоприобретенное искусство спасло ему жизнь. Нортон несколько недель был бельмом на глазу у пары злостных браконьеров, потому что шугал их при всяком удобном случае. Выведенные из себя его нотациями, негодяи накинулись на Нортона с ножами. Тут он выхватил меч и показал им несколько эффектных приемов, после чего противников как ветром сдуло. Еще бы! Он взмахом меча срезал у каждого по клоку волос на голове и пригрозил отхватить им носы, если они будут продолжать в том же духе.

Не будучи человеком агрессивным, Нортон все же возгордился своим подвигом. Если кто и выводил его из себя, так это люди, не уважающие дикую природу. Несмотря на нынешнее обилие зеленых насаждений, по-настоящему нетронутых уголков природы так мало! Нортон аккуратно уложил отсеченные пряди волос в ящичек — чтобы передать полиции. Там волосы проанализируют и мигом определят по генному коду, кому они принадлежат. Уже к вечеру обоих браконьеров сцапают. Если это не первое их преступление против дикой природы (а по всему видно, что эти ребята рецидивисты), то приговор будет весьма суров. Скажем, лесофобное заклятие, после которого эти типы и на пушечный выстрел не подойдут к лесу — он будет для них что выпивка для того, кто закодирован против алкоголя. И другое наказание вполне подойдет для пакостников: мусороедный заговор. Тот, на кого наложено подобное заклятие, гадить в лесу и в городе не перестанет, но неодолимая сила заставит его вернуться и сожрать оставленный мусор. Сломает пару зубов на консервной банке, проглотит килограмм банановой кожуры — мигом приучится к чистоте!

Гавейн временами отлучался за свежими новостями о том, как протекает беременность его жены. В один прекрасный день он радостно сообщил, что Лайла родила прелестную здоровую дочку. Конечно, он ждал сына, но лучше смириться с этим и не гневить своими жалобами Природу. Рождение девочки — наилучшее доказательство того, что Гавейн стал паинькой и больше не совался в естественный ход вещей, хотя очень даже мог…

— Следующим непременно родится мальчик, — заявил призрак. — И он наследует все мои несметные богатства! Сам знаешь, право первородства — святое право…

Нортон равнодушно пожал плечами. Ему все это было до лампочки.

— Да, кстати, постель Лайлы нынче пустует, — как бы между прочим заметил Гавейн. — Если желаешь — то милости просим… Для дорогого друга…

— Нет, — отрезал Нортон… однако не так решительно, как много-много месяцев назад. В конце концов, уже больше года прошло после кончины Орлин. В лесу оно, конечно, здорово и здорово… а все-таки нет-нет да и потянет к городским удобствам и к теплым женским телесам…

Бывалый воин и хитрец, Гавейн уловил нотку колебания в голосе друга и выбрал тактику ненавязчивого давления.

— Дело, конечно, твое, — сказал он. — Но я бы на твоем месте просто взглянул разок. Поверь мне, Лайла — это величественное сооружение природы. Пропорции, понимаешь ли… К тому же и чувственная… Бродит там одна в трех десятках комнат и скучает: хочется кого-нибудь приголубить — а некого…

— Ага, исскучалась вся, — хмыкнул Нортон. — Мужчин в городе — до и больше! Небось, их у нее целая рота!

— Штанов кругом много, это верно. Но такого, как ты — где ж она такого найдет? Да и я предпочел бы тебя в роли отца моего сына. Твой отпрыск вырос бы весь в тебя — стал бы великим защитником природы… А при тех средствах, что он унаследует, он бы многое сумел на этом великом поприще!..

Нортон подумал, подумал — и согласился. Махнул рукой и сказал:

— Ладно. Взглянуть — взгляну, а как уж там потом — ничего не обещаю.

Они дошли до ближайшей установки переброса материи и через секунду оказались в городе, где находились основные апартаменты Гавейна. Как транспорт переброс материи — весьма дорогое удовольствие. Но если за это баловство платит распорядитель гавейновской собственности — отчего бы и не использовать сие чудо двадцать первого века!

Затем Нортон и Гавейн проехали на нескольких эскалаторах, поднялись на лифте и прибыли на место. В апартаментах все было как и прежде. Но даже вид входной двери больно ударил Нортона по нервам. Именно здесь он впервые увидел Орлин. Вот эта вот дверь открылась, и на пороге стояла она…

— Я, сам знаешь, никак не могу… — извиняющимся голосом начал Гавейн.

— Ну да, помню. Ты не можешь находиться в одной комнате с ней. А она тебя не видит и не слышит и даже отчасти сомневается в твоем существовании.

Нортон мог только гадать, какая сила заинтересована в том, чтобы призрак был невидим для собственной супруги. Чья злая, или добрая, или причудливо-бессмысленная воля строит этакие козни? Могла ли видеть Лайла своего супруга до свадьбы? Стал ли он невидим в момент, когда она ответила «да» на вопрос священника? И какой смысл в этом принудительном прятанье Гавейна от супруги? Пути сверхъестественного воистину неисповедимы. Порой оно кажется таким бестолковым, а его впечатляющие чудеса выглядят такими неуклюжими наворотами… А расспросить Гавейна подробнее обо всем этом Нортону было как-то неловко.

В лесу Нортон слегка одичал, и сейчас, нажав на кнопку звонка, он испытал чувство впервые пришедшего на свидание застенчивого подростка. «Сорок лет дураку, а все смущаешься», — невольно подумал он.

За дверью послышались шаги. Небольшая задержка — видимо, его изображение на экране охранной системы подверглось изучению. Затем дверь распахнулась. Перед ним стояла Лайла.

— О-о, вы Нортон! Как приятно! Я узнала вас — я видела вашу фотографию!

Это было сказано с многозначительным придыханием.

Что и говорить, Лайла и впрямь оказалась знойной женщиной. На вкус Нортона она была даже чересчур знойной. Чтобы не сказать — совсем корова. Похоже, во время беременности она прибавила десяток-другой килограмм, а затем не позаботилась избавиться от них. Орлин и в последний месяц беременности умудрялась выглядеть стройной. А эта… экие ляжки, и живот пузырем. Впрочем, пока что Лайлу еще можно было назвать под настроение соблазнительной пышкой, но еще килограмм-другой — и она плавно сползет в категорию «слоних» и «толстомясых».

Впрочем, избыток жира — дело десятое. Главное, что его отвращало от Лайлы, — в его глазах она была тут вроде самозваного оккупанта. Она заняла место Орлин. Умом Нортон понимал, что Лайла здесь по праву, что она «работает» на Гавейна, что она преуспела в том, в чем Орлин потерпела фиаско, — родила здорового и жизнеспособного ребенка, хотя с полом и вышла некоторая промашка. Лайла заслуживала всяческого уважения… Но сердцем Нортон не был способен принять ее. К этой женщине он не смог бы прикоснуться, не чувствуя предательства по отношению к Орлин.

Ощущая себя грубияном и хамом, он молча развернулся и пошел прочь. Что бы ни случилось, сюда он больше никогда не придет. Ему сюда нельзя.

Он был настигнут Гавейном в очередной раз уже на Марсе.

Нортон, в легком космическом комбинезоне и с запасом кислорода за спиной, совершал пробежку по холодной пустыне, покрытой мелким красным песком. Внезапно рядом из ничего соткался знакомый призрак. Ни в каком кислороде он, естественно, не нуждался и одет был совсем не по-марсиански

— в сорочке с открытым воротом.

Сколько Нортон его помнил, призрак всегда был в этой сорочке. А убит он был в панцире. Почему же сорочка? У призраков имеется свой гардероб? Но в таком случае — почему же этот гардероб такой бедный?

— Здесь ничто не развлекает глаз, — сказал Гавейн. — Кругом песок, песок, песок. Одна разница, что красный. Чего ради тебя сюда занесло?

— Потому что от Земли далеко, — сердито отозвался Нортон. — И к тому же я любознательный.

— А в-третьих, тут меньше вероятность, что я найду тебя. Так?

— А хотя бы и так!

— Готов поспорить, ты полагал, что мне слабо до тебя добраться — ведь межпланетные путешествия призракам не по зубам. Магия бессильна перед космическими расстояниями.

— Ну, полагал.

— О чем ты не подумал, так это о сверхмощном переместителе материи — он часть моего богатства. Ну, тот, который в подвале. Орлин наверняка тебе показывала. Я здесь не благодаря магии, а благодаря науке.

— Век живи — век учись.

— Только дураком не помри. Глупо бегать от меня, Нортон. Видишь, я опять тебя нашел.

— Вижу, что нашел. А теперь двигай восвояси.

— Вежливый малый, нечего сказать! Рано мне отчаливать.

— Гавейн, какого рожна тебе от меня нужно? Ребенка тебе родили. Если мальчика нет, то девочка станет наследницей — закон ничего против не говорит. Почему бы тебе не угомониться и не податься в Рай? Говорят, приятное местечко.

— Ну, пока что Рай гарантирован мне не на все сто процентов…

— А пусть бы и в какое место поплоше. Все равно лучше, чем слоняться бессильным и бесплотным духом по Земле и подкладывать своих жен под разных мужиков.

Гавейн неопределенно передернул плечами.

— Отчасти резонно, отчасти нет, — сказал он. — Но покуда мне никак нельзя покинуть Землю. Наследника мужского пола нет — стало быть, главное дело не закончено. И это с моей стороны не оглядка на юридические штучки-закорючки. Это личное. Хочу иметь наследника-мальчишку! Хочу и буду его иметь!

— В таком случае не трать время на меня. Найди своей корове другого быка.

— Есть уже, есть. Но это, сам понимаешь, быстро не делается…

— Что ж получается? Ты по новой еще девять месяцев будешь кантоваться возле меня?

— Не то чтобы угадал. Видишь ли, я чувствую некоторую ответственность за тебя…

— Ты? Ответственность? За меня?

— Да, за тебя. Кто, как не я, втравил тебя в эту историю, из которой ты вышел тенью себя прежнего? Я притащил тебя к Орлин. Я испоганил наследственность ребенка. Таким образом, я тебя вознес — и я же тебя шмякнул об землю. И не мне винить тебя за то, что ты по сю пору такой грустный и хамишь мне почем зря.

— Что было, то прошло, — сказал Нортон. — Как говорится, кто старое помянет, тому глаз вон. Я же знаю, что в твоих поступках не было злого умысла.

— Не было, не было. А груз на душе все-таки остался.

— Как призрак может иметь груз на душе? Я полагал, что призрак — это голая душа, то есть душа без тела.

— Хоть душа-то и голая, да не склизкая, — лукаво усмехнулся Гавейн. — Вот груз-то и не скатывается. Давит он на меня, давит. И вниз тянет, в сторону Ада.

— Но ведь уже решено, что тебе в Рай!

— На час смерти так оно и было, — пояснил Гавейн. — Но перевес добра во мне был самый минимальный. Помнишь библейское «легче верблюду пройти сквозь игольное ухо, нежели богатому войти в Царство Небесное»? При жизни я был человеком чести, даром что ты не одобряешь мое ремесло. И я был в душе больше добрым, нежели злым. Точнее говоря, чуть-чуть более добрым, нежели злым. Но потом, когда я полуневольно отравил твою жизнь, зло вдруг стало перевешивать.

— Странно, — сказал Нортон. — До сих пор я считал, что смерть, образно говоря, закрывает все счета и после кончины никак нельзя добавить к уже сделанным ни новых грехов, ни новых добрых поступков. В противном случае души, обреченные на геенну огненную, после смерти брались бы за ум и совершали массу добрых поступков — так сказать, копили очки. А в итоге они все возносились бы в Рай — даром что при жизни грешили на полную катушку!

— То, что смерть закрывает счета, очень близко к истине, — согласился Гавейн и начал терпеливо объяснять: — Наделе все несколько сложнее. Достойные Рая рано или поздно там и окажутся. Но прежде им придется на протяжении нескольких тысячелетий влачить самое жалкое существование — пока они не искупят свои прижизненные грехи (ибо есть они даже у праведников!). Поступки за гробом имеют лишь одну миллионную веса прижизненных поступков. Иными словами, там, где живому достаточно одного доброго дела, покойнику надо сотворить миллион добрых дел! Вот почему для всякого человека более практично жить безгрешно — не уповая на то, что после смерти он что-то наверстает. Но призраки — категория особая, равно как и инкарнации. Они как бы застряли в промежуточном состоянии: для Рая они плохи, для Ада — слишком хороши. Если они вторгаются в дела живых, то им засчитывается положительный или отрицательный результат подобного вмешательства. Когда я закрутил сюжет вокруг своего наследника, я отлично сознавал, чем рискую. Большинство душ, расставшись с телом, становятся вдруг малодушными и робеют совершать какие-либо смелые поступки. Поэтому-то в мире так мало призраков, ибо призрак — это душа, которую не смутила потеря тела, душа, которая решила энергично действовать в новых условиях. Я из тех, кто, оказавшись на том свете, не захотел стушеваться. Ведь я и при жизни не был робкого десятка! А главное, моя идефикс — продолжение рода. Я помешан на желании иметь наследника. Это было двигателем всех моих поступков после смерти… Ну и в итоге я наломал дров. Если я не исправлю причиненный тебе вред, то мне прямой путь в Ад.

В последнее время Нортона несколько озадачивало и настораживало видимое бескорыстие призрака. Теперь стало ясно, отчего Гавейн так хлопочет вокруг него. Нормальный эгоизм.

— Искренне сочувствую тому, что ты угодишь в Ад, — сказал Нортон. — Однако дров ты действительно наломал. Сделанного не воротишь. Если бы я познакомился с Орлин при других обстоятельствах! Если бы все не закончилось так печально… Не утруждай себя, тебе меня ничем не утешить. Ступай в Ад.

— Если бы ты познакомился с Орлин при других обстоятельствах? — воскликнул Гавейн. — Послушай, а ведь это идея! Я знал, что смогу чем-нибудь зацепить твой интерес! А насчет Орлин я уже подумал — и даже побеседовал с Клото. Она ничего против не имеет. Если пожелаешь…

— Пожелаю чего?

Призрак приосанился.

— Мне пришло в голову, — сказал он, — что тебе бы понравилось прошвырнуться назад во времени и познакомиться с Орлин до ее свадьбы со мной. Разумеется, тут есть одно крохотное затрудненьице…

— Знаю я твое «крохотное затрудненьице»! Так вляпаешься, что не отмыться!

— Не вороти нос! Я говорю об уникальной возможности! Такое бывает раз в жизни! А потом, что ты теряешь? Что тебя ждет на Земле?

— Да, на Земле меня ничто не ждет, — согласился Нортон. — Поэтому-то я и притащился на Марс.

— Да нет, я хочу сказать, какое у тебя будущее?

Нортон остановился как вкопанный в облачке красной пыли. Из-за меньшей силы тяжести эта пыль оседала медленней обычного. Буря на Марсе должна быть препротивной штукой — при таком обилии ленивой пыли!

— Моя жизнь скоро закончится? — напрямик спросил Нортон.

Гавейн смущенно рыл носком башмака красную пыль — не тревожа ее.

— Ну, я бы так не формулировал, — бормотнул Гавейн.

— Не темни! Я этих твоих экивоков терпеть не стану. Своей рукой зашвырну тебя в Ад!

— А я для него стараюсь! — с упреком воскликнул Гавейн. — Послушай, Нортон, есть только одна персона, то есть одно нечто, которое вольно, по должности, перемещаться во времени. И я разнюхал, что эта, так сказать, персона вот-вот, так сказать, освободит свое кресло. Отчего бы тебе не занять эту вакантную должность с такой знатной привилегией! Ты человек достойный. Клото говорит, что ты вполне подойдешь. А она в этом дока, ее мнению можно доверять. Если поторопиться и не считать ворон — наше дельце выгорит.

— Ты однажды толковал мне что-то об этой Клото. Напомни, кто она такая.

— Она одна из богинь Судьбы. Их три, точнее, три аспекта единого целого. Клото — та, что прядет нить человеческой жизни. Если ты согласишься на эту работу, то будешь запросто путешествовать во времени. Сможешь делать что захочешь и когда захочешь! Пожелаешь — направишься поглядеть на Орлин, когда она была девочкой. Пожелаешь — повстречаешь ее семнадцатилетней. Возможно, тебе удастся повернуть ее жизнь так, что ничего этого не случится — ни брака со мной, ни мертвого ребенка. Мне без разницы — ведь у меня теперь есть Лайла, которая носит под сердцем моего наследника.

— Природа не допускает временного парадокса. Прошлое невозможно изменить! Это все сказка.

— Кому сказка, а кому и быль. Хоть и одно-единственное, но есть существо, для которого этот парадокс — семечки, потому что оно управляет временем по своему усмотрению.

— Что за должность ты мне предлагаешь?

— Ту, что занимает Хронос. Инкарнация Времени.

— Инкарнация? Он что — вроде Танатоса?

— Ну да. Честно говоря, именно Танатос предложил твою кандидатуру. Он ведь с тобой имел разговор — небось, ты не забыл! Ты пришелся ему по сердцу. Он назвал твое имя, Матушка Природа поддержала… Поверь мне, Нортон, при таких покровителях место, считай, у тебя в кармане! Только вообрази себе: ты — новый Хронос!

Нортон был всерьез ошарашен.

— А что… что случилось с прежним Хроносом? — наконец спросил.

— Ничего плохого. Он то ли рождается, то ли зачинается — насчет этого не совсем в курсе… Короче, освобождает место. Баланс добра и зла у него в порядке, так что он отправится прямиком в Рай.

— Рождается? Это что за притча? Я полагал, у него должна быть долгая жизнь за плечами?

— Она и есть у него за плечами.

— Не понимаю.

— Ну, вот это и есть крохотное затрудненьице, которое я упоминал в начале нашего разговора. Видишь ли, Хронос живет в обратном направлении. Его работа — следить, чтобы в прошлом все свершалось правильно. Поэтому он живет навстречу прошлому — от взрослого к ребенку. Если ты согласишься стать его преемником, ты тоже начнешь жить вспять — до своего рождения или до зачатия, уж точно не знаю. После этого ты естественным образом освобождаешь свое место для кого-нибудь другого — потому что прекращаешь существование. Тебе вот-вот стукнет сорок, и впереди тебе вряд ли светит больше еще сорока лет. Таким образом, тебе все равно, в какую сторону жить

— к старости и смерти или к младенчеству и рождению. Ты ничего не потеряешь в смысле количества прожитых лет. Зато какое место, какие возможности! И главное, ты снова будешь с Орлин! Прочувствуй, какой невиданный шанс!

— Голова кругом идет… Возникает такая пропасть вопросов…

— Так ты их задай! Айда со мной. Приглядишься как следует. Если тебе работа не глянется — что ж, тебя никто не принудит взять Песочные Часы.

— Что за песочные часы?

— Символ власти Хроноса. Принимая Песочные Часы, ты выражаешь согласие занять эту должность и работать до самого своего рождения. Однако нам следует спешить. Путь далекий, а я обещал Клото, что ты прибудешь уже сегодня.

— Сегодня? Нет, я должен сперва хорошенько подумать. Решения такой важности в одночасье не принимаются!.. Я впервые слышу о работе Хроноса. Мне необходимо…

— Смелей, дружище! Обдумаешь все по дороге. Вызови-ка песчаный скутер — пешком замучишься идти.

Ошарашенный Нортон покорился. Через микрофон в своем шлеме он вызвал по радио скутер.

Пока они ждали марсианский быстролет, Нортон лихорадочно соображал. Жить вспять, вновь увидеть Орлин — живой и счастливой… Однако он знал, что между ними ничего произойти не может, ибо это изменило бы курс истории. Это общеизвестная временная петля: если Нортон встретит Орлин до ее брака с Гавейном и этот брак не состоится, то не будет и всего остального, а значит, Гавейн не пошлет его в прошлое и поэтому Нортон никогда не встретит и не полюбит Орлин — неразрешимый парадокс в действии. Нарушь Нортон что-либо в прошлом — и началась бы отчаянная круговерть бессмыслицы. Стало быть, он и не сможет ничего нарушить! Стало быть, он обречен любоваться Орлин со стороны, оставаясь для нее невидимкой… точно также, как Гавейн! Быть невидимым призраком для любимой — чем это лучше смерти? Но и это мнилось Нортону соблазнительным вариантом, ибо — есть ли иной путь повидаться с обожаемой Орлин?..

На скутере Нортон добрался до ближайшей станции переброса материи, где его уже давно поджидал призрак. Оттуда они переправились в Марс-Сити и наконец оказались на Земле. На протяжении всего путешествия Гавейн в присутствии других людей оставался невидимкой: призраки далеко не всем по сердцу. Особенно настороженно к ним относятся таможенные инспектора.

При первой же возможности Гавейн снова объявился и дал Нортону точные указания касательно дальнейшего маршрута. Конечной целью был полузаброшенный район одного пребывающего в упадке города. Ни развлекательных центров, ни парков на крышах. Асфальт в рытвинах, ряды жалких одинаковых блочных домов. Чужаку сюда лучше не соваться, если он не самоубийца.

Как и следовало ожидать, они сразу же нарвались на большую группу агрессивного вида парней. Пока те приближались с намерением взять пришельцев в кольцо, Нортон здорово перетрусил: при нем не было оружия — призрак сорвал его с Марса внезапно, а по тамошним пустыням было глупо бродить с заговоренным мечом!

— Спокойно! — сказал Гавейн. — Со мной не пропадешь.

— Защитничек нашелся! — сердито буркнул Нортон. — Ты же и пальцем никого тронуть не можешь!

Гавейн хитро усмехнулся. В следующее мгновение он превратился в дюжего полицейского, полностью экипированного для разгона массовых беспорядков: электрическая дубинка, бронежилет, щит и все прочее.

— Подыграй мне, — шепнул призрак.

Нортон не растерялся, развернулся к «полицейскому» и с ходу стал громко канючить:

— Сэр, я законопослушный гражданин, и мне сорок лет! Чего ж меня под одну гребенку с другими? У вас на кого облава? На пацанов, которые уклоняются от службы в армии! Ну и ловите их! Глядите, вот же их сколько — и все призывного возраста, все отлынщики.

Гавейн грозно замахнулся на Нортона электрошоком.

— Что мне твой возраст? У меня разнарядка. Нужное число лбов я обязан доставить — и доставлю. Врежут пару раз дубинкой под ребра — сразу признаешься, что тебе как раз восемнадцать… А что до этих пацанов… — Обращаясь к тому, кто выглядел главарем молодежной шайки, Гавейн крикнул:

— Эй ты, иди-ка сюда! Дело есть.

Главарь шмыгнул в просвет между домами и был таков. Остальные бросились врассыпную.

Гавейн схватил радиопередатчик и заорал в микрофон:

— Длинный, разворачивай ребят. У нас тут целая гора пушечного мяса!

Через пару секунд улица словно вымерла. Ни души.

Нортон весело улыбнулся. Гавейн, даже будучи призраком, боец хоть куда!

Без новых приключений они добрались до целого квартала развалин на краю города. Было странно видеть столько неиспользованного пространства — земля нынче дорога!

Гавейн взглянул на часы, чем несказанно удивил Нортона: тот никак не предполагал, что часы на руке призрака функционируют как настоящие!

— Успели, — сказал Гавейн. — Он будет через четверть часа.

— Хронос?

— Угу. Это место дорого его сердцу, поэтому он и выбрал его для церемонии передачи Песочных Часов.

— Ты хочешь сказать, он тут родился и здесь же ему предстоит…

— Нет-нет! С чего ты взял, что он тут родился? Он родился на другом краю света.

— Но если он живет вспять, то покинуть жизнь, то есть родиться, он должен здесь!

— Ну да, он живет вспять. И ты будешь жить так же, если согласишься. Но это не буквальное воспроизведение прошедшей жизни, не фильм задом-наперед. Иначе этот процесс был бы лишен позитивного смысла.

— Не верю! Это невозможно. Временной парадокс…

— Что ты заладил про парадокс! Инкарнации — сила! Им плевать с высокой башни на всякие там доксы-парадоксы. Для Хроноса его жизнь идет своим чередом. Это лишь для стороннего наблюдателя она раскручивается в обратную сторону.

— Что-то мало верится! — сказал Нортон. — Бессмыслица какая-то. У тебя концы с концами не сходятся.

Гавейн оставил ернический тон и сделал серьезное лицо.

— Поверь мне, никакой бессмыслицы. В этом абсурде есть своя система. Как только ты уловишь ее — сразу все станет на свои места… Клото пришлось изрядно потрудиться, чтобы выхлопотать для тебя эту синекуру. Пойми это и обрати внимание: рядом с тобой ни одного другого кандидата! Тебе на блюдечке подносят шанс, который другим и не снился! И лишь потому, что инкарнации искренне сожалеют по поводу прокола Матушки Геи с больным ребенком. В подобных случаях они помогают друг другу загладить ошибку. Если ты в последний момент откажешься и отвергнешь их дар — будешь дураком и неблагодарным хамом. И к тому же всех подведешь: где им найти другого в такой короткий срок!

— Не толкай меня в спину! — вскипел Нортон. — Я в Хроносы сам не напрашивался! И не чувствую себя готовым к этакой работе! Ты и себя, и меня поставил в цейтнот — а теперь давишь. Это непорядочно… Кстати, ты мне так и не ответил, почему встречу устроили именно здесь?

— Да потому что это мемориальный комплекс, посвященный Хроносу, спасителю мира и все такое. Разумеется, самое подходящее место для торжественной передачи полномочий.

— Вот это все — мемориальный комплекс? — удивленно вытаращился Нортон.

— А я думал, мы просто ошиблись адресом и забрели на свалку строительного мусора!

— Само собой, мемориальный комплекс будет здесь в будущем, — терпеливо принялся объяснять Гавейн, словно Нортон был непонятливым ребенком. — Не забывай, что Хронос явится из будущего, где на этом месте выросли современные здания и разбит великолепный парк. Это величавое обширное сооружение станет излюбленным уголком городка для его жителей и туристической Меккой. Немудрено, что оно так дорого сердцу Хроноса.

Нортон нервничал все больше и больше.

— Отчего же Хронос еще не здесь? — спросил он хриплым от волнения голосом. — Мы болтаем уже минут пять…

— Приближается с другой стороны. Ты увидишь его лишь в момент передачи Песочных Часов.

— Он движется сюда из будущего? — спросил Нортон, у которого ум за разум заходил от тщетной попытки «врубиться» в происходящее.

— Все это не сложно, — сказал Гавейн. — От тебя требуется одно: взять Песочные Часы, как только ты их увидишь. — Тут призрак указал на несколько камней, выложенных в форме буквы «X». — Они появятся вот здесь, на перекрестье. И с того момента как ты их возьмешь в руки, будешь распоряжаться этим символом в одиночку, потому как мы с тобой сразу же начнем двигаться в разных направлениях.

— В разных направлениях… — эхом повторил Нортон. Он ощущал себя идиотом, который не способен собраться с мыслями, а тем более на что-то решиться. Было чувство, что его подставили самым свинским образом.

— Да, я направлюсь со временем вместе вперед, а ты двинешь назад, — пояснил Гавейн прежним ласково-снисходительным тоном. — Может статься, я решу наконец расслабиться и без промедления подамся в Рай, покуда я чистенький. Если снова задержусь на Земле, могу опять во что-нибудь вляпаться, и грехи опять вниз потянут… В любом случае мы с тобой больше никогда не увидимся.

Нортон вспомнил, что призраку необходимо совершить хороший поступок, дабы баланс изменился в сторону добра и Гавейн смог взмыть в Рай.

Это неизбежно вело к мысли, что пристроить Нортона на место Хроноса — хороший поступок. Если Гавейн таки ошибся — это будет такой весомый грех, что с подобным камнем на шее он мигом съедет на заднице в адский котел! Случись с Нортоном в процессе что-либо нехорошее, к тому же необратимо нехорошее, то и Гавейн обречен, потому что ему вовек не искупить этой вины.

Так брать или не брать эти чертовы Песочные Часы?

При удручающем дефиците точной информации его втравляют в такую чреватую последствиями затею!

Нортону очень не нравилось быть бычком на веревочке, которого к тому же самым бесцеремонным образом нахлестывают: дескать, поспешай! А не на бойню ли?

— Бери, бери, не сомневайся! — воскликнул Гавейн, угадывая его мысли. — Поверь, эта работа создана для тебя. Матушка Гея считает тебя идеальным кандидатом, Клото ухватилась за тебя обеими руками… — Тут призрак осекся.

— Что такое? — рявкнул Нортон, пуще прежнего обуреваемый сомнениями.

— Будь начеку! Уже скоро! — проговорил Гавейн, не спуская глаз с перекрестья каменного «X». — Похоже, пришло время проститься, друг! Желаю тебе счастливого прошлого!

Нортон смотрел в том же направлении, что и призрак. Но ничего не видел.

— Еще рано. Через минуту.

— Твои часы могут отставать.

— Ты мне зубы не заговаривай. Чем это я так мил инкарнациям? Что во мне такого особенного?

— Ну-у… да разве ж я в курсе! Я всего лишь призрак — рылом не вышел знать всю эту высшую механику…

Нортон смачно плюнул и зашагал прочь.

— Хорошо, хорошо, я все скажу, — испуганно затараторил Гавейн. — Тут речь о Сатане, который является воплощением Зла. Он что-то замыслил…

— Я что — в результате угожу в Ад?

— Нет-нет, не ты! Он тебя не тронет — если ты сам сознательно или бессознательно не согласишься с ним сотрудничать. Дело в том, что Сатана вознамерился каким-то образом умыкнуть в Ад всех людей, без изъятия. Если его не остановить — быть грандиозной беде!

— Как я, человечишка, могу остановить Сатану? Кто я такой, чтобы сразиться на равных с самим предводителем Темных Сил?

— Вот! Вот! Уже! — завопил Гавейн не своим голосом.

На сей раз он был прав. На перекрестье каменного «X» стоял высокий мужчина в белом одеянии с наброшенным на голову капюшоном. Он возник из ниоткуда. В руках у него посверкивали на солнце большие стеклянные песочные часы. Так, значит, это правда и Хронос действительно прибыл из будущего! И он действительно освобождает свое место для преемника!

О, как сияли Песочные Часы — будто Святой Грааль! Нет, не отраженным светом, а светом, идущим изнутри, чудесным светом! Тонкая серебристая нить протягивалась из почти пустого верхнего стеклянного сосуда в нижний. Было ясно, что через несколько секунд песок иссякнет — и исполнится мера времени. В этом зрелище было что-то гипнотическое: Нортон всеми фибрами души ощущал его трансцендентальное значение. Зримая метафора конца свершала свою безжалостную работу.

В сознании Нортона вихрились сомнения и обрывки доводов «за» и «против». На что решиться — он так и не знал. И тогда тело взяло ответственность на себя. Оно шагнуло вперед, протянуло руку и схватило лучащиеся теплым светом Песочные Часы.

Фигура в белом исчезла так же быстро, как и возникла. Просто истаяла в воздухе. Но каким-то чудесным образом белое одеяние Хроноса в момент его исчезновения перетекло на Нортона, и он обнаружил, что стоит на перекрестье каменного «X» с Песочными Часами и в белой хламиде, а на голове у него белый капюшон.

И такую силу вдруг он в себе ощутил! А с ней и странное, необъяснимое чувство свободы от времени.

Млея от новых могучих ощущений, Нортон продолжал окаменело стоять на том же месте. В руке он сжимал символ своей новообретенной власти и… и не знал, что делать дальше.

Неизвестно откуда донесся слабый раздраженный шепот:

— Переверни!.. Переверни же!..

Не задумываясь, Нортон поспешно опрокинул Песочные Часы — именно в то мгновение, когда последняя песчинка скользнула вниз сквозь горловину в их перехвате.

Отныне полная песка часть была вверху — и песчинки заспешили вниз.

Вот первая коснулась дна того сосуда, который теперь стал нижним…

И в тот же миг Вселенная стала иной.

5. ЛАХЕСИС

Прошла не одна секунда, прежде чем Нортон, который сразу же инстинктивно почувствовал перемену в окружающем мире, освоился в новой действительности настолько, что начал различать конкретные изменения.

Мудрено было заметить сразу эти конкретные изменения, такие едва уловимые — и такие ошеломляющие.

Он стоял среди тех же груд битого кирпича, и те двое стояли рядом, и ветер по-прежнему трепал флаг на крыше ближайшего дома. В чем же непорядок?

Во-первых, те двое смотрели не на него, а как бы сквозь него. Он быстро скосил глаза вниз и оглядел себя. Да нет, он вроде бы твердый и непрозрачный. Правда, белое одеяние с плеча Хроноса — хитон не хитон, плащ не плащ — выглядит причудливо: Нортон будто окутан плотным туманом. Но это лишь свойство какой-то неведомой ткани. Так почему же эти двое глядят сквозь него?

Тут до сознания Нортона наконец дошла странность этого «двое». Один — Гавейн. А другой-то кто? Одет в марсианский прогулочный комбинезон…

Господи, да это ж я! И куда я смотрю?

— Привет! — как-то робко окликнул он самого себя и Гавейна.

Но те никак не отозвались.

Ситуация мало-помалу прояснялась в его голове. Сейчас он видит самого себя — каким он был за минуту до появления Хроноса. И, конечно, тот Нортон, который живет вперед, не способен видеть его, живущего назад.

Еще этот флаг на крыше… Нортон чувствовал ветер, знал его направление. Но флаг, будто рехнувшись, развевался не по ветру, а против ветра. Трудно было поверить, что над крышей господствует другой ветер, противоположного направления.

Нортон приподнял белую хламиду Хроноса, вытащил из кармана своего марсианского комбинезона лист бумаги и выставил его против ветра. Лист отклонился, но тоже навстречу ветру. Нортон выпустил бумагу из рук, и она полетела против ветра — словно лосось, который поднимается против течения. Очень странно!

Чтобы взглянуть на часы, он вытянул левую руку так, что кисть выскользнула из широкого белого рукава. Секундная стрелка вращалась в обратном направлении.

Стало быть, все чистая правда. Хронос и впрямь живет вспять. Всю остальную Вселенную Время несет, словно река щепку. И только он один поднимается вверх, к истокам Времени. Флаг на крыше полощется против ветра потому, что сам ветер дует обратно, то есть возвращается к своему источнику. Точно так же и дверь, которая в том мире открывается, для Нортона — закрывается.

С собой прошлым Нортон не мог общаться, потому что тот, другой, жил в своем мироздании и не умел фокусировать зрение так, чтобы различать то, что двигается против течения времени. Если Нортон видел себя прошлого и весь тот мир, что живет в нормальном направлении, то лишь потому, что он знал о существовании другого мира и все его чувства были настроены на восприятие этого другого мира…

Итак, жизнь продолжается, но в обратную сторону.

Но чем он должен заняться теперь? Вряд ли обязанности Хроноса заключаются исключительно в бесконечных ахах и охах по поводу парадоксальности собственного существования.

Тут взгляд Нортона упал на кольцо, подарок Орлин. Ах, дурак, дурак! Отчего же он раньше не посоветовался с Жимчиком! Совсем про него забыл!

Ладно, лучше поздно, чем никогда. Ну-ка, не подскажет ли кольцо чего-нибудь дельного?

— Жимчик, ты по-прежнему в рабочем состоянии?

Жим.

— Какое облегчение! Тебе известно что-либо о принципах обратного движения во времени?

Жим.

Замечательно! Теперь остается только правильно сформулировать вопросы. Насколько спокойней на душе в такой отчаянный момент, когда у тебя на пальце умудренный знаниями друг!

— Правда, что я живу вспять и вижу мир как фильм, который перематывается в обратном направлении?

Жим.

— Но в таком случае как я могу общаться с нормальными людьми?

Жим. Жим. Жим.

Ах да, некорректный вопрос. Попробуем иначе.

— Могу ли я общаться с нормальными людьми?

Жим.

— Есть что-то, с помощью чего я сумею осуществлять такой контакт? Причем так, что и люди смогут общаться со мной… и видеть меня!

Жим.

— Это «что-то» — не Песочные ли Часы?

ЖИМ!!!

Стало быть. Песочные Часы не просто подобие эстафетной палочки, передаваемой от одного исполняющего обязанности Хроноса другому. Они имеют важное прикладное значение. Едва ли этому стоит удивляться.

Нортон оглядел символ своей власти. От тонкой струйки песка исходило мягкое беловатое свечение. Так-так, эта серебристая нить в порядке вещей — часы выполняют свое естественное назначение: отмеряют время, а в конкретном случае — его официальный срок на посту Хроноса. Впереди у Нортона — или позади — чуть больше тридцати девяти лет работы в качестве повелителя Времени. Затем, в день своего рождения, он освободит место новому Хроносу. Перспектива не то чтобы очень вдохновляющая, однако Нортон мало-помалу свыкался с ней.

Меньше ясности было в том, чем он будет заниматься эти тридцать девять лет. Не бить же баклуши! Какую бы работу ни выполнял Хронос, при этом он неизбежно должен входить в контакт с окружающим миром. Помогают ему в этом Песочные Часы.

Но каким образом, черт возьми?

Нортон внимательнее прежнего осмотрел загадочный инструмент. Никаких видимых кнопок, выступов или рычажков. В процессе изучения он перевернул часы — и мгновенно ощутил… боль не боль, а какое-то тотальное изменение внутри себя — как будто всего его вывернули наизнанку словно перчатку. Он проворно вернул часы в прежнее положение.

Что же это было?

Через мгновение Нортон догадался: коль скоро Песочные Часы измеряют срок его жизни, то, перевернув их, он начинает жить в противоположном направлении. Он как бы забирает обратно череду своих поступков. И может вернуться к тому моменту, когда принял от предыдущего Хроноса символ власти. То есть он способен переиграть свое недавнее прошлое и вернуться в нормальный мир. А пугающее ощущение, как будто всего его вывернули наизнанку, вполне закономерно: очевидно, в момент разворота жизни на 180 градусов кровь начинает бежать в обратном направлении, да и все процессы в теле выполняют команду «кругом, шагом марш!».

Итак, он может проявить свободу воли и отпятиться назад — до какого момента в своей жизни? Вплоть до мгновения передачи Песочных Часов? Не принять их на этот раз — и баста!.. Нет, это трусость и низость. Как говорится, взялся за гуж… Значит, о бегстве не может быть и речи. Никогда он больше не перевернет Песочные Часы. Пусть его жизнь идет и дальше в естественном, то бишь противоестественном, направлении. Нортон останется на своем посту до конца — что бы ни ждало его впереди…

— Жимчик, — обратился он к кольцу, — у Песочных Часов есть еще и другие возможности?

Жим.

— И это несмотря на то, что на них нет панели управления?

Жим.

Воистину бесценная крохотная змейка! Орлин сделала ему царский подарок, истинную цену которого он осознает лишь постепенно. К тому же это кольцо — одно из самых ранних свидетельств ее любви в нему. Пока Жимчик на его пальце, Орлин как бы присутствует рядом — пусть и невидимо, но постоянно. О-о, никогда, никогда он не расстанется с этим во всех отношениях бесценным кольцом!

Однако не время для сантиментов. Займемся делом.

— Но как заставить Часы работать? — воскликнул Нортон. — Мне что — надо просто пожелать, то есть отдать им мысленный приказ?

Жим.

Ага! Вопрос был задан наобум, но попал в самую точку. Итак, разгадка получена.

«Хочу стремительно перенестись в будущее!» — торжественно произнес про себя Нортон.

Струйка песка из серебристой вдруг стала небесно-голубой. Все вокруг превратилось в гудящую серую сплошную массу. Оставаясь на месте, он перемещался куда-то. Причем стремительно — в этом сомневаться не приходилось.

Куда его занесет при этакой скорости — можно только гадать.

«СТОП!!!» — мысленно крикнул слегка перепуганный Нортон.

Внезапно мир вокруг него угомонился. Песок в Часах почернел.

Нортон стоял на склоне лысого холмика. Было темновато — то ли потому, что день клонился к вечеру, то ли потому, что небо было затянуто тучами. Прямо впереди высилось что-то вроде высокой пальмы. Слева и справа, сколько видел глаз, тянулись заросли исполинских папоротников. Зелени много. Однако ни единой травинки ни рядом, ни в тени этих папоротников. Словно на другую планету попал!

Нортон сошел с холмика и предпринял небольшую экскурсию по окрестностям. Сплошь незнакомые виды растений. Только вдалеке он различил ель. И никакой животной жизни. Разумеется, звери могли спрятаться, заслышав шаги человека. Но хоть какую-нибудь козявку в воздухе или на листьях он должен был увидеть! Похоже, это действительно другая планета. Впору предположить, что Песочные Часы переместили его не во времени, а в пространстве.

— Жимчик, Часы сработали неправильно?

Жим-жим.

— Они переместили меня во времени?

Жим.

— В каком направлении? Вперед?

Жим. Жим. Жим.

Вот тебе и раз! Чем Жимчику не понравился этот вопрос? А впрочем, его растерянность легко объяснить: что понимать под словом «вперед»? Ведь Нортон живет назад: у него и у остального мира разные «вперед».

Вопрос в новой формулировке прозвучал так:

— Часы переместили меня в будущее остального мира?

Холодок пробежал по спине Нортона при мысли, что это так. Незнакомый мир без млекопитающих, без насекомых. И это будущее Земли? Какая же катастрофа произошла: мировая война или что-то другое?

Жимчик успокоил его двумя сжатиями, обозначающими «нет».

— Значит, я попал в свое будущее — то бишь в прошлое остального мира?

Жим.

Ну, теперь все понятно. Песочные Часы отсчитывают время в направлении его жизни. И команда «в будущее» для них равносильна команде «в прошлое». Отныне надо крепко думать перед каждым мысленным приказом — чтобы не допускать опасных недоразумений.

На сколько же лет в прошлое он углубился? Города и в помине нет, он еще не построен. Если судить по необычной и девственной природе, то Нортона протащило на добрый десяток столетий назад.

— На сколько лет в прошлое я углубился?

Жим. Жим. Жим.

— Я так понимаю, это обозначает не три года, а только твою неспособность ответить с помощью «да» или «нет»? Лучше спросить о количестве столетий?

Жим… жим, жим, жим.

Это что-то новенькое! Четыре жима в ответ на вопрос, требующий простого «да» или «нет»! Однако после первого «жима» была пауза. Стало быть, сигнал распадается на два и его надо расшифровать так: «да», «не могу ответить».

— Значит, столетия — это уже ближе к истине, чем годы, но еще не то?

Жим.

Что ж, их взаимопонимание с Жимчиком продолжает расти!

— Ладно. Как насчет тысячелетий?

Четыре «жима» — с паузой после первого.

Ух ты! В ход пошли крутые цифры!

— Миллионы лет?

Четыре «жима».

Итак, цифры не крутые, а чертовски крутые!

— Сотни миллионов лет?

Жим.

— Сколько?

Жим-жим.

— Примерно двести миллионов лет… Эпоха динозавров?

Жим.

— А где же они сами? Впрочем, нет, вопрос отменяется. Природу я люблю, но палеонтологию знаю плохо. Если поскрести в памяти, то это, похоже, триасовый период. Ну да, я мог бы и раньше догадаться! Травы и цветы еще не появились, уже есть саговники, пальмы и хвойные деревья. Формулирую вопрос по-новому: есть здесь динозавры — или точнее, их ближайшие предки, так сказать протодинозавры?

Жим.

— Вообще-то есть, но необязательно рядом… Стало быть, если я пробуду здесь достаточно долго и не спеша прошвырнусь по округе, то непременно встречу протодинозавров — разумеется, если не отгоню их запахом или шумом. Это верно?

Жим.

Тут Нортон обратил внимание, что ветер отсутствует и ни один папоротник не колышется. Даже если он задевал рукой вайи — огромные листья папоротников, — то и в этом случае они не шевелились. Рука проходила сквозь вайи, словно он был призраком.

— А-а, понятно! — воскликнул Нортон. — Время застыло! Я уже видел этот фокус в исполнении Танатоса! Поскольку я теперь Хронос, то и я могу делать подобные трюки! Я крикнул Песочным Часам «стоп!», и они восприняли приказ буквально. Они остановили время в той его точке, где я находился.

Нортон покосился на Часы. Песок — сейчас черный — все так же струился вниз. Значит, его время шло, хотя для окружающего мира оно остановилось.

— Итак, почернение песка обозначает, что время остановилось для всего мира — за вычетом меня, — сказал Нортон, размышляя вслух.

Жим… жим, жим, жим.

Еще одно усложненное «да». Лучше прояснить данный вопрос до конца. Жимчик не болтлив и голос спроста не подает.

— Сейчас мир находится в состоянии абсолютной неподвижности? — спросил Нортон.

Жим… жим, жим, жим.

— Это только кажется, что мир в состоянии абсолютной неподвижности?

Жим.

Что ж, тут есть здравое начало. Было бы даже странно, если бы Хронос мог болтаться из конца в конец вечности и по своей воле на неопределенный срок «вырубать» время то там, то здесь. Нужно, так сказать, хоть что-то оставить Богу… По всей вероятности, и Танатос не останавливал время во Вселенной, а только создавал убедительную видимость такой остановки. Впрочем, чем эта иллюзия хуже реальности, если ее можно использовать в практических целях?

Может статься, размышлял Нортон дальше, я нахожусь в каком-то ускоренном движении относительно мира, и поэтому он кажется мне неподвижным…

Он взглянул на циферблат своих наручных часов. Они остановились. Вряд ли это механическая поломка.

Что же происходит? Ведь он не остановился, а часы составляют часть его мира, то есть часть неостановленного мира. Он приложил часы к уху. Тикают! Он вытянул руку перед собой — и секундная стрелка снова замерла.

Экспериментальным путем Нортон выяснил, что на расстоянии менее фута от его груди часы идут и показывают его время. На расстоянии более фута от его груди они останавливаются, показывая «застылость» времени остального мира. Ценное открытие! Его власть над окружающим пространством ограничена этим футом от собственного тела. По сути, он заключен в достаточно тесный невидимый кокон с прозрачными стенками. Что ж, разумно. Он перемещается во времени в этой непроницаемой оболочке, словно в чересчур просторном скафандре, и благодаря этому ничего не прихватывает с собой из окружающего мира.

Дальнейшие опыты показали, что у кокона есть видимые пределы. Белая хламида Хроноса генерировала что-то вроде едва приметного тумана, на который Нортон прежде не обращал особого внимания. Этот слабый туман окружал его тело как облачко шириной примерно в один фут.

Нортон вдруг припомнил, что его наручные часы шли в обратную сторону, когда он смотрел на них в предыдущий раз. Теперь он знал объяснение: он держал часы слишком далеко от своей груди, и они показывали время остального мира. Для Нортона, внутри его кокона, секундная стрелка двигалась в правильном направлении, то есть время шло вперед.

Нортон продолжал размышлять вслух:

— Итак, почернение песка обозначает остановку мирового времени, которая может коснуться и меня, если я того пожелаю. Коснуться, правда, косвенно — моя вытянутая рука попадает в остановленный мир, но кровь в ней не останавливается и не начинает течь в противоположном направлении. Зато мои наручные часы реагируют на изменение. Стало быть, тут речь о некоем компромиссном состоянии…

Жим.

— Спасибо, Жимчик, за твои своевременные подсказки. Я ужасно рад, что у меня есть такой великолепный советчик!

Зеленое кольцо-змейка не стало сжимать ему палец — оно лишь потемнело, как бы выражая удовольствие от комплимента.

Мысли Нортона обратились к другому факту.

— Когда песок становится голубым — это обозначает ускоренное движение сквозь время?

Жим.

— Таким образом, песок изменением цвета точно информирует меня о происходящем. Но как я сумел перенестись за двести миллионов лет до нашей эры? Это далеко за пределами сорока лет моей грядущей «жизни наизнанку». Нет-нет, Жимчик, не спеши с тремя «жимами», я сейчас все соображу… Итак, я здесь. Но здесь я бесплотен — что-то вроде призрака. Ни к чему я не могу прикоснуться по-настоящему. И надо полагать, ни единое существо не может прикоснуться ко мне, а возможно, даже и заметить меня. Словом, все это похоже на объемное кино: окружающий мир для меня не более чем трехмерная картинка, внутри которой я могу перемещаться. Что касается обитателей этой трехмерной картинки, то они и вовсе не ведают о моем присутствии.

Нортон двинулся вперед. Вышагивая между гигантскими папоротниками, он продолжал философствовать:

— Похоже, я волен путешествовать взад и вперед по реке времени, однако бессилен что-либо сделать. Эти путешествия носят характер ознакомительной экскурсии: поглядеть можно, а потрогать — нет. И только внутри тех сорока лет, что мне отпущены, я могу быть чем-то большим, нежели турист со связанными за спиной руками. В пределах своего жизненного срока я в состоянии воздействовать на мир… Если, конечно, соображу, как это делается!

Жим.

— Ладно, кое-что мы выяснили. А теперь пора восвояси.

Нортон сосредоточился и мысленно произнес: «Обратно в изначальную точку. Но не так стремительно».

Обычное свечение Песочных Часы стало более насыщенным, а песок из черного стал розовым. Мир пришел в движение.

Солнце проворно зашло. Наступила ночь, которая через минуту закончилась. Сутки прочь! При дневном свете Нортон заметил поблизости какое-то животное, но оно мелькнуло с такой скоростью, что он его толком не разглядел — какая-то средних размеров рептилия. В реальности динозавр шествовал мимо него хороших полчаса, но для летящего сквозь время Нортона они сжались в пару секунд. В лихом темпе прошел ливень, и в том же несуразно быстром темпе высохли мокрые листья.

Темп движения нарастал. Свет и тьма чередовались в ускоренном темпе. Ночи были как затемнение в фильмах на заре кино. Нортон видел как деревья растут, стареют и исчезают. Времена года менялись, но настоящих холодов никогда не наступало.

«Быстрее», — приказал он.

Цвет песка в Часах из розового превратился в темно-розовый. Мир вне нортоновского кокона многократно ускорил свое движение. Теперь молодое деревце неподалеку от Нортона выросло и рухнуло от старости за несколько секунд. На самом деле оно просуществовало лет сто, не меньше.

Однако сотня миллионов лет — это чертова уйма времени! Нортон воочию убедился в этом. Если он будет перемещаться в таком же темпе, то обратный путь займет несколько лет! Поэтому Нортон скомандовал: «Полный вперед!» — и мир вокруг превратился в гудящую серую массу.

Тут Нортон вдруг сообразил, что за время прогулки среди триасовской растительности он довольно далеко ушел от места, куда был доставлен своей «машиной времени». Значит, и в своем времени он окажется на таком же расстоянии от точки старта. И можно только гадать, что находится в месте его возвращения! Полбеды, если это комната внутри здания. А если это стена? Быть с разгона вмазанным в бетонный блок — бррр!

Но прежде чем он успел как-то исправить свою ошибку, мир вокруг обрел очертания и затвердел. Нортон стоял на знакомом перекрестье каменного «X», а рядом находились две знакомые мужские фигуры.

Хотя Нортон и почувствовал немалое облегчение от того, что путешествие закончилось благополучно, он не удержался от почти обиженного восклицания:

— Как же так? Я ведь ушел от этого места!

Жим. Жим. Жим.

И снова Нортон самостоятельно сообразил, в чем тут секрет. Никуда он не уходил от этого места! Будучи вне тех сорока лет, которыми очерчены пределы его власти, он никак не способен влиять на мир, а стало быть, и на себя. Говоря проще, он ничего не может делать в тех временах, которые ему неподвластны. В том числе и реально перемещаться с места на место. Его пешая прогулка по триасовскому лесу подобна прогулке нашей тени на закате, когда она может фантастически удлиниться и дотянуться до столба в сотне шагов от нас. Но мы-то при этом и не сдвинулись с места…

Иное дело, если Нортон отправится всего лишь на год-другой вперед. При этом он останется в пределах подвластного ему времени и будет перемещаться реально. Следует научиться осторожности! На сей раз сработала заложенная в систему защита от дурака, и его глупость не привела к беде. Но так может быть не всегда.

— Ладно, жив-здоров — и на том спасибо, — сказал Нортон. — Во всяком случае я мало-помалу учусь пользоваться Песочными Часами!

Жим.

— Однако я до сих пор не знаю, в чем состоит моя работа и как мне вступать в контакт с людьми. А ты знаешь, Жимчик?

Жим-жим.

— Так я и думал. Ты много-многознайка, но не всезнайка. У тебя нет опыта обращения с Песочными Часами. Что ж, придется самостоятельно ломать мозги.

Задача перед ним стояла сложная. Но и перспектива открывалась грандиозная. Возможность путешествовать не только в пространстве, но и во времени — разве это не венец мечтаний для пытливого ума и для сердца, влюбленного в странствия?

Нортон взглянул на Часы, песок в которых снова тускло серебрился. К настоящему моменту он уже разгадал, что значит белый цвет песка, а также голубой, черный и красный. Последний означает возвращение сквозь толщу времени — что-то вроде красного смещения в астрономии. Его оттенки — от розового до малинового — говорят о скорости возвратного движения.

Теперь бы выяснить, принимает ли песок другие цвета и что они означают!

Тем временем две мужские фигуры, пятясь, отходили все дальше и дальше от каменного «X». Зрелище было занятное, и Нортон провожал их взглядом, покуда они не пропали из виду.

Наконец он остался один.

Гавейн и тот Нортон пришли сюда за пятнадцать минут до появления Хроноса. Следовательно, эти пятнадцать минут истекли. Он прожил четверть часа здесь, а у них четверть часа отмоталось назад. Значит, его размышления и путешествие в эпоху динозавров вкупе заняли всего лишь пятнадцать минут. Каким образом он уложился в такой незначительный срок — это вопрос второй. Вопрос насущный: что ему делать теперь, когда он остался один-одинешенек?

Рука затекла постоянно держать Песочные Часы, и Нортон поставил их на землю. Потом заложил руки за спину и принялся энергично выхаживать по кругу, как когда-то Гавейн в минуты сильного волнения.

Действительно ли он хочет принять груз ответственности, сопряженной с постом Хроноса? Действительно ли готов к ошеломляющим сложностям этой работы?

Идя на поводу у собственного любопытства, Нортон легкомысленно позволил втравить себя во все это. Теперь он видел реальный масштаб проблем, которые он на себя взвалил. Призрак был прав: такой шанс не каждому выпадает. Но и не каждый способен справиться с такими грандиозными задачами… В конце концов, еще не поздно перевернуть Песочные Часы, вернуться к исходному моменту, спрятать в карман самолюбие и отказаться от должности Хроноса. Наверняка сыщется другой желающий, более подготовленный и более решительный… Хочешь ты этого или нет?

Нортон остановился и поискал глазами Песочные Часы. Они стояли рядом — на расстоянии протянутой руки. Как это получилось? Ведь он вроде бы далеко отошел от них…

Нортон проворно отбежал метров на двадцать от Часов и остановился. Так и есть. Они находились рядом с ним — на расстоянии протянутой руки. — Он повторил попытку удрать от них. На этот раз он не спускал с них глаз. Часы, без рывков и подскоков, упрямо двигались за ним.

— Похоже, я не могу их бросить, — произнес он вслух.

Жим.

Хотя вопрос и был чисто риторический, Жимчик не преминул на него ответить.

Нортон взял Часы, поднял на фут над землей и выпустил из руки. Они повисли в воздухе. Он шагнул в сторону — они последовали за ним. Тогда он пошел прямо на них — они стали плавно двигаться прочь от хозяина. Словом, они постоянно держались от него на одинаковом расстоянии. Если бы Часы еще и вращались вокруг него, их сходство со спутником было бы абсолютным!

Такая навязчивая покорность взбесила Нортона, который последние двадцать минут жил на нервах. Он схватил Часы и метнул их в ближайшую кучу битого кирпича. Похоже, новоявленный Хронос давно искал, на чем отвести душу.

Однако Часы никуда не улетели. Футах в десяти от него они остановились в воздухе и рванули обратно. И через полсекунды уже зависли в футе от хозяйского плеча. Скорость их перемещения была так велика, что Нортон даже шарахнулся в сторону — думал, они непременно врежутся в него. Но Часы, похоже, не ведали такого неудобства, как инерция.

Выходит, эти чудо-часики и захочешь — не потеряешь.

Нортон в сердцах сказал:

— Но я не желаю, чтобы эта штуковина всегда следовала за мной, словно цыпленок за курицей! Люди будут таращиться!

Жимчик отозвался тремя пожатиями. То есть: ничем делу помочь не могу.

Вдруг среди развалин возник новый персонаж: женщина средних лет. Гавейн и тот Нортон удалились влево, а она появилась справа и решительным шагом направилась к нему. В ее руке был широкий рулон бумаги.

Лицом вперед? Она идет лицом вперед? Значит ли это, что она обитательница его мира?

Женщина помахала ему рукой. Она его видит!

Глубоко взволнованный, Нортон помахал ей в ответ. Как ни странно, на это женщина никак не отреагировала.

— Добрый день, — осторожно сказал Нортон.

Женщина остановилась в нескольких футах от него и развернула рулон бумаги, на котором оказалось написано крупными буквами: «ПРИВЕТСТВУЮ ВАС, ХРОНОС!»

— Добрый день, — настойчиво повторил Нортон. — А не проще ли нам поговорить?

Опять никакой реакции. Женщина провела ладонью по бумаге и все буквы исчезли, а через мгновение появились новые слова: «МЫ МОЖЕМ ОБЩАТЬСЯ, ТОЛЬКО ВАМ СПЕРВА НАДО НАУЧИТЬСЯ ЭТОМУ».

— Я пробую! — воскликнул Нортон. — Но никто меня не воспринимает!

Тем временем женщина опять сменила слова на бумаге: «Я — ЛАХЕСИС, ОДНА ИЗ ИНКАРНАЦИЙ СУДЬБЫ».

Мойра! Одна из трех богинь Судьбы, которых, согласно новой моде, называют инкарнациями!

О-о, это важная встреча!

— Я очень хочу побеседовать с вами! — засуетился Нортон. — Но как? Подскажите способ! Вы меня слышите? Вы меня понимаете?

Следующая фраза на бумаге несколько прояснила ситуацию.

«ВСЕ ЭТО Я ДЕЛАЮ В ОБРАТНОМ ПОРЯДКЕ. СЛЕДУЙТЕ МОИМ УКАЗАНИЯМ, И МЫ СУМЕЕМ ВСТУПИТЬ В КОНТАКТ».

Повинуясь инстинкту, Нортон громко крикнул, как будто хотел докричаться до нее:

— Да-да, я жду ваших инструкций!

Теперь он с горечью убедился, что она не видит его и не слышит, а лишь теоретически знает о его присутствии. Эти фокусы с листом бумаги она проделывает вслепую — в надежде, что он смотрит и мотает на ус.

Если им удастся «вступить в контакт», надо первым делом выяснить, почему мойры так усиленно хлопотали о его назначении Хроносом. И скорее всего поблагодарить их. Теперь он, похоже, дозрел до благодарности.

«ХОТЯ И ВЫ, И Я — ИНКАРНАЦИИ, ВЫ ЖИВЕТЕ ВСПЯТЬ, А Я — В НОРМАЛЬНОМ НАПРАВЛЕНИИ. НАМ НУЖНО СИНХРОНИЗИРОВАТЬСЯ».

— Согласен, — машинально кивнул Нортон.

«ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ — ПОЛЕЗНЫЙ ИНСТРУМЕНТ. ОНИ ВЫПОЛНЯЮТ ВАШИ МЫСЛЕННЫЕ ЖЕЛАНИЯ».

— Подумаешь, Америку открыла, — пробормотал Нортон, довольный своей сметливостью.

«ЧАСЫ ИМЕЮТ ОГРОМНУЮ МАГИЧЕСКУЮ СИЛУ. ОШИБКА ПРИ ИХ ИСПОЛЬЗОВАНИИ МОЖЕТ ВЫЗВАТЬ ЧУДОВИЩНЫЙ ХАОС».

— И это я уже знаю. Путешествие к динозаврам прошло не без пользы.

«ЦВЕТ ПЕСКА ИМЕЕТ КЛЮЧЕВОЕ ЗНАЧЕНИЕ».

— Вы мне лучше что-нибудь новенькое скажите!

«ПРИКАЖИТЕ ПЕСКУ СТАТЬ НА МГНОВЕНИЕ СПЕРВА ГОЛУБЫМ, А ПОТОМ ЗЕЛЕНЫМ».

— С удовольствием, — сказал Нортон, сосредоточился и мысленно скомандовал: — Голубой на секунду, затем зеленый.

Прежде ему не приходило в голову, что у Часов может быть и более простой интерфейс, чем мысленные словесные приказы. Возможно, цвета — поодиночке и в последовательных комбинациях — способны быть чем-то вроде клавиш компьютера…

Серебристый песок на секунду стал голубым, а потом зеленым.

Нортон услышал добрый женский голос:

— Поздравляю, Хронос.

— Ух ты! — вскричал он. — Теперь я слышу вас!

Лахесис улыбнулась. На вид ей было под пятьдесят. Шатенка. Волосы собраны в пучок на затылке. Вид усталый, лицо прорезано первыми морщинами. Грузноватая фигура не впечатляет. Зато глаза… О, эти глаза не оставляли сомнения, что он имеет дело с существом необычайным, обладающим неописуемым могуществом и величайшей тонкостью понимания.

— Теперь и я вижу и слышу вас, Хронос. Мы синхронизированы.

— Потому что песок зеленого цвета?

— Если последуете со мной, то я вам все объясню.

Лахесис приблизилась к нему и взяла его руку. Это был странный, интимный жест.

— Хотя бы на это я имею право после всего, что было между нами.

Он растерянно улыбнулся и неуклюже спросил:

— А разве мы…

Лахесис звонко рассмеялась и потянула его за собой.

— Конечно же! Конечно же, вы ничего не помните! Все это будет в вашем будущем. Все это было в моем прошлом… И поэтому я завидую вам… Впрочем, поторопимся. Не нужно без нужды затягивать фазу взаимной синхронизации — вы растрачиваете при этом магические силы… Ну вот мы и прибыли.

Женщина остановилась возле полуразрушенной стены, с которой свисал засаленный шнурок.

— Держитесь за меня крепко, Хронос! — приказала Она и дернула за шнурок.

И в ту же секунду они очутились в просторной комнате — скорее в небольшой зале, обставленной роскошно и с хорошим вкусом. Одна стена представляла собой огромную трехмерную картину сада, в который так и потянуло войти — настолько реальным он казался. Нортону вспомнились картины-головоломки Орлин — и сердце пронзила грусть.

Да, это жилище было прекрасно. Он был бы не прочь иметь такое!

Лахесис стояла рядом и с интересом рассматривала его, словно только что увидела впервые.

— У вас прекрасный дом, Лахесис.

— Это не мои апартаменты, — поспешно возразила она, — а ваши.

— Мои? — опешил Нортон.

— Этот дом находится в Чистилище. В его пределах время течет для всех в вашем направлении. Я вижу, Песочные Часы настроены на зеленый цвет. Здесь, в вашем жилище, это лишнее. Экономьте магическую энергию Песочных Часов, никогда понапрасну не утруждайте их. Верните песок в нормальное состояние.

— Что значит «нормальное»?

Но достаточно ему было покоситься на часы, как они угадали его волю и песок из зеленого стал опять серебристым.

— А теперь, — сказала Лахесис, — подробно расскажите мне о нашей встрече и о нашем с вами разговоре.

— То есть? — опешил Нортон.

— Видите ли, сегодня я вас вижу впервые в жизни. Я должна встретиться с вами через два дня, когда состоится передача Песочных Часов. Я намерена обязательно появиться там после церемонии с листом бумаги и дать вам необходимые инструкции. Затем я отправлюсь с вами в Чистилище. Судя по тому, что мы с вами в Чистилище, все так и произошло.

Нортон все еще ничего не понимал. Но когда он подчинился нелепой просьбе и пересказал Лахесис всю их встречу до мельчайших деталей, она сразу же прояснила ситуацию.

— В моем календаре до вашего вступления в полномочия Хроноса — два дня. В вашем календаре прошло два дня после вашего вступления в полномочия Хроноса. Секрет в том, что через два дня я попрошу вас на мгновение сделать песок голубым, а уж только потом — зеленым. За то мгновение, пока песок был голубым, вы перескочили через два дня в направлении своего будущего — и исчезли для меня. Я это сделала потому, что беседа нам предстояла долгая, а вы прожили вспять не более получаса. Если вы начнете жить в нормальную сторону в Чистилище, то менее чем через полчаса доживете до границы подвластного вам времени и станете для меня бесплотным и невидимым.

— Это я уже и сам обнаружил, — ворчливо заметил Нортон.

— Вот потому-то я попросила вас включить голубой цвет песка и немного продвинуться в свое будущее — не на час-другой, а с хорошим запасом.

Нортон устало потер виски. Такие вещи не сразу доходят. А когда доходят

— к ним трудно привыкнуть.

— Коль скоро я перепрыгнул через два дня своей жизни, — сказал он, — то и встречаю вас двумя днями раньше. Верно?

— Верно.

— А почему вы ждали в Чистилище именно сегодня? Откуда вы знали, что встреча именно сегодня?

— Ну, — улыбнулась Лахесис, — я в конце концов являюсь одним из аспектов Судьбы. И кое-что знаю просто потому, что знаю…

— Очень вразумительное объяснение, — буркнул Нортон.

— Поскольку мы с вами живем в противоположных направлениях, — продолжала Лахесис, — то для вас это начало вашего срока на посту Хроноса. Для нас же это конец вашего пребывания в его должности. Через два дня неопытного новичка Хроноса заменит умудренный Хронос, который не один десяток лет занимался своим делом. И сразу нам всем полегчает. Опытный Хронос будет назубок знать все наше будущее. — Одарив Нортона долгим пристальным взглядом своих пугающе мудрых и проницательных глаз, она добавила: — Время — могучая сила, Нортон. Вы научитесь делать то, что и Сатане не по плечу. Никто не смеет вторгаться в пределы компетенции Хроноса. Вы будете способны менять реальность по своему усмотрению. Но смотрите, как бы такое могущество не ударило вам в голову!

Хотел бы Нортон ощутить хотя бы миллионную долю этого пресловутого могущества! Пока что он чувствовал себя брошенным в воду беспомощным котенком.

Нортон отметил про себя, что Лахесис ненароком фамильярно назвала его по имени. Похоже, она действительно была знакома с ним в своем прошлом — и в его будущем.

— Я постараюсь максимально добросовестно выполнять свои обязанности. У меня вопрос касательно Чистилища…

— Чистилище не является частью физического мира, — с готовностью начала объяснять Лахесис. — Когда вы хотите без спешки пообщаться с кем-то, перенесите своего собеседника сюда, и у вас не будет никаких проблем.

— Это я понимаю не до конца.

— Не смущайтесь. Шаг за шагом — во всем разберетесь. Таких сложных и ответственных постов, как ваш нынешний, во всем мироздании раз, два и обчелся! Пройдет не один год, прежде чем вы усвоите все тонкости. К счастью, для этого у вас достаточно времени — в самом буквальном смысле. Вы теперь сами — Время.

— А нельзя ли объяснить мне все поподробнее, — сказал Нортон. — Пока что я ощущаю себя бараном перед новыми воротами.

Лахесис рассмеялась.

— Я здесь именно для того, чтобы объяснять, — сказала она и после короткой паузы кокетливо прибавила: — По крайней мере в этот раз… Я многим вам обязана и с радостью помогу вам… Но сперва мне следует представиться вам… целиком.

Нортон из любезности согласно кивнул. Хотя он мог только гадать, что это такое — «представиться целиком». Он был загипнотизирован уверенной и властной манерой собеседницы, ее невозмутимым всезнающим взглядом.

Лахесис вышла в центр зала и остановилась. Тело женщины внезапно колыхнулось, будто отражение в воде, когда набегает большая волна. Мгновение — и на месте Лахесис стояла древняя старуха. Правда, старуха элегантная: почти прямая спина, седые букольки аккуратно зачесаны, строгий наряд, состоящий из длинной темной юбки и кружевной блузки, на ногах — пусть и вышедшие из моды, но чистые и незаношенные ботики. Обликом она напоминала престарелую аристократку. Сходство довершала архаичная маленькая шляпа.

— Атропос, — представилась старуха, делая ударение на первом слоге. — Я перерезаю нить человеческой жизни.

— А я всегда полагал, что это прерогатива Смерти! — сказал Нортон. Бедолаге приходилось удивляться разом сотне разных вещей.

— Танатос забирает душу. А я определяю, в какой именно момент.

Нортон понимающе кивнул. Разницу он понял не окончательно, однако в дальнейшие расспросы не пустился — не до того. В свое время ему довелось видеть Танатоса за работой — и он проникся к нему величайшим уважением. Если копнуть поглубже, то Нортон согласился принять Песочные Часы именно потому, что перед его глазами был пример Танатоса, работа которого имеет много общего с работой Хроноса. Танатос являл собой образец того, что человечность и милосердие можно сохранить на любом посту, — даже если в твои обязанности входит лишить жизни младенца! Благодаря личной встрече со Смертью Нортон перестал считать ее отвратительным бездушным чудовищем.

Тем временем Судьба из Атропос опять превратилась в Лахесис. Перед Нортон стояла знакомая грузноватая женщина средних лет в просторном платье, которое отчасти скрывало ее полноту.

— Меня зовут Лахесис, — провозгласила она, делая ударение на первом слоге и очень твердо произнося «х». — Я отмеряю длину нити человеческой жизни.

— Но я думал, что это Хронос…

— Хроносу подвластно время, а не жизнь, — поправила его Лахесис.

Снова разница показалась Нортону не совсем понятной. И снова он предпочел не отвлекаться на исследование этого в данный момент второстепенного вопроса.

Лахесис подпрыгнула — и опустилась на пол в облике аппетитной молоденькой девушки с точеной фигуркой и длинными распущенными черными волосами. На ней было короткое платье с глубоким декольте; и бедра, и грудь были щедро обнажены. На Нортона пахнуло густым томным ароматом дорогих духов.

— А я — Клото, — сказала чаровница в коротком платье. И в ее имени ударение приходилось на первый слог. — Я пряду нить человеческой жизни.

Нортон пригасил жадный огонь в своих глазах и философским тоном заметил:

— До сих пор я считал, что это Природа…

— Нет-нет, — возразила Клото, — Матушка Гея отвечает за миропорядок в целом, за обстоятельства человеческого существования, но не за конкретные жизни. Хотя обязанности многих инкарнаций так или иначе пересекаются.

Говоря это, Клото кокетливо усмехнулась. Красавица явно упивалась тем, какое впечатление она производит на него. Если бы Лайла, вторая жена Гавейна, выглядела хотя бы вполовину так соблазнительно, когда Нортон увидел ее, события могли бы повернуться совсем иначе…

— Вас действительно трое? — спросил Нортон. — Все три такие… непохожие друг на друга…

— Нас действительно трое, и мы — разные ипостаси Судьбы. А что касается непохожести… Ведь недаром говорят, что женщина должна быть молодому мужчине любовницей… — Тут Клото игриво потянула подол платья вверх, еще больше заголяя бедро. — …мужчине средних лет — доброй подругой… — Перед Нортоном опять возникла спокойная и мудроглазая Лахесис, терпеливая и чуткая приятная собеседница. — …и наконец пожилому мужчине — нянькой.

— Лахесис превратилась в Атропос, которая на этот раз была одета как медицинская сестра, и опять-таки с элегантной консервативностью. — Мне ничего не стоит быть любой из них. С кем из нас ты предпочитаешь иметь дело?

Вопрос поставил Нортона в тупик.

— Э-э… да, пожалуй, со средней… в данный момент.

Перед ним опять возникла Лахесис.

— Я так и думала, что вы остановите свой выбор на мне. Теперь с вами буду я, хотя в прошлом… в прошлом я была для вас другой.

— Вы хотите сказать, что Клото… в моем будущем… — смущенно пролепетал Нортон.

— Ну да! Вы еще не испытали того, чем я уже насладилась. Вы были таким прока-а-азником! — Лахесис томно усмехнулась.

Нортон покраснел. Ему живо представилось все, что он может проделывать с Клото в будущем… И он покраснел еще больше. Очень странно беседовать с женщиной, которая была с вами в постели… а вы с ней — нет! В этой ситуации и самый бесстыжий смутится.

— Вы знаете, — промолвил Нортон, застенчиво улыбаясь, — я никак не привыкну к этой попятной жизни… Сплошной конфуз… И особенно тошно от того, что для нормальных людей я невидимый бесплотный призрак!

— Это дело поправимое, — успокоила его Лахесис. — Песочные Часы не только символ, но и орудие вашей власти. И оно обладает замечательными свойствами!

— Если я приказываю песку стать зеленым, то мне становится доступным общение с нормальными людьми?

— Правильно. Пока песок зеленый — вы живете синхронно с нормальными людьми. Можете делать это, когда желаете поговорить с человеком или с инкарнацией.

— Но тогда мне ничего не стоит перенестись на сорок лет вперед, к началу моей естественной жизни, приказать песку позеленеть — и жить в нормальном направлении, оставаясь при этом инкарнацией Времени!

Лахесис улыбнулась — хоть и ласково, но немного снисходительно.

— Не так все просто, Хронос! — сказала она. — Причин тому несколько. Во-первых, насколько мне известно, запас магической энергии Песочных Часов не бесконечен — если песок будет зеленым двадцать четыре часа в сутки, этот запас исчерпается за несколько недель. Во-вторых, вам предстоит серьезная работа на новом посту — только живя вспять, вы имеете возможность быть на высоте своих разнообразных и сложных обязанностей. Ну а в-третьих, я просто знаю, что вы не сделаете эту пакость… Точнее сказать, я знаю, что ты не сделал эту пакость…

На пару мгновений в его собеседнице проглянула игривая Клото — буквально, потому что он увидел большие молодые веселые глаза игривой Клото.

Это не могло не сбивать с толку. Если Клото не только Лахесис, но и Атропос… то сознание которой из них будет… то есть было с ним в самые интимные моменты? У всей троицы такие удивительные, значительные глаза… Все это здорово бьет по нервам… Мужчина, который входит в плотный контакт любого рода с подобной троицей, поневоле перестает быть хозяином положения, становится игрушкой в руках сразу трех женщин!

Перед ним снова была Лахесис, но Лахесис в несколько игривом настроении.

— О, вы не помните, вы ничего не помните! — воскликнула она, дразня его. — Какая досада! После всего, чему вы научили невинную девушку… и ничего не помнить!

Нортон обиженно насупился и сказал:

— Вернемся лучше к моей работе. Вы обещали ввести меня в курс дела.

Лахесис насмешливо вздохнула:

— Да, я помню, вы и прежде были зациклены на работе. А впрочем, вы справлялись с ней довольно неплохо. Что ж, я без промедления займусь вашим обучением. Это в моих интересах: нам предстоит долгие годы работать в тесном контакте. — Она сделала паузу, собираясь с мыслями. — Последовательность событий в человеческом отделе Вселенной недаром называется хронологической. Ее устанавливает и за ней следит именно Хронос. Следствие должно вытекать из причины, старость следовать за молодостью, поступок — за мыслью, а не наоборот. За последним тяжелее всего уследить. Нетрудно догадаться, что ваш способ жить — вспять — значительно облегчает вашу задачу. Не будь постоянного пригляда со стороны Хроноса, во Вселенной воцарился бы хаос и Земля вернулась бы к своему состоянию до сотворения, когда она была «безвидна и пуста» — просто «тьма над бездной».

— Но я нисколько не сомневался, что это все происходит автоматически! — воскликнул Нортон. — Уж так устроена Вселенная, что за причиной идет следствие, а за младенчеством — юность. Разве эти основополагающие законы нуждаются в каком-либо надзоре?

— Что ж, теперь у вас одним наивным верованием меньше. Основополагающие законы нуждаются в надзоре. Еще как нуждаются! Ничто во Вселенной не происходит само собой. Все — следствие работы главнейших инкарнаций. Земля вращается вокруг Солнца лишь потому, что за это кто-то отвечает. Вода мокрая, а песок сыпучий лишь потому, что за это кто-то отвечает. Дождь льет сверху вниз, а не снизу вверх…

— …лишь потому, что за это кто-то отвечает, — зачарованно подхватил Нортон.

— Дело Хроноса — так искусно координировать работу всех инкарнаций, чтоб люди жили в полной уверенности, что «это все происходит автоматически». Постоянно синхронизировать труд многочисленных инкарнаций

— вот великая обязанность Хроноса!

— Побойтесь Бога! — вскричал Нортон. — Я всего лишь человек, и я один! Как я могу уследить за всеми событиями в «человеческом отделе Вселенной»? От одной этой мысли волосы на голове дыбом встают!

— Успокойтесь. Вы отнюдь не один. У вас огромный штат работников. Они трудятся здесь, в Чистилище. Никто и не требует от вас, чтобы вы лично отслеживали каждое событие во Вселенной! На то есть масса мелких служащих плюс компьютеры и прочие прелести двадцать первого века — мы тут сразу же подхватываем все технические новшества! И без компьютеров как-то справлялись, а теперь уж и подавно… Вы, словно министр, принимаете главнейшие решения, а мелкая сошка их выполняет — равно как и рутинные дела, о которых начальник порой и ведать не ведает. Правда, в отличие от Земли, здешние служащие по большей части понимают свою ответственность, баклуш не бьют и придерживаются буквы распоряжений… Пока что вы еще не приступили к своим обязанностям — а мир не развалился. Это потому, что сотрудники вашего ведомства ни на мгновение не прерывают работу — три смены, двадцать четыре часа в сутки? Я уверена, что ваш предшественник оставил вам команду умелых и преданных работе сотрудников: он ведь знал, что новичок не сразу войдет в курс дела, а Вселенной надо функционировать не хуже обычного и в этот сложный период. Но теперь берите бразды правления в свои руки. Вы абсолютный владыка своих служащих. Взбредет вам на ум сменить курс времени во Вселенной на обратный — они безропотно проведут в жизнь ваш приказ, проследив за всеми деталями его исполнения.

— А я могу? Я могу изменить курс времени во всей Вселенной?

Лахесис солидно кивнула головой:

— Я уже имела случай указывать вам, что ваш пост сопряжен с весьма серьезными прерогативами. Власть ваша огромна. Но не дайте ей ударить вам в голову. И гоните прочь разные озорные мальчишеские мысли: Время не игрушка.

— Ладно, постараюсь держать себя в кулаке… — сказал Нортон. Вопрос представлялся ему пока малоактуальным: если он что сейчас и ощущал, то не могущество, а скорее растерянность. — Так что же мне делать? С чего начать?

— Прежде всего не держите на виду Песочные Часы. Зачем вам эта морока? Попользовались — и убрали.

— Я бы с радостью, но от них же не отвяжешься!

— Да, они вас ни на мгновение не покинут: это символ и одновременно средоточие вашей власти. Вы расстанетесь с ними лишь тогда, когда передадите их следующему, то бишь предыдущему Хроносу. Но пока что есть простой выход: надавите на Часы, они станут меньше — и вы сможете положить их в карман.

— Так просто?

— Ну да.

Нортон поставил Песочные Часы на одну ладонь, а другой надавил на них сверху. Они начали плавно уменьшаться в размерах. Нортон был так зачарован этим процессом, что перестарался. Часы стали размером с наперсток. Нортон неосторожно нажал еще — и они превратились в плоский диск, чуть побольше монеты.

Хронос-новичок испуганно вскрикнул:

— Я сломал их, да?

— Они вечные. Их невозможно сломать или уничтожить.

— Но сейчас, когда они как блин, как же может песок…

— Насколько я понимаю, форма Песочных Часов всегда неизменна — как бы они ни выглядели… Как с листом бумаги — сложите или его или скомкайте, он все равно будет листом бумаги и надпись на нем не изменится. Сейчас, когда Часы превратились в плоский диск, ваш мир просто стал для них двухмерным — и песок продолжает сыпаться. Все относительно, в том числе и форма.

Нортон пожал плечами, даже не пытаясь вникнуть. Все это было для него китайской грамотой.

— Значит, они работают и в таком виде? — переспросил он. — А как насчет цвета песка?

— Будет все так же меняться по вашему приказу. Ваша связь с Часами неразрывна. Ни при каких обстоятельствах они не выйдут из вашего подчинения.

— С Часами разобрались. Что дальше?

— Мне необходимо поправить несколько спутавшихся жизненных нитей. Я весьма аккуратна и очень внимательно слежу за ними. Однако нет полного совершенства в этой Вселенной — и мне случается недоглядеть. Если вы уже готовы заняться делом — давайте вместе распутаем несколько узелков.

— К вашим услугам. Только вы мне подсказывайте, что именно делать.

В ладони Лахесис из воздуха вдруг соткался блокнот, полистав который она сказала:

— Подходящая проблема. Жизненные нити двух человек пересеклись, и они вот-вот обменяются своими дальнейшими судьбами — начиная с точки пересечения. Поскольку одному из них предстоит очень скоро погибнуть в несчастном случае, то в данном случае огрех особенно непростителен.

Лахесис захлопнула блокнот, и тот растворился в воздухе. Затем она расставила руки и растопырила пальцы. Между ними вдруг заблестело несколько нитей.

— Доставьте меня к той точке времени, где они пересекаются.

— Погодите! — воскликнул Нортон. — Зачем этот несчастный случай? Не лучше ли аккуратно разгладить обе нити — чтоб люди жили долго и счастливо!

Лахесис покачала головой.

— Увы, Нортон, так дела во Вселенной не делаются, — сказала она. — Тишь и гладь не царят в нашем мире. То там, то здесь вспыхивает насилие, одни беды влекут за собой другие, и у поступков есть свои последствия. Если я смягчу одну-две конкретных судьбы, что для меня проще простого, то это может аукнуться несчастьями для многих других людей. С начала времен Бог и Сатана ведут нескончаемую войну, вольными и невольными солдатами которого являются люди. А нам досталось лишь молча приглядывать за жертвами борьбы гигантов. Не мне решать, кому и когда пасть в этой борьбе, а кому выжить. Мое дело следить за тем, чтобы индивидуальные судьбы развивались так, как это предначертано свыше. Я слуга, а не хозяин. Равно как и вы. Мы с вами всего лишь выполняем свой долг, проводим в жизнь не нами созданные законы.

Заключение ее тирады совершенно не понравилось Нортону. Роль безропотного слуги, а при случае и покорного палача — нет, это не для него… Однако он решил не вступать в спор — сознавая нынешнюю шаткость своего положения. Отложим это до лучших времен, когда он приобретет нужный практический опыт и будет лучше теоретически подкован для подобной дискуссии.

Нортон взглянул на нити, распяленные между руками Лахесис. Из них только две пересекались, остальные были натянуты раздельно и нигде не вступали в соприкосновение.

— А как?.. — начал он, неловко протягивая руки к нитям.

— О нет! — сказала Лахесис. — Это лишь условная модель. Распутывать будем не здесь. Вы забыли — я просила вас доставить меня в определенную точку времени и пространства, где мы и внесем коррекцию.

— Согласен, но…

— Ах, извините! У меня из головы вон, что для вас это первый опыт. Давайте я подскажу вам, как это делается — шаг за шагом. Итак, достаньте ваши Часы и приведите в рабочее состояние — чтоб виден был песок.

Нортон подчинился. Стоило ему вынуть Часы из кармана, как они сами собой выросли до размеров обычных песочных часов. По-прежнему струился песок, и по-прежнему от Часов исходило слабое сияние.

— А теперь расширьте их ореол так, чтобы он захватил и меня.

Ощущая себя мальчишкой, который учится азбуке, Нортон мысленно приказал Часам: «Расширьте ореол».

Мощь сияния увеличилась. Лахесис попала в круг света, испускаемого часами.

— Хватит, хватит. А не то вы увлечете за собой из Чистилища половину этой комнаты! Направьте Часы на меня, уменьшите ореол и затем сделайте песок голубым, но только на мгновение — мы должны продвинуться в будущее на совсем незначительное расстояние.

Нортон подчинился. Песок в часах на мгновение поголубел.

— Теперь перемещайтесь вдоль нитей, пока мы не окажемся возле их пересечения.

— Но как?

— Опля! Пролетели мимо. Дайте задний ход!

Нортон приказал песку порозоветь. И вдруг он увидел, как нити между пальцами Лахесис увеличиваются буквально на глазах. Быть может, это была какая-то иллюзия, но теперь нити стали толстенными канатами, натянутыми в пустоте, а Нортон и Лахесис перемещались вдоль них верхом на гигантски выросших Песочных Часах, которые двигались словно вагончик канатной дороги. В некотором отдалении Нортон видел другие канаты — великое множество канатов, и все они тянулись от горизонта до горизонта.

Но вот впереди показалось перекрестье двух канатов. Нортон как следует сосредоточился и затормозил Часы точнехонько возле места соприкосновения двух судеб.

— Молодцом! — сказала Лахесис. — Для начинающего отлично. Вы быстро учитесь, и у вас, несомненно, есть водительский талант. Из вас выйдет толк!

Лахесис подалась вперед и сноровисто заработала обеими руками. Через несколько секунд она развела канаты в стороны. Нортон сидел с открытым ртом. Во-первых, его поражало то, как ловко она управляется с толстыми твердыми кабелями, которые и весить должны чертовски много. А во-вторых, он помнил, что это всего лишь нити, распяленные между руками Лахесис. Там нити и Лахесис. Здесь — канаты и опять-таки Лахесис. Превращение нитей в канаты не так волновало его, как то, что его наставница оказалась в двух местах сразу. От этого голова шла кругом!

— Готово! — сказала Лахесис, поворачиваясь к нему. — Можете возвращать нас на прежнее место и в прежнее время.

Нортон выполнил нужные действия. Кабели вдруг исчезли, и он стоял рядом с Лахесис в своих чистилищных апартаментах.

— Порядок? — спросил он несколько ошалело.

— Все отлично. — Смерив его одобрительным взглядом, Лахесис добавила: — Справляетесь вы хорошо. Однако для одного раза впечатлений и информации, пожалуй, достаточно. Отдыхайте, обследуйте свои хоромы, знакомьтесь с домашними слугами. Я вернусь завтра в это же время.

Она появится завтра — то есть вчера по своему календарю.

— Но я так и не…

— Да вы сами во всем разберетесь. Вы понятливый!

Лахесис мгновенно исчезла.

Нортон вновь оказался один. И хотя говорено было много, он до сих пор так и не знал, в чем же, черт возьми, будут заключаться его главные обязанности!

6. САТАНА

Никаких затруднений и впрямь не возникло. Отлично вышколенные домашние слуги были вежливы и готовы к встрече нового хозяина. Складывалось впечатление, будто они уже не первый год служат у Нортона. Если время в этих апартаментах течет в обратном направлении — стало быть, слуги живут в том же направлении, что и он, а значит, видят его в первый раз. Однако теперь Нортон ни в чем не был уверен.

Как только Нортон не очень уверенно кликнул слугу, незамедлительно появился чинный дворецкий и представил новому хозяину весь домашний персонал. После этого Нортону был подан великолепный ужин, за которым прислуживала премиленькая служанка. Засим последовал подробный осмотр всех его владений. Экскурсией Нортон остался доволен. Он удивительно быстро освоился в новом жилище и почувствовал себя как дома. Его апартаменты походили на многокомнатный номер-люкс в самой дорогой гостинице — из тех, где останавливаются мультимиллионеры и президенты. В таких номерах ему жить не доводилось. Зато он не один месяц провел в гавейновских апартаментах, которые роскошью и обширностью, пожалуй, даже превосходили жилище Хроноса.

Да, но чего стоил принадлежащий Гавейну многокомнатный рай без Орлин!

Стоило Нортону вспомнить Орлин, и он погрустнел. Даже хоромы Хроноса вдруг стали ему не в радость…

Выяснилось, что его прислуга набрана из пребывающих в Чистилище душ. Они попали сюда, потому что на момент смерти свершили абсолютно равное количество добрых и злых поступков. Если души исправно служили в Чистилище и не творили никаких пакостей, то со временем они удостаивались перевода в Рай. Однако такое прощение было непросто заработать — здешний хороший поступок весил в миллион раз меньше, чем такой же поступок при жизни. Поди-ка накопи несколько миллионов добрых дел! Не одно столетие на это убьешь!

Жизнь Чистилища показалась Нортону отрадной в сравнении с земной: никакой суеты, никакого хамства и спешки. Народ любезный и вежливый и нрава спокойного, чтобы не сказать флегматичного. Если бы его не предупредили, Нортон принял бы это место за Рай. Про настоящий Рай и Ад он до сих пор ничего толком не знал. Заметил только, что все чистилищные души мечтали рано или поздно попасть в Рай. И никто не рвался в Ад.

Оказалось, что вечный полумрак в Чистилище — досужая выдумка поэтов. В тамошних сутках двадцать четыре часа. Есть и день, и есть ночь. Однако Нортон подозревал, что это чередование поддерживается искусственно.

Остаток вечера он отдыхал и смотрел объемновизор — хитом новостей единственного местного кабельного канала оставалось принятие Песочных Часов новым Хроносом.

Через какое-то время в дверь постучал дворецкий и сообщил о приходе гостя. Нортон удивился — час был поздний, да и кто бы это мог быть?

— Сатана, сэр, — безразличным тоном сообщил дворецкий, предваряя вопрос хозяина.

— Кто-кто?

— Сатана, сэр.

— Я… я не намерен иметь дело с Дьяволом!

— Прикажете так и ответить, сэр?

Но возмущение и ужас в душе Нортона боролись с любопытством — и любопытство начинало побеждать.

— Погодите… Я… Он способен причинить мне какой-нибудь вред — я имею в виду, здесь, в резиденции Хроноса?

— Нет, сэр. Одна инкарнация не может вмешаться в дела другой инкарнации без согласия последней. Все инкарнации практически неуязвимы — в особенности если они в форменной одежде.

— Что это значит — «в форменной одежде»?

— Ваш белый плащ, сэр. Это временной барьер, он ограждает вас от любой физической опасности.

— Ладно, — со вздохом сказал Нортон, — вероятно, мне лучше выяснить, чего он от меня хочет. Пригласите Сатану сюда.

Скажи ему кто еще пару дней назад, что он будет иметь личную встречу с Князем Тьмы, Нортон покатился бы от смеха: во-первых, никем не доказано, что Сатана существует; во-вторых, такая встреча невероятна, даже если бы Дьявол существовал; ну а в-третьих, Нортон не из тех, кто близко подпускает к себе Лукавого!

Дворецкий вернулся и провозгласил без малейшего оттенка насмешки:

— Князь Тьмы, Отец всякой лжи, милорд Сатана.

Таков был официальный титул Дьявола.

Нортон ожидал увидеть черта с картинки из детской книжки: рогатого беса с копытцами и раздвоенным на конце хвостом. Действительность разочаровала. Сатана явился в облике дюжинного мужчины средних лет в строгом бордовом костюме. Аккуратный рыжеватый «ежик» на голове. Тщательно выбритые щеки. Не слишком выразительные глазки. Полнотелый джентльмен, распространяющий запах хороших мужских духов. Живое олицетворение умеренности.

Говоря по совести, Нортону хотелось бы видеть в Сатане побольше огня!

Сатана быстрым шагом подошел к Нортону и протянул ему руку. Было бы верхом неприличия уклониться от рукопожатия. Да и благовидного повода не сыскалось. Поэтому Нортону пришлось пожать протянутую руку. Ладонь нечистого духа была твердой и теплой, но горячей Нортон ее бы не назвал. В этом предводителе чертей он не мог уловить ни одной, ну решительно ни одной искры инфернальности!

— Э-э… Чему обязан тем, что вы… э-э… почтили меня визитом?

— Вежливости, элементарной вежливости, — сказал Сатана, одарив Нортона обаятельной улыбкой и показывая банальнейший ровный ряд ослепительно белых зубов. — Вы только что вступили в должность, и я по-соседски решил проведать вас и предложить свою помощь. Если встретите какое затруднение, всегда к вашим услугам. И советом могу пособить, и делом…

Нортон слегка нахмурился, но из вежливости пригласил гостя сесть.

— Что верно, то верно — я новичок на этом посту, — сказал он, садясь напротив Сатаны. — И, быть может, чего-то недопонимаю… До сих пор я не предполагал в вас большой охоты помогать кому бы то ни было.

Сатана рассмеялся. Нортон был смущен задушевностью и теплотой этого смеха.

— Дражайший вы мой Хронос! Я такая же инкарнация, как и вы! Каждый из нас выполняет свой служебный долг, и нам грех не сотрудничать. Что вы, что я — мы оба заинтересованы в поддержании порядка.

— Уж вы простите меня за правду, — сказал Нортон, — но я всегда считал вас самым решительным противником всякого порядка!

Репутация Дьявола известна. В детстве Нортону со всех сторон внушали, что именно Князь Тьмы стоит у истоков любого зла, которое в конечном счете есть просто беспорядок в мироздании!

Сатана отчаянно замахал руками:

— Помилуйте! Что вы говорите! Я — и вдруг противник порядка? Да ни в коем случае! Во Вселенной не сыскать более ярого приверженца порядка, нежели я! Более того, я желал бы иметь во Вселенной куда больше порядка, чем есть теперь! — Тут он белозубо улыбнулся своей в высшей степени магнетической улыбкой и вкрадчивым тоном продолжил: — Признаю, что я немножко расхожусь с Богом в вопросе о том, кто из нас должен править миром. Но что касается взглядов на основные принципы мироздания — тут мы с Князем Света мыслим совершенно согласно!

Сам того не желая и вопреки доводам разума, Нортон мало-помалу проникался симпатию к этому дружелюбному и приятному во всех отношениях существу.

Однако он счел необходимым заметить:

— Буду честным, милорд. Я не на вашей стороне.

— Весьма, весьма разумно с вашей стороны, дражайший Хронос! Кто же в здравом уме возжелает оказаться в итоге в Аду? Будь то возможно, я бы и сам попросился в Рай!

Нортон не мог не улыбнуться этой горячей речи. Сатанинский юмор оказался заразительным.

— Стало быть. Ад вам не по душе! — воскликнул Нортон. — Зачем же вы остаетесь в нем?

— Да потому что я там работаю, сэр! Да, сэр, я там работаю. Случись мне дезертировать со своего поста — найдется ли на него охотник?

Прав Сатана, сто раз прав: охотника придется долго искать!

— Выходит, — не сдавался Нортон, — ваш пост так уж важен? Зачем вам тянуть лямку — тем более если она так натирает шею! Не проще ли добровольно свернуть ваше ведомство — и позволить Добру возобладать в мире?

Сатана грустно покачал головой.

— Увы и ах, — сказал он, — сама природа человека устроена так, что не позволяет мне умыть руки и удалиться на покой. В каждом человеке смешано Добро и Зло — заметьте, в каждом человеке. Во многих людях Зло решительно перевешивает. Куда прикажете девать этот материал в потусторонней жизни? Ад и есть свалка для подобных типов — следовательно, он попросту необходим. А что касается Добра и Зла как таковых… Какая же это будет свобода воли, если лишить человека выбора между ними! Вы разве против свободы воли? Святая вещь! Каждый живущий волен своими поступками выбирать свою загробную судьбу — и тем самым выявлять собственную глубинную природу. Средний человек ненавидит зло в себе и боится его последствий. Естественно, без этого он бы не старался продвинуться по пути добра. Но плоть слаба, и всякий время от времени поддается великому искушению вкусить быстрые и сладостные плоды зла. Лишь сумма поступков на протяжении всей жизни дает нам недвусмысленный вектор существования данной особи. Кто не божится в своей любви к Добру, кто не клянет Зло!.. Однако итоговая сумма поступков никогда не обманет: она ясно указывает, в какую сторону человека тянуло больше. Наблюдать, как люди суетливо мечутся между Добром и Злом, — презанятное зрелище. — Сатана насмешливо передернул плечами. — А впрочем, не затем я пришел, чтобы говорить о работе. Чем я могу помочь вам, Хронос?

— Спасибо, мне вроде бы ничего не нужно, — сказал Нортон. Красноречие Сатаны произвело на него большое впечатление, хотя к мотивам дьявольских разглагольствований он продолжал относиться с недоверием. — Помощи Лахесис мне вполне достаточно.

— Еще бы ей не помогать вам! — с готовностью подхватил Сатана. — Она целиком и полностью зависит от вашей службы Времени. Вот она и рассыпается перед вами, извините за выражение, мелким бесом. — Сатана опять рассмеялся своим приятным добродушным смехом. — Я так понимаю, она устроила вам горячий прием и всячески ублажала. Не удивлюсь даже, если в ход пошла самая молоденькая из троицы… Штучка, да? — Сатана многозначительно повел бровью.

Визит продолжал нервировать Нортона. Он не мог избавиться от мысли, что Лукавый явился с какой-то скрытой целью. Однако ершиться и переть на рожон Нортон поостерегся — совсем не хотелось идти на конфронтацию с фантастически могущественным Князем Тьмы. Поэтому Нортон поддерживал беседу в светском тоне в надежде, что рано или поздно Сатана или выдаст свои намерения, или откланяется.

— Мы оба должны максимально выкладываться на работе, — энергично говорил Сатана. В ораторском мастерстве ему не откажешь! Ухо отчетливо различало большие буквы в его речи. Нортон обратил внимание, что слово «инкарнации» Дьявол произносил без придыхания, с маленькой буквы, даже когда он включал «себя любимого» в этот класс существ. — По сути дела, мы с вами художники, творческие натуры, ибо превращаем нашу работу в произведение искусства и своими свершениями созидаем нетленный памятник. Я на седьмом небе от счастья, когда мне удается искоренить зло в заблудшей души, которая в противном случае была бы потеряна! Собственно говоря, мы этим и заняты в Аду — неустанно путешествуем по улицам этого последнего пристанища и пытаемся внушить хотя бы элементарное представление о Добре самым закоренелым и безнадежным грешникам.

— О, не сомневаюсь, — кивнул Нортон с натянутой улыбкой. Было ясно, что Сатана так мягко стелет с целью переманить Хроноса на свою сторону. Однако неприятней всего было то, что аргументы Князя Тьмы выглядели достаточно убедительно.

— Насколько я знаю, вы потеряли любимого человека, — сочувственным тоном произнес Сатана.

— Теперь Орлин в Раю, — твердо заявил Нортон, желая закрыть эту тему. Говорить о своей потере ни с кем не хотелось — тем паче с Сатаной! Если тот станет трепать ее имя, это неизбежно осквернит память о возлюбленной.

— Полагаю, вы в курсе того, что вам не обязательно прозябать в одиночестве, — сказал Сатана, деликатно угадав его нежелание длить разговор о покойной Орлин. — Здесь, в Чистилище, предостаточно душ женского и мужского пола, желающих всячески угодить своему хозяину и тем самым поправить собственный баланс в сторону Добра. Позвольте мне продемонстрировать вам кое-какие возможности.

— Я в этом не нуждаюсь! — поспешно возразил Нортон.

— Да дело-то пустяковое, сэр. Лишь позвольте мне пригласить вашу горничную…

Сатана щелкнул пальцами, и рядом с ними из воздуха соткалась хорошенькая девушка — волосы убраны под платок, тряпка для пыли в руке. Она была несколько ошарашена тем, что внезапно очутилась в другом месте и перед публикой.

— Нет-нет, этот наряд никуда не годится! — воскликнул Сатана с заботливой интонацией доброго дядюшки. В ту же секунду на горничной оказалось нарядное вечернее платье, которое выгодно подчеркнуло все прелести ее фигуры. — Ах да, волосы! — сказал Сатана, и платок на голове сменился бриллиантовой тиарой. — Лапочка, готова ли ты удовлетворить более интимные потребности своего хозяина?

Девушка с восторгом оглядела новое платье, коснулась тиары на голове и проворно выпалила:

— Я полностью к услугам повелителя.

— Послушайте, — обратился Нортон к своему гостю, — у меня ни малейшего желания…

Тут он лгал. И девица, и весь этот эксперимент приятно взволновали его.

— Тьфу ты, какой я несообразительный! — шутливо вскричал Сатана. — Зачем вам незнакомка! В последнее время вы стали однолюбом и больше не смотрите на сторону!

Горничная вдруг приняла облик Орлин — живой и восхитительной Орлин!

Ошеломленный Нортон пожирал глазами эту Орлин.

— Если пожелаете, — сказал Сатана, — то мы можем и личность ей изменить. Мне нравится создавать законченные шедевры. Эта девушка ничем не будет отличаться от вашей Орлин — и внешне, и внутренне.

— Но она — не та, которую я знал!

Сатана лукаво покосился на него:

— А разве кроме внешнего и внутреннего облика в ней было еще что-то третье, что вы знали?

— Я… я просто знаю, что она — не она. И этого достаточно.

— Вы сами запутались. Если она во всех отношениях она, то как же она может быть не она? Поверьте мне, вы будете довольны моим произведением. Тем более, у этой Орлин будет в запасе Вечность, чтобы стать еще краше, и нежнее, и умнее — и еще сто разных «-нее»!

Потрясенный появлением копии Орлин, убитый идеальным сходством и веской аргументацией Сатаны, Нортон мог только пробормотать, заикаясь:

— Но она… она не та, которую я любил… и в этом вся разница!

— Да бросьте вы! — с добродушной усмешкой отозвался Искуситель. — Что вы заладили — она, не она! Есть ваша любовь. Есть объект. Соедините их — и радуйтесь. Хронос, дружище, опробуйте эту девушку. Ей-же-ей, не пожалеете!

— Опробовать?

— Вам не нравится слово? Не буду же я оскорблять ваш и ее слух более точным! Если существует более мягкое и более вежливое выражение, я всегда предпочту его. Ведь я говорил вам, что в душе я художник. Я ценю тонкости языка. Само по себе моральное содержание слов меня не заботит — я никоим образом не ханжа. Просто люблю выражаться изящно. Случается мне употребить смачное словцо, но грубое — никогда!.. А что до девушки, то она может принять другой телесный и духовный облик — какой только пожелаете. Речь идет лишь о том, чтобы удовлетворить вас полностью — одновременно не задевая ваших деликатных чувств.

— Какой бы облик она ни приняла, — возразил Нортон с тяжелым чувством,

— точнее, какой бы облик я ей ни придал, это навлечет на меня проклятие и обречет мою душу на вечные муки. Я не хочу после смерти попасть в подведомственное вам заведение.

Опять Сатана одарил его своей наилучшей победительной улыбкой.

— Вижу, Хронос, вы по-прежнему пленник чрезмерной осторожности. Не так-то просто, дорогой мой коллега, схлопотать вечное проклятие. До конца срока пребывания в должности Хроноса ни один волос не упадет с вашей головы: и в Рай вас никто не вознесет, и в Ад никто не низринет. Будучи инкарнацией, вы практически неуязвимы — сместить вас с должности никто не посмеет. А что вы делаете или не делаете с бабенкой, которая сама не прочь, — сие никого не касается и в минус вам не запишется.

— Но как же я могу… с пребывающей в Чистилище душой, с бесплотным духом!..

— Все пребывающие здесь, так сказать, тверденькие друг для друга. В том числе и инкарнации. Это на Земле душа может в редких случаях разгуливать без тела. А в Чистилище такое неудобство отсутствует.

Нортон, которому присутствие фальшивой Орлин разрывало сердце, решительно мотнул головой:

— Нет, развлечения подобного рода мне не по вкусу.

— Поверьте мне, коллега, это ваше настроение продлится недолго. Всякое живое существо нуждается в наслаждениях.

— Вы правы, — сказал Нортон, — хотя наслаждение наслаждению рознь. А относительно дружеской чистоты ваших намерений я продолжаю сомневаться. Не могу позволить себе роскошь верить каждому вашему слову.

— Что ж, Отцом всякой лжи меня именуют не зря, не зря! — добродушно осклабился Сатана. — Порой я сам, при всей моей скромности, не могу не гордиться кое-какими из своих уловок. А впрочем, многие смертные с радостью поддаются на них.

Проходимец еще и бахвалится своими гнусными проделками!..

Нортон вскипел от возмущения.

— Если у вас нет никаких дел ко мне… — начал он, приподнимаясь.

— Одно маленькое дельце таки есть, — сказал Сатана. — Да вы сядьте пока, сядьте…

Едва приметным жестом он вернул горничной ее первоначальный вид, и девица опрометью кинулась вон из комнаты.

— Стало быть, это все-таки не простой визит вежливости, — промолвил Нортон.

— Я хотел попросить вас об одной маленькой услуге…

— Чего ради мне оказывать вам какие-то услуги!

— Да речь-то идет о сущем пустяке… хотя я готов щедро отблагодарить вас.

Пустяковая услуга за плату! Нортону однажды случилось обжечься на том же. Его договор с Гавейном обернулся сущим прижизненным адом!

— Что вы можете предложить коллеге за вычетом соблазна совершить дурной поступок? — с ядовитой улыбкой осведомился Нортон.

Сатана вперил в собеседника пристальный взгляд, в котором была та же завораживающая сила, что и во взгляде трехликой Судьбы.

— Я так понимаю, вы обожаете странствия, Хронос?

— Верно. И отчасти поэтому я согласился на этот пост. Путешествовать во времени! Как только я полностью освою искусство перемещаться… — Нортон осекся. Он не хотел раскрывать душу перед Князем Тьмы. Да и боялся ляпнуть что-нибудь лишнее.

— Как только вы освоите это искусство, — вкрадчиво подхватил Сатана, — то отправитесь поглядеть на живую Орлин.

Похоже, от Сатаны ничего не скроешь! А может, сама эта идея была некогда внушена ему именно Князем Тьмы? От подобной мысли холодок пробежал по спине Нортона.

— О какой услуге вы толкуете? — ледяным тоном поинтересовался он.

— Совершите коротенькое путешествие с одним из моих подручных. Совсем коротенькое.

— Будто вы сами не можете проделать подобное путешествие! Что до меня, так я даже в Чистилище пока еще толком не ориентируюсь!

— Экскурсия по времени. Только вы можете ее устроить.

Тут Сатана был прав. Ныне он, Нортон-Хронос, являлся безраздельным повелителем Времени. Никаких дел с Дьяволом он иметь не хотел, однако любопытство принудило спросить:

— И как далеко следует прокатить вашего подручного?

— Речь идет о нескольких годах, не более того. Никакого вреда мой работник не причинит. Просто переговорит с одним человеком. Полагаю, на это и четверти часа не понадобится.

— «Переговорит»? Это тоже любимый вами эвфемизм? Быть может, уместнее более точное выражение: «будет шантажировать»?

Сатана отрицательно замотал головой:

— Дражайший Хронос, я людям не угрожаю! Себе дороже! Есть способы поумней добиться своего! Но в данном случае, стыдно признаться, речь идет о добром деле.

— Сатана, творящий добро! Позвольте мне не поверить!

— Нетрудно убедиться, что в данном случае я говорю правду. Здесь нет секретов, все в открытую. Тому человеку сама плыла в руки редкостная, фантастическая удача — такая, что бывает только один раз в жизни. А этот простак свой уникальный шанс взял и прошляпил! Мой подручный растолкует ему, от чего он, дуралей, отказывается. Вот и все.

Где-то Нортон слышал про фантастический шанс, который бывает только один раз в жизни… Ну да, это выражение употреблял Гавейн, когда соблазнял его занять пост Хроноса. Но в природе «шанса», предоставляемого Сатаной, сомневаться не приходится!

— С какой стати вам вздумалось делать добро кому-либо из смертных?

— Сэр, я имел честь упомянуть, что я фанатик порядка. Нет порядка — и мое адское министерство не может эффективно функционировать. Если этот смертный не упустит свой великий шанс, то в данном уголке мироздания на целое поколение воцарится желанный идеальный порядок.

Нортон недоверчиво покачал головой.

— Вы изобретательны и искусны, Сатана, — сказал он. — Вы сочините дюжину других путей водворить на Земле порядок — не прибегая к прогулке во времени и хитроумной подсказке. Зачем вам обременять себя добрым делом по отношению к смертному?

— А зачем так упираться, Хронос? Вам по силам проверить мои намерения. Я предоставлю имя и координаты — отправляйтесь к этому человеку, и вы убедитесь, что он в результате не только не пострадает, но и будет осчастливлен вмешательством со стороны. Лишь когда вы поймете, что никакого подвоха не существует, — лишь тогда вы свозите туда моего подручного. Разве это не честная игра?

Нортон нехотя согласно кивнул.

— Тут есть еще одно «но», — сказал он. — Я пока не научился перемещаться во времени с необходимой точностью. Единственное путешествие к определенной точке определенной человеческой жизни я совершил под руководством Лахесис. Да и то используя ее нити в качестве направляющей движения.

— Я охотно вам помогу, — отозвался Сатана. — Пусть это будет еще одним свидетельством того, что я питаю к вам только дружеские чувства! Точности достичь легко: назовите Песочным Часам дату и час, а затем прикажите песку поголубеть — и вас, с точностью до минуты, доставят в нужную точку времени. Песочные Часы — прибор замечательный, они способны тонко реагировать на самые сложные приказы хозяина. Ну а когда прибудете в нужное время — отправляйтесь в нужное место.

— Пешком? Это значительно ограничит эффективность моей работы!

— Хронос, вы же воплощение Времени! А время и пространство тесно связаны между собой. Хозяин Времени косвенным образом получает кое-какую власть и над пространством — и власть немалую. Вы вольны без хлопот перемещаться в любой конец Земли и на любую из колонизованных планет.

Нортон поневоле нервно облизнулся.

— Вы имеете в виду обычный транспорт? — бросил он пробный шар.

— Так вас и насчет этого не ввели в курс дела? — деланно удивился Сатана. — Ладно, я вам и тут пособлю. Возьмите-ка Песочные Часы…

— Э-э, нет! — всполошился Нортон. — Я с вами путешествовать не стану!

Сатана не счел нужным обижаться.

— Расслабьтесь, дражайший коллега, — сказал он, — нет нужды путешествовать вместе со мной. Я просто дам несколько практических советов, а учиться будете самостоятельно. Только сперва немного теории.

— Да, будьте добры, — почти невежливо буркнул Нортон. При всем своем желании побыстрее избавиться от посетителя он исправно слушал его, потому что жаждал информации.

— Движение, подобно злу, вездесуще, — начал Сатана в своей излюбленной, несколько дидактической манере. — Земля вращается вокруг собственной оси — любая точка на экваторе движется со скоростью около тысячи миль в час, то есть шестнадцать миль в минуту, или четверть мили в секунду. Это весьма и весьма приличная скорость!

— Да, чуток быстрее, чем я бегаю, — ворчливо заметил Нортон. — Я в курсе, что это вращение является причиной смены ночи и дня. Но какое отношение все это имеет к теме нашего разговора?

— Это движение происходит параллельно с другим — вокруг Солнца. И тут скорость еще выше — примерно восемнадцать с половиной миль в час.

— Что, как известно из школьной программы, порождает смену времен года и создает саму эту единицу измерения — год. И снова вопрос: зачем вы все это рассказываете?

— Но и Солнце в свою очередь принимает участие в движении той галактики, к которой оно принадлежит! Солнце вращается вокруг центра нашей Галактики со скоростью примерно сто пятьдесят миль в секунду. Таким образом. Земля движется вокруг Солнца в семьдесят пять раз быстрее, чем точка на экваторе — вокруг земной оси. Однако скорость вращения Солнца вокруг галактической оси в восемь раз больше. Но что такое эти вроде бы ошеломляющие сто пятьдесят миль в секунду по сравнению с той скоростью, с которой расширяется вся наша Вселенная? Тут речь идет о половине скорости света, а это девяносто тысяч миль в секунду. Впечатляет, да?

— Да, — согласился Нортон. — А если ближе к делу?

— Терпение, коллега, подходим к главному. Суть в том, что мы с вами, находясь вроде бы в полном покое, на самом деле принимаем участие сразу в нескольких видах разнонаправленного движения — и некоторые виды этого движения имеют фантастические скорости. Словом, мы живем, почти того не сознавая, внутри невероятно сложной системы пространственного движения. А коль скоро движение есть функция как времени, так и пространства…

— Погодите! — возбужденно перебил его Нортон. — Что же получается? Если я буду перемещаться исключительно во времени, то я покину поверхность Земли! Если я перенесусь во времени, и только во времени, на час назад, то Земля, которая движется вместе со всей нашей Галактикой в расширяющейся Вселенной и делает при этом девяносто тысяч миль в секунду…

— …или двадцать четыре миллиона миль в час, что примерно равно расстоянию от Земли до Юпитера… — весело подхватил Сатана. — Короче, вы правильно сообразили: вы окажетесь в двадцати четырех миллионах миль от того места, где была Земля в начале вашего путешествия. Что и говорить, прокатитесь с ветерком!

— Но тогда путешествие во времени — смертельный номер! Особенно для меня, живущего против мирового времени! Стоит один раз потеряться в пространстве — и крышка.

— Успокойтесь, Хронос. У вас есть волшебный телохранитель — ваши Песочные Часы. Они сами заботятся о том, чтобы в своих путешествиях во времени вы не перемещались в пространстве, а попадали в ту же точку Земли. Какой бы самоубийственный фортель вы ни выкинули, сознательно или по недомыслию, — Песочные Часы всегда на страже вашей бесценной жизни. Они все просчитают, обо всем позаботятся. Так что можете экспериментировать безбоязненно. А если вы повелите им сотворить такую глупость, из которой вам живым никак не выйти, они попросту не выполнят ваш приказ. Словом, случись вам падать — в прямом или в переносном смысле, можете быть уверены, что они всегда успеют подстелить вам соломки. — Тут Сатана обаятельно усмехнулся и добавил: — К тому же эти чудо-часы защищают вас от любых козней. В том числе и от моих.

— Неужели все это правда? — выдохнул несколько ошарашенный Нортон.

— Вы вольны сомневаться во всем, что я вам говорю. Но я редко опускаюсь до мелкой и очевидной лжи. Это, во-первых, неартистично. А во-вторых, непродуктивно. Поэтому я довольно экономно расходую свое умение лгать. Что я сказал вам правду, может подтвердить ваше колечко. Сидящий в нем демон не принадлежит к моему воинству.

Оказывается, Сатана и про Жимчика знает!

— Песочные Часы и впрямь надежно защищают меня от Зла? — обратился Нортон к металлической змейке на своем пальце.

Жим.

За такой ответ Нортон возлюбил Жимчика пуще прежнего.

— И способны перемещать меня как во времени, так и в пространстве?

Жим.

— Да, Хронос, пространство тоже подвластно вам, — продолжал Сатана. — Для этого нужно мысленным приказом отменить жесткую привязку между временем и пространством. И тогда при перемещениях во времени Песочные Часы перестанут автоматически доставлять вас в ту же точку пространства. Это даст вам возможность путешествовать в пространстве — точнее, застывать на месте и использовать в своих интересах движение Вселенной, давая возможность конечному пункту вашего путешествия самому приблизиться к вам! После небольшой практики вы сумеете перемещаться из одной точки Земли в другую, делая по несколько миль в секунду! Однако будьте осторожны. Песочные Часы надежно охраняют вас от внешних опасностей и от вашей собственной глупости. Но как только вы мысленным приказом отменяете жесткую привязку между временем и пространством, чтобы свободно путешествовать из места в место, вы тем самым уменьшаете магическую силу Песочных Часов. И они перестают защищать вас от вас самого.

— То есть если я допущу роковую ошибку…

— Песочные Часы спасут вам жизнь, но за остальные последствия отвечать не будут. Иными словами, при малейшей неосторожности вы можете потеряться где-нибудь в пространстве.

Своевременное предупреждение! Нортон вспомнил свою беспечную экскурсию к динозаврам, которая не закончилась трагедией лишь потому, что Песочные Часы опекали его как ребенка. Будь их магическая сила «пригашена» — неизвестно, чем закончилось бы то легкомысленное путешествие. Нортон был искренне благодарен Сатане, что тот не утаил такой важной детали. Но так хотелось научиться использовать возможности Песочных Часов в максимальной степени!.. И Нортон продолжил расспросы.

— А как уменьшить магическую силу Часов? — осведомился он.

— Сделайте песок желтым, потом голубым или красным. Предпочтительнее красным, потому что в этом случае вы меньше всего отклоняетесь от нормального времени. В сущности, можно ориентироваться и по шкале обратного времени. Но поначалу, пока вы не освоились, лучше экспериментировать в знакомых координатах.

— Я-а-а-сно, — неуверенно протянул Нортон. Чтобы усвоить все эти новые представления, требовалось время.

Дружески улыбаясь, Сатана сказал:

— Немного практики — и у вас получится… А теперь, когда вы знаете секрет удобного и быстрого перемещения в пространстве, вернемся к началу разговора. Вы готовы оказать мне услугу и доставить моего помощника в определенное время и место, дабы он побеседовал с нужным человеком?

— Я не совсем уверен…

— Ах да, разумеется! Глупо с моей стороны!.. Вы, конечно же, хотите знать, в чем конкретно выразится моя благодарность за вашу услугу.

— Нет, я…

— Совершенно естественное желание, Хронос, — снова проворно перебил его Сатана. — В качестве награды я предлагаю вам путешествие в те отдаленные края Вселенной, куда вы без моей помощи никак не попадете. Ваши чудесные Песочные Часы способны перенести вас в любой конец Земли, но в космосе они пасуют.

Нортон молчал. Опять Сатана ошарашил его такими перспективами, что дух захватывало. Куда на сей раз клонит этот ловкий искуситель?

— Вам, Хронос, подвластно время — и в силу этого вам до некоторой степени подвластно также и неразрывно связанное с ним пространство, — продолжал Сатана. — Вы можете путешествовать, застывая в одной точке и позволяя пространству двигаться мимо вас. Что до меня, то я полновластный владыка пространства — коль скоро зло вездесуще, то и я обязан быть вездесущ! Вы легко перемещаетесь из конца в конец Вечности. А я с такой же легкостью перемещаюсь в любой конец нынешней Вселенной. И вот что я вам предлагаю: странствие по всей Вселенной, которое без меня вам ни за что не совершить. Прежде чем мы ударим по рукам, я могу отправить вас на маленькую экскурсию в космос, чтобы рассеять ваше недоверие и дать некоторое представление о моих возможностях. Надеюсь, вы понимаете, как много вы выигрываете от нашей сделки: вы мне маленькую услугу, а я вам — Вселенную на тарелочке!

Насчет Вселенной на тарелочке Нортон очень и очень сомневался. Путешествовать в далеком космосе с помощью магии невозможно — это он точно знал. Действие земной магии заканчивается на расстоянии примерно пяти тысяч миль от Земли. На других планетах — своя волшба, но тоже с ограниченным радиусом действия. Пространство между планетами и звездами — недоступная для магии зона. Следовательно, даже могущественный Сатана, чтобы попасть на Марс или на Венеру, должен использовать самый банальный переместитель материи!

Что же до межзвездных перелетов — так это и вовсе ерунда.

Нортон решил, что не даст взять себя на пушку. Пусть лучше Сатана сам сядет в лужу. Коль скоро он блефует, пусть выложит карты на стол — и сразу станет видно, что у него ни единого козыря!

— Хорошо, — сказал Нортон, — покажите мне свои пресловутые возможности.

7. БЕМ

Сатана повел рукой — и внезапно Нортон обнаружил, что он летит в космосе, причем так быстро набирает скорость, что Земля уже через несколько мгновений стала крохотным голубоватым шариком вдалеке, а еще через сколько-то секунд и Солнце отошло далеко-далеко назад.

Нортон оказался в открытом космосе, в нескольких световых часах от своей родной планеты, и продолжал лететь к центру Галактики. Звезды медленно плыли мимо.

Он не ощущал ни малейшего дискомфорта. Похоже, от превратностей космического путешествия его ограждало каким-то волшебством: он мог дышать, невзирая на вакуум; ему было тепло, невзирая на холод межзвездного пространства. Не исключено, что всем этим он был обязан белому плащу Хроноса.

Итак, Нортон хотел поймать Сатану на обмане — а на деле оказалось, что Лукавый говорил чистую правду! Благодаря чему возможно такое межзвездное путешествие? Или Нортон недооценил возможности магии? Похоже, Сатана искусен в волшебстве поболее прочих!

Время от времени вокруг становилось темно — это Нортон пролетал сквозь скопления галактической пыли. Затем он очутился в беззвездном коридоре, двигаясь вдоль витка сияющей галактической спирали, отдельные звезды которой посверкивали словно бриллианты. Задрав голову, он увидел проплывающее над ним нестерпимо яркое шаровое скопление звезд, которое занимает центр Галактики и вращается перпендикулярно плоскости ее спирали. Нортон двигался прямиком к группе звезд, составлявшей один из великого множества завиточков Млечного Пути.

При ближайшем рассмотрении «завиточек» оказался миниатюрной шаровой галактикой. Но и в этой «миниатюрной» галактике была добрая сотня тысяч звезд. От подобного зрелища дух захватывало!

По мере подлета к звездному скоплению скорость его движения мало-помалу уменьшалась. Оказавшись внутри галактики, Нортон мог оценить ее истинные размеры — чтобы пересечь ее, свету требовались многие и многие годы. Ближе к краю звезды располагались вольготно, далеко друг от друга. Но у центра их было так много и они располагались в таком тесном соседстве, что там, из-за обилия света, царил вечный день.

Однако до этого густонаселенного звездами центра Нортон так и не долетел. Далеко перед собой он увидел космическую станцию в виде гигантского колеса, на ободе которого было «припарковано» множество крохотных космических кораблей. Нортона несло прямо к этому исполинскому колесу. Однако он не боялся столкновения, ибо чувствовал, как кто-то или что-то заботливо снижает скорость его движения.

На подлете к станции Нортон обнаружил, что он заблуждался насчет размера космических кораблей. Его сбила с толку чудовищная величина кольца. Корабли оказались внушительных размеров — и очень разные! Одни иглообразные, другие яйцеподобные, третьи похожи на сосиски, а четвертые по форме напоминали заброшенные в далекий космос земные эсминцы, дредноуты и авианосцы — сходство довершали грозные ряды пушек и броня.

Через несколько мгновений он очутился внутри одного из тех космолетов, что походили на гигантские иглы. Сквозь обшивку он пролетел беспрепятственно, словно призрак сквозь стену. Мягко опустился на пол довольно просторного помещения и огляделся.

Похоже, это была кабина управления. Из широкого иллюминатора открывался потрясающий вид: металлическая боковина станции, пара ближайших космолетов

— и мириады звезд на темном бархате космоса. Тот же фантастический пейзаж был и на многочисленных экранах пульта управления.

Из кресла пилота ему навстречу поднялся мужчина средних лет — высокий поджарый блондин с грубоватой, но приятной внешностью неотесанного парня из прерии. На поясе у него болталась кобура с бластером. Окинув Нортона медленным оценивающим взглядом, он лениво, врастяжку произнес:

— Стал-быть, ты мой пилот-помощник? Вид у тебя не то чтоб очень геройский. А белой простыней зачем обмотался, артист? Ты хоть раз бластер в руках держал?

Нортон счел за лучшее ответить честным «нет». Хотел бы он знать, во что его втравил коварный Сатана!

— А чем же ты намерен вышибать дух из этих засранцев?

— Каких засранцев?

— Ну, бемов.

— Каких бемов?

— Ну ты совсем плохой, артист! Я про пучеглазых монстров. Они норовят завоевать галактику гениев. А гении наняли нас, чтоб мы очистили от этой нечисти ихний участок космоса. Во время последнего рейда моего помощника шпокнули. Вот мне и прислали замену — как и обещались. — Простодушно осклабившись, пилот добавил: — Правда, я губы раскатал, что пришлют телку.

— Телку?

— Ну, бабу. Ты, артист, может, сроду не держал живой бабы в руках — так же, как и бластер? Объясняю — это такая штучка с фигурой, как у той фиговины с песком, которую ты держишь в руке. Только я хотел штучку помоложе, с горячей кровью и чтоб не умничала.

— Жаль разочаровывать вас, — сказал Нортон. — Я, как видите, не молодая красотка. Да и во всех прочих отношениях никак вам не подхожу: управлять космическим кораблем не умею, про бемов и про гениев впервые слышу.

— Вот так всегда — пришлют лишь бы прислать! — в сердцах воскликнул пилот. — Сейчас я им покажу, почем фунт изюма!

Он застучал пальцами по клавишам пульта управления. Нортон заметил под его ногтями траурные полоски.

На самом большом экране появилась необычного вида голова. Формой она напоминала конусообразный вафельный стаканчик с большим шариком мороженого: чрезвычайно узкое лицо, подбородок «гвоздиком» — и гигантское вместилище для мозга, под сводами которого могло бы поместиться по меньшей мере два мозга обычного человека. На лысом как коленка огромном черепе вздувались пульсирующие вены, словно серому веществу было все равно тесно и оно распирало голову изнутри.

Нортон без труда догадался, что перед ним представитель расы гениев.

Вот он, печальный в своем великолепии венец эволюции человека: тщедушная обезьянка с лицом в ладошку и мозгом почище компьютера.

Олицетворенная мысль шевельнула губами и тихо шелестнула:

— Да?

Похоже, и голосовые связки гениев полуатрофировались за компанию с остальным телом.

— Говорит Бат Дарстен, сэр! — рявкнул пилот. — Явился мой новый помощник. Божится, что никогда не водил космические корабли, про бемов и слыхом не слышал, а из бластера стрелять не умеет. Да и выглядит как баба, хотя, к сожалению, не баба. Того, кто его ко мне послал, я бы хотел послать на столько букв, сколько у него извилин в голове, а их у него от силы три! Я требую настоящего помощника… и предпочтительней женского пола!

Ответом ему был вялый шепот:

— Ошибки нет, Дарстен. Компетентность Нортона, назначенного к вам вторым пилотом, не подлежит сомнению.

Это окончательно взбеленило Бата Дарстена.

— Да он совсем желторотый! По роже видно, что этот тип и козявки не обидит, а вы хотите, чтоб он на бемов охотился! Мне такой помощник не подходит!

— Нам он подходит, — упрямо возразил гений. Фиолетовые вены на его черепе вздулись хуже прежнего.

— А если он вам подходит, сэр, то и засуньте его себе в задницу! — рявкнул Дарстен.

Но тут произошло нечто странное. Налитыми кровью маленькими глазками ребенка-старичка гений пристально уставился на разбушевавшегося пилота. Через секунду волосы пилота вдруг встали дыбом, и от его черепа стал подниматься то ли дым, то ли пар.

Дарстен запрыгал, словно змеей укушенный, и стал молотить себя ладонями по голове.

— Хорошо, хорошо! — жалобно закричал он. — Вы правы, сэр, этот сукин сын именно то, что мне нужно. Как-нибудь справимся…

— Я рад, что наши мнения совпали, — произнес гений, обозначил улыбку на своих тонких вялых губах — и исчез с экрана.

— Что произошло? — встревоженно осведомился Нортон, глядя на потемневшую макушку Дарстена, волосы на которой закучерявились, словно опаленные.

— Телепнул меня, гад паршивый! — обиженно сказал Дарстен, поливая себе макушку холодной водой. — Когда им перечат, они злятся и телепинаются.

— Теле… пинаются?

— Ты дурак или прикидываешься? Только не говори мне, что и про ихнюю телепатию ни хрена не знаешь! Ты с какой луны свалился, браток? Этих гениев соплей перешибешь. Мозги на курьих ножках! Зато мозги у них — страшнее, чем кувалды у ресторанного вышибалы. Телепатят, телекинезят и вообще телегадят. Буркалы наставят — и зажигают что хошь… Ну ты меня и подставил, артист!

— Он вздыбил и поджег ваши волосы исключительно силой мысли?

— Ты же сам видел, артист!

— Но ведь его здесь не было! Ваш гений сидит где-то далеко, внутри станции-колеса.

— Ошибаешься. Он у себя на планете. Гении не строят жилищ в открытом космосе — считают их чертовски уязвимыми. Да и зачем им мотаться между звездами, если для их мысли любое расстояние — плевое дело! Коли гений, сидючи у себя на планете, углядел тебя где-то в космосе и захотел рассмотреть поближе, ему ничего не стоит сдернуть тебя с неба. А если бы мой шеф, которого ты только что видел, рассвирепел всерьез, то ему остановить мое сердце — как мне два пальца обос…

— Но если гении так волшебно сильны, — удивленно перебил его Нортон, — то зачем им нужны наемники? Могли бы и сами остановить сердца у всех бемов!

— Охо-хо-хо, — уныло вздохнул Бат, — ты и впрямь совсем желторотый! Ладно, раз уж мне от тебя не избавиться, введу тебя в курс дела. Хоть ты и задница, но при случае, может, и прикроешь меня. Эту шаровую галактику гениям приходится делить с бемами, которые тут недавние пришельцы. Лет двести они жили рядом мирком да ладком — места тут, сам понимаешь, до и больше. А в последнее время бемов словно подменили: грабят планеты, где живут люди, насилуют женщин, пожирают мужчин, убивают и калечат детей. Вздумали завладеть всей галактикой. Гении безвылазно сидят в своих подземных клетушках, и бемы до них еще не добрались. Но гении не могут без людей — они им нужны для разных надобностей, а потому эти сильномозговитые ревностно заботятся о сохранности человеческого поголовья. На бемов, уж я не знаю почему, телекинез и прочая телепетрушка не действуют. Вот гении и вынуждены нанимать отчаянных ребят вроде меня, чтоб те истребляли пучеглазых старым добрым способом. Платят хорошо. К тому же я этих бемов на дух не переношу. Обожаю их расстреливать — бах! бах! бах! Как подумаю, что одно из этих страшилищ с глазами на веревочках, как у насекомых, может моей сестре юбку задрать, так голыми руками готов их душить!.. А сейчас мы накануне большого рейда на планету бемов — ох и потешимся в этой их бемляндии! Зададим жару паскудам!

Кое-что прояснялось. Однако не все.

— Если эти бемы и впрямь чудища с глазами «на веревочках», — сказал Нортон, — то их метаболизм должен коренным образом отличаться от человеческого!

— А он и отличается, — отозвался Дарстен. — Эта дрянь с виду — нечто среднее между гигантским жуком и каракатицей. Вся в слизи, и у каждой твари по несколько глаз и дюжина щупалец вместо ног!

— Их половые органы не могут не отличаться от человеческих! — воскликнул Нортон. — Вряд ли бемы способны вступать в половой контакт с женщинами. Это из области сказок!

— Не знаю, я к ихней интимной анатомии не приглядывался, — сказал Дарстен, лениво почесывая затылок. — Некогда мне врубаться в ихнюю анатомию — увидел и стреляй, пока он тебя не сожрал… Но это общеизвестный факт, что они гоняются за нашими бабами. Особенно коли телка в одном бикини. Я сам видел сотни фотографий. Если б не отчаянные космические герои вроде меня, эти бемы перепортили бы всех наших девочек! А без девочек, сам понимаешь… Бем ее напугает, а ты ее догонишь — и приголубишь… — После задумчивой паузы пилот добавил: — Я всегда говорил, что бабы — дуры. Бегают от нас точно так же, как от бемов.

Его монолог прервал вой сирены. На пульте управления замигали красные огоньки.

— Началось! — радостно воскликнул Дарстен. — Боевая тревога! Отчаливаем на битву века! Садись, артист, в кресло второго пилота. Будешь учиться на ходу.

Нортон сел, куда ему было указано. У его живота защелкнулись автоматические зажимы безопасности. Секундой позже Дарстен уже отчалил корабль от Колеса.

— А сейчас не наложи в штаны, артист, — напутствовал пилот. — Я перевожу свою колымагу в режим невесомости — так удобней маневрировать.

И сразу же Нортон ощутил утрату веса — не будь зажимов безопасности, он бы легко выпорхнул из кресла во время одного из резких поворотов.

Затем Нортона прижало к спинке — корабль начал набирать скорость. Судя по перегрузке, немалой мощностью обладает эта «колымага», которую он мысленно окрестил более нежно: «Иголочка»!

Поглощенный пилотированием корабля, Дарстен время от времени бросал кое-какие советы:

— Про бемов запомни еще одно — так, на всякий случай: они умеют менять форму.

— Что-что?

— Что слышал. Эти бестии способны принять форму чего угодно. Поэтому, если сомневаешься, пали без размышлений. А не то поздно будет.

— «Пали!» — огрызнулся Нортон. — У меня и бластера-то нет!.. А может, и хорошо. Я бы сгоряча уложил кого-нибудь из наших. Нет, я не хочу рисковать!

— Да, в пылу боя всякое бывает, — согласился Дарстен. — Вот так и погиб мой напарничек — ну, который до тебя. Выскочил он из-за угла, а мне не глянулся цвет его лица — уж больно зеленый. Ну я и бабахнул в него. А он, как потом узналось, в тот день животом маялся, съел чего-то не то — вот и ходил зеленый…

— Вы… вы убили своего помощника? — воскликнул ошеломленный Нортон.

Белобрысый пилот с обгорелой макушкой шмыгнул носом и пожал плечами.

— Я был в полной уверенности, что это бем, — сказал он. — Ничего не поделаешь. Такие маленькие конфузы частенько случаются с теми, у кого рука всегда на кобуре.

Нортон нервно заморгал, долго молча ерзал в кресле и наконец проронил:

— Искренне надеюсь, что в ходе нынешней военной кампании вы избежите подобного маленького конфуза.

— Как знать, как знать… — бодро отозвался Дарстен. — Не робей, артист! Нас тут только двое на этой колымаге. Если увидишь кого третьего — значит, это бем.

— А откуда известно, что мы сами не бемы? То есть я хочу сказать, что вижу вас в первый раз и у меня нет никакой уверенности…

Тут вся глубина собственного теоретического замечания дошла до Нортона, и его прошиб холодный пот. Он опасливо покосился на пилота.

Тот весело ухмылялся:

— Ну ты и артист!

— Впрочем, вам тоже ничего обо мне неизвестно! — продолжал философствовать Нортон. — Я вполне могу оказаться бемом!

Дарстен на секунду задумался. Потом его рука метнулась к кобуре. Нортон так и окаменел от ужаса. К счастью, уже с бластером в ладони, ковбой-космонавт раздумал стрелять и сказал, держа второго пилота на мушке:

— А мы сейчас это проверим. Эй, Брякалка!

В кабину управления — бряк! бряк! бряк! — вошел робот. Так вышагивать в невесомости можно только с магнитами в подошвах.

— Звали, сэр? — осведомился он скрипучим голосом.

— Проверь-ка этого типа по имени Нортон. Человек он или бем?

Брякалка подошел к нему на расстояние одного фута. Вместо головы у робота было что-то вроде телевизора. Сейчас на экране появилось некоторое подобие глаз, которые внимательно осмотрели Нортона. Затем из середины экрана вдруг выскочил короткий шланг с двумя дырками. Этим шлангом Брякалка обнюхал второго пилота. Затем на экране появился рот, который произнес:

— Скажите «а».

Огорошенный Нортон громко сказал «А-а-а-а!» и в сердцах показал роботу язык — как доктору. Дернуло же его философствовать насчет того, как распознать бема! Безоружный, зажат на кресле, как ягненок между ногами у мясника… И если Брякалка ошибется насчет него и брякнет, что он бем…

Из правого бока головы-телевизора выскочило что-то вроде уха и прислушалось к нортоновскому «А-аа-а!»

— Еще разок! — приказал робот.

— А-А-А-А! — обреченно провыл Нортон.

Глаза Брякалки сошлись у несуществующей переносицы. Робот наглядным образом мыслил. Когда электронные мозги надолго задумываются — добра не жди.

— Это существо — человек, гомо сапиенс, — наконец провозгласил Брякалка. Нортон облегченно вздохнул. Но тут робот добавил: — Вероятность

— 98,35%. Плюс-минус три процента.

— Плюс-минус три процента? — с деланной бодростью переспросил Нортон. — Это значит, я человек на 95,35% или даже на 101,35%. Очень даже неплохой результат!

— Цифры верные, — скрипуче подтвердил Брякалка.

Лукаво блеснув глазами, Нортон приказал:

— А теперь, Брякалка, проверь мистера Дарстена!

— Не зарывайся, артист! Я про себя знаю, кто я такой! Ты не смеешь!..

Однако робот уже обнюхал его и обронил требовательное «Скажите „а“. Спорить с Брякалкой в подобной ситуации было смертельно опасно, и Дарстен покорно протянул „а-а-а-а-а!“ — одновременно показывая кулак желторотому насмешнику.

— Это существо — человек, гомо сапиенс, — наконец провозгласил Брякалка. — Вероятность — 96 процентов ровно. Плюс-минус три процента.

— Ка-ак? — обиженно взревел Дарстен. — Я, по-твоему, на два процента менее человек, чем этот пентюх? — Его рука машинально дернулась к кобуре бластера.

— Согласно результату анализа, — равнодушно уточнил робот, — Нортон на два целых и тридцать пять десятых процента более человек, чем вы.

— Пошла вон, жестянка глупая! — завопил Дарстен, и робот забрякал прочь. Очевидно, словосочетание «жестянка глупая» он слышал не в первый раз, потому что оно не поставило его в тупик.

Дарстен и после этого продолжал негодовать:

— В ближайшем космопорту продам его к чертовой матери и найму на эти деньги пилотессочку! От нее хотя бы будет толк. И она не скажет, что я мужчина только на девяносто шесть процентов!

— Думаю, вам будет полезно научить меня управлять кораблем, — произнес Нортон, частично ради того, чтобы отвлечь Дарстена от инцидента с роботом.

— Мало ли что может случиться.

— Шутишь! — возмутился Дарстен. — Я три года грыз гранит науки, прежде чем сел за ручки управление своего первого корабля. И почти мигом превратил его в груду металлолома. После чего учился еще два года!

— Если я совсем ничего не буду уметь, — стоял на своем Нортон, — то буду только обузой. Научите хотя бы сигнал бедствия подавать!

— Ладно, преподам тебе элементарный курс обращения с кораблем, — процедил Дарстен. — Это займет десять минут… плюс-минус три процента!

Самое смешное, что обучение и в самом деле заняло лишь десять минут. Справляться с «Иголочкой» было не сложнее, чем с автомобилем. Тяни или толкай ручку управления, запомни десяток кнопок да умей жать на гашетку, когда цель попадет в перекрестье линий на экране. Об остальном позаботится автопилот или, на худой конец, Брякалка. Словом, не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы управлять таким несложным аппаратом, как «Иголочка».

Как же Дарстен ухитрился угробить на обучение в космической академии целых пять лет?

Несколько правильно заданных вопросов вывели его на чистую воду. До ручек ли управления было Дарстену, когда у него в глазах рябило от ножек! Дарстен взахлеб рассказывал о своих приключениях с разными «цыпочками», «лапочками» и «телочками».

Тем временем космический флот, развернутый в боевой порядок, на огромной скорости двигался к вражеской планете. Звезды в иллюминаторе казались пролетающими мимо золотыми мухами.

Над пультом управления вспыхнуло красное табло.

— Ах ты, черт! — воскликнул Дарстен. — Прямо на нас идут бемовские военные корабли. От боя не уклониться. Чтоб им пусто было!

— А я слышал, что вы обожаете расстреливать бемов — бах! бах! бах!

Дарстен приосанился, шмыгнул носом и сказал:

— Ну да! Спасибо, что напомнил.

Издалека бемовские корабли напоминали огромные валуны. Они рассыпались по горизонту, беря в клещи флот своих врагов. Вскоре после сближения общий бой распался на массу дуэлей.

Один из бемовских валунов возник совсем рядом с Иголочкой. Его орудийные порты складывались в рисунок, напоминавший огромные фасеточные глаза гигантского насекомого. Залп был серией картинных вспышек по левому борту.

— В нас стреляют! Эти сукины дети в нас стреляют! — тоном обиженного ребенка вскричал Дарстен. — Я такого хамского поведения не потерплю! Я от вас, ребятки, мокрое место оставлю!

Со зверским выражением лица он взял вражеский корабль под прицел и с остервенением нажал на гашетку.

Яркий луч пронзил пространство перед ними, и Нортон увидел, как темный валун полыхнул и бесшумно рассыпался на части. Вакуум гасит звуки, поэтому взрыва они не слышали.

— Так вам, твари поганые! — в восторге закричал Дарстен.

Но к ним направлялся другой бемовский валун, поплевывая в их сторону вспышками из орудийных портов. Дарстен совершил стремительный маневр, вышел из зоны огня вражеского корабля, хорошенько прицелился — и разнес этот валун так же эффектно, как и первый.

Нортон взглянул на тот экран, где отслеживалась обстановка позади Иголочки.

— Бат, у нас на хвосте!.. — испуганно воскликнул он.

— Эти ребята твои, Нортон, — отозвался Дарстен. — Я должен следить за тем, что впереди. Разберись с ними сам.

Нортон развернул лазерную пушку на корме в сторону противника, прицелился и выстрелил. Мимо! Бемовский корабль стремительно приближался. Еще немного, и он расстреляет их практически в упор.

Руки Нортона дрожали, по лбу струился пот. Как только противник оказался в кресте окуляра, он нажал на гашетку с такой силой, что палец заныл.

Это был последний шанс.

Луч ударил по обшивке бемовского корабля — и тот превратился в рассыпающийся шар огня.

Нортон облегченно вздохнул и вытер пот со лба.

— Я их уделал, Барт! — радостно закричал он, поворачиваясь к пилоту. — Я их уде…

Он осекся. К креслу Дарстена, знойно покачивая бедрами, подходила сногсшибательной красоты девушка в обтягивающем комбинезоне.

— Привет, кошечка! — воскликнул Дарстен, пожирая ее глазами. — Откуда ты, прелестное дитя?

— Я прибыла на замену вашему роботу, — ангельским, певучим голоском ответила девушка и одарила обоих мужчин белозубой кокетливой улыбкой. — Полностью к вашим услугам.

Дарстен стрельнул глазами на своего помощника:

— Слушай, артист, сдается мне, что у тебя были какие-то дела в кормовом отсеке. Самое время ими заняться.

— Но… но откуда взяться замене? — сказал немного растерявшийся Нортон. — Мы в открытом космосе, и никто к нам не пришвартовывался!

— Ба! — воскликнул Дарстен, хлопнув себя по лбу. — А ведь ты прав, Нортон! Как я сам об этом не подумал! Киска, а скажи-ка нам, каким таким образом ты очутилась на нашей колымаге?

— Самым естественным, — с очаровательной улыбкой отозвалась девица. — Меня телепортировал один из гениев. Так чем я могу вам помочь, командир?

— Видишь, Нортон, все разъяснилось, — с довольным хохотком заявил Дарстен. — А теперь дуй-ка поскорее на корму. И не забудь прикрыть за собою люк.

— Погоди, — сказал Нортон с напряженной улыбкой, — я должен поблагодарить нашего доброго гения, который прислал нам такую восхитительную помощницу.

Он пробежался пальцами по клавишам, чтобы связаться с командованием. Во время десятиминутного урока Дарстен научил его и этому.

Тем временем пилот освободился от зажимов безопасности и взмыл над креслом.

Во время боя корабль предпочтительнее держать в режиме невесомости. Сейчас Дарстен позабыл обо всем — и о бое, и о том, что для его ближайших целей удобней переключить «колымагу» в режим нормальной силы тяжести. Чтобы остановить свой полет, он ухватился за плечо девицы, которая крепко стояла на ногах. Затем он подмигнул ей и кивнул в сторону кормы. Девица понимающе улыбнулась и зашагала в сторону люка, ведущего в заднюю часть корабля. Дарстен, цепко державшийся за ее плечо, поплыл следом, как воздушный шар на веревочке.

На экране перед Нортоном возникла страшноватая голова гения.

— Я слушаю, Нортон, — прошелестела она.

— Сэр, разрешите спросить, это вы телепортировали молодую женщину на наш корабль?

— Разумеется, нет. Идет бой! А мне известно из досье, что пилот Дарстен забывает обо всем на свете при малейшем плотском искушении.

Досье не ошибается! — с горечью констатировал про себя Нортон. Вслух он сказал:

— Но здесь у нас женщина!

Гений нахмурился:

— Да, теперь я и сам удостоверился. У вас на борту чужак. И он неуязвим для моей силы. Немедленно уничтожьте его!

Экран погас.

Итак, один из бемов, умеющих искусно изменять форму, сумел проникнуть на Иголочку! Какой кошмар!

Легко гению приказывать: уничтожьте! Для этого нужно иметь хоть какую-либо уничтожалку. Единственный бластер утащил с собой Дарстен. Перспектива рукопашного боя с бемом Нортон совсем не улыбалась!

Он быстро огляделся в поисках какого-нибудь оружия. Ничего лучше, чем огнетушитель, не нашлось. Схватив длинный металлический баллон, Нортон поплыл на корму.

Переключить корабль в режим нормального веса он не мог — забыл, на какие кнопки надо нажать.

Двигаться в невесомости оказалось целым искусством. Космолетчики должны постоянно носить башмаки с магнитами, сердито подумал Нортон после того, как пару раз ударился о стены.

Башмаки с магнитами! Такие были у Брякалки. По словам этой девицы, она прибыла на замену роботу. Насколько было известно Нортону, телепортация не подвластна бемам. У них только одно удивительное качество: умение придавать своему телу любые видимые формы. Следовательно, бем мог проникнуть на корабль только до вылета.

Получается, что их Брякалка на самом деле являлся затаившимся до поры до времени бемом!

Рядом с какой опасностью они находились на протяжении всего полета!

Наконец Нортон кое-как добрался до люка, открыл его и вплыл в кормовой отсек. Там он застал пикантную сцену. Дарстен заканчивал стаскивать с себя летный комбинезон, а девица, вывалив наружу голые груди, стояла неподалеку и развратно хихикала.

— Стой, Бат! — закричал Нортон, потрясая огнетушителем в руке. — Здесь чужак!

Дарстен проворно огляделся.

— Где чужак? — спросил он. — Ты рехнулся, артист, тут нет никаких посторонних.

— Женщина! — крикнул Нортон. — На самом деле это бем!

— Постыдись! — воскликнула девица, вправляя груди обратно в глубины своего комбинезона. — Обвинять в таком честную девушку! Батик, твою лапочку обижают!..

— Ты, артист, говори да не заговаривайся! — насупился Дарстен. — Не обижай мою лапочку!

Нортон таращился на девицу в поисках какого-либо признака того, что на самом деле она — липкое пучеглазое чудище с дюжиной щупалец. Увы, ни малейшего намека. Если верить глазам…

— Она ходит в невесомости! — наконец вскричал он, вспомнив свой главный аргумент. — Мы с тобой летаем, а она ходит!

Девица с досадой уставилась на свои ноги.

— Проклятье! — сказала она. — Так глупо проколоться!

Дарстен глупо разинул рот.

В следующий момент девица с яростным воплем атаковала Нортона.

Ему ничего не стоило защититься. Он находился в удобной позиции: одной рукой крепко держался за поручень, а ногами касался пола. В другой руке у него был огнетушитель. Имея упор, он даже в невесомости мог нанести смертельный удар.

Умом он понимал, кто перед ним и что надо делать. Но у него рука не поднялась нанести удар огнетушителем. Трудно вот так, ни с того ни с сего, за здорово живешь, замочить девушку металлической полуметровой дурой!

Он потерял драгоценную секунду. Девица выбила огнетушитель из его руки и вцепилась ему в горло. Теперь Нортон осознал всю серьезность схватки и горько пожалел о своей неуместной деликатности.

Дарстен был занят тем, что суетливо натягивал обратно комбинезон и возился с молниями. От этого придурка помощи не дождешься! Хотелось крикнуть: брось ты свой комбинезон и голым плыви на помощь! Но горло сдавливали могучие руки девицы-оборотня.

— Подумать только, я чуть было не поцеловал эту тварь! — приговаривал Дарстен, в десятый раз дергая заклинившую молнию. — От одной этой мысли меня вот-вот вырвет!

Нортону удалось отодрать руки оборотня от своего горла. Но если один противник твердо стоит на полу, а другой беспомощным воздушным шариком плавает в воздухе, то исход схватки очевиден.

Бем крепко держал его за руки. Не имея ни малейшего упора, Нортон болтался в воздухе и мог только бессильно скрежетать зубами и бессмысленно дергаться.

Тем временем под ним происходила жуткая метаморфоза: девица медленно изменяла форму и становилась той самой гадкой тварью, которую Дарстен совсем недавно описывал с брезгливой миной на лице.

Лицо красавицы расплылось в густую коричневую массу, а восхитительные груди расползлись в что-то вроде темного костного панциря. Ее руки, не ослабляя хватки, превратились в четыре щупальца. Остатками рта на остатках лица она, прежним воркующим голоском, сказала:

— Вот погоди, сейчас отращу настоящие зубы — и сожру тебя.

И действительно, в месте, где прежде были ее ключицы, начинала формироваться огромная пасть с зубами вдвое крупнее волчьих.

Дарстен, ругаясь себе под нос и не глядя в сторону бема и Нортона, продолжал копаться с молниями. Его кобура с бластером валялась в дальнем конце отсека.

— Как же ты попала на борт, сволочь липкая? — спросил Нортон, которому не хотелось умирать молчком.

Лицо бема окончательно превратилось в желеобразную массу, поэтому ответ прозвучал уже из пасти. Новый голос мерзкой твари оказался под стать ее новому облику: странное басистое верещание. Нортон с трудом разбирал отдельные слова.

— Не отвлекай. Зубы медленней растут, если я болтаю!

— Нет, ты мне скажи, бем проклятый, как же ты оказался на борту? — настаивал Нортон. Простодушное признание бема необычайно стимулировало его желание завязать диалог со своим грядущим убийцей.

— «Как», «как»! Пробрался тайком в космопорту.

— И много ваших лазутчиков на других наших кораблях?

— Извини, это секретная информация.

— Как я ее разглашу, если ты меня вот-вот сожрешь?!

— Верно, не разгласишь. Но штука в том, что информация секретная — для меня. Я ничего не знаю.

А тварь-то умом не блещет! Нортон сыпал новыми вопросами, с отчаянием поглядывая на Дарстена, который уже зашнуровывал башмаки.

— А почему ты не прикончил нас сразу, когда был в облике робота и не вызывал ни малейшего подозрения?

— С двоими связываться рискованно. А главное, я планировал съесть вас по очереди. Сперва Дарстена, а потом тебя. Если я проглочу сразу двоих, меня будет пучить.

Было нетрудно догадаться, почему такая желеобразная тварь избегает скопления газов в кишечнике.

— Но при старте, когда мы были зажаты для безопасности в своих креслах, ты мог бы преспокойно отобедать Дарстеном. А меня оглоушить чем-нибудь и оставить на ужин.

На новой яйцеобразной голове бема уже выросли три глаза на ножках. Теперь все три тупо уставились на Нортона.

— Вот так да-а! — задумчиво протянул бем. — А я и не подумал. Что ж ты мне раньше-то не подсказал!

— Ты мог сожрать Дарстена и вчера, когда он находился в корабле один.

— Он мужчина видный, к тому же и простак…

Бем не закончил своей мысли. Однако Нортон все понял и был весьма шокирован.

— Ты хочешь сказать…

— Человеческих самок я перепробовал без счета. А с самцами я еще ни разу. Любопытно.

Где же чертов Дарстен? Понимает ли этот олух, какой опасности он избежал?

А впрочем, избежал ли?

Покончив с Нортоном, бем получит полную свободу щупалец и сможет заняться сексуальными экспериментами с пилотом.

— Но как это возможно? — возмущенно сказал Нортон. — Вы же существа совсем другого вида!

— Совсем другого, — согласился бем. — А что некоторые из вас делают с собаками? То-то. Мы тоже любим разнообразие… Ну вот. Зубки готовы. Приступим.

Никакой новый вопрос не приходил в голову Нортону. Да и время чинной беседы, похоже, закончилось. Поэтому он завопил что было мочи:

— На помощь, Бат! На помощь! Сейчас меня сожрут!

— Держись! У меня тут узелок на шнурке…

— Бат! Плюнь ты на башмаки! Я погибаю!

— Да-да, сейчас. Не могу же я разутым…

— Бат, не трусь, ведь ты герой! А герои должны бросаться на помощь без промедления!

— Ах, черт! — воскликнул Дарстен. — Памяти совсем не стало! Я ведь действительно герой! Спасибо, что напомнил!

Отшвырнув башмаки, Дарстен поплыл за бластером.

Разверстая пасть бема приближалась.

— Нортон, я никак не могу поймать свой бластер…

Похоже, один дурак убьет его своей тупостью прежде, чем другой его сожрет!

Нортон извернулся и ткнул пальцем прямо в один из трех бемовских глаз.

Тварь взвыла от боли.

— Ой-ой-ой! Так нечестно! — заверещала она. — Мы так не договаривались!

— В любви и на войне все средства хороши, — нравоучительно сказал Нортон, втыкая палец во второй глаз бема.

— Ой-ой-ой! — громче прежнего заверещал бем, тараща свой последний глаз. — Ах ты, падла! Ну я тебя сейчас!..

И он так зажал руки Нортона своими четырьмя щупальцами, что тот не мог и пошевелиться.

— Раз ты такой подлый, я тебя буду есть кусочками прямо живого, — сказал бем. — Начну с дальнего конца. — И он впился зубами в башмак Нортона.

— Жимчик, что мне делать? — завопил Нортон, вдруг вспомнив о своем верном друге.

Жим. Жим. Жим.

Стало быть, и с этой стороны помощи не дождаться…

— В таком случае спасайся хотя бы ты, — приказал Нортон. — Беги, чтоб не оказаться в пузе этой твари!

Жимчик мгновенно превратился в змейку. Игнорируя все законы природы — и невесомость, и то, что в воздухе не на что опереться, — змейка кратчайшим путем стремительно доползла до кармана нортоновского комбинезона и с силой ткнулась в него головой.

Песочные Часы! В этом кармане его дивные Песочные Часы! Лахесис говорила, что они работают и в сплющенном состоянии.

Нортон велел песку покраснеть. «Прочь из этой минуты! Назад!»

В то же мгновение он оказался в космосе, вне корабля.

Немного придя в себя, он сообразил, что космический корабль не равноценен планете. Это на Земле Часы автоматически держат его на том же месте при перемещении во времени. В данном же случае такой координации не произошло.

«Обратно!» — приказал он — в надежде, что этой команды будет достаточно и Часы сами разберутся в его желаниях.

Так оно и вышло. Он оказался внутри Иголочки и мгновенно понял, что трагедия, из последнего акта которой он дезертировал, еще не началась.

«Стоп!» — мысленно повелел Нортон.

Медленно проплывая над панелью управления, он видел себя и Дарстена в креслах. Нортон-1 под руководством пилота осваивал принципы управления Иголочкой. Оба никак не реагировали на его присутствие. Следовательно, он невидимка.

Сколько Нортону ни толковали о его власти над Временем, он продолжал панически бояться временных парадоксов. До сих пор еще ни разу не возникала ситуация, которая могла бы закончиться каким-нибудь диким и безвылазным парадоксом.

Возможно, Хронос и волен играть со временем, когда дело касается других людей. Но если речь идет о нем самом? Ну, вмешается он в развитие событий на Иголочке, а чем это закончится? Сколько Нортонов в результате получится и в каких отношениях между собой они окажутся?

Да, но если не вмешаться, то бем сожрет этого Нортона. И что же тогда будет со мной?

Пока он размышлял, разгорелся бой и Нортон-1 взорвал бемовский корабль. Какое глупое и счастливое лицо было у него, когда он вытирал пот со лба!..

А вот и судьбоносный момент — из кормового отсека появляется девица.

— Привет, кошечка! Откуда ты, прелестное дитя?

— Я прибыла на замену вашему роботу…

Так ни на что и не решившись, Нортон вздохнул и стал наблюдать за происходящим со стороны.

Теперь собственная реакция на девицу показалась ему замедленной. Он слишком долго ел глазами ее округлости, прежде чем начал соображать, кто она такая и откуда взялась. Будь у бема намерение атаковать немедленно, Нортон был бы уже трупом.

И вот наконец Нортон-1 изволил пошевелить серым веществом.

— Она ходит в невесомости! — выкрикнул он, обращаясь к почти голому Дарстену. — Мы с тобой летаем, а она ходит!

Девица с досадой уставилась на свои ноги.

— Проклятье! — сказала она. — Так глупо проколоться!

Пилот глупо разинул рот.

В следующий момент девица с яростным воплем напала на того Нортона. Он высоко поднял огнетушитель, чтобы одним мощным ударом убить бема.

Вот его звездная секунда. Но он упустит шанс, не посмеет ударить женщину, потеряет свое единственное оружие, и эта «женщина» безжалостно сожрет его… Нет надежды даже на то, что ее будет впоследствии жестоко пучить!

Наблюдавший за этой сценой Нортон в бешенстве, по какому-то наитию, приказал песку стать черным.

Все в кормовом отсеке застыло. Нортон-1, дико выпучив глаза, стоял неподвижно с высоко вознесенным огнетушителем. Оборотень завис в прыжке. Дарстен замер с дебильным выражением смазливого лица — окаменела и рука, которая растерянно почесывала густую растительность в низу его живота. Бластер, медленно отлетавший в дальний угол, перестал вращаться.

Как ни странно, он не помнил, что в какой-то момент был «заморожен». А впрочем, странного тут ничего нет. Нортон-1 и не мог запомнить это состояние. Остановленный объект ничего не знает об остановке времени…

Нортон долго созерцал удивительный стоп-кадр.

Потом нерешительно подплыл к застывшему Нортону и тронул его руку с огнетушителем. Если бы он ударил вот так…

Рука поддалась! В застывшем мире Нортон был материален и мог действовать! Грандиозное открытие.

Он быстро оценил, куда будет двигаться голова оборотня. Затем он передвинул руки того Нортона так, чтобы огнетушитель оказался в лишь одном футе от лба бема. Теперь сила инерции бемовского прыжка сделает встречу его головы с краем металлического цилиндра неизбежной. Нортон-1 не сможет показать себя джентльменом. Удар неизбежен.

Нортон отплыл в сторону и велел песку стать белым. Время двинулось дальше.

Нортон-1 ничего не успел сделать с огнетушителем. Он просто держал его перед собой, а оборотень на скорости врезался в металлический цилиндр. Раздался треск черепа и хлынула кровь.

— Что ты натворил, артист! — взревел Дарстен. — Ты убил такую телку! Я тебя, гада, задушу!

Нортон в ужасе смотрел на тело, распростертое перед ним.

— Я… я не хотел, — пролепетал он. — Она сама наткнулась на огнетушитель. Я не собирался… Боже, а вдруг она настоящая женщина?

Хорошо, что Дарстена задержала возня с молниями, а не то Нортону пришлось бы солоно!

— Сейчас я тебе покажу, артист, — причитал Дарстен. — Погоди, я до тебя доберусь, убийца!

Но тут Нортон ахнул и сказал:

— Бат, ты только посмотри!

Голова девушки, из которой на пол фонтаном лилась кровь, внезапно стала менять форму. Через несколько секунд на ней выросли три глаза на ножках…

Дарстен и Нортон-1 зачарованно наблюдали за страшной метаморфозой.

Именно в этот момент Нортон почувствовал, как мощная сила потащила его в сторону другого Нортона. Оп! — и они вдруг слились в одно.

Этот новый Нортон помнил то, что лишь манипуляции со временем спасли ему жизнь. Значит, можно изменить что-то в своей жизни — и сохранить память об этом. Очевидно, такова великая привилегия Хроноса.

— Ну и дела! — выдохнул стоящий рядом Дарстен.

Теперь на полу вместо очаровательной девушки было что-то желеобразное, со множеством щупалец. Из живота этого существа вытекала черная жижа. В конце концов осталась только сморщенная шкурка, а кровь бема, собравшись в шарики, парила в воздухе.

— Сваливаем отсюда, а не то мы будем с ног до головы в этом дерьме! — сказал Дарстен. — Пойдем в кабину управления и включим силу тяжести.

В передней части корабля их ожидал другой страшный сюрприз.

Никем не управляемый корабль на полной скорости падал на планету бемов.

Если бы Нортон не вмешался в развитие событий и бем сожрал бы его, то и сам людоед не прожил бы долго, потому что корабль через считанные секунды врезался бы в его родную планету.

— В кресло, напарник! — заорал Дарстен.

Оба проворно сели. Щелкнули зажимы.

— Ничего, ничего! — перепуганно бормотал Дарстен. — Я уже врубил тормозные двигатели. Должно сработать…

— Молодчи…

Нортон легонько потряс головой, мало-помалу приходя в себя. Он катапультировался вместе с креслом и застрял в кроне огромного дерева, напоминавшего тополь. Ноги-руки целы. Теперь можно и оглядеться.

Болотистый унылый пейзаж. Одно утешительно — пустынный.

С соседнего дерева ему весело махал Дарстен. Внизу, под ними, дымились обломки Иголочки.

— Добро пожаловать на планету бемов, гори она синим пламенем! — крикнул пилот.

Нортон ответил ему слабой улыбкой. Из щупалец одного бема он угодил туда, где этих щупалец не меньше миллиона.

— Что делать-то будем? — не без меланхолии в голосе спросил он.

— Не знаю… — бодро ответил Дарстен.

Нортон скис еще больше. И тут его осенило.

— Бат, ты не забыл, что ты настоящий герой?

— Спрашиваешь!

— А как поступил бы в подобной ситуации настоящий герой? — лукаво осведомился он.

— Герой отправился бы в путь, умыкнул у бемов какой-нибудь космический корабль — и был бы таков!

Этот план показался Нортону фантастическим. Однако сам он ничего другого предложить не мог. Поэтому сказал:

— Ну-у?

— Вперед!!! — провозгласил Дарстен и почти что скатился с дерева.

Нортон, кряхтя и ойкая, стал спускаться со своего высокого насеста.

Дарстен поджидал его внизу и, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, покрикивал:

— Давай, давай! Время не ждет!

«Захочу — и подождет!» — ворчливо огрызался про себя Нортон, нащупывая ногой очередную ветку под собой.

И вдруг обмер. Из дупла на него глядело похожее на муравья страшилище — только размером с лисицу. Страшилище задумчиво поводило зубатыми челюстями.

Нортон нервно облизал губы. Бежать было некуда. А падать с такой высоты не хотелось.

— Бат, тут что-то живое, зубастое! — крикнул он.

Живое и зубастое стало медленно выползать из дупла.

— Вижу! — крикнул Дарстен. — Пригни-ка голову.

Пилот выхватил бластер и с первого же выстрела разнес страшилище в клочья.

Забрызганный кровью, Нортон наконец спустился на землю. Страх уступил место его обычной сентиментальности по отношению к природе и всему живому.

— Зачем ты убил эту животину? — с упреком сказал он. — Надо было только попугать ее. Может, она ничего плохого не имела в виду.

— Ты рехнулся? На планете бемов надо вначале стрелять, а потом уже спрашивать, кто это был.

Дарстен уверенно зашагал вперед в первую попавшуюся сторону.

Геройским взором он шарил по окрестностям в поисках вражеского космического корабля, который можно угнать. К сожалению, ничего угонябельного поблизости не наблюдалось.

Нортон понуро плелся за Дарстеном.

Вокруг была удивительная неведомая растительность. Вот бы задержаться и рассмотреть все хорошенько! Однако пилот решительно шагал вперед, игнорируя природную экзотику.

Между высокими кустами на берегу небольшого озерца шевельнулось что-то серо-зеленое и большое, величиной с буйвола.

Дарстен выхватил бластер.

— Не стреляй! — крикнул Нортон, но было уже поздно. Куски мяса разлетелись по окрестным кустам.

— Не распускай нюни, артист, — огрызнулся Дарстен. — Нам некогда разглядывать природу и спрашивать у каждой зверюшки, добрая она или нет. До ночи нужно убраться отсюда!

— Здесь никогда не бывает настоящей ночи, — сказал Нортон. — Компактная шаровая галактика. Слишком много звезд вокруг.

— Гра-амотный! — фыркнул Дарстен. — А не пора ли нам перекусить, мистер грамотей?

Прежде чем Нортон успел что-либо сказать, Дарстен подошел к ближайшему дереву, протянул руку и схватил висящий на ветке мясистый аппетитный красный плод.

Плод зашипел на Дарстена и плюнул ему в лицо коричневым соком.

Пилот проворно отскочил, однако несколько коричневых капель все же угодили на его комбинезон — и прожгли в нем полдюжины дырочек.

Дарстен обиженно шмыгнул носом и заявил:

— Не знаю, как ты, артист, но я еще не проголодался по-настоящему. Перекусим попозже.

На опушке леска они обнаружили врытую в землю массивную хрустальную колонну.

— Это что за хреновина? — удивился Дарстен.

Прежде чем Нортон успел схватить его за руку, пилот постучал по хрусталю рукояткой бластера. Осторожность одного в который раз не поспевала за опрометчивостью другого.

Колонна завибрировала и трижды вспыхнула, словно огромная врытая в землю лампочка. Затем она стала помигивать — уже не так ярко.

— Уносим ноги, — сказал Дарстен. В этом случае Нортон и не думал перечить.

Через минуту на горизонте возник круглый летательный аппарат. Еще через несколько секунд стало ясно, что он на полной скорости летит в их сторону.

— Патрульный космолет! — крикнул Дарстен на бегу. — Давай к той рощице на склоне холма. Надо спрятаться.

— Хрустальная колонна, вне сомнения, сигнальная станция! — крикнул в ответ Нортон. — Теперь они знают, где мы! Нам хана. Сами себя угробили!

Раньше чем земляне добежали до рощицы, их ожидал второй, и не менее чреватый последствиями сюрприз: из-за холма навстречу выдвинулось нечто похожее на исполинского хищного динозавра.

Зверь напоминал кузнечика — каким он должен казаться муравью.

Зеленое чудище было высотой со слона, только вдвое длиннее. Такой сожрет десять Нортонов и пять Дарстенов — и даже не почувствует! Зубы в его кровожадно разверстой пасти напоминали заостренные колья. Подобного рода зверюги заглатывают добычу целиком, а затем медленно дробят у себя в желудке и переваривают. Дробление происходит так: мускулистые стенки желудка ворочают смолоду заглоченные огромные камни и размеренно колотят ими проглоченную добычу.

Нортон живо представил себе, как зверюга сперва насадит его на кол своего зуба, а потом заглотнет — и начнет побивать камнями в своей утробе.

— Вперед! — крикнул Дарстен.

— Погоди, там бемы!

— Мы их перестреляем! — сказал Дарстен, хватаясь за кобуру. Тут он вспомнил, что его бластер, выбитый Нортоном, затерялся где-то в траве. Дарстен махнул рукой и добавил: — Мы их, гадов, голыми руками передушим!

Не успели они подбежать к космолету, как в его боку распахнулся люк, откуда появились щупальца бема.

Дарстен недолго думая схватил одно щупальце, энергичным рывком вытащил бема из люка и отшвырнул его на несколько футов от космолета.

— За мной, артист! — крикнул Дарстен, проворно юркнув в люк.

Нортон рванул за ним, но тут ошарашенный бем пришел в себя и обвил щупальцем его ногу.

— Бат! — жалобно взвыл Нортон.

Дарстен появился в люке с какой-то железкой в руке.

— Смелее, артист! — сказал он, протягивая Нортону левую руку. Правой рукой он принялся молотить железкой по щупальцам и по голове бема. Тот ослабил хватку — и через пару секунд Нортон оказался в космолете. Дарстен шустро закрыл люк.

— Нам подфартило, — сказал он. — В корабле был только один бем, хотя колымага рассчитана на пятерых.

Дарстен сел в кресло пилота. Несмотря на причудливую форму, это было все-таки кресло. И ручки управления, несмотря на определенную необычность, были все-таки ручками управления. В конечном счете, подумал Нортон, эти бемы не так уж сильно отличаются от нас.

— Слава Богу, что меня когда-то учили управлять бемовскими посудинами,

— сказал Дарстен. — Садись в кресло и пристегнись. Отчаливаем!

— Смотри, второй патрульный корабль!

— Вижу.

Дарстен покрутил какие-то ручки, взглянул на экран и нажал большую черную кнопку. Шар огня — и второй бемовский космолет рассыпался на части.

— Зачем ты это сделал? — возмутился Нортон и нравоучительно добавил: — Мы на планете бемов — и нехорошо убивать хозяев почем зря… Даже если они не очень гостеприимные.

— Хороший бем — мертвый бем, — возразил Дарстен.

Они уже летели — стремительно набирая высоту.

Окончательно ощутив себя в безопасности, Нортон продолжал философствовать:

— Вот если бы ты поближе познакомился с бемами, ты наверняка обнаружил бы, до какой степени они похожи на нас! Они свободно разговаривают на нашем языке, им нравятся наши женщины, они дышат тем же воздухом, что и мы. Быть может, вся эта война — чистое недоразумение…

Дарстен почесал затылок и сказал:

— Я никогда не смотрел на дело с этой стороны. А впрочем, с бемом, если он в облике аппетитной девицы, я бы не без удовольствия познакомился поближе!

Нортон возмущенно фыркнул: опять Дарстен свернул на свою любимую тему!

Тем временем корабль покинул верхние слои атмосферы планеты бемов и быстро удалялся от нее. Вскоре планета стала небольшим шариком вдалеке.

— Я думаю, пора, — сказал Дарстен, открыл какую-то крышку на панели управления и нажал сидевшую под ней красную кнопку.

— Пора — что? — спросил Нортон.

— Разнести ихнюю планету вдребезги.

— Разнести планету вдребезги? — ужаснулся Нортон. — Ты в своем уме?

— А разве не для этого наш флот прилетал сюда? У них не получилось — так я сделаю.

— Но если бемы действительно такие плохие, разве не лучше просто завоевать их планету, чтобы использовать ее природные ресурсы? С побежденными бемами мы заключим мирный договор — и они перестанут беспокоить людей рейдами. А сами они — по доброй воле или в качестве контрибуции — могли бы научить нас менять форму тела!

— Да-а, я об этом как-то не подумал, — признался Дарстен. — Но теперь уж ничего не воротишь. Бомба уже летит — вот-вот будет большой бабах.

— Что за бомба?

— На борту этого космолета была бомбочка, которой достаточно для того, чтобы уничтожить целую планету… Ага, рвануло. Гляди-ка, артист, планета пополам. Да-а, зрелище еще то! Хорошие бомбочки умели делать эти бемы, космос им пухом.

— А зачем их космолеты были вооружены такими страшными бомбами?

Дарстен пожал плечами:

— Должно быть, хотели нашу планету уничтожить. Не было у них артиста, который посоветовал бы им поближе познакомиться с людьми.

Нортон, потрясенный гибелью целой экосистемы, населенной разумными существами, не мог пропустить мимо ушей колкость пилота.

— И что же ты, Бат, думаешь… — ядовито начал он и тут же осекся. — Что это такое? Бат, ты только посмотри!

Из кормового отсека, перебирая крохотными щупальцами, к ним направлялся маленький бем.

— Где мой папа? — жалобно пропищал он.

— Ишь, такая кроха, а уже говорит по-нашему! — удивился Нортон.

— Это его последние слова! — рявкнул Дарстен и привычно потянулся за бластером.

Не найдя оружия на обычном месте, он зашарил глазами в поисках тяжелого предмета.

— Погоди! — закричал Нортон. — Это же ребенок!

— Это не ребенок! Это монстренок! Вырастет в монстра — и примется убивать людей! Папочка взял его с собой на патрулирование, чтобы приучать к крови.

— А может, просто дома не с кем оставить было? Не смей, Бат! Положи огнетушитель на место! Ты же герой! А настоящие герои так не поступают.

— А как поступают настоящие герои?

— Они не обижают детишек погибших врагов. Они их утешают, кормят, а потом усыновляют. Вот как поступают настоящие герои.

— Ты думаешь… — растерянно протянул Бат, опуская уже занесенный огнетушитель. — Вот этого… усыновить?

— Быть героем — тяжелая работа, Бат. И не всегда приятная.

Дарстен хмыкнул и почесал затылок.

— Ладно, дитенок, живи, — сказал он. — А чем же мне его накормить? Что касается утешений — сам пробуй, артист, у тебя язык без костей…

Нортон ласково улыбнулся бемчику:

— Видишь ли, малыш…

Но в это мгновение неведомая сила вынула Нортона из кресла и плавно протащила сквозь оболочку Иголочки. Он оказался в открытом космосе — и стал набирать скорость. Никакого физического неудобства этот процесс не причинил.

Мимо снова понеслись звезды и звездные скопления.

Нортон понял, что его возвращают на Землю. Пробное путешествие подошло к концу.

8. КЛОТО

В чистилищных апартаментах его поджидал Сатана.

— Ну как, Хронос, понравилось приключеньице? — осведомился он.

Нортон несколько мгновений приходил в себя, затем ответил:

— Да-а, знатное было путешествие! Не предполагал, что вы обладаете такой силищей!

— Кое-что умеем, — скромно потупился Князь Тьмы.

— Одно мне непонятно: живя вспять, я должен — вне своего жилища в Чистилище — прилагать сознательные усилия, чтобы общаться с нормальными людьми. А в галактике гениев никаких осложнений с противотоком времени не возникло. Очень странно!

— А вы смекалистый! — сказал Сатана. — Правильно подметили.

— Но в чем причина?

Отец Лжи добродушно улыбнулся:

— Элементарно, мой друг Нортон. Вы побывали в шаровой галактике класса АВ.

— Что значит «АВ»?

— Анти-Вещество. То есть построенная из античастиц материя. Может, помните из физики: в ядре атома АВ протоны и нейтроны имеют заряд, противоположный обычному. Словом, мир из АВ — это как бы мир наизнанку. Там и время течет вспять. Неудивительно, что вы пришлись ко двору.

— Про антивещество я кое-что слышал. Погодите, а как насчет мгновенной аннигиляции при соприкосновении с обычной материей?

— Все верно. Контакт двух видов материи приводит к неприятностям. Однако шаровая галактика гениев вращается вокруг нашей, нигде с ней не соприкасаясь.

— Крайне любопытно! Но я ведь только живу вспять, а состою-то я из обычного вещества. Теоретически, стоило мне коснуться краешка той шаровой АВ-галактики — пых! и прощай, Нортон!

— Не забывайте, Хронос, вы — случай особый. Очень особый. Мало того, что вы являетесь инкарнацией, — вы не относитесь к дюжинным инкарнациям. Вы — Повелитель Времени. И законам физики иногда приходится делать вам маленькие поблажки.

— Приятно это слышать… Но касательно этих гениев… да и тамошних людей вообще… как могла совершенно самостоятельно возникнуть цивилизация точно таких же существ… с таким же языком?

— Этот феномен известен и называется в ученом мире конвергентной эволюцией, — с солидным видом пояснил Сатана. — При бесконечном обилии миров во Вселенной некоторые из них развиваются чуть ли не как близнецы… А согласитесь, я вам премиленький подарочек преподнес! Я готов прокатить вас во множество других удивительных мест.

— «Премиленький подарочек»! Я там чуть-чуть не погиб.

— «Чуть-чуть» не в счет. Не думаю, что вам грозило подлинное несчастье. Будучи инкарнацией, вы неуязвимы.

— Бем хотел меня сожрать, — сказал Нортон и ядовито добавил: — Очевидно, он не знал, что я инкарнация.

— Бем? А-а, ну да, вспомнил. Потешное существо. Только вы напрасно так боялись. Ни при каком повороте событий ни единый волос не упал бы с вашей головы. Если б дело дошло до крайности, ваш визит был бы автоматически прерван. Мог ли я позволить, чтоб тамошние аборигены закусили посланным мною туристом? Вы плохо думаете обо мне!

— Как мне было догадаться? — проворчал Нортон. — Могли бы и предупредить!

Однако он не слишком рассердился на Сатану. Если б тот предупредил, что экспедиция не опасней поездки в Диснейленд, Нортон не испытал бы таких острых чувств в шаровой АВ-галактике. Однако риск для жизни — не главная приманка в путешествиях, и Нортон уже мечтал о новых межзвездных странствиях.

— А что еще вы можете мне предложить? — простодушно осведомился он.

— Вся Вселенная к вашим услугам! — Сатана картинно взмахнул руками. — И в ней пруд пруди АВ-галактик, где вам будет особенно комфортно. Некоторые из этих галактик строго подчиняются всем законам физики. Другие живут исключительно по магическим законам. А третьи похожи на Солнечную систему, где физика и магия спокойно уживаются. Могу предложить эффектный тур по Туманности Волшебного Фонаря… Бесчисленные чудеса — в обмен на пустяковую услугу с вашей стороны.

Эти слова вернули Нортона к реальности. Велик соблазн, но полностью довериться Сатане… нет, к этому Нортон все еще не был готов!

А с другой стороны, все галактики, все неизведанные планеты и невиданные культуры — и даже без проблем из-за жизни вспять!.. Теперь, когда Нортон знал, что ему ничего, в сущности, не грозило, он с удовольствием вспоминал свое приключение с Батом Дарстеном и бемами. Ему ничего не стоит вернуться в ту шаровую галактику и употребить могущество Хроноса на то, чтобы вовремя схватить за руку Дарстена и не дать ему сбросить роковую бомбу на планету бемов! Такое благое дело!

Но ничего из этого не осуществится, если он упрется и не выполнит просьбу Сатаны… то есть сатанинскую просьбу! Однако отчего бы не дослушать Сатану до конца… а там видно будет!

— Расскажите поподробней о сути этой «пустяковой услуги», — сказал Нортон.

— Извольте. Я хочу помочь одному человеку, который двадцать лет тому назад проворонил свое счастье. Он сделал всего лишь один ошибочный выбор, который навсегда захлопнул перед ним ворота в блистательное и долгое будущее. А так он поколотился, поколотился в жизни — и преждевременно умер. Соверши он правильный выбор, его ждала бы любовь красивой женщины, наследницы огромного состояния, с которой он жил бы долго и счастливо. Мне совестно за то, что случилось. Ведь это я напроказничал и организовал так, чтоб он ошибся в выборе. Теперь хочу загладить свою вину. Мой помощник все объяснит этому человеку и посоветует избежать ошибки.

— Вам совестно? — недоверчиво произнес Нортон. — Позвольте усомниться. Я снова повторю свой вопрос: с какой стати Князь Тьмы так настойчиво хочет сотворить Добро?

Сатана обезоруживающе улыбнулся.

— Коллега, — воскликнул он, — и у меня есть свои любимчики! Я стараюсь награждать тех, кто помогает мне. Я чертовски щедр по отношению к тем, кто умеет мне угодить! Человек, о котором мы говорим, после своей смерти так меня ублажил, так порадовал, что я желаю сделать ему по-настоящему ценный подарок. Бедолаге, который на земле только мучился и ни на что хорошее никогда не надеялся, я подарю другой вариант судьбы — годы и годы спокойного счастья! Этот вариант его судьбы закончится тем, что он вознесется в Рай, и я его в этом случае навеки потеряю. Готов и на это пойти, лишь бы щедро отблагодарить его и выполнить свое обещание.

Нортон мог только гадать, сколько правды в словах Сатаны. Однако гиблое это дело — пытаться поймать на вранье Отца Лжи!

— Назовите мне адрес — точные временные и пространственные координаты,

— сухо сказал Нортон.

— Пожалуйста! — воскликнул Сатана и протянул ему свиток, на котором кровью был аккуратно записан «адрес».

«Кильваро. Лавочка „Чечевичная похлебка“, прочитал Нортон.

— А имя? — спросил он, поднимая голову от свитка.

Сатана лукаво почесал затылок:

— А разве я не говорил, как его зовут? Какой я осел! Его зовут… тьфу ты, имя вылетело из головы! Какая досада! У меня такая прорва клиентов!.. Но можете не сомневаться — до нашей следующей встречи мой помощник обязательно выяснит необходимое имя. Если захотите загодя проверить все сами, вам не составит труда найти этот магазин…

— Ладно, — нехотя согласился Нортон. — Пока ничего не обещаю. Если хоть что-нибудь в этой сделке вызовет сомнение…

— Было бы глупо с моей стороны пытаться обмануть столь проницательного коллегу! — сказал Сатана. Тут он поднял палец, словно о чем-то в последний момент вспомнил: — Пока я буду выяснять имя, вам может что-либо понадобиться или у вас могут возникнуть какие-то вопросы. Позвольте мне позаботиться о том, чтобы в случае нужды вы могли с легкостью связаться со мной. — Он выставил перед собой открытую ладонь, и на ней соткалось из воздуха что-то вроде шейной цепочки с амулетом. Протягивая ее Нортону, Сатана сказал: — Только дуньте вот в эту штучку — и я тут как тут. Готов в любое время дня и ночи выручить вас из любого затруднения.

— Да что вы, нет никакой нужды… — запротестовал Нортон.

— Берите, берите!

При ближайшем рассмотрении то, что Сатана сунул ему в руку, оказалось золотой цепочкой, на которой висел крохотный полый рог с медным ободком на раструбе. Вежливость принудила Нортона надеть амулет на шею. Разумеется, он ни при каких условиях не станет звать на помощь Сатану. Однако стоит ли обижать Князя Тьмы решительным отказом? Пусть себе рог висит на шее. А пользоваться он им не станет.

Жимчик дважды почти больно сжал палец хозяина, Видно, он был против принятия чего бы то ни было от Сатаны. Однако Нортон проигнорировал мнение кольца. Уж очень не хотелось идти на открытый конфликт с Князем Тьмы!

Сатана встал, вежливо кивнул и со словами «До встречи, сэр!» мгновенно исчез, оставив по себе легкий дымок и едва уловимый запах серы.

Не успел Нортон собраться с мыслями, как в дверь постучал дворецкий и объявил о приходе нового гостя.

— Кто? — не без раздражения спросил Нортон. Не то чтобы он физически устал за время своих космических приключений, но случилось так много диковинного, что хотелось побыть наедине с собой и осмыслить все происшедшее.

— Клото, сэр.

— Кто такой?

— Это она, сэр. Клото — один из ликов Судьбы.

— Ах да, верно! — воскликнул Нортон. Он хорошо запомнил роскошное тело самой молоденькой из трех ипостасей Судьбы. А вот имя как-то не запало в память. — Пригласите ее сюда.

Через несколько мгновений Клото, юная и прелестная, впорхнула в комнату. На сей раз распущенные волосы чудными волнами лежали на ее прямой спине. Обтянутая голубеньким переливчатым платьем с глубоким декольте, она смотрелась так аппетитно, что Нортон застыл с открытым ртом, немного ощущая себя Батом Дарстеном и с трудом удерживаясь от восхищенного: «Какая фемина!»

— Привет, Хронос! Готов к новому рабочему дню?

— Да я сегодня вроде бы достаточно поработал…

— Сейчас утро вашего дня и вечер моего. Мы с вами работали завтра, то есть вчера по вашим часам. Сегодня мы еще не работали.

— Уже утро? — удивился Нортон. — Дело в том, что вчера вечером ко мне явился в гости Сатана, который любезно отправил меня на экскурсию в одну антигалактику…

— И сколько вы там пробыли?

— Мне показалось, что не больше часа. Но это чисто субъективное впечатление. Перелеты из конца в конец нашей Галактики должны были занять какое-то время — даже невзирая на сатанинскую скорость моего перемещения. Сатана только что ушел… стало быть, я отлучался на целую ночь!

— Князь Тьмы — мастер иллюзий, — сказала Клото. — Ему ничего не стоит сделать так, что мгновение покажется вечностью, а вечность — мгновением. Конечно, это не более чем обман чувств. Только вы способны по-настоящему управлять временем. Но сатанинские иллюзии обладают великой убедительностью и великой привлекательностью…

— Да, теперь очевидно, что я пропутешествовал целую ночь. Сатана просит об одной услуге…

— О, не доверяйте ему! — взволнованно воскликнула Клото. — Среди инкарнаций он самый ужасный и коварный. Он непрестанно строит какие-то козни!

— А я и не намерен принимать за чистую монету все, что он мне говорит. Но Лукавый сделал мне приятный подарок — и было бы невежливо просто указать ему на дверь. От того, что я его выслушаю, большой беды не будет.

— Ладно, вмешиваться не стану, — сказала Клото. — Только и вы меня не вмешивайте в свои отношения с Сатаной. Очевидно, каждый из нас может лишь на собственном горьком опыте научиться тому, что лучше не иметь решительно никаких дел с Отцом Лжи. А теперь — за работу. Вы в курсе, как при помощи Песочных Часов считывать информацию с конкретной жизненной нити?

— Еще нет.

— Я уже знаю, что вчера вы будете с легкостью справляться с этой задачей. А это значит, что сегодня вы хорошо усвоите материал.

Клото принялась втолковывать ему, как ориентироваться между нитями, как найти нужную и так далее. Нортон пытался слушать внимательно, однако его глубоко декольтированная учительница то и дело наклонялась над нитями, которые она для наглядности распялила на его руках. И при каждом наклоне у Нортона случался острый приступ рассеянности.

Начало нити, объясняла Клото, соответствует рождению смертного. Узелками отмечено каждое ключевое событие жизни. Обрезанный конец свидетельствует о смерти. Хронос и Судьба занимаются лишь особыми случаями и следят за ограниченным количеством нитей. Всю рутинную работу с миллиардами нитей выполняют штатные сотрудники ведомства Времени и ведомства Судьбы.

Мало-помалу, в промежутках между наклонами Клото, Нортон привыкал разбираться в чужих жизнях при помощи своих Часов. Оказалось, в каждой их песчинке находится ключ к информации об одном конкретном человеке. Образно говоря, жизненная нить — что-то вроде длинной записи, а песчинка — вроде фонарика, с помощью которого ее можно прочитать в темной комнате.

Нортон стал смотреть на Часы с еще большим уважением, когда понял, что каждая песчинка в них — это как бы отдельный человек. Как непривычно — иметь возможность держать в своей вытянутой руке все человечество!

Через нескольких часов Клото устало вздохнула, зевнула, потянулась, оправила платье на груди и весело сказала:

— Хорошенького понемногу. От работы, говорят, и мухи дохнут.

Вслед за этим она порывисто обняла его. Нортон так и обмер.

— Что это значит? — довольно глупо спросил он.

— Ах, прости, так хочется обнять тебя! — воскликнула Клото. — Мне так странно, что ты ощущаешь себя как чужой по отношению ко мне… после всего, что между нами было…

Нортон неловко молчал.

— Однако начать… или продолжить никогда не поздно! — сказала Клото, ласково поглаживая его по волосам. — Не бойся, дурачок!

У него голова кругом шла от близости ее тела, от молодого аромата. Он был не против начать… или продолжить. Но что-то удерживало его.

— Думаешь, почему я явилась сегодня в образе Клото? Потому что для молодого человека я…

— Любовница? Вы от Лахесис знаете эту поговорку? А впрочем, вы же с ней…

Клото прервала его страстным поцелуем.

Однако Нортон при первой же возможности вырвался из ее объятий. Да, она хороша собой и будоражит его кровь, но воспоминания об Орлин все еще сильны. Он не готов изменить ей с новой женщиной!..

— Я не молодой человек, — сухо произнес он. — И вас практически не знаю.

Клото расхохоталась. Похоже, такой реприманд ее нисколько не смутил.

— Я вижу, как ты весь дрожишь от желания, — сказала она. — И во время нашего урока я чувствовала твой взгляд у себя за пазухой. Так что же тебя удерживает?

— Я не из тех кобелей, которым неважно когда и с кем…

Клото опять расхохоталась. Веселее прежнего.

— Это ты-то не кобель? Прежде чем ты вступил в должность Хроноса, я считала информацию с твоей жизненной нити. И, ей-же-ей, монахом ты мне не показался!

Опять он дал внешности обмануть себя. Как мог он забыть, что за невинным ангелочком в голубом переливчатом платье и с распущенной косой стоит Лахесис — и Атропос. Видеть легкомысленную проказливую девицу там, где на самом деле обитает многовековая мудрость и всезнание трехликой могущественной Судьбы! Снова он сел в лужу, поддавшись накату эмоций!

— Если бы вы читали мою жизнь внимательнее, — в сердцах сказал Нортон,

— вы бы отлично знали, что после встречи с Орлин я круто изменился! До нее я был беспутным и бесшабашным — это правда. Но после того как я познал настоящую любовь, мне претят случайные приключения и бездумный кобеляж.

— Речи не мальчика, но мужа… — насмешливо пропела Клото.

Нортон бросил на нее испепеляющий взгляд.

Клото неожиданно стала серьезной и сказала:

— Хорошо. Коль скоро воспоминания об Орлин мешают тебе целиком отдаться новой жизни и новой работе, то мы, так и быть, не пожалеем времени и отправимся взглянуть на твою смертную возлюбленную.

— Мы?

— Тебе ничего не стоит взять меня в путешествие во времени — твоих магических сил для этого вполне достаточно… А впрочем, согласна. Неделикатно с моей стороны напрашиваться в такое путешествие. Тебе лучше отправиться в одиночку.

Клото проворно поискала что-то среди своих волос — и протянула ему волосок, который тут же превратился в короткую нить.

— Вот жизнь твоей Орлин. Сам видишь, она втрое короче, чем могла бы быть. В твоих силах восстановить ее до полной длины. — Тут Клото загадочно добавила: — Но сам ты этого сделать не сможешь. Власть твоя огромна, однако не абсолютна там, где она пересекается с прерогативами других инкарнаций… Направь свои Часы в определенное место этой нити — и катись в любую точку жизни своей возлюбленной.

Нортон покосился на Клото. Похоже, он ненароком наживает себе смертельного врага. Или это только кажется?

Однако все мысли рвались к Орлин. Он без промедления приказал песку поголубеть — и отправился в путь.

Через мгновение он уже покинул свои апартаменты в Чистилище и мчался вдоль жизненной нити Орлин, словно вагончик кабельной подвесной дороги. Мимо проносились спрессованные события последних лет. «Медленней!» — мысленно приказал Нортон.

Теперь он различал в мелькающих картинках постоянно присутствующую молоденькую Орлин. Он двигался сквозь время уже не так быстро, но все равно не мог толком разглядеть свою возлюбленную. Она изо дня в день ходила в одно здание — очевидно, это была школа. Но вот здание вдруг стало проворно исчезать этаж за этажом, начиная с верхнего, пока какой-то человечек при большом стечении народа не забрал обратно первый заложенный камень новостройки. Орлин стала ходить каждый день в другое здание, размером поменьше, где было не так много сверстников. Голые деревья вдруг стали проворно собирать на свои ветки желтые листья с земли. Устроившись на ветках, желтые листья позеленели и стали уменьшаться в размерах, пока не превратились в первые весенние почки. И снова деревья стояли голые. Высокую траву на газонах периодически как бы засасывало обратно в землю, потому что она становилась все ниже и ниже. Затем траву скашивали газонокосилками — и в этот момент она опять становилась высокой. Свежевыкрашенные, нарядные стены дома, в котором жила Орлин, почти в одно мгновение вдруг потускнели. Начался обратный отсчет предыдущего года, а затем предпредыдущего…

Зачарованный увиденным, Нортон позабыл, что пора бы произнести «стоп». Наконец он резко опомнился и мысленно обронил это запоздалое «стоп» — наобум, не выбирая ни места, ни времени.

Он оказался прямо в классной комнате на уроке домоводства. Учительница с энтузиазмом показывала, как с помощью пиромагии можно приготовить яблочный пирог, но Орлин, хорошенькая и живая девочка, больше интересовалась болтовней с подружкой. С лукавым видом она что-то быстро-быстро шептала на ухо соседке.

Затем Нортон продвинулся на несколько лет позже — и наблюдал, когда она читает в своей комнате — лежа на кровати в джинсах и мужской сорочке (отчего женщины с ранних лет так любят носить мужские сорочки?). Звонит видеотелефон — и она щебечет со стеснительным мальчиком. Ей лет пятнадцать. Глаза горят как алмазы. Очевидно, это первая влюбленность…

Затем он увидел ее восемнадцатилетней — она играет в теннис с молодым человеком. Свежая, прекрасная — и еще неловкая на корте…

Нортон прогуливался по ее жизни не как любитель подглядывать. Он искал момент, когда можно вмешаться в жизнь девушки — и направить ее в счастливое русло, сделать так, чтобы Орлин избежала смерти ребенка и самоубийства.

После долгих размышлений он решил начать с пробы своих сил. Он явится ей, но ничего изменять не станет. Это его любимая женщина — и всякие непродуманные и поспешные эксперименты были бы сущим преступлением!

Для пробного визита Нортон выбрал время, когда Орлин было лет семь. Вместе со своим классом она принимала участие в детском празднике, который происходил в большом парке.

В какой-то момент она решила погулять в одиночку, втихомолку отошла ото всех — и тут же заблудилась.

Перепуганная девчушка стояла на развилке асфальтированной дорожки и гадала, в какую сторону ей податься.

Нортон, однажды уже пролетавший мимо этого эпизода ее жизни, был в курсе того, чем это завершится: вся в слезах, она проблуждает по парку целых тридцать пять минут — целая вечность в ее возрасте. В конце концов ее выручит из беды служащий парка — он приведет ее обратно к остальным детям.

Похоже, это подходящее время для первого контакта с Орлин.

Повинуясь его мысленному приказу, песок позеленел — Нортон и девочка оказались синхронизированы во времени.

— Добрый день, Орлин, — ласково сказал Нортон, испытывая странный приступ застенчивости.

Малышка была смущена встречей меньше, чем взрослый дядя. Она подняла на него глаза и воскликнула:

— Простите, я вас не заметила! Кто вы, мистер? На вас такая смешная одежда!

Он совсем забыл, что на нем белый сияющий плащ Хроноса.

Но как же ему назваться? Сложновато будет объяснить крохе, кто такой Хронос и в чем состоят его обязанности. Тем более глупо представиться в качестве ее будущего возлюбленного…

— Я… я твой друг, — сказал Нортон.

— Ты знаешь, как мне вернуться назад? Я заблудилась.

— Дай подумать. Ага, тебе надо свернуть налево. Пойдем вместе.

Когда они зашагали по аллее, Орлин, светлая головушка, спросила:

— А откуда вы знаете мое имя, мистер?

— Я видел тебя в школе.

— Так вы учитель! — воскликнула Орлин. Судя по восхищению в ее голосе, она благоговела перед преподавателями.

— Ну-у… — начал было Нортон, но девочка уже весело умчалась вперед, помахивая на бегу хвостиком из собранных на затылке волос.

«Я обожаю ее даже ребенком», — вдруг подумалось Нортону. Сила его привязанности к Орлин была только что явлена во всей своей полноте. И он был несколько ошарашен глубиной собственного чувства. Клото справедливо поддела его насчет женщин. Он с ними не церемонился — менял как перчатки. Пока не нашлась одна, которая будто цепями приковала к себе его душу.

Нортон шел за маленькой Орлин, мысленно сочиняя какие-то фразы и вопросы. Однако разговора не получилось — девочка уже увидела своих, радостно вскрикнула и побежала к группе детишек.

Взрослые обернулись на звук ее голоса. Нортон проворно изменил цвет песка и стал невидимым. Орлин была в безопасности. Он мог гордиться тем, что избавил ее от тридцати минут испуганного рева и блуждания по лесу. А взрослым ему лучше не показываться: у них возникнет масса вопросов к дяде в странном белом плаще, который подбирает девочек в пустынных аллеях парка.

К его огорчению, содержательной беседы с Орлин не получилось.

Девочка, конечно, очень быстро забудет чудного человека в причудливом белом одеянии. Однако для Нортона эта встреча стала полезным опытом. Он прочувствовал масштаб своей способности вмешиваться в жизнь Орлин. А правильные слова и правильные вопросы он мало-помалу придумает.

К тому же ему ничего не стоит вернуться назад в ту же точку времени — и переиграть их встречу. Опять Орлин будет стоять в растерянности и гадать, в какую сторону податься. Опять перед ней возникнет незнакомый дядя в белом и скажет: «Добрый день, Орлин!»

Нет, это будет пустой забавой. Только что он узнал главное: ему доступно общение с Орлин. Временных парадоксов и других нежелательных эффектов при этом не возникает. Значит, он получил зеленый свет заняться серьезным делом: начать вносить действительно существенные исправления в ее жизнь.

Нортон принялся тщательно и неспешно изучать жизнь любимой, несколько хаотично двигаясь туда и обратно вдоль нити ее бытия. Постепенно он проследил все ключевые события ее безбурной жизни вплоть до сватовства родителей Гавейна, от невероятно соблазнительного предложения которых она не нашла в себе сил отказаться. У юной Орлин до брака было лишь одно достаточно продолжительное романтическое приключение. Шпионя за ее встречами с молодым человеком, Нортон, с одной стороны, стыдился того, что подглядывает, а с другой стороны, не мог заставить себя пропустить этот период в ее жизни, потому что испытывал уколы ревности. Впрочем, он знал, что замуж она выйдет девственной — и останется таковой до встречи с ним. Девушка мечтательная и серьезная, Орлин отвергла череду поклонников. Один был красив, но глуп. Другой умен, но беден. Третий богат, но грубиян и хам. Орлин было трудно угодить, а мистер Само Совершенство никак не появлялся. И тут подвернулся жених-призрак — своего рода суррогат мистера Само Совершенство. Невидимому супругу можно приписать любые идеальные качества. Родителям Гавейна она всем угодила: хорошенькая, смышленая, чистая душой и телом — и с разумным желанием жить в холе и покое, беспечно и во всех отношениях безбедно.

Между коротким романом Орлин и сватовством родителей Гавейна пролегал трехмесячный промежуток, когда ее сердце было свободно. Нортон счел его идеальным для своих экспериментов.

Он выбрал день, когда Орлин сидела дома одна и смотрела нудноватый фильм по объемновизору. Нортон понимал, что девушка двадцати лет отнесется к незнакомцу не так простодушно, как семилетняя девочка. Поэтому он заранее продумал свои реплики. Было важно не испугать и не смутить ее — и при этом как можно меньше лгать. Ему не хотелось, чтоб в основе их взаимоотношений лежало вранье.

У него в запасе было шесть часов: отец Орлин находился в деловой командировке, а мать уехала навестить друзей.

Когда Нортон материализовался перед домом любимой, его пульс учащенно бился, руки дрожали — что-то вроде страха перед выходом на сцену. Одно успокаивало: даже если он и напортачит, то в его воле будет повторить встречу с самого начала — и в новом варианте. Хотя было бы лучше не прибегать к дублям, ведь тут не кино, а жизнь, да и сам он не настолько эмоционально крепок, чтобы проживать снова и снова такие судьбоносные сцены.

Он нажал кнопку звонка.

Через несколько секунд на экране домофона возникло лицо Орлин.

— Извините, мы ничего не покупаем, — сухо объявила она.

Нортон улыбнулся в камеру и сказал:

— Я не торговец. Я рассказчик историй.

В прошлой жизни эти два магических слова — «рассказчик историй» — открывали ему двери многих домов и давали сытный обед или ужин. Он умел травить байки — и люди щедро благодарили его за доставленное удовольствие. Даже в век объемного видео люди продолжают любить старый добрый рассказ из уст живого собеседника. Машины машинами, чародейство чародейством — а роскошь человеческого общения так и остается роскошью!

— Как вы сказали? — удивленно переспросила Орлин.

— Я рассказываю всякие занятные истории. А люди слушают.

— Вы продаете видеозаписи рассказов?

— Нет. Я продаю рассказы живьем. Вот он я — и я говорю. Это просто. Хотите послушать?

— Спасибо, нет. Всего доброго, — сказала Орлин, и экран погас.

Эту встречу он запорол. Оно и понятно: порядочная и осторожная девушка, будучи одна в доме, не пустит в него незнакомого мужчину! Напрасно он уповал на свое обаяние.

Он «отмотал» действительность на тридцать секунд назад и повернул разговор иначе.

— Вы продаете видеозаписи рассказов? — спросила Орлин.

— Нет, — сказал Нортон. — Я живьем рассказываю всякие истории. Например, у меня есть один о хорошенькой девушке, которая чудесно играет на рояле и довольно плохо — в теннис.

В этой персоне Орлин узнала себя — и была до некоторой степени заинтригована. Поэтому не удержалась от вопроса:

— А что еще вы можете поведать об этой девушке?

— Она обожает решать головоломки. Любит прогулки в парке. И мечтает поскорее стать матерью.

Глаза Орлин на экране тревожно округлились.

— Кто вы такой? — спросила она. — Только без сказок!

— Если я скажу правду, вы мне не поверите.

— А вы попробуйте — там видно будет.

— Я — Хронос, живое воплощение Времени.

Орлин рассмеялась:

— Вы правы. Я вам и вот столечко не верю.

— Я могу показать несколько фокусов со временем…

— Спасибо, фокусники меня не интересуют. — И экран погас.

Нортон тяжело вздохнул и отмотал действительность на полминуты назад.

— А вы попробуйте — там видно будет, — сказала Орлин.

— Я — ваш будущий возлюбленный. После того, как вы вступите в брак с призраком…

Это заявление Орлин даже не стала комментировать. Экран погас — и Нортон остановился на полуслове. В третий раз он стоял как оплеванный перед дверью любимой. Однако было рано сдаваться!

— А вы попробуйте — там видно будет, — сказала Орлин.

Нортон протянул в сторону камеры левую руку ладонью вверх.

— Жимчик, — сказал он, — покажи себя.

Колечко превратилось в крохотную изумрудную змею, которая обвилась вокруг его левой кисти.

— Какая прелесть! — воскликнула Орлин. — У меня есть точно такое же колечко. И оно тоже умеет превращаться в змейку!

— Это ваш подарок. Прежде это кольцо принадлежало вам.

— Зачем вы говорите неправду? Я вам ничего не дарила! Вот мое кольцо, оно никуда не пропало. — И Нортон увидел на экране ее левую руку.

Нортон растерялся. Может ли Жимчик встретиться сам с собой? А почему бы и нет? Ведь Нортон имел случай общаться с Нортоном во время приключения в шаровой АВ-галактике!

— Возможно, где-то во времени эти кольца встречаются и сливаются в одно, — сказал Нортон без особой надежды убедить девушку.

Орлин задумалась. Судя по выражению ее лица, она беседовала со своим Жимчиком.

Внезапно дверь щелкнула и распахнулась. Орлин на экране сказала:

— Кольцо говорит, что вы хороший человек. Извините, что я так долго держала вас перед дверью. Поднимайтесь.

Нортон на ватных ногах двинулся вперед. Он ощущал себя так же, как при той давней действительно первой встрече, когда он стоял перед ослепительной умноглазой красавицей и проклинал Гавейна за то, что тот втравил его в неприятную историю: ведь было очевидно, что такое божественное существо способно лишь насмешливо фыркнуть при виде заурядного, мало приспособленного к жизни и неказистого бродяги. И сейчас, даром что в ранге Хроноса, он не воспринимал себя прекрасным принцем, а ее

— Золушкой.

Войдя в комнату, Нортон отпустил своего Жимчика. Тот проворно взобрался по руке Орлин — и слился с ее кольцом. Как просто! Было приятно еще раз убедиться, что удвоение существ — самое обычное дело, когда перемещаешься во времени. Однако Нортон решил не расслабляться: с временными парадоксами шутки плохи! Осторожности никогда не бывает много.

— Чем вас угостить? — спросила Орлин.

— Спасибо, мне ничего не нужно. Давайте лучше побеседуем.

Он пододвинул стул к столу и сел. Орлин села напротив.

Возникла напряженная мизансцена.

Девушка первой нарушила молчание.

— Похоже, вы много чего обо мне знаете, — сказала она.

— Позвольте мне показать свое истинное лицо… то есть свою истинную природу… короче, я вам должен кое-что показать, чтоб вы поверили в невероятное.

— Если вы считаете это необходимым… — без особой уверенности согласилась Орлин.

Возможно, она ожидает, что вокруг его фигуры возникнет сияние — то самое, которое оказалось решающим в прошлой жизни Нортона. Не исключено, что она воспринимает его просто как занятного незнакомца, а не как возможного жениха. В этом случае она даже не проверит, есть ли вокруг него сияние-подсказка… Да и существует ли ныне это сияние? Некие высшие силы, которые прежде считали его достойной парой для Орлин, — что думают они теперь? Многое изменилось с той поры, когда Нортон был беспечным странником. Ныне он трудится в должности и.о.Хроноса, раком пятится по жизни и, при всем своем могуществе, является сомнительной партией для молоденькой амбициозной девушки…

— Дело в том, — сказал Нортон, — что я — Хронос, инкарнация Времени. — На сей раз он успел так разжечь любопытство Орлин, что в ответ на это заявление она не фыркнула с возмущением, а стала слушать еще внимательнее.

— Я в силах принудить время течь вспять — во всей Вселенной или в любой ее части.

Это прозвучало нестерпимо помпезно. Чтобы не быть голословным, Нортон достал из кармана своего комбинезона марсианский красный камешек, который он когда-то подобрал из-за его своеобразной формы.

— Смотри, как он падает на стол.

— Самым обычным образом, — отозвалась Орлин и удивленно вскинула брови: дескать, к чему вы клоните?

— А теперь я обращу время вспять — исключительно для себя, — сказал Нортон. Он проделал нужные манипуляции с Часами, и красный камешек вдруг оторвался от стола и полетел вверх, к выпустившей его руке.

— Это сам Сатана? — испуганным голосом спросила Орлин. Нортон сообразил, что она обращается к Жимчику.

Нортон знал, что ответом были два жима. Следующий вопрос было легко предугадать: «Он действительно Хронос?» Зато третий вопрос заставил Нортона вздрогнуть.

— Если он тот, кем представился, то почему на нем амулет Сатаны?

Нортон растерянно схватился рукой за полученную от Князя Тьмы цепочку с маленьким полым рогом.

— Я получил этот амулет от Сатаны, — сказал он. — Но я ему не служу и к злым демонам отношения не имею! Лукавый попросил меня об одной услуге и дал этот рог, чтобы я мог срочно вызвать его при необходимости…

Говоря это, Нортон постепенно осознавал, что человеку со стороны его взаимоотношения с Дьяволом могут показаться отнюдь не невинными.

Тут он заметил отсутствие металлического ободка на раструбе рога.

— Вот незадача! Здесь была металлическая штучка — похоже, она отвалилась во время моих путешествий во времени. Я всегда такой неловкий с вещами…

— Выбросьте этот амулет! — приказала Орлин. — Нельзя иметь при себе такую гадость!

Нортон без промедления сорвал с шеи цепочку и положил ее на стол.

— Лучше уничтожить, — сказал он. — Не надо, чтобы такая вещь хотя бы минуту оставалась в вашем доме. У вас есть печка для мусора?

— Пламя не уничтожит творения Дьявола! — возразила Орлин. — Погодите, у меня есть святая вода.

Девушка поднялась и вышла из комнаты. Нортон украдкой проводил ее взглядом. Как она хороша собой! И как странно, как больно вспоминать, что эту женщину он видел когда-то мертвой!

Через полминуты Орлин вернулась со склянкой. Стоило ей капнуть пару капель святой воды на рог, как тот стал чернеть и корчиться, испуская отвратительную вонь. Цепочка начала отчаянно извиваться, как змея, которой наступили на хвост. Орлин проворно вылила все содержимое склянки на сатанинский амулет — и тот мгновенно исчез, превратившись в облачко дыма.

— Терпеть не могу Сатану! — сказала Орлин.

— И я его не люблю! — поспешно согласился Нортон. Тот благовоспитанный джентльмен, в облике которого он видел Сатану, не вызывал в нем резко отрицательных чувств. Но раз Орлин так относилась к Князю Тьмы, то и Нортон ощутил за компанию острейшую ненависть. — Сатана — инкарнация Зла. То есть он — воплощенное Зло! По должности мне приходится общаться с ним… но чтоб я оказал ему хоть малейшую услугу — да никогда!

— Правильно, — поддержала Орлин. — Итак, я согласна поверить в то, что вы действительно Хронос, инкарнация Времени. Чего вы хотите от меня?

На это он мог бы ответить простодушным: будьте моей женой и не расстанемся до гроба! Но такой ответ испортил бы все дело.

Тут в голове у него мелькнуло неожиданное воспоминание.

— А ведь Жимчик предупреждал меня — не бери амулет у Сатаны, не бери! — воскликнул он. — Но я, дурак, не послушался.

— Кого вы называете Жимчиком?

— Через два года я так назову кольцо, которое вы мне подарите.

Орлин рассмеялась:

— Смешное имя! Теперь, когда амулет уничтожен, волноваться не о чем…

— Тут она вдруг нахмурилась: — О-о! Колечко не согласно… Странно… Так я вас слушаю. Я могла подарить свое кольцо только большому другу — стало быть, мне должно и сейчас относиться к вам как к другу. — Тревожно заглядывая Нортону в глаза, она добавила: — Не думаю, что вы замышляете что-либо плохое против меня… Или таки замышляете?

Нортон хотел весело осклабиться в ответ на такое нелепое предположение. Однако улыбка застыла на его губах.

Может ли он с чистой совестью сказать, что он ничего плохого не замышляет?

До сих пор ему как-то не приходило в голову задать себе такой прямой и жесткий вопрос. Он исходил из того, что любит Орлин, хочет стать ее мужем и жить с ней долго и счастливо. И для этого готов, как говорится, землю рыть и горы свернуть. Что в его случае равняется решимости дерзко перекроить прошлое в своих целях.

Конечно, без его вмешательства Орлин ожидает трагическое будущее: смерть ребенка, душевный надлом и неизбежная преждевременная кончина. Он намерен спасти ее от этой участи. Но что он предложит любимой женщине взамен? Жить с ним в ипостаси Хроноса? Велико ли счастье связать свою судьбу с существом, которое движется вспять во времени, занято какими-то фантастическими манипуляциями с Песочными Часами и способно общаться с нормальными людьми только при помощи хитрых и утомительных сверхъестественных фокусов? Ни образ бытия, ни профессия не делали его завидным супругом для женщины типа Орлин…

Пока что он тупо ломился к заветной цели и в своем эгоизме даже не задумывался, каково будет Орлин с новым Нортоном, который уже и не Нортон вовсе, а что-то непонятное и чуждое всему обыденному!

— Пока вы не спросили, — откровенно признался Нортон, — я был в полной уверенности, что пришел к вам с добром. А теперь вдруг растерялся.

— Ну а что вы хотели сказать мне до того, как вас посетила эта новая и мрачная мысль?

Он глубоко вздохнул. Деваться было некуда. Орлин спросила — и надо отвечать.

— Я… в ближайшем будущем, когда я был… когда я буду нормальным человеком, а не Хроносом… словом, через некоторое время встречу вас и полюблю.

Он сказал это — как в пропасть кинулся. И на душе стало сразу как-то легче.

— Об этом я уже и сама догадалась, — сказала Орлин. — Вы так смотрите на меня… У вас мое кольцо… И вокруг вас такое удивительно яркое сияние… Да, я верю, что вы полюбите меня… Верю и в то, что я могу вас полюбить.

Это было произнесено так горячо, что у Нортона все перевернулось в душе, и он выпалил:

— О нет! Не влюбляйтесь в меня! Нет, нет и нет! Я, сам того не желая, стану причиной вашей преждевременной смерти!

— Моей смерти?

— Ну да! А впрочем, история такая сложная и запутанная… Словом, я хотел бы предотвратить подобное трагическое развитие событий. И способен это сделать. Но то, что я задумал в качестве альтернативы, при ближайшем рассмотрении оказывается едва ли не сознательной пакостью… Я люблю вас и не смею причинить вам боль. А согласно моему плану, я выручаю вас из трагедии, чтобы ввергнуть в драму, у которой тоже может оказаться душераздирающий конец!

— Не верю, что вы способны, говоря вашим языком, ввергнуть меня в драму. Вы хороший. Сияние вокруг вас — это знак…

— Спросите Жимчика! — перебил ее Нортон.

После короткой паузы Орлин сказала:

— Кольцо говорит, что нет, вы не причините мне боли.

— Ваше кольцо моложе моего. Оно еще не прошло через те горестные испытания опыта, которые выпали на долю его нового хозяина. Поэтому слушайтесь меня. А я говорю вам: когда через два года вы встретите меня — бегите от меня как от чумы. Если вы полюбите меня — вам конец. Если нет — у вас будет шанс иначе построить свою жизнь и, может быть, в конце концов обрести счастье.

— Но если мне самой судьбой назначено любить вас…

— Это проклятая любовь!

Орлин озадаченно покачала головой.

— Вы безнадежно запутались в своих аргументах, — сказала девушка.

— Нет, это вы еще не осознали, в каком тупике я нахожусь. Мне не из чего выбирать. Если мы полюбим друг друга через два года, родится ребенок, который очень скоро умрет от страшной болезни. Это горе окажется для вас нестерпимым. И вы, чтобы не длить страдания, добровольно уйдете из жизни… Но если мы полюбим друг друга сейчас, когда я уже не Нортон, а Хронос, то это ввергнет вас в другой круг нестерпимых мук! Дело в том, что я живу вспять. Из мужчины средних лет я медленно превращаюсь в юношу. Мои часы идут в обратном направлении! Общаться с вами я смогу от силы полчаса в день. И при каждой нашей встрече вы будете моложе. Мало того, что вы не будете помнить меня; через какое-то время вы станете слишком молоды для того, чтобы…

Он осекся и бессильно развел руками.

Орлин понимающе кивнула и сказала:

— Теперь вы очертили картину более детально, и я вижу разумность ваших аргументов. Да и кольцо подсказывает мне, что вы правы в своих опасениях. Думается, мне будет нетрудно полюбить вас — вы уже нравитесь мне… к тому же бесспорное сияние вокруг вас!.. Но встречаться с вами урывками и назначать следующее свидание на вчера!.. Это, пожалуй, будет выше моих сил!

Она помолчала, горестно тряхнула головой и затем добавила:

— Помнится, маленькой девочкой я встретила в парке мужчину в странном белом одеянии. Теперь я понимаю, что это были вы.

— Я способен организовывать наши периодические встречи и в нормальном порядке. Однако через четыре года вашего времени я приму Песочные Часы и стану Хроносом, то есть дальнейшее ваше будущее станет для меня табу — я смогу появляться там лишь бесплотным невидимкой. Словом, наши взаимоотношения будут протекать в противоестественных обстоятельствах. И выродятся в надрывную историю двух существ из разных миров, о которых можно сказать, что не в добрый час их угораздило полюбить друг друга… Вы заслуживаете лучшей участи. Я люблю вас и желаю счастья в первую очередь вам. А потому готов твердить снова и снова: без меня вам будет только лучше!

Орлин медленно кивнула:

— Кольцо на это говорит «да». Мне очень жаль, но вы убедили меня. Раз будущее нашей любви так мрачно — нам следует держаться подальше друг от друга.

Нортон тяжело вздохнул. Был ли он доволен тем, что его аргументы оказались такими убедительными? А с другой стороны, имея такие аргументы против, надо ли было затевать весь этот разговор? Что ж, результат все-таки есть: через два года она шарахнется от Нортона, когда увидит его на пороге своего дома. И захлопнет перед ним дверь. И, быть может, будет счастлива — проживет долгую жизнь, кого-то рано или поздно полюбит, родит ребенка…

— Извините, что потревожил вас своим визитом, — сказал Нортон. — Позвольте мне откланяться… И никогда больше не имейте дела со мной. Для вас это чревато гибельными последствиями.

Боже, как быстро все его мечты превратились в груду мусора!

— Возьмите кольцо, — сказала Орлин.

Она потянула кольцо со своего пальца — и оно раздвоилось: одно осталось на пальце, другое взял Нортон. Он не удивился тому, что произошло. Он разучился удивляться.

— Жимчик, это ты?

Жим.

А впрочем, какая разница, чье это кольцо? И какая разница, жить или умереть?

— Прощайте, Орлин.

Она печально улыбнулась.

— Я не ветреная девица, — сказала она, — но в этой ситуации…

Она быстро встала и поцеловала гостя в губы.

Нортон окаменел. Физическое соприкосновение с Орлин было так сладостно! Если он сейчас хотя бы шевельнется — все кончено. Он обнимет ее, залепечет ей в ухо разные глупости и станет уверять ее и себя в том, что все как-то образуется, что любовь — это святое, что грех наступать на горло собственной песне… Это будет преступлением по отношению к Орлин. Он не имеет права вселять в ее сердце эфемерную надежду. Апофеозом его любви должен стать отказ от своих притязаний. Великим утешением будет то, что эта его жертва открывает ей дорогу к счастью.

Наконец Орлин отпрянула от него и снова улыбнулась — печальней прежнего.

Нортон обрел способность двигаться — и быстро шагнул в сторону двери. Но даже несколько ярдов до нее показались ему непомерным расстоянием. Он приказал песку изменить цвет — и мгновенно исчез из жизни Орлин.

— Я все испортил, — произнес он, летя сквозь время. — Почему уроки жизни мне даются так трудно? Идиот, я все испортил собственными руками!

Жим-жим.

— Нет?

Чем больше Нортон успокаивался, тем яснее ему становилось, что Жимчик прав. Его хозяин ничего не испортил. Его хозяин подсказал любимой женщине, как уберечься от роковой ошибки. Что ж делать, если насмешница-судьба назначила его самого на роль этой роковой ошибки! Жертва была необходима.

Жим.

— Жимчик, тебе понравилась встреча с самим собой?

Жим.

Нортон печально усмехнулся и самую чуточку повеселел. Возможно, так оно и лучше. Теперь он отряхнул прошлое со своих ног и готов целиком и полностью заняться главным — работой в должности Повелителя Времени.

Тут он вспомнил об адресе, полученном от Сатаны.

Диалог с Орлин укрепил Нортона в нежелании каким-либо образом помогать Князю Тьмы. Однако любопытство побуждало выяснить до конца, что именно задумал этот вселенский хитрец и кто тот человек, которому он так настойчиво хочет помочь. К тому же дело поможет Нортону отвлечься от горестных мыслей.

И он отправился в Кильваро, где быстро нашел знаменитую на весь город лавку «Чечевичная похлебка». Дело происходило за двадцать лет до его вступления в должность Хроноса. Где-то на Земле жил Нортон-подросток, однако Нортона-Хроноса отнюдь не тянуло поглядеть на себя юного. Хватит того потрясения, что он повидался с юной Орлин!

В лавке, ни для кого не видимый, Нортон обнаружил лишь одного покупателя — молодого человека, который перебирал магические камни. Он повертел в руках камень смерти, потом камень любви — и кончил тем, что купил камень богатства.

Нортону показалось, что это и есть тот человек, который сделал неправильный выбор. Он проследил за ним до его убогой квартирки в бедном квартале города. Там юноша обнаружил, что камень богатства — настоящая «туфта». Этот камень сотворял из воздуха не крупные купюры, а только медяки, да и то — в час по монетке.

Глядя на отчаяние юноши и его упрямые опыты с волшебным камнем, Нортон заскучал и перенесся на пять часов позже.

И был парализован ужасом.

Юноша лежал в луже крови на полу с простреленной головой.

Итак, Сатана был прав. Этот человек сделал неправильный выбор — и решил добровольно уйти из жизни. На Земле у бедняги не было никакого будущего — в буквальном смысле слова. Сатана планирует подарить этому человеку будущее, счастливое и долгое. Что ж тут плохого? Где подвох?

Нет, юноше надо помочь. У самого Нортона с любовью ничего не получилось, но он способен подарить это счастье другому — и подарит. Если бы юноша купил камень любви, то он влюбил бы в себя прелестную девушку, у которой возникли неполадки с ковром-самолетом. А девушка и хороша собой, и богата…

— Ну что, сделать мне доброе дело? — спросил Нортон.

Жим-жим.

— Почему «нет»? Я терпеть не могу Сатану, но если он предлагает сделать что-то хорошее — зачем отказываться?

— Ну и как? — нетерпеливо осведомился он.

— Я проверил ситуацию, — сказал Нортон. — И ничего подозрительного не обнаружил. Однако я оставляю за собой право еще поразмышлять.

— Мой амулет! — воскликнул Сатана. — Я не вижу моего амулета у вас на шее!

— А-а, это… Я беседовал в прошлом с одним человеком, которому ваш подарок не понравился. Мы обрызгали его святой водой. Извините, что так вышло…

Сатана так и вскипел. Лицо у него налилось кровью, из ноздрей повалил дым.

— Вы уничтожили моего…

Но тут Сатана осекся, взял себя в руки и сказал с деланным равнодушием:

— А впрочем, все ерунда. Просто с этой побрякушкой были связаны кой-какие сентиментальные воспоминания. Забудем. Так вы подумаете над моим предложением?

— Да.

— Еще раз повторю — я щедр и готов по-царски оплатить такую пустяковую услугу. Давайте-ка я отправлю вас в еще одно путешествие — для пробы.

— О нет, спасибо…

Но Сатана уже взмахнул рукой — и Нортон оказался в открытом космосе. Набирая скорость, он летел навстречу новым приключениям. Он промешкал с решительным «нет», когда Сатана сделал свое предложение. И вот результат! Впрочем, Нортон не мог назвать его печальным. Его глаза горели ненасытным любопытством, и он оглядывал знакомые полные звезд космические просторы с радостным чувством — снова в пути!

9. АЛИКОРН

На этот раз конечный пункт его путешествия оказался иным: он попал в Туманность Волшебного Фонаря и опустился на поверхность весьма красивой планеты, похожей на Землю.

Здесь не было такого сумасшедшего количества звезд вокруг, и Нортон решил, что в этом мире существует отчетливая смена дня и ночи. Второй радостью было обилие зелени: обширные луга с островками чего-то вроде васильков и рощи похожих на земные дубы огромных величавых деревьев.

В нескольких шагах от него стояла бесподобной красоты златокудрая девушка. На ней было скромное длинное голубое платье, которое, однако, не скрывало восхитительных форм ее тела. Маленькие ножки сероглазой и красногубой красавицы сразили Нортона своим изяществом.

Он взирал на девушку с немым восторгом.

Она смотрела на него удивленно — и разочарованно.

Ее разочарование было так явно написано на лице, что Нортону стало обидно. Конечно, он не Аполлон, но все же и ему случалось в прошлом нравиться красивым женщинам!

— Добрый день, — обратился он к девушке, чтобы не показаться грубияном.

— Но я хотела, чтобы появился жеребец! — воскликнула красавица, капризно надув губки и брезгливо глядя на Нортона.

«А я чем не жеребец?» — чуть было не брякнул Нортон. Однако эта шутка была слишком в духе Бата Дарстена — и только парни типа Дарстена умеют ляпнуть такое и получить вместо пощечины снисходительную улыбку.

Прелестные пальчики девушки сжимали массивное колечко — не иначе как волшебное. О! Малышка колдовала!

— Похоже, ваша магия дала осечку, — сказал Нортон. — Как видите, я не лошадь, а человек.

— Или злой дух! — раздраженно фыркнула девушка. Она сердито топнула ногой. — Я могу совершать лишь одно волшебство в сутки — и сегодняшний день пропал! На кой мне нужен какой-то мужчина?

Горько слышать, что такая красавица не интересуется мужчинами!

— Быть может, я помогу вам найти коня… — неуверенно сказал Нортон.

Девушка наморщила лобик, затем повнимательней вгляделась в Нортона, словно прикидывала, насколько серьезным может оказаться его предложение.

— У вас на руке волшебное кольцо?

Нортон покосился на Жимчика и ответил:

— Да, в определенном смысле.

— Тогда сотворите мне коня сами, коль скоро вы помешали моему волшебству, — с царственной улыбкой повелела она.

— Увы, мое колечко для этого непригодно.

В глазах красавицы полыхнул гнев.

— Как вы смеете так жестоко дразнить девушку? Вы обязаны добыть мне коня!

Когда такое существо просит, плох тот мужчина, который не кинется исполнять ее приказ!

Нортон должен был оправдаться и показать истинную природу своего кольца. Поэтому он сказал:

— Я отнюдь не дразнил вас. Жимчик…

Стоило ему назвать кольцо по имени, как произошло неожиданное: Жимчик превратился в крохотную живую змейку, соскользнул на землю и начал расти в размерах.

Сперва он стал длиной с гадюку. Потом разросся до величины среднеупитанного питона — и продолжал разбухать и удлиняться.

В итоге перед ними в траве оказался чудовищный змей, спина которого толщиной не уступала крупу лошади.

Девушка выхватила из-за пояса неизвестно откуда взявшийся кинжал. Размахивая кинжалом и смело глядя в глаза змею, она решительно заявила:

— Сэр, я буду биться с вами до последнего!

Нортону было обидно, что змей удостоился почтительного «сэр», тогда как он сам до сих пор слышал лишь фырканье и упреки.

— Не бойтесь! — поспешил сказать он. — Мой Жимчик не ест людей. — Впрочем, эта фраза была сказана без должной уверенности. — Он вполне дружелюбное существо… О, я догадался, он предлагает вам себя в качестве скакуна!

Жимчик удивил своего хозяина, который и не подозревал, что колечко способно превращаться в такого монстра! Вполне вероятно, что подобное превращение возможно исключительно в далеком от Земли фантастическом мире, который живет вспять.

— У меня хватит ума не забираться на спину противной рептилии! — воскликнула девушка.

— Напрасно вы так про Жимчика! Погодите, я сейчас вам покажу, насколько это безопасно.

Нортон подошел к змею — и несколько мешковато вскарабкался на него. Кожа исполинского удава, сухая и плотная, вместе с тем была и упругой — как автомобильная камера или водяная кровать. В общем и целом сиделось хорошо, ничуть не хуже, чем на лошади.

— Вот видите, — сказал Нортон. — Скакун хоть куда, мисс…

— Эксельсия, — представилась девушка. — А вас как зовут… сэр?

В памяти Нортона были свежи трудные объяснения с Орлин насчет его работы Хроносом. Поэтому он решил не городить огород касательно своих полномочий Повелителя Времени и ограничился скромным:

— Нортон.

— Только не воображайте, сэр, что я поеду на этом «скакуне» в одиночку!

— Разумеется, я поеду с вами, Эксельсия, — с готовностью согласился Нортон. Тут была и другая причина: он и на минуту не хотел разлучаться с Жимчиком. — Садитесь за моей спиной. Смелее!

Девушка нерешительно приблизилась, повздыхала, потыкала Жимчика пальчиком в бок и наконец взобралась на него.

— А где же поводья? — капризно осведомилась она.

— Я думаю, он будет отлично подчиняться голосу, — сказал Нортон, поворачиваясь к ней. — Так куда вас доставить?

Златокудрая красавица кокетливо скосила голову:

— Ну-у, я еще не решила…

— Вы колдовали над созданием коня — и не ведали, для чего именно?

Мило надув губки, Эксельсия сказала:

— Обычно я сотворяю душку единорога, и мы уже вместе решаем, куда прогуляться.

О! Единороги! На Земле их не так уж много. В период гонений на магию они прятались в подземельях. Одни вымерли, другим отпилили рог, чтобы они могли сойти за обычных коняг и гулять на просторе. Словом, их поголовье восстанавливается трудно и каждый единорог на Земле пока что стоит бешеных денег. А здесь, похоже, эти звери не в диковинку.

— Почему бы нам не доехать до какой-нибудь конюшни или, вернее сказать, единорогушни? Возьмете зверя напрокат и…

Эксельсия очаровательно рассмеялась:

— Сэр, никаких «единорогушен» у нас не существует! Единорога можно достать только одним способом — при помощи магического заклинания. Более того, это заклинание получается лишь у прекрасной девственницы, коей я и являюсь.

Конец последней фразы был произнесен с величавой интонацией.

Нортон с интересом покосился на Эксельсию. Давненько он не встречал девушек, которые гордились бы тем, что они девушки. Возможно, именно для этого романтическим натурам вроде него и стоит прогуливаться время от времени в сказочный мир!

— А почему бы вам не найти единорога другого вида? Ну, такого, чтоб его не надо было всякий раз вызывать к жизни путем заклинаний?

— На планете есть лишь один единорог, который не исчезает через некоторое время, — сказала Эксельсия. — Но он принадлежит Злой Волшебнице. Вернее, она незаконно удерживает его у себя — благодаря заклятию. На самом деле единорог может принадлежать только прекрасной невинной девушке… коей Злая Волшебница, естественно, не является!

— А что представляет собой зверь, которого незаконно удерживает старая карга?

— О, это настоящее чудо! Его зовут Аликорн. В дополнение к рогу на лбу у него есть крылья. Такой прелестный — вы себе и представить не можете! Я бы все отдала за него!

— Все? — сглупа вырвалось у Нортона.

Девушка смерила его презрительным взглядом:

— Что вы имеете в виду, сэр? Мне кажется, вы забываетесь, сэр.

Нортон покраснел до ушей… и так коряво загладил ошибку, что пришлось покраснеть до макушки:

— А впрочем, если вы пойдете на такую жертву, единорог не сможет остаться с вами, потому что… словом, не сможет.

— Да, вы правы, — лаконично согласилась Эксельсия. — Но это досужие рассуждения. Смешно и помыслить отнять что-либо у Злой Волшебницы!

— Она такая жадная и страшная?

— Да, чтобы забрать единорога, нужно сперва ее убить.

— Убить? А не существует ли более гуманного варианта?

— В противном случае она нанесет удар первой. Любого, кто приблизится слишком близко к ее собственности, Злая Волшебница превратит в комок грязи.

— А нельзя ли с ней просто поговорить? Ну, как-либо урезонить…

— Урезонить эту су… то есть я хочу сказать, эту сугубо противную особу? Вы смеетесь! Много ли вы можете урезонить даже обычную женщину? А тут — мегерища!

Нортон согласно кивнул. Женщины бывают самокритичны… но это их мало меняет.

— Если бы кто и решился убить Злую Волшебницу, — продолжала Эксельсия,

— то он бы погиб еще на подступах к ее владениям, потому что они под охраной разных прожорливых чудищ и пакостных духов. Да что там чудища и духи — достаточно ступить на проклятую землю, и тут же обратишься в горстку пыли!

М-да, местечко для прогулок малопригодное! Однако Нортону неловко было выказать себя трусом. Поэтому Нортон по-прежнему храбрился.

— А мы и не ступим на эту землю, — сказал он. — Мы поедем на Жимчике. Он добрый и могучий демон, на которого не действует злое волшебство.

— Замечательно! В таком случае — в путь!

Однако Нортон не торопился сложить голову.

— Предположим, мы доберемся живыми и невредимыми до жилища Злой Волшебницы, — сказал он. — Какие еще опасности нас поджидают?

— Ворота сторожит ж-ж-жуткий дракон.

— И что же в нем ж-ж-жуткого?

Гавейн преподал Нортону достаточно уроков драконоборства, хотя практического опыта схваток у Нортона не имелось. Рассказы Гавейна лишь укрепили его в мысли, что любого дракона лучше обходить десятой дорогой!

— Он огромный-преогромный и злющий-презлющий — весь в свою хозяйку! И пышет огнем. Охраняет загон, где живет Аликорн, и убивает всякого, кто приблизится. Разумеется, какой-нибудь храбрец мог бы помериться с ним силами…

Эксельсия выразительно посмотрела на Нортона, сидевшего к ней вполоборота на спине спокойно лежащего Жимчика, которого сейчас было впору назвать Жимищем.

Под взглядом красавицы Нортон приосанился… и как-то само собой сказалось:

— По чистой случайности меня обучали искусству борьбы с драконами… Правда, я никогда не сражался с живым зверем…

— О, как это замечательно! — воскликнула Эксельсия. — Стало быть, огнедышащее чудовище нам не страшно. Вы его изрубите на куски!

Было ясно, что она глубоко заблуждается насчет уровня его квалификации в сфере драконоборства.

Но где тот безумный храбрец, что примется разубеждать в своей храбрости девушку небесной красоты, которая сияющими глазами глядит на него как на дивного героя?

— А если мы справимся с драконом и Аликорн будет наш, — осторожно осведомился Нортон, — тогда что?

— Но и тогда не дастся в руки нам победа, — опечаленно ответствовала Эксельсия — видимо, цитируя кого-то из местных классиков. — Да, Аликорн не дастся нам в руки. Это зверь нрава буйного и независимого. Из его ноздрей пышет огонь, из гривы сыплются искры. Будучи отвязанным, он тут же взлетит в небо — и навсегда исчезнет с глаз человеческих.

Эксельсия скорбно потупила свои прекрасные очи.

Нортону не нравилось такое обилие пышущих огнем существ. Но сейчас, видя столь удрученную деву, он готов был вместо Аликорна копытом рыть землю.

— Неужели нет никакой возможности приручить этого крылатого единорога?

— воскликнул он. — Наверняка есть какой-то способ!

— Разумеется, есть. Скажи магическое слово — и Аликорн станет как шелковый.

— А вы знаете это слово?

Эксельсия трагически мотнула головой:

— Увы! Не знаю!

Нортон призадумался.

— Давайте вернемся к главному, — наконец сказал он. — Как убить Злую Волшебницу?

— Очень просто. Надо иметь волшебный меч — бац! и готово!

Способ «бац! и готово!» пришелся Нортону по душе.

— А где найти этот волшебный меч? — с энтузиазмом осведомился он.

— Почем мне знать? Говорят, Истинный Герой найдет его в неведомой руке, подъятой из толщи воды.

Нортон вздохнул. В Истинные Герои он явно не пройдет по баллам…

А жаль! В мыслях он уже победил всех чудищ, духов и драконов… И вот — споткнулся на пустячке.

Нортон огляделся — никакой воды поблизости. Ни озерца тебе, ни лужи. А впрочем, как трактовать понятие «толща воды» — насколько «толстой» должна быть это толща?

Жимчик повернул к нему голову и уставился таким выразительным взглядом, словно желал что-то сказать.

— Ты знаешь правильный ответ? — спросил Нортон и тут же поспешно добавил: — Только не отвечай своим обычным способом!!!

От них осталось бы лишь мокрое место, если бы последовал обычный «жим».

Жимище кивнул.

— Итак, ты можешь привести нас к волшебному мечу?

Новый кивок.

— Отлично! В таком случае — н-но! поехали!

Жимище пополз вперед. Будь он настоящим змеем, седоки вряд ли удержались бы на его спине. Но он был все-таки волшебным змеем, поэтому скользил ровно, не касаясь или почти не касаясь земли. Эксельсия подоткнула платье, чтобы не замарать подол о высокую траву. Нортон исподтишка поглядывал на то, что при этом заголилось. Словом, поездка была приятной во всех отношениях. Слегка потряхивало на кочках и прочих холмиках, но в целом Жимчик оказался удобным и покладистым транспортным средством.

Мимо проносились горы и долы и все прочее, чему положено проноситься мимо в хороших сказках. Через некоторое время Жимище затормозил у небольшого заросшего озерца. Выглядело оно весьма непрезентабельно.

— Здесь? — разочарованно протянул Нортон. — Я ожидал увидеть зеркало вод и все такое. Волшебный меч должен находиться в прекрасном загадочном и бездонном озере с живописными берегами. А ты привез меня к какой-то илистой луже!

— из толщи воды выставилась рука с каким-то большим длинным предметом. Это был покрытый илом и водорослями меч.

Нортон крякнул и шагнул в грязь. Ближе к середине вонючая вода доходила ему до пояса. Он дотянулся до рукояти меча и потянул его к себе. Однако невидимый неизвестный крепко держал свою собственность. Тогда Нортон схватил руку за кисть и выдернул наружу прочно застрявшего в грязи карлика.

На человечке был старинный кафтан и смешная шапочка, которая напоминала длинный носок.

— Ты кто такой? — спросил Нортон после того, как вынес человечка с мечом на берег.

— Примечный эльф, — с достоинством представился коротышка с носком на голове.

— Какой-какой? — спросила Эксельсия. — Примечательный эльф?

— Примечный эльф, уполномоченный хранитель волшебного меча. Такие драгоценные предметы сами по себе никогда не валяются, при каждом обязательно должен быть эльф-хранитель. Сказки внимательней читать надо, красавица! А вам, добрый человек, спасибо. Выручили меня.

— Я вас выручил?

— Да. Угораздило дурака застрять в грязи. В этой луже я проторчал лет сто, а то и все двести. Знаете, там, в тине, за временем следить трудно. Рука устала выставлять волшебный меч в виде приманки — видать, ни один герой мимо не проходил. Нынче герой редок стал.

— Этим мечом можно прикончить Злую Волшебницу? — спросил Нортон.

— Ну! Для того он и существует.

— А на драконов с ним можно ходить?

— Спрашиваете! Инструмент качественный. Хотя дракон — зверь заговоренный, с ним справиться нелегко. Тут одного меча мало: в руках невежды он не лучше палки — только раздразнит зверя. Лишь искусно владеющий мечом сможет одолеть дракона… Если очень повезет.

Нортон поежился от этих слов. Придется уповать на то, что уроки Гавейна пошли на пользу и не забылись.

— Сэр эльф, вы случайно не дадите свой меч сэру Нортону? — нежным голоском спросила Эксельсия. При необходимости она умела быть кошечкой. — Сэр Нортон, герой без страха и упрека, имеет намерение сразить им сперва дракона Злой Волшебницы, а затем и ее саму.

— Я ни в чем не могу отказать тому, кто спас меня из грязевой темницы. Только я обязан сопровождать меч.

Таким образом, у Нортона появился второй спутник.

Нортону нисколько не улыбалось воевать с драконами и колдуньями-мегерами. Утешало лишь то, что плащ Хроноса и чин инкарнации гарантируют ему выживание в любой ситуации. Если дело пойдет скверно, он просто вернется к себе в Чистилище — и к своим обязанностям Повелителя Времени. Но бросить затеянное на полпути… кем он покажет себя в глазах прекрасной Эксельсии? Надо быстренько провернуть операцию по вызволению Аликорна — и уж тогда без промедления домой, довоевывать с Сатаной!

Нортон опять оседлал верного ползуна, эльф пристроился за спиной Эксельсии, и они продолжили путь.

Мимо проносились горы и долы и все прочее, чему положено проноситься мимо в хороших сказках. Долго ли, коротко ли, только оказались они наконец перед владениями Злой Волшебницы.

В центре высился гигантский старинный каменный замок — с узкими бойницами и высокими мрачными башнями. Насколько высокими, будет понятно, если сказать, что внизу, на равнине, было лето, а на макушках башен лежал снег.

Под стать башням были и росшие вокруг замка исполинские уродливые деревья.

Нортон невольно поежился. Тот еще пейзажик! Места гадостней и страшней он не видал. Настоящее логово Зла. На таком фоне должны разыгрываться только кровавые драмы.

Как только Жимище подполз-подлетел к первому из громадных деревьев, оно вдруг ожило, наклонило крону и попыталось схватить пришельцев одной из своих разлапистых веток.

Нортон проворно выхватил волшебный меч и рубанул им по стволу. И чудо-меч прошел через древесину словно сквозь сыр. Дерево жалобно ухнуло и суматошно замахало сучьями. Из раны на стволе брызнуло что-то красное, густое. Противник был побежден.

Успех ободрил Нортона. Теперь он убедился в эффективности своего оружия, и у него стало спокойнее на душе.

Остальные деревья, напуганные судьбой сородича, и не пытались их остановить.

— Славный меч! — с гордостью сказал эльф.

— Да, орудие полезное, — согласился Нортон.

Перед воротами замка Нортон снова призадумался.

Не будучи Истинным Героем, он мучился вопросом: а стоит ли овчинка выделки? Стоит ли какой-то крылатый единорог того, чтобы из-за него лезть в этот страшный замок, полный ловушек и смертельных опасностей?

Конечно, если дело будет совсем швах, то Нортона — как Хроноса — некая сила-хранительница выхватит отсюда — в последний момент… Но прежде он такого страха успеет натерпеться, что еще долго будет по ночам вскакивать из-за кошмаров!

Однако сказать вслух об этих сомнениях он постеснялся. Можно представить, как презрительно фыркнет Эксельсия. Да и перед Жимчиком неловко праздновать труса…

А впрочем, было уже поздно менять решение: Жимище остановился перед воротами, стал уменьшаться в размерах, превратился в крохотную змейку, которая шустро всползла по ноге Нортона и через мгновение стала колечком на его пальце.

— Нам что — внутрь идти? — спросил Нортон с тайной надеждой услышать в ответ «нет».

Жим.

— Не нравится мне все это, — сказал Нортон. — Нечего нам в этом замке делать…

— Но вы же герой, сэр Нортон! — воскликнула Эксельсия. — Вперед, на приступ, смельчак!

— Вперед-то вперед… а если карга превратит нас в комья грязи?

— У нее ничего не выйдет, пока у вас в руках волшебный меч, — сказал эльф. — Она прежде должна разоружить вас.

Приятная новость! Нортон ощутил прилив смелости.

Но тут он заметил, что подъемный мост над широким рвом с водой подтянут вверх.

— А как мы попадем внутрь? Не плыть же нам?.. Похоже, не судьба нам идти в гости к Злой Волшебнице. Повернем-ка лучше домой.

— Какое там вплавь! — отозвался эльф. — Во рву серная кислота. Видите дымок?

Замок стал Нортону еще противнее.

— Но ничего, — бодро сказал эльф, — с мостом проблем не будет.

Он сделал пару шажков и подошел к краю рва. Мост тут же отреагировал — без чьей бы то ни было помощи со скрипом опустился перед пришельцами.

— Вот видите, — сказал эльф с веселой улыбкой, — нас тут ждут!

Не в пример бодрячку с носком на голове Нортон от этой очевидной истины в восторг не пришел. Их не ждут — их поджидают!

Однако делать нечего. Нортон скрепя сердце шагнул вперед.

Когда он уже хотел пройти в открытые ворота, Жимчик вдруг дважды сжался на его пальце.

— Это ловушка?

Жим.

— Ага, понятно! — воскликнул Нортон, глядя на поднятую металлическую надвратную решетку с острыми клиньями внизу. Арка ворот напоминала разверстую пасть с чудовищными зубами на верхней челюсти. — Если зазеваться, эта штучка очень даже может шандарахнуть.

Жим.

— Ну ладно, благословясь — вперед!

Нортон разбежался и в последний момент прыгнул что было сил.

Надвратная решетка с силой опустилась. Однако Нортон оказался проворнее

— он успел проскочить. Только услышал, как клацнуло за спиной.

В ярости он развернулся и полоснул мечом по решетке. Меч перерубил железные прутья, словно это были макароны.

Тут весь замок задрожал, как при легком землетрясении, и сердито загудел.

— А-а, не любо! — воскликнул эльф и расхохотался.

Друзья прошли сквозь арку и оказались в просторной темной зале, освещенной несколькими настенными факелами. Потолок терялся где-то вверху, в непроглядной тьме. Было ощущение, что они в огромной пещере.

— Есть тут еще ловушки? — спросил Нортон у Жимчика.

Жим. Жим. Жим.

— Ты хочешь сказать, что немедленной угрозы пока что не существует?

Жим.

Нортон решил двигаться дальше.

— Друзья, не отставайте от меня! — приказал он остальным.

Впрочем, они и не намеревались далеко отходить. Эксельсия испуганно жалась к нему справа, а эльф — слева. При всем своем бодрячестве коротышка едва не вис на штанине Нортона. Случись необходимость быстро воспользоваться мечом, Нортон мог запросто зарубить или покалечить своих друзей!

Однако было приятно ощущать совсем рядом со своим плечом жаркое тело красивой девы — и это в романтическом мраке, при свете факелов…

Но романтика тут же обернулась своей малоприятной стороной.

Вдалеке послышалось грозное «топ, топ, топ». Судя по звуку, шел кто-то роста исполинского. Вышибала-великан. Для незваных гостей.

— Ты уверен, что нам следует остаться? — тихонько спросил Нортон у кольца.

Жим.

— Смотри, Жимчик, не ошибись.

Шажищи приближались. Топ, топ. Топ, топ…

И вот великан уже в соседнем коридоре, вот он поворачивает сюда. Сейчас войдет!

Вошел. Только не сам великан. Вошли его гигантские башмаки — каждый размером с пивную бочку. Если великан и был в них, то благодаря волшебству оставался невидимым.

Эксельсия тихо взвизгнула от страха.

В нескольких шагах от них башмаки остановились. Теперь они выглядели невинно и напоминали экспонат из музея Гиннесса: «самые большие в мире башмаки».

Нортон размахнулся мечом и полоснул по месту, где должны были находиться щиколотки великана.

Меч просто рассек воздух — и ничего. Тишина. Похоже, башмаки существовали сами по себе. Никакого невидимки в них не было.

Нортон осторожно приблизился к правому башмаку и тронул его — готовый в ту же секунду отскочить. Ничего не произошло. Тогда он попробовал сдвинуть башмак с места. Слишком тяжелый.

И все равно у него осталось ощущение, что в этих башмаках находятся чьи-то невидимые ноги.

— По-моему… — начал Нортон, оборачиваясь к Эксельсии. И в этот момент ощутил движение за своей спиной.

Прежде чем он успел среагировать, что-то с силой ударило его пониже спины, и он кувырком отлетел к стене, попутно выронив меч.

Правый башмак дал ему пинка под зад!

Ругаясь на чем свет, Нортон вскочил, проворно поднял меч и встал в оборонительную позицию. Но никто на него не нападал. Башмаки стояли с невиннейшим видом, прикидываясь обыкновенной обувью.

Эльф хихикнул. Даже Эксельсия не удержалась от улыбки, хотя тут же кинулась к Нортону с вопросом, не ушибся ли он.

Сам Нортон ничего смешного в происшедшем не находил. К тому же синяк был в таком месте, которое даже и потереть неприлично в присутствии девушки. Однако было бы глупо обижаться на веселье друзей — пусть себе тешатся за его счет!

— Давайте просто обойдем эту взбесившуюся обувку, — сказал Нортон. — Не век же нам здесь торчать!

Как только они сделали первый шаг в сторону башмаков, те грозно приподнялись над полом, словно намеревались пнуть кого-нибудь из них в живот. Эльф проворно спрятался за Нортоном. А Нортон сам инстинктивно прикрыл собой Эксельсию.

— Давайте с разбегу перепрыгнем их, — предложил он.

— Хорошая мысль, — согласился эльф. — Прыгайте первым. Или пропустим вперед даму?

Эльф опять хихикнул.

Нортон отошел подальше, чтобы получше разбежаться. Приготовился… и в последний момент передумал.

Если башмак изловчится и наподдаст ему носком прямо во время прыжка, то можно так шмякнуться о каменный пол или о стену, что мало не покажется!

Эксельсия предложила другое: вместо лобовой атаки — фланговый маневр. Башмаки и впрямь продолжали смирно стоять, когда друзья стали обходить их по широкой дуге. Но тут перед их лицами внезапно возникла пара гигантских перчаток, причем одна сперва погрозила им пальцем, а затем сжалась во внушительный кулак.

Друзья попятились. Эксельсия так испугалась, что даже не взвизгнула.

Нортон ободрил всех и велел прорываться поодиночке и сразу в трех местах.

Но не тут-то было.

Противник превосходил их как в проворстве, так и в «живой силе». Их было трое, а башмаков и перчаток — два плюс два. Волшебная четверка распределилась поперек залы и без труда держала фронт.

Теперь стало ясно, почему Жимчик растерялся при вопросе о предстоящей опасности. Башмаки и перчатки не нападали. Но и пройти мимо них не было никакой возможности. Ситуация тупиковая. Если просто уйти восвояси, то неприятностей не будет. Если ломиться вперед — одними синяками дело не ограничится…

Однако Нортон уже так завелся, что об отступлении и речи не могло быть.

— Ладно! — вскричал он. — Раз вы так, то пеняйте на себя!

Он выхватил меч и двинулся вперед. Правый башмак грозно приподнялся для удара. Нортон сделал еще шаг. Башмачище рванулся на него — и был мгновенно рассечен пополам в воздухе.

Эльф зааплодировал. Эксельсия в ужасе ахнула и воскликнула:

— Вы убили его!

— Сам напросился, — сказал Нортон. — Я его предупреждал!

После этого он с тем же хладнокровием разделался со вторым башмаком и с левой перчаткой. Но правая перчатка извернулась и сшибла его с ног лихим апперкотом. И пришлось бы ему совсем солоно, если бы перчатка при новом ударе не напоролась случайно на его меч.

Битва завершилась.

Нортон встал, ошалело потряхивая головой и потирая подбородок. Подлое, подлое гнездо Зла! Хватит церемониться! Пощады никому и ничему не будет!

— Ах, вам больно? Бедняжка! — ласково запричитала Эксельсия, доставая надушенный платочек и прикладывая его к подбородку Нортона. Боль не утихла, но нежная обеспокоенность красавицы согрела ему душу.

Наконец друзья двинулись дальше, пересекли залу и вошли в хорошо освещенную настенными факелами длинную галерею. Перед первым же факелом Жимчик подал сигнал тревоги.

Нортон остановился как вкопанный. Эльф и Эксельсия налетели на него сзади.

— Похоже, здесь таится какая-то опасность. Мое кольцо обеспокоено.

Эльф и Эксельсия принялись озираться.

— Ничего особенного не вижу, — сказала девушка. — Ваше кольцо попусту малодушничает.

Нортон пожал плечами:

— Жимчик никогда не ошибается.

— Послушайте, сколько мы будем тут торчать? — возмутился эльф. — Вперед!

— Ишь какой! — язвительно заметил Нортон. — Как сто лет в грязи пузыри пускать — так ничего. А как пять минут подождать — так целый скандал!

— Вы бы посидели с мое в грязи — тоже стали бы нетерпеливым! Как хотите, а я иду!

Эльф сделал шаг вперед.

Факел на стене зашипел. Затем последовала ослепительная вспышка — словно взрыв. Нортон отшатнулся и прикрыл глаза, но было поздно.

Прошло не меньше минуты, прежде чем он проморгался и стал различать окружающее.

В галерее он остался один. Эльф и Эксельсия исчезли.

— Жимчик, я на том же месте, что и раньше? — спросил Нортон.

Жим-жим.

— Пока я был слепым, я ухитрился забрести в другую галерею?

Жим. Жим. Жим.

— Значит, меня перенесло в другое место?

Жим.

— Это проделки Злой Волшебницы?

Жим.

— Есть поблизости новая опасность?

Жим. Жим. Жим.

Ох уж эти неопределенные ответы!

— Безопасность моих друзей зависит от моих будущих действий?

Жим.

— Могу я найти своих друзей?

Жим. Жим. Жим.

— Лишь тогда, когда я лично встречусь и разделаюсь со злой каргой?

Жим.

Именно это он и подозревал. Злая Волшебница поняла, что он главный в группе, и отделила его от остальных, чтобы помериться с ним силами один на один. Как говорится, разделяй и побеждай. Если победит он — его друзья будут спасены, а если нет…

— Ладно, действовать следует немедленно!

Жим.

Нортон зашагал вперед. Перед каждым факелом он из осторожности прикрывал глаза. Но эти факелы вели себя смирно.

Зато в обширном зале, куда его вывела галерея, он увидел сразу дюжину зубастых гоблинов — уродливых большеголовых карликов с волчьими челюстями. Они толпой накинулись на Нортона, алчно щелкая зубами. Мерзкие твари оказались проворными — ловко ускользали от его меча, которым приходилось орудовать с максимальной скоростью.

Не будь гоблины такими нетерпеливыми и бестолковыми, Нортону пришел бы конец. К счастью, гоблины ссорились между собой, отталкивали друг друга и каждый норовил первым вырвать кусок мяса из ноги человека. Поэтому в результате долгого боя Нортон изрубил всю дюжину.

После этого он прислонился к стене и долго не мог отдышаться. Еще одного сражения он явно не выдержит!

В следующем зале Нортон увидел сияющую сферу, состоящую из плотного тумана.

— Безопасней обойти? — спросил он у Жимчика.

Жим-жим.

— Будет рискованно прикоснуться?

Жим. Жим. Жим.

Нортон вздохнул и решил-таки потрогать шар из тумана — делать что-то все равно необходимо!

Стоило ему коснуться сияющего тумана, как тот рассеялся. Перед Нортоном была роскошная огромная кровать с пологом — такие он видел только в бывших королевских дворцах. На ложе возлежала, опираясь спиной на взбитые подушки, молодая женщина ослепительной и порочной красоты. На ней был наряд турчанки из гарема: в меру откровенный и без меры дразнящий. В этой красавице не чувствовалось и капли нежности и невинности Эксельсии. И тем не менее Нортон был очарован. Быть может, он, сам того не сознавая, немного устал от недоступности девы…

Глядя на Нортона недвусмысленным, зовущим взглядом, обольстительная женщина хрипловатым чувственным голосом сказала:

— Здравствуй, доблестный герой!

— Э-э… я так понимаю, вы и есть Злая Волшебница?

— Да, мой восхитительный!

— Вы… вы не так страшны, как вас малюют…

Не мог же он прямо сказать, что ожидал увидеть старую уродливую каргу!

— Люди преувеличивают. Сказки обо мне рассказывают.

— Но я ведь должен убить вас — иначе вы превратите меня в ком грязи!

Красавица кивнула.

А Жимчик подтвердил его правоту решительным сжатием.

— Да, убей меня — я подлая! — сказала Злая Волшебница. — Я отвратительная! Я мерзкая! Убей же меня, убей! — Это произносилось с таким придыханием, что реальный смысл ее слов воспринимался не иначе как приглашение к чувственной оргии, а не к убийству. Затем она игриво добавила, уже другим тоном: — Только с этим не обязательно спешить.

Но тут вдруг красавица оголила грудь и воскликнула трагическим голосом:

— А впрочем, если ты пришел убить меня — делай свое черное дело. Ударь меня мечом сюда!

И она указала на пространство между ее восхитительными грудями.

Нортон еще пару минут назад был так обозлен, что с ходу перерубил бы пополам старуху-колдунью. Но полоснуть мечом юное существо, пышущее жизнью и страстью!..

Меч выпал из его безвольной руки.

Как только сталь звякнула о камень пола, красавица расхохоталась.

— Не можешь? — спросила она.

— Не могу, — жалобно ответил Нортон.

— Так я и думала. Слабо тебе, геройчик! Доброе сердечко до добра не доводит! Дурак ты — и больше никто. Ты грязь — вот и превращайся в грязь.

Она воздела правую руку и направила указательный палец на Нортона.

Величавая медлительность этого жеста оказалась для нее роковой. Жимчик вдруг сорвался с руки хозяина, просвистел по воздуху — и впился зубами точно в указательный палец Злой Волшебницы.

Направленная в Нортона молния, которая в следующее мгновение вылетела из этого пальца, ударила в факел на стене — и тот превратился в фонтанчик жидкой грязи.

— О-о, мерзкая тварь! — возопила Злая Волшебница, стряхивая с себя зеленую змейку. — Я уничтожу тебя!

Но вместо этого она запрокинула голову и забилась в конвульсиях. Яд Жимчика начинал действовать.

Похоже, этот яд, способный только парализовать человека, на истинно злое существо действовал смертельно.

Покуда Жимчик не спеша возвращался на руку хозяина, красавица на ложе, извиваясь от боли, на глазах старела. Через несколько мгновений она превратилась в уродливую старуху.

Нортон в ужасе наблюдал за ее медленной агонией. Для доброго сердца вроде бы нет разницы, чью смерть переживать — жалко и старуху, и молодуху… А все-таки Нортон ощущал некоторое успокоение от того, что по его вине погибает старая и мерзкая старуха, а не молодая и прекрасная женщина.

И вот тело на ложе дернулось в последний раз и застыло.

В тот же миг стены замка закачались, помещение наполнилось гулом и стоном.

Нортон понял, что со смертью хозяйки ее жилье обречено — оно должно разрушиться. Надо уносить ноги — и поскорее!

В сумасшедшей спешке он принялся бегать по галереям, заглядывая в каждую дверь. Ведь нужно было выручить друзей!

К счастью, за десятой дверью он их нашел. Они забились в угол большой комнаты и отражали нападение зубастого гоблина. Эльф лягал врага своими тяжелыми башмаками, а Эксельсия отпугивала кинжалом.

— На помощь! — закричала девушка, увидев Нортона.

Тот мигом зарубил гоблина и сказал:

— Удираем. Я убил Злую Волшебницу, и замок сейчас разрушится.

Молча они выбежали вон и помчались по коридорам. Жимчик подсказывал направление. Не обращая внимания на падающие камни и ходящий ходуном пол, они бежали, бежали, бежали…

Оказавшись на просторе перед замком, друзья просто упали и долго-долго приходили в себя. Замок за их спиной превратился в руины. Деревья-исполины превратились в горстки пепла.

Нортон огляделся — и только затылок почесал. Было диковато сознавать, что виновник всего этого разрушения — он один.

Вторым в себя пришел лежащий рядом эльф.

— Ну, чего рассиживаемся? Пойдем животину брать.

— Да, самое время, — поддержала его Эксельсия, которая печально терла виски — от всего этого шума и гама и миллиона опасностей у нее голова разболелась. — Аликорн спрятан за замком, в горном ущелье.

Жимчик снова превратился в огромного змея и перенес их через развалины в горное ущелье.

— Вы настоящий герой, — сказала Эксельсия, покуда они летели. — Вы убили Злую Волшебницу! Это великий подвиг.

— Увы, не я убил ее, а Жимчик. Он укусил ее — и она скончалась от его яда.

— Фи-и, — разочарованно протянула Эксельсия, — а я-то думала…

— Герой не герой, — сказал эльф, — но что он честный человек — это точно. А честный человек — уже половина героя.

Загон Аликорна оказался огромной железной клеткой, под которой мог бы уместиться целый цирк-шапито.

Нортон мельком увидел там что-то четырехногое, светлокрылое, с огненно-рыжим крупом и с белой штуковиной на лбу. Подробнее рассматривать было некогда, ибо перед клетищей возлежал дракон, и все внимание Нортона переключилось на нового противника.

Издалека дракон походил на сороконожку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у него только семь пар ног. Налитые кровью глазищи. Могучий хвост. Из пасти валит черный дым — как из трубы паровоза. Да и размером он с паровоз.

Волшебный меч вдруг показался Нортону игрушечным, а себя он ощутил оловянным солдатиком, который бесстрашно кидается со своим крохотным штыком на упитанную злую крысу. Впрочем, насчет бесстрашно — это преувеличение. У Нортона поджилки затряслись при виде паровоза на четырнадцати лапах!

— Так, друзья, отойдите в сторонку, — солидно сказал Нортон, скрывая свой страх за деловитым тоном. — Мне предстоит немножко поработать мечом.

Как назло вспоминалось лишь одно наставление Гавейна — «никогда не поворачивайся к дракону задом: одно дело доблестно лишиться в схватке жизни — и совсем другое провести остаток жизни без мяса на ягодицах!»

Жимчик уже сидел на пальце у хозяина, и у Нортона в голове мелькнула шальная идея: а не отправить ли Жимчика против дракона? В виде гигантского змея добрый демон, кажется, весьма могуч… Однако он тут же отогнал трусливую мысль. Как представишь, что этот паровоз возьмет и растопчет любимого Жимчика!..

Но сейчас драконище готов был растоптать самого Нортона.

Не прибегая к хитрой тактике, дракон понесся пришельцу навстречу, попыхивая огнем из пасти.

Нортон ждал его с поднятым мечом. Удар должен прийтись по тонкой шее дракона. Пусть она и прикрыта толстой чешуей — волшебный меч ее разрубит.

Гигант все ближе, ближе — и вдруг от него пахнуло нестерпимым жаром, да и сам он вблизи показался таким большим и быстрым… Нортон невольно отскочил в сторону — и только после этого рубанул мечом по близкой шее. Меч скользнул по плечу дракона. Брызнул фонтан крови. Однако было ясно, что зверь лишь ранен, и ранен несмертельно.

Дракон пробежал по инерции еще ярдов сто, затем с удивительной прытью развернулся на своих четырнадцати ногах и кинулся в новую атаку. На месте его разворота осталась глубокая яма.

Теперь дракон был донельзя разъярен. Гавейн не зря много раз подчеркивал, что дракон-подранок — самое опасное на свете существо!

На сей раз Нортон отрубил ему одну из левых ног.

Дракон взревел, закружился на месте, а затем вдруг притих и стал с мрачной решительностью медленно наступать на врага.

От такого изменения тактики кровь застыла в жилах Нортона. До сих пор его спасала бестолковость стремительных наскоков глупого ящера. В неспешном бою друг против друга у Нортона не было шансов: дракон на своих тринадцати ногах был шустрее, чем Нортон на своих двоих. Плюс к этому пламя из пасти! Может ли меч защитить от огнемета?

Прикинув все это в уме, Нортон издал боевой клич индейца и стремглав кинулся на дракона. Тот не ожидал такого поворота событий.

Продолжая кричать не своим голосом, Нортон подбежал к ошалевшему дракону, который так и не решился сдвинуться с места, и всадил ему меч прямо в огромный глаз.

Меч неощутимо вошел в голову дракона едва ли не по рукоять. Нортон тут же выдернул его.

Дракон взревел и заметался. Меч пронзил его мозг.

Нортон проворно отпятился от умирающего гиганта на полсотни шагов.

Через минуту зверь перестал кружиться и рухнул на землю. Все было кончено.

— Все-таки вы герой! Вы настоящий герой, сэр Нортон! — защебетала подбежавшая Эксельсия.

Эльф тоже говорил какие-то похвальные слова. Однако Нортон, в ушах которого еще раздавался многоногий топот и страшный близкий рев, плохо различал отдельные слова.

Когда его слух восстановился, он поймал кончик последней фразы прекрасной девы:

— …и все же мне показалось, что вы могли бы убить его… ну как бы это выразиться… более изящно… Вы как-то слишком долго возились с ним…

Теперь оставался последний подвиг: приручить дикого единорога.

Эксельсия первой подбежала к клетке и засюсюкала:

— Единорожек мой, светик мой крылатый!

«Единорожек» разогнался и кинулся на девушку, выставив вперед длинный и острый рог. Эксельсия с визгом отскочила. Рог прошел между прутьями клетки. При этом Аликорн получил такой удар по голове, от которого обычный конь никогда бы не оправился. Но волшебному единорогу это было нипочем. Могучим рывком он выдернул рог, застрявший между прутьями, и отбежал в центр-клетки — готовясь к новой яростной атаке.

— Как же нам усмирить этого мустанга? — удрученно спросил Нортон. Во взоре Аликорна он видел не меньше дикого слепого бешенства, чем во взгляде злобного дракона. Правда, у единорога глаза были малость поинтеллигентнее.

— Надо произнести волшебное слово! — сказала Эксельсия.

— Вот и хорошо, — кивнул эльф. — Давайте, милашка, произносите поскорее свое волшебное слово — и закругляемся! Не век же нам тут топтаться!

— Если бы я знала, что это за слово! — печально отозвалась Эксельсия.

— Тогда нужно по-быстрому отгадать его, — заявил эльф.

— Будь это так просто. Злая Волшебница давно бы его произнесла, — сказал Нортон.

— Попробуем наобум, — предложила Эксельсия. — Меч!

— Шляпа! — крикнул эльф.

— Небо! — сказал Нортон, чтобы не отстать от других.

Следующие пять минут они выкрикивали первые попавшиеся слова — без малейшего результата.

— Погодите, — сказал наконец Нортон, — нельзя кричать всем вместе. Если случайно выскочит правильное слово, мы даже не будем знать, на что среагировал Аликорн! Надо по очереди — и следить за его поведением.

— А сколько слов в языке? — осведомился эльф.

— Тысяч сто, — сказал Нортон. — Если считать термины, а также редкие и устаревшие слова, то наберется хороших полмиллиона. Даже просто зачитать их по словарю — замучаешься. А если вспоминать…

Эльф схватился за сердце.

— Вы меня убиваете, — сказал он. — Я не могу торчать здесь целую вечность! Я не хочу попусту рассиживаться, расстаиваться или разлеживаться!

— По-моему, — заметила Эксельсия, — Злая Волшебница перепробовала все слова. И не нашла нужного. Она очень хотела приручить Аликорна, поэтому вряд ли стала бы жалеть время и силы. У нее попросту ничего не получилось

— и у нас ничего не получится.

Эксельсия расплакалась.

— Сомневаюсь, чтоб у Злой Волшебницы мог случиться такой облом, — пробормотал Нортон, которого всегда угнетали женские слезы. — Она должна была найти волшебное слово, на то она и колдунья…

— Девушка, — сказал эльф, нетерпеливо постукивая носком башмака по земле, — прекратите реветь, вы мешаете молодому человеку думать! Нортон, думай быстрее! Не век же нам тут торчать!

— Отойдите оба! Вы меня нервируете!

Эксельсия отправилась поближе к клетке и стала громким шепотом перебирать слова:

— Смелость! Скромность! Красота!

Эльф зашагал вокруг клетки, время от времени истерично воздевая руки и приговаривая: «Нет, этого никакое терпение не выдержит!»

— Честь! Достоинство! — продолжала перебирать Эксельсия. — Вечность! Маленький нетерпеливый зануда! Крик! Шум! Гул! Нежность! Ласка!

— Стоп! — вскричал Нортон. — Я, кажется, догадался. Злая Волшебница не могла не знать волшебное слово! Она его знала. Только не могла выговорить. Это было настолько чуждое ей понятие, что у нее язык не поворачивался его произнести! Она была сплошная ненависть, поэтому и волшебное слово ей было ненавистно самой своей сутью. Это слово… ну же, Эксельсия, его должна произнести именно ты — чтобы Аликорн стал твоим покорным слугой!

Эксельсия наморщила лобик — и вдруг вся просветлела.

— ЛЮБОВЬ! — вскричала она.

— Ну и дела! — протянул эльф. — Вы только поглядите на эту рогатую скотину!

Аликорн подошел к железной ограде и большими умными ласковыми глазами смотрел на Эксельсию.

Она подбежала к нему и робко-робко погладила сперва его рог, а потом и голову. Аликорн тихонько заржал.

— Рубите ограду! — приказала Эксельсия.

Несколькими взмахами меча Нортон прорубил выход из клетки.

Аликорн не спеша вышел на волю и остановился рядом с Эксельсией. Девушка погладила чудо-единорога и легким движением запрыгнула на него. Вскочить на такого высокого коня, не прибегая к помощи стремени, — да, Эксельсия тоже была немного волшебницей!

— О, благородное животное! — ворковала она, поглаживая гриву Аликорна.

— Сколько лет я мечтала дружить с тобой! Я так счастлива! Так счастлива! Вперед, Аликорн! Вперед и ввысь!

Крылатый единорог покорно заржал — и взмыл в воздух. Через мгновение-другое он скрылся за горизонтом — вместе с прекрасной всадницей.

— О-хо-хо, — сказал эльф. — Ну вот, и моя работа завершена. Приключение подошло к концу, пора по домам. — Он протянул руку к волшебному мечу. — Верните реквизит. Меч вам больше не пригодится.

Нортон, с грустью смотревший в ту сторону, куда улетела Эксельсия, машинально отдал эльфу его имущество.

Эльф отошел шагов на десять и остановился. Земля вокруг него вдруг стала превращаться в жидкую грязь. Через полминуты он уже стоял по колено в небольшой луже, которая продолжала расширяться и углубляться.

— Погодите! — удивленно воскликнул Нортон. — Куда это вы? Обратно в лужу? Я был уверен, что вы терпеть не можете грязь!

— Да, я ее ненавижу, — уныло согласился эльф. — Таковы сказки: счастливой Деве полагается улететь, а эльф должен вернуться в первобытное состояние, то есть сидеть по уши в грязи и ожидать следующего героя.

Тут внимание Нортона отвлекло другое: лежавший поодаль мертвый дракон вдруг зашевелился и стал дрыгать ногами!

— Эй, эльф! — переполошился Нортон. — Меч мне еще очень даже пригодится!

Эльф стоял уже по пояс в тине.

— На кой тебе меч? Твои приключения благополучно закончились.

— Но дракон-то оживает! Видать, я его не добил!

— Ишь, какой! Хотел убить бессмертного дракона! Ты его просто на часок вывел из строя. Конечно, он здорово обалдеет, когда увидит, что клетка пуста, а Аликорна уже и след простыл. Но здесь ничего не поделаешь… А тебе советую побыстрее уносить ноги. Скоро оживет и Злая Волшебница, а ее замок мало-помалу восстанет из руин. Если задержишься — тебе не поздоровится. Ты, конечно, герой, но и у героев бывают плохие дни.

— Значит, все произведенные мной разрушения и смерти — только временные?

Однако эльф уже с головой погрузился в тину и ничего не ответил. Еще какое-то время на поверхности воды плавал помпон его длинной вязаной шапочки, а потом и тот пропал…

Нортону стало одиноко и неуютно.

— Стало быть, уносить отсюда ноги? — задумчиво произнес он.

Жим.

— Ах, Жимчик, дружочек мой, ты всегда при мне! С тобой не так грустно. Но как же мне вернуться домой?

Прежде чем он успел закончить свой вопрос, неведомая сила уже несла его сквозь космос на родную планету. Второе развлекательное путешествие закончилось — и очень вовремя.

10. ГЕЯ

В Чистилище его снова поджидал Сатана.

— Ну как, понравилось? — вежливо осведомился Князь Тьмы. — Хорошо развлеклись?

Нортон взглянул на него с пытливым прищуром:

— Будто не знаете!

— Дражайший коллега, откуда же мне знать?

— Раз вы меня туда послали — значит, вы были заранее в курсе всего, что произойдет. В противном случае следует предположить, что вы поступили в высшей степени легкомысленно — отправили меня наобум навстречу гибели или увечью!

— Инкарнация инкарнации вреда причинить не может.

— Я на путешествие согласился и тем самым снял с вас ответственность. Если турист добровольно приехал в страну людоедов и был съеден — туристический агент ни по какому закону не виноват.

— Да бросьте вы! Какой там вред! — замахал руками Сатана. — Это же просто разыгранный специально для вас спектакль — и ничего больше. Чистый Диснейленд!

— Я так и думал. Не могло оба раза случиться так, что я ненароком попадал в лихо закрученный переплет. Все развивалось по некоему сценарию.

— Мои клиенты не должны скучать во время путешествия, — сказал Сатана с самодовольной улыбкой. — Я беру на себя труд развлекать их по первому классу. Рай, знаете ли, нуднейшее место. А то, что я предлагаю, всегда будоражит чувства, всегда предполагает испытания и победы.

— Так, значит, я не первый, кто воевал вместе с Батом Дарстеном против бемов и добывал Эксельсии крылатого единорога?

Столь прямой вопрос несколько смутил Сатану.

— Как вам сказать… — протянул он, и глаза у него забегали. — Есть стандартный сценарий, однако он привязывается к каждому конкретному посетителю. Главное, что вы нервишки себе пощекотали. Ведь, согласитесь, вам было весьма и весьма интересно!

— Да-а, — со вздохом сказал Нортон, — никогда нельзя забывать, что вы Отец всякой лжи!

— И горжусь этим. Фантазия — та же ложь, только безвредная и любезная сердцу. Напрасно люди так настроены против лжи. Бывает ложь симпатичная, ложь-лапочка, ложь-милашка… Впрочем, я способен часами говорить на эту тему! Так вот, в следующий раз я могу отправить вас в другие фантазии. Хотите — на ковбойский Дикий Запад. Хотите — в мир Розового Романа или Крутого Детектива.

— Похоже, галактики из антивещества отличаются великим разнообразием!

— Иуда! И сценариев — бесчисленное множество. К тому же можно перебрасывать героев из одной серии приключений в другую и даже делать их сквозными. Скажем, та же Эксельсия — она может постоянно сопровождать вас!

— Это излишне, — быстро сказал Нортон, хотя идея ему очень понравилась. Просто он не хотел признаться в том, что Сатана чем-то подцепил его на крючок. — Я вот о чем подумал: если вы способны так разнообразно ублажать своих любимчиков, почему бы вам не отправить в Туманность Волшебного Фонаря юношу, который выбрал не тот камень и застрелился? Это было бы солидной наградой. И не пришлось бы впутывать меня.

— Увы, — возразил Сатана, — я обещал ему не увлекательное путешествие в мир фантазии после смерти, а счастье на земле — любовь, богатство и долгую жизнь. И я должен сдержать свое слово… Так как вы насчет моего предложения?

Нортон по-прежнему колебался. В общем и целом он ни на грош не верил Отцу Лжи… и тем не менее в данном конкретном случае придраться вроде бы не к чему!

В итоге Нортон ограничился вежливой и осторожной формулой:

— Позвольте мне еще поразмышлять над вашим предложением.

Сатана бросил добродушное «как вам будет угодно, милейший Хронос» — и встал. Затем начал поворачиваться к хозяину апартаментов спиной и прямо в процессе поворота исчез, оставив по себе облачко сернистого дыма.

Нортон поел и поспал. Он понятия не имел, какое сейчас время суток и как долго он пробыл вне объективного мира. Спрашивать дворецкого он постеснялся: как-то неловко Повелителю Времени осведомляться у слуги, который нынче день и час!

Наконец доложили о приходе Клото.

Она первым делом обняла его и страстно поцеловала. Но тут же смущенно отпрянула:

— Извини, я не знаю, что происходит в твоем континууме. Мы с тобой уже любовники? Или я обгоняю события?

Нортон улыбнулся:

— Сперва объясни мне, что такое континуум.

— В применении к нашей ситуации — это череда неразрывно связанных событий. В твоем континууме время идет назад, в моем — вперед. Поэтому можно сказать, что мы живем в разных временных континуумах. То, что в моем уже произошло, в твоем лишь грядет.

— По-моему, я дозрел до того, что произошло в твоем континууме.

— Как здорово! Я так рада! — воскликнула Клото, бросаясь ему на шею.

Нортон продолжал любить Орлин. Однако теперь он не только умом, но и сердцем понял, что та история завершилась раз и навсегда. Отныне он был внутренне готов к появлению новой женщины в его жизни.

Эксельсия ему понравилась, но Нортон поостерегся бы вступать в близкие отношения с существом, которое занято на главных ролях в спектаклях под режиссурой самого Сатаны.

А Клото подходила ему во всех отношениях. Хорошенькая и смекалистая. Его любит. К тому же товарищ по работе. Правда, несколько действует на нервы то, что где-то в ней таится «подруга» Лахесис и «нянька» Атропос…

А впрочем, в какой молодой женщине не таятся две эти ипостаси? Больше того: если в девушке не сокрыты эти две ипостаси, стоит ли завязывать с ней долгие и прочные взаимоотношения?

Всю эту философию Нортон разводил потом, когда они уже встали с диванчика и оделись. А до того Клото заставила его забыть обо всем на свете. Какой темперамент! Какой опыт! И какое умение казаться невинной, будучи прожженной! Да, с такой женщиной он был не против испытать в будущем все то, о чем она вспоминала с томной поволокой на глазах и любострастной улыбкой.

Разрыв с прошлым стал фактом. Клото оказалась хорошим лекарством от тоски. Любовь к Орлин никуда не исчезла, она только ушла в тайное тайных его души. Ничем не поступившись в своем прошлом, Нортон прекратил топтаться в кругу мучительных воспоминаний и получил возможность строить свое будущее, наслаждаться жизнью и двигаться вперед…

После внеплановой сцены между учительницей и учеником Нортон и Клото приступили к занятиям. Для этого вертушка Клото превратилась в солидную Лахесис. Нортон был несколько смущен лукавыми взглядами, которые срединная ипостась время от времени бросала на него. Она не могла не знать о том, чем занималась ее сестрица всего лишь несколько минут назад. Однако довольного Нортона это лишь забавляло. Если он и краснел, то не без гордости.

Они занялись инспекцией человеческих судеб.

Глядя на распяленные между ее руками нити, Лахесис нахмурилась и сказала:

— Странное дело! Вот здесь спутался в один узел десяток жизней. Еще вчера ничего подобного не было! Это надо поправить.

— Кстати, о путанице и о поправках! — воскликнул Нортон. — Сатана просил меня о небольшой услуге. С моей помощью он хочет осчастливить одного неудачника. Я проверил факты и не нашел в его просьбе никакого второго дна. По-моему, все чисто. Однако я хотел бы посоветоваться с вами. Подобное действие не слишком спутает ваши нити?

— Это хорошо, что вы решили посоветоваться, — сказала Лахесис. — Я вам скажу одно: Сатане никогда — никогда — нельзя доверять. Он громоздит перед вами ложь на ложь до тех пор, пока реальность совсем не скроется с глаз.

— Да где тут взяться лжи? — горячо возразил Нортон. — Дело проще простого. Двадцать лет назад — в вашем континууме — один молодой человек мог встретить и полюбить прелестную и богатую девушку. Однако вышло так, что они разминулись: в какой-то момент он сделал неверный выбор, жизнь стала ему немила — и он застрелился. Сатана хочет уберечь молодого человека от роковой ошибки в выборе и подарить ему долгую и счастливую жизнь.

— Самоубийство? Секундочку, — сказала Лахесис и мгновенно превратилась в Атропос, которая заявила скрипучим голосом: — Самоубийство — это по моей части. И по части Танатоса. Я контролирую срок, а он — исполнение.

Атропос расставила руки, и между ними протянулись жизненные нити.

— Назовите имя и время, Хронос.

Он подчинился. Через некоторое время Атропос воскликнула:

— Ага, нашла! Обрубленная нить. Этот юноша… о Великий Боже!

— Что такое?

— Да ведь это же Танатос!

— Ну да, вы говорили, что Танатос забирает души…

— Не то! Ваш самоубийца — тот самый смертный, который ныне работает в должности Танатоса! Только на самом деле он не покончил жизнь самоубийством. Он сам убил. Он убил своего предшественника на посту Танатоса. Эта должность переходит из рук в руки именно так: всякий следующий убивает своего предшественника.

— Убивает? — в ужасе переспросил Нортон. — Вы шутите!

— Пусть вас это не шокирует: Танатос трудится в области смерти, — мрачно пояснила Атропос. — И все же нынешний Танатос — очень положительный, не побоюсь сказать: едва ли не лучший с начала мира! Он сочувствует своим клиентам — в отличие от большинства своих предшественников. И в критических ситуациях самым решительным образом противостоит Сатане, не потакая ему даже в мелочах. Благодаря такой твердой позиции нынешнего Танатоса мироздание остается прежним и кончаются ничем все попытки Сатаны навязать Вселенной свои законы. Если Князю Тьмы удастся каким-либо хитрым способом сместить — грядет великая мировая катастрофа. В данную эпоху обстоятельства складываются так, что при менее волевом и принципиальном Танатосе у Сатаны есть немалый шанс добиться своего!

— Но я полагал, что все инкарнации неуязвимы для козней Сатаны!

Оставив нити, Атропос ласково потрепала руку Нортона своей морщинистой рукой.

— Ах, молодой человек, — сказала она, — оно вроде и так… да не так! Сатана подчиняется вселенским законам — до тех пор, пока не найдет возможность их обойти. А он только тем и занят, что ищет способы обходить вселенские законы! Он мастер кривых тропок. Циники говорят, что законы для того и созданы, чтобы их обходить. А кто в этом мире циничней Сатаны?

— Но как в данном случае?..

— Если вы приведете помощника Сатаны к этому молодому человеку, которого зовут Зейн, и тот убедит Зейна купить любовный камень и завоевать сердце прелестной девушки…

Тут в глазах элегантной старухи вдруг запрыгали чертики.

— А вам, молодым людям, — почти кокетливо и как бы между прочим заметила она, — вам нравятся юные прелестницы! Право, даже не знаю за что.

Нортон счел за благо промолчать.

— Разумеется, Зейн при таком повороте обретет земное счастье, — продолжила Атропос прежним серьезным тоном. — Но не станет Танатосом. А другой, более равнодушный Танатос не спасет от происков Сатаны Луну, дочь волшебника. Она не окажется в нужном месте и в нужный час для того, чтобы противостоять Дьяволу в предстоящем сложнейшем, судьбоносном политическом кризисе.

— Что-то я не припомню такого кризиса…

— Вы его не застали. Он произойдет после того, как вы примете Песочные Часы Хроноса и начнете жить вспять. Сатане ваше незнание очень и очень кстати — он ловок таскать каштаны из огня чужими руками! Поскольку вы лично Танатоса никогда не встречали…

— Нет, я виделся с ним — до того, как стал Хроносом. Но у Танатоса вместо лица был череп. Поэтому я действительно не смог бы его узнать при новой встрече.

Атропос на пару секунд задумалась, а затем воскликнула:

— Я полагаю, вам пора формально познакомиться с ним — а также и с Луной. В результате Сатана не сможет больше водить вас за нос и пользоваться тем, что вы их никогда не видели.

От разговора с Атропос у Нортона голова пошла кругом.

Какого великого несчастья для Вселенной он чуть было не стал виновником!

Что значит личное земное счастье Зейна против его грядущей миссии успешного дьяволоборца!

Нортон-Хронос едва не оказал медвежью услугу тому, кто с таким трогательным и неожиданным сочувствием отнесся к нему в момент кончины ребенка Орлин. Сколько жестокой иронии было бы в этом!

Атропос занялась разбором ниточек, распяленных между ее руками.

— Ага, вот сюда, — наконец сказала она.

И через мгновение они уже неслись, оседлав гигантские Песочные Часы, вдоль протянутых сквозь ничто разноцветных канатов — бездна снизу и бездна сверху.

Из ниоткуда вдруг возник конечный пункт их путешествия. Они стояли у ограды, за которой в глубине обширного сада виднелся роскошный особняк.

— Он у нее в гостях, — пояснила спутница Нортона. — Неловко прерывать свидание, однако дело не терпит отлагательства.

Атропос постучала в ворота, и в то же мгновение откуда-то из-за кустов, словно два сторожевых пса, метнулись к ним два разъяренных грифона. Нортон невольно попятился, даром что толстая металлическая решетка надежно защищала его от страшных тварей. А впрочем, надежно ли? От крылатого существа с головой орла и могучим телом льва можно ожидать всяческих сюрпризов!

Однако грифоны враз присмирели, когда увидели Атропос. Похоже, они встречали ее не в первый раз.

— Успокойтесь, это друг, — сказала она, показывая на Нортона. — Впустите нас.

Грифоны грозно уставились на Нортона. Он по наитию выставил далеко перед собой Песочные Часы. Этот жест окончательно усмирил страшилищ: без сомнения, сей магический предмет был им хорошо знаком.

Атропос открыла ворота, и Нортон бесстрашно проследовал за ней, косясь в сторону грифонов, которые спокойно потрусили за ними как бы в качестве почетного эскорта.

— Строго говоря, эти милые зверюшки нисколько не опасны — ни для вас, ни для меня, — сказала Атропос. — Я представила вас другом для того, чтобы оградить грифонов от вас.

— Оградить их?

— Ну да. Плащ Хроноса уничтожает любое магическое существо, которое вздумает напасть на его владельца. Существо мгновенно стареет и умирает. Атаковать вас равносильно самоубийству для грифонов.

Когда они подошли к двери особняка, на пороге возник молодой мужчина приятной внешности. Нортон сразу же узнал в нем посетителя лавки «Чечевичная похлебка». Тот нисколько не состарился за двадцать лет — лишнее доказательство того, что инкарнации не стареют, подобно обычным смертным. Это совпадает с личным наблюдением Нортона: его предшественник на посту Хроноса не был младенцем, приближаясь к секунде своего рождения. Он был зрелым мужчиной, когда передавал Нортону Песочные Часы. Следовательно, и Нортон застынет в своем нынешнем физическом состоянии — и останется тридцатидевятилетним до конца срока пребывания в должности Хроноса. Что ж, это утешительно. Нортону не хотелось бы снова марать пеленки.

Вслед за Танатосом из дома вышла холеная красивая женщина лет сорока.

— Приветствую вас, инкарнации! — весело сказал Танатос.

— Приглядитесь получше, — сказала Атропос, — у нас новый Хронос. Похоже, вы этого не заметили.

Танатос внимательней посмотрел на Нортона и воскликнул:

— Вы шутите, уважаемая нитеобрывательница! Этого Повелителя Времени я знаю добрых двадцать лет. Именно он помог мне правильно оценить многие аспекты моей работы в должности Танатоса!

— Вы имеете в виду, — деликатно заметил Нортон, пожимая протянутую руку, — что мы будем знакомы добрых двадцать лет.

Танатос рассмеялся:

— Конечно, друг мой. Трудно постоянно держать в памяти, что вы живете, извините за выражение, шиворот-навыворот. Занятная получается история: вы познакомились со мной на двадцать лет позже, чем я с вами.

— Вы удивитесь еще больше, — сказал Нортон, — если я признаюсь в том, что встречался с вами, будучи смертным. Вы пришли забрать ребенка…

Танатос еще раз присмотрелся к Нортону и сказал:

— А-а, вспоминаю! Я мигом приметил знакомое чудесное колечко на вашем пальце, но белый плащ Хроноса сбил меня с толку. В цивильном вы выглядели иначе.

— На это я могу сказать, что и вы смотритесь несколько иначе в цивильном.

Оба расхохотались.

— Позволь представить тебе Луну Кафтан, — сказал Танатос. — Она тоже знакома с тобой с незапамятных времен, даром что ты видишь ее сегодня впервые.

Женщина приветливо улыбнулась.

— Я безумно рада, что вы наконец познакомились со мной, — сказала она.

— Давным-давно вам случилось спасти мне жизнь! И мы дружили долгие годы.

— Спас? Вашу жизнь? — растерянно спросил Нортон.

— Разумеется, вы не знаете, в вашей жизни это еще не случилось. Зато я не забыла — и частенько с благодарностью молюсь за вас. Меня убил дракон. А вы отмотали время назад и сделали так, что я выжила.

— Э-э… мне очень приятно видеть вас живой и здоровой, — неуклюже произнес он. Странно принимать такую горячую благодарность за будущий свой поступок.

— Добро пожаловать в дом, мой друг, — сказала Луна, беря Нортона под руку. — Пожалуй, мы обязаны полностью ввести вас в курс дела и все как следует объяснить. Вы такой опытный, такой всезнающий… Мы как-то забыли, что так было не всегда, что было время, когда вы делали первые шаги к этим сияющим вершинам знания. Вы были нам прекрасным другом, и мы с огромным удовольствием поможем вам в самом начале вашего многосложного пути.

И они действительно многое ему разъяснили.

Оказалось, что Луна — дочь могущественного мага, который предвидел первую серию попыток Сатаны торпедировать нынешнюю американскую политическую систему. Теперь она была сенатором, а также имела большое влияние в Конгрессе.

Стало известно, что в ближайшем будущем Сатана попробует захватить власть в стране через своих сторонников и таким образом подмять под себя всю нацию, а затем распространить свое влияние и на весь мир. Это решительным образом нарушит мировое равновесие Добра и Зла в пользу Зла — и обеспечит Князю Тьмы окончательную победу над Князем Света.

Луне предстояло стать ключевой фигурой в грядущей борьбе и сорвать гнусные планы Сатаны, сущности которых никто, увы, не ведал. Но поскольку и Сатана был в курсе того, кто ему помешает, то жизнь Луны находилась в страшной опасности — и уже произошла серия труднообъяснимых несчастных случаев, из которых женщина вышла живой лишь благодаря чуду. Луна нуждалась в надежной защите.

Однако главную роль в данной ситуации играл все же Хронос, ибо только он, и он один, был способен менять ход уже свершившейся истории.

Сейчас будущее поражение Сатаны неизбежно. В прошлом созрели те силы, которые обеспечат победу Добру. Таким образом, единственной ареной борьбы для Сатаны стало прошлое — только там он может победить, то есть выковать для себя новое, куда более радужное будущее.

Все, буквально все, что произошло, может быть аннулировано: «переписав» эпизоды прошлого, Хронос изменит также и воспоминания всех окружающих — в том числе и Танатоса, и Луны, и трехликой Судьбы. Если Хронос ошибется, поддастся на уловки Сатаны и не устоит против его хитрых козней, то он разрушит условия, которые предопределяют будущее поражение Сатаны. Тот сумеет одержать победу — и мир постигнет величайшая из возможных трагедий: он окажется под властью Дьявола.

Собеседники Хроноса не знали, что именно он должен сделать, дабы остановить Врага Рода Человеческого.

— Послушайте, — воскликнул Нортон, — ведь очевидно же, что в своем будущем я сделал все правильно: коль скоро сейчас все в порядке и Сатана обречен на поражение! Почему вы так волнуетесь?

Луна печально покачала головой.

— В том-то и дело, что нет, — сказала она. — Сейчас мы имеем что-то вроде теоретического настоящего. Да, оно благополучно. Да, оно благоприятно для сил Добра. Но если вы, не дай Бог, напортачите в своем будущем, то сотрете сегодняшнее очень хорошее настоящее. Беда в том, что мы никак не можем вам помочь. Наш удел — пассивно ждать результатов вашей деятельности. Единственное, что мы способны сделать, — это дать вам напоследок дельные советы — перед тем, как вы безвозвратно нырнете в свое будущее — и в наше прошлое.

Атропос рассказала Танатосу и Луне о последней выходке Сатаны — о его хитрой попытке не допустить Зейна к должности Танатоса.

— Сатана хотел воспользоваться неопытностью Хроноса, — сказала она, — и с его помощью замахнулся ликвидировать, так сказать, сами истоки своего поражения. И, надо признать, он едва не преуспел в этом!

— Да, опасность была существенной, — согласилась Луна. — Однако Хронос не доставил помощника Сатаны в нужное время и место. А теперь, умудренный своим печальным опытом, он будет еще менее склонен поддаться на уговоры Дьявола… Однако мои магические камни говорят, что Сатана не отстанет от него, и у дела пока что отсутствует благополучный исход!

Мужественная женщина! Нортон понимал, что за формулировкой «отсутствует благополучный исход» скрывается ее собственная гибель — и сошествие в Ад всего человечества!

— Что же Сатана может сделать сейчас — когда я ежесекундно буду настороже? — спросил Нортон.

— Не знаю. Но он явно что-то затевает. Что-то нехорошее зреет!

— К сожалению, мы не в силах мгновенно ощутить изменения, внесенные в прошлое, — сказала Атропос.

— Да бросьте! — обиженно возразил Нортон. — Никто прошлого и не касался!

Атропос недоверчиво повела головой и занялась своими нитями, машинально повторяя слова Луны:

— Что-то нехорошее зреет! Что-то нехорошее…

Через несколько мгновений она воскликнула:

— Глядите! Вот странное пересечение нитей… и эти узелки… О, это все неслучайно!

В конце концов она заявила, что видит непорядок, но сущность его выяснить не в состоянии.

— Без помощи Хроноса Сатана вмешаться в прошлое никак не мог, — задумчиво сказала Луна. — А мы знаем, что Хронос помогать Сатане отказался уже сейчас, еще будучи неопытным. В дальнейшем такое сотрудничество еще менее вероятно. И Сатана отлично понимал, что ковать железо нужно пока горячо — то есть следует сразу же обмануть Хроноса, пока тот не вошел в курс дела. Сдается мне, что Сатана каким-то образом все же воспользовался простодушием Хроноса.

Танатос испытующе уставился на Нортона.

— Вы на все сто уверены, — спросил он, — что помощник Сатаны не побывал вместе с вами в прошлом?

— Никакой демон не следовал за мной, — сказал Нортон. — Разве что Жимчик?

Тут он вытянул вперед руку, показывая всем свое кольцо-змейку.

— Нет, ваш Жимчик к бесовским силам отношения не имеет, — сказал Танатос. — Я подумал о другом. Быть может. Сатана дал вам что-то — некий подарок, который вы из вежливости приняли. Тут важно то, что вы добровольно взяли эту вещь. Ведь Зло способно коснуться нас лишь тогда, когда мы потакаем ему — вольно или невольно. Самое печальное, что оно способно принимать разные формы и маскироваться. Помощнику Сатаны вовсе не обязательно быть хвостатым и рогатым чертом.

— Хвостатым и рогатым, — в задумчивости повторил Нортон. — О Боже! Сатана дал мне свиток с адресом — и амулет. В форме рога! Неужели…

— Да, в амулете, несомненно, сидел бес, — поддержала догадку Луна. — Сатана сообразил, что вас потянет лично удостовериться в правде его слов — вы направитесь по указанному временному адресу, бес прокатится вместе с вами «зайцем» и окажется в нужном месте!

— Господи, какого же дурака я свалял! — воскликнул Нортон. — Жимчик предупредил меня: не бери амулет! А я не послушался! Сатана был такой обходительный, такой доброжелательный… и он сказал, что это просто рожок… Я и воспринял эту штуку как милую побрякушку…

— А это был рожок черта, — огорченно констатировал Танатос. — Ладно, Хронос, не корите себя. Отец Лжи всех нас когда-нибудь да обманывал. Все мы набили уйму шишек, прежде чем набрались ума. Однажды Сатана напел мне в уши, что мои магические способности иссякли. И я с горя чуть не натворил разных глупостей!

— Однако нить вашей жизни, Танатос, не претерпела изменений, — сказала Атропос. — Я тщательно проверила. Если Сатана и подгадил, то в каком-то ином месте!

Нортон, ощущавший себя уличенным преступником, сидел как на иголках, краснел и бледнел.

— Господь миловал меня, — сказал он, — и при мне не было амулета, когда я очутился в лавке «Чечевичная похлебка». В противном случае я исковеркал бы вашу судьбу, Танатос! Я помешал бы вам исполнить ваше высокое предназначение! Не вмешайся слепой случай, я бы чудовищно навредил тому, кто так по-человечески отнесся ко мне, когда умирал ребенок Орлин! Вы так невозмутимо встретили известие о том, что я вас чуть-чуть не погубил… Мне стыдно! Боже, как мне стыдно!

— Ах да, — воскликнула Луна, — мы совсем упустили из виду, что в своем прошлом вы встречались с Танатосом! Если вспомнить об этом, то версия «слепого случая» отпадает. От беды нас спас временной парадокс!

Нортон возразил, что у него «иммунитет» против фундаментальных недоразумений, связанных с вторжением в прошлое.

— Да, вы правы, — сказала Луна. — Но в некоторых особых случаях действие временного парадокса распространяется и на вас. Когда именно вы встречали Танатоса?

— Примерно года полтора назад. Когда еще не был Хроносом. Кстати, я согласился занять свой нынешний пост отчасти благодаря знакомству с Танатосом: его пример показал мне, что даже будучи всевластной инкарнацией можно оставаться добрым и сострадательным.

— Он славный, да? — сказала Луна.

Она посмотрела в сторону Танатоса так ласково и с таким уважением, что Нортону стало завидно. Любовь, столь искренне и явно выраженная, делала сенаторшу вдвое краше в его глазах.

— Если бы не та беседа с Танатосом, — продолжала Луна, — вы бы могли с легкостью изменить судьбу Зейна и не допустить его вступления в должность Танатоса. Но ваша встреча имела место. Более того, она оказала на вашу дальнейшую жизнь мощное влияние. Исчезни этот Танатос — и ваша судьба претерпела бы ряд кардинальных изменений. Здесь-то и вступает в силу особый случай временного парадокса. Чтобы не создать неразрешимого хаоса в вашей судьбе, полтора года назад Зейн-Танатос обязан был с вами встретиться. А значит, он обязан был вступить в должность Танатоса, потому что всякий другой не имел бы такого благородного сердца и не смог бы явить вам пример доброты и сострадательности на посту всевластной инкарнации!

Она снова с нежностью посмотрела на своего любимого.

— Чтобы преодолеть описанный мной временной парадокс, вам пришлось бы всерьез потрудиться, — закончила Луна. — А на многоходовую сложную комбинацию вы пока что еще не способны.

Нортон постепенно успокаивался.

— Спасибо, утешили меня немного, — сказал он. — Вот что мне пришло в голову. Та, другая женщина, на которой Зейн женился бы, если бы не стал Танатосом, она была красивая и богатая и добрая… Но ведь и вы — красивая и богатая и добрая! Похоже, вы, Танатос, ничего не потеряли!

— Ничего, — с улыбкой согласился его собеседник.

К этому Луна добавила:

— Поначалу я пошла за Танатосом, потому что за мной пришла Смерть — и деваться было некуда. А потом я узнала его поближе и перестала бояться. Он, как и остальные инкарнации, спас мне жизнь. Но моя любовь не из благодарности родилась. Он такой хороший, что его нельзя не полюбить!

— Так, значит, я не мог причинить вреда Танатосу, — сказал Нортон, возвращаясь к главной теме их разговора. — Это большое облегчение.

— Даже судьбу обычного смертного трудно изменить. О судьбах инкарнаций можно сказать, что они еще менее гибкие. Всякое вмешательство в их прошлое обставлено уймой ловушек — на страже стоит временной парадокс. Однако вы, будучи Повелителем Времени, способны преодолеть любой парадокс. Хотя придется попотеть. Одним мановением руки тут не обойтись. Нужен опыт, терпение и сообразительность.

— А по отношению к Зейну я ни к каким уловкам не прибегал! — довольно констатировал Нортон.

— В данном случае происки Сатаны были изначально обречены на неудачу — по причине, о которой он и не подозревал. Ему нужно было ваше полное и сознательное участие в его операции. Лишь тогда можно было бы преодолеть то «вето», которое ваша встреча с Танатосом накладывала на манипуляции с жизнью Зейна. Хорошенько запомните этот случай. Пусть он будет вам серьезным уроком. Без вашего добровольного и активного участия временной парадокс никто не преодолеет — даже если речь идет не об инкарнациях, а о простых смертных. Кстати, что случилось с амулетом Сатаны?

— Я посетил в прошлом… э-э… женщину, которую любил, — сказал Нортон, вспомнив посередине фразы, что Атропос и Клото в сущности одно… а с Клото он совсем недавно был в постели. Поэтому он сделал свой рассказ предельно лаконичным: — Эта женщина заставила меня уничтожить сатанинский подарок.

— Придраться вроде бы не к чему, — кивнула Луна. — Похоже, Сатана так и не смог провернуть свое подлое дельце.

Атропос снова недоверчиво покачала головой.

— Что-то произошло, — стояла она на своем. В ее следующем вопросе вдруг проглянула ревнивая Клото. — Хронос, вы были еще где-нибудь перед визитом к этой вашей старой зазнобе?

— Да, я посещал ее детство и юность. Как раз во время этого путешествия меня угораздило где-то потерять металлический ободок рога.

— Боюсь, что не вы его потеряли, — заметила Луна, — а он сам покинул вас. Я не сомневаюсь, что именно в этом ободке и находился посланец Сатаны? Он, так сказать, незаметно сошел с поезда во время одной из остановок — и где-то уже сотворил свое черное дело!

— Где вы побывали? — строго спросила Атропос. — В каких именно годах?

— Первая остановка — когда ей было лет семь-восемь, то есть шестнадцать-семнадцать лет назад. Я вошел в нормальное течение времени, чтобы поболтать с ней в парке. Возможно, ободок амулета потерялся именно там.

Атропос исследовала нити и заявила, что ничего странного не обнаружила.

— Затем я посетил множество периодов ее жизни. Но нигде не входил в нормальное время.

— Не исключено, что бесу это и не нужно было, — проворчала Атропос. — Можно выйти из поезда на остановке. Но если приспичит — можно и на ходу спрыгнуть.

Она продолжала изучать нити. Затем устало прикрыла морщинистые веки и промолвила:

— Нашла. Что-то произошло лет семь-восемь назад. Нити, которые я не скрещивала.

— Уверена, что это работа холуя Сатаны, — сказала Луна. — Он внес какие-то изменения в прошлое. Не смог добраться до главной цели — и пустил в ход запасной вариант. Теперь необходимо выяснить, где и как подгадил этот бес.

— Насколько я понимаю, — сказал Нортон, — самый надежный запасной вариант для Сатаны — не связываться с Танатосом, а избавиться от вас.

— Да, если он уничтожит меня, — согласилась Луна, — то добьется своего еще быстрее. Ведь главный объект его ненависти — я. Нападая на Танатоса, он хотел в конечном итоге покончить со мной.

— Но вы живы-здоровы, — возразил Нортон. — Следовательно, у его холуя ничего не вышло. Сатана опять сел в лужу.

— Да, со мной пока что ничего не произошло. Мои магические камни подсказывают, что равновесие Добра и Зла в мире не нарушено. Если бы Сатана уже добился своего, мои камни забили бы тревогу. Однако это не значит, что ничего недоброго не случилось. Возможно, прислужник Сатаны все-таки выполнил задание и зло потихоньку зреет где-то в прошлом. Если будем действовать быстро, правильно и слаженно — быть может, нам удастся обезвредить заложенную в прошлом бомбу!

— Сперва надо обнаружить, где именно она заложена, — сказал Танатос.

— Ничего необычного — сколько ни гляжу, — со вздохом промолвила Атропос. — Никто не убит и не покалечен. Даже непредусмотренных случаев страшного испуга — и тех нет. Если в прошлое и внесено изменение, то оно совсем ничтожное. Может, мы напрасно переполошились?

— Ищите, ищите! — сказала Луна. — Сатана подлый и коварный, но в коварстве он гений, этого у него не отнимешь.

Нортон кашлянул и смущенно взглянул на Луну:

— Извините меня, бестолкового, для меня все ново, и я по-прежнему не понимаю всю эту хитроумную механику… Если в прошлое внесена поправка — каким образом ее действие может оставаться еще не ощутимым? Прошлое — это то, что произошло, а не происходит. Для человека без машины времени прошлое — не процесс, а результат в виде его настоящего. Ведь так? И еще одно. Если прошлое легко переиграть, то почему бы мне не отправиться и не починить то, что было испорчено? Пусть Атропос укажет точное время и место…

Вместо Луны отозвалась Атропос. Не отрываясь от разбора жизненных нитей, она сказала:

— Существует трехперсонный лимит. Это правило накладывает серьезное ограничение на переделки в прошлом. А впрочем, Танатос, вы ведь разбираетесь в деталях. Объясните Хроносу этот важный момент, а то мне недосуг.

Глядя на Хроноса, обалдевшего от этого походя брошенного «трехперсонного лимита», Танатос рассмеялся.

— Не смею важничать своими знаниями! — сказал он. — Как ни забавно, но все, что я знаю о «трехперсонном лимите», я знаю от вас. Дело было так. Я только что вступил в должность Танатоса, и вы, умудренный Хронос, терпеливо растолковали мне тонкости этого принципа. Как странно ученику учить учителя, чтобы затем, спустя годы, получить от него знания!

Из последовавшего объяснения Нортон кое-что понял. Причина отсутствия зримых изменений в настоящем — то, что заметных изменений не произошло и в прошлом. Бес воздействовал не на судьбу конкретного человека, а на нечто в материальном мире прошлого. Если судьбы людей можно считать с жизненных нитей, то «судьбы» вещей ни в каком реестре не зафиксированы и не прослежены. Таким образом, нет ни малейшей возможности вычислить, где и когда бес заложил «бомбу с часовым механизмом». Но в будущем эта бомба обязательно взорвется: вещь сыграет какую-то роль в жизни определенного человека, изменит его судьбу — и начнется свистопляска изменений.

— Как только измененная вещь войдет в соприкосновение с человеческой судьбой и изменит ее, — сказал Танатос, — уже ничего сделать нельзя. Снежный ком покатился. Значит, мы должны успеть до. Что прошлое — результат, а не процесс — это общепринятое и объяснимое заблуждение. Но вы, Хронос, собственнолично путешествовали вдоль времени и воочию убедились, что у прошлого есть протяженность. Как с костяшками домино, выстроенными в ряд: толкни первую — и упадут все остальные. Но они упадут одна за другой. И последняя не может упасть одновременно с первой. Прошлое происходит — и оно еще не дошло до той точки, когда взорвется заложенная бесом «бомба». У нас есть время.

— Как долго продлится эта отсрочка? — спросил Нортон.

— Пять минут… или пять лет. Разве угадаешь?

— Чем копаться в прошлом и выискивать, где нафокусничал посланец Сатаны, — сказал Нортон, — не проще ли мне вернуться по своим следам и уничтожить беса? Ведь он был в полной моей власти. Уничтожу амулет, прежде чем тот потеряет свой ободок, — вот и делу конец!

Танатос отрицательно замотал головой:

— Увы, это невозможно. Тут Сатана все просчитал и все предусмотрел. Мы имеем дело с чистым случаем «трехперсонного лимита». Проще этот феномен можно назвать законом о третьем лишнем.

И Танатос наконец объяснил, что обозначает загадочное понятие.

Хронос — единственное существо, способное самостоятельно перемещаться во времени. Без помощи Хроноса путешествие за пределы настоящего никому не доступно. Временной парадокс в большинстве случаев никак не ограничивает свободу действий Повелителя Времени. Благодаря магии он живет вспять и выполняет огромную работу. Периодически возникает необходимость вмешиваться в прошлое, что-то поправлять в нем. И тогда ему приходится раздваиваться: он-живущий и он-корректирующий-прошлое. Иногда эти поправки могут быть внесены напрямую в прошлое «его-живущего» или косвенно повлиять на «него-живущего».

Обычный смертный столкнулся бы здесь с непреодолимым временным парадоксом.

А Хронос только потому и мог эффективно выполнять свои обязанности, что переступал через данный парадокс как через коврик на пороге.

Итак, дупликация — раздвоение на Хроноса-живущего и Хроноса-корректирующего-прошлое — была явлением как бы естественным и необходимым.

Совсем иное дело, когда Хронос намеревался вторично перекроить тот же отрезок времени.

Сначала Хронос-корректирующий отделился от Хроноса-живущего и направился изменять прошлое. Через какое-то время Хронос-живущий снова раздваивается и посылает в то же время и в то же место свой новый дубликат, который будет корректировать корректирующего. Теперь Хроносов одномоментно трое. И третий явно лишний. Поправки поверх поправок — это уж слишком. Как говорится, надо и честь знать! Могущественный Хронос может попригнуть логику в своих интересах, но ломать ее через коленку не позволено даже ему. Как только появляется Хронос-3, сразу же вступает в силу старый добрый временной парадокс, который не позволяет Повелителю Времени превратить историю в постоянно изменяемый черновик, где столько помарок, что до текста никак не доберешься.

Инкарнации надежно защищены друг от друга. Одна инкарнация не способна воздействовать на другую инкарнацию. Если Хронос мог бы явиться в то же место и время, где занят изменениями другой Хронос, то картинка вышла бы занятная. Песочные Часы ведь тоже раздваиваются! У одного всемогущие Часы, и у другого — всемогущие Часы. Один делает одно. Другой другое. И при этом они не имеют права мешать друг другу. Тупик.

Понимая, что это сложно, Танатос привел такой пример.

Два всемогущих и равных по силе волшебника стоят рядом у бильярдного стола с двумя киями. Один хочет послать шар в левую лузу. А другой — в правую. Если они, равномогучие, ударяют по шару одновременно — шар обязан попасть в правую и в левую лузы. Если один волшебник ударил раньше, а второй хочет запоздало изменить направление движения шара, то шар, будучи лоялен по отношению к обоим, оказывается парализован — он опять-таки не может влететь одновременно и в левую и в правую лузы!

— Понятно, — протянул Нортон. — Но что же получается… если я совершу ошибку, то исправить ее уже нельзя?

— Да. Именно поэтому Хронос должен действовать предельно осторожно. Если он ненароком сотворит зло, то исправить его напрямую он уже не сможет. В лучшем случае найдет сложный косвенный путь исправить свой промах.

— И Сатана прекрасно знал, что сделанного не воротишь! — в сердцах воскликнул Нортон. — Если по моей вине его холуй проник в прошлое и набезобразничал — мне остается только локти кусать!

— Верно. Без злых намерений вы могли перечеркнуть все усилия Атропос, направленные на борьбу с Князем Тьмы. А также и все мои усилия! Ведь Время сильнее Смерти и сильнее Судьбы! Последствия ваших дел, Хронос, так велики, что в какой-то ситуации вы способны уничтожить любую инкарнацию. Напрямую вы не способны вредить другим инкарнациям, но окольным путем, через свои огрехи при работе со временем, вы можете всех нас истребить на корню — за вычетом Господа и Сатаны, которые действительно вечны.

— Вы хотите сказать, что я могу уничтожить само понятие Судьбы? Или само понятие Смерти? То есть сам институт Судьбы и институт Смерти?

— Полагаю, последнее вы осуществили бы с огромным удовольствием! — рассмеялся Танатос. — Оттого-то мы, инкарнации, и бессмертны на 99,99%, что есть много бездумных охотников поскорее улучшить Вселенную (присутствующих я исключаю из их числа). А попробуйте-ка упразднить Смерть

— и в мире воцарится мрак и хаос почище, чем после победы Сатаны. Возможно даже, что отмена Смерти могла бы стать одним из вариантов победы Дьявола!

Нортон насупился. Как все сложно!

— Стало быть, сделанное помощником Сатаны я исправить уже не могу, — подавленно произнес он. — Но если я не могу остановить беса…

— Погодите вешаться! — с ободряющей улыбкой сказала Луна. — Должен быть какой-то выход! Я вот о чем подумала. Своих помощников Сатана надолго от себя не отпускает — дел у него невпроворот. Поэтому бесу, который «зайцем» проехался с вами в ободке амулета, хозяин наверняка не позволит и часа прохлаждаться в прошлом для контроля за развитием событий. Если мы дознаемся, где «бомба», и вовремя обезвредим ее. Сатана какое-то время не будет даже подозревать о нашем успехе. А «бомбу» можно обезвредить — это ясно из того, как тщательно Сатана позаботился отвлечь внимание Хроноса. Дьявол зазря хлопотать не станет. Значит, он пока что не до конца уверен в необратимости своей победы.

— Да-а, уж он меня знатно отвлек! — с горечью воскликнул Нортон. — Прогулял через пол-Вселенной и соорудил мне приключения в магическом мире! Якобы показывал образчики своей платы за мою услугу. А сам ставил не на мое согласие, а на мое невежество и невольное сотрудничество! Вот и вышло, что бес тайком на моей шее в прошлое въехал!.. Но видели бы вы, как Сатана рассвирепел, когда я сообщил об уничтожении амулета! Должно быть, испугался, что вся его хитро задуманная операция сорвалась!

— Хватит корить себя! — сказала Луна. — Мы, считай, счастливчики! Если бы основной план Сатаны сработал и Зейн не стал бы Танатосом, мы бы погибли — мгновенно, без предуведомления. Даже не узнали бы, отчего и почему! А так у нас есть шанс побороться… Ну что, Атропос?

— Ничего утешительного. Вижу кое-где необычное напряжение нитей, однако природу его понять не могу. С ясностью мои нити говорят одно: если запасной план Сатаны сработает — он станет властелином мира.

Все пригорюнились.

— Гея! — вдруг воскликнула Луна. — Надо посоветоваться с Геей!

— Хорошая мысль, — отозвался Танатос. — Я доставлю Атропос к Матушке Природе.

— Нет, мы все отправимся с тобой, — сказала Луна.

Они вышли на поляну перед особняком.

Танатос свистнул — и словно из-под земли перед ними вырос конь бледный, уже знакомый Нортону Морт.

— Мы едем к Матушке Гее, — сказал Танатос своему коню.

— Но как мы поместимся — все четверо? — спросил Нортон.

Однако он опоздал со своим вопросом — Морт внезапно превратился в роскошный огромный автомобиль.

Танатос распахнул дверцу.

— Смелее, друзья, — сказал он.

Обходя машину, Нортон обратил внимание на номерной знак.

«МОРТ» — прочитал он и улыбнулся. Чего только не бывает на свете!

Однако колеса были лишь данью традиции. Автомобиль с номерным знаком «МОРТ» взмыл ввысь — и покатил сквозь неведомые небесные сферы.

Вскоре они очутились перед утопающим в зелени величавым особняком на полпути из ниоткуда в никуда.

Когда машина остановилась и пассажиры вышли, Морт тут же опять принял форму лошади и стал пастись на лужайке.

Хотелось бы знать, продолжал ли он ощущать себя конем, будучи внешне автомобилем?.. Нортон тряхнул головой: об этом он подумает как-нибудь на досуге. Пока что более важных проблем хоть отбавляй!

Четверка гостей направилась ко входу.

Гея встретила их у двери. Женщина средних лет крепкого телосложения. На голове венок из цветов. Одежда — из листьев и сосновой хвои. Было очевидно, что зеленый — ее любимый цвет. Лицо Геи излучало спокойную уверенность в своих силах. Она выглядела мудрой и доброй.

Зеленый — цвет природы, подумалось Нортону. Черный — принадлежит Танатосу. Белый — мне, Хроносу. Любопытно, а какой же цвет соответствует Судьбе?

— Мы в большой беде. Гея, — прямо с порога начала Клото, не заботясь о светской преамбуле. — Сатана хитростью сделал так, что Хронос доставил беса в прошлое, где тот сотворил что-то, в результате чего Луна погибнет — и Князь Тьмы завладеет всем миром. Временной парадокс не позволил Сатане добиться мгновенного успеха. Однако он умудрился внести какую-то незаметную поправочку в прошлое, которая позже стронет с места снежный ком последствий. Увы, мы не знаем, в чем состоит эта поправка и где именно она затаилась в ожидании своего часа. А значит, мы бессильны что-либо противопоставить дьявольским козням.

Гея посмотрела на Нортона, узнала его и сказала:

— Позвольте мне принести извинения за свою ошибку.

Боже, она помнила о ребенке Орлин!

— Принимаю ваши извинения. И не держу на вас зла.

Он сказал это искренне. Не век же ему на нее обижаться! В конце концов, ведь именно Гея споспешествовала его назначению на должность Хроноса.

Гея повернулась к Клото.

— Дайте-ка я взгляну, — сказала она.

Клото вытянула вперед руки с распяленными между ними нитями.

— Вы позволите? — спросила Гея.

— Как вам будет угодно, — ответила Клото.

Гея сделала едва заметный жест над нитями — и свершилась внезапная метаморфоза и с нитями, и со всем окружающим.

Нити превратились в протянутые сквозь пустоту бесконечные исполинские виноградные лозы с мириадами листочков. Зала особняка, где Гея находилась со своими гостями, раздвинулась во все стороны так, что каждая стена оказалась у самого горизонта, а потолок заменил небо. Соотношение размеров было таково, что Нортон ощутил себя букашкой, которая упала на землю с зеленой ветки и с тоской глядит вверх на утраченный рай.

Но как сложен был общий рисунок этих исполинских виноградных лоз! Имея одно общее направление, как сложно они при этом пересекались! Сколько веток и веточек, сколько отростков и отросточков! Какая игра переплетений! Да, в таком виде нити Судьбы давали куда более полную и подробную картину сверхсложной реальности.

Гея взлетела и заскользила вдоль виноградных лоз.

Через некоторое время издалека донесся ее голос:

— Это здесь!

И тут же масштаб мира стал прежним.

Три инкарнации и Луна подошли к Гее, которая взволнованно показывала на короткий немного увядший отросточек лозы. Только при очень внимательном осмотре Нортон заметил, что отросточек был сломан почти у самого конца, а затем сросся.

Матушка Природа взмахнула рукой — и отросточек стал размером с дерево.

Она внимательно ощупала кору и осмотрела листья. Затем в ее руке оказалось что-то вроде небольшой призмы, которая послала цветной луч на то место, где тонкая веточка сломалась и срослась.

— Понятно, — наконец сказала Гея. — Мой спектрограф показывает наличие яда.

— Смертельного? — спросила Клото.

Гея задумчиво нахмурилась:

— Да, смертельного в принципе. Это цианистый калий. Но странно… Попавший в организм яд был нейтрализован до такой степени, что принявший его человек ощутил в худшем случае короткий приступ дурноты. Может быть, слег на пару часов. Кто-то заранее поколдовал над капсулой с ядом — и она стала почти безвредной.

— С какой стати Сатане баловаться с нейтрализацией яда? — спросил Танатос.

Клото, со своей стороны, также тщательно обследовала многократно увеличенный росточек.

— Оп-па-па! — воскликнула она, молодо и белозубо улыбнувшись. — Я просекла, в чем тут дело. Ну и шустряк же Сатана! Хотел всех нас кинуть! За чайников нас держит!

Гея поморщилась от ее лексики.

— Это ты давала отраву этому человеку? — строго спросила она.

— Я бы так не формулировала, — ответила Клото. — А впрочем, Лахесис объяснит лучше меня.

Инкарнация Судьбы приняла срединную форму.

— Я никого не травлю, — сказала она. — Точно так же, как Танатос никого не убивает. Я только исполняю букву мирового закона: пряду нить, слежу за ней, а потом в предписанный свыше срок обрываю. Справедливость отдельной человеческой судьбы — не мое дело. Мне было ведено ликвидировать одного достаточно заурядного пожилого человека, дабы он освободил место для выдающейся молодой женщины. Я поменяла местами капсулы — и он глотнул вместо лекарства цианистый калий… Ему было шестьдесят два года. Старик не представлял никакой ценности для мира, даром что занимал важный политический пост… Да что вы на меня так смотрите! Я его не заставляла принимать яд. Мог повнимательней посмотреть на капсулу!

Простодушная софистика Лахесис, похоже, не переубедила Гею. Она вздохнула и покачала головой, как бы говоря: душечка, все это только хитрое жонглирование словами!

— Цианистый калий! — воскликнула Луна. — Теперь и для меня многое прояснилось!

— Вы все говорите загадками! — посетовал Нортон. — Объясните мне толком!

— Дело в том, — сказала Лахесис, — что сенатор от родного штата Луны скончался будучи на своем посту. Назначили специальные выборы — и Луна победила на них при активной поддержке сил Добра. Так она стала сенатором.

— И сенаторша из нее вышла замечательная, — с гордостью добавил Танатос. — Сейчас сенат в отпуске. Но во время сессии Луна постоянно в центре внимания прессы. Она восемь лет на своем посту — сделала много хорошего и обеспечила себе широкую поддержку в рядах своей партии. Не исключено, что в будущем она будет первой женщиной на посту президента США! У нее есть все шансы победить уже на ближайших президентских выборах!

— По правде говоря, — смущенно пояснила Луна, — я еще не решила, буду ли я выдвигать свою кандидатуру.

Нортон промолчал. Ему было стыдно, что в последние годы — до принятия Песочных Часов — он так оторвался от цивилизации и так углубился в личные проблемы, что и слыхом не слыхал о сенаторше по фамилии Кафтан.

— Но после того как вы в критической ситуации устоите против сатанинского политического воинства, — сказала Лахесис, — вы станете кандидатом номер один на президентских выборах! Я читаю это по моим нитям.

Теперь ясно, почему Сатана так ненавидит Луну! Умная женщина, которая занимает видное место на политическом Олимпе, имеет поддержку инкарнаций, а также является наследницей магических способностей своего отца, выдающегося мага! Такая способна противостоять любым проискам Князя Тьмы! И раз Сатана так стремится ее убрать — значит, он действительно задумал нечто масштабное, нечто воистину дьявольское!..

— Так вот в чем состояла «проказа» беса, который прокатился в прошлое на моей шее! — воскликнул Нортон.

— Да, он почти полностью нейтрализовал яд в капсуле, которую принял сенатор, — сказала Лахесис. — Стало быть, сенатор не умрет. Луна не выдвинется на первый план в политике — и не сможет в нужное время противостоять замыслам Сатаны.

Что и говорить, тонкий и коварный замысел!

— Почему бы Луне не получить пост сенатора на обычных выборах? — спросил Нортон.

— Соперничать с действующим сенатором, который представляет твою же партию? — возразила Лахесис, проявляя неожиданную эрудицию в области американской политики. — Вы когда-нибудь слышали о таком? Или о сенаторе, по своей воле отказавшемся от участия в очередных выборах? Сенат — это место, откуда или выносят вперед ногами, или убираются, проиграв представителю другой партии. Сенатор, который избежал отравления в шестьдесят два года, проживет еще двадцать четыре года. Он только что выбран и до следующих выборов почти шесть лет. Если Луна и пробьется в сенат — каким-то чудом и только через шесть лет, — то она не успеет к нужному моменту набрать достаточно политического веса и не будет возглавлять тот самый сенатский комитет, который должен сыграть роль последнего бастиона в войне с Сатаной! Нет, это не вариант! Чтобы победить Князя Тьмы, Луне надлежит стать сенатором именно тогда, когда она получила этот пост! Мы обязаны восстановить ядовитость яда — и убрать сенатора, оказавшегося на пути Луны!

— Но это же убийство! — в ужасе вскричал Нортон. — Форменное политическое убийство!

— Мы не убиваем, — сказала Гея, со значением взглянув в сторону Танатоса. — Мы просто распределяем жизнь и смерть.

Лахесис выбрала более убедительный аргумент:

— Если следовать логике, то мы просто восстанавливаем уже случившееся. Мы восстанавливаем естественный ход вещей. Человек погиб без нашего участия. При чем же здесь убийство?

Нортон был в смятении. С несчастным видом он пытался возражать дальше:

— Сознательно отравить человека — разве это не убийство? Остальное — пустые словеса!

— Послушайте, Хронос, разве у вас есть другое предложение? — мрачно осадила его Лахесис. — Вы подумали о том, что произойдет, если Сатана одержит победу? Сколько миллионов или миллиардов людей будут обречены на муки и гибель и самым буквальным образом окажутся в Аду?

— Нет, не подумал, — простодушно признался Нортон.

— Как только партия сатанистов придет к власти, почитание Бога объявят уголовным преступлением. Всех несогласных будут ждать тюрьмы, лагеря и пытки. А тех, кто испугается и начнет молиться Сатане, ожидает Ад. И малодушных, разумеется, окажется большинство, ибо известно, что плоть слаба. С такой поддержкой Сатана добьется своего: равновесие существенно качнется в сторону Зла, и оно победит сперва на Земле, а затем и во всей Вселенной. Что значит смерть одного сенатора — когда альтернативой ему является грядущая смерть Бога?

— Он ведь вечен, — слабо возразил Нортон.

— Чем вечное изгнание лучше смерти?

— Но то, что вы предлагаете, — не унимался Нортон, — это же циничное «цель оправдывает средства»! Хороши мы будем, если сотворим Зло во имя Добра!..

— Красиво говорите! — задиристо сказала Гея. — Отчего бы вам лично не совершить экскурсию в Ад и воочию не убедиться в безмерной силе Сатаны? Бросьте взгляд на место, куда человечество в полном составе попадет из-за вашего чистоплюйства!

Глаза ее при этом были как голубое небо с внезапно налетевшими грозовыми тучами.

— А я могу это сделать? Я могу побывать в Аду?

— Вы инкарнация. А значит, вольны бывать везде, где пожелаете. Даже Сатана не смеет вам в этом перечить.

Нортон задумался над предложением посетить Ад — и пришел к выводу, что это излишне. Он и без того был уверен в том, что Сатана есть Зло. И отдавать ему мир — сущее безумие.

Убивать не хотелось. С другой стороны, вся этика его работы с прошлым зиждилась на сомнительных основах. Если он такой добрый, отчего бы ему не заняться переделкой всех судеб, отменой всех убийств в прошлом… за последние десять лет? за последние сто лет? за последнюю тысячу лет? Где остановиться? На отмене факта десятка убийств — или миллиарда убийств? Если он всего этого не делает, то нечего рожу кривить от одного погибшего ради непришествия к власти Сатаны!

— Я помогу вам, — решительно сказал Нортон. — Я отправлюсь в прошлое — и все улажу.

Гея протянула ему коричневую капсулу в твердом прозрачном ящичке.

Нортон принял ящичек дрожащей рукой.

— Вы подмените капсулу с бесовским заклятием на эту, — сказала Гея. — Действует мгновенно. Сенатор не будет страдать.

Нортон кивнул.

— И помните, вы спасаете мир.

— Я помню, — уныло отозвался он.

11. ИСПЫТАНИЕ

— К вам посетитель, сэр, — доложил дворецкий.

— Меня ни для кого нет, — сказал Нортон. — Мы с Часами здорово притомились. Нам бы отдохнуть.

— Сэр, это не тот посетитель, которому легко отказать. К тому же он весь кипит от злости.

Нортон насупился:

— Надо понимать, это Сатана? Что ж, нет ничего удивительного. Зовите сюда — чтобы я лично послал его к черту!

Сатана не кипел от злости. Он дымился от злости серным противным дымком. Между его волосами вдруг стали заметны рожки — потому что они раскалились как две железки в огне.

— Вы мешаете работе моих демонов! — с порога закричал Сатана. И по его губам пробежали язычки пламени.

— Они мешали моей работе, — отрезал Нортон. — А теперь извольте убираться из моего дома. Ничего общего с вами иметь не желаю!

— Вы испохабили мой грандиозный проект, пустили под откос все мои великие планы!

— И очень этому рад. Мне не нравится, когда меня держат за мальчика и дурят почем зря — и при этом используют на потребу Злу!

— Вы… вы человека убили! Мой слуга хотел спасти почтенного сенатора от глупой смерти, а вы подсунули ему отраву! Да вас повесить мало! А слугу своего я сгною в адских топях за то, что он поленился и не дождался результата. Он смылся — и тут вас нелегкая принесла!

— Сенатор должен был умереть глупой смертью — так было записано в Книге Судеб, — хладнокровно отозвался Нортон. — Я просто не позволил вам вторгнуться в прошлое и спутать нити, которыми распоряжается трехликая госпожа Судьба!

— Я этого так не оставлю! — процедил Сатана. — Вы мне за это заплатите!

Однако Нортон был сыт по горло общением с Врагом Человеческим.

— Проваливайте-ка в свой Ад, любезный! — сказал он.

Пламя полыхнуло из ушей Сатаны. Он поднял кулак с явным намерением напасть.

Нортон, помня о своей неуязвимости благодаря чудесному плащу Хроноса, презрительно скривил губы:

— Ну ударьте меня!

— Нет, простак, я приложу тебя иначе! — в ярости прошипел Сатана и с боксерской сноровкой направил свой кулак в сторону подбородка врага. — Ты у меня окажешься в таком нокдауне, из которого не будет возврата!

Нортон инстинктивно нырнул вниз, хотя и знал, что кулак Сатаны не может причинить ему вреда, ибо даже перед вроде бы незащищенным подбородком его рука упрется в магическую прозрачную стену.

Однако Сатана и не имел в виду обычную мужскую разборку со сломанными носами. Из костяшек его кулака на Нортона прыснуло густым быстро растекшимся дымом — и на мгновение тот ослеп.

Проворно выступив из клубов дыма, Нортон обнаружил, что стоит на знакомой поверхности зеленой планеты, а в сотне ярдов от него — космолет, тот самый, что они с Дарстеном умыкнули у бемов.

Проклятье, он опять в галактике, состоящей из антивещества!

— Чтоб ты провалился, гад хвостатый! — запричитал Нортон. — Как же он умудрился выпереть меня сюда? Он не мог это сделать без моего внутреннего согласия!

Жим. Жим. Жим.

Нортон печально усмехнулся:

— Слава Богу, хотя ты со мной, мой верный дружок. Жимчик, ты в курсе, каким образом я могу сейчас же вернуться домой?

Жим. Жим. Жим.

— Ты не вполне уверен? Но я-то был убежден в том, что Сатана ничего не в силах мне сделать без моего явного или тайного согласия!

Жим.

— Я ни сном ни духом не виноват! И в мыслях не держал сюда вернуться!

Жим-жим.

Нортон был озадачен. Жимчик соглашается с ним или нет?

— Ты хочешь сказать, что я таки дал согласие на путешествие сюда, только бессознательно?

Жим.

— На сей раз ты ошибаешься! Что именно могло притягивать меня сюда? Здесь нет ничего такого…

Тут он увидел скачущего к нему по воздуху Аликорна с восхитительно красивой молодой женщиной на спине. Эксельсия! О, как она прекрасна!

Жим.

Нортон вздохнул. Ему стало стыдно.

— Извини, Жимчик. Ты как всегда прав…

Эксельсия была не только мила и хороша собой. Они жили в одном временном направлении, а значит, имели возможность встречаться как нормальные люди. Он устал гоняться за недоступным счастьем. А с этой женщиной у него могли завязаться прочные и долгие отношения.

— Так, выходит, это не шаровая АВ-галактика, — пробормотал Нортон. — Это Туманность Волшебного Фонаря. Тоже неплохое место для душевного отдыха.

Жим-жим.

— Насчет отдыха ты не согласен? По-твоему, Сатана затеял очередную гадость?

Жим.

— И опять заслал меня куда подальше, чтобы я не вертелся под ногами и не мог разрушить его планы?

Жим.

— В таком случае я немедленно возвращаюсь!

Жим. Жим. Жим.

Аликорн опустился на землю. Эксельсия спрыгнула с единорога и помчалась к Нортону. На этот раз на ней было белое полупрозрачное платье с огромным вырезом. Он залюбовался бегущей полунагой красавицей. Да, сюда стоило вернуться…

— Ах, сэр Нортон! — воскликнула Эксельсия, останавливаясь рядом. Казалось, ей стоило большого труда не броситься ему на шею. Она тяжело дышала — то ли запыхалась, то ли была в страшном волнении. Ее роскошная грудь аппетитно вздымалась. — Я не успела по-настоящему поблагодарить вас за доблестную помощь: вернувшись, я вас не застала. Я обыскала всю планету

— тщетно.

— Ну-у, я…

Но тут она не выдержала и все-таки обняла его — порывисто и страстно.

— И вот наконец я обрела вас!

Красавица поцеловала его в губы — ощущение было таким сладостным, что у Нортона едва ноги не подкосились.

— Спасибо вам, огромное спасибо! — прощебетала Эксельсия, продолжая его обнимать.

— Не стоит благодарности, — сказал сияющий Нортон. Тем не менее он нашел в себе силы оторваться от девушки и добавил: — Увы, я должен опять покинуть вас, потому что…

Тучка налетела на ее прелестное личико. Надув губки, она обиженно спросила:

— Ты должен покинуть меня?

— У меня неотложные дела на другой планете — на моей родной Земле…

Из глаз Эксельсии немедленно полились слезы.

— Но, сэр Нортон, я столько всего хотела показать вам на нашей прекрасной планете!

Нортон был не прочь увидеть то, что она могла бы ему показать. Однако он на горьком опыте убедился в коварстве Сатаны. Времени терять нельзя.

— Я с радостью принимаю ваше предложение все мне показать… но давайте отложим до другого раза.

— «До другого раза»! — так и вскипела Эксельсия. Она вырвалась из его объятий и надменно заявила: — Никакого другого раза не будет, если какие-то глупые дела для вас важнее, чем мое общество!

Девушка решительно зашагала прочь — обратно к Аликорну.

Нортон был огорчен таким репримандом и засеменил за ней, приговаривая:

— Погодите, Эксельсия. Я вовсе не хотел обидеть вас! Зачем нам расставаться в ссоре? У меня действительно важные дела…

— Кто я такая, чтобы вы тратили время на извинения передо мной? — деланно униженным тоном сказала Эксельсия, останавливаясь возле единорога.

— Ступайте на свою Землю — наверное, вас там ждет какая-нибудь зазноба. Вот пусть она и пытает свою удачу с вами!

— Никакой другой женщины не существует! — запротестовал Нортон. Конечно, он любил Орлин. И у него была Клото. Но какой мужчина вспоминает о таких пустяках, когда в двух шагах от него красавица в полупрозрачном одеянии с декольте до самых сосков!

— Значит, вы останетесь? — так и просияла Эксельсия.

Сказать «нет» было выше его сил! Да и велика ли беда, если он останется… на часок-другой! Или даже на денек-другой…

Жим-жим.

— Заткнись, — тихо шепнул он Жимчику.

Эксельсия удивленно вскинула брови.

— Это я не вам, — поспешно сказал Нортон.

— А-а, это вы со своим колечком разговариваете! — догадалась смекалистая Эксельсия. — Помню, помню вашего Жимчика. Странное существо. И хороший советчик. Он говорит, что я вам не пара? Ведь так?

— Нет, что вы! — с энтузиазмом солгал Нортон. — Просто Жимчик напоминает мне, что на Земле случится великая катастрофа, если я немедленно не вернусь.

Эксельсия внезапно смягчилась:

— Сэр Нортон, простите меня, дурочку. Это все мой вздорный характер. Я не должна была так срываться. Если дома вас ждут серьезные дела — мне ничего не остается, кроме как скрепить сердечко и терпеливо ждать вашего возвращения.

Едва ли я сюда вернусь, подумал Нортон. Если мне удастся сорвать планы Сатаны, он вряд ли возымеет желание организовать мне новое увеселительное путешествие в Туманность Волшебного Фонаря!

Решительно отмахнувшись от этой печальной мысли, Нортон сказал:

— Спасибо за понимание, Эксельсия. Всей душой хочу остаться с вами, но

— увы и ах! — не могу манкировать должностными обязанностями… До свидания.

Он сосредоточился на желании вернуться домой.

Но ничего не случилось.

Он стоял все на той же зеленой планете.

Эксельсия с любопытством наблюдала за ним. Очевидно, его попытка выглядела со стороны довольно комично.

— Не иначе как обратной дороги найти не можете? — не без яда в голосе спросила капризная красавица.

До Нортона наконец дошло, что сюда он прибыл не по своей воле, хоть и не против своего желания.

Значит, и для возвращения необходима чужая воля.

— Похоже, вы правы, — удрученно сказал Нортон и покраснел. — Я вроде как заблудился…

За его спиной что-то щелкнуло. Это распахнулся люк стоящего неподалеку бемовского космолета, о присутствии которого Нортону до сих пор было некогда вспоминать.

Из люка показался мужчина. Ба! Да это же Бат Дарстен!

Знакомый голос произнес, смакуя каждое слово:

— Как приятно выбраться на свет Божий и сразу же увидеть классную фемину!

Вслед за пилотом из корабля вывалился бемчик — тот самый, которого Дарстен сперва осиротил, а потом усыновил. Бемчик немного подрос, но сохранял милый вид, присущий детенышам даже самых страшных монстров.

Впрочем, оказавшись на земле, бемчик почти сразу же принял вид робоцикла — робота-мотоцикла. Дарстен оседлал робоцикл и покатил в сторону Нортона, Эксельсии и Аликорна.

Единорог настороженно захлопал крыльями, а Эксельсия выхватила нож.

— Успокойтесь, — поспешно сказал Нортон, — это мои друзья. Знакомьтесь. Бат Дарстен, бесстрашный пилот, космический рыцарь без страха и упрека. И маленький бем, которого он усыновил. Бат, разреши тебе представить Эксельсию и Аликорна.

Дарстен спрыгнул с робоцикла и галантно поклонился в сторону Эксельсии:

— Мамзель! Мое почтение! — Затем он повернулся к Нортону и солидно поправил его: — Не усыновил, а «удочерил». Найденыш женского пола. Это не бем, а Бема. Она прелесть, не правда ли?

Как раз в этот момент Бема приобрела свой естественный вид: что-то вроде полуприкрытого темным панцирем продолговатого пузыря со щупальцами и с огромными глазами насекомого на коротких ножках.

Аликорн при виде небывалого существа фыркнул и попятился. Эксельсия взвизгнула от страха.

Нортон поспешил вмешаться:

— Не пугайтесь. Бема хорошая. Хотя и выглядит несколько необычно. Они с Дарстеном — безобидные герои «космической оперы».

Тут он осекся. За обилием впечатлений он только сейчас осознал всю несообразность присутствия Дарстена и Бемы в Туманности Волшебного Фонаря.

— Погодите, здесь какое-то недоразумение! — воскликнул Нортон. — Ведь мы находимся внутри фэнтези! А вы — герои «космической оперы»!

— Фэнтези-шмэнтези! — проворчал Дарстен. — Нас засосало в искривленное пространство и швырнуло черт знает куда. Вот мы и приземлились на первой попавшейся зеленой планете. Надо починить корабль. Что касается моей Бемы… Конечно, она немного похожа на тухлое яйцо, которое упало на асфальт с третьего этажа. Но это не мешает ей быть вполне симпатичным существом. Вообще, бемы, оказывается, не такие уж и плохие, если узнаешь их поближе. Ты к ним по-доброму — и они к тебе по-доброму. Словом, чем нам не жилось внутри одной галактики!.. Но ты-то что тут делаешь, артист? Ни с того ни с сего исчез из корабля… Я решил, что это гений телепортнул тебя куда подальше.

— Ты почти угадал, — согласился Нортон, не желая вдаваться в объяснения. — А теперь я… ну, словом, теперь меня телепортировали сюда. Тебя, Бат, занесло в мир, где действует магия — точно так же, как и у меня на родной Земле. У нас с Эксельсией было совместное приключение…

Дарстен окинул красавицу с головы до ног жадным взглядом и присвистнул:

— Да-а, артист, я бы сам не отказался поиметь такое приключение — и не один раз.

— Чтоб у тебя язык отсох, кретин неотесанный! — сердито отозвалась Эксельсия.

— Послушай, ты, потаскуха гологрудая… — не остался в долгу Дарстен.

— Эй-эй, ребята, потише на поворотах! — вскричал Нортон.

Однако его никто не слушал. Эксельсия, размахивая ножом, наступала на пилота. Тот выхватил бластер и готовился палить. Аликорн в свою очередь атаковал Бему, которая превратилась в огромную точилку для карандашей и норовила оседлать его рог.

— Стоя-а-а-ть! — заорал не своим голосом Нортон, готовый уже прибегнуть к Песочным Часам и заморозить время.

Все замерли.

— Так, — уже спокойней сказал Нортон, — давайте усвоим, что мы из двух разных миров… — Взглянув на пучеглазую Бему, он поправился: — …из трех разных миров. Наши взгляды и понятия очень разнятся. И тем не менее давайте проявлять терпимость и жить дружно.

Эксельсия грациозно передернула плечиками.

— Вам, сэр Нортон, я ни в чем не могу отказать, — ответствовала она. — Если необходимо, я буду безропотно сносить присутствие этого межзвездного дебила.

Пилот осклабился:

— Я не против этой грубиянки. Только пусть сиськи поменьше вываливает, а то я зверею…

— Хорошо, договорились. И оба следите за речью — чтоб больше никакого трам-тара-рама! Объясните Беме и Аликорну, что у нас пакт о ненападении.

— Бемочка, — обратилась Эксельсия к пучеглазой малышке, — мы с тобой женщины и общий язык найдем. Я искренне сочувствую тебе: это тяжкая судьба

— постоянно общаться с таким кре… с таким неразумным молодым человеком.

— Аликорн, — сказал Дарстен единорогу, сердито поглядывая на Эксельсию,

— если ты научился выносить эту сварливую гади… то есть эту непокладистую девицу, то уж со мной ты как-нибудь да поладишь.

Когда недоразумение наконец было улажено, Нортон обратился к пилоту:

— Может быть, ты поможешь мне, Бат? Я должен срочно вернуться на свою родную планету, но не знаю, как это сделать. Не пособит ли мне в этом кто-нибудь из гениев? Тебе не сложно переговорить со своим начальником?

Пилот был полностью погружен в созерцание декольте Эксельсии, которая наклонилась, чтобы погладить Бему.

— Да-а-арстен!

— А? Что? Да плевое дело! Ты, значит, домой. А я тут с этой куколкой…

Эксельсия уже открыла рот, чтобы достойно ответить, однако Нортон не дал ей высказаться.

— Закончив необходимую работу, — строго отрезал он, — я сюда вернусь.

— Ладно, дело хозяйское, — без особого энтузиазма согласился Дарстен. — Вернешься так вернешься.

Пилот и Нортон направились к космолету, забрались в него и сели за пульт управления.

— Мой друг Нортон сослужил вам в свое время большую службу, — сказал Дарстен появившемуся на экране гению. — Теперь он просит об ответной любезности. Он хочет…

— Мы не обмениваемся любезностями, — скрипуче ответила конусообразная голова. — Мы заключаем сделки.

— Что ж, — сказал Нортон, — я могу и сделку заключить. А пока что мне нужна консультация.

Гений мрачно уставился на него. Нортон почувствовал жар в макушке. Он проворно прикрыл голову своим волшебным плащом — и ощутил приятную прохладу.

Глаза гения сердито округлились.

— Вы неуязвимы для моей силы! — почти обиженно сказал он.

— Я просто не из вашей галактики, — примирительно ответил Нортон, не желая вдаваться в подробности. — Я принимал участие в экспедиции против бемов. Был помощником Дарстена. Можете проверить в своих архивах.

— Архивы могут лгать. Вдруг вы бемовский шпион? По крайней мере сейчас вы говорите со мной из вражеского космолета.

— Это трофейный корабль, — пояснил Дарстен.

— Так чего вы хотите? — обратился гений к Нортону.

— Мне нужно срочно на родную планету. Доставьте меня туда.

— Вы чужак, поэтому я не могу читать ваши мысли. О какой планете идет речь?

Нортон с грехом пополам объяснил, где находится Земля. Только гений и мог разобраться в его сбивчивых объяснениях.

— Так, нашел, — наконец объявила коническая голова. — Отсюда до вашей Земли пятьдесят семь тысяч световых лет. Знаете, сколько психической энергии надо затратить на перемещение вас туда?

— Я думаю, много.

— «Много» — это слабо сказано! В обмен я потребую от вас равноценную услугу.

— Что именно? — настороженно спросил Нортон.

— В данный момент вы находитесь в мире трехзвездочной фэнтези, где обитает Злая Волшебница.

— Уже нет, — сказал Нортон. — Мы уничтожили ее.

— В волшебном царстве гибель не является перманентным событием.

На всякий случай гений быстро просмотрел свои архивные файлы.

— Все правильно, вы сумели вывести ее из строя на два часа. Затем она пришла в себя. Но за это время она кое-чего лишилась из своего состояния.

— Да, Аликорна, — подтвердил Нортон.

— А также амулета, с помощью которого мы были в курсе всех ее дел. Теперь этим амулетом владеет ее могучая сестра — Злейшая Волшебница.

А Нортону — по простоте душевной — мнилось, что злее той Злой Волшебницы, что он встречал, на свете и быть не может!

Оказывается, имеется сестричка с еще худшим нравом!

— Добудьте мне этот амулет.

Нортону требование не понравилось.

— Вы меня втравляете в рискованное предприятие, — сказал он. — Эта мегера вряд ли по доброй воле отдаст свою добычу!

— Потому я и посылаю вас. Отнимите амулет — и я тут же отправлю вас на Землю.

— Но это может занять уйму времени, а времени у меня как раз и нет! К тому же по ходу дела меня могут убить или превратить в жабу…

— Времени у вас будет еще меньше, если вы станете тратить его на-споры со мной. Быстрей начнете — быстрей закончите.

Нортон вздохнул. Деваться некуда!

— Хорошо, — сказал он. — Я попробую.

Экран погас.

Выйдя из космолета, Нортон обратился к Эксельсии:

— Похоже, меня озадачили одним поручением, от которого мне не отвертеться. Вы, часом, не знаете, где обитает Злейшая Волшебница?

— Да вы шутите! — воскликнула Эксельсия. — Кто же, будучи в здравом уме, отправится к ней в гости?

— Мне нужно отнять у нее один амулет. И чем быстрее — тем лучше. Скажите, где находится ее замок, и я тут же отправлюсь в путь.

— Только безрассудный герой или круглый дурак может сунуться в логово Злейшей Волшебницы! — вскричала Эксельсия, горестно заламывая руки.

— Не знаю, кто я, герой или дурак, но идти-придется.

— Одного я вас не пущу, сэр Нортон! — решительно заявила Эксельсия. — Я отправлюсь вместе с вами.

— И я, — встрял Дарстен. — Ты был со мной в лихую годину, поэтому я не могу бросить тебя в беде.

— Друзья, — сказал Нортон, — подумайте о том, какой страшной опасности вы себя подвергнете! Не хочу, чтобы вы рисковали жизнью из-за меня!

— Ты помогал нам, — упорствовала Эксельсия, грудь которой живописно вздымалась от волнения, — и теперь пришел час нам помогать тебе.

— Угу, — подтвердил Дарстен.

— Спасибо вам обоим, — сказал растроганный Нортон.

Эксельсия дала примерное направление, и бемовский космолет под управлением Дарстена, облетев полпланеты, приземлился возле замка. На хозяйку Аликорна, которая знала лишь магические приспособления и с техникой знакома не была, странный летательный аппарат произвел большое впечатление. Что касается единорога, то он лишь презрительно фыркал — не исключено, что от зависти.

Неприступное логово Злейшей Волшебницы было мрачным, малоприветливым замком средневекового типа — темные массивные башни, наполненный водой ров и подъемный мост. По стене прогуливался в качестве стража волк и время от времени заунывно выл — то ли от скуки, то ли для острастки нежеланных гостей. Впрочем, путников поблизости не наблюдалось.

Нортон с друзьями вышел из космолета и приблизился к подъемному мосту.

Над воротами он увидел табличку с крупными черными буквами: «ОСТАВЬ НАДЕЖДУ».

Нортон нервно сглотнул и сказал своим спутникам:

— Ну, друзья, дальше я пойду один.

Эксельсия исподлобья посмотрела на замок. Побледнела она еще тогда, когда увидела эту черную грозную громаду из иллюминатора космолета. Теперь она стояла зеленая.

— Я… я пойду с вами, — выдавила из себя красавица.

— И я с тобой, артист, — с деланной бодростью сказал Дарстен. Но глаза у него как-то странно бегали. Возможно, раньше он надеялся, что Эксельсия отпустит Нортона одного. Теперь же отступать было неловко. — Мне что фэнтези-шмэнтези, что магия-фигагия — я их всех перебабахаю! Я их всех пережучу, перештучу и перебьючу!

— Он их всех пере-ере! — передразнила его Эксельсия. — Гляди, как бы тебя самого не пере-ере!

Все рассмеялись, даже Дарстен.

Затем все как-то разом замолчали.

Нортон хотел было еще раз повторить, что пойдет один. Но шестое чувство подсказало ему, что его спутники уже перекатывают на языке «ну ладно, если ты так настаиваешь…» Поэтому он поспешно воскликнул:

— Спасибо, друзья! Огромное вам спасибо. Вместе — оно веселей.

— Ну конечно! — сказала Эксельсия и громко вздохнула.

— А как же! — сказал Дарстен и вздохнул чуточку потише.

— Правильно, — сказала Бема с очень-очень маленьким вздохом.

Аликорн ничего не сказал, только повел своими большими мокрыми губами и жалобно заржал.

Пятерка друзей двинулась вперед.

Во главе группы шел Нортон, чуть слева и сзади — Эксельсия, сразу за ее спиной — насупленный Дарстен, а затем, чуть поотстав, двигались Бема в форме робота на колесиках и Аликорн — эти двое, похоже, неплохо сдружились.

Ворота были открыты, мост спущен. Заходи кто хочет!

Похоже, обе сестры были уверены в себе и не боялись пришельцев. Не выручи его в последний момент Жимчик, Злая Волшебница так бы и прикончила Нортона. Воспоминание об этом не придавало бодрости. Если так солоно пришлось со злой колдуньей — каково будет со злейшей?

Нортон остановился на мосту, а с ним и вся компания.

— Жимчик, правильно ли я сейчас поступаю?

Жим. Жим. Жим.

Такой ответ Нортону совсем не понравился. Жимчик как бы говорил: можешь идти, а можешь и не идти. Но зазря проходить через ворота, над которыми написано «ОСТАВЬ НАДЕЖДУ», совсем не хотелось…

— А правильно ли то, что я взялся добыть амулет?

Жим. Жим. Жим.

Эх, какая морока возникает из-за того, что Жимчик не умеет разговаривать!

Нортон почесал затылок, никаких хороших вопросов не придумал, досадливо крякнул и сказал:

— По крайней мере предупреди, когда я стану делать что-то не так.

Жим.

Нортон решительными шагами преодолел последние несколько ярдов до ворот.

Под глубокой темной аркой стояла могильная тишина. К тому же и пахло свежеразрытой землей — как на кладбище.

— Эге-гей! — крикнул Дарстен. — Есть тут кто?

Ответом был то ли свист ветра за углом, то ли далекий слабый хрип кого-то в агонии.

Эксельсия вся дрожала. Одежки на ней было не то чтоб очень много, да и под аркой было нежарко. Но девушку трясло явно не от холода.

Друзья прошли сквозь толщу огромной надвратной башни и попали не во двор замка, а в длинный коридор. Здесь было совсем темно — как говорится, хоть глаз выколи.

— Хотя бы свечку иметь! — жалобно сказала Эксельсия.

— Вот и сотвори свечку, — отозвался Нортон. — Насколько я помню, ты можешь делать по одному волшебству в день.

В темноте раздалось радостное сопение — и через пару секунд в руках Эксельсии появилась длинная уже зажженная свеча.

— Ух ты! — сказал Дарстен. — Прямо как в сказке! Но лучше бы вы соорудили из ничего лазерный флюороскоп — чтоб видеть сквозь стены. Мы бы в миг нашли эту проклятую амулетину.

Эксельсия презрительно передернула плечиками: «Лазерный флюороскоп»! Эту заумь она не понимает и понимать не хочет!

Однако Нортон уже пожалел о своем поспешном совете. Свеча в этих условиях была ненадежным другом. Какой-нибудь монстр начнет с того, что задует ее, и тогда… Ему было не так страшно за себя, сколько за Эксельсию. Визга не оберешься!

Но дело было сделано — Эксельсия может творить чудеса лишь по одному в день. К тому же как бы он ей объяснил, что такое фонарик на батарейках? В ее мире понятия не имеют об электричестве.

Теперь группу возглавлял Аликорн. Во-первых, будучи животным волшебным, он был неуязвим для большинства опасностей, которые могла наслать Злейшая Волшебница; и, во-вторых, у него имелось отменное оружие — рог во лбу, которым он умел пользоваться и как рапирой и как дубинкой.

Вслед за Аликорном шла Эксельсия со свечой в руке. Временами тонкое платье красавицы просвечивало, и идущий сзади Нортон мог наслаждаться отчетливыми контурами ее изящных ножек. Это было очень некстати, потому что приятное зрелище отвлекало его от главного.

За Нортоном следовали Дарстен и Бема. Инопланетянка, похоже, очень хорошо видела в темноте. В ее фасеточных глазищах свет от свечи рассыпался на тысячу огоньков. Эти глазищи ничего не должны проглядеть, думалось Нортону, и на душе у него становилось спокойнее.

Сырой и узкий коридор вел куда-то в самое сердце замка. От главного коридора направо и налево ответвлялось множество боковых галерей. Настоящий лабиринт!

И вот коридор закончился — развилкой.

— Куда нам идти дальше? Направо или налево? — наконец спросил Нортон у Жимчика.

Жим. Жим. Жим.

Это начинало раздражать!

— У тебя теперь что — больше нет собственного мнения?

Жим.

— Хочешь сказать, что я неправильно задаю вопрос?

Жим.

Нортон вздохнул. Кто знает, возможно, в другой день и при других обстоятельствах он бы и придумал верные вопросы. Но сейчас, в мрачном лабиринте, когда он утомлен всем, что происходило до этого… нет, ничего умного в голову не приходит!

— А может, нам разделиться? — спросил Дарстен.

— Нет! — разом воскликнули Нортон и Эксельсия. Они помнили, как их когда-то разлучили в замке Злой Волшебницы. Это был страшный опыт.

Дарстен пожал плечами:

— Как вам будет угодно. Тогда надо выбрать направление.

Нортон наобум ткнул рукой влево.

Жимчик не возразил, поэтому они двинулись налево и через сотню ярдов оказались в огромном темном зале, в дальнем конце которого свеча выхватила на стене черный прямоугольник — следующий коридор.

Но стоило друзьям сделать несколько шагов, как Жимчик подал сигнал хозяину: нет!!!

— Погодите! — воскликнул Нортон. — Здесь какая-то опасность.

Аликорн наклонил голову и рогом показал на пересекавшую зал белую линию на полу.

— Ловушка? Внизу яма? — спросил Нортон.

Жим-жим.

— Это не ловушка, — пояснил Нортон своим друзьям. — Однако Жимчик не советует нам переступать через эту линию.

— Да пошел твой Жимчик куда подальше, — проворчал Дарстен. — Что мы как пугливые девицы — туда не иди, сюда не ступай? Я привык идти навстречу опасности, а не бегать от нее! — И он решительно переступил через белую линию.

В тот же момент из противоположного конца зала на них устремилась дюжина огромных комьев вонючей грязи. Они летели в паре футов от пола и вели себя как живые существа, атакующие противника.

— О-о! Какая дрянь! — взвизгнула Эксельсия, уворачиваясь от взбесившейся грязи. Дева была готова противостоять гигантским пустым башмакам или летающим ножам. Но это — бр-р-р!

— Не робейте, дамочка! — воскликнул доблестный Дарстен. — Я сейчас с ними разберусь!

Он выхватил бластер и двенадцатью меткими выстрелами уложил наповал комья грязи. Все они рассыпались в воздухе. Правда, наши герои оказались обрызганы с ног до головы и пахли как бродяги, ночевавшие в контейнере с мусором.

Группа двинулась дальше. Пройдя по десятку коридоров и сделав десяток поворотов, отважная пятерка вышла в огромный темный зал, рассеченный надвое белой линией на полу. Дарстен плюнул, ругнулся — и переступил через линию. В тот же момент из дальнего конца зала на них рванула дюжина комьев грязи — и Дарстен опять ловко расстрелял их.

Еще более мокрые и еще более вонючие, наши герои стояли пригорюнившись и глядели на своего вожака.

— Вперед! — приказал Нортон.

И снова они прошли по десятку коридоров, сделали десяток поворотов — и оказались перед белой линией на полу в огромном темном зале. Дарстен почесал затылок и молча переступил через линию, уже держа в руке бластер. Снова дюжина комьев грязи — и снова Дарстен разбабахал их за несколько секунд.

— Похоже, мы кружим на одном месте, — сказала Эксельсия, стирая платочком липкую грязь с лица.

— Жимчик, мы ходим по кругу? — спросил Нортон.

Жим.

— Проклятый лабиринт! — процедил Дарстен.

— Жимчик, можешь нас вывести из этого лабиринта?

Неуверенный «жим». Нортон задумчиво пожевал губами: что означают эти колебания Жимчика?

— Ладно, не стоять же на месте, — сказал Нортон.

Теперь перед каждым поворотом он спрашивал у кольца, куда им повернуть.

В итоге они пришли в небольшую комнатку с одним выходом. Как только они оказались там все, пол под ними стал проваливаться.

— Ах! — взвизгнула Эксельсия и вцепилась в Нортона.

Дарстен бессильно размахивал бластером. Аликорн испуганно зафыркал. Только Бема сохранила царственное спокойствие.

Но ничего страшного не случилось. Они опустились на два десятка ярдов — и движение пола вниз прекратилось.

— Уфф! — промолвила Эксельсия, приходя в себя. — Кажется, это что-то вроде лифта.

— Я был уверен, что Жимчик не может завести нас в гиблое место, — сказал Нортон. — Но, честно говоря, я здорово испугался.

Выяснилось, что они попали в новый лабиринт. Это было неутешительно. Сколько же в замке уровней и сколько лабиринтов? И как долго они будут бродить в темноте и тыкаться в стены?

Здесь, как только отважные герои ступили на первую плиту одного просторного зала, их атаковали странные существа — большие летающие по воздуху глазастые кегельбанные шары. Эти шары забавными не показались — они развивали страшную скорость и напоминали пушечные ядра. Если бы не бластер Дарстена, то они переломали бы все кости нашим героям.

Но после того как Дарстен разнес на куски последний шар, он заявил:

— Бластер спекся. Заряды кончились.

Это была воистину удручающая новость!

— Жимчик, — сказал Нортон, — похоже, я догадался, в чем причина твоих колебаний. Ты можешь провести нас через все лабиринты, но в этом нет никакого смысла, потому что ты не можешь вывести нас из них? Я прав?

Жим.

— И что же делать?

Жим. Жим. Жим.

Нортон пригорюнился. Стало быть, Злейшей Волшебнице совсем не обязательно убивать их напрямую. Ее враги просто навеки застревают в лабиринтах — и гибнут сами по себе.

— Нам необходимо вырваться из лабиринта, иначе мы погибли, — сказал Нортон.

Это и без его объяснения было понятно всем.

— У меня идея! — воскликнула Бема.

Она направилась к стене, превратила свое щупальце в кисточку с краской и проворно нарисовала на камне весьма реалистичную арку коридора. Затем вышла на середину зала и превратилась в деревянный щите надписью «ПОВОРОТ».

— Друзья, отойдите назад, — сказал деревянный щит. — А затем наступите на плиту, чтобы появились шары. Не бойтесь. Все должно получиться.

Нортон скептически мотнул головой, но решил подчиниться.

Они отошли. После чего Нортон наступил на плиту. В дальнем конце зала появилось два десятка глазастых кегельбанных шаров, которые помчались прямо на наших героев. Однако центр зала был перегорожен деревянным щитом. Шары прочитали надпись «ПОВОРОТ» и… повернули! Они на полной скорости направились к фальшивой коридорной арке — и стали один за другим на разной высоте врезаться в стену, проламывая ее. Не прошло и нескольких секунд, как все шары погибли — но в стене образовался такой большой пролом, что даже Аликорн при некотором усилии смог протиснуться через него.

За стеной оказался просторный зал, освещенный сотней настенных факелов. Стены здесь были сухие и гладкие. Похоже, из лабиринта пятерке отважных удалось вырваться, — до такой степени все в этом помещении отличалось от того, что они видели раньше.

И самое удивительное — в одной из стен были четыре глубокие залитые светом ниши.

В первой стоял седовласый и седобородый старец.

Во второй была стройная женщина средних лет в деловом костюме.

Третью нишу занимала фигуристая блондинка в бикини.

А в четвертой находился мальчишка лет шести с капризно оттопыренными губами.

Все четверо замерли в не очень естественных позах, словно восковые фигуры. Очевидно, Злейшая Волшебница обездвижила их на то время, пока они ей не нужны.

Чего ожидать от этой четверки?

— А не может ли один из них помочь мне? — спросил Нортон у Жимчика.

Жим.

— С помощью одного из них я сумею найти амулет?

Жим-жим.

Да, это было бы слишком просто.

— А ты знаешь, кто именно мне поможет?

Жим-жим.

Похоже, Жимчику легче разобраться в путанице волшебного лабиринта, чем в извивах людской психологии. А впрочем, можно ли требовать от Жимчика абсолютного всеведения?!

Нортон подошел к старцу — одет в кольчугу, железная корона на голове, и выражение лица донельзя величавое. Не иначе как великий воин или даже король!

— Добрый день, — почтительно сказал Нортон.

Седобородый старик вдруг ожил и ответил:

— Здравствуй, юноша. Ты примешь мой дар?

— Еще не знаю. Вы кто? И в чем состоит предлагаемый вами дар?

— Я Озимандия, царь царей, — царственным голосом произнес старик. — Мой дар — Власть.

— Власть? — несколько разочарованно переспросил Нортон. Никогда он не интересовался властью. И Хроносом стал не ради власти… а так, из любопытства и от отчаяния.

— Да, власть — лучшее, что есть в этом мире. Ты будешь повелевать всем вокруг и твой малейший каприз станет законом! Что может быть сладостней возможности распоряжаться судьбами своих подданных!

Нортон призадумался. Чем власть поможет в его ситуации?

Затем он спросил у Жимчика:

— Брать или не брать?

Жим-жим.

Однако Нортон хотел прийти к решению самостоятельно.

— Вы в состоянии дать мне власть над амулетом Злейшей Волшебницы? — спросил он у Озимандии.

— Разумеется, — ответил тот.

— И выдадите мне власть над всем этим миром?

— Конечно же!

Ладно, не будем принимать решение сгоряча.

Нортон перешел к следующей нише.

Там находилась строгого вида изящная дама, которая будто бы на презентацию собралась. Лишь нитка бесценного жемчуга на шее и массивные золотые перстни нарушали ее сходство с главным менеджером какой-либо компании.

— Добрый день, — сказал Нортон.

— Здравствуйте, юноша, — ответила разом ожившая женщина.

Далось им это обращение — «юноша»! В сорок лет это не льстит, а скорее раздражает!

— Вы примете мой дар? Да или нет? — напористо спросила деловая особа. Именно такие без проблем заключают контракты на поставку снегоуборочных машин в Африку. — Вы понимаете, что конкуренция велика и у меня есть кому предложить…

— Кто вы и в чем состоит ваш дар?

— Я госпожа Крез, вдова знаменитого своим богатством короля Лидии. Я предлагаю вам Богатство.

Тут она приоткрыла стоящий рядом с ней сундучок, полный бриллиантов и золотых монет.

— Здесь достаточно, чтобы купить амулет Злейшей Волшебницы?

— Разумеется.

— Достаточно, чтобы купить весь здешний мир?

— Конечно же!

Нортон взволнованно тряхнул головой и пошел к следующей нише.

— Привет, — сказал он девице в бикини.

— Привет, красавчик! — проворковала она, мигом оживая. — Я Цирцея. Позволь мне одарить тебя, Мой сладкий!

— В чем твой дар?

О коварной соблазнительнице Цирцее он был наслышан и не был склонен ей доверять.

— Бешеная любовь! — воскликнула она, сладострастно полыхая очами. — Я возведу тебя на фантастические высоты страсти…

— Ясно, ясно! — перебил Нортон. — И на этих фантастических высотах я, конечно, позабуду про всякие там амулеты и прочие мелочи жизни?

— Ну да!

— И переживу самые страстные любовные истории во всем здешнем мире?

— Ну да!

Нортон молча потоптался напротив девицы в бикини, потом силой заставил себя направиться к следующей нише.

— Привет, — сказал он мальчишке с капризно оттопыренными губами.

Мальчуган ожил.

— Берете мой подарок? — процедил он, лениво жуя жвачку.

— А где «здравствуйте»?

— Перебьетесь.

— А что предлагаешь?

— Будете знать, где что найти. Не хотите — катитесь колбаской.

— Я сумею отыскать что угодно в этой галактике из антивещества?

— Мистер, вы сбрендили? С чего вы взяли, что тут галактика из антивещества?

Наконец-то хоть один говорит ему правду! Мальчишка подтвердил давнюю догадку Нортона о том, что его самым похабным образом водят за нос.

— Хоть ты и невоспитанный сорванец, я беру твой дар, — сказал Нортон.

— А на фига вам знание, мистер? Вам предлагают власть, бабки и секс. У вас что, крыша поехала? Идите отсюда и не полощите мне мозги!

— Скажи, где находится амулет Злейшей Волшебницы?

— Он вам нужен, как мне дырка в голове.

— Нет, он мне необходим!

Мальчишка с интересом уставился на него — даже жевать прекратил.

— Хотите побыстрее в ящик сыграть?

— Мне нужен амулет для гения. Получив его, гений отправит меня обратно на мою родную планету.

— Дурак вы, мистер, и уши у вас холодные. Кто же гениям доверяет? Они если не соврут, так обманут!

— Выходит, гении никогда не выполняют своих обещаний?

— Гений и выполненное обещание — две вещи несовместные, — осклабился не по летам мудрый мальчишка. — Поэтому вы лучше плюньте на всю эту затею с поисками амулета. Себе дороже.

— И тем не менее деваться мне некуда. Надо попробовать. Так где находится амулет?

— На шее у Злейшей Волшебницы, где же еще? Только вам к ней не подойти. Она вас в жабу превратит. Или в таракана.

— Слушай, давай свой дар — и не полощи мне мозги! — рассердился Нортон.

— Как я этим даром распоряжусь — уже мое дело!

— Она не превратит вас в жабу, мистер, — сказал мальчишка. — Она не умеет делать жаб из ослов.

И маленький задира снова застыл с капризно оттопыренными губами.

— Эй, погоди! — возмущенно крикнул Нортон. Но тут же ощутил в голове рой неожиданных мыслей. И, обогащенный новым знанием, повернулся к Беме: — Отойдите в сторонку.

Когда они отошли от остальных, Нортон спросил напрямик:

— Вы знаете, как мне вернуться на Землю?

— Я, собственно говоря, должна помалкивать, — сказала Бема. — Но вы мне нравитесь. Вы отвергли власть, богатство и плотскую страсть. Вы избрали Знание.

— Увы, я долго колебался…

— И все-таки выбрали Знание. Поэтому вы мне симпатичны, и я вам помогу. Дело в том, что вам нет нужды возвращаться. Вы никогда не покидали Землю. И сами об этом прекрасно знаете — с тех пор как вспомнили, что магия имеет ограниченный радиус действия. Просто вы вообразили, что Сатана обладает какой-то особой, межзвездной магией. Это неправда.

— Вы хотите сказать, что я на Земле — и все происходящее не более чем сон?

— Это не сон. Это грандиозная иллюзия, дорогой и масштабный спектакль, затеянный Отцом всякой лжи. У вас не получается вернуться, потому что вы, будучи на Земле, хотите вернуться на Землю. А нужно одно — выйти из иллюзии.

— И вы тоже часть иллюзии? — спросил ошеломленный Нортон.

— Нет, я действительно инопланетное существо. Я искала работу, и Князь Тьмы предложил мне поактерствовать в его постановках.

— А остальные? — Нортон кивнул головой в сторону Эксельсии, Дарстена и Аликорна.

— Остальные играют роли — но неведомо для себя. Я — исключение, потому что я из другой социально-религиозной системы. Для меня ваши инкарнации, добро и зло — полная чушь. У нас иные представления. Поэтому у меня иммунитет против ваших иллюзий и магии, а ваш Рай и Ад для меня не более чем экзотические места, к которым я не имею никакого отношения. Сатана для меня просто работодатель.

— И как же мне вырваться из иллюзии?

— Поверить в то, что это иллюзия, — и она сразу рассыплется. Сразу увидите жалкие декорации.

— Но сейчас я же верю, что это все сатанинские фокусы! Почему же иллюзия не рассыпается?

— Нужно поверить по-настоящему — в глубине души.

— И что мне надо сделать для того, чтобы поверить окончательно?

— В следующем зале войди в третью дверь слева.

— Что же случится?

— Сами увидите. Когда закроете за собой эту дверь, отправляйтесь в прошлое. Запомните, в прошлое!

— Хорошо, Бема. Спасибо за совет.

12. МАРС

— Поступил, как вы велели, — сказал он.

— Вы побывали в прошлом?

— Да. Едва я открыл дверь, на которую вы указали, я вдруг очутился в открытом космосе. И повелел Песочным Часам перенести меня на миллиард лет назад — мне вдруг захотелось увидеть будущее моей Вселенной. Ведь если я внутри галактики из антивещества, которая живет вспять во времени, то ее прошлое — это будущее моей Вселенной. Логично? Логично! И что же я увидел через миллиард лет? Что Вселенная сжалась — и намного! Значит, я двигаюсь не в будущее, а в прошлое моей Вселенной. И стало быть, галактика из антивещества — чушь собачья. Я нахожусь в мире, который живет в нормальном направлении! Умом-то я и раньше понимал, что галактика из антивещества — вранье Сатаны. Однако сердцем надеялся, что это правда. Ведь мне так хотелось иметь мир, в котором я смогу существовать нормально — даже будучи Хроносом… Словом, я убедился в том, что все это была сатанинская иллюзия. И как только я поверил в это окончательно, я оказался на Земле и увидел эти жалкие декорации… А вы рассказали правду остальным?

— Нет.

— Сказать им?

— Не надо. Зачем тревожить их души? Все равно они будут вынуждены играть роли — только станут при этом скучать и мучиться.

— Смогу ли я еще раз побывать у вас — теперь, когда я уже знаю?.. Иногда ведь приятно пожить внутри фантазии…

— Мы с вами живем в разных направлениях. И поэтому у вас весьма ограниченные возможности для посещения. Ведь нас необходимо предварительно инструктировать перед каждым новым посещением, потому что каждый раз вы появляетесь до своего предыдущего визита. А вскоре мы вообще выживем из рамок времени вашего пребывания на посту Хроноса, и тогда вы сможете бывать здесь лишь в виде бесплотного духа.

Нортон был до некоторой степени шокирован этим открытием.

В голове с трудом укладывалось, что три его приключения в этой реальности происходили в обратном порядке: после сегодняшнего будет приключение с Аликорном и только потом — волнующее путешествие с Дарстеном на Иголочке и схватка с бемом.

Воистину он чужак в этом чужом мире!

— В таком случае я должен распрощаться с вами всерьез, — сказал Нортон.

— Спасибо, Бема, за бесценный совет.

— Я только играла свою роль — по заранее известным законам, — ответила Бема. — Вы победили потому, что сообразили выбрать в советчики именно меня.

— Так или иначе, мне было бы приятно числить вас среди своих друзей.

— Не сомневайтесь, я в числе ваших друзей, — сказала Бема. — Хотя среди представителей вашего вида друзей у меня раз-два и обчелся. С чужих слов я знаю, что вы окажете мне огромную услугу.

— Какую услугу?

— Ну, в третьем приключении. Один космолетчик захочет убить меня, а вы меня, детеныша, спасете. Во время инструктажа мне на это усиленно намекали.

— А-а, ну да, ну да, — кивнул Нортон, смущенно припоминая, что он действительно уговорил Дарстена взять на себя заботы о сироте. Однако он не забыл и того, кто именно сделал Бему сиротой. Игра игрой, а планетку-то так при этом шандарахнули, что она пополам… — Жаль, что я не могу вызволить вас из всего этого и забрать с собой…

— Это как раз в ваших силах, Хронос, однако лишено смысла. В этой реальности я сделала для вас все, что могла, и наши взаимоотношения поневоле исчерпаны. Но если я покину эту реальность — кто позаботится о Дарстене? А когда мне покажется, что время пришло, я и сама сумею выбраться отсюда.

Похоже, это было ее окончательное решение. Нортон печально вздохнул и промолвил, пожимая щупальце Бемы:

— В таком случае прощайте, мой друг!

Вслед за этим он подошел к Дарстену.

— Бат, — сказал он, — я обнаружил способ вернуться на свою родную планету, которая называется Земля. Спасибо тебе, что ты помог мне — рискуя собственной жизнью! Ты настоящий герой! Желаю тебе успеха и новых подвигов!

— Брось, старик, это мура, — отозвался Дарстен с застенчивой улыбкой. — Какие могут быть спасибы между корешами!.. Так ты что, больше сюда не вернешься?

В каком-то смысле Нортону суждено было вернуться — ведь все это в будущем Дарстена: и знакомство с землянином, и их совместные приключения на планете бемов… Но надо было смотреть правде в глаза, и Нортон ответил:

— Да, я больше не вернусь. Позаботься об Эксельсии. Не давай ее в обиду.

— Заметано! — обрадовался Дарстен. — Ты ж меня знаешь! За мной как за каменной стеной!

Нортон обратился к Аликорну:

— Спасибо. Без вашей помощи я бы не выкрутился.

Аликорн заржал, величаво взмахнул хвостом и смущенно захлопал крыльями. Затем он нежно ткнулся влажными горячими губами в ухо Нортона, будто хотел сказать: «Доброго пути, славный человек».

Теперь пришло время попрощаться с Эксельсией. Нортон обнял ее и поцеловал. В ее объятиях было как в Раю. Хотя сама она больше тяготела к Аду. Увы, и с этой прекрасной женщиной Нортону суждено расстаться — и расстаться навсегда…

Эксельсия нежно улыбнулась ему сквозь слезы. Она тоже понимала, что это их последний поцелуй.

Нортон нашел дверь на заднике, изображавшем кусты, и вышел вон. За ним оказалась стена с огромными буквами: «Сатанфильм».

Велик, однако. Сатана, если у него даже свой Голливуд имеется: с актерами и режиссерами и гигантскими дорогими декорациями… Хотелось бы знать, какой процент в массовом прокате составляют сделанные на этой студии фильмы?

Так или иначе. Лукавому не удалось провести его. В конце концов Нортон-Хронос распознал иллюзию, вырвался из нее и теперь готов к решающему бою с Сатаной. Что бы Отец всяческой лжи ни задумывал — Нортон готов сразиться с ним и расстроить его коварные планы!

Нортон повелел песку в Песочных Часах стать желтым и вернулся к себе в Чистилище. Как отрадно оказаться дома после стольких изматывающих приключений! Какой здесь покой и уют!

Однако было не до отдыха. Предстояло разгадать, что замышляет Сатана. Ведь недаром же ему понадобилось удалить Хроноса на такой долгий срок.

— Оповестите, пожалуйста, Лахесис, — попросил Нортон дворецкого, — что я хотел бы переговорить с ней как можно быстрее.

— Будет сделано безотлагательно, сэр.

Не прошло и пары минут, как перед Нортоном возникла Лахесис.

— У вас какие-то дела ко мне? — сказала она. — Я к вашим услугам.

— Я отсутствовал на протяжении нескольких часов. Похоже, Сатана что-то затевает. Я вернулся, чтобы воспрепятствовать его планам. Вы случайно не в курсе, что именно затевает этот негодяй?

Лахесис удивленно уставилась на него:

— С какой стати Сатане что-то затевать? Его вполне устраивает нынешнее положение дел.

— Вы шутите? Разве вам не известно, что он рвется к политической власти на Земле?!

— Помилуйте, да у него все уже схвачено. Дело, как говорится, на мази. И он просто ждет, когда власть свалится ему в руки, как спелый плод.

— Дело на мази? — испуганно вскричал Нортон. — Каким образом он добился своего? Когда?

— Ну, по моим нитям я не могу проследить источники его победы вплоть до мельчайших деталей. Скажу только одно: решающего успеха он добьется через два года, во время судьбоносного голосования в Конгрессе. Его сторонники одержат победу с ничтожным, и все же достаточным перевесом в голосах. Далее события будут развиваться по нарастающей — и вскоре сатанисты будут править всем миром, мало-помалу превращая Землю в Ад. Так что Сатана только посмеивается и ждет своего часа. Зачем ему суетиться и строить какие-то козни?

— Но послушайте, а как же Луна? Она ведь его не поддержит…

— Кто-кто?

— Луна. Только не прикидывайтесь, что не знаете ее! Вы как-то странно ведете себя сегодня! Я говорю о сенаторе по имени Луна Кафтан — о возлюбленной Танатоса.

— А-а… Когда вы назвали полное имя, я вспомнила. Да, эта женщина действительно живет с Танатосом, но она не имеет никакого отношения к политике. Она владелица лавки «Чечевичная похлебка» в Кильваро.

— Как, она не сенатор? — все еще не веря своим ушам, переспросил Нортон.

— И никогда им не была. Вы, очевидно, фамилию перепутали.

Да, похоже, дела совсем плохи. Лахесис смотрела на Нортона с таким искренним недоумением, что у него холодок пробежал по спине. Что же тут стряслось… и как далеко простираются произошедшие крутые изменения?

— Да, я не иначе как фамилии перепутал, — пробормотал Нортон. — Извините, что попусту вас потревожил…

— Почему же попусту! — кокетливо произнесла инкарнация Судьбы, превращаясь в аппетитную Клото, на которой не было ничего, кроме полупрозрачного пеньюара. — Шалунишка, тебе вовсе не обязательно искать повод для встречи. Только скажи — и я прилечу, полная желания…

Этого сейчас только не хватало! Не то нынче настроение…

— Прости, Клото, — сказал Нортон, мучительно краснея, — но мне действительно нужна была только справка… Давай в другой раз. Я в таком замоте…

— Будто у меня дел мало! — обиженно воскликнула Клото. — Но ради тебя я готова была поставить работу на второе место — лишь бы доставить тебе удовольствие!.. Неблагодарный!

И она, к великому облегчению Нортона, мгновенно исчезла. Ему показалось, что после себя она оставила облачко негодования — подобное облачку серы, которое в подобных случаях оставляет исчезнувший Сатана.

Итак, Луна не является сенатором! Стало быть. Сатана нанес удар — и его удар достиг цели. Для этого нужно было проникнуть в прошлое. Но как же он справился — без помощи Хроноса?

Нортон срочно переместился в Кильваро и постучал в дверь принадлежавшего Луне особняка. Грифоны не накинулись на него — значит, узнали.

Луна была дома.

— Добро пожаловать, Хронос! — радостно приветствовала она его. — К сожалению, Танатоса сейчас нет.

— Я ненадолго. Мне нужно кое-что выяснить.

— Готова помочь. Заходите.

Оказавшись в гостиной, Нортон не стал тратить время на светские предисловия. Он спросил напрямую:

— Послушайте, это правда, что вы не сенатор?

— Я? Сенатор? — недоуменно переспросила Луна и рассмеялась. — Да я отродясь никакого политического поста не занимала! Правда, восемнадцать лет назад я рискнула выставить свою кандидатуру на выборах в Конгресс. И потом локти кусала — меня так прокатили! А уж сколько грязи на меня тогда вылили мои соперники, рьяные сторонники Сатаны! Я потом годами отмывалась!

— Восемнадцать лет назад? — Нортон был вконец ошарашен. — Да-а, реальность изменилась так, как мне и не снилось…

— Вы не огорчайтесь. Шут с ней, с политикой. Я ни о чем не жалею. Это было давно. Я уж и позабыла о тогдашних обидах!

— Стало быть. Сатана отправил в прошлое еще одного беса — и тот довел до конца свое черное дело. Но как он умудрился заслать туда своего холуя без моей помощи?

— Вы хотите сказать, что это были прямые происки Дьявола? И без его вмешательства я стала бы сенатором?

— Именно это я и имею в виду! — воскликнул Нортон. — Скажу вам больше: вы стали бы той скалой, о которую разбились бы его планы повергнуть к своим стопам всю Вселенную! А теперь человечество обречено… Но нет, я буду бороться! Я не сдамся! Начну с того, что выясню, каким образом Сатана ухитрился выстроить новую реальность. Без этого знания мне не помешать его планам.

— Вы гадаете, как бес мог проникнуть в прошлое без вашего ведома? — задумчиво спросила Луна. — Попробую вам помочь.

Она подошла к комоду и вынула из ящика один из своих волшебных камней.

— Вот, возьмите. Этот камень — детектор Зла. Он чутко реагирует на присутствие всего, что хоть как-то связано с Сатаной. — Тут Луна подошла к Нортону вплотную — и камень в ее руке вдруг слабо замерцал. — Э-э, да у вас и впрямь был или очень скоро будет контакт со Злом. Можно предположить, что бес прикасался к вашему телу… Хотя сейчас вокруг вас чисто.

Она случайно повела рукой в сторону Песочных Часов — и камень замигал ярче.

— Похоже, бес приладился — или приладится — к вашим Часам! — пояснила Луна.

— Очевидно, магия сделала беса невидимкой, — удрученно констатировал Нортон.

Но тут он полностью оценил весь ужас этого открытия и побледнел.

— Боже! Выходит, бес постоянно был со мной! А я прошвырнулся в прошлое на миллиард лет!

Как он мог довериться Беме, которая работает на Сатану? Как он клюнул на ее ложную искренность: дескать, я существо постороннее! И в результате эта дрянь со щупальцами ласково подтолкнула его именно к тому, чего хотел Сатана. А тот хотел одного: чтобы Нортон совершил путешествие в прошлое — и забрался в него как можно глубже.

— Я возил беса чуть ли не к началу начал! — запричитал Нортон. — Ах, идиот, идиот…

— Не корите себя. Тут любой мог опростоволоситься. Бес не способен стать невидимым. Но он способен стать размером с булавочную иголку, а то и меньше. Так что с вами могла путешествовать сотня бесов — налипнув на Часы в виде пылинок. И все эти бесы были вольны соскакивать с Часов на разных отрезках вашего путешествия.

— Вот уж утешили так утешили! — простонал Нортон, хватаясь за голову. — Значит, я рассыпал сотню-другую бесов по всему прошлому?! Хорош! Хорош же я!

Помолчав, он горестно промолвил:

— Итак, Сатана опять перехитрил меня.

— В этом он непревзойденный мастер.

— Я должен вернуться и все перекроить обратно. Я все улажу… — не слишком убежденно пробормотал Нортон.

— Сомневаюсь, что у вас что-либо получится, — со вздохом возразила Луна. — Во-первых, бесов вы обронили в разных временах несчитанное множество. Сатана должен был учесть опыт неудачной экспедиции в прошлое своего первого демона. Не сомневаюсь, что он решил бить наверняка и послал целое воинство вместе с вами. А во-вторых, закон о третьем лишнем почти полностью связывает вам руки.

— Что же мне делать? Не сидеть же сиднем!

— Не знаю. Быть может, Танатос что-то дельное посоветует. Или Лахесис?

— Говорил я с Лахесис. Похоже, в новой реальности инкарнации тоже стали другими. Она вовсе не горит желанием бороться с Сатаной. Она заранее смирилась с поражением. И ничего не знает о причинах роковых изменений.

— Знает только Сатана…

— Но как заставить его раскрыть свою тайну?

— А вы с Марсом не беседовали?

— С инкарнацией Войны? Нет, я с ним незнаком.

— Коль скоро у нас война с Сатаной — почему бы вам не переговорить с самым большим специалистом в ратном деле?

Нортон мрачно усмехнулся:

— Звучит заманчиво. Только как и где я этого Марса отыщу?

Луна протянула ему второй волшебный камень.

— Настроен на Марса, — сказала она. — Начнет светиться все сильнее и сильнее по мере приближения к этой инкарнации.

Нортон принял подарок со словами благодарности.

Он попристальней взглянул на Луну. И умна, и хороша собой. А какое чувство собственного достоинства, какая элегантность. Пусть она и его ровесница — но даст вперед сто очков многим юным вертихвосткам… Опять заныла старая рана: никогда не иметь ему, в отличие от Танатоса, долгих и прочных отношений с женщиной прекрасной во всех отношениях…

А впрочем, жалеть себя было некогда. Работа предстояла огромная. И Нортон больше чем когда-либо ощущал свое невежество: мало еще он знает об инкарнациях и о своих собственных возможностях. Войну с Сатаной приходится вести то наобум, то наугад… А деваться некуда — ставки слишком велики…

— Еще раз спасибо, Луна, — сказал Нортон. — И всего доброго!

Он сделал медленный поворот на месте и засек направление в момент, когда Марсов камень чуть-чуть засветился. Песок пожелтел по команде хозяина, и через несколько секунд Нортон уже несся над Землей — туда, где находилась инкарнация Войны.

Марса он нашел в горах Средней Азии, где шла ожесточенная война. Нортон не обратил внимания, что это за страна и кто с кем сражается. Ему было важно одно — переговорить с Марсом. Краем глаза он видел, что на горных перевалах танкам противостоят драконы. Наука против магии! Причем воюющие стороны были до странности похожи. Малоподвижные на крутых и узких дорогах тяжелые танки плевались огнем в сторону драконов. Неповоротливые жирные огромные драконы плевались огнем в сторону танков. В воздухе проворные дракончики ронялись за юркими вертолетами и отвечали шаром огня из пасти на каждый пых ракеты из-под металлического брюха. Бой шел ожесточенный — и, похоже, при почти полном равенстве сил.

Марс, приземистый крепыш в застиранной форме цвета хаки, сидел на вершине горы и, приставив к глазам бинокль, с живым интересом наблюдал за происходящим. Нортон слегка опешил: он ожидал увидеть гиганта в древнегреческих доспехах с орлиным взглядом.

Но волшебный камень светился, как стосвечовая лампочка, подтверждая, что это и есть грозная инкарнация Войны.

Нортон опустился рядом с Марсом и перевел себя в режим нормального времени.

— Добрый день, — предельно вежливым тоном начал он. — Извините за беспокойство. Вас не затруднит уделить мне несколько минут?

Коротышка в хаки отнял бинокль от глаз и недовольно уставился на пришельца. Но, увидев белый плащ и Песочные Часы, сразу подобрел.

— А-а, Хронос, — сказал он. — Здравия желаю! Как же мне не найти немножко времени для Повелителя Времени! Перед временем и Марс капитулирует! Ха-ха! Хорошо сказано, да? Так что у тебя? Докладай без этих, без церемониев. Мы же, можно сказать, старые боевые товарищи.

— Э-э… простите, я встречаюсь с вами впервые.

— Тьфу ты, совсем из головы вон! — сказал Марс, с чувством пожимая руку Нортона. — Ты ведь у нас ж… о, пардон, спиной вперед маршируешь по времени! И, выходит, ты нынче салага, первогодок. Ох-хо-хо, чудны дела твои. Господи. Тогда, значит, давай знакомиться. Что война есть двигатель прогресса и человечеству необходима — про это я сегодня толковать не буду. Ты мне обычно в таких случаях командовал: хватит, уши вянут. Да, мы с тобой были на дружеской ноге, Хронос. Так что ты и сейчас со мной не робей. Я не какая-нибудь шкура барабанная. Я с понятием.

— Очень приятно узнать, что мы с тобой были на дружеской ноге, — несколько смущенно произнес Нортон. — Я… я, видишь ли, еще не научился как следует маршировать по времени… э-э… задом наперед. И искренне тронут тем, что большинство инкарнаций ко мне так снисходительны и проявляют столько понимания…

— Ну и житуха у тебя, дружище, не позавидую! — перебил его Марс. — Это что же получается? У тебя, небось, и в постели все шиворот-навыворот? Ты кончаешь, а она только начинает?

Нортон закашлялся и покраснел. Даже во время крайне пикантных переговоров с призраком Гавейном к его щекам не столько крови приливало!

— Да, ты прав, — сказал он. — Быть Хроносом — нелегкое дело. Во всех отношениях нелегкое… Кстати, о трудностях. Мне нужен твой совет. Разумеется, если у тебя есть время…

Марс обвел поле битвы прищуренным взором:

— Не будь у меня времени, ты бы скомандовал Вселенной: «На месте шагом марш» — и всех делов. Или нет, больше похоже на «стоять! смирно!» Чтоб время как хороший солдат перед генералом: стоит навытяжку, ест глазами и не шелохнется!

— Так что, остановить время? — спросил Нортон.

— Не надо. Тут бой местного значения. Буду просто поглядывать время от времени. Выкладывай свои проблемы.

Нортон торопливо изложил ситуацию, закончив словами:

— …а поскольку речь идет о полномасштабной битве с Сатаной, то Луне пришло в голову, что нам не помешает совет специалиста номер один в области войны, то есть твой.

Марс величаво кивнул.

— Воевывал я с Сатаной, случалось, — солидно сказал он, снимая зеленую шапку и платком вытирая вспотевшую лысину. — И скажу тебе, как другу, бивал меня этот хитрый паскудник. Еще как бивал… Лукавого на кривой не объедешь и одной силой не возьмешь. Противник тебе достался знатный. Короче, рапортую: каким совком счистить то, что его чертяка в прошлом нагадил, — не могу знать. Время — не мой театр действий, и тут я стратег плохой.

Нортон приуныл.

— Не вешать голову, Хронос! — продолжал Марс. — Могу дать общий совет по глобальной стратегии битвы.

— Общий так общий, — со вздохом согласился Нортон. — А вдруг да и пригодится.

— Начинай с рекогносцировки — чтоб знать, какой мощью враг располагает. И тогда уже думай, где его самое слабое место и куда нанести концентрированный удар. Без этого пропадешь, если противник превосходит тебя в живой силе или в оружии. Атака в правильном месте и в правильное время — это главное! Не числом, а умением!

— Не числом, а умением! — без особого энтузиазма повторил Нортон.

— Полюбуйся на этих придурков! — воскликнул Марс, сердитым жестом показывая на окрестные горы, где кипел страшный бой. — Лобовое столкновение равных сил! Бессмысленная бойня. Сколько животных и техники угробят без надобности! А если б каждая сторона подошла к войне по-настоящему профессионально… — Марс досадливо крякнул и плюнул. — Короче, глядеть противно, когда любитель пускает кровь любителю. Война — дело серьезное, а они саму идею поганят… Взять твой случай. Против тебя

— профессионал из профессионалов, гений обмана, прах его побери! И твой противник уже победил. А ты, значит, хочешь после драки кулаками помахать

— и поражение превратить в победу. Задача сложная.

— Аминь, — уныло улыбнулся Нортон.

— Но ты, Хронос, ведь тоже парень не промах. Есть у тебя кое-какие силенки. И немалые. Вот ты ими и не пренебрегай. У тебя же оружие, какого ни у кого больше нет! А ты киснешь!

— Что ты имеешь в виду?

Вместо ответа Марс внезапно выхватил откуда-то из-за спины огромный меч, размахнулся — и снес бы Нортону голову, если бы тот инстинктивно не защитился единственным, что было в его руках, — Песочными Часами.

Меч отскочил от них как от танковой брони!

Нортон посмотрел на Часы. Ни царапины.

Марс с довольной ухмылкой прятал свой меч.

— Ты… ты меня чуть не убил! — возмущенно вскричал Нортон. — А если бы у меня реакция была помедленнее?

— Если б у тебя реакция была помедленнее — значит, ты не солдат, — отрезал Марс. — Тогда тебе и жить незачем… Ну так вот, слушай дальше. Мой меч — всем мечам меч. Ничто в мире не может противостоять ему. Он метровую сталь режет как масло. Но и твои Часы — предмет нешуточный. Словом, лобовое столкновение равных сил. И ни одна не может взять верх. Меч не разрубит Часы. А Часы не повредят Меч. Но если применить мой меч с умом да с тактикой — ничто перед его мощью не устоит. Точно так же, как перед мощью твоих Часов. И даже Сатана, если обнаружить уязвимое место в его обороне, окажется бессилен против этих волшебных инструментов. Такой же мощью, к примеру, обладают Нити Судьбы или Коса Танатоса. Но повторяю: удар должен прийтись в слабое место обороны! Только хитростью Сатана победил тебя. И только хитростью победил он и меня — ведь я тоже восставал против его плана дорваться до политической власти на Земле!

— Все так, но…

— Отставить разговор, курсант Хронос! — осадил его Марс, смягчая грубость лукавой улыбкой. Он достал планшет и ручку. — Итак, записываем, что мы имеем. В мире есть пять по-настоящему могучих сил. Это, как известно из физики, так называемые фундаментальные взаимодействия. Пишем их в порядке убывания силы:

СИЛЬНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ЭЛЕКТРОМАГНИТНОЕ СЛАБОЕ ГРАВИТАЦИОННОЕ МАГИЧЕСКОЕ Если первую силу для удобства принять за единицу, или 10^0, то остальные выражаются так: 10^-3, 10^-5, 10^-38, 10^-41.

— Погоди, — воскликнул Нортон, — вся Вселенная не разваливается лишь благодаря гравитационной силе! Эта сила доминирует во Вселенной! А ты ее ставишь после трех прочих! Ну а если говорить о магии…

— Да, — отозвался Марс с хитрой ухмылкой, — на первый взгляд сравнительная слабость гравитации кажется странной. Но недаром говорится в Библии, что первые станут последними и последние первыми. Весь секрет в радиусе действия. Сильное взаимодействие, чемпион среди прочих, работает на расстоянии диаметра одного нейтрона. Если другой нейтрон хотя бы на йоту дальше, ему совершенно наплевать на эту силу; пролетит мимо посвистывая и даже ухом не поведет. Благодаря сильному взаимодействию сцементированы мельчайшие кирпичики материи. Но мы на своем, макроскопическом уровне совершенно не чувствуем этой силы. А то, что называется слабым взаимодействием, имеет и вовсе смехотворный радиус действия — в сто раз меньше диаметра одного нейтрона. Но распад, обусловленный именно этой силой, приводит к ядерному взрыву и летальному радиоизлучению. Электромагнитное воздействие по мощи стоит посерединке между сильным и слабым. Зато радиус его действия бесконечен — и поэтому мы, на своем макроуровне, способны достаточно легко воспринимать его. Если бы по мановению какого-то злого волшебника электромагнитное воздействие вдруг взяло и исчезло — наша современная цивилизация просто развалилась бы. Мы бы остались без радио, без телевидения, без компьютеров и без многого другого!

Марс махнул рукой в сторону происходящего перед ними на земле и в воздухе ожесточенного и, по его словам, бессмысленного сражения.

— К примеру, техника, — продолжил он. — Исчезни вдруг электромагнетизм

— и моторы танков вмиг заглохнут. Однако у этой чудесной силы есть существенное ограничение: она воздействует только на заряженные частицы. Самое могучее электромагнитное поле бессильно против дерева или человеческой плоти. Таким образом, электромагнитное воздействие, имея неограниченный радиус действия, имеет другое существенное ограничение. А вот гравитация, тоже имеющая неограниченный радиус действия, воздействует на любую материю. И поэтому, при формально ничтожно малой силе, гравитация в космических масштабах играет главенствующую роль, ибо она нигде не заканчивается, бесконечно накапливается и воздействует на все.

— Я видел гравитацию в действии, — сказал Нортон, вспоминая черные дыры, которые правят Вселенной. Ведь черная дыра — это что-то вроде бездонного гравитационного колодца. — Сила эффективная!

— Вот именно: сила эффективная! Смешно сравнивать силу тигра и муравья. Но миллион муравьев, действуя слаженно, могут убить тигра. Вот и гравитация копится и копится — пока не достигает такой величины, что любого «тигра» способна посрамить! Отсюда вывод, относящийся напрямую к нашему разговору: именно эффективность силы — самое главное в любой войне.

— Да, не спорю, — вяло согласился Нортон. Аргументация Марса его не слишком увлекала. Получается, если его Песочные Часы — «тигр», то бесы из воинства Сатаны — тот самый роковой миллион муравьев… — Но ты упомянул еще и магию…

— Она в тысячу раз слабее гравитации. Настолько «хилая», что долгое время ученые вовсе отрицали ее существование. Кишка была тонка ее уловить!

— Тут Марс хохотнул, довольный своим чувством юмора. — Эти ученые лоботрясы искали магию на уровне одной молекулы. А магические силенки одной молекулы такие жалкие, что до них ничем не дощупаешься. Есть у магического воздействия еще один недостаток, помимо хилости. Радиус его действия — десять в седьмой степени. То есть примерно диаметр Земли. Поэтому магия землян — это наш междусобойчик, потому как она воздействует только на землян и не беспокоит окружающий космос. Итак, магическая сила слаба и имеет достаточно ограниченный радиус действия. В этом последнем и кроется разгадка ее необычайной эффективности. Она накапливается в небольшом объеме. Каждый кубический километр атмосферы Земли насыщен сверхконцентрированной магией! Вспомни невинные солнечные зайчики, которые прожигают дыры в дереве, если солнечные лучи собрать в пучок при помощи увеличительного стекла! Словом, в итоге магические силы оказываются покруче гравитации! Хорошая порция ядреной магии — с концентрацией порядка 10^42 — расщепляет ядро атома без всякого взрыва. Именно так алхимики получают золото из свинца! Та же хорошая порция магии и другие чудеса может творить. Скажем, заткнуть «черную дыру». Но только маленькую! Не дай Бог сунуться с магией к большой «черной дыре»! Все равно что мину соломинкой щекотать — так долбанет, что кишки по веткам. Магионы надо пущать с умом!

— Магионы? — недоуменно переспросил Нортон.

— Сильное воздействие происходит благодаря глюонам. Слабое — благодаря бозонам. Электромагнитное — благодаря фотонам, а гравитационное — благодаря гравитонам. Ну а дохлячки-магиончики отвечают за работу магии. Но когда в каждом кубическом миллиметре по десять дивизий магионов — тут надо выбрасывать белый флаг! Понял?

— Не то чтобы очень, — признался Нортон. Трудно было сразу проглотить все эти глюоны-бозоны, щедро сдобренные солдафонским юморком.

— Не дрейфь! Мое дело — силовые решения. Поэтому в том, что касается силы и ее применения, я любого академика за пояс заткну! Ты запомни одно: время — это сила! Твои Песочные Часы умеют так концентрировать магионы вокруг себя, что тебе сам Черт не страшен! У тебя, дружище, в руках орудие такой убийственной силы, с которым и против Сатаны в охотку воевать! Конечно, если знать, как это твое оружие применять…

— Вот именно! Если знать! — с горькой улыбкой воскликнул Нортон. — А ты, часом, не подскажешь, как же мне применить мое суперсокровище?

Марс развел руками:

— Не могу знать. Время не по моей части. Могу только ободрить тебя и повторить: мой анализ существующих в мире сил показывает, что у тебя в руках величайшая из них! Запомни, Хронос, борись и ни при каких условиях не сдавайся — и тогда рано или поздно ты непременно одержишь победу. У тебя оружие, против которого Сатана бессилен. Он — Голиаф. Ты — Давид. Победа будет за тобой!

— Ладно, попробую. Спасибо за совет. И прощай.

Обратно в Чистилище Нортон летел с тяжелым чувством. Если бы на будущий бой принимали ставки, он бы поставил скорее на Голиафа, чем на Давида…

Марс выказал уверенность в конечной победе Хроноса. Насколько верен такой прогноз? Даже если Вояка из вояк не ошибается насчет неимоверной силы Часов — что толку в них, коли Нортону невдомек, как их применить против Сатаны. Дай трехлетнему ребенку настоящую пушку — станет ли он от этого сильнее?

В Чистилище первыми словами дворецкого было сообщение, что хозяина поджидает посетитель.

И тут же вошел Сатана.

— Подите вон, Вельзевул! — в сердцах закричал Нортон.

— О-ля-ля! — воскликнул Сатана с любезной улыбкой. — Никакого политеса! Разве можно так грубо с коллегой! У вас есть причина сердиться на меня — я в курсе того, что была другая реальность, в которой мы малость повздорили. Но теперь все прошло и забыто. Как говорится, кто старое помянет… На самом деле я не такой плохой, каким меня малюют. Только дайте мне возможность показать себя с лучшей стороны — и убедитесь в этом сами. Могу вам сразу же явить образчик своего великодушия и незлобивости.

По взмаху сатанинской руки включился объемновизор, и Нортон увидел кормящую ребенка женщину.

Боже правый! Орлин! Живая Орлин — и живой ребенок, которому было уже много больше года от роду!

Сатана довольно усмехнулся, любуясь произведенным эффектом. Затем сказал онемевшему Нортону:

— В этой действительности, на которую вы так напрасно и глупо дуетесь, ваша любимая жива и здорова, и с генами ее малыша все в порядке. Здесь Гея была более внимательна. Ребенок вырастет здоровеньким и унаследует огромное состояние. Не подумайте, что это иллюзия. Отправляйтесь к Орлин и удостоверьтесь во всем лично. Она вас любит и ждет. Вперед, друг мой, не теряйте времени!

С этими словами Сатана исчез, оставив после себя облачко серы.

В душе Нортона все пело. Орлин жива. И с ней радость вернулась в его жизнь!

Несколько мгновений он просто упивался новостью, купаясь в море счастья. Затем подал голос зануда-разум.

Да, он любит Орлин, а она любит его. Их ребенок жив, и всех троих ожидает прекрасное будущее. Но все это — чистой воды взятка со стороны Сатаны. «Я тебе — полное счастье. А ты — смирись и не рыпайся что-либо изменить!»

Если Нортон примет эту действительность, где для него есть приманка, от которой отказаться все равно что руку себе отрубить, — то в результате Сатана будет абсолютным владыкой мира. Нортон-Хронос невольно стал причиной грядущей победы Дьявола, а теперь вдобавок должен стать еще и горячим сторонником сохранения нынешнего положения.

Похоже, Сатана припер его к стене и вот-вот сделает одним из своих холуев!

Нортон зачарованно наблюдал за Орлин, которая теперь играла со смеющимся мальчиком. Как он мечтал о том, чтоб его желанная была жива и счастлива! Как страстно мечтал он об этом! И как долго!

И вот его мечта осуществилась. Но взамен он должен продать душу Дьяволу. Какая мука!

Все расплылось перед его глазами.

Разве можно ставить человека перед подобным выбором? Только Сатана способен так издеваться над смертным!

— Прощай, Орлин! — воскликнул Нортон, судорожным движением выключая объемновизор. Вдруг опустевшему углу комнаты он сказал: — Я просто не могу. Не могу — и все.

Еще несколько минут назад ему мнилось, что он уже забыл Орлин. Но куда там…

Да, разлюбить он ее не сможет. А теперь к прежней муке добавится новая

— и, пожалуй, пострашнее первой. Отныне Нортону суждено до гроба помнить, что он мог вернуть ее к жизни — и не вернул, сознательно не вернул! Можно ли такой ценой заплатить за чистую совесть? Стоит ли ради вечного спасения своей души губить любимую женщину?

Если бы речь шла о спасении лишь его души — он бы не колеблясь предпочел Орлин. Однако на кону было спасение миллиардов душ от Ада…

А впрочем, все эти терзания неактуальны до тех пор, пока он не сообразит, как переиграть историю и вернуть ту, неугодную Сатане реальность.

Но теперь, зная о роскошной награде за лояльность, будет ли он с прежним жаром противостоять Сатане? Одно дело, когда чего-то хочет разум, и совсем другое — когда сердце. Если сердце Нортона упрется, то разуму будет в сто раз труднее искать средства борьбы с Сатаной…

А с другой стороны, он уже принял решение. Даже если он вступит в бой с Дьяволом и проиграет, то останется вечная память о том, что в какой-то момент, хотя бы и в душе, он пожертвовал любимой женщиной ради принципа. Значит, принцип для него важнее любви, важнее даже физического существования любимой!

У такого принципа — привкус человеческого мяса!

О, Сатана велик, воистину велик в умении использовать слабости людей!

Мало-помалу мысль Нортона, уткнувшись в тупик, приобрела другое направление.

А с какой стати Сатана взял на себя труд что-то предлагать Хроносу? Ему что — своих забот мало? Остались считанные годы до момента, когда Князь Тьмы станет полным владыкой мира. Столько разных приготовлений нужно сделать, дабы все задуманное прошло как по маслу! И вдруг Сатана, несмотря на сумасшедшую занятость, тратит драгоценнейшее время на визит к Хроносу. Неужели из трогательного желания сообщить «коллеге», что его любимая жива и здорова?

Пусть дураки верят в благородные порывы Дьявола!

Нортон теперь ученый — уже не один раз приложен мордой об стол!

Остается еще вариант: Сатана явился покуражиться, поиздеваться, подразнить. Дескать, как я тебя! А ты еще и радоваться будешь и в душе меня благодарить — ведь в итоге тебе не кое-что обломилось, а ого-го сколько!

Но это было нелепое предположение. Сатане нынче некогда куражиться — слишком занят. Весь кураж отложен на потом, когда он действительно подомнет под себя всю Вселенную.

Итак, Сатана пришел дать взятку.

А взятку просто так не дают. От берущего ждут или каких-то действий в пользу дающего, или бездействия — опять-таки в пользу дающего.

Тот факт, что Сатана старается добиться лояльности от Хроноса или хотя бы подточить его желание сражаться, может обозначать лишь одно: Князь Тьмы не уверен до конца в своей победе. Иначе чего ему хлопотать?

А раз Сатана в своей победе уверен не до конца — значит, есть способ его победить!

Прав, трижды прав Марс в своем совете: борьбу прекращать нельзя! Такой знаток войны глупость не подскажет!

Как там говорил коротышка в хаки? Давид и Голиаф?

Похоже, господин Голиаф нервничает. Господин Голиаф сомневается в абсолютности своего могущества. Господин Голиаф поджидает Давида в прихожей и с любезной улыбочкой просит отказаться от сражения. «Давид, силач ты наш ненаглядный, позволь мне подарить тебе самую прекрасную женщину, Далилу. А взамен я прошу пустяк — твои волосы. Зачем они тебе — через месяц новые отрастут!»

Конечно, Далила — это из другой легенды, да и Орлин не подходит на роль подлой соблазнительницы. Но суть остается той же. Сатана намерен вывести опасного противника из игры. Из чего следует вывод: из игры выходить ни в коем случае нельзя!

Странно все вышло: когда Нортон пребывал в полном отчаянии, именно враг влил в него новые силы — тем, что невольно признал в нем могучего и грозного противника.

А теперь, когда Нортон немного успокоился и воспрянул духом, до него вдруг дошло, что Сатана дал маху со своей взяткой и в другом отношении.

Подарок-то, оказывается, негоден к употреблению!

Ведь Хронос как жил вспять, так и будет жить вспять. Какое-то время он сможет встречаться с Орлин — мельком, разворачивая себя во времени с помощью Часов. А затем, очень скоро, она выйдет за пределы его срока в должности Хроноса — и конец. После этого он сможет посещать ее в образе невидимого бесплотного духа. Так что Сатана, по сути, торжественно вручал ему коробку с воздухом — в надежде, что Нортон не сразу развяжет пестрые бантики и еще долго будет оставаться в плену очередной дьявольской иллюзии.

Однако Нортон не мог не возгордиться тем, что свое страшное решение он принял до того, как осознал иллюзорность взятки. Хотя он грешен и порою удручающе глуп, но есть в нем твердая косточка…

Конечно, живая Орлин и живой ребенок — это замечательно. Но так ли уж это замечательно — при данных обстоятельствах, в данной реальности? Куда идет эта реальность? Под пяту Сатане. Где через несколько лет окажутся чудесно спасенные Орлим и Гавейн-младший? В земном Аду. Чем это лучше смерти? Нет, взятка Сатаны совсем гнилая! Любой дар Дьявола оказывается в итоге мерзостной кучей дряни!

Ах, если бы каждый человек на Земле мог увидеть, что именно предлагает им Сатана, сторонники которого скоро победят на выборах! Нортон на собственной шкуре убедился в хитрости и коварстве Сатаны, который никаких обещаний не держит. То-то было бы хорошо, имей и все люди такую же свежую и четкую память о сущности сатанинских посулов!

То-то было бы хорошо, помни все о том, что произойдет в будущем!

Тогда бы у этого будущего не было ни единого шанса наступить!

Увы, все это пустые мечтания…

Или нет?

Нортон поставил перед собой Песочные Часы и молча долго созерцал ток белого песка. Итак, он живет в обратную сторону — то есть из будущего назад. Но стоит приказать, и Часы сделают то же самое для любого другого. Его могучее орудие может перемещать кого угодно по времени, а если потребуется — способно весь мир заставить несколько часов жить вспять. Да, слабенькие магионы Часов, собранные в могучие армии, умеют творить дивные дела! Тут Марс совершенно прав.

Но как заставить обычных людей увидеть собственное будущее — то, что еще не произошло? Разве Часы способны на такое?

Жим.

— Жимчик! — радостно воскликнул Нортон. — Опять я совсем про тебя позабыл! Ведь твой совет нужен мне как никогда!

Он чуть было не пустил слезу, подумав о своей несчастной судьбе и о том, что были у него и друзья и любимая женщина, а в итоге вышло — главным и неизменным товарищем ему был и есть именно Жимчик, добрый демон в виде колечка-змейки… Тут тебе и горечь, тут тебе и радость… Да, Жимчик — самый верный друг, прошедший сквозь все испытания!

Жим.

— Так ты говоришь, что Песочные Часы могут показать людям их будущее?

Жим. Жим. Жим.

Гм-м. Значит, надо сузить вопрос и задать его точнее.

— Могут, да? Но только в определенных рамках? И эти рамки — время моего пребывания на посту Хроноса?

Жим.

Однако на своем посту он пробыл всего несколько дней. Значит, будущего люди увидят с гулькин нос — всего лишь на несколько дней вперед. Плохо. Ему нужно, чтобы они видели вперед по меньшей мере на восемнадцать лет — именно через восемнадцать лет Сатана не допустит Луну к политической жизни и начнется череда необратимых изменений.

Жим.

— Что обозначает твое «да»? Мы можем заполучить эти восемнадцать лет?

Жим.

— Погоди, дай подумать… Я могу вернуться в то время… в канун проигранных выборов… и… и показать миру, в какое дерьмо он ненароком вступает?

Жим.

Однако Нортон уже осознал недостаток такого решения. Никаких страшных зримых изменений не произошло за те восемнадцать лет, что протекли после того, как Луне закрыли путь в большую политику. Ужасы начнутся лишь с приходом Сатаны к власти, а это случится за пределами нортоновского срока в должности Хроноса. Стало быть, он не в силах показать людям грядущий кошмар, ибо Сатане хватит ума не повергать мир во мрак раньше времени. Начнется все крайне мило: больше порядка, больше справедливости. Опытный охотник никогда не спугнет дичь. Сперва он ее приманит и успокоит… Так что Нортону нечего предъявить людям с помощью своего чуда. Только обычный ход вещей — нормальное на любой взгляд будущее.

Жим.

— Что «жим»? Почему «жим»? — немного сердито спросил Нортон. — Ведь не сработает! Никаких ужасов. Какая мне от этого польза?

Жим-жим.

— Сработает?

Жим.

— Ты уверен?

Жим.

— Хорошо, Жимчик. Ты прежде никогда не ошибался. Будем надеяться, что и сейчас прав. Хотя я и не понимаю, на чем основан твой оптимизм. Так что мне делать? Повелеть песку приобрести какой-то особенный цвет?

Жим.

— Какой именно? Пурпурный? Золотой? Оранжевый? Фиолетовый? Серый? Серо-буро-малиновый? Коричневый?

Жимчик отозвался лишь на последний из цветов — тремя «жимами».

Нортон почесал затылок:

— Говоришь, что ни один из вышеперечисленных цветов? Но коричневый — уже «тепло».

Жим.

— Но я перебрал вроде бы все главные цвета и оттенки. А ты ведешь себя так, словно никакой цвет или комбинация…

Жим.

— Никакой цвет? Но ты же…

Жим.

— А-а! Дошло! Никакой цвет — это же прозрачный!

Жим.

— Значит, прозрачный цвет песка позволяет, не поживя в будущем, заглянуть в него и сохранить воспоминание об увиденном. Он делает завесу будущего прозрачной. Так?

Жим.

— Отлично! Давай-ка попробуем! — возбужденно воскликнул Нортон.

Он сделал песок желтым и пропутешествовал над Землей к тому месту, где, согласно подсказке Жимчика, находилась Луна сразу после неудачных выборов.

Увидев, что они в Кильваро, возле особняка Луны, Нортон сказал Жимчику:

— Потерпи, дружок, мне кое-что надо сделать перед тем, как начнутся главные события.

Он повелел песку стать зеленым и протянул руку, чтобы позвонить в дверь особняка.

Но прежде чем он нажал кнопку, дверь распахнулась сама.

Его ждали!

И не одна Луна. За ее спиной были Танатос, а также Марс, Атропос и Гея.

Не иначе как Лахесис предупредила их о его визите и собрала здесь именно в этот день и час. Как все это удивительно! Как трудно к этому привыкнуть: он только что, десять секунд назад, решил зайти напоследок к Луне — а Лахесис это было известно давным-давно!

— Мои камни подсказали мне, что вы уже у двери, — сказала Луна. — Мы все желаем вам успеха в задуманном деле.

А он собирался рассказать ей о своем замысле. Оказывается, в этом нет никакой нужды!

— Но вы понимаете, что если я преуспею, то вас в том виде, в котором вы сейчас, больше не будет. Вы даже не будете помнить об этой жизни. Ни один из вас!

— Мы понимаем, Хронос, — ответила за всех Луна. — Да свершится воля твоя. Ты разбираешься во Времени лучше всех нас.

Она взяла его за руку и нежно поцеловала в щеку.

Нортон вздохнул. Господи, какая женщина!

Потом он помахал всем Песочными Часами и смущенно сказал:

— Ну так что… значит, прощайте…

Было грустно и больно смотреть, как эти мужественные люди ради общего блага вычеркивают восемнадцать вполне счастливых лет из своего прошлого — решаясь прожить их совершенно иначе и не ведая толком, какие повороты и колдобины ожидают их на новом пути…

Нортон сделал песок голубым и стал двигаться в глубь прошлого.

Жимчик подал сигнал, когда они пролетали мимо нужного дня и часа.

Теперь Нортон так набил руку, что попал в нужное место и в нужное время с точностью до минуты.

Он оказался внутри луновского особняка в Кильваро.

Поникшую Луну обнимал не менее расстроенный Танатос. Платочком женщина вытирала следы недавних слез. Сейчас она была на восемнадцать лет моложе, но в этот горестный момент выглядела сорокалетней. И все равно она хороша, подумалось Нортону, и все равно ее глаза — как окна в Рай.

— А-а, Хронос, — устало приветствовала его Луна. — Спасибо, что вы пришли разделить с нами этот тяжелый час.

— Сейчас Луне предстоит встретиться с прессой. Они набросятся, как шакалы.

— Но сперва перед прессой должен выступить я, — сказал Нортон. — У меня есть заявление к человечеству.

— Бросьте, Хронос, — возразил Танатос. — Они и вас сожрут и выплюнут. Не надо вступаться за Луну. Это не входит в ваши обязанности.

— Нет, это очень даже мое дело! Я чувствую себя ответственным за то, что она проиграла выборы и на нее вылито столько помоев! Я обязан исправить несправедливость!

Танатос удрученно покачал головой:

— Вы и не представляете, Хронос, в какой грязи вываляли Луну! Никакая защита не спасет ее доброе имя. Люди доверчивы, а слуги Сатаны хитры и подлы. Надо плюнуть на все и забыть. Иного выхода нет.

— Позвольте мне попробовать, — стоял на своем Нортон.

Луна ласково положила руку на плечо Танатосу и сказала:

— Ты только посмотри на камни правды!

Оба мужчины покосились на каминную доску, где крохотными звездочками светились два обычно серых и неприметных камушка.

— Камни правды говорят, что Хронос прав, — сказала Луна.

— Хорошо, я сдаюсь, — развел руками ее возлюбленный.

Втроем они вышли к журналистам, которые оккупировали поляну перед домом.

Провал Луны на выборах превратился в сенсацию по двум причинам: во-первых, хорошенькая женщина, а во-вторых, публику изумила и заинтересовала развернутая против нее невиданная кампания травли.

Поэтому телекамер было великое множество.

— Прежде чем я сделаю свое заявление, — сказала Луна, — к вам обратится мой друг Хронос.

— Это что еще за фокусы! — выкрикнул наглого вида журналисток, стеклянный взгляд которого выдавал в нем переодетого демона. — Мы пришли сюда послушать, что эта бабенка скажет после того, как ее так лихо прокатили. Нам всякие Хроносы-Хреносы не нужны!

Лицо Танатоса налилось кровью, и он рванулся вперед.

Хронос схватил его за рукав и оттеснил себе за спину. А наглеца он так двинул Песочными Часами в нос, что тот упал.

Остальная журналистская братия только захохотала. Побитому хаму никто не посочувствовал.

— Прислужники Сатаны самым подлым образом оболгали достойную женщину, — громко и твердо сказал Нортон. — Сейчас я покажу вам ваше собственное будущее — каким оно будет, если справедливость не восстановить.

Он сделал песок прозрачным и повелел Часам охватить своим действием всех людей планеты.

Этот приказ был необычным.

Необычной была и сила магической энергии, истекающей из Песочных Часов. Нортону казалось, что он каким-то шестым чувством ощущает концентрированное могущество слабейшей из сил.

Но в окружающем мире ничего не изменилось. Магионы проникли только в мозг каждого человека — и сделали свое невидимое дело.

А то, что они свое дело сделали, стало ясно по гробовой тишине, которая установилась на газоне перед особняком Луны. Добрая сотня журналистов застыла в молчании. Казалось, они вдруг задумались над чем-то очень важным:

И вдруг один оператор завизжал и бросил камеру на землю.

— Проклятье! — закричал он. — Я скоро умру! В будущем году я буду снимать террористов, взявших заложников… бомба взорвется — и мне кранты! Я помню! Пропадите вы все пропадом, я в ваши игры не играю. И секунды здесь больше не пробуду!

Он опрометью бросился прочь.

В следующий момент репортерша в первом ряду журналистов вдруг развернулась и залепила звонкую пощечину режиссеру выпуска новостей.

— Негодяй! — заорала она. — Ты променяешь меня на эту рыжую шлюху, свою секретаршу!

Режиссер и не пробовал отрицать, потому что и он помнил эту «рыжую шлюху», которую впервые увидит и наймет на работу лишь через пару месяцев. Его занимало совсем другое. Он испуганно бормотал:

— Матерь Божья, этого не может быть! Только не со мной! Почему со мной? У меня будет СПИД! Но я ведь не гомик и не наркоман! Почему?

— Значит, твоя рыжая — наркоманша или потаскуха, — хладнокровно заметил стоявший рядом шофер редакционного автомобиля. — Мой дядя тоже подцепит в будущем году СПИД и даст дубаря уже через пару лет.

Только произнеся это, он осознал свое новое знание. Лицо у него исказилось.

— Какой ужас! — возопил он. — Мой любимый дядя умрет — так скоро и так страшно!..

Кто-то справа от шофера громко причитал:

— Лейкемия? Через пять лет я скончаюсь от лейкемии? Как же я могу помнить то, что случится со мной через пять лет? Но я помню! Надо быстрей к врачам. Может, еще не все потеряно. Может, еще выкручусь…

Каждый теперь был занят собой и не обращал внимания на других. Все люди словно с ума сошли. Одни метались и рвали на себе волосы, другие погрузились в уныние и побрели прочь.

Хаос, который Хронос и его друзья наблюдали перед особняком Луны, на самом деле охватил всю планету.

Сотни миллионов людей узнали о том, что их ожидает смерть в ближайшие восемнадцать лет. Позабыв обо всем на свете, они пытались что-то предпринять для того, чтобы изменить свою судьбу. Суетливые попытки действительно меняли судьбу — не всегда к лучшему. И тогда они суетились снова, чтобы изменить уже новый вариант судьбы. А с учетом того, что изменения в жизни одних влекли за собой изменения в жизни других, а эти изменения в свою очередь влекли изменения в изменениях… Словом, на планете воцарился сущий бедлам.

Со стороны могло показаться, что Сатана уже победил и утвердил на Земле Ад.

Через некоторое время Князь Тьмы явился к Нортону собственной персоной. На сей раз он не был похож на милого дюжинного джентльмена с холеной бородкой. Теперь его глаза сверкали гневом, из ноздрей вырывалось пламя, язык раздвоился как у змеи, а из-под волос торчали рожки.

— Я не искал ссоры с тобой, — прошипел Сатана.

— Да, в этом году ты был со мной сама любезность, — спокойно ответил Нортон. Песок в его Часах по-прежнему оставался прозрачным. — Но в ближайшем будущем ты собирался вытереть об меня ноги.

— Ты создал хаос на Земле! — прогремел Сатана, еще больше бесясь от перемены, произошедшей с Хроносом. Теперь это был не робкий невежда, который мало-мало не заискивал перед многомудрым Отцом Лжи. Перед Сатаной стоял гордый и смелый Хронос, хорошо усвоивший полученные болезненные уроки.

Этот новый Хронос лукаво взглянул на Дьявола, потом обвел взглядом улицу города, где происходила их встреча, и насмешливо процедил:

— Какой хаос? Дома на месте. Люди заняты делом.

— Не придуривайся! Жизнь застопорилась. В этом бардаке никто не может работать.

— Как, даже ты, о могущественный Сатана? — ехидно удивился Нортон.

Постепенно он осознавал весь масштаб того, что сам сотворил.

Оказалось излишним показывать людям грядущие злые деяния Дьявола. Им достаточно было показать их обычное будущее — с будничными катастрофами, с гибелью самой надежной любви и с физической смертью. И это было почище наистрашнейшего фильма ужасов! Внезапно приобретенное знание всех деталей и точного времени своих несчастий и смерти повергло каждого человека в исступленное состояние, близкое к истерике утопающего. Воистину завеса над будущим — великое благо. А сорвать ее — жестокость необычайная!

— Я убежденнейший сторонник Порядка! — запричитал Сатана, меняя тактику. — Я вечность угробил на то, чтобы на Земле установился порядок. У меня были замечательные планы, грандиозные планы! А ты встал поперек!..

Нортон помалкивал. Только брови его несколько взметнулись вверх: дескать, ну и к чему же ты клонишь, чемпион среди врунов?

— Я ничего не смогу реализовать, если они будут помнить вперед!

Нортон и тут ни слова не проронил. Разумеется, трудно одурачить людей, если они видят свою жизнь на много-много лет вперед!

— Чего ты хочешь, изверг? — наконец спросил сквозь зубы Сатана.

— Будто ты сам не знаешь, коллега.

Рожки Сатаны уже давно раскалились добела — словно кусочки железа в печи. Теперь от них посыпались искры.

— Хорошо, Хронос! Твоя взяла. Эта сука победит на выборах. А потом и в сенат пролезет.

— Кто-кто?

Между рожками Сатаны проскочила молния.

— Эта в высшей степени достойная женщина, — выдавил он из себя.

— То-то!

Нортон позволил песку стать зеленым.

Довольно усмехнувшись, он смерил врага презрительным взглядом и сказал:

— Верю вам на слово, уважаемый.

— И напрасно, дурень, — отозвался Сатана и сделал едва заметный жест рукой.

В то же мгновение они оба оказались в Аду.

Желтоватый туман скрывал подробности пейзажа. Но у Нортона не возникло ни малейших сомнений насчет того, куда они попали. Ад и пахнет-то Адом!

— А теперь покажи свой фокус моим чертям, — расхохотался Сатана. — Надеюсь, им будет любопытно узнать свое будущее!

Нортон с грозным видом поднял чудо-Часы… но туман был так густ и так прилежно льнул к стеклу, что Повелитель Времени был не в силах различить цвет песка! Это был настоящий туман, а не сатанинская иллюзия, потому как он не пропал, когда Нортон вперился в него сосредоточенным взглядом и повелел ему рассеяться.

Он лихорадочно соображал, что же ему делать теперь. Сатана ни убить, ни удержать его в Аду не может. Значит, эта ловушка затеяна с единственной целью — отвлечь Хроноса и выиграть время. Если Князь Тьмы уладит свои делишки за время отсутствия противника, то Нортон опять окажется в тупике: закон о третьем лишнем не позволит ему вернуться в тот же момент и исправить то, что натворит Сатана. Следовательно, нанести решающий удар и закончить свою миссию необходимо сейчас и здесь.

Легко сказать «сейчас и здесь»! Но как?

Нортон был в бешенстве. Сатана его достал! Пора кончать этот балаган!

Несмотря на ярость, Нортон сохранил ясность мысли.

«Жимчик, — мысленно обратился он к своему кольцу, — можешь помочь мне раз и навсегда разделаться с Сатаной?»

Жим.

«Какой цвет? Прозрачный?»

Жим-жим.

— Что? — расхохотался Сатана. — Все еще тормошишься? Все еще трепыхаешься? Слабо тебе против меня! Слабо!

Из ноздрей Князя Тьмы вился серый сернистый дымок, который смешивался с желтым туманом.

— Ну хватит, хватит баловаться! — раздраженно сказал Сатана. — Все равно зря!

Он вдруг выбросил руку вперед и быстрым движением сорвал Жимчика с пальца хозяина. Тот и ахнуть не успел!

— Этот демон принадлежит мне! — рявкнул Сатана.

Вот теперь Нортон действительно ощутил себя выброшенной на берег рыбой

— и внутренне затрепыхался!

Он утратил своего самого бесценного советчика!

Сатане не дано посягнуть на Песочные Часы; Жимчик, увы, защиты свыше не имеет.

Такой беспардонности Нортон не ожидал даже от Сатаны. Не мог он представить себе Князя Тьмы в роли жулика!

Мог не мог, а должен был ожидать худшего! Опять Нортон недоглядел, опять враг посрамил его…

В отчаянии он приказал песку стать коричневым — первое, что пришло в голову. Пусть он и не увидит результата глазами из-за густого адского тумана, но Часы обязательно подчинятся.

Сатана вдруг окаменел с округленными от удивления глазами. Сернистый дымок стал втягиваться обратно в его ноздри.

Нортон не менее обалдело наблюдал за своим врагом. «А что же я, собственно, сделал?»

Сатана дернул головой и всосал в рот столбик огня. Из воздуха в его рожки вскакивали искры.

— !аднуре аз отЧ — растерянно пробормотал он.

Сатана начал жить в обратную сторону!

Но только он один — потому что с чертями, которых Нортон различил в тумане, ничего особенного не произошло. Они с удивлением наблюдали за своим ошалелым хозяином. Коричневый цвет повернул время вспять только для их повелителя!

Нортон понимал, что из этой передряги Отец Лжи как-нибудь да вывернется. Дело не в том, чтобы оставить его в нелепом положении навсегда. Главное, показать ему, что и Хронос не лыком шит, что и он способен ответить ударом на удар и доставить Сатане массу неприятных моментов!

Нортон потянулся к руке врага, чтобы отнять у него Жимчика.

Сатана хотел отдернуть руку, но рефлекс в обратном времени дал обратный эффект: резким движением он протянул свою руку навстречу руке Нортона. Тот без колебаний отнял кольцо, и через мгновение Жимчик оказался на своем законном месте.

Жи-и-и-и-ммммм!!! Казалось, что Жимчик смеется.

Нортон решительно пошел прочь — и тут же сатанинская иллюзия рассеялась. Он был на улице перед особняком Луны.

Сама Луна и Танатос стояли чуть поодаль. У них были встревоженные лица.

— Мы видели желтый туман, — сказал Танатос. — Извини, что не вмешались. Мы решили, что ты сам разберешься с Сатаной. У каждой инкарнации рано или поздно лопается терпение, и она оказывается перед необходимостью прояснить до конца свои отношения с Князем Тьмы и по возможности поставить его на место.

— Спасибо, друзья, вы поступили правильно.

Он обернулся и увидел в нескольких шагах от себя Сатану. Тот все еще пребывал в клетке назад идущего времени.

— Надеюсь, теперь-то ты образумишься, Повелитель Мух, — сказал Нортон.

— Мне бы не хотелось снова показывать тебе силу. Или мои надежды опять беспочвенные — и ты готов опять обмануть?

Сатана от бешенства стал накаляться словно нить в электрической лампе. Через пару секунд он превратился в пылающую сферу — и вдруг взорвался и рассыпался как петарда.

Пусть проваливает! Теперь он нескоро придет в себя и нескоро возьмется за свои прежние козни!

Нортон испытал огромное облегчение. Наконец-то он был доволен собой по-настоящему! Он сразился с Сатаной напрямую — и вышел победителем. Марс дал мудрый совет: борись и не сдавайся! Вот он и боролся, пока не одержал верх!

Нортон повернулся к Луне:

— В ближайшем же выпуске новостей объявят о вашей победе на выборах. Ваша репутация будет полностью восстановлена. Вы начинаете блестящую политическую карьеру. Поздравляю.

— Спасибо вам, Хронос, — слабым голоском ответила Луна, еще не веря в свое счастье.

Танатос шагнул к нему и протянул руку скелета:

— Я знал о твоей силе, Хронос. Но не ведал, что она так велика!

— Да я и сам этого не ведал! — отозвался Нортон, пожимая протянутую руку.

Он понимал, что сейчас не время вспоминать и обсуждать ту первую, давнюю встречу с Танатосом, которая произошла восемнадцать лет назад.

— Прощайте, и всего вам доброго, — только и сказал он. После чего повелел песку принять красный цвет — и вернулся в свое настоящее.

Стоило Нортону очутиться на улице перед особняком Луны, как рядом с ним снова возник Сатана.

— Как ты посмел! — заорал взбешенный Князь Тьмы. — Как ты посмел!..

Нортон высоко поднял Часы и повелел песку стать коричневым. Сатану опять словно ветром сдуло.

Тогда Нортон перевел Часы в режим зеленого песка и оказался у парадных ворот, где находились все инкарнации — и Луна.

— Мои камни посоветовали мне непременно быть на этой встрече, невзирая на неотложные политические дела, — сказала она. — Теперь я вспомнила, Хронос. Я обязана вам не только жизнью, но и тем, что оказалась на своем высоком посту. Вы помогли мне победить сперва на выборах в палату представителей, а затем и в сенат. Я ваша вечная должница.

— А я — ваш вечный должник, — ответил Нортон. — Когда возникнут критические обстоятельства, вы просто сделайте то, что велит вам совесть. Противление Дьяволу — наш постоянный и неотменимый долг. Мы все должны неусыпно следить за тем, чтоб Сатана знал свое место, и в случае нужды прилагать максимум усилий, дабы вовремя окоротить его.

— Да, несомненно, — поддержал Танатос. — Но как бы мне хотелось, чтобы мы сумели вознаградить вас, мой друг Хронос, за ваши многосложные и благие труды…

— Спасибо за доброе слово, — сказал Нортон. — А награды — это все пустое.

Но про себя он с горечью подумал, что вот сейчас ему придется вернуться в унылые будни, которые потекут в направлении, противоположном мировому времени. И все здесь присутствующие «забудут» о том, что произошло, потому что это произойдет в их будущем. Его деяние окажется как бы в забвении, потому что он удаляется от него в прошлое. Это немного обидно.

— Я позабочусь о том, чтоб Хронос был вознагражден, — вдруг объявила Атропос — и превратилась в Клото, которая весело протараторила: — Хроносик, держи пока песок зелененьким, чтоб я ничего не позабыла до той поры, когда мы окажемся в твоем доме!

Нортон окинул ее восхищенным взглядом. По такому случаю она принарядилась еще эффектнее, чем обычно. Картинка! И главное, сияние в ее глазах говорило о том, что она читает в нем, как в открытой книге. И то, что она читает — ей нравится!

Если задуматься, то в его тяжком одиноком труде есть определенные прелести!