Воплощения бессмертия. Книги 1-7

1. МИМ

Выступала бродячая труппа из тех, что ездят по деревням, существуя на брошенные им рупии. Здесь был и прикованный цепью дракон, выпускавший из носа дым, а иногда, по специальному сигналу хозяина, даже огонь, и гарпия в клетке, хлопавшая крыльями и изрыгавшая брань на зрителей, и русалка в чане, которая могла за умеренную плату высунуть голову из воды и поцеловать желающего. Обычный состав, ничего особо впечатляющего, но детишек они очень забавляли. Дракон был старый и дряблый, гарпия — безобразная, а русалка, хотя и довольно миловидная, судя по всему, не говорила на местном наречии. С другой стороны, их представления были непритязательны и дешевы, так что толпа собиралась многочисленная.

Человек, внимательно наблюдавший за выступлением, не обладал особыми приметами. Немного ниже среднего роста, в выгоревшей серой накидке, молчаливый. Очевидно, на лице у него были какие-то болячки, поскольку лицо скрывали грязные бинты, из-под которых виднелись лишь глаза, нос да рот. Он имел знак касты шудр (*1), хотя внешне походил на арью (*2). Поскольку никто из «дважды рожденных» (*3) не стал бы по собственной воле общаться с более низкими «однажды рожденными» торговцами или разной чернью, то приходилось верить знаку касты.

Разумеется, юридически касты давно упразднены в большинстве районов Индии. Но закон далеко не всегда отражает действительность. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на реакцию человека, случайно коснувшегося парии.

Представление уже было в полном разгаре. Фокусник проделывал на сцене всевозможные номера, заставляя духов появляться в клубах дыма и извлекая из котелка птиц. Одна из птичек уронила каплю на голову зрителя, что вызвало его громкое возмущение. В ответ фокусник мановением руки превратил птицу в сверкающую золотую монету, упавшую и покатившуюся под ноги обиженному зеваке. Тот хотел было поймать монету, но она обернулась ядовитой змеей, зашипела и прыгнула на зрителя, что вызвало хохот толпы. Отличные фокусы!

Потом выступала экзотическая танцовщица, колыхавшаяся в обществе гигантского питона. Ее номер был отчасти художественным, но по преимуществу эротическим, поэтому мужчин среди зрителей заметно прибавилось. Питон разинул пасть и заглотил левую руку артистки. Танец продолжался, а рептилия пожрала за рукой голову, а после и все тело исполнительницы. Под гром аплодисментов в пасти исчезли ноги, и змея тяжело заползла обратно в клетку, полускрытую занавесом.

Теперь на маленькую сцену вышла поразительно красивая молодая женщина с арфой. У нее была очень бледная, почти что белая кожа и медового цвета волосы. Женщина села и начала играть и петь на английском языке, который обычно, хотя и не всегда, в той области понимали. Это было что-то новенькое, и аудитория притихла.

Слова и музыка полились и захватили слушающих. В песне было нечто такое, что приковывало всеобщее внимание, даже тех, кто не понимал слов. Создавалось впечатление, будто огромный оркестр аккомпанирует божественному хору, — хотя это была одна-единственная женщина и ее инструмент. Ничего подобного еще никто не слыхивал, поэтому все стояли как завороженные.

Когда пение кончилось, воцарилась тишина. А потом к ногам певицы полетели рупии, закрывая ее ступни прекрасным металлическим блеском. Толпа подалась вперед, умоляя спеть еще.

Женщина улыбнулась и опять запела. И снова все вокруг замерли в восхищении. Теперь даже земледельцы и купцы из касты вайшиев присоединились к толпе и слушали, позабыв о своем достоинстве. После второй песни на сцену посыпался прямо-таки град рупий от этих более состоятельных слушателей. Об аплодисментах и говорить нечего!

Мужчина-шудра стоял словно громом пораженный, хотя женщина с арфой уже ушла в свой фургончик и на сцене выступал другой артист. Соседи толкались; он наконец очнулся и с отсутствующим взглядом отошел в сторонку.

Человек пробрался к стене, где народа почти не было, и оперся об нее. Залез во внутренний карман и достал оттуда кольцо в виде свернувшейся змейки. Надел колечко на мизинец и украдкой поднес к забинтованному лицу.

— Она? — прошептал он по-английски.

Змеевидное кольцо ожило и сдавило мизинец один раз.

Человек снял кольцо и отправил его в потайной карман. Потом некоторое время постоял, размышляя. Как познакомиться с очаровательной и талантливой женщиной? Как она к этому отнесется? Он мог бы получить подробные советы от кольца, однако предпочел самостоятельно ответить на вопросы, ибо обладание кольцом могло его выдать, если кто-нибудь увидит.

В конце концов мужчина дождался сумерек, когда толпа разошлась и бродячая труппа стала готовиться к ночлегу. Тогда он подошел к фургончику, куда ушла женщина с арфой, и негромко похлопал в ладоши, чтобы дать о себе знать, не привлекая чрезмерного внимания.

Появилась женщина.

— Да?

Прекрасные светлые волосы сейчас были покрыты толстой шалью, и она переоделась в домашнюю юбку и кофту, которые тем не менее не могли скрыть ее красоты.

Мужчина открыл рот, но не сказал ни слова, а только беспомощно зашевелил руками.

— Простите, — промолвила женщина, — я вижу, вы ранены. Однако я не знаю местного наречия. Вы говорите по-английски?

Человек сделал еще одну попытку. Он задвигал губами, и наконец послышалась речь:

— Га-га-га-говорю.

Она пристально посмотрела на него и покачала головой:

— Вы стесняетесь? Не стоит. Что вам угодно?

Мужчина снова с трудом заговорил:

— Н-н-не с-с-с-стесняюсь. Я за-за-за-заика.

Женщина даже не улыбнулась.

— Войдите, — пригласила она.

Он вошел за ней в фургон. Внутри было тесновато, однако все расставлено так разумно, что оставалось достаточно места для двоих. Они сели напротив друг друга.

— Мы с вами не знакомы, — сказала женщина. — Мне никогда раньше не доводилось встречать человека с такой проблемой, как у вас. Простите, если я что-то сделаю не так. Но я не знаю, чем могу помочь вам.

Мужчина опять начал выдавливать звуки. Ему требовалось время, чтобы сложить их в слова, однако женщина была терпелива и не пыталась перебивать или подсказывать. В сокращенном виде его речь сводилась к следующему:

— Мне необходима помощь, чтобы покинуть это княжество.

— Если вы совершили какое-то преступление и бежите от правосудия, я не стану помогать вам, — предупредила женщина.

Он заверил ее, что не является преступником; просто ему нужно отбыть инкогнито.

— Опять-таки извините меня, — возразила она, — однако я должна просить вас прикоснуться к моей арфе. Это поможет мне судить, говорите ли вы правду.

Он дотронулся до арфы. Ничего не произошло.

Женщина улыбнулась:

— Благодарю. А теперь давайте познакомимся. Меня зовут Орб Кафтан Ирландская. Пением я зарабатываю пропитание. Моя арфа — дар Горного Короля, она не терпит прикосновения бесчестного человека. Извините, что усомнилась в вас.

— Я… не могу открыть вам, кто я такой, — произнес, запинаясь, мужчина. — Я не ранен, но ношу повязку, чтобы скрыть лицо.

— А! Политический беженец?

— Приблизительно. — Его заикание уменьшилось от теплого участия женщины, и все же это слово было нелегким испытанием.

— Позволите взглянуть на ваше лицо?

Он размотал бинт. Лицо оказалось чистым и миловидным, почти аристократическим.

— Однако я не могу открывать его на людях.

— Думаю, мы могли бы помочь, хотя не уверена, что этот способ вам понравится, — проговорила Орб. — Нам постоянно нужны рабочие руки, чтобы ухаживать за животными, чистить клетки, прибирать, оказывать разные услуги. Сдается мне, что у вас более высокое происхождение.

— Да. Но я буду работать.

— Может, мы сумеем придумать вам маскировку получше, — предложила она.

— Давайте-ка я принесу маску.

Орб надела ему маску клоуна. Она заверила, что это не будет выглядеть странным, пока он останется с труппой, поскольку большинство из них выполняли по нескольку работ, выступая как конферансье или ассистенты.

Так мужчина присоединился к труппе и начал выгребать драконий навоз, чистить клетку гарпии и кормить рыбой русалку. В качестве платы за работу он получал еду, койку в кибитке и право оставаться анонимным.

Труппа не спеша переезжала из деревни в деревню, нанятые слоны тащили повозки, на каждой стоянке устраивались представления.

Через несколько дней мужчина снова обратился к Орб.

— Мне кажется, я мог бы выступать, — запинаясь, объяснил он.

— Но над клоунами все смеются! — запротестовала она.

— Смеются вместе с клоунами, — уточнил мужчина. — Кроме того, я мог бы делать другие вещи, когда не нужно говорить. Могу быть мимом, жонглером, акробатом.

— Это не так легко, как кажется, — возразила Орб.

— Но я обладаю природными способностями и некоторой подготовкой, — ответил он. — У меня поражен рот, а не тело.

— Что ж, если вы так уверены, я могу отвести вас к хозяину труппы, — сказала она с сомнением. — Однако он мужчина суровый и придирчивый.

— Отведите меня к нему.

Орб выполнила обещание. Хозяин был большим жирным человеком, который, когда не выступал перед публикой, имел весьма хмурый вид.

— Показывай, что умеешь, или убирайся, — неприязненно заявил он.

Клоун сделал переднее сальто, приземлившись на руки, потом заднее сальто.

— Так себе, — прокомментировал хозяин без энтузиазма. — Можешь сделать то же самое на высокой площадке?

Клоун кивнул. Поскольку площадки поблизости не было, он мгновенно вскарабкался на дерево и шагнул на горизонтальную ветку. Затем повторил сальто, стойку на руках, сделал переворот и опять встал на ветке.

Хозяин заинтересовался.

— Высоты, значит, не боишься? А еще что можешь?

— Он говорил, что умеет жонглировать, — подсказала Орб.

— Жонглеров хоть пруд пруди. Тут нужно что-нибудь особенное.

Клоун показал на набор кинжалов, с которыми когда-то выступал метатель ножей. Получив разрешение, он взял пять из них, одновременно подбросил вверх и стал жонглировать. Лезвия сверкали, крутясь в воздухе, но ни один из клинков не упал на землю.

— Что еще? — спросил хозяин, на которого это явно произвело впечатление.

Видимо, клоун был готов к такому вопросу. Он начал исполнять мимическую сценку — остроумную пародию на воина, которому меч мешает идти. У клоуна не было ни костюма, ни меча, тем не менее все было совершенно понятно. Когда персонаж умудрился уколоть себе ступню, хозяин улыбнулся. А когда воин, пытаясь ловко убрать меч в ножны, попал себе прямо между ног, тот расхохотался.

— Уговорил, мим! Подготовь собственный номер. Я буду тебе платить. А назовем мы тебя… гм-м, дай-ка подумать. — Хозяин почесал подбородок. — Мим. Нет, Мима. Мим Мима! Мальчик, у тебя талант. Жаль, что я не знал об этом раньше.

Так неизвестный мужчина стал артистом на жалованье и больше не занимался драконьим навозом.

— Я и представить себе не могла! — сердечно сказала ему Орб. — Вы очень талантливый человек. Мима.

Это не более чем сноровка и практика, объяснил он ей одновременно словами и жестами, поскольку не любил обременять и себя, и ее постоянным заиканием. Орб была очень тактична, и все же это порождало определенную напряженность, а ему менее всего хотелось докучать женщине столь прекрасной как внутренне, так и внешне.

Между тем ее интерес к незнакомцу возрос, а его продвижение в ранг артиста породило более близкие и естественные отношения. Хотя труппа была бескастовой — что, по сути, делало их париями (*4), — в ней существовала собственная иерархия, где на высшей ступени стоял хозяин, за ним шли актеры, а в самом низу располагались служители. Орб, будучи гвоздем программы, уступала по положению лишь хозяину, однако, по мере того как Мима оттачивал свой номер, поток рупий возрастал, а соответственно рос и статус артиста.

Поначалу остальные глядели на него снисходительно либо безразлично из-за дефекта речи и неопытности; впрочем, никто не смеялся, ибо все они были изгоями, каждый по-своему. У погонщика главного слона была изуродованная ступня; дрессировщик дракона был алкоголиком — дракон любил запах перегара; повар же так неимоверно разжирел, что рассчитывал в недалеком будущем перейти в разряд артистов в качестве урода. Никому из них не приходило в голову потешаться над незначительным изъяном вроде заикания.

Мима обнаружил, что, в сущности, труппа была как бы семьей: они горой стояли друг за друга, и он был своим среди них. Это стало ясно однажды, когда они готовились к представлению в какой-то деревне неподалеку от Ахмадабада [11], огромной столицы Гуджарата [территория на северо-западе полуострова Индостан у побережья Аравийского моря]. Мима помогал экзотической танцовщице Пифии готовиться к выступлению. Ей необходимо было раздеться и нанести на тело специальную защитную мазь, чтобы желудочный сок питона не повредил кожу. Еще у артистки была волшебная таблетка, позволявшая задерживать дыхание минут на двадцать, которую она принимала перед тем, как змея заглатывала ее голову. Благодаря этим средствам Пифия могла исполнять свой номер раз в день. Но девушка, которая обычно ассистировала и после выступления залезала в открытую пасть питона и вытаскивала оттуда танцовщицу за ноги, недавно сбежала с каким-то смазливым бродягой, а замену еще не нашли. Мима, чей выход был раньше, помогал Пифии подготовиться и завершить выступление.

Он наносил мазь на тело девушки, тщательно следя за тем, чтобы не пропустить ни единой точки, когда вдруг появились чины гуджаратских сил охраны правопорядка, в мундирах и при оружии.

— Человек в маске! Стоять на месте! — приказал один из них Миме, обнажив саблю. — Назови себя!

Мима, разумеется, не мог ответить, отчасти вследствие заикания. Неужели его выследили? А он-то думал, что свободен…

Танцовщица, осведомленная о его проблеме, повернулась к стражникам. Она глубоко вдохнула, и ее грудь, блестящая от мази, сделалась еще внушительнее.

— Это частная гримерная! — заявила она на местном диалекте.

Старший офицер созерцал ее прелести.

— Женщина, у нас дело государственной важности, — грубо сказал он. — Мы преследуем шайку головорезов-тхагов [12]. Возможно, они побывали здесь, а этот человек

— в маске.

— Этот человек — мой ассистент! — воскликнула Пифия и набрала уже действительно полную грудь воздуха. — Он не головорез! Он весь день провел со мной! — Она вскочила, и все трое стражников с видимым усилием отвели глаза. — Он носит маску, чтобы миазмы от питона не повредили лицо!

Она щелкнула пальцами. Задремавшая было огромная змея ожила и с шипением подняла морду.

Стражники отступили.

— Ну что ж, — проговорил командир, — если вы за него ручаетесь…

— Конечно, ручаюсь! — подтвердила Пифия. — Я не могу без него обойтись.

Они ушли, и Мима облегченно вздохнул. Он снова стал втирать мазь.

— Разумеется, я за тебя ручаюсь, — сказала девушка. — На самом деле мне даже не пришлось врать, но я бы солгала, если что. Я знаю, что ты не тхаг, а что ты там натворил и почему прячешься — не мое дело. Мы здесь своих в обиду не даем.

Мима продолжал натирать ее, не вступая в беседу.

— У тебя хорошо получается, — задумчиво добавила Пифия. — У тебя умелые руки. Ты намазываешь меня быстрее и лучше, чем я сама, даже в легких местах. Та девушка, что была раньше, никогда так хорошо не работала; в одном месте у нее получалось густо, а в другом — пусто.

Это означало, что Пифия рисковала обжечься желудочным соком. Мима понимал, насколько ей это неприятно!

— Знаешь, почему я попросила, чтобы помогал мне ты? — продолжала Пифия.

— Вовсе не потому, что ты хорош. Я могу попросить это делать хоть десяток мужчин, только я знаю, что их ладони будут потными и горячими, а глаза — еще горячее. Я не люблю, чтобы это делал мужчина — с тех пор как два года назад один слишком уж увлекся и пытался изнасиловать меня. — Она улыбнулась. — У него ничего не вышло лишь по одной причине: из-за мази я была слишком скользкой и меня трудно было удержать. В сущности, я бы уступила ему, если бы он попросил. Что такое маленькая штучка внутри меня в течение нескольких минут по сравнению с тем, внутри чего нахожусь я во время выступления? Просто мне не нравится, когда меня принуждают. Поэтому я пожаловалась хозяину, и он сделал того человека евнухом. Я, знаешь ли, тогда была гвоздем программы. Только пойми правильно: я не завидую Орб. Я здесь ради денег, и она приносит в три раза больше, чем мы когда-либо собирали. А хозяин щедр, когда заработки хорошие. Да и ты тоже — ты прилично приносишь, а чем больше, тем лучше. Но я вот что хотела сказать: когда ты с нами, мы о тебе заботимся, а ты о нас. Хозяин взял тебя потому, что его об этом попросила Орб, и теперь он сделает все, о чем попросишь ты. Ведь ты полезен для труппы. Мима, правда. Но я хотела, чтобы ассистировал мне ты, поскольку знала, что ты сможешь руководить без всяких приставаний.

Говоря «руководить». Пифия имела в виду, что он физически водит руками: Мима натирал мазью все ее тело, даже самые интимные места.

Он уже закончил, и Пифии почти пора было выходить. Она повернулась к нему лицом, набрасывая свое скудное одеяние:

— Я заметила, что ты возбуждаешься, когда гладишь меня, — как любой нормальный мужчина. Если этого больше не будет, значит, мне пора бросать работу. Но ты не станешь принуждать меня, потому что ты самый дисциплинированный человек, какого я только видела. Да-да, хотя ты и стараешься этого не показывать. И еще потому, что, даже если бы ты таким не был, все равно ты влюблен в Орб и не прикоснешься к другой женщине, когда есть хотя бы надежда однажды прикоснуться к ней. Ты ведь понимаешь, что она однолюбка и в ответ ожидает того же. Поэтому с тобой, Мима, я в безопасности. Вот почему.

Мима стоял крайне раздосадованный. Неужели все настолько очевидно?

Пифия ответила, хотя он ничего не спрашивал:

— Нет, ты прекрасно скрываешь свои чувства. Однако Орб… то, что я могу сделать с мужчиной, показав тело, она может сделать, просто будучи самой собой. Я — сухарь; она — деликатес. Так что я знала, что искать.

Она шагнула к сцене, выволакивая питона, но еще раз остановилась.

— А знаешь, у тебя может получиться!

Девушка подмигнула и вышла.

Если Пифия так хорошо понимала его, то, может, она также понимала и Орб. По ее мнению, существует вероятность…

Мима следил за танцем и завершением номера в каком-то полусне, однако, когда питон вполз обратно, таща свое бремя, тут же стряхнул оцепенение, поскольку нужно было извлечь Пифию до того, как она задохнется. Дрессированная змея разинула обеззубленную пасть, Мима запустил туда руки и поймал босые ноги танцовщицы. Он потянул, и смазанное тело выскользнуло наружу. Призрачное платье уже растворилось, так что движению ничто не препятствовало. Конечно же, такое было бы невозможно проделать с обыкновенным питоном и нормально одетой, несмазанной женщиной, что, впрочем, и неважно; это было славное представление, а покуда оно не повторялось дважды в одном месте, то сохраняло свою мнимую жуть.

Вызволив Пифию, Мима облил ее из шланга, смыв желудочный сок. Мазь вступала во взаимодействие с соком, так что оба вещества нейтрализовались, но, пока девушка находилась в змее, желудочный сок продолжал вырабатываться, поэтому было важно быстро удалить его остатки. Закончив обливание, Мима уложил танцовщицу на стол и чистой тряпицей тщательно вытер ей глаза и рот, а затем область гениталий. Потом пощелкал пальцами около уха, выводя ее из транса. Она вздрогнула и снова начала дышать. Открыла глаза.

— У тебя так хорошо получается, — проговорила девушка. — Никогда никаких ожогов или ссадин. Я совершенно чистая.

Она потянулась и поцеловала его, обняла за шею, уткнулась лицом в плечо и всхлипнула. Потом поглядела Миме в глаза:

— Спасибо. Я вернулась из бездны.

Мима кивнул. Этот номер был весьма эффектен, однако его исполнение требовало жертв. Пифия рисковала жизнью; транс, во время которого останавливалось ее дыхание, и был наполовину смертью. Хотя она проделывала это многократно, танцовщица знала, что каждый раз может оказаться последним, и благополучный исход был огромным облегчением. Большинство участников труппы в полной мере не представляли себе, через какие испытания она проходит.

— Если я когда-нибудь понадоблюсь, то тебе не нужно даже просить, — сказала Пифия. — Мима, ты лучший мужчина.

Если бы его сердце уже не было занято, он бы непременно воспользовался ее предложением. Но сейчас признание Пифии Мима рассматривал как принятие его труппой. Он почувствовал себя так хорошо, как редко бывало в его жизни.

Был сезон муссонов, дожди и ветер усиливались день ото дня. Во время представлений хозяин пользовался средством для отвода ливней, но, когда они переезжали с места на место и денег не зарабатывали, ценное заклинание тратить ему не хотелось. Дракон сырости не терпел и поэтому становился все более угрюмым. Мима любил животных и то и дело выбегал приглядеть за чудовищем, а сам при этом промокал насквозь.

Колесо русалкиной повозки застряло в грязи; поскольку все другие работники были заняты, пришлось заняться этим делом Миме. При помощи шеста он вытолкал фургон, хотя весь с ног до головы перепачкался. Когда кибитка наконец тронулась, остальные были уже далеко впереди.

Русалка высунула голову из чана. Естественно, дождь ее совершенно не беспокоил.

— Садись, поехали со мной. Мима, — позвала она.

Он в изумлении поглядел на русалку. Мима даже не подозревал, что она говорит по-английски. Обыкновенно она вообще молчала, поскольку говорить с полными легкими воды нелегко. Тем не менее русалка, будучи амфибией, умела через жабры осушать легкие и дышать воздухом.

— Сюда, — сказала она, похлопывая по стенке чана. — Ты, должно быть, притомился, тебе нужно отдохнуть.

Мима и впрямь устал, а кроме того, промок до костей и был покрыт грязью. Он сел в фургончик, придерживаясь за край резервуара. Русалка постучала погонщику, тот тронул слона, и кибитка стала догонять остальных.

Руки Мимы были заняты, так как надо было крепко держаться, когда фургон подбрасывало на колдобинах, но у русалки руки были свободны. Она взяла его голову, повернула, полюбовалась и поцеловала.

— Благодарю тебя за то, что ты для меня делаешь. Если когда-нибудь захочется чего-нибудь новенького…

Мима вспыхнул, и русалка рассмеялась:

— Я всего лишь шучу. Возможно. Но ты хороший человек.

В конце концов повозка поравнялась с остальными, и Мима соскочил, потому что его помощь требовалась в других местах. Однако он был озадачен, ибо уже во второй раз привлекательные женщины делали ему предложения. У Мимы не было предубеждений против полущук, и русалка знала об этом; будь его ситуация иной, ее предложение Миму заинтересовало бы. Однако занятнее всего был тот очевидный факт, что он привлекал женщин как мужчина.

В прошлом Мима знал многих женщин — он даже не смог бы их перечесть, — но никогда не считал себя привлекательным в этом смысле. Те женщины были ему доступны благодаря его положению; Мима был убежден, что они не выбрали бы его по собственной воле. Здесь же, в труппе, женщины предлагали себя по своему желанию. Правда, он оказывал им разного рода услуги, хотя делал это, ни в коем случае не рассчитывая на подобное вознаграждение. Их интерес к нему, очевидно, был неподдельным, что глубоко льстило Миме. Возможно, заикание и не было таким уж непреодолимым барьером, как он полагал. Если так, то эта труппа уже дала ему больше чем пристанище.

Они приехали в Ахмадабад, колоссальный город с населением больше миллиона. Здесь труппа рассчитывала собирать более многочисленные толпы, поскольку горожане были смышленее деревенских жителей и более падки до необычного. И действительно, первое же выступление имело огромный успех, а хозяин так обрадовался, что выплатил артистам премию.

Естественно, Орб, во многих отношениях типичная представительница своего пола, пожелала отправиться за покупками. Хозяин не мог ей в этом отказать, однако настаивал, чтобы кто-нибудь ее сопровождал.

— В городе полным-полно воров, — ворчал он.

— Со мной может пойти Мима, — радостно ответила Орб.

Хозяин нахмурился, но, видно, вспомнил, как Мима жонглировал кинжалами.

— Только будьте осторожнее, — предупредил он. — Не хочу рисковать сразу двумя лучшими артистами.

Несмотря на незначительность поручения. Мима был очень рад случаю побыть с Орб, и они отправились бродить по лавкам. Он надел неприметную рубашку и бутафорскую бороду, совершенно менявшую его внешность. Все равно для него это было несколько рискованно — впрочем, не больше, чем выступать в городе в качестве мима.

Орб была в восхищении от товаров, разложенных на рынке. Она переходила от прилавка к прилавку, громко восторгаясь яркими узорчатыми материями и очаровательными безделушками, выбирая то одно, то другое.

Мима же нервничал. Он ощутил движение в потайном кармане, незаметно сунул туда руку, нащупал колечко-змейку и надел его на палец. «Не-не-неприятности?» — пробормотал он как бы самому себе.

Кольцо сжалось один раз.

Этого было достаточно. Мима попытался отвести Орб в сторону, чтобы предупредить; но она была увлечена покупками, а его заикание мешало говорить, поэтому ничего не удалось.

Мима вздохнул. Он продолжал незаметно держать руку в кармане. «Несчастный случай?» — подумал Мима, обращаясь к кольцу, но оно сжалось дважды. «Преступление?» — Ответом было одно сжатие. «Грабеж?» — Три сжатия. «Изнасилование?» — подумал он и почувствовал, как колечко сжалось один раз. «Убийство?» — Сжатие. «Тхаги?» — Снова сжатие.

Мима опять попробовал предостеречь Орб. Он поймал ее руку и сдавил несколько сильнее обычного. Она внимательно посмотрела на него и поняла, что это неспроста. Мима сделал движение головой, показывая в ту сторону, откуда они пришли.

— Пора возвращаться? — спросила Орб, и он утвердительно кивнул.

— Прекрасно, — сказала она, — я только найду еще одну вещицу.

Мима попытался показать, что нельзя, но Орб не поняла. Не желая устраивать сцены. Мима решил лучше подождать, хотя колечко пульсировало, предупреждая об опасности.

Орб покончила с покупками, и они направились домой. Мима выбрал путь, по которому они еще не проходили, надеясь ускользнуть от тхагов, однако вскоре заметил, что их осторожно преследуют. Разбойники следили, все время приближаясь: трое, четверо, пятеро. Им нужны были деньги, которые, очевидно, имелись у женщины, и ее тело, и это были не те люди, которые оставляют свидетелей. Власти предпринимали меры, чтобы уничтожить преступный слой, который обыкновенно называли тхагами, хотя они уже и не были связаны с изначальным сообществом наемных убийц. Они были обычными душегубами, рыскавшими всюду и хватавшими все, что плохо лежит; сбившись в шайки, они представляли значительную опасность.

Мима обнажил зубы и бессознательно зарычал. Он люто ненавидел тхагов любого пошиба! Но он не взял с собой оружия по разнообразным соображениям, теперь казавшимся пустячными, а то, что Орб была явной мишенью нападения, мучило еще сильнее. Сам он легко ушел бы от преследователей; с ней это было невозможно. Дело принимало скверный оборот.

«Что делать?» — спросил он у кольца. Мима мысленно перебрал целый ряд возможностей, начиная с откровенного побега и кончая членовредительством. Колечко просигналило нанесение увечий. «Где?» — была его следующая мысль. Кольцо сжалось, когда они проходили мимо пустынного переулка. Это было лучшее место для встречи с бандитами.

Мима не рассуждал, полностью доверяя кольцу. Он взял Орб за локоть и повел в переулок.

Тхаги возликовали, видя такой поворот событий. Это было именно то, чего они хотели — жертва в безлюдном месте, и злодейство можно совершить без посторонних глаз. Убить — очень быстро; гораздо больше времени надо, чтобы изнасиловать живую женщину — от мертвой какой прок? — поскольку делать это предстояло по очереди. А тут, в переулке, оставив двоих сторожить на всякий случай…

Бандиты больше не таились: один встал у дальнего выхода из переулка, четверо остальных приближались сзади.

Мима пихнул Орб в простенок между домами, где валялись какие-то поломанные корзины и клети.

— Прячься! — приказал он, причем в минуту опасности заикание полностью покинуло его. Орб, увидев людей с жестокими лицами, испугалась и сразу же подчинилась.

Мима встал перед клетьми, выхватив из кучи доску с торчащим гвоздем, и повернулся лицом к тхагам. Они окружили Миму, посмеиваясь над его убогим оружием. У бандитов были ножи разной длины, а главарь поигрывал короткой саблей.

Мима прикусил язык. Специально. Мгновенно он ощутил вкус крови. Его глаза остекленели, дыхание участилось, а темная кожа побледнела.

— Глядите, он зябнет! — воскликнул один из тхагов на местном наречии.

— Прикидывается берсеркером [13], — беззаботно заметил второй.

Из языка Мимы продолжала течь кровь. Его начинала бить дрожь. Сквозь сухие губы со свистом вырывалось дыхание.

— Ладно, я приведу его в чувство, — сказал главарь, выступая вперед и замахиваясь саблей. — Посмотрите, он дрожит как лист!

На губах Мимы показалась тонкая полоска красноватой пены.

— Эй, не знаю… — с беспокойством начал было третий тхаг.

Мима шевельнулся. Доска упала.

Главарь не успел даже ничего увидеть, как сабля была мастерски выбита у него из рук. Затем клинок стал бешено вращаться, ударив ближайшего справа тхага. У бандита на шее пониже левого уха появилась красная черта, и он рухнул. Сабля взвилась над тхагом, стоявшим слева, и рассекла ему голову ото лба до носа.

Обезоруженный главарь вскрикнул:

— Да он…

Но лезвие просвистело с такой силой, что его голова, отделившись от шеи, стукнулась о землю раньше, чем упало тело.

Двое оставшихся бандитов хотели убежать. Одного настиг удар в живот, а другому, успевшему повернуться, клинок пробил череп сзади. Кончик лезвия торчал изо лба, когда тот падал.

Мима оглянулся на груду поломанных корзин, где пряталась Орб. Он немного поколебался и снова дотронулся до своего колечка. «Она вынесет это?» — Кольцо сжалось два раза. «Как ее лучше уберечь?» — Он прикинул в уме несколько вариантов, и кольцо сжалось. План был готов.

Мима вытащил шелковый платок, которым обычно пользовался во время пантомим. Подошел к женщине. Орб опустила голову и вздрагивала, видимо, в страхе перед насилием и тем, что должно случиться с ними.

— На-на-накинь, — выдавил Мима, подавая ей платок.

Она взглянула вверх:

— Ты хочешь… закрыть лицо? Но ведь грабителей этим не обманешь!

Орб не знала, что они мертвы.

— Бы-бы-быстро, — сказал Мима. — Г-г-глаза тоже.

Испуганная, ничего не понимая, Орб повязала платком лицо, закрыв глаза. Мима поднял ее, вывел из-за клетей и провел по переулку.

Как только они оттуда вышли. Мима снял с Орб повязку.

— Почему они не погнались за нами? — спросила девушка, совершенно сбитая с толку.

Мима пожал плечами, давая понять, что это слишком запутанное дело. Они поспешно вернулись домой.

Во рту у Мимы был неприятный привкус, и вовсе не от крови, которую он себе пустил. Он обманул Орб, что ему категорически не нравилось. Однако Мима верил кольцу: девушка еще не готова принять правду. Он сделал то, что необходимо для спасения ее жизни; этого пока было достаточно.

2. ПРИНЦ

Они возвратились благополучно, и Орб ушла в свой фургончик, дабы оправиться от потрясения, перенесенного во время побега. Мима занялся обычной работой, помогая готовиться к вечернему представлению.

У труппы было несколько выступлений в разных частях Ахмадабада, потому что в этом городе через каждые несколько кварталов они оказывались в совершенно ином районе, где жили другие зрители. Сборы были превосходные, а слух о пении Орб распространился столь широко, что хозяин получил приглашение устроить частное представление для знати. Ошеломленный хозяин согласился.

Все были в восторге — все, кроме Мимы. Он с глазу на глаз встретился с хозяином.

— Сэр, я не могу выступать перед знатью, — с превеликим трудом выговорил он.

Хозяин выпятил пузо и уставился прямо в глаза Миме.

— А тебе известно, что ко мне приходила полиция? — сказал он. — В этом районе орудовала шайка отъявленных головорезов, совершившая множество грязных убийств. Полиция недавно даже проверяла нашу труппу, но, конечно, никаких тхагов здесь не обнаружила.

Мима кивнул, понимая, куда клонит хозяин. О чем он сумел догадаться?

— Похоже, с этой бандой столкнулась некая красивая женщина, но умудрилась сбежать, — продолжал хозяин. — По описанию полицейские поняли, что она из этой труппы, поэтому пришли навести справки. И в самом деле, ею оказалась наша Орб, которая подтвердила, что такая встреча действительно имела место. Пять свирепого вида мужчин, вооруженные кинжалами и саблей. Но вам каким-то образом удалось их разубедить и уйти целыми и невредимыми.

Мима опять кивнул, впервые порадовавшись, что не в состоянии свободно говорить.

— Эти пятеро были найдены убитыми в переулке. Их тела очень напоминают то, что оставляет после себя воин-берсеркер. Ну, ты знаешь — тот, кто от крови сходит с ума.

Мима пожал плечами.

— Но кое-что не сходится, — продолжал хозяин. — Настоящий берсеркер прикончил бы и женщину, а потом пошел бы по городу, убивая всех на своем пути, пока его не одолели бы двадцать вооруженных, обученных солдат. А этого не произошло.

Мима ждал.

— Орб сообщила, что ты заставил ее завязать лицо платком и вывел из того переулка. Она не знает, как тебе удалось уговорить тхагов не преследовать вас. Кроме тебя там больше никого не было.

Мима снова пожал плечами.

— Мне раньше никогда не приходилось слышать о временном берсеркере, — сказал хозяин. — Очевидно, и ты таковым не являешься; у тебя даже не было оружия. Поэтому я вынужден признать: либо в тот момент в переулке очутился берсеркер, перерезал тхагов и скончался от удачного ответного удара прежде, чем добрался до вас, — что является полной бессмыслицей, поскольку никакого другого тела обнаружено не было, — либо все это сделал некий в высшей степени искусный воин, ненавидящий тхагов.

Очевидно, он обо всем догадался. Рука Мимы скользнула во внутренний карман, палец нащупал кольцо. «Пропал?» — подумал он и почувствовал два сжатия.

— Ты очень ловко управляешься с кинжалами, — говорил хозяин. — Но я ни разу не видел, чтобы ты жонглировал чем-нибудь, кроме них. Поэтому мне кажется, что ты никогда раньше не выступал. Просто ты исключительно умело владеешь оружием. Я знаю только одно сословие, которое может получить подобного рода подготовку, — это аристократия.

Мима молчал.

— А тут ты заявляешь мне, что не можешь выступать перед знатью. Потому что тебя узнают?

Мима кивнул.

— Так вот, позволь, я скажу тебе кое-что о маскировке, — быстро проговорил хозяин. — Прятаться лучше всего там, где тебя не станут искать. В этом секрет фокусов — обозначить ложный путь. Аристократ меньше всего ожидает, что другой аристократ будет скрываться, выступая на сцене перед знатью. Я хочу, чтобы ты показал свой номер; гарантирую, что никто тебя не разоблачит.

Мима отрицательно затряс головой.

— Ах да, твое заикание, — сказал хозяин, словно только что вспомнил. — Пожалуй, это действительно может навести на след. Я плохо знаю здешнее благородное сословие: слишком много путешествую, чтобы за всем уследить. Ничего не слышал о заикающемся аристократе, хотя, возможно, это просто моя неосведомленность. Предположим, мы добавим несколько фраз к пантомиме? Под маской и гримом твоего рта видно не будет. Если кто-нибудь за сценой в определенных местах станет произносить слова так, чтобы казалось, будто это ты?..

Мима, почувствовав огромное облегчение, пожал хозяину руку.

— И тем не менее, хотя мне не надо знать подробностей, — в заключение проговорил хозяин, — думаю, есть один человек, которому все должно быть открыто. Я ни за что на свете не позволю обижать ее, а вы, аристократы, известны своим небрежным отношением к романтическим связям. Мне кажется, что покуда дело не зашло слишком далеко…

Мима утвердительно закивал. Действительно, время пришло.

Караван пережидал муссонный ливень, обрушившийся на северную окраину Ахмадабада, а они беседовали. В фургончике Орб уютно было слушать, как дождь громко стучит по крыше, поскольку кровля здесь не протекала, как у некоторых других. Сначала Орб рассказала Миме свою историю, так как хотела, чтобы он знал о ней. Орб родилась в Ирландии двадцать лет назад и воспитывалась вместе с как бы сестрой, которую называла Луна. Мима не очень хорошо понял степень их родства, но складывалось впечатление, что родители Орб приходились дедушкой и бабушкой Луне, и обе девочки были очень похожи на близняшек. Луна рисовала волшебной кистью, которую получила от Горного Короля, а Орб пела и играла на арфе, доставшейся из того же источника. Это была золотая арфа, которая настолько усиливала очарование пения, что все слушатели сразу же ощущали его на себе.

Но что она делала здесь, в Индии? Миме очень хотелось это знать. Ибо совершенно ясно, что Орб способна очаровывать слушателей повсюду и нет никакой нужды скитаться по столь далеким от цивилизации окраинам.

Так вот, Орб объяснила, что разыскивает песню. Она называлась «Ллано» и была самой прекрасной песней на Земле, но в высшей степени неуловимой. С одной стороны, петь ее исключительно сложно, и лишь несколько человек в каждом поколении могли успешно ее исполнить. Орб казалось, что она сумела бы достаточно хорошо это сделать, и ей хотелось попробовать. С другой стороны, считалось, будто эта невыразимо восхитительная песня — самая поразительная из доступных человеческому голосу, что также ужасно увлекало Орб. Однако главным образом девушка верила, что с этой песней связана ее судьба, потому что тот, кто сумеет найти истоки песни, откроет путь к совершенно новому воплощению. Орб, неудовлетворенная своим мирским существованием, жаждала этого воплощения.

— Я слышал о ней, — запинаясь, проговорил Мима.

И рассказал, что исполнение «Ллано», как говорили, творило чудеса. Однажды юная девушка полюбила великого воина, но она была более низкого происхождения, и воин не знал ее. И вот в один прекрасный день она пропела ему отрывок из «Ллано», и с этого мгновения он страстно ее полюбил.

Орб пришла в восторг от этой истории.

— Но, конечно же, в жизни так не бывает, — с сожалением сказала она.

— Бывает, — заверил ее Мима.

Орб понимающе взглянула на него:

— Я… но ты ведь, конечно, не принц. — Она пыталась смягчить возможную жестокость положения. — Это, впрочем, не имеет значения. Я… ты мне все больше нравишься. Даже…

Мима перебил ее, чтобы Орб не сказала того, о чем в будущем могла бы пожалеть.

— Й-й-й-я… — но его охватило заикание, и слова никак не складывались.

Орб положила ладони ему на руки.

— Неважно, Мима.

Он помотал головой. Это было важно! Но не выговаривалось.

Вдруг она просияла.

— Я слышала, что иногда… Мима, ты умеешь петь?

— П-п-п-петь? — спросил он растерянно.

— При пении, насколько я понимаю, включаются другие участки мозга. Поэтому некоторые заики хорошо поют, даже если совсем не могут говорить. Давай попробуй, пой вместе со мной. — И она затянула одну из своих ирландских песен:

О, Дэнни, мой мальчик, трубят, зовут рога В долинах, в ложбинах, на горных склонах…

Мима с сомнением присоединился к ней:

Падают листья с осенних кленов.

Я буду ждать, а ты должен идти на врага.

Они замолчали, пораженные. Мима не только сумел произнести все без заикания, но пропел куплет чисто и красиво.

— Да ты можешь стать певцом! — воскликнула Орб.

— М-м-м-мог бы! — ошеломленно согласился он.

— Нет, ты пой, — уговаривала она. — Песня тебе не нужна. Просто тяни ноту, любую.

— Я могу! — пропел Мима на одной ноте.

— Теперь ты сможешь сказать все, что пожелаешь! — ликовала Орб. — Ой, Мима, я так рада!

Она обвила руками его шею и поцеловала.

Мима не противился, но и не ответил на поцелуй. Сначала ему предстояло рассказать свою историю, и он не был уверен, что Орб она понравится.

— Я не тот, кем кажусь, — пропел он на одном дыхании, упиваясь своей неожиданно открывшейся способностью и одновременно страшась того, что скажет. — Я принц.

Орб сразу же посерьезнела.

— Продолжай, — сказала она с внезапной сдержанностью.

И Мима, распевая, поведал следующее. Он был вторым сыном Раджи Гуджарата и воспитывался во дворце, где исполнялся любой его каприз. Старший брат должен был стать новым раджой, когда умрет их престарелый отец. Настоящее имя Мимы являло собой сложную конструкцию, приблизительно переводившуюся как «Гордость Княжества». Разумеется, уныло объяснил он, имя было дано до того, как стало ясно, что у него дефект речи. Конечно же, никакой гордостью он не был, имя превратилось в издевку, и Мима никогда его не употреблял. Заточение во дворце служило не столько удовлетворению потребностей Мимы, сколько желанию Раджи скрыть его от людей, так как отец страшно стыдился своего сына.

Однако принц есть принц, и делалось все необходимое, чтобы он достиг мастерства в каждом из придворных искусств. Ибо в случае, если погибнет старший брат, не оставив потомства, Мима, к ужасу всех посвященных, все же должен был занять трон. Что из этого может выйти, когда он даже не в состоянии отдать членораздельного распоряжения, никто не дерзал вообразить. Посему было крайне важно, чтобы его брат женился как можно раньше, дабы по возможности уменьшить вероятность бедствия.

Старший брат действительно женился рано, но как жена, так и старшая наложница оказались бесплодными. Это стало еще одним затруднением. Предпринимались разнообразные попытки раздобыть плодовитую жену, однако подобные дела решались с трудом. А тем временем Миме — и княжеству — грозила опасность.

В конце концов Миме все это надоело. Ему хотелось видеть себя на троне не больше, чем его отцу. Он желал лишь одного: нормально говорить. Но ни магия, ни наука не могли ему помочь: природа заикания была непонятна. Поэтому Мима бежал.

Вероятно, легкость, с какой удался его побег, пропел Мима с кривой усмешкой, отражала степень заинтересованности в нем со стороны семьи. Правда, он был тренированным лазутчиком, способным прокрасться мимо стражи почти как невидимка — талант, весьма полезный для раджей, когда грозит бунт, — однако Мима знал, что после его исчезновения были предприняты лишь самые поверхностные поиски. Истина заключалась в том, что семья почитала за благо от него отделаться. При удачном стечении обстоятельств старший брат унаследует престол и о заике можно будет забыть.

Итак, Мима ускользнул из дворца, осмотрительно тратя деньги, привыкая общаться с народом и жить не разговаривая. На какое-то время он был полностью поглощен проблемой выживания, однако мало-помалу это становилось скучным. Прятаться и красться по улицам Ахмадабада было не намного интереснее, чем принимать почести в качестве принца. Он не решался показывать свои княжеские умения из боязни быть узнанным, а ничего простонародного делать не умел. Мима слонялся по городу в поисках неизвестно чего. Волшебный талисман помогал ему избегать серьезных оплошностей.

Наконец он увидел Орб и услышал, как она играет и поет. Тогда все остальное отступило на задний план, став несущественным, а Мима узрел во плоти свой идеал. Поэтому он подошел к ней, с самого начала открыв свой недостаток, чтобы в дальнейшем она не обманывалась на его счет, и начал работать в труппе.

Орб, сначала пораженная, постепенно приходила в себя по мере того, как Мима рассказывал.

— Так ты действительно принц… — промолвила она.

— Не по собственной воле, — пропел Мима. — Я не желаю ничего, лишь бы оставаться здесь, с тобой.

— Но я не всегда буду в этой труппе, — возразила Орб. — Я присоединилась к ней в Калькутте и покину ее в Карачи, в Синде, а оттуда на корабле поплыву куда-нибудь еще. Я ведь ищу песню, «Ллано».

— Тогда я последую за тобой, чтобы быть твоим телохранителем.

Эти слова кое о чем напомнили Орб.

— Эти тхаги… Ты, принц, должен ненавидеть их.

— Они — проклятие нашего прекрасного княжества, — согласился Мима. — Это зараза, которую следует уничтожать повсеместно. И особенно когда они угрожают таким восхитительным женщинам, как ты.

— Ты… обучен обращению с оружием. Можешь жонглировать пятью кинжалами и не порезаться. Конечно же, ты мог тогда…

Это было еще одно, о чем он боялся сказать Орб.

— Мог убить их, — признал Мима. — Я так и сделал… И завязал тебе глаза, чтобы ты не увидела тел.

Лицо Орб застыло, и она отвернулась. Мима встал и вышел из фургона, понимая, что случилось то, чего он боялся. Орб очаровательная и невинная женщина; физическое насилие вызывало у нее отвращение. Пока она не готова понять, для чего и как принц овладел тайным искусством становиться берсеркером и в то же время владеть собой, убивать быстро, не впадая в безумие. Тем не менее хозяин был прав: ему следовало обо всем рассказать Орб, прежде чем она начнет разделять его чувство. Мима ни в коем случае не мог причинить ей вреда, и если интерес Орб к нему вредил ей, то следовало от всего отказаться.

Но через два дня Орб сама подошла к Миме.

— Прошу простить меня за мое поведение, — сказала она. — Я понимаю: если бы ты не сделал этого, тхаги убили бы тебя… и меня… а после продолжали бы делать то же с другими невинными людьми. Их необходимо было уничтожить. Просто мне… Мне трудно привыкнуть к… к таким вещам. Я знаю, Мима, что ты не жестокий человек. Я помню, как ты пытался увести меня от беды еще до того, как появились тхаги. А я все мешкала, хотела сделать лишнюю покупку. Так что здесь есть и моя вина. Ты извинишь меня?

— Разумеется, извиняю! — пропел он, чувствуя огромное облегчение.

Орб вплотную подошла к нему с явным намерением поцеловать. Но Мима уклонился, так как они стояли на виду у всех.

— Люди смотрят! — сказал он.

— Ну и пускай смотрят! — воскликнула Орб. Она обвила его руками и крепко поцеловала.

Несколько мгновений Мима наслаждался ее поцелуем, испытывая невыразимый восторг, поскольку Орб была всем, о чем он только мечтал. Но он прервал поцелуй.

— Ведь я принц, — напомнил Мима. Впрочем, он понимал, что для Орб это мало что значит; она не очень-то верила в королевское достоинство.

— По-моему, я полюбила тебя еще до того, как узнала, кто ты, — сказала Орб. — Я боялась, что ты преступник или изменник, хотя на самом деле знала, что это не так. Ты замечательный человек, с которым обстоятельства сыграли злую шутку, и теперь, когда я лучше понимаю тебя, мне хочется быть с тобой. Если понадобится, то я могу остаться здесь, в Индии…

— Нет-нет! — запел он в ответ. — Ты должна продолжать свои поиски «Ллано»! Я не могу лишать тебя мечты!

— Но мне кажется, что я обрела свою мечту в тебе, — ответила Орб.

— Лишь часть ее, только часть, — настаивал Мима. — И этой частью ты можешь владеть, не принося в жертву остального. Я буду с тобой, куда бы ты ни пошла.

Она улыбнулась:

— Ты и впрямь самый чудесный из мужчин. — И Орб снова поцеловала его.

Естественно, новость облетела всю труппу еще до того, как закончился их разговор.

— Мне жаль терять тебя, — сказала Пифия, когда Мима готовил ее к вечернему выступлению.

— Но я не перестану помогать тебе, — возразил Мима речитативом.

— Хозяин уже назначил тебе замену, — ответила она. — Твои вещи переносят в фургончик Орб. После сегодняшнего тебе не подобает руководить по мне.

— Но я не…

— Полно, — улыбнулась она. — А русалка от злости бьет хвостом по воде; она надеялась, что вы с Орб сговоритесь гораздо позже.

Мима рассмеялся.

— Поблагодари ее от меня, — пропел он. — Вы с ней, наверно, даже не понимаете, как много для меня сделали.

— О, мы-то понимаем, — ответила Пифия. Ей уже пора было выходить на сцену.

Эту ночь Мима провел в фургоне Орб. Несмотря на всеобщее убеждение, они не занимались любовью. Было так приятно просто разговаривать, узнавать друг о друге все новые подробности. Когда наконец их сморил сон, они уснули обнявшись, но и только, — и этого было более чем достаточно. Само прикосновение к Орб заставляло Миму чуть ли не петь. И еще восхитительнее было, что он знал: она ощущает то же самое. От любви этой совершенной женщины Мима впервые забыл о своей неполноценности.

Следующей ночью они принадлежали друг другу. У Орб это было впервые, ибо она оказалась поистине целомудренной женщиной. Мима рассказал ей об этой стороне жизни принцев, страшась, что ужаснет ее, но она ответила только:

— Ты раньше никогда не любил.

Это была сущая правда, и все остальное стало несущественным, как и заикание.

По сути дела, большой опыт помог Миме сделать все возможное, чтобы Орб смогла избежать неловких ситуаций, непонимания и неудобств.

— Все, что было с другими женщинами, — искренно признался он, — не может сравниться с простым прикосновением к твоей руке.

— Как, даже с самыми красивыми женщинами? — лукаво спросила она.

— Самая прекрасная — ты.

Орб засмеялась:

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю. Во дворце к моим услугам были самые красивые наложницы княжества.

Она вздохнула, но не возмутилась.

— Я знаю, что это правда. Ты сделал редкий комплимент.

— Они с таким же успехом могли быть овцами, — пропел Мима.

— Значит, я лучшая из овец, которых ты знал?

— Это были красивые женщины, — повторил он быстро, и они оба рассмеялись.

Тянулись долгие месяцы муссонов, и труппа медленно продвигалась на северо-запад по направлению к Синду. Впрочем, география совершенно не занимала Миму; счастье его находилось там, где Орб. Она была необыкновенно одаренной певицей, но даже это уже не имело значения — его интересовал не талант Орб, а только она сама.

На медленном пароме труппа переправилась через Инд и уже давала представления народу, говорящему на ином языке. Это было неважно — артистов хорошо понимали повсюду.

Орб все еще не находила того, что искала, — «Ллано». Однако это ее не расстраивало: она была готова искать песню хоть всю жизнь — если Мима рядом.

Когда же они достигли пригородов Карачи, к каравану приблизился отряд вооруженных всадников. Повозки остановились. Кавалеристы носили форму Гуджарата, и хотя они находились вне пределов этого княжества, артисты были не в том положении, чтобы протестовать.

Офицер о чем-то переговорил с хозяином и затем подъехал прямо к фургону Орб.

— Принц, мы прибыли за вами, — объявил он.

Так, значит, они все время знали, где его найти!.. Мима огорчился, но был не слишком удивлен. Вероятно, тот случай с тхагами навел их на след, а потом они просто контролировали передвижения гастролеров. Но что же им сейчас понадобилось?

Ускользнуть от всадников не было никакой возможности — кавалеристы окружили караван и держались начеку. Мима выпрыгнул из фургона.

— Что вам нужно? — пропел он.

Офицер, по-видимому, был озадачен. Он никак не ожидал этого. На лице Мимы лежал белый грим, которым он пользовался не только во время представления, и, кроме того, офицер думал, что принц будет заикаться.

Однако кавалерист быстро оправился.

— Принц, — сказал он официальным тоном, — ваш брат скончался. Гордость Княжества, вы теперь наследник престола. — Офицер церемонно поклонился. — Вместе с этим почетным эскортом вам надлежит вернуться в столицу, где вас ожидает Раджа.

Несчастье! Мима никогда не был близок с братом, собственно говоря, едва знал его, но эта внезапная смерть стала потрясением для всей семьи, в том числе и для Мимы. Еще большим потрясением было то, что он становился наследником престола.

— К-к-к-как он у-у-у-умер? — с трудом выговорил Мима, позабыв про пение.

— Господин, он погиб благородно, в бою против Раджастхана [14].

— Но мы не воюем с Раджастханом, — удивился Мима.

— Это был обыкновенный набег.

Всего лишь пограничная стычка — и, конечно, его отважный брат лично принял в ней участие и был убит, чем навлек горе на всех.

Из фургончика вышла Орб.

— Ты должен ехать, — сказала она. — Ты нужен своему княжеству.

— Пропади пропадом мое княжество! — пропел Мима.

— Я отправлюсь с тобой, любовь моя.

— Нет, — твердо заявил офицер. — Принц должен ехать один. Он женится на принцессе, которую выберет Раджа.

— Н-н-н-никогда! — вскричал Мима.

— Нам дано указание выплатить этой женщине приличествующую сумму, — сказал командир. — Она не будет нуждаться. Но она больше не увидится с принцем — таков приказ Раджи.

— Приличествующую сумму! — презрительно воскликнула Орб.

— Вот она, — офицер протянул Орб небольшой сверток.

Кавалерист был совершенно серьезен. Мима прекрасно знал, что отговорить их никак не удастся. Слово Раджи было непререкаемо. Мима укусил язык.

Орб, растерявшись, приняла сверток, но даже не поглядела на него.

— У вас есть несколько минут, чтобы попрощаться с женщиной, — проговорил офицер. — Брать с собой ничего не нужно, принц. Мы дадим вам необходимую одежду.

Рот Мимы наполнился кровью. Кожа побледнела. На губах появились маленькие пузырьки.

Командир встал перед Мимой на колени и протянул ему эфес своей сабли.

— Если вам так будет угодно, принц, отрубите мне голову, а затем и всем остальным. Мы не обратим оружия против своего господина. Но вы вернетесь в свое княжество.

— Мима! — закричала Орб, поняв, в чем дело. — Они лишь исполняют свой долг! Ты должен поехать с ними!

Мима стоял не двигаясь. Она была права, но, даже если бы Орб ошибалась, он не смел подвергать ее такому испытанию. Вид побоища был не для нее.

Мима отвернулся и выплюнул кровь. Потом взял у офицера меч, повернул и отдал кавалеристу.

— Подождите минуту, — сказал он, не заикаясь.

— Как пожелает мой господин, — ответил командир, явно испытывая облегчение, и вложил саблю в ножны.

Мима посмотрел на Орб.

— Я вернусь к тебе, — пропел он, — когда уговорю отца освободить меня от служения. А пока я дам тебе вот это. — Мима вынул колечко в форме змеи.

— Что это? — спросила Орб, и в глазах ее заблестели слезы.

— Царский талисман. Надень его, и он ответит на любой вопрос. Одно сжатие означает «да», два значат «нет», а если три — оно не может ответить однозначно. Кольцо также защитит тебя, когда попросишь.

— Защитит?

Мима надел кольцо себе на палец. «Покажи», — мысленно приказал он.

Маленькая змейка ожила и скользнула к нему в ладонь. Мима поднес ее к Орб, и змея переползла к ней в руку. Она на мгновение подняла головку, тоненько зашипела, а потом обвилась вокруг пальца и снова стала металлической.

— Ты хочешь сказать… она может ужалить? — спросила пораженная Орб.

— Ее укус смертелен, — ответил Мима, — но она жалит только по приказанию. Этому талисману ты можешь верить всегда. Носи его, и будешь в безопасности.

— До твоего возвращения, — проговорила Орб.

Он кивнул. Потом обнял ее и крепко поцеловал. Его грим испачкал Орб лицо, но это не имело значения. Ее красота ничуть не пострадала.

Мима шагнул к офицеру.

— Теперь я готов ехать с вами, — сказал он речитативом.

Ему подвели прекрасного коня, и Мима вскочил в седло. Он помедлил, помахал на прощанье Орб и всем остальным, с кем подружился. И тронулся в путь.

3. ПРИНЦЕССА

За то время, что Мима не видел его, Раджа заметно постарел. С отцом Миму, разумеется, связывали не более близкие отношения, чем с братом; в среде царственных особ это было не принято. Он встречался с этим человеком, наверно, не более десяти раз, главным образом в детстве, еще до того, как мать Мимы допустила промах, зачав дочку, после чего получила развод и была удалена из дворца. У Мимы практически не было семейной жизни, и теперь он понимал, что в значительной степени именно ее он искал и нашел с Орб — истинную любовь и близость между людьми. И не собирался отказываться от этого.

Тем не менее встреча с отцом поразила Миму. Дело было даже не столько в том, что Раджа сильно состарился. На нем, больном и одновременно величественном, конечно же, были изысканные одежды, по обыкновению расшитые золотом, и ожерелье из сверкающих рубинов, однако его манера держать себя не имела отношения к платью. Раджа мог быть и голым и все равно излучал властность. По тучности тела и дряблости щек можно было судить о болезни правителя. Очевидно, он поддерживал здоровье с помощью магии, но даже у волшебства есть границы, и Раджа неуклонно шел к освобождению от плоти. Неудивительно, что его так беспокоила проблема наследника.

— Необходимо, чтобы у наследника был наследник, — сказал Раджа. — Ты будешь обручен с принцессой из княжеского дома Махараштры [15]. Это политически выгодный союз. Сейчас мы ведем переговоры относительно приданого.

— Ваше Величество, я не буду обручен, — пропел Мима.

Раджа, покачивая головой, посмотрел на него долгим взглядом.

— Стало быть, все так и есть. Та девка научила тебя говорить по-другому. Это значительное улучшение, хотя до совершенства еще очень далеко.

— Та девка, — пропел Мима сквозь зубы, — единственная, на ком я женюсь.

Раджа подумал.

— Исполни свой долг с принцессой, а потом можешь взять девку в наложницы.

Мима отвернулся и плюнул.

Придворные вскочили со своих мест, а княжеский страж даже позволил себе прикоснуться к рукоятке меча, но Раджа оставался совершенно спокоен. Он сделал легкий жест, прогоняя сына.

Мима поклонился и задом вышел из Собрания. Встреча оказалась не очень продуктивной.

Мима находился под домашним арестом в живописном месте на окраине Ахмадабада. Естественно, его не пытали, не заключали в узилище и не принуждали с помощью магических средств; он был наследником. Но и свободы Мима был лишен. Он знал, что будет освобожден тотчас же, как даст согласие, однако отступать не собирался. Слово правителя было нерушимо и никогда не давалось неискренне. Так Мима и томился среди роскоши, изысканных яств, восхитительных развлечений, имея в своем распоряжении лучших наставников в любом виде искусства, какое только могло его заинтересовать.

Проведя две недели в заточении. Мима попытался бежать. Побег не удался, как он и предполагал; Мима просто нащупывал возможности защиты. Раньше отца не интересовало его местонахождение, а теперь чрезвычайно заботило — и в этом заключалась вся разница. Бежать Мима не мог.

Через месяц от Раджи прибыл посол, чтобы задать вопрос: согласен ли теперь Мима на помолвку? И снова Мима, отвернувшись, плюнул, и посол удалился.

Однако Раджа так просто от своих желаний не отказывался. Два дня спустя во дворец поместили красивую наложницу. Ее волосы были черны, как полночь, и самоцветы сверкали в них, словно звезды.

— Раджа приказал мне принадлежать вам, — сказала она.

— Ты никогда не будешь моей, — резко ответил Мима.

Наложница помрачнела. Стражники увели ее прочь.

Часом позже пришел начальник дворцовой охраны.

— Принц наследник, Раджа приглашает вас посмотреть, что мы сделали.

Мима с любопытством пошел со стражником к парадным воротам дворца. Там, насаженная на длинный шест, была выставлена голова наложницы. Драгоценные камни все еще горели в ее волосах.

Месяц спустя прибыла другая женщина. Она была дочерью северных стран, с ясными синими глазами и волосами, как чеканное серебро, переплетенное золотыми нитями.

— Раджа приказал мне принадлежать вам, — сказала она.

Мима заколебался, поскольку понимал, что в этой игре у отца в запасе куда больше средств убеждения, нежели он мог вынести. В лучшем случае его упорство могло породить перед главными воротами частокол шестов с хорошенькими головками; в худшем — Раджа схватит и расправится подобным же образом с самой Орб.

— Останься, — велел он наложнице. — Я позову тебя, когда понадобишься.

Эта уловка временно сработала. Но по прошествии недели, в течение которой Мима так и не обратился к женщине, она внезапно исчезла из дворца, и ее голова была выставлена у ворот рядом с первой.

На третий месяц появилась следующая девушка. Ее волосы цвета раскаленной меди были заколоты гребнями из прекрасного зеленого нефрита, а глаза оттенком тоже напоминали яшму.

Мима зажмурился. «Прости меня, Орб! — взмолился он. — Я не могу быть убийцей этих миловидных женщин. Они слишком похожи на тебя».

Он взял наложницу за руку, подвел к кровати и тотчас же лишил девственности.

Так Раджа мало-помалу принуждал сына исполнить свою волю. Но Мима по-прежнему отказывался от обручения. Тело его было в заточении, сердце же принадлежало ему и было отдано Орб.

Минули два года, и Раджа самолично явился во дворец. Признаки его болезни усилились, однако воля не ослабла.

— Если ты не заботишься о себе, — сказал Раджа, — то подумай о своем княжестве. Через три года я умру, наши враги злоумышляют против нас, а наследник все еще не подготовлен. Твое присутствие и союз с Махараштрой могут защитить наши границы от опаснейшего вторжения. Это необходимо для процветания всех жителей Гуджарата.

— Усыновите более подходящего наследника, — пропел Мима. — Дайте мне соединиться с моей возлюбленной.

— Принцесса Махараштры красива и прекрасно воспитана, она достойна любого мужчины. Согласись на помолвку, а во всем остальном поступай по собственному усмотрению.

— Я не женюсь ни на какой женщине, кроме своей возлюбленной. Освободите меня и во всем остальном поступайте по собственному усмотрению.

— Верность — это добродетель, даже для принца, — отозвался Раджа. — Проведи вместе с принцессой один месяц в Замке Новобрачных. Если после этого ты по-прежнему не пожелаешь обручиться с ней, я дарую тебе свободу.

Победа, и так неожиданно!

— Согласен, — ответил Мима. Ну что значил всего лишь месяц искушения по сравнению с двумя пережитыми годами?

Замок Новобрачных располагался среди отдаленных гор. Это было удивительно красивое место со скульптурной оградой, с садами, где благоухали бесчисленные цветы, с изящной архитектурой и всей мыслимой роскошью. Никаких слуг там не было; нерушимые чары поддерживали усадьбу в идеальном состоянии, сохраняя здесь превосходный климат, совершенно независимый от того, какая погода стояла за ее стенами. Приближенным вельможам иногда позволялось пожить здесь, когда они женились, и сам Раджа приезжал сюда, чтобы восстановить силы. Но Миме предстояло пробыть здесь целый месяц.

Что и говорить, человека могут утомить даже самые чудесные удобства, если он лишен общества. Поэтому тут всегда жили вдвоем — и только вдвоем. Ибо самой замечательной особенностью Замка Новобрачных было волшебное воздействие на умы тех, кто попадал под его крышу. Здесь чувства и мысли любого человека некоторым образом выходили за границы его тела и становились известны другому присутствующему. Тут не существовало тайных ощущений. Поэтому Замок оказывал столь мощное воздействие на тех, кто недавно влюбился, — и в то же время был совершенно неподходящим местом для людей, которые больше не любили друг друга.

Впрочем, Мима об этом знал, так что был подготовлен. Он никогда раньше не приезжал в Замок Новобрачных, однако сомневался, что здешнее волшебство сможет поколебать его страстную любовь к Орб. Даже если из-за чар Замка и возникнут какие-то проблемы, то близкое общение с этой, по всей видимости, жеманной и избалованной южной принцессой поможет их преодолеть. Для Мимы Орб была эталоном совершенства, которому не могла соответствовать ни одна другая женщина. Как, кстати, ее имя? Он уже почти забыл!

Малахитовый Восторг — вот как звали принцессу, словно в холодном зеленом камне могла быть какая-то прелесть. Наверняка здесь крылась такая же насмешка, как и в его собственном имени — Гордость Княжества. Нет, он был уверен, что выйдет из этого испытания победителем и наконец обретет свободу, чтобы вновь соединиться со своей единственной любовью.

Мима в одиночестве стоял во дворике, ожидая, когда приземлится ковер принцессы. Никаких слуг, разумеется, не было; нельзя же, в самом деле, позволить посторонним совать нос в откровенные мысли и чувства венценосцев. Они останутся здесь только вдвоем на весь назначенный срок, а через месяц ковры возвратятся, чтобы их забрать.

Ковер прибыл вовремя: сначала вдали над горами возникла точечка, затем проявились волнистые очертания. Наконец он снизился и приземлился — широкий ковер, на котором стоял заполненный подушками занавешенный паланкин.

Ковер мягко опустился на изразцовые плитки дворика, паланкин открылся и вышла принцесса.

Мима стоял в тени ворот и разглядывал ее, эту Немезиду (*5) его любви, которую он никогда раньше не видел.

Малахитовый Восторг, принцесса Махараштры, оказалась женщиной чрезвычайно эффектной. На ней было подпоясанное платье с застежками из темно-красных рубинов, которое облегало фигуру, напоминающую песочные часы, и шаль, вышитая бледными золотыми нитками. Волосы ее казались блестящей бурной иссиня-черной рекой, струящейся вниз по плечам и обрамляющей лицо самым очаровательным образом. Ее глаза были как у коровы, пасущейся в долинах, — огромные, темные и влажные. Сквозь вьющиеся волосы виднелись маленькие уши, словно радужно переливающиеся ракушки у кромки озера. Рот, слишком нежный для этого грубого мира, походил на совершенный в своем изяществе малиновый лук. Ее груди под платьем были как два олененка, упругие, круглые и наверняка такие мягкие, какие только может вообразить мужчина. Бедра же…

Она повернулась к Миме. «Уйми свои похотливые мысли, грубиян, — подумала принцесса с гневом. — Или ты уже позабыл, где находишься?»

Он и впрямь на мгновение забылся! Поразительная красота девушки застала его врасплох, ничего не оставив от злости, переполнявшей Миму в связи с ее присутствием. Он почувствовал, что краснеет, и это рассердило его — отчего лицо запылало еще сильнее.

Принцесса рассмеялась, довольная тем, что одержала над ним верх. Он разболтал о своих впечатлениях, будто несмышленый школьник, в то время как она сохранила самообладание.

Однако принцесса быстро посерьезнела.

— Знай, о принц Гуджарата, что я желаю этого союза не больше, чем ты, — твердо проговорила она. — Я люблю другого и всегда буду любить его. Я бы сейчас была с ним навсегда, если бы не воля отца. Ты всего лишь помеха на моем пути, и мы благополучно преодолеем это испытание, если ты мыслями и телом станешь держаться подальше от меня.

Мима едва мог поверить услышанному.

— Неужели ты против нашей помолвки? — пропел он. — Я не знал этого.

— Ты наверняка многого не знаешь, принц косноязычных. И многого тебе лучше вообще не знать. А теперь выйди на свет, чтобы я смогла рассмотреть своего врага.

Снова испытывая сильную неловкость, Мима вышел из тени.

«Надо же, а ведь он красивый мужчина», — с удивлением подумала принцесса.

«Это несущественно», — ответил он таким же образом, и теперь покраснела уже она. Принцесса попалась точно так же, как и Мима. Одно дело было знать, что их мысли полностью открыты друг для друга, а другое — испытать это на себе.

— Верно, Гордость Княжества, — ответила она, и Мима снова расстроился. Он постоянно забывал, даже в то время, когда это происходило!

«Выбери, в каких покоях тебе хотелось бы остановиться, — быстро подумал Мима, чтобы скрыть другие мысли, которые у него могут возникнуть. — Я займу комнаты в противоположном конце Замка».

— Здесь нигде нет такого места, чтобы мы могли не соприкасаться мыслями, — сказала она. — Тут в состоянии помочь лишь душевная дисциплина.

«Она и поможет», — угрюмо согласился он.

И они поселились в противоположных крыльях дворца.

Однако это оказалось весьма неудобным, поскольку в апартаментах не было ни воды, ни пищи; чтобы добыть их, нужно было выходить. Кухня ломилась от множества разнообразнейших деликатесов, но она была построена так, что требовались одновременные действия двух человек. Один должен был держать дверь кладовой, пока другой доставал еду; иначе ничего не получалось. Поскольку пища, вынутая из волшебной кладовой, быстро портилась, нельзя было наготовить много еды, действуя совместно однажды; чтобы поесть, всякий раз должны были присутствовать двое.

Еще большей проблемой оказалась вода. Она подавалась старомодным насосом с длинной красной ручкой. Одному приходилось качать насос, а другому держать сосуд; иного способа не существовало. Каждую чашку они наливали, помогая друг другу. Но и эта вода мгновенно испарялась, если ее выносили из столовой. Так что есть они могли только вместе.

Но это было еще не все.

— Мне нужно помыться! — озабоченно воскликнула принцесса.

— Я мог бы качать насос, пока ты сидишь под струей, — поразмыслив, пропел Мима.

Она бросила на него испепеляющий взгляд:

— Или я могла бы качать, покуда ты сидишь под ней.

Он оценил сложность проблемы. «Поверь мне, Восторг, у меня нет никакого желания таращиться на твое прекрасное тело», — подумал Мима.

— Ты лжешь, Гордость, — желчно сказала она.

«И то правда», — согласился Мима. Он не был влюблен в нее и отнюдь не хотел, чтобы принцесса его совратила, но Мима был мужчиной и ему всегда доставлял удовольствие вид чувственной женской плоти, — а эта женщина была на редкость чувственной. В душе он был созерцателем.

— И я не собираюсь соблазнять тебя, — добавила девушка резко.

«Ты лжешь», — мысленно парировал он, ибо под неприкрытым раздражением принцессы сквозило тайное удовольствие от того, что Мима столь высокого мнения о ее теле. Она, как настоящая женщина, была подвержена приступам суетности; ей хотелось быть неотразимой для всех мужчин и при этом иметь в своем полном распоряжении только того единственного, которого выберет.

«Будь ты проклят!» — подумала она, и эта внезапная ярость была как удар грома.

Мима горько улыбнулся. «В этом и есть назначение Замка, — напомнил он.

— Принудить нас быть вместе, добиться взаимопонимания. Заставить меня загореться к тебе желанием, а тебя — почувствовать признательность за это желание. И так до тех пор, пока мы не забудемся во взаимной страсти».

— Но ведь мы царственные особы, а не животные, — возразила девушка. — Мы не должны рабски поддаваться такому приручению.

Мима решил переменить эту скользкую тему. Они действительно были дисциплинированными человеческими существами, и принцесса, видимо, столь же предана своей любви, как и он своей, — черта, которая восхищала Миму…

— Следи за своими мыслями! — бросила она.

Итак, им надлежало сотрудничать, чтобы избежать явных соблазнов. Он не должен смотреть на ее тело или допускать каких-либо одобрительных мыслей на этот счет, каким бы сладостным…

«Животное!» Мима не совсем понял, была ли это его дикая мысль или ее. Все оказалось намного каверзнее, нежели он мог предполагать!

— Вот именно, — согласилась принцесса.

— Я повернусь к тебе спиной и буду качать воду, пока ты моешься, — пропел он эту блестящую мысль. — А потом мы можем поменяться. Так мы сумеем не видеть наших обнаженных тел.

Она задумалась. Предложение Мимы ей не очень нравилось — ее чувства совпадали с мыслями, — но никакого лучшего решения не находилось.

— Давай попробуем. Отвернись и качай воду, а я помою руки.

— С-с-с-согласен, — заикаясь проговорил он и выругал себя за то, что забыл пропеть.

— Принц, мы, несомненно, и так можем найти друг у друга множество весьма неприятных черт, — добродушно сказала девушка. — Не стоит стыдиться того, над чем мы не властны. Разговаривай, как можешь. Для нас это не помеха.

Она простила ему заикание! Мима был просто ошеломлен, его захлестнула волна благодарности. Редкая женщина давала себе труд хотя бы понять…

«Прекрати! — мысленно одернула его принцесса. — Меня не интересуют твои чувства!»

Она пыталась вести себя правильно, то есть сохранять отчужденность между ними. Мима это прекрасно понимал и сам пробовал делать то же самое. Однако сочувствие к его недостатку затронуло глубочайшие струны самосознания; он мог не подавать виду, но был не в силах не испытывать благодарности.

— Ну давай же качай насос! — в растерянности воскликнула девушка, тщетно сопротивляясь его признательности.

Мима отвернулся, неловко нащупывая позади себя рукоятку. Взгляд принца упал на стену, к которой он теперь стоял лицом.

Стена была зеркальная.

Мима вздохнул. Строитель Замка Новобрачных, как видно, предусмотрел все. Ну что ж, он может просто закрыть глаза.

— Лучше завязать, — сказала принцесса.

Так они и сделали. Мима накрыл голову полотенцем и качал воду, а девушка приготовилась мыться.

— Ой! — вдруг вскрикнула принцесса.

Наверно, вода холодная. Он продолжал качать, хотя все его мысли полностью сосредоточились на вопросе, какого же места должна была коснуться вода, чтобы вызвать такую реакцию? Мима попытался переключиться, однако теперь уже оказалось попросту невозможно думать о чем-нибудь другом. Прозрачная вода, блестящие груди…

— О, да это хуже, чем если бы ты просто смотрел! — в отчаянии воскликнула она. — Сними полотенце!

«Но ведь я пытаюсь контролировать свои…»

Принцесса протянула руку и сорвала полотенце. Мима заморгал. Прямо перед ним была обнаженная грудь, преисполненная именно такого великолепия, о каком он пробовал не думать.

— Лучше уж сразу покончить со всем этим, — пробормотала принцесса, едва выговаривая слова от распиравшего ее гнева. Она сбросила оставшуюся одежду, а Мима смущенно смотрел на нее, стыдясь своего восхищения, которое он не в силах был подавить. Это была поистине совершенная женщина.

Наконец принцесса кончила мыться, вытерлась и оделась.

— Теперь твоя очередь, — свирепо проговорила она.

Мима подчинился — это было справедливо. Но ему мешала естественная мужская реакция; если он разденется, то все станет слишком уж очевидным.

Малахитовый Восторг зарделась.

— Ладно, как-нибудь в другой раз, — решила она и вышла.

Пожалуй, мысли Мимы были столь же откровенны, как была бы плоть. Ему было стыдно за себя; он ни в коем случае не хотел, чтобы все так обернулось. Принцесса была милой, скромной женщиной, которая, вероятно, никогда не видела мужчину в состоянии…

«Хватит! — донеслась ее мысль, ничуть не приглушенная расстоянием, которое их разделяло. — Надо бежать отсюда!»

Мима печально рассмеялся. Замок их обоих ставил в преглупое положение.

— Д-д-д-да! — горячо поддержал ее Мима.

— Д-д-д-да! — отозвалась принцесса, и она не передразнивала его.

Однако никто из них не представлял себе, как это сделать. Поместье было обнесено высокой заколдованной стеной, на которую невозможно было влезть, и одной стороной примыкало к озеру. Проникнуть сюда можно было лишь на волшебном ковре, который отсутствовал. Малахитовый Восторг и Гордость Княжества договорились поразмыслить над этим ночью, а утром поделиться друг с другом своими соображениями.

Они встретились за ужином, а потом принцесса зажмурилась и качала воду, пока Мима мылся. Если она и подсматривала украдкой, то это не имело значения, поскольку все равно о его физическом состоянии узнавала по мыслям. Девушка только время от времени вспыхивала и продолжала качать насос, а Мима, в свою очередь, не останавливаясь считал наоборот, чтобы выбросить из головы как можно больше собственных мыслей. Он был очень рад, когда все это наконец кончилось.

Они попрощались, и каждый отправился в свои покои. Но не успел Мима войти в комнату, как у него в мозгу раздался крик принцессы. Он бросился на ее половину, откинул полог — в комнатах, естественно, дверей не было — и увидел, что она стоит, зажимая рот маленьким кулачком.

— Здесь что-то было! — закричала девушка.

По ее мыслям Мима увидел, как призрачная, похожая на скелет отвратительная тварь подкрадывается к ней, но пропадает, когда принцесса оборачивается.

— Тут нет людей или каких-то других существ, кроме нас, — напомнил ей Мима. — Мы бы услышали их мысли.

— Я видела его, — настаивала принцесса, и он знал, что она действительно видела… или верила в это.

Из чего следовало, что, возможно, здесь побывал не человек и не животное. Неужели в Замке обитают демоны?

— Демоны! — в ужасе воскликнула девушка.

Но с какой стати подобная нечисть появится в месте, предназначенном для влюбленных?

— Чтобы вынудить их быть вместе, — сказала принцесса.

Конечно же! Тот, кто постарается спать отдельно от другого, очутится в обществе пренеприятнейших потусторонних существ. Малахитовый Восторг явно была крайне обеспокоена; Мима чувствовал это по ее мыслям. Так что же им делать?

— Я не буду обращать на него внимания, — отважно заявила принцесса. Но хотя она искренно намеревалась сделать над собой такое усилие, Мима чувствовал ее глубочайший страх перед демоническими силами. Она не сможет спать.

Долг мужчины — защищать женщину от любой возможной угрозы всеми доступными средствами. Мима понимал, что его меч бессилен против демона, — но разве в этом дело? «Я останусь стоять на страже», — подумал он.

— Я не могу просить тебя об этом, — запротестовала она. Но ей хотелось это сделать, потому что она была по-настоящему напугана.

«Я буду спать около входа, — решил Мима, внося поправку в свое намерение. — В этом нет ничего трудного».

— Как бы я желала поблагодарить тебя, принц Гордость Княжества, — проговорила девушка с явным облегчением. Они оба знали, почему она не может.

— Лучше зови меня Мима, — пропел он.

— Мима — это имя, которое тебе дали в балагане, — догадалась принцесса.

— Там ты встретил женщину, которую любишь.

«Где я был счастлив», — согласился он.

Она легла на свою большую мягкую постель с пуховыми подушками и разноцветными одеялами, а он сел у двери и уснул, как спят воины, готовый к любому внезапному вторжению. Лампу они не погасили, дабы никто не смог прокрасться незамеченным.

Вдруг Мима проснулся и вскочил на ноги. Чудовищный демон крался к постели. Малахитовый Восторг повернулась, увидела его и закричала.

Мима прыгнул, выхватывая меч из ножен, но демон беззвучно просочился сквозь стену и исчез.

Принц подошел к кровати, где лежала Малахитовый Восторг, дрожа от потрясения. Ее чувства представляли собой спутанный клубок отвращения, страха и стыда, поскольку она понимала, что обременяет Миму, несмотря на твердое намерение не причинять ему больше беспокойства.

Он подошел, сел на кровать и обнял ее. «Невинности свойственно страшиться зла», — успокаивающе подумал Мима. Сам он, безусловно, не испытывал никакого страха, разве что омерзение к себе, так как позволил этой твари проникнуть в спальню. Ведь он был на страже, разве нет?

Девушка всхлипывала у него на плече. Но вскоре, почувствовав бесстрашие Мимы, успокоилась.

— Я… я прошу прощения за свою слабость, которая доставляет тебе столько хлопот. Я вовсе не хотела…

«Знаю». В Замке не было места притворству; ее страх был неподдельным, а его бесстрашие — искренним. Их обучали разным вещам.

— Ведь именно это и должен сделать Замок, — сказала она. — Бросить нас друг другу в объятия…

— Здесь нет любви, — ответил Мима. — Так я мог бы держать испуганного ребенка.

Его слова еще пуще смутили принцессу, тем более что она не могла этого отрицать.

— Ну и пусть я буду ребенком, — согласилась она. — Мои слабость и унижение открыты для тебя, и я заслуживаю презрения.

«Ты не выказала презрения, когда я заикался», — напомнил Мима.

— Но с заиканием ты ничего не можешь поделать!

— А ты ничего не можешь поделать с этим.

Девушка помолчала, задумавшись.

— Я не выказала презрения, потому что не чувствовала его, — медленно проговорила принцесса. — Но если бы вдруг почувствовала, то теперь изменила бы свое мнение. Ты смелый мужчина и добрый.

«Я принц. Я такой, каким меня обучили быть».

«Смелости — да, обучили, — подумала она в ответ, — однако не доброте».

«Наилучший правитель тот, кто смягчает правосудие милосердием», — отозвался Мима, вспоминая, чему его учили.

«В тебе милосердие сильнее, нежели ему надлежит быть».

Он знал, что это правда. Мима овладел всеми телесными способностями, необходимыми для исполнения его обязанностей, но не чувствами. Если бы он обладал должной твердостью, его бы не тронула судьба наложниц, которых он отверг, или раболепство офицера, доставившего его обратно. Он был слаб, и отец, Раджа, виртуозно играл на этой слабости.

— Ах, Мима! — воскликнула принцесса, прочитав его мысли. — Я и не знала!

«Тебе и не следовало знать. Разве на тебя не оказывали такое же давление, чтобы ты прилетела сюда?»

— Ну, не совсем. Отец просто взял да отправил меня в Замок. У меня не было выбора!

«Ты женщина, — согласился он. — Принц может уступить; принцесса обязана подчиниться».

— Физически, — уточнила она. — Но мое сердце принадлежит только мне.

«Или тому, кого ты любишь».

— Да, — подтвердила принцесса.

И тут нечаянно Миме открылась еще одна сторона ее смущения — у принцессы не было другой любви. Тот человек, который интересовал ее, ни в коей мере не был ровней Миме, да и принцем не был. Этот интерес за последние несколько часов испарился, словно утренняя роса. Она противилась приезду сюда просто потому, что не хотела быть пешкой в чужой игре, отданной какому-то мужчине для укрепления политического союза. Она же не наложница!

«Я никогда и не думал о тебе как о наложнице!» — мысленно заверил ее Мима.

— О, как бы мне хотелось держать свои мысли при себе! — застонала принцесса. — Все мои секреты так и сыплются из меня!

«Твои секреты тебя очень красят», — успокоил он.

— Лучше бы я лежала перед тобой обнаженной!

Она уже стояла голая перед ним, когда мылась. Тем не менее Мима совершенно точно понял, что она имела в виду. Женщина гораздо в большей степени, чем мужчина, создание, состоящее из лакомых тайн, сокровенных мест, и обнажать их — жестоко.

— Спасибо, — сказала она.

«Ляг. Усни. Я буду начеку».

— Демона вызывает наша разъединенность, — проговорила принцесса. — Обними меня и засни сам — тогда демон не явится.

Сущая правда. Эта тончайшая личностнейшая сеть Замка опутывала и раздражала Миму, но он не видел способа вырваться из нее.

Они легли рядом, она — в ночной рубашке, он — в дневной одежде, с мечом на поясе.

«Завтра мы бежим отсюда», — твердо решил Мима.

— Завтра, — подтвердила принцесса. И они тихо уснули.

4. БУРЯ

Когда утром они проснулись, Мима отвернулся, пока Малахитовый Восторг одевалась; затем они пошли в апартаменты Мимы, где отворачивалась уже она, когда он переодевался в чистое. Но это вряд ли имело значение: полная открытость их мыслей и чувств делала физическую скрытность бессмысленной.

Позавтракав, они пошли прогуляться к тихому озеру. «Дважды два — четыре, — напряженно думал Мима. — Дважды четыре — восемь». Такое упражнение хорошо отвлекало от всевозможных других мыслей.

Сначала Восторг поглядывала на него подозрительно, потом кивнула. Она была весьма сообразительна. «Дважды три — шесть, — считала девушка, снимая платье. — Дважды шесть — двенадцать».

Иногда их вычисления вклинивались одно в другое, мешая сосредоточиться. Тогда они просто начинали считать снова, покуда опять не сбивались.

Раздевшись, молодые люди вошли в воду и поплыли к дальнему берегу. Мима не решился прямо спросить Восторг, умеет ли она плавать, потому что это могло выдать его намерения. Было ясно, что плавает она очень хорошо; более того, девушка выглядела особенно мило, загребая воду рядом с Мимой. Он вспомнил русалку в чане, — но Восторг была куда красивее полущуки.

«Дважды двадцать четыре — сорок восемь!» — напряженно думала Восторг, напоминая Миме, чтобы он не отвлекался от своей арифметики. Он почувствовал себя виноватым.

Озеро они переплывали довольно быстро, но, когда уже приближались к противоположному берегу, вода вокруг них забурлила, и маленькие рыбешки самых разных цветов стали стайками шнырять вокруг.

А потом вдруг четыре рыбины высунули из воды головы и запели:

— Если б твой отец узнал, он бы страшно разгневался!

Восторг хлебнула полный рот воды и закашлялась. Несколько секунд она молотила по воде руками, затем наконец пришла в себя.

— Мой отец! — горестно воскликнула она.

Мима плавал поблизости, желая убедиться, прежде чем плыть дальше, что девушка оправилась. Говорящие рыбы его тоже немало поразили, но, видимо, это была всего лишь невинная демонстрация. Он оглянулся назад и увидел, что, рассекая поверхность озера, к ним приближается огромный плавник.

Вот теперь он ощутил страх, поскольку был безоружен и плохо подготовлен к защите в воде. Восторг, разумеется, была еще более уязвима. Она закричала.

Плавник обогнул их и пронесся между ними и берегом. Потом замер, выжидая.

Мима оценил положение. Говорящие рыбы доказывали, что их попытка убежать не осталась незамеченной, а плавник недвусмысленно давал понять, что она не останется безнаказанной. Мима вздохнул и показал рукой в сторону Замка. Они поплыли назад, и плавник не преследовал их.

Оставшуюся часть дня Мима и Восторг провели, гуляя в садах и отдыхая в беседках. Молодые люди все время были вместе, и это оказалось довольно приятно. Замок ничем не угрожал им, пока они были рядом и не пытались бежать. Однако такая близость постоянно возвращала мысли Мимы к очевидным достоинствам принцессы, что очень ей льстило, хотя она и пробовала бороться со своими чувствами, которые, в свою очередь, передавались ему, побуждая думать в том же направлении.

Они сидели в очаровательном патио [16], ощущая себя пленниками.

— Что же нам делать, Мима? — спросила Восторг. — Ты же понимаешь, к чему это может привести.

— Понимаю, — отозвался он. — Хотя, возможно, если мы получше узнаем друг друга, то результат окажется вовсе не таким, какого ожидают.

— Разве? — озадаченно спросила принцесса.

«У каждого человека есть недостатки. Мое косноязычие видно всем. Ты была очень великодушна, но мне кажется, что очень скоро тебя это утомило бы».

— Тогда перестань петь и снова начни говорить! — воскликнула она, мгновенно все поняв.

— Д-д-д-да, — выдавил Мима.

— И если ты лучше узнаешь о моих недостатках, то наверняка найдешь меня куда менее интересной.

— К-к-к-каких н-н-н-н?.. — Однако его мысль была ясна задолго до того, как он смог ее выговорить.

Принцесса опечалилась.

— Я надеялась их скрыть, но, конечно, это было глупо. У меня три недостатка, и первый столь же очевиден, как и твой.

Мима посмотрел на нее, совершенно сбитый с толку:

— Это н-н-н-не оч-ч-ч-ч…

— Он совершенно очевиден, — повторила Восторг. — Я ужасно огорчила своего отца, потому что родилась… — Тут она запнулась, но он понял мысль.

«Девочкой! — подумал Мима. — Но какой же это недостаток?»

— Огромный, если нужен наследник-мужчина, — мрачно ответила принцесса.

— Й-й-й-я б-б-б-бы н-н-не с-с-сказал…

— Значит, ты добрее, чем мой отец.

Но в противном случае они бы не познакомились! Он не мог себе представить эту совершенно очаровательную женщину мужчиной. Какой грустный пример современных ценностей, когда такое существо считает свой пол недостатком!

— Ты не очень-то помогаешь, знаешь ли, — заметила принцесса.

Мима засмеялся. «Мне ненавистно наше положение, но я не в силах ненавидеть тебя, Малахитовый Восторг. Пока что я не нахожу в тебе недостатков, если не считать того, что ты назначена заменить женщину, которую я люблю».

— В тебе тоже их нет, Мима, — проговорила Восторг.

Ночью демон появился опять, повергнув принцессу в ужас. Мима недоумевал: днем она была уверенной в себе женщиной, во всех отношениях самостоятельной, а к вечеру становилась совершенно беспомощной.

— Да, это так, — призналась она. — Я, как известно, женщина. У меня нет сил переносить что-нибудь злобное или безобразное. Демоны с самого детства приводят меня в трепет. Я глубоко сожалею, что так обременяю тебя.

Действительно, подумал Мима, женский пол имеет некоторые недостатки. Ни один из мужчин, которых он знал, ни за что не позволил бы какому-то там демону испугать себя. С другой стороны, мужчин, конечно, обучали сражаться. Женщин же обучали быть зависимыми. На самом деле это был не то чтобы недостаток, а скорее требование культуры.

И если предназначение женщин — быть уязвимыми, то предназначение мужчин

— защищать их.

Мима, как и прошлой ночью, лег на кровать рядом с принцессой и, обняв ее, заснул.

Его сны всегда были беспорядочными, но в ту ночь — больше, чем когда-либо. Ему снилось, что он обнимает прекрасную женщину, и Мима знал, что этот сон был явью. Ему снилось, будто он отверг ее, и видел, как голову женщины насаживают на шест.

Мима проснулся от крика. Демон склонился над ними, с вожделением протягивая руки. Мима схватился за меч, но демон отпрянул и исчез.

Восторг кричала. Она прочитала его сон и увидела шест.

«Мы должны выбраться отсюда!» — подумал он, и девушка согласилась.

На следующий день они более тщательно исследовали дворец — и в углу одной из редко посещаемых комнат обнаружили бронзовое кольцо, вделанное в пол. Мима потянул за него, и оно оказалось ручкой металлического люка, который открывал вход в глубокий туннель. Каменные ступени уходили вниз и, загибаясь, исчезали из виду. Восторг зажгла лампу, и молодые люди начали спускаться. Лестница заканчивалась где-то под стеной, и дальше, за пределы Замка, вел квадратный проход. Это был тайный туннель, возможность побега!

Воздух сделался прохладным, стены липкими. Восторг старалась к ним не прикасаться и держалась поближе к Миме. На этот раз они не утруждали себя устным счетом, поскольку было ясно, что вчера им не удалось таким образом скрыть попытку бежать. Сегодня, по крайней мере, они стояли на ногах и у Мимы был меч.

Беглецы вошли в комнату, где находилось несколько каменных жертвенников, и на каждом из них что-то лежало. На первом было золотое кольцо, на втором — сверкающая медная лампа, а на третьем — отлитый из золота телец.

Восторг, которую всегда влекли драгоценности, остановилась и потянулась к золотому кольцу. Она примерила его на один палец, потом на другой, но оно не подошло, и девушка положила кольцо на место.

Мима взял лампу, чтобы посмотреть, не лучше ли она той, которая у них, однако лампа оказалась не заправленной. Она служила лишь украшением, и только. «Интересно, что будет, если ее потереть?» — подумал Мима.

— Или загадать кольцу желание, — добавила Восторг.

Они посоветовались и решили, что эти три предмета, вероятнее всего, ловушки для неосмотрительных. Неизвестно, какие ужасы могут произойти, если вызвать к жизни силы, сокрытые в кольце или лампе. Лучше уж спокойно пройти мимо.

Но когда они поравнялись с золотым тельцом, тот поднял голову и промолвил:

— Если бы твой отец узнал, он бы каждый час казнил по женщине!

Мима вздрогнул от испуга. Это было его слабое место — неприязнь к бессмысленному убийству.

Вдруг впереди них в туннеле раздался какой-то шум, Глухие удары, от которых задрожали стены комнаты, словно к ним приближалось огромное существо. Мима выхватил меч. Послышался оглушительный рев, и из туннеля повалил дым.

— Это дракон! — завизжала Восторг. — Тебе нельзя с ним сражаться!

Разумеется, нельзя. Огонь, вырывавшийся из пасти зверя, испепелит их еще до того, как чудовище приблизится на достаточное расстояние, чтобы его можно было заколоть.

Мима снова вздохнул.

— Нам опять придется отступить, — пропел он и пошел назад тем же путем, каким они пришли. Восторг, с лампой в руке, поплелась за ним. Дракон их не преследовал.

Вернувшись в Замок, Мима и принцесса опять беседовали, и Восторг призналась во втором своем великом недостатке. Однажды в детстве она позволила какому-то человеку прикоснуться к себе. Она убежала в город, воспользовавшись недосмотром няни. Тогда девочка еще не понимала, что не все дети — принцессы и существуют разные касты. Она увидела какого-то работника и дотронулась до его руки, чтобы привлечь внимание. В этот момент ее догнала няня.

Тот мужчина оказался «неприкасаемым» — человеком вне касты. Разразился серьезный скандал, и девочку подвергли целому ряду мучительных очищений и омовений, дабы снять порчу от страшного прикосновения. Работник, естественно, был немедленно казнен, а его семья насмерть забита палками. Но ярче всего девочке запомнился склонившийся над ней разъяренный отец: «Ты подвела меня дважды!»

И Мима с болью в сердце представил себе очаровательную головку, насаженную на кол. «Нет! — подумал он. — Ведь ты не знала! Ты не хотела сделать ничего дурного!»

— Вряд ли это имело значение, — ответила принцесса. — Незнание не может служить оправданием.

Однако чувство благодарности к Миме за его поддержку и понимание затеплилось в ее груди, и девушке пришлось сделать над собой усилие, чтобы побороть возникшую эмоцию, поскольку добивались они отнюдь не этого.

Как и накануне, ночь молодые люди провели вместе. На этот раз Миме снилось, что он обнимает Восторг, как оно и было на самом деле. Однако во сне происходило и нечто большее: он целовал женщину, и начал раздевать ее, наслаждаясь теплым, шелковисто-гладким телом, и пытался овладеть ею…

Мима заставил себя пробудиться. Действительность полностью соответствовала его сновидению. Он касался открытой плоти принцессы.

«Почему ты не остановила меня?» — строго подумал Мима.

— Я пробовала… но не смогла, — прошептала Восторг.

«Я ни разу в жизни не принуждал женщину!»

— Не могла… заставить себя сказать хоть слово, — призналась она.

«Нам необходимо бежать отсюда!»

— Безусловно, — согласилась девушка.

Но прошло еще несколько дней, прежде чем они нашли возможность предпринять следующую попытку. На высокую башню Замка слетались самые разнообразные птицы, чтобы напиться чистой воды, которая там была. Время от времени садилась на башню и огромная птица — рух [17].

— Эта птица могла бы перенести нас через стену, — спел Мима.

— А она нас не съест?

— Нет, если будет знать, кто мы такие. Рухи-людоеды давным-давно уничтожены; остались только безвредные.

По миллиону ступеней Мима и Восторг поднялись на высокую башню, прихватив с собой большой мешок из сети. Когда прилетел рух, они встали в сеть, и Мима накинул на коготь птицы веревочную петлю. Удивленное пернатое взлетело, подняв сильный ветер и увлекая в небо мешок. Молодые люди, обжигаемые воздухом, болтались в ненадежной сети.

Рух быстро взлетел к облакам. Но когда птица приблизилась к краю облака, то оно превратилось в огромное лицо, изо рта которого со свистом вырывался ледяной ветер.

— Если бы ваши отцы узнали об этом, они бы во всем обвинили друг друга,

— прогрохотала туча. — Между их княжествами вспыхнет война, погибнет множество людей, и государства так ослабнут, что враждебные монгольские орды, напав, поработят оба царства, и прекрасных юных девушек заставят удовлетворять похоть своих племенных быков, а мужчин скормят собакам. Кроме того…

— Довольно! — закричала Восторг, повторяя мысль Мимы. — Рух, опусти нас на землю!

Большая птица покорно развернулась и села на башню, а Мима и Восторг, разрезав сеть, вернулись в свои покои. Они снова потерпели поражение.

— Сегодня ночью, — сказала принцесса с мрачной непоколебимостью, — и все последующие ночи мы должны спать отдельно.

— А как же демон… — пропел Мима.

— Теперь я боюсь демона меньше, нежели того, что может произойти, если мы останемся вместе. Я слаба, а ты добр; у нас уже почти нет сил сопротивляться.

И это была правда. Демон, конечно же, не причинит ей реального вреда; ведь он существует лишь для того, чтобы пугать девушку, заставляя подчиниться замыслу Замка.

Восторг ушла спать одна, но страх ее распространился повсюду. Мима оставался в своих комнатах, твердо решив не входить к принцессе, если она сама не позовет. Это было непросто.

А между тем с чем они боролись? — спрашивал себя принц. Их физический контакт требовал сексуального удовлетворения — однако это не то же самое, что любовь. Он часто спал с наложницами, но продолжал любить Орб. Не проще ли рассматривать Восторг как…

Нет. Она не была — и прямо об этом заявила — наложницей. Она была принцессой. Ее нельзя просто использовать и потом оставить.

Мима подумал об Орб. Она казалась такой далекой… Разумеется, он любил только ее, однако острота чувства, похоже, притупилась. Коварное волшебство Замка срабатывало, несмотря на все усилия Мимы!

И ведь Малахитовый Восторг вполне заслуживала внимания. В сущности, она ничем не хуже Орб. Она — принцесса, а Орб нет. Но Орб сильна и уверена в себе, а Восторг — наоборот. Орб могла оставаться одна и днем и ночью; Восторг же всегда была ранимой. Что говорило не в ее пользу. Какому мужчине захочется полностью зависимую от него женщину?

Мима что-то почувствовал. Он сосредоточился и понял, что это подавляемая мысль принцессы. Восторг пыталась скрыть, не позволить Миме прочитать ее. Принцу стало любопытно.

«ТЫ ТРИЖДЫ ПОДВЕЛА МЕНЯ!»

Мима увидел еще одну голову на шесте, и на сей раз не оставалось никаких сомнений в том, кому она принадлежала. Принцессе.

Он вскочил и бросился в ее спальню. Восторг сидела на кровати обнаженная, приставив к груди кинжал. Теперь ее невнятная мысль стала совершенно ясна. Девушка хотела убить себя!

— Нет! — крикнул Мима. — Не делай этого!

Он пересек комнату и схватил ее за руку в тот момент, когда острие уже коснулось тела. Появилась ранка, и принцесса попыталась выполнить свое намерение.

Мима с силой отвел ее руку назад, но девушка отчаянно сопротивлялась.

— Три раза я провинилась!

Они упали на кровать, левой рукой Мима пытался вырвать кинжал. Лицом он уткнулся ей в грудь и ощутил вкус крови.

И в этот миг у него внутри началась буря — от крови принца охватило неистовство берсеркера, неподвластное рассудку. Он сжал руку девушки, и кинжал выпал. Мима стиснул принцессу в объятиях, и ураган закружил их обоих в вихре страсти.

Безумие охватило и ее, поскольку эмоционально они были слиты так же, как телесно. Губы женщины раскрылись, обнажив жемчуг зубов. Нечто похожее на рычание прикованного дикого зверя клокотало в их груди. Сильные белые зубы впились Миме в плечо. Кровь проникла ей в рот, и принцесса почувствовала вкус его крови. На губах появились пузырьки красноватой пены.

Их тела боролись, и буря внутри усилилась. Никогда раньше Миме не доводилось противостоять другому берсеркеру. В силе и ловкости девушка не уступала принцу, и ярость ее была не менее ожесточенной. Вокруг будто образовались крутящиеся воронки, которые начали засасывать воздух, и при этом ветер завывал, словно стон загробных духов. Смерч Мимы приближался к смерчу принцессы, и вот они сшиблись и заплясали по кругу, норовя уничтожить друг друга.

Но тут обе части урагана слились воедино; мужчина пытался укусить женщину, а она — его. Их зубы с рычанием встретились, ища уязвимое место и не находя. Сплетясь вместе, рот в рот, обессиленные, они замерли. Теперь в битву вступили их языки. Оба ураганных вихря слились, их ветры, соединившись, удвоили силу.

Нагоняя друг друга, ветры крепли, образуя еще большую воронку, раздвигая границы видения и привнося новый строй в хаос бури. Воздух с дикой силой размеренно пошел по огромному кругу.

В круговерти напряжения и неподвижности мысли молодых людей, являвшие собой средоточие всех чувств, очистились от всяких ограничительных покровов и, прежде чем рассеяться, сделались четкими и очевидными. «Я ожидала встретиться с черствым, бессердечным, упрямым, властным тупицей, который овладеет моим телом, но никогда не коснется души», — невольно подумала принцесса.

«А мне виделась холодная равнодушная женщина, которая никому не рискнет отдать свое сердце», — подумал Мима.

Губы их стали мягкими и слились в долгом, глубоком поцелуе.

«Или с заурядным изнеженным вельможей, которого, возможно, больше интересуют юные мальчики, чем настоящие женщины».

«Или соблазнительница, льнущая к любому мужчине, независимо от его достоинств, — простая наложница в обличье принцессы».

Поцелуй стал более страстным, и их тела понемногу расслабились.

«Но я встретила скромного и великодушного человека, всегда обходившегося со мной учтиво, хотя он любил другую».

«А я увидел женщину, независимую и красивую днем и беспомощную по ночам».

«Тупицу и грубияна я бы презирала, на никчемного вельможу не обращала бы внимания».

«Меня не заинтересовала бы равнодушная, или я просто использовал бы соблазнительницу».

Так принцесса открыла в Миме человека, которого могла по-настоящему уважать. Но именно поэтому она не желала совращать его. Мима любил другую. Малахитовый Восторг не сделает попытки что-нибудь здесь изменить, несмотря на приказание отца. Однако ее добрые намерения разбились о женскую сущность. Когда ночью принц защищал Восторг, она увлеклась им больше, чем хотела бы. Не в силах остановить зарождение чувства, которого старалась избежать, она в конце концов попыталась разрешить проблему единственным возможным способом.

«Поэтому я должна умереть. Это самый достойный выход из положения. Я не смогу посмотреть в глаза отцу после того, как опозорила его в третий раз, но и позволить себе совратить тебя тоже не в состоянии».

Мима, в свою очередь, увидел в принцессе женщину, ни в чем не уступающую той, которую любил. Если бы он сначала встретился с Восторг, то мог бы полюбить ее. Но поскольку Мима был влюблен в другую, то не имел права компрометировать эту женщину. Он напрягал всю свою дисциплинированность, чтобы вести себя с подобающей пристойностью, невзирая ни на какие ухищрения Замка. Когда принцессе ночью понадобилась защита. Мима сделал то, что требовалось, и не более.

«Но не могу же я позволить тебе умереть, — думал он. — Это было бы недостойно».

Дилемма казалась неразрешимой, так как оба знали, что если принцесса не умрет, то совратит Миму. Атмосфера Замка делала это неизбежным.

Впрочем, слово «совратит» ему не нравилось.

«И даже если бы ты не любил другую, я все равно была бы недостойна тебя, — думала принцесса. — Та, в кого ты влюблен, сильная, а я слабая».

«Она сильная, а ты слабая», — согласился он.

«Поэтому мне нужно пожертвовать собой, чтобы ты смог к ней вернуться».

Но Орб — он прекрасно понимал это — могла выжить и без Мимы, поскольку была сильна. Такая женщина могла иметь любого мужчину, какого пожелает. Она осчастливила Миму своей любовью и сделала для него больше, чем кто-либо раньше, — однако по-настоящему не нуждалась в нем. А вот Восторг не смогла бы, по крайней мере в ближайшее время, без Мимы выжить.

«Так дай мне умереть!» — взмолилась девушка.

Восторг любила Миму; этого уже нельзя было скрыть. Поэтому она выбрала смерть; та решит все проблемы. Принцесса не искала эгоистичного пути, который доставил бы ей похвалу отца; она не старалась обольстить принца, несмотря на свое чувство и то, что он был необходим ей.

Они лежали, прижавшись друг к другу, сливаясь в поцелуе, их чувства кружились над ними в чудовищном вихре, и Мима проникался все большим уважением к принцессе. Восторг была совершенной женщиной, если не считать одного существенного недостатка — зависимости от него. Одиночество приводило ее в ужас. И тем не менее девушка находила в себе смелость совершить то, что считала нужным — лишить себя жизни, освободить Миму. Это не было притворством в поисках сочувствия; она приняла собственное решение и хотела осуществить его. Мима был совершенно в этом уверен, поскольку здесь не существовало неискренних мыслей. Отвагу, которой в ней самой не было, принцесса обрела в желании защитить его.

«Теперь уже слишком поздно», — осознал Мима.

«Я бы сейчас уже была мертва, если бы ты не препятствовал! И тебе не грозило бы совращение».

«Я возражал, потому что уже был совращен». — И он внутренне рассмеялся над абсурдностью этого слова.

«Но все равно дай мне уйти, и ты освободишься», — настаивала принцесса.

«Разве я могу освободиться, дав тебе умереть, — когда я люблю тебя?»

Словно вспугнутые птицы, ее мысли и чувства кружили, не находя опоры. «Но я слаба, а она сильная!»

«Поэтому тебе я нужен больше, чем ей. Никогда раньше по-настоящему я не был нужен ни одной женщине».

«Это же глупо, — возражала принцесса. — Никто не любит человека за слабость!»

«Что касается женщин, ты права, — согласился Мима. — Но мужчина желает женщину, которая зависит от него». Хотя раньше он и утверждал прямо противоположное. Любой мужчина хочет, чтобы женщина полностью принадлежала ему. Нехорошо, невеликодушно, — но теперь, отказавшись от прежних иллюзий, именно этого на самом деле желал принц больше всего. Красивую, одаренную, целиком зависимую от него женщину.

И покуда ее перепутавшиеся мысли кружились над ними, он перевернул принцессу и овладел ею так, как им обоим страстно хотелось. Буря усилилась, все сметая и унося их в восхищении страсти — физическом выражении любви.

И тогда они очутились в самом центре урагана, — и там царило полное спокойствие, это было место, очень похожее на нирвану (*6). Они плавали там тысячу лет, нежась в своей беспредельной любви. Исступленный восторг порыва превратился в бесконечную радость полного слияния — физического, эмоционального, духовного, и это последнее было чудеснее, чем первое. А затем наступило утро.

Оставшуюся часть месяца они провели как истинные молодожены, днем бродя рука об руку, ночью деля ложе. У них были общие мысли, и они узнавали все подробности существа друг друга. Они договорились пожениться как можно скорее, а до тех пор оставаться вместе. Отправить неженатых молодых людей в Замок Новобрачных было отчаянным шагом со стороны обоих раджей, поскольку, разумеется, это гарантировало, что невеста не будет девственной, — но, в конце концов, на дворе стоял двадцатый век, и правители государств делали то, что полагали целесообразным, невзирая на древние приличия. Противозачаточное заклинание ограждало Восторг от преждевременной беременности; этого было вполне достаточно.

— А как же Орб? — озабоченно спросила принцесса. — Что будет с ней?

— Я дал ей свое волшебное кольцо-змею. Если его спросить, оно всегда сообщает владельцу правду. Не сомневаюсь, что Орб знала о моем нарушении верности намного раньше, чем я сам. Стоило ей лишь спросить кольцо: «Вернется ли Мима?», и оно бы сжалось два раза. Минуло уже два года; может, она нашла себе другого мужчину. Я искренно раскаиваюсь, что заставил ее пройти через все это, но Орб знает, что я любил, когда был у нее отнят, что хотел к ней вернуться, но не сумел.

— Из-за другой любви, — печально проговорила Восторг.

— Что я предпочел бы не подвергать ее таким испытаниям, — но она, конечно, знает и об этом. Мое чувство и уважение к Орб на самом деле не изменились; они были просто вытеснены. Тем не менее я думаю, что было бы лучше нам не встречаться снова.

— Может, мне следует повидаться с ней, чтобы объяснить…

— Нет. Она все знает — если желает знать. Мы должны предоставить ей жить ее собственной жизнью, которая, безусловно, будет необыкновенной. С помощью кольца Орб сможет найти Ллано, ту песню, которую искала; по крайней мере в этом я, возможно, помог ей.

— Если ты уверен…

— Ты делала все, чтобы защитить ее, не отвращать от нее мою любовь, — напомнил Мима принцессе. — Намеревалась убить себя. Но случилось по-другому, потому что ты есть ты, а я есть я, и Замок таков, каков он есть. Теперь у нас иное бытие, и я бы не изменил его, даже если бы мог.

— И все-таки я чувствую вину…

— Я ощущаю то же, что и ты. Однако мне кажется, что это пройдет.

Это прошло еще до того, как истек месяц.

5. МЕЧ

Прибыл всего один ковер, однако он был достаточно просторным для них обоих. Мима и Восторг взошли на него и, задернув занавески, снова предались любви, пока ковер нес их обратно в какое-то из княжеств.

Оказалось, что они прилетели в Гуджарат, где уже поджидал Раджа.

Мима вышел и протянул руку, чтобы помочь принцессе. Ей пришлось наскоро приводить себя в порядок, тем не менее выглядела она потрясающе.

— Ваше Величество, я принимаю эту женщину, принцессу Малахитовый Восторг, мою нареченную, — официально пропел Мима. — Ее, и только ее возьму я в жены.

Раджа кивнул с холодным удовлетворением:

— Да будет так.

Начались приготовления к свадьбе. А пока Восторг оставалась почетной гостьей во дворце Раджи в Ахмадабаде. Считалось, что она спит одна; в действительности же Восторг ночью приходила к Миме. Разумеется, дворцовые слуги обо всем знали, а соответственно был в курсе дела и Раджа, но его это мало беспокоило, поскольку именно такого исхода он и хотел. Теперь два княжества были вовлечены в запутанные переговоры относительно точного размера и содержания приданого, но было совершенно ясно, что в итоге они подпишут приемлемый брачный договор. Тем временем Гуджарат и Махараштра стали союзниками, что способствовало политическим интересам обоих княжеств.

Мима углубился в дела государства, так как согласие на помолвку влекло за собой и участие в управлении страной. Ему предстояло стать следующим раджой, а для того чтобы набраться опыта, в запасе было всего три года. Чтобы не заикаться. Мима говорил речитативом, и если кому-то это казалось смешным, то он скрывал свое мнение самым тщательным образом, ибо Раджа издал указ, что всякий, насмехающийся над чьей-либо манерой говорить, должен быть немедленно обезглавлен. В первый день когда Мима покинул дворец, некий человек смеялся над замечанием товарища, которое, возможно, и не имело отношения к принцу; всадники тут же врезались в толпу, сбивая наземь тех, кто замешкался убраться с дороги, и отхватили весельчаку голову, — а на всякий случай и его приятелю. Теперь ни у кого никакая тема не вызывала и тени улыбки, покуда поблизости находился принц Гордость.

Положение в Гуджарате было не идеальным. Значительная часть населения страдала от нищеты, а среди низших каст был даже голод. Проблемы носили двоякий характер: жестокая засуха уничтожила урожай риса в центральной части княжества; бичом прибрежных районов стала перенаселенность. Прокормить всех этих людей было бы трудно даже при хорошем урожае, а при нынешнем состоянии дел это было попросту невозможно.

Мима на своем княжеском ковре летал в наиболее бедствующие области. Там он видел распростертых на земле людей, у которых не было ни крова, ни способности работать. Государственные чиновники раздавали им суп, однако он был жидок и его не хватало; такая помощь могла лишь продлить жизнь, но не изменить ее. Раздача пищи проводилась справедливо и упорядочение»; просто супа было недостаточно, чтобы накормить всех.

Мима вспомнил о тех двух годах, что он провел в заточении во дворце. Ему подавали редчайшие деликатесы, все его слуги и наложницы питались отменно. Теперь он корил себя за эгоистичное пренебрежение делами княжества в то время, когда зарождались предпосылки нынешней ситуации. Если бы он раньше исполнил свой долг и принялся за работу, для которой был предназначен, то, возможно, сумел бы хоть немного смягчить страдания соотечественников. Сколько добрых граждан умерло от голода, в то время как он изводил отца отказами выполнить свой долг?

Однажды, когда Мима стоял, обозревая эти отвратительные картины, он заметил человека, который бродил среди умирающих. Принц махнул министру, и тот поспешно приблизился.

— Кто этот человек? — осведомился Мима.

Чиновник озадаченно огляделся.

— Принц, о ком вы говорите?

— Вон о том человеке в черной накидке, — пропел Мима.

Министр снова внимательно посмотрел, куда указывал принц, и поднял брови:

— Я не вижу никакого человека.

Миме это надоело. Он зашагал вперед, а министр потрусил следом. Они подошли к человеку в хламиде, который склонился над одним из соломенных тюфяков.

— Ты! — позвал Мима. — Назови себя!

Человек не обратил на него никакого внимания. Разгневанный неуважением, Мима встал прямо перед ним.

— Отвечай же, а не то берегись!

Человек медленно поднял голову. Под капюшоном появилось его лицо. Оно оказалось невероятно худым; фактически это был череп с глубоко запавшими глазами и выступающими вперед зубами.

— Ты видишь меня? — спросил странный человек.

Мима опешил. Ему стало ясно, что это не заурядный прохожий!

— Конечно же, я тебя вижу! Я хочу знать, кто ты такой и что здесь делаешь?

Запавшие глаза, казалось, посмотрели на Миму внимательнее. Щель рта открылась:

— Я — Голод.

— Голод! — воскликнул Мима. — Это что еще за имя?

— Имя моей должности.

— Должности? — удивился принц. Он повернулся к министру: — Что ты на это скажешь?

Чиновник явно чувствовал себя неловко.

— Наследный принц, безусловно, голод налицо. Поэтому мы и здесь. Должен признаться, что не совсем понял ваш вопрос о должности.

— О должности, про которую толкует этот человек, именующий себя Голодом, — проговорил Мима злым речитативом.

Замешательство министра усилилось:

— Мой господин, я не вижу никакого человека.

— В-в-в-вот эт-т-т-тот! — вскричал Мима, позабыв про пение. Он протянул руку, чтобы дотронуться до изможденной фигуры, мало заботясь о том, что человек, вероятнее всего, был неприкасаемым.

Рука прошла сквозь тело, не ощутив ни малейшего сопротивления.

Ошеломленный Мима застыл на месте.

— Ты призрак? — спросил он.

— Я — воплощение Голода, спутник Войны, временно выполняю поручение Смерти, — ответила фигура.

— И никто больше тебя не видит?

— Не понимаю, почему ты видишь меня, — признался Голод. — Обыкновенно ни один смертный не может видеть или ощущать инкарнацию.

— Видишь ли, меня заботит бедствие, постигшее эти места, — пропел Мима.

— Мне необходимо узнать тяжесть положения и найти наилучший способ облегчить страдания людей. Не можешь ли что-нибудь посоветовать?

— Накорми свой народ, — ответил Голод со смешком, от которого бросало в дрожь.

— Как? У нас нет ни пищи, ни средств для распределения продуктов.

— Я не даю советов, а только делаю вывод.

— Что ж, тогда представь меня тому, кто выше тебя, — раздраженно сказал Мима, а его министр потихоньку пятился назад, полагая, что принц помешался.

Голод сделал некий магический жест.

— Я вызвал Танатоса, — промолвил он и стал растворяться в воздухе, пока не исчез.

Мима оглянулся и увидел отступающего министра.

— Подожди! — крикнул он, и чиновник, все еще очень обеспокоенный, остановился. — Я только что говорил с воплощением Голода, а сейчас буду беседовать с воплощением Смерти. Ты оставайся здесь.

— Как пожелает мой господин, — нервно ответил министр. Было видно, что он предпочел бы оказаться в любом другом месте.

В небе появилось облачко и возникла какая-то фигура. Она быстро приближалась. Это был красивый бледный конь, скачущий по воздуху без всяких, крыльев, на котором сидел всадник в плаще. Конь встал перед Мимой, и всадник спешился. Если Голод был невероятно худ, то Танатос оказался скелетом. Он протянул руку с пальцами-костями:

— Приветствую тебя, принц.

Мима пожал руку. Кости были голыми и твердыми.

— Приветствую тебя, Танатос. Не сочтешь ли ты мою просьбу чрезмерной, если я попрошу тебя сделаться видимым для моего министра? А то он думает, что у меня галлюцинации.

Танатос повернулся к чиновнику.

— Приветствую тебя, министр, — поздоровался он.

У того отвалилась челюсть.

— Пр-пр-пр-при… — начал он.

— Попробуй это спеть, — предложил Мима речитативом.

Танатос снова повернулся к Миме:

— Мой помощник попросил меня переговорить с тобой.

— Меня беспокоят страдания этих людей, — пропел Мима. — Я хочу облегчить их, однако мне мешают обстоятельства, которые я не в силах контролировать. Я подумал, что поскольку ты заинтересован в этом деле, то мог бы что-нибудь посоветовать.

Танатос поднял костлявую руку и прикоснулся к тяжелым часам. Внезапно все вокруг замерло. На лице министра застыло ошарашенное выражение; облака на небе остановились. Дым от костра, горевшего неподалеку, словно замерз. Ничто не двигалось, кроме Танатоса, Мимы и огромного бледного коня.

— Ты видишь инкарнации, а это свидетельствует о том, что ты связан с нами, — проговорил Танатос. — Мне нужно выяснить этот вопрос. Хронос должен знать.

Он снова притронулся к часам — и вдруг рядом с ними возник некто в белом плаще, держащий большие сверкающие Песочные Часы.

— Здравствуй, Танатос, — сказал вновь прибывший. Он выглядел как обычный человек. — И ты. Марс, здравствуй. Рад снова встретить вас обоих.

— Марс? — спросил Мима.

— Марс? — повторил Танатос, видимо, столь же озадаченный.

— Ах, он еще не вступил в должность? — удивился Хронос. — Прошу извинить мою оплошность. Я, знаете ли, живу вспять. Одну секунду, я удалю этот эпизод.

— Нет! — вскричал Мима, от волнения даже перестав заикаться. — Неведение уже принесло столько горя! Я сохраню тайну, если так надо. Но при чем здесь Марс?

Хронос и Танатос, обменявшись взглядами, пожали плечами.

— И в данном случае проблема заключается в войне. Война отвлекает необходимые ресурсы; так, продовольствие бессмысленно уничтожается, вместо того чтобы кормить голодающих. Чтобы справиться с бедствием, тебе сначала нужно покончить с войной. Поскольку ты должен стать Марсом, воплощением Войны, то у тебя появится возможность решить этот вопрос.

— Я… стану Марсом? — ошарашенно спросил Мима. — Но мне нужно управлять княжеством, жениться на невесте!

— Что ж, я думаю, ты можешь отказаться от должности, — ответил Хронос.

— Нет ничего неизменного, и, разумеется, та реальность, которую я помню, вполне может стать иной. Но если ты серьезно говорил об облегчении страданий в мире…

Мима огляделся и увидел тюфяки, на каждом из которых лежал голодный человек — мужчины, женщины и дети.

— Я должен прекратить это! — сказал он.

— Тогда у тебя будет благоприятная возможность, — проговорил Хронос. — Я рад, что в этом отношении не придется менять будущее; мне нравилось работать с тобой, и было бы жаль, если бы ты исчез… хотя, конечно, ты воспринимаешь все это совсем иначе.

— Ты… живешь вспять? — спросил Мима, возвращаясь к пению, так как почувствовал, что заикание вот-вот вернется. — Из будущего в прошлое?

— Правильно. Поэтому я буду порой вспоминать о вещах, которые всем вам еще только предстоят… Я так часто совершаю промахи! — Он повернулся к Танатосу: — А давно ли произошли перемены в ведомстве Марса? Я был занят другими вопросами и совершенно упустил из виду это событие.

— Они еще не произошли, — ответил Танатос.

Хронос недовольно поморщился:

— Ну вот опять! Конечно, вы еще не видели перемен. Мне приходится все время столько носиться туда-сюда, в том числе и на эту встречу с Марсом, что… — он покачал головой. — А зачем ты меня вызвал?

— Полагаю, ты уже ответил на мой вопрос, — сказал Танатос. — Я хотел выяснить, почему этот смертный воспринимает инкарнации. А поскольку ты сообщил, что он сам ею станет, то все становится понятным.

— Рад был помочь.

Песочные Часы сверкнули, и Хронос исчез.

— Если он живет в другую сторону, — спросил Мима, — то почему его слова не звучат наоборот?

— Он управляет Временем, — объяснил Танатос, — и попросту переворачивает его для себя, чтобы на небольшой период совпасть с нашим направлением жизни. Как ты сам видел, эти постоянные переворачивания иногда приводят к путанице. Он хороший человек и отлично справляется с обязанностями инкарнации, но из всех нас только Судьба по-настоящему понимает его. А теперь, если ты получил ответ на свой вопрос…

— Подожди! Нет! Еще не получил! — пропел Мима. — Я ничего не знаю о превращении в инкарнацию Войны! Я лишь хочу уменьшить те страдания, которые вижу здесь и сейчас!

— Ты не дальновиден, — предупредил его Танатос. — Когда, по словам Хроноса, ты станешь Марсом, у тебя появятся средства для облегчения, которого ты так хочешь.

— Но это уже не поможет тем людям, которые голодают сейчас!

Танатос кивнул:

— Справедливо. В интересах сохранения добрых отношений между воплощениями я вызову сейчас одну, которая сумела бы тебе помочь. — Он поднял лицо к небу. — Гея… ты ответишь?

— Гея? — спросил Мима. Все происходящее совершенно сбивало его с толку.

Воздух над ними как бы сгустился, и возникла какая-то прозрачная мгла. Она превратилась в туман, а затем в клуб дыма, который принял очертания, слегка напоминающие человека. Из него выступила крупная женщина, одетая в зеленое.

— Да, Танатос, — промолвила она.

— Этот человек, в настоящее время смертный, по словам Хроноса, позже должен вступить в должность Марса, — сказал Танатос. — Однако сейчас речь идет вон о тех людях, которые голодают.

Гея внимательно посмотрела на Миму:

— В таком случае мне надлежит оказать ему любезность. Я могу изменить здешний климат, чтобы урожаи стали…

— Но для этого потребуется по крайней мере несколько месяцев, — пропел Мима. — К тому времени все эти люди уже умрут.

Женщина задумалась.

— Тогда я пошлю манну.

Она вытянула руки, все вокруг заволокло туманом, и Гея исчезла.

— Манна? — спросил Мима, озадаченный еще сильнее, чем раньше.

— Иногда Гея ведет себя очень загадочно, — сказал Танатос.

Туман начал рассеиваться, опускаясь на землю и конденсируясь.

Мима нагнулся и взял на палец немного образовавшегося осадка. Поднес ко рту, попробовал.

— Манна? — повторил он.

— Наверно, этого нет в твоих легендах, — проговорил Танатос. — В иудейско-христианской мифологии это питательное вещество, которое появляется на поверхности земли. Подозреваю, что это особого вида быстрорастущая плесень.

— Пища, — поняв, выдохнул Мима.

— Сдается мне, что теперь ты должник Геи, — пробормотал Танатос. Он вскочил на своего бледного коня, прикоснулся к часам и ускакал в небо.

Все вокруг снова ожило.

— Распорядись, чтобы люди собирали манну, — велел Мима министру.

Тот и не пытался спорить; он взялся выполнять приказание, очевидно, даже не понимая, зачем это нужно.

Таким образом некоторое количество голодающих было накормлено. Манна появлялась каждый день, и все ее ели, причем никто не мог объяснить такого явления, кроме, пожалуй, самого Мимы. Но его занимали более существенные вопросы. Он станет воплощением Войны? Неужели это неизбежно? У него еще есть дела, которые предстояло завершить в качестве смертного!

Тем не менее страдания голодающего народа глубоко трогали принца, и если был какой-то способ облегчить в будущем это бедствие…

Время шло, но никаких сверхъестественных событий больше не происходило. Мима начал уже думать, что встреча с Голодом, Смертью, Временем и Природой была галлюцинацией, а манна — простым совпадением. Малахитовый Восторг по-прежнему оставалась любящей и зависимой. По мере того как рос опыт Мимы, он все увереннее забирал бразды правления в свои руки. Раджа отправлял его с поручениями в другие страны, дабы расширить поприще, где наследник мог бы работать на благо своего княжества.

Мима вдруг увидел, что в этой области он способен действовать на удивление эффективно. Восторг он брал с собой, чтобы она в буквальном смысле говорила за него. Девушка была красива, поэтому никто из стариков, управлявших соседними государствами, не возражал против ее присутствия, а поскольку она была обучена всем тонкостям придворного этикета, жены стариков находили ее общество весьма приятным. Но главное — она понимала Миму; он мог передать ей то, о чем думает, несколькими жестами и выражением лица, двумя-тремя неразборчивыми словами, и она переводила это на безукоризненный английский. Поскольку международные переговоры зачастую требовали вмешательства переводчиков, то никого не удивляло, что молодой симпатичный принц из Индии прибегает к помощи толмача, а многие даже и не подозревали, что делает он это не из-за незнания языка, а по причине заикания.

Между тем наиболее острой проблемой для Гуджарата была модернизация, а на нее требовались деньги. Необходим кредит от западного Дядюшки Сахара.

Мима всесторонне обдумал этот вопрос и понял, что даже Дядюшка Сахар в обмен на ссуду ожидает некоего минимального quid pro quo [18]. Но что могло пораженное нищетой, отсталое княжество вроде Гуджарата предложить в обмен на деньги?

Мима нашел решение. Он позвал Восторг, и они отправились уговаривать Раджу.

— Мой возлюбленный говорит, что может получить от Запада кредит в один миллиард долларов, — радостно объявила принцесса.

Раджа ответил не сразу, скрыв свои чувства. Он явно не одобрял того, что Мима и Восторг работали вместе. Обычно женщины не говорили о делах управления, поскольку, с точки зрения Раджи, были в этой области несведущи. Однако после всех усилий, которые он потратил на то, чтобы получить согласие Мимы жениться, Раджа был готов терпеть Восторг в любом качестве.

— И каким же образом можно достичь такого чуда?

Она поглядела на Миму, который промямлил:

— База.

— Это военная база, которую… — начала Восторг.

— Совершенно исключено! — вспылил Раджа. — Никогда еще мы не допускали пребывания иностранной военной техники на нашей земле!

Мима уже делал ей знаки и что-то жужжал.

— О, высокочтимый будущий свекор! — сладко проговорила Восторг, ослепительно улыбаясь Радже. — Мой возлюбленный прекрасно понимает это. Но сейчас времена изменились, и мы не вправе, не навлекая на себя опасности, игнорировать современный мир. Было бы лучше согласиться на строительство базы и позволить чужеземцам нанимать наших людей, платя им нелепо большое жалованье. Кроме того, мы будем засылать туда своих шпионов, чтобы они сообщали нам об иностранных секретах. Так мы легко сможем следить за ними.

Раджа, задумавшись, молчал. Мима знал, что не логика произвела на него впечатление, а то, как Восторг превратила Миму в блестящего дипломата. Конечно, большая часть слов принадлежала ей, однако в основе ее речей лежали обсуждения, которые они с Мимо и вели заранее; и поскольку слова номинально исходили от него, вся слава доставалась Миме. Неспособность Мимы нормально говорить была незаживающей раной для гордости Раджи, и подобное красноречие чрезвычайно его тешило.

— Но эта база станет раздражать Дядюшку Уксус на севере…

Мима зажестикулировал и забормотал.

— Что, может быть, и не так уж плохо, о, великий Раджа, — сказала Восторг, посылая ему улыбку, которая могла растопить лед. — Это сделает Гуджарат независимым от влияния той державы.

— Однако…

Мима снова что-то промямлил. Восторг заговорщицки наклонилась вперед. Раджа был большим, большим знатоком женщин, но даже у него глаза вспыхнули, заглянув за ее декольте. Он мгновенно узнавал вино наивысшего качества.

— А поскольку Дядюшка Сахар будет обязан предоставить нам кредит в миллиард долларов за позволение построить эту базу, наша независимость еще более укрепится, — проговорила девушка.

Раджа покачал головой и вздохнул.

— Тогда делай по-своему, — проворчал он. — У принца должна быть возможность совершать свои собственные ошибки.

Мима понимал, что, если бы не Восторг, Раджа никогда бы не согласился. Старик не стал мягче; просто он увидел, что предложение вполне логично, и если Мима и Восторг столь же убедительно проведут переговоры с Западом, то почти наверняка получат ссуду. Больше всего на свете Радже хотелось, чтобы его сменил по-настоящему мудрый правитель той же крови, и сейчас Мима показал, насколько это реально.

На княжеском ковре молодые люди долетели до устаревшего аэропорта, где пересели на один из немногих международных авиарейсов на Запад. С помощью волшебства можно было прекрасно передвигаться внутри княжества, однако на планете повсеместно господствовала наука. Восторг немного пугали огромные аэропланы с ревущими реактивными двигателями, но в то же время ей нравились плюшевые сиденья в первом классе и изящные стюардессы в униформах.

— Надо, чтобы они были и на коврах, — промурлыкала она.

— Они лучше, чем евнухи, — согласился Мима.

Самолет резко набирал высоту, поднимаясь все выше и выше в небо, за облака.

— А почему воздух не разрежается? — озабоченно спросила Восторг. — Мне никогда не удавалось так высоко поднять ковер. Я начинала задыхаться, а еще мерзнуть.

— Кабина под давлением, — объяснил ей Мима.

— Ну разве наука не чудесна!

Наконец они добрались до легендарного Запада. Самолет приземлился в Вашингтоне, и их встретил высокопоставленный чиновник на лимузине. Миму и Восторг поселили в превосходной гостинице, где в каждой комнате была научно подогреваемая вода, электрические лампочки и цветные телевизоры. Восторг лишь качала головой от восхищения. Она, разумеется, знала, что это за вещи, так как ее княжество не было совсем уж отсталым, но девушку поражала их доступность для простого народа.

Они встретились с президентом Дядюшка Сахар и сделали свое предложение. После того как он и его кабинет министров увидели Восторг, все согласились, что это весьма своевременный проект; им действительно необходима такая база, а предоставить кредит прямо-таки требовали добрососедские отношения. Они, конечно, хотели бы надеяться, что ссуда будет израсходована на товары, произведенные кредитующим государством…

Восторг согласилась, одарив министров одной из своих улыбок, от которой зимой могли распуститься цветы. Понятное дело, оставались еще кое-какие сложности, которые следовало уладить, но понимание было достигнуто. Мима разместил заказы на современные научные удобрения, сельскохозяйственную технику и грузовики, которые будут доставлять урожай на рынок, чем очень порадовал предпринимателей Запада. Модернизация Гуджарата шла полным ходом.

А тем временем близились к завершению сложные переговоры относительно приданого, и дату княжеской свадьбы вот-вот должны были объявить — через два года после месяца, проведенного в Замке Новобрачных.

— Скоро ты станешь моей! — пел Мима.

— Я всегда была твоей, — отвечала Восторг. — Скоро мы сможем зачать наследника.

Однако пути судьбы и политики неисповедимы. В мире почти постоянно где-нибудь шла война, начиная с глобальных конфликтов, которые охватывали целые континенты, и кончая беспорядочными перестрелками в отдельных районах. В настоящее время все было спокойно, за исключением тлеющего пограничного конфликта между Гуджаратом и его восточным соседом Раджастханом. Этот конфликт поглощал ресурсы, которые Мима предпочел бы использовать в сельском хозяйстве, чтобы прекратить голод в княжестве, поэтому он взял Восторг с собой в Дели, где встретился с высшими министрами Раджастхана.

Переговоры прошли успешно, поскольку теперь Мима и Восторг уже были отлично слаженной командой. И действительно, министры, казалось, даже не отдавали себе отчета в том, что говорит не Мима, — настолько умело и тактично Восторг переводила для него. Стороны договорились создать демилитаризованную зону и разрешить невооруженным крестьянам свободно пересекать границу для торговли и установления дружественных отношений. Население этой области принадлежало к одной народности, и война для них была особенно тягостна. Два княжества обменялись богатыми подарками и провозгласили мир.

Благодаря усилиям Мимы последний гнойник войны на планете был уничтожен. По такому случаю состоялись пышные торжества и даже был объявлен особый праздничный день. Но, как это ни курьезно, здесь и таилось зерно Миминой гибели.

На раджу Раджастхана манеры и дипломатические способности Мимы произвели столь глубокое впечатление, что новый порядок он решил скрепить брачным союзом. Этого, собственно, и следовало ожидать; действительно, у раджи был взрослый сын, а Мимина сестра уже достигла брачного возраста и могла стать хорошей женой, если бы удалось договориться о соответствующем приданом.

Но раджа не желал просто княжеской свадьбы: ему хотелось, чтобы именно Мима стал его зятем.

— Мой сын, хотя и хорош во всех отношениях, не наделен тем особым талантом, которым обладаешь ты, — объяснял он. — Я хочу, чтобы во главе всего стоял ты, когда мне придет срок перевоплотиться. — В Индии, как известно, люди на самом деле не умирают; они просто сбрасывают поизносившиеся тела и переселяются в новые, которые бывают лучше или хуже прежних, в зависимости от предыдущей жизни.

Мима оторопел, не в состоянии даже заикаться.

— Но принц Гордость помолвлен со мной! — запротестовала Восторг.

— Отмените помолвку, — заявил раджа. — На тебе женится мой сын. А моя дочь должна выйти замуж за принца Гордость Гуджаратского.

Мима открыл рот.

— Мы обсудим ваше чрезвычайно лестное предложение, — быстро проговорила Восторг и вывела его из зала.

Оставшись наедине с принцессой. Мима затрясся от злости.

— Я не могу жениться на ней! — распалившись, пел он. — Я люблю тебя!

— И я тебя люблю, — произнесла она в ответ. — Но мы не вправе просто взять да отвергнуть предложение раджи. Раджастхан — богатое, сильное государство. Ни в коем случае нельзя обострять с ним отношения сразу же после заключения мира. Нам следует вернуться в свои княжества и поразмыслить, как выйти из этого положения, не нанося обиды.

Она, конечно, была права. Они вернулись в Ахмадабад и объяснили ситуацию Радже Гуджарата.

— Союз с Раджастханом? — спросил он. — Чудесно! Так мы и поступим!

— Но ведь Восторг должна стать моей женой! — речитативом возразил Мима.

— Пусть тебя это не заботит. Я немедленно отменю помолвку, и она сможет выйти замуж за принца Раджастхана.

— Но я хочу жениться на ней! — пропел Мима.

Раджа искоса поглядел на него:

— Твои желания здесь совершенно ни при чем.

— Но когда я отвергал Восторг, ты сам послал меня и ее в Замок Новобрачных!

— Ты снова отправишься туда с принцессой Раджастхана. Этот союз выгоднее, чем союз с Махараштрой.

Мима понял, что спорить бесполезно; отец принял решение. Кипя от огорчения и злости, принц удалился.

Отцу принцессы Восторг было направлено соответствующее послание. Его реакция была совершенно противоположной, нежели родителя Мимы.

— Мы договорились о приданом! Сейчас уже поздно расторгать помолвку! Дело должно быть доведено до конца!

Но отец Мимы был непоколебим. Будет объявлена новая помолвка. Миму внезапно заточили во дворце, а Восторг отправили назад в Махараштру.

Раджа Махараштры, разъяренный этим откровенным оскорблением, объявил Гуджарату войну.

Мима в полном одиночестве, если не считать стражников, слуг и наложниц, уныло слонялся по дворцу. Бессильная злоба окутывала его, словно грозовая туча. Он категорически не желал, чтобы его лишили принцессы Восторг, однако как поступить — не знал. Отец мог дряхлеть и умирать, но, покуда был жив, он правил, и Мима должен был подчиняться его воле. Скоро он вновь окажется в Замке Новобрачных, с новой принцессой, и даже если не полюбит ее, то все равно принужден будет жениться.

Мима смотрел в большое окно, выходившее на парадный подъезд дворца. Там неспешно вышагивали стражники, зорко следя за тем, чтобы никто незваным не проник внутрь. Мима прикусил язык. По телу пробежала дрожь, когда он ощутил вкус крови. Недолго еще он будет оставаться здесь в заточении!

Но пока в нем закипало неистовство берсеркера, произошло нечто странное. В ночном небе, над освещенным двором, возник какой-то сверкающий предмет и стал приближаться.

Мима во все глаза смотрел на него. Это был огромный красный меч, который под углом в сорок пять градусов свободно плыл в воздухе. Сталь лезвия сияла, и Мима каким-то образом почувствовал, что нет такой вещи, которая уцелела бы, прикоснись к ней острие клинка. Оружие наверняка волшебное.

Но Мима все еще был объят яростью. Не желая больше отвлекаться на это видение, он приготовился действовать.

Красный меч качнулся в сторону Мимы и прошел сквозь оконное стекло, не разбив его.

Мима повернулся к нему лицом, готовый уничтожить любое препятствие, стоящее на его пути, неважно, естественное или сверхъестественное. Розовая пена пузырилась на губах принца.

Меч замер прямо перед ним. Сияние усилилось. Он бросал Миме вызов!

— Будь ты проклят! — взревел Мима, брызжа кровавой слюной и в беспамятстве забыв про заикание. Он протянул руку и схватил эфес меча.

Клинок засверкал еще ослепительнее. Теперь свечение окружало Миму, озаряя комнату. Но сильнее физического света было внутреннее сияние, ибо Мимина уверенность в себе стала вдруг такой острой, какой он никогда раньше не испытывал. Он почувствовал себя сильным, неуязвимым, всемогущим. Необыкновенная мощь разлилась по всему телу.

Ярость берсеркера улеглась от ощущения этой новой силы. Что же это такое?

Послышался какой-то звук, похожий на едва уловимый шепот. Мима обернулся и увидел, что комнату наполняет прозрачный туман. Потом он сгустился в облако, из которого возникла фигура дородной женщины. Глаза ее были голубыми, будто летнее небо, а волосы зеленоватыми.

— Гея! — воскликнул Мима, узнав воплощение Природы.

— Отныне, как и говорил Хронос, ты вступаешь в должность воплощения Войны, известного под именем Марса или Арея (*7), как тебе больше нравится, — промолвила она. — Я решила прийти на случай, если у тебя возникнут вопросы.

Теперь он вспомнил. Хронос, живший в обратном направлении, действительно упоминал об этом; Мима почему-то совсем позабыл его слова.

— Н-н-н-но… — начал он и перешел на пение: — Но я не хочу быть воплощением Войны! Я хочу лишь, чтобы Восторг стала моей женой!

— Безусловно, — уклончиво согласилась Гея. — Но тебе надо кое-что знать. Ты не обязан принимать эту должность; стоит только отказаться от Алого Меча и выпустить его из рук, и он исчезнет в поисках второй наиболее подходящей кандидатуры, а ты так и останешься смертным. Я здесь как раз для того, чтобы помочь тебе принять решение.

Мима припомнил, как Гея послала манну голодающим. Она обладала немыслимой властью.

— Я очень благодарен тебе за это.

— Видишь ли, воплощение Войны существует лишь до тех пор, пока есть война, — сказала она. — Где бы ни вспыхнула битва. Марс отправляется наблюдать за ней. В конце концов, должен же в мире существовать хоть какой-нибудь порядок. Изредка бывает, что войны прекращаются, и тогда Марс исчезает, а его душа отправляется на Небеса или в Преисподнюю, в зависимости от соотношения добра и зла. Недавно войны закончились, поэтому твой предшественник освободил должность, и Алый Меч бездействовал. Но теперь война возобновляется, возникает необходимость в этой службе, и Меч ищет подходящего исполнителя. На эту должность не подходит первый встречный; здесь требуется тот, кто отлично владеет оружием и боевыми искусствами, стратегией и тактикой ведения войны. Кроме того, ему надлежит стремиться к этому служению; другими словами, он должен быть самым воинственным из всех возможных претендентов в районе возникновения войны.

— Но я не хочу…

— Желание войны определяется душевным состоянием кандидата, — объяснила Гея. — Это тот, кто легче всего впадает в ярость. Неистовство влечет Алый Меч так же, как магнит притягивает железо. Тут Меч ошибиться не может.

Да, он не ошибался. Ничто не могло сравниться с необузданностью берсеркера, даже такого, как Мима, умеющего себя контролировать. Поэтому Алый Меч Войны и разыскал его.

— Однако ты сказала, что я могу отказаться, — пропел Мима. — Значит, я могу остаться смертным и жениться на принцессе Восторг?

— Да, ты можешь отвергнуть эту должность, — подтвердила она. — Впрочем, я сомневаюсь, что, оставшись смертным, ты женишься на принцессе. Ты будешь во власти сложившихся обстоятельств, и тебе придется либо взять в жены принцессу Раджастхана, либо покончить с собой. С другой стороны, приняв должность, ты обретешь значительную власть. Ты сможешь быть вместе с принцессой, если таково твое желание.

— Но ведь она останется смертной!

— Правильно. Однако она может соединиться с тобой, и жизнь ее не станет короче. Ей придется оставить свое княжество, хотя если она предпочтет быть вместе…

— Она согласится, — уверенно перебил Мима.

— Тогда, по всей видимости, ты ничего не теряешь, соглашаясь вступить в эту должность, — проговорила Гея. — Тем не менее я обязана предупредить тебя об одном существенном противопоказании.

— Ловушка, — пропел Мима.

— Ловушка, — подтвердила она. — Сдается мне, что ко всему этому приложил свою пагубную руку Сатана. Он питал неприязнь к предыдущему Марсу и хотел его замены. Поэтому Сатана усердно трудился над тем, что для него весьма необычно — над установлением мира на Земле. И преуспел — на какое-то время. Поэтому Марс остался не у дел. Теперь Сатана наверняка полагает, что новой инкарнацией управлять будет легче из-за ее неопытности.

— У меня нет никаких отношений с Сатаной! — возразил Мима. — Я и не верю-то в него! Ведь я индус!

— Именно, — сказала Гея. — Будучи принцем, ты, естественно, скептически относишься к религии.

С этим он вынужден был согласиться. В глубине души Мима не исповедовал никакой религии. Поэтому и казалось, будто его ярость была главенствующей чертой характера, а не вера в ту или иную сверхъестественную схему.

— Так вот теперь, когда я тебя предупредила, можешь решать, — продолжала Гея. — Если страшишься козней Сатаны…

— Плевал я на Сатану! Если, приняв должность воплощения Войны, я получу Восторг, то я согласен!

— Я предполагала, что ты так и поступишь, — отозвалась Гея. — Ну, тогда добро пожаловать к нам, Марс.

И Мима понял, что свой выбор он сделал.

6. МАРС

— Во-первых, ты должен научиться передвигаться, — сказала Гея. — У тебя есть прекрасный конь по имени Верре, но его используют главным образом для официальных случаев. Или ты можешь распасться — это сопряжено с некоторым риском. Сейчас главное для тебя — Меч. Есть несколько способов управлять им, все они покорны твоей воле. Если захочешь появиться среди самой ожесточенной битвы, которая идет в данный момент, просто укажи Мечом направление, и он мгновенно тебя перенесет туда. Этот Меч любит насилие. А когда пожелаешь вернуться домой — то есть в свой замок в Чистилище, — отдай ему молчаливый приказ «домой».

— В Чистилище?

— Это западная концепция. Что-то вроде незавершенной, структурированной нирваны. Наверно, проще всего представить его как остров на небесах, некое место среди облаков, невидимое для простых смертных. То место, где задерживаются души, в отношении которых еще не решено, попадут они в Рай или в Ад. Место нерешенности — или принятия решения, это зависит от точки зрения.

— Реинкарнация целесообразнее, — возразил Мима.

— Мы, люди Запада, не столь искушены в глобальных вопросах, как вы, народы Востока, — улыбнувшись, пробормотала Гея.

Однако Мима был убежден, что эта мягкая зеленоволосая женщина была не менее искушенной, чем кто бы то ни был другой.

— Мне кажется, первым делом я должен освободить Восторг, — пропел Мима.

— Для этого ты должен воспользоваться направленным перемещением, — сказала Гея. — Просто укажи Мечом в ту сторону, куда намерен двигаться, и дай команду начинать. Немного поупражняйся и быстро все освоишь.

Мима посмотрел на Меч, который по-прежнему держал в руке. Его свечение уменьшилось, стало темно-красным, словно он был несильно раскален. Мима почувствовал к нему уважение.

— Но сначала мне надо выбраться из дворца.

— Меч пронесет тебя сквозь стены, — успокоила Гея.

— Этого-то я и опасаюсь!

Она улыбнулась:

— Инкарнация материальна лишь настолько, насколько пожелает. Ты пройдешь сквозь стены невредимым.

Мима осторожно направил острие Меча на внутреннюю стену, чтобы внезапно не оказаться в воздухе на высоте двух этажей над землей. «Вперед, — подумал он. — Медленно».

Меч двинулся, а вместе с ним Мима. Но ничего при этом не ощутил; он так и продолжал стоять, хотя одновременно перемещался, как будто на ковре-самолете или на одном из этих научных аэропланов. Мима удивился, немного поднял Меч и почувствовал, что скользит вверх под тем же углом, оторвавшись от пола. Он поспешно выровнял клинок — и проплыл сквозь стену.

На какой-то миг наступила темнота, а потом он возник по ту сторону каменной кладки. Далее медленно пересек следующую комнату в полуметре над полом.

Тут Мима понял, что напрасно боялся очутиться снаружи на высоте: Меч делал опору ненужной. Мима мог буквально летать, не прилагая никаких усилий и не испытывая неудобств.

В следующей комнате возникла Гея, приняв форму туманности.

— Не отправиться ли нам в Махараштру? — осведомилась дымка.

Меч нравился Миме все больше и больше.

— А если я вдруг выроню его? — спросил он, все еще побаиваясь подниматься высоко.

— Попробуй сейчас, — посоветовала Гея.

Мима отпустил рукоятку. Меч продолжал плыть в воздухе, и следом — Мима.

— Но я не дотрагиваюсь до него!

— Алый Меч принадлежит тебе, пока ты не отречешься от него, — ответила Гея. — Физический контакт не имеет никакого значения. Ты можешь передать Меч кому-либо другому, даже смертному, и все равно он будет послушен твоей воле. Убери его в ножны и направляй мысленно — и он, не меняясь физически, будет выполнять твои желания. Это одновременно и вещь, и символ. Мощь его велика.

Что было очевидно и без слов. Мима взял Меч и вложил его в большие украшенные орнаментом ножны, которые незаметно оказались у него на боку, — и продолжал лететь.

— Тогда — вперед! — пропел Мима.

Он мысленно направил Меч градусов на тридцать вверх и на юг. Представил себе быстрый полет.

И получил то, что хотел — пулей вылетел сквозь здание в ночное небо. Ощущение было захватывающим. Мима мчался вверх все выше, не ощущая ни ветра, ни изменения температуры. Волшебная сила Меча оберегала его.

— Ты все-таки направляй его, если место назначения не очень хорошо знакомо, — сказало облако.

Миме показалось, что с ним такое уже происходило.

— Тебе не приходилось бывать в Замке Новобрачных?

— Ну, не то чтобы… — ответило другое облако. — Я нахожусь во всех вещах, однако не вмешиваюсь в дела, когда нет надобности.

— Там со мной разговаривало облако.

— Да, иногда они это делают, — подтвердила тучка, над которой он теперь пролетал. — Может, тебе лучше лететь над землей?

Мима посмотрел вниз и увидел, что находится высоко над бушующим Индийским океаном. Он повернул Меч на юго-восток, соответственно изменив направление полета.

Мима прибавил скорости, и вода с сушей замелькали, уходя в даль огромными кусками, а он стоял прямо, совершенно не чувствуя сопротивления воздуха. Хотя было темно. Мима ясно различал все вокруг, то ли он просто хорошо видел в темноте, то ли Меч обострял зрение. Мима летел к гигантскому городу Бомбей, куда, как ему было известно, отослали Восторг.

Весь город утопал в огнях, а дворец сверкал ярче других зданий. Мима с легкостью проник внутрь. Он попросту влетел сквозь каменные стены и мягко приземлился на верхнем этаже.

Но дворец был велик, со множеством залов и апартаментов. Как же найти здесь принцессу, не подняв переполоха?

Появилось облачко Геи, похожее на сгустившийся пар.

— Воспользуйся Мечом, — посоветовала она. — Насколько я знаю, он способен настраиваться на любого человека, позволяя тебе проникать в его сознание. Но воздействие здесь одностороннее: человек и не подозревает о тебе. Иногда это бывает весьма полезно.

— Настроиться на Восторг? Мне бы не хотелось вторгаться в ее личную жизнь…

— А ты изменился со времени Замка Новобрачных. Впрочем, сейчас нет нужды в такой интимности. Просто нащупай ее чувства, чтобы определить, где она. А потом иди туда.

О? Мима дотронулся до Меча. «Малахитовый Восторг, принцесса Махараштры», — подумал он.

Ничего не произошло.

— Титулы ничего не значат, — тактично подсказала Гея. — Меч воспринимает только сущность.

Мима сделал еще одну попытку. На этот раз он подумал о женщине, которую любит.

И вдруг осознал, что смотрит на изящный женский кинжал.

Мима моргнул — он все еще стоял в той же комнате, прикасаясь пальцем к Алому Мечу.

Он видел кинжал, принадлежащий принцессе.

Она замыслила совершить самоубийство.

Мима снова вгляделся, включив теперь и ее боковое зрение. Восторг сидела в своей спальне… Но где же она располагалась? Мима не был знаком с планом дворца; комната могла находиться где угодно.

Взгляд принцессы невзначай упал на зеркало, и Мима увидел отражение несчастной девушки. Некогда блестящие распущенные локоны потускнели, а малахитово-зеленые глаза обводил красный ободок. Без него она выглядела такой растерянной! Раньше Восторг зависела от отца, теперь — от Мимы; девушка бесконечно страдала, лишившись этой поддержки. За незащищенность Мима и любил ее: она действительно нуждалась в нем.

За отражением ее лица виднелась часть окна, где лежало что-то зеленое. Принцесса положила на подоконник носовой платок, наверное, чтобы просушить его от слез. Как это было на нее похоже!

Мима сжал Меч. «Вперед», — приказал он и, проплыв сквозь стену наружу, обогнул дворец. В верхнем окне с северной стороны что-то зеленело. Он направился туда и через окно попал в комнату.

— Восторг! — пропел Мима.

Восторг вскочила, обернулась, узнала его и рухнула на пол.

Мима бросился вперед и поймал ее.

— Возлюбленная! — сказал он, в этот момент не заикаясь.

Мима держал принцессу на руках и целовал. Через минуту она пришла в себя.

— Любимый! — отозвалась девушка.

— Я пришел, чтобы забрать тебя с собой, но нужно многое объяснить.

— Только не отпускай меня, — выдохнула она. — Я… без тебя… я…

— Я видел кинжал, — пропел он. — Сейчас уже не надо этого делать.

И, продолжая держать девушку на руках. Мима все ей рассказал о своем согласии принять должность воплощения Войны, об Алом Мече, о новой власти и ответственности, о том, что может забрать ее с собой — если она согласится.

— Возьми меня с собой! — воскликнула Восторг, ни секунды не раздумывая.

— Но это — огромные перемены в твоей жизни, — предупредил Мима. — Ты уже не будешь больше принцессой.

Восторг посмотрела на него так, что Мима понял: ничто в жизни не имело для нее значения, кроме как быть с ним.

— Что ж, тогда давай посмотрим, сможем ли мы передвигаться вместе. — И Мима дотронулся до Меча.

— Одно лишь замечание, — послышался шепот из облачка тумана, появившегося в комнате.

Восторг снова вскочила на ноги, но Мима успокоил ее:

— Это Гея, воплощение Природы, помогает мне на первых порах. Она показала, как до тебя добраться.

— Если ты заберешь отсюда девушку без всяких объяснений, — проговорила Гея, — ее отец подумает, будто случилось что-то скверное, и обязательно обвинит в этом твое княжество, принц, которому он объявил войну. Это приведет к большим осложнениям, которых, как мне кажется, ты предпочел бы избежать.

— Я бы предпочел вовсе избежать этой идиотской войны, женившись на принцессе! — пропел Мима. — Вот только мой отец…

— Возможно, мы сумеем достичь того, чего ты хочешь, приложив кое-какие усилия, — сказала Гея. — Для этого нужно лишь выказать покорность старшим. Восторг, что могло бы для отца сделать приемлемым твой брак с принцем Раджастхана?

— Я не выйду замуж за… — сердито начала принцесса, но Гея подняла палец, и та умолкла. Мима подумал, что тут не обошлось без какого-то волшебства. — Если уменьшить приданое, — ответила Восторг, подумав.

Гея повернулась к Миме:

— А если ты согласишься жениться на принцессе Раджастхана, взяв уменьшенное приданое с условием, что то же самое будет сделано в отношении твоей бывшей невесты?

Мима начинал понимать.

— Уверен, что раджа Раджастхана пойдет на это; он готов предложить и непомерно большое приданое. Но, разумеется, я не собираюсь…

— Не захочет ли одна из служанок занять твое место? — обратилась Гея к принцессе.

Восторг улыбнулась:

— Всякая горничная желала бы стать принцессой! Но…

— Выбери ту, которую считаешь наиболее подходящей, способной сыграть твою роль, если бы у нее была такая возможность и соответствующая внешность.

— Это могла бы быть та служанка, которая дублирует меня на скучных церемониях, — ответила Восторг. — Вот только вблизи она не очень на меня похожа.

— Позови ее сюда.

Принцесса протянула руку и дернула за витой шнурок. В ту же секунду в дверях появилась молодая женщина.

— Капелька Меда, от тебя, возможно, потребуется выполнить одно поручение, — сказала Восторг. — Послушай эту женщину.

Гея, сделавшаяся теперь совершенно материальной, обратилась к служанке:

— Принцесса Малахитовый Восторг должна уехать. Однако желает, чтобы всем казалось, будто она здесь. Если ты согласишься, я сделаю тебя похожей на принцессу, и ты займешь ее место.

Капелька Меда пожала плечами:

— Я и раньше это делала.

Гея улыбнулась:

— В этот раз — на всю жизнь.

Глаза девушки расширились.

— Но принцесса должна выйти замуж за принца Гуджа… — она бросила взгляд на Миму. — Должна была выйти замуж…

— Теперь ей предстоит вступить в брак с принцем Раджастхана, — сказала Гея. — Но она любит принца Гудисарата, поэтому уезжает вместе с ним. Она желает, чтобы ты стала как будто ею и вышла за принца Раджастхана. Ты хочешь этого?

— Но я всего лишь простая девушка! — возразила Капелька Меда.

— Ты станешь принцессой — если предпочтешь поменять теперешнюю жизнь на другую и сохранишь тайну.

— Но… принц… я бы никогда не смогла стать более чем наложницей для…

Гея прикоснулась к ней, и протесты девушки смолкли.

— Ты сможешь стать тем, кем захочешь. Я дам тебе другой голос и внешность; от тебя требуются желание и поступки. Но сделать выбор ты должна сейчас.

Горничная умоляюще посмотрела на принцессу:

— О госпожа, я никогда не предам вас…

— Сделай это, — сказала Восторг. — Ты же знаешь, мне нет жизни без принца Гордость Княжества. А тебя ждет принц Раджастхана.

— Стать принцессой… — едва слышно проговорила девушка, начиная верить.

Гея еще раз дотронулась до служанки, — ее внешность преобразилась, и она стала неотличима от Восторг. Даже одежда сделалась такой же, как у принцессы.

— Говори, — попросила Гея.

— Что я должна говорить? — спросила лже-принцесса. Голос ее был неотличим от голоса Восторг.

— Ты знаешь, что надо делать, — напутствовала девушку Гея, — но, если ты поскользнешься или споткнешься, все будет кончено.

Женщина, не веря глазам, осмотрела себя в зеркале. Расправила плечи.

— Я не споткнусь, — сказала она.

— А как быть с моим исчезновением? — поинтересовался Мима.

— Об этом мы сейчас позаботимся, — ответила Гея. — Перенесись снова туда, где Меч нашел тебя; он знает то место. Только покрепче держи принцессу.

Мима взялся левой рукой за Меч, а правой обнял Восторг за тонкую талию. «К месту нашей встречи», — подумал он.

И они мгновенно очутились там.

Появилось и облачко Геи. Судя по всему, она передвигалась иным способом, нежели Марс.

— Теперь нам потребуется молодой человек, который принял бы твой вид, — сказала Гея.

Мима подумал.

— У меня был партнер для тренировок по боевому искусству, — пропел он.

— Это юноша княжеского рода и знает, как вести себя при дворе, любит богатство и власть. Думаю, он сможет сыграть мою роль и пойдет на это.

Они вызвали того человека; после беседы, очень похожей на разговор в Бомбее, юноша принял внешность Мимы и начал заикаться, — тем не менее был счастлив, что женится на принцессе Раджастхана и обретет почет и власть, приличествующие его новому положению.

Теперь Мима и Восторг могли расстаться с царством смертных.

— Дальше тебе будут помогать обитатели твоего замка, — сказала Гея, — а со мной предстоят встречи по делам. Желаю всего наилучшего.

— Благодарю тебя за неоценимую помощь, которую ты мне оказала, — ответил Мима. — Надеюсь, что не разочарую тебя своей службой.

— Если не позволишь Сатане обольстить себя. — И Гея растаяла в воздухе, как пар.

Мима обнял Восторг, дотронулся до Алого Меча и приказал доставить их домой, в Чистилище.

Они очутились в парадном зале Цитадели, столь же реальной, как и те замки, в которых Мима бывал раньше. Мощные стены из серого камня поднимались на огромную высоту. Мима постучал по одной из них и убедился, что она твердая.

— Если эта Цитадель и находится на небе, выглядит она вполне материальной.

Послышалась какая-то суета. В зал вошли несколько худых мрачных фигур. Восторг отшатнулась от них.

Ту, что была в черном плаще. Мима узнал.

— Голод! — пропел он.

Голод кивнул.

— А ты Марс, — ответил он.

Мима повернулся к остальным:

— А вы?..

— Завоевание, — ответил крупный, энергичный мужчина в белой накидке. Он улыбнулся, и его зубы блеснули, как белая полированная слоновая кость.

— Кровопролитие, — представился второй в алом плаще. Его лицо было покрыто рваными ранами, из которых струилась кровь. Восторг вздрогнула и отвела взгляд.

— Мор, — проговорил следующий, в грязно-коричневом рубище. Лицо его представляло собой массу копошащихся личинок. Принцесса вскрикнула и отвернулась.

— Моя спутница испугалась, — пропел Мима. — Не обижайся на нее.

— Обижаться? — удивился Мор, причем, когда произносил «с», изо рта у него выскочил червяк. — Напротив, я польщен!

Они проследовали внутрь Цитадели. Слуги выстроились в ряд, чтобы встретить нового хозяина.

— Вы умеете прислуживать знати? — спросил Мима.

— Да, — ответил дворецкий.

— Тогда позаботьтесь о госпоже Восторг, — пропел Мима. — А ко мне позовите человека, который расскажет все, что я должен знать.

Дворецкий щелкнул пальцами, и в тот же миг две служанки подошли к принцессе.

— Мы проводим вас в ваши апартаменты, — сказала одна. — Там для вас приготовлена ванна и чистая одежда.

Восторг помедлила, посмотрев на Миму. Ей не хотелось расставаться с ним в этом необычном месте.

— Вы уже познакомились с младшими воплощениями? — спросила вторая горничная. — Они просто ужасны, не правда ли? Мне несколько ночей подряд снились кошмары после того, как я увидела Кровопролитие, а уж этот Мор!..

Восторг посмотрела на служанку и, увидев в ее глазах сочувствие, успокоилась. В конце концов, может быть, они кажутся хорошими людьми. И принцесса пошла с ними в свои покои.

— Я вижу, здесь очень расторопная и любезная прислуга, — заметил Мима.

— Такова наша профессия на Том Свете, — отозвался дворецкий. — Знать и исполнять ваши желания. Леди Восторг скоро успокоится.

— Тот Свет?

— Мы не принадлежим к живущим, — ответил дворецкий.

— Но вы как будто совершенно материальны.

— Здесь, в Чистилище, сэр, все кажется материальным, но только вы и леди Восторг обладаете физической реальностью вне этих пределов. Все прочие из нас — в том числе и сам замок — материальны лишь в определенном смысле.

— Я не совсем понимаю.

— Все мы как бы рисунки на листе бумаги. Когда вы сами находитесь в этой системе координат, картинки вполне натуральны. Когда же вы перемещаетесь в трехмерный мир, то мы пропадаем. Вы обладаете смертной сущностью, которой мы лишены.

— Чистилище — это картинка на листе бумаги?

— Образно говоря, да. Некий аспект бытия, ограниченный плоскостью. С поверхности Земли смертные глядят сквозь эту плоскость. Но, попадая в нее, они становятся ее частью и вступают с нами в контакт, который может казаться совершенно нормальным.

— Мне прямо-таки не верится, что вы не существуете в действительности!

— Мы существуем, сэр, — в ограниченном смысле. Точно так же ограниченны Рай и Ад. Лишь смертные способны к всестороннему восприятию.

— Но ведь это ужасная ограниченность! Неужели вы не чувствуете себя в заточении?

— Это вечность. Хотя мы и лишены свободы влиять на свои судьбы, нас не терзает страх боли и уничтожения, от которого страдают люди. Мы понимаем форму своего существования. Наша реальность такова, словно она вытянута в бесконечно узкую, но одновременно и бесконечно длинную стезю, в отличие от пути смертных.

— Быть дворецким на протяжении вечности? И никакого переселения души?

— Не в течение вечности. Всего несколько столетий, пока неизбежный сдвиг соотношения добра и зла внутри нас не позволит отправиться в Рай и бесконечный покой.

— Несколько столетий!

— Дело стоит того, сэр. Нам нужно лишь выполнять свою работу, — а это не неприятная работа. Я был бы рад служить вам, даже если бы моя судьба от этого не зависела.

Миму такое положение не удовлетворило бы, но, с другой стороны, ведь он был смертным — или нет?

— А каков мой теперешний статус? Я состарюсь и умру в этой должности?

— Ни в коем случае, сэр. Вы будете оставаться таким, какой сейчас, на протяжении всего срока службы, который истечет, лишь когда на Земле прекратится война. Вы — воплощение Бессмертия, то есть временно бессмертны.

— Кто еще находится в подобном положении?

— Существует пять или, возможно, семь старших инкарнаций. Смерть, Время, Судьба, Война и Природа, помимо Добра и Зла. Есть еще некоторое количество младших инкарнаций, таких, как спутники Войны, которых вы встретили в зале. Однако для вас важны только старшие, которые, видимо, будут помогать вам.

— Видимо?

— Бог, воплощение Добра, не вмешивается в дела смертных, согласно установленному соглашению. Смертные должны сами выбирать свой конец. Поэтому Он не станет ни помогать, ни препятствовать вам, хотя и наблюдает за вами.

Мима порадовался, что знал начатки западной мифологии; иначе все это было бы очень трудно понять.

— А воплощение Зла?

— Поскольку Сатана есть Зло, то он свободно нарушает соглашение. Он будет чинить козни, стараясь обратить ваши усилия себе на пользу. Он хочет получить власть, приобретя большее количество душ, нежели есть у Бога.

Это совпадало с предупреждением Геи. От Сатаны надо ждать неприятностей.

— Но как ему такое удастся, если я уже предупрежден?

— Сатана хитер, он большой мастер вводить в заблуждение. И для него не впервой, извините меня за грубое выражение, обрабатывать новые инкарнации. Вы станете его мишенью, сэр.

— Правда ли, что моего предшественника убрали вследствие интриг Сатаны?

— Сущая правда, сэр.

— А чем же предыдущий Марс вызвал гнев Сатаны?

— Нынешняя Судьба бросила вызов Сатане, и Марс следил за тем, чтобы борьба велась честно. Таким образом Судьба сумела расстроить замыслы Сатаны.

— Но ведь это неразумно! Честная схватка…

— Сатана не является рациональной сущностью. Его интересует исключительно достижение собственных целей.

— А Марс? Неужели он ничего не мог противопоставить Сатане, чтобы защититься?

— Он позволил это сделать.

— Почему же он так поступил, зная, что все обернется к выгоде Сатаны, а сам он исчезнет?

— Он не исчез. Он отправился в Рай. Такого завершения службы надлежит желать с благоговением. Самым искренним его стремлением было прекращение войны.

— Но тут противоречие целей! Если он упраздняет собственную работу…

— Только не тогда, когда кто-то хочет попасть в Рай, сэр.

Мима обдумал эти слова.

— Значит, Марс желал оказаться в Раю, однако мог попасть туда, лишь завершив свою работу, — и Сатана этому содействовал, а Марсу следовало помогать ему?

— Именно так, сэр.

— И теперь Сатане придется, как ты выражаешься, обрабатывать новую и неопытную инкарнацию?

— Совершенно справедливо, сэр.

— А я не попаду в Рай до тех пор, пока мне не удастся прекратить войну?

— Чудесно сказано, сэр.

— Тут есть одна загвоздка.

— Сэр?

— Мне не хочется в Рай.

— Сэр? — Дворецкий явно был ошарашен.

— Я индуист. Очевидно, не из лучших, но тем не менее я желаю не Рая, а нирваны.

Дворецкий надул губы:

— В таком случае у Сатаны, видимо, не будет побуждений делать вам такие предложения, какие он делал вашему предшественнику.

— Правильно.

— Встреча, судя по всему, получится чрезвычайно интересная, сэр.

Мима улыбнулся:

— Будем надеяться.

7. СРАЖЕНИЕ

На следующий день — во всяком случае, так это воспринимал Мима — ему сообщили о сражении, которое требовало его присутствия. Мима и Восторг провели приятную ночь в отлично оборудованной Цитадели; они занимались любовью, беседовали и смотрели научный телевизор, где как раз передавали новости о недавних должностных перестановках в ведомстве воплощения Войны, о чем, кажется, все уже знали. Восторг была очень польщена, когда ее назвали смертной супругой инкарнации и показали, как она мило улыбается в камеру, хотя никакого такого интервью в действительности не было. Но утром тот же телевизор сам включился, когда передавали сообщение о битве, и Миме пришлось встать, чтобы приступить к новым обязанностям.

— А как же я? — воскликнула Восторг. — Я не могу отправиться с тобой на войну, а оставаться здесь одной мне страшно.

Мима начинал ощущать неудобства, таившиеся в полностью зависимой женщине.

— Я что-нибудь придумаю, — пропел он.

Мима прошел в изысканную туалетную комнату и щелкнул пальцами. Тут же он услышал, как появился дворецкий. Не вошел, а просто появился. Но теперь, когда Мима понимал суть происходящего, это не удивляло.

— Леди Восторг не хотела бы оставаться одна в этом странном месте.

— Проводите ее в Восточное крыло, — посоветовал дворецкий.

Мима не понял, чем это поможет, однако уже убедился в компетентности здешних слуг и спорить поэтому не стал.

Закончив туалет, который включал в себя облачение в сияющий золотой плащ, соответствовавший его должности, Мима поспешил присоединиться к Восторг. Тем временем ей тоже помогли одеться — на девушке было шелковистое малахитово-зеленое платье, в котором она выглядела необыкновенно привлекательной, а в волосы вплетены прекрасно обработанные самоцветы. Настоящая принцесса!

— Когда поедим, я покажу тебе Восточное крыло, — сообщил Мима.

Она подняла очаровательную черную бровь.

— Ты уже осмотрел замок?

— Дворецкий заверил меня, что тебе там понравится.

После завтрака они направились туда, и у принцессы даже дух перехватило от восхищения. Это было очень похоже на дворец, в котором она жила на Земле, с застекленными окнами, фонтанами, сообщающимися садами, где цвели знакомые растения. Высокий купол защищал их от проливных муссонных дождей. На нижней террасе стоял ручной слон.

— Мне надо на работу, — пропел Мима.

Она почти не слышала его.

— Ах, какая прелесть! — восклицала Восторг, обходя Восточное крыло и разглядывая красивые скульптуры.

Мима решил оставить ее; некоторое время принцесса не будет скучать.

Он направился в парадный зал. Там уже собрались его помощники: Завоевание, Кровопролитие, Голод и Мор в разноцветных накидках.

— Вы знаете дорогу?

— Наши кони знают, — ответил Завоевание.

Кони. Мима как-то не подумал об этом, но, конечно же, они должны быть верхом. Гея говорила, что у него есть лошадь. Как же ее зовут?.. Верре!

У выхода из Цитадели ждали пять великолепных коней. Не составляло труда определить, какой конь кому принадлежал, поскольку у каждого была соответствующая масть.

— Верре, — пропел Мима, и конь тут же подошел к нему.

Мима вскочил на огромного паломино [19] и сразу почувствовал, что о таком жеребце мужчина может только мечтать. Животное было сильным, гибким и так хорошо слушалось поводьев, что, казалось, править им можно с помощью мысли. Этот конь был как бы продолжением наездника.

Остальные тоже сели в седла и подъехали к Миме. Завоевание был на жеребце-альбиносе с ослепительно белой гривой и горящими красными глазами. Кровопролитие сидел на красном коне, чья масть была почти что цвета крови. У Голода была вороная лошадь, тело которой лоснилось так, что этот блеск походил на очертания скелета. Мор ехал на грязно-гнедом коне с сивыми пятнами, отчего животное выглядело больным, хотя и было совершенно здорово. Теперь Мима вспомнил, что четыре угрюмых всадника традиционно ассоциировались с Войной, но не был уверен, что это именно те четверо, о которых он слышал. Впрочем, не важно; Чистилище и инкарнации, очевидно, следовали своим собственным правилам.

Всадники поскакали по облакам, и кони действительно знали дорогу. Они неслись галопом и, приблизившись к краю одного облака, перепрыгивали на нижнее, а потом мчались по воздуху, как будто проносясь над картой мира, разложенной внизу. Плащи всадников развевались на ветру. Вскоре отряд достиг Индии, где они наконец спешились на западном побережье.

Мима оглядел окрестности — и обнаружил, что эти места ему знакомы. Здесь проходила граница между Гуджаратом и Махараштрой! Значит, должна была произойти битва между его собственным княжеством и княжеством принцессы.

Но ведь они с Геей сделали все, чтобы этой ссоры не было. Двойник Мима должен был жениться на принцессе Раджастхана, а лже-Восторг — выйти замуж за раджастханского принца, сделав три государства союзниками. Почему же теперь они готовились к сражению?

Поразмыслив, Мима понял почему. С тех пор как они приняли все эти меры, не прошло и одного дня. До поля битвы, где две армии готовились к схватке, новости еще не дошли. При современных научных средствах связи информация могла передаваться мгновенно, но бюрократическая система оставалась по-прежнему неповоротливой. Распоряжение все еще, вероятно, лежало где-нибудь среди бумажек на столе мелкого чиновника, ожидая отправления. А тем временем вот-вот должна начаться совершенно бессмысленная битва.

Разумеется, ее надо остановить. Мима не был особенно щепетилен в отношении необходимого кровопролития; в конце концов, он же принц. Или был принцем… Но в этой войне не только не было необходимости, она грозила катастрофой; ни одно из княжеств не могло позволить себе тратить ресурсы подобным образом.

Обе армии уже заняли боевые позиции на поле сражения. Кавалерия, лучники, слоны и пехота, расставленные, словно шахматные фигуры, приготовились к действиям. Силы были приблизительно равны, поэтому исход боя зависел от способностей генералов, хотя в этой ненужной схватке победы быть не могло.

Как же остановить безумие? Мима понятия не имел.

— Голод, — позвал Мима, и черная фигура приблизилась. — Это сражение не должно было произойти. Как мне остановить его?

— Остановить? — изумился Голод, и на его смертельно-худом лице выразилась полнейшая растерянность. — Мы не прекращаем конфликты, мы пожинаем плоды!

Какой скорбной могла стать эта жатва!

— Тем не менее, — пропел Мима, — этот конфликт должен быть прекращен, пока он не начался. Если я действительно воплощение Войны, то у меня, конечно же, должна быть власть как порождать, так и прекращать конфронтации.

Голод грустно вздохнул:

— У тебя она есть. Марс. Но печален тот день, когда ты используешь свою власть, чтобы…

— Хватит! — зло пропел Мима. — Как я могу применить эту власть?

— Вообще-то есть несколько способов. Ты можешь войти в мозг главного участника и изменить его мысли, а можешь сделать так, что все сражение замрет на месте…

— Если я прикажу им замереть, то что случится, когда я снова их оживлю?

— Все продолжится точно так же, как до этого.

— Каким образом мне войти в разум ключевого участника и как узнать, кто из них главный?

Голод подумал.

— На самом деле это не моя сфера. Я имею дело с клиентами после того, как битва опустошила землю и уничтожила большую часть продовольствия. Никогда не интересовался, как Марс находил основных действующих лиц.

Если этого не знал Голод, то и остальные скорее всего тоже не знали. Ему придется докапываться самому.

Мима направил своего золотистого коня в сторону знамен армии Гуджарата. Если бы он мог стать видимым и его узнал бы их генерал, то Мима сумел бы заставить армию уклониться от сражения.

Он подъехал, но никто на это не отреагировал. Не удивительно: обычные люди не могли увидеть инкарнацию. Мима приблизился к передовой линии и проследовал сквозь нее, однако сверкающие копыта коня не коснулись ни одного земного предмета, словно все вещи в этом мире были привидениями. Или привидением был он.

Мима достиг палатки генерала. Этого человека он знал только по имени; лично они раньше никогда не встречались. У генерала была репутация умелого работяги, лишенного каких-то особых способностей или изящества, однако точно выполнявшего приказы и хорошо справлявшегося со своим делом.

Если бы Мима стал видимым, генерал обязательно узнал бы его. Вопрос — как это сделать? Мима воспринимал инкарнации еще до того, как сам превратился в нее. Никому другому это не удавалось, пока Гея не стала видимой для принцессы. Но Гея знала, как это делается, а Мима — нет.

И все же, по словам Голода, он способен войти в мозг командующего и изменить его мысли.

Может быть, нужно просто совместиться с человеком, чтобы его мозг занял то же место, что и мозг генерала…

Мима попробовал. Он слез с лошади и шагнул в полководца…

И тут же очутился в вихре впечатлений, мыслей и чувств. Причем совершенно не мог в них разобраться. Миму даже затошнило, как от качки.

Мима выскочил наружу. Он стоял прямо перед командующим, который, похоже, даже ничего не заметил. Зато у самого Мимы кружилась голова. Наверно, он что-то сделал неправильно!

Между тем сражение не было отложено. Мима предпринял еще одну попытку. На этот раз он внутренне крепко держал себя в руках, вступая в пространство генерала. Он сообразил, что столкнулся с путаницей незнакомой системы. Разум полководца отличался от Миминого; у них были разные воспоминания, разные привычки, манеры поведения, видение мира. Поняв это. Мима уже мог лучше удерживать равновесие. Он совместился с командующим как можно точнее, чтобы его собственный глазной нерв не пытался прочитать импульсы генеральского ушного нерва. Приведя в порядок чувства, он уже ощущал лишь слабую тошноту.

Теперь Мима мог настроиться на то, что воспринимал командующий, и понять это. Полного совпадения не произошло, поскольку органы чувств генерала по силе отличались от Миминых и поэтому ощущали все слегка неправильно. Но это был пустяк.

Главной же проблемой оказались мысли полководца. Очевидно, система связей в мозгу генерала была не такой, как у Мимы, и мыслительные схемы оказывались совершенно непохожими, как бы лишенными всякого смысла.

Впрочем, нет. Связи различались, но конечные результаты были одинаковыми. Миме не требовался мыслительный процесс полководца, чтобы понимать его выводы. Надо было просто настроиться на эти умозаключения. А потом внушить свои собственные.

Мима попытался.

«Отмени сражение», — подумал он изо всех сил.

— Что? — спросил генерал, отрываясь от карты поля битвы.

Другие офицеры непонимающе посмотрели на него. Никто ничего не сказал.

Полководец потряс головой, решив, что это была шальная мысль. У каждого человека время от времени возникают сомнения.

— Действуем в соответствии с разработанным планом, — резко скомандовал он.

Мима понял, что это тоже не выход. Он спроецировал свою мысль в сознание командующего, не подкрепив ее никакими логическими заключениями, поэтому генерал попросту отбросил ее. Надо было найти более понятный подход, по-настоящему убедить генерала в том, что возникшая мысль имела смысл. Но на это понадобится время, необходимо побольше узнать о структуре иерархических связей в мозгу командующего, чтобы выработать подход, который показался бы ему осмысленным.

Но времени не было. Кавалерия уже выступала. Завязывался бой.

Мима с отвращением плюнул на эту затею. Он вышел из генерала. И почувствовал себя так, словно сбросил обременительное ярмо. Он, безусловно, предпочитал быть самим собой!

Мима сел на коня, терпеливо ждавшего возвращения хозяина, и галопом помчался сквозь людей в гущу боя. Кавалерия Махараштры отражала атаку с помощью вспомогательного подразделения: отряд дрессированных грифонов, распростерших крылья, пикировал на врага. Это могло погубить гуджаратскую кавалерию!

Но гуджаратцы были к этому готовы. Они установили катапульты точного боя, которые начали обстреливать грифонов. Метко пущенный камень перебил крыло одной птице, и грифон с хриплым пронзительным криком рухнул вниз. Однако это не вышибло из твари боевой дух; птица кидалась на людей вокруг себя, ударяя их когтями и клювом, и кровь лилась ручьем.

Тут же другие грифоны спикировали на строй атакующих, нанеся им огромный урон.

— Здорово! — кричал Кровопролитие, проезжая рядом. — Давайте рвите их на части, выпускайте кишки, лейте кровь!

А в это время Завоевание подбадривал обе армии.

— Победа! — орал он и тем и другим. — Пленных не брать!

Это вдохновляло армии, и бойня становилась все ожесточенней. Миму охватило омерзение. Резня была такой нелепой!

Но он не сумел ее предотвратить. Что же теперь делать?

Ладно, попробуем более прямой путь.

Мима въехал в самую середину бойни, взлетел на воздушную гору и выхватил Алый Меч. Затем поднял Меч и, держа его высоко над головой, пожелал, чтобы его увидели все.

И — это сработало! Меч и был ключом! Мима знал, что его увидели, потому что лучники на задних линиях смотрели на него во все глаза. Никогда еще они не видели лошадь и всадника, висящих в воздухе.

Вот теперь Мима мог все поправить. Он велит им прекратить сражение, пока не прибудет указ, который все объяснит.

Мима набрал в легкие воздуха:

— П-п-п-п-п…

Проклятье! Он снова сделал вдох.

— Прекратите сражение! — спел он.

Наступила удивленная тишина.

Потом кто-то рассмеялся. Люди не могли поверить, что благородная золотая фигура могла ляпнуть столь очевидную глупость.

— Это провокация! — закричал какой-то офицер. — Застрелите мерзавца!

И лучники с обеих сторон снова принялись за дело, осыпав Миму градом стрел. Мима не пошевелился, он стоял как вкопанный, злясь на самого себя за то, что не сумел как следует обратиться к солдатам.

Стрелы ударялись в Миму и коня, но отскакивали, не причиняя никакого вреда. Он их даже не чувствовал; казалось, что Мима был неуязвим для оружия смертных.

Все же оставаться мишенью ему не нравилось. Мима вложил Меч в ножны — и, судя по всему, исчез из виду, потому что лучники заморгали и прекратили стрельбу. Офицеры протерли глаза.

Однако сам Мима прекрасно видел и себя, и своего жеребца. Ему были видны и другие инкарнации. Завоевание и Кровопролитие объезжали войска, подбадривая их и побуждая драться ожесточеннее; Голод и Мор наблюдали за сражением со стороны, потирая руки в предвкушении своей очереди, когда иссякнут запасы и начнутся болезни и недоедание.

В тот момент когда Мима стал невидимым для смертных, несколько стрел все еще были в полете. Теперь он прошли сквозь него и коня, даже ничуть не отклонившись. Это было еще одним свидетельством перемен, происшедших с ним; Мима действительно сделался бесплотным, по крайней мере с точки зрения смертных.

А мог ли он оставаться материальным и в то же время невидимым? Миму охватило любопытство и, несмотря на трагические события вокруг, он дотронулся до Меча и пожелал стать осязаемым, но одновременно недоступным восприятию.

В него летела еще одна стрела. Она ударилась в круп коня и, сломавшись, упала на землю. Однако лучники уже не смотрели в его сторону. Красноречивый ответ.

Тем временем битва продолжалась. Она была столь же абсурдной, как и раньше, и Миме по-прежнему следовало остановить ее. Но что он мог поделать?

Голод упомянул, что Марс способен «заморозить» движение. И действительно, воплощение Смерти проделывал это, когда Мима впервые с ним встретился. Наверняка Хронос, воплощение Времени, тоже умел это делать.

Мима снова прикоснулся к Мечу. «Заморозь движение», — подумал он.

В тот же миг все вокруг замерло. Сражающиеся армии как будто превратились в скульптуры, люди и животные застыли, не завершив жеста, звуки битвы прекратились, а облака пыли и дыма неподвижно повисли в воздухе. Остановились и летящие стрелы.

Но с другими инкарнациями ничего не произошло. Кровопролитие, у которого руки по локоть были в крови, оторвался от своей жуткой работы и, взглянув вверх, спросил:

— Что-нибудь случилось, Марс?

— Да, — отрезал Мима.

Что же делать дальше? Он понимал, что не может, прервать движение на неопределенное время и, как только команда будет отменена, резня возобновится.

Если только он не предпримет чего-нибудь такого, что остановит сражение, прежде чем все вокруг опять оживет. Но ведь сам Мима не замер. Он может отправиться в столицы княжеств, найти застрявший указ о прекращении войны и ускорить его доставку.

Замер ли остальной мир? Мима сомневался в этом. Но на какое расстояние распространялся его приказ?

Существовал лишь один способ проверить это.

— У меня возникло затруднение, — велел Мима другим инкарнациям. — Проследите, чтобы все оставалось неподвижным, пока я не вернусь.

— Таково твое право, — поморщившись, сказал Завоевание. Очевидно, он считал все это блажью.

Мима пришпорил коня, направив его вверх и вперед, на север. Поле битвы быстро скрылось с глаз, и вскоре Мима снова увидел движущихся людей. Выходит, неподвижность распространялась только на сражающихся. Ну что ж, и это неплохо; Мима не хотел вмешиваться в дела остального мира, ему нужно было лишь прекратить бессмысленное смертоубийство.

Мима прибыл в Ахмадабад и направился во дворец Раджи. Прямо на коне он въехал сквозь стену в покои отца. Никто его не увидел.

Он остановился. Сначала Мима хотел сделаться видимым и навести справки об указе, прекращающем войну, но подумал, что слуги могут узнать его и станут недоумевать. Как, подумают они, могут существовать сразу два принца? Нет, было бы неразумно порождать такую путаницу.

С другой стороны, он мог все сделать через двойника…

Мима пришпорил коня и помчался в другой дворец, чтобы побеседовать с ним. Молодой человек больше не был в заточении, но не видел нужды переезжать из дворца, пока идут приготовления к его поездке в Замок Новобрачных.

Замок Новобрачных? Но ведь там все его мысли станут полностью известны невесте! И она узнает, кто он Такой на самом деле, что вполне может привести к новой войне.

— Ах, Гея, — пропел Мима едва слышно. — Ты упустила одну крайне важную деталь!

Перед ним возникло туманное облачко.

— Глупый человек, — прошептало оно. — Я переделала его мозг, так же, как и тело. Этот юноша знает, кто он, но его мысли в Замке останутся лишь мыслями, присущими принцу.

Мима остановился прямо посередине зала, и слуги сновали сквозь него, даже не подозревая о присутствии здесь всадника на коне.

— Неужели ты и это можешь? — в изумлении спросил он Гею.

— Ведь я — Природа, — прошелестело облачко и испарилось.

Если власть Марса, как обнаружил Мима, была такой огромной, то сколь могущественна должна быть Гея? Судить об этом он мог лишь косвенно, но все равно испытал благоговение.

Мима тронул поводья, въехал в апартаменты своего двойника и материализовался.

— Как идут дела, принц Гордость? — пропел он.

Новый принц взглянул на Миму, не особенно удивившись.

— Привыкаю к жизни, более чудесной, чем я мог себе вообразить, — ответил он таким же речитативом. — Я видел портрет принцессы, на которой должен жениться, и нахожу ее весьма привлекательной.

Мима тоже видел эту картину, однако находил внешность принцессы совершенно заурядной. С другой стороны, возможно, что Гея и здесь что-то подправила, сделав молодого человека совершенно довольным собственной судьбой. Гея оказывала любезности ненавязчиво, но очень основательно. Вне всякого сомнения, ее гнев мог быть совершенно разрушительным.

— У меня возникло затруднение, — сказал Мима. — Как тебе известно, я теперь воплощение Войны. Между Гуджаратом и Махараштрой сейчас происходит сражение, которого не должно было случиться. Приказ о прекращении военных действий, наверное, затерялся где-то в пути. Мне нужно достать этот приказ и отвезти на фронт, — но не хочется при этом обнаруживать себя. Поэтому…

— Я достану его для тебя, — сказал принц, сразу все поняв. — Естественно, у меня, как и у тебя, нет желания понапрасну губить жизни людей; уже очень скоро мне самому придется управлять этим княжеством.

Итак, молодой человек очень неплохо входил в курс дела, несмотря на отсутствие предварительного воспитания, соответствующего положению, которое ему предстояло занять. Наверняка, снова работа Геи.

Новый принц Гордость тут же сел на ковер и отправился во дворец Раджи, Мима же незримо сопровождал его верхом.

Поездка была недолгой, поскольку им не пришлось стоять внизу в транспортных пробках, и всего через несколько минут они уже прибыли на место. Принц Гордость попросил копию приказа об отмене боевых действий и забрал его с собой. Как только он оказался один, то протянул документ в воздух, а Мима материализовался настолько, чтобы взять его.

— Спасибо, принц! Желаю тебе долгой и счастливой жизни.

Мима галопом поскакал на поле боя, где по-прежнему царил абсолютный покой, и вложил приказ в руку мальчика-посыльного. Он не мог передать никакой мысли из-за того, что ничто не двигалось, но постарался накрепко отпечатать в мозгу мальчишки образ: «Срочное донесение для генерала».

Затем Мима сел на коня, прикоснулся к Мечу и отменил неподвижность.

Все вокруг ожило. Воины принялись убивать друг друга; снова полилась кровь, и стрелы полетели в цель. Мальчик-посыльный был очень удивлен, совершенно забыв, как к нему попала срочная бумага, однако свои обязанности он помнил. Вестовой бросился к генералу.

Генерал прочитал приказ и с сожалением вздохнул.

— Заключен мир, — с отвращением проговорил он. — Прекратить боевые действия. Послать к врагам парламентариев под белым флагом и ознакомить их с этой новостью.

Некоторое время ушло на то, чтобы все успокоилось, но в конце концов армии были разведены. Сражение прекратилось, и выяснилось, что погибло не так уж много народа.

Но если бы Мима принялся за дело более умело, то жертв вообще можно было избежать. Он понимал, что для удовлетворительного исполнения своих обязанностей ему еще многому предстоит научиться.

Мима собрал помощников и вернулся в Цитадель в Чистилище. Завоевание, Кровопролитие, Голод и Мор ехали огорченные. За сегодняшний день они собрали ничтожный урожай.

Восторг встретила Миму в парадном зале.

— Ах, возлюбленный, я так скучала по тебе! — воскликнула она. — Зачем ты так надолго уехал?

— У меня есть служба, которую я должен исполнять, — пропел он.

— Распоряжаться насилием и убийством? Лучше бы ты оставался здесь!

— Остановить битву между армиями твоего княжества и моего, — мягко ответил Мима. — Был заключен мир, однако вести об этом не дошли до фронта. Мне посчастливилось прекратить сражение, пока дело не зашло слишком далеко.

— Махараштра и Гуджарат… сражались? — не веря своим ушам, спросила Восторг.

— По нашей вине, — подтвердил он. — Мы отказались вступить в брак с принцем и принцессой Раджастхана, поэтому наши княжества объявили друг другу войну.

— Неужели дело дошло до настоящего сражения? Я и представить себе не могла!

— Я остановил его. Вот чем я сегодня занимался…

— И все же люди погибли, прежде чем…

— Действительно, было некоторое количество убитых. Оказалось довольно трудно…

— Ах! — воскликнула девушка. — Я не хотела, чтобы из-за нас умирали люди. Если б я знала…

— Нельзя было… — пропел Мима.

Но Восторг отвернулась от него, и Мима ощутил, какой ужас охватил ее.

Разозлившись, он вышел. Похоже, это была их первая ссора.

Мима помылся. Хотя он и мало соприкасался с земными вещами, все же находился в некотором напряжении и поэтому вспотел. Затем накинул домашний халат и пошел в комнаты Восторг.

Они столкнулись в зале, и принцесса, раскинув руки, обняла Миму и заплакала. Он попробовал заговорить с ней, но девушка закрыла ему губы поцелуем.

Так закончилась их размолвка.

Потом они беседовали, и Мима узнал о том, что в действительности расстраивало Восторг. Видимо, днем дворецкий кое о чем рассказал ей.

Это Чистилище. Здесь не живет никто из смертных. Никакой дискриминации, просто дело в том, что с физической точки зрения смертные устроены гораздо сложнее, поскольку обладают тремя телесными измерениями вместо двух. Подобная аналогия была неточна, но дворецкий воспользовался ею для простоты объяснений. Смертные могли появляться здесь в сопровождении инкарнаций, однако оставаться тут не могли.

— Ты-то уже провела в Цитадели ночь и целый день! — возразил Мима.

— Именно, и умираю от голода, — ответила Восторг.

— Но тут сколько угодно еды!

— Для тебя. Но не для меня. Не для смертных.

— Но ты моя смертная! — сердито сказал он. — Им придется кормить тебя!

Принцесса покачала головой:

— Они уже кормили меня, Мима. Это пища Чистилища. По виду и вкусу она как настоящая, однако насытить может лишь призраков. Смертному необходимо в тысячу раз больше вещества, чем в этой еде. То, что я здесь ела, для меня было всего лишь иллюзией. Я живу только за счет ресурсов собственного тела. Это нетрудно в течение короткого времени, пока желудок кажется полным… но постоянно так продолжаться не может.

Мима пристально посмотрел на нее.

— Пища Чистилища… не в состоянии насытить тебя, — повторил он.

— Мима, я должна вернуться в мир смертных, если не хочу умереть от голода.

Он был потрясен.

— Теперь понятно, почему ты была огорчена! Здесь так замечательно, и вот…

— И вот теперь мне необходимо покинуть тебя. Я могу появляться здесь каждый раз всего на несколько часов, прежде чем голод и жажда… О, я ощущаю сейчас эту страшную жажду!

Мима склонил голову:

— Восторг, мне и в голову не приходило… Я бы ни за что не взял тебя сюда, если бы…

Видимо, его скорбь успокаивающе подействовала на принцессу.

— Мне нужно только подыскать земной дом. И я смогу приходить сюда каждый день, когда ты возвращаешься. И проводить с тобой ночи. Почти ничего не изменится; меня здесь не будет тогда, когда ты отсутствуешь.

— Не представляю себе, где бы ты могла жить! — пропел Мима. — Ведь не в Бомбее же…

— Дворецкий сказал, будто может кое-что устроить, и я уверена, что он сумеет. Но это надо сделать побыстрее, потому что…

— Потому что твои силы на исходе! — закончил Мима. — Ах, возлюбленная…

— Все будет хорошо, — сказала принцесса, но Мима знал, что она глубоко опечалена. Ей так хотелось всегда быть вместе с ним, и вот оказалось, что это невыполнимо.

Не медля ни минуты, они пошли к дворецкому. Тот рассказал, что есть смертные, которые помогают в делах, подобных этому, и которые даже создали нечто вроде системы гостиниц для бездомных спутников Чистилища. Они входили в положение этих людей и хранили тайну.

— В сущности, вы могли бы жить вместе с супругой Танатоса; ее зовут Луна Кафтан, — сказал дворецкий. — Она видный политик среди смертных, но благодаря Танатосу все прекрасно понимает. Вам с ней будет удобно.

Так они решили, что Восторг поселится у Луны, которая жила в Кильваро.

Сам Танатос явился, чтобы сопровождать их вниз. Восторг чуть было не упала в обморок, увидев его череп-лицо; Танатос откинул капюшон, приняв обычный человеческий облик, и принцесса успокоилась. Словом, все уладилось… пока.

8. САТАНА

По ночам Восторг будет возвращаться к Миме в Цитадель Войны. Но сегодня она осталась на Земле, чтобы как следует поесть днем и немного акклиматизироваться.

Едва Мима увидел Луну, показавшуюся почему-то необыкновенно знакомой, он сразу же понял, что ей вполне можно доверить заботу о принцессе. Луна оказалась красивой женщиной западного типа. Жила она в доме, наполненном произведениями искусства, который охраняли грифоны. Это, конечно, был не дворец, но принцессе здесь будет удобно.

Поэтому Мима спал один — и обнаружил, что, как бы Восторг ни зависела от него, он тоже стал весьма от нее зависим. Мима привык спать рядом с любящей женщиной и в одиночестве чувствовал себя неуютно.

Собственно, он даже и уснуть-то не мог. Беспокойно повертевшись с боку на бок больше часа. Мима встал посмотреть, нет ли чего почитать. Однако книг не нашел; видно, его предшественник не был большим любителем литературы.

Мима, натянув шлепанцы и ночной халат, вышел в темный зал. Слуги уже легли спать; в замке повсюду стояла тишина. Неужели духам Чистилища нужен сон? Наверно, да, коль скоро им требовалась пища. Насколько Мима понимал, существование этих людей — бытие на Том Свете — напоминало жизнь смертных, но было как бы более расплывчатым и протяженным. Если бы они не ели, то им не грозило бы голодание — во всяком случае, в течение нескольких столетий или около того, — поскольку они не могли умереть, будучи уже мертвыми. Тем не менее это доставляло бы им определенные неудобства. Сходным образом, вероятно, обстояло дело и со сном. Так что пусть себе спят; это помогает в определении дней, все-таки довольно однообразных.

Насколько Мима понимал западную мифологию, Чистилище не является местом пытки; это исключительно состояние неопределенности, отработка долгов, накопившихся в ходе небезупречно прожитой жизни. У западных людей нет возможности путем реинкарнации исправить прегрешения; они должны все делать правильно в течение одной-единственной жизни, а затем расплачиваться за последствия на протяжении долгого путешествия по вечности. Мима не завидовал подобной системе взглядов.

Впрочем, сейчас он стал частью этой схемы. Ему следовало быть более правильным индуистом, чтобы не угодить в столь ущербную систему. На самом деле это было его личное следующее перерождение — стать воплощением Войны в чуждой области верований и быть вынужденным подчиняться ее законам. Довольно суровое наказание!

Хотя и своего рода вознаграждение, поскольку это решало проблему расторжения помолвки с Восторг и войны между их княжествами. Если бы ему не была предложена эта должность, то произошла бы катастрофа. Так что судьба обошлась с ним не слишком жестоко; напротив, она была милостива. Даже очень милостива.

К тому же, говоря по правде, Миме нравилась сложность теперешнего положения. Да, он допустил несколько ошибок в первый день, но кто не ошибается, овладевая новым делом? Теперь он куда лучше понимал, что и как нужно делать, и следующее сражение надеялся провести гораздо лучше. Новая должность давала феноменальную власть, которая могла принести много добра, если ее разумно употребить.

Мима и сам не заметил, как попал в ту часть сада, которая так очаровала Восторг. Сейчас было темно; временные периоды Чистилища отражали земные. В полумраке экзотические растения почему-то казались больше, а скульптуры живее. Это действительно было восхитительное место, где любая женщина могла бы с удовольствием проводить время. Все здесь выглядело почти естественным — словно созданным силами природы, а не руками человека.

Вдруг облака раздвинулись, листья и статуи засеребрились в лунном свете. Подул легкий ветерок, качнув верхушки деревьев. Еще сильнее пахнуло обворожительной свежестью. Тропинка запетляла среди прелестных ландшафтов, маня его дальше, вперед.

Мима остановился, чтобы получше рассмотреть одну из скульптур. Она представляла собой две фигуры, мужскую и женскую, крепко обнимавшие друг друга. Собственно, это был акт физической любви. В Индии такие изваяния не были редкостью, однако эта статуя выглядела необыкновенно реалистично. Казалось даже, будто фигуры движутся.

Да они и в самом деле двигались. Мима подумал было, что его обманывает игра лунного света, как вдруг услышал какой-то шум. Фигуры были живыми!

Невозможно. Статуи не оживают!

Тем не менее шум и шевеление становились все явственнее. Мима внимательно со всех сторон осмотрел скульптурную группу и наконец притронулся к плечу мужчины. Камень был холоден. Значит, это какая-то механическая игрушка, имитирующая человеческое соитие. Любопытно.

Мима пошел дальше. Снова подул ветерок, ероша ему волосы. Свет луны сделался ярче. Деревья стали выше и красивее, а запах свежести еще усилился. Теперь под ногами слегка пружинил дерн.

Мима оглянулся, однако замка не увидел; казалось, что он очутился в лесу. Это не беспокоило, напротив, он радовался величине и естественности сада. Неудивительно, что Восторг была так очарована!

Он приблизился к еще одной скульптуре. Это изваяние было больше, реалистичнее и откровеннее первого. Фигуры вполне можно было принять за настоящих людей. Да и их поза была весьма интересной.

Мужчина повернул голову и увидел Миму.

— А, вот и хозяин Цитадели, — проговорил он.

Ошеломленный Мима сделал шаг назад. Надо же, оно разговаривает!

Женщина высвободилась из объятий и села на пьедестал, спустив вниз длинные голые ноги. У нее были на удивление пышные бедра и полная грудь, но в остальном она была тонкой и гибкой.

— Ну иди ко мне, — пригласила она Миму, раскрывая объятия.

Наложница?

— Кто вы такие? — спросил Мима и замолчал, с удивлением сообразив, что не заикается.

— Я — Сатана, воплощение Зла, — ответил мужчина. — А это одна из моих бесчисленных жен, каждая из которых более сладострастна и покорна, чем предыдущая.

— Сатана? — переспросил Мима, снова удивившись отсутствию заикания. — Здесь, в моей Цитадели?

— Это не совсем твоя Цитадель, Марс, — сказал Сатана. — Гуляя, ты из своего сада забрел в мои угодья, где реальность гораздо интереснее. Однако пусть тебя это не беспокоит; тебе здесь рады. Я все равно собирался побеседовать с тобой.

— Не ты ли — западное олицетворение Зла? — спросил Мима. — Меня предупреждали остерегаться тебя.

— Так оно и есть, и, конечно же, тебя предостерегали, — с радостью согласился Сатана. — Меня иногда называют Нефариус [20] — и совершенно справедливо.

К такого рода речам Мима был не совсем готов. Он скорее ожидал встретить существо с копытами, хвостом и рогами, изрыгающее пламя. Незнакомец же был совершенно не таков: выглядел нормальным человеком, что подтверждалось и его занятиями с женщиной.

— Почему ты хотел встретиться со мной? — спросил Мима, снова радуясь тому, что не заикается.

— Разве не так поступают добрые соседи? — удивился Сатана. — Внезапно вступить в должность инкарнации — дело нелегкое, что обязывает всех остальных всячески помогать тебе освоиться на новом поприще.

Мима пожал плечами:

— Я весьма ценю это желание. Однако имею основания полагать, что всем остальным ты доставляешь главным образом неприятности. Ты — воплощение Зла и должен бы стараться все как можно больше осложнить для меня.

Сатана обезоруживающе усмехнулся, а женщина улыбнулась.

— Это подтверждает важность личного общения. Как видишь, не такой уж я черствый, каким меня некоторые изображают. Ладно, давай потолкуем.

Он спрыгнул с пьедестала, нимало не смущаясь своей наготой, и женщина последовала за ним. Она была крепко сложена, и когда коснулась земли, ее грудь величественно колыхнулась. Какая замечательная из нее вышла бы наложница!

Пока они шли, небосвод посветлел, но не от восхода, а от какого-то свечения, исходящего отовсюду. Сияли деревья, земля и даже они сами, словно озаренные изнутри. Все окружающее виделось со сверхъестественной ясностью, поскольку тени отсутствовали. Сад был невыразимо прекрасен — настоящий Эдем.

Женщина взяла Миму за руку. Он с удивлением посмотрел на нее.

Женщину тоже было превосходно видно, что делало ее телесные формы произведением совершенной красоты. Она улыбнулась Миме.

— Тебе нравится Лилит? (*8) — спросил Сатана. — Она была моделью для всей скульптуры и с удовольствием попозирует тебе, причем так, как ты пожелаешь. У нее опыта побольше, чем у любой смертной женщины.

Значит, она принадлежит к миру духов; он мог бы и догадаться.

— Благодарю тебя. У меня уже есть женщина.

— Однако нет подходящей наложницы здесь, в Чистилище, — сказал Сатана.

— Столь статному мужчине одной женщины маловато.

— Верно, — ответил Мима, — но принц никогда не возьмет бывшей у кого-то женщины.

— Ладно, уже готово, — проговорил Сатана. Он щелкнул пальцами, и Лилит исчезла. Сатана щелкнул еще раз, и возникла другая женщина. Эта обладала столь же соблазнительной красотой, но в ее внешности было больше невинности. — Вот Лила [21]; к ней не прикасался ни один мужчина.

Лила улыбнулась Миме. Она была ничуть не хуже, чем наложницы, которых присылал Раджа.

Все же Мима сомневался:

— Не знаю, как отнесется Восторг к наложнице-духу.

— Что ж, спроси у нее, — посоветовал Сатана. — Лилу ты сможешь получить в любой момент.

Он небрежно махнул рукой, и девушка исчезла.

— Как тебе понравился первый рабочий день?

— Ничего, — настороженно ответил Мима.

— Насколько я знаю, тебе выпало руководить сражением в своих собственных владениях?

— Я старался остановить его! — воскликнул Мима.

— Остановить? Это еще зачем?

— Потому что оно было бессмысленным. Люди зря погибали в том бою. Уже заключили мир.

Сатана улыбнулся:

— Теперь я понимаю, как здесь могут возникнуть осложнения. И все-таки, независимо от обстоятельств, хорошая битва есть хорошая битва. Почему бы тебе просто не получать удовольствие от самого зрелища?

— Получать удовольствие! — вскричал Мима. — Но это отвратительно!

— Отчего же, принц? Война — благородное занятие. В битве — упоение и слава.

— Такие слова я ожидал бы услышать от Шивы, — пробормотал Мима. — В войне коренится бесконечное зло. Кровопролитие, Голод и Мор следуют за мной, когда я появляюсь.

— Шива (*9) — ваш бог разрушения, — сказал Сатана. — Мне это нравится. Однако прикинь, что стало бы с миром, если бы не было войны. Мы знаем, что смертные несовершенны; они всегда недовольны своей участью и поэтому норовят улучшить собственный жребий за счет своих соседей. Люди используют друг друга, крадут друг у друга, порабощают один другого и никогда от этого не откажутся. Целые общества покорялись другими обществами либо своими властолюбивыми вождями. Страдания повсеместны. Уж я-то в этом разбираюсь, поскольку ко мне приходят души, выродившиеся под влиянием всех этих обстоятельств и наконец проклятые. Человеческие существа несправедливы друг к другу; каждый хочет иметь больше, чем ему причитается по праву, и обязательно возьмет это силой, если она у него есть.

А существует ли способ вернуть человечеству справедливость? Разум? Человек — не разумное животное, как бы он там себя ни называл. Им по-прежнему правят эгоистические побуждения. К разуму он обращается, лишь когда это ему выгодно — для собственного возвеличивания. Когда разум подсказывает человеку, что он не прав, то он отметает все доводы. Нет, принц, в конце концов остается только одно средство — восстановить справедливость с помощью силы. Это и называется войной.

— Но война не восстанавливает справедливости! — возразил Мима, растерявшийся от таких рассуждений. — Ведь известно, сколько она порождает беззаконий!

— Только когда ею злоупотребляют, — мягко проговорил Сатана. — Вот для того и существует инкарнация Войны — следить, чтобы войной пользовались правильно.

Мима вспомнил свою дневную работу.

— Сегодня у меня это не очень хорошо получилось.

— Ничего, наберешься опыта, и все будет в порядке. У всех нас так было. Никто тебя за это винить не станет.

— Я бы предпочел совершенно уничтожить войны, чтобы не руководить никакими сражениями.

— Тогда ты станешь пренебрегать своими обязанностями. В ограниченных масштабах война необходима. Это то же самое, что выжигать поле под паром, чтобы очистить его от сорной травы, кустарников и удобрить золой. Тогда оно даст жизнь новым всходам. Сам процесс выжигания может показаться жестоким, но в сущности он полезен. Не стоит заблуждаться относительно жестокости войн. Это всего лишь средство для достижения определенной цели.

— Не всякое средство оправданно, а война…

— Как скальпель хирурга, который пресекает роет раковой опухоли. Да, при этом необходимо затронуть и здоровую плоть, что следует считать небольшой жертвой для достижения значительных результатов.

— Но война, — возразил Мима, — не хирургия, а резня! Я наблюдал сегодня эту кровавую бойню, когда…

— Вред может причинить любой бесконтрольный процесс. Вот превосходный пример: огонь. Он может быть и величайшим врагом человека, и его лучшим другом. Просто надо научиться им пользоваться. И то, что в дурном виде мы называем резней, в хорошей форме есть ампутация. Винить следует не инструмент, а неправильное его использование, как я уже говорил.

В этих словах крылась некая коварная логика, которой Мима не доверял.

— Все же я предпочел бы полностью избавиться от войны.

— Ты не сумеешь, — сказал Сатана. — Да и не захочешь, когда действительно постигнешь ее.

— Тогда объясни, что я могу и должен делать, — кисло проговорил Мима.

— Разумеется. Как я сказал, воплощения должны помогать друг другу. Ты не можешь полностью уничтожить войну, поскольку она не является причиной. Это лишь симптом, видимое проявление более фундаментальной болезни. И, только обратясь к основной проблеме, ты вправе надеяться избавиться от войны. Собственно, в твоих силах лишь раздуть ее до огромных размеров, либо притушить, введя в определенные рамки по своему усмотрению.

Мима вспомнил о невероятных трудностях, с которыми он столкнулся, пытаясь прекратить битву между Гуджаратом и Махараштрой; видимо, существовала какая-то необходимость в столкновении, которая превозмогала здравый смысл.

— И что же это за скрытая причина, которую я не хотел бы уничтожить, даже если б смог?

— Сама природа человека, — ответил Сатана. — Люди — создания не совершенные; будь они таковыми, не нужны стали бы Рай и Ад. Человек есть сплав добра и зла, и все его бытие в качестве смертного существа направлено на то, чтобы определить количество этих содержащихся в нем элементов, дабы затем его классифицировать и направить в соответствующее место Того Света. Естественно, земная жизнь полна невзгод и тревог: добро и зло кидают человека из стороны в сторону. Когда люди объединяются в более крупные сообщества, называемые нациями или королевствами, то эти большие группы приобретают свойства личностей, из которых состоят. Существует некая материя социальной напряженности, структура сложнейших и неуловимых взаимовлияний. Все это неизбежно накапливается и разрастается, пока не выливается в откровенную войну — наиболее острую форму соперничества. Ее нельзя устранить, не подавив наиболее действенного способа самовыражения общества. Если бы все подобные взаимодействия и впрямь поддавались устранению, то человека нельзя было бы надлежащим образом определить и не было бы смысла в смерти. Следовательно, тебе, как воплощению Войны, не положено предотвращать войну; напротив, ты должен оформлять и направлять этот видимый аспект общественного стресса и использовать его, чтобы уменьшить социальное неравенство и способствовать скорейшему возникновению более эффективного руководства. Тебе надлежит превратить войну в истинно полезный инструмент для исправления несправедливости, которым она может и должна стать.

Мима не верил Сатане, однако его рассуждения были неотразимы.

— Я обдумаю это, — нехотя произнес он.

— Конечно, Марс. Это твоя служба. Мне приятно, если я помог тебе что-то прояснить.

— Безусловно. — Легкость, с какой он говорил, побудила Миму задать еще вопрос: — А почему я сейчас не заикаюсь?

— Ты находишься в моих владениях, — объяснил Сатана. — Это место не подвластно законам природы, здесь действуют мои законы. Не вижу нужды, чтобы человек твоего положения страдал дефектом речи; потому его и нет.

— Но я всю жизнь заикался, и в Чистилище тоже!

— В этом и состоит разница между жизнью, Чистилищем и моей вотчиной, — сказал Сатана. — Я многое мог бы предложить тебе, — не только подходящих наложниц.

— Предложить мне… в обмен на что?

— Всего лишь на дружеские отношения, — развязно заявил Сатана. — Завтра приводи сюда Восторг, ей я тоже покажу, что у меня есть. Она будет в восхищении.

— Ей не нужны никакие демоны для амурных похождений!

Сатана расхохотался:

— Разумеется, нет, Марс! Чего ей недостает, так это питательной еды, чтобы не спускаться каждый день на Землю, лишая тебя своего общества.

— У тебя есть пища для смертных? — спросил Мима, вдруг заинтересовавшись. — Здесь?

Вместо ответа Сатана повел рукой. Возник стол, ломившийся от великолепных яств.

— Но еда в Чистилище по виду и вкусу неотличима от настоящей, — заметил Мима. — Как же определить, материальна ли она у тебя?

— Отведав ее, — сказал Сатана. — И довольно скоро все станет ясно.

Мима кивнул. Сатане скорее всего незачем было лгать. Его предложения звучали заманчиво. Красивое место, избавление от заикания и возможность для Восторг оставаться с ним. Если это действительно делалось ради добрососедства, то Мима не возражал.

Он повернулся и пошел назад к замку. Кустарник по бокам тропинки снова принял нормальный вид, а статуи стали каменными; это было похоже на возвращение из волшебного мира в естественный.

Войдя в замок, Мима проделал опыт.

— П-п-п-привет, — сказал он самому себе. Да, заикание вернулось.

Утром Мима дотронулся до Меча, пожелав перенестись в жилище Луны, где остановилась Восторг. Лишь мгновение назад он был в замке, и вот уже стоял у входа в дом. Было несколько непривычно передвигаться с такой легкостью на огромные расстояния, но Миме это нравилось. Он постучал в дверь.

Открыла сама Восторг, ожидавшая его прихода, и бросилась к Миме в объятия.

— Ах, как здесь чудесно! — воскликнула девушка. — Я так по тебе соскучилась!

Луна стояла рядом. Мима через плечо Восторг встретился с ней взглядом, и она понимающе кивнула.

— Таковы женщины, — сказала она. — Одновременно испытывают и удовольствие, и боль.

— Я скоро верну ее, — пропел Мима.

Он прикоснулся к Мечу, и они с Восторг тут же очутились в Цитадели.

Принцесса высвободилась из объятий и направилась в спальню, но Мима задержал ее.

— Вопреки общепринятому мнению, — пропел он, — мужчина иногда думает и еще кое о чем, кроме этого. Я хочу тебе что-то показать.

Заинтригованная, Восторг последовала за возлюбленным в сад. Они прошли по тропинке до угодий Сатаны.

— Вчера здесь этого не было, — сказала Восторг. — Тут стояла стена, дальний конец…

— Правильно, — согласился Мима, — это нечто особенное.

— Должно быть, так. Растения… — Она помолчала. — Ты что-то сказал?

— Ничего.

— Нет, сказал! — воскликнула она. — Ты не заикаешься!

— Я же говорил, что это особенное.

— Но секунду назад… почему ты пел, если сумел побороть заикание?

— Я не поборол заикание. Это подарок сада. Здесь я могу говорить нормально, и нигде больше.

— Здесь? Что это за место?

Появился Сатана, и рядом с ним Лила. На этот раз оба были одеты.

— Это часть моих владений. Я подумал, что они тебе понравятся.

Восторг повернулась к Миме:

— Кто?..

— Восторг, познакомься с Сатаной, — ответил Мима. — Он западный эквивалент Шивы.

— Шива! — вскрикнула девушка, отступив.

— Сатана, познакомься: Малахитовый Восторг, моя невеста, — закончил Мима.

Сатана поклонился:

— Очень приятно, очаровательная смертная женщина.

— Но Шива… Бог разрушения и…

— И секса, — подсказал Сатана. — А вот, кстати, и Лила, демон моей вотчины. Мне показалось, что твоему жениху здесь, в Чистилище, не хватает наложниц, и поэтому, если ты не возражаешь, Лила будет счастлива служить ему.

Восторг быстро просчитала в уме ситуацию. У западных народов иные и довольно-таки странные нравы, но в Индии у знатных людей должно быть множество наложниц, подчиненных жене. Жалок был бы раджа, не имеющий наложниц, а его жену стали бы презирать. Люди сочли бы его импотентом. С другой стороны, это не Индия, и Миме чуть-чуть рановато заводить постоянную наложницу; принцессе следовало бы сначала забеременеть сыном. После этого для нее будет даже лучше, если муж обзаведется многочисленными наложницами — у жены больше свободного времени. Однако Восторг была человеком зависимым и не хотела оставаться одна слишком долго.

— Давайте подождем с этим несколько месяцев, — решила она.

— Конечно, пожалуйста, — проговорил Сатана. Он сделал небрежный жест, и Лила исчезла, а на том месте, где она стояла, быстро рассеивалось лишь небольшое облачко дыма.

Мима ничего не сказал, хотя почувствовал облегчение. Наложницы все еще напоминали ему отеческий урок послушания: головы отвергнутых девушек зачастую оказывались насаженными на шест. Но поскольку этой наложнице отказала Восторг — по крайней мере на время, — совесть Мимы оставалась чиста. К тому же он был еще отнюдь не готов обменять Восторг на другую женщину в постели; Мима любил ее и хотел ею насладиться, пока чувство горячо. Видимо, принцесса испытывала то же самое, что весьма порадовало его.

Опять появился стол, уставленный снедью.

— Угощение для вас, достопочтенная леди, — галантно пригласил Сатана.

— Но я не сумею… — начала принцесса.

— Сатана уверяет, что эта пища насытит тебя, — объяснил Мима. — Ведь здесь и я разговариваю, не заикаясь.

Восторг улыбнулась:

— Значит, я смогу все время быть вместе с тобой!

Они приступили к трапезе, и еда оказалась превосходной. Однако на душе у Мимы было неспокойно. Сатана оказывал ему всевозможные любезности, и Мима не верил, будто этот западный двойник яростного Шивы позже не попросит от него какой-нибудь неудобоисполнимой услуги. Впрочем, до тех пор пока Восторг счастлива, пусть все идет своим чередом.

Позже, снова оставшись один, Мима опять размышлял об этом. Он понимал, что Сатана искушает его, предлагая дары, от которых весьма трудно отказаться. Это настораживало; но какой у него выбор? Жить без принцессы? Мима знал, что не отклонит этих предложений, и осознавал, что тем самым в какой-то мере компрометирует себя. И как сделать, чтобы никакие подношения Сатаны не вредили исполнению обязанностей?

Он слонялся по пустым залам Цитадели Войны, словно исследуя их расположение, а на самом деле вникая в причины своего беспокойства. Мима был принцем; он прекрасно владел искусством управления и понимал, что вступил на зыбкую почву. Он хотел найти способ улучшить свое положение, не жертвуя ничем из того, что ценит. Вовсе не обязательно отказываться от подарков Сатаны; надо лишь оградить себя от их пагубного влияния. Если он сумеет это сделать, то у Сатаны не окажется в руках рычагов, на которые тот рассчитывает. Но поскольку Сатана в любой момент способен отменить все прелести сада, любой откровенный отказ обойдется чересчур дорого.

Возможно, следует просто сообщить Сатане, что Мима отказывается считать себя его должником, несмотря ни на какие услуги, и поэтому тот зря старается. Это было бы честно, а честность чрезвычайно важна, ибо Сатана — Отец лжи. Любая неправда будет играть ему на руку. Но что, если Мима скажет правду, а Сатана все равно не перестанет считать, будто подарки поставят того в зависимое положение…

Мима забрел в комнату, которой раньше не видел. Он проходил по незнакомому залу и уперся в пролет лестницы, явно ведущей в башню. Там оказалась деревянная дверь. Из любопытства Мима пихнул ее, но она не открылась. Он был убежден, что комната за этой дверью закрыта не от хозяина замка; видимо, ее замкнули от случайного вторжения слуг или гостей. Но почему?

Мима внимательно осмотрел дверь, постукивая то тут, то там. Она оказалась крепкой. Заглянул в большую замочную скважину, — но ключа у него не было.

Он дотронулся до Алого Меча. Мима мог бы разрубить дверь, — но не хотел, так как ему казалось, что это будет означать своего рода поражение. Еще он мог сделаться духом и просочиться сквозь препятствие, но опять-таки это — признание бессилия. Он должен войти туда нормально, не прибегая к чрезвычайным мерам.

В раздумье Мима взялся за Меч… Вдруг он щелкнул пальцами, вытащил клинок из ножен и пожелал, чтобы тот превратился в ключ.

Меч, дрогнув, изменил форму, и у Мимы в руке оказался большой ключ. Мима вставил его в замок и повернул. Если его догадка верна, то этот ключ должен подойти. Замок щелкнул и открылся. Победа!

Мима отворил дверь и вошел в комнату.

Здесь стоял один лишь стол, на котором лежала книга. Мима подошел и взял ее.

На переплете тома были начертаны какие-то символы, такие же, как и внутри книги. Мима узнал в них китайские или японские иероглифы, но прочитать не сумел. Однако пока он разглядывал значки, они, дрогнув, как до этого Меч, превращались в буквы. Название книги было «Го Рин Но Шо». Все равно непонятно.

Вдруг буквы сложились в английские слова: «Пять колец. Книга». Превращения наконец закончились языком, который Мима знал.

Он уже встречал эту книгу раньше — читал ее много лет назад. Это было широко известное руководство по Кендо, или Пути Меча, которое повсеместно изучали серьезные мастера военного дела. Очевидно, предыдущий Марс тоже ее ценил; наверно, он часто приходил сюда, чтобы просмотреть книгу, потому что на листах осталось множество следов от пальцев.

Мима открыл том наугад и прочитал:

«В бою пусть взгляд твой будет широк. Научись смотреть по сторонам, не двигая глазами. Пользуйся таким взглядом всегда — и в сражении, и в обычной жизни».

Интересно. Мима совсем забыл этот отрывок, а может быть, понимал его раньше на другом уровне. Конечно, он имел буквальный смысл, — но также и метафорический. Воину не следует рассеивать внимание, переводя взгляд с предмета на предмет; он должен видеть все, ни на что не глядя, определять, есть ли враги по сторонам, не выдавая себя, чтобы противник думал, будто нападает внезапно. Это смысл буквальный. А также надо иметь в виду: человек должен все понимать, но не показывать виду, разгадывать хитрости, якобы думая об обыденных вещах, — точно так, как Мима старался вести себя с Сатаной.

Он снова перелистал страницы и прочел:

«Стань врагом. Поставь себя на место противника. Так ты обретешь понимание, как одолеть его».

И опять-таки здесь, очевидно, заключался и буквальный, и переносный смысл. Если воин понимает, в какой ситуации находится враг, действительно представив себя на его месте, то ему легче предугадать возможные действия противника. Это поможет одержать победу. Но и в повседневном общении между людьми совет не менее полезен. Сатана физически не угрожал Миме, он просто пытался изменить его взгляды. Если понять побуждения Сатаны, то можно их обдумать и найти действенную защиту.

Мима закрыл книгу. Она произвела на него сильное впечатление. Если два случайных отрывка так много открыли ему, то сколько же всего содержится в этом труде? Наугад прочитанные места не дали ему ответов, но показали возможные подходы к решению проблемы. Мима почувствовал, что его взгляд на вещи уже стал шире.

Он сел за стол и принялся читать книгу с самого начала. Хотя он был уже знаком с ней, ему казалось, что это совершенно новый текст, потому что восприятие шло на ином уровне.

9. ЛАХЕСИС

Несколько дней спустя намечалось еще одно сражение, и угрюмые всадники опять собрались перед Цитаделью. Восторг задрожала, увидев их одетыми во впечатляющие белый, красный, черный, коричневый плащи и коней, бьющих копытами от нетерпения.

— Тебе обязательно нужно ехать в сопровождении этих головорезов? — спросила она. — Я понимаю, у тебя работа, которую ты обязан исполнять, точно так же, как если бы был раджой, но эти бескастовые существа!..

— Боюсь, обязательно, — пропел Мима. — Я их не выбирал, однако я согласился принять должность Марса, а они — подручные войны.

Принцесса рассмеялась несколько истерично:

— Подручные!

— Я приложу все усилия, чтобы погасить конфликт, за которым сегодня буду наблюдать, — продолжал он. — Может быть, война и неизбежна, но она не обязательно должна быть всеразрушающей, если ею правильно руководить. Тогда этим младшим инкарнациям будет от нее не очень много проку.

Принцессу следовало успокоить.

— Возвращайся как можно скорее, мой возлюбленный. Мне не нравится оставаться здесь без тебя.

— Ты можешь вернуться в дом Луны в смертном мире, — напомнил Мима. — Или пойти в сад и поесть чего-нибудь.

— К Луне меня придется доставлять тебе, да к тому же она все равно занята. Она очень милая и всегда такая вежливая, но занимается политикой, и мне не хочется отнимать у нее время. А вот сад… — Восторг покачала головой.

— Я уверен, что там тебе ничто не угрожает, — пропел Мима. — Я бы не стал во всем доверять Сатане, но он ищет моего расположения и знает, что мне приятно, когда ты довольна. Ты можешь пойти и побеседовать с Лилой, чтобы посмотреть, насколько она хороша.

Восторг оживилась:

— Правильно, нужно выяснить, хорошо ли она шьет и ткет, а еще танцует ли.

Мима улыбнулся про себя. Какое прекрасное решение проблемы! Наложницы обычно в свободное время много ткут и шьют под надзором жены. В современной Индии княжества даже проводят конкурсы между гаремами наиболее знатных людей, чтобы определить, какой из них производит самые красивые ткани, а жены, ставшие победительницами на таких выставках, удостаиваются больших почестей. Поговаривают даже, будто жены дорожат гаремами больше, чем их мужья, и в этой шутке есть горькая доля правды.

Однако это напомнило Миме о влиянии Сатаны на его теперешнюю жизнь. Сатана помогал делать так, чтобы Восторг была счастлива, но Сатана же мог сделать ее несчастной. Это беспокоило.

Мима прочитал «Пять колец» и нашел в книге много пищи для размышлений. Но он еще недостаточно переварил прочитанное, чтобы применить советы к Сатане.

Суть трактата, как он теперь понимал, заключалась в пяти великих кольцах, которые на одном уровне соответствовали пяти элементам: Земле, Воде, Огню, Воздуху и Пустоте. Каждый из них представлял собой сложную идею, и для полного понимания требовался большой опыт и напряженная работа мысли. Эта книга представлялась Миме путеводной картой. Если он полностью постигнет природу каждого кольца, то обретет понимание Вселенной и найдет свой истинный путь.

Мима накинул золотой плащ, вскочил на паломино, и они выехали. На этот раз всадники спешились на границе двух так называемых ближневосточных государств. Война между ними тянулась уже давно и теперь вспыхнула с новой силой после нарушения перемирия. Персия готовилась к массированному наступлению на укрепления Вавилонии, и масштабы сражения были несравненно больше, чем между Гуджаратом и Махараштрой. Мима никак не мог выбрать такое место, откуда было бы удобно наблюдать за ходом боя; многие и многие тысячи солдат располагались вдоль фронта, растянувшегося на сотни километров.

В прошлый раз он попытался проникнуть в мозг генерала и не очень-то преуспел. Сейчас Мима хотел действовать более эффективно. Надо было правильно понять происходящее. Затем выработать определенную стратегию, чтобы свести ущерб к минимуму. Пожалуй, будет полезнее узнать ситуацию через какого-нибудь рядового бойца.

— Когда должна начаться атака Персии? — осведомился Мима у Завоевания, в чьи обязанности входило знать такого рода детали.

— Только через несколько часов, — ответил воин в белой накидке. — Это даст нам возможность подготовиться к сбору обильнейшего урожая.

— А я тем временем сам кое-что разузнаю, — пропел Мима. — Проследи, чтобы ничего не началось преждевременно.

Завоевание кивнул. Слово Марса являлось для остальных законом, так как он был здесь главной инкарнацией.

Сначала Мима поехал к оборонительным линиям Вавилонии. И сразу увидел, что фортификационные сооружения очень мощные и труднопреодолимые. За громоздящейся путаницей колючей проволоки находились широкие минные поля, а за ними — железобетонные надолбы и укрепленные гнезда пулеметов. Любая пехотная атака на эти заграждения будет стоить очень многих жизней. Если даже такую линию обороны прорвать, то лишь ничтожная часть атакующих останется в живых.

Очевидно, военное командование Персии знало об этом. Что же за наступление они планировали? Наверно, замышлялось нечто необычное.

Мима направил коня в противоположную сторону. Никто из смертных его, разумеется, не видел. Он свободно проехал сквозь колючую проволоку в расположение персидских частей. На передней линии было всего несколько вооруженных солдат; большая же часть находилась в специальных лагерях, готовясь к атаке.

Кого же лучше выбрать, чтобы ознакомиться с обстановкой на самом низшем уровне?

Мима на секунду задумался и решил положиться на случай. Он въедет в лагерь, пересчитает солдат по головам и остановится на десятом.

На пути стояла большая, кое-как построенная казарма. Мима проехал сквозь стену. Там, в большом помещении на подготовительный инструктаж собрались солдаты. Мима начал их считать, дошел до десятого и слез с коня.

— Никуда не уходи, будь рядом, когда понадобишься, — приказал он жеребцу. Потом подошел к солдату, которого выбрал, задержался перед ним и вошел внутрь. В тот же миг он ощутил неразбериху раздвоения личности.

Понемногу зрение Мимы сфокусировалось и слух слился со слухом бойца. Мима чувствовал то же самое, что и это тело. Он оставался самим собой и в то же время постепенно становился тем солдатом. Мима сосредоточился на том, чтобы настроить, приспособить и слить ощущения смертного тела со своими собственными, при этом не теряя себя. На это ушло некоторое время; а пока тело занималось своими делами. Впрочем, такая отсрочка была неизбежна. Во-первых, тело пользовалось незнакомым языком; Мима мог понимать его, только ориентируясь на смысл, зарегистрированный мозгом, а не на реальное звучание слов. Понимание все улучшалось, однако торопить этот процесс не следовало.

Первым делом Мима понял, что тело молодое. Это был не мужчина, а мальчик лет одиннадцати! Тем не менее он определенно был солдатом; носил военную форму и винтовку, с которой умел обращаться. Сейчас его призывали идти в бой за честь страны. Его и других мальчиков этого подразделения инструктор убеждал в том, что сражаться за свою страну — великая честь, а еще большая честь — умереть за нее в священной войне. Нужно пойти и уничтожить неверного врага!

Ребенок, подумал Мима. Все они были детьми, некоторые даже моложе этого. Все одеты в военную униформу не по росту, вооружены допотопными ружьями и несколькими патронами и охвачены лихорадкой фанатизма.

Мима вспомнил о неприступных вавилонских укреплениях, которые недавно видел. На них распнут этих детей! Он покопался в мозгу в поисках хоть какого-то понимания, что их ждет впереди, но никакой информации не нашел. Этот юный мальчик был очень похож на западную корову в загоне, которая вместе со всем стадом идет на бойню. Разумеется, в Индии с коровами столь варварски никогда не обращались.

Похоже, Персия, потеряв значительную часть подготовленных взрослых солдат, теперь затыкала брешь жизнями своих детей. Они будут гибнуть как мухи, — но, возможно, прорвут вражескую оборону, и в этот пролом направят опытные войска.

В этом был свой резон. Бессмысленно терять боеспособные части в ходе немыслимого наступления и полагаться на детей при выполнении основной части операции. Лучше переложить тяжелые потери на тех, кто хуже всего обучен, а затем ввести обстрелянные войска туда, где они будут наиболее полезны.

Но Миму от подобной тактики просто тошнило. Что за варварство — так разбрасываться собственным будущим, губить своих детей!

Он напряг память, чтобы получить более полную картину войны. Этот конфликт начался, когда Вавилония, рассчитывавшая поживиться за счет своего ослабевшего соседа, вторглась в Персию, чтобы приобрести важные порты и территории. Вавилония действовала, совершенно игнорируя международное право, захватывая все, что, по ее мнению, плохо лежало. Персия, у которой не хватало ни живой силы, ни техники, яростно оборонялась и наконец, переломив ход войны, вытеснила захватчика со своей территории. Естественно, потери ее были очень значительны. Если бы Персия ограничилась обычным призывом в армию, у нее не оказалось бы достаточного числа солдат для боевых действий. Поэтому страна прибегла к последнему резерву — резерву своего будущего, — чтобы это будущее вообще было возможно для нации как суверенного государства. Сторонние наблюдатели вроде Мимы могли осуждать такую расточительность, но что бы он предпринял сам, будучи правителем Гуджарата и окажись его княжество в подобной ситуации? С некоторыми проявлениями зла мириться просто невозможно, и одно из них — капитуляция перед наглым захватом.

Мима исследовал отношение к войне мальчишки и нашел тут подтверждение своим мыслям. Война на истребление, тянувшаяся уже долгое время, сильно сократила численность населения в этом регионе. Семья мальчика была разорена в результате прохождения войск как в одном, так и в другом направлении. Урожай был уничтожен, отец — призван и убит, братья пропали, мать была вынуждена работать за нищенскую плату в тщетных усилиях прокормить оставшуюся семью, двенадцатилетнюю сестру изнасиловали и убили, другую сестру просто заколол штыком вражеский солдат, когда она закричала от страха. Этот мальчишка в одиннадцать лет вступил в армию, чтобы добыть денег для матери, которая уже была едва живой от непосильной работы; его поступок освобождал ее от бремени кормить сына и позволял купить немного больше еды и платить за жилье во временном лагере для беженцев. Когда пришла беда, мальчик взял на себя мужские обязанности — также, как и другие мальчики в этом подразделении. Если он погибнет в бою, мать получит компенсацию за его смерть; если выживет, то сможет и дальше помогать ей. Он гордился этим, — и Мима не мог не разделять его гордость. При сложившейся в стране ситуации мальчик сделал то, что следовало делать, с честью и отвагой, достойной любого взрослого мужчины.

Нет, Мима не мог осудить это. Так же, как не мог осудить государство Персию за то, что оно использовало малолетних мальчишек; никак иначе их практически и нельзя было использовать, а так они получали возможность служить себе и своей стране. Если бы в этот момент мальчика уволили с военной службы, то это не стало бы торжеством добра и справедливости; это была бы катастрофа.

Мима одновременно и радовался, и грустил, что ему довелось разделить опыт юного солдата. Исключительно верно — нужно поставить себя на место другого человека, чтобы понять, каково ему.

Теперь Мима усвоил здешнее положение вещей; можно было покинуть чужое тело и стать самим собой, чтобы следить за предстоящим сражением. Но он уже знал мальчика и чувствовал, что не может просто так его бросить. Мальчишку вели на смерть, и не на славную смерть в тяжелом бою, а на бойню.

Надо было что-то предпринять. Вот только что? Эта война тянулась с небольшими перерывами — один из которых помог удалить Миминого предшественника — уже много лет. Ее инерция была огромна, а уже нанесенный ущерб — неисчислим. Если даже Мима сумел бы остановить ее сейчас, горе, причиненное войной, останется.

Мима пытался найти решение, а подготовка к резне тем временем продолжалась. Может, убрать отсюда этого мальчика, что, по крайней мере, спасло бы ему жизнь? Но тогда он будет считаться дезертиром, — и что парнишке делать дальше? Заглянув в мозг мальчика, Мима увидел, что решение никудышнее; ему надо позволить закончить свое дело в любом случае.

Нельзя ли попытаться отменить сражение? Действуя через юного солдатика

— невозможно; для этого Мима выбрал не того человека. А теперь было поздно обустраиваться в ком-то другом — подразделение мальчика уже маршировало прямо на передовую. Атака начнется в течение часа.

Мима ничего не мог поделать и все-таки не покинул подростка. Он обязан найти какой-нибудь выход!

Рота построилась на небольшом холме. По обе стороны стояли другие части. Тысячи подростков были задействованы в этой операции! Большинство из них через час умрет, — и чего они добьются?

Прозвучал сигнал к атаке. Мальчишка отважно бросился вниз по склону холма на вражеские линии. Его товарищи бежали рядом, лица их были угрюмы, но в то же время светились какой-то жутковатой торжественностью: они участвовали в священной войне! Они были пьяны от славы этой схватки, о которой разглагольствовали их командиры. «Вы не должны раздумывать почему,

— звучали слова чужой культуры, — вы должны биться и умирать».

Несколько секунд противник молчал. Вдруг раздался грохот тяжелой артиллерии. Посреди цепи атакующих разорвались снаряды. Вавилоняне установили прицел на данный сектор и поджидали именно эту цепь. Один снаряд упал недалеко от Мимы, и он ощутил удар взрывной волны. Он обернулся и увидел, как что-то летит в него. Перед ним… упала человеческая рука, оторванная по плечо.

И тут вдруг мальчику открылась правда. Это поле смерти! Останется он жить или умрет — определялось не его личными качествами. Все решала случайность. Если снаряд попадет в него, ему конец; если нет, то он может бежать дальше. Никому до этого нет дела. Он не в силах ничего предпринять, чтобы спасти свою жизнь. Все зависело от снарядов.

Мальчишка застыл на месте. Как-никак он был всего лишь ребенок. Раньше ему казалось, что все как-нибудь само собой сложится хороши, если он просто будет очень стараться и выполнять приказы. Теперь он понял, что это не так. Открытие парализовало его.

Гром бойни заполнил уши подростка. Не все жертвы снарядов были мертвы. На фоне повсеместного грохота то тут, то там раздавались мучительные крики. «Нога! Она висит на кусочке кожи!» «Я ничего не вижу! Мои глаза… Мои глаза все в крови!» «Откуда взялись эти кишки? Аллах, помилуй меня… это мои!» «Мой друг… У него нет плеча… и половины головы». Мальчишки, совершенно сбитые с толку, просто не понимали, что это за чудовищная мясорубка; в первые мгновения ужаса они реагировали на происходящее, как посторонние. Однако очень скоро им придется заняться серьезным делом: истекать кровью и умирать. Цепь наступающих была разорвана, но снаряды продолжали падать.

Мима, будучи знатоком военного искусства и опытным военачальником, машинально проанализировал схему взрывов. На этот район были нацелены пять крупных орудий, стрелявших последовательно, поэтому можно было судить о примерном месте следующих попаданий. Через несколько секунд очередной снаряд должен был угодить как раз сюда.

Мима напряг волю и овладел парализованными мышцами подростка. Он даже не верил, что это удастся; возможно, у него ничего бы и не получилось, если бы мальчик двигался, но в этот момент все удалось. Он бросился вперед, как можно дальше от критической точки.

Снаряд упал сзади. Взрывная волна толкнула тело, бросив его еще немного вперед.

В этот миг Мима заметил инкарнацию. Он понял, кто это, потому что увидел огромного паука, соскользнувшего с какой-то паутины и превратившегося в женщину средних лет. Она пристально смотрела на него.

Мима приказал Мечу остановить действительность. На поле боя все замерло, подростки застыли на месте, не закончив шага, а куски тел повисли в воздухе.

— Марс, что такое ты делаешь? — требовательно спросила женщина.

— Кто ты? — в свою очередь поинтересовался Мима, переходя на пение.

— Я — Лахесис.

— Ах, Лакшми, богиня счастья, — кивнул Мима.

— Что?

Он улыбнулся:

— Кажется, между нашими мифологиями есть сходство. Я узнал тебя.

— Но я лишь одна ипостась из трех, — проговорила в замешательстве женщина.

Лахесис махнула рукой, и вместо нее появилась прекрасная молодая женщина восточного вида, а потом чернокожая старуха. После этого она приняла свой первоначальный вид.

— Да, Лакшми (*10) тоже преображается для каждого воплощения Вишну, чтобы всегда быть его супругой. Когда она появляется только с двумя из своих четырех рук, она — прекраснейшая из женщин.

Возникла очаровательная восточная девушка и с интересом спросила:

— Вот как?

Снова появилась первая Лахесис.

— Перестань говорить вздор. Я не принадлежу к вашему пантеону. Я — воплощение Судьбы, чьи нити правят жизнями смертных.

— Эти жизни заканчиваются, — показал рукой Мима. — Теперь ими никто уже не может управлять.

— Все человеческие дела зависят от Судьбы, — твердо сказала Лахесис. — И подобно приливу, я необорима.

Прилив. Какая-то связь возникла у Мимы в мозгу.

— В-в-вода! — воскликнул он.

— Что?

— В этой книге, «Пять колец», говорится, что одна из пяти основных линий поведения основывается на Воде. А ведь мы, пять инкарнаций, укладываемся в эту схему. Война — это Огонь; Судьба — Вода.

— Возможно, — задумчиво проговорила Лахесис. — О теологии мы с тобой потолкуем как-нибудь в другой раз. Сейчас я должна получить ответ. Так что же такое ты здесь устроил?

Мима все еще был несколько смущен внезапной встречей с западной Судьбой вместе с ее паутиной.

— Я пытаюсь руководить сражением.

— Используя детей?

— Приходится работать с тем материалом, который есть, — пропел он, чувствуя неловкость. — Мне самому не нравится, но, судя по всему, это необходимо.

— Меня меньше всего интересует, что тебе кажется необходимым, — сурово отрезала Лахесис. Мима видел, что, хотя она и перешагнула порог физического расцвета, в ее внешности сохранились черты исключительно красивой женщины. Было бы любопытно увидеть ее во времена молодости. — Ты используешь в войне детей. Я признаю за тобой определенные прерогативы, однако такого терпеть я не намерена.

Миме самому было противно использование детей в боевых действиях, но подобный тон заставил его перейти в оборону.

— А какое тебе до этого дело. Судьба?

— Мое дело — держать в руках нити жизни. Марс, — повторила Лахесис с некоторой резкостью. — Я их тку, я их отмеряю, и я же их в свое время обрезаю. Когда ты вовлекаешь детей в самоубийственную войну и потом убиваешь, ты нарушаешь задуманный мною рисунок. Я не могу сидеть сложа руки в своем Дворце, когда ты здесь рвешь эти только что сотканные нити!

В Лахесис было что-то очень знакомое, хотя Мима не мог точно сказать, что именно. То же самое он ощутил, увидев Луну.

— А мое дело — Война, и они — солдаты.

— Жизни — моя забота, а это — дети!

— Почему же ты тогда не распорядилась этими юными нитями по-другому? — спросил Мима, все еще испытывая беспокойство от ощущения, что откуда-то он должен знать ее. — Эта ситуация начала развиваться задолго до того, как я вступил в должность. И мне она не нравится, но я обязан найти оптимальное решение. Не вижу лучшего выхода, чем закончить сражение и постараться с честью отправить выживших по домам.

— С честью! — с яростью вскричала Лахесис. — Что за честь в бессмысленной смерти?

— Вот этот мальчик, которого я сейчас изучаю, содержит себя и свою мать единственным доступным ему способом, — пропел Мима. — Он служит своему народу. Другого пути для него нет. Ему надо выполнить свой долг, иначе еще большие несчастья обрушатся на него и его товарищей. Я глубоко сожалею о таком положении вещей, однако, даже если бы можно было отменить данную битву, это не вернуло бы мальчику отца и братьев, не дало бы ему пищи и крова. Я пытаюсь найти средство, чтобы свести к минимуму ущерб от этого сражения и этой войны, но ситуация чрезвычайно сложна, и простодушные протесты со стороны неосведомленных лиц большой пользы не принесут.

— Простодушные протесты! — гневно воскликнула Лахесис. Теперь, когда злилась, она более чем когда-либо казалась знакомой. Светлые волосы, скулы… — Неосведомленных?! Ты не смеешь говорить со мной в таком тоне! Я Судьба!

— Да будь ты хоть самой Деви! (*11) Это моя работа.

— Я не намерена с этим мириться, — сказала Лахесис. Она затрепетала, превратилась в большого паука и исчезла.

Мима хотел уже возобновить движение, как вдруг снова появилась Лахесис. На сей раз ее сопровождала какая-то женщина.

Мима вгляделся. Это была Восторг.

Принцесса непонимающе осмотрелась вокруг.

— Кровь! — вскрикнула она. — Где я?

— Ты на рабочем месте Марса, — сказала Лахесис. — Я подумала, может быть, тебе захочется помочь ему.

— Ей нельзя здесь находиться! — закричал Мима.

— Разве? — спросила Судьба. — Она смертная, и нить ее жизни находится в моих руках. Мне показалось, что нелишне будет дать ей возможность поучаствовать в твоих делах. Когда эта битва детей возобновится, она окажется среди них.

Мима был потрясен. Принцесса будет тут же убита, а если ему вдруг и удастся вытащить ее из этой мясорубки, то увиденное самым серьезным образом отразится на ее разуме.

— Уведи ее назад! — крикнул он.

— Так мы договоримся, Марс? — жестко проговорила Лахесис.

Это было вымогательством, но у Мимы не оставалось выбора.

— Да, — мрачно пропел он.

Судьба вздрогнула, переменила обличье и пропала вместе с принцессой. Через секунду она вернулась уже одна.

— Я сделала так, что в телепрограмме, которую она смотрела, показали этот эпизод. Она будет уверена, что видела днем дурной сон, навеянный программой. — В упор посмотрев на Миму, инкарнация добавила: — Надеюсь, что ты немедленно приостановишь войну, чтобы дать мне возможность вывести из нее детей.

— Мне самому хочется, чтобы детей здесь не было, — воскликнул Мима, — но я не вижу никакого выхода!

— Значит, мы должны найти его, — проговорила Лахесис. — Прямо сейчас.

— Эти мальчишки сейчас здесь потому, что Персия нуждается в них для защиты.

— Я, между прочим, вообще не вижу никакого смысла в войне.

— Война является следствием естественного напряжения и неравенства в обществе, — объяснил Мима. — Без войны не было бы возможно исправление определенных несправедливостей. Война вредна лишь тогда, когда ею злоупотребляют.

— Чушь! — фыркнула она. — Очень похоже на речи Сатаны.

Это несколько отрезвило Миму.

— У тебя есть какие-нибудь соображения, как прекратить эту битву или войну?

— Здесь наверняка имело место какое-то недопонимание, — ответила Лахесис. — Если бы мы смогли установить, в чем оно заключалось, а потом разъяснить его, то отпала бы необходимость в военных действиях. С чего все началось?

— Вавилония недопонимала способность и желание Персии защищать свою территорию, — мрачно пропел Мима.

Она нахмурилась:

— Вавилония вообще-то не относится к моему региону; но, насколько я понимаю, она не может считаться безупречным образцом добродетели. Впрочем, Персия тоже. Я страшно намучилась, вытаскивая из этой страны плененные нити более сотни западных заложников. Чтоб им обеим пусто было!

— Зачем же тогда ты так стараешься спасти их детей?

— Я, конечно, могла бы ответить, что поступаю так постольку, поскольку некоторые из этих детей — мои, втайне они придерживаются западных верований. Собственно, это в первую очередь и насторожило меня, поэтому я и пришла сюда. Но, увидев весь ужас происходящего, я поняла, что обязана защитить всех детей; мне все равно, во что они верят. Они не должны умирать в дурацкой войне, развязанной взрослыми фанатиками. Мне неважно, насколько это трудно будет сделать. Детей необходимо спасти.

Мима отметил, что ему начинает нравиться подход этой женщины. Ему никогда не приходилось иметь дело с детьми, но они, безусловно, были надеждой каждой нации на будущее.

— Согласен, дети не несут ответственности за войну, — пропел он. — Хотелось бы мне, чтобы те, кто затевает войны, служили на передовой.

Лахесис рассмеялась. И вдруг Мима определил это не дававшее покоя сходство: он знал человека, который смеялся точно так же!

— Вот это быстро бы положило конец войне, правда?!

— Ты не из Ирландии? — спросил Мима.

Она с удивлением посмотрела на него:

— Эта ипостась — да. Конечно, теперь я обслуживаю более широкий круг клиентов. А почему ты спрашиваешь?

— Я знал одну женщину из Ирландии, красивую и хорошую женщину, и твои волосы, твое лицо… Мне кажется, в молодости ты была очень похожа на нее.

— С тех пор как состою в этой должности, я перестала верить в совпадения, — ответила Лахесис. — А не приложил ли руку к твоему назначению Сатана?

— Он помог убрать предыдущего Марса, если ты это имеешь в виду. Но в том, что выбор пал на меня, он участия не принимал.

— Ты уверен? А как случилось, что именно в то время ты был готов принять нынешнее место?

— Меня разлучили с возлюбленной из-за внезапного изменения политической ситуации, и… — Мима осекся. — Неужели Сатана политиканствует?

— Неужели рыба плавает? — Лахесис пристально взглянула на него. — А та женщина, с которой ты был знаком… Она пела?

Мима воздел руки.

— Я никогда не слышал более прекрасной музыки. У нее была маленькая арфа…

— Орб!

— Орб, — согласился он. — Ты знаешь ее?

— Я — ее мать.

Мима остолбенел. Теперь все стало понятно: волосы, черты лица, манера говорить и смеяться были одинаковы что у матери, что у дочери. Но какое поразительное совпадение — встретиться с матерью своей бывшей возлюбленной!

Совпадение?

— Ты сказала, что не веришь в совпадения, — пропел он, — потому что сама устраиваешь многое из того, что смертные считают совпадениями. Другие поступают так же?

— Они не должны этого делать, однако один делает.

— Сатана.

— Сатана, — подтвердила Лахесис. — Мне кажется, что здесь снова без него не обошлось. Какие у него могли быть причины, чтобы ты занял эту должность?

— Мне ничего не приходит в голову, разве что моя неопытность, которая могла быть ему на руку.

— Но ты знаком с моей дочерью.

— Я любил твою дочь. Обстоятельства разлучили нас, и теперь я люблю Восторг. Я этого не хотел, и Орб в том не виновата. Здесь… — Он пожал плечами. — Так случилось.

— А Орб любила тебя?

— Да. Но она понимала, почему я должен покинуть ее, и думаю, что теперь у нее уже своя жизнь. Она была… она чудесный человек.

— А может, Сатана ревновал к тебе?

Мима рассмеялся:

— С какой стати?

— Потому что моя дочь любила тебя.

Эти слова отрезвили Миму.

— Сатана… Орб интересовала его?

Лахесис поджала губы:

— Возможно, по своей обычной злокозненности. Сатана… в общем, некогда он весьма интересовался мною, когда я была молода и привлекательна. Говорили даже, будто я была самой красивой женщиной своего поколения, а мужчин такого рода вещи волнуют. Об Орб можно было бы сказать то же самое, а кроме того, по отцовской линии она унаследовала феноменальный музыкальный талант. Сатана пытался помешать ей получить арфу, а ее двоюродной сестре Луне…

— Луне!

— Моей внучке.

— Твоей…

Лахесис улыбнулась:

— В молодости я родила отца Луны, а потом Орб. Это все сложно. Мы воспитывали обеих девочек вместе, и они были как две сестры. Теперь…

— Но Луна не похожа на Орб! Они красивые женщины, но жесты, фигура, волосы…

И все же, говоря это, Мима понял, что те обладали сходством, поэтому-то Луна казалась ему знакомой.

— Луна покрасила волосы в каштановый цвет и выбрала другую жизнь. Это тоже трудно объяснить. Во всяком случае, Луне предназначено воспрепятствовать главному плану Сатаны захватить всю власть на Земле, и тот изо всех сил пытается уничтожить ее. Но Луне покровительствует Танатос, и Сатане приходится действовать осмотрительно. Орб между тем не защищена, так что он вполне может злоумышлять против нее, чтобы оказать давление на меня и Луну. И — как ни неприятно говорить об этом — у Сатаны к Орб может быть и определенный личный интерес, поскольку, видимо, в какой-то мере она принадлежит к такому типу женщин. Впрочем, конечно, это может быть лишь уловка. Так или иначе, если какая-то из моих догадок справедлива, Сатана мог невзлюбить мужчину, на которого Орб обратила внимание, и избавиться от него.

Мима был поражен.

— А мог… мог ли Сатана подстроить так, чтобы принц был убит?

— Без всякого сомнения. Сатана способен причинить зло любому человеку, не защищенному другой инкарнацией.

— Причиной нашей разлуки с Орб стала безвременная кончина моего брата,

— пропел Мима, дрожа от негодования. — Он должен был стать раджой; а когда он умер, мне пришлось занять его место. Поэтому у меня отняли Орб и — против моей воли — дали Восторг. Моя любовь к ней…

— Неудивительна, — проговорила Лахесис. — Восторг очень хорошенькая.

— А ты хотела убить ее! — пропел Мима, вдруг разозлившись.

— Нет. Я блефовала, чтобы добиться своего.

— И добилась! Я не позволю обижать Восторг.

— А Орб — если Сатана угрожает ей — сейчас…

Мима развел руками:

— Мои чувства к ней не переменились, когда я полюбил Восторг. Я… буду уязвим.

— Ладно, не огорчайся. Я слежу за нитью Орб. Сатана не сможет действовать напрямую, чтобы я не узнала, и даже если я не сумею защитить ее, помогут другие инкарнации. Подозреваю, что Сатана выбрал окольный путь: пытался использовать тебя, дабы причинить ей вред. За твоей нитью я не наблюдала, а уж за нитью твоего брата и подавно.

— И Сатана еще прикидывался моим другом! — скрипнул зубами Мима.

— Это на него похоже. Никогда не верь ему; он всегда строит какие-нибудь козни.

— Но если он разлучил меня с Орб… зачем ему пытаться отнять у меня также Восторг?

— Может, чтобы ты рассвирепел и стал пригоден для должности воплощения Войны?

— А зачем я ему нужен на этом месте? Раньше я не мог сделать ему ничего плохого, а теперь… — Мима подумал и понял, что не знает, каким образом способен причинить ущерб Сатане.

— В этом есть резон. Но ты, разумеется, не должен был догадаться о его махинациях в твоей жизни… если мы действительно рассуждали правильно. Все выяснилось вследствие нашей встречи.

— Он наверняка понимал, что со временем я узнаю мать женщины, которую когда-то любил.

Лахесис вздохнула:

— Да, полагаю, что так. Сдается мне, что мы не совсем верно угадали хитрость Сатаны. Он должен быть готов к случившемуся. Он никогда ничего не делает без злого умысла. — Она улыбнулась. — Но мы отклонились от темы. Как можно прекратить эту битву или войну?

— Если тот, кто ее начал, окажется на передовой, — пропел Мима. — Мы как будто сошлись на этом.

Она задумалась.

— Мне казалось, что мы шутили. Но теперь я вот что подумала… А почему бы не доставить сюда того человека?

— Потому что это было бы убийство. Ты этого не одобряешь.

— А ты?

— А я назвал бы это казнью. Если жизнь одного виновного может спасти оставшихся детей, я бы с удовольствием уничтожил его.

Лахесис поморщилась.

— Тогда предоставляю все тебе. — Она обратилась в паука и исчезла.

Мима не успел и глазом моргнуть! Тем не менее они пришли к соглашению, и если у Лахесис, как и у многих женщин, не хватало духу сделать то, что необходимо, ей казалось вполне разумным предоставить все делать тому, кто справится.

Мима покинул мальчика, вскочил на коня, оставив сражение замороженным, и проскакал по землям Вавилонии в поисках дворца правителя. Потребовалось некоторое время — что не имело значения, поскольку битва была приостановлена. Мима обнаружил нужного человека и без всяких церемоний положил руку ему на плечо. Оказавшись в сфере Миминого волшебства, мужчина скрылся с глаз смертных и был пронесен по воздуху сквозь стены на небо.

Мима опустил его на поле боя, прямо напротив мальчика, в котором он недавно находился. А потом отменил неподвижность.

Сражение возобновилось. Куски тел завершили свой полет и упали на землю. Паренек, оглушенный взрывом сзади, пошатнулся, выпрямился… и увидел перед собой размахивающего руками врага.

Подросток машинально поднял винтовку, прицелился и выстрелил.

Сомнительно, чтобы пуля попала в цель: в подобных обстоятельствах меткая стрельба невозможна. Однако его действия привлекли внимание других мальчишек подразделения. Они остановились, подняли оружие и начали стрелять. Несколько пуль угодили в человека, он вскрикнул и упал.

Солдаты подошли и, увидев лицо, вскрикнули от изумления. Это лицо они видели много раз: оно было на плакатах во время занятий по выработке ненависти к врагу. Мальчишки выкрикнули имя.

Персидский офицер, заметивший замешательство, рискнул покинуть убежище и проверить, в чем дело. Он тоже опознал убитого. По его распоряжению бойцы оттащили тело за холм. Труп был тяжелый, но недостатка в желающих выполнить команду не было; все понимали, что этот эпизод дает возможность укрыться от страшной опасности. Как-то сам по себе бой затих.

Мима, никому не заметный, наблюдал за происходящим со своего жеребца. Он видел, как тело оттащили в бункер; как мальчика, в котором он находился, назвали солдатом, убившим чудовищного супостата. Мальчишка мгновенно стал героем, получил отпуск и был направлен в тыл для доклада высшему командованию. Он будет в безопасности — и ни он, ни его мать больше не испытают нужды.

Персия неоднократно официально заявляла, что будет продолжать войну до тех пор, пока не уничтожит вражеского вождя. И вдруг этот человек умер. Объявленная причина войны исчезла. Наступление было отменено и установлено фактическое перемирие.

В течение какого-то времени дети больше не будут гибнуть. Возможно, теперь война закончится и начнется восстановление.

Мима не был уверен, что его способ прекращения войны единственно правильный, и тем не менее испытывал удовлетворение. Он не только добился цели, но и узнал еще один путь, как сделать свою службу полезной.

10. ТАНАТОС

Обеспокоенный тем, что Судьба поведала ему о замыслах Сатаны, Мима попробовал вечером поговорить об этом с принцессой.

— Я думаю, тебе было бы лучше у Луны в мире смертных, — запел он. — Поскольку ты всегда можешь проводить ночи здесь со мной, такая разлука, в сущности, не станет слишком тягостной.

— У двоюродной сестры той женщины, которую ты любил до меня? — осведомилась Восторг горько-сладким голоском.

Вот те на!

— Кто тебе это сказал?

— Конечно, Лила.

— Лила — порождение Сатаны.

— Она интересная женщина. Была бы тебе отличной наложницей.

— Не уверен, что хотел бы иметь в качестве наложницы демоницу. Она в первую очередь блюдет интересы Сатаны, а не мои.

— Тебе претит мысль, что женщина ставит чьи-то интересы выше твоих?

Такого рода вопросов Восторг раньше не задавала. Миме не очень-то понравилась эта перемена.

— Мне претит мысль о подобной близости с существом, предложенным воплощением Зла.

— Да полно, — сказала Восторг. — Лила — это не зло! Она образованная женщина.

— Что же она тогда делает в Аду?

— Ей фуфло навесили.

— Фу… что?

— Фуфло. Ну, ложное обвинение. Недопонимание. Не успела она что-то сообразить, как оказалась в Аду. Поэтому пытается приспособиться.

— Мне все это не по душе. Она — демоница.

— Ах, не будь ты таким долдоном!

— Кем?

— Старомодным.

— Восторг, тебе не к лицу западный жаргон! Не забывай, что ты принцесса.

— Бывшая принцесса. А теперь просто женщина. И Лила тоже. Ах, я так много от нее узнаю!

— Что, например, помимо сплетен и жаргона?

— Например, вот это, — ответила она и поцеловала его так, что Миму бросило в жар.

— Ты ведешь себя как наложница! — возмутился он.

— Я веду себя как женщина, которая учится ею быть.

— Я и правда думаю, что тебе лучше пожить у Луны Кафтан.

— Луна прекрасная женщина, и мне она нравится… но теперь, когда я знаю, как она похожа на твою прежнюю любовь, я предпочитаю держаться от нее подальше… и хочу, чтобы и ты делал то же самое. К новой жизни привыкать и так трудно, чтобы еще волноваться о том, что там у тебя на уме.

Обеспокоенность Восторг небезосновательна, Мима вынужден был это признать. Он не питал никаких романтических чувств к Луне, однако действительно в нем что-то несколько изменилось, когда ему стало известно об их родстве с Орб. Где сейчас Орб? Каково ей пришлось после того, как он покинул ее? Помогло ли ей кольцо? Она была западной женщиной, которую он любил; теперь Восторг перенимала некоторые западные черты, и ему они не казались привлекательными. Может быть, она по-своему права, не желая оставаться у Луны.

— Впрочем, наверное, ты могла бы жить с какой-нибудь другой смертной женщиной, — предложил Мима.

— Зачем? Мне здесь нравится. Еда хорошая, местность красивая, а Лила — прекрасная собеседница. Вскоре она собирается показать мне Ад.

— Показать Ад! — речитативом воскликнул Мима, чуть было не поперхнувшись. — Я не желаю, чтобы ты даже близко подходила к этому месту!

— Ты бы предпочел, чтобы я целыми днями сидела в замке, вышивая платки?

Он вздохнул. Действительно, в Чистилище ей нечем было особенно заняться.

— Может, стоит найти себе какое-нибудь дело в мире смертных, чтобы не скучать? Я уверен, что Луна сумеет…

— Опять она. Видно, ты про нее много думаешь.

К сожалению, правда — после разговора с Судьбой. Мима даже не предполагал, что окажется в кругу близких родственников Орб. Но так как он хорошо знал Орб, то этим родственникам доверял. Миме очень хотелось уберечь принцессу от тлетворного влияния Сатаны.

— Просто я чувствую, что Сатана затевает против тебя какую-то пакость, и я был бы в отчаянии, случись такое.

Восторг смягчилась.

— Принцы не должны так говорить. Почему ты попросту не прикажешь мне делать то, что хочешь?

— Потому что люблю тебя.

— Ты же знаешь, что это декадентская западная концепция. — Однако скрыть своего удовольствия она не могла. — Я попробую найти какую-нибудь работу в мире смертных.

— Это меня радует.

Потом они занимались любовью, и все было хорошо.

Понадобилось личное присутствие Марса в Латинской Америке. Завоевание, Кровопролитие, Голод и Мор так и рвались к работе, однако Мима не проявлял никакого энтузиазма. Его все больше беспокоил вопрос, подходит ли он вообще для этой должности. Мима был обучен командовать и воевать, но удовольствия от этих занятий не испытывал. Он бы предпочел вообще уничтожить войну. Но в этом-то и заключалось противоречие, поскольку, если ему это удастся, он лишится должности, — и что с ним тогда будет?

Он узнал, что у новых инкарнаций был некий период ученичества, или испытательный срок, после которого они могли добровольно уйти со своего поста. Вероятно, для него лучше всего поступить именно так: отказаться, когда представится возможность. Вернет ли это его снова в статус смертного? Придется ли ему тогда восстанавливать свое положение принца-наследника Гуджарата, смещая человека, которого сам же поставил, и вступая в брак с принцессой Раджастхана? Это было бы ужасно!

Предположим, он сможет вернуться в смертный мир в каком-нибудь ином качестве. Стать новым человеком в западном мире? В этом что-то есть. Но чем он будет заниматься? Его обучали исполнять функции принца, а нужда в таких специалистах на Западе не очень велика. К тому же он заика. Он вполне сносно пользовался сейчас речитативом, но в значительной мере благодаря тому, что занимал исключительно высокие посты принца и воплощения Войны. Люди не потешаются над властителями, а мирятся с их странностями. Но как только он лишится власти…

Нет, ему придется справляться с ситуацией, в которой очутился, выполнять работу Марса наилучшим образом, а если удастся уничтожить войну, то удалиться туда, куда предложит Тот Свет. В сущности, неплохое существование. Он мог бы посоревноваться с Масаси, автором «Пяти колец», в умении добиваться цели через унижение и тяжкий труд.

В этой книге, в главе «Земля», очень просто и ясно излагался Путь понимания стратегии автора: честно мыслить; учиться постигать всякое искусство и знать Пути всех профессий; понимать, что есть выгода и утрата, развивать интуитивное суждение, воспринимая невидимое; обращать внимание даже на мелочи и не делать ничего бесполезного — в общем, быть честным, восприимчивым и целеустремленным на протяжении всей жизни. Так легко читать и соглашаться, но насколько порой трудно выполнять! Как бы сам Масаси поступил в случае с Восторг?

Мима вздохнул. Насколько ему было известно, великий японский самурай никогда не был женат и не устанавливал крепких уз с какой-либо женщиной. Наверно, в этом он был наиболее прав!

Они прибыли на место действия. Джунгли. Повсюду вокруг буйствовала тропическая растительность.

— Какова обстановка? — спросил Мима.

— Неразбериха, — ответил Завоевание. — Партизанская война тянется уже несколько лет. Я очень удивился, когда она затихла во время твоего назначения, поскольку ее внутренние причины не изменились.

— Сатана приложил к этому руку, — пропел Мима. — Он не любил моего предшественника.

— Верно. Но Сатана многих не любит, имя им легион.

— Итак, на самом деле у нас нет сведений, как здесь развиваются события, потому что партизанская война не видна и неизмерима, — сказал Мима. — Мы лишь знаем, что предстоит резня, причем пострадает много невинных людей.

— Ага! — с радостью отозвался Кровопролитие.

— Однако есть серьезные основания полагать, что здесь произойдет событие исключительной важности, — вставил Завоевание. — Поэтому данное столкновение требует нашего личного наблюдения.

— Я должен был догадаться, что тут будет не заурядное разрушение и убийство, — с горечью пропел Мима. — И что же это такое?

— Нам неизвестно, — ответил Мор. — Но я чувствую его всем телом, стало быть, оно касается меня.

Мима взглянул на него. Тело инкарнации колыхалось от копошащихся личинок, плесени и каких-то многоножек; а когда Мор двигался, в воздух поднимались рои мух. Если о человеке судят по компании, в которой тот вращается, подумал Мима, то он предпочел бы другую компанию.

И снова он вспомнил о «Книге Земли» в «Пяти кольцах». Мор напоминал кусок гниющей почвы. Однако это была ошибочная ассоциация, поскольку Масаси толковал не о распаде, а о первичной организации и своевременности, во всем фундаменте успеха, постижении действительности, для того чтобы, имея одну вещь, знать десять тысяч вещей. Знание — вот где был первейший ключ. Воин, постигший все вещи, не тратит усилий на то, что бесполезно.

Информация! Главная задача — понять то, что в настоящее время не видно.

— Я исследую вопрос, — решил Мима.

Он спешился и огляделся. Кого же искать? Ему не хотелось вселяться еще в одного одиннадцатилетнего мальчишку!

— Вон там правительственная застава, — подсказал Завоевание, показывая рукой.

— Подойдет.

Мима направился к зданию. Когда он приблизился, оттуда вышли четыре человека — грубые с виду мужчины в неопрятных униформах с пистолетами и ножами на ремнях. Мима сразу же выделил командира и вошел в него.

Опять он ощутил дезориентацию, но так как стал к этому привыкать, то вскоре уже пользовался чувствами солдата. Этот человек был достаточно хорошо накормлен и здоров, однако грязен и неудовлетворен. Он был малообразован и достиг теперешнего положения младшего командира благодаря физической силе и нечувствительности к нуждам других. Миме он явно не нравился, но перебираться в другое тело хлопотно и долго. Хотя эта оболочка и была неприятна, но она, кажется, давала наилучшую возможность реально оценить ситуацию. Если хочешь узнать, как надо обращаться с червями, то нет ничего лучше, чем некоторое время побыть червяком!

Этот отряд вышел на задание. Мимин «носитель» едва мог читать и писать на родном испанском, однако один из его подручных был достаточно грамотен.

— Эта ферма вон там, за речкой, — сказал мужчина. — Надо поосторожнее, у него там собаки.

— Мы знаем, что делать с собаками, — ответил командир, и остальные хрипло рассмеялись.

Они вступили на узкий деревянный мостик через речушку. Там сидели двое истощенных детей. Когда отряд приблизился, они протянули худые ручонки.

— Конфета? — попросил по-испански маленький мальчуган. Мима теперь понимал этот язык, потому что настроился на его смысл, воспринимаемый мозгом хозяина тела.

— Прочь с дороги! — рявкнул подручный и пнул мальчика сапогом в плечо. Тот с криком упал в речку.

— Каратели! — взвизгнула девочка, вскакивая на ноги. — Плохие люди! — Она кинулась было бежать.

— Держи ее! — заорал «носитель». — А то она всем расскажет, что мы тут были.

Один из солдат бросился за девчушкой и поймал ее. Он держал ребенка одной здоровенной ручищей.

— Что с ней делать?

— Убей, — приказал «носитель».

— Да она же просто ребенок, — возразил солдат.

— Свидетель, — объяснил командир.

— Но не можем же мы просто…

— Струсил? — строго спросил «хозяин». — Нас дело ждет. — Он вытащил нож. — Шума не надо. Сейчас покажу, как это делается.

Он схватил девочку за спутанные волосы, задрал ей голову и поднес нож к горлу.

Мима не медлил. Он напряг всю свою волю и парализовал руку убийцы. Девочка выскользнула из державшей ее пятерни и упала. У нее был обморок.

— Видите? Никакого шума. — Мима заставил двигаться голосовые связки командира. Это было трудно, так как пришлось сосредоточить мысль без языковой оболочки, проталкивая ее через мозг, чтобы она облеклась в соответствующие слова.

— Никакого шума, — с облегчением повторил подручный. — Я уж подумал, что ты собираешься убить ее!

Мима несколько ослабил контроль. Командир очутился в неловком положении, сделав, с его точки зрения, бессмысленную вещь. Он ведь действительно намеревался убить ребенка. Теперь требовалось объяснять свой поступок.

Ему было легче сделать вид, будто все именно так и задумано.

— Вы наконец поняли? — мрачно проговорил он, повернулся и зашагал по мосту.

С этой кризисной ситуацией Мима справился. Но сделал ли он это в соответствии с четким планом и осознанно или просто кое-как довел дело до конца, ошибаясь и путаясь? Все-таки ему еще очень многое предстоит узнать о Пути Стратегии!

Отряд продвигался вперед по направлению к ферме. Мима теперь знал, что это было подразделение убийц, тайно ликвидировавшее лиц, выступавших против политики правительства; об этом он уже читал в период своих военных занятий. Тысячи и даже десятки тысяч людей были уничтожены таким образом, однако, вместо того чтобы укрепить правительственный режим, это лишь порождало ответную реакцию, вылившуюся в полномасштабную партизанскую революцию. Правительство воевало со своим же народом и пало бы давным-давно, если б не щедрая поддержка со стороны могущественных внешних сил.

Мима не одобрял терроризм как со стороны правительства, так и против него. Если правительство пользовалось подобными методами, то Мимины симпатии были на стороне оппозиции.

Впрочем, в его работу не входило определять политическую систему государства или методы, на которых зиждилась власть. Его работой был надзор за насилием, возникавшим в результате.

Хотя, возможно, он мог бы несколько переориентировать свои обязанности. Ведь ему удалось коренным образом изменить ход войны между Вавилонией и Персией; а нельзя ли здесь упразднить карательные отряды?

Но как это сделать, если не брать в расчет устранение еще одного главы государства. Мима не знал. А если он сам пойдет по пути ликвидации, то чем будет отличаться от этих «эскадронов смерти»? Решение было не из легких.

Теперь отряд находился уже возле самой фермы. Собаки учуяли их и залаяли. Солдат достал из пакетика куски мяса и разбросал по земле. Плохо обученные псы остановились, стали его есть и через несколько мгновений лежали замертво. Приманка, разумеется, была отравлена.

— Сегодня он должен быть дома один, — сказал грамотный каратель. — Жена ушла на большой праздник.

Мима не понимал, что это за торжество; оно было слишком тесно связано с совершенно чуждыми ему культурными ценностями.

— На всякий случай, чтобы без промаха, — сказал командир, — окружим дом. Я войду спереди; а вы будьте наготове, если он попробует ускользнуть через задний ход.

Они разделились. Но когда командир подошел к дому, в дверях показалась женщина. Мимин «носитель» даже вздрогнул от неожиданности. Мима прочитал его мысль: разведка ошиблась. Жена осталась дома. Все осложнялось, и придется ее тоже убить. За это надо потребовать дополнительную плату.

Женщина скрылась в доме, захлопнув дверь. Хозяин ринулся за ней, понимая, что время сейчас решает все. Ему необходимо поймать и убить женщину, потому что его трусоватые помощники не захотят этого делать. Он не мог допустить, чтобы она убежала и потом опознала убийц; это поставило бы в неловкое положение их работодателя, предпочитавшего анонимность.

Командир ударил сапогом в тонкую дверь, которая рухнула внутрь. Перешагнув через нее, он вошел в дом. Женщина говорила по телефону.

Телефон! Еще одна важная деталь, которую упустила разведка! Если бы он о нем знал, то, прежде чем приблизиться к дому, перерезал бы провода. Эту помеху нужно было обязательно устранить. А сейчас уже поздно; она сделала звонок.

Он прыгнул вперед и вырвал у нее трубку. Женщина закричала и отшатнулась от него. Солдат бросился на женщину и схватил ее шаль. Та развязалась, он ее бросил и схватил снова, на этот раз за кофту. Женщина попробовала вырваться, и кофта разорвалась, обнажив ее грудь. Видимо, она была не одета и накинула кофту второпях, услышав шум около дома.

Командир замер. Эта женщина была отлично сложена! Конечно, он должен убить ее, но было бы просто стыдно дать пропасть такой фигуре. Подручные поймают сбежавшего мужчину; у него есть несколько свободных минут.

Он положил ей на плечи обе руки и прижал к стене. Женщина закричала, и он ударил ее кулаком в лицо. На губах женщины выступила кровь, но крик замер. Солдат уставился на грудь и потянулся к ней.

Мима, пораженный происходящим, не успел вовремя остановить насилие. Теперь он напрягся, пытаясь взять под контроль похоть этого мужчины. Но хотя ему и удалось предотвратить убийство ребенка, сейчас он столкнулся с куда более сильным желанием. Командир на самом деле не хотел убивать девочку, а просто собирался сделать это в силу необходимости; теперь же, напротив, он был полон желания овладеть женщиной, прежде чем убьет ее. Возможно, если бы у Мимы было больше опыта, он бы справился…

Командир тем временем расстегнул свою одежду и навалился всем телом на жертву.

Мима оставил борьбу и покинул тело командира. В свою бытность принцем он обладал сотней прекрасных юных женщин, но никогда никого не насиловал. Он отказывался находиться внутри человека, занимающегося такими вещами.

Теперь он стоял рядом с мужчиной и женщиной, наблюдая за актом изнасилования. Мима был в ярости.

Он дотронулся до Меча и вдруг стал материален. Мима протянул руку, схватил головореза за ворот и рванул назад. Однако мужчина был тяжелее Мимы, и этого рывка оказалось недостаточно.

Мима снова взялся за Меч. Если это оружие могло сделать его материальным, то оно могло сделать его и более массивным! Он протянул руку во второй раз, схватил воротник и дернул изо всех сил.

Негодяй пролетел через всю комнату и ударился спиной о противоположную стену, словно его швырнула рука великана!

Несмотря на драматичность происходящего. Миму охватило любопытство. Он повернулся и ударил кулаком в стену, пробив ее насквозь.

Он и впрямь стал более массивным! Обычная материя была теперь меньшей плотности, а его тело обладало относительно нее массой кувалды, и сила Мимы возросла во много раз. Ничего удивительного, что мерзавец так полетел!

Женщина смотрела сквозь Миму, который оставался невидимым, и понятия не имела, откуда пришло спасение. Опомнившись, она поднялась на ноги и бросилась вон, одновременно натягивая кофту и приводя себя в порядок.

Головорез в одном был прав: женщина оказалась красивой. Впрочем, Миме надо было заняться другими диверсантами, чтобы предотвратить убийство зажиточного фермера.

Он осмотрел дом, но кроме женщины, спрятавшейся за плитой, никого не обнаружил. Крестьянин, должно быть, уже снаружи.

Однако, выйдя наружу. Мима увидел, что три остальных убийцы сидят в засаде. Фермер не показывался.

Очевидно, женщина была одна. Разведка у них действительно никуда не годилась!

Вдруг Мима что-то услышал. Это было похоже на шарканье ног по дорожке, ведущей к дому. Кто-то приближался. Еще одна группа правительственных головорезов?

Он мысленно кликнул коня, и животное появилось. Мима вскочил на него, и жеребец пошатнулся.

Ах да, дополнительная масса… Он тронул Меч и пожелал снова сделаться бесплотным. Конь с облегчением переступил с ноги на ногу.

Мима поскакал на звук. Через несколько мгновений он увидел то, отчего в изумлении остановился.

Это был отряд мертвенно-бледных людей, едва волочащих ноги. Глаза у них были выпучены, рты открыты и по отвисшим подбородкам стекала слюна. Они были лохматы и одеты в какое-то тряпье. Руки и ноги их двигались так, словно невидимый кукловод дергал марионеток за ниточки. Казалось, что любой из них вот-вот рухнет наземь, и тем не менее они как-то держались на ногах.

Что делали здесь зомби, встав из-под земли?

Из-под земли? Вот и опять возникла эта тема!

Мима наблюдал, как команда мертвяков ковыляет по направлению к хутору. Солдаты из диверсионного отряда увидели их и закричали. Командир выглянул наружу, все еще плохо соображая после падения. Зомби продолжали идти, не останавливаясь.

Это не могло быть случайностью! Очевидно, женщина и вызвала нежить, когда звонила по телефону. Однако это лишь частично объясняло загадочность происходящего. Откуда эти зомби взялись, и как могла женщина знать о них? Где хозяин дома? Почему он бросил свою прелестную жену без защиты?

Раздались выстрелы. Зомби не обратили на них никакого внимания. Головорезы, прицелившись получше, снова дали залп, но опять без видимого эффекта. Это их обескуражило.

В дверях появилась женщина. Она что-то крикнула мертвякам и показала на отряд убийц.

Зомби поняли и начали преследовать солдат. Те слишком поздно сообразили, с кем им придется иметь дело. Они попытались спастись бегством, но были уже окружены. Болтающиеся руки тянулись к солдатам, а отвисшие челюсти начали клацать. Атака велась крайне неумело, однако было очевидно, что зомби не чувствуют боли, поэтому как бы ни сопротивлялись люди, это не приносило результатов. Каждый из головорезов вскоре был погребен под беспорядочно копошащейся массой тел, и слюнявые рты с жадностью тянулись отведать живой плоти.

Мима мог бы вмешаться, но не испытывал ни малейшего желания. Он из первых рук знал, какое зло представляли собой эти люди; их не стоило спасать. К тому же он не испытывал склонности вступать в физический контакт с зомби, которые казались отвратительными настолько, насколько может быть существо в человеческом обличье. Лишь теперь Мима увидел: это не выходцы с кладбища, потому что на их телах не было ни следов разложения, ни земли; скорее они походили на полных идиотов.

С неба прискакал еще один конь. Сначала Мима подумал, что это один из его помощников, потом увидел, что жеребец незнакомой масти. Собственно, у него не было никакой масти; конь был бледным, хотя всадник закутан в черное.

Конь приземлился и потрусил по направлению к Миме. Теперь были видны очертания черепа Танатоса, воплощения Смерти.

— Что ты здесь делаешь, Марс? — обратился Танатос.

— Мне казалось, что наблюдаю за сражением, — ответил Мима речитативом.

— Вот только не могу сказать точно, какого оно рода.

— Запрещенного рода! — проговорил Танатос. — Это зомби!

— Я и сам пришел к такому заключению, — согласился Мима. — Но, кажется, они совершают благое дело.

Танатос был явно раздражен.

— А тебе известно, что такое зомби?

— Нежить, — ответил Мима. — У нас в Индии они тоже есть, хотя я никогда раньше не видел, чтобы они вели бой.

— Зомби — это живой человек, которого лишили души.

— Да, пожалуй, так. Хотя жизнь уходит вместе с душой. Если мертвое тело не лежит без движения, то оно называется зомби.

— Эти тела не были убиты! — сказал Танатос. — Они не значатся в моем графике.

— Вероятно, они в моем, — пропел Мима. — Выполняют важную работу: заняты спасением вон той молодой женщины.

— Ты можешь организовывать сражения как пожелаешь, — сказал Танатос, угрожающе выпятив челюсть. — Но не посягай на мои прерогативы. Ты не должен покушаться на души смертных до того, как они умерли.

— Понятия не имею, откуда взялись мертвяки, — ответил Мима. — Коль скоро они помогают восстановить справедливость, я не возражаю.

— Если ты сейчас же не уничтожишь их, это сделаю я! — зло проговорил Танатос.

Слова прозвучали как вызов, а Мима не желал, чтобы его третировали на его же собственной территории. Танатос явно представляет Землю, но это не значит, что он может мешать Огню.

— Расскажи мне, как сделать зомби, и, может, тогда я узнаю, как его уничтожить, — пропел Мима.

— Вот как! — Танатос засунул костлявую руку в Мимино тело. Пальцы прошли прямо сквозь плоть, что неудивительно, поскольку он был нематериален. Затем они взяли что-то внутри Мимы и надавили на это, и Мима мгновенно почувствовал смертную муку. Танатос схватил его душу и вытаскивал ее из тела!

Реакция Мимы была непроизвольной. Он вступил в Танатоса, заполнив его, и усилием воли подчинил мозг Танатоса себе. Это перенесло часть его муки на хозяина — на Танатоса.

Танатос тут же отпустил душу Мимы, так как теперь мог причинять боль только себе. Мима покинул его тело.

Они поглядели друг на друга.

— Инкарнации не должны ссориться, — помолчав, сказал Танатос.

— Согласен, — пропел Мима. Он понимал, что не следовало реагировать столь бурно, и был рад примирению. Путь Воина состоит в безоговорочном принятии смерти. Здесь Смерть буквально стояла перед ним, и Мима должен был внимательно отнестись к озабоченности Смерти.

— Но если душу из живого тела можешь извлечь только ты, то откуда взялись эти зомби? Уж я-то их точно не создавал.

— Нужно поскорее это выяснить.

— Их вызвала та женщина; может, она нам ответит?

Они подошли к женщине, и Танатос заговорил с ней:

— Ты должна рассказать нам, как появились зомби.

У женщины был озадаченный вид, словно она не понимала, что кто-то находится рядом. Она хотела обернуться и посмотреть, но Танатос быстро сказал:

— Не гляди на меня.

Она помедлила, а потом заговорила по-испански. В отличие от Танатоса, Мима, находившийся уже вне тела головореза, не понимал ее.

— Я — воплощение Смерти, — ответил женщине Танатос. — Но я пришел не за тобой, а лишь для того, чтобы узнать правду о зомби.

Она заговорила снова, и довольно взволнованно.

— Головорез из эскадрона смерти пытался изнасиловать тебя? — спросил Танатос. Он говорил по-английски, хотя женщина, по всей видимости, слышала испанскую речь. Миму это удивило; впрочем, сейчас было не время отвлекаться на подобные мелочи.

Женщина опять затараторила.

— Поэтому ты попросила связного партизан прислать помощь, но не знала, какого рода, — сказал Танатос, и женщина закивала. — Дай мне номер телефона.

Она запротестовала: это был секрет, который она не вправе выдавать.

— Теперь посмотри на меня, — велел Танатос.

Женщина повернулась, чтобы взглянуть на него, содрогнулась и назвала телефон.

— Благодарю, — сказал Танатос. Он махнул Миме рукой, и они вошли в дом.

Танатос поднял трубку и набрал номер. Когда на другом конце линии ответили, он повернулся к своему бледному коню.

— Морт, следуем в этом направлении, — сказал он. И повесил трубку.

Они снова вышли из дома. Мертвяки все еще трудились над трупами убийц, и женщина смотрела на это с ужасом, однако не без некоторого удовольствия. Впрочем, не всякой женщине доводится видеть, как покушение на изнасилование и убийство карается столь сурово.

Инкарнации сели на коней.

— В то место, — приказал Танатос.

Умное животное поскакало. Жеребец Мимы помчался следом. Они быстро понеслись по воздуху и вскоре оказались на небольшой поляне среди джунглей, где стояла крохотная хижина.

Это было то самое место: поблизости бродили несколько зомби. С ними вел занятия инструктор, который, видимо, учил их ходить не падая и не сбиваться с дороги. Под деревом был спрятан грузовичок — транспортное средство нежити.

— Их подвезли к ферме, а потом показали, куда идти, — сказал Мима. — Наверно, это все, что требовалось.

— Да. Но меня занимает вопрос их изготовления.

Танатос и Мима спешились и пошли к хижине. Она была заперта, а окна закрыты ставнями, поэтому пришлось пройти сквозь стену.

Внутри сидел человек, который растирал пестиком в ступке белый порошок. Больше там никого не было.

Танатос встал перед мужчиной и сделался видимым.

— Посмотри на меня, смертный.

Человек поднял глаза и окаменел. Он узнал Смерть.

Танатос начал расспрашивать его, и Мима понял суть разговора; этот мужчина искал наилучший способ очистки кокаина и наткнулся на жуткую смесь. Полученное вещество так глубоко действовало на личность, что человек из транса переходил в сомнамбулическое состояние, из которого его уже нельзя было вывести. Тело продолжало жить, однако мозг почти полностью переставал функционировать.

И получались зомби — живые люди, лишенные души, продолжавшие существовать без собственной воли, но обреченные на скорое угасание из-за отсутствия ухода за ними. Отсюда их связь с инкарнацией Эпидемии: через несколько дней эти тела будут охвачены болезнями и станут добычей мух и червей.

Безусловно, все это имело отношение к Войне, ибо зомби использовали для борьбы с эскадронами смерти. Как выяснилось, муж той женщины, человек, которого убийцы собирались прикончить, принимал участие в этом проекте; когда он узнал, что его хотят ликвидировать, он, естественно, решил испробовать зомби в действии. Его отважная жена осталась дома, чтобы подать сигнал, когда явятся солдаты. Она должна была позвонить и спрятаться на чердаке, но преждевременное появление командира отряда не позволило ей скрыться. Мертвяки все равно сделали бы свое дело, но только вмешательство Мимы спасло ее от изнасилования и смерти еще до их появления.

С другой стороны. Мима понимал, что привело его сюда именно создание зомби, поэтому, возможно, здесь и не было никакого совпадения. Между тем не оставалось сомнений, что данная проблема касалась и ведомства Смерти, поскольку людей убивали, причем таким способом, которым, как считалось, мог пользоваться только Танатос. Им предстояло все это уладить.

Откуда же брались люди для обездушивания при помощи найденного снадобья? Оказалось, это пленные правительственные солдаты. Что было чрезвычайно разумно, по мнению партизан и Мимы, который воочию убедился, как ведет себя правительство.

Танатос придерживался другой точки зрения.

— Если смертные научатся управлять душами, то злоупотреблениям не будет конца, — заявил он. — Такое знание необходимо уничтожить.

Мима вспомнил, как зомби брели в бой, и пришел к заключению, что Танатос прав. Убийство плохо само по себе, а обездушивание даст нечистоплотным людям повод для новых убийств. Они создадут целые армии зомби, и тогда уже никто не будет в безопасности. Это изменит характер войн, сделав их еще омерзительнее, нежели сейчас, потому что убийство будет иметь место задолго до начала сражения.

— Но как можно отменить знание? — пропел Мима.

— Придется обратиться за помощью, — решил Танатос. — Хронос мог бы это сделать.

Так как Хронос контролирует время, понял Мима. Он в силах повернуть свои Песочные Часы и заставить время остановиться…

Нет, не получится. И Марс, и Танатос могли замораживать движение, — но потом все продолжалось без изменений. Хроносу придется действительно повернуть время вспять, чтобы отменить открытие снадобья. И тогда в мире возникнут сложности другого рода.

— Должен быть более простой путь, — пропел Мима. — Может, Гея…

— Пожалуй, у Геи получится лучше всего, — согласился Танатос. — Она умеет все делать с наименьшими потерями. Я позову ее.

Он поднес к губам тяжелые черные часы, которые носил на руке, и, словно это был микрофон, сказал в них:

— Гея.

Возникло туманное облачко, сгустилось и приобрело сначала призрачную, а потом и твердую форму. Мима, памятуя о «Пяти кольцах», узнал в нем проявление Эфира, или Воздуха. Масаси называл это также Традицией.

— Я ждала твоего вызова, — послышался голос Геи чуть раньше, чем завершилось ее появление.

— Мы должны уничтожить знание, — заявил Танатос.

Гея нахмурилась.

— Уничтожить! — воскликнула она. — С каких это пор ты стал таким обскурантом? Благодаря невежеству процветает Сатана.

— Я объясню, — сказал Танатос.

Мима услышал снаружи какой-то шум. Он сделал остальным знак, что все выяснит, пока они будут обсуждать возникшую проблему, и вышел сквозь стену.

К дому подъезжали военные грузовики. Что такое? Привезли новые жертвы для обездушивания? Инкарнации не очень-то быстро действуют!

— Правительство! — закричал инструктор зомби.

Первый грузовик, заскрипев тормозами, остановился, и из кузова начали выпрыгивать солдаты.

— Брать их живыми! — приказал офицер.

Инструктор и зомби отбивались изо всех сил, но в течение нескольких минут все они были схвачены, так как правительственные войска численностью во много раз превосходили их.

— Все обыскать! — крикнул офицер. Мима не знал, говорил ли тот по-английски или он теперь начал понимать испанский. — Все вещи нести сюда! Ничего не уничтожать!

Они охотились за секретом изготовления зомби! Должно быть, следили за грузовичком повстанцев и теперь проводят операцию по захвату лагеря и его обитателей.

Мима снова вошел в лачугу.

— Правительство пытается заполучить секрет! — воскликнул он.

— Что-то слишком быстро, — проговорил Танатос. — Мы еще не решили, как его уничтожить.

Гея улыбнулась:

— Может, мы сумеем их как-нибудь задержать.

Она вышла сквозь стену. Мима и Танатос последовали за ней.

Правительственные войска уже прочесывали джунгли и поляну. Сотни здоровенных солдат шли цепью, втыкая в землю штыки. Скоро они доберутся до хижины. Казалось, остановить их невозможно.

— Думаю, что пожар — лучше всего, — сказала Гея.

Она подняла руки, и из ее пальцев посыпались электрические разряды. Они коснулись земли, и все вокруг запылало. Огонь поднялся стеной и начал распространяться в сторону солдат.

Те мгновенно осознали опасность.

— Пожар! — закричали они. — Лес подожжен!

— Тушите! — орал офицер. — Спасайте лачугу!

Но огонь деморализовал наступавших. Они отходили назад. Гея обернулась. Из ее пальцев снова вырвались искры. Хижина загорелась.

— Там внутри человек, — пропел Мима.

Гея пожала плечами:

— Тогда спаси его.

Мима прошел сквозь пламя и стену, не почувствовав ни того ни другого. Внутри стоял взволнованный человек. Мима схватил его за руку и прикоснулся к Мечу. Они поднялись в воздух и сквозь крышу взлетели в небо. Мужчина от удивления открыл рот; он не мог поверить в происходящее. Мима опустил его рядом с Геей и Танатосом.

Гея повернулась к человеку:

— Кто кроме тебя знает секрет приготовления снадобья?

— Н-н-никто! — ответил мужчина. У него подкашивались ноги.

Из правой руки Геи вырвалось облачко пара. Оно змейкой скользнуло к голове мужчины и вошло внутрь.

— Никто, — повторила Гея.

Человек изменился в лице:

— Я… я забыл, как!..

— И никогда уже не вспомнишь, и никогда снова не найдешь, — проговорила Гея. — А теперь уходи, пока солдаты не поймали тебя.

— Но… но огонь…

— Тебя не коснется, — закончила она.

Человек пошел, приблизился к огню, который уже добрался до хижины, и прошел через него. Он находился под защитой высших сил — на некоторое время. Вскоре мужчина скрылся из виду.

Офицеру кое-как удалось восстановить некоторую дисциплину, и теперь солдаты пытались потушить пожар, с помощью саперных лопаток сбивая огонь. Им удалось местами загасить его.

— Сырье и оборудование уничтожены огнем, и мужчина забыл, как изготавливать зелье, так что они не смогут открыть секрет производства, — сказала Гея. Она превратилась в пар и исчезла.

Мима и Танатос обменялись взглядами.

— Кажется, наша проблема решена, — сказал Танатос. — Больше происходящее меня не интересует.

Он подал знак, и рядом с ним появился бледный конь.

— Подожди! — пропел Мима. — Твоя подруга Луна… Ты знал, что я некогда любил ее двоюродную сестру?

Танатос остановился.

— Нет, не знал. Я встречался с ее кузиной и должен сказать, что в нее очень легко влюбиться.

— Сейчас я люблю Восторг… и мне не нравится, какое влияние оказывает на нее Сатана. Но она… она опасается моих возможных встреч с Луной из-за сходства с Орб…

Танатос улыбнулся:

— Я буду доставлять Восторг в дом Луны и обратно к тебе в замок, — пообещал он.

Мима крепко пожал его костяную руку.

— Благодарю тебя, Танатос! Если я когда-нибудь смогу отплатить тебе за услугу…

— Мы, инкарнации, должны помогать друг другу, чтобы противостоять Сатане, — ответил он. — Когда я помогаю тебе, я помогаю себе, потому что теперь ты станешь мешать козням Сатаны против Луны.

— Разумеется, буду! Но что именно Сатана замышляет сделать Луне? Лахесис говорила мне, что Луне предначертано разрушить…

— Ей предстоит подать решающий голос против сатанинской политической власти на Земле, что произойдет через несколько лет. Сатана хочет отстранить ее от политической деятельности или как-нибудь перехитрить ее, чтобы установить свое господство и заполучить большинство душ. Это была бы его окончательная победа над Богом.

— Неужели Сатана в состоянии такое сделать? Изменить все на Земле по своему усмотрению? Почему Бог не остановит его?

— Они заключили договор невмешательства, — объяснил Танатос. — Бог есть Добро, поэтому он чтит договор и оставляет смертным свободу воли, к чему бы это ни привело. Но Сатана, являясь Злом, договор нарушает и постоянно стремится получить как можно больше власти.

Мима вспомнил, что Гея говорила то же самое. И все же ему трудно было это принять.

— Но тогда… что может помешать победе Сатаны?

— Другие инкарнации, — ответил Танатос. — И война теперь переходит в твое ведение. Управляй ею как следует.

— Я постараюсь, — пообещал Мима. — Хотя я все еще новичок на этом поприще и мне многому надо научиться.

— Вот поэтому следующее сражение должно быть твоим. Сатана всегда бьет в самую слабую точку.

Мима и не сомневался. Однако легче от этого ему не стало. «Пять колец» рекомендовали первым делом нападать на сильные позиции противника, но доводилось ли автору когда-нибудь биться с самим Сатаной?

11. ХРОНОС

Восторг, предприняв титанические усилия, чтобы обрести место в мире смертных, наконец нашла себе занятие. Она устроилась в университет Кильваро внештатным консультантом по индийской культуре. В этом ей очень помогла Луна, и Восторг была благодарна. Она вполне подходила для такой работы, так как говорила по-английски и на языках нескольких индийских княжеств, а также отлично знала их обычаи и искусство. Деньги, которые она зарабатывала, позволяли ей оплачивать номинальную аренду за проживание в доме Луны, что давало принцессе ощущение независимости, которого раньше она не знала.

Танатос, верный своему обещанию, ежедневно уносил девушку и доставлял обратно в Цитадель Войны. Сперва Восторг побаивалась его скелетообразной внешности, потом знакомство с Луной успокоило ее.

— Зейн, — так Луна называла Танатоса, — на самом деле не Неумолимый Жнец. Он обыкновенный мужчина, очень сострадательный и выполняющий трудную работу.

Сострадание — своего рода магическое слово. Зависимый человек весьма ценит в других такое свойство. Поэтому Восторг очень зауважала Танатоса, больше не страшилась и смотрела на его службу так же, как на Мимину.

А между тем работа вбивала клин в их взаимоотношения. Восторг ничего не требовала от Мимы и не обсуждала его занятия, однако он постоянно чувствовал напряженность, когда речь заходила о службе. Мима приучился не упоминать при девушке о подробностях своих дневных занятий, потому что Восторг сразу чувствовала себя неуютно и становилась холодной, даже не отдавая себе в этом отчета. Они стали реже заниматься любовью.

Но что он мог поделать? Миму и самого одолевали сомнения по поводу собственной службы, но он все тщательно обдумал и пришел к выводу, что для него лучше всего продолжать заниматься этим делом. Ирония судьбы заключалась в том, что та самая должность, которая спасла их с Восторг от разлуки в смертной жизни, теперь неуклонно их разделяла.

Однажды вечером Восторг не появилась. Кажется, в университете проходил какой-то поздний семинар, на котором ей обязательно следовало присутствовать, поэтому было лучше остаться у Луны, чтобы не опоздать утром. Они увидятся на следующий день.

Все это было понятно и разумно… но Миме не нравилось оставаться ночью в одиночестве. Пребывая в скверном расположении духа, он снова вышел в сад.

Там, конечно же, была Лила.

— Сдается мне, что ты готов завести наложницу, — сказала она. — Позволь мне войти в твои владения, и я буду служить тебе, исполняя все твои прихоти.

Мима посмотрел на нее. Лила была одета в слегка переливчатое, немного светящееся платье, под которым таилось тело, сотворенное, как ему было известно, в Аду. Лицо ее лучилось классическим совершенством, а роскошные волосы стекали по плечам, словно полночная река из шелка.

Однако Мима видел немало красивых женщин — и обладал ими, — и он все еще не доверял созданиям Сатаны. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь из них имел доступ в его дом.

— Ты, — коротко проговорил он, уже не заикаясь в этой части сада, — ты втолковала Восторг понятия независимости!

Лила с невинным видом широко раскрыла глаза:

— Ну да, мы беседовали, и она расспрашивала о нравах западных женщин. Я не сказала ей ничего такого, что было бы неправдой.

— Например, о родстве между Луной и Орб?

— Обе они хорошие женщины.

— Чего нельзя сказать о тебе.

— Это так, — согласилась она.

— Ты сказала Восторг, что очутилась в Аду потому, что тебе «фуфло навесили». Убежден, что это ложь.

— Она меня неправильно поняла. Я говорила не о себе. Я — демоница, поэтому не обладаю присущей настоящим людям скромностью. Я сумею выполнить такие твои причудливые желания, на которые порядочная женщина никогда…

Разозлившись, Мима схватил ее за руку, не зная, что с нею сделать. Лила с готовностью приблизилась, и он ощутил мускусный аромат ее тела.

— Если хочешь, можешь ударить меня, — проворковала она. — Делай все, что тебе приятно. Все что угодно…

Мима отпустил ее.

— Мне все в тебе неприятно, — бросил он, повернулся и зашагал к Цитадели.

— Каждая произнесенная тобою ложь, — сладко проговорила Лила ему вслед,

— приближает тебя к Сатане, Отцу лжи.

Он не обратил внимания на эту колкость. Но когда вернулся в свою одинокую комнату, насмешка всплыла в памяти и никак не давала покоя. «Пять колец» советовали мыслить честно, однако он солгал, так как тело Лилы, если не ее природа, весьма нравилось ему. А на самом деле и ее существо, ее желание находиться при нем и служить ему также были очень соблазнительны. Он искал не жену, а всего лишь наложницу; почему бы не взять Лилу?

Потому, что Лахесис предупреждала относительно Сатаны. Если Сатана и впрямь задумал разлучить Миму сначала с Орб, а потом с Восторг, — и этот второй замысел расстроился лишь в результате того, что принц стал Марсом,

— тогда Мима не желал иметь ничего общего с воплощением Зла. Действительно, Сатана использовал свою подручную Лилу, чтобы сбить Восторг с толку, засоряя ей голову феминистско-суфражистскими понятиями. Мима был рад, что удалил ее от Лилы. Следовало ли ему самому теперь находиться в обществе Лилы? Очевидно, что нет.

Наконец Мима уснул — и ему привиделось, будто Лила, соблазнительно трепетная, пришла в его постель. Он проснулся рассерженный и больше уже заснуть не смог.

Следующее столкновение, потребовавшее Миминого присутствия, произошло в африканском государстве Куш. Судя по всему, нубийское племя на севере этой страны взбунтовалось, и правительство использовало войска для подавления восстания.

Разумеется, дела обстояли намного сложнее, ибо Марсу не нужно было лично наблюдать за каждым конфликтом, так же, как и Танатос персонально не присутствовал при каждой смерти. Он появлялся лишь тогда, когда происходило нечто необычное. Войны и сражения непрерывно возникали в самых разных районах мира; если бы они когда-нибудь одновременно прекратились. Миму ждала бы отставка.

— Ну и какова здесь обстановка в настоящее время? — спросил он у Завоевания, подлетая к месту конфликта.

— Любопытно, что ты произнес «настоящее время», — ответил воин в белом плаще. — Кажется, все это как-то связано с временем, хотя мы и не знаем, как именно.

Младшие инкарнации, видимо, никогда не располагали всей полнотой информации; Мима считал, что как раз по этой причине они и были младшими. Опять ему придется выяснять истинное положение и решать, какие предпринять действия. Если действительно тут замешана проблема времени, надо будет посоветоваться с Хроносом.

Они опустились и поскакали по горячей земле. Почва была сухой и бесплодной; здесь стояла жестокая засуха, губившая урожаи. Ну и время выбрали, чтобы воевать!

Когда инкарнации прибыли на место, бой уже вот-вот должен был начаться; правительственные войска приближались к расположению повстанцев. Вокруг деревни были вырыты окопы и сделаны насыпи; здесь явно держали оборону. Однако ничего необычного тут не происходило.

— Посмотрю, что к чему, — сказал Мима.

Он слез с лошади и пошел вокруг деревни. Спустившись в первый попавшийся окоп, он вошел в человека, сидевшего там. Первоначальная путаница теперь была короче и мягче, нежели раньше; Мима, набираясь опыта, научился быстро осваиваться в чужом теле. За несколько минут он достаточно хорошо вжился в этого мужчину и понимал, что тот слышал на своем родном языке, хотя сам Мима и не знал его.

Мужчина был мелким фермером, у которого несколько лет назад, когда погода была лучше и урожаи нормальные, дела шли не то чтобы хорошо, но вполне сносно. Потом власть захватили коммунисты, американская помощь прекратилась, началась засуха, и ферма перестала приносить доход. Когда он не смог выполнить сельскохозяйственной квоты, его ферму экспроприировали. Не желая работать поденщиком на земле, которая раньше принадлежала ему, фермер присоединился к оппозиции. То же самое сделали и многие другие. А правительство, заявлявшее, будто у него нет средств, чтобы с помощью волшебства вызвать дождь и спасти урожай, видно, располагало неограниченными средствами, чтобы посылать войска на уничтожение простых людей, пытавшихся отстоять свои права.

Единственным оружием этого человека было копье, в то время как солдаты имели винтовки. Он был голоден, а они сытно накормлены. Но он знал, что правда на его стороне, а не на их, и ему нечего было терять. Дети этого фермера умерли от голода, жена скончалась от дизентерии. Он сам выжил лишь потому, что ему вместе с другими участниками восстания удалось захватить и разграбить правительственную заставу. Он вернулся домой с двумя фунтами зерна для жены и обнаружил, что несколько недель, которые он провел в отряде, оказались слишком долгими и ее уже нет в живых. Друзья позаботились о похоронах, и за это он был им благодарен. Фермер знал, что делает с людьми дизентерия, — боль, рвота, кровавый понос. Сама мысль о том, что он увидел бы жену в таком состоянии… нет, лучше об этом и не думать.

А вот войска, которые наступали на него! Уж он отыграется на их крови! Он надеялся хотя бы нескольких унести с собой в могилу. Да, пули пробьют его тело, но первый выстрел редко бывает смертельным. Фермер твердо решил идти вперед, несмотря ни на какую боль, пока не вонзит острие копья в глаз врага, а потом, если сможет, второго и третьего. И еще он знал, что справа и слева — его соратники, защищающие их общую землю, которые настроены столь же решительно. Последнее продовольствие кончилось позавчера, несмотря на урезанный паек; им осталось только с честью умереть.

Вот появился первый солдат — низко пригнувшись к земле, приближается к фермеру. Если бы у крестьянина была винтовка, он бы всадил в ту голову пулю прямо сейчас, будь у него пуля. Если бы он умел обращаться с винтовкой.

Рядом с пригнувшейся головой показалась вторая, потом третья. Они приближались быстро; сейчас они уже почти над окопом. Фермер напрягся для последнего броска, вознося молитву за души умерших жены и детей и за свою душу.

Справа полетел камень, ударив первого солдата в плечо. Удар был пустяковый, но солдат повернулся, чтобы выстрелить в бросавшего, и не посмотрел, куда ставит ногу. Оступившись, он с криком полетел прямо в окоп.

Все произошло настолько неожиданно, что фермер растерялся. Он присел на корточки и уставился на солдата. Тот, обескураженный, но невредимый, вытер с лица грязь и потянулся к винтовке.

Мима не медлил. Он поднял копье и изо всей силы вонзил солдату в ухо. Наконечник сломался, — это было убогое, самодельное оружие, — но враг издал хриплый стон и рухнул, обливаясь кровью.

Мима шагнул вперед и схватил винтовку. Опытным глазом он сразу увидел, что это оружие древнего образца, хотя и вполне исправное. Мима прицелился и выстрелил в другого подбегающего солдата, пробив ему сердце. Тот замертво свалился в окоп. Появился третий, и пуля Мимы попала ему в переносицу.

Мима поднялся, чтобы взглянуть на поле боя. Правительственные войска атаковали, однако крестьяне отбивались яростно, заставляя солдат передвигаться с осторожностью.

— Берите их винтовки! — крикнул Мима тем, кто был в окопе справа и слева, проталкивая свою мысль через мозг и рот хозяина тела. — Забирайте патроны! Быстро! Мы отобьемся! — И выстрелил в следующего солдата, подавая пример.

— Так ведь мы не умеем ими пользоваться! — сказал один крестьянин.

— Я знаю как! — отозвался Мима. — Подходите ко мне по одному, я покажу. Это совсем не трудно, и это лучше, чем умирать! У солдат может быть еда!

Еда! Эта мысль пронзила каждого крестьянина. Один из них подполз к Миме, который, взяв обойму, зарядил другую винтовку, показал парню курок и дал ему оружие.

— Придешь сюда, когда патроны кончатся, — сказал Мима; было слишком сложно объяснять, как винтовка перезаряжается.

Таким образом, вскоре они образовали грозный очаг сопротивления, все больше разраставшийся по мере того, как удавалось захватывать винтовки. Фермеры были прескверными стрелками, но сам факт ответного огня обескуражил солдат, и они начали беспорядочное отступление. Сегодня крестьяне одерживали победу!

Но тут внезапно все и случилось. Поле боя замерло. Никто не двигался. Даже пули застыли в воздухе.

Мима в замешательстве оглянулся. Он не останавливал сражения! Что же произошло?

Видимо, именно поэтому Марса и вызвали сюда: кто-то еще, кроме него, использовал сверхъестественные силы, чтобы остановить битву. Это, несомненно, была вражеская сторона, потому что Мима увидел улетающий вертолет. Он кружил над полем боя и находился, очевидно, слишком высоко, вне досягаемости неподвижности. Возможно, с вертолета сбросили специальную бомбу, замораживающую время.

Мима вышел из своего «носителя», поскольку ему требовалась способность передвигаться. Неподвижность не касалась Мимы, так как он был инкарнацией, но влияла на «носителя».

Дотронувшись до Меча, он проговорил:

— Х-х-х-ронос.

Заикание вернулось, ибо сейчас Мима пользовался собственным голосовым аппаратом.

Появился Хронос, плавно спустившись с небес, с поднятыми вверх сверкающими Песочными Часами. Он приземлился рядом с Мимой.

— У тебя возникла проблема. Марс?

— Танатос был очень недоволен, когда кто-то применил один из видов смерти без его ведома, — пропел Мима. — Теперь без моего ведома кто-то управляет временем, чтобы решить исход сражения. Ты знаешь об этом? Если да, то я должен спросить, почему ты решил вмешаться в мои дела?

— Я не стал бы вмешиваться, — проговорил Хронос довольно резко. — Я полагал, что неподвижность вызвал ты. На моей памяти подобных нарушений не было.

— Такое случилось впервые, — ответил Мима.

— Я помню твое будущее, — подсказал Хронос.

Ах да.

— Значит, до сих пор такого не происходило? Должно быть, простая случайность.

— Вряд ли. Сверхъестественные события не бывают случайными. Какой-то смертный открыл способ управлять временем. — Сейчас Хронос был по-настоящему зол.

— Можешь ли ты узнать, кто это сделал, и уничтожить открытие? — спросил Мима. — В таком случае у тебя не останется воспоминаний, потому что это никогда не повторится.

— Жуткая морока, — проворчал Хронос. — Я, конечно, разберусь с человеком, открывшим эффект стасиса, когда обнаружу его, но это иголка в стоге сена.

— А ты не можешь проследить путь создания временной бомбы?

— Придется, хотя мне нужна не сама бомба, а человек, который за ней стоит… а его-то, наверняка, прячут очень тщательно. Могут появиться заведомо ложные следы. Вряд ли противник ожидает, что поисками займется сам Хронос, но земные меры безопасности бывают достаточно действенны.

Послышался рев грузовиков, приближающихся к полю боя; стасис на них не распространялся. Машины остановились, и оттуда начали выпрыгивать нормально двигавшиеся солдаты. Они направились к линии обороны деревни.

— Точечная нейтрализация! — возмущенно воскликнул Хронос. — Еще одно нарушение!

Миме все стало ясно. Правительство, обнаружив место упорного сопротивления, с помощью временной бомбы вызвало состояние неподвижности, а затем направило специальное подразделение, чтобы ликвидировать врага. Прибывшие солдаты уже расхаживали среди защитников деревни, отбирая у них оружие и возвращая его правительственным войскам. Совершенно ясно, что, когда схватка возобновится, преимущество будет полностью на стороне атакующих.

— Просто возмутительно! — пропел Мима. — У крестьян вообще не останется никаких шансов!

— Это чепуха, — сказал Хронос. — Что действительно важно, — так это несанкционированное использование сверхъестественных прерогатив.

— Да забудь ты о прерогативах! — раздраженно ответил Мима. — Вот замечательный способ закончить сражение без кровопролития. Если бы он не был столь бесчестным, мне было бы вообще безразлично.

— А мне безразлична «честность» в таких отталкивающих вещах, как физическое насилие, — парировал Хронос. — Но когда смертные начинают вмешиваться в…

— По-моему, тебе было бы лучше употребить свою энергию на то, чтобы предоставить пищу голодающим, — пропел Мима, задетый пренебрежительным отзывом о своем ведомстве.

— Если бы не твои — и твоих приспешников — старания, то вряд ли вообще кто-нибудь голодал бы, — напомнил Хронос. — Погляди, вон стоит Голод, ему не терпится начать свою горькую жатву!

— Я делаю все, чтобы у него было поменьше работы, — возразил Мима. — Но здесь люди голодают из-за засухи, а не вследствие войны.

— Мы несколько уклонились, — сказал Хронос. — А нужно решать проблему.

Верно. Миме не хотелось ссориться с еще одной инкарнацией.

— Меня застало совершенно врасплох такое проявление Пустоты.

— Пустоты?

Мима улыбнулся:

— Мой предшественник оставил мне книгу, «Пять колец», где речь идет о таких фундаментальных понятиях, как Земля, Вода, Огонь, Воздух и Пустота. И теперь я воспринимаю их как инкарнации; например, моя служба — это огонь Войны, а твоя — пустота Вечности, без начала и без конца. Это самая трудная концепция для осознания. Ты уж не обижайся.

Хронос улыбнулся в ответ:

— И не собираюсь. Марс. Мне такой подход нравится. Надо будет заглянуть в эту книжку, если она еще не перестала существовать.

— Перестала существовать?

— Для тебя книга, изданная в определенный день, после этого существует. Для меня та же дата означает ее исчезновение.

— Не беспокойся, Хронос! Книга была написана в 1645 году.

— Тогда, действительно, еще некоторое время она мне доступна. Когда выдастся досуг, внимательно ее прочитаю.

— С радостью дам тебе свой экземпляр.

— Подозреваю, что к тому времени мне придется просить твоего предшественника.

— Уверен, он не откажет. — Мима на секунду задумался. — Кажется, я сумел бы помочь тебе обнаружить того человека, что нам нужен, потому что я могу входить в другой мозг и узнавать чужие мысли.

Хронос обрадовался:

— Ах да, я и забыл! Если бы ты…

— Только потребуется немного времени, извини за каламбур.

— Время я тебе могу предоставить, — сказал Хронос с улыбкой. — Между прочим, я мог бы организовать доставку сюда эшелона зерна, изменив временные рамки.

— Тогда давай я буду искать человека, а ты тем временем займешься зерном, — пропел Мима, очень довольный. — Почему бы не помочь друг другу?

— Так и должно быть, — согласился Хронос. — Но сначала…

Он поднял Часы, и Мима увидел, как струйка песка в них изменила цвет. Двигавшиеся люди замерли, присоединившись к уже «замороженным». На поле битвы воцарится полный покой, покуда инкарнации не закончат своих дел.

Мима вскочил на жеребца, и они помчались вслед улетающему вертолету. Конь поднимался в воздух, как будто в гору; когда они набрали достаточную высоту, Мима смог отчетливо рассмотреть летательный аппарат.

— Следуй за этим научным приспособлением, — приказал он лошади.

Они быстро нагнали вертолет и въехали внутрь. Верре стоял на полу, хотя частично его круп высовывался наружу. Разумеется, никакого значения это не имело; конь весьма незначительным образом был связан со смертным миром. Иначе под его тяжестью вертолет бы опрокинулся и упал.

Мима сел на колени пилоту и вошел в него. Уже скоро он мог читать мысли летчика. Этот человек не ведал, какую бомбу сбросил; он считал, что это особый газ, парализующий врага. Где была погружена бомба? Ее под усиленной охраной на аэродром доставил военный грузовик и тут же уехал.

Значит, здесь тупик. Однако Мима знал, как проводятся военные операции. В отношении грузовика должны были соблюдаться особые меры безопасности, и офицер, отвечающий за охрану аэродрома, наверняка в курсе событий. Поэтому Мима освободился от пилота, снова оседлал Верре и направился в аэропорт.

Когда Мима разыскал офицера, у того был один из многочисленных перерывов. Но это ничуть не мешало; Мима слился с ним и выпил крепчайшего кофе. Навел на мысль: «Какие меры безопасности применялись к тому грузовику?» Так, повышенные. Машина прибыла прямо из Лаборатории новых разработок с соответствующей охраной.

А что конкретно он знал об этой Лаборатории, размышлял Мима. Ну, в общем-то немного, хотя требования безопасности всегда предъявлялись самые суровые. Генерал, возглавлявший ее, не терпел никакого вмешательства со стороны каких-либо других служб, а он был не из тех людей, кому можно безнаказанно перечить.

Мима, узнав имя и адрес генерала, решил поехать туда. Он не представлял, сколько времени это займет, но вокруг здания расстилался прекрасный зеленеющий луг — хотя на крестьянских полях свирепствовала засуха, у этого правительства было достаточно воды для военных угодий, — поэтому он пустил Верре пастись, а сам воспользовался Мечом, чтобы добраться до места.

Генерал наблюдал за сражением. У него была внутренняя телевизионная система с передатчиками, расположенными вне зоны «замораживания», и он с пульта переключался с одной камеры на другую. Но даже телеобъективы не давали четкого изображения; казалось, будто ничего не происходит.

Мима вошел в генерала и настроился на его мысли. Тот был в замешательстве. Судя по всему, бомба сработала, — но почему бездействовала группа поддержки? У них же есть нейтрализаторы! Черт бы побрал это никудышнее оборудование!

Мима не сочувствовал тревогам генерала; его интересовал лишь источник технологического открытия. Сформулировав вопрос. Мима внедрил его в поток сознания генерала таким образом, что он показался естественным продолжением мысли. Не проявился ли какой-нибудь изъян системы? Что ему известно о конструкторе? Заслуживает ли он доверия? Если в оборудовании имеются скрытые дефекты…

У генерала от природы был параноидальный склад ума, поэтому его мысли с готовностью потекли по указанному руслу. Он погрузился в воспоминания о том, что знал о слегка чокнутом гении, который внезапно объявился со своей временной бомбой, когда лаборатории с чудовищными бюджетами в странах гораздо, гораздо более богатых, нежели Куш, были не в состоянии решить эту проблему. Временная бомба обещала стать ключевым оружием для подавления нубийских бунтовщиков сегодня, а завтра — завоевания всего мира. Но только при условии безукоризненного срабатывания. Тот, кто эту бомбу создал, по иронии судьбы сам был нубийцем, бежавшим из района засухи в поисках любой работы и оказавшимся исключительно одаренным в области электроники, связанной с волшебством.

Никто, в сущности, не понимал, чем он занимается; и действительно, само существование подобного устройства казалось невозможным. Но бомбу испытали на отдаленной деревне, и все сработало: жители деревни пребывали в абсолютной неподвижности в течение шести часов, а потом вдруг вернулись к своим занятиям, когда действие аппарата прекратилось. Их поразил внезапный скачок солнца; крестьяне и не подозревали, что остальной мир прожил шесть часов за то мгновение, когда они и глазом моргнуть не успели.

Дальше последовало еще одно открытие — как защитить людей от стасиса. Оно тоже действовало.

Теперь они впервые применили оба изобретения в полевых условиях, однако налицо был какой-то сбой. Защищенные войска ничем не отличались от незащищенных. Если это предательство…

Мима вышел из генерала, получив то, что хотел — он знал личность ученого, совершившего открытие. Генерал не разбирался в технике; ключом к решению проблемы был ученый.

Этого человека в Лаборатории сегодня не было. Ему предоставили свободный день, который он мог провести дома, потому что там он работал продуктивнее всего. Его пробовали заставить проводить в Лаборатории полный рабочий день, но никаких результатов это не принесло. Так как гений ученого носил непредсказуемый характер, то пришлось позволить ему работать по-своему.

Мима отправился к ученому домой. Жилье было скромным и располагалось далеко не в лучшем районе города.

Изобретатель походил на нищего батрака. На нем была залатанная, мешковатая одежда, и он спал на неопрятной мятой постели. И это гениальный ученый?!

Мима был в нерешительности. Следует ли ему попытаться войти в спящего? Никогда раньше он этого не делал.

Он лег на изобретателя, нырнул в него и слился. Мима уже превосходно научился входить в тела других людей, овладевая всеми органами чувств, однако всегда требовалось некоторое время, чтобы достичь полного контакта с сознанием. Разум был гораздо сложнее, нежели физический мозг, а мозг, в свою очередь, отнюдь не являлся просто тканью! Каждый мозг обладал собственными идиосинкрастическими моделями, ни один даже отдаленно не напоминал другой по режиму работы клеток, и поэтому Миме приходилось разбираться в каждом сознании методом проб и ошибок.

И этот мозг был другим, не по конфигурации, а потому что спал. Сон являлся совершенно новым состоянием. Более того: здесь присутствовали сновидения. Приспособиться к определенному мозгу и сознанию всегда бывало достаточно сложно, но куда труднее оказалось войти в альтернативную реальность, существовавшую в состоянии сна. Бытует мнение, будто сновидения представляют собой попросту дополнительное сознание, подчиняющееся тем же законам, что и состояние бодрствования, как если бы человек всего-навсего перешел из одной комнаты в другую. Но это было не так!

Мима гулял в каком-то парке. Над головой раскинуло крону дерево, ветви которого, казалось, были очень длинными и мощными. Потом чье-то лицо заслонило дерево, лицо женщины; собственно, дерево исчезло и больше не появлялось. Женщина была матерью этого человека. Однако она была мертва… Теперь возникло кладбище, по которому бродила странная птица. И вдруг — плошка риса, только риса в ней было мало, на самом донышке. Возникло чувство голода — воспоминание о годах недоедания. Появилась собака, и в нее полетел камень. Камень попал собаке по спине, и она убежала. Злость: зверь улизнул. Плохой бросок: камень должен был попасть в голову и убить пса. Вода, огромное озеро: давнее воспоминание, сейчас, во время засухи, тем более нереальное.

Мима понял, что наблюдает обрывки дремлющего сознания — те лоскуты информации, памяти и ощущений, которые мечутся прямо под поверхностью мысли, как будто поджидая своей очереди вынырнуть, и зачастую прорываются наружу, когда разум расслабляется. Бодрствующий мозг пытается осмыслить эту беспорядочную мозаику, создавая связный рассказ из случайных слов; иногда кажется, будто он обретает некое значение, но это иллюзия. Мима не мог позволить себе шарить в полумраке; он должен был выяснить, каким образом изобретатель открыл временную бомбу.

Поэтому Мима внедрил собственную мысль о бомбе во всю эту неразбериху и ждал, какое воздействие она окажет на сон. Бомба в данном случае была сном внутри другого сна, воспоминанием. Сновидением, как человек услышал зов и пошел в том направлении, и обнаружил дверь в стене там, где ее раньше не было. Отворил дверь, вошел в пещеру, в дальнем конце которой что-то блестело. Направился к этому свету; оказывается, сияние исходит от книги с названием «Успех», написанной на незнакомом языке. Но во сне он сумел прочитать его и понял, что на страницах этой книги начертано все, что нужно знать человеку, если он хочет улучшить свое положение. Он положил ладонь на переплет — и тут же отдернул руку, ибо книга оказалась раскаленной. Да, ее окружали языки пламени: от них-то и исходило сияние. Но он знал, что другого способа прочитать книгу нет, и если не сделать этого сейчас, то иного случая не представится. Поэтому он, поборов себя, снова прикоснулся к переплету, открыл его, и огонь охватил руку, обжег ее и испепелил. Но книга уже открыта, и там были слова, указывающие ему путь к успеху. Слова формулы. Формулы временной бомбы.

Он прочитал их, хотя был неграмотен, и они отпечатались огненными знаками на внутренней поверхности черепа, став незабываемыми. Потом он сделал шаг назад и снова очутился в своей комнате. Сновидение растаяло, рука была невредимой, однако выжженный в голове образ сохранился.

Мима задумался, слегка потрясенный яркостью чужого видения. Он не был неграмотным; это крестьянин не умел читать. Однако каков же истинный источник информации? Фермер не мог создать ее в собственном подсознании: технические сведения были слишком замысловаты.

В то же время формула временнОй бомбы составляла лишь часть этой информации. А как же точечная нейтрализация?

Мима начал подталкивать сознание спящего в этом направлении, и сновидение вернулось. Оно было похоже на первоначальное. Раздался зов, и в стене появилась дверь. Он начал спускаться по зловещему проходу, — и правая рука превратилась в обугленный обрубок, вернулась страшная боль. Он подошел к ужасной книге «Успех», — незнакомое слово было понятно даже неграмотному, — от которой полыхало пламенем. Правая рука была бесполезна; пришлось пользоваться левой, чтобы открыть переплет, и когда он сделал это, огонь превратил ее в головешку. Но на листе были слова, уже другие, и жар их знаков, проникнув в голову через глаза, запечатлелся в глубине черепа. Теперь он обладал нейтрализатором.

Он снова попятился и вышел, во второй раз руки выздоровели, и он проснулся с огненными знаками в трепещущем мозгу. Все, что требовалось сделать, — это повторить обе формулы тем, кто мог их понять и применить. Вот тогда придет успех.

Мима знал, что этот человек так и поступил. Теперь у изобретателя была отличная жизнь, именно такая, какую он столь страстно желал. Однако, получив то, к чему стремился, он не испытывал удовлетворения. Никому, кто не был причастен к секретному проекту, он не мог поведать о своей значительности, поскольку это превратило бы его в мишень для вражеских агентов. Поэтому приходилось прикидываться простым крестьянином, добившимся достатка. Этого было явно мало. Изобретатель жаждал известности. Мечтал, чтобы красивые женщины теряли голову от его личных достоинств и обаяния. Чтобы первые люди государства советовались с ним, принимали всерьез и отдавали должное его знаниям.

Мима отлично понимал суть проблемы. Крестьянина грыз червь тщеславия. Он желал славы, хотел быть знаменитым, не мог удовлетвориться малым. Его уже не устраивало то, что он имел, ему было нужно больше чем успех.

Возможно, догадка Мимы заставила спящего войти в новую фазу. Образовался сон внутри сна.

— Я не стал бы этого делать, — проговорил во сне Мима.

Но изобретатель отмахнулся от этих слов. Червь амбициозности оказался слишком силен; яд проник чересчур глубоко. Бороться было невозможно.

Мима вышел из спящего. Со стороны он наблюдал, как у мужчины стали подергиваться ноги, словно он куда-то шел, как двигались руки, будто открывали дверь. Еще несколько шагов — и обе руки согнулись, как парализованные, превратившись в бесполезные когти.

Изобретатель затих, и Мима понял почему; тот пытался придумать, как открыть волшебный том «Успеха», если вместо рук — никчемные головешки. Одна нога вздрогнула: он открывал книгу пальцем ноги.

Мима решил не смотреть, чем все кончится. Ему и так было ясно: каждая дополнительная порция информации будет стоить этому человеку какой-либо части тела. Когда он лишится обеих ног, ему придется открывать переплет зубами, и голова обратится в пепел. Что и станет для него концом; тело будет выглядеть по-прежнему, но мозг умрет.

Мима подозвал Верре, вскочил в седло и вернулся на поле боя. Там ждал Хронос.

— Мне казалось, ты собирался доставить эшелон зерна, — пропел Мима с некоторым вызовом.

— Я так и сделал — на прошлой неделе, — ответил Хронос.

— Так ведь прошло всего несколько часов!

— Ты забываешь о моей природе.

Теперь Мима вспомнил, что Хронос был воплощением Времени. Хронос мог шагнуть в прошлую неделю и снова вернуться в настоящее.

— Ну и где же тогда продовольствие?

— Я сделал все, что мог, но обнаружил, что мне противостоит более могущественная сила.

— Что за сила? — встревоженно спросил Мима.

— Людская коррупция.

И Хронос объяснил.

Он отыскал место, где застрял груз, и, проведя краткие переговоры, сделал так, что состав с зерном возобновил движение к месту назначения. Однако уже на следующей станции его задержали чиновники, намеревавшиеся взять совершенно чудовищную пошлину за груз. Данный состав доставлял продуктовую помощь и не подлежал налогообложению, но они прикинулись, будто не понимают этого, и конфисковали часть груза. То же самое происходило и дальше, на каждой станции, пока состав не опустел — еще до того как прибыл на место. Коррумпированные чиновники разворовали все продовольствие. Против этого Хронос был бессилен; он мог распоряжаться Временем, но тут проблема заключалась не во Времени. А в человеческой жадности. Жадность победила Время. Это зерно сейчас продавалось на черном рынке, и оно никогда не попадет к голодающим людям, для которых было предназначено.

— А как же правительство? — возмутился Мима. — Оно должно охранять состав, а не грабить его!

— Когда транспорт следует в район страны, где вспыхнуло антиправительственное восстание? — поинтересовался Хронос.

Разумеется, скрытая причина была именно в этом. Правительство не станет кормить мятежную провинцию, поскольку это может усилить позиции бунтовщиков. Поэтому оно поощряет лихоимство, в то же время торжественно заявляя о своей невиновности.

Мима сжал кулаки:

— Для войны есть оправдание! Чтобы уничтожать вот такие правительства!

— Возможно, — согласился Хронос. — Этот довод ты мне уже приводил и раньше.

— Разве? — озадаченно спросил Мима.

Хронос улыбнулся:

— В будущем, по твоей системе. — Он нахмурился. — Мне очень жаль, что я не сумел выполнить своей части договоренности. Поэтому если ты…

— Нет, ты честно старался, — пропел Мима. Он все больше узнавал об ограниченных возможностях инкарнаций при вмешательстве в человеческие дела. Смертные зачастую бывают такими непробиваемо придурковатыми и неисправимо близорукими! Действительно ли они заслуживают того, чтобы им помогали? — Я обнаружил источник изобретения технологии для манипулирования Временем… или его частью. У некоего человека было несколько видений или снов, открывших ему соответствующие формулы. Если его аккуратно ликвидировать до того, как он сам себя уничтожит, то никаких открытий не будет.

— Он не ученый? — с удивлением спросил Хронос.

— Нет. Ему снится какая-то особая комнатка, где лежит огненная книга под названием «Успех», сжигающая его, когда он черпает из нее сведения.

Хронос помрачнел:

— Все это во сне? Что-то знакомое.

— Правда? Откуда?

Хронос покачал головой:

— Я… полагаю, что мне не следует обременять тебя своими догадками, поскольку они основаны на воспоминаниях из твоего будущего. Скажу лишь, что все это не вселяет в меня оптимизма.

Мима пожал плечами. Его и раньше приводили в замешательство случайные откровения Хроноса о будущем; наверно, действительно лучше оставить эту тему.

Но что ему делать со сражением, которое так и осталось «замороженным»? Он рассматривал эту картину и кусал губу.

— Не беспокойся, — сказал Хронос. — Когда я уничтожу изобретение, ничего этого не произойдет. Можешь распорядиться исходом боя по собственному усмотрению.

Мима не очень-то понимал, как все будет, но очень хотел узнать.

— Отлично. — Он рассказал, где находится изобретатель.

Вдруг бой вспыхнул снова, но уже не так, как раньше. На этот раз обороняющиеся фермеры одерживали верх и никто не сбрасывал временной бомбы.

— Так тебе больше нравится? — осведомился Хронос. Видимо, он занимался делом, путешествуя во времени туда-сюда. Теперь реальность изменилась, по крайней мере в этом регионе. Изобретения сделано не было.

Мима покачал головой:

— Кажется, на сегодня с меня сражений достаточно… даже если ни одно из них не состоялось. Возвращаюсь домой.

— В моих владениях такое частенько случается, — проговорил Хронос.

Мима только диву давался, как этот человек еще сохранял здравый рассудок. Кто в состоянии догадаться, какие Хроносу приходилось распутывать головоломные узлы… из тех, которых никогда не было?

Мима сделал прощальный жест и вскочил на Верре.

12. ГЕЯ

Восторг все больше времени проводила вне Цитадели Войны. Ей очень нравилась земная работа, с которой она, судя по всему, хорошо справлялась. Впрочем, та налагала на девушку определенные обязательства. Мима радовался, что возлюбленная так хорошо приспособилась, но ему не нравилось столь часто проводить ночи в одиночестве.

Естественно, под рукой всегда была Лила. Когда Мима не мог заснуть, он гулял в саду, и демоница всегда находилась там. Разумеется, она постоянно была готова, преисполнена желания и могла бы стать его наложницей, однако целый ряд соображений мешал Миме воспользоваться такой возможностью. Во-первых, Лила происходила из Ада, а он по-прежнему не доверял созданиям Сатаны из принципа. С другой стороны, Мима начал терять уверенность в Восторг, что склоняло его к мысли не торопиться воспользоваться услугами другой женщины. Если бы положение Восторг было совершенно определенным и будь она беременна, то обзавестись наложницей было бы, в сущности, обязанностью, дабы не подвергать дополнительным тяготам ту, кто вынашивает его наследника. В теперешнем же положении наложница была бы преждевременна. Ему надо беречь свое семя для наследника, а не растрачивать как попало. Поэтому появление наложницы сейчас могло быть истолковано в том смысле, что он не желает Восторг или не хочет иметь наследника, а это не соответствовало действительности.

Кроме того, возникало маленькое побочное обстоятельство: Мима не был уверен, что Лила девственница. Безусловно, мужчине необходимо познать несколько женщин, ибо ни одна женщина не способна обеспечить необходимого разнообразия, но очень важно, чтобы женщина знала только одного мужчину. Достоинство принца серьезно пострадает, если он соединится с нецеломудренной женщиной. Создания Сатаны по всем меркам были сомнительного происхождения, и их формы здесь, в мире духов, оставались текучими и неверными, так что Лила вполне могла оказаться лже-девственницей.

Гордость не позволяла Миме подать в Главное управление Чистилища заявление о предоставлении официальной наложницы. Поэтому он оказался лишенным соответствующего обслуживания в данной области. Вот что делало Лилу такой адски искусительной, и она прекрасно знала об этом.

— Сегодня снова один? — сладко осведомилась демоница, возникнув перед ним, когда он проходил мимо копулирующей скульптурной группы. — Может, тебе следовало бы возвратить сюда свою невесту?

— Чтобы ты портила ее западными представлениями о женском суфражизме? — огрызнулся Мима. Как обычно, ему доставляло удовольствие говорить здесь без заикания.

— Но, Мима, она же смертная, — напомнила Лила. — Ты сам выдернул ее из восточного окружения и поместил на Западе. Здесь все иначе. Тут женщины обычно живут собственным умом.

— Для чего? — рассердился Мима. — Восторг уже достаточно сведуща во всем, что ей положено знать.

— Ублажать мужа и вынашивать сына, — согласилась Лила. — А как насчет ее самоудовлетворения? — Она раскинула руки в стороны и вверх, отчего ее одежды распахнулись спереди, приоткрыв безукоризненные округлости грудей, поднявшихся от этого движения. Она походила на статую.

— В этом и заключается ее самовыражение! — кипятился Мима.

— Только не в этом полушарии, — проговорила Лила, как бы невзначай дотронувшись до одного из своих. — Она должна отстаивать собственные права, совершенствоваться, вскрывать свои возможности.

— Так говорят создания Преисподней.

— Может, я и проклята. Мима, но не глупа. Мое здравомыслие досталось мне нелегко. — Она наклонилась, чтобы поправить какие-то завязочки, обнажив при этом ногу до бархатистой ягодицы.

— Я так не считаю! — сказал Мима и зашагал прочь из сада.

Однако, оставшись в постели наедине с собой, он корил себя за глупость. Почему он позволяет себе раздражаться из-за слов мерзавки из Преисподней? Мнения женщин вообще мало что значат, тем более речи какой-то псевдоженщины. Отчего бы ему попросту не использовать ее по прямому назначению и вообще не слушать, что она там говорит? Дискуссия, в конце концов, не является непременной составляющей сексуального удовлетворения.

Конечно, он мог бы вернуться в сад и сделать это прямо сейчас или вызвать Лилу сюда в замок. Он может сделать с ней все, что захочет, а после просто выгнать. Это было бы естественным и разумным поступком. Тело, которое она так нарочито демонстрировала ему… Он знал, что, хотя Лила и принадлежит к миру духов, ее плоть на ощупь будет упругой и живой. Ведь она и в самом деле предназначалась для удовлетворения мужской похоти.

Но это означало бы что-то вроде капитуляции, а даже подобная мысль была для Мимы непереносима. Вот он и страдал в одиночестве. Он был Марсом, инкарнацией, отвечавшей за эффективное разрешение споров между смертными, и в то же время не мог справиться со своим внутренним конфликтом.

Когда Восторг появилась в следующий раз, перемены в ней стали еще более очевидными. Девушке было недостаточно тихо лежать в постели; она хотела беседовать о совершенно посторонних вещах. Она все время подробно рассказывала о студентах, которым помогает получать знания, и об их интересе к причудливой культуре Востока, где так мало применяются достижения науки. Теперь у нее были группы всех уровней, от выпускников до подготовишек. Восторг нравилось ощущение независимости, возможность принимать решения, основываясь исключительно на собственных предпочтениях. Она развивала уверенность в себе и чувство личной значимости, о которых раньше не ведала. Привыкала носить западную одежду, чтобы к ней не относились как к индианке тогда, когда она предпочитала быть самою собой. Носила даже джинсы.

— Брюки, сшитые из холщовой ткани синего цвета, — объясняла она, — очень практичные и удобные для…

— Для рабочих! — воскликнул Мима речитативом. — А не для принцесс!

— Я больше не принцесса, — напомнила Восторг, не обращая внимания на его раздражение.

— Видел я западных женщин в этой мерзости! — пропел он. — На заднице вот-вот все по швам лопнет!

— Да, это одна из привлекательных черт, — согласилась Восторг.

— Чтобы показывать всякому встречному мужчине! — закончил Мима с отвращением.

— Они не имеют ничего против, — заметила Восторг. — Между прочим, мне даже несколько раз делали комплименты.

— Ты моя женщина! — взбеленился Мима. — Только я могу видеть у тебя такие вещи!

Восторг рассмеялась:

— Мима, опомнись, где ты находишься? В древней Индии? В западном мире богатством принято делиться.

— Ты точно не говорила с демоницей?

— Лилой? Нет, я не видела ее с тех пор, как перебралась в мир смертных. Но я многое узнала об истинном положении вещей, Мима.

— Мне кажется, тебе лучше бросить эту работу и вернуться сюда.

— Я этого не сделаю! — воскликнула Восторг. — Я в высшей степени довольна своей теперешней жизнью. Впервые чувствую себя по-настоящему независимой и полезной. Я знаю, что там, в университете, я нужна.

— Ты нужна мне здесь!

— А, брось! Здесь есть все, что тебе нужно, и без меня.

— Нет, не все! Я слишком много ночей провожу один.

— Один? А что случилось с Лилой?

— Я к ней не прикасался.

— Почему, Мима? Она же твоя наложница.

— Мне не нужна наложница, мне нужна ты!

Восторг улыбнулась:

— Это очень мило. Но не стоит впадать в крайности. Когда меня здесь нет, пользуйся услугами этой проклятой наложницы.

Мима был потрясен не только ее языком, но и настроением. Он уже не был уверен, не бранится ли Восторг на западный манер и не произносит ли имен созданий Преисподней, а может, делает и то и другое.

— Ладно, давай с этим завязывать, — сказала Восторг и придвинулась к Миме.

Давай с этим завязывать? Что бы это значило?

Однако он понял, что продолжение диалога может закончиться лишь еще одной одинокой ночью, и промолчал.

Работа Марса становилась все более рутинной. Миму продолжали не удовлетворять ее частности, а также усердие младших инкарнаций, с которыми ему приходилось сотрудничать; с другой стороны, он находил утешение в том, что все больше ставил войны под свой контроль и теперь они наносили смертным меньший ущерб, чем без Миминого присмотра.

Действительно, существовали вопросы, которые следовало решать, и достигнуть этого можно было лишь с помощью насилия. Война, при надлежащем управлении ею, безусловно, казалась предпочтительнее, чем такие альтернативные варианты, как угнетение или грабеж. Тем не менее насколько лучше было бы, если б войны вообще прекратились! Если бы смертный человек мог просто существовать в мире, гармонии и изобилии, не нуждаясь в том, чтобы инкарнации обуздывали его жестокость…

Но царство смертных было таким, каким было, а человеческая природа оставалась неизменной. Поэтому требовались разные инкарнации, и Мима с удовольствием выполнял необходимую службу. Его беспокоила не работа, а личная жизнь.

Ситуация за один день превратилась из неудовлетворительной в катастрофическую.

Однажды появилась Восторг и как будто вылила на него ушат холодной воды.

— Мима, я ухожу от тебя, — коротко бросила она.

— Ч-ч-ч-что?

— Я нашла очень милого смертного мужчину и переезжаю к нему.

— Т-т-т-т… — Мима вспомнил о речитативе. — Ты выходишь замуж за смертного?

— Нет. Мы будем вместе жить. Если не разбежимся, то потом, может быть, я выйду за него, но пока — никаких обязательств.

— Но ведь ты моя женщина! — запротестовал было Мима.

— Уже нет. Мима, — ответила Восторг. — Мы разошлись после того, как ты стал Марсом. У тебя твоя жизнь, а я нашла свою. Лучше нам обоим это признать и предпринять соответствующие шаги сейчас.

— Я не отпущу тебя! Я тебя люблю!

— И что же ты сделаешь? Начнешь за меня войну? — Она сочувственно улыбнулась. — Мима, ты никогда не любил меня. Ты любил мое тело и мою полную зависимость от тебя. А я любила то, что ты меня ценишь. Но мне не нравится твое нынешнее положение, и если я должна исполнять роль некоего сексуального объекта, то предпочитаю выступать в этом качестве как независимая сторона. Поэтому быть с Джоном лучше, чем с тобой, и я всего лишь признаю этот факт. Надеюсь, что мы мирно пойдем каждый своей дорогой, но, будет это по-дружески или нет, мы все равно разойдемся.

Если когда-то Восторг и была зависимой, то теперь зависимости и в помине не осталось! Миму так разозлило такое предательство, что он даже забыл о речитативе.

— Ну что же, прощай, — сказала Восторг, повернулась и вышла.

Только сейчас Мима увидел в соседней комнате Танатоса, готового доставить Восторг обратно в мир смертных. Оказывается, она явилась лишь для того, чтобы сообщить Миме свое решение.

Мима ощутил во рту вкус крови. От злости он прикусил язык. Теперь эта кровь порождала в нем ярость иного рода. Уж он разберется с ее Джоном!

Мима схватил Алый Меч и мысленно приказал перенестись в царство смертных. Ему было известно, где Восторг работает и живет; оттуда он сумеет выследить этого смертного мужчину Джона.

Но тут он задумался. Вправе ли он, воплощение Войны, применять свою власть таким исключительно эгоистичным, отрицательным образом? Причинять боль той, кого любит, или любил, или думал, что любит? Насколько это соответствует его собственному идеалу мира? А этот Джон… наверняка ни о чем не ведающий молодой человек, — ибо Восторг никогда не скажет смертному о своих отношениях с бессмертным. Мужчина, которому очень нравится Восторг, и ему, наверно, она нужна больше, чем он ей, и он хочет узнать ее как можно лучше…

Мима обдумывал свое положение. Нет, он не должен, да и не хочет причинять боль Восторг или ее другу. Он первым подаст пример, которому, как ему хотелось, смертные должны бы следовать, и примет неизбежное со всем смирением, на какое только способен.

Мима вышел в сад, пребывая в самом скверном расположении духа. Что правда, то правда: они с Восторг все больше отдалялись друг от друга, и даже хорошо, что она проявила инициативу. Но Мима познал радость любить и быть любимым сначала с Орб, а потом еще раз с Восторг; теперь он уже не мог переносить одиночество.

Орб. Где она сейчас?

Возникла Лила.

— Стало быть, она на тебя наплевала, — проговорила демоница.

Будь она проклята! Впрочем, она и так уже проклята.

— Не без твоей помощи, чертовка, — устало ответил Мима.

— Все равно она тебе не подходила. Может быть, раньше, когда вы играли в принца и принцессу среди смертных, но не в нынешних условиях. Тебе нужна женщина, которая понимает, что такое инкарнация.

— Правильно. Буду искать.

Она улыбнулась, глубоко вздохнув. На Лиле было одно из ее полупрозрачных переливающихся одеяний, распаляющих воображение сильнее, нежели полная нагота.

— Никто из смертных не годится. Мима. Тебе нужна женщина, принадлежащая Тому Свету.

— Танатос, кажется, довольно хорошо ладит со смертной.

— У Танатоса очень незаурядная смертная. Второй такой, как Луна, нет.

— Заблуждаешься, чертовка. У нее есть кузина Орб.

Лила выразительно пожала плечами:

— Так-то оно так, но все давно прошло, и вернуться ты не можешь.

— Не убежден. Я любил ее раньше, а она любила меня. Я мог бы снова любить ее.

Лила прошлась перед ним, соблазнительно изгибаясь.

— Ты порвал ту связь, когда бросил Орб ради другой женщины.

— Не по собственной воле!

— Как бы то ни было, ты оставил ее в весьма затруднительном положении. Видишь ли, она была тяжела.

— Тяжела?

— Ну да, ребенком. Со смертными, знаешь, такое случается.

— Беременна? Это невозможно!

— Можешь проверить по нитям Судьбы, Мима. Она носила твою дочь, родила ее после твоего бегства и отдала на воспитание. На том ваша любовь и закончилась. Очень сомневаюсь, что ей захочется пройти через все это снова.

— Но она никогда ничего мне не говорила!

— Она сама еще не догадывалась, когда ты ее бросит.

Мима был поражен:

— Если бы я знал!..

— К счастью, обитатели Того Света не беременеют. С ними получаешь только удовольствие, без всяких последствий. Так почему бы тебе не образумиться и не сделать то, чего так долго хочешь? — Лила вздрогнула, и ее одежды растаяли, как дымка. Она раскрыла объятия. — Я могу быть исключительно услужливой, Мима, и ничего не требовать взамен.

Он посмотрел на нее. Казалось, создание Ада вот-вот наконец одержит победу. Ее тело было прекрасным, но природа — демонической. Мима не сомневался, что она преданно служит своему повелителю, а хозяином ее был Сатана.

Мима опять почувствовал привкус крови. На сей раз он позволил инстинкту берсеркера взять верх.

Огромный Алый Меч оказался обнаженным и со свистом рассек воздух. От туловища Лилы отделилась голова и взлетела вверх. На лице было изумление; тело так и продолжало стоять. Крови не было.

Снова свистнул Меч. Он отсек по локоть руки и разрубил торс, пройдя точно посередине груди. Приподнялись шея, плечи, две груди — все так же бескровно. Нижние половинки грудей напоминали две чаши, доверху наполненные сероватым веществом.

И опять Меч мелькнул, расчленяя тело по линии гибкой талии. И еще раз — по гениталиям, а потом — по коленям. Пять мгновенных взмахов, и тело разделилось на шесть основных частей, от которых, в свою очередь, отделились руки и ноги. В мгновение ока на земле валялась просто груда членов.

— Я и так могу служить тебе, — проговорила голова. Она лежала несколько в стороне, куда откатилась после падения. Укороченная шея находилась сверху, лицо было перевернуто.

— Я хочу только, чтобы ты оставила меня в покое! — прохрипел Мима.

— Тогда сложи мои части в чемодан и отправь его прямо в Преисподнюю, — посоветовала голова.

— Нету у меня чемодана.

Мима рассматривал Меч и не находил на клинке крови. Его берсеркерская ярость испарилась, и он испытывал лишь смущение. Мима знал, что демоны отличаются от людей, однако был не совсем готов к тому, что увидел.

— Тогда возьми пьедестал статуи.

Мима подошел к копулирующей скульптуре и свалил на землю фигуры. Теперь пьедестал представлял собой пустотелый ящик. Мима вложил Меч в ножны и сдвинул пьедестал с места. Формой он действительно напоминал гроб.

Мима поднял часть торса и кинул его в сундук. Кусок этот был на ощупь как теплый воск, упругий, но мягкий; внутренняя сторона ничем не отличалась от внешней. Лила, совершенно очевидно, не имела ни пищеварительного аппарата, ни кровеносной системы, ни дыхательной. Она была всего лишь формой, изготовленной из псевдоплоти, телом без личности.

Тем не менее Лила ходила, разговаривала и казалась живой. Она сбивала с толку Восторг, а большая часть ее речей несла определенный адский смысл. Ясно, Лила не была личностью, хотя и неодушевленной материей тоже не являлась. Чем же в таком случае она была?

Мима помедлил, держа верхнюю и нижнюю части ее ноги, затем попробовал приладить их друг к другу. Они соединились, образовав целую ногу.

— Можешь снова собрать меня, если хочешь, — промолвила голова. — Еще один кусок, и у тебя в руках окажется очень интересное место.

Мима бросил ногу в сундук. Подобрал куски другой ноги и руки. Потом взял часть туловища от пояса до середины груди. Просто поразительно, до чего полными и упругими были эти полугруди.

— А можешь собрать только те части, которые хочешь использовать, — посоветовала голова.

Мима бросил кусок в ящик.

— Предпочитаю настоящих женщин.

— Настоящая женщина променяет тебя на смертного мужчину, — отозвалась голова. — Здесь Тот Свет, и тебе нужна женщина с Того Света.

В ее словах крылась весьма коварная логика. В том, что она говорила, смысла было куда больше, чем Миме хотелось бы признавать. Он попытался опровергнуть эти доводы:

— Я не принадлежу Тому Свету; я — обыкновенный смертный, проживающий здесь временно. Мне нужна женщина с таким же положением.

— Это тоже можно устроить, — сказала голова.

Мима закончил складывать остатки тела в ящик, но не спешил подбирать голову. Ему захотелось еще немного побеседовать.

— И как же?

— Можешь попробовать сойтись с какой-нибудь женской инкарнацией. Самая молодая ипостась Судьбы, Клото, известна своей любезностью.

Мима вызвал в памяти юную, хорошенькую, восточного типа Клото. Мысль ему понравилась. Но он тут же припомнил куда более зрелую Лахесис, по сути ту же самую инкарнацию в другой форме. Безусловно, разум у Судьбы был один, хотя тело переменчиво. В этом смысле она ничем не лучше демоницы. Юное непорочное тело с опытным и циничным умом — не совсем то, что мужчина ищет в женщине. Кроме того, у Судьбы наверняка были свои собственные связи, и она вовсе не обязательно захочет сходиться с мужчиной вроде него.

— Еще есть… но тебя, впрочем, она вряд ли заинтересует, — заметила голова.

Явный подвох! Однако Мима пока не подбирал говорящую голову, как бы попавшись на хитрость:

— Кто?

— Одна девица, принцесса, заточенная в замке из замерзшего тумана, откуда она не может освободиться, потому что никому нет до нее дела. Но, разумеется, это не твоя забота.

— Кто она?

— Ее зовут Лигея. Но…

— Почему ее там заточили?

— В наказание за зло, которое она совершила при жизни.

— А-а-а… Еще одна демоница.

— Нет. Она — проклятая душа.

— В чем же разница?

Голова рассмеялась:

— Разница очень большая! Демоны — создания Ада, которые безоговорочно служат моему господину Сатане. Они сотканы из эфира, у них отсутствуют процессы жизнедеятельности, как ты сам сейчас видел на примере моего тела. А души — это бессмертные сущности смертных людей; они обладают сознанием, разумом и чувствами смертных, просто у них больше нет смертного бытия.

— Как прислуга в Цитадели Войны, — согласился Мима. — Но поскольку они не являются смертными, то безраздельно принадлежат Тому Свету и для моих нужд пригодны не больше, чем вы, демоны.

— Верно. Хотя Лигея — случай особый. Проклята она была ошибочно, и если ей удастся добиться справедливого слушания своего дела, то ее могут переклассифицировать.

— А почему она не может добиться слушания?

— Справедливого слушания. В Преисподней проводится масса слушаний, но они несправедливые. Всякий раз, когда Лигея пытается представить свое дело, над ней только потешаются. Сейчас она, наверно, уже впала в отчаянье. Думаю, она будет по-настоящему благодарна, если кто-нибудь, обладающий реальной властью, похлопочет о ее деле. Но, конечно, если будет проведено честное слушание и ей заменят приговор, она отправится в Рай, этим все и кончится. Тебе нет смысла вмешиваться.

Мима был убежден, что в действительности Лила хотела, чтобы он занялся Лигеей, поэтому ответил отрицательно.

— Согласен, — сказал он, взял голову за волосы, поднял и швырнул в ящик. — Ну и как мне теперь отправить это в Ад?

— Просто назови адрес пункта назначения, — пробормотала голова. Ее слова прозвучали неразборчиво, потому что она лежала лицом вниз.

— Катись ко всем чертям! — сказал Мима.

Сундук со всем содержимым взорвался. Из него вырвалось густое облако дыма. Когда оно рассеялось, ящика не было.

В следующий раз для наблюдения Марса вызвали в Ирландию.

Когда Мима вместе с угрюмой свитой прибыл на место, то ознакомился с ситуацией привычным для себя способом и выяснил, что революционная организация под названием Ирландская Армия с помощью генной инженерии создала вирус, поражающий исключительно протестантов. Они собирались вызвать эпидемию болезни, которая либо убьет, либо серьезно покалечит инфицированных. Им даже не придется сражаться; они попросту отпразднуют победу после того, как эпидемия выполнит свою подлую работу.

— Разве не замечательно? — восклицал Мор. — Давненько мне не представлялось случая руководить чумным поветрием!

— Генная инженерия, — пробормотал Мима. — Сдается мне, что Гея будет в претензии, если я сначала не переговорю с ней.

Он остановил движение, сел на Верре и направился во владения инкарнации Природы.

Но когда они приблизились к усадьбе Зеленой Матери в Чистилище, им пришлось остановиться у огромного рва с водой, защищавшего территорию. Мима попробовал было заставить Верре перейти или перепрыгнуть через ров, однако паломино артачился, пугливо бросался в стороны.

— В чем дело? — спросил коня Мима. — Ведь в мире для тебя не существует препятствий.

Верре только отрицательно мотал головой. Мима вспомнил, что это не мир; здесь Чистилище, где действуют иные законы. Этот ров вполне может быть заговорен таким образом, чтобы отпугивать непарнокопытных.

Мима спешился и подошел к воде. Тут же к берегу подплыла какая-то чудовищного вида рыбина. Нет, не рыба; у нее были ноги и человеческая нижняя часть тела. Но выше пояса находились рыбьи плавники и жабры, а рот был полон острых зубов.

— Тонтри, — пробормотал Мима.

Ему еще не доводилось видеть такого живьем, но ошибиться в отношении этого гибрида было невозможно. У тритона — верхняя часть мужская и рыбий хвост; у тонтри все наоборот. Если с тритонами и русалками еще можно иметь дело, а салруки даже могли составить недурную компанию, если, конечно, тебя не особенно заботит красота лица, то, по рассказам, тонтри унаследовали наихудшие качества обоих видов. Были они безмозглыми и злобными и разрывали в клочья всякого, кто становился их жертвой.

Мима сделал вид, будто хочет дотронуться носком сапога до воды, и тонтри так неистово бросился к нему, что взметнулся целый фонтан брызг и искр. Все ясно: чудище шутить не намерено.

Мима отступил и дотронулся до Меча.

— Гея! — пропел он.

Но женщина не появилась. Вместо нее откуда ни возьмись прилетел разноцветный попугай.

— Кто спрашивает? Кто спрашивает? — требовательно заверещала птица.

— Марс спрашивает Гею, — ответил Мима, ощущая некоторую неловкость.

— Докажи! Докажи! — тараторил попугай.

— Ну ты, птичьи мозги, не видишь, что ли, меня?

— Я каждый день вижу сотни таких, как ты, — проговорил попугай. — Сплошные подделки. Посылает Сатана, чтобы докучать хозяйке.

Сотня таких, как он, ежедневно? Тут Мима догадался, что Сатана, пытаясь творить как можно больше зла, норовит засылать своих демонов-соглядатаев во владения Природы. И придает им вид инкарнаций. Не удивительно, что Гея принимает такие меры предосторожности.

— Доложи обо мне хозяйке, и она сама проверит, настоящий я или нет.

— Зеленая Мать занята своими делами; ей некогда проверять каждого самозванца.

Что тоже было разумно.

— А как я могу доказать это тебе, чтобы ты известил госпожу о моем прибытии?

— Проходи и повидайся с ней сам. Только настоящая инкарнация сможет это сделать, — заявил попугай. И улетел.

Мима вздохнул. Как раз когда ему нужно проконсультироваться с Геей, Сатана запустил в действие схему помех. Все не ко времени.

Не ко времени? Отнюдь. Возможно, у Сатаны как раз все спланировано так, чтобы помешать Миме увидеться с Геей, дабы Природа не насторожилась и не остановила эпидемию прежде, чем та выкосит протестантов.

Значит, попасть к Гее важно вдвойне. На самом деле ему противостояла не она, а Сатана.

Но тонтри был настороже и скалил страшные зубы. Хотя Мима знал, что он неуязвим для нападения со стороны смертных, в данной ситуации никакой уверенности не было. Если бы бессмертным были не страшны зубы тонтри, то демоны перебрались бы через ров. Верре явно не решался входить в воду, и, несомненно, существовал какой-то заговор, мешающий коню перепрыгнуть или перелететь. Мима тоже не хотел рисковать.

Тем не менее способ пройти у него имелся. Мима вынул Алый Меч.

— Очень сожалею, тонтри, — сказал он, — но собираюсь зарубить тебя, чтобы перебраться.

Однако он все еще медлил. У демонов тоже могли быть мечи, и они, не задумываясь, пустили бы их в ход. Почему же они не сделали этого?

Чем больше Мима размышлял, тем затруднительнее представлялось его положение. Наконец он поднял камень и бросил его через ров.

Долетев до другого берега, камень взорвался. Какая-то сила уничтожила его.

То же самое могло произойти с человеком или демоном. Рисковать опять-таки не стоило. К тому же Миме очень не хотелось убивать живое существо, тонтри, лишь за то, что оно выполняло порученную работу.

Как же ему пройти, если демон пройти не может? Должен существовать какой-то путь, иначе это не было бы проверкой его подлинности.

Подумав, Мима решил, что придется провести кое-какие малоприятные исследования. Он подошел к самой воде и, когда тонтри бросился на него, сунул руку в пасть чудовищу. От неожиданности рыбочеловек замер, и Мима, кинувшись вперед, запрыгнул внутрь твари. Он поместил руки на место плавников, голову совместил с головой чудовища, ноги — с ногами. Мима физически совпал с ним.

Он настроил свой мозг, сливаясь с мозгом чудовища. Мима уже хорошо научился проделывать это, хотя на сей раз задача предстояла необычная, поскольку речь шла о мозге рыбы. Совместить как следует удалось лишь самые примитивные стороны мышления: в голове рыбы попросту не существовало высших центров, соответствующих Миминым.

К счастью, многого и не требовалось. Приказания занимали главенствующее место в ограниченном мозгу чудища, и Мима понял их еще до того, как осознал все другие стороны личности этого существа.

По дну рва проходила решетка. Когда вода становилась мутной, решетка была проницаемой; сквозь нее можно было проплыть. Разумеется, Прекрасноножка — так звали рыбочеловека — сожрал бы всякого, попытавшегося это сделать, кроме тех, кто обращался к нему по имени. Его, и только его чудовище могло пропустить.

Этого было достаточно. Мима освободился из тонтри и поплыл к берегу. Через мгновение тонтри сообразил, что кто-то проник в ров, и начал действовать. Однако Мима находился уже вне досягаемости.

Верре ждал.

— Мой верный конь, отсюда я пойду один, — сообщил ему Мима. — Возвращайся в Цитадель Войны; я позову тебя, когда закончу здесь свои дела.

Верре тряхнул гривой, повернулся и галопом помчался назад. Очень умный жеребец; вряд ли подобный ему существовал в царстве смертных. Мима понял вдруг, что это одна из существенных сторон, нравившихся ему в его должности — обладание поистине первоклассным снаряжением вроде Меча и боевого коня.

Мима заглянул в ров. Действительно, в глубине он увидел решетку. Но вода была чистой, поэтому-то Мима и рассмотрел ее. Теперь оставалось лишь дождаться, пока вода помутнеет.

Раздался топот копыт. Мима оглянулся и увидел, что к нему приближается золотистый паломино, на котором сидит всадник в золотом плаще.

Это же Марс! Точнее, демон в обличье Марса; уж кто-кто, а Мима знал, что это не настоящая инкарнация. Следовало перебраться через ров до того, как подъедет демон.

Но вода была прозрачной. В нее еще нельзя входить. Он мог остановить тонтри, назвав его по имени, однако преодолеть решетку не сумел бы. Надо было ждать.

Показался еще один верховой, точно такой же, как и первый. Попугай говорил правду: демоны были повсюду. Ничего удивительного, что Зеленой Матери они осточертели. Надо перебираться, пока их здесь не собралась целая толпа; тогда уже ров не преодолеть. Однако вода по-прежнему оставалась чистой.

Подъехал первый всадник.

— Эй ты, негодяй! — крикнул он с вызовом. — Да как ты смеешь принимать мой облик? Вон отсюда, самозванец!

Откровенная наглость и лживость этих слов моментально привели Миму в ярость. Алый Меч, в тот же миг оказавшийся у него в руке, со свистом рассек воздух. Отлетели голова лошади, шея, а потом и верхняя часть туловища всадника. Как и у Лилы, крови не было. Просто похоже было, что эти существа собраны из разных частей, которые теперь снова распались. Торс демона упал в ров и утонул.

Вода закипела: тонтри кинулся за своей добычей. Обнажились страшные зубы, разорвавшие демона на мелкие части. Дело этим не закончилось: тонтри намеревался сожрать все до последнего кусочка. Со дна поднялся ил, и вода помутнела.

— Эй ты, негодяй! — крикнул второй демон.

Мима поднял глаза и увидел, что тот нападает, размахивая мечом. Позади показались еще трое, все похожие друг на друга.

Будь они прокляты! В буквальном смысле!

Мима поднял Меч, но остановился.

Вода во рву стала мутной.

Мима повернулся и вложил Меч в ножны. Нырнул в воду.

— Прекрасноножка! — крикнул он, перед тем как раздался всплеск.

Тонтри замер на месте, пропуская Миму. Мима подплыл к решетке и проник сквозь нее с такой легкостью, словно прутья были нематериальными. Он попал в подводную пещеру и продолжал плыть.

Здесь не было поверхности, поэтому Мима не мог вынырнуть и набрать воздуха, однако это ему не мешало. Он сообразил, что, будучи инкарнацией, не может утонуть, ибо не может и умереть. Дыхание было не более чем привычкой, так же, как и еда.

Через некоторое время пещера вывела его на поверхность, и Мима очутился в саду Зеленой Матери. Сад был прелестен. Вокруг росли самые разнообразные деревья и кустарники, повсюду в изобилии пестрели цветы. Белки перепрыгивали с ветки на ветку, на валуне сидел бурундук и грыз орех. Наверно, это было самое приятное место в мире.

Впрочем, его ждали дела. Мима зашагал по тропинке, ведущей к центру усадьбы. Вскоре дорожка стала сужаться, по обе стороны от нее возникли скалы. Посередине узкого прохода стояла маленькая ящерица.

Мима остановился. В этом небольшом существе было что-то необычное. Ящерица его не боялась и смотрела на Миму с пристальным вниманием. Она была темно-красной, довольно-таки красивой и напоминала ему…

Огонь. Существо могло быть и не ящерицей; вполне возможно, что это саламандра.

Сбоку Мима нашарил обломок сухой ветки и кинул ею в ящерицу.

Юркая рептилия бросилась вперед, чтобы перехватить ветку; она прикоснулась к палочке, и дерево вспыхнуло. Ветка запылала так сильно, что, когда коснулась земли, уже превратилась в золу и пепел, рассыпавшиеся в прах.

Значит, это все-таки была саламандра. Существо, сжигающее все, до чего дотрагивается, кроме земли, на которой стоит; огонь, горящий до тех пор, пока не останутся одни уголья.

Если Мима попытается обойти это существо и оно укусит его, то он сгорит точно так же.

Конечно, он был инкарнацией, напомнил себе Мима, неуязвимым для опасностей, подстерегавших смертных. С другой стороны, он не забывал и о том, что здесь не мир смертных, а сад Геи, где действуют иные правила. Если эта тварь может остановить демона, то способна не пропустить и инкарнацию.

— Но ведь здесь нет демонов, — пробормотал он.

Какая-то фигура возникла позади Мимы.

— Эй ты, негодяй! — прокричала она.

— Как, черт подери, ты здесь очутился? — растерянно и зло спросил Мима.

— Произнес то же волшебное слово, что и ты, и рыбочеловек пропустил меня, — ответил Марс-демон. — А теперь защищайся, самозванец! — И он кинулся на Миму, взмахнув мечом.

Мима резко пригнулся. Демон, перелетев через него, повалился на саламандру.

Полыхнули языки пламени.

— А-айййй! Горю! — заорал демон и, превратившись в пепел, рассыпался.

— Один демон вернулся в Преисподнюю, — пропел Мима. Он не ощущал жалости, зная, что в этих существах нет ничего человеческого, кроме чисто внешнего сходства. Но как же глупо он поступил, назвав имя тонтри в присутствии демона. Тот, естественно, все услышал, повторил и сумел пройти.

Ну что ж, демона больше не было. Миме оставалось только придумать, как пробраться мимо саламандры.

— Эй ты, негодяй!

Как? Еще один демон? С опозданием Мима понял, что если один демон смог пройти, то смогут и другие. Из-за его невнимательности здесь в саду может быть сколько угодно демонов. Хорошо, что Зеленая Мать оказалась достаточно дальновидной и воздвигла второе препятствие.

Демон ринулся на Миму. На этот раз Мима отступил в сторону, и демон оказался прямо перед саламандрой. Пусть и этот погибнет так же, как предыдущий!

— Ах, саламандра! — закричал демон. — Сейчас расправлюсь с тобой! — И он ударил мечом.

Мима ожидал, что блеснет огонь, но ничего не произошло. Острый клинок разрубил саламандру надвое. Хвост извивался, а голова выплюнула язычок огня и исчезла. Саламандра умерла.

Мимина уверенность поколебалась. Если какой-то демон сумел убить защитника владений Геи, значит, демоны все же могли проникнуть сюда и надежной защиты от вторжения не существовало. Стоит ли ему самому стремиться войти, если возможности Зеленой Матери столь ограниченны?

Демон-Марс зашагал было вперед по тропинке… но тут в него ударила молния из маленького облачка, появившегося вверху. От существа не осталось и следа, кроме густого сернистого дыма.

Мима успокоился. Оборону Зеленой Матери все-таки непросто преодолеть! Демоны не могли миновать это место, так же, как не могли переправиться через ров, не удостоверив личность. Саламандра была лишь частью проверки.

Из-за валуна выползла вторая саламандра. Все возвратилось к исходной точке.

Мима поднял другую палку и ткнул ею в маленькое существо. Когда саламандра подпрыгнула и укусила ветку, воспламенив ее. Мима схватил зверька свободной рукой. Он вошел в существо, пытаясь по мере возможности слиться с ним. Мима и не подозревал, что Марс способен на такое, — а между тем где-то в глубине себя знал об этом, иначе такой жест был бы сущим самоубийством.

У саламандры был крохотный и злобный разум, но опять-таки его было легко прочитать, поскольку главное место там занимали команды и способы их выполнения. Ее звали Сладкое Дыхание, и она не нападала на того, кто произносил это имя. Когда окрестности заволакивал туман, в скале открывался ход.

Мима вышел из саламандры и отбросил ее, пока та его не укусила. Потом оглянулся вокруг и, не заметив других демонов, набрал с земли большую охапку сыроватой палой листвы. Листья Мима бросил на саламандру.

Разумеется, тварь тут же подожгла листву. Вверх поднялся густой дым и пар, скрывший тропинку.

Тогда Мима проговорил имя:

— Сладкое Дыхание.

Саламандра замерла на месте. Мима шагнул в клубы дыма, намеренно не задерживая дыхания и не закрывая глаза. Он тут же убедился, что это никак на него не подействовало. Действительно, жизнь инкарнаций имела свои привлекательные стороны! Из-за густого дыма он мало что видел, однако личных неудобств не испытывал.

Мима ощупал скалу, но никакого хода не нашел. Может, он что-то неправильно понял? Дым начал рассеиваться.

Тогда он сообразил, что здесь две скалы. Стал шарить по другой, нашел отверстие и шагнул внутрь. Наконец-то повезло!

Мима очутился еще в одной пещере, на этот раз — сухой. Он прикоснулся к Мечу, и от того полился свет, что дало возможность продвигаться вперед, не спотыкаясь. Пещера вела сквозь скалу и выходила наружу по ту ее сторону.

Перед ним расстилалась чудесная долина, поросшая яркой травой и живописными кустарниками. Расположение растительности сверху напоминало лабиринт, но в нем не было тупиков: кусты легко можно было обогнуть. Мима с удовольствием остановился бы здесь и передохнул, вот только времени у него не было.

Он пошел вперед, однако через некоторое время обнаружил, что кусты вокруг него становятся все более густыми и колючими, закрывая ветвями проход. Миме приходилось выбирать соответствующий маршрут, и наконец он обнаружил, что вынужден все время идти по одной дорожке, которая вывела его на центральную прогалину в самой низкой части долины. Несколько выше, на склоне неподалеку располагался чудный древесный дом Зеленой Матери. Вот и добрался!

Но на поляне одиноко стояло засохшее дуплистое дерево, а на ветке сидела гарпия. Даже не видя. Мима узнал бы ее по запаху. Очевидно, необходимо преодолеть три препятствия. Надо было войти в нее и узнать правильный путь.

— Эй ты, негодяй!

Опять демон!

— Как ты проник сюда? — спросил Мима, пораженный сходством этого преследователя с собой.

— Прикинулся камнем и смотрел, что ты будешь делать, — ответил демон. Было ясно, что эти существа лишены хитрости, присущей их хозяину. Им не приходило в голову не отвечать на прямо поставленный вопрос. — Потом сделал то же самое. Теперь я опять буду наблюдать за тобой.

— Э-э нет, не будешь! — Мима повернулся, выхватывая Меч.

Демон не выказал никакого страха. Он извлек собственный меч, как две капли воды похожий на Мимин, и ждал на краю поляны. Ударились друг о друга два лезвия, и меч демона разлетелся пополам. Он был сделан из обычного демонического вещества и не обладал большой прочностью.

Но как же тогда другой демон разрубил саламандру? Он должен был пользоваться совсем иным оружием!

Демон бросился на Миму, размахивая оставшейся частью меча. Мима уклонился и сам нанес демону удар в грудь. Клинок прошел насквозь и вышел из спины, что, впрочем, не остановило противника. Демон, не обращая внимания на Меч, сделал шаг вперед и ударил Миму.

Послышался лязг, когда оружие обрушилось на Мимин плащ и отскочило от него. Мима отлично ощутил удар; этот меч, несомненно, все-таки был твердым!

Мима, в свою очередь, перевернул Меч и дернул его снизу вверх, разрезав демона на две части — от живота до головы, однако тот не упал. Мима опустил клинок и нанес боковой удар. Половина верхней части демона, аккуратно вырезанная по горизонтали и вертикали, вместе с левой рукой упала на землю. Тем не менее правая сторона продолжала сражаться.

Мима, поднатужившись, разрубил демона на куски.

Вся эта борьба с демонами производила какое-то странное впечатление. Они, казалось, не испытывают ни боли, ни страха, кровь не лилась, и, пока их полностью не уничтожишь, они свободно беседовали и дрались. Что ими двигало? Временами они казались очень человечными, а временами — совершенно чуждыми существами.

Мима опять повернулся к гарпии, которая совершенно безучастно наблюдала за происходящим. Он был уверен, что сумеет с ней справиться… но опасался других демонов, которые могли подсматривать. Если они обладают способностью маскироваться под камни и другие предметы, то могут таиться повсюду. Разумнее немного подождать, не предпринимая никаких шагов.

— Как дела? — спросил он гарпию.

На сей раз она отреагировала:

— Пош-ш-шел ты! — выкрикнула полуптица и плюнула в Миму.

— Сдается мне, не очень-то ты общительна, — сказал он, улыбнувшись. Ничего другого он и не ожидал.

— Пр-р-роваливай! — неприязненно каркнула она.

Мима, так и не увидев больше никаких демонов, принялся за дело. Он поднял отрубленную демонскую руку и швырнул ею в гарпию. Та поймала руку когтистой лапой и впилась в нее зубами; в мгновение ока плоть демона была растерзана в мелкие клочья. Но пока полуптица отчасти отвлеклась на лакомый кусочек, Мима протянул руку и дотронулся до крыла гарпии, войдя в нее через это прикосновение.

Гарпию звали Леди Макбет, а когда здесь поднималось облако пыли, в земле открывалась дыра. Это и требовалось узнать; просто еще один вариант уже знакомого устройства.

Мима отсоединился от гарпии и поднял с земли большой кусок демона. Он подбросил угощение вверх, но недостаточно высоко, и полуптица не сумела поймать его. В ярости она так сильно замахала крыльями, что подняла столб пыли.

Мима произнес:

— Леди Макбет.

Гарпия замерла, а Мима вошел в клубы пыли и отыскал отверстие в земле. Прыгнул туда и очутился в очередной пещере. На этот раз он не спешил продвигаться вперед, а оглянулся и подождал.

Так и есть, за ним шел демон. Мима отсек ему голову, потом порубил на части остальное тело, пока кусочки не перестали шевелиться.

Возник еще один демон. С ним Мима разделался точно так же. Подождал некоторое время, но больше никто не появился. Значит, больше их уже не будет; судя по всему, демоны умом не отличались и если что-нибудь делали, то сразу. Те, кто мог последовать за ним, уже проникли в пещеру.

Мима повернулся и пошел вниз по проходу, который привел его к калитке. Открыв ее, он увидел ступени, ведущие вверх. Когда Мима взобрался по лестнице, то очутился в коричнево-зеленой комнате.

— О, рада видеть тебя здесь, — сказала Гея.

— Добраться сюда оказалось сложнее, чем я предполагал, — ответил Мима, поняв, что он наконец попал в ее дом.

— Эти демоны так надоедают, — проговорила Гея. — Позволь-ка… — Она махнула рукой, и рой мух вылетел из ее ладони. Они вились вокруг Мимы и садились к нему на плащ. Вдруг мухи полопались, превратившись в облачка дыма.

— Ч-ч-ч-что?.. — спросил он, ничего не понимая.

— Они счистили с тебя оставшихся демонов, — объяснила Гея.

Мима расстроился:

— Ты хочешь сказать, что я притащил демонов на себе?

— Именно, — согласилась она. — Впрочем, теперь все в порядке.

— А как же твои заграждения? Они не сработали?

Гея улыбнулась:

— Сработали, Марс. Они показали мне, кто среди тысяч ложных образов является настоящим Марсом. Я здесь не боюсь демонов; просто не люблю, когда мне морочат голову. У меня бы совсем не оставалось времени на отдых, если бы пришлось следить за каждым двойником. Что привело тебя ко мне?

— Я наблюдаю за конфликтом, в котором одна сторона собирается применить генную инженерию для создания вируса, поражающего только противника. Мне показалось, что тебя это заинтересует.

Гея поджала губы:

— И ты не ошибся, Марс! Благодарю, что обратил на это мое внимание!

— Видишь ли, у меня было столько недоразумений с другими инкарнациями, что я подумал…

Зеленая Мать улыбнулась:

— Ценю твою предусмотрительность. Марс. Разумеется, я не вправе оставить такое дело без вмешательства и помогу тебе решить эту проблему, но взамен ты должен будешь отдать мне одну свою интимную частицу.

— Я должен отдать тебе?.. — возмущенно пропел Мима. — Я пришел, чтобы…

— Доставь мне удовольствие, Марс, — проговорила она.

— Ну что ж, бери все, что хочешь! — злым речитативом сказал Мима. Видно, никогда не дождешься благодарности от других инкарнаций!

— Всему свое время.

Гея подробно расспросила его о деле, затем поднесла руку к лицу. Она наклонилась и дотронулась правым указательным пальцем до одного глаза, а левым — до другого. Две блестящие слезинки упали ей на ладонь и превратились в шарики. Гея завернула шарики в две разные маленькие губки.

— Отнеси их на место сражения и там соедини, — сказала она.

— Д-д-д-две с-с-с-слезинки? — с удивлением спросил Мима.

— Это не обычные слезы, Марс. Когда они смешаются, то образуют вещество, которое нейтрализует то, что Сатана создал в Ирландии. Их вирус потеряет свои свойства, и восстановить его будет невозможно. От эпидемии никто не пострадает.

— Создал Сатана? — пропел Мима.

— Совершенно очевидно, что Сатана стоял за всеми злодействами, с которыми тебе приходилось сталкиваться, — ответила Гея. — Он сделал так, что детей послали на фронт, открыл секрет вещества для производства зомби, подсказал в видениях технологию изготовления временной бомбы и раскрыл тайну «протестантской чумы». Он все время подбрасывает тебе работу. Марс.

Мима со злостью сжал кулаки, понимая, что Гея говорит правду. Как же он сам не догадался? То видение в Куше — явно сатанинское!

— Б-б-б-будь он проклят! — ругнулся Мима.

— А это означает, что ты должен противостоять ему напрямую, — сказала Гея. — Только тогда ты освободишься от его вмешательства.

— Я приму его вызов! — пропел Мима.

— Он не встретится с тобой на твоей территории, — предупредила она. — Будь осторожен. Марс; ты сумеешь противостоять воплощению Зла, лишь правильно поняв его. Не торопись, выжидай. Сам увидишь, когда придет удобный случай.

Мима знал, что Гея права.

— Я так и поступлю, — пропел он. — А теперь могу ли я отсюда уйти, минуя все твои препоны?

Она рассмеялась:

— Конечно же. Марс! Но сначала…

Гея прикоснулась к нему рукой. Мима испытал какое-то странное щемящее чувство и понял, что его покинула некая жизненная энергия. Природа взяла свою плату.

Когда он вышел из двери, бывшей дуплом огромного дерева, то увидел Цитадель Войны по ту сторону ровной долины. Между ними не было абсолютно никаких препятствий.

13. ЛИГЕЯ

Если раньше ночные бдения Мимы были весьма неприятны, то теперь они стали непереносимыми. Его расстраивало отсутствие Восторг, но тогда он был уверен, что она вернется. Теперь же он знал: принцесса не появится. У него не было надежды на будущее удовлетворение.

Мима гулял по саду и встретил Лилу.

— Привет, Мима, — поздоровалась она, как старая знакомая. Лила была одета в короткое облегающее платье, которое скорее открывало, нежели скрывало тело.

— Я ведь изрубил тебя и отослал в Ад! — негодующе воскликнул Мима. — Что ты здесь делаешь?

— Пытаюсь служить тебе, — ответила она. — Можешь снова порубить меня, если это доставляет тебе удовольствие.

— Единственно, чего я хочу, — так это отделаться от тебя!

— Ладно, Мима, перестань. Ты же знаешь, что не можешь обойтись без преданной женщины, а я — самая преданная. Ты можешь мучить меня, и мне не будет больно; можешь резать меня на части, и со мной ничего не случится. Впрочем, мне действительно кажется, что тебе больше понравилось бы любить меня.

— Я ненавижу тебя! Ты — порождение Зла!

— Ну тогда можешь меня ненавидеть, — согласилась Лила, соблазнительно поглаживая свое тело. — Возьми меня в свою постель и оскорбляй сколько душе угодно, пока…

— Убирайся отсюда! — закричал Мима, сжимая кулаки.

— Возьми меня, Мима, — предложила она, принимая очередную обольстительную позу.

Он помолчал. Мима понимал, что, если дотронется до Лилы, она обовьется вокруг него, пытаясь совратить. А если изрубит ее, то через некоторое время она все равно явится сюда, как ни в чем не бывало. Лила была демоницей, законы смертных на нее не распространялись. Поэтому Мима решил воздержаться от такого рода поступков, ограничившись словами.

— Как ты смеешь появляться здесь против моей воли?

— Так ли это, Мима? — осведомилась она, делая шаг в его сторону.

— Конечно, так!

— Не влекут ли тебя мои плоть и желание?

— Нет!

Лила покачала головой:

— Каждая ложь, которую ты произносишь, Мима, приближает тебя к Аду. Вот тогда ты полностью станешь моим.

— Это мой замок! Ты не имеешь права вторгаться сюда!

— Это не твой замок, Мима. Здесь нейтральная территория, где могут встречаться смертные, бессмертные и проклятые.

— Сад примыкает к Цитадели Войны!

— Это лишь продолжение твоего сада, но уже не твои угодья, Марс. Иначе ты не смог бы говорить, не заикаясь.

Мима умолк. Действительно, только здесь он мог разговаривать нормально, без речитатива и заикания. Именно это и влекло его сюда. Однако свободная речь была подарком Сатаны, и такое положение вещей не должно бы ему нравиться.

Тут он вспомнил еще об одной особенности этой части сада.

— Восторг могла здесь есть. Как же это возможно, если тут всего лишь нейтральная зона Чистилища?

— Она простирается довольно далеко, захватывая и царство смертных, — объяснила Лила. — Стол с яствами, в сущности, одно из наших смертных владений, топологически свернутое таким образом, что находится здесь.

— Так на самом деле она тут не оставалась? — воскликнул Мима.

— Это зависит от твоего определения «тут», Мима. Реальность такова, какой ее воспринимают.

— А может, это Сатана хочет, чтобы другие так думали: что ложь — реальность, поскольку он мастер лжи.

— Мастер иллюзий, — ответила Лила, разъясняя неточно употребленный термин. — Если кто-то верит в иллюзию, то она становится реальностью. Если бы ты захотел принять меня как реальную женщину…

— Но я же знаю, что это не так!

— А я помогу тебе с легкостью об этом позабыть. Например, если приму другой облик… — Она повела плечами и стала неотличима от Восторг.

— Немедленно измени форму! — заорал Мима.

— Почему? Разве тебе не нравится?

— Не хочу, чтобы ты пользовалась этой внешностью! — только и мог сказать Мима, не желая доставлять ей удовольствие видеть его злость. Ему было ясно, что демоны не испытывают человеческих эмоций, а лишь симулируют их.

— Тогда могу предложить тебе другой образ. — И она приняла облик Орб.

— Нет! — вскричал Мима с болью.

Копия Орб покачала очаровательной головкой:

— Тебе очень трудно угодить, Мима. Может, подойдет что-нибудь менее знакомое? — И она превратилась в Луну.

— Мне не нужен ничей облик! — раздраженно сказал Мима.

— Уверена, ты заметил, насколько привлекательна женщина Танатоса, — промолвила копия Луны. Она говорила голосом Луны и в точности повторяла ее жесты. — Так что теперь ты можешь обладать ею, не опасаясь трений с другой инкарнацией. Можешь наслаждаться самыми ее потаенными местами…

— Как мне от тебя отделаться? — резко спросил Мима.

Лила снова приняла свою форму.

— Вообще-то есть несколько способов, но мне кажется, что в твоем положении наилучшими были бы два. Первый: запереться в Цитадели Войны, куда я не могу проникнуть без твоего недвусмысленного приглашения, и жить там в одиночестве, никогда не выходя в сад. Смею думать, что это значительно усилит твои доблести как Марса, поскольку в скором времени тебя охватит неистовство.

Она говорила правду. Именно это беспокоило Миму больше всего. Лила всегда говорила правду — ту правду, которую он не желал слышать.

— Ну а второй?

— Найди себе другую женщину. Когда я увижу, что ты полностью удовлетворен, то оставлю тебя в покое, так как у меня больше не останется надежды.

— Демоны питают надежды? Разве это чувство не принадлежит смертным?

— Это иллюзия смертных, — снова поправила она Миму. — Но и бессмертных тоже. Ни одна мечта смертных не сравнится с надеждой проклятой души в конце концов попасть в Рай.

— Но ты не проклятая душа, ты — демоница.

— Верно. Я говорила фигурально. Я существую только для того, чтобы совратить тебя любым доступным мне способом. — Лила опять вздрогнула и превратилась в Лилит.

— Ты — это она? — с удивлением спросил Мима.

— Разница несущественна. Мима. Я демоница, чье назначение — изводить тебя до тех пор, пока ты не исполнишь волю моего господина. Демоны не обладают индивидуальностью, а формы, которые они принимают — не более чем вопрос удобства.

— Значит, когда Сатана отослал Лилит и вместо нее вызвал тебя…

— Я лишь изменила облик, — согласилась она. — Это не имеет значения.

— Но она была древним суккубом, спутницей злодеев от начала времен, а тебя Сатана выдавал за девственницу!

— Не что иное, как еще одна разновидность иллюзии. Для тебя я была бы девственницей.

— Но это же обман! Я думал, ты всегда говоришь правду!

— Для демона правда бессмысленна, — напомнила она Миме. — Всего лишь инструмент, который используется по мере надобности. Впрочем, ложью это не являлось, поскольку демоница не может быть ни девственницей, ни недевственницей. У нее нет смертной плоти. Разница только в твоем восприятии — точно так же, как и в случае со смертными. Девственность всегда есть плод воображения смертных мужчин.

Больше всего Миму задевало то, что в ее словах был смысл. Возможно, ему как раз и необходимо существо вроде нее, которое могло бы удовлетворить как его физические, так и интеллектуальные потребности, ибо Лила была и красива, и умна. Но в том-то и заключалась западня Сатаны.

— Значит, я найду себе женщину! — сказал Мима и решительно зашагал прочь.

— Найди Лигею! — крикнула Лила вдогонку.

Мима остановился и повернулся:

— С какой стати ты даешь мне такой совет? Ведь тебе это невыгодно.

— Мима, ты честный и хороший человек. Я всего лишь сотворение Преисподней. Но пока я с тобой, я соответствую твоим представлениям и становлюсь такой, какой ты хотел бы меня видеть, поскольку такова моя служба. Поэтому я помогаю тебе, какая бы помощь ни потребовалась.

— Но ты мне отвратительна! Я хочу избавиться от тебя!

— Нет. Ты хотел бы избавиться от моей демонической стороны. Когда ты утверждаешь обратное, то просто обманываешь себя. А поскольку я служу тебе в соответствии с твоими желаниями, то становлюсь твоей совестью и говорю тебе, что ты лукавишь. В конце концов ты примешь меня — такой, какой сам меня сделал.

Мима покачал головой:

— Женщина, ты очень опасна!

— Да, опасна, — согласилась Лила. — Потому что, когда ты меня примешь, я совращу тебя, и ты станешь служить Сатане, хотя и будешь это отрицать.

— И ты еще говоришь, что у тебя нет чувств? Что тебе нет до меня никакого дела и ты стремишься лишь совратить меня?

— Именно так.

— Мне кажется, ты лжешь, Лила.

Она отвела взгляд, ничего не ответив. Мима пристально посмотрел на нее и заметил слезинку. Он начал было говорить, но замолчал. Протянул к ней руку, но остановился. Ее человеческие чувства — вот истинная ложь!

И она почти сработала.

Мима повернулся и быстро пошел по дорожке.

Чем дальше уходил Мима, тем сад становился все менее возделанным. Вместо подстриженных живых изгородей появились беспорядочно растущие кусты, а движущиеся статуи сменились случайными каменными пилонами. Дорожка превратилась в тропку, и по бокам ее вместо цветов росла сорная трава. Даже погода переменилась: благоухающий теплый ветерок сменился холодным и резким.

Мима понял, что нужно поворачивать назад, ибо прогулка в подобном месте никакого удовольствия не доставляла. Впрочем, плащ защищал его от перепадов температуры, и, разумеется, ему было вовсе не обязательно идти пешком. Он мог просто воспользоваться Алым Мечом, чтобы перенестись…

Или позвать своего доброго коня.

— Верре! — кликнул Мима.

Тут же послышался топот копыт. Это галопом мчалась его лошадь.

— Как я рад тебя видеть! — проговорил Мима, потрепал жеребца по шее и вскочил в седло. — Отвези меня к Лигее, — приказал он, хотя не был уверен, сумеет ли лошадь выполнить такое приказание.

Верре поскакал по дикой равнине. Видимо, он знал, где находится нужное место. Вскоре они достигли какого-то бесплодного плато, похожего на заснеженную тундру, столь же пустынного и безотрадного, как Мимины романтические перспективы. Верре мчался во весь опор, и вдруг впереди показался искрящийся дворец. Его очаровательная симметричность разительно контрастировала с унылой равниной.

Однако дворец не приближался, хотя конь несся со скоростью, немыслимой для смертного жеребца.

Озадаченный, Мима внимательно вгляделся и увидел, что дворец, подобно миражу, оставался от него на одном и том же расстоянии.

— Тпру, Верре, — сказал Мима, употребив одну из западных команд, которым конь отдавал предпочтение. — По-моему, здесь что-то не так.

Он слез с лошади и направился к дворцу. Дело пошло на лад; он стал ближе. Мима подозвал Верре, но, когда конь подбежал к нему, дворец отдалился.

— Любопытно, — проговорил Мима, — дворец отступает от тебя, а не от меня. Что ж, ты подвез меня достаточно близко; воспользуюсь Мечом, чтобы проделать оставшийся путь. Возвращайся в замок, Верре, я вернусь туда позже.

Лошадь покорно ускакала прочь. Миме жаль было отпускать верного товарища, но если таков единственный способ достичь цели, то тут уж ничего не поделаешь. Он дотронулся до Меча и через мгновение стоял у стен дворца.

Строение было больше и красивее, чем казалось издали. Стены, высеченные изо льда, сверкали, и лишь на высоте десяти метров находился первый проем. Мима попробовал взобраться по стене, но во льду не было ни трещинки, и у него ничего не вышло.

Он прикоснулся к Мечу:

— Вверх!

Меч поднял Миму к проему, но там обнаружилось, что этот вход иллюзорен: он был закрыт невидимым прозрачным льдом. Такими же оказались и башни — все покрывал лед. Войти во дворец было невозможно: сверху донизу его сковывал лед.

Мима опустился на землю и стал размышлять. Хотя лед казался прозрачным, в зависимости от толщины увеличивалась дифракция, поэтому внутренние помещения тонули в полумраке; Тем не менее Мима был уверен, что это то самое место, так как Лила говорила о нем как о замке из замерзшего тумана. Именно таким он и оказался, хотя и несколько более труднодоступным, нежели предполагалось. Да и Верре привез его сюда. Все-таки он должен проникнуть внутрь, спасти несчастную девицу.

Мима обнажил Меч.

— Очень не хочется этого делать, — пробормотал он сам себе, — но я должен прорубить себе дорогу в это прекрасное здание.

Он покрепче уперся ногами в землю и изо всей силы ударил в стену, зная, что Алый Меч пройдет сквозь любое вещество и ничто не может его остановить.

Мима чуть не упал, так как лезвие пронзило стену без всякого сопротивления. Это и вправду был туман!

Восстановив равновесие, он снова дотронулся до льда. Абсолютно твердый. Мима ударил в стену кулаком и почувствовал боль.

Но тогда как же Меч?..

Он поднял Меч и осторожно приставил острие клинка к стене. Лезвие ушло в стену, словно в пустоту. Мима передвинул клинок, и он свободно прорезал стену, при этом не повредив ее. В чем же дело?

Мима прижал левую ладонь к холодной стене и медленно повел лезвие вниз, пока оно не дотронулось до его руки. Меч, конечно же, не порезал кожу; волшебство Миминой должности защищало его от собственного оружия. Клинок уперся в руку и остановился.

Мима рукой ощущал твердость стены, и в то же время Меч не чувствовал ничего. Для ладони стена была из твердого льда; для Меча же она была не более чем туманом.

Как же прорезать в тумане вход?

Этот дворец был недосягаем для коня. Теперь он неприкасаем для Меча.

Мима отступил на несколько шагов, расстегнул перевязь и положил Меч и ножны на снег. Мима не боялся потерять оружие; оно явится к нему по первому зову, и никто, смертный или бессмертный, не сможет воспользоваться им без позволения. Меч был при нем не в результате физического контакта, а по должности.

Мима отыскал тяжелый камень, поднял и отнес к стене. Булыжник весил около четырех килограммов, один край был с зазубринами; им вполне можно было орудовать как кувалдой.

Мима ударил камнем в стену. Лед треснул, и стена покрылась радиальными трещинами. Он стукнул еще раз, и от стены откололся кусочек льда. Несколькими ударами Мима выбил небольшую выемку, а затем и углубил ее. В конце концов Миме удалось пробить дыру. Он продолжал расширять края до тех пор, пока не смог пролезть внутрь дворца.

Внутри все было так же красиво, как и снаружи. Здесь располагались залы, комнаты и лестницы, тихие и чистые. Свет струился через потолок, напоминая Северное сияние. На стенах висели ледяные гобелены, на которых снежинками были изображены зимние ландшафты.

Мима шел и внимательно разглядывал жутковатые залы. Хотя во дворце было холодно и нормальному человеку пребывание здесь показалось бы невыносимым, Миме тут нравилось. И все-таки зачем он был построен? Единственно для того, чтобы покарать заблудшую душу? Слишком уж много было затрачено выдумки и усилий для души, которую можно заставить страдать с помощью куда более простых методов. Тем не менее складывалось впечатление, что дело обстоит именно так.

Мима отыскал центральный зал. Там находилось что-то вроде пьедестала с куполом из прозрачного льда, внутри которого стояла кровать. На кровати под покрывалом из пушистого снега лежала очаровательная молодая женщина.

Знакомая ситуация… Мима порылся в памяти и вспомнил: западная детская сказка о Спящей Красавице. Она была околдована и спала лет сто или около того, покуда принц, родившийся на несколько поколений позже, не освободил ее.

По-видимому, таков был способ соединения двух королевских линий, если одна из них в определенный момент к этому не готова.

Во всяком случае, Мима был принцем, а демоница называла эту девушку принцессой Лигеей. Следовало ее спасти. Безусловно, она красива и, судя по всему, приблизительно его ровесница, хотя, конечно, неизвестно, сколько она здесь пролежала; принцесса могла принадлежать к поколению Миминой бабушки. Имело ли это значение? Собственно говоря, нет; если она спала, не подвластная Времени, то внешне осталась юной.

Сверху кровать покрывал ледяной купол, запирающий принцессу внутри. Ладно, можно расколоть лед и добраться до девушки, чтобы… как там будят спящих красавиц? Поцелуем, насколько он помнил. Вероятно, эвфемизм для более интимного контакта. Это он вполне мог сделать.

Мима постучал по похожему на стекло куполу. Тот зазвенел, однако не раскололся.

Девушка вздрогнула. Ее глаза открылись — зеленые, как толстый лед. Она увидела Миму. Принцесса открыла рот, и грудь ее начала так сильно вздыматься, что снежное одеяло упало. Но ни один звук не вырвался наружу.

— Не волнуйся, — сказал Мима по-английски, поскольку сомневался, чтобы эта северная женщина понимала его родной язык. — Сейчас я тебя спасу.

Она села, стряхнув остатки снега, и встала на колени напротив Мимы. На принцессе была очаровательная ночная рубашка, которая лишь подчеркивала восхитительную фигуру. Светлые волосы девушки походили на замерзшую воду, а кожа была почти прозрачной. Действительно красавица!

Ее грудь по-прежнему волновалась, а рот открывался и закрывался, но ничего не было слышно. Видимо, ледяной покров служил отличным звукоизолятором. Девушка, казалось, отчаянно возражала против чего-то.

— Я здесь не для того, чтобы причинить тебе зло! — прокричал Мима в ответ. — Я пришел, чтобы вызволить тебя! Я — друг.

Он почти приложил губы ко льду и повторил:

— ДРУГ!

Но она, кажется, все равно не поняла. Девушка изо всех сил отрицательно замотала головой, и ее распущенные шелковистые волосы взметнулись, словно нижние юбки.

Должен ли он освобождать плененную принцессу, которая не желала, чтобы ее спасли? Подумав секунду, Мима пришел к выводу, что дело вовсе не в этом. Наверно, несчастную мучили демоны в облике спасителей, подобно тому как было с Геей, поэтому она и его принимала за одного из них. Естественно, девушке не хотелось, чтобы ее схватил демон.

— Я — Марс, воплощение Войны! — закричал Мима, четко выговаривая слова.

— Настоящий!

Кажется, она поняла.

— Марс, — произнесла принцесса, но затем еще яростней отрицательно замотала головой: — Нет! Нет!

Мима снова задумался. Если она поверила, что он настоящий, то почему же продолжает отказываться? Неужели Лила солгала ему и принцесса не жаждет спасения? Или он лично не понравился Лигее? Вроде бы и то и другое маловероятно. Демоны, кажется, никогда раньше ему не врали, к тому же такой обман был бы бессмысленным. Кроме того, реакция принцессы не похожа на неприязнь; скорее это можно назвать озабоченностью.

Ага! Если он разобьет купол, как расколол стену дворца, то осколки льда могут порезать девушку. К тому же купол, возможно, защищает ее от холода, и если его внезапно открыть, принцесса замерзнет. Мима сомневался, что ее одеяло было из настоящего снега; оно просто могло так выглядеть для художественного эффекта. Наверняка это ее беспокоило.

Но он способен согреть принцессу своим плащом. Мима ей это и продемонстрировал, распахнув плащ и показав, что им вполне могут укрыться двое.

Она кивнула, очевидно поняв, что он хочет сказать, но тут же снова отрицательно помотала головой.

Мима стукнул по льду. Он был твердым, однако, если бы удалось расколоть его с края, осколки не долетят до девушки. Принцесса наблюдала за его стараниями и как будто не выказывала тревоги.

Мима отыскал глыбу льда и хватил ею по куполу. Удар был сильным, но лед не треснул. Тогда он вернулся к пролому, через который вошел, и взял свой булыжник-кувалду. Вот это подойдет!

Он подошел к куполу, взвешивая в руке камень. Лигея тихо сидела на кровати. Мима с размаху ударил булыжником об лед… Этот лед, как ни странно, оказался крепче, чем тот, из которого была сделана стена дворца, и не только не разбился, но даже не треснул.

Сделав еще несколько тщетных попыток, Мима смекнул, что так дело не пойдет. Таким способом ледяной купол разбить не удастся.

Мима бросил камень и начал ходить по залу, раздумывая, какие еще шаги он может предпринять. Как вызволить женщину из неразбиваемого узилища? Должно же быть какое-нибудь решение; ведь ее как-то заточили туда, поэтому, если только сооружение не возводилось вокруг нее, существует путь проникнуть внутрь.

Принцесса была, напомнил себе Мима, не смертным человеком, а проклятой душой. Наверняка Сатана позаботился, чтобы никто не смог ее выпустить и дать ей возможность справедливого пересмотра дела. Впрочем, каким образом физическое вещество способно удерживать бестелесный дух?

Тем не менее это было возможно, во-первых потому, что принцесса была пленена, а во-вторых, инкарнации умели возводить препятствия для демонов, бывших не менее юркими, чем духи. Наверно, существовала некая духовная преграда, казавшаяся твердью для душ, хотя смертные и не замечали ее. Но он, как инкарнация, сумеет преодолеть ее и вывести девушку наружу, когда она вступит с ним в контакт. Миму сдерживала физическая преграда, а не духовная.

Если так, то каким образом он может обойти физическое препятствие, не разрушая его?

Ответ пришел неожиданно. Он способен сделаться видимым или невидимым для смертных, твердым или газообразным. То же самое возможно проделать и здесь.

Мима опустил руку, чтобы притронуться к Мечу, но тут вспомнил, что оставил его снаружи, на снегу. Какая беспечность!

— Меч, — пробормотал он, протянув ладонь. Мгновенно в ней оказался Алый Меч в ножнах и с перевязью. Мима пожелал сделаться нематериальным, протянул руку к куполу, и она прошла сквозь ледяной покров.

У Лигеи, увидевшей это, от изумления округлились глаза. Тогда Мима подал ей раскрытую ладонь.

Принцесса помедлила и нерешительно подала ему свою маленькую ручку. Их пальцы встретились… и прошли сквозь друг друга, ничего не ощутив.

Вот еще незадача! Хотя Мима мог стать таким же нематериальным, как дух, а Лигея и была духом, они находились в разных системах координат. Может быть, пребывая во владениях инкарнаций, духи и казались столь же вещественными, как смертные, но здесь была ничейная территория, и подобное взаимодействие оказывалось невозможным. Выходит, когда Мима был материален, ему мешал физический барьер, а когда становился нематериальным, возникала духовная преграда. Он по-прежнему не мог прикоснуться к принцессе, а значит, не мог и спасти ее.

Мима покачал головой. Сатана сейчас наверняка умирает со смеху. Что за идиотская ситуация! Несчастная девица так близка к освобождению, а он не может прикоснуться к ней. Неужели придется вернуться домой, оставив принцессу в заточении?

Нет, Мима ни за что так не поступит. Обязательно должен существовать способ вызволить ее из купола, и он отыщет этот путь во что бы то ни стало.

Мима еще немного походил по залу размышляя. Итак, она была проклятой душой. А он — смертным, однако обладал собственной душой. Если бы ему удалось на время отложить в сторону свое тело, как, например, Меч или коня…

Вот оно что. Мима знал, что инкарнация может сделать это. Гея говорила о способности выходить из тела. Она упоминала, что это рискованно, но, с другой стороны, большинство вещей таило в себе элемент риска, зачастую прямо пропорциональный их полезности. Так что, каким бы ни был риск, если это сейчас поможет выполнить задачу, то дело того стоит.

Мима сел на пол и оперся о стену, чтобы расслабиться. Затем пожелал выйти из собственного тела.

Так и случилось: Мима поднялся, ничего не испытав, сделал шаг вперед, кинул взгляд через плечо и увидел свое сидящее тело, бездыханное и безжизненное. Но оно оживет, как только Мима вернется, и это возвращение будет таким же легким, как вхождение внутрь любого другого тела, что он проделывал уже довольно часто. Те вхождения были просто разновидностью этого; Мимино физическое тело становилось неосязаемым, пока его душа соединялась с другим.

Он снова повернулся и подошел к куполу. Принцесса переводила взгляд с Миминого тела на его душу и видела то и другое. Вдруг она снова заволновалась.

— Нет! Нет! — беззвучно закричала девушка, отчаянно жестикулируя.

— Но так я смогу спасти тебя, — сказал Мима. — Просто возьму за руку и выведу. Наконец-то ты обретешь свой шанс.

Принцесса сложила руки и предостерегающе вытянула их. Она так яростно замотала головой, что волосы разметались во все стороны. Всем своим видом девушка выказывала самый решительный протест.

Мима в замешательстве остановился:

— Ты снова боишься меня? Но тебе не было страшно всего секунду назад!

Она перестала кричать, руками по-прежнему как бы отталкивая его. Принцесса не желала, чтобы Мима приближался.

— Ты не хочешь, чтобы тебя спасли? — спросил Мима, хотя и знал, что слов его она не услышит.

Тем не менее суть вопроса она, очевидно, поняла. Руки ее раскрылись в жесте беспомощности. Казалось, девушка стремилась что-то объяснить ему, но никак не могла.

— Тогда позволь мне войти, чтобы слышать тебя, — рассудительно проговорил Мима. — И ты мне все расскажешь. Если выяснится, что есть веская причина не вызволять тебя, то я, конечно, не стану делать это насильно. Я всего лишь стараюсь помочь. — Мима сделал еще шаг.

И снова она жестом попросила его не подходить, но на этот раз Мима не остановился. Необходимо пройти к ней и объяснить свои намерения, успокоить девицу. Возможно, у девушки есть причины не желать освобождения; Мима их тщательно обдумает. Его протянутая рука, а потом и плечо беспрепятственно прошли сквозь лед. Все в порядке.

Она закричала… и когда голова Мимы проникла внутрь, он вдруг услышал последние звуки этого вопля.

Он потянулся и взял ее за руку. На этот раз прикосновение было настоящим. Теперь они оба были духами и чувствовали друг друга точно так же, как смертные, поскольку находились в одинаковой степени материальности.

— Лигея, — сказал Мима, — пожалуйста, выслушай меня. Я ничего не стану делать против твоей воли.

Принцесса разрыдалась.

Мима присел на край кровати и обнял девушку. Она была теплой и очень нежной; от нее исходил запах весенних цветов и свежескошенного сена, ее слезы капали Миме на плечо. Просто поразительно, насколько реальным казался духовный мир.

Мима похлопал принцессу по спине.

— Полно, полно. Теперь все хорошо. Я пришел, чтобы вывести тебя отсюда.

Вдруг она подняла голову, и ее заплаканные зеленые глаза встретились с его глазами.

— Не удастся! — воскликнула она.

— Не удастся… если ты не захочешь, чтобы я это сделал, — проговорил Мима. — Скажи мне, чего ты желаешь, и я все сделаю по-твоему.

— Ах, я пыталась остановить тебя, — сетовала она. — Но ты не послушался!

— Я вообще тебя не слышал. Теперь же можешь сказать мне, что…

— Ах, ты не понимаешь, — перебила принцесса. — Ты просто ничего не понимаешь!

— Во всяком случае, пытаюсь, — рассудительно ответил Мима.

— Ах, несчастный ты человек! — Из глаз снова полились слезы.

— Вроде бы нет, — возразил он. — Пошли, давай отсюда выйдем и тогда поговорим.

Мима наклонился вперед, протянул одну руку к ледяной стенке купола, чтобы сохранить равновесие. Рука обо что-то ударилась.

Он поглядел на нее, потом попробовал еще раз. Снова пальцы наткнулись на преграду. Лед вдруг стал непроницаемым для него.

— Но здесь только мой дух! — удивленно произнес Мима. — Я только что проходил сквозь него!

— Вот об этом я и хотела предупредить тебя, — сказала Лигея. — Это односторонний лед. Душа может войти сюда, как я и как ты, а выйти не может. Мы не сумеем выбраться. Я так старалась предостеречь тебя!

— Не сумеем выбраться? — ошарашенно спросил Мима.

— Это западня Сатаны, — объяснила девушка. — Адская оболочка. Отсюда никто не может выйти, кроме как в Ад.

— Так я заточен в Аду? — Вдруг Миме вспомнилось предупреждение Геи: Сатана не станет встречаться с ним на его территории. Ему придется столкнуться с Сатаной на арене, которую тот выберет сам, — в Преисподней.

Оболочка начала двигаться. Она прошла сквозь пол, унося с собой Миму и Лигею.

Они направлялись прямехонько в Преисподнюю.

14. АД

Капсула остановилась у какого-то сооружения, весьма напоминавшего аэропорт, рядом с большим стеклянным зданием. Оттуда вытянулась гофрированная аппарель и прижалась к оболочке; раздался щелчок, и лед исчез в том месте, где они соединились.

— Приехали, — сказала Лигея. — Ах, мне бы хотелось, чтобы…

Но она не закончила, и Мима понял почему. Что толку от пожеланий, если ты в Аду?

— Ты знала, что так должно случиться? — спросил Мима и шагнул в проход.

— Как только увидела тебя, — подтвердила девушка, и слезы у нее в глазах высохли, сменившись выражением полной покорности судьбе. — Сатана сказал мне, что я отправляюсь на… Ах, не имеет значения. Я сделала глупость — в очередной раз.

— На слушание? — спросил Мима. — А вместо этого тебя использовали как приманку в ловушке?

Лигея грустно кивнула, и они направились в здание.

Мима отдавал себе отчет, что девушка может и лгать. Но какой в этом смысл? Будь она хоть демоницей, хоть действительно проклятой душой — свою работу Лигея выполнила, и он пойман. Мима предпочитал верить, что принцесса была такой же жертвой обмана и жестокости Сатаны, как и он сам.

Сатана ждал их у выхода.

— Добро пожаловать в Ад, Марс! — проговорил он жизнерадостно, делая шаг вперед и протягивая руку.

Мима подумал, не отказаться ли от рукопожатия, однако решил, что вежливость лучше ссоры, даже в Преисподней. Они пожали друг другу руки.

— Единственно для того, чтобы привлечь твое внимание, любезный мой коллега, — сказал, улыбаясь, Сатана. — Убежден, что мы с тобой достигнем полного взаимопонимания.

— Надеюсь, — ответил Мима. — У меня сложилось впечатление, что инкарнации просто так не вмешиваются в дела друг друга: могут возникнуть осложнения.

Если Сатана и понял эту едва завуалированную угрозу, то виду не подал:

— Инкарнации всегда должны помогать друг другу, — согласился он. — Пойдем, я покажу тебе, сколь гостеприимны мои владения, там и побеседуем.

— Если я теперь свободна, то лучше… — пробормотала Лигея.

— Ни в коем случае, дорогая, — прервал Сатана. — Этот человек — принц. Не станем же мы навязывать ему общество женщины ниже его по положению. Ты будешь сопровождать Марса во время его визита.

— Но я бы предпочла не…

— Твои предпочтения, дорогая, мне безразличны. Я предлагаю тебе отнестись ко всему этому делу как к неизбежности.

Хотя и с явной неохотой, Лигея тем не менее взяла себя в руки и улыбнулась Миме.

— Видно, придется, — сказала она. — Уверяю вас, сэр, что моя замкнутость ни в коей мере не касается вас. Вы действительно принц?

— Был им в жизни, — подтвердил Мима. — Теперь все это позади. А ты правда принцесса?

— Была в жизни, — отозвалась Лигея.

— Отлично, — сказал Сатана. — Тут у нас, в Старой Коптильне, превосходно кормят. Не пообедать ли нам?

— Пожалуй, — согласился Мима.

Он был уверен, что Сатана не может держать его в Аду против воли, однако не совсем понимал, как отсюда можно выбраться. Мима все еще был новичком в своей должности, поэтому не знал всех возможностей инкарнации. Пока он не вычислит наилучшей линии поведения, разумнее не делать нарочитых и, возможно, бессмысленных жестов.

Лигея взяла Миму под руку, и они проследовали за Сатаной в следующий зал. Он был обставлен, как современный западный ресторан: приглушенный свет, тихая музыка, элегантно одетые официанты и официантки. Миму удивило существование подобного заведения в Аду, хотя ресторан сюда вполне вписывался. Разумеется, ни демонам, ни проклятым душам пища не нужна, но если они чувствовали себя лучше, наслаждаясь прелестями жизни, то ничего худого в этом не было. Наверняка большинство душ, населявших Преисподнюю, к еде и близко не подпускали; наверно, Сатана мучил их тем, что позволял только нюхать роскошные блюда.

— Не заказать ли нам бифштекс? — осведомился Сатана, просматривая меню.

— Мясо коровы? — спросил Мима.

— Гм-м. Правильно, — сказал Сатана. — Ты же из Индии. Тогда, может, кэрри?

Пока они ели кэрри и другие великолепные блюда индийской кухни. Сатана выложил свои предложения:

— Мы с тобой работаем в пересекающихся областях, Марс. В таком случае у нас может быть и общая цель.

— Сомневаюсь, — возразил Мима. — Я отдаю предпочтение силам Добра, в та время как ты представляешь силы Зла.

— Мы оба представляем силы целесообразности, — сказал Сатана. — Так же, как ты признаешь, что в делах смертных должно присутствовать насилие, я признаю, что должно наличествовать Зло. Иногда насилие ослабляет Зло; а случается, что Зло уничтожает насилие. Но оба могут существовать одновременно.

Миме не понравилось такое заявление, однако он скрыл свои чувства.

— Каким образом?

— Мой долг — пожинать души, в которых преобладает Зло. Но слишком много душ какого-то неопределенного серого цвета, в них так безнадежно перемешаны Добро и Зло, что сам Танатос едва их различает. Ситуация весьма сложная; я хотел бы упростить ее, действуя более активно.

— Еще больше насилия?

— Да. Нельзя отчистить грязное белье, не выстирав его. Поскольку это сфера твоей…

— Значит, ты хочешь, чтобы я развязал побольше войн? — спросил Мима.

— Именно. Не слишком много, но достаточно для того, чтобы души определялись побыстрее.

— Другими словами, чтобы умирало побольше людей.

— Можно сказать и так. Подобные действия, безусловно, усилят твое положение.

— И твое, — добавил Мима. — Потому что ты будешь собирать более ранний и обильный урожай душ. Потому что война породит голод и кровопролитие, которых в противном случае не было бы.

— Однако…

— Не интересует, — отрезал Мима, поднимаясь из-за стола.

Сатана все еще надеялся уговорить Миму:

— Само собой, ты получишь компенсацию. Например, эта спорная душа, принцесса Лигея, может быть с тобой в Чистилище.

— Нет! — вскричала Лигея.

Сатана мрачно взглянул на нее, и девушка, отшатнувшись, умолкла.

Мима тоже поглядел на принцессу:

— Сатана требует, чтобы ты оставалась с нами; мне это не нужно. Я явился, чтобы помочь тебе, а не помыкать тобой. Я, безусловно, не возьму тебя в Цитадель Войны, если ты возражаешь.

— Ах нет, Марс, — запротестовала она. — Дело вовсе не в этом! Ты же принц, а есть вещи, понятные лишь благородным. Я уверена, что ты добр, и я бы с радостью пошла с тобой, но…

— Но не по повелению Сатаны, в качестве приложения к жульнической сделке, — закончил Мима.

Она безмолвно кивнула.

Миме нравилась ее позиция. Девушка права: царственным особам присущи определенные общие черты, которые даже людьми этого круга редко по-настоящему осознаются: важность внешнего вида, ритуалы дворцовой жизни, использование наложниц. Существует множество мелочей, которые никогда не нужно будет объяснять Лигее, так же, как не надо было объяснять и Восторг. И ей тоже нет нужды давать ему многих советов. Однако гораздо важнее то, что аристократы общаются с аристократами. Это было главным соображением, не позволявшим Миме иметь дело с Лилой или какой-либо другой женщиной. Важно завязать отношения с кем-то, равным по статусу; все остальное само собой образуется.

Лигее, конечно же, было отвратительно иметь дело с Мимой по указанию Сатаны. Обязать ее к этому имел право лишь отец. Или, поскольку отец пребывал на другом свете, она сама. Ей следовало сделать собственный выбор, по своему усмотрению, либо не подчиняться никому.

— Мы можем выбрать для тебя, женщина, иное жилье, — сказал Сатана. — Твое смертное звание здесь не имеет никакого значения.

— Оставь ее в покое, — грубо оборвал Мима. Сатана только что продемонстрировал неотесанность и бесчувственность простолюдина. — Разве недостаточно того, что ты держишь ее здесь незаконно, да к тому же против воли использовал, чтобы заманить меня сюда? Зачем причинять девушке еще больший вред?

— Это мои владения, Марс, — спокойно ответил Сатана. — Здесь я решаю, с кем как поступать. Эту мерзавку давно пора слегка поджарить.

Мерзавку? Мима едва сдержал порыв гнева. Но он припомнит эти оскорбления в свое время.

Сатана поднял руку. Лигея в ужасе отшатнулась. Вспыхнуло пламя. Оно следовало по линии, проведенной пальцем Сатаны, приближаясь в женщине. Мима резко вскочил, отшвырнув назад стул, и встал на пути огня. Пламя лизнуло его плащ и остановилось, не в состоянии преодолеть преграды.

— Оставь ее в покое, — повторил Мима.

— Ты принимаешь мое предложение? — спросил Сатана. — Согласие женщины несущественно; она страшится огня и пойдет на что угодно, лишь бы его избежать.

— Я отвергаю твое предложение, — сказал Мима.

— В таком случае ты можешь остаться гостем этого учреждения на неопределенно долгое время, а она будет гореть, покуда ты не переменишь решения.

Сатана сделал жест, и вспыхнул столб огня. Лигея захныкала.

Мима обнял принцессу, прикрыв ее своим плащом. Пламя охватило их обоих, но никому вреда не причинило.

— Мне кажется, настало время предоставить этой женщине справедливое слушание ее дела, — сказал Мима.

— Тебя, возможно, и не тронут, — проговорил Сатана. — Но она — моя. Ты не смеешь удерживать ее. — Он поднял руку и щелкнул пальцами.

У выхода из ресторана возникли огромные, устрашающего вида демоны. У некоторых были рога и хвосты, а из ноздрей валил дым. У других вместо рук были огромные клешни. Они надвигались на Миму и девушку.

— Держите ее крепче, — приказал им Сатана. — Его сущность нам не подвластна, а ее — да. Хватайте женщину и тяните; он ее отпустит, чтобы не разорвать на куски.

Мима прикусил язык. Здесь был только его дух, но он все равно ощутил боль и почувствовал вкус крови.

— Не прикасайтесь к ней! — предупредил он демонов.

— Не надо, я пойду с ними! — взмолилась Лигея. — Это еще одна ловушка для тебя, Марс! Сатана хочет…

Шестеро демонов набросились на них одновременно. Двое схватили ее за ноги, выгибая их вверх и в разные стороны. Еще двое впились в руки, делая то же самое. Один вцепился Лигее в серебряные волосы и сильно дернул. Пятый, пуская слюни, разинул клыкастую пасть, норовя укусить ее в живот.

Шестой в этот момент получил от Мимы удар кулаком в зубы. Его клыки сломались и застряли у демона в глотке. Он упал, выплевывая выбитые зубы. Стало ясно, что мощь Марса осталась при нем, несмотря на духовное обличье.

Однако другие демоны со страшной силой тянули девушку, которую Мима держал за талию второй рукой. Мима понял: чтобы совладать с демонами, ему придется орудовать обеими руками — то есть отпустить Лигею. Такая перспектива Миме не нравилась; принцессу тут же утащат, как только он потеряет с ней физический контакт. Как тогда он снова отыщет девушку в этом жутком месте?

Однако, несмотря на то что Мима продолжал удерживать Лигею, ничего хорошего это не сулило, поскольку демоны пытались — буквально — разорвать ее на части. Двое, вцепившиеся ей в руки, выворачивали их в противоположные стороны, тот, который схватил принцессу за волосы, причинял ей такую боль, что у бедной девушки глаза лезли на лоб, а двое, державших ее за ноги, развели их почти под углом сто восемьдесят градусов.

Свободной рукой Мима ударил одного из демонов по голове. Череп треснул, и демон упал. Затем, двигаясь с неимоверной быстротой, присущей ему в состоянии берсеркера, Мима протянул руку, поймал за волосы другого врага и, подняв в воздух, обрушил на пол, где тот и остался лежать.

Но три оставшихся демона не унимались. Воспользовавшись тем, что Мима отвлекся, они ухитрились вырвать у него девушку. Мима дотянулся до одного из них, схватил его за ногу, завел одну ступню за другую и дернул так, что нога демона сломалась.

Мима обернулся — и увидел, как два оставшихся демона волокут Лигею по залу. Точнее, тащил один, взяв ее под мышки и сцепив руки на груди, в то время как второй пытался клешнями раздвинуть девушке ноги. Было очевидно, что через мгновение похотливый демон…

Лигея закричала.

Мима никогда еще не слышал такого крика. Звук наполнил все пространство Ада, словно огромная электропила вгрызалась в металл.

Это ошеломило демонов. Они бросились в разные стороны, уронив рыдающую принцессу.

На Миму, защищенного своей должностью, крик нисколько не подействовал, как, впрочем, и на Сатану.

— Ну, теперь ты понял, что она такое? — сказал Сатана. — Не станешь же ты путаться с таким существом.

— Что же она такое? — удивился Мима.

— Сирена, что еще? Та, кто обладает разрушительным голосом. Тайный срам ее царственной семьи; подобные уродства в королевских домах встречаться не должны. Это и привело ее сюда.

Тайный срам? Мима, заика, очень хорошо понимал такие вещи.

Сатана пожал плечами:

— Ладно, давай закончим с этим; мне она больше не нужна. — Он поднял руку.

Мима бросился вперед, снова закрыв пламя своим плащом.

— Мне все равно, кто она такая; эта девушка — добрая душа!

— Еще одна причина, почему ты не можешь получить ее, — сказал Сатана. — Если бы она захотела помочь мне, то я позволил бы ей быть с тобой. А теперь придется ее наказать. — Он оглянулся вокруг и увидел распростертых демонов. — Только сначала я заставлю ее заткнуться.

Сатана сделал жест, и появилась змея. Она обвилась вокруг головы Лигеи и вползла к ней в рот, не давая возможности произнести ни звука.

Мима увидел, что защитить принцессу от козней самого Сатаны нет никакой возможности. Во всяком случае, не здесь, в Аду. Если только он не сумеет ее как-нибудь спрятать.

Тогда Мима схватил девушку, поднял ее и выбежал из ресторана. Перед ним расстилалась голая, пустынная равнина, и укрыться тут было совершенно негде!

Однако он Марс, напомнил себе Мима. Он в силах изменить свой внешний вид и облик того, кто находится с ним. Простым прикосновением к Алому Мечу.

Вот те на! Меч-то остался вместе с его телом.

Впрочем, физическое отсутствие не прерывало Миминой связи с Мечом. У него должна сохраняться способность творить волшебство в соответствии с должностью, независимо ни от чего, даже здесь, в Преисподней. Стоило только пожелать.

Мима сделался невидимым. По крайней мере, он надеялся, что это так. Сам он по-прежнему видел себя и Лигею, но…

Из ресторана выскочило еще несколько демонов.

— И разорвите ее на мелкие кусочки, — прогремел им вдогонку голос Сатаны. — Иначе я вас растерзаю вместо нее!

Демоны остановились, озираясь. Они никого не видели, хотя Мима с Лигеей, у которой вокруг головы обвилась змея, стояли совсем рядом. В этот миг они трое — мужчина, женщина и змея — были видимы только друг другу.

Да еще самому Сатане. Являясь одной из инкарнаций, Сатана был невосприимчив к иллюзиям. Мима понимал, что Лигею нужно куда-то спрятать, прежде чем появится Сатана.

Мима побежал по равнине, волоча на себе принцессу, которая не двигалась. И он понимал почему: девушка не хотела быть для него обузой или навлекать неприятности. Она была хорошим человеком, не желавшим никому дурного, и в то же время ей приходилось быть орудием Зла. Вероятно, она даже дала бы демонам отвести себя на мучения, не попытайся один из них изнасиловать ее прямо в ресторане.

Внезапно равнина кончилась. Мима остановился. Оказывается, это была не равнина, а верхушка столовой горы! Склон был совершенно отвесным и уходил вниз, казалось, на целый километр, так что даже дух перехватывало.

Демоны разбрелись по округе в поисках беглецов. Сатана пока не вышел из ресторана, но мог появиться в любую секунду.

Мима заспешил по краю обрыва в поисках какого-нибудь спуска. Ему отнюдь не хотелось прыгать. Он был всего лишь душой, и Лигея тоже, поэтому разбиться насмерть они не могли, однако падение наверняка окажется чрезвычайно болезненным и надолго выведет девушку из строя. Да он и сам мог пострадать; у Мимы не было уверенности, что должность оберегает его от явных глупостей.

И действительно, здесь была тропка, проход, расщелина, ведущая вниз! Мима стал спускаться по ней, уходя из поля зрения демонов. Какое-то время Сатана не сможет их засечь, а это сейчас самое главное.

Лигея начала вырываться — она все еще не могла говорить.

— Не делай этого! — предупредил Мима; — Посмотри, где мы!

Она повернула голову, чтобы поглядеть, вся напряглась и затихла. Такая высота нравилась ей не больше, чем Миме.

— Они должны быть где-то здесь! — послышался голос Сатаны. — Если не на плато, значит, на склоне. Вы склон проверили?

Мима понял, что через несколько секунд эта крутая тропинка будет кишеть демонами. Увидеть беглецов они не способны, — а вот нащупать их? В жизни Марс мог сделаться неосязаемым, невидимым или то и другое одновременно. Но здесь была не жизнь, и он опасался, что один дух не сумеет стать нематериальным для другого духа. Ведь сумел же Мима дотронуться до Лигеи, когда в виде духа проник к ней в капсулу в ледяном дворце. Он не мог позволить себе риска соприкоснуться с демоном.

С другой стороны, сработала же его уловка, когда они стали невидимыми! Так что, возможно…

На краю плато показался силуэт демона. Он разглядывал тропинку.

Мима посмотрел вперед. Дорожка вилась вниз по горе. Поскольку иного пути не было, приходилось и дальше спускаться по ней. Только в самом крайнем случае, если не будет другого выхода, он рискнет дотронуться до демона.

— Я спущу тебя вниз; не вырывайся, — прошептал он Лигее.

Она отрицательно покачала головой, все еще не в состоянии говорить из-за змеи.

Мима протянул руку и схватил змею. Быстро нащупал ее голову и сдавил так, что рептилия смекнула: она полностью в его власти. Затем он размотал змею и освободил девушку.

— Ты вела себя очень благородно, не желая доставлять мне дальнейшие неприятности, — прошептал он. — Но теперь я действительно попал в переплет, да и ты тоже. В настоящий момент никому из нас не станет легче, если демоны поймают тебя. Если ты сейчас уйдешь, то лишь выдашь мое местонахождение. Ты этого хочешь?

Движением головы она показала «нет».

— Тогда иди за мной, — проговорил Мима. — Пока ты будешь рядом, останешься невидимой.

Он повернулся, держа змею одной рукой, и зашагал вниз.

Через несколько шагов тропинка стала шире и пошла по карнизу. Идти стало намного легче, теперь им не грозило из-за любой оплошности скатиться в пропасть. С краю дорожки Мима рассмотрел какое-то отверстие, смахивающее на вход в полуразвалившуюся древнюю пещеру. Но тропа уходила все дальше вниз, а сзади к первому демону уже присоединились другие, так что Мима решил не останавливаться.

Вдруг ему что-то послышалось. Демоны — впереди! Они поднимались снизу вверх по тропинке!

— Мы в ловушке! — простонала Лигея. — Но я могу крикнуть на них…

— И тогда весь Ад узнает, где мы! — Мима вернулся немного назад. — Молчи! — Он мгновенно все обдумал. — Попробуем спрятаться в той пещере.

— Ах, я ненавижу пещеры! — проговорила девушка.

Мима не обратил на эти слова никакого внимания. Они вернулись назад по тропинке и вошли в пещеру. Сверху уже приближались демоны.

— Я подсажу тебя, а потом влезу за тобой. — Мима пожалел, что с ним нет Алого Меча; с его помощью он смог бы спуститься прямо с горы вниз.

Впрочем, возможно, он сумел бы это сделать и без Меча. В конце концов, если он смог стать невидимым…

Он и попробовал так сделать, приказав себе подняться в воздух, когда Лигея начала осторожно взбираться вверх по скале. Увы, ничего не произошло. Очевидно, Мима самостоятельно мог изменять внешность, однако, для того чтобы перемещаться, ему требовалось иметь при себе Меч. Возможно, ему необходимо точно видеть, куда он направляется. А может быть, он просто не обладал нужным духовным пультом дистанционного управления. Плохо, но ничего не поделаешь…

Мима подсадил Лигею за очаровательный зад, и девушка нырнула в отверстие.

— Отлично, вот, возьми змею, — сказал Мима, передавая ей рептилию.

Лигея отнюдь не горела желанием снова прикасаться к этой твари, но тем не менее взяла ее.

Тогда Мима схватился за край отверстия и подтянулся. Лигея помогла ему взобраться.

Пещера оказалась маленькой, в сущности просто расселиной в скале, но тут было достаточно места, чтобы они вдвоем смогли удобно разместиться. Змея с вполне довольным видом расположилась сбоку.

Демоны уже подошли к карнизу, переговариваясь друг с другом хриплыми голосами.

— Ах, я боюсь, — прошептала Лигея.

Мима обнял ее за плечи:

— Помни, нас нельзя увидеть. Просто сиди тихо, и они пройдут мимо.

Лигея замолчала, хотя и дрожала всем телом. Демоны протопали вниз, недовольно ворча; видимо, они считали, что подобные поиски — просто глупость. Миму удивило, насколько эти существа похожи на смертных своим поведением, хотя и являются бездушными порождениями эфира. Они не обладали личностями, однако дело, видимо, заключалось не в этом. Возможно, демоны создавались по образу и подобию Сатаны, приблизительно так же, как человек

— в соответствии с западной мифологией — создан по образу Бога. Хотя разве подобное убожество может происходить от совершенства? Западные люди попросту страдают манией величия. Мима был рад, что не разделял столь нелепых взглядов. Реинкарнация объясняла все куда лучше, и любой разумный человек в состоянии это понять.

Демоны, шедшие сверху, встретились с нижними. Послышались какие-то выкрики и шум короткой перебранки; потом удаляющийся визг демона, сорвавшегося или сброшенного с карниза. Ну что за вспыльчивые существа эти демоны!

Теперь они снова шагали вверх по дорожке.

— …Во всяком случае, не на этом карнизе, — бормотал один из них. — Мне плевать, что там говорит Его Бесчестье! Мы бы их нашли, если бы…

— Пещера… Ты смотрел в пещере, кретин? — спросил другой демон.

— В какой еще пещере, недоумок?

— Вон в той пещере, идиот! Где мы обычно в свободное время развлекаемся с демоницей.

— А, в этой пещере, — наконец-то понял первый демон. — Кстати, где сейчас наша демоница? Сто лет ее не видел.

— Она на задании, — ответил второй. — Совращает какого-то смертного.

— Везет же кое-кому из смертных, — пробормотал первый. Его клыкастая кабанья морда снизу заглянула в пещеру.

Лигея напряглась, поскольку демон смотрел прямо на них. Однако он тут же перевел взгляд, не увидев ничего, кроме пустой пещеры. Беглецы и в самом деле были невидимы.

Вдруг демон разглядел змею, которая лежала несколько в стороне от Мимы, и его сила на нее не распространялась. Демон протянул было руку к змее, но та с шипением подняла голову и широко раскрыла пасть, и он поостерегся прикасаться к ней. Лицо демона исчезло.

— Там ничего нет, кроме диких животных.

— Тогда пошли обратно, — сказал второй демон. — Либо они сорвались со скалы, либо вообще по этой дорожке не проходили. Не понимаю, чего Сатане приспичило их ловить; в любом случае из Ада им не ускользнуть.

— Ему хочется помучить женщину, конопатый, — ответил первый. — Она должна была соблазнить инкарнацию, но попыталась отвертеться, за что ее и накажут.

— Понятно. Надеюсь, Сатана даст мне поиграть с ней, — заметил второй демон, и они затопали дальше по тропинке. — Я бы притащил ее прямо в эту пещеру и как следует над ней потрудился! Когда мы ее держали, ты обратил внимание, какие у нее ножки?

— Я-то как раз и держал ее за ногу, сопляк. Видел все до самой… — Голоса смолкли; демоны ушли.

— Ах, как я ненавижу демонов! — прошептала Лигея. — У них на уме только похоть и мучения!

— Вообще-то считается, что Ад — довольно-таки неприятное место, — отозвался Мима, — где проклятые души скорбят о нечестивых поступках, совершенных при жизни.

— Но я не осуждена на Ад! — воскликнула она.

— Мне кажется, что нам лучше переждать здесь, покуда демоны не перестанут искать, — сказал Мима. — На это может потребоваться некоторое время. Почему бы тебе не рассказать, как ты здесь очутилась? Я ведь явился сюда, чтобы помочь тебе, и по-прежнему надеюсь сделать это.

— Ты не можешь мне помочь, — с грустью проговорила Лигея. — А я могу лишь причинить тебе неприятности. Тебе необходимо бросить меня прямо сейчас.

— Отчего же? Ты производишь впечатление милой юной девушки, а кроме того, ты принцесса.

— Я действительно милая молодая женщина. Если бы ты узнал меня получше, то я, наверно, тебе бы понравилась, тем более что на тебя, кажется, не действует мой крик. Поэтому-то тебе и нужно бросить меня.

— Может, я несколько туповат, но мне непонятна твоя логика.

— Так ведь этого и добивается Сатана! — воскликнула Лигея. — Он хочет, чтобы ты… чтобы ты…

— Чтобы я обращался с тобой, как демоны? Я не стану этого делать, Лигея.

— Чтобы ты влюбился в меня, — пробормотала она.

Мима улыбнулся:

— Я влюблялся и раньше и не могу сказать, что это хуже смерти. Они были хорошими женщинами, очень хорошими. Если ты хорошая женщина…

— Потому что ты инкарнация. Сатана сумеет удерживать тебя лишь до тех пор, пока может обманывать, а это долго не протянется. Но я — проклятая душа, и меня он может держать здесь. А если ты влюбишься в меня, то не сумеешь без меня уйти и навсегда останешься в Аду. Тогда Сатана будет делать все, что ему вздумается, в царстве смертных! — взорвалась Лигея.

Так вот в чем состоял замысел Сатаны! Понятно, почему Лила поведала ему о плененной принцессе! Да уж не Лилу ли демоны приводили в эту самую пещеру? Интересное совпадение, что они упомянули об этом именно тогда, когда Мима мог все слышать.

Совпадение? Скорее очередная хитрость! Разве не может быть так, что Сатана точно знал, где они прячутся, и приказал демонам оставить их там, потому что Мима делал именно то, чего желал Сатана: находился вместе с Лигеей? А Лигея, судя по всему, действительно была прелестной женщиной и не имела отношения к козням Сатаны. Если бы она помогала Сатане, то не стала бы предупреждать Миму о его замыслах.

Да, все это очень любопытно. Демоны должны были схватить Лигею и спрятать ее от Мимы в каком-нибудь дальнем уголке Ада, чтобы он никогда не сумел найти ее. Но они замешкались, видимо по собственной глупости, и хотели изнасиловать ее. Поэтому она издала свой чудовищный крик, и у Мимы опять появилась возможность спасти ее. Можно предположить, что те демоны были исключительно глупы и поддались собственной похотливости… но ведь Сатана просто стоял и наблюдал. Сатана даже не объявил погони, пока не стало слишком поздно. Сатана не глуп; его промедление наверняка хорошо обдуманно. Он хотел, чтобы Лигея закричала, дабы побудить Миму присоединиться к ней.

Тот крик… Вот что было самым замечательным. Другим он мог показаться отвратительным. Но Мима, у которого были собственные проблемы с голосом, вполне мог понять такого рода недостаток. Он даже сочувствовал Лигее. Сейчас Мима говорил свободно, но ведь он находился в Аду, где сатанинские силы отменяли заикание; тем не менее он не забывал о своем недостатке. Лигея была другом по несчастью — и Сатана хотел, чтобы Мима об этом знал. Естественно, что для мужчины, страдающего речевым дефектом, станет привлекательной женщина с подобной голосовой проблемой. Очень хитрая ловушка!

— Ты молчишь, — сказала Лигея. — Значит, сам все понимаешь. Я благодарна тебе за то, что ты оказался таким достойным мужчиной, но теперь я сделаю то, что обязана сделать, и покину тебя. — И она направилась к выходу из пещеры.

Мима удержал ее.

— Без тебя я отсюда не уйду, — проговорил он.

— Но я же объяснила тебе, почему это невозможно! У тебя есть обязательства на Земле!

— Я явился в Преисподнюю, чтобы освободить тебя, и я тебя спасу! — сказал Мима. — Это не имеет отношения к любви; это касается справедливости. Если же по ходу дела я влюблюсь в тебя, то, может быть, ты согласишься остаться со мной после того, как пройдет слушание твоего дела и ты выйдешь из Ада. А если нет — то все равно я намерен закончить то, что считаю правильным.

— Дурак! — сказала Лигея.

— Я мужчина.

— Принц, — сказала она уже мягче.

— Инкарнация.

— Мне мог бы… очень понравиться такой дурачок, — призналась девушка.

— Но я не могу позволить тебе сделать это. Я — всего-навсего одна душа, а твоя работа связана с миллионами. Поэтому… — Она снова встала.

Мима усадил девушку на место, обнял и поцеловал.

Лигея вздохнула.

— Знаешь, вообще-то так нечестно, — проговорила она. И поцеловала Миму в ответ.

— Давай расскажем друг другу о себе, — предложил Мима.

— Ты уже знаешь о моем недостатке. Когда я взволнована, то…

— Я разбираюсь в недостатках. Я сам заика.

Лигея засмеялась:

— Надо же, а я и не заметила!

— В жизни. Здесь, в Аду, я от этого избавлен. Думаю, что таким образом Сатана хочет «приручить» меня. Он предлагал мне дать в наложницы демоницу и даровать свободную речь, однако я предпочел идти своим путем.

— Но если твой недостаток в Аду исчезает, то почему остается мой? — жалобно спросила Лигея.

— Видимо, потому, что Сатана не пытается приручить тебя. Он старается тебя унизить. Наверно, его совершенно не заботило бы мое заикание, не будь я инкарнацией.

— Инкарнацией Войны, — кивнула девушка. — К тебе следует относиться с особым вниманием.

— Так что если ты не переносишь заикания, то не пожелаешь иметь со мной ничего общего, когда выберешься из Ада.

— Когда я увидела тебя там, в Ледяном Дворце, ты показался мне таким отважным и красивым, прямо как настоящий принц, явившийся спасти меня, — сказала она. — Я знала, что это западня, и пыталась предупредить тебя. Но ты не ушел, и вот теперь ловушка захлопнулась. То же самое может произойти и во второй раз, потому что ты все равно не уходишь. Хотя говорить об этом нечего, поскольку мне все равно никогда не выбраться из Ада, но, если бы я отсюда вышла и ты вывел бы меня, я бы навсегда запомнила, что это сделал заика, и мне безразлично, как он выглядит и как говорит; мне хотелось бы быть с тобой. Но ты пришел в Ледяной Дворец не для того, чтобы просто найти себе женщину? Ведь к твоим услугам была демоница.

Тогда Мима рассказал Лигее об Орб, о Восторг, о своем желании иметь женщину именно такого происхождения, а не переменчивую демоницу, всецело преданную лишь Сатане.

— Хотя Лила и всплакнула, — сказал Мима в конце. — Такое поведение демоницы мне совершенно не понятно.

— Потому что в ее задачу входило совратить тебя или отправить в Преисподнюю; в любом случае она знала, что ты обречен. Демонам в небольшой степени свойственны эмоции, иначе они не могли бы испытывать примитивных желаний. Они не могут принять человеческий облик, не усвоив частицы человеческой природы, чтобы действовать достаточно убедительно и обманывать настоящих людей. Может быть, ты ей немного нравился, а может, ей нравилось ее задание в Чистилище, которое все-таки лучше Ада, и она горевала, поняв, что все кончилось. Ее воля подчинена Сатане, однако, если это не противоречит заданию, она может позволить себе некоторые эмоции. Особенно в том случае, если демонстрация этих чувств вызовет у тебя выгодную для нее реакцию.

— Ты, похоже, хорошо разбираешься в демонах, — с сочувствием проговорил Мима.

— У меня достаточно большой опыт, — и Лигея рассказала ему, как попала в Ад.

Лигея была принцессой одного из европейских государств. Когда она достигла соответствующего возраста и обучилась всему, что необходимо знать женщине ее положения, то отец, король, начал исподволь подыскивать для нее подходящую пару.

— Ты сам знаешь, такие вещи редко делаются по собственному выбору.

— Прекрасно знаю, — согласился Мима.

Подобное сватовство требовало показывать товар лицом. Современные монархи стали крайне осторожными, поскольку их отпрыски усвоили новомодные понятия независимости и ожидать от них послушания можно было лишь в том случае, если невесты оказывались не только родовиты, но и внешне привлекательны. Собственно, зачастую удавалось использовать идеалистические бредни юных принцев для того, чтобы держать их в узде, поскольку, будучи сраженным красотой предполагаемой невесты, он ни на что больше не обращал внимания, а потом уж становилось слишком поздно. Любовь брала его в плен.

— Знаю, — повторил Мима, припомнив, как отлично эта тактика сработала с Восторг.

— Ну, не обязательно соглашаться с такой готовностью! — сказала Лигея.

— Я уже ослеплен твоей красотой, — ответил Мима. Он хотел, чтобы его слова прозвучали как шутка, но вдруг понял, что говорит серьезно.

У Лигеи, видимо, возникло такое же ощущение, ибо она вспыхнула. Хотя в пещере было темно, Мима все равно почувствовал, что девушка зарделась, потому что все ее тело, казалось, излучает жар. У особ королевской крови чувство неловкости давало о себе знать куда сильнее, чем у обыкновенных людей.

Выдержав небольшую паузу, Лигея продолжала. Ей предстояло отправиться в одно княжество на Ближнем Востоке. Номинально это был обычный светский визит, а на самом деле — демонстрация того, что именно могло предложить ее королевство. Отец Лигеи знал, что в настоящий момент на рынке невест не было никого, кто мог бы внешностью сравниться с ней. В то же время девушке были даны строжайшие указания ни в коем случае не открывать своего порока.

Но тут международные террористы увидели возможность нанести удар. Они сумели захватить самолет, на котором летела принцесса. Еще во время полета они потребовали за нее небывалый выкуп: один миллиард евродолларов, освобождения всех политических заключенных и публичного извинения за ошибки в управлении государством — ни больше ни меньше. Если король заплатит и выполнит остальные требования, они посадят самолет в нейтральной стране и отпустят принцессу, если же нет…

Король отказался принять их условия. Заплатить деньги не составляло труда, освобождение политзаключенных было проблематичным, ну а извинение, разумеется, невозможным.

— Разумеется, — согласился Мима, превосходно все понимая.

Король незамедлительно предпринял самые решительные меры. Он объявил, что за головы заговорщиков будет выплачено вознаграждение.

Похитители собирались продемонстрировать серьезность своих намерений, показав изображение принцессы в волшебном зеркале. Они подготовили это зеркало, однако Лигея отказалась показываться в нем: она не собиралась унижаться, умоляя отца купить ей свободу.

Обескураженные террористы, у которых уже кончалось горючее, решились на более откровенный шантаж. Они раздели девушку догола, и один из них приготовился изнасиловать ее — прямо перед камерой, в прямом эфире. Было ясно, что такая мысль пришла им в голову, еще как только они ее увидели — ведь они были мужчинами.

— Мужчины не все такие, — запротестовал Мима.

— Ты не желаешь моего тела? — с вызовом осведомилась Лигея.

Мима тяжело вздохнул. На этот вопрос он не мог дать учтивого ответа.

Увидев, что все практически потеряно, когда воздушный пират уже почти залез на нее, Лигея закричала. В конце концов, быть публично изнасилованной для принцессы так же немыслимо, как для короля — принести публичные извинения. В частной жизни, впрочем, действовали иные правила. Если бы принцесса вышла замуж, то изнасилование и извинения были бы вполне вероятны, возможно даже необходимы.

— Хотя нежелательны, — заметил Мима.

Все пассажиры на борту самолета потеряли сознание. Лигея, естественно, не умела управлять воздушным лайнером. Так что самолет разбился, и все погибли, включая и принцессу.

— Вот так я очутилась в Аду, — закончила она.

— Но ведь ты не совершила ничего, заслуживающего проклятия! — сказал Мима.

— Я утверждаю то же самое, — кивнула она. — Технически я совершила самоубийство, — но только чтобы защитить свое целомудрие. Еще на мне лежит ответственность за множество других смертей, однако это была самооборона, а они были плохими людьми. Я знаю: если бы мне удалось добиться справедливого слушания, то все согласились бы, что я должна попасть в Рай. Но мой свиток, кажется, помечен убийством и самоубийством, поэтому я и проклята. Безусловно, я была бы все равно проклята, если бы поддалась бандитам.

— И так и этак проклята, — согласился Мима.

— А когда Сатана так безрассудно попытался принудить меня… Я старалась предупредить тебя, чтобы ты уходил, но…

— Нужно сделать вот что, — твердо произнес Мима. — Обратить ловушку Сатаны против него же самого. Надо выманить его из Ада. Это послужит ему хорошим уроком.

— Ну сколько раз можно тебе повторять, что это невозможно! — возразила Лигея. — Вырваться на свободу ты сможешь только в одиночку, если знаешь как. А я смогу это сделать, если мой вопрос будет пересмотрен, только Сатана нипочем этого не допустит.

— А как он может воспрепятствовать? — раздраженно спросил Мима. — Разве Бог будет сидеть сложа руки?

— Бог не вмешивается в дела смертных или инкарнаций, — безнадежно проговорила Лигея.

— Ну, на меня подобные запреты не распространяются, — ответил Мима. — Я обязательно вытащу тебя.

— Сатана как раз и хочет, чтобы ты предпринял такую попытку, — напомнила ему Лигея.

— Я намерен огорчить его. — Мима подумал. — Как тебе кажется. Сатана сейчас слышит нас?

— Так мы же от него спрятались…

— Сдается мне, что Сатана умышленно позволил нам добраться до этого места. Он вполне может нас подслушивать. В конце концов, здесь его владения.

— Я об этом как-то не подумала, — призналась Лигея. — Но Преисподняя очень велика. Я уверена, что он не в состоянии уделять внимание каждой мелочи. Удостоверившись, что мы вместе, он, вероятнее всего, обратился к другим делам.

— Возможно, — согласился Мима. — Так что мы можем считать наш разговор конфиденциальным.

Она пожала плечами:

— Думаю, да. Впрочем, какое это имеет значение? Я не могу отсюда выбраться, а до тех пор, пока мешаю выбраться тебе, я служу Сатане. Мне это не нравится, хотя находиться с тобой очень приятно.

Девушка скорее всего права, подумал Мима. Поначалу она была приманкой, чтобы завлечь его сюда, а сейчас выступает в качестве цепи, которая его тут держит. Сатане нет нужды следить за ними.

В то же время нельзя сказать, что сидеть здесь с Лигеей неприятно.

Она милая девушка, обладающая массой достоинств, к тому же исключительно миловидная, а Миму всегда привлекал этот тип женщин.

Он изменил позу, так как сидеть на камнях было не слишком удобно. Взгляд его упал на змею.

Змея наблюдала за ним.

Мима устроился поудобнее, сделав вид, будто ничего не заметил, но внутренне весь насторожился.

А ведь и правда Сатане было чем заняться, кроме того, чтобы следить, как знакомятся два человека. Но Мима был инкарнацией, и хотя Сатана мог проникнуть сквозь завесу невидимости, созданную Мимой, ему было, вероятно, не под силу сделать это на любом расстоянии. Одна инкарнация не может вмешиваться в дела другой на расстоянии. Поэтому Сатана скорее всего не подслушивал их напрямую.

Однако Сатана не позволил бы инкарнации свободно передвигаться по Аду. Ему каким-то образом необходимо осуществлять слежку. А что может быть лучше, чем поручить такое дело одному из своих мелких соглядатаев?

Таким шпионом и была змея. Она станет сообщать о местонахождении Мимы и обо всех его основных действиях. Безусловно, весьма удобный способ держать его под наблюдением.

Мима мог бы прикоснуться к змее, войти в нее и выяснить все наверняка. Но Сатана тогда насторожится и поймет, что Мима раскусил его. Лучше прикинуться, будто он ни о чем не подозревает.

Вот только как сообщить об этом Лигее, чтобы змея не услышала? И как отделаться от змеи, чтобы не всполошить Сатану?

Вообще-то Мима мог войти в Лигею и передать ей мысли, однако сейчас он предпочел не поступать таким образом, потому что это стало бы вмешательством в ее и без того крайне ограниченную личную жизнь, а еще и потому, что она действительно была той девушкой, в которую он готов был влюбиться и, вероятно, даже полюбить. Чересчур большая близость могла погубить их взаимоотношения.

А может, он боялся, войдя в Лигею, обнаружить, что она являлась попросту еще одним агентом Сатаны? Над такой возможностью следовало поразмыслить. Если бы девушка оказалась орудием Сатаны, то это не просто огорчило бы Миму. Сама по себе проверка, устроенная ей, могла выдать Сатане его подозрения. И Мима остался бы ни с чем.

Он подумал еще немного и решил, что, какой бы план побега у него ни возник, надо держать его при себе.

А план, как он внезапно понял, действительно появился — смелый, безрассудный, осуществить который мог бы только Мима. И если бы этот замысел удался, то он сумел бы освободить не только Лигею, но и спасти много других несправедливо проклятых душ. А кроме того, он отплатил бы Сатане за наглую попытку запереть в Преисподней и заставить служить себе другую инкарнацию.

Мимин план не отличался ни особым изяществом, ни легкостью исполнения. Но Мима был Марсом, и на карте стояла честь его ведомства. Ему хотелось преподать Сатане урок, каково связываться с Марсом.

15. РЕКА

Когда на Преисподнюю спустилась ночь, беглецы почувствовали некоторое облегчение, потому что погоня прекратилась. Они поговорили, поспали, и теперь им не терпелось побыстрее выбраться из тесной пещеры.

— Мне кажется, что из Ада должен быть какой-нибудь выход, — сказал Мима. — И я намерен его отыскать. Есть соображения, где он может находиться?

Лигея подумала.

— Для тебя существует множество путей. Для меня же…

— Для нас обоих. Пусть самостоятельно ты не в силах воспользоваться выходом, но я мог бы помочь тебе выйти этой дорогой.

Ее лицо просветлело.

— Может быть… Ах, смею ли я надеяться?

— Надеяться всегда лучше, чем испытывать отчаяние.

— Я столько раз надеялась, и мои надежды неизменно рушились.

— Всегда остается надежда, что на сей раз твои надежды оправдаются.

Она улыбнулась:

— Ради тебя я буду лелеять эту надежду. Однако я действительно не знаю, где может находиться выход. Преисподнюю окружает река Стикс, и только паромщик Харон может перевезти через нее душу. А он этого не сделает без приказа Сатаны.

— Но ведь Ад трехмерный, — возразил Мима. — Как же одна река может весь его окружать?

— Не знаю, — удивленно ответила Лигея.

— Мы явились сюда сверху, значит, там должен быть проход, — продолжал Мима.

— Да, наверное, — согласилась она. — Странно, я никогда об этом не задумывалась. Впрочем, я все равно не знаю, как воспользоваться выходом.

Миме пришло в голову, что если Ад похож на Чистилище, то его кажущаяся трехмерность в действительности двухмерна, поэтому одна и та же река вполне могла окружать его со всех сторон. Спускающаяся капсула, заколдованная Сатаной, наверно, пронесла их прямо сквозь реку Стикс. Однако Мима не видел смысла продолжать все эти сложные умозаключения.

— Вот что мы должны сделать: обо всем разузнать, — решил он. — Наверняка есть кто-нибудь, кто многое ведает и расскажет нам. Но мы не можем открыто расспрашивать проклятые души — Сатана сразу же перекроет любой выход, который мы найдем.

— Мы могли бы воспользоваться черным ходом, — сказала Лигея. — Демоны туда не заглядывают, потому что…

— Черным ходом?

— Существуют дороги и проходы, которые ведут к главному входу, но ими пользуются демоны, поэтому любого чужака очень скоро выследят и поймают. Конечно, если бы мы были невидимы, это могло бы сработать… но чтобы с кем-нибудь поговорить, нам надо становиться видимыми, и тогда демоны нас обнаружат. Зато путь к черному ходу лежит через глушь, главным образом через болота, окружающие реки. Правда, хотя там нет демонов, есть другие опасности, вроде чудовищ и непроходимых мест. Не знаю, сумеем ли мы…

— Что происходит с человеком, попавшим в лапы чудовища или в естественную ловушку?

— Масса неудобств или преимущественно боли, — ответила Лигея. — Мы здесь не можем умереть по-настоящему, но, когда тебя жует и пожирает чудовище, это очень больно, а потом ты оказываешься у него в животе. Мне бы такое очень не понравилось.

Тут было над чем подумать. Может ли монстр сожрать Марса? Вероятно, нет. Но он вполне способен съесть Лигею. В состоянии ли Мима оградить ее от этих опасностей? Может быть, да, если будет находиться в постоянном контакте с ней.

— Мне кажется, что я сумел бы уберечь тебя от этого. Хочешь рискнуть?

— В настоящий момент это не страшнее того, что Сатана сделает со мной, если… — Девушка не закончила, и Мима догадался почему. Если она не справится со своим заданием задержать Миму в Преисподней — хотя она никогда и не соглашалась на это, — то в Аду для нее будет придумана мучительнейшая пытка. Ведь существуют же наказания пострашнее самой смерти, и Ад был именно тем местом, где они применялись.

— У меня есть приблизительный план побега. Я не могу сообщить тебе подробностей, потому что пронюхает Сатана… — Мима, не поворачивая головы, покосился на змею в надежде, что Лигея поймет его знак, а змея ничего не заметит. — Но для этого мне нужно встретиться с разными лидерами душ, пребывающих в Аду, — не с теми, которые работают на Сатану, а с теми, кто по-настоящему заинтересован в благополучии человечества. Я допускаю, что, хотя эти души и прокляты, они не окончательно подвержены Злу. Могу ли я этим задним маршрутом добраться до таких душ, и сумеешь ли ты провести меня туда?

Лигея тоже скосила глаза в сторону змеи:

— Да.

Насколько правдив этот ответ? Как бы то ни было, приходилось принять его.

Мима и Лигея выбрались из пещеры на карниз, и змея выползла вслед за ними. Миму это не беспокоило; он не хотел отделываться от змеи, потому что тогда Сатана приставил бы к ним шпионить какую-нибудь другую тварь, которая могла оказаться более эффективной. Кроме того, змея служила предлогом, чтобы не говорить о своих истинных планах вслух, и поэтому Мима мог не делиться ими с Лигеей. Миме было противно не доверять ей, однако Лигея служила орудием Сатаны, и он просто не мог быть полностью уверен в ее безоговорочной верности.

Спускаться по узкой тропинке в темноте было небезопасно, однако необходимо. Мима с Лигеей пробирались медленно, много часов подряд, петляя вокруг горы, и наконец, когда уже стал заниматься рассвет, достигли подножия.

Они оба устали и искали место, где можно было бы отдохнуть и поспать. Испытывать усталость, пребывая в форме духа, было ничуть не большей аномалией, нежели рассвет в Преисподней. Миме его тело казалось полностью физически полноценным; оно даже выполняло физиологические функции, для чего он на минутку уединился за кустом. Похоже, что если на Том Свете кто-то ел, то он ощущал вкус и переваривал пищу, а когда работал, то уставал.

Под склоненным деревом путники устроили нечто вроде шалаша — укрытие из веток — и соорудили постель из листьев и папоротника. Едва Мима и Лигея прилегли, чтобы поспать, как на них тут же набросились насекомые. Да, это был Ад; и, естественно, он кишел отвратительными паразитами.

Но Мима просто завернул Лигею в свой плащ, и насекомые уже не могли добраться до них. Уснуть, разумеется, оказалось непросто, так как Мима остро ощущал, какая Лигея теплая и мягкая. Он желал ее, потому что ему нужна была женщина, однако Мима не был полностью уверен в Лигее, да к тому же принцесса — не какая-нибудь наложница, и, он не хотел слишком торопить события. Однако это не означало, будто Мима мог попросту не обращать на нее внимания и спокойно спать.

— Пенни за то, чтобы узнать твои мысли, — пробормотала Лигея.

— Не продаются.

— Ты уверен, что не испытываешь ко мне влечения?

— Конечно же, испытываю! — выпалил он. — Но…

— Прелестно, — проговорила девушка. — Впрочем, не беспокойся — я не стану совращать тебя. — И она заснула.

Как мило с ее стороны. Да подозревала ли она, эта изнеженная принцесса, что значит мужское желание? Должна была знать, потому что ей неоднократно угрожало изнасилование, и когда она была смертной, и когда стала духом. Хотя девушка, видимо, полагала, что воспитанные мужчины были другими и выражали свое желание в умозрительной форме без всякого физического компонента. Ну что ж, он постарается соответствовать такому представлению. Ведь если бы Миме нужна была просто наложница, лишенная какого бы то ни было содержания, то он мог бы удовлетвориться Лилой-Лилит.

Лилит. Лила. Лигея. Раньше Мима не задумывался над тем, как схожи все эти имена. Неужели?..

Нет, это просто нелепо! Тем не менее Мима чувствовал, как помимо его воли в душе рождается беспокойство. Каким же дураком выставил его Сатана, если заманил в Преисподнюю с помощью той же самой приманки, которую Мима отверг в Чистилище! А вдруг сейчас он испытывает неудовлетворенное влечение к проклятой аморальной демонице!

Мима мог бы войти в Лигею и точно выяснить ее сущность. Он даже знал, что именно так и следует поступить. И все-таки колебался. Предположим, Лигея окажется настоящей, и такое вторжение выдаст Мимино недоверие к ней? Как она тогда к нему отнесется? Не удивительно, если она сочтет это предательством с его стороны.

С другой стороны, не перевешивает ли риск действительного предательства простое подозрение? Тут, собственно, даже нечего раздумывать о том, какие действия следует предпринять… Тем не менее Мима не мог решиться.

Лигея пошевелилась.

— Тебя что-нибудь беспокоит? — спросила она.

— Просто думаю.

— Так и не скажешь о чем?

— Тебе не понравится.

— Не верится, чтобы твои мысли были хуже Ада.

Тут она была права.

— Я вот прикидываю, действительно ли ты та, за кого себя выдаешь.

— Да, — ответила она и задумалась. — То есть ты хочешь сказать, что сомневаешься? Полагаю, это вполне разумно. А как ты считаешь, кем еще я могу быть?

— Лилит, демоницей.

Лигея окончательно проснулась:

— Та самая, которая ходит с демонами в пещеру? Ты думаешь, что я?..

— Я же предупреждал, что тебе не понравится.

— И не нравится! Но мне кажется, что ты имеешь право беспокоиться. Демоны способны принимать любое обличье, так что она могла придать себе мою внешность. Вот только как мне удостоверить свою личность?

— Есть один способ, — неохотно проговорил Мима.

— Это то, что всегда говорят мужчины, не так ли? Но, как я понимаю, демоны в таких делах куда лучше настоящих людей, так что…

— Будучи воплощением Войны, я обладаю определенными возможностями. Одна из них заключается в том…

— Чтобы применять силу! — подсказала Лигея. — И сейчас ты ею воспользуешься!

Возникло именно такое недопонимание, которого Мима изо всех сил старался избежать. Но коль скоро дело приняло подобный оборот, следовало идти напролом.

— А также входить в людей, заполнять их тело и мозг и читать мысли.

— Ах! — Лигея задумалась. — Мне показалось, ты имеешь в виду проникновения иного рода.

— Без твоего согласия я не подверг бы тебя ни одному из них, — твердо заявил Мима.

— Это вхождение, когда ты можешь узнавать мои мысли… А я смогу прочитать твои?

Такой вопрос озадачил Миму:

— Не уверен. Когда я проделывал это со смертными, они не подозревали о моем присутствии, зато я мог передавать им свои мысли. Полагаю, если бы этот человек понимал ситуацию, то сумел бы и сам прочитать мои мысли.

— Тогда входи в меня, — предложила Лигея.

— А если ты окажешься демоницей…

— Да, Сатане станут известны все твои секреты. Но ведь ты хочешь все узнать обо мне. Так что игра честная, разве нет?

В словах девушки был смысл. Он не доверял ей; она могла не доверять и ему. Мима хотел верить Лигее; наверняка она тоже хотела ему верить. Вхождение так или иначе положит конец всяким сомнениям.

— Но ты хоть понимаешь, что это такая близость, с которой не сравнится никакая физическая? — спросил Мима, все еще колеблясь.

— Лучше пусть ты обо мне все узнаешь, чем будешь мучиться неведением, — ответила она просто.

И Мима решился. Он вошел в Лигею и несколько секунд никак не мог сориентироваться. Даже испугался, что ничего не получится, поскольку не существовало физического тела, за которое можно было бы зацепиться. Но потом сообразил, что в мире смертных пользовался телом, чтобы поместить там свою духовную сущность; теперь же он может сделать это напрямую.

Мима заполнил Лигею… и обнаружил, что это не только возможно сделать при отсутствии физического тела, но и было гораздо проще, поскольку сейчас ему не мешала никакая плоть. Все оказалось очень легко: мысли Лигеи стали Мимиными.

Она была настоящей. Все, что принцесса рассказывала ему, было правдой. Ум ее был настолько честным и откровенным, а слияние таким полным, что никаких сомнений не оставалось.

«Так вот каков план!» — подумал Мима с удивлением.

«Нет, это не твоя мысль, а моя», — сразу же услышал он.

Связь оказалась настолько крепкой, что Мима принял Лигеину мысль за свою собственную! Он даже и не мечтал о таком успехе! Но почему ее вообще волновало… постой-ка, чья это была мысль — его или ее?

«Это имеет значение?»

Запутавшись, Мима вышел. Они лежали рядом, переполненные новыми ощущениями, усваивая тот невероятный импульс, который получили несколько мгновений назад. За какой-то миг они поистине узнали друг друга.

Сейчас Мима понял, что может вспомнить такое количество подробностей из мыслей Лигеи, о котором раньше и не подозревал. Ему даже показалось, будто к нему перешла часть мозга Лигеи.

— Ты правильно сделал, что отпустил Восторг, хотя и любил ее, — сказала Лигея.

— Ты прочитала мои воспоминания? — спросил Мима, уже зная ответ.

— Твои воспоминания украшают тебя, — ответила принцесса. — Ты достойный человек. Я понимаю, почему ты опасаешься демониц; история с говорящей головой…

— Ли, я даже не представлял себе, что совпадение может быть таким полным!

— Знаю, Мима, знаю, — сказала она.

— Мы так неожиданно и так хорошо узнали друг друга!

— Дело того стоило.

— Действительно стоило, — повторил Мима.

— Мне кажется, что очень скоро мы полюбим друг друга.

— Очень скоро, — подтвердил Мима.

— Впервые на Том Свете я рада, что попала в Ад.

— Да. — Он поцеловал Лигею.

Знакомство, которое должно было занять долгие месяцы, состоялось за несколько секунд. И, зная, что могут положиться друг на друга, они уснули.

Лигея в общих чертах представляла себе расположение Ада. Она видела карту Преисподней в одной книге, которую ей показывал Сатана. В той книге описывались разные части Ада и пытки, которые здесь применяются; эта демонстрация отнюдь не была любезностью со стороны Сатаны, а угрозой. Книга привела девушку в ужас, однако красивенькую карту она все-таки запомнила.

— Неподалеку от центра Ада берет начало река Лета, и там же находится личное пристанище Сатаны. Поэтому ключ, из которого рождается река, мы найдем где-то поблизости.

— Лета — река Забвения? — спросил Мима. — Моя мифология не похожа на вашу, но это я, кажется, помню.

— Правильно. Если нас охватит жажда, то лучше не пить той воды, потому что потом мы даже не сумеем вспомнить, как сюда попали.

Они пошли вперед, а змея поползла следом. Наконец путники увидели источник, и Миме захотелось пить, но он знал, что к воде прикасаться нельзя. Прозрачная струя, вскипая, била из белого песка, образуя очаровательное озерцо, окруженное пышной растительностью. У мостков на берегу лежали вверх дном несколько лодок. Здесь явно было место уединения.

— Странно видеть такое в Аду, — заметил Мима.

— Это ловушка. Неосторожные души, бегущие из трудовых бригад, пробираются сюда, берут лодки, плывут по реке и…

— Ясно. Сатана обожает коварство и муки.

— Но мы вполне можем воспользоваться лодкой. Если обрызгаемся, это не имеет значения; главное, чтобы вода не попала в рот. Конечно, может, и не очень разумно вообще плыть по этой реке.

— Совершенно неразумно, — согласился Мима.

— Реки протекают по всем основным районам Ада. А некоторые из них совершенно отвратительны. Поэтому тут мало кто плавает.

Они подняли одну лодку и перевернули ее. Она была сделана из алюминия — или из материала, заменяющего его на Том Свете, — и оказалась довольно легкой. Спустив лодку на воду. Мима и Лигея осторожно забрались в нее. К ним присоединилась и змея. В лодке было два алюминиевых весла, и она прекрасно держалась на плаву.

— Мне даже не надо пить воду, чтобы обо всем позабыть, — сказал Мима. — Здесь такое чудесное место.

— Внешний вид может быть очень обманчивым, — заметила Лигея.

Они оттолкнулись от берега и поплыли. У Мимы в таких вещах был некоторый опыт, и он занял место сзади, направляя лодку кормовым веслом, а Лигея гребла то с одной стороны, то с другой, сидя на носу.

Лодка плыла к тому месту, откуда начиналось русло реки. Вода была спокойной, чувствовалось лишь несильное течение. Берега утопали в буйной растительности, кроны деревьев склонялись над водной гладью, отчего чудилось, будто речка течет по зеленому туннелю. Внизу резвились мелкие рыбешки, у берегов плавали черепашки. И впрямь трудно было представить, что это Ад!

Но вскоре река потекла через болотистую местность, и появились водяные растения. На первый взгляд они казались абсолютно безобидными — напоминали гиацинты, — но Мима был осторожен. Ведь как-никак они находились в Аду.

И действительно, подплыв поближе, он разглядел маленькие нитевидные щупальца, которые тянулись от этих растений к их лодке. Казалось, что из цветов вытекает сок, похожий на слюну. Видимо, эти растения питались не только водой.

— Остерегайся растений, — предупредил он Лигею.

— Это гладоцинты, — подтвердила Лигея. — От нас останутся одни кости, если им удастся к нам присосаться.

Мима подивился, какие такие кости могут быть у духа. Впрочем, здесь, в Аду, они у него были. Теперь эта спокойная речка нравилась Миме уже куда меньше.

Они нашли свободную от растений протоку, но чем дальше, тем гладоцинтов становилось все больше, и вскоре путникам пришлось прокладывать путь прямо через них.

— Думаю, нужно проскочить побыстрее, — сказал Мима. — Если мы проплывем на скорости, то они не успеют нас схватить.

Беглецы разогнались и на скорости вклинились в заросли. И тут же почувствовали, как резко лодка замедляет движение — отчасти из-за массы перепутавшихся стеблей, отчасти из-за присосавшихся волосообразных щупальцев. Мима и Лигея продолжали грести изо всех сил, однако вскоре окончательно увязли.

Теперь растения, казалось, сбивались в кучи, окружая лодку, тянулись толстыми листьями к бортам, присасывались своими отростками. Из них густо тек сок.

Мима высоко поднял весло и с размаха обрушил его, рассекая растения. С чавкающим звуком они погрузились под воду. Он ударил еще раз по другую сторону, освобождая лодку.

— Отбивайся от них! — крикнул Мима Лигее. — Тогда мы сумеем проплыть!

Она тоже подняла весло и ударила. Однако ее усилия большой пользы не принесли: ей удалось потопить лишь несколько цветков.

— Сильнее! — крикнул Мима. Со стороны кормы растения снова начали скапливаться.

Лигея ударила изо всех сил и обрызгала Миму. Он инстинктивно закрыл лицо рукой. На правую ладонь упало несколько капель, и кожа в этих местах стала бесчувственной. Вода Леты отбивала память даже у его тела!

— Не брызгайся! — закричал он.

— Р-р-раз! — Лигея еще раз с силой опустила весло, заставив отцепиться от лодки большую часть растений.

— Теперь греби вперед, — сказал Мима. — Мы сумеем прорваться.

Они яростно заработали веслами, и лодка стала медленно продвигаться. Весла отгоняли цветы от бортов. Но, для того чтобы немного проплыть вперед, приходилось затрачивать массу усилий.

Наконец они выгребли из зарослей на чистую воду — и снова увидели гладоцинты. Мима напрягал зрение, пытаясь отыскать путь наименьшего сопротивления, однако впереди все было одинаково скверно. Какой бы путь беглецы ни избрали, везде предстояла борьба.

И они сражались, проплывая сквозь бесконечные скопления растительности, и наконец достигли какого-то покрытого буреломом берега.

— Здесь наша первая остановка, — сказала Лигея, едва переводя дыхание.

— Почему бы мне не подождать в лодке, пока ты поговоришь вон с тем человеком?

Мима с удивлением посмотрел на нее. Он был уверен, что Лигее не хочется расставаться с ним в этом диком уголке Ада. Но тут он увидел змею и понял: нельзя, чтобы та сообщила Сатане о содержании его разговора с лидером проклятых душ. Теперь Мима полностью доверял Лигее, а она доверяла ему, но они оба опасались змеи. Поэтому принцесса вызвалась задержать змею, чтобы Мима мог поговорить с тем человеком наедине. Это был смелый и хороший поступок.

— Да, я вижу, ты очень устала, — сказал Мима. — Оставайся здесь и отдыхай, а я скоро вернусь.

Мима пошел и разыскал лидера проклятых душ, который в тот момент был занят тем, что выгребал лопатой грязь из какой-то канавы. Естественно, грязь стекала обратно вниз почти с той же скоростью, с какой он ее выбрасывал; в этом была природа Преисподней.

Мима быстро представился, а потом вошел в этого скептически настроенного человека. Контакт, как и в случае с Лигеей, был моментальным и абсолютным, так что человек сразу же понял весь Мимин план и молчаливо с ним согласился. Даже скорее, чем рассчитывал, Мима вернулся к лодке.

— Надо побеседовать со следующим, — кратко сказал Мима. Он произнес это, чтобы змея услышала его и подумала, будто Мима не добился того, на что рассчитывал, — выведать о возможности тайного побега из Ада.

Они поплыли дальше по течению, и через некоторое время Лета перетекла в совершенно другую реку. Почти все ее русло было покрыто льдом. Лед сковывал берега, доходя до самой середины и оставляя незамерзшей лишь узкую протоку. С ветвей деревьев свисали сосульки.

— А это еще что такое? — с удивлением спросил Мима.

— Кокит (*12), река Скорби, — сообщила ему Лигея.

— Я уже скорблю о своем решении пуститься в путешествие, — недовольно пробормотал Мима. — Мы же замерзнем!

— Разве твой плащ не защищает тебя?

— Должен бы… А как ты?

— Я пересяду назад и буду помогать тебе грести.

Они ввели лодку в замерзший Кокит. Тут же поднялся резкий холодный ветер, и лодку стало стремительно сносить в сторону, ко льду. Лигее пришлось выставить весло, чтобы избежать столкновения, и Мима сделал то же самое. Ветер развевал волосы девушки, бросая их ей прямо в лицо, и Лигея тут же продрогла.

— Быстрее иди ко мне, — прокричал Мима, — а то совсем закоченеешь!

— Но тогда лед…

— Нельзя долго стоять на таком холодном ветру!

Лигее пришлось согласиться. Она вернулась к Миме и забралась под его плащ. Но теперь лодка сзади оказалась перегруженной, и ее нос поднимался над водой. Ветер развернул суденышко, и оно выскочило на лед. Грести вперед стало невозможно.

— Мне придется вернуться на свое место, — сказала Лигея, ежась от одной этой мысли. — Только так мы сможем…

— Нет! Я не дам тебе замерзнуть!

— Но тебе надо поговорить с…

Тут Миме пришла в голову одна мысль.

— Давай попробуем передвигаться по льду! — воскликнул он.

Беглецы как безумные заработали веслами и вытолкнули лодку еще дальше на лед. Когда продвинуть дальше ее было уже нельзя, Мима перешел на нос, и корма поднялась из воды. Тогда, цепляясь и отталкиваясь веслами, они вытащили на лед всю лодку.

Дальше было проще. Мима и Лигея, орудуя веслами, как шестами, заскользили по льду. Теперь помеха превратилась в подспорье.

Но когда они остановились, чтобы провести следующую встречу, снова возникла проблема холода. Если Лигея останется в лодке, то замерзнет, а если нет…

— Посмотри, кажется, змея впала в спячку, — сказал Мима. — Там внизу, где дно лодки соприкасается со льдом, холоднее всего.

Лигея проверила. Змея свернулась клубком, стараясь хоть как-то согреться, но, видимо, ей это не удалось.

— Бедняжка, — прошептала Лигея. — Пожалуй, я переложу ее, где потеплее.

— Эта рептилия… — начал было Мима, но не закончил, поскольку не хотел, чтобы змея поняла, что он обо всем догадался.

— Замерзла, — договорила за него Лигея. — Мне все равно, что это за существо, нельзя дать ей замерзнуть до смерти. — Она осторожно подняла змею.

Мима почувствовал возмущение. Он был бы рад невзначай отделаться от шпионки, чтобы не возбудить подозрений Сатаны. В то же время его порадовала мягкость Лигеи, которая, как ни глупо это выглядело, проявляла добросердечие.

Они пошли прочь от скованной льдом реки; Лигея несла змею, согревая ее.

Души, работавшие в этой местности, походили на снежных чудовищ. Они занимались тем, что перетаскивали через сугробы корзины со снегом. Совершенно очевидно, что их направили на эту работу с той же целью, с какой других заставляли бесконечно вычерпывать грязь — причинить бессмысленное страдание. Демоны-надсмотрщики сидели в высокой башне, видимо греясь у печки, потому что из трубы валил дым. Это означало, что за рабочими наблюдали не очень тщательно, хотя демоны, кажется, следили за тем, чтобы снега не убывало: Мима видел, как огромный снежный ком был запущен из автоматической катапульты. Описав в воздухе дугу, ком упал на какого-то нерасторопного рабочего, похоронив его под снегом.

Другой рабочий заметил Миму и Лигею.

— Пополнение? Вот, у меня как раз есть лишняя одежка для дамы. — Он остановился, чтобы снять с себя куртку на меху, потрепанную, однако еще хорошую.

— Но вам самому она нужна, — возразила Лигея.

— Меньше, чем вам, — сказал мужчина, вручил ей куртку и принялся наполнять снегом корзину.

Это было весьма кстати, потому что теперь Лигея могла идти отдельно от Мимы. Мима быстрым шагом подошел к начальнику бригады и о чем-то с ним переговорил, пока Лигея догоняла его. После этого Мима вошел в этого человека, и через секунду они достигли полного взаимопонимания; бригадир обещал побеседовать со своими людьми и заверил, что они помогут. Мима вышел из этого человека, еще немного пробежал вперед, а затем вернулся, надеясь, что ни демоны-надсмотрщики, ни змея, которую несла Лигея, не догадались об истинном смысле состоявшегося контакта.

Беглецы возвратились к лодке.

— Эти люди, кажется, не такие уж плохие, — заметил Мима, когда они снова заскользили по ладу реки.

— Так оно и есть, — согласилась Лигея. — Конечно, я показываю тебе лучшие бригады, тех, кто лишь отчасти был подвержен Злу и уже достаточно искупил свои грехи, чтобы попасть на Небеса. Вот только Сатана никогда никого отсюда не выпускает, несмотря ни на что. Но, насколько я могу судить, в других областях Ада обитают по-настоящему скверные проклятые души.

— Тот человек отдал тебе куртку, — продолжал Мима. — Разве это не зачтется ему как доброе деяние?

— Да, наверно. Хотя он поступил так не ради этого, так как они прекрасно знают, что Сатана их все равно не выпустит.

— А это и есть самое настоящее благое деяние — пожертвовать чем-то без всякой надежды на вознаграждение.

— Мне бы очень хотелось как-нибудь помочь несчастным, — сказала Лигея.

— Если нам удастся найти путь, ведущий из Ада, то потом и другие смогут им воспользоваться, — напомнил Мима.

Теперь она точно знала, что было у него на уме.

— Конечно.

Змея, очнувшись от спячки, насторожилась. Она обвилась вокруг ног Лигеи и грелась об ее тело, не мешая девушке работать веслом. Миме было любопытно, каким образом змея докладывала Сатане: сообщала сведения периодически или телепатировала. Скорее всего первое; в противном случае они давно бы себя выдали, потому что змея читала бы их мысли, а не слушала то, что говорилось. Может, это была такая разновидность демонов, которая могла по желанию отлучаться, чтобы сообщить сведения, и возвращаться, пока они спали. Мима очень надеялся, что все обстоит именно так.

Кокит перетек в широкую спокойную реку, и вместо льда появилась грязная вода. Плыть стало легче, но раздражали отвратительные вид и запах.

— Что это?

— Ахеронт (*13), — ответила Лигея, снимая куртку, так как воздух потеплел, — река Печали.

— Похоже, — сказал Мима. — Прозрачный, чистый источник отбивает память. Замерзший поток заставляет скорбеть. А грязный навевает печаль.

— Что может быть печальнее, чем разрушение того, что некогда было прекрасным? — спросила Лигея.

Мима согласно вздохнул:

— А между тем смертные делают все возможное, чтобы превратить свои реки в такие, как эта.

— Мир смертных катится в Ад. Отсюда, как ни грустно, это особенно хорошо видно.

— Если бы только они смогли понять и пойти по иному пути! — сказал Мима. — Может, если бы смертные лишь разок взглянули на Преисподнюю и увидели, какова она на самом деле, прежде чем…

— Но всякий смертный должен сначала умереть, прежде чем увидит Ад, а тогда уже слишком поздно.

Здесь крылась суть проблемы. У Сатаны очень серьезные шансы одержать победу благодаря неосведомленности смертных.

Река сузилась, и течение стало стремительным.

— Надеюсь, здесь нет порогов! — пробормотал Мима.

— Не думаю, чтобы были, хотя…

Русло раздваивалось.

— Куда плыть? — спросил Мима.

— Не знаю. Скорее всего рукава снова соединятся через какое-то время. Так что, наверно, все равно.

Мима направил суденышко в левый канал, по которому, как ему показалось, плыть было легче. Все шло хорошо, пока беглецы не поравнялись с поваленным деревом. Оно наклонилось над самой водой, загораживая путь.

— Мы можем пригнуться и проплыть под ним, — предложил Мима.

Они подгребли к дереву, нагнулись как можно ниже и прошли под стволом. Но в этот момент что-то посыпалось с дерева на дно лодки. Мима подумал, что это кусочки коры, но вдруг заметил, что они шевелятся. Оказалось, что это похожие на крабов твари, с такими же клешнями. Они пошевелили маленькими усиками и деловито направились к ближайшему лакомству — Лигее.

— Берегись! — крикнул Мима. — Подними ноги!

Она оглянулась — и заорала. Лигея хотела поднять ноги, но ее ступня застряла под сиденьем. Первый краб добрался до ноги и отщипнул кусочек на пробу. Лигея снова завопила.

Мима схватил весло и стал бить им тварей. Но тут же подпрыгнул — один краб ущипнул его за лодыжку. Было ужасно больно.

Лодка налетела на затонувшую корягу и остановилась.

Всему свое время. Мима принялся очищать лодку от крабов. Он обнаружил, что их можно на мгновение оглушить ударом, потом поддеть веслом, поднять и выбросить за борт. Так ему удалось расправиться со всеми тварями.

Затем следовало заняться внешней помехой. Корягу Мима не видел и никак не мог сдвинуть с места лодку.

— Придется вылезти и подтолкнуть, — сказал он.

— Нет-нет, не делай этого! — предупредила Лигея. — Все, что коснется этой воды… воды печалей…

Миме было совершенно ни к чему, чтобы ему доставляли печаль ступни, ноги или все то, что может замочить эта вода, когда он будет в ней стоять. В Аду к такой возможности следовало относиться очень серьезно. Мима решил поискать другой выход из положения.

— Ах нет! — вскрикнула Лигея.

Мима оглянулся. К лодке плыл аллигатор. Вид у него был голодный.

Мима начал отчаянно грести, пытаясь освободить лодку, однако ему удалось лишь развернуть ее вокруг своей оси, и теперь поток бил лодку в борт, но она так и оставалась на месте. И тогда его осенило. Мима продолжал грести, внимательно следя за крокодилом, пока корма не развернулась на сто восемьдесят градусов. Теперь нос лодки был повернут против течения. А задняя часть, где сидел Мима, уже находилась позади препятствия.

— Иди сюда, ко мне, — позвал он Лигею. — Мы сумеем сдвинуть лодку.

Лигея перешла назад, и передняя часть, став легче, оторвалась от коряги как раз в тот момент, когда аллигатор приблизился вплотную.

Они плыли задом наперед и никак не могли развернуться. Мима смотрел назад, а Лигея снова перебралась на свое место. Крокодил проводил их неприязненным взглядом, но преследовать не стал.

После этого случая они уже знали, как перебираться через затонувшие коряги. Доплыв до следующей стоянки, Мима и Лигея вышли из лодки. Лигея снова осталась на берегу со змеей, предоставив Миме одному вести свои дела.

Вскоре после того как беглецы возобновили путешествие, русло реки расширилось, и они вплыли в поистине чудовищный поток. Вода в нем пахла нефтью, а на поверхности то тут, то там плясали язычки пламени.

Лигея показала на них рукой:

— Река Флегетон (*14), — объяснила она.

Мима всполошился:

— Ты хочешь сказать, что нам надо переплыть через это?

Принцесса кивнула:

— Следующая хорошая бригада…

И они поплыли по реке Огня. Мима ощущал жар пламени, а когда капли воды с весла падали на дно лодки, то тут же вспыхивали. Если бы лодка была деревянной, она уже давно пошла бы ко дну! А так она только нагрелась, и змея переползла на скамейку и пристроилась рядом с Лигеей, чтобы не обжечься о металлическое днище.

Затем они подплыли к порогам, где брызги, поднимавшиеся от пенящейся воды, горели, образуя огненную завесу высотой в несколько метров над поверхностью реки.

— Тут уж нам никак не проплыть, — сказал Мима. — Придется тащить лодку руками.

Беглецы высмотрели относительно безопасное место на берегу, подгребли к нему и высадились. Потом вытащили лодку и подняли ее за нос и корму. Суденышко казалось гораздо более тяжелым и неуклюжим, чем тогда, когда они впервые спустили его на воду. Это говорило о том, насколько Мима и Лигея устали.

Когда они немного отошли от берега, их ноги стали вязнуть в болотистой почве. Каждый раз, когда Мима делал шаг, раздавался чавкающий звук, его сапоги обволакивала грязь, а запах был такой, словно он наступил на тухлые яйца. Лигее приходилось еще тяжелее, поскольку обута она была лишь в легкие босоножки.

— Подожди, может, я смогу волочить ее! — воскликнул Мима.

Он опустил корму на землю, подошел к носу лодки, взялся за него и потянул. Лодка с трудом сдвинулась. Мима сделал шаг и снова потянул. Задача оказалась вполне выполнимой. Это дало возможность Лигее ступать осторожнее, чтобы поберечь ножки и туфли.

Однако болото становилось все более коварным. Оно начало чавкать само по себе, и в нем появились отверстия, сделанные не ногами, которые были похожи на разинутые рты. Мима случайно попал ступней в такую дыру, провалившись по колено, и пасть отверстия сомкнулась вокруг ноги, не выпуская ее.

Мима дергал ногой, но сапог застрял, и возникла опасность остаться без обуви. В то же время в дыре послышался свист и из нее пошел пар, словно внутри находился какой-то желудочный сок. Мима потянулся к лодке, схватил весло, засунул его в отверстие и вытащил ногу. Наконец-то он освободился, хотя сапог был весь в грязи и несколько испорчен снаружи.

Мима снова потащил лодку, теперь уже ступая очень осторожно. Он тяжело дышал, вспотел, но неуклонно продвигался вперед. При этом Мима вяло размышлял о физиологических отправлениях в царстве духов; если бы он не знал, где находится, то ни за что не догадался бы, что находится не в мире смертных. Для призрака царство духов казалось таким же реальным, каким физический мир был для смертных.

Обойдя пороги, Мима с Лигеей спустили лодку на воду и поплыли по течению. Спустя некоторое время они встретились с четвертой бригадой. После этого им ничего больше не оставалось, как продолжить плавание по огненной реке.

Когда беглецы снова достигли отвратительного Ахеронта, уже спускались сумерки. Они не поплыли дальше, а причалили к берегу и разбили лагерь у самой границы огня. Здесь нечего было пить, кроме огненной воды, и есть, кроме клубней, которые удалось выкопать из опаленной земли. Клубни Мима насадил на длинные прутья и поджарил над рекой. Получилось если и не особенно вкусно, то вполне съедобно. Огненная вода не очень хорошо утоляла жажду, тем не менее, выпив ее, они вскоре перестали волноваться из-за своих проблем. Мима и Лигея болтали, смеялись, дурачились и в конце концов решили, что пора вплотную заняться сексом… да вдруг обнаружили, что ничего не получается. Лигее это показалось необычайно забавным, но Мима подозревал, что утром, когда протрезвеет, ему будет не до смеха. Неудовлетворенное вожделение — именно то чувство, которое следует испытывать в Аду!

И действительно, утром Мима уже не смеялся. Все тело ныло после вчерашних трудов, а голова болела так, словно он всю ночь продержал ее в помойной воде Ахеронта. Лигея, кажется, чувствовала себя не лучше. Ее красота несколько пострадала от усталости и въевшейся в кожу сажи.

— Ах, во что превратилось мое платье! — сетовала она. — Ну кто теперь догадается, что я принцесса?

— Вот именно, — пробурчал Мима. — Тебя будут принимать за женщину.

Она покосилась на него:

— Издеваешься?

— Что ты! Просто меня никогда особенно не интересовали принцессы, но я знал немало прекрасных женщин.

На самом деле Мима что-то путал, вероятно вследствие похмелья. Принцессы его очень даже интересовали, и ему была нужна именно принцесса, готовая разделить с ним жизнь. Но в данный момент он страстно желал женщину, похожую на Орб, которая высоко оценила его, когда он находился на самом дне, и любила, не спрашивая о происхождении. Лигея была одновременно принцессой и женщиной, — но сейчас ее женская сущность представлялась Миме важнее.

— Ах! — Она мгновение помолчала. — Разве ты не отдаешь предпочтение хорошеньким женщинам?

— Они занимают второе место после добрых.

— Все-таки ты насмехаешься надо мной!

— Хочешь почитать мои мысли? — Он взял ее за руку и притянул к себе.

Девушка подошла, упираясь лишь для вида. Мима вошел в нее и обнаружил там такой сухой порох, который, тут же вспыхнув, взорвался, соприкоснувшись с огнем Миминого разгоравшегося чувства. Между ними мгновенно состоялся диалог, звучавший примерно так:

— Но я еще не готова для любви, — возражала Лигея.

— Ничего страшного, — отвечал он, — я подожду.

— Такие вещи требуют времени.

— У нас будет время.

— Слишком поздно! Я уже сгораю от желания!

— Так ведь это мое желание!

— Теперь уже нет!

Они разъединились и поглядели друг на друга.

— Не уверен, что мы поступили правильно, — сказал Мима.

— Не уверена, что нам следует это делать, — ответила Лигея.

— Делать что?

— То, чего не смогли сделать вчера ночью. — Она начала раздеваться.

Мима понял: у них нет друг от друга секретов. Имело смысл завершить то, что они начали мысленно. Предыдущей ночью, учитывая их одурманенное состояние, это доставило бы мало удовольствия, но сейчас, когда головы прояснились, они могли вкусить все прелести в полной мере.

Мима снял одежду.

— Потом мы искупаемся в огненной воде, — заметил он.

Лигея прямо-таки покатилась со смеху. Хохот сотрясал все ее тело.

Вдруг со стороны реки донесся звук. Мима посмотрел в ту сторону и увидел огромную огненную фигуру, выходящую из воды.

— Что это такое? — с тревогой спросил он.

Лигея повернулась.

— Огневик! — проговорила она, вся задрожав.

— Кто?

— Обитатель огненной реки! Я всегда думала, что это просто миф! Бежим скорее!

— Я сражусь с ним, — заупрямился Мима, поднимаясь на ноги.

— Нельзя, — возразила Лигея. — Он все сжигает!

Мима повернулся лицом к приближающемуся чудовищу и потянулся за Алым Мечом. Но, конечно же, не было никакого Меча, как и одежды. Пропал? Да ведь он не взял Меч в Преисподнюю! Мима оказался безоружным.

Огневик повел рукой в сторону небольшого дерева. Струя огня вырвалась из его ладони, и деревце загорелось. Чудовище махнуло в сторону реки; огненная струя лизнула воду, и река закипела, покрывшись облаком пара. Огневик направил руку на Миму.

Мима схватил свой плащ и, заслонившись им, прыгнул в сторону. Земля, где он только что стоял, вздрогнула, словно от попадания бомбы, и задымилась.

— Бежим! — в ужасе закричала Лигея.

Мима рассудил, что это неплохой совет. Схватив Лигею за руку, он бросился наутек.

Они побежали к берегу Ахеронта, и Огневик не стал преследовать их. Он несколько минут потоптался на том месте, где отдыхали Мима с Лигеей, и зашагал обратно в воды Флегетона.

Когда беглецы снова вернулись к своей стоянке, то нашли там лишь головешки да пепел. Их одежда и лодка были уничтожены. Змея тем не менее выжила.

Они остановились.

— Может, нам не следовало… — сказала Лигея.

— А мы ничего и не делали, — напомнил ей Мима.

— Во всяком случае, собирались.

Но настроение было уже не то. Придется ждать до другого раза.

Они тронулись в путь, осторожно ступая босыми ногами. К счастью, как говорила Лигея, их следующая и последняя остановка была не очень далеко. Дойдя до слияния рек, беглецы дальше пошли по берегу Ахеронта. Всего через какой-нибудь час Мима и Лигея добрались до величайшей реки Ада — Стикса. Она была такой широкой, что скорее напоминала океан, а ее черные, как чернила, воды казались невообразимо глубокими. Вдалеке, у самого горизонта, на темной поверхности появлялись какие-то странные волны, будто там таилось некое огромное неведомое существо. Мима нипочем не поплыл бы туда в лодке!

Еще через час путешественники пришли в лагерь последней бригады. Здесь были одни женщины — казалось, что они угодили в страну амазонок, — которые так плотоядно поглядывали на Миму, словно прикидывали, какое блюдо лучше из него приготовить: суп или жаркое. Но Лигея заговорила с ними и сказала, что это Марс, воплощение Войны, которому необходимо наедине встретиться с их лидером. Эти слова произвели впечатление, ибо то были воинственные женщины, и вскоре Мима уединился с предводительницей амазонок. Он все ей объяснил в нескольких словах, а потом вошел в нее.

— Чудесно! — воскликнула женщина, когда они разъединились. — Можешь на нас рассчитывать.

Амазонки дали Миме и Лигее одежду, предоставили палатку, где они могли отдохнуть, и вкусно накормили.

— Мы договоримся о сигналах и связи, — заверила Миму предводительница.

— Дай нам один день, а сам пока отдохни.

Мима и Лигея удалились в палатку, где, наконец, без помех могли заняться тем, чего так желали, — но, войдя внутрь, от усталости просто упали на грубую солому и тут же уснули.

16. МЯТЕЖ

К утру все было готово. Когда Мима, Лигея и змея выбрались из палатки, то увидели амазонок в полном военном снаряжении. Каждая из этих рослых, гордых женщин держала лук и колчан со стрелами. Левые груди у них были полными, совершенной формы, а правые отсутствовали. Их выжигали в детстве, чтобы они не мешали амазонкам натягивать тетиву.

— У нас возникли две проблемы, — сказала Диана, предводительница амазонок. — Во-первых, нет хороших средств передвижения. Передними дорогами могут пользоваться только демоны, а задние, как известно, труднопроходимы и ведут окольными путями. А поскольку тебе необходимо быть на всех главных фронтах…

— В чем вторая проблема? — спросил Мима.

— Среди нас есть демон-шпион.

— Не трогайте змею! — воскликнула Лигея. — Она не причинила нам никакого зла!

— Если не считать того, что каждую ночь сообщала о вашем местонахождении, — возразила Диана.

— Мы об этом знали, — сказал Мима. — И приняли меры, чтобы ей не стало известно о наших истинных планах.

— Но сейчас настало время, когда план должен быть раскрыт, и внезапность для нас крайне важна. Демона надо уничтожить.

— Это не демон, а змея, — заступилась за рептилию Лигея. — Душа животного.

— Откуда ты знаешь?

— Она замерзала. Демон не обратил бы внимания на холод.

Мима озадаченно посмотрел на змею. Лигея была права; демоны не реагировали на перепады температуры, поскольку им приходилось действовать в таких климатических условиях, где страдала любая душа. Но если все дело в этом…

— Все равно она шпионка, — настаивала Диана. — Мы должны разрубить ее на куски, чтобы змея не могла сообщить о наших действиях.

— Душу нельзя убить, — напомнил Мима.

— Убить нельзя, однако можно другое, — ответила она. — Когда мы поступаем с душой так, как поступили бы, чтобы убить смертного, она становится недееспособной на протяжении одного дня, точно так же, как демоны. Нам этого времени вполне достаточно.

— Но мы даже не уверены, что она действительно шпионка, — возразила Лигея. — Это просто змея, которую Сатана использовал, чтобы заставить меня замолчать, а потом она осталась с нами. Может, у нее не было другого выбора.

— Это я выясню, — сказал Мима. — Сейчас я войду в нее.

Он приблизился к змее и положил на нее руку. Змея не сделала попытки увернуться. В тот же момент он узнал две вещи, одна из которых поразила его. Змея действительно была шпионкой Сатаны, и в то же время она не хотела ею быть. Рептилия шпионила, зная, что Сатана подвергнет ее вечным мучениям, если она откажется. Поэтому каждую ночь она обо всем докладывала демону, который являлся на встречу с ней. Но змея поступала так против собственного желания. Когда Лигея отогрела ее, змея испытала огромную благодарность, так как к ней никто не выказывал такого участия ни при жизни, ни на Том Свете. Однако не выполнить задания Сатаны она не могла.

«Теперь у тебя есть выход, — передал ей мысль Мима. — Присоединяйся к восстанию».

Змея была ошеломлена.

«Неужели вы примете меня?»

«В восстании может участвовать каждый, кто согласен с его целями».

«Тогда я присоединяюсь».

«А другие животные будут участвовать?» — спросил Мима.

«Если будут знать, что их примут и вознаградят так же, как человеческие души».

Мима отсоединился от змеи.

— Змея пойдет с нами, если мы примем ее. Другие звери, возможно, сделают то же самое. Понимаете, что это значит?

— Животные… присоединятся к нам? — с недоверием спросила Диана. — Даже адвейлеры?

— По крайней мере, мы можем спросить, — ответил Мима. — Конечно, есть риск, что нас могут предать, зато в случае успеха…

— Марс, ты предводитель, — сказала Диана. — Если ты готов пойти на этот риск…

— Думаю, да. Мне кажется, змея говорила от имени всего своего вида, а может, и от имени остальных. Если мы предложим им одинаковые условия…

Диана пожала плечами:

— Что ж, мы не против.

Мима снова вошел в змею. Он передал ей условия, а в конце добавил:

«Приведи сюда тех животных, которые согласны».

Змея уползла.

— Теперь подождем, — сказал Мима.

Ждать, пока откликнутся звери, было мучительно тяжело. Однако дело стоило того. Прошло несколько часов.

Наконец показались два адвейлера, бегущие к лагерю. Амазонки подняли луки и наложили на тетиву стрелы. Больших и свирепых адвейлеров нелегко вывести из строя: для этого нужно поразить стрелами глаза и лапы.

Адвейлеры остановились, потом медленно подошли к людям, которые целились в них из луков. Когда они оказались в центре лагеря, к ним приблизился Мима. Он дотронулся до одного пса и вошел в него.

Животные были готовы. Они ненавидели Ад так же люто, как и люди. Большинство животных после смерти попадали на свой собственный Тот Свет, хотя некоторых захватывала человеческая система, особенно тех, которые при жизни были домашними животными или жили у людей. Они хотели освободиться не меньше, чем человеческие души.

«В таком случае мы включаем вас в наши требования на тех же основаниях, что и человеческие души, — передал мысль Мима. — Это обещаю я, воплощение Войны».

«Я, представитель животных, принимаю предложение, — подумал в ответ адвейлер. — Как мы можем служить вам?»

«Нам необходим транспорт».

«Обеспечим».

Договор был заключен. Адвейлеры убежали.

Через час в лагерь прискакали две дикие лошади. Их темные гривы развевались, а из ноздрей валил пар. Это были кони-убийцы, проклятые за то, что убивали людей. Но сейчас они вели себя как ручные.

Лигея, будучи принцессой, прекрасно ездила верхом. Они с Мимой вскочили на лошадей.

— Ты знаешь, что делать! — крикнул Мима Диане, и беглецы выехали из лагеря.

Кони доскакали до ближайшего брода и переправились через Ахеронт. Пешие люди не смогли бы этого сделать из-за исключительной загрязненности воды, однако лошадям все было нипочем. Потом они доставили Миму и Лигею на пропускной пункт своего района Преисподней.

Это была просто маленькая караулка на перекрестке нескольких мощеных дорог. В ней сидел демон-стражник с огнеметом в руках. Было очевидно, что всякая душа, попытавшаяся пройти через контрольный пункт, будет сожжена. От пропускного пункта вдаль тянулись заграждения, сплошь усеянные острыми шипами, и Мима понял, что здесь тоже не проскользнуть; что-что, а надежные заборы в Аду строить умели. Единственной брешью в таком заграждении была река, что объясняло, как лодка могла их миновать.

Мима с Лигеей подъехали на лошадях к караулке и спешились. Демон внимательно наблюдал за ними, держа огнемет наготове. Мима сделал шаг в сторону пропускного пункта и, казалось, замешкался в нерешительности.

— Мне кажется, нам здесь не проехать, — сказал он Лигее.

— Ах, мне так хотелось побыть с тобой вдвоем, — произнесла девушка заученные и отрепетированные слова.

Они повернулись, чтобы уйти.

— Стой! — рявкнул демон.

Мима и Лигея остановились. Тварь заглотила приманку!

— Ах, не подпускай ко мне этого демона, — заверещала Лигея.

— Куда вы шли? — требовательно спросил демон.

Лигея повернулась, изображая испуг, что, впрочем, ей не совсем удалось.

— Я просто… Никуда, — ответила она, дрожа всем телом.

Красные глаза демона вспыхнули еще ярче, и он оглядел Лигею с головы до ног. С клыков потекли слюни. Демоны, может, и не способны на такое человеческое чувство, как любовь, но похоть они испытывают, и фигурка Лигеи распаляла ее.

— Ты, девка, можешь побыть наедине со мной, и мне плевать, смотрит кто-нибудь или нет!

— Ни за что! — крикнула Лигея.

Демон нацелил огнемет.

— Иди, девка, сюда, а то зажарю!

Лигея неохотно подошла к демону. А когда он протянул руки и почти схватил ее, она заорала.

Демон упал, как кусок навоза. Мима быстро зашел внутрь и вытащил его наружу. Потом взял огнемет и выстрелил, проведя пламенем по телу демона. Демон вспыхнул и испарился, распространяя жуткое зловоние. Через секунду от него ничего не осталось.

Мима поднял руку и подал сигнал. Тут же на другом конце поля появились прятавшиеся амазонки и подбежали к пропускному пункту.

На дороге показался какой-то демон, видимо находящийся в увольнении после выполнения очередной пакости.

— Эй вы, мерзавки, а ну-ка за работу! — крикнул он.

Но амазонки выстрелили в него из луков, и через мгновение демон был оглушен и изрублен на мелкие кусочки. Восстание началось!

На контрольный пункт прибыла Диана.

— Ни один демон тут не пройдет. Марс, — сказала она, ударив себя кулаком в грудь. — А тех, которые еще остались в секторе, мы перебьем, так что не бойся!

Проведя лошадей через караулку, Мима и Лигея по другую сторону ограды снова сели верхом и поскакали к следующему контрольному пункту.

Мима был доволен. Первая операция прошла гладко, при этом верхний эшелон Преисподней ни о чем не подозревал. Если им удастся так же стремительно захватить четыре оставшиеся заставы, то восстание победит еще до того, как Сатана узнает, что оно началось.

На самом деле Мима не искал какого-то тайного выхода из Ада. Он знал, что такового не существует. Он ознакомил лидеров главных районов Ада со своим планом организованного восстания, которое должно начаться практически одновременно в нескольких местах, чтобы демоны нигде не могли сконцентрировать свои силы. На каждого демона приходилось по тысяче проклятых душ, и только благодаря железной организации и жестокому обращению демонам удавалось держать их в повиновении. До тех пор пока разные секторы Ада были изолированы друг от друга, всякий мятеж был обречен, потому что демоны мгновенно подавили бы его, сосредоточив силы в одном месте. Другие районы помочь восставшим не смогли бы, да они даже не узнали бы, что происходит. А затем, разумеется, последовали бы дополнительные исключительно жестокие наказания для тех, кто принимал участие в бунте. Мучения в Аду имели ту особенность, что могли продолжаться бесконечно. То, от чего смертные в мучениях умирали, здесь было просто мучением. Те, кто как будто бы скончался, просыпались на следующий день для возобновления пыток. Демоны же наловчились ослаблять муки буквально за один миг до такого временного забытья, так что перерывов не допускалось. Нет, в Преисподней явно не стоило лезть на рожон!

Они, конечно же, не могли явиться на следующий контрольный пункт по главной дороге; демоны немедленно поняли бы, что две души на диких конях — чужаки. Следовало зайти с тыла и явиться к заставе из зоны. Эта застава лишь дала им возможность проникнуть в сектор огня; тут не было такой свободы передвижения, как по адским шоссе. Но поскольку уже не нужно было придерживаться излучин реки, какое-то время они все же выиграли.

Дикие лошади, очутившись в незнакомой местности, не знали дороги, однако Лигея ориентировалась достаточно хорошо и указывала путь. Обогнув самый опасный пожар, Мима с Лигеей отыскали лагерь проклятых душ этого района.

— Началось! — крикнул Мима, проносясь по лагерю. — Готовьте засаду! Амазонки уже контролируют свой сектор!

В лагере все пришло в движение, души высыпали из бараков. До поры до времени, пока Мима и Лигея не выполнят своей части работы, они будут сидеть в засаде, как и амазонки.

Спустя несколько минут Мима и принцесса показались около контрольного пункта. Здесь демон был вооружен пожарным шлангом, так как огнемет вряд ли мог остановить тех, кто привык к огню. Вода, лившаяся из брандспойта, была отравленной, и любая плоть, которой она касалась, отмирала или загнивала. Здесь это оружие было столь же эффективно, как огнемет в первом секторе.

На заставе дежурили две демоницы. Трюк с «покладистой девочкой» тут не пройдет; демоницы отличались такой же похотливостью, как и демоны, но вкусы у них были разные. Поэтому Мима сделался невидимым и направился к заставе один. У него был острый кинжал, сделанный из обломка кости, который ему дали амазонки. И снова Мима подивился, откуда взялась кость там, где нет смертной плоти и настоящей смерти; оставалось только предположить, что Ад битком набит самыми отвратительными вещами, в том числе и костями.

Вдруг Мима споткнулся о булыжник, и демоница посмотрела в его сторону. Она открыла было рот, но Мима кинулся на нее и перерезал горло прежде, чем она успела что-нибудь сказать.

Какая ошибка! Из раны не вытекло ни капли крови. Изо рта вырвался крик, предупредивший другую демоницу. Мима перерезал шею до конца, отделив голову от тела быстрее, чем он мог бы проделать такое с человеческой головой, так как у демонов костей не было. Но отрезанная голова продолжала орать, даже катясь по земле, а руки вцепились в Миму.

Вторая демоница схватила брандспойт и включила воду. Она стала поливать все вокруг, чтобы окатить водой невидимого врага. Струя попала Миме в солнечное сплетение и сбила с ног. Впрочем, Мима, как инкарнация, был нечувствителен к яду. Он поднял тело обезглавленной демоницы и, прикрываясь им, словно щитом, стал приближаться к поливальщице.

Демоны, как правило, не боятся привидений, но вид обезглавленной подруги, настойчиво наступающей на нее, заставил вторую демоницу широко раскрыть глаза от удивления. Она потянулась к сигнальной кнопке, чтобы вызвать подмогу.

Мима кинул безголовое тело и бросился на вторую сторожиху. Хотя она не видела Миму, но чувствовала его и отчаянно сопротивлялась, царапаясь когтями и кусаясь. Клыки были одинаково опасны как у мужчин, так и у женщин, однако плащ защищал Миму от увечий. Ему удалось сбить ее с ног и прижать к полу.

— Огневики! — закричала она. — Ко мне!

Но тут появились проклятые души и моментально растерзали на части как целую, так и безголовую демониц. Еще один сектор был освобожден.

Мима и Лигея снова вскочили на диких жеребцов и помчались дальше. Пока в Преисподней общая тревога не поднялась, но это могло случиться в любой момент.

Они приблизились к следующей заставе. Тут на карауле стояли демон и демоница. Мима и Лигея вместе подошли к ним, однако, прежде чем они начали действовать, демон удивленно произнес:

— Эй, да уж не вас ли я видел на горе? Вы были…

Мима ринулся на демона. Он сумел вытащить стражника из караулки, но демоница успела включить сигнал тревоги. Мима обезвредил ее, и проклятые души захватили пропускной пункт.

Увы, дело было уже сделано. Взвыла сирена, и теперь демоны будут предупреждены. Трех секторов, захваченных повстанцами, недостаточно; по расчетам Мимы, нужны пять. Пять зон могли распылить силы демонов; при четырех исход восстания был сомнителен, но трех — явно недостаточно.

— Все-таки если мы ударим там, где нас не ждут… — проговорил Мима.

Они вошли в зону вечных снегов. Демоны предполагали, что следующее нападение будет предпринято на противоположную заставу. Поэтому Мима, наоборот, решил идти на район забвения.

Для этого нужно было пересечь Ахеронт, реку Печали. Забор тянулся до самого берега, и лошади остановились, войдя в воду. Здесь не было удобного брода; река была глубока и омерзительна. Мима знал, что лошадей ожидает множество печалей, если они отважатся окунуться. И все-таки должен существовать какой-то способ перебраться; в конце концов, речка была не такой уж широкой.

Они поехали вниз по течению и вскоре нашли мелкое место, где вода спокойно омывала торчащие камни. Кони, демонстрируя нечеловеческое чувство равновесия, по камням перешли на другой берег. Затем беглецы опять поехали вдоль ограды и наконец поняли, что очутились на острове. Значит, реку Скорби они еще не пересекли.

Мима обошел остров в поисках удобного брода и наткнулся на ветхое, пустое здание. На островерхой крыше торчал крест.

— Церковь! — воскликнула пораженная Лигея. — Откуда она взялась в Аду?

Мима, разумеется, не был христианином.

— Полагаю, здесь можно встретить самые разнообразные артефакты. Если вдруг какая-то церковь была… — как вы это называете? — отлучена…

— Наверно, так и есть, — с сомнением промолвила Лигея. Она отворила дверь и вошла внутрь, а за ней — Мима, заинтересованный такой странностью.

Церковь казалась пустой, но Мима, отличавшийся особой чувствительностью к чужим мыслям, насторожился.

— Здесь что-то есть, — сказал он.

Лигея пошла по центральному проходу, ощупывая руками воздух над скамьями.

— Да, ты прав: что-то, похожее на привидение… чье-то присутствие…

— Привидение — в Аду? — Он провел ладонью по тому месту, которое она показала. — Это одни только мысли. Вместо людей или призраков здесь лишь мысли. Одна мысль — один человек.

— Мысль вместо человека, — повторила Лигея. — Интересно, почему? И зачем они здесь, в одиночестве и тишине?

Мима подсоединился к какой-то мысли. Она была о самоубийстве.

— Думаю, что это люди, совершившие самоубийство. Они не то чтобы прокляты, но Рай их не принимает, поэтому они томятся тут, в Лимбе — преддверии Ада.

— Но и я совершила… — начала Лигея.

— Ты проклята — справедливо или несправедливо — за иные преступления: убийство других людей в самолете.

Она кивнула в знак согласия:

— Все-таки это неплохое место. Недурно быть всего только мыслью.

— Нам нельзя здесь задерживаться, — напомнил Мима. — Есть еще другие дела.

— Да… — и Лигея с неохотой вышла за ним из церкви.

Они нашли поваленное дерево, перегораживавшее поток. Лошади прошли по нему, гордясь своим необыкновенным чувством равновесия, и спрыгнули на другой берег. Так они пересекли реку и миновали ограду.

— Самоубийцы, — бормотала Лигея, сидя на коне. — В церкви на острове посреди реки Печали. Наверно, все так и должно быть.

— Если у них была на то причина, то, мне кажется, несправедливо обрекать их на вечные мучения, — согласился Мима.

Ее, похоже, это удовлетворило, но всю остальную часть пути Лигея была задумчива и печальна.

Теперь они въехали в район забвения, начинавшийся на другом берегу реки Леты. Демоны на этом пропускном пункте, верные духу своей зоны, позабыли о бдительности, и Мима справился с ними без всякого труда. Проклятые души этого сектора заняли заставу.

Четыре сектора пали; оставался один. Он располагался в районе холода, по берегу реки Скорби, Кокита.

Перейти речку по льду не представляло сложности, но мятежники знали, что теперь на их стороне не будет преимуществ внезапности.

— Если мы победим здесь, то успех нам обеспечен; а если нет…

— Я люблю тебя. Мима, — сказала Лигея. — Даже если я никогда не выберусь из Ада, мне все равно от этого будет легче.

— Я не брошу тебя в Аду, — проговорил он. Сидя на лошадях, они склонились друг к другу и поцеловались.

На последней заставе их действительно поджидали. Демоны выстроились вдоль ограды по обе стороны пропускного пункта. Они стояли на снегу, сжимая в руках огнеметы.

Мима и Лигея остановились на некотором расстоянии от противника, под заснеженными деревьями, и посовещались.

— Мы никак не сможем проникнуть туда без боя, — констатировал Мима. — Если я сделаюсь невидимым, мои следы на снегу все равно выдадут меня. В любом случае я не сумею одолеть несколько сотен демонов.

К ним подошел Белобородый, лидер снегоочистителей.

— С остальными четырьмя зонами все в порядке?

— Да, — подтвердил Мима. — Но восстание вряд ли победит, если мы не захватим этот район.

— Как бы то ни было, назад пути уже нет, — сказал Белобородый. — В других зонах все души будут подвергнуты страшным мучениям, когда демоны по очереди разобьют их и нас. Так что нам терять нечего.

— Что ты собираешься делать? — спросил Мима.

— Атаковать врага в лоб. Я понимаю, что это не лучший вариант, но нас значительно больше, и…

— Пропускной пункт защищен, — возразил Мима. — Вы можете уничтожить половину демонов, но вон до того не доберетесь и не сумеете захватить заставу. Вы просто пожертвуете своими жизнями без всякой надежды на успех и только усугубите мучения, которым вас впоследствии подвергнут. Я бы не стал просить об этом.

— Но если бы ты сделался невидимым и овладел контрольным пунктом, пока мы отвлекаем демонов своей атакой…

Мима посмотрел на него с уважением:

— Начинайте атаку. Я незаметно проникну в здание и, когда расправлюсь с главным демоном, дам вам знать.

— Хорошо, Марс. — Они пожали друг другу руки.

Проклятые души напали на демонов все разом. Демоны подпустили их и выстрелили из огнеметов, когда атакующие подошли достаточно близко. Послышались душераздирающие крики горящих людей, но те, кто был сзади, переступали через корчащиеся тела и продолжали атаку. Падала одна шеренга, следующая продвигалась немного вперед; и хотя потери были чудовищными, вскоре оставшиеся люди уже сцепились с демонами врукопашную, и огнеметы стали бесполезными.

— Если бы я командовал такой армией, когда был смертным принцем… — пробормотал Мима.

Но ему еще предстояло выполнить свою часть работы. Мима сделался невидимым и пробежал по истоптанному и полурастаявшему снегу к заставе. Теперь на грязном снегу его следов уже не было видно.

Контрольный пункт представлял собой довольно высокую башню и был укреплен лучше, чем другие, поскольку находился на пересечении главных дорог. Через этот пункт перемещались основные силы тиранического режима Преисподней. В амбразурах башни были установлены огнеметы, брандспойты, катапульты, способные отразить любое нападение на заставу и не дать пройти внизу ни единой душе.

Однако Мима был невидим и защищен Плащом Войны. Он подкрался к башне; никем не замеченный среди суматохи сражения, уцепился за нижний подкос и подтянулся. Вскоре он уже перелезал через зубцы башни.

Там сидел один демон, державший в лапах сверкающий трезубец. Хотя Мима и был невидим, демон насторожился и, казалось, посмотрел прямо на него.

— Значит, мы снова встретились. Марс, — проговорил демон. — Признаюсь, что недооценил тебя. Ладно, сейчас я это исправлю.

Это был не демон, а сам Сатана!

Сатана приблизился к Миме, изготовив для нападения пику с тремя остриями.

— Твои скромные приспособления против меня, естественно, бесполезны, — сказал он. — Я знал, что рано или поздно ты появишься здесь. На самом деле я не могу убить тебя, но я в состоянии на достаточно долгий срок вывести тебя из строя, а мои подручные тем временем пресекут неповиновение, которое ты спровоцировал. После этого ты покинешь мои владения и уже никогда не сможешь нарушить здесь порядок.

Мима понял, что попал в беду. Он, безоружный, стоял лицом к лицу с Господином Зла прямо в Преисподней. Судьба его замысла теперь всецело зависела от него… Но как он мог одолеть другую инкарнацию на ее собственной территории?

Мима отменил свою невидимость, поскольку никакого прока от нее больше не было, и прикусил язык.

— А-а-а, так ты жаждешь крови? — осведомился Сатана. — Может быть, я сумею тебе в этом помочь.

Он злобно ткнул трезубцем в Миму. Мима отскочил в сторону, и острие не задело его. Конечно же, Сатана промахнулся нарочно; будучи воплощением Зла, он любил поиграть со своей жертвой, прежде чем уничтожить ее.

Кровь наполнила Мимин рот, и его начала охватывать ярость берсеркера; то, что Мима умел ее контролировать, дела не меняло.

— Что ж тут странного? — проговорил Сатана. — Он у нас берсеркер. Может, это будет хоть немного забавным. — Господин Зла опять сделал выпад пикой, и снова Мима увернулся, но на сей раз Сатана промахнулся совсем чуть-чуть. — Может, он даже сумеет попрыгать еще несколько секунд.

Сатана дразнил Миму, однако тот был невосприимчив к такого рода вещам. Ожидая, когда его полностью охватит берсеркерское исступление. Мима изучал место схватки. В углу комнаты лежало разнообразное оружие, в том числе меч.

Сатана кольнул еще раз, и Мима опять отпрыгнул, но теперь — с ошеломляющей скоростью, на которую он был способен только в определенном состоянии. Он проскользнул мимо Сатаны к груде оружия, выхватил меч и бросился в атаку. Все это произошло так быстро, что обыкновенный человек не увидел бы ничего, кроме размытого пятна перед глазами, прежде чем его голова слетела бы с плеч.

Но Сатана ловко подставил под меч древко трезубца, и от удара посыпались искры.

— Немножко не успел, правда, Марс?

Сатана сделал следующий выпад. Когда Мима отбил острие мечом, снова брызнули искры… и клинок расплавился. Оружие Сатаны, конечно же, было заколдованным, а меч — нет.

— Плохо дело, — проговорил Лукавый с издевательским сочувствием. — С твоим Алым Мечом такого не случилось бы.

Разумеется, не случилось бы; Меч Войны был несокрушим и необорим. Мима оценил, насколько хитро и предусмотрительно поступил Сатана, лишив его оружия, прежде чем заманить в Ад. Если бы Мима явился сюда, вооруженный своим Мечом, он мог бы разрубить здесь абсолютно все, включая и самого Сатану. Кроме того, Миме не пришлось бы плутать по задворкам Преисподней: Меч доставил бы его прямо к заставам.

Впрочем, Гея предупреждала Миму, что Сатана не станет встречаться с ним на нейтральной территории. Сатана ухитрился, лишив почти всей мощи, заточить его в Аду, — а Мима свалял дурака, позволив это сделать.

Мима кинулся к амбразуре, где был установлен огнемет. Он направил ствол на Сатану и выстрелил. Пламя полностью окутало Сатану, и вверх поднялись зловонные клубы дыма. Но Сатана только стоял и смеялся, не ощущая никакого ущерба, хотя деревянная стена за его спиной загорелась и пылала все сильнее.

— Марс, неужели ты полагаешь, что меня можно победить огнем? Ведь я — правитель царства огня!

С трезубцем тоже ничего не случилось. Он выскочил из окружавшего Сатану огня, заставив Миму отпрыгнуть в сторону.

Мима кружил по комнате, а Сатана преследовал его. Тут Мима увидел, что сражение снаружи прекратилось; и проклятые души, и демоны теперь следили за поединком в башне. А каков был результат? Да никакого, кроме его собственного унижения.

— Ну что ж, я не должен огорчать своих болельщиков, — проговорил Сатана. — В конце концов, это мое выступление.

И Мима понял, что следующий удар трезубца попадет в цель.

Досадно, что он не может войти в Сатану так, как входил во все другие существа, и вложить ему в голову пораженческие мысли! Только вряд ли Сатану можно обдурить каким-нибудь таким способом.

Что еще оставалось у него в запасе? Мима был на грани поражения, Сатана понимал это.

В этот миг Мима вспомнил «Пять колец». Он совсем забыл об этой книге под давлением новых впечатлений от Преисподней, и, видимо, напрасно. Как предупреждал Масаси, очень легко сбиться с Пути. О чем мог бы поведать ему Путь Меча?

Руби своего противника в то время, когда он рубит тебя. Ударить, когда ударил враг, поражая его даже тогда, когда он считает, что победил.

Не дорожить собственной жизнью, отринуть страх — вот что необходимо для решающей схватки.

Относиться к своему врагу не как к чему-то постороннему, а как к почетному гостю.

И тогда Мима понял, в чем его шанс. В конечном итоге он может одолеть Сатану!

Сатана нанес удар. Мима даже не сделал попытки двинуться; он сделался нереальным, и острия трезубца прошли сквозь его тело, не причинив никакого вреда.

— Сатана, твое оружие так же неопасно для меня, как вон то неопасно для тебя, — сказал Мима.

— Ага, значит, ему удалось воспользоваться одним из аспектов своего могущества, — пробормотал Сатана. — Но он не может вытеснить меня отсюда, покуда пребывает нереальным, и поэтому башня остается в моих руках.

— Пока, — сказал Мима. — До тех пор, пока мы не встретимся без оружия.

Сатана отбросил трезубец.

— Марс, ты не у себя дома, а в моих владениях. Тебе не удастся побороть меня голыми руками. — Он, улыбаясь, сделал хватательное движение.

— Я полагал, что ты сообразительнее, — сказал Мима. — Я не собираюсь бороться с тобой, Сатана. Я намерен войти в тебя.

— Дурацкая затея! Ты не можешь управлять моим разумом. Я буду сохранять контроль, пока ты мечешься в пустопорожности. Я победил. Марс, если у тебя есть хоть капля мозгов, чтобы понять это.

— А когда я войду в тебя, я тут же узнаю все твои секреты, — сказал Мима. — Все потаенные тропинки Преисподней. Все твои излюбленные приемы. Все, что тебя беспокоит. Все твои обманы и запугивания. Ты не сумеешь помешать мне узнать все, что содержит твой разум. А потом, когда я выйду из тебя — чему ты тоже помешать не в состоянии, — я по собственному усмотрению раскрою эти сведения. — Мима улыбнулся. — Итак, станем ли мы бороться, Сатана? Сольемся ли мы воедино, достопочтенный враг?

Сатана уставился на Миму.

— Так ты читаешь эту книгу!

— Очень хорошая книга. Сатана. Из нее я узнал, что верное понимание — то же самое, что сила. Дай мне постигнуть тебя, чтобы в дальнейшем между нами не было недопонимания.

Сатана заскрежетал зубами.

Мима сделал шаг вперед. Сатана отступил. Мима прыгнул, — и Сатана исчез.

Мима воспользовался единственным оружием, которое у него осталось и которого страшился Сатана, — информацией. Сатана не выносил, когда становилась известна правда, любая правда, даже в Аду. Особенно в Аду! Ибо Сатана был Отцом лжи, и свое царство он построил на обмане. Разоблачение всей этой кривды неминуемо приведет к крушению адского царства. Сатана мог сохранить ложь только одним способом: отказаться от контакта с Мимой, что было бы невозможно, останься он здесь, ибо Мима крался бы за ним до тех пор, когда избежать контакта было бы уже нельзя.

Мима вышел к сражающимся.

— Башня наша! — прокричал он. — Сатана бежал!

Радость охватила проклятые души. Демоны исчезли. Это была победа.

Проклятые души проходили через контрольный пункт, а души, захватившие другие заставы, присоединялись к ним. Амазонки и землекопы, снегоочистители и огнеупорщики праздновали благополучный исход восстания. Однако довольно скоро они отрезвились.

— А знаешь, — сказала Диана, — ведь мы не вышли из Ада. Просто мы находимся в менее ограниченной его части.

— Вы знали, что силой из Ада вырваться нельзя, — напомнил Мима. — Но теперь у нас есть возможность торговаться, — это и было нашей истинной целью.

— Правильно, — вскричал Белобородый. — А я чуть не забыл! Комиссия по пересмотру дел!

По шоссе к ним приближался демон.

— Вот с ним мы и будем вести переговоры, — сказал Мима.

Демон подошел к Миме. На самом деле это оказалась демоница.

— Лила! — воскликнул Мима, узнав ее.

— Сатана предлагает условия, — сказала она.

— Мы благоразумны, — заявил Мима. — Мы требуем лишь того, что должно было существовать изначально. Справедливые слушания спорных дел, чтобы души были осуждены или оправданы по заслугам, начиная с Лигеи.

— Дело Лигеи будет рассмотрено, — согласилась Лила, бросив в сторону принцессы ревнивый взгляд. — Но за это, Марс, ты должен покинуть Преисподнюю.

— Не торопись, — возразил Мима. — Каждый день нужно рассматривать тысячу дел, пока не исчезнет очередь.

— Десять, — сказала Лила.

— Сто.

— Ладно, сто, — согласилась она. — Сатана назначит комиссию.

— Нет. В комиссию войдут души, пребывающие в Чистилище.

Лила вздохнула:

— Остальные души должны очистить заставы и вернуться к работе.

— Но никаких репрессий быть не должно.

— Репрессий не будет.

Миме показалось, что все идет как-то слишком уж гладко. Где же кроется подвох?

— Кроме того, я должен иметь свободный доступ в Ад, чтобы проверять, как выполняются эти условия.

— Но, проверив, ты в дальнейшем не будешь ни во что вмешиваться, — сказала она.

Мима посмотрел вокруг.

— Мне это кажется достаточным, — проговорил он. — В следующий раз я приеду на своем паломино и с Алым Мечом. И буду знать, с кем разговаривать. Я не могу облегчить ваши обычные тяготы, однако обязательно прослежу, чтобы эта договоренность выполнялась. — Ведь Сатана ни за что больше не даст Марсу повода причинить ему такие неприятности, по части которых воплощение Войны был величайшим специалистом.

Присутствующие закивали головами.

— Мы направим в комиссию представителей от наших бригад, — сказал Белобородый. — Животные тоже должны получить льготы. Мы будем сообщать тебе обо всех нарушениях.

Подошла Лигея.

— Думаю, тебе надо ехать, — сказала она.

Мима обнял ее:

— Мне кажется, что я освободил тебя. Ты попадешь в Рай.

— Мне бы хотелось быть с тобой, Мима.

Он вздохнул:

— Я бы тоже хотел быть с тобой, Ли. Но я не оставлю тебя в Аду и не смогу навещать тебя в Раю. Прими заслуженную тобой награду, а со мной все будет в порядке.

— Может, я могла бы остаться в Чистилище и…

Мима поцеловал принцессу.

— Я знаю, что твое место в Раю. Я не стал бы этому мешать, даже если бы мог.

— Знаю, что не стал бы. Прощай, Мима.

Она отошла, чтобы он попрощался с другими.

Мима сохранял на лице улыбку, хотя чувствовал себя внутренне опустошенным. Разумеется, он не хотел лишать девушку Рая! Ему только хотелось, чтобы ее переселение туда отложилось лет на десять или двадцать. За эти несколько дней своего знакомства они так хорошо узнали друг друга, как редко случается между людьми, и Мима понял, что Лигея создана для него. Если бы только она не умерла до того, как они встретились!

Лила наблюдала за ним.

— Я, между прочим, в Рай не отправляюсь, — проворковала демоница.

— Отправляйся ко всем чертям, — пробормотал Мима. Но призадумался: и с чем же он теперь остался? Его последняя победа над Сатаной теперь не казалась такой уж чудесной.

17. ВОЙНА

Покинуть Преисподнюю не составило труда; Сатана сам изо всех сил торопил Мимино отбытие. Та же капсула, в которой была заточена Лигея, спустилась с неба, и Мима вошел внутрь. Капсула быстро взмыла вверх и вскоре снова очутилась во дворце из замерзшего тумана, остановившись точно на том месте, где стояла раньше.

Мима встал с постели и, сделав шаг, убедился, что лед вполне проницаем. Он приблизился к своему бесчувственному телу и вошел в него.

Тело затекло и было холодным, несмотря на предохраняющий плащ. Видимо, то, что на нем было надето в Аду, являлось лишь духом плаща. Мима с усилием поднялся на ноги и потянулся. Оглянулся на постель и вспомнил Лигею. Если бы только существовал какой-нибудь способ…

Не стоит мучить самого себя. Он решительно прошагал по ледяным коридорам и дошел до проломленного входа. Ступил наружу. Потом дотронулся до Алого Меча и пожелал опять оказаться в Цитадели Войны.

Слуги в замке здоровались с ним так, словно его отсутствие было самым заурядным делом, хотя Мима понимал, что те несколько дней, что его не было, мир смертных не стоял на месте.

Сатана хотел отстранить Марса от смертных дел, постарался как можно дольше задержать Миму в Аду и, возможно, заплатил за это больше, чем рассчитывал. Что же затевал Сатана на Земле?

Мима знал, как это выяснить. Он включил телевизор. Там всегда передавали новости, касающиеся Марса.

«На Земле творится черт знает что, — вещал диктор. — Никогда еще не было периода большей нестабильности, чреватой всеобщей войной. Загадочное отсутствие Марса, воплощения Войны, усугубило путаницу. Кто конкретно стоит за этим взрывом насилия?

Наверняка Сатана. Но какова его цель? Понятно, что рост насилия в мире не лишит Марса могущества, а только усилит его.

Между тем Сатана уже пытался договориться с Мимой насчет создания вот такой тревожной обстановки, поскольку это обострило бы проблемы войны. В свою очередь, могла возникнуть ситуация, ведущая к увеличению страданий среди смертных, благодаря чему во многих из них перевесило бы Зло».

И только?

Миме представлялось, что Сатана предпринял экстраординарные усилия, дабы убрать его с дороги. Вряд ли стоило все это затевать ради того, чтобы заполучить несколько лишних душ. В результате пересмотра дел Сатана мог потерять столько же душ, сколько приобрести благодаря неурядицам среди смертных.

Чем больше Мима размышлял над этим, тем невероятнее казалось ему такое объяснение. Когда он не мог до конца постигнуть природу творимого Сатаной Зла, это скорее всего означало, что он упустил из виду нечто весьма существенное. Мима все еще был новичком в своей должности, и теперь он подозревал, что чего-то недопонимает.

Но он знал, кто мог дать ему ответ. Мима прикоснулся к Мечу.

— Хронос, — прошептал он.

Воздух заколебался, и перед Мимой возникла инкарнация Времени.

— Да, Марс, я услышал тебя.

— Ты помнишь мое будущее, — сказал Мима. — Мне необходимо знать, что затевает Сатана, и мне кажется, это сохранилось в твоей памяти. Если ты расскажешь мне…

— Что именно рассказать тебе? Я много чего помню.

— Что сделал Сатана.

Хронос нахмурился:

— Ты, возможно, неправильно понимаешь мою сущность. Я действительно помню твое будущее, — но я помню только то, что произошло, а не то, что могло бы произойти. Поэтому, если, как ты говоришь. Сатана что-то сделал, я помню об этом и не знаю, как оно отличается от того, что, на твой взгляд, должно было бы произойти. Если бы ты смог подробнее…

Мима припомнил, что Луна должна была сыграть ключевую роль в расстройстве главного замысла Сатаны и что Сатана загодя пытался противостоять этому.

— А Луна… все ли у нее в порядке?

— Разумеется, хотя она и испытала серьезное разочарование.

— Что за разочарование?

— Она надеялась помешать Сатане; впрочем, конечно же, это стало невозможным.

— Невозможным? Почему? Она все еще занимается политикой?

— Занималась. Но что об этом говорить…

— Не о чем говорить? Отчего? Разве в свое время она не подаст решающий голос против Сатаны?

Хронос грустно улыбнулся:

— Разве она могла? Ведь предмета для голосования не возникло.

Это было очень похоже на то, что Мима искал.

— А в какой момент отпал вопрос о голосовании?

— В сущности, совсем недавно. Когда в Америке ввели военное положение и гражданское правительство временно распустили. Хотя нет ничего более постоянного, нежели временное…

— Военное положение? Это еще зачем?

— Из-за волнений. Демократическое правительство было просто не в состоянии с ними справиться, поэтому военные взяли власть в свои руки. Я сам чрезвычайно сожалел, однако должен признать, что это оказалось наилучшим решением. Дело могло дойти до полной анархии.

— Как давно — для тебя — было введено это военное положение?

— Всего неделю назад. Но это было неизбежно. Как я теперь понимаю, в мире накопилось слишком много насилия, чтобы его можно было сдерживать. Надо выбирать наименьшее из зол.

— Спасибо, Хронос, — поблагодарил Мима. — Ты сообщил мне то, что я хотел знать.

— Всегда к твоим услугам, Марс, — ответил Хронос. Он перевернул Песочные Часы и исчез.

Мима мерил шагами пол. В то время как он занимался собственными любовными делами, мир катился в тартарары! Теперь он понял замысел Сатаны: довести накал насилия в мире до такого предела, когда гражданские правительства попросту будут сметены. А военными диктатурами Сатана манипулировал по своему усмотрению, — и, конечно. Луна не сможет проголосовать против Сатаны, если не существует гражданского правительства.

Впрочем, Мима в силах всему этому воспрепятствовать. Он подавит любое сражение, прежде чем оно начнется, и восстановит относительный мир.

Мима дотронулся до Меча.

— Подручные Войны!

Появились его помощники в ярких плащах.

— Созревает обильный урожай, — сказал Завоевание, потирая руки.

— Нет, — ответил Мима. — Мы не допустим этого. Дайте мне перечень мест, где возникли наиболее острые ситуации, чтобы я смог все их посетить.

Завоевание вытащил свиток и развернул его. Список казался бесконечно длинным.

— Да ведь тут их тысячи!

— Так точно, — обрадованно согласился Завоевание. — И с каждой минутой становится все больше. Никогда еще нас не ждала такая богатая жатва.

Кровопролитие, Мор и Голод кивнули.

Мима покачал головой:

— Я, вероятно, не сумею вовремя поспеть везде, а тем более погасить конфликты!

— А зачем? Ведь это для нас превосходный случай стяжать величайшую славу!

Замысел Сатаны проступал все явственнее. Всего за несколько дней инкарнация Зла посеяла в мире столько раздоров, что теперь их практически нельзя остановить. Если бы Марс был здесь, он непременно заметил бы козни Сатаны и пресек бы их, поскольку это была его область. Но Сатана заточил Миму в Преисподней, а сам свободно правил на Земле и добился-таки результатов. Ничего удивительного, что Мима почти не видел Сатаны в Аду; тот был чрезвычайно обременен хлопотами в другом месте!

Мима даже не стал отвечать Завоеванию.

— Я буду занят. — Он вышел из Цитадели, кликнул Верре и вскочил в седло. — Сегодня за сражениями не наблюдаем, — бросил он кратко и тронул коня.

Мима направился во дворец Танатоса. Он мог бы позвать воплощение Смерти, но хотел кое-что обдумать по дороге. Если Сатана накалил обстановку в мире до такой степени, что совладать с беспорядками можно только путем введения военного положения, то что в таком случае следовало предпринять?

Увы, придумать Мима так ничего и не смог.

Когда он подъехал ко Дворцу Смерти, дверь отворилась, и его встретил Танатос.

— Хронос вчера сообщил нам о твоей проблеме — и нашей тоже, — сказал Танатос. — Мы собрались, чтобы попытаться помочь.

И действительно, здесь были Лахесис и Гея, а еще Луна, специально доставленная в Чистилище по такому случаю. Все они тепло приветствовали Миму.

— Но я разговаривал с Хроносом всего час назад! Как же он мог сказать вам об этом вчера, когда я еще был в Аду?

— Ты забываешь, в каком направлении течет его жизнь, — ответила Лахесис. — Хронос говорил с нами на следующий день после того, как побеседовал с тобой.

Мима кивнул:

— А он не мог бы вернуться и предупредить меня до того, как я отправился в Преисподнюю?

— Он отказывается это делать, — сказала Гея. — Похоже, что, когда он изменяет ход событий, происшедших в прошлом, это чревато серьезными последствиями. Иногда Хронос идет на такой шаг, но предпочитает максимально ограничивать вмешательство, чтобы результаты были вполне определенными.

Мима не мог не согласиться, что изменять прошлые события и впрямь весьма рискованно; при этом могли пострадать или вовсе исчезнуть люди, в том числе и некоторые инкарнации. Безусловно, тут недопустимы необдуманные и случайные действия.

— В любом случае, — проговорила Лахесис, — это, кажется, твоя проблема, Марс. Сатана поначалу вставляет палки в колеса каждой новой инкарнации, и этой инкарнации необходимо показать свою силу. Тогда Сатана остерегается снова ей пакостить. Если бы Хронос помог тебе справиться с этой дилеммой, то Сатана просто придумал бы что-нибудь новенькое, потом еще и еще, пока не добился бы своего.

— Но на карту поставлена судьба всего мира! — возразил Мима. — Вы все тоже можете проиграть!

— Вот именно поэтому так важно, чтобы ты дал Сатане отпор, — сказал Танатос. — Нам придется рискнуть и позволить тебе одному вступить в противоборство с Сатаной, и так поступил бы каждый из нас, чтобы доказать, что никто не является слабым звеном.

— Я не знаю, как бороться! — крикнул Мима. — Мне казалось, что я одержал победу в Аду, — и тут узнаю, что потерпел поражение в царстве смертных. И если верить Хроносу, это окончательное поражение.

— Вовсе не обязательно, — сказала Луна. — Хронос может рассказать только о том отрезке истории, который прожил. Если же он будет изменен, Хронос проживет другую жизнь, которая окажется такой же настоящей, как и первая. Вероятно, его реальность постоянно слегка изменяется в результате действий других инкарнаций, и он не замечает этого.

— Прямо какой-то парадокс, — пробормотал Мима.

— Хронос свободен от парадоксов, — заметил Танатос. — Возможно, всем нам трудно это понять, но приходится принимать то, что есть.

— Значит, я могу изменить будущую реальность — если только придумаю, как это сделать, — произнес Мима. — Могу отнять у Сатаны победу… вот только как?

— Мы очень в это верим, — сказала Лахесис.

— Если это вообще можно сделать!

— Должен существовать какой-нибудь способ, — возразил Танатос. — Иначе Сатана не стал бы так долго задерживать тебя в Аду. Он понимал, что ему ничего не грозит лишь в том случае, если ты останешься в Преисподней до тех пор, пока он не завершит свои козни на Земле. Ты вырвался слишком быстро, а значит, теперь у тебя есть возможность одолеть его.

— Ты обязательно должен найти такое средство, — сказала Луна.

— Обязательно должен найти, — с грустью согласился Мима. — Судьба мира зависит от одного растерявшегося заики!

Тут он что-то вспомнил.

— Я не заикаюсь!

— Подумать только! — пробормотала Гея.

— Но я не заикался в Аду, потому что… Я думал… Как же это может быть? — И тут он понял. — Зеленая Мать… Ты что-то взяла у меня и не сказала, что это такое. Ты забрала мое заикание!

— У нас есть некоторая власть друг над другом… если, конечно, мы не противимся вмешательству, — сказала Гея. — Мне показалось, что ты сможешь без этого обойтись.

— А я даже и не заметил!

Она пожала плечами:

— Ну, у тебя наверняка есть еще кое-какие качества, которых ты не замечаешь. Одно из них поможет тебе одолеть Сатану.

Потрясенный Мима уехал. Эта, казалось бы, незначительная демонстрация особой власти инкарнации произвела на него большее впечатление, нежели все чудеса, которые он доселе видел. Он разрешил Природе взять нечто, принадлежащее ему. Теперь другие инкарнации позволили ему повлиять на их будущее. Ради них он просто обязан выпутаться из создавшегося положения!

Однако никакого способа Миме в голову не приходило. В Цитадель Войны он вернулся озабоченный, кое-как поел, беспокойно поспал и снова поел, размышляя об одном и том же. Откровения не снизошло. Прошел день, второй, потом третий… Ситуация в мире смертных становилась все напряженнее, а Мима ничего не мог поделать. Он попросту не видел ни единой возможности исполнить то, что обязан был сделать.

Наконец Мима снова очутился в саду. Дойдя до нижней оконечности, он встретил демоницу.

— Как приятно снова встретиться с тобой. Марс, — проворковала она, томно потягиваясь. На ней было одно из полуоткрытых платьев, и ее груди колыхались при малейшем движении.

— Убирайся отсюда, мерзавка! — рассвирепел Мима.

— Ну-у-у, Марс, — сказала она с улыбкой. — Это же нейтральная зона, помнишь? Ведь ты же не забрел бы сюда, если бы не хотел меня увидеть, разве не так?

— Я забрел сюда, чтобы подумать о способе, как победить твоего омерзительного хозяина! — бросил Мима.

— Это не так-то просто. Мима. Почему бы тебе не склониться перед неизбежностью и не расслабиться? Поскольку ты, хотя и невольно, помог осуществить Сатане его планы, то заслуживаешь награды.

— Какой еще награды? — удивился Мима.

— Меня, разумеется. — Она снова очень соблазнительно потянулась. — Я действительно хочу служить тебе, Мима, а все, что я делаю, я делаю превосходно. Я могла бы предложить то, в чем отказала тебе в Аду.

— Ты о чем? — спросил Мима, зная, что пожалеет об этом вопросе, но был не в силах удержаться.

Ее черты размылись, медленно меняя форму.

— Ну как же, Огневик. Неужели не помнишь?

— Огненное чудовище в Аду? — озадаченно спросил он.

— Ты уже почти овладел своей возлюбленной, а я возревновала и послала монстра, чтобы помешать вам. Теперь-то уже слишком поздно; ты никогда не увидишь ее.

— Ты?.. — начал Мима, приходя в ярость.

Демоница завершила перевоплощение и сейчас выглядела точно как Лигея.

— Что в ней такого, чего я не могла бы превзойти? — спросила она сладостным голосом Лигеи.

Мима вдруг понял, что сжимает в руке Алый Меч. Но не ударил, а замер на месте. Разве мог он изрубить копию женщины, которую любил?

— Я не думаю, что ты поверишь, будто такая, как я, может действительно любить тебя, — сказала демоница.

— Вот именно, — процедил Мима сквозь зубы.

Она снова обрела свой предположительно естественный вид.

— Я даже не принадлежу к проклятым. Просто сотворена из эфира и существую исключительно по милости своего Господина. У меня нет другой реальности, кроме моего назначения. А мое назначение — доставлять тебе удовольствие. Если я не сумею этого исполнить, то вообще лишусь всякого существования. Тебе стоит лишь сказать мне, чего ты хочешь от идеальной женщины, и ты получишь все эти качества в самой совершенной форме и будешь обладать ими столько, сколько пожелаешь. Неужели ты лишишь меня единственной возможности почувствовать себя желанной?

Несмотря на всю свою злость на нее, Мима был поражен кажущейся искренностью демоницы. Как может по сути своей бездушное создание говорить такие слова? Он понимал, что это глупо, но поймал себя на том, что сочувствует ее положению.

Мима лишился женщины. В третий раз он потерял любовь. Может, уже настало время обзавестись наложницей, которую не нужно было любить или даже притворяться, будто любишь?

— Идеальная женщина абсолютно предана своему мужчине, — сказал Мима. — О чем бы он ни попросил ее, она все выполняет беспрекословно. На всякий его вопрос отвечает совершенно честно. Преданность — вот главное качество, которое мне необходимо. Верность мне — прежде всего остального.

— Я дам тебе это.

— Прежде Сатаны?

Она отшатнулась назад, словно от удара.

— Ах, бессмертный смертный, ты не ведаешь, чего просишь!

— Полагаю, что ведаю. Поскольку ясно, что ты не в состоянии дать, что мне нужно, то оставь меня в покое.

— Но тогда я не сумею доставить тебе удовольствие, и наказание…

— Мне известно, какое наказание, — сказал Мима, припомнив судьбу очаровательных наложниц, от которых он отказался, когда отец держал его в заточении. Сатана вряд ли проявит больше милосердия. Те отвратительные казни причинили ему боль; и он напряг всю свою волю, чтобы не испытать боль и на этот раз.

Мима снова увидел в глазах демоницы слезы. Притворяться сейчас ей не было никакого смысла; безусловно, это искреннее проявление того подобия чувства, на какое она только была способна.

— Если мне предстоит исчезнуть, то надлежит самой выбрать, как это произойдет. Предпочитаю, чтобы последнее деяние выражало мое истинное «я», а не было обманом. Поэтому я согласна на твои условия.

Мима даже отступил на шаг. Он предполагал, что демоница признает свое поражение. Впрочем, она, конечно, могла и лгать, поскольку правду говорила лишь тогда, когда это было выгодно.

Или все-таки нет? Мима ни разу не ловил ее на лжи. Обязательно ли, что все порождения Лукавого тоже лгуны? Ведь могло быть и так, что Лила, подосланная совратить честного человека, была создана честной и будет оставаться такой, пока Сатана не изменит ее.

Тем не менее это не более чем подозрение. Миме требовалось доказательство ее верности. Он знал, как получить его, но проблема заключалась в том, что такой способ предполагал абсолютную искренность и с его стороны.

Впрочем, что значили его отношения с какой-то демоницей по сравнению с судьбой всего мира? Было бы эгоистичным поставить свои личные предпочтения к одушевленным женщинам выше благополучия Земли.

— Если ты будешь всецело верна мне, я сделаю тебя своей наложницей. Но тебе придется доказать преданность.

— Докажу, — сказала Лила.

— Открой мне, как разбить планы Сатаны и спасти мир от его владычества?

— Это просто, — ответила Лила. — Ускорь катастрофу.

У Мимы отвалилась челюсть.

— Что?

— Конец света. Судный День. Третья мировая война. Последняя битва между Добром и Злом.

— Но ведь это уничтожит все человечество!

— Да.

— Я тебя спрашиваю, как спасти мир, а ты советуешь его уничтожить! — в недоумении воскликнул Мима.

— Ты спросил меня, как спасти мир от Сатаны. Я ответила как.

Мима презрительно покачал головой:

— Мне следовало бы догадаться, что демоница не даст ответа, которым я мог бы воспользоваться.

— Я сказала тебе правду. Могу объяснить.

— Не стоит, — проговорил Мима и повернулся.

— Но ты обещал взять меня в наложницы, если я докажу свою верность! — крикнула Лила. — Я ее доказала. Или ты бесчестный человек?

Он обернулся:

— Ты не можешь не понимать, что это никакой не ответ! Результатом станет лишь то, что за несколько жутких минут Тот Свет будет битком набит душами последних смертных. Дать заведомо бесполезный совет — еще не значит доказать преданность!

— Но это хороший совет! — возразила Лила. — Почему бы тебе не выслушать мое объяснение?

— Ну давай объясняй, — проговорил Мима сквозь зубы. Она обманула его, однако условия их соглашения требовали, чтобы он хотя бы выслушал Лилу.

Она начала говорить, и мало-помалу смысл ее объяснений стал доходить до Мимы.

— Лила, извини меня, — сказал он. — Теперь когда я все понял, то вижу, что это хороший совет.

— А теперь возьми меня, Мима. Потому что, когда Сатана узнает, что я сделала, он меня уничтожит.

И снова она сказала правду. Лила показала ему, как спасти мир, но не могла спасти самое себя. Она отказалась от собственного существования ради того, чтобы он принял ее на несколько часов.

Мима обнял ее:

— Хотя теперь уже слишком поздно об этом говорить, я сожалею, что не верил тебе. Прими мою благодарность и мою страсть, пока ты еще существуешь.

— Это все, о чем я мечтаю, — сказала она и горячо поцеловала его.

Накануне того дня, когда должно было пасть последнее гражданское правительство на Земле, Мима выехал из Цитадели Войны. Он собрал своих подчиненных инкарнаций, все пятеро сели на коней.

— К Часам Судного Дня! — крикнул Мима.

При этих словах Завоевание, Кровопролитие, Голод и Мор неодобрительно покосились на него. Но их жеребцы знали дорогу, поскольку Часы находились в распоряжении Марса. Это был хронометр, отмечавший начало Последней Войны, которая уничтожит на Земле человечество.

Они подъехали. Часы Судного Дня стояли на постаменте высотой в пятьдесят метров, огромные стрелки показывали без трех минут полночь. На языке Вечности это означало близость Войны; ее начало приближалось.

Мима слез с коня и вытащил из ножен Алый Меч.

— Да будет Война, — проговорил он.

Из Меча изошла энергия. Она окутала весь мир, — и повсюду на планете напряженность, ведущая к конфликтам, возросла. Государства, которые готовились к войнам, объявили их; армии, стоявшие на боевых позициях, начали сражения; люди, запугивавшие друг друга, от угроз перешли к драке.

Ибо в этом заключалась основная сила Алого Меча. Он не мог умиротворять, а только разжигал насилие. Но вызванное к жизни Алым Мечом не способна отменить никакая иная сила; лишь прекращение его воздействия могло положить конец чудовищным злодеяниям. А испуская свою энергию свободно, Меч распалял воинственные страсти людей до тех пор, пока они не выливались в невиданный доселе пожар — Судный День.

Четыре вспомогательные инкарнации, чувствовавшие воздействие Алого Меча, как будто стали выше ростом и внушительнее. Их одежды налились цветом, а кони нетерпеливо били копытами. Белый плащ Завоевания лучился; красный Кровопролития стал похож на струящуюся кровь; Голод сделался таким черным, что походил просто на сгусток тьмы, а все тело Мора превратилось в коричневую массу копошащихся насекомых. Приближался миг величайшего торжества!

Мимин Плащ Войны тоже заблестел ярче, заливая золотистым светом всю округу. И даже его конь, Верре, выглядел сверхъестественно сильным.

Было видно, как стрелки Часов Судного Дня приближаются к полуночи. Две минуты превратились в девяносто секунд, потом в шестьдесят.

Появился Сатана.

— Марс, что ты делаешь? — требовательно спросил он.

— Завершаю то, что начал ты. Сатана, — спокойно ответил Мима. — Ты возбудил беспорядки во время моего отсутствия; я довожу их до наивысшей точки.

— Но ты вызовешь катастрофу!

— Да, это станет мгновением моей наивысшей славы, — согласился Мима.

Стрелки часов передвинулись к тридцати секундам.

— Подожди! — крикнул Сатана. — Ты уверен, что хочешь этого. Марс?

Мима опустил меч, и Часы остановились, не дойдя до полуночи двадцати четырех секунд.

— У тебя есть какие-то соображения, Сатана?

— Я только хотел напомнить, что, когда закончится последний земной отсчет времени, ты лишишься работы, поскольку все смертные умрут. Ты этого хочешь?

— Во всяком случае, меня это не беспокоит, — ответил Мима. — Почему я должен ковылять черепашьими шагами, когда могу достичь своей цели одним восхитительным взрывом? Все невзгоды смертных я отменю одним махом!

Тут появились остальные инкарнации. Танатос ехал на своем бледном коне Морте, а Луна сидела позади него. Хронос спустился сверху по наклонной траектории, держа в руках Песочные Часы и, странное дело, спиной вперед. Впрочем, ничего странного: в его понимании, здесь была точка отправления; ему нужно было перевернуть восприятие, чтобы совпасть со смертным временем. Судьба в виде паука из ниоткуда спустилась по тонкой нити. А Гея сконцентрировалась из облака пара. Все знали, что здесь состоится серьезный разговор.

— Но ты всегда старался сохранять жизни смертных, — напомнил Сатана. — Облегчать страдания, которые несла с собой война.

— Это было до того, как я осознал свое могущество, — сказал Мима. — Теперь же мне хочется показать его во всем величии.

Он снова поднял Алый Меч.

Сатана обвел взглядом другие инкарнации.

— И вы потерпите это? Вы, которые всегда пеклись о благе человечества?

— Каждая инкарнация сама распоряжается в собственных владениях, — сказала Гея. — Наши вкусы не имеют значения; здесь главенствует Марс.

Сатана пожал плечами:

— Что ж, если никто из вас не желает делать добро, то мне и подавно не пристало творить его вместо вас. А я за один раз получу больше душ, чем когда-либо раньше…

— Бог получит еще больше, — вставил Мима, — поскольку баланс в этом мире в настоящее время положительный, — но перестанет быть таковым, когда твои ребята захватят политическую власть среди смертных.

Стрелки Часов возобновили продвижение к полуночи.

— Ты разрушишь мир — и только для того, чтобы лишить меня нескольких душ? — спросил Сатана. — Это очень недальновидно.

— Что и говорить: воевать вообще недальновидно, — согласился Мима.

Самая тонкая стрелка миновала пятнадцатисекундную отметку.

— Подожди! — отчаянно закричал Сатана.

Стрелка замерла.

— Мне не нравится, что ты отвлекаешь меня какими-то пустяками, — сказал Мима. — Я уверен, что все мы хотим как можно быстрее покончить с этим делом.

— Если мир сейчас прекратит свое существование, — проговорил Сатана, — то Бог победит, ведь при Окончательном Подсчете баланс окажется в его пользу.

— Вот и славно, — кивнул Мима. — Поскольку я в твоей победе не заинтересован, то, кажется, для меня настало самое подходящее время вступить в игру. А потом я уйду в отставку и отправлюсь в Рай, где встречусь со своей возлюбленной. Ну, если у тебя больше нет никаких соображений…

Вокруг Сатаны запрыгали маленькие язычки пламени. Он понял, что Мима нашел ключ к победе. Господин Зла не мог допустить, чтобы мир погубила катастрофа, когда общий баланс живущих душ, хотя и незначительно, был в пользу Бога.

— Как ты узнал?

— Какая разница? — спросил Мима. — Существенно лишь то, что это правда. Впрочем, если ты вдруг решишь отказаться от своих планов установить на Земле диктатуры и военное положение…

— Лила! — вскричал Сатана. — Эта демоница предала меня!

Появилась Лила.

— Я больше не служу тебе. Сатана, — сказала она.

Сатана поглядел на нее и задумался. Через секунду он, казалось, принял какое-то решение.

— Я скажу одну вещь, которая может заинтересовать тебя, Марс. Ты упомянул о воссоединении в Раю с некоей персоной. Знаешь ли ты, что спутница, бывшая с тобой в Аду, не попала в Рай?

— Неужели? — в замешательстве спросил Мима. — Но мне известно, что баланс ее деяний был хорошим! Слушание…

— Она-то хорошая… Однако она отказалась идти в Рай, — сказал Сатана.

— Эта особа пожелала вернуться в мир смертных, хотя мне представляется, что она ничего от этого не выиграет, а рискует всем.

— Так ведь она уже умерла! — возразил Мима. — Она не могла…

— Смогла — с помощью одной из вас. — Сатана многозначительно посмотрел на Гею.

— Это правда, — подтвердила Гея. — Та женщина хотела быть с тобою. Марс, поэтому на слушаниях попросила для себя тело среди смертных. В наличии есть некоторое количество тел без души, и я такое подобрала для нее. Мне и в голову не пришло, что Сатана как-то здесь замешан. Думается, она хотела сделать тебе сюрприз.

— Я… я и представить не мог… — растерянно сказал Мима.

— А вот и она. — Сатана взмахнул рукой.

Возникла женщина. Она не была похожа на Лигею, но подошла к Миме так уверенно, словно знала его. Он протянул руку, дотронулся до нее и тут же понял, что в этом теле душа Лигеи. Теперь ее тело, оживленное другой личностью, начало приобретать некоторые Лигеины черты. Женщина была молода и миловидна, и прямо-таки излучала любовь к нему.

— Хотя она, кажется, еще не знает, что ты заключил договор с демоницей,

— сказал Сатана.

Лигея с тревогой посмотрела на Миму, и в глазах ее был немой вопрос. Сатана, обладавший сверхъестественной проницательностью, спровоцировал ссору, которую Мима сейчас хотел меньше всего. Потерянная любовь неожиданно вернулась к нему, — и как раз тогда, когда он заключил договор с демоницей! Что же теперь делать?

— Впрочем, твой выбор ясен, — продолжал Сатана. — Ты не знал, что твоя истинная любовь возвратится к тебе. Поэтому все обязательства перед демоницей считаются недействительными и аннулированными. Я освобождаю тебя от нее. — Он поднял руку и наставил на Лилу палец.

— Нет! — сказал Мима.

Сатана поднял бровь:

— Нет? Ты заступаешься за бездушную негодяйку? Тебе это не пристало. Марс.

— Я воспользовался ее помощью, — через силу проговорил Мима. — И согласился принять в качестве своей наложницы. Я не могу нарушить данного слова.

— И поэтому отвергаешь возлюбленную, которая отказалась от самого Рая, чтобы быть с тобой? — Сатана махнул рукой, словно отгоняя от себя эту мысль. — Ты не можешь так поступить, Марс.

— А почему ты торгуешься?

— Все, о чем я прошу, Марс, — это чтобы ты оставил мир существовать. Ты же сам понимаешь, что если он сейчас будет разрушен, то, значит, твоя новосмертная подружка совершила свой героический поступок впустую. Ее сразу же вернут в Рай, а ты останешься с демоницей. Ибо мне не верится, что тебя направят в Рай, после того что ты сделаешь с царством смертных.

Мысль потерять Лигею во второй раз, после ее феноменальной жертвы, испугала Миму. Но если он пойдет сейчас на попятную, то Сатана будет властвовать на Земле.

— И тебе вовсе не стоит думать об этой ничтожной твари, — сказал Сатана. — Я сотру тебя в ее памяти и дам ей другое поручение.

Но Мима понимал, что это все равно будет как бы предательством по отношению к существу, которое ему помогло. Он же дал слово.

— Мне от тебя ничего не нужно, кроме согласия отказаться от своих планов в отношении царства смертных, — сказал Мима. — В противном случае я его уничтожу. А что произойдет с этой женщиной — несущественно.

Сатана пожал плечами:

— Согласен. Эту партию ты выиграл, Марс.

Мима чуть было не разинул рот от изумления. Победа… — и так просто?

— А об этом незначительном дельце я сам позабочусь — в знак нашей дружбы. — Сатана снова повернулся к Лиле.

Лигея вдруг кинулась вперед и обняла демоницу.

— Оставь ее в покое! — закричала она.

— Да ты не волнуйся, — сказал ей Сатана. — Ведь это для твоего же блага. Зачем Марсу наложница, когда у него есть ты?

— Ты совершенно не разбираешься в характерах принцев, — ответила Лигея.

— Мима дал ей слово. Она свое обещание сдержала.

Сатана посмотрел на Миму:

— Марс, ты что-нибудь понимаешь? Почему женщина, которую ты любишь, должна терпеть конкуренцию демоницы?

Действительно, почему? Мима не знал, что и думать. Он обвел взглядом собравшихся, но остальные инкарнации хранили молчание. Видимо, ему предстояло принять решение самому.

Во всем этом деле было нечто такое, чего он не понимал. Похоже, здесь таилось что-то гораздо более важное, нежели вопрос о демонице, чье присутствие порождало определенные неудобства. Что же его беспокоило? Ведь он победил, разве нет? Зачем ему думать о таком пустяке, как существование демоницы, которая и сама-то не надеялась дожить до этого момента?

О пустяке? Тогда почему Сатана так серьезно относится к этому?

«Обращай внимание даже на пустяки». Так говорилось в «Пяти кольцах».

Он сосредоточил на этом вопросе все свое внимание… и постепенно нашел ответ.

— Ты не получишь Лилу, — твердо сказал Мима.

Демоница удивленно повернула к нему голову. Лигея все еще обнимала ее.

— Потому что у твоей подруги мягкое сердце? — спросил Сатана. — Но это не изменит природы демоницы! Поверь, тебе лучше не держать дома исчадье Ада.

Отец лжи вряд ли был способен сказать такую чистую правду! Поэтому Мима не принял его слов.

Мима повернулся к Часам и поднял Меч. Стрелки снова двинулись.

— Это безумие! — крикнул Сатана. — Ты рискуешь всем миром из-за ничтожной песчинки Преисподней?

Секундной стрелке до полуночи оставалось пройти десять делений. Уже, казалось, можно было расслышать мучительный стон планеты, предчувствующей приближение кошмарного конца. На пусковых установках в небо нацелились готовые к запуску ракеты. Монотонно произносились чудовищные пагубные заклинания.

Сатана повернулся к другим инкарнациям:

— Вы что, не видите? Марс просто спятил! И все из-за существа, которое и проклятия не заслуживает!

Но ему никто не ответил. Остальные предоставили Марсу принимать решение. Пять секунд, четыре, три. Стон перешел в последний пронзительный крик.

Сатана исчез. Он признал свое поражение и бежал.

Тонкая стрелка замерла на последней секунде до полуночи.

Лила пристально посмотрела на Миму.

— Почему? — спросила она. — Ты не обещал мне этого! Ты знаешь мою природу и не любишь меня. Свою часть договора ты исполнил.

Мима опустил Меч. Стрелки Часов Судного Дня возобновили движение, — но уже в обратном направлении. Они медленно отступали от полуночи, потом пошли все быстрее, по мере того как силы, подстрекавшие к войне, теряли свои позиции. Стрелки прошли тридцатисекундную отметку и продолжали пятиться.

— Я сделал то, что, по моему убеждению, должен был сделать, — сказал Мима.

— Моя память изменилась, — сообщил Хронос. — Сатана был побежден. Скоро я забуду ту альтернативную реальность, которую помнил раньше; теперь я в ней не жил.

— Но ты добился победы! — настаивала Лила. — А я была… и сейчас… обуза для тебя.

— Нет, — ответила ей Лигея. — Как принцесса я понимаю, что принцам нужны наложницы, и гораздо лучше, если ты их знаешь и они тебе подчиняются. Он будет пользоваться тобой во время моих недомоганий. Ведь ты помогла ему найти и меня, и способ одолеть Сатану. Поэтому Мима нипочем не позволит, чтобы тебя уничтожили. Помимо того, слово принца нерушимо, его нельзя ни запятнать, ни уронить, — неважно какой ценой.

— Но ввергнуть весь мир в войну… только потому, что ты заступилась…

— Нет, — сказал Мима.

Теперь удивилась Лигея:

— Нет?

— Я люблю тебя, Ли. И я — должник Лилы. Но я сделал это не из-за вас и не для того, чтобы сдержать данное слово.

— Тогда это ерунда какая-то! — проговорила Лигея.

— Я не уверен, что смогу как следует объяснить, — начал Мима. — Ключевые понятия я взял из книги «Пять колец». Она поведала мне о Пути Стратегии. В книге говорится, что если ты стараешься следовать Пути и позволишь себе отклониться от него хоть на самую малость, то позже пустяковое отклонение станет большим, и ты собьешься с Пути. Мне показалось, что это особенно правильно, когда имеешь дело с самим воплощением Зла. Я не должен допускать даже ничтожнейшего отклонения от Пути, иначе я его потеряю. Только все это трудно объяснить тому, кто не читал ту книгу.

— Кажется, я поняла, — сказала Луна. — Это событие больше, нежели отдельная личность или какой-нибудь отдельный эпизод. Сатана — коварный растлитель, не знающий покоя, который наиболее опасен, как все мы хорошо знаем, когда терпит кажущееся поражение. Он всегда предлагает огромное вознаграждение за крохотный компромисс, поскольку его ресурсы бесконечны. Но тот, кто соглашается на первый компромисс, создает прецедент, и потом уже становится легче пойти на следующий, затем еще на один, пока Сатана наконец не победит. Лишь совершенно отказавшись от всяких компромиссов, какими бы фантастически неравными ни казались ставки, человек может оградить себя от хитрых козней Господина Зла. Марс отверг тот первый компромисс, показав Сатане, что его нельзя подкупить. Поэтому истинное значение его победы важнее, чем угроза катастрофы.

Мима встретился с Луной взглядом и кивнул. Она действительно поняла! А теперь и он понял, как случилось, что она могла оказаться в центре титанической схватки между Добром и Злом. Когда наступит время принимать окончательное решение, Луна будет на месте и все поймет, и не побоится сделать то, что необходимо сделать.

КОММЕНТАРИИ

1. Шудры — одно из четырех основных сословий (варн) в Индии. Варна шудр («слуги общины») возникла позже других, в период становления рабовладельческого общества. Она противостояла трем другим (брахманы, кшатрии, вайшии) как неполноправная и низшая.

2. Арья — члены трех высших варн.

3. Члены высших трех варн в детстве проходили обряд посвящения, считавшийся вторым рождением, поэтому назывались «дважды рожденными».

4. Пария — член одной из неприкасаемых каст в Южной Индии, в Тамилнаде, довольно многочисленной. Бытовое общение парий с высокими кастами было практически запрещено. Парии жили в отдельных поселениях, использовались земледельцами-общинниками главным образом в земледелии на основе кастового принуждения, часто по сути сводившегося к крепостнической и рабской эксплуатации.

5. В греческой мифологии богиня, дочь Някты (ночи). Немезида наблюдает за справедливым распределением благ среди людей и обрушивает свой гнев на тех, кто преступает закон. Немезида — богиня мести.

6. Нирвана (санскр. букв. «угасание», «затухание») — центральное понятие философии буддизма, означающее высшее состояние, конечную цель духовных стремлений человека. В буддийских текстах нирвана характеризуется как нечто непостижимое, невыразимое, противоположное тому, что может быть «в этом мире и мире ином», представляя, в сущности, состояние внутренней полноты и абсолютной отрешенности от внешнего бытия.

7. Арей (Арес) — в греческой мифологии бог войны, коварной, вероломной, войны ради войны, в отличие от Афины Паллады — богини войны, честной и справедливой.

8. Злой дух, обычно женского пола, в иудейской демонологии. В Библии упоминается однажды (Ис. 34,14). В еврейской традиции Лилит выступает в роли суккуба: она овладевает мужчинами против их воли с целью родить от них детей. Согласно одному преданию, Лилит была первой женой Адама. Благодаря большому интересу к Каббале в Европе эпохи Возрождения это предание стало известно европейской литературе, где она обрела облик прекрасной, соблазнительной женщины. Такое представление о Лилит появляется и в средневековой еврейской литературе (хотя в еврейской традиции красивая внешность Лилит связана с ее способностью менять свой облик).

9. Шива (др.-инд. «благой», «приносящий счастье») — в индуистской мифологии один из верховных богов, входящий вместе с Брахмой и Вишну в т.н. божественную триаду. Будучи богом-созидателем, Шива — одновременно и бог-разрушитель. В частности, в этой функции он по преимуществу выступает в верховной индуистской триаде, где ему отведена роль уничтожителя мира и богов в конце каждой кальпы (по индуистскому мифологическому исчислению «день-и-ночь» Брахмы, или 8.640.000.000 «человеческих» лет).

10. Лакшми (др.-инд. «знак», «добрый знак», «счастье», «красота») — в индийской мифологии богиня счастья, богатства и красоты. Другое ее имя — Шри («процветание», «счастье», «слава»); Лакшми — супруга Вишну. Она сопровождает Вишну во всех его аватарах (в индуистской мифологии нисхождение божества на землю, его воплощение в смертном существе ради спасения мира, восстановления закона и добродетели), воплощаясь в Ситу, супругу Рамы, в Рукмини, супругу Кришны.

11. Деви (др.-инд. «богиня») — в индуистской мифологии жена бога Шивы. Согласно с двумя основными аспектами Шивы, благим и губительным, Деви выступает то в кротком и милостивом, то в жестоком и грозном обличьях и имеет несколько ипостасей. Грозные формы Деви начиная со средних веков стали в Индии объектом ряда мистических культов.

12. Кокит, или Коцит («река плача») — в греческой мифологии одна из рек в Аиде, отличающаяся ледяным холодом.

13. Ахеронт — в греческой мифологии одна из рек в Аиде, через которую Харон перевозит души умерших. Ахеронт постепенно переходит в болото или Ахерусийское озеро.

14. Флегетон (или Пирифлегетон) — в греческой мифологии огненная река, окружающая Аид.