Воркута

Глава 3 Уровень три

Вход на третий уровень оказался в полностью заброшенном районе Воркуты – Руднике. Путь туда лежал через развалившийся мост с прогалами на месте сгнивших выпавших досок. Осташ, натянувший на лысую башку тонкую шапочку, рассказывал:

- Вход там через здание общаги. Открывается ключом, который ты, Илюха, добыл на первом уровне. Не пропускает никакие устройства и механизмы - мобилы выкладывайте, не пропускает ничего большого и тяжелого. Шмотки ваши хорошо если на вас останутся, когда войдете. В целом, третий более предсказуемый и простой, чем другие два, проще в том, что там нет сюрпризов.

- Почему же оттуда возвращается меньше всего сталкеров? – подала голос Надька.

- Потому что хлебалом щелкают, - хмуро буркнул Осташ. – Там непростые ловушки, но пройти их можно, если не суетиться.

Они подошли к зданию красного кирпича, на первом этаже которого красовалась вывеска «приемный пункт». Дверь в этот самый приемный пункт почему то сохранилась – мятая металлическая створка с проплешинами шелушащейся краски и ржавчиной. Осташ воткнул ключ в замочную скважину и он легко провернулся.

Илья сделал несколько неуверенных шагов – первый уровень научил его не спешить, чтобы не вляпаться в ловушку.

- Да не ссы ты! – Осташ подтолкнул его в спину. – Здесь можно идти как хочешь – вперед, назад, вбок. Ну, если получится, конечно.

Третья Дупликация представляла собой бетонный серый коридор; на стене, покрытой разводами потеков, виднелась огромная угловатая цифра «1524», нарисованная синей унылой краской, мгновенно напомнившей Илье советскую изоленту. Через равные промежутки в несколько метров располагались оконные проемы без окон и рам. Илья осторожно выглянул в окно и увидел, что они находятся в советской блочной панельке, которая бесконечно простиралась во все стороны. Земля терялась в туманной дымке, верхние этажи были закрыты облаками. Илья покрутил головой влево и вправо – в обе стороны блочка уходила в невероятно далекую перспективу. Напротив из облаков росла такая же многоэтажка, и больше ничего не было видно кроме облаков да мутного тумана, в недрах которых рыбьим глазом светило солнце. Внизу, этажом ниже из окон росла какая-то кудрявая растительность.

- Кажется, это этаж, - произнес он, повернувшись к Осташу с Надей, и указал на цифру на стене.

- Скорее всего, - кивнул Осташ. – Сюда все попадают, на другие этажи не попасть.

Они двинулись по коридору, вскоре вильнувшему вправо; другой отрезок коридора был точно такой же, и окна по правой стороне никуда не делись. Через несколько поворотов, всегда загребавших вправо, им открылся участок, по левой стороне которого располагались две древние лифтовые двери, отделанные пластиком «под дерево», кнопки были сожжены. Когда Илья поравнялся с первой дверью, в недрах лифта загудело, створки разъехались и в нос ему шибанула страшнейшая вонь. Он прикрыл нос и шарахнулся к окну, услышал, как матюкнулась Надя. Всю кабинку лифта занимало огромнейшее существо, состоявшее, казалось, из кома жира. Необъятного размера бабища, совершенно голая, заполнила пенал кабины – висячие груди удобно растеклись по колоссальному брюху, закрывая мощные складки кожи. Ног не было видно, да Илья и сомневался, были ли они у нее вообще; глаза-щелочки тонули в набрякших, как у алкоголички, веками, а маленькие пухлые ручки слепо шарили около себя.

- Это лифтерша, - довольным голосом сказал Осташ.

- Раз тут есть лифты, значит, можно и на другой этаж уехать? – задала резонный вопрос Надька.

- Эти твари в каждой кабине, пустых нет. А к ней лучше не соваться… Во, смотри!

Осташ пошарил в кармане, вынул шоколадный батончик, кинул твари. Она поймала на лету, ощупала пальцами-сосисками, открыла рот, полный треугольных зубов, закинула в пасть батончик прямо в обертке. Но тут же выплюнула, заверещала, затряслась и заколыхалась, извернулась и укусила себя в плечо.

- Жрет только живую плоть, - с ухмылкой сказал Осташ. – Эта давно не ела, видно. Всю себя искусала с голодухи.

- Слава богу, что нам не нужно на другие этажи, - кинула Надька и двинулась дальше.

Илья поймал странный взгляд, который бросил на нее Осташ, но тот тут же отвел глаза, и, увидев что на него смотрят, лучезарно и фальшиво улыбнулся.

Коридор загибал все время вправо, и Илья понимал, что двигались они в очень странных плоскостях, потому что солнце неизменно было так же справа, как и незастекленные, голые проемы. Иногда им встречались коричневые пятна на полу, и на вопрос что это, Осташ отмахнулся - “не парьтесь”. Гудели и открывались лифты, в которых сидели одинаковые твари, и в одной из кабинок они увидели лифтершу, пожиравшую чью-то ступню. На ее жирных складках лежала обглоданная рука. Вдруг завизжала Надька, и Илья увидел, как из узкого проема рядом с лифтом, похожим на закуток-кладовку, вышло существо престранного вида: тощий высокий парень с длинной лошадиной челюстью и бесцветными глазами в синих провалах орбит, одет он был в кондовый, старомодный костюм-двойку с широченными штанами. Он щелкнул на них крабиком-заколкой и двинулся на Надьку, повторяя, как заведенная игрушка:

- Перчик. Перчик-перчик-перчик. Перчик-перчик!

- Да не ори ты! – гаркнул Осташ и грубо дернул Надьку за руку. – Это Перчик, он неопасен. Только из-за твоих воплей таскаться за нами начнет… Просто повторяет как ебанутый это свое перчик-перчик и заколкой стукает, больше от него вреда никакого. Ну, на нервы действует!

Длинный урод, наклонив голову, как птица, внимательно посмотрел на Надьку и снова завел свой «перчик».

- Не трогайте его, и все норм будет.

Они двинулись дальше по бетонной кишке, только теперь, держась чуть сзади, их сопровождала узкая худая тварь, бесконечно треща про какой-то неведомый перчик.

- Блин, как бесит, сволочь… - сказала Надька, оглянувшись. – Может, от него убежать можно?

- Нельзя. Побежать ты, конечно, можешь, но он все равно встретит тебя за следующим поворотом. Забей, короче.

Когда они в очередной раз повернули направо, взгляду предстал участок коридора, забитый проржавевшими старыми машинами монументальных форм. На одной Илья разглядел фигурку оленя, покрытую пятнами тлена. Легковушки, неряшливо накиданные в коридоре, врастали в бетонный пол по самые окна, громоздились одна на другую. В салонах некоторых гробин виднелись силуэты. Осташ деловито упер руки в бока:

- В общем, так. Слушай мои команды – я считаю до двадцати, и пока считаю, прыгайте с тачки на тачку. Как говорю «стоп» – замираем. Стоим двадцать секунд, опять начинаю считать – идем. Все понятно?

- А что будет, если мы двинемся во время периода покоя? – спросила Надька.

- Сгоришь нахуй, – бесстрастно произнес Осташ, и Илья таки не понял, пошутил он или нет.

- Раз, два, три, четыре … - начался отсчет, и они рванули по капотам и крышам машин, которые издавали рокочущий упругий звук при прыжках.

- Стоп!

В это мгновение из стен ударили струи огня. Они били, словно на файер-шоу, вырываясь из абсолютно гладких стен ровными очередями. Огонь прошил воздух, но обошел их, хотя Илья пару раз почувствовал, как спину обдало горячим.

- Раз, два, три… - снова закричал в азарте Осташ, глаза его горели нехорошим, хищным светом. Кажется, ему это даже нравилось.

На счете «девятнадцать» Надька охнула, оступившись на крутом круглом боку Победы. Нога ее поехала в щель, и Илья едва успел подхватить ее, схватив за рукав. Она замерла на коленях – за одну руку ее держал Илья, а другой она упиралась в капот. После выкрика Осташа «Двадцать! Замерли, придурки!», она чуть-чуть, на сантиметр, подтянула руку к себе, чтобы удержать равновесие, и тут же над ее головой пронеслась струя огня, опалив ее волосы и его куртку. Он почувствовал запах жженого волоса, Надька крикнула, но больше не шевелилась. Голос Осташа дрогнул, но продолжал вести счет.

Илье слева внизу почудилось движение, и всмотревшись, он чуть не вскрикнул – на водительском кресле Победы сидел покрытый пылью парень. Пыль, штукатурка, какой-то многолетний прах покрывали его лицо и старомодный костюм, из нагрудного кармана которого торчал платочек. Водитель медленно, будто примериваясь, пошевелил пальцами на руле, открыл бесцветные глаза, похожие на белесый плевок, и уставился на него. Существо покрутило ручку, окно опустилось, и водитель, высунув руку, несколько неловко пошарил в воздухе.

- Двадцать! – заорал Осташ, и Илья увидел, как он лягнул точно такую же руку, тянувшуюся к нему из ближайшей Победы.

- Один, два, три… Не дайте им коснуться! Опасно! … Шесть,семь..!

До рубежа оставалось всего метров 6-7, и Илья, уже не слушая счет не оглядываясь, рванул вперед. Скатившись с капота последней Победы, он увидел, как спрыгивает Надька, и тут же за ее спиной рванула струя огня, снова лизнув ее волосы.

Осташ с удовольствием выругался и кинул Надьке:

- Клуша безмозглая! Сказал же русским языком – не двигаться! Это из-за тебя водилы проснулись. Если они кого-то схватят, нипочем не вырваться, затащат к себе в тачку, с ними и останешься.

Надька кинула на него презрительный взгляд и пощупала голову:

- Блин… Кажется, у меня полбашки волос сгорело..!

- Да кто на тебя смотрит..! – бросил Осташ, потирая руку со вздувшимся волдырем.

- Пошел ты!

- Хорош ругаться, нашли время… – Илья кинул взгляд на Перчика, оставшегося на другой стороне колонны.

Он все так же клацал заколкой и бессмысленно таращил выпуклые бараньи глаза. Что-то в нем беспокоило Илью, но он не мог понять, что именно.

Они двинулись дальше под причитания Надьки, которая вынимала черные клочья из кудрявых волос. В следующем повороте их встретил все тот же долговязый парень с заколкой, и она от неожиданности взвизгнула:

- Чертов уродец! Я думала, он не пройдет через ряды тачек!

- Он всегда тут, - угрюмо произнес Осташ.

- Всегда следует за сталкерами? – настороженно спросил Илья.

- Всегда. И всегда клацает заколкой.

- Подождите.

Илья остановился, и Осташ недовольно обернулся:

- Ну, чего..?

- Слушай, сколько сталкеров дошли до квартиры мертвеца?

- Немного. Может, человек десять вместе с твоим братом.

- И никто, вообще никто не вернулся!

- Ну..? Тебе прям щас необходимо об этом поговорить?

- Именно сейчас! – с нажимом произнес Илья. – Ключи к квартире мертвеца – все! – все на предыдущих уровнях. Я думаю, что здесь есть что-то, что должно помочь на четвертом уровне, но никто этого не нашел. На первом же иногда попадается эта чертова кнопка на брелке… Дупликация странная, сумасшедшая, ненормальная, но здесь есть своя логика. Этот придурок, его заколка, это наверняка что-то значит!

- Ну и что он может значить? Хочешь отобрать у него заколку? – усмехнулся Осташ. – Попробуй.

- А кто-то пробовал?

- Пробовали.

- И что было?

- Вот те коричневые пятна в коридоре, что мы видели, как бы намекают, что.

Осташ комично развел руками. Надька посмотрела на долговязого, который продолжал клацать и быстро повторять:

- Перчик, перчик. Перчик перчик…

- Ребят, пошли… - настороженно сказала она. – Меня этот придурок бесит.

- Нет, подожди..! – Илья осмотрелся, обвел стены коридора – гладкие, без единой выбоинки, без чего бы то ни было, что могло навести на какие-то мысли.

Загудел лифт, разошлись двери, и на них повеяло страшным смрадом – лифтерше видимо давно не попадалось пищи, и она до мяса искусала руку. Илья пошарил глазами по пошлым пластиковым стенам кабины, снова посмотрел на долговязого, который при виде лифтерши пришел в необычайное оживление и еще быстрее затараторил свой «перчик». И вдруг в его голове словно что-то щелкнуло и взорвалось ослепительным светом понимания.

- Стойте… Кажется… кажется, я понял!

- Ну..? – Осташ скрестил руки на груди и посмотрел на него с усмешкой.

- Слушай, что он говорит!

- Да херню он говорит! – Осташ сплюнул на пол.

Надька приоткрыла рот и неуверенно произнесла:

- Кажется, он всегда повторяет свой «перчик» в определенной последовательности…

- Да! «Перчик. Перчик-перчик-перчик. Перчик-перчик»! Один, три, два! Ни разу не сбился!

- Ну и что это значит? – пожал плечами Осташ.

- Блядь, какой ты тупой..! – бросила Надька. – Надо искать что-то, связанное с цифрами. Что здесь связано с цифрами?!

- Панель кнопок в лифте! – осенило наконец Осташа.

- Вот только куда мы уедем… - Надька бросила опасливый взгляд на лифтершу.

- Пока не попробуем, не узнаем, - решительно сказал Илья, подошел к лифту и осторожно протянул руку к панели.

Лифтерша засопела, засучила короткими ручонками, пытаясь дотянуться до него. Как только Илья нажал кнопки, внутри шахты что-то грохнуло, ухнуло, засвистело, и тут же снизу из необъятных телес лифтерши рванулись железные штыри, пронзив ее насквозь. Одна из арматурин высунулась из приоткрытого рта, и сипение и стон твари как будто соскользнули по штырю обратно в горло. Громко охнула Надька, выматерился Осташ. Снова лязгнуло внизу, и туша лифтерши ухнула в необъятную шахту – пол исчез на несколько секунд, словно дно у плохо заклеенной коробки, и Илья успел увидеть, что ноги твари вросли в ее необъятное брюхо. Пластины пола снова сошлись, и Осташ протянул:

- Ну ты блин даешь, Илюха… Никто раньше не…

- Никто не догадался, - завершила за него Надька.

- И куда поедем, на какой этаж?

- Нам нужно на этаж ниже, - уверенно сказал Илья.

- Почему именно туда?

- Потому что только там в обозримом пространстве этого дома растет перец!

- Эти листья..! – воскликнула Надька.

- У друга на даче жена выращивала, - бросил Илья. – Поэтому я знаю, как он выглядит. Думаю, нашему долговязому дружбану нужен перец.

Они забрались в кабинку, он набрал на панели 1523, и лифт дернулся и поехал вниз. Когда открылись двери, Осташ отступил к задней стенке кабины, а Надька высунулась в проем, поводила носом, пожала плечами:

- Темнотища...

Окон на этаже не было, и скудный желтый свет лился из металлического конусообразного светильника. Илья сделал осторожный шаг из кабинки, осмотрелся – коридор бесконечно тянулся в обе стороны, и тьма слабо разбавлялась редкими лампами, расположенными с интервалом в несколько метров.

- Как странно, мы же видели с нашего этажа, что тут есть окна, - протянула Надька, выходя из лифта.

- Тут своя геометрия, - кинул Осташ.

Весь коридор утопал в зелени – прямо из бетона, из трещин в полу росла трава, перемежающаяся полевыми цветами, стены густо покрывали плети ползучих растений и выпуклые колонии мхов и лишайников. Все это разнотравье тихо колыхалось, словно его ласкал деликатный летний ветерок, вот только дуть ему было совершенно неоткуда.

- И как мы найдем тут перец? – покрутила головой Надька. – Все ж заросло к чертовой матери.

Они медленно двинулись по коридору, раздвигая коленями траву и вглядываясь в море зелени. Лифт в обозримом пространстве был всего один - тот, в котором они приехали, двери не сошлись и из кабины сочился слабый свет. Отойдя от на пару десятков метров, Илья увидел нишу в стене - на бетоне был выведен глаз с прикрытым веком.

- Смотрите внимательнее, ищите, - сказал он и указал на небольшую розетку листьев – это оказался огуречный куст с крошечным огурцом посредине.

Осташ, тихо матерясь под нос, нагнулся и принялся раздвигать траву, елозить руками в зеленом крошеве. Они шли по коридору, словно заядлые грибники, заглядывая под каждый лопух и шаря в особо густых пучках зелени. От травы поднимался одуряющий дух, тихо шелестели листья под их ногами, но Илье почему-то было жутко – этот полутемный заросший коридор пугал его больше всего, что он видел в Дупликации. Вдруг подняла голову Надька, замерла, как собака на охоте, настороженно спросила:

- Слышите..?

- Ничего я не слышу, кроме того, как твои толстые ляжки друг о друга трутся, - проворчал Осташ, утирая пот со лба.

- Да пошел ты, – беззлобно ответила Надька. – Неужели не слышите?

Илья распрямился, поморщился – по спине под курткой скатилась капля пота. Прислушался – где-то вдалеке, еле слышно раздавался цокот, будто козленок осторожно перебирал копытцами по гулкому полу.

- Цокает что-то… - признал Осташ.

- Ищите быстрее, - сказал Илья и расстегнул куртку. – Хрен знает, что это вообще. Может просто мудила безобидный, вроде Перчика с его заколкой, а может…

Он не договорил, что «может», нагнулся и с удвоенной энергий зашарил по траве. Сопел и кряхтел здоровяк Осташ, нагнувшись, как заправский дачник на грядке, деловито шуршала ладонями в траве Надька. Илья распахнул куртку – на этом этаже было заметно жарче, в коридоре гулял теплый ветерок, и откуда-то тянуло знойным воздухом, будто от нагретого ската крыши в жаркий июльский полдень. Цокот то затихал, то вновь стучался в барабанные перепонки, но стучался тихо, деликатно, где-то очень вдалеке. Илья распрямился, подошел к стене, увитой комком спутанных растений, поворошил листья, и вдруг в щеку ему пахнуло жаром, словно из открытой духовки, а цокот резко стал ближе, отчетливее. В круглых пятнах света мелькнуло пятно тени, и он, замерев на секунду, заорал:

- К лифту все, быстро!

И тут же с запоздалым отчаянием понял – не успеют. Слишком далеко отошли от кабины, слишком быстро приближался цокот, слишком сильно повеяло уже нестерпимым жаром. Илья схватил за куртку рванувшего было к кабинке Осташа:

- Не успеем уже! В нишу давай!

Осташ припал к стене, рядом встала тяжело дышащая Надька. Илья втиснулся третьим и скомандовал:

- Глаза закройте! И не открывайте, что бы ни услышали!

- Это еще зачем? – спросил Осташ.

- Вот же ты дебил, - кинула Надька. – Тут ничего просто так не бывает. Видел же рисунок в нише – закрытый глаз!

Илья прикрыл глаза и тут же лицо обожгло нестерпимым жаром, будто он наклонился над кастрюлей с кипящей водой. Цокот ясно и четко прозвучал так близко, что казалось – протяни руку и коснешься… Чего? Он старался не думать. Нечто обдало щеку дыханием, оно принюхивалось, осознавало. Что-то топталось совсем рядом, цокало о бетон, шуршало травой, приближалось на волосок от прикосновения – Илья чувствовал. Он ощутил, как крепко сжала его руку Надька, и в его голове возникла четкая картинка – как она изо всех сил зажмуривает веки, как катится капля пота ей на бровь, и успокаивающе погладил ее пальцы.

Отпустило резко – в одно мгновение спал жар, цокот удалился и пропал. Вывалился из ниши Осташ, стер крупные капли пота с лица.

- Ну нахер этот перчик, пошли отсюда!

- Пошли, - легко согласился Илья, сорвал крошечную загогулину зеленого перца, оказавшуюся прямо около глаз, и помахал ею перед лицом злого Осташа.

Этажом выше их ждал долговязый урод, расплывшийся в улыбке. Он отдал ему перец, тот схватил его, сунул за щеку, порылся в недрах своего слюнявого рта и положил на ладонь металлический кругляш на веревочках, похожий на старинные часы с крышкой. Осташ хотел было взять, но долговязый отвел руку и протянул кругляш Илье.

- И зачем нам это… Стоило жизнью рисковать, - проворчал Осташ, уязвленный тем, что артефакт отдали не ему.

На этаже с окнами Илье было легче – хоть чертова дупликация и породила страннейший мир с бесконечными многоэтажками, но все же в окна светило самое обычное солнце с самого обычного серого неба. И хотя он понимал, что свобода этого пространства мнимая, бежать здесь было некуда, как и на этаже с травой, но дышалось ему проще. Осташ отмерял большие шаги, что-то бурча себе под нос, Надька сосредоточенно хмурила брови, глядя в бетонный пол. Обожженная щека ее расцвела красным волдырем, опаленные волосы с одной стороны торчали, словно комья стекловаты. Но Илья почему-то улыбнулся, глянув на нее – она была так непохожа на всегда холодную, стервозную Киру. В том, как Надька махала при ходьбе пухлой рукой, как озадаченно щупала свои сгоревшие волосы, было что-то наивное и детское.

Бетонную кишку коридора вдруг прервал провал – стены на несколько метров вперед исчезали вовсе, а пол с большим уклоном, словно детская горка, шел вниз. Илья осторожно шагнул к краю, глянул – бетонный уклон соединялся с пологим металлическим скатом, ведущим к огромной трубе. В трубе неподвижно стояли лопасти, которые он сначала принял за огромный вентилятор, но приглядевшись, понял, что это пара широких лезвий.

- Охренеть… - протянула Надька. – Они начнут крутиться, если мы туда полезем?

- Нет, - коротко сказал Осташ. – Но идти нужно быстро и по одному. У нас всего пять минут. Как только первый сталкер пройдет трубу, начнется отсчет, поэтому идем как можно быстрее, чтоб нас тут не порубило в капусту. Дамы, вперед!

Он шутливо-галантно протянул руку Надьке, и та сделала неуверенный шаг к скату.

- Стой! – крикнул Илья. – Надя шустрая девушка, я думаю, успеет после нас. Давай-ка ты первый. В конце концов, ты тут уже был… А мы уж за тобой.

Илья вдруг подорвался и дернул ее за руку с такой силой, что ее отбросило к стене за его спиной, чем опередил Осташа на какую-то секунду – тот едва не скатился по уклону, выставив вперед руки, чтобы толкнуть туда Надьку. Илья заслонил ее собой и сказал:

- А я видел, как ты на нее смотрел… Нехорошо смотрел, Осташ. Так что там в трубе?

- Мы должны ее туда скинуть, - глядя исподлобья, сказал Осташ. – Трубе нужен первый, потом она… переваривает. Остальные могут пройти.

- Ну ты и козел! Урод! – крикнула из-за плеча Ильи Надька.

- Отдадим ее, - Осташ даже не посмотрел на нее, понимая, что сейчас все зависит только от решения Ильи. – Иначе не пройти.

- Вот почему о третьем уровне так мало инфы, все группы засекречены и закрыты… - дошло до него. – Кому ж захочется признаваться в убийстве.

- Ну, вообще, много кто знает, но стараются особо не болтать. Если все узнают, «быка» на убой не найдешь. Илюха, мы не пройдем, если не отдадим ее трубе… Ну пойми ты. Кому она нужна? Старая стремная баба, вон, кривая вся. А нам еще жить и жить… Не валяй дурака.

- Ах ты сволочуга! - снова заверещала Надька. - Гад! Гондона кусок!

- По-скотски это как-то... – задумчиво сказал Илья.

- Блин, да вы чего..! Вы там охренели что ли совсем! – Надька за его спиной засопела, захлюпала носом, перепугавшись, что Илья может передумать.

Он молча кусал нижнюю губу, исподлобья глядя на Осташа, несколько раз шумно выдохнул, обернулся на Надьку. Он несколько раз пытался заговорить, но так и не решался.

- Давай кинем жребий, - наконец сказал Илья вынул из кармана коробок спичек. – Это будет честно.

Осташ помолчал, кинул взгляд на трубу, посмотрел на спички. Скинул куртку на пол, кивнул:

- Ладно, давай. Черт с тобой, раз ты такой принципиальный.

Илья взял три спички, отломил у одной кончик, прикрыв полой куртки, подошел к Осташу:

- Давай!

И прежде чем тот протянул пальцы, сложенные щепотью к спичкам, сделал сильный и резкий толчок. Осташ упал на металлический скат, который издал низкое механическое гудение и начал тихо опускаться, увеличивая угол наклона. Сзади ахнула Надька, Осташ заорал бессмысленные матюги, отчаянно пытаясь удержаться на гладком металлическом склоне.

- Тварь! Сука! Да я тебя из-под земли достану, сученыша! – орал он, суча ногами безрезультатно хватаясь за полированный металл.

Загудели ножи, набирая разбег; заплакал, завыл в голос Осташ:

- Убьюуууу!!! С того света достану!

- Господи… Надька подошла к краю, глянула вниз, обернулась на Илью. - Зачем ты… Ты же хотел честно!

- Он бы сам так сделал, неужели ты этой сволочи поверила. Не тебя бы толкнул, так меня. Такие как он очень сильно свою жизнь берегут.

Надька зажала уши ладонями, отвернулась от провала. Зажужжали механизмы, крик Осташа прервался на излете, на скат вяло плеснуло кровью. Когда лопасти остановились, Илья потянул Надьку за собой, и она пошла послушно, мертво глядя перед собой. Пройдя по трубе, они попали все в тот же бетонный коридор, но теперь под окнами двигался конвейер, на котором ехали в неизмеримые дали поддоны с кусками крупно нарубленного мяса. Он кивнул на деревянную дверь в глухой стене, около которой на гвоздике висел ключ.

- Финиш.

Когда они вышли в Рудник, Надька вдруг ухватила его за куртку, прильнула к груди и беззвучно заплакала.

***

Крутя руль буханки, Илья чувствовал, как внутренности в животе будто покрываются ледяной коркой. Это было неправильно, какой бы сволочью ни был Осташ. И вся Дупликация – неправильная, враждебная. Ее не должно быть.

- А? Что? Кого не должно быть? – отозвалась Надька, и он понял, что произнес это вслух.

Он высадил ее около дома, отмахнулся на предложение зайти и порулил к пятиэтажке Осташа. Зашел в подъезд, потоптался на площадке перед дверью – ключ остался в его куртке перед трубой-мясорубкой. Ни на что не надеясь, несмело позвал вполголоса:

- Кис-кис-кис…

Сверху донесся еле слышный шорох, и он увидел, как меж прутьев лестничной ограды просунул грязную морду худой рыжий кот.

- Пойдешь со мной? – Илья распахнул куртку и протянул руки к коту, думая, что тот непременно шарахнется. Но рыжий спокойно устроился у него на груди, уцепившись когтями за свитер, и весь путь до дома тихо и довольно тарахтел, распространяя по кабине тошнотворный подвальный запах.

Не заходя домой, он позвонил в квартиру тети Вали, и, когда она открыла, расстегнул молнию и показал кота.

- Теть Валь, возьмите, а… У него хозяин погиб.

Старуха покачала головой:

- Господи, грязный как прах… Ну, давай сюда своего задрыгу.

Дома Илья вынул было бутылку коньяка, налил в рюмку, но вдруг отодвинул и поставил на плиту чайник. Ему надоело бесконечно пьянство, надоело тошное мутное чувство, сотканное из вины и вечной неприкаянности. И самое плохое – ему не к кому было с этим пойти. Только сейчас он понял, что сбежав от матери и нереспектабельного брата, которого стоило стыдиться, он не приобрел ничего. Была карьера в Москве, была красивая эффектная жена, дизайнерская квартира и загородный дом, были такие же друзья, знакомством с которыми можно было даже похвастать, но ничего из этого не имело никакого веса здесь, в Воркуте. Здесь была только кругленькая Надька с ее потекшим глазом и давно потускневшие воспоминания о брате. Илья вдруг осознал, что даже не знает, как брат выглядит сейчас. Вовка звонил ему сразу после освобождения, и в трубке было слышно, как он немного шепелявит – наверное, лишился зуба…

Илья прошелся по комнате, открыл дверцы шкафа – пара свитеров, старомодная синтетическая водолазка, такие сто лет не носят. Скомканное засаленное одеяло на дне, и тут же почему-то – пара пустых пыльных пузырьков корвалола. Он направился на кухню, поставил кастрюльку с водой на плиту, вынул пачку пельменей с нарисованной ложкой с глазами и зубастым ртом-улыбкой.

Он ел пельмени, щедро политые майонезом – Кира непременно сделала бы ему замечание. Майонез, фи как нездорово и пошло... Илью не отпускало чувство какой-то неправильности, что-то скребло внутри и мешало свободно думать. Майонез, бутылочки корвалола, одеяло комом… Он вдруг подскочил, бросил ложку и схватил телефон.

- Надь, нам надо идти на второй уровень!

- Зачем? – растерянно произнесла она. – Ты же купил ключ у Осташа.

- На первом уровне я получил кнопку, на третьем – эту круглую хреновину типа часов или таймера. Кнопку приносили многие, но никто не знает, к чему она и зачем нужна. Часы наверняка получил только я - никто ведь не спускался на нижний этаж! На втором уровне должно быть тоже что-то, какой-то артефакт. Я уверен, это все пригодится в комнате мертвеца. Я думаю, никто не вернулся оттуда, потому что никто не брал с собой этих предметов.

Надька помолчала несколько секунд и решительно сказал:

- Ну что ж… Значит, идем на второй.

- Ты подумай еще, ладно? Неизвестно, куда придется сунуться за этой штукой.

- Я иду в любом случае, - отрезала Надька.

***

Илья сунул в пакет щетку для мусора, которую нашел под раковиной, тряпку и бутылку водки. Вызвал такси машину и велел веселому румяному таксисту отвезти его на кладбище. Маму похоронили недалеко от входа, в старой ограде вместе с бабушкой и отцом, и плутать долго не пришлось, хотя оградки засыпало почти полностью. Кладбище вообще унылое место, а кладбище в полярной тундре – унылое вдвойне. Ровная гладь чистого снежка, беспощадный ветер, частокол высоких палок с табличками «мама», «батя», «брат». Илья руками раскопал скамейку и мамино надгробие – самое простое, металлическое, оно облезло и начало ржаветь, а фотография расплылась в белесой мути. Обмел памятник щеткой, протер тряпкой. Бабушкин и отцов он трогать не стал – не хотел, чтобы воспоминания захлестнули, задушили его. Илья сорвал голову бутылке, дзинькнул стеклом о железный бок памятника:

- Здравствуй, мама.

Он хотел сказать «прости», но тут же разозлился сам на себя. Какая-то дешевая мелодрама. Мать и не обижалась на него никогда, она гордилась - сын-то вон, ого-го… И всем рассказывала: старший у нее – молодец, высоко взлетел. Расстраивалась только, что детишек нет. Нечего ей прощать ему.

Илья сделал глоток, запоздало спохватился - не взял закуси. Сгреб немного снежка с оградки, сунул в полыхающий рот. Он не знал, что делать дальше. Что делают на кладбищах? Разговаривают с покойными? Ну и что ему сказать? Вот, машину поменял, загородный дом купил, филиал скоро в Подмосковье откроется? Черт, какая все-таки херня… Потоптался, примостился на скамейку, ощущая, как холод впивается в ягодицы.

- Тут у вас кто..? – раздался голос сзади, и Илья чуть не подскочил.

Обернулся – пожилой крепкий мужик с аккуратно подстриженной седой бородой в кожаной шапке с норковой опушкой.

- Кто у вас, говорю..?

- Мать… - сипло ответил Илья.

- Я вот тоже к своим приехал. Я сам вообще из Краснодарского края.

Мужик шагнул в сугроб за оградку, покосился на бутылку.

- Давно уехали? – спросил Илья, задавливая раздражение. Чесать языком со случайным прохожим ему совсем не хотелось.

- Да как все, в девяностые. Как обжился на юге, уговаривал мать ко мне переехать – у меня там дом хороший, хозяйство. Море в часе езды. Говорю ей, приезжай, сколько можно… Нет тут будущего. Уезжают все, дома гниют, все мертвеет. А она – «нет, вон школу из окна видно, в которой я тридцать лет проработала, как подумаю, сердце сжимается». Так и не уговорил я ее… Так и осталась навсегда в этих снегах.

- Да уж… - протянул Илья. – Я сам из Москвы. Ловить тут, конечно, нечего.

- Нечего, - кивнул мужик. – Только знаешь, не снится мне никогда ни море, ни сад мой абрикосовый. А тундра эта… Часто. Как вот это, а? Приехал, в гостинице остановился – дом наш давно расселен, окон нет. Поднялся на свой этаж, ключ ведь даже хранил, а не понадобился ключ-то, двери выбиты давно. Пианино в моей комнате представляешь ведь, так и осталось! Ну, развалилось, конечно… Книги кучей на полу, я забрал одну, вот, «Чук и Гек».

Мужик полез за пазуху и вытащил выцветшую, с покоробившейся обложкой книжку.

- И вот прямо за душу взяло, веришь… Ключ я там в квартире и оставил. И вот понимаю умом-то, что правильно я уехал, дети мои в нормальном климате выросли, не в этой мерзлой пустой тундре, а на море, среди зелени и чистого воздуха, без чадящих труб с шахты. А все равно... Не все, видать, умом-то можно объяснить. Да. Извините. Простите, прощайте.

Мужик, так и не представившись, пожал ему руку, вытер влагу с глаз и полез по сугробам. И Илье вдруг стало легко и как будто все понятно – наверное, если посмотреть глазами жены, да любыми глазами! – он творит полную ерунду, рискуя жизнью, цепляясь за ничтожный шанс найти своего сидевшего брата-алкоголика. Наверное. Но это было точно правильным и единственно верным решением. Потому что не все можно объяснить умом.

Воркута, как пробный камень, испытывала, давила, пыталась сломать. И в этом рождалась какая-то особая истина, особенная сила.