Воспитание чувств

ГЛАВА ПЯТАЯ

Человека, страдающего хронической бессонницей, одна только мысль о постельном режиме может привести в ужас. Трейси не позволяла себе спать днем, опасаясь, что всю ночь проведет без сна. Но даже если она и просто проваляется в постели весь день, ночью ей не уснуть все равно. Придется до одури ворочаться с боку на бок.

А потому наутро она встала рано и, несмотря на ноющую боль во всех мышцах, оделась, прибрала постель и торопливо прошла в столовую, чтобы не дать Марии принести ей завтрак на подносе.

Когда она вошла, Тай с чашкой кофе в руке уже сидел за столом, читая газету. Его светлые брови недовольно нахмурились.

— Тебе предписано быть в постели, — проворчал он чуть хрипловатым со сна басом.

— Как можно проваляться весь день в кровати и при этом надеяться, что заснешь ночью! К тому же я чувствую себя намного лучше.

Трейси уселась на уже привычное место.

Тай пристально разглядывал ее лицо, и ей стало не по себе.

— Выглядишь получше. Жара нет.

Трейси ухватилась за первый же подвернувшийся повод:

— Думаю, мне надо было просто хорошенько выспаться.

Тай отложил газету в сторону.

— Тебе надо отлежаться два дня в постели. Хотя бы два дня, но, на мой взгляд, гораздо больше, — сказал он и, чтобы придать выразительности своим словам, посмотрел на Трейси суровым взглядом. — И чтобы никаких возражений.

— Не настолько уж я больна, чтобы лежать в постели, — объяснила она. — Говоря по правде, я вовсе и не чувствую себя больной. Просто так, недомогание.

— Трейси…

— От лежания сильней не станешь.

— Об этом пока и речи нет. Мы просто стараемся вылечить истощение и анемию, — строго указал он.

Как ни странно, от этого «мы» у нее потеплело на душе. Это прозвучало у него так естественно, будто Тай и сам участвовал в восстановлении ее здоровья. Конечно, он не это имел в виду. Ему бы и в голову это не пришло.

— Я буду есть получше, и к тому же у меня теперь полно витаминов. Кроме того, что это за доктор, который ставит диагноз «острое респираторное заболевание» и назначает всего лишь двухдневный постельный режим? По-моему, это могло бы привести к воспалению легких.

— А меж тем, — выразительно проговорил Тай, — у тебя и в самом деле респираторное заболевание. Вот уж чего тебе сейчас вовсе не рекомендуется, так это находиться в помещениях с навозом, соломой и перхотью от животных.

Уж не передумал ли он насчет отработки долга? Или и в самом деле решил опекать ее?

— Да я кашлянула всего разок-другой. По-моему, доктор ошибся, но, даже если он и прав, я отказываюсь весь день проводить в постели. Неужели у тебя не найдется работы, с которой я могла бы справиться? Может, мне и не по силам чистить стойла, но ведь должно же найтись что-нибудь другое. Мне надо отработать долг. А теперь еще и счет от доктора.

— Это уже моя забота, поскольку ты работаешь на меня. К тому же, так или иначе, несколько дней не имеют особого значения.

— Я чувствовала недомогание еще до того, как ты принял меня на работу, так что больничный счет оплачивать мне. Если ты уже его оплатил, приплюсуй это к тому, что я должна тебе.

— Еще чего!

Она разволновалась из-за его скупых слов.

— Ты во всем хочешь командовать. Я сама должна оплачивать больничный счет.

— Ты работаешь на меня.

Трейси тяжело вздохнула, совсем выбившись из сил, но она хотя бы отчасти выяснила кое-что для себя: Тай по-прежнему настаивает на том, чтобы она отработала долг.

— Я же не одна из твоих лошадей, а потому ты не несешь за меня ответственности круглые сутки.

— Ты упала в обморок в рабочее время. Разговоры на этом окончены.

— Мне все же хотелось бы заняться чем-нибудь, — объяснила Трейси. — Разве не надо отмывать седла? У тебя есть отстойник. Разве не надо чистить его? Должно же найтись хоть что-то. А иначе я могу с таким же успехом отправиться назад в Сан-Антонио.

— Вот ты сейчас споришь со мной, но стоит тебе провести под палящим солнцем минут десять, как ты растаешь, будто свечка.

— Не растаю. Всегда можно вернуться в дом и… отдохнуть.

В этот момент вошла Мария.

— А барышне положено быть в постели, — сказала она Таю, ставя перед ними две дымящиеся тарелки с едой. Мария наверняка слышала их разговор. — Хотя она и вправду выглядит получше, — добавила она, задумчиво окинув Трейси взглядом. — Ничего-ничего, от моей стряпни окрепнет. Может, тебе следует взять ее с собой проехаться, но привези ее назад до ланча.

Тай бросил на Марию недовольный взгляд.

— Доктор назначил Трейси постельный режим. Ее и на час не хватит, даже если будет сидеть в пикапе.

— Это урок вам обоим. А ты уже и сам видишь, что она выдержит не десять минут, а час. Я тоже считаю, что доктор ошибся. Ей не стоит лежать плашмя два дня в кровати.

И, словно понимая, что и так уже много наговорила, Мария удалилась на кухню. Тай повысил голос, чтобы докричаться до нее:

— Кто выписывает тебе чеки?

Дверь за Марией захлопнулась, но до них донесся ее приятный мелодичный голос:

— Один очень щедрый работодатель, известный своим благоразумием и приятной внешностью.

У Трейси нечаянно вырвался смешок. Тай устремил на нее недовольный взгляд, и она постаралась подавить улыбку. Она никак не ожидала услышать подобную перепалку между Таем и его экономкой. Мягкое непослушание Марии и то, как Тай отреагировал на это, значительно изменили мнение Трейси о нем. Все вокруг неожиданно предстало в более светлых тонах и показалось более обнадеживающим.

— Почаще так улыбайся, — произнес Тай, вновь удивив ее. — Кажется, мне еще не доводилось видеть, как ты улыбаешься. Пожалуй, приятно.

Он взялся за вилку и приступил к завтраку.

Трейси почувствовала, как что-то встрепенулось в глубине души. В один из их с матерью первых приездов на ранчо Лэнгтри, еще до того, как Рамона вышла за Сэма, он сказал что-то вроде этого: «Мисс Трейси, кажется, вы еще не дали нам возможности полюбоваться вашей улыбкой. Это наверняка должно быть замечательно».

Она схватила вилку и, принявшись за еду, попыталась подавить волнение, которое вызвало у нее это неожиданное воспоминание. Порой ей так не хватало Сэма Лэнгтри — просто душа разрывалась. Трейси пришлось напомнить себе, что Тай вовсе не похож на Сэма, да этого и не следовало ожидать. И все же она лелеяла надежду, что Тай хоть в чем-то, может статься, окажется похожим на Сэма. Вовсе не потому, что Тай Кэмерон ей так уж правился, просто в этом случае в мире могло оказаться одним порядочным мужчиной больше.

После завтрака Трейси пошла с Таем в столовую для работников ранчо, в просторном помещении которой каждое утро проходили короткие встречи-совещания, чтобы просмотреть и распределить задания на день. Тай представил ее всем работникам еще вчера, но и тогда, и на этот раз она держалась с ними очень сдержанно.

Трейси и представить не могла, что ей будет так неловко оттого, что она никакого задания не получит, пока несколько пар любопытных глаз не обратились в ее сторону. Одному из работников, видно, велели дочистить стойла, оставшиеся недочищенными накануне, так что всем им теперь известно, что она не справилась с работой.

Чистить стойла — наверное, самая простая и не требующая никаких особых навыков работа на ранчо и, пожалуй, ни у кого не пользуется любовью, но среди ковбоев не было ни одного, кто бы не смог разделаться с ней в два счета. Это задело гордость Трейси и наполнило ее решимостью предпринять еще одну попытку.

Она вздохнула с облегчением, когда мужчины направились работать, вежливо кивая ей, когда проходили мимо. Тай пошел следом, но задержался у двери, пропуская Трейси.

— Если по-прежнему считаешь, что у тебя хватит силенок, то мы с тобой можем отвезти материал для нового забора. Ты будешь отпирать и запирать ворота по дороге туда и обратно.

Трейси очень обрадовалась такому заданию. Конечно, она понимала, что это к тому же и небольшая проверка. Она все время ощущала на себе взгляд Тая, высматривающего малейшие признаки усталости. И хотя она вовсе не чувствовала себя бодрой и полной сил, ей удалось скрыть это. Так ей, во всяком случае, казалось.

Тай медленно вел огромный пикап по утрамбованной дороге, а за ним следовал трейлер с колючей проволокой и столбами для забора. У каждых ворот Трейси выбиралась из машины, чтобы распахнуть их, ждала, пока машина и трейлер проедут, и закрывала. Они проехали пять ворот, и она почувствовала, что для нее это уже многовато. Она и так едва не падала с ног от усталости, но попытки скрыть это от Тая еще больше ее изнурили.

От чувства разбитости она стала нервничать. Что она делает на ранчо Кэмерона, если не годится даже на то, чтобы открывать и закрывать ворота? Жарко спорить, требуя, чтобы ей дали какое-то задание по работе, и выбиться из сил, не проехав и двух миль?

Спустя некоторое время они подъехали к новому забору, и Трейси заставила себя приободриться. Она интуитивно вздернула голову за мгновение до того, как Тай кинул на нее взгляд, пытливо всматриваясь, все ли в порядке. Он остановил машину и заглушил мотор.

— Сможешь управлять ручкой коробки передач?

Трейси внимательно посмотрела на него.

— Управлять?

Он указал вперед. Двое мужчин работали перфоратором, присоединенным к двигателю трактора, и сверлили отверстия в столбах.

— Нужно всего лишь медленно двигаться за этим трактором, держась слева от него. Я сброшу столбы, один за другим, а потом мы развернемся и на обратном пути сбросим с трейлера и растянем колючую проволоку.

— Ты доверяешь мне еще одну свою машину? Тай снисходительно глянул на нее и пропустил вопрос мимо ушей.

— Как хочешь, либо веди сама, либо я найду кого-нибудь другого.

— Но…

— Здесь можно столкнуться разве что с тем трактором, что идет впереди. К тому же работники, пожалуй, станут резвее, чтобы не попасть тебе под колеса. — Улыбка чуть тронула уголки его губ.

Трейси пришла в ужас.

— Так им известно про ту машину и ворота гаража?

— А как же ты думала? Пожалуй, давненько мы так не смеялись.

Трейси отвела глаза и почувствовала, что у нее пылает лицо. Она вздрогнула, когда рука Тая легла ей на плечо.

— И ты, пожалуй, самая красивая женщина из тех, кого нам доводилось видеть. Ты невольно привлекаешь внимание.

Она метнула взгляд, чтобы встретиться с ним глазами, чувствуя, как оживает от его прикосновения. В его глазах было что-то нежное, что-то такое, что пробудило в ней желания, которые она давно похоронила в себе. Тай убрал руку, но пальцы медлили, будто делали это с неохотой. У Трейси слегка перехватило дыхание. Прикосновение любого мужчины приводило ее в ужас, и так было уже многие годы. Однако всякий раз, когда Тай прикасался к ней, она уже не испытывала привычного страха и отвращения. Взгляд Тая смягчился, и она почувствовала, что ее очень влечет к нему.

Тай вылез из машины и пошел к трейлеру. Все еще в смятенных чувствах, Трейси ловко проскользнула на водительское место. В зеркале заднего обзора она видела, как он взобрался на станину трейлера и вытащил из кармана рукавицы.

И почему из всех мужских прикосновений только прикосновение руки Тая было ей приятно? И так желанно? И почему при одной мысли, что это может повториться, она замирает в предвкушении?

В то утро она провела с Таем немногим больше часа, но обрадовалась, когда он привез ее в дом и можно было вздремнуть. Жара изнурила ее. Трейси испытывала некоторое удовлетворение оттого, что выдержала, что смогла ровно давить на педаль, хотя ноги перестали слушаться от переутомления задолго до того, как Тай сбросил все столбы с трейлера.

Усталость, заставившая ее в конце концов прилечь, говорила о том, что она и впрямь больна. Спустя какое-то время Мария позвала ее к ланчу, и Трейси вышла, все еще разбитая. Она была в подавленном настроении из-за этого, но, довольно плотно и вкусно поев, ощутила сытость, и ее потянуло в сон. Она прошла в гостиную, уютно устроилась в большом мягком кресле и проспала почти до самого ужина.

Два последующих дня прошли почти так же. Трейси просила и получала какую-нибудь мелкую работу, от которой совершенно изматывалась и засыпала до ужина. Ее удивляло, что вопреки опасениям, она крепко спала и по ночам.

К третьему дню она почувствовала себя гораздо лучше, и меланхолия из-за слабости начала развеиваться. Ей удалось продержаться весь день без сна, но она скучала и не находила себе места без дела. Наконец Мария позволила ей вытереть пыль с мебели в гостиной и столовой.

За ужином Трейси завела с Таем разговор о настоящей работе.

— Мне бы хотелось вновь поработать в конюшне, — сказала она, и ее задело то, что на лице Тая появилось выражение легкой досады.

— Для тебя это пока трудновато.

— Тогда зачем я здесь? — спросила она, заметив его раздражение, но решившись идти до конца. — Я болтаюсь без дела и с каждым днем чувствую себя все больше в долгу перед тобой. — От его сурового взгляда она замешкалась, но решилась предъявить ультиматум: — Итак, я возвращаюсь в Сан-Антонио, пока ты не решишь, нужна ли тебе моя работа или я могу просто выписать чек.

Тай откинулся на спинку стула, чтобы получше рассмотреть ее лицо.

— Ты еще не в форме и не можешь выполнять тяжелую работу, но уже успела показать, что способна довести себя до обморочного состояния в один миг. Будь ты здорова, это меняло бы дело. А раз ты не очень здорова, то и говорить не о чем.

Все это время он был мягок и снисходителен с ней. Трейси надеялась, что Тай изменил к лучшему свое мнение о ней, однако теперь почувствовала в его голосе осуждение и недовольство и поняла, что он думает о ней на самом деле.

— Почему я довожу себя, как ты выразился, до обморочного состояния, тебя не касается, — тихо проговорила она. — Ты вынудил меня приехать сюда, чтобы отработать долг, а потому либо предоставь мне работу, как мы договаривались, либо прими мой чек.

— Отвечаю «нет» и на то, и на другое.

— Прекрасно. Я вернусь в Сан-Антонио и найду врача, который сможет подтвердить в письменном виде, что я пригодна к работе. Тогда я позвоню тебе.

Она схватила с коленей салфетку, положила ее на стол и поднялась. Голубые глаза Тая метали молнии и не отрывались от Трейси, пока она не вышла из комнаты.

Стоило Трейси затворить за собой дверь столовой, как в ней шевельнулись угрызения совести за перепалку. Но неужели каждое ее решение и каждый поступок всегда будет казаться неверным? Неужели она обречена на то, чтобы всегда раскаиваться и чувствовать себя во всем виноватой?

Она закрылась в спальне и прижалась спиной к двери. Она собиралась уложить кое-что из вещей и вернуться в Сан-Антонио, но все это вдруг показалось лишь вспышкой раздражения.

Рамона была большим мастером по части разыгрывания сцен, за которыми следовал театральный уход. Всю свою жизнь Трейси видела, как мать манипулировала мужчинами. Ей стало совсем плохо при мысли, что она такая же, как мать, что подсознательно ей хотелось проделать то же с Таем.

Ей представлялось вполне резонным сказать Таю, что она не хочет чувствовать себя перед ним в долгу, подстегнуть его к тому, чтобы он дал ей какое-то стоящее задание. Трейси не терпелось возобновить работу, не терпелось ощутить себя хоть в чем-то полезной. Не надо было только так давить, угрожать отъездом в Сан-Антонио, подыскивать себе какие-то медицинские оправдания, чтобы вынудить Тая сделать то, чего она добивается. Ведь именно так поступила бы Рамона. Да, конечно, Рамона всегда руководствовалась эгоистическими, корыстными побуждениями. Но разве ее, Трейси, желание загладить вину за совершенное не было столь же корыстным?

Ответ привел ее в состояние полнейшего уныния. Нужно вернуться к Таю и извиниться. Как бы унизительно и жутко это ни показалось, ей придется так сделать. Иначе она ничем не будет отличаться от Рамоны, которая ни разу в жизни ни перед кем не извинилась.

Всякий раз, когда Трейси особенно старалась не идти по стопам матери, ей приходилось разбираться, что правильно, а что неправильно, пусть даже в самых незначительных пустяках. Казалось, ей трудно было определить границу между разумным и неразумным.

Может, ей как раз то и нравилось в Тае, что он всегда был уверен в себе. Он имел четкое и непреклонное представление о том, что такое честность и добрый нрав. Он не признавал догадок. Трейси совершила немало бесчестных поступков и все еще порой совершала их. Ей бы хотелось иметь добрый нрав, но она отчаялась добиться этого. Может, это и было главной причиной ее приезда на ранчо Кэмерона. Если бы она смогла подняться до уровня тех мерок, которыми оценивал все в жизни Тай… Беда только в том, что для таких, как она, предъявляемые Таем требования кажутся непомерно высокими.

Так или иначе, но ей удалось собраться с духом, чтобы выйти из спальни и отправиться на поиски Тая.

Тай на миг вдруг увидел в Трейси сходство с ее матерью, Рамоной Лэнгтри, и у него это вызвало лютое отвращение. Он вышел из дому и направился к пастбищу, чтобы поостыть в одиночестве. Хотя говорить о том, чтобы «поостыть», можно было только в переносном смысле, поскольку вечером было так же жарко, как днем.

Пасущиеся на пастбище отлученные от матерей жеребята, семеня ножками, постепенно подобрались поближе к нему, пока он стоял, опершись локтями на забор, не обращая на них внимания. Тай все еще был погружен в мысли о Трейси, когда жеребята насторожились, заметив что-то за его спиной.

Наверняка это была Трейси, со сложенными в сумки вещами направлявшаяся к машине. При этой мысли в нем вновь поднялось раздражение. Ну все, хватит! С Трейси у него покончено. Он попросит Марию собрать все, что Трейси оставила, и отправит за ней в Сан-Антонио. Пусть ищет любого доктора, который написал бы ему записку или справку об освобождении ее от работы — если она способна зайти так далеко, — потому что он ни за что на свете не позволит ей вернуться. Ну и пусть она отправляется домой и выписывает ему чек. Он положит деньги на счет в банке и выбросит Трейси из головы.

Представив ее огромные голубые глаза и удивительное лицо, Тай вдруг очень огорчился. Трейси была, на его взгляд, слишком беспокойной, слишком неприкаянной. Но она оказалась первой из встреченных после Рио женщин, сумевших привлечь его внимание.

Чувства к Рио были объяснимы. Красивая, хозяйственная, желанная, Рио могла бы стать Таю настоящим партнером в жизни. Ей понятна его привязанность к земле, потому что и она ее любит. Но влюблена она в Кейна Лэнгтри.

Куда сложнее было объяснить чувства, которые он испытывал к Трейси Леду. Трудно было бы подыскать в Техасе более неподходящую ему пару, но как-то так случилось, что именно она и влекла его к себе. Может, просто он слишком долго был одинок. А Трейси весьма хороша собой и держится независимо, даже отчужденно. Совсем не похоже, что она его дразнит.

Похоже, не похоже… Приласкай ее разок как следует, и все поймешь. Ведь она выросла, прекрасно видя вопиющую распущенность матери. Брак с Сэмом Лэнгтри нисколько не убавил тяги той к любовным победам. И Трейси, наверное, считала, что все это в порядке вещей, хотя нужно признать, в ее поведении нет и намека на легкомыслие.

Была ли Трейси так невинна, как казалось, или она копия матери в ее более молодые годы? Промелькнувшее на миг сходство с Рамоной только усиливало убежденность Тая в том, что у строгой, замкнутой малышки Трейси имеется и другое лицо.

Тай не стал оборачиваться или хоть как-то давать Трейси понять, что знает о ее приближении. Он услышал, как она, прошуршав по гравию дорожки, ступила на траву и подошла к нему. Она заговорила таким тихим голосом, что ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать:

— Я всегда оставалась на обочине: ко мне не проявляли интереса, а если и проявляли, то считали меня слишком слабохарактерной и изнеженной и не подпускали близко к своим делам. — Трейси перевела дух. — Я не пытаюсь оправдываться, хотя… Может, так оно и есть. Может, это и вправду всего лишь еще одна уловка. Вроде моей угрозы отправиться домой, чтобы добиться от тебя своего. Я не очень хорошо разбираюсь в подобных вещах, однако у меня такое чувство, что я должна перед тобой извиниться за свой поступок. Я очень сожалею. Я приступлю к работе, когда сочтешь нужным. А если ты решишь, что будет лучше, если я просто выпишу чек и исчезну с твоих глаз долой, — я и на это согласна.

Тай посмотрел на Трейси, застигнутый врасплох ее маленькой речью. У него вдруг чуть оттаяло в груди, и в нем вновь проснулось непостижимое влечение к ней.

Она дрожала, хотя и крепко схватилась за планки забора, чтобы не выдать это. Она устремила взгляд на пастбище, не замечая жеребят. Маска отчужденности все так же скрывала ее лицо, но Тай чувствовал, что под нею бурлят эмоции.

— С тобой чертовски трудно, ты знаешь об этом? — тихо спросил Тай.

Он дал промашку. Зря он завел речь об этом. Трейси посмотрела на него, тщетно пытаясь скрыть обиду. Он протянул к ней руку. Ему импульсивно захотелось успокоить ее, уверить, что эта фраза являлась лишь преамбулой, что он намеревался принять ее извинение и попросить остаться. У него и в мыслях не было обидеть ее, но следовало вести себя поосмотрительнее.

Трейси отпрянула, не дав ему даже прикоснуться к ней. Глаза ее стали огромными, и он безошибочно прочел в них страх.

— Не волнуйся, — тихо произнес он и протянул руку еще на несколько дюймов, чтобы коснуться ее плеча. Он заметил, что она вздрогнула, и почувствовал, что ее тело еще больше напряглось, словно окаменело.

— Т-так как же быть с работой? — поспешно спросила Трейси, очевидно пытаясь увести разговор от того, что явно пугало их обоих.

— Мне бы хотелось, чтобы ты осталась и еще чуточку отдохнула, прежде чем приступить к работе.

Что сделало ее такой подозрительной, что заставило ее быть такой настороженной, если даже случайное прикосновение руки настолько разволновало ее? Он подмечал в ней это и прежде, однако сейчас это поразило его как никогда.

Но ему вдруг припомнился тот день, когда он в грузовике дотронулся до ее руки и встретил совсем иную реакцию.

— Ладно, — произнесла Трейси наконец чуть прерывистым от волнения голосом. — Спасибо.

Она торопливо проскользнула мимо него и пошла к дому, держась, как ей хотелось казаться, с непоколебимым чувством собственного достоинства. На деле это куда больше походило на попытку просто сохранить самообладание.