ГЛАВА 14

– Пип, ты не понял!

В ласковых карих глазах Мейды дрожали слезы. Они с Пипом стояли в том углу дома, где хранились сухие травы. На матрасе Пипа, освещенном пламенем камина, увлеченно играла Аня. Игрушками ей служили фигурки из дерева, обвязанные лоскутками.

– Ты отвергаешь меня, потому что твой возлюбленный выше по происхождению? Значит, я недостаточно хорош для тебя? – гордость Пипа была задета. Несмотря на неуклюжую попытку девушки оправдаться, это был недвусмысленный отказ, и это затуманило разум молодого воина. – Однако многие были бы рады принять дар, который я тебе предложил.

– Честь, которую ты оказал мне, превосходит самые прекрасные мои мечты… и я бы заплатила любую цену, чтобы получить предложенное тобою… но этому не бывать.

В словах Мейды звучало тихое отчаяние, но Пип был сердит и не замечал этого. Он выпрямился во весь свой огромный рост и когда заговорил, насмешка не могла скрыть боль, которую он ощущал.

– Может быть, побои благородного лорда нравятся тебе больше, чем сердце простого человека, не имеющего ничего, кроме свободы, здоровья и почетного положения у своего господина, который его ценит.

– Но именно в этом-то и дело. – Слезы Мейды наконец прорвались. – Все дело в том, что я не свободна. – Голос девушки был приглушен, потому что она прижимала руки к пылающему лицу, надеясь скрыть стыд. – И что еще хуже, я убежала от хозяина, сына короля Эсгферта.

В этом объяснении чувствовалась такая безнадежность, что для Пипа оно прозвучало как звон похоронного колокола над могилой его мечты.

– Ты принадлежишь Саксбо?

И хотя это было скорее утверждение, чем вопрос, Мейда ответила:

– Нет. Я принадлежу королю, но он отдал меня в услужение своему младшему сыну.

– И Саксбо стал отцом твоего ребенка? Мейда еще больше застыдилась, но кивнула:

– Однако если его, особу королевской крови, спросят об этом, он будет отрицать. А если Саксбо узнает, что я рассказала об этом тебе или кому-нибудь другому, он будет бить меня, пока не забьет до смерти… Он часто бил меня.

– Тогда я попрошу короля, чтобы он дал тебе свободу.

Он сказал это в порыве отчаяния. В душе он был рад, что они разговаривают без свидетелей – во второй половине дня он отправил рабов отдыхать. Этот тяжелый разговор усилил напряжение, вызванное ожиданием возвращения отряда, отправившегося к Вулфу. Неизвестно, какие вести принесет отряд – может быть, самые ужасные.

Мейда слабо улыбнулась Пипу, как бы утешая.

– Ты не сможешь заплатить столько, сколько захочет получить Саксбо. Вот если бы я от него не убегала или если бы открылось, что у меня был сын, который прожил всего три дня, возможно, тогда…

Воспоминания о младенце, которому не суждено было выжить, вызвали новый поток слез. Крепкими руками Пип обнял девушку, которая давно перестала ему противиться. Впервые в жизни он чувствовал, что не в состоянии ответить на вызов судьбы. Пока Мейда рыдала у него на груди, он понял, что впервые в жизни не сможет получить желаемое с помощью физической силы, на которую он привык рассчитывать. И понял также, что в душе его образовалась пустота, заполнить которую могла только эта, единственная в мире женщина, в которой он так нуждался и которая в буквальном смысле принадлежала другому мужчине – принадлежала душой и телом. И даже не мужчине, а злобному ребенку-переростку.

– Он может потребовать за тебя выкуп, только если снова захватит тебя. – Неожиданно Пипу пришел в голову новый спасительный план: – Мы с тобой убежим в далекий и глухой лес, и они никогда нас не найдут.

– Я считала бы себя самой ничтожной тварью, если бы из-за меня ты нарушил клятву, данную лорду Адаму. Ты говоришь, что он тебя ценит. Но если бы ты украл рабыню, он перестал бы тебя уважать. – Маленькие ладони Мейды сжались в кулаки на широкой груди Пипа, а глаза серьезно изучали его нахмуренное лицо. – Ты только подумай, что будет с твоим добрым именем. И каким позором это будет для твоей семьи! Представь, что стыд будет преследовать тебя всю жизнь, тебя станут повсюду разыскивать, а ты будешь прятаться по лесам, как обыкновенный вор. Да ты и будешь вором, укравшим собственность принца.

Пип внимательно слушал мудрые слова женщины, которая стала ему так дорога. Ему хотелось бы, чтобы ее доводы не были столь неумолимо справедливы. К тому же Мейда думала не о себе, а о том, как это отразится на нем. Она не цеплялась за возможность избавиться от ненавистного рабства, не думала о том, что, убежав с ним, она обретет любовь.

– Кроме того, – тихо добавила Мейда, стараясь отговорить его от поступка, который мог принести ему несчастье, – если бы мы и убежали, нас бы очень скоро нашли, потому что Саксбо уже знает, где я провела последние несколько дней.

– Откуда он может это знать? – Пип не задумываясь отмел такую возможность, и в словах его слышалась глубокая неприязнь к принцу.

– Разве ты забыл ту женщину, которая выдавала себя за Ллис? – Лицо Пипа исказила гримаса, отчего на душе у Мейды полегчало, и она продолжала: – Я не сомневаюсь, она уже сообщила принцу, где я, и тем людям, что считаются подчиненными Саксбо, а на самом деле управляют им. – В словах ее звучала насмешка над бывшим хозяином и его приспешниками.

– Тогда, умоляю тебя, скажи мне, почему Саксбо не потребовал тебя выдать, как это сделал бы любой хозяин на законных основаниях?

Пип постарался придать своему вопросу ироническую окраску. Уж очень ему не хотелось верить, что этот принц-предатель так много знает.

Мейда посмотрела в глаза единственному на свете человеку, который видел в ней личность, а не домашнюю утварь или предмет для злобных забав.

– Сомневаюсь, чтобы такая недостойная рабыня, как я, стоила времени и усилий. Ведь все и так идет к тому, что он вернет свое добро. – Пип нахмурился, и Мейда поспешила объяснить, что она имела в виду. – Его мало беспокоит, приведут ли меня к нему сегодня, завтра или послезавтра. Он убежден, что очень скоро Трокенхольт будет захвачен.

– Ты уверена, что его планы именно таковы? – спросил Пип.

– Это не планы Саксбо, – Мейда тряхнула блестящими недавно вымытыми волосами. – Но это все равно, потому что, как я слышала, они действуют от его имени, и все идет к тому, что было давно запланировано.

Входная дверь была открыта весь день до самых сумерек. И сейчас в дверном проеме показались люди, не замеченные собеседниками. Ллис обратила внимание, что невольно услышав несколько последних слов, Адам напрягся. Она окинула взглядом комнату и всех присутствующих: на матрасе у камина сидит притихшая Аня, – она тоже слышала этот разговор, – слуг не видно, стол был пуст, что воспринимается людьми, вернувшимися после долгой дороги, как встреча без тепла и радушия.

– О каких планах идет речь? Чего добиваются наши враги?

Вопросы Адама были адресованы Мейде и были заданы тоном, который показался бы слишком резким, даже если бы Адам не появился так неожиданно. Но следующий вопрос прозвучал еще резче:

– И откуда ты так хорошо знаешь Саксбо?

Мейде очень хотелось защитить Пипа от возможных обвинений, которые она на него навлекла. Однако в вопросе Адама она услышала угрозу, а Мейда и без того была не слишком храброй. Она инстинктивно повернулась к Пипу и уткнулась лицом в его широкую грудь.

Слегка обняв и притянув ближе к себе худенькую женщину, Пип принял ее под защиту.

Он ответил на последний вопрос Адама:

– Она рабыня короля, а он отдал ее в услужение младшему сыну.

– Мейда служила принцу? А он, по-видимому, относился к ней, как к собаке.

Лицо Пипа застыло.

– Нет, к охотничьим собакам большинство мужчин относится гораздо лучше.

Сердце Ллис отозвалось сочувствием к Мейде. Добрая девушка никогда не могла понять рассуждений, обосновывающих права собственности одного человека на другого, и никогда не могла с этим согласиться. Она представила робкую Мейду в руках злого и жестокого человека. Эта картина подействовала на Ллис угнетающе. Исполненная сострадания, она сделала несколько шагов по направлению к ней.

Задав несколько резких вопросов, Адам сразу пожалел об этом. Он мысленно выругал себя за то, что в этой сложной ситуации он позволил неприятностям вывести себя из равновесия. Он понимал, что ему не следовало говорить с девушкой в таком резком тоне. Она, бедняжка, так и затряслась от страха. Да, конечно, с ней следует обращаться ласково. Похоже, это стало любимым занятием Пипа.

– Если мужчина бьет женщину, не важно, свободную или рабыню, это значит, что слабый мужчина пытается выглядеть сильным.

Адам глубоко раскаивался в своих словах, больно задевших Мейду. По голосу чувствовалось, что ему стыдно:

– Никогда еще я не опускался до таких поступков. И от души прошу вас обоих простить меня за грубые слова.

Пип с облегчением увидел, что хозяин пришел в себя и с улыбкой принял извинения. Но вернуть доверие Мейды было не так легко. Она высвободилась из объятий Пипа и прямо взглянула в янтарные глаза Адама. И в глубине этих немигающих глаз она ясно увидела, что это глаза честного человека и господина, достойного верности Пипа.

Несмотря на препятствие, возникшее из-за резкости его слов, Адам не мог оставить дело, не выяснив все до конца. Однако теперь он продвигался вперед очень осторожно.

– Ллис назвала мне людей, похитивших ее. Кое-что мы узнали из записки, оставленной на убитом гонце. Сам я знаком с придворными короля Эсгферта, знаю, какое они занимают положение при дворе. Таким образом, я догадываюсь, что планировали враги и какова их цель.

Адам говорил спокойно, он улыбнулся Мейде, но улыбка получилась довольно мрачной. Он вошел в зал и тихонько прикрыл за собой дверь. Уже смеркалось, и маленькая группа людей расположилась в комнате, освещаемой только огнем камина.

– Однако, – продолжал Адам, остановившись рядом с Ллис, – если бы вы могли помочь мне понять, как мои предположения согласуются с реальными планами врагов, которые собираются на нас напасть, это помогло бы нам хорошо подготовиться к обороне и нанести поражение неприятелю. Мейда, ради твоей собственной безопасности, ради Пипа и всех обитателей Трокенхольта, я прошу тебя поделиться со мной тем, что ты знаешь.

Ллис чувствовала напряжение золотоволосого воина. Руки его сжались в кулаки. Она разделяла его беспокойство относительно опасности, которая приближалась к Трокенхольту. Инстинктивно она слегка наклонилась к нему, словно ощущая ауру его силы и в то же время молча предлагая ему свою поддержку и сочувствие.

Прежде чем довериться лорду Адаму, Мейда взглянула на Пипа и увидела, что он ее одобряет.

– Я это сделаю.

Слова прозвучали очень тихо, и, дав согласие, Мейда снова спрятала лицо на груди Пипа.

Ллис взглянула на стоявшего рядом с ней мощного мужчину, который так часто безотчетно приковывал к себе ее внимание. Адам чувствовал ласковый призыв синих глаз и не мог не ответить на него. Наградой ему послужила улыбка, появившаяся на нежных, как розовые лепестки, губах. Он слишком хорошо помнил вкус этих губ. И даже сейчас, в присутствии любопытных зрителей, с грузом нависшей опасности на душе, он испытывал искушение вновь отведать их вкус.

Ллис молча смотрела в его янтарные глаза, которые только что ответили на ее немой призыв. Это означало, что хочет он того или нет, но он так же восприимчив к ее взглядам, как она – к его. И при мысли об этом боль, которую она испытывала целый день, боль оттого, что он отвергает ее, немного утихла.

Молча обмениваясь взглядами с Адамом, Ллис без слов попросила его быть терпеливым с Мейдой. Заслужив слабую улыбку уст, которые еще несколько мгновений назад были так суровы, Ллис повернулась и пересекла комнату. Она остановилась рядом с молодыми людьми, столь различными по росту и комплекции. Она легонько похлопала Мейду по спине и похвалила ее за желание помочь своим друзьям из Трокенхольта.

Адам согласился с тем, что Мейда, испуганная его тоном, не могла тотчас же продолжить разговор. Он обратил внимание на то, с каким доверием Мейда прислонилась к юному стражнику и с каким чувством он реагировал на ее близость. Вид этих молодых людей встретил отклик в его сердце. Хотя он и посмеялся над собой, но все же ему тоже хотелось, чтобы Ллис вот так же бесхитростно прислонилась к нему и чтобы он мог отнестись к ней с такой же чистой любовью. Но уголки его губ искривила циничная усмешка. Что такое – бесхитростная колдунья? Возможно ли это? И сможет ли он испытывать любовь, не затуманенную мрачными переживаниями? Нет, это невозможно!

Последняя мысль невольно исторгла из его груди сердитое рычание. Все трое взрослых удивленно посмотрели на него. Все они, так же, как и наблюдательная Аня, обратили внимание на то, что щеки его покраснели.

Адам огорчился из-за того, что покраснел: такого с ним не случалось с детских лет. Тем не менее он не позволил себе отвернуться или сказать что-нибудь сердитое. Вместо этого он спокойно сообщил важные сведения, которых все ждали.

– Лорд Вулф настолько серьезно ранен, что было бы неразумно переносить его даже на небольшое расстояние. А долгая дорога домой с толчками и тряской могли бы вообще его убить.

Адам понял, что эта новость только сильнее увеличила смущение парочки, остававшейся в Трокенхольте. Ему пришлось объяснить характер ранения лорда Вулфа. Хотя он рассказывал вполне бесстрастно, все же описание происшедшего было вполне убедительным, а слушатели молча одобрили принятое решение оставить Вулфа в безопасном тайном убежище. О том, где оно находится, Адам даже не упомянул.

Хотя Пип знал Вулфа всего несколько недель, а Мейда – несколько дней, их обоих огорчила весть о серьезном ранении илдормена. Однако их реакция была не сравнима с болью, которую они увидели в глазах Ани.

И вновь, как уже нередко случалось за последнее время, Адама пронзило острое чувство вины. До своего появления в монастыре Уинбюри он редко испытывал это чувство. Слезы, блестевшие в зеленых глазах ребенка, ласково упрекали его. Адам был поражен недетской способностью девочки сидеть неподвижно и внимательно слушать все, что говорят взрослые. Она слушала до тех пор, пока не узнала страшную новость о ранении отца. Описывая рану Вулфа, Адам не думал, что его слушает ребенок, а тем более дочь пострадавшего.

– Не волнуйся! – Ллис обняла девочку и постаралась уверить ее, что все будет хорошо. – Мы с твоей мамой спели самые сильные молитвы, обратились за помощью к самым могучим силам природы. Они помогут твоему отцу, и через некоторое время он будет снова здоров.

Несмотря на то, что полумертвую девочку удалось полностью исцелить, Адам сомневался в способности Брины справиться с ранами Вулфа. Однако он умел прятать свои сомнения за бесстрастным выражением красивого лиц. У жителей Трокенхольта было достаточно бед и без того, а смерть лорда могла сломить их волю к сопротивлению. Но если обитатели дома убеждены в могуществе друидов-целителей, то тем более в это поверят жители деревни, которые давно знают о таланте Брины. Следовательно, весть о неизбежном исцелении должна распространиться вместе с вестью о ранении Вулфа.

Чтобы отвлечь внимание присутствующих от мрачной реальности и мыслей о том, чего они не могут изменить, Адам вернулся к прежней теме разговора. На этот раз он подошел к интересующим его вопросам очень осторожно, говорил тихо, в голосе его звучали ласковые ноты.

Адам прошел в темный угол, где стояли Мейда и Пип, и огонь камина золотил его густые волосы.

– Мейда, – обратился он к девушке, – может быть, позже, когда мы поужинаем, ты расскажешь мне то, что знаешь о грозящей нам опасности. Или не сегодня вечером, а завтра, когда мы проснемся. Боюсь, что за последние дни никому здесь не довелось хорошо отдохнуть. И если ты решишь сделать это завтра, мы со свежими силами встретим то, что нам суждено узнать.

Улыбка Адама излучала уверенность сильного человека.

Соглашаясь выполнить просьбу Адама, Мейда была признательна ему за передышку, которую он ей предоставил. Она перевела взгляд с золотоволосого лорда, которого побаивалась, на Ллис, высвободилась из объятий Пипа и осторожно приблизилась к женщине, все еще державшей на руках Аню.

– Я хочу выразить вам свою благодарность за то, что вы приютили оборванную незнакомку, которая пришла незваной к дверям этого дома. Я давно хотела это сказать, но мне не удавалось. Вы отправились на поиски лорда Вулфа, а перед этим вас похитили сообщники Саксбо. Я молилась о вашем спасении, когда вы были в тюрьме, – улыбка девушки стала шире. – Я молилась о том, чтобы та, другая, ушла. И Бог услышал мои молитвы, за что я всегда буду его благодарить.

Аня успокоилась, и Ллис спустила ее на пол, прежде чем обнять бедную Мейду, непривычную к ласковому обращению. Но слова Мейды еще звучали в ушах Ллис. Она озадаченно нахмурилась. Другая? Так много событий произошло со времени ее возвращения в Трокенхольт. Неужели это было только сегодня утром? А ведь кажется, что прошла целая вечность.

Быстро сменяющие друг друга происшествия отвлекли внимание Ллис от размышлений над странным обвинением Адама. Когда они утром проснулись, их тела, тесно сплетенные, словно камни стоявшего рядом с ними загадочного кромлеха, купались в нежных лучах зари. При воспоминании о той боли, которую она испытала, когда поняла, что Адам отвергает ее, на Ллис нахлынуло ощущение глубокой утраты. Поведение Адама казалось ей совершенно необъяснимым и оставалось непонятным до этого момента, когда Мейда упомянула другую женщину. Мейда не подозревала о беспокойстве Ллис и его причинах, но она невольно внесла некоторую ясность. Более того, она говорила о второй женщине как о двойнике Ллис, и это было для Мейды очевидным фактом. Мейда продолжала:

– Вы меня очень напугали той ночью, когда открыли мне дверь этого дома. Но в тот же момент, когда вы улыбнулись и ласково провели меня в дом, я поняла, что вы не она.

– Что значит «не она»? – воскликнули три голоса одновременно.

Удивленная Мейда ответила, запинаясь:

– Элис, к-конечно. – Ее слушатели ждали продолжения объяснений. – Ну, молодая колдунья… – Присутствующие опять ничего не поняли. – Ну, младшая из двух колдуний, союзница епископа.

Мейде казалось, что она не в состоянии выразиться яснее. Она взглянула на Пипа, который подошел и стал рядом с ней. Он ободряюще улыбнулся ей, и она продолжила свой рассказ, несмотря на то, что золотоволосый лорд нахмурился, а Ллис выглядела озабоченной.

– Саксбо считал, что это большая удача – ведь епископ Уилфрид при всем своем благочестии привлек к осуществлению плана друидских колдуний. – Вспомнив о том, как это было, Мейда слегка усмехнулась:

– Хордат ужасно разбушевался. Он был против этого… до тех пор, пока не увидел Элис. Она его мигом очаровала, и он потом разве что не ел из ее рук. Никогда больше я не слышала, чтобы он был против ее участия.

Мейда говорила все смелее и была вознаграждена улыбкой Адама. Он искренне предлагал дать Мейде время, чтобы она свыклась с мыслью, что ей придется рассказать об известных ей фактах. Однако теперь, когда она начала говорить, казалось наиболее разумным продолжать расспросы, пока ее вновь не одолеют страхи.

– Итак, две колдуньи – это Элис и вторая женщина по имени Гита. И ты говоришь, эта Элис просто копия Ллис?

Мейда без колебаний кивнула в ответ, но ее удивил следующий вопрос лорда:

– Но ты же не думаешь, что Элис похожа на Ллис, как отражение неба в пруду?

Адам заставил себя ласково улыбнуться, но эти расспросы растревожили свежую рану. Если действительно существуют две женщины с одним лицом, то нужно признать, что минувшей ночью он согрешил. Он еще глубже ощутил свою вину, когда задумался над другим фактом, от размышлений над которым его отвлекало полупрезрительное отношение к друидскому происхождению Ллис. До встречи с ним эта женщина была невинна. И именно он совратил ее, склонил уступить своим желаниям. Да, он обольстил девушку. И ее желание уступить мужчине с его опытом ни в коей мере его не оправдывает, как не оправдывает его и та любовь, которую он к ней испытывал. Ему хотелось кричать от отвращения к самому себе, но крик этот умер в его груди, так никем и не услышанный.

Ллис видела, как в янтарных глазах вспыхнул огонь и за бесстрастной маской на лице Адама промелькнуло отвращение. Она не сомневалась: слова Мейды напомнили ему о том, что он отверг ее, но эти же слова лишали его возможности отказаться от нее. Ллис понимала, что чувства, которые он испытывал в данный момент, и его порыв отвергнуть ее – все это порождено сожалением о близости, что дала им такое наслаждение. Как опытный охотник, он потерял интерес к жертве, как только остыло волнение погони. Он хочет забыть о той ночи. Ей следовало бы испытать облегчение – ведь этот человек больше не будет угрожать ее единению с природой, – но она испытывала только невыразимую душевную муку.

Пип и Мейда смотрели на Адама с Ллис с возрастающим любопытством. Адам первым нарушил затянувшееся молчание. Чтобы выяснить все, что можно, о грозящей опасности, он постарался на время забыть о своей вине перед Ллис.

– Но зачем? Почему заговорщики считали, что они что-то выиграют, заслав сюда двойника Ллис?

Ответ на этот вопрос Мейда слышала от самих преступников.

– Хордат задал этот же вопрос, и епископ заверил его, что, находясь в стане врагов, колдунья сможет наносить отвлекающие удары и предупреждать их о том, что собираются предпринять жители Трокенхольта.

– Но они же понимали, что она будет разоблачена?

Адам считал такой поступок врагов рискованным и позволил себе усомниться в их уме. Мейда неопределенно махнула руками:

– Они считали, что приближающаяся опасность настолько отвлечет внимание обитателей Трокенхольта, что они не смогут уловить небольшие отличия в манерах двух женщин.

Темно-золотистые брови нахмурились – этот замысел почти удался.

Крепко сцепив руки, Мейда мрачно продолжала:

– Они были уверены, что лишь глаза невинного ребенка смогут распознать подлог.

Янтарные глаза встретились с ярко-синими, молча признавая: вот почему ребенок был отравлен. И это едва не стоило Ане жизни.

– Я хотел бы задать тебе еще один вопрос. – Адам постарался придать своему лицу бесстрастное выражение и только тогда обернулся к Мейде: – Слышала ли ты, как мятежники говорили о моем брате Элфрике?

– Да, – девушка кивнула. – Ваш брат узнал, что за служением Богу в этом монастыре скрывается нечто иное. Епископ и Хордат очень рассердились. Они понимали, какая опасность им грозит, если ваш брат напишет вам письмо о том, что он узнал. Я не слышала, что именно они решили предпринять, но…

Лицо Адама утратило свое бесстрастное выражение. Теперь оно отражало холодный яростный пламень. Примерно это он и предполагал, но наконец получил подтверждение, что его брата убили, чтобы заставить молчать. Вот почему Уилфрид был в шоке, когда Адам появился и заговорил о письме Элфрика, именно это побудило епископа подослать к нему убийц.

– Епископ, принц и приближенный короля, которому доверено присматривать за принцем, а также две друидских колдуньи, – Адам перечислял заговорщиков, сдерживая отвращение и удивляясь странной компании, которую собрала вместе жадность.

Мрачное выражение лица золотоволосого лорда не испугало Мейду и она быстро добавила:

– Но все они – маленькие ручейки, и только слившись, они образуют большой поток, который, в свою очередь, сольется с другими потоками, чтобы превратиться в океан неодолимой силы.

– Что же это за реки, которые должны слиться, чтобы образовать океан?

Этот спокойно заданный вопрос не вязался с пламенем, бушевавшим в глазах Адама.

– Захватив Трокенхольт, они хотели присоединить его земли к монастырю Уинбюри, а это уже было бы серьезной основой для их будущего могущества. – Мейда старалась подбодрить себя, представляя поражение Саксбо и его сторонников. – Епископ Уилфрид говорил, что если захват Трокенхольта пройдет успешно, то в этом случае король Мерсии поклялся оказать ему поддержку в борьбе за корону у короля Эсгферта.

Лицо Адама было холодным и бесстрастным, оно ничем не выдало его удивления. Он предполагал, что младший принц может предпринять попытку захватить корону, хотя вряд ли станет править сам, но он никогда не думал, что один из пяти саксонских королей присоединится к заговору. Это был очень зловещий признак. В таком случае было особенно важно, чтобы конфликт разрешился прежде, чем он перерастет в войну между королевствами. Он понимал, как понимали это епископ и Хордат, что если начнется подобная война, Нортумбрию раздерут на мелкие кусочки.

– Они никогда не захватят Трокенхольт. – В словах Ллис была непоколебимая уверенность. – Принц Талачарна Кай – верный союзник Вулфа, и он настороже. Если он услышит о том, что соседу, граничащему с ним, что-то угрожает, он спустится с гор со столь значительными силами, каких епископ и его заговорщики не ожидают. – Она слегка тряхнула черными кудрями. – Силы кимвров и фрид Вулфа смогут противостоять Саксбо и епископу, и изменники никогда не достигнут желанной цели.

Несмотря на многочисленность врагов, в этом Ллис была уверена. Действительно ли силы кимвров окажутся столь многочисленными, как думала Ллис, выяснится, если ситуация станет настолько опасной, что придется прибегнуть к их помощи. Если то, что говорила Мейда, было правдой, – а Ллис была уверена, что девушка не выдумывает, – то ситуация уже опасна. Именно ее и предсказал Глиндор, когда говорил о сгущающейся тьме в момент, когда силы природы находятся в беспокойном состоянии.

Ллис взглянула на Адама, чтобы понять, была ли хоть какая-нибудь польза от ее попытки его ободрить. Но в его лице она видела удивление и подозрительность. Золотистые брови нахмурились, и она поняла, что Вулф предпочел не рассказывать ему о договоренности с принцем Каем, достигнутой во время долгих совместных поездок по лесам. Но учитывая нежелание Вулфа полагаться на обещания, данные не ему самому, а Глиндору, и не следовало этого ожидать.

– По настоянию Ивейна и Глиндора Кай из года в год публично подтверждал свою клятву прийти на помощь Вулфу, когда эта помощь потребуется. – Ллис верила, что принц Кай сдержит данное слово, но она предпочла бы, чтобы Вулф сам рассказал об этой договоренности Адаму. Она сомневалась, что он поверит ее словам, если они не будут ничем подтверждены. – Уэльсцы серьезно относятся к своим клятвам. Если Кай откажется от данного обещания, под угрозой окажется его трон, потому что в этих краях принц занимает трон не только благодаря своему происхождению, но и по воле свободного народа. Поэтому ты понимаешь, Мейда, – Ллис ласково улыбнулась девушке, чьи нахмуренные брови свидетельствовали о ее смущении и о том, что она пытается понять сказанное, – что земли, о которых ты говорила, никогда не будут объединены.

Ллис говорила авторитетно, как человек, хорошо знакомый с принцем Каем. Она хорошо знала, как сильно доверял принц Глиндору после бескровной победы, одержанной над предшественником Кая Вортимером, когда тот попал в очень унизительное положение. Победа была одержана с помощью колдовства, и это событие запомнилось современникам как «великая гибель птиц». И в этом деле Ллис и Ивейн помогали Брине.

Когда Ллис закончила говорить, Мейда неохотно объяснила, какой ужасный план придумал епископ, чтобы лишить Трокенхольт поддержки Уэльса:

– В этой части Нортумбрии известно о деле, связанном с «великой гибелью птиц», и, зная о нем, епископ привлек для осуществления своих планов двух колдуний. – Лицо Мейды было мрачно, на нем отражались страх и сожаление. – Гита поклялась, что когда Кай призовет своих подданных к оружию, его призыв не будет воспринят должным образом, потому что Гита разрушит веру народа в могущество Глиндора.

– Гита не сможет этого сделать! – Ллис спокойно улыбнулась, но на душе у нее было печально. Она понимала, что именно эту битву предвидел Глиндор. Брина сказала, что старый колдун приветствовал эту битву как конец своего земного существования.

Вера Ллис в своего наставника или же в обещанную помощь принца Кая не успокоили Адама. Независимо от того, какие обряды могут выполнить друидские колдуны, он был совершенно уверен, что предстоящая битва будет выиграна или проиграна силой оружия и хитростью.

Заметив, что Адам не способен поверить в помощь Талачарна, и не имея возможности убедить его в этом другим способом, Ллис переключила свое внимание на Аню. Девочка опять сидела на матрасе у камина и слушала разговоры о войне. Маленький подбородок был храбро поднят, хотя в широко раскрытых светло-зеленых глазах была видна тревога.

– Ты поможешь мне поискать? Аня удивленно взглянула на нее:

– Поискать что?

– Поискать еды, чтобы накормить двух могучих воинов, которые голодны и поэтому сердиты как волки.

С притворным страхом Ллис украдкой взглянула на Адама. На губах его была лукавая усмешка, он поддразнивал Аню, изображая хищника, преследующего беззащитную жертву. Он зарычал по-волчьи, но в его голосе чувствовались бархатные ноты.

Аня хихикала, и от ее смеха у всех на душе стало легче. Дурачество продолжалось: Аня встала на отцовский стул и, изображая хозяина, отдающего указания своим слугам, стала приказывать взрослым, в каких корзинках, стоявших на полках, следует поискать еду.

Это был поздний обед. Странное общество собралось за столом: ребенок, лорд, колдунья, стражник и рабыня. Доски стола были выскоблены добела, так что не было необходимости накрывать их скатертью.

Мерцающий свет многочисленных свечей усиливался серебряным блюдом, на которое их поставили. Собравшиеся быстро подкрепились холодным соленым мясом, ярко-желтым сыром и кусками вчерашнего хлеба. Еда была простой, но добрые чувства присутствующих друг к другу придавали застолью теплоту. Все сознавали грозившую им опасность, которую еще предстояло встретить. Влажной тканью они вытерли руки после десерта, завершившего обед – чудесных свежих персиков. Как только с едой было покончено, Ллис подняла Аню, легкую, как перышко, отнесла в крошечную спаленку и уложила в постель.

Уход Ани с Ллис послужил для оставшихся сигналом к окончанию обеда, и все встали. Адам отправился к камину. Ему нужно было многое обдумать. Однако постоянно меняющийся рисунок пламени был похож на его мысли, поскольку его терзали сомнения. К тому же он был крайне недоволен собой, потому что не мог выбросить из головы прелестную колдунью, а это мешало ему спокойно все обдумать и взвесить. Тогда он взял длинную палку и с большим усердием, чем того требовало дело, принялся ворошить поленья, стараясь оживить пламя, чтобы угли горели всю ночь.

Вернувшись в зал. Ллис увидела, что Пип и Мейда удалились в темный угол, чтобы провести еще несколько мгновений вместе. Адам сидел на стуле у камина и помешивал поленья в очаге, полностью поглощенный этим занятием.

Ллис решила, что сейчас лучше всего будет незаметно проскользнуть в свою спальню, не беспокоя человека, который весь этот долгий день старательно показывал, что у них нет ничего общего. Это разрывало сердце Ллис, хотя и в глубине души она надеялась, что это не так, плечи ее поникли под тяжестью грустных мыслей. Счастье было таким недолгим! Она уже прошла к себе, когда неожиданно услышала обращенные к ней слова:

– Я умоляю простить меня за все зло, что я вам причинил.

Слова эти прозвучали рядом с ней и были подобны тихим раскатам грома. Ллис быстро обернулась и увидела, что золотоволосый мужчина, который занимал все ее мысли, стоит в дверях ее спальни. Воспоминания об их близости были для нее драгоценны, хотя и причиняли боль. Увидев его рядом с собой, Ллис ощутила сильное волнение, мысли ее путались, кровь стучала в ушах, и она не понимала, что он сказал.

Адам заглянул в синие глаза, ставшие почти черными. Понимает ли эта женщина, только что расставшаяся с девственностью, как она обольстительна? Несмотря на проведенную вместе ночь, о которой он заставлял себя не думать, он приказал себе отступить. Вулф оставил эту девушку на его попечение. Адам собирался выполнить долг опекуна, но на самом деле это от него нужно было ее защищать. Он виноват, но больше такого не повторится.

После ночи, проведенной с Адамом, Ллис уже научилась понимать, насколько сильно его желание, и, когда он отодвинулся, она шагнула к нему. В душе она понимала, что сейчас он пришел не за тем, чтобы провести с нею еще одну упоительную ночь, но она чувствовала, что вот сейчас ей предоставляется может быть последняя возможность провести еще несколько мгновений в объятиях человека, которого она любила. Она уже знала, как легко он может отвернуться от нее – от колдуньи, которой он не доверял. Это мрачное воспоминание добавило ей решимости не дать ему просто уйти.

Опасаясь, что другой такой возможности у нее не будет, Ллис положила руки ему на плечи и прижалась щекой к широкой груди. Она слышала волнующий звук ударов его сердца – оно стучало так же сильно, как ее собственное. Она потерлась щекой о крепкую стену закрытых шерстяной тканью мускулов и улыбнулась, чувствуя, как его тело ответило на ее объятие. Этот невольный ответ вызвал рой волнующих воспоминаний. Она помнила ощущение его крепкой бронзовой кожи и жестких волос – очень приятное ощущение.

Стремясь погасить пламя, раздуваемое восхитительным прикосновением нежных грудей к его телу, Адам крепко сжал зубы. Он лгал себе, когда думал, что наедине ему будет легче попросить у нее прощения, и под этим предлогом обнял ее и заставил сделать шаг в маленькую спальню. Оказавшись здесь, он понял, что совершил ошибку. Легким толчком он закрыл дверь, и они остались одни в крошечной комнатке, освещаемой слабым светом свечи.

Обозвав себя дураком и намереваясь отодвинуть Ллис от себя, он скользнул сильными руками под облако густых черных волос, чтобы обхватить ладонями покатые плечи. Ему удалось откинуть их назад, и, когда она взглянула в его лицо, глаза ее были затуманены желанием, столь же сильным, как и его собственное. Но самую большую ошибку он совершил, опустив взгляд на холмы пышных грудей, такие нежные, такие близкие.

Исполненная желания, Ллис перестала дышать. Когда золотистые глаза любимого смотрели на нее, она ощущала его взор как жаркую ласку. Он вновь посмотрел ей в глаза, и она утонула в золотом огне, а тепло его тела все больше притягивало ее. Она таяла, как воск тает в огне.

Адам чувствовал дрожь прелестного тела, прижатого к нему. Он слышал свое прерывистое дыхание и чувствовал, как кипит в нем кровь. Он понял, что взяв ее однажды, он не утолил желания – оно стало еще сильнее. Из груди его вырвался тихий стон.

Сквозь туман страсти Ллис услышала этот звук и почувствовала, что он готов ее оставить. Чтобы помешать этому, она запустила тонкие пальцы в его золотые волосы. Сама того не зная, она искушала его.

Адам забыл о своих благих намерениях, когда острый конец языка девушки коснулся его верхней губы. Увлекаемый страстью, он уступил отчаянному желанию еще раз испить нектар этих соблазнительных губ. Сминая ее обольстительное тело, он крепко обнял Ллис и жадно и страстно поцеловал, представив ей еще одно доказательство того, чем она рискует, провоцируя такого опытного хищника, как он.

Вновь ощутив властные губы Адама, Ллис слегка приподнялась и крепче прижалась к нему, словно проверяя, насколько он владеет собой. Это было уже слишком для его знаменитой сдержанности. Чего он стоит, если колдунье так легко удается его обольстить?

Резко прервав поцелуй, Адам взглянул на женщину, которую держал в объятиях. Она дрожала, нежные щеки порозовели от страсти, губы были влажными и слегка припухшими от поцелуя. Она была так обворожительна, что он опять подумал, не вызвана ли ее привлекательность колдовством.

Он понял, что ошибся, уступив желанию побыть наедине в ее обществе, и это было плохо для них обоих. Однако эта мысль не смогла охладить кипение крови в его жилах. И в самом деле, его решение никогда больше не стремиться к близости с этой женщиной только усилило желание в последний раз ощутить ее прелесть. Различие в их духовном наследии было гарантией того, что она никогда не будет ему принадлежать. Этот факт накладывался на многие другие. Ему казалось, что многочисленные темные силы бросают ему вызов.

И хотя ему страшно хотелось никогда не отпускать эту женщину, он ослабил объятия: если он еще в силах владеть собой, то должен сделать это теперь, немедленно. Он же пришел просить прощения за то, что лишил ее невинности – благое намерение, которое угрожало только усугубить его вину!

Все еще во власти желания, Адам ласково отпустил Ллис. Она прислонилась к холодной стене и смотрела, как Адам тихо уходит и утешала себя тем, что говорили ей крепко сжатые губы мужчины – положить конец объятиям ему было не легче, чем ей.

Когда она осталась одна в своей спальне, освещенной мерцающим пламенем свечи, ее густые ресницы упали на нежные щеки, словно были не в силах выносить груз увиденного. Она изо всех сил старалась рассуждать здраво, несмотря на то, что произошло. Она предполагала, что так и будет, но от этого ей не становилось легче. Она решительно напомнила себе, что его уход можно считать благословением. Она должна быть благодарна, потому что теперь вновь в состоянии ясно мыслить, и ясность разума не смущало обаяние мужчины – этого саксонца, который презирал и ее, и то, что было ей дорого.

Ха! Природная честность Ллис посмеялась над этим самообманом.

Нет, никогда она не сможет освободиться от воспоминаний о его запахе, о вкусе его губ, о тех ощущениях, которые она испытала с ним. Она была неправа, когда позволила ему стать центром ее вселенной. И как она уже раньше признавала, несмотря на все ее усилия, она не сможет победить эту злополучную любовь. Он стал ее неотъемлемой частью.

В душе она чувствовала боль и опустошение, в глазах ее стояли слезы.

Загрузка...