Восхождение миротворца

Глава третья. Новый поход

Утром следующего дня Марк подъехал к дому Иалема. От Великого торгового тракта со всеми корзинами и свертками его подвез на колеснице посыльный королевы. Сама владычица торопилась в южную столицу и решила в Зеленую идиллию не заезжать.

— Маркос! Наш Маркос вернулся! — первой выбежала навстречу Флоя, сияя радостью.

Следом появились Харис и Никта, а за ними неспешно вышли Иалем и Калиган.

— Он победитель! Маркос — победитель Светлой арены! — широко улыбаясь, возликовала Флоя, сразу догадавшись о его победе. — Мы верили, верили! Хвала Всевышнему за тебя!

— Ты победил серых магов?! Славно! — обрадовался Харис.

— Наконец-то ты опять с нами, — улыбнулась хранительница.

Выгрузив вещи из колесницы, Марк поблагодарил посыльного и принялся раздавать подарки. Приняв радужный браслет, Флоя возрадовалась настолько, что запрыгала вокруг Марка, не переставая восхищаться переливающимся светом украшения. Хранительница, улыбаясь, приняла такой же браслет, сразу перемигнувшись с Флоей солнечными зайчиками.

— А это от Автолика, — передал Марк кожаный сверток.

Хранительница была рада как никогда. Двенадцать новых метательных кинжалов из отличной стали, с чуть изогнутым лезвием длиною в ладонь и костяной утяжеленной рукояткой. Кинжалы находились в узких чехлах широкого пояса, удобно затягивающегося ремешками на талии. По четыре кинжала крепились на бедрах, и по два — чуть выше колена. Каждая рукоять была украшена мерцающим полудрагоценным камнем: по этому мерцанию опытный глаз хозяина всегда найдет свой кинжал даже в полной темноте.

С победным ликованием Харис взял из рук Марка плащ, а получив к нему еще и две белых рубашки, побежал переодеваться. Его штопаная-перештопанная рубаха с заплатами годилась разве что на тряпку. Калиган взял флягу без всяких эмоций, если не считать его пожизненной, ничего не выражающей полуулыбки; пробормотал что-то вроде «любопытно» и застегнул подарок на поясе. Ну а Иалема, взявшего в руки горшок с саженцами, Марк впервые увидел с загоревшимися жизнью глазами. Обнимая саженцы, Иалем поспешил в сад присматривать для них достойное место, дрожащим голосом повторяя: «Мелисская роза, вот чудо! Помыслить только, мелисская роза!»

Марк сам занес корзины с фруктами и сластями в дом. Сняв крышки с корзин, он убедился, что торговцы не обманули. Корзины из неувядающего плюща сохранили все в свежем виде, из них веяло душистой прохладой. Этими гостинцами друзья и отметили возвращение Седьмого миротворца. То, что Марку было не под силу съесть и за неделю, ушло за каких-то полчаса. Огненного цвета персики, белый и черный виноград, душистая айва, финики и абрикосы вместе с другими фруктами и разнообразными сластями стали роскошным обедом для шестерых друзей. Во время того, как Марк рассказывал о поединке с серыми магами, Харис и Флоя восторженно поддакивали, а хранительница, выступавшая раньше против турнира, благосклонно кивала головой. Калиган же постоянно щурил глаза, покачивал головой, но… молчал.

Выждав момент, чтобы остаться с Иалемом один на один, Марк протянул ему пять золотых монет, по десять динаров каждая.

— У меня к вам большая просьба, брат Иалем. Отдайте эти деньги владельцу «Четырех бочек». А то мне не хочется там показываться, — добавил он, вспоминая черную стрелу.

— Но Ортос говорил, что ваш долг всего тринадцать с половиной динаров.

— Остальное пусть будет платой за драку с изолитом.

Старик с пониманием взял деньги. Марк, порывшись в мешочке, извлек крупный сверкающий изумруд.

— Возьмите, это для Храма призвания. Я должен был уплатить за ремонт крыши.

Здесь уже Иалем не мог не удивиться.

— Это… это очень дорогой камень.

— Я знаю. Потому и отдаю его вам. Брат Ортос одобрил бы мое решение.

Иалем принял дар дрожащими руками и бережно завернул в маленькую вышитую салфетку, прошептав, что завтра же отнесет камень на совет старейшин. Поврежденную во время нападения арпаков крышу уже починили, так что старейшинам придется хорошо посоветоваться, на что потратить драгоценный камень.

А вечером у старой яблони в саду Марк рассказывал хранительнице историю Амарты, услышанную от королевы, а потом внимательно слушал рассказ Никты.

— Прежде всего, мы с Флоей опросили тех крестьян, которые видели человека, бежавшего через поселок в ночь убийства Ортоса. Убийца действительно очень похож на тебя, потому Теламон и решил, что это ты покушался на жизнь Ортоса. Значит, убийцей был кто-то, кто очень хотел, чтобы тебя обвинили в убийстве. Мы проследили весь путь бежавшего убийцы. Он должен был выбежать к Храму призвания, но люди там никого не видели. Он словно растворился в воздухе. После этого следопыты Теламона прочесали весь поселок и никого не нашли. Следы убийцы заканчивались перед храмом. Растворяться в пространстве смертные не могут, а это был человек.

— Кто он? — настороженно спросил Марк.

— Ответ мы надеялись получить в Храме призвания. Имя моего отца и уважение к покойному Ортосу открыли мне двери в храмовую библиотеку. Из рукописей я узнала о Проклятии, настигающем каждого, кто принимает призвание и путь миротворца…

— Что ты узнала о Проклятии? — взволновался Марк.

— Оно трудно поддается пониманию. Наверное, пророчество Эйренома открыло тебе больше… — проговорила она как-то неловко.

— Но какая связь между Проклятием миротворцев и убийцей Ортоса?

— Прямая. Убийца и Проклятие — звенья одной цепи, — хранительница пытливо поглядела на него. — Я ничего не могу понять, потому что не знаю твоего пророчества.

Смущенно нахмурив брови, Марк задумался. Епископ предупреждал его, чтобы он никому не разглашал пророчества, кроме королевы, но разве хранительнице нельзя доверять? Разве не приходила она на помощь, когда ему грозила гибель, разве не защищала его?

— Я расскажу тебе, слушай, — решился Марк. — Только учти, никому ни слова.

Она кивнула с заметной иронией:

— Только труп умеет хранить тайны лучше хранительницы секретов. Да и то не всегда, если верить рассказам о некромантах, способных допрашивать мертвых.

Стихи пророчества хранительница слушала внимательно и даже взволнованно. По ее проницательным глазам Марк догадался, что повторять дважды не надо: она сходу запомнила все до последнего слова. Но даже ее деловитая сосредоточенность не скрыла сильного волнения, охватившего Никту, словно сбывалась ее давняя мечта.

— Я призван возродить путь миротворцев, — сказал Марк. — Для этого мне и предстоит идти в Амархтон к Башне мрака. Но прежде я должен разгадать тайну Проклятия. И понять, что за зло воплотилось в Белом забвении по моей вине.

Хранительница глубоко вздохнула, взглянула на вспыхнувшие в небе звезды и сказала:

— Кое-что я теперь понимаю. Из летописей я узнала, что Третий миротворец, незадолго до своего безумного похода на Амархтон, столкнулся в жестокой схватке с неким человеком или нечеловеком, обладающим лишь одной половиной лица. Поединка никто не видел. Сражавшихся окутала пелена магического тумана, которую никто из меченосцев Третьего не мог преодолеть. Они ждали его долго, и он вернулся. Измененный. Он всегда слыл жестоким военачальником, но то, что он начал совершать после того дня, привело в ужас всех его сторонников. Жажда власти затмила в нем все человеческие чувства. Если бы гордыня не бросила его на амархтонские стены, его меч вскоре обратился бы против Южного оплота… О кончине Четвертого и Пятого миротворцев ничего не известно, но летопись о Шестом снова упоминает о человеке с половиной лица. Шестой тоже встретился с ним и тоже бился, скрытый от своих друзей пеленой непроходимого тумана… А потом оказалось, что он убил сам себя, бросившись на свой меч.

— О чем это нам говорит?

— Ясно одно: миротворцам, уцелевшим от врагов, предстоит встреча с человеком, у которого скрыта половина лица.

— Кто он? Он служит Амарте? — поспешил с выводом Марк.

— Мы не знаем, кому он служит. Но он гораздо опаснее Амарты. Черная колдунья может только убить, а способности этого человека простираются куда дальше простого убийства.

— Некромант… — прошептал Марк.

— Нет, не думаю, — попыталась упредить его опасения хранительница и при этом неудачно, неестественно улыбнулась. — Он еще слаб. Даже слишком слаб, если прибегает к такому средству как самострел с отравленными стрелами. По всем его поступкам, еще тогда, когда он стрелял в вас с Ортосом у «Четырех бочек», я поняла, что он остерегается тебя. Остерегается и выжидает. Пока не найдет свой источник силы.

— Где этот источник? — встрепенулся Марк.

— В тебе, — промолвила хранительница, погруженная в свои мысли. — Не знаю почему, но я это чувствую. То, что он ищет — находится в тебе. В твоей душе. Храни себя от зла внутреннего, тогда и зло внешнее не прикоснется к тебе, говаривал Ортос.

— А если у меня не хватит сил?

— У тебя есть Тот, к кому всегда можно прибегнуть. Наш Спаситель.

Она отвернулась и зашагала к дому. Уловив перед этим движение ее губ, Марк мог поклясться, что она повторяет услышанные от него стихи пророчества. И проникает в их смысл гораздо глубже, чем он сам.

Марк менялся с каждым днем. Победа на Светлой арене дополнила чувство уверенности, рожденное в нем после похода в поместье Амарты: он может побеждать в этом мире, может совершать подвиги. Но одной уверенности было недостаточно. Стоило ему только задуматься о своей миссии, как его снова охватывали мрачные чувства. Страшный образ Амархтона, с которым связывала его судьба, не давал покоя, отгоняя всякие мысли о героизме и отваге. Страх перед смертью Марк побороть не мог. Какими наивными ему казались слова людей, заявлявших, что не боятся смерти! Они никогда не стояли перед ней, никогда не чувствовали ее дыхания. Они были готовы к опасности только тогда, когда находились от нее на почтительном расстоянии.

«А смерть далеко не самое худшее, что есть в этом мире…», — помнил Марк.

У него оставалось недели три до того дня, когда королева пригласит его на совет военачальников. Калиган не скрывал своего желания использовать это время для учебы и принялся учить его разнообразным техникам боя. Марк начал учиться с охотой, обнаружив, что давно не держит на учителя обиды. Поначалу его немного раздражало, что Калиган заставляет его тренироваться на палках вместо мечей, но после первых занятий признал, что тот прав. Методы учебы Калигана были жесткими. Он бил по ногам, плечам, нисколько не церемонясь. Будь у него в руках меч, первый же поединок окончился бы увечьем. А на теле оставались синяки и ушибы не только от изворотливых ударов учителя. Не раз Марк попадал сам себе по ноге, по голове и даже по спине — это Калиган демонстрировал обманные приемы, как обращать силу противника против него самого.

Но Марк ни о чем не жалел, потому что все усилия были оправданы. За первую же неделю занятий он узнал довольно много. Калиган был действительно искусным учителем. Он объяснял и показывал все: от того, как сгибать ногу в колене перед схваткой — до сложного приема против трех противников сразу. Каждый удар, каждый блок, каждое движение в бою требовало определенного настроя разума, обострения внутренних чувств, железной воли и чуткого сердца — Калиган разъяснял и это, впрочем, повторяя слова хранительницы, что всякий воин может достичь великого мастерства только своим путем. Подражание кому-то никогда не принесет победы.

Нередко к ним с Калиганом присоединялся Харис и тогда возле дома Иалема раздавался его воинственный клич: «Лежи и не рыпайся! Сам напросился!»

С хранительницей Калиган не тренировался и почти не разговаривал. Разрешив Флое учиться у Калигана тому, чему не могла научить сама, Никта сторонилась учителя-следопыта, будто таила на него давнюю обиду. Калиган тоже не проявлял к ней особого уважения. Стоило Марку рассказать об уроках антимагии, как учитель пренебрежительно рассмеялся:

— И это все, чему научила тебя лесная нимфа? Слушай меня. Отражать такого рода заклятия может любой начинающий рыцарь-южанин. Ты хоть знаешь, какие есть у черных магов смертельные заклятия?

— Знаю, — вызвался Марк, — Заклятие крови, Дух смерти…

— И все? А сводящие с ума?

— Голос безумия, Вихрь старости… — назвал Марк, вспоминая рассказы хранительницы.

— Тоже все? И как я догадываюсь, твоя хранительница не учила тебя способам защиты от них.

— Так, быть может, ты научишь? — едко попросил Марк.

— Жизнь научит, — буркнул Калиган, но согласился. Опытный глаз учителя-следопыта ясно говорил, что подобное оружие черных магов, увы, не редкость. — Голос безумия. Сгусток магии, сотканный из мучительных голосов безнадежных безумцев, лишенных рассудка и воли. Затягивает шею как петля, в глазах меркнет свет и все происходящее вокруг кажется безумием. Жуткое заклятие. Не отпугивающее, не устрашающее, а именно сводящее с ума. Кем бы ты ни был, если не воспротивишься ему — станешь беспомощным умалишенным, вопящим от необъяснимого ужаса. Бессильный, обреченный, хуже чем мертвый — тот, по крайней мере, в последние секунды осознает свою смерть. Для тебя же не существует ни реальности, ни нереальности. Ты еще живешь, но твой рассудок уже за гранью бытия.

Калиган взглянул на Марка серьезным взглядом своих вечно прищуренных глаз, подчеркивая, что он не шутит и не преувеличивает.

— Это тебе не магические молнии — щит или меч тебя не прикроют. Ты и только ты сам можешь защитить свой разум от вторжения. Ясность ума. Ясность как безоблачное небо. Истина. Истина Неба, пронзающая твой разум чистотой мысли и незыблемой верой — вот, что защитит тебя от Голоса безумия. Очень, очень тонкая работа над собой, требующая упорства в очищении своего ума. Что ты там еще называл?

— Вихрь старости, — напомнил Марк.

— О, одно из самых изощренных изобретений черных магов! Помимо всей магической дряни, главный компонент — неосмысленный ужас человека, боящегося старости больше смерти. Едва заклятие касается твоего тела — часть кожи сворачивается глубокими старческими морщинами. Тебя охватывает ужас преждевременной старости. Чем глубже ты впускаешь его в душу, тем больше и больше расползаются по твоему телу морщины, слабеют мышцы, дряхлеют суставы, седеют волосы. Крепкий здоровый юноша превращается в дряхлого старика, чьи дни уже сочтены. Да, хлебнули мы горя от этих заклятий, пока кое-кто умный не открыл нам секрет защиты, позаимствованный у отшельников Ордена посвященных.

— Что за секрет? — поторопил Марк, не любивший привычку Калигана затягивать с объяснением способа защиты.

— Опять-таки, не щит и не меч. А готовность принять старость как неизбежную реальность земной жизни.

— Поддаться заклятию? — поразился Марк.

— Нет, победить страх перед старостью. Нет страха — нет и силы, вызывающей старость. Все просто, так ведь, ученик?

С Флоей Калиган занимался отдельно, здесь Марк мог быть только слушателем. Он и слушал с интересом пояснения Калигана о том, как находить след, как читать по следам происшедшее, как пробираться незамеченным в города и замки; ходить бесшумной поступью, сливаться с темнотой, находить и обезвреживать механические и магические ловушки и еще много чего интересного, чему Марк и сам был бы не прочь поучиться. Но всеми науками в такой короткий срок не овладеть, хорошо бы хоть мечом овладеть на среднем уровне — это Марк понимал.

А с мечом у него получалось все лучше и лучше. Он осмелел настолько, что однажды утром предложил показать хранительнице пару приемов. Она рассмеялась:

— Ты уже сам хочешь учить других? Неужели Калиган превзошел самого себя и сделал из тебя учителя?

— Нет, но обойти твои обманные трюки я способен.

Это уже был вызов. Хранительница жестко улыбнулась и выхватила меч, Марк увидел, что ее глаза вспыхнули воинственным огнем. Ему почудилось, что она видит в нем не просто способного ученика, а серьезного соперника. Ее застывшая стойка с поднятым мечом на уровне глаз выражала боевое хладнокровие; она готовилась не к игре с учеником, а к поединку.

Марк первым сделал широкий взмах, но зная, что она попытается уклониться, не завершил намеченный полукруг. Размашистый удар обратился в колющий выпад. Прием этот получился столь стремительным, что Марк испугался за хранительницу. Однако она отразила его меч вверх, чуть присев, а затем совершила ответный выпад, нацеливаясь острием в грудь. Марк отпрыгнул, успев при этом сделать блок.

— Проворен, барс! — похвалила его хранительница, но Марка это не порадовало. В ее голосе не было опасения или же она его тщательно скрывала.

Сосредоточившись, Марк приготовился к новой атаке, но хранительница его опередила. Ее легкий меч налетел на него чередой свистящих ударов, не сильных, но быстрых как молния. И все же Марк не зря учился у Калигана отражать удары. Он отступал, тем самым не имея возможности вложить в свой меч всю силу, но зато выставлял им блоки настолько живо, что ни один из ударов хранительницы не поставил его под угрозу. Наконец хранительница нанесла чувствительный удар по кончику Логоса, отведя его в сторону, а вслед за тем, крутанулась слева от Марка и в мгновение ока оказалась за его спиной. Марк досадно вздрогнул, когда ее меч плашмя хлопнул его по спине. У хранительницы по-прежнему хватало мастерства, чтобы иметь над ним значительное превосходство.

— Падай. Ты встретился с вечностью, — приказала она с победной нотой. И не дожидаясь пока Марк покорится, ловко ударила его ногой под колено — под одно, затем под другое.

Повалившись на спину, Марк постиг: сколько бы приемов он ни выучил, какой бы сноровки ни набрался, ему не превзойти хранительницу. Он учился у других людей, а она училась у жизни. Он перенимал мастерство у других воителей, а она черпала мастерство из себя. Он следовал правилам боя на мечах, она же не придерживалась никаких правил. «Гораздо надежнее сражаться своим незнанием, чем чужим опытом. Найди свой путь меча», — повторяла она ему.

Поднимаясь, Марк увидел Калигана и Флою. Учитель неторопливо подходил к нему и поглядывал крайне неодобрительно.

— Разве я позволял тебе заниматься с боевым оружием?

— А ты считаешь, что палкой у него получится лучше? — вставила хранительница, убирая меч в ножны.

Калиган поглядел на нее взглядом рыцаря, которому бросили вызов.

— Мечи, в отличие от палок, имеют ту особенность, что наносят опасные раны. Порой, смертельные.

— В настоящем сражении у наших врагов не палки, а оружие, — возразила хранительница с такой дерзостью, будто действительно бросала вызов одному из лучших учителей. — …А твои ученики не в силах защитить себя от простого вихревидного изворота, — добавила она, намекая на свой последний маневр.

— Ты бы еще с нею сошлась в поединке, — едко бросил Калиган, кивнув в сторону Флои.

— Твой ученик сам решил показать свое мастерство, — нашлась хранительница.

Учитель молча отобрал у Марка меч, сунул ему в руки учебную трость и взял у Флои другую.

— Повтори ее атаку, — низким тоном приказал он, лениво заняв боевую позицию.

Представив себе в уме маневр хранительницы, Марк сосредоточился, стараясь, чтобы его действия были максимально быстрыми. Он с силой ударил по кончику выставленной трости Калигана, крутанулся слева от него и, оказавшись за его спиной, нанес удар. Учитель прикрылся, не оборачиваясь, почти незаметным движением. А затем — подбил его оружие вверх и ткнул в грудь, отчего Марк снова рухнул на спину.

— Убедился? Вихревидная тактика была придумана лишь для женщин. И отражается она — всего тремя движениями. Первым — закрываешь спину, не теряя времени на разворот. Вторым — бьешь что есть силы по мечу врага снизу. А третьим — наносишь прямой колющий выпад.

Калиган поглядел на хранительницу, словно отвечая на ее вызов: «как ни крути, лесная нимфа, а все равно проиграешь».

Поднимаясь и отряхивая одежду, Марк недовольно хмыкнул. Противостояние Никты и Калигана в таком тоне его изрядно задело.

— Такие умные, да? Я вам не орудие для состязаний. Если хотите выяснить, кто из вас способнее, то, может, обойдетесь без моего участия?

Марк перевел взгляд с учителя на хранительницу, всей душой желая, чтобы они согласились на поединок друг с другом. Но они одновременно рассмеялись, сделав вид, что восприняли его слова как шутку. Лишь спустя минуту Марк понял, что они ни за что не станут состязаться. «Ты не ровня опытному учителю, Никта, несмотря на всю свою гибкость и ловкость, — проговорил Марк в мыслях. — А ты, Калиган, слишком высокого мнения о себе, чтобы снизойти до поединка с лесной нимфой».

В свободные от учебы дни, когда Калиган уходил по своим делам, Марк сосредотачивался на другой цели. «Найди свое призвание. Продолжай идти путем миротворца», — завещал епископ Ортос перед смертью. Где искать? Марк не придумал ничего лучшего, как исследовать историю предыдущих миротворцев. Начинать следовало с пророчеств, изреченных о каждом из них. Поведать Марку о них мог только пророк Эйреном.

Препятствия возникли сразу. Попросив хранительницу помочь ему, Марк неожиданно для себя натолкнулся на неприятие.

— Зачем тебе это? — холодно спросила Никта.

— Я ищу свое призвание. Пророчества и судьбы шести миротворцев многое бы мне открыли.

— Тогда я не могу тебе помочь. Каждый ищет и находит свое призвание сам. Таковы законы вселенной.

Сказав это, хранительница резко отвела от него взгляд, будто боялась, что он прочтет в ее глазах некую тайну.

Он отправился к пророку один. В Храме призвания его приняли, душевно поблагодарив за драгоценный камень, выручку за который старейшины решили использовать для пристройки к храму. Слухи о грядущей большой войне приводили в храм все больше людей из Зеленой идиллии и окрестных селений.

Эйренома в храме не оказалось. Марк был уверен, что пророк постоянно сидит в келье, и сильно ошибся. Старик ушел в пустыню Фаран. Марку сказали, что пророк часто уходит; никто не знает зачем и на сколько времени. Порой на неделю, порой на целый год.

Пришлось довольствоваться теми скудными сведениями о миротворцах, какими поделился с ним когда-то епископ Ортос. Судя по его рассказам, только первые два миротворца исполнили свое призвание и дожили до глубокой старости. С последующими сложилось не так славно: Третий погиб в схватке с черным драконом, Четвертый и Пятый сгинули в Белом забвении, а Шестой пал в поединке с неведомым врагом. За Третьим шли тысячи, за Четвертым сотни, за Пятым десятки, а за Шестым единицы. Путь миротворца становился все менее популярным в Каллирое.

День и ночь обдумывая эти судьбы, Марк не нашел ничего, что пролило бы свет на его миссию. Ясно одно: она накрепко связана с Амархтоном. Марк решил поискать с этой стороны. Перебирая в уме всех, кто бы мог ему рассказать о Падшем городе, он недовольно заключил, что не обойдется без помощи Калигана. Иалема было трудно разговорить на больную тему, Харис и Флоя были не слишком сведущи в истории, а хранительница отказалась ему помогать.

Калиган оказался более благосклонным. За ужином, когда все были в сборе, он согласился рассказать историю падения города.

— Я постоянно слышу об Амархтоне. И пророчество Эйренома гласит о нем. Почему все сводится к этому городу? — спросил Марк.

— Потому что именно через Амархтон в Каллирою пришли силы Хадамарта, и через него должны быть изгнаны вон, — ответил Калиган, что-то напряженно вспоминая. — Гесперон или Город вечерней звезды пал сорок лет назад. В этот год в город вошла армия Хадамарта, но на самом деле Гесперон попал под власть Темного Владыки гораздо раньше.

— Я слышал, Амархтон когда-то был аделианским городом? Как могло случиться, что власть перешла к Хадамарту?

— Для аделианских властей цена договора со злом оказалась выше цены верности. Веками Гесперон был неприступной твердыней, удерживающей полчища нечисти с юга. Вот Геланор, последний король Амархтона, и решил, что вся Каллироя обязана своим благополучием только ему. Гордость ослепляет. Король и его советники перестали слушать голос Совета епископов Морфелона и своих пророков. Голос толпы, жаждущей сиропа вместо лекарств, стал важнее. Король упразднил аделианские школы, где каждый мог получить образование. Различные магические гильдии с юга и запада воспользовались этим и приоткрыли свои школы, привлекая массы людей обещаниями силы, знания и удовольствий. Аделианские храмы перестали учить людей, в них остались мертвые ритуалы. Аделиан никто не преследовал — их просто не слушали. Путь истины больше не удовлетворял развращенные сердца, людям хотелось сверхзнаний, чего-то тайного, непостижимого для смертных. Черные маги различными ухищрениями пробились в советники короля. Дошло до того, что им позволили построить в городе свои жертвенники. К тому времени город окончательно погряз в грехе. Ради своего блага, ради жажды стать независимыми от других, люди убивали на жертвенниках даже своих детей. Авторитет магов, особенно черных, резко возрос — люди получали от них все, чего жаждали их грешные души. Пьянство, растление, кровавые зрелища стали нормой жизни, породив ненависть ко всему чистому и святому. Примирив людей со служителями тьмы, король Геланор поссорил их с Творцом.

Вскоре жизнь города начала выходить из-под контроля властей. Кровавые игрища перенеслись с арен на улицы. В разных кварталах то и дело вспыхивали пьяные восстания. Начались поджоги и погромы аделианских кварталов. Все это происходило не без участия магов, тайно прислуживающих Хадамарту, которые уже расположили к себе часть горожан. Все шло к кровопролитной междоусобной войне — ее король Геланор боялся больше смерти. К счастью для города, магам эта война тоже была не нужна. Они убедили короля отречься престола и передать власть городскому совету. Так пришли к власти маги разных гильдий, объединившиеся в правящее собрание, именуемое Темным Кругом. Через них и правит Амархтоном его настоящий правитель — Хадамарт. После прихода к власти магов бунты и смятения быстро улеглись, волнения в народе прекратились. Город поглотили чары равнодушия.

Ныне одна половина города изнывает от нищеты, другая — от болезней. Нищие думают, что станут счастливыми, когда станут богатыми, а богатые думают, что станут счастливыми, когда избавятся от своих язв. В поисках избавления и те, и другие обращаются к колдунам и жрецам Амартеоса, лишь усугубляя свои беды. Они ослеплены, помочь им прозреть некому. В городе есть аделиане, но их немного. Изменить город можно, но прежде нужно сокрушить власть Хадамарта — захватить дворец Аргос и Башню мрака.

— Башня мрака, — произнес Марк, вспоминая стихи пророчества.

— Битва будет жестокой, королеве следует приготовиться к большим потерям. Грехи людей придают огромную силу даймонам, архидаймонам, драконам и прочим порождениям тьмы. Гордость, ненависть, зависть… а наипаче всего — равнодушие, которым порабощены жители Амархтона. Никакие удовольствия не могли принести им радости: ни вино, ни разврат, ни колдовство. Безразличны они и к Пути истины. Так что, даже если мы возьмем город, в дальнейшем нам предстоит нелегкая миссия: победить человеческое равнодушие.

Вскоре ранним утром учитель растолкал Марка как по тревоге.

— Просыпайся, миротворец!

— В чем дело, — пробурчал Марк, недовольный прерванным сном, в котором ему снился родной мир.

— Вставай, вставай. Прибыл посыльный королевы. Сильвира приглашает тебя на Совет Армии Свободы.

Марк вскочил, пробудившись мгновенно.

— Вот как! Едем!

— Не так быстро. Соберись как в последний раз. Мы идем к самому краю бездны Гадеса.

— Не понял…

— Скоро начнется штурм Амархтона. Эпохальная битва изменит судьбу Каллирои. Твою судьбу тоже.

— Теперь понял.

Вбежала Флоя, одетая по-походному: длинная юбка из черных лоскутков кожи, плетеная жилетка и светло-зеленый плащ, в каком Марк видел женщин, служивших в Армии Свободы.

— Твоя одежда, Седьмой миротворец! — торжественно объявила она, сложив перед ним тунику, рубашку и плащ, выстиранные и просушенные.

— Спасибо Флоя, — улыбнулся ей Марк, благодарно осознавая, что не первый раз эта девушка стирает его одежду. Эта забота всегда поднимала настроение.

За ней вошел Харис, любуясь собственным мечом, перекованным после повреждения в поместье Амарты.

— Невозможно найти хорошего кузнеца, — проговорил он с досадой. — Чинить плуги, косы, лопаты — все мастера, а ковать боевое оружие разучились. Пришлось нести меч в гарнизон.

Долго собираться не пришлось, личных вещей у Марка было немного. Одевшись и обувшись, Марк сунул книгу в чехол на поясе и вышел во двор, где четверо друзей по очереди обнимали Иалема.

— Вы были добры к нам и оказали теплый прием вопреки воле некоторых людей, — пожал ему руки Марк. — Да продлит Творец ваши дни. И да благословит вас во всем.

— Вы мое благословение, — хозяин окинул благодарным взглядом Марка, Хариса, Калигана, Никту и Флою.

Провожал он их со слезами на глазах. Марк подумал, что эти слезы — выражение растроганных чувств человека, который провожает близких сердцу людей, но причина оказалась иной.

— Когда будете в Падшем городе… — прошептал Иалем, будто боялся, что его услышит посторонний. — Прошу вас… вы ведь знаете…

— Знаем, Иалем, — с понимающей улыбкой ответил Калиган. — Я передам твоей семье, что ты их помнишь.

Руки пожилого служителя задрожали, он потянулся к учителю, словно молил о спасении.

— Передай им… передай…

— Я знаю, что сказать им. Молись и верь. Придет время, и ты встретишься с ними.

Старая повозка, подаренная еще Автоликом, снова тронулась в путь, увозя друзей далеко за пределы Зеленой идиллии. Верный Скороног бежал резво, веселя Хариса, сидевшего на вожжах. Время от времени странствующий рыцарь свистел и улюлюкал, радуясь новому походу.

— Королева решила разместить армию как можно ближе к Амархтону и подальше от Анфеи, — пояснял Калиган. — В долине не осталось ни одного рыцаря. Несколько сот ополченцев для поддержания порядка не в счет. Так что ныне самое безопасное место в Каллирое — это лагерь Армии Свободы.

Через день они пристроились к армейскому обозу из Молодого клевера, небольшого воинского городка к югу от Зеленой идиллии, славившегося крупнейшей в северной Анфее крепостью и меткими лучниками. До переправы на другой берег реки Эридан они ехали три дня вдоль по течению. По реке проходила естественная граница с Амархтонским королевством, и места здесь были не слишком гостеприимными. По ночам приходилось выставлять караульных, так как помимо нечисти здесь обитали крайне опасные виды волков и медведей.

— Эх, нет с нами Автолика, — взгрустнул Харис. — Уж он подстрелил бы какой-нибудь дичи.

Нередко им приходилось объезжать заросли и овраги, которые казались Калигану подозрительными. «Там засада», — говорил он начальнику обоза, и тот поворачивал, не смея сомневаться в словах опытного следопыта. И правда, дважды им летели вслед стрелы и слышались крики обозных «Даймоны!», но врагов никто не видел, да и не собирался искать. Ни одна стрела так и не попала в цель, враги просто пытались как-то себя проявить. Скорее всего, это были бродячие банды арпаков.

Несколько раз обоз подъезжал к прибрежным деревушкам, но навстречу им всякий раз выходили старейшины и просили не приближаться к их селению, чтобы не навлечь беду. Начальник обоза не спорил, и на ночлег останавливались в чистом поле.

За садами Зеленой идиллии простирались луга с высокими травами, переливающиеся разноцветной мозаикой не менее высоких цветов. Но на четвертый день пути, когда друзья пересекли реку Эридан — радующие глаз пейзажи сменились серой степью и мертвым, высохшим лесом. Люди на дороге встречались нечасто, изредка попадались небольшие группки воинов-ополченцев, отставших от своих отрядов.

Путь от Зеленой идиллии до лагеря вблизи Амархтона занял шесть дней. Марк получил достаточно времени для раздумий и расспросов учителя обо всем, что касалось призвания миротворца. Но первое, что удивило Марка в дороге, так это встречные воины Армии Свободы, почтенно приветствующие Калигана. Многие вспоминали его участие в Лесных войнах, другие благодарили за науку в Школе рыцарей, а один лихой рыцарь вспомнил их совместную вылазку с Шестым миротворцем в одну из берлог нечисти в Спящей сельве. При этом Калиган неохотно заулыбался, а хранительница резко отвела взгляд, чтобы никто не прочитал в ее глазах что-то личное.

— Ты был знаком с Шестым миротворцем? — спросил Марк, украдкой следя за выражением ярко-синих глаз хранительницы.

— Я сражался с ним бок о бок, — поведал Калиган, не очень охотно. — Был одним из его немногочисленных сторонников. Мое следопытство — наследие наших с ним вылазок в Спящей сельве.

— Ты был с ним до дня его гибели? — Марк тайком глянул в глаза Никты и почти убедился, что в них промелькнул скрытый гнев.

— Нет, наши пути разошлись гораздо раньше.

— Вы поссорились? — Марк на этот раз просчитался, неосторожно вглядываясь в глаза хранительницы. Она это заметила и отвела взгляд с едва скрываемым возмущением.

— Мы расстались верными друзьями. Я не виню тех, кто сомневается в моих словах, — Калиган кивнул в сторону хранительницы, но она не пошевелилась. — Я верил, что мое мастерство больше пригодится в Южном оплоте, чем в Спящей сельве. В Школе рыцарей никто не учил следопытству и защите от магии. С моим приходом все изменилось. Два года преподавания — и обо мне услышала вся Каллироя.

— Почему ты оставил Школу? Ты хороший учитель, я столько узнала от тебя, — прощебетала Флоя.

— Я не оставил своего призвания, — ответил Калиган, поглядывая вдаль. — Я по-прежнему даю уроки в Школе рыцарей. Но теперь там есть новые учителя, некоторые из них — мои ученики, превзошедшие кое в чем своего учителя. Я же служу королеве посланником в переговорах с горными племенами. А кроме того, я теперь еще и проводник Седьмого миротворца, с которым собираюсь пройти все ловушки владык Амархтона… Никтилена! — добродушно обратился учитель к хранительнице, созерцающей голую степь. — Если ты считаешь, что я предал Шестого, то это еще не повод, чтобы не смотреть в мою сторону.

Хранительница не пошевелилась, но по ее голосу слышалось, насколько ей тяжело держать себя в руках:

— Я не вправе никого винить, Калиган. Да и какой смысл обвинять того, кто всегда прав?

— Дерзость — не лучшее доказательство своей правоты, — не меняя добродушного тона, ответил учитель.

— Ты прав. Печальные судьбы людей, оставшихся без опоры тех, кого считали друзьями — доказательство более убедительное.

— Жаль, жаль, — пробормотал учитель, с неискренней удрученностью. — Жаль, что нет с нами Ортоса и нам не услышать его мнение…

— Брат Ортос слишком любил и тебя, и Шестого, чтобы оскорбить своим мнением! — чуть не выкрикнула хранительница.

— Хочешь сказать, что он солгал бы?

— Друзья, друзья, не надо, верно! Зачем копошиться в прошлом, когда перед нами простирается такое дивное будущее! — заговорил Харис.

— Да-да, не будем о прошлом, — поспешил подхватить Марк. — Расскажи нам о Школе рыцарей, Калиган. Как там? Я бы хотел там учиться.

— У тебя есть лучшая школа — жизнь, — ответил учитель, отвернувшись от хранительницы, которая продолжала сидеть к нему спиной. — Этому учат и в Школе рыцарей. Поменьше сиди за скамьей, побольше странствуй — вот и вся учеба. Жизнь — это школа войны. Если будешь в Южном оплоте, то лучше погости в Элефирите.

— Элефирит! Крепость Свободы! — воскликнул Харис. — Славно, славно! Я мечтал там побывать.

— Крепость Свободы? — переспросил Марк.

— Морская крепость. Главная защита столицы со стороны Южного моря, — пояснил Калиган. — К ее постройке приложил руку сам принц Ликорей, наследник короля Агафира, основателя Южного оплота. В ней какое-то время учил людей Второй миротворец. В Элефирите было заложено основание будущей Армии Свободы — там впервые объединились аделиане разных орденов и храмов юга. Ее создавали люди, которые сумели победить себя — обрести внутреннюю свободу: от жажды власти, от гордости, от равнодушия, от злобы и страха. На том крепость и стоит. Там учат быть свободным. Свободным в мыслях, словах и поступках, свободным во всем, кроме греха.

— Ты сказал, там учил Второй миротворец. Можешь рассказать о нем больше? — попросил Марк.

— Второй миротворец был близким другом принца Ликорея, мужа будущей королевы Южного оплота…

— Я должна встретиться с королевой Сильвирой, — оборвала его хранительница, неожиданно взволновавшись.

— Встретишься, Никтилена, встретишься, — невозмутимо ответил учитель. — Сильвира хорошо знала твоего отца. Ей будет приятно увидеть его дочь. У тебя с ней схожие судьбы.

— Ой, расскажи нам о королеве! — закричала Флоя. — О ней столько слухов ходит в Анфее, просто чудо!

— А Маркос просил меня рассказать о Втором миротворце.

— И о других, если можно, — добавил Марк.

— Хм, что ж, придется начать рассказ о королеве с ее рождения, чтобы затронуть и первых миротворцев, — сказал учитель, поудобнее разваливаясь в повозке. — Она родилась в предгорной провинции Мельвии, что к западу от Анфеи, у подножия Диких гор. Ее отец Агафир был богатым аделианским князем, а мать Циана учила молодых девушек пению и танцу. В то время, когда рушилась старая власть Амархтона и восходила на трон новая, маленькая Сильвира жила беззаботной жизнью. У нее был удивительный голос, ее очаровательное пение каждое утро разливалось у истоков реки Эридан. Жители Мельвии восхищались чудесным голосом маленькой Сильвиры и верили, что, повзрослев, она будет петь при храме, прославляя своим даром Творца. Во времена ее детства Мельвия была самой благословенной долиной Каллирои: плодоносные сады давали по три урожая в год, жители обогащались, торгуя многочисленными изделиями из янтаря, который там был в изобилии. Благодаря ревнителям закона в крае ценились нравственность и мораль. Казалось, никакое зло не может проникнуть в людские сердца. Но после падения Гесперона язва греха проникла и в Мельвию — равнодушие, которым заражен сегодня весь Амархтон. Когда южане вместе с ополчением Амархтона готовились освобождать Падший город, жители Мельвии отказались от участия, поскольку не любили амархтонцев за дурной нрав. Когда полчища Хадамарта двинулись на южное побережье, мельвийцы снова отказались прийти на помощь: прибрежный народ они недолюбливали, да и опасались больших переселений в свою Предгорную долину. Когда участились набеги нечисти в Анфею и война подступила к самым границам Мельвии — и тогда мельвийцы не пришли на помощь соседям. Равнодушие ослабило их сердца. Когда нечисть вторглась в их Предгорную долину, помочь мельвийцам было некому. Изолиты и кровавые даймоны хаймары быстро подавили сопротивление Мельвии. Многих убили, многих увели в рабство. Плодоносные земли предгорного края отравили тельхерии — ядовитые растения, достигающие корнями подземных мертвых рек. Земля стала непригодной для посевов. Немало мельвийцев умерли от голода и от плодов оскверненной земли, среди них и мать Сильвиры, Циана. Покинувшие свой край мельвийцы поселились на южном побережье, но вскоре их племя разделилось. Часть их вернулась возрождать Мельвию, оскверненную тельхериями. Живут там мельвийцы и по сей день, в тяжелом труде добывая свой хлеб. Не так-то просто что-то вырастить на проклятой земле.

Другая часть мельвийцев, которых возглавил князь Агафир, осталась на берегах Южного моря. Вскоре они восстановили один из разрушенных Хадамартом городов, решив сделать его своей столицей. Создать на побережье могучий оплот аделианского воинства Агафира вдохновил Первый миротворец. Ему удалось примирить разрозненные племена побережья и сплотить их для постройки города. Агафир возглавил объединенные племена южан и всего за десять лет своего правления превратил полуразваленный город в великую столицу, названную Южным оплотом. Волны нечисти, напиравшие с Южного моря и с Амархтона, разбивались об него как о морскую скалу. Новые и новые провинции спешили присоединиться к рождающемуся королевству. Жители Гор южных ветров первыми приняли подданство Южного оплота. Владения нового королевства раскинулись по всей Анфее — до Скал ящеров. Агафир по праву стал королем Южного оплота. Но он не дожил до завершения строительства. У него было много недоброжелателей — Агафир пал жертвой дворцовых интриг. Не стану рассказывать эту темную историю. Он умер на глазах своей дочери Сильвиры. Ей тогда не было и двадцати.

После смерти Агафира Сильвира перестала петь. Те, что слышали ее последнюю песню на могиле отца, навсегда запомнили ее чудесное пение. Как единственная наследница Агафира, она должна была занять престол Южного оплота, но у нее не было ни сил, ни опыта. На трон взошел ее жених, а впоследствии и муж, принц Ликорей, сын прибрежного народа, чтящий Путь истины.

Это было время Второго миротворца. Ликорей часто приезжал к нему в Зеленую идиллию, прося совета, как примирить рассорившиеся аделианские ордены и храмы, как сплотить народ для противостояния Хадамарту, сила которого быстро росла. Своим примером Ликорей завоевал уважение южан и сумел объединить их против сил Хадамарта. Он был отважным военачальником, всегда первым шел в бой. Ему удалось одержать ряд блестящих побед и остановить бесконечные набеги на южное побережье.

В то время явился Третий миротворец. Он успешно руководил войсками, искореняя нечисть во всем Южном королевстве, взращивал новое поколение воинов-аделиан. Но люди больше помнят его неоправданную жестокость, чем заслуги. После того как Третий принял смерть от черного дракона, его Меч справедливости распался. Его ближайший соратник, молодой рыцарь Эфай, прозванный впоследствии Фосферосом, ушел в пустыню Фаран, намереваясь провести там всю жизнь. Но всего через полгода он вернулся. То, что он рассказал, подарило надежду тысячам аделиан. Орден посвященных, о котором ходило столько легенд, оказывается, существует! Отшельники ордена приняли разочарованного рыцаря, обучили его своему искусству, открыли учение Таинства жизни, недоступное простым воинам. Фосферос оказался способным учеником. Его хотели принять в орден, и поставили одно условие. Он должен был молчать о всех тайнах, которые узнал. Свободолюбивый Эфай конечно же не сдержал условия: он открыл своим соплеменникам все, что знал. Секреты Ордена посвященных принесли нам огромные знания. Недоброжелатели посмеивались: ну-ну, теперь посвященные проклянут его навеки! Однако, ко всеобщему удивлению, посвященные не только приняли Эфая назад в свой орден, но и вверили ему одно из высших служений, а сегодня он — их глава, именуемый Фосферосом. Человек, пожертвовавший своим будущим ради других, оказался более близок посвященным, чем все те, что послушно хранили тайны. Таинства жизни, которые открыл людям Фосферос, поразительно отличались от воинственных идей Третьего миротворца. Линии Фосфероса и Сильвиры пересекались уже тогда, и я уверен, что будут пересекаться и впредь. Она всегда внимала его словам.

Но к несчастью, к Фосферосу не прислушивался ее муж Ликорей, больше полагаясь на своих советников-князей. Он часто уходил в боевые походы, и тогда Южным оплотом руководила Сильвира. Некоторым князьям это не нравилось, они хотели сами править городом. Их устраивал такой порядок, при котором Ликорей оберегал бы край от Хадамарта, а они — преспокойно укрепляли свою власть и обогащались. Так что главной угрозой для нового короля был не Хадамарт, а его ближайшие соратники-князья, называвшие себя аделианами. Не устраивал Ликорей и власти Морфелона с их мечтами возродить свою власть над Каллироей. И хотя король Морфелона всегда был благосклонен к Южному оплоту, князья севера сговорились с князьями юга о свержении Ликорея. Но открыто сделать этого не могли, так как короля очень почитали в народе.

Намечалась Битва в Темной долине, к западу от Амархтона. Переправив туда на кораблях свое десятитысячное войско, Ликорей думал, что застанет Хадамарта врасплох, но предатели сообщили Темному Кругу о его маневре. Вопреки пророческим наставлениям своей жены, Ликорей совершил ошибку, окружив себя князьями, уверявшими его в своей преданности. Они бросили его в разгар битвы, оставив одного против полчищ даймонов. Он бился как никто другой из рыцарей юга и, возможно, выжил бы, но предательство отравило его душу, убив желание жить. Сильвира не дождалась своего мужа. Предателей-князей власти Амархтона отпустили к их кораблям, а за рассеявшимся войском Ликорея началась охота. Остатку войска вместе с Четвертым миротворцем, потерпевшим поражение из-за своего пристрастия к магии, удалось уйти через Дикие горы.

После Битвы в Темной долине наступила Эпоха лесных войн. Четвертый миротворец, угнетаемый поражением, растерял всех друзей и исчез в Белом забвении. Опечаленная смертью мужа Сильвира сорок дней провела в храме, пребывая в молитве без пищи. Из храма она вышла иной. Она получила новое призвание — освобождение страны. Обученная лучшими мастерами юга она владела мечом с той же изящностью, как некогда голосом. Оставив Южный оплот на попечение политарха Феланира, она отправилась с отрядами верных бойцов в Мельвию. Очистив край своего детства от даймонов Хадамарта, она обезопасила от набегов Анфею и двинулась дальше на север, вплоть до Желтых песков. Никто из порождений тьмы не мог устоять на ее дороге. Ее отряды стремительно появлялись там, где их не ждали, логова нечисти рассыпались одно за другим. В Эпоху лесных войн она имела много прозвищ: Ночная охотница, Лесная тень, Быстрая лань. Но так называли ее воины, видевшие ее в схватках с врагами: жители Анфеи ценили ее за доброту и помощь, которую она оказывала пострадавшим городам и селениям. С ее помощью возродились сады Зеленой идиллии и других уголков Цветущей долины. Аделиане всегда с радостью слушали ее речи, многие миряне пробуждались и освящались, а в отступниках и полубратьях просыпалась совесть. Ее богатство, унаследованное от отца, послужило возрождению провинций Южного королевства. Не обошлось и без неприятных заблуждений: в некоторых селениях на северо-западе Анфеи, ближе к Туманным болотам Сильвиру до сих пор почитают богиней, покровительницей плодородия и земледелия, называя ее дарительницей плодов Карпофорой. Она всегда относилась с отвращением к своему культу.

Во время Лесных войн она не раз встречалась с Пятым миротворцем, и, конечно, с Сельваном, сотником Лесного воинства — твоим отцом, Никтилена. Тогда снова появился шанс объединить силы южных и северных земель Каллирои. Но морфелонские князья не желали видеть королеву Южного оплота в своих лесах, опасаясь мести за предательство Ликорея. Глупцы. Они видят людей такими, какими являются сами. Сильвира давно простила их и вообще всех, кто был причастен к смерти ее отца, мужа и любимых друзей.

— Откуда тебе это известно? — недоверчиво спросила хранительница.

Калиган усмехнулся и, по своему обыкновению, покачал чуть опущенной головой:

— О том, что в ее сердце нет мести, известно каждому, кто знает историю ее поединка с черным драконом.

— Ух ты! — воскликнула Флоя. — Расскажи, расскажи! Просто чудо!

— Черные драконы пришли в Каллирою вместе с Хадамартом. А может, и нет, может, существовали здесь всегда, но восстали только с началом войны, распалившей в сердцах людей ненависть. Как вам известно, сила черных драконов заключена в человеческой ненависти. В Эпоху лесных войн большой черный дракон, именуемый Фамбодом, поселился в ущельях Скал ящеров. Караванам, проходившим по Великому торговому тракту, влетело крепко. Дракон сжигал огненным дыханием повозки и колесницы, разгонял воинов, пожирал всех, в ком чуял ненависть, будь-то адельф или мирянин, варвар или маг, мужчина или женщина. После трех разоренных караванов купцы севера и юга начали платить дань черным магам, потому как никто из рыцарей не мог защитить их от огнедышащего чудовища. Только черные маги имели над ним некую власть. Повторяю, некую! Частенько Фамбод не слушался их указаний, они могли его лишь умилостивить человеческими жертвами. Но он постоянно жаждал людской злобы, ненависти, частенько спускался со Скал ящеров и неделями рыскал в поисках поживы.

…И находил ее. В тамошних селениях люди ненавидели друг друга, обвиняли в своих бедах власти Южного оплота, армию, соседей. Фамбоду хватало одной искры злобы, чтобы почуять добычу. После его посещения в селении не оставалось целых домов. Тому, кто держал в душе злобу, укрыться было невозможно. Прячущихся в храме он сжигал вместе с храмом. Я слышал немало жутких историй, как из-за ненависти одного человека дракон находил и уничтожал целые семьи. Дракон потешался, обдавая человека огнем и наблюдая, как несчастный мечется по земле.

Лучшие воины Каллирои охотились за Фамбодом, рыцари Морфелона и Южного оплота устраивали облавы, но он заманивал охотников в глухие ущелья Скал ящеров, и многие находили там свою смерть. Фамбод имел могучие крылья, но стал настолько прожорлив и самоуверен, что уже не поднимался в воздух. Ему хватало четырех лап, на которых он носился быстрее скаковой лошади, и хвоста, которым управлял как рулем.

Имя черного дракона навевало ужас. Купцы платили дань черным магам — иногда, даже не динарами и драгоценностями, а молодыми девушками. Крестьяне покидали свои жилища. Воины боялись подходить к Скалам ящеров. Никто в округе не чувствовал себя в безопасности. Тень Фамбода нависла над Анфеей.

И вот Сильвира прибыла в одно селение у Лунного леса, почти дотла сожженное черным драконом. Можно попытаться понять, что чувствовала она, видя обугленные трупы воинов, крестьян. Ее свита оказывала помощь пострадавшим жителям, но вместо слов благодарности королева услышала яростные обвинения и проклятия: почему королевская армия неспособна защитить своих подданных?!

Фамбоду этого было достаточно. Он побежал назад, намереваясь дожрать тех, кто выжил. Рев дракона был слышен издалека. Рыцари-телохранители королевы, схватились за мечи, но Сильвира приказала им отойти в лес. Они ничем не могли ей помочь. Немало рыцарей разбегались в страхе при появлении Фамбода. Более храбрые поддавались его магии ненависти, тем самым придавая ему сил. Страх и ненависть — извечная сила черных драконов!

Но когда Фамбод приблизился к дымящему поселку, его встретили не закованные в броню рыцари, а свита женщин-аделианок в белых одеждах. Служительницы Престола Милости — они не имели в своих сердцах и тени ненависти. Фамбод в ярости набросился на них, но не смог причинить им вреда. Это было невиданное явление, которое противоречило всем законам сражений! Какая-то сила удерживала пасть дракона у самых лиц женщин. Он метался от одной к другой, но они держались стойко, не поддавались его чарам гнева и ужаса.

Исчерпав силы, дракон отошел назад и, вбирая в себя всю ненависть выживших жителей, приготовился изрыгнуть поток пламени. Тогда Сильвира и вышла на него, неотрывно глядя в его горящие глаза. Струя огня раздвоилась, обойдя королеву и не опалив даже ее волос. Раздуваясь от ярости, Фамбод расширил ноздри, намереваясь испустить огненную реку, но в этот миг копье Сильвиры пронзило его пасть. Смертельно раненый Фамбод уполз в чащу Лунного леса, где вскоре издох.

После этой победы Сильвира обрела сторонников даже в Морфелоне. Черные драконы уже не казались такими могущественными. Да, злые языки нашли что возразить: Сильвиру обвинили в колдовстве, заявляя, что она применила чернейшую магию, но единственной магией было только ее прощение. «Нашими врагами являются не те, кто ненавидит нас, а те, кого ненавидим мы», — говорил Ортос. В этом смысле у Сильвиры вообще нет врагов. Потому что победить черного дракона способен только тот, кто до остатка победил свою ненависть.

Ближе к Амархтону, вдоль дороги тянулись селения Выжженных земель. Их вид был ужасен. Бесформенные жилища из глины и песка неприятного грязно-серого цвета, построенные кое-как на выжженной земле, производили мрачное впечатление. Судя по осыпавшимся стенам и многочисленным трещинам, эти дома легко разрушались проливными дождями. Временами встречались громоздкие и несуразные жилища; в них, вероятно, жило помногу семей, не желавших строить или отстраивать свой дом. Понять, что растет на полях и огородах, было сложно — издали казалось, что там лишь мертвые стебли, колючки и сухие кусты-аканты.

Но самые гнетущие чувства вызывали идолы. Их было множество: глиняные истуканы и сооруженные из засохшего дерева божки стояли на площадях, во дворах, на кровлях. Подле них клубился дым, жители постоянно кадили своим идолам.

— Селение колдунов? — спросил Марк, с неприязнью глядя на убогие дома с отвратительными идолами.

— Нет, простых мирян, попавших под власть Амартеоса, — пояснил Калиган. — Как видишь, каждый избрал себе своего идола: кто-то поклоняется покровителю воровства, кто-то истукану пьянства, кто-то духу дурмана, а кто-то богине блуда. Чтят Всевышнего, а поклоняются и служат своим божкам.

— Посмотрите на эти безжизненные поля! — крикнула Флоя. — Это просто ужас! Что может расти на такой земле? За что они живут, чем питаются?

— На полях произрастает дикий колючий виноград, из которого они готовят горькое пьянящее пойло. Когда совсем плохо, люди напиваются им до забытья. А так, в падших селениях есть много способов заработать на жизнь и даже разбогатеть.

— Здесь? В проклятой земле? — не поверила Флоя.

— Власти Амархтона используют здешних жителей как дешевую рабочую силу: сушить дурман, варить зелья, которые хорошо продаются на базарах Амархтона. Юноши продают себя в рабство Темному Кругу, где из них делают легионеров тьмы, девушки становятся блудницами при капищах Амартеоса. Но на этом много не заработать. Более предприимчивые жители сами пытаются стать черными магами.

— А как? — поинтересовалась Флоя.

Калиган хмыкнул, неодобрительно оценив ее любопытство.

— Слишком мерзкий способ, чтобы я о нем говорил.