Воспитание мальчиков

Иксы и игреки

О дочери я, кажется, начала мечтать, первый раз взяв в руки молочно-резинового пупса. Играла в куклы едва ли не до десятого класса. Потом мои любимицы долго покоились в пыльных коробках, пока не сгинули при очередном переезде. С годами мечта только крепла.

Когда у меня родилась внучка и я первый раз ее увидела – семидневную, черноволосенькую, с красным младенческим личиком, – спящую в коляске на лоджии в квартире родителей невестки…

Разрыдалась:

– Я мечтала о тебе пятьдесят лет!

За спиной раздался недоуменный шорох непроизносимых мыслей родных и близких. Пятьдесят лет – это слишком! Ей (мне) всего-то чуть за полтинник.

Именно так! Мне всю сознательную жизнь казалось: если удастся повторить мое общение с мамой, пред которым меркнут любые высокие слова, с которым не могут сравниться никакие дружбы, – жизнь моя пойдет правильно, состоится.

Не вышло.

Родился первый сын. Ладно, мужу приятно. Мужчины почему-то до сих пор пребывают в средневековом стремлении иметь наследника. Хотя не короли и не магнаты. На самом деле, грезят о преемнике. В высоком смысле – ученике, преемнике идей и теорий. Родные дети, как правило, преемниками не становятся. На них столько времени убьешь, пока научишь утром и вечером зубы чистить, домашние задания исправлять, что уж не до теорий.

В период второй беременности уже появилось ультразвуковое исследование.

Водит доктор по моему большому животу приборчиком и спрашивает:

– А вас не интересует: мальчик или девочка?

– Спасибо, я знаю.

– Как угодно.

Решил, видимо, что я из тех невежд, что определяют пол ребенка по форме живота. Но я руководствовалась совершенно другим. Во-первых, немного нагрешила, чтобы провидение обошлось со мной сурово. Во-вторых, уж сколько месяцев наблюдаю, как родня в застолье поднимает тосты за мою грядущую девочку:

– Теперь – за Тонечку!

И все дружно сдвигают рюмки, бабушки затыкаются, хотя принесли чай с домашними тортиками и были готовы решительно пресечь излишнее потребление спиртного. Но за Тонечку – это святое.

Выбранное имя – Тоня – в честь бабушки мужа, которая умерла незадолго до моего появления в их семье. Я столько добрых слов слышала о бабушке Тосе, что считала справедливым отдать дань её памяти. Да и нравилось обилие вариантов: Антонина, Тоня, Тося, Тонюля.

Тонюля практически жила в нашей семье. Когда меня тошнило по утрам, муж говорил: «Тоська чего-то несвежего поела». Старший сын, трехлетний Никита, постоянно тыкал в мой живот и спрашивал: «А что сейчас Тоня делает?» В зависимости от времени суток, Тоня призывала его убрать игрушки, или не размазывать кашу по тарелке, или отправляться спать без хныканья и капризов.

Из-за сложностей со здоровьем меня упекли в больницу за месяц до родов. В те времена общение с пациентками дородового отделения и роженицами было как с заключенными в тюрьме. Проще говоря, совершенно не было. Свидания отсутствовали, разрешалось обмениваться записками и видеть друг друга издали. Женщины прилипали к окну на пятом этаже, родные, задрав головы, стояли на земле. Летом спасали открытые форточки, зимой мучило отсутствие навыков общения глухонемых.

Никите тем холодным декабрем страшно надоело каждый день ездить с бабушкой или с папой к больнице, смутно видеть меня в окне пятого этажа.

Поэтому он вопил:

– Мама, выходи! Покажи Тонечку!

Как-то в нашу палату заглянула терпивица из соседней палаты. То есть – женщина на сносях, которая чувствует себя нормально, но анализы плохие, и врачи предпочли замуровать ее в госпитальных стенах.

Подошла к окну и протяжно, с тоской унылой, проговорила:

– Вот опять этот мальчик в черной шубке. Сейчас будет Тонечку просить.

И тут же звонкий Никитин голосок, долетев, ударил в стекла:

– Мама! Мама!

Подскочив к окну, я развела руки в стороны: никаких изменений.

– Где Тонечка? – орал Никита. – Сколько ждать? Чего она там сидит и не вырождается?

И вот, наконец, роды.

У меня еще зеленые круги перед глазами, дыхание как у тяжелоатлета, который без перерыва штанги рвал.

– Мальчик, – говорит акушерка.

– Ош-ош-баетесь, – возражаю, заикаясь.

– Смотри! – Ребеночку задирают ноги, показывая неопровержимое доказательство.

– Вс-вс-все равно! – упорствую я. – Де-де-девочку хочу!

– А этого куда денем? – веселясь, спрашивает врач акушерку.

– Может, обратно затолкаем? – подхватывает акушерка. – Авось рассосется.

Потом они возятся со мной, с ребеночком и говорят о том, что на нас не угодить. Вот туркменка Зыба у них седьмую девочку рожает. Муж Зыбы сына хочет, а туркменка каждый год по девице выдает. Он ей ультимативно заявил: будешь рожать до мальчика, хоть два десятка. Двадцать погодков-де виц в малогабаритной квартире – это, конечно, впечатляет.

Был поздний вечер, акушерка откликнулась на просьбу позвонить ко мне домой и сообщить о новорожденном.

Дальнейшее я знаю в пересказах.

Муж положил трубку, забыв поблагодарить. Уставился тупо в стенку. Мама, тетя, двоюродная сестра, свекор, который у нас гостил, смотрели на него выжидательно. Муж молчал.

– Наташа родила? – потеряла терпение сестра.

– Да, – пробормотал муж.

– Она жива? – напряглась мама.

– Да.

– А ребенок?

– Три восемьсот. Но мальчик.

– Опять? – ахнула сестра.

Некоторое время все переваривали информацию. Более всего их заботило мое душевное самочувствие: Наташа так мечтала о девочке. Словно ребенок – это новогодний подарок, выписанный по каталогу.

Паузу нарушил свекор, разумно спросивший:

– За внука и не выпьем?

Его поддержали. В смысле – поставили на стол резервную бутылку хорошего коньяка.

Наутро, физически пребывая в ослабленном состоянии, но морально – в клокочущем, я написала мужу злую записку. Я тебе не туркменка Зыба! Прекрасно знаю, что пол ребенка полностью зависит от мужчин! Они, конечно, не вольны управлять своими хромосомами. И все-таки пусть несут ответственность!

«Ты мне что обещал? – в частности, писала я. – Прежде чем обещать, сделал бы анализ! У тебя избыток игреков в хромосомах при трагическом недостатке иксов! Не то что у туркмена!»

Муж ответил, в частности: «Про туркмена не понял. Наш век – век специализации. Специализация – гарантия качества. Мы специализируемся на мальчиках».

Как в воду глядел.

Забегая вперед, скажу, что младшенький, Митя, с пеленок проявлял недюжинные интеллектуальные способности. Я сделала все возможное, чтобы затормозить его развитие, не превратить в вундеркинда, обеспечить счастливое детство. Но Митя все-таки перепрыгивал в школе через класс и в пятнадцать лет поступил на факультет вычислительной математики МГУ, который блестяще окончил.

Я крестилась:

– Господи, спасибо, что мальчик! Рост метр девяносто восемь, центнер веса, ум развитый, знания обширнейшие, чувство юмора убийственное. Будь он девочкой – никогда бы замуж не выдали. Кто бы взял?

С Никитой, старшим, та же картина. В девичьем обличье это была бы красотка-модель: длинноногая, с двумя образованиями – юридическим и экономическим, с успешной карьерой и большими претензиями. Она разбивала бы сердца, перешагивала через поклонников и в итоге вышла бы замуж за проходимца с хорошими актерскими способностями.

А у нас сложилось – счастливо! Мальчики выбрали девочек, в которых я души не чаю. Не совсем что бы дочери, но периодически хочется выхватить их, оторвать, чтобы пожили с нами, забыли про всех, принадлежали бы только мне с мужем. Вставали бы утром, со сна с пухленькими щечками, брели на кухню, наливали чай, отхлебнув, оставляли, шли в ванную и сидели там по часу (что столько времени отмывать?). Выходили, я новый чай грела бы. Они не давились бы моими бутербродами и яичницами, а капризничали:

– Сколько раз повторять? Только обезжиренные сливки надо покупать.

– Если из сливок убрать жир, – ворчала бы я, – то это будут вовсе и не сливки, а молочное пойло.

Легко ворчать на дочь. Но свекрови ворчать на невестку – записать себя в зануды.

Потом они собирались бы на работу. И по дому растекался бы чудный запах: духов, косметики – и чего-то неуловимого, юного и прекрасного, будоражащего, хмельного и отчасти нервного, эмоционального, – что может источать только красивая молодая женщина.

Но до невесток еще требовалось дожить.

Когда Митю принесли домой, развернули, Никита посмотрел на брата и сказал, скривившись:

– Обещали Тонечку, а тут пельмень какой-то. Хотите, два дня в углу простою? Только поменяйте на Тонечку.

Его в пять глоток стали убеждать, что братик – даже лучше, чем сестричка.

На что Никита справедливо заметил:

– А зачем все время про Тонечку разговаривали?