Воровское небо

Диана МАКГОУЭН СБОР ВИНОГРАДА

По слухам, в Санктуарий вновь возрождалось былое благосостояние. Улеглась буря страха, бушевавшая со времен Чумных бунтов, поскольку враждующие группировки, раздиравшие город на части, перебили друг друга или разъехались в поисках новых военных рубежей и более выгодной в денежном вопросе работенки.

Улицы, казалось, постепенно стали мирными и спокойными, а дела, казалось, резко пошли в гору. Определяющее слово здесь — «казалось».

Тем не менее торговля заметно приблизилась к процветанию.

Бейсибские и ранканские завоеватели, казалось, отдали предпочтение дипломатии, позабыв о бесчинствах и усмирении с оружием в руках. Деятельность террористов, возглавляемых НФОС, которые могли бы возражать против мирного течения жизни, находилась в упадке. И если верить слухам, Зип — бывший лидер НФОС — сейчас следит за порядком на улицах Санктуария. Некоторые верили, другие недоверчиво качали головами. Хотя эти сведения и казались им в высшей степени подозрительными, но даже они не могли отрицать, что ночные набеги террористов прекратились и молодые мордовороты больше не пристают среди бела дня к торговцам, требуя «взнос за охрану».

— Санктуарий наконец стал настоящим Санктуарием, — соглашались торговцы. Они-то выжали все возможное из нового положения, крайне благоприятного для обогащения. Каменщики, разнорабочие и профессиональные строители, хлынувшие в город на постройку стен по постановлению Молина Факельщика, безмерно способствовали расширению городской торговли.

Разбогатевшие мастеровые принесли немалый доход местным купцам, и купля-продажа стала стержнем крепнущей экономики Санктуария. Самые практичные и дальновидные вкладывали деньги в развитие бизнеса, что в скором времени должно было с лихвой окупиться. Город, который совсем недавно назывался не иначе, как «выгребная яма империи», теперь стал местом, где жители раздробленного и уставшего от войн государства могли отдохнуть и восстановить мирную и безбедную жизнь.

Из Рэнке хлынул поток эмигрантов. Они выкладывали неплохие деньги караванщикам, чтобы пересечь пустыню и добраться до портового города, где правили принц Кадакитис и его бейсибская супруга Шупансея. У некоторых беженцев находились в городе ранканские родственники, готовые предоставить им кров и защиту. Другим, в том числе и Марьят, повезло меньше. От всей ее некогда многочисленной и могущественной семьи осталось только трое внуков, и она забрала их в Санктуарий, чтобы начать все сначала. И хотя ей не на что было надеяться, кроме собственных сил и толики удачливости, она смотрела в будущее с неиссякаемым оптимизмом.

Марьят остановила фургон на Базаре. Позади остановился другой фургон, которым правил Келдрик, ее старший внук. Келдрик и его сестра Дарсия тревожно огляделись, отметив, что никто не пытается напасть на фургоны. Хотя мальчику было всего лишь четырнадцать лет, а девочке двенадцать, после событий последних лет они повзрослели настолько, что смотрели на мир далеко не детскими глазами. И знали, что нельзя допустить, чтобы под фургонный тент проник чей-нибудь любопытный взгляд, поскольку в этих двух повозках хранилось будущее семьи Марьят.

Пока двое старших внучат подозрительно оглядывались, а младшенький спал в переднем фургоне, Марьят высматривала безопасный путь через площадь в сторону жилых районов Санктуария. Их небольшой караван представлял собой островок в бушующем людском море. Вокруг плескались пестрые юбки С'данзо. Купцы громко расхваливали свой товар, покупатели платили денежки и живо его разбирали. Стражники толкались в толпе, делая вид, что следят за порядком. Там и сям слышались жалобные вопли нищих. Монеты кочевали из одного кармана в другой с невероятной скоростью. Мычание, блеянье и рев животных, томящихся в клетках, сливались с воплями продавцов, покупателей и воров Базара.

Не в первый раз за последние месяцы Марьят почувствовала себя не в своей тарелке. Она пригладила свои пепельные волосы, которые быстро белели с того дня, как ее прошлая жизнь неожиданно и кроваво закончилась. Эта еще нестарая женщина никогда не красила волосы, как делали многие дамы ее круга. Она высоко несла седеющую голову с тем достоинством, которое приходит только с возрастом. Ее вера в удачу и добро чудесным образом помогла сохранить красоту лица и грациозности фигуры, несмотря на пережитые ужасы и страдания.

Марьят была высокой и статной женщиной за пятьдесят. Она держалась прямо и спокойно и сохранила хорошие манеры высокопоставленной леди, которой и была совсем недавно.

Первое впечатление от Санктуария было незабываемым: новые стены города сияли в лучах утреннего солнца. Теперь же ее снова начали одолевать сомнения. Как только перед ней раскинулся буйный и разношерстный Базар, сомнения накинулись на нее, точно маленькие демоны. Этот мир был чужд ранканской женщине высокого положения.

— Вот мы и добрались, госпожа, — раздался дружелюбный и прекрасно поставленный баритон, который Марьят полюбила за время путешествия.

Она повернулась и увидела менестреля Синна, пробирающегося сквозь толпу. Он протиснулся между двух купцов, которые сцепились из-за цены на цыплят, и походя ухватил за ворот уличного воришку, который попытался вытащить его кошелек. Темноволосый бард с небольшой бородкой с легким интересом посмотрел на затрепетавшего мальчишку. Молодой вор и по совместительству побирушка ошалел от реакции этого человека и теперь покорно ожидал самой худшей доли и неминуемого наказания. Но Синн разжал пальцы мальчишки, вложил в них серебряную монету и сжал его руку в кулак.

— А теперь топай, — сказал бард, — и не вздумай сообщить своим дружкам, что я легкая добыча. Иначе найду и приколочу к городской стене.

Когда менестрель отпустил мальчишку и юный ворюга исчез в толпе, Марьят улыбнулась и подумала, насколько же великодушен этот человек. За то время, как Синн сопровождал их вместе с караваном из Рэнке в Санктуарий, и она и ее внуки успели привязаться к менестрелю.

Синн покупал детям леденцы, играл с ними и пел на ночь колыбельные. Марьят только радовалась, поскольку это был первый мужчина, от которого дети дождались любви и ласки с тех самых пор, как их отец — сын Марьят — встретил внезапную и мучительную смерть. По каким-то собственным соображениям Синн держался поблизости от их семьи все время путешествия с караваном и всячески заботился о них.

Бард подошел к ее фургону. Похлопал лошадей по морде, поднял голову и улыбнулся женщине, которая держала в руках вожжи.

— Надеюсь, что сумел подыскать для вас удобное местечко, госпожа, — вежливо и весело сказал он. Хотя Марьят не могла более рассчитывать на великосветское отношение, но Синн неизменно говорил с ней любезно и уважительно, как и полагается с леди из высшего общества. Это не только усиливало притягательность менестреля, но и ободряло и успокаивало Марьят, питало ее силы и надежды на успешное воплощение замыслов, которые привели ее в Санктуарий.

— Поднимайтесь сюда, мой друг, — сказала Марьят, предлагая ему сесть рядом с собой. — И покажите место, которое вы для нас подыскали. Я так устала и измучилась, что умираю без горячей ванны и приличной еды.

— Вы получите и то и другое, и даже больше, — ответил Синн, бережно пристраивая мандолину между собой и Марьят, чтобы случайно не повредить ее Ведь этот инструмент его кормил.

Потом он объяснил Марьят, как выбраться с площади к гостинице, которую присмотрел. Келдрик повел свой фургон следом.

Поздно вечером Марьят наконец растянулась в удобной постели, в отдельной комнате. Впервые за последние несколько недель она сумела расслабиться. Местечко, которое Синн предложил им, называлось «Теплый Чайник». Это была милая и славная гостиница, расположенная в приличной части города. «Приличная» означало, что это не Низовье и не Лабиринт. Пробыв всего один день в городе, Марьят уже поняла, что честные люди как чумы боятся этих крысиных дыр, кишащих ворами.

Владела «Теплым Чайником» приятная пожилая чета илсигов.

Шамут и его жена Даней открыли свое дело задолго до ранканского вторжения, и их гостиница с честью выдержала все злоключения, постигшие Санктуарий. Такая живучесть объяснялась тем, что они вели дела со всем возможным тщанием и предельно честно.

Супружеская чета ни о чем не спрашивала своих клиентов, рассчитывая, что те в ответ не доставят им никаких неприятностей.

Шамут помог Марьят рассеять самые тревожные мысли. Содержимое двух фургонов, которое она неусыпно стерегла во время путешествия по горам и пустыне, со всеми предосторожностями перенесли в подвал Шамута и заперли на ключ. Хозяин-илсиг порекомендовал Марьят купцов и торговцев, которые могли бы дать совет относительно возможных инвестиций, и сообщил ей имя человека, к которому ей следовало обратиться по вопросу покупки земли в Санктуарий и окрестностях: знаменитый городской бюрократ и ранканский жрец — Молин Факельщик.

Убедившись, что ее скарб и внуки находятся в безопасности, Марьят приготовилась вкусить покоя, впервые за многие дни. Но как только она расслабилась и сон сомкнул ее веки, из подсознания вырвались призраки недавнего прошлого и завертелись в кошмарном хороводе.

Она словно перенеслась на девять месяцев назад. У ее мужа Крандерона был самый знаменитый в Рэнке винный завод — «Вина Аквинты». Аквинта была западной провинцией Рэнке, ее климат был наиболее подходящим для выращивания лучших сортов винограда. Семья Крандерона нажила целое состояние на виноделии, их продукция заслуженно считалась лучшей не только во всей империи, но и далеко за ее пределами. Нектар, который изготовляли на заводе, был напитком королей и императоров, ему отдавали должное ценители изысканного вкуса от северной Мигдонии до южного Санктуария.

Марьят, родом из не слишком влиятельного дома Рэнке, вышла замуж за молодого энергичного Крандерона, который унаследовал винную империю Аквинты. Почти сорок лет ее жизнь текла безмятежно, как у любой образованной и богатой аристократки.

Она вращалась среди сливок общества, устраивала пышные балы и дегустационные вечера. Абакитис, бывший император Рэнке, частенько наведывался к ним, чтобы лично отобрать вина для своих винных погребов. Император высоко ценил Крандерона и Марьят.

Но, к сожалению, императоры, бывает, умирают, и тогда власть переходит в другие руки Новый ранканский император Терон был великолепным военным стратегом, но совершенно не считался с культурой и правилами этикета. Его примитивный вкус в спиртном ограничивался гигантским количеством эля, а изыски вкусовых качеств вин из отборного винограда оставались для него темным лесом.

Крандерон, такой разумный и находчивый, когда дело касалось торговли, в политике оказался полным профаном.

Когда Ранканскую империю начали раздирать интриги, подкуп и предательство, бывшие сторонники и друзья Абакитиса перешли на сторону Терона, провозгласив, что они никогда не были согласны с политикой прежнего императора, который когда-то осыпал их милостями.

Крандерон не спешил забывать благодеяния старого друга Абакитиса. Виноторговец открыто критиковал администрацию Терона и даже высказал предположение, что новый император приложил руку к убийству своего предшественника. Преданность погибшему императору дорого обошлась Крандерону.

Когда Рэнке раскололся на враждующие части и беспорядки охватили страну, множество разбойных групп двинулись грабить отдаленные провинции Терон нашел подходящее объяснение тому, почему он вынужден отвести ранканские войска из Аквинты. Но Крандерон не испугался, поскольку счел, что он и его люди способны защититься от разбойников и бандитов.

Однажды ночью, девять месяцев назад, подозрительно дисциплинированная банда напала на их поместье. Несмотря на разномастное оружие, бандиты, напавшие на Аквинту, проявили выучку и знание тактических приемов, достойные солдат регулярной армии и ветеранов многих военных кампаний.

Крандерон и его люди потерпели поражение. Властитель Аквинты увидел, как пал его единственный сын, отчаянно защищавший свою молодую жену. Крандерон был взят в плен и его заставили смотреть, как солдаты, переодетые разбойниками, забавлялись с его невесткой, матерью трех его внуков, рядом с изувеченным трупом ее мужа. Когда насильники утолили похоть, один из солдат схватил женщину за волосы и перерезал ей горло.

Кровь фонтаном ударила вверх. Бандиты засмеялись.

Они изрубили и сожгли большую часть виноградников, ворвались в винные погреба и опрокинули чаны с выдержанным вином. Крандерон смотрел, как потоки первосортного вина струились по полу его дома и смешивались с кровью защитников.

Потом бандиты подвесили хозяина за шею на молодой и упругой виноградной лозе. Пока он медленно задыхался, они развлекались тем, что пускали в него горящие стрелы, стараясь попасть в нежизненно важные части тела, чтобы продлить его агонию. Затем они умчались в ночь, не взяв с собой ни единой ценной вещи, что совершенно не похоже было на разбойников и грабителей.

Окрестные землевладельцы сложили два и два и сделали определенные выводы. Люди Терона отомстили быстро и жестоко.

Другие владельцы поместий поспешили ко двору, чтобы вплести свои голоса в льстивый хор, прославляющий владыку прогнившей и разворованной империи.

Но разгром Аквинты оказался неполным. Марьят успела спрятаться в тайном подвале, вырубленном под винными погребами, вместе с тремя внуками — Келдриком, Дарси и пятилетним Тимоком. Об этом мрачном подвале, напоминающем катакомбы, знали только Крандерон и его жена. Здесь они предусмотрительно хранили запас самых дорогих и лучших вин. И когда в Аквинте разразилась катастрофа, отвага и решительность Марьят сохранили жизнь и ей, и ее внукам.

Четверо уцелевших членов семьи Крандерона выбрались из укрытия и бродили по еще вчера цветущему поместью, теперь разоренному. Еще не опомнившись от первоначального шока, Марьят отыскала оставшихся в живых слуг, и они помогли ей похоронить умерших. Следующие несколько дней она не позволяла себе забыться в собственном горе, потому что знала, что, если она хочет спасти остатки семьи, действовать надо быстро. Она забрала денежные сбережения мужа (которые были весьма солидными) и пристала к каравану, идущему на юг, где мстительный Терон не мог до нее дотянуться.

Один фургон Марьят загрузила лучшим вином мужа. Эти бутылки и раньше стоили целое состояние, а теперь, когда Аквинты больше не было, цена их возросла до небес. Трагедия, которая лишила ее семьи, в то же время предоставила Марьят шанс вернуть былое богатство. Какая ирония судьбы!

Второй фургон был набит ценными и не очень вещами, которые семья захватила из дома. А еще там был тайный груз, о котором знали лишь они сами и несколько доверенных слуг, всю ночь проработавшие на винограднике. Он был основной составляющей плана Марьят по восстановлению былого могущества семьи в Санктуарии.

И вот наконец она добралась до этого города, города новых надежд и безграничных возможностей! Когда в окне комнаты забрезжил рассвет, Марьят стряхнула с себя оковы сна и цепи прошлого. Женщина отринула жалость к себе и пучину горести, поскольку те могли препятствовать предстоящему делу.

А почему бы, подумала Марьят, не устроить детям пикничок за городом, где-нибудь на свежем воздухе?

Говорят, что злодейство и уродство всегда следуют рука об руку. Это, конечно, не так. Далеко не так. Но в случае Бакарата гармоничное сочетание этих двух качеств было несомненно и видно невооруженным глазом.

Помощники и знакомые Бакарата называли его Жабой (понятное дело, за глаза). Стоило только взглянуть на этого типа, как сразу становилось понятно происхождение этого прозвища.

У Бакарата была огромная, просто невероятная задница. Все, кто имел с ним дело, гадали, не стоит ли прорубить для него двери пошире, чтобы эта туша могла в них пройти. Все эти горы мяса венчала огромная уродливая голова, под которой не было и намека на шею. Словно в насмешку, какой-то злопакостный божок вылепил ему черты лица, напоминающие жабу в человеческом обличье.

Бакарат ходил медленно и неуклюже, но ум имел острый и проницательный. Жаба был самым удачливым торговцем и перекупщиком Санктуария. Хотя все находили внешний вид этой образины крайне отталкивающим, тем не менее никто не решался обидеть могущественного торговца.

Естественно, Жаба никогда бы не достиг высот в торговле, руководствуйся он только честными принципами. Как и легендарный Джабал, он всегда был в курсе запутанных интриг и криминальной хроники Санктуария. Правда, ходили слухи, что Джабал не избавился от конкурента только потому, что тот регулярно выплачивал ему кругленькую сумму.

Но Бакарат также славился своей опытностью и дальновидностью в торговых предприятиях. И потому на следующий день после прогулки с детьми по окрестностям города Марьят отправилась к нему за советом.

Как было чудесно вывести детей за городские стены и прогуляться на свежем воздухе! Но ранканке повезло не только в этом.

Она осмотрела земли вокруг Санктуария и пришла к заключению, что эту много лет нетронутую почву можно с успехом пустить в дело.

Вот это самое дело вскоре и привело Марьят к порогу конторы Бакарата. Она умело скрыла свои чувства, когда увидела отвратительное существо за столом в кабинете. Жаба предложил ей стул, и она села, любезно улыбнувшись ему. Марьят была светской дамой до мозга костей и не позволяла себе выказывать истинные мысли и чувства.

Лицо сидевшего за столом Бакарата тоже оставалось непроницаемым. Когда накануне вечером Жаба получил от Марьят записку с просьбой о встрече, он тут же задействовал свою сеть информаторов, чтобы разузнать о ранканке все, что можно. Нечасто дамы ее положения имели дело с такими «изворотливыми» торгашами, как Бакарат.

Когда ему предоставили необходимую информацию, он потер руки, предвкушая выгодную сделку. Через своих шпионов, пробравшихся даже в такое безукоризненное заведение, как «Теплый Чайник», он узнал, что Марьят была вдовой знаменитого и безвременно погибшего Крандерона, владельца «Вин Аквинты».

Значит, у женщины наверняка водились денежки. Бакарат призадумался, как бы получше обвести ее вокруг пальца. Это представлялось ему проще простого, поскольку ранканские дамы такого высокого положения, как Марьят, ничегошеньки не смыслили в бизнесе. Хотя муж у нее был умелым торговцем, Жаба решительно намерился нагреть руки на сделке с Марьят.

— Итак, чем могу вам служить, госпожа? — начал Жаба, уверенный, что, обращаясь к ней, как к даме из высшего общества, он завоюет ее полное доверие. Он должен был убедить Марьят, что готов действовать в ее интересах и расшибиться ради нее в лепешку.

— У меня есть небольшое предложение, касающееся вас и ваших друзей, — ответила Марьят, сразу переходя к делу.

— Друзей? — удивился толстяк. — Каких таких друзей? Боюсь, что я вас не понимаю.

Он улыбнулся, прикидываясь сущим ягненочком.

— Давайте не будем, сэр. Если мы начнем углубляться в детали, то еще долго не сдвинемся с мертвой точки, — твердо, но исключительно вежливо заметила Марьят. — Поверьте, сэр, у меня такое плотное расписание деловых встреч, что совсем нет времени спорить по пустякам.

— Да-да, конечно, — согласился Жаба, начиная по-новому оценивать деловую хватку ранканки. — Тем не менее, если я не справлюсь, мои друзья вам тем более вряд ли помогут. Может, вы остановитесь немного подробнее на вашем предложении?

— В целом, — сказала Марьят, довольная тем, что разговор вернулся в деловое русло, — я хочу предложить вам и некоторым вашим друзьям-торговцам принять участие в самом крупном и беспроигрышном проекте Санктуария, рассчитанном на много лет.

Бакарат недоверчиво приподнял бровь.

— Действительно, — немного саркастично заметил он, — весьма грандиозное заявление. Надеюсь, у вас есть более весомые доказательства ваших слов? Или только громкие речи?

— Есть, — ответила Марьят, опустила руку в сумку, которую принесла с собой, и достала запечатанную и залитую сургучом бутылку. И поставила ее на стол перед торговцем. Потом осторожно сняла с бутылки пергамент, чтобы он мог увидеть ее красное и густое содержимое, и прочесть, что написано на этикетке.

Глаза Жабы выпучились, и он стал еще больше похож на свою тезку. Перед ним стояла бутылка лучшего вина из Аквинты, десять лет выдержки в дубовых бочках. До гибели виноградников Крандерона такая бутылка тянула в винной лавке на сотню золотых. А теперь, когда это вино стало редкостью (виноградной плантации больше не существовало), на аукционе за нее дадут по крайней мере в десять раз больше.

— И ск-к.., сколько у вас таких бутылок, дорогая леди? — Запинаясь, спросил торговец. Марьят усмехнулась. Ей таки удалось ошеломить Бакарата и захватить инициативу в свои руки.

Ранканка не просто жила в свое удовольствие под крылышком богатого мужа, ничем себя не утруждая. Супруг обучил ее всем тонкостям ведения дел.

— Скажем так: у меня есть чем заинтересовать вас и ваших деловых партнеров. Надеюсь, вы сможете уделить мне несколько часов и пригласите своих друзей на деловую встречу, которая состоится завтра в полдень в общем зале «Теплого Чайника». Я снимаю комнату у Шамута, и он заверил меня, что нашему собранию никто не помешает.

Она замолчала и улыбнулась, увидев отвисшую челюсть Жабы.

Бакарата просто сбила с ног способность этой женщины быстро добиваться своего в делах. Но он скоро пришел в себя, и колесики в его голове завертелись с дьявольской быстротой, просчитывая, как можно обернуть ситуацию себе на пользу.

— Ну, я знаю пятерых, которые будут рады купить у вас запасы этого чудесного вина. Со своей стороны, если вы согласитесь, чтобы я выступал вашим представителем в этом деле, я с удовольствием освободил бы вас от возни с делами, — сказал Бакарат, пуская в ход свой самый дружелюбный и искренний тон.

— Благодарю за столь благородное предложение, — так же дружелюбно пропела Марьят, — но мне неловко обременять вас такой ответственностью.

Она быстро встала и подняла руку, пресекая дальнейшие препирательства.

— Было очень любезно с вашей стороны выслушать мое предложение, — сказала она, забирая бутылку из-под носа Бакарата и осторожно возвращая ее в сумку. — Мне предстоит еще несколько встреч. Спасибо, сэр. Буду ждать вас и ваших партнеров завтра в «Теплом Чайнике».

С этими словами она вышла из конторы Бакарата, и он не посмел задерживать ее. У него в голове почти уже созрел план, как прижать к ногтю эту наглую ранканскую стерву. Он ей покажет, как делается бизнес в Санктуарии и почем фунт лиха! И, само собой, постарается загрести все вино себе.

— Бартлеби! — позвал Жаба.

— Да, сэр, — проскрипел худой, длинноносый писарь, вошедший в кабинет хозяина.

— Раздобудь список лиц, с которыми встретится сегодня госпожа Марьят, — приказал толстяк. — А еще найди господина Минга и скажи, что я хочу встретиться с ним и его людьми вечером в «Распутном Единороге».

Бартлеби сглотнул, зная, что имя Минг предвещает, что чьи-то головы полетят с плеч. И поспешил выполнять поручения господина.

Молин Факельщик был человек занятой. С тех самых пор, как он прибыл в Санктуарии, оказалось, что ему досталась вся бюрократическая волокита, и он с пылом взялся за нудные государственные дела. Именно поэтому принц Кадакитис мог не беспокоиться по поводу технической стороны руководства. Молодой принц был весь в заботах, воплощая свою идеалистическую мечту — примирить меж собой разношерстных обитателей Санктуария.

И, конечно, тем, как развеселить и чем-нибудь занять Бейсу.

И все же когда ранканскому жрецу доложили, что с ним хочет повидаться ранканка по имени Марьят, он отложил планы строительства городских стен и согласился ее принять. Факельщик знал о ее супруге и даже встречался пару раз с Марьят в дни процветания Рэнке. Он слышал о трагедии, разыгравшейся в Аквинте, и теперь сгорал от любопытства, почему это Марьят приехала именно в Санктуарии и о чем она хочет говорить.

В дверь Молина мягко постучали. Это был его секретарь Хокса, он сообщил, что Марьят уже пришла и ждет. Жрец кивнул и велел Хоксе пригласить женщину в кабинет.

— Мое почтение, госпожа, — сказал Молин, вставая и подходя к ней, словно Марьят была его старой знакомой, с которой он не виделся много лет. Собственно, так оно и было, хотя тогда, в Рэнке, они не успели познакомиться как следует.

— Лорд Факельщик! — Марьят сделала реверанс, когда Молин поцеловал ей руку. — Я так долго была лишена удовольствия видеть вас…

— Пожалуйста, примите мои искренние соболезнования по поводу недавней гибели вашего мужа, — сказал Молин с неподдельной грустью. — Крандерон был прекрасным человеком и честным торговцем. Все, кто знал его, будут долго помнить и грустить о нем.

— Благодарю вас за доброту и участие, — ответила Марьят, присаживаясь на стул, предложенный Молином. Сам он опустился на стул напротив, а не в кресло за письменным столом, где сидел до ее прихода. Этим он выказывал свое расположение к ней, уважение и отношение, как к равной.

Еще он заметил, что женщина говорит на идеальном ранкене.

Она вела разговор так естественно, что, сам того не замечая, Молин перешел на дворцовый диалект. Так приятно поговорить с культурным и светским человеком!

— Прошу принять и мои соболезнования, я знаю, что недавно вы потеряли любимую жену, — продолжала Марьят.

— Да, — ответил Молин. — Правда, наши с ней отношения несколько разладились незадолго до этого. Но все же терять близких людей всегда горько и тяжело.

Молин помолчал и продолжил, переводя разговор на другие, не настолько личные, темы.

— Чему обязан радостью видеть вас? — спросил жрец, стараясь облечь любопытство в наиболее вежливую форму.

— Попав в Санктуарии, я много слышала о вас, лорд Факельщик. Люди говорят, что вы творите чудеса ради города, отстраивая стены и поддерживая порядок, — сказала Марьят, даря ему милую и чуть кокетливую улыбку.

Глядя на лицо Марьят, весьма привлекательное для женщины ее лет, Факельщик осознал, как давно он не обменивался любезностями с дамой своего возраста и положения. Беседа для вечно занятого делами жреца принимала новый, неожиданно приятный оборот.

— Вы очень любезны, госпожа. Я поставил себе задачей поднять этот город воров на более-менее респектабельный уровень.

Ваша похвала служит признанием тех небольших успехов, которых я сумел добиться, — скромно ответил Молин.

— На мой взгляд, милорд, успех более чем очевиден. О, я даже слышала, что по всей империи бытует мнение, что Санктуарии сегодня — прекрасное место, чтобы начать новую жизнь, — продолжала плести кружева изящной беседы Марьят.

— Значит, цель вашего визита — начать в Санктуарии новую жизнь? Полагаю, Крандерон оставил вам в наследство начальный капитал. Надеюсь, достаточный, чтобы снять особняк в лучшем районе города. Я бы мог предложить вам один за вполне приемлемую цену. — Факельщик понял, что надеется, что эта женщина поселится в

городе и войдет в круг его друзей.

— Признаться, я подумывала о чем-то более дерзком, — сказала Марьят, мягко заигрывая со жрецом. — Собственно, я хочу открыть свое дело, которое непременно пойдет на пользу экономике Санктуария.

Это заявление поразило даже обычно готового ко всему Молина. Он недоуменно моргнул.

— Что вы имеете в виду?

— Полагаю, что вам лучше позвать вашего секретаря, чтобы он записывал по мере того, как я буду излагать свое предложение, — ответила Марьят. Сидящая перед ним придворная дама вдруг неуловимо преобразилась в деловую женщину.

Факельщик встал и подошел к двери кабинета.

— Хокса, — позвал он, — будьте любезны зайти ко мне и прихватите перо и бумагу.

Когда секретарь устроился за столом, Марьят изложила свой план. Настроенный поначалу скептически, Молин вскоре растерял весь свой скепсис и завороженно слушал, не сводя с нее глаз.

Хокса же настолько проникся простотой плана, что несколько раз забывал делать заметки, следя за ходом мысли вдовы винодела. Потом, правда, ему пришлось наверстывать упущенное, поскольку все было необходимо зафиксировать на бумаге.

После того как они обговорили ее идею и Марьят получила ответы жреца на интересующие ее вопросы, она покинула Молина Факельщика, взяв с него письменное заверение в том, что завтра он будет присутствовать на ее встрече с торговцами в «Теплом Чайнике»

Когда Марьят вышла из дворцового комплекса, где располагался кабинет жреца, она почувствовала себя легко и на пару десятков лет моложе. Пока все складывалось как нельзя лучше.

А в кабинете Факельщика преисполненный оптимизма Хокса говорил:

— Мне кажется, она способна провернуть это дело. Для нее Санктуарий — это место, где стоит строить, а не разрушать.

Он повернулся к своему начальнику и спросил:

— Это ведь уже не та дыра, куда вы прибыли несколько лет назад?

Молин Факельщик вздохнул и кивнул:

— Возможно, мы еще принесем городу пользу.

В «Распутный Единорог» вошел незнакомец и окинул помещение быстрым взглядом. Хотя он исколесил империю вдоль и поперек и повидал на своем веку множество кабаков и трактиров, никогда еще не встречал он такого скопления головорезов и отвратительных личностей в пересчете на квадратный метр. По сравнению с завсегдатаями «Распутного Единорога» толпа на Базаре казалась собранием святых или как минимум особ королевской крови. В таверне не было ни одного честного лица, ни одной чистой души.

Незнакомец протолкался к одному из двух свободных столиков возле левой стены зала. Он сел за стол и принялся ждать, когда прислуга обратит на него внимание. И вздрогнул, представив себе опасности, которые таились в Лабиринте ночью. Как он отважился сюда зайти?

Ждать пришлось недолго. Вскоре к его столику подошла официантка.

— Что закажешь, дорогуша? — спросила она, равнодушно глядя перед собой. Услышав ответ, она уставилась на него округлившимися глазами.

— Всего лишь кружку горячей воды, если позволите, милая девушка, — сказал незнакомец. — У меня с собой травяной чай, и я хочу подкрепить силы, прежде чем попробую вашу замечательную стряпню.

— Вода идет по цене пива, — резко произнесла официантка. — Это правило хозяина, Эбохорра Беспалого.

— Тогда, будьте добры, передайте этому августейшему представителю Беспалых, что я принимаю его цену, — певуче протянул заказчик.

И с удовольствием полюбовался, как вытянулось лицо прислуги, которая пыталась вникнуть в смысл сказанного.

— Другими словами, я заплачу! — насмешливо перевел он. — Итак, кружку воды, но обязательно горячей.

Когда девушка пошла выполнять заказ, от стойки бара отлепилась куча грязных лохмотьев и двинулась по направлению к его столику. При ближнем рассмотрении оказалось, что в куче лохмотьев находился тощий плутоватый старикашка. Из-под капюшона выглядывала сморщенная пропитая рожа, по диагонали рассеченная глубоким отвратительным шрамом и вся в синяках.

Правый глаз прикрывала грязная повязка.

— Подайте монетку бедному человеку, от которого отвернулась удача! — заныл старый попрошайка, отвешивая быстрые поклоны во все стороны.

Но незнакомца взять на жалость было трудно. Он распахнул плащ, открывая не кошелек, а оружие на поясе, спрятанное под полой. Это был красивый короткий меч в ножнах. Через левую сторону груди шла перевязь с оперенными стальными дротиками.

— Если хочешь и дальше влачить свое бренное существование, советую отойти. В противном случае я могу помочь тебе отойти из этой дыры в лучший мир.

Незнакомец говорил насмешливо, но в его глазах было достаточно решительности, чтобы нищего как ветром сдуло.

Вернувшись к стойке, старик проворчал под нос:

— Трудновато стало добыть себе на пропитание. В последнее время перестали уважать гильдию попрошаек.

Официантка принесла незнакомцу кружку кипятка, в которой он заварил свой чай. Это была производная слабого кррфа, которая обостряла его артистические данные, но в далеком будущем грозила их же притупить. Этот наркотик часто использовали люди его профессии — певцы и сказители.

Когда незнакомец дохлебывал чай, в таверну вплыла легко узнаваемая фигура. Бакарат, чаще именуемый Жабой, самый влиятельный торговец Санктуария. Толстяк пропихался сквозь толкучку к единственному незанятому столику. Как только он уселся, даже не глянув в сторону незнакомца за соседним столом, от стойки отошли трое человек и перетекли на стулья рядом с Жабой.

И начали совещаться о своих темных делишках, надеясь, что шум зала заглушит их секретный разговор.

— У меня есть дело для тебя, Минг, — начал Бакарат, обращаясь к старшему из троицы.

Как и Жаба, этот человек полностью соответствовал своему прозвищу. Он был охотником — за чужими кошельками, — и однажды, ночуя на болотах, подхватил какую-то редкую кожную болячку, от которой у него клочьями выпадали волосы. Отсюда и нелестное прозвище Минг — «Чесотка».

— Какое? — спросил пятнистый Минг. — Мы всегда рады оказать вам услугу.

И он кивнул на двух сотоварищей. Бакарат знал, на что они способны, по предыдущим сделкам с Мингом. Здоровенного мускулистого парня с квадратной челюстью звали Вик. Он служил пятнистому кулаками. Вик неторопливо пил пиво, не обращая ни малейшего внимания на разговор Жабы с шефом. Пусть планы разрабатывают те, у кого голова лучше варит. Вик был рад выполнить задание и просадить полученные деньги, напившись вдрызг и погрузившись в счастливое и еще более бездумное (если это возможно) небытие.

Третий был тощим курносым юношей по имени Спидо. Он освоил воровское ремесло и обладал исключительным талантом всаживать нож в спину безоружных и ничего не подозревающих людей.

— Слушайте внимательно, у нас мало времени, — приказал Бакарат троим товарищам. И изложил им свой план, для исполнения которого требовались способности всех троих:

— Скоро старуха, которую зовут Марьят, будет возвращаться в номер гостиницы «Теплый Чайник». С ней будут трое внуков.

Сейчас они в Школьной гильдии, где договариваются о найме учителя.

— А откуда вам знать, что она будет возвращаться именно в это время? — прищурился Спидо. — Вряд ли она станет разгуливать по ночам вместе с маленькими засранцами.

— Я заплатил, чтобы ее задержали, — ответил Жаба ледяным тоном. — Мои люди из Школьной гильдии постараются, чтобы она ушла в нужное нам время.

Минг ухмыльнулся — как ловко торгаш поставил Спидо на место! Молодому нахалу еще учиться и учиться, чтобы дорасти до сотрудничества с людьми такого калибра, как Бакарат. Пятнистый никогда не спрашивал у толстяка, пойдет ли все так, как он запланировал.

— Вы трое должны выкрасть детей, — продолжил Бакарат. — И смотрите, чтоб они были в целости и сохранности! Потом отведете их в тайное место и будете ждать следующих инструкций.

Жаба кратко описал внешность Марьят. Потом бандиты встали и покинули «Распутный Единорог» выполнять задание.

Когда они ушли, Бакарат подозвал местную шлюху. Девица отвлекла внимание толстяка, и незнакомец за соседним столиком вскочил с места и бросился к выходу. «Бросился» — это сказано слишком сильно, потому что продвигался он с трудом из-за толпы, выпитого чая с кррфом и охватившей его тревоги.

Когда он пробивался вперед, плащ его сполз на одно плечо, открывая мандолину за спиной.

Узрев инструмент, бармен окликнул менестреля, попросив, чтобы тот спел песню. Хотя обычно музыкант приходил в таверну, чтобы подзаработать, на этот раз он отказался, поскольку у него появилась новая забота.

Он добрался до выхода, чудом избежав скандала: виданное ли дело, чужак в «Единороге»! Певец вывалился на свежий воздух и мгновение упивался ночной прохладой. Ясное дело, тройка бандитов уже успела скрыться.

Глубоко вздохнув, Синн во весь дух припустил из Лабиринта.

Изрядно поплутав по закоулкам района, не зря прозванного Лабиринтом, Синн проклял свои притупленные кррфом чувства.

Успехом в ремесле менестреля он отчасти был обязан тому, что намертво запоминал все мелкие подробности любого места и любого происшествия. Но сейчас его захлестнула паника и страх за жизнь друзей. И чай с наркотиком отнюдь не способствовал ясности чувств. Какой же дорогой он забрел в эту крысиную нору?

Его сердце болезненно сжалось, когда он понял, что преступники наверняка доберутся до «Теплого Чайника» раньше, чем он успеет добежать туда и предупредить Марьят об опасности.

Он в тысячный раз поклялся себе побороть привычку принимать кррф. На этот раз у него были веские причины привести клятву в исполнение.

Бард резко остановился, попав на незнакомую развилку. Он отчаянно озирался по сторонам, сердце колотилось где-то в горле, каждый удар гремел обвиняющим реквиемом его глупости.

А тут он увидел знакомый ориентир — дом с красными ставнями по правой стороне проулка. Он снова пустился бегом и пробежал через темный переулок. Надежда вспыхнула с новой силой, как вдруг из темноты выскочил человек. Он ухватил барда за руку и упер ему в живот клинок узкого стилета.

— Ты очень спешишь, — прошептал вор, от него разило чесноком и пивом, — и думаю, будешь только рад избавиться от тяжелого кошелька. Давай его сюда! Без него ты побежишь быстрее, вот увидишь.

Вор ухмыльнулся и движением ножа поторопил Синна сделать, что велят.

Неожиданная преграда прочистила менестрелю мозги. Как только действие наркотика прекратилось, он перестал паниковать.

Синн понимающе кивнул и медленно полез рукой под плащ.

Вор облизнул губы, предвкушая получить жирный кусок от богато одетого человека.

И опешил, когда увидел у себя перед носом лезвие чудного короткого меча. Лунный свет зловеще играл на острие, обещая быструю смерть.

Менестрель выхватил меч одним точным и невероятно быстрым движением. Теперь он был хозяином положения.

— Пошел прочь, черт возьми! — закричал бард. — Или раскрою башку так, что мозги полезут из ушей!

Вор схватил ртом воздух, развернулся и галопом, быстро растворился в темноте Лабиринта.

Синн сразу же позабыл о нем и начал озирать окрестности. Он совершенно не представлял, где находится и как отсюда добраться до «Чайника».

Мысленно обратившись ко всем богам, какие могли его слышать, и взмолившись ниспослать ему озарение и указать путь, бард выскочил в переулок и побежал по ночным улицам.

Марьят облегченно вздохнула, когда, повернув за угол, увидела замаячившие впереди добрые окна «Теплого Чайника». Неразумно и опасно бродить по ночным улицам Санктуария, даже в таком относительно мирном районе. Об этом свидетельствовали пустые улицы и тротуары. Они не встретили ни одной живой души от самой Школьной гильдии.

Ранканка помянула недобрым словом наставников гильдии и их бумажную волокиту. Она давно бы уже привела детей домой, если бы они не отсылали ее от одного чиновника к другому, словно мяч в какой-нибудь детской игре. После всей волокиты, которую ей довелось вынести, Марьят пришла к выводу, что обилие чиновников — еще не признак широкого распространения просвещения в Санктуарии. Ее внукам были нужны учителя, и она хотела нанять самых лучших. Но она должна была предусмотреть, что ее заставят бегать по всем этим бумагомаракам.

До «Чайника» оставалось каких-то три дома, когда из темного переулка вышел человек и загородил им путь.

— Что вам нужно? — спросила Марьят спокойным голосом, борясь с нахлынувшим страхом. Будучи женщиной образованной, она знала, что звери бросаются, стоит только им почувствовать страх жертвы. А человек, угрожающий женщине и детям, ничем не лучше дикого зверя.

Выглядел этот тип весьма примечательно. Его волосы были словно вырваны пучками из головы, а не выпали сами собой.

И он зловеще ухмылялся.

— Красивой даме и маленьким детишкам небезопасно ходить по улицам без охраны, — хмыкнул он. — Может, позволите мне проводить вас?

— Советую убраться с дороги и дать нам пройти, — отрезала Марьят, обращаясь к нему намеренно грубо, чтобы поставить на место. — Иначе я позову на помощь.

— Ах, какие вы невежливые! — протянул Минг. — И какие глупые. Мои товарищи могут зашибить кого-нибудь из ребятишек прежде, чем сторожевые псы проснутся и добегут сюда.

Марьят вздрогнула и быстро обернулась. Действительно, из тьмы за их спинами проступили две фигуры и отрезали им пути к отступлению. Один — высокий и мускулистый амбал. Второй — тощий и хищный юнец. Оба скорее перережут ей горло, чем вступят в разговоры.

— Итак, — продолжал Минг, — мы с ребятами отведем этих детишек в… — он сделал паузу и подмигнул ей, — в безопасное местечко. Позже вам сообщат, где вы сможете их найти и сколько стоит их содержание — комната и харчи.

— Похищение, — едва слышно прошептала Марьят. — И выкуп.., кто вас послал? — Ее голос зазвенел от гнева. — Это ловушка!

— Тш-ш. Спокойно, госпожа Марьят, — сказал Минг и улыбнулся, увидев изумление, которое отразилось в ее глазах, когда он назвал ее имя. — Мы же не хотим будить добрых соседей, не так ли? В противном случае здесь будет много крови и грязи. Правда, Мальчики?

Вик и Спидо довольно захрюкали.

— И маленькие детишки могут так никогда и не повзрослеть, — злорадно добавил Минг. — А вы умрете от горя, а, бабуля?

Марьят поперхнулась, ее сковали ужас и отчаяние. Она так тщательно все рассчитала, но не учла ситуацию, которая грозила бы жизни ее внуков. Она надеялась никогда не столкнуться с самыми отвратительными сторонами жизни Санктуария. Теперь она поняла, что это было неизбежно. Зло живуче. Хотя город и стал богаче, он оставался Миром Воров. Она лишь надеялась, что это знание не будет стоить жизни ее внуков. Они — все, что осталось от ее семьи. Она жила ради них.

— Вот и хорошо, — сказал Минг, подходя поближе. — Будь послушной, как и положено доброй ранканской суке.

Того, что случилось за этим, не ожидал никто, даже Марьят.

Юный Келдрик, разъяренный от такого обращения к бабушке, дал волю гневу. Он ринулся вперед и пнул Минга в пах, изо всех сил приложив ботинком по его гениталиям.

Наемный убийца заорал от боли и неожиданности, упал на землю и принялся кататься туда-сюда, схватившись за промежность.

Вик схватил Келдрика, вздернул вверх и потряс. Спидо подскочил к Марьят и одним ударом в лицо сбил с ног. Потом сгреб Дарсию и Тимока цепкими лапками.

Вдруг два оперенных дротика впились в правое плечо Вика.

Здоровяк взвыл и уронил Келдрика наземь. А потом завертелся на месте, стараясь дотянуться и вырвать острые дротики из плеча.

Из темноты, словно демон из ада, с ревом вылетел Синн. За ним мчались двое уличных воришек, одному из которым он сунул монету вчера на ярмарке. Парень, которого звали Джакар, увидел Синна, мечущегося по улочкам Лабиринта, и в виде ответной любезности вывел барда из путаницы улиц и проводил до «Теплого Чайника».

Спидо отпустил малышей и достал свой нож. Марьят вскочила и завизжала:

— Убивают! Убивают! Помогите!

Она отчаянно надеялась, что ее вопли услышит стража и поспешит на помощь.

Синн попятился и выхватил свой клинок. Когда перепуганный юнец узрел наставленный на него короткий меч, он растерял весь роевой пыл, поджал хвост и бросился прочь.

Не успел Спидо сделать и пару шагов, как ему под ноги бросился Келдрик. Спидо споткнулся и полетел вверх тормашками, Джакар тут же прыгнул ему на спину и вырубил вора с помощью маленькой дубинки.

Минг все еще валялся на земле, скорчившись и бессмысленно пялясь в небо. Но Вик, который успел выдернуть дротики из плеча, взревел распаленным быком и ринулся на Синна, сметя его массой своего огромного тела.

Когда великан прижал Синна к земле, бард почувствовал, что не может даже вздохнуть. Он освободил руку с оружием и ударил мечом плашмя по голове здоровяка. Если бы он знал Вика получше, он выбрал бы более важную часть его анатомии.

Вик поднялся на ноги — само воплощение ярости и гнева, и поднял на вытянутых руках наглеца, который провалил им такое незамысловатое задание. Великан даже не дрогнул, когда в него вцепилась ранканка и дети, пытаясь его остановить. Он изо всех сил швырнул менестреля в ближайшую стену.

Синна размазало по стене дома. Он почувствовал, как его ребра ломаются и прорывают кожу, и рухнул наземь изломанной куклой, еще пытаясь сопротивляться накатившей темноте. Он не мог оставить Марьят и детей на произвол разбойников.

И когда мир качнулся и поплыл в сторону, он успел-таки услышать властный голос стража, который нельзя было спутать ни с чем другим:

— Именем принца, всем стоять!

И сознание покинуло его.

Бакарат поерзал толстой задницей в неудобном кресле. И угрюмо посмотрел на пятерых других торговцев, устроившихся в общем зале «Теплого Чайника». Кресла, предложенные Шамутом, были вполне подходящими для других, но для человека с комплекцией Жабы требовалось что-нибудь более широкое.

Он совсем уже решился позвать Шамута и попросить другое кресло, как в комнату вошла Марьят.

Толстяк с ненавистью посмотрел на нее. Вчера она умудрилась сорвать его замысел. Он уже узнал от своих тайных осведомителей, что Минг со товарищи провалил задание. Бакарат не беспокоился, что они могут свалить вину на него. У него было слишком много влиятельных друзей. Его бесило, что пришлось идти на встречу с Марьят, не имея козырного туза за пазухой.

Ранканская вдова прокашлялась и призвала общество к тишине.

— Господа, — начала она. — Благодарю вас, что уделили мне внимание и выкроили время, чтобы прийти на эту встречу. Смею заверить, что мое предложение вас заинтересует.

Бакарат про себя усмехнулся, глянув на своих партнеров и заметив скепсис, проступивший на их лицах. Хотя ни один из них не был вовлечен в интриги преступного мира, как Жаба, все они были искушенными бизнесменами. И их смешило заявление, будто женщина может предложить им что-то достойное рассмотрения, кроме разве что ее тела.

— Сперва, — невозмутимо продолжала Марьят, — позвольте мне представить вам двух человек.

Когда она умолкла, в комнату вошел мальчик-подросток. Он принес с собой чистый лист, на котором начал вырисовывать карту.

— Это мой внук Келдрик, который недавно показал себя настоящим мужчиной и доказал, что имеет полное право присутствовать на нашем собрании.

Торговцы неловко задвигались в креслах, не вполне понимая, что она имеет в виду. Бакарата все больше и больше раздражал спектакль, устроенный этой стервой.

— А теперь позвольте представить вам лорда Молина Факельщика, который пришел выслушать и оценить наш проект.

Все присутствовавшие всполошились. Они повскакивали с мест, опрокидывая кресла, чтобы поприветствовать знаменитого ранканского жреца. Бакарат похолодел, обнаружив, что его кресло оторвалось от пола, когда он встал, чтобы отвесить поклон Факельщику. Толстая задница торговца так плотно вписалась в сиденье, что кресло превратилось в тиски.

— Пожалуйста, садитесь, господа, — махнул им лорд Факельщик. — Давайте выслушаем предложение госпожи Марьят.

Торговцы расселись и приготовились впитывать каждое слово ранканки. Присутствие лорда Факельщика подняло шансы Марьят до звездных высот. Теперь им даже не терпелось выслушать ее. Всем, кроме Жабы.

— Благодарю вас, милорд, — с признательностью сказала Марьят. — А теперь приступим к делу. Всем вам известно, что Аквинта производила лучшее в империи вино. Лорд Факельщик любезно сообщил мне, что только самые богатые жители Санктуария могли отведать глоток этого божественного напитка.

— Это правда, — согласился один из торговцев, — но и что с того? Мы знаем, что произошло в Аквинте. С ее виноградников больше не выжмешь ни капли вина.

— К сожалению, это так, — подхватила Марьят. — Но я позвала вас, джентльмены, чтобы сообщить, что у меня есть полный фургон самого лучшего аквинтского вина и оно благополучно доставлено сюда, в Санктуарий!

Торговцы сразу же поняли, к чему она клонит. Они прекрасно знали, что каждая бутылка редкого, а теперь просто бесценного вина пойдет на аукционе на вес золота. Сообщить им, что в городе находится целый фургон этого вина, все равно, что сказать кому-нибудь, что на заднем дворе лежит огромная куча денег, бери — не хочу. Даже Бакарат, который знал о цели собрания (или думал, что знал), впечатлялся.

— Значит, вы хотите, чтобы мы организовали торги и продали ваше вино? — с надеждой спросил один из купцов.

— Да, но это еще не все, — ответила Марьят. Настало время раскрыть план, рассказать, почему она решила приехать именно в Санктуарий. Она мысленно помолилась, перед тем как выложить карты на стол перед этими прожженными дельцами.

Бакарату стало совсем нехорошо. Мало того, что эта старая мышь юркнула в норку и закрылась Факельщиком как щитом.

Так она еще и предлагает новый план! Его загребущие лапы не могли больше удерживать контроль за ситуацией.

— Минутку, — возразил Жаба. — Вы хотите, чтобы мы помогли вам продать это вино, или нет? Ну? Давайте-ка решим этот вопрос, время дорого.

— Прекрасно, — ответила Марьят. Она сохраняла спокойствие и рассудительность, чего нельзя было сказать о толстом торговце.

— Я привезла в город не только запас вина.

Ранканка выдержала паузу. Они уже были послушны как ягнята. И недоумевали, какое же еще сокровище она ухитрилась привезти с собой. Все подались вперед, почти привстав с кресел.

Факельщик был невозмутим, он уже все знал.

— Во втором фургоне я привезла пятьсот виноградных лоз самого лучшего винограда Аквинты. Их выкопали и подготовили к перевозке. Через полгода они принесут урожай, из которого можно будет давить вино. Через три года мы уже получим первый результат. А пока будем постепенно распродавать вино в бутылках, которые я захватила из Аквинты в качестве начального капитала.

Марьят прервалась, чтобы они хорошенько обдумали ее предложение. Она знала, что Факельщик уже на ее стороне. Пятеро торговцев задумчиво переглядывались. А Жаба тряс жирными щеками в бессильной ярости. Казалось, он вот-вот заквакает. Он не мог снести того факта, что его перещеголяла какая-то баба.

— Вы с ума сошли! — выпалил он, вставая и отдирая кресло от обширного зада. — И вы тоже будете сумасшедшими, если примете на веру этот идиотский план. Она хочет выжать из вас побольше денег, прикрываясь дурацким предложением, а что дальше? — Он повернулся к Марьят. — Что мы получим за наши денежки? Жди три года и получи шиш, когда ваша затея с треском провалится!

— Прошу вас, Жа.., то есть господин Бакарат, успокойтесь.

Мое дело гарантирует прибыль. Это дело всей моей жизни, и я предлагаю вам принять в нем участие с самого начала. Начальный капитал мне нужен для покупки земли, необходимого оборудования и найма рабочих. У меня на руках вино и лоза для будущей плантации. Я предлагаю вкладчикам сорок процентов прибыли в первые пять лет, когда вино можно будет пустить в продажу. И столько же процентов — с суммы, вырученной за вино, которое я привезла в бутылках. В течение всех трех лет. Господа, не упустите свой шанс.

— С чего вы взяли, что сможете управиться с плантацией? — воскликнул Бакарат.

— Дело в том, что вместе с мужем я управляла самой доходной и самой лучшей плантацией — Аквинтой! — парировала Марьят. — Как вы думаете, кто помогал моему мужу вести хозяйство все эти годы? Мне приходилось самой вести дела, когда он надолго покидал провинцию по делам.

Остальные торговцы были положены на обе лопатки.

— Это безумие, вот увидите, — твердил Бакарат, вмиг лишившись собственного рассудка. — В Санктуарий нет места для плантации!

— Да, в городе его нет, — согласилась Марьят. — Но за городом лежит пахотная земля, отдыхавшая несколько лет. Я проверила почву и нашла подходящие участки на холмах в заболоченной местности. Там виноград будет получать достаточно солнца и влаги.

Она обратилась к карте, которую нарисовал Келдрик, и показала купцам, где именно она разместит плантацию.

— Это же государственная земля! — завопил Жаба. — Вы не сможете купить ее даже за все ваше вино!

— Откровенно говоря, — вступил в разговор Молин Факельщик, — она вполне может расплатиться за землю налогами с дохода. Как министр, заботящийся о рациональном использовании земли, я не вижу причин отказать госпоже Марьят. Мне известен план этой леди, и я готов оказать ей содействие от имени принца.

Кто меня поддержит?

Все купцы, как один, поднялись и громогласно заверили, что они вступают в дело.

Бакарат посинел.

— Имейте в виду, — пригрозил он компаньонам, — если вы подпишете соглашение с этой бабой, вы об этом пожалеете!

— Господин Жаба! — презрительно произнесла Марьят. Толстяк обернулся, не веря собственным ушам — она что, посмела его так назвать? — Вы заставляете меня предпринять некоторые неприятные меры, которые я откладывала до окончания собрания.

Но ваша нетерпимость и ваши угрозы не оставили мне выбора.

Она распахнула дверь и промолвила в сторону холла:

— Капитан Уэлгрин, будьте так любезны пройти сюда.

Последний козырь Марьят в лице офицера городской стражи вошел в комнату. За Уэлгрином следовали двое мужчин. Один из них поддерживал менестреля Синна, едва передвигающего ноги.

— Капитан, выполняйте свой долг. — Марьят отошла в сторонку, а Уэлгрин подступил к онемевшему Бакарату.

— Купец Бакарат, я беру вас под стражу по обвинению в попытке похищения детей и вымогательства.

Впервые Жабу охватил ужас.

— Не имеете права! — заныл он. — У вас нет доказательств!

— Господин Синн, — спросил Уэлгрин, — вы подтверждаете, что являлись свидетелем разговора между Бакаратом и тремя преступниками, которые сейчас находятся в тюрьме, во время которого вышеупомянутый Бакарат нанял их для похищения внуков Марьят?

— Подтверждаю, — выдавил Синн сквозь стиснутые от боли зубы. Хотя его ребра перебинтовали и смазали бальзамом, ему придется несколько недель поваляться в кровати. Но он настоял на своем участии в спектакле под названием «арест Жабы».

Бакарат наконец-то осознал свое полное поражение. Он замолчал и повесил голову. Стражи Уэлгрина связали ему руки.

Выходя из комнаты, Жаба поднял свою уродливую голову и бросил на Марьят полный злобы и ненависти взгляд.

Этот взгляд лучше иных слов говорил о том, что он не успокоится, пока не расквитается с победительницей.

— Не волнуйтесь по поводу этой туши, госпожа, — сказал Уэлгрин, выталкивая Бакарата из комнаты. — Он надолго составит компанию тюремным крысам. Надеюсь, они не слишком испугаются такого соседа.

Уэлгрин и его люди вывели арестованного. Потом пришла Даней, жена хозяина гостиницы, и помогла Синну вернуться в свою комнату.

Марьят повернулась к торговцам.

— Итак, друзья, не пора ли нам выпить в честь картели «Аквинта»?

Все радостно согласились. Вошли Дарсия и Тимок, неся бутылку прекрасного аквинтского вина. Договор скрепили тостом.

Потом лорд Факельщик представил более официальное соглашение, под которым подписались все торговцы.

Так был создан и зарегистрирован картель «Аквинта».

В Санктуарии стоял чудесный весенний день, когда Марьят и трое ее внуков осматривали землю, приобретенную картелем «Аквинта».

— Здесь работы непочатый край, — обратилась Марьят к Келдрику, Дарсии и Тимоку. — Но мы никогда не боялись тяжелой работы. На этой земле мы построим новую Аквинту.

Она задумалась.

— Келдрик, — сказала ранканка, разворачивая мальчика лицом к себе. — Ты глава нашей семьи. Ты должен научиться управлению, как научился быть мужчиной. Я знаю, ты сумеешь, потому что ты истинный сын своего отца и деда.

Она помолчала, глядя на амбар внизу. Скоро его перестроят под усадьбу, которая станет для них домом. Как и роскошный особняк, который снял им лорд Факельщик.

— Дети, это наш дом. И наша виноградная плантация, где мы будем собирать наш виноград. Мы отстроим все заново, с самого начала.

Над Санктуарием разгоралась заря нового дня. Дня, в котором жила надежда.