Ворон - Возвращение в небо

Глава 19. Разговор двух потерянных.

Отключившегося Таку я доставил домой. Он только раз приходил в себя, чтобы стереть память девчонке, а затем отключился окончательно. Раны на нем быстро заживают, но все же я озаботился его здоровьем и перевязал разорванную кожу и мышцы, а кости вправил. Делать это приходилось осторожно, используя только силу синигами, так как я боялся запустить в его душу пустоту, что вряд ли хорошо на нем отразиться.

Парень отрубился, а я тем временем доставил девчонку в больницу.

А он молодец.

Правда, молодец.

Не только все сделал, но и не поддался ненависти внутри. Уж я-то понимаю, какого это, когда что-то внутри тебя рвется наружу и хочет разрушать. Ненависть, которую не успокоить обычными способами и которая всегда будет подтачивать твое сердце изнутри. Ты загниваешь и постепенно разлагаешься.

Я сумел принять и поглотить всю ненависть Хотару. Всю его боль за содеянное, всю его вину за свершенное, и всю его обиду за то, что виновные остались безнаказанными. Да, я все это принял. Нет, я ее не подавил и не уничтожил. Я просто стал частью этой ненависти...

Как мне удается сдерживать всю эту безумную ярость?

А никак.

Я ее не сдерживаю....

Просто я пообещал ей, что, когда придет время, я дам ей полную волю и свободу творить и уничтожать...

И когда я доберусь до предателей... Я обрушу на них всю мою злобу, всю мою ненависть и ярость. Они пожалеют, что родились на свет, они пожалеют, что могут дышать и еще не сдохли сожранные собаками...

О, да...

Они пожалеют...

Смейтесь, паразиты... Пока есть время...

Ведь скоро я доберусь до вас...

Что-то меня понесло.

Надо бы дождаться пробуждение пацана. Нам нужно поговорить...

***

Первое, что Така почувствовал при пробуждении, была боль...

Настолько сильная и ужасная, что даже дышать оказалось трудно.

Хотя не такая сильная, когда он ампутировал себе больную ногу и отращивал ее заново. Вот там была реальная боль, аж волосы поседели, но и сейчас ничего приятного не было. Позвоночник повредил, конечности тоже, и отбил себе что только мог.

Нет, не смертельно, но больно будет долго...

С трудом открыв глаза, он сначала все было размыто, но вскоре четкость зрения вернулась к нему.

Следом вернулся и слух...

Что-то странное звучало справа. Обрывочные звуки.

Но вскоре слух восстановился, и он стал различать все. Звуки оказались ритмичными и спокойными.

- 'Мелодия?'

Странно знакомая мелодия...

Он ее раньше где-то уже слышал...

- 'Мама?' - вспомнил он.

Мама очень любила эту мелодию и часто играла. Ее когда-то написал ее друг из университета, и она навсегда ее запомнила, а потом часто играла дома. Когда он возвращался из школы после уроков, то всегда дома играла эта мелодия...

Она сидела за пианино своего дедушки и играла. Она закрывала глаза и улыбалась.

Повернув голову, Така сначала не понял, что именно сидит рядом с ним.

Белая кожа, угольно-черные волосы, сияющие синие глаза с черным белком. Одет он в грязно-серые лохмотья с перебинтованными ногами и руками. Кисти у него черные, словно это перчатки такие, а на кончиках пальцев у него небольшие коготки, из которых исходили едва заметные нити. Он щипал эти нити своими когтями и играл такую знакомую для Таки мелодию.

Карас...

- Ран, когда-то показала мне эту мелодию, - сказал он. - Я запомнил ее и, когда, сумел освоить свои нити, воссоздал. Эта мелодия согревала меня в пустоте серого мира.

В его голосе была грусть и тоска. Причем такая печаль, будто она камнем висит на его плечах.

- Что случилось с Ран? - спросил он. - Почему ее память предается стыду?

Така не хотел отвечать.

Для него это была больная тема, которую он сам старался не вспоминать.

- Это случилось через три года, как мамы не стало, - начал он рассказ. - Мы с отцом только начали отходить от потери и как-то жить с этим. Мы пытались... - он вздохнул. - Однажды к нам пришел журналист...

Така хорошо запомнил его лицо.

Такое светлое, дружелюбное, внушающее доверие и надежность. Голос сильный и спокойный, приятно слушать. Да и сам человек располагал к себе.

- Он сказал, что хочет написать статью о маме. Она была в прошлом известным музыкантом, а этот журналист был ее поклонником, потому решил увековечить ее имя в статье, а потом и книгу написать...

- Через три года?

- Сказал, что понимал, как тяжела наша потеря, и потому не захотел спешить...

Така сделал паузу...

- Он задавал вопросы... много вопросов, на которые мы отвечали. Не всегда, но ничего такого уж страшного в них не было. С ним было приятно общаться, и он оставил о себе хорошее впечатление...

Он закрыл глаза...

Как же он тогда ошибался...

- А через месяц мы увидели это... - заскрежетал он зубами. - Используя наши слова, он написал просто отвратительную мерзость! Он заявил, что мама была сумасшедшей, что видела призраков и была слабоумной! - прорычал Така. - Маленькие намеки и слова он раздувал в целые предложения и абзацы, выставляя все так, будто бы это мы ее такой называли! Он оказался лжецом и уродом, который обманул нас!

Таку колотила злость. Он не мог поверить, что такое правда издают, но в те годы в газету мог пролезть кто угодно, и это у такого типа легко получилось. Такие журналисты, как этот, бывают. У них нет совести, им плевать на то чьи жизни они рушат и кого мучают. Им важна только собственная выгода и повышение, а не то, сколько людей пострадало от их действий. Такие, как он, быстро взлетают по карьерной лестнице, но также быстро с нее падают, и редко, кто мог удержаться.

- Отец пытался подать в суд за клевету, но у этого урода оказались хорошие связи... Как раз из тех людей, кто в свое время завидовал талантам и успехам мамы. Они помогли ему отмазаться.

Карас молчал.

Он перестал играть и выглядел весьма мрачно.

Таке приходилось столько времени терпеть все эти унижения. Его мама была добрейшим человеком, но ложь, которую распространили те уроды, отвернуло от нее многих людей. Така старался забыться в спорте, но вскоре повредил колено и уже не мог играть в футбол. В младшей школе еще было нормально, его многие знали, и были друзья. Затем отец переехал в другой район, и Така пошел в незнакомую ему среднюю школу. А там уже никто его не знал, и он быстро стал объектом для насмешек и издевательств.

- 'Ха-ха-ха! Сын сумасшедшей!

- Сам, небось, тоже больной!

- Сын психопатки!'

Дети могут быть невероятно жестокими. Еще более жестокими, чем взрослые...

- Что ты с ним сделал?

Така усмехнулся.

Он гордился проделанной работой.

Он долго практиковался на других людях в гипнозе, он долго продумывал свой план, и его исполнение заняло у него немало времени.

- Я нашел его, когда он был на пике своей популярности и удачи, - улыбнулся Така. - Он жил счастливо, был знаменит и успешен. Идеальное время, чтобы пасть в пучину отчаяния, - небольшая пауза. - Я посадил его в сумасшедший дом и внушил всем врачам, что он буйный псих... Подделал документы и провернул очень сложную работу. Подготовка у меня три месяца заняла. Я загипнотизировал всех специалистов там, убедив их, что этот человек только кажется нормальным, но на самом деле он больной на голову и опасный. Каждый раз, когда он умолял поверить ему, что он не больной, они сажали его в одиночную камеру с мягкими стенами и смирительной рубашкой. Иногда я показывался ему и давал понять, за что он попал сюда, какая именно ошибка стала для него роковой, а потом стирал ему память или внушал запрет на разглашение, чтобы он прочувствовал всю ту боль, что пережил я.

Карас молчал. Такеру не мог сказать, о чем именно думает этот призрак, потому не знал, как он себя поведет.

- А что те 'звезды'?

- Да какая разница, - фыркнул Така. - Они просто кучка ничтожных придурков, которая толком ничего и не сделала. Вся вина на журналисте, а пинать 'мертвого льва' хочет каждый.

Он вновь молчит. Думает о чем-то.

Может, сейчас будет ругать его, но Таке плевать. Он даже под страхом смерти ничего исправлять не будет. Если с девушками он еще мог согласиться, что перегнул палку, то тут он будет непреклонен.

- Ты... - произнес Карас, - такой милосердный...

Он усмехнулся.

- Я бы их месяцами пытал...

Такого ответа он не ожидал.

По рассказам мамы, Карас был добрым и очень заботливым человеком, а тот, кто перед ним, давно очерствел, хоть и несет в себе какие-то заботливые нотки. Видать, годы сильно его потрепали. Така читал, что так сильно меняются люди, когда переживают тяжелое эмоциональное состояние.

- Что теперь будешь делать? - спросил Карас, смотря на него.

Така посмотрел на потолок.

- Я много думал об этом, - серьезно заявил он. - Думал над тем, кто я и чего я хочу. Думал, как мне обрести свое место... И, кажется, я понял...

- Хм?

- Мне нет места в этом мире.

- Э?!

- В этом мире я могу получить, что угодно по щелчку пальцев. Щелк - и Билли Гейтс отдает мне половину своего состояния. Щелк - и самые прекрасные девушки мира дерутся за мою благосклонность. Щелк - и все, что угодно. Нечего желать. Не к чему стремиться. До встречи с тобой я, наверное, уже полгода даже ничего нового о своей силе не узнавал. Не потому, что уперся в потолок. А потому, что... Зачем? Чего бы я не достиг, мне все равно уже негде это применить. - Такеру покачал головой, - Этот мир не создан для таких чудовищ, как я, Карас. Потому я хочу поискать себя в другом мире,... мире, где мне будет место!

Он молчал....

Смотрит на него и молчит.

- Тц! Ха-ха-ха! Такой сопляк, как ты, вряд ли что-то сможет там сделать, - рассмеялся он.

- Сейчас - может быть. Но ты что думаешь, что я всю жизнь буду на месте топтаться? - возмутился Така

- Может, и так, но при переходе через Погребение ты можешь потерять память и забыть, кто ты такой. А я могу притащить тебя в Общество душ только через Гарганту, и что станет с твоей душой при таком переходе, я даже предполагать боюсь. Чтобы все это проверить, нужен ученый, а я в Мире Живых только об Урахаре слышал...

Он резко прервался. Явно понял, что взболтнул лишнего, но Така запомнил его слова.

- Ладно. Делай, что хочешь, но не твори глупостей, - он поднялся. - Хочешь стать сильнее и перейти в иной мир со своими силами - удачи. Если нам будет по пути, то, может, помогу.

- Я на большее не рассчитываю, - усмехнулся Така.

- Ну, тогда отдыхай.

- Ты уходишь?

- У меня есть дела, но я скоро вернусь. Ран просила меня приглядеть за тобой, но утирать тебе сопли я не намерен.

- Да мне самому это не нужно!

- Тогда не давай мне повода подумать так! - он серьезно посмотрел на Такеру. - Мне плевать, каким ты будешь человеком, Така. Будешь ли ты творить добро или маньяком станешь, мне плевать. Пока ты делаешь все это, будучи самим собой, я буду на твоей стороне. Но... - воздух потяжелел, - если ты сломаешься, сбежишь или прогнешься... я лично убью тебя.

Он... серьезен... очень серьезен...

Он сделает это, не смотря ни на что.

- Идет, - ни секунды не сомневаясь, ответил Така, смотря ему в глаза.

Он готов принять этот вызов. Будет еще один стимул двигаться вперед.

- Выздоравливай, - усмехнулся Карас, а затем исчез.

Такеру же, вздохнув, закрыл глаза и вскоре провалился в медитацию...