ГЛАВА 6

Ллис осторожно коснулась пальцем небольшой горсти специально вымоченных семян, лежавших на отполированном до блеска деревянном блюде. Она искренне желала узнать как можно больше секретов исцеления, известных Брине, и быть ей как можно более полезной в ее домашних делах, но тем не менее ее тяготила необходимость почти все время находиться в доме, где она не чувствовала того привычного для нее слияния с природой, которое испытывала в Талачарне.

Хмурые утренние облака разошлись, уступив место ясному дню, который начался так печально – утром Ллис заходила взглянуть на бедную маленькую Аню. Несмотря на все усилия Ллис, ее заклинания и пение на заре, девочка опять впала в то же самое странное забытье. В действительности на этот раз ее забытье было еще более глубоким и уносило хрупкую девочку все дальше от этого суетного мира. Ллис опасалась, что ее связь с природой и ее могущество друидской колдуньи значительно ослабли за последнее время: ведь реакция девочки на утренние заклинания Ллис была очень слабой. Неужели виной тому ее пребывание в жилище, созданном руками человека? Или эффективности заклинаний помешало присутствие человека, который в них не верил?

К середине дня настроение Ллис не улучшилось. Не была ли тому виной близость этого огромного мужчины, готового взорваться от распиравшей его энергии? Брина уговорила Адама провести несколько дней в покое, чтобы исправить вред, нанесенный его ране тяжелой работой. Адам из вежливости согласился на уговоры хозяйки, но в глазах его то и дело мелькало раздражение. Когда он принимался мерить шагами комнату, большой зал словно сжимался до размеров маленькой хижины.

– Ллис! – ласково позвала ее Брина и попросила помочь выполнить кое-какие дела, до которых у нее, занятой лечением дочери, просто не доходили руки. Ощущая беспокойство Ллис и сочувствуя ей, Брина старалась занять ее и отдать исцеляющему влиянию природы.

Цветы, которые Аня должна была собрать в тот день, когда заболела, все еще оставались на лесной опушке. Их нужно собрать, иначе потом от них будет мало пользы.

Ллис кивнула. Она была рада закончить начатую Аней работу и хоть на время разорвать невидимую нить, привязавшую все ее внимание к раздраженному человеку.

Она тотчас же встала. Однако было бы безответственно бросить все как есть и уйти. Она удержалась от искушения броситься в лес немедленно и положила отобранные семена в раствор для размокания, а остальные высыпала обратно в глиняный горшочек и поставила на место деревянное блюдо. Вот теперь она была свободна. Девушка достала из-под стола корзинку и направилась к двери.

Занимаясь своими делами, она все время ощущала на себе взгляд янтарных глаз. Ей было нетрудно понять состояние Адама и даже посочувствовать ему – она видела, что подобные ограничения для него непривычны. Но с самого начала и до сих пор она никак не могла понять причин его неприязненного отношения к себе и поэтому старалась держаться от него подальше.

Покинув дом, где в воздухе все время чувствовался запах дыма, она радостно вдыхала всей грудью свежий лесной аромат. Она знала, что он прояснит мысли и улучшит настроение. Ллис миновала усадьбу и ручей, пересекла возделанное поле и, найдя знакомую калитку в изгороди, направилась к зеленым лесным кущам.

Однако надежды Ллис на улучшение настроения не оправдались. И хотя хмурые облака уступили место солнцу, мысли ее были невеселы, потому что все время возвращались к мрачному неприятию Адама ее помощи в розыске могилы брата. Впервые в жизни она не испытала привычного восторга, который всегда охватывал ее при виде красоты леса, стоило ей только войти под сень его ветвей. Она так задумалась, что не заметила, как вошла в дубовую рощу, где должна была собрать цветы, не видела она и косых солнечных лучей, пробивавшихся сквозь густую крону, не видела и скромных маргариток, прячущихся в густой траве подлеска, не слышала веселых жаворонков, порхавших с ветки на ветку… Не услышала она и затрещавших под ногами незнакомцев веток.

Чья-то грубая рука закрыла ей рот, вторая обхватила талию. В панике и отчаянии Ллис уронила корзинку и яростно боролась с незнакомцем. Но для невысокого, крепкого мужчины, прижимавшего ее к себе, все ее усилия были словно жужжание докучливой мухи.

Поняв, что физические усилия бесполезны, Ллис намеренно обмякла, стремясь успокоить бешено колотившееся сердце, чтобы призвать на помощь те силы, на которые привыкли полагаться друиды. Но ей не суждено было обрести душевное равновесие, ибо она заметила второго мужчину, высокого и угловатого, с интересом наблюдавшего за ее усилиями. У нее было такое ощущение, что от его взглядов она покрывается грязью.

– Что за удачный трофей у нас сегодня, – обрадовался толстогубый высокий незнакомец с кривыми зубами. – А прежде чем отпустить эту птичку, мы можем неплохо с ней развлечься, ей-ей, мы это заслужили…

Когда долговязый незнакомец протянул к ней свою грязную руку, похожую на когтистую лапу, Ллис утратила остатки душевного равновесия и стала сопротивляться с учетверенной силой… но безрезультатно.


Когда Ллис в грустном настроении покидала дом, она показалась Адаму похожей на цветок, побитый морозом. Тихонько выскользнув из дома, она оставила у Адама ощущение вины. Он изо всех сил пытался убедить себя в том, что для этого нет никаких оснований. Это был уже не первый случай с тех пор, как она с помощью своих таинственных обрядов и светящегося кристалла помогла ему найти могилу брата. После того случая его убежденность в ее порочной натуре заметно ослабела. Его усилия отыскать в этой девушке дурные черты не увенчались успехом. Хуже того, ему было очень трудно, просто невозможно удержаться от желания последовать за ней. Мрачно взглянув на рабынь, наблюдавших за ним с робкими улыбками и понимающими глазами, он миновал дверной проем, отметив только, что это редкий случай, когда ему не пришлось наклоняться. Немногие двери были под стать его комплекции, но, поскольку они с Вулфом были примерно одного роста, то и дома их были выстроены с учетом потребностей хозяев.

Девушка была легкой и стройной, шла быстро, но Адам был опытным воином и охотником, поэтому он без труда находил следы ног. Эти следы вывели его за ручей позади дома Вулфа и повели дальше, где девушка ступала по мягкой возделанной земле, направляясь к калитке. За калиткой следы шли по длинному участку жесткой травы к папоротнику, буйно разросшемуся на сырой земле под кронами деревьев.

Неожиданно размышления Адама были прерваны чужими голосами. Он забыл о следах и бросился в гущу деревьев, сквозь заросли подлеска на звук голосов.

– Никогда не пробовал девиц-кимри! Держи-ка ее покрепче, Джонни, и я начну! Могу поспорить, она сладенькая! – слова сопровождались гнусным хихиканьем.

Адам со свистом выхватил из ножен широкий меч. Одного этого звука оказалось достаточно, чтобы замер злобный смех и страхом парализовало руки, державшие девушку.

Руки эти разжались так неожиданно, что девушка упала в густую траву. Она не сразу пришла в себя и некоторое время лежала неподвижно, в то время как ее мучители бежали, едва завидев высокого воина с обнаженным мечом, блеск которого таил смертельную угрозу.

Адам не стал терять времени на погоню за злоумышленниками и выяснение, не они ли напали на него во сне. Он быстро сунул меч в ножны и, подняв упавшую девушку, заключил ее в могучие объятия.

– С вами все в порядке? – быстро спросил он. Его гнев еще не остыл, и его беспокоило состояние девушки. Крепко прижимая ее к себе, он ласково отвел черные как смоль волосы, спутавшиеся во время борьбы и закрывшие ее изящное личико.

– Да, – еле слышно прошептала Ллис, потрясенная тем, как быстро все произошло.

Она смотрела прямо в озабоченные глаза цвета темного меда и видела в них не привычное презрение, а лишь необычную нежность. Она дрожала, потому что сейчас взгляд этих глаз казался ей еще более опасным.

Адам полагал, что состояние девушки вызвано только что пережитым потрясением. Он сел на высокую кочку, поросшую густой травой, и положил девушку себе на колени.

Хотя Ллис инстинктивно вытянула руки, желая противостоять его безотчетной привлекательности, она спрятала лицо у него на груди, ища утешения. Постепенно ее страхи исчезли, но сердце забилось с новой силой.

Прижавшись щекой к коричневой тунике из тонкой шерсти, она слышала, как его сердце бьется в унисон с ее сердцем. Золотые тенета мужского обаяния крепко держали ее, но еще сильнее влекло к нему ее собственное желание. Она разжала пальцы. Сначала они лежали неподвижно, но постепенно продвинулись по могучему торсу, который она так хорошо помнила.

Теперь настал черед Адама ощутить дрожь в теле. Одна из его мощных рук утонула в хорошо знакомом черном облаке роскошных кудрей, другой он нежно провел по ее шее, оставляя за собой горячий след. Ласково приподняв лицо девушки, он нашел губами ее обольстительные уста. Он несколько раз легонько поцеловал уголки ее рта, потом провел языком по ее губам, лишь искушая, но не утоляя возбуждаемый его ласками голод.

Она еще не забыла ощущений, испытанных в прошлый раз в его объятиях, волнующих и пылких до такой степени, что они лишали ее душевного покоя, но тем не менее сейчас девушка перестала реагировать на сигналы опасности, подаваемые интуицией. Она так жаждала наслаждения, которое давали ей его легкие и в то же время мучительно-сладостные поцелуи, что из уст ее вырвался тихий стон.

Услышав этот звук, Адам уже не мог больше сдерживаться и завладел ее полураскрытыми губами. И губы эти были такими нежными, как лепестки роз, именно такими, какими он видел их в своих снах. Но только в жизни этот нектар был гораздо более опьяняющим. И поцелуй становился все более жарким, словно раздуваемый ветром пожар.

Мысли стали беспорядочными, потом совсем потонули в затмевающем разум поцелуе. Ллис хотелось как можно крепче обхватить широкие плечи и каждой частицей своего тела прижаться к источнику ярких ощущений, порождающему столь сильные желания, которые, казалось, никогда нельзя будет утолить.

Адаму хотелось вплавить в ее нежную плоть твердые мускулы своего тела. Его огромные руки, соединившиеся на ее талии, постепенно продвигались вверх, все теснее прижимая к себе роскошное тело. Под этими ласками Ллис выгнулась, пожираемая пламенем страшного возбуждения.

Звучный стон вырвался из груди Адама. Уже ни о чем не думая, он клонил безропотную красавицу на густую и необычайно мягкую траву. Его золотистые глаза стали теперь цвета темного коричневого бархата. Он смотрел в ее затуманенные желанием глаза и внимательно рассматривал губы, порозовевшие от его требовательных поцелуев. И вновь он видел в ней не сирену из монастыря с ее искусными уловками, а невинное, неприрученное создание, уступающее соблазну опытного хищника. Адам почувствовал укор совести. Независимо от того, преследовал ли он девственницу или же сам попал в сети опытной обольстительницы, он был близок к тому, чтобы взять ее, но и в том и в другом случае он поступал дурно.

Разве для того он спас Ллис из рук других мужчин, чтобы самому злоупотребить ее положением? Это было бесчестно, независимо от того, что двигало ею. Он был очень рассержен на себя, он заставил себя отодвинуться на безопасное расстояние от девушки и опустил свое измученное желанием тело на прохладный дерн.

Даже если эта неотразимо очаровательная девушка из его ночных снов не была той злой колдуньей из монастыря, между ними лежал неодолимый барьер. Есть факты, которые она никогда не станет отрицать и с которыми он никогда не сможет смириться: она дочь друидов и друидская колдунья. Он христианин. И он никогда не поверит, что Бог принял бы союз вроде того, на которое пошел Вулф, женившись на Брине.

Они молчали до тех пор, пока ее любимому лесу не стало больно от этого молчания. Или это был тихий голос внутри нее? Как ей следует поступить сейчас, когда его самоконтроль так же слаб, как и ее? Не было ли это возможностью, которой она так жаждала, узнать, какое невольное зло она ему причинила, что скрывалось за его недоверием к ней? Она перекатилась на бок и оглядела его простертое тело удивительной длины и ширины. Чувствуя себя отвратительно слабой, она спросила дрожащим голосом:

– Что я вам такого сделала, что вы так презираете меня? Что бы это ни было, я бы многое дала, чтобы это исправить.

Напряжение достигло необычайной силы. Ллис пыталась собрать остатки мужества, чтобы быть в состоянии понять ответ Адама. Но того, чего ей удалось добиться, оказалось недостаточно, чтобы пережить то, что он обрушил на нее.

Он посмотрел на нее с таким яростным презрением, что у нее перехватило дыхание и расширились зрачки.

Адам встал, ничего не ответив. Ллис тоже попыталась подняться. Но он подхватил ее, и руки, только что такие ласковые, теперь были тверже стали. Адам знал: он виноват в том, что девушка впала в уныние. Она пострадала дважды – первый раз от рук негодяев, потом от своего спасителя.

И тем не менее он отказывался ответить на ее вопрос. Какой смысл было говорить о том, что она наверняка станет отрицать, а он не сможет согласиться с этим? Так они и будут заниматься бесполезным опровержением взаимных обвинений.

Хотя Адам и нес ее в своих сильных руках, Ллис держалась скованно и независимо, насколько это возможно при таких обстоятельствах. Ей было больно оттого, что мужчина, который легко довел ее до состояния, когда она утратила власть над собой, так быстро изменил настроение от нежности пылких ласк до холодного презрения и неуступчивости. А самоконтроль имел для нее огромное значение, она годами училась владеть собой, и теперь не знала, что и думать. Она сурово выговаривала себе, убеждая себя: она должна быть благодарна за то, что у Адама особый талант бесчувственности; она больше не станет унижаться и задавать вопрос, ответа на который не получит.

Никто из них не вспомнил ни о брошенной корзинке, ни об оставшихся несобранными цветах. Высокий мужчина большими шагами направился прочь из леса. Когда они прошли сквозь потайные ворота и вышли на возделанное поле, Адам не мог не заметить, что слезы оставили блестящие следы на порозовевших щеках девушки.


– Пип! – Свет угасающего дня скользнул по седым волосам Мелвина, изобразившего притворное недовольство своим добродушным другом, завоевавшим его расположение за то время, что они прожили вместе. – Что за бесенок помутил тебе разум? Зачем ты улегся на землю, словно новорожденный теленок?

Не часто случалось Мелвину смотреть на Пипа сверху вниз. Хотя кузнец и обладал прекрасной мускулатурой и силой, необходимой в его ремесле, он был вдвое старше рыжего Пипа и вполовину ниже его. Так что возможность посмотреть на друга свысока доставила ему редкое удовольствие.

Мясистые руки Пипа ощупывали больное колено, но он нашел, что ответить на шутку друга:

– Поберегись, не то сам попробуешь, каково сидеть на таком неудобном насесте.

– Ты сказал «на насесте»? Ха, так это ловушка! – Мелвин рассмеялся, словно пролаял, потирая руки. – У меня перед такой громадиной, как ты, есть одно преимущество – я гораздо ближе к земле и лучше вижу все ямы и кочки, и могу обойти их стороной. А вообще-то местные жители предпочитают не отходить далеко от проторенных тропинок.

Пип зарычал и резким движением попытался схватить приятеля, который ловко отскочил в сторону и оттуда погрозил ему пальцем:

– Только посмотри, во что такой здоровенный медведь, как ты, может превратить труды бедного охотника!

– Бедного охотника? Что же такого могу сделать я, несчастный новорожденный теленок? – с притворной яростью прорычал Пип.

– Поделись со мной, какой соблазн сманил тебя повредить колено, дабы я мог избежать подобной участи. Может, я признаю, что ты был прав.

– Много раз меня предупреждали, что воображение доведет меня до беды. Так и вышло. – Пип вспыхнул.

Веснушчатая физиономия парня легко краснела, и ему редко удавалось скрыть смущение. Слава Богу, Седрик ушел куда-то по делу, так что Пип надеялся, что происшествие не станет известно всему Оукли.

Сконфуженно улыбнувшись, он пожал плечами и признал, что поступил опрометчиво:

– Но я мог бы поклясться, что там кто-то плакал. Вот я и бросился на помощь, не разбирая дороги.

– А вместо этого нашел расставленный и замаскированный капкан для ловли простодушной дичи… и попался.

Мелвин укоризненно качал косматой седой головой, улыбался и в то же время размышлял о том, не могло ли случиться, что пострадавший парнишка стал жертвой темных сил. Кто знает, что за странные силы могли оказаться поблизости и сыграть дурную шутку с простым смертным? Конечно, он был очень высокого мнения о своей госпоже и не мог ничего, кроме похвал, сказать о ее таланте целительницы. Но другие, особенно этот старый колдун? Он никогда не доверял им и тревожился, когда они были поблизости.

Улыбка Мелвина угасла, он нахмурился. Пип подумал, что по своей глупости он огорчил человека, который был так ему симпатичен. Крепко сцепив зубы, Пип попытался встать. Больное колено отказалось ему подчиниться, и пришлось парню привалиться к ближайшему дереву.

– Ха! Оставайся на месте, парень. Я пойду и приведу твоего господина… А может и моего, потому что, боюсь, что только втроем мы сможем тебя унести. Ты же здоровенный, как бык. Ничего, скоро поручим тебя заботам леди Брины. – По лицу Пипа он видел, что последние слова не очень успокоили парня, поэтому он поспешил заверить его в том, что лечить его будут как следует: – У леди Брины просто удивительный дар целительницы. Ты только подумай, как быстро зажили раны лорда Адама, а ведь от подобных ран обычно умирают.

Пип от души улыбнулся, глядя в серьезное лицо приятеля.

– Я нисколько не сомневаюсь в замечательных способностях леди Брины исцелять больных и раненых. Мне только жаль, что из-за моей глупости тебе приходится напрасно терять время.

– Ха! – снова рявкнул Мелвин и, отмахнувшись от сожалений, отправился за господами.

Пип смотрел вслед кривоногому приятелю до тех пор, пока тот не исчез в густом подлеске. Только такой добрый человек, как Мелвин, мог звать молодого человека раза в два выше себя «парнишкой». При этой мысли у Пипа потеплело на душе.

Мелвин скрылся из виду, но Пипу казалось, что он не один. В самом ли деле он слышал чей-то плач?

И остался ли этот кто-то поблизости? Понимая, что он будет выглядеть как дурак, беседующий сам с собой, он все же заговорил с тем, чье присутствие чувствовал, будто его невидимый собеседник был где-то рядом.

– Я правда хотел помочь, понимаете? – тихо и проникновенно говорил он. – Это правда, я здоровенный, как бык, но вам не нужно меня бояться и не нужно прятаться.

Ответа не было. Он вновь и вновь повторял те же слова. Наконец ему послышалось, что он уловил еле слышные рыдания. Или это просто какой-то лесной зверек пищал неподалеку? Потом послышался отчетливый шелест кустов за спиной: конь Адама пробирался сквозь заросли. Адам тотчас же спешился и направился к Пипу.

– Я очень сомневаюсь, что хозяин капкана сочтет тебя достойной дичью или хотя бы наградой за раздавленную ловушку.

Адам опустился на колени рядом с Пипом. Дома он сомневался, стоит ли брать с собой этого импульсивного молодого человека. Родители Пипа были большими друзьями Адама и убеждали его взять с собой сына, который не только был очень силен, но и хорошо владел оружием. Кроме того, как и Седрик, Пип не был женат, следовательно, ни жена, ни дети не страдали от его отсутствия. Более того, Пип пришелся Адаму по душе.

Пока Адам осторожно ощупывал поврежденное колено, Пип старался скрыть боль. Он был рад уже тому, что его господин не упрекает его за глупость, из-за которой он пострадал. Но лорд Адам был человеком справедливым и никогда не выливал своего негодования на головы подчиненных. Именно по этой причине его так высоко ценили те, кто ему служил, и те, с кем ему доводилось сталкиваться в битве. Он был могучим, но справедливым воином. Пип гордился своим лордом и особенно тем, что ему была оказана честь служить лично Адаму.

– Мы не будем рисковать, – сказал Адам. Едва он это сказал, как послышался шум. Это Вулф пригнал телегу по следу, оставленному Адамом. Увидев, что они добрались до места, Мелвин выбрался из телеги и приблизился к Пипу, держа в руках два аккуратно расколотых длинных полена.

Вулф улыбнулся пострадавшему:

– Зная, что ты не сможешь ехать верхом, мы решили погрузить тебя в телегу и в ней отвезти домой. Брина проверит, не сломана ли нога.

Пока они грузили Пипа, в лесу было тихо, люди тоже молчали. Но по пути домой Пип неохотно рассказал о том, что слышал чей-то плач, но не знает чей. Он понимал, что его рассказ звучал неправдоподобно, но все же считал себя обязанным рассказать о случившемся. Потом все долго молчали. Позже лорды обменялись взглядами.

– Еще один враг, которого следует добавить в наш список? – Адам медленно покачал светловолосой головой, огорчаясь из-за постоянно растущего списка странных событий.

– Конечно нет.

– Да, пожалуй, ты прав. – Зеленые глаза Вулфа встретились с золотистыми глазами Адама. – С одной стороны – Саксбо, с другой стороны – этот странный вооруженный лагерь рядом с мирным монастырем. Нет, нового противника нам не нужно.

Но взгляды, которыми обменялись собеседники, были многозначительными. Им ничего не оставалось, как только молиться о помощи – о том, чтобы им был послан хоть какой-нибудь знак, объясняющий отношения столь непохожих людей, как Саксбо и епископ.


– Я клянусь, епископ Уилфрид, что она была у нас в руках! – говорил высокий, неуклюжий мужчина. – Как я уже сказал, это все золотоволосый воин, он вмешался и отнял ее у нас.

– Золотоволосый воин? Гм! – В словах епископа звучала насмешка. – И вас удивило, что вы встретили этого человека во владениях лорда Вулфейна?

Если бы епископ не был так раздражен, его бы позабавил вид этого дурачка, пытающегося себя выгородить.

– Но это не был лорд Вулфейн! Я клянусь, это был не он!

Говорившему недоставало мужества рассказать уже рассерженному епископу, что девицу спас тот самый человек, которого им не удалось убить.

Но в этом признании не было необходимости. Как и опасались его подчиненные, Уилфрид об этом догадался и разозлился еще больше.

– И вы хотите, чтобы я поверил, что ему удалось спасти девицу после тяжелой битвы? – Уилфрид и не пытался скрыть свое недоверие. Он привычно сцепил руки на животе. – И я должен вам поверить, несмотря на то что вы явились без единой царапины на ваших недостойных физиономиях?

Двое неудачников бормотали нечленораздельные объяснения об их чудесном спасении от увечий. Но ни один из них не стоил того, чтобы тратить на них время. Епископ что-то прорычал и махнул рукой в сторону своей спальни, которая была гораздо просторнее и гораздо более пышно меблирована, чем тесные кельи монахов.

– Но как же насчет платы? – высокий настаивал на обсуждении этого вопроса, нервно шаркая ногой. – Вы же обещали нам заплатить!

– Заплатить?! – епископ издал такое яростное рычание, недостойное его сана, что мужчины съежились. – Я не плачу за недоставленные товары или за нарушенные клятвы. Вам пора бы это знать! Вы не раз подводили меня!

Увидев, что епископ схватил хлыст и приближается к ним, невезучие наемники бросились вон, мешая друг другу и спотыкаясь.

– Я невысокого мнения о тех, кого вы наняли, – произнес, выхода из потайной двери в темном углу, бородатый мужчина, ростом примерно с епископа и такого же возраста, но на вид более здоровый.

Уилфрида раздражала критика со стороны человека, который уже несколько недель был для него настоящей занозой в боку. Он пожал плечами и отвернулся, чтобы положить хлыст на шкафчик у входа.

Хордату нравилось дразнить прелата, и он никогда не упускал возможности уколоть самоуверенного святошу. Только ради достойной цели он был готов терпеть высокомерного епископа и непослушного мальчишку, который считал себя мужчиной.

– И что можно подумать о союзе человека, давшего обет безбрачия, и двух женщин? – насмешливо спрашивал Хордат, наслаждаясь неловким положением епископа.

Гордость Уилфрида была задета.

– Но вы не смогли предложить никакого другого плана, чтобы добиться от уэльсцев того, чего мы хотим. – Он отомстил Хордату за его насмешки: – И вы ведь не выражали ни малейшего неудовольствия младшей из женщин, когда я наткнулся на вас здесь, в моей собственной комнате.

На лице Хордата появилась такая широкая ухмылка, что ее не могли скрыть даже густые усы.

В его жизни было мало случаев повеселиться так, как это ему удалось в тот день, когда здесь неожиданно появился илдормен Оукли. Он был рядом с потайной дверью, так что успел выскочить незамеченным, когда неожиданно появился «золотоволосый воин». Он оставил дверь слегка приоткрытой, так что имел возможность слышать, как переполошившийся епископ, которого застали в компрометирующем положении, пустился в сомнительные объяснения того, почему в его покоях оказалась полураздетая красотка.

По отвратительной усмешке Хордата Уилфрид понял, что его желание приструнить своего грубоватого сподвижника вызвало у того воспоминание об удовольствии, которое ему доставила та незабываемая сцена.

– Значит, вы считаете, что люди, которых я нанял, были неподходящими для этого дела? – Хордат достаточно хорошо знал епископа, чтобы понять, что ласковый голос епископа характеризовал определенную степень гнева. – Не сомневаюсь, что вы правы. – В голосе Уилфрида появились саркастические ноты. Он был уверен, что выиграет поединок со своим не слишком-то умным союзником. – Увы, у меня нет под рукой армии. Нет людей, которых я мог бы призвать для дела, не возбуждая нежелательного любопытства. – Хордат подозрительно нахмурил мохнатые брови. Голос Уилфрида стал медоточивым. – Но ваша армия стоит неподалеку, у вас, несомненно, есть из кого выбрать. Я думаю, что было бы разумно предоставить выполнение этой задачи вам и вашим воинам.

Задетый плохо скрытым презрением епископа, Хордат горячо ухватился за такую возможность.

– Я буду рад принять вызов и справлюсь с делом, которое провалили вы и ваши люди!

Довольный Уилфрид покачивался на носках и наблюдал, как его раздраженный соратник удаляется, стуча тяжелыми башмаками по полу из некрашеных досок. Хордат вышел, хлопнув дверью.

Загрузка...