Воспитание поколений

1

1935 год. У советских детей собралась уже немалая библиотека художественно полноценных стихов. Маяковский круто повернул штурвал, направив детскую поэзию в русло современности, самых живых её интересов и тем — писал о классовой борьбе, о труде, о морали, создал политическую сатиру для детей, пионерские песни. «Он оставил нам четырнадцать детских стихотворений и решил четырнадцать литературных задач», — писал Маршак.

И сам Маршак нашёл блестящие поэтические решения злободневных тем — уже написаны «Война с Днепром» и «Мистер Твистер». Бытовой, моральной сатирой, пронизанными юмором стихами о радостях и заботах советских детей обогащала поэзию для малышей Барто.

Рядом с ними работала значительная группа поэтов, отказавшихся от примитивных тем и примитивных форм стиха для детей.

В борьбе за новое отношение к детской литературе, новое понимание её возможностей и её задач передовые писатели одержали решающую победу. Предстояло двинуться дальше.

В это время в детскую литературу приходит поэт, который начинает свой путь с того места, до которого дошли его предшественники и товарищи. Он с первых своих стихов, не останавливаясь на освоении и закреплении позиций, уже завоёванных детской поэзией, идет дальше, вперёд.

Молодому поэту не пришлось долго ждать признания. Первое же большое произведение Сергея Михалкова — «Дядя Степа» — было радостно встречено и детьми, и взрослыми читателями, и критикой. Сразу, легко и весело, вошли в жизнь ребят образ дяди Степы и запоминавшиеся наизусть с первого чтения строки стихов, где так своеобразно реальное и будничное сочеталось с фантастическим. Дядя Степа —

ничем, кроме роста, не выделяется из среды окружающих его людей.

Сперва читатель узнаёт, что дяде Степе приходилось искать самые большие ботинки и он мог, сидя, книги брать со шкафа. В следующих строфах — от эпизода к эпизоду — рост дяди Степы выходит за пределы реального. Самые глубокие места в реке ему по колено, с тротуара он достаёт рукой до чердака. Но — странно — по мере того как рост дяди Степы становится всё более фантастическим, его поступки приобретают всё большую реальность и убедительность. Перед читателями — юноша, в поступках которого проявляются черты благородного и отважного советского человека. Он спасает тонущего мальчика, предупреждает аварию поезда — всякий раз пользуется своим ростом, чтобы помочь товарищу.

Герой этой комической повести оказывается вовсе не комичным. Он так привлекателен, что, едва появившись, стал другом читателей. Всё, что делает дядя Степа, связано с миром ребячьих интересов и потому особенно близок им его образ.

Мы встречаем дядю Степу на стадионе, в тире, в кино, на карнавале —

Он идёт служить на флот, становится защитником родины —

А прежнее его прозвище — «Каланча». В этом изменении прозвища с насмешливого на уважительное весело, без нажима, но очень ясно показано движение образа, дана биография героя, который постепенно завоёвывает любовь своих знакомых, а вместе с ними и читателей повести. Его поступки просты, но очень привлекательны.

Комическую гиперболу, как основу сюжета и способ сатирической характеристики отрицательного героя, использовал Маяковский в «Сказке о Пете, толстом ребёнке, и о Симе, который тонкий». Михалков пошёл по тому же пути в некоторых своих стихотворениях, например в «Фоме». Своеобразие «Дяди Степы» в том, что здесь комическая гипербола, которая тоже, как у Маяковского, организует сюжет и связывает отдельные эпизоды произведения, использована для создания образа положительного героя.

Строфы, посвящённые тому, как дядя Степа спас утопающего, предотвратил крушение поезда, заставляют вспомнить написанный позже «Рассказ о неизвестном герое» Маршака.

В обоих произведениях спасение человека (у Михалкова — из воды, у Маршака — из огня) показано не как исключительный поступок, а как норма поведения советского человека.

В повести Маршака исключительными, присущими именно этому случаю оказываются только детали события и поступка — сложность, затруднённость спасения, требующая и отваги и большой физической сноровки. У Михалкова исключительны тоже детали, но как раз противоположные: лёгкость спасения, обусловленная ростом дяди Степы.

Обыкновенность отважного поступка для советского юноши Маршак подчёркивает тем, что героя невозможно разыскать — он похож на многих. Герой же Михалкова очень индивидуализирован и приметен, а обыкновенность его смелых поступков передана тем, что они поставлены в ряд с незначительными, большей частью комическими происшествиями.

Важная для детской литературы того времени поэтическая задача — в образе привлекательного для читателей героя показать готовность к подвигу как типическую черту советской молодёжи — решена двумя поэтами не только различными, но прямо противоположными художественными средствами. У Маршака — героическая баллада об отважном поступке неприметного юноши, а у Михалкова — комический рассказ об очень приметном юноше, который совершает мужественные поступки наряду и словно бы наравне с поступками обыкновенными и забавными.

Почему так близок читателю образ дяди Степы, почему он дружит с миллионами ребят? Прежде всего, у него есть очень привлекательная черта характера, которая, к сожалению, не слишком часто определяет образы героев детской литературы: доброта, отзывчивость. Дядя Степа не только предотвратил крушение поезда — он и спасал голубей из горящего дома, и «того, кто ростом мал, на параде поднимал», и «снимал ребятам змея с телеграфных проводов».

Детям не только нужно всё, что дядя Степа делает для них, но близко, интересно то, что он делает для себя. Он прыгает с парашютом, идёт на парад, стреляет в тире, приходит на стадион, катается на верблюде и, наконец, поступает на флот.

Михалков с замечательной точностью, приметливостью определил круг ребячьих (главным образом мальчишеских) интересов и сумел приключения дяди Степы обыграть так, что с каждым эпизодом всё полнее и привлекательнее вырисовывается облик героя.

Острая сюжетность, комическая гиперболизация жизненных явлений, создание своего рода реалистической фантастики — особенности поэтического почерка, которые получили развитие и в других стихах Михалкова.

Работа Маяковского, Маршака открыла новые и очень обширные перспективы. Их опыт поэтической беседы с детьми о современности, о моральных проблемах, о труде оказался удачным.

Расширились пределы воспитательного влияния поэтов на детей.

Весёлые стихи ведь могут быть не только весёлыми. Советские поэты искали новых форм, в которых забавное органично сочеталось бы с воспитательно важным.

Единственный ли путь увеличения смысловой и воспитательной нагрузки забавных стихов — приближение их к сатире, путь, по которому пошёл Маршак, написав «Мистера Твистера», путь, который прокладывала во многих стихах и А. Барто?

Михалков «Дядей Степой» показал, что это путь не единственный. Но, поставив тем самым весёлые стихи на службу новым, широким задачам детской литературы, Михалков не ограничил свою работу одним жанром.

В первые же годы работы он создал произведения очень разные и по темам и по характеру поэтической разработки.

В сатирических стихах поэт высмеивает то упрямого Фому, который ничему не верит, то мальчика «Мимозу», который, кроме плюшек и пирожных, ничего не хочет есть.

Так появляется в творчестве Михалкова тема подготовки к труду и к жизненной борьбе.

Она входит не только сатирой, а самыми различными поэтическими жанрами, например своеобразным стихотворением «А что у вас?». Дидактическая мысль этого произведения никак не акцентирована, маленьким читателям и вовсе не приметна, а вместе с тем воспринимается ими.

В первых строфах стихотворения нет и намёка на то, что немного дурашливая, игровая болтовня ребятишек приведёт к важному разговору. Затеяна игра просто потому, что «дело было вечером, делать было нечего». Ребята по кругу обмениваются сегодняшними новостями, не очень значительными. И затихла бы, вероятно, беседа, если бы не похвасталась девочка:

Это всех задело. Ребята наперебой защищают рабочее достоинство своей мамы — инженера, повара, вагоновожатого, доктора, милиционера, учительницы. Они ничем не хуже пилота.

Обычное для малышей стремление похвастаться своими родителями, показать, что они лучше или во всяком; случае ничуть не хуже родителей соседа, принимает современную, характерную для советского общества форму.

Дети очень чутки к интересам, тональности среды, в которой они растут, и, может быть, не сознают, но чувствуют, что самое убедительное доказательство высоких достоинств мамы — её работа.

И ещё одна черта — проявление доброго товарищества советских детей: реплика Вовы, который говорит не о своей маме, а выступает в защиту всех ребят, может быть, немного подавленных величием мамы-пилота:

И в конечном счете именно эта реплика Вовы приводит к примиряющему выводу:

Игровая форма стихотворения, его скрытая дидактика, естественность и непринужденность беседы — всё это хорошие находки детского поэта. Но юмор, построенный на внешней нелогичности ребячьей речи («А у нас сегодня кошка родила вчера котят», «Нам купили синий-синий, презеленый красный шар», «Грузовик привёз дрова — это два. А в-четвёртых…»), хотя и очень забавен, пожалуй, больше рассчитан на взрослых. Недаром стихотворение с большим успехом читает во взрослых аудиториях исполнительница детских рассказов Рина Зеленая. Малышей такие логические ошибки редко смешат — они принимают всерьёз «презелёный красный шар»: ведь им понятно, что иначе не выразишь сложную эмоцию, рождённую «букетом» шаров у продавца и трудностью выбора одного из них.

В том же году, что «Дядю Степу», «А что у вас?», — первом году работы Михалкова для детей! — он пишет стихотворения и совсем в другой тональности.

Словно свежий ветер несёт строки «Веселого туриста», стихотворения, написанного широко, свободно, богатого мыслями и эмоциями.

Образ четырнадцатилетнего туриста без всякой патетики, пафоса или умиления, благодаря отлично найденным художественным средствам, вырастает в символ отважной, любознательной и весёлой юности.

Очень просты слова, фразы, образы, очень лаконична характеристика героя. «Он встретить в пути не боялся ни змей, ни быков, ни собак», «Он шёл без ружья и без палки», «Он пел, и весёлая песня ему помогала идти». Эта задорная отвага — выражение не только мальчишеской беззаботности, но и внутренней силы:

Весёлый турист неприхотлив, и не страшны ему стихии:

Ему близка, интересна родная природа:

Его любознательность серьёзна:

Вот, в сущности, всё, что сказано о юноше. Но его образ формируют в воображении читателя не только эти черты, но и то, что «летали кукушки да галки над самой его головой»,

Внутренняя сила юноши пугает зверя, который «издали только рычал». Но она и покоряет животных, потому что это добрая сила. Только животных? Нет, это всё лишь подготовка внезапного, как взрыв, события: такой простой, такой реалистичный каждой деталью рассказ вдруг оборачивается сказкой-символом, Гаммельнским крысоловом, который своей дудкой привлекает и ведёт в неведомое детей, — но добрым крысоловом, увлекающим и детей и взрослых вперёд, к прекрасному будущему.

Нельзя было удержаться от большой цитаты — так выразительны и неожиданны эти строки.

Но вот что примечательно: внезапность перехода от рассказа о простой прогулке к лирической сказке никак внешне не подчеркнута. Тем же ритмом, в той же тональности, в том же круге образов льётся повествование.

И это впечатляет больше, чем самое резкое изменение строя поэтического рассказа — изменение, которого, казалось бы, тут можно было ждать.

Реальность и сказка сливаются в единый поток — прогулка обретает черты сказочности, сказка утверждается как реальность, как лирическое изображение могущества юности.

Может быть, самое удивительное в первых стихотворениях Михалкова то, что их с таким законченным, зрелым мастерством создал «начинающий» поэт, и притом в очень широком диапазоне жанров.

Одинаково хорошо удавались Михалкову с первых шагов его поэтического пути и безобидный юмор, и едкая сатира, и балладно-песенный «Весёлый турист», и тонкое, своеобразное сочетание сказки с реалистическим рассказом, и — это, пожалуй, самое важное — портреты современников, положительных героев нашего времени.

В том же изумительно плодотворном для поэта 1935 году он пишет «Светлану», колыбельную, снова меняя характер поэтической беседы с читателем.

Элегически мягкий, как бы приглушённый пейзаж — не вообще пейзаж, а русский, с берёзой и рожью, — плавно переходит в широкую картину мира:

Так же мягки, неторопливы и как будто спокойны строфы.

Но — «над землями гроза». Словно отдаленная тревога, словно отзвук событий, которые гудят в телеграфных проводах мира, входит с этой строкой в стихотворение.

Не забудем: 1935 год — время первых фашистских угроз!

Да, мы не ошиблись — именно об этой грозе думает поэт. Взглянув на мир, он возвращается мыслью на родину, к её далёкой границе.

Ещё всё спокойно. Но, пожалуй, это предгрозовая тишь. Качнулись травы, лес как вкопанный стоит… Смутно чувствуется тут настороженность. И снова мы не ошиблись:

Образ часового, охраняющего сон Светланы, — штрих, который оформляет стихотворение, раскрывает его внутренний смысл. Появление этого образа подготовлено грозой над дальними землями, предгрозовой тишью у наших рубежей.

Оказывается, это характерно для Михалкова — умение, сохраняя единство поэтического повествования, его стиль, тональность, внешне неприметно, а внутренне резко повернуть тему, придать ей значительность, которую нельзя угадать по первым строкам. И это в самых разных жанрах — и в балладе о весёлом туристе, и в написанном как будто только для забавы стихотворении «А что у вас?», и в лирической колыбельной.

«Нейтральный» поэтический рассказ оказывается подготовкой к выраженной в той же системе образов, что и начальные строфы, разработке политической или моральной темы.

Образ часового входит в «Светлану» суровым предупреждением о грядущих испытаниях, как образ могучего бронепоезда в лирический рассказ Гайдара «Чук и Гек» о счастливой ребячьей жизни.

«Грозно торчали из башен укутанные брезентом орудия. Красноармейцы весело топали, смеялись и, хлопая варежками, отогревали руки. Но один человек в кожанке стоял возле бронепоезда молчалив и задумчив. И Чук с Геком решили, что это, конечно, командир, который стоит и ожидает, не придет ли приказ от Ворошилова открыть против кого-нибудь бой».

Всё ближе гроза — поэт, живущий интересами своей страны, чувствует, как повышается давление политической атмосферы, и он говорит со своими читателями, с детьми, о том, что волнует его самого.

Это стало возможным, потому что прошло время, когда писатели говорили с детьми снисходительно, свысока, как с несмышлёнышами или как с недоразвитыми взрослыми.

Почему в подавляющей своей части непоэтичными были в старину стихи для детей? Почему они нагоняли тоску, если пытались воспитывать, и вызывали зевоту, если стремились развлечь? Их авторы даже не пытались говорить с детьми о том, что их самих волнует, не делились с читателями своими мыслями и переживаниями. Естественное следствие этого — вялый, нарочитый, придуманный стих.

Детский мир словно стеной был отгорожен от мира взрослых. Литераторы приходили в гости к детям с набором стихотворных игрушек, сработанных по макетам, которые переходили из поколения в поколение. Ремесленники, изготовлявшие их, опирались не на подлинные интересы детей, а на своё очень неточное представление об этих интересах, питавшееся традициями сперва крепостнического, а потом буржуазного воспитания.

Советские поэты вывели детей из искусственно ограниченного мира, разрушили стену между взрослыми и детскими интересами, заговорили о том, что важно было им, поэтам, важно народу, стране. Подходящие формы для большого разговора с детьми они нашли в арсеналах подлинной поэзии, а не в мусорных кучах стихоплётства. Тогда работа детских поэтов стала вдохновенной и книги их — могучим средством воспитания ума и сердца советских детей.

Сегодня детский поэт ищет сюжеты, образы, ритмы, соответствующие не малой будто бы способности детей воспринимать сложные явления жизни и подлинное искусство, а особенностям их восприятия, их психики.

Всё ближе гроза — и всё настойчивее говорит Михалков со своими читателями о том, что его волнует. Бои в Испании — первое наступление фашизма. Михалкову важно рассказать не о самых боях и событиях — о них школьники услышат на пионерских сборах и дома. Поэт создаёт образы борцов за свободу, героев, чтобы они стали высоким примером самоотверженного служения народу.

Ведь и читателю рано или поздно предстоит борьба — гром рокочет.

Какую же форму избрать для этого важного разговора, в котором нет места ни шутке, ни гиперболе?

Михалков выбирает балладу — торжественную, лаконичную, грозную. Не о сражениях, где в боевом строю легче быть отважным — на миру и смерть красна! — а о поведении бойцов в плену, под пыткой, о величайшем и труднейшем испытании верности и мужества, с глазу на глаз с палачом, — вот о чём говорит поэт.

Сдержанны, суровы строфы баллады. Каждое слово весомо, каждая строка передаёт только факт, во всём стихотворении лишь одна скупая характеристика поведения пленного, только один эпитет:

Так погибли под пытками два товарища.

Это четверостишие создает сюжет стихотворения. Начало строфы наталкивает на мысль, будто третий товарищ окажется изменником. Тут драматическая кульминация стихотворения. Следующее двустишие опровергает предположение, даёт читателю понять, что стойкость борцов за свободу — типичная, неотъемлемая их черта. Лаконичность и энергия этой строфы определяет эмоциональную силу стихотворения.

Строгость построения и выбора слов, драматическая выразительность баллады были новой и важной поэтической победой Михалкова. Стремясь мобилизовать чувство и разум читателей, сделать для них борьбу испанского народа против фашизма личным переживанием, вызывающим взволнованные и важные мысли, Михалков снова нашел форму, отлично соответствующую характеру темы.

Работу воспитателя Михалков ведёт непрерывно, от года к году, от стиха к стиху и — очень важная черта — обычно опираясь на события сегодняшнего дня. Он хочет не только поэтическим словом раскрыть смысл и значение этих событий, но и подготовить читателя к предстоящей ему жизненной борьбе.

Забота о воспитании коммунистической морали, воспитании стойкости и честности, преданности интересам народа, стремление приобщить ребят к заботам и радостям сегодняшнего дня страны роднят поэзию Михалкова с прозой Гайдара.

Мы упоминали о том, как у Михалкова и у Гайдара грозная нота предупреждения о грядущих боях входит в произведения самые мирные. Сопоставление можно продолжить. Гайдар написал «Военную тайну» и включил в неё сказку о Мальчише-Кибальчише, которого пытали враги, но он не выдал секрет мощи советского народа. Михалков в поэме «Миша Корольков» рассказывает о мальчике, у которого японцы пытались выведать сведения о Сахалине, приманивая его шоколадом и угрожая ему плёткой.

Мотив отваги, нужной, чтобы сохранить верность родине под пыткой или под угрозой пытки, наедине с палачом («нас не слышат — мы вдвоем»), который в «Трёх товарищах» был подтекстом, в «Мише Королькове» стал основой сюжета.

Не каким-либо взаимовлиянием объясняется близость мотивов в творчестве Гайдара и Михалкова, а равным стремлением ввести читателя в круг идей и событий времени.

Гроза разразилась. Осмыслить события Отечественной войны, показать величие победы, послевоенный подъём страны — вот задача, которую поставил себе Михалков в большом произведении, озаглавленном «Быль для детей».

Эти стихи создавались и публиковались на протяжении нескольких лет по мере развития событий, начиная с 1941 года.

Особенность произведения — его прямая публицистичность. Михалков на этот раз отказался от выражения темы в сюжетных стихах.

О первом, трудном, периоде войны Михалков говорит глухо, ограничиваясь только строфой:

Вступительная глава повествует о том, как напали на нас фашисты и народ встал на защиту Родины, а в следующей поэт сообщает, что «Шёл войне не первый год» и что уже «залечивают раны боевые великаны — Ленинград и Сталинград»:

В дни, когда писались первые главы «Были», очень важно было показать подросткам, как уверен советский парод в победе, как собирает он силы, чтобы одолеть фашистов.

Эмоциональны, поэтически сильны небольшие стихотворения, созданные Михалковым в годы Отечественной войны. Многие из них давали детям впечатляющее представление и о героике и о трагизме войны, о славе подвига и о страданиях. Все эти стихотворения сюжетны и в каждом есть детали, образы, повороты повествования, которые рождают отклик в душе и сознании детей.

С героем-лётчиком Михалков знакомит читателей в день, когда он приезжает в родной колхоз и растроганно узнаёт места, «где он мальчишкой рос». Лётчика приветствует вся деревня «за подвиги геройские, за орден боевой», но поэт не ставит его на пьедестал, напротив, приближает к читателю. Недаром вспоминает лётчик свои мальчишеские дела, прогулки и входит «в дом родительский — простой крестьянский дом».

Так неожиданно поворачивающая повествование последняя строфа акцентирует направленность стихотворения — образ лётчика-героя как бы проекция в будущее читателей.

А в стихотворении «Сын» Михалков показывает лётчика перед боевым вылетом, в тот момент, когда он получил от сына письмо с рисунком.

И лётчик, «думая о сыне, беспощаден был в бою с врагом». Война идёт за сыновей, за будущее народа, и они, сыновья, своими письмами помогают отцам воевать (этот мотив есть и в «Почте военной» С. Маршака). Без нажима, не высказывая, а подсказывая читателю эту мысль, говорит Михалков о том, как нужны бойцам письма детей.

О десятилетнем человеке с недетскими глазами, пробирающемся к своим из фашистского тыла, с пепелища родной деревни, о занумерованном детском ботинке на складе концлагеря — стихи о горе, которое принесла война. Снова находит Михалков образное решение темы, близкое детям, волнующее их, помогающее, так же как стихи о героях и боевой страде, понять умом и сердцем, что такое война, как самоотверженно защищал народ свою родину, будущее детей и сколько горя принесли враги.

Все эти стихи легко вошли в литературный обиход детей, потому что каждая их деталь изобразительна, эмоциональность рождена напряжённо развивающимся сюжетом и образным строем.

Ровесники «десятилетнего человека», читая стихи, невольно ставят себя на его место и переживают трагедию мальчика.

Вместе с ребятами колхоза читатели заглядывают в окно вернувшегося с фронта героя.

«Сын» заставлял детей скорее взяться за письмо отцу.

Стихотворение «Посылка», в котором обстоятельно и вкусно рассказано, какие вещи нужны воину во фронтовом быту, вероятно, побудило не одну сотню ребят собрать подарок бойцам.

Карта, которую нашёл боец в пустой школе и захватил с собой, «изображенье Родины своей спасая от захватчика-солдата», а потом, при наступлении, вернул карту с пятнышком крови и прорванную осколком, выразительно передает горечь отступления и трудный путь к победе.

Своеобразие и прелесть детских стихов Михалкова в умении просто, задушевно и лаконично рассказать отлично найденный сюжет, в поворотах темы, внезапно обнаруживающих её значительность, в том, что пропагандистская, воспитательная идея отчётливо и ненавязчиво выражена сюжетом стихотворения или обликом его героя.

Мы это видим и в стихотворении «Данила Кузьмич», тоже написанном в годы войны и на тему, связанную с войной. Михалков создаёт параллель некрасовскому «Мужичку с ноготок», подчёркивая связь произведений и эпиграфом из Некрасова, и ритмическим строением (четырёхстопным амфибрахием, которым написаны «Русские дети»), и характером диалога. Параллель, но контрастная!

Ласково и уважительно говорит поэт о своём герое, свершающем нелёгкий труд наравне со взрослыми. И, как это уже бывало в других стихах Михалкова, образ Данилы Кузьмича вырастает до сказочного величия.

Четырёхстопный амфибрахий у Михалкова звучит торжественнее, чем в стихотворении Некрасова. Но в то же время, как у Некрасова, рассказ написан «бытовым» разговорным языком.

Достоверность рассказа словно упрочена реалистическими деталями. И когда в том же ритме и строе образов утверждается сказочность трудового подвига четырнадцатилетнего паренька, она тоже воспринимается как естественная, достоверная:

Вот в этом и заключён контраст со стихотворением Некрасова: о шестилетнем мужичке с ноготок Некрасов говорит с уважением, но в то же время с болью — тяжела была судьба крестьянских ребят; о Даниле Кузьмиче Михалков говорит не с болью, а с гордостью — сказочно прекрасна его сознательная помощь Родине в тяжёлую годину.

Мне кажется неудачным, выбивающимся из стиля произведения (это редкий случай в стихах Михалкова) заключение —

Это как будто из другого стихотворения, написано почти в плясовом ритме, разрушающем трогательную торжественность повествования.

Михалков этим стихотворением поднял важную тему. Немного позже и в советской прозе для детей появился нужный читателю образ юного рабочего, самоотверженно и умело трудившегося в дни войны. Вспомним «Малышка» Ликстанова, Мотьку из рассказа Пантелеева «На ялике», Капку, героя «Дорогих моих мальчишек» Кассиля.

Важно отметить, что Михалков, утверждая сказочное величие труда подростка, в то же время фамилией героя подчёркивает типичность его образа.

И «Малышок» Ликстанова, и «Данила Кузьмич» Михалкова показывают, как быстро подмечают наши детские писатели новые явления в современности и создают образы ровесников читателей, которые могут и должны служить для них высоким примером. Образы подростков, которых война заставила рано начать трудовую жизнь, рано проявить на деле любовь к родине, умение не пассивно выносить тяготы трудных дней, а уверенно, быстро приобретая сноровку и знания, отдавать силы борьбе за победу, появились в детской литературе раньше, чем во взрослой, и это далеко не первый случай, когда советская литература для детей вышла на передовые позиции. Можно ли было представить себе что-либо подобное в дореволюционной детской литературе?

В последние годы Михалков, увлечённый работой над баснями и драматическими произведениями, реже пишет детские стихи.

Не очень удачным оказалось большое продолжение «Дяди Степы» — «Дядя Степа — милиционер». Трудно — да и нужно ли? — через два десятилетия, наполненные большой поэтической работой, возвращаться на «исходные позиции», к тому же образу, той же композиции, приключениям и шуткам того же характера, — словом, создавать как бы кальку давно написанного произведения.

Михалков заставил своего прославленного героя, сменив морскую форму на милицейскую, варьировать прежние подвиги. На этот раз дядя Степа не достаёт змея с проводов, а чинит, стоя на тротуаре, светофор, спасает из воды не мальчика, а старушку, не предупреждает крушение поезда, а снимает с подножки трамвая сорванца.

Дидактическую задачу Михалков поставил себе благородную — подружить ребят с милицией, показать, сколько милиционеры приносят пользы, а поэтической задачи… попросту не оказалось, так как Михалков блистательно решил её двадцать лет назад. Стихи светят отражённым светом. Тот же ритм, что в «Дяде Степе», тот же кинематографический монтаж эпизодов, того же рода шутки — не хватает только прежней свежести, задора, непосредственного юмора, которые покорили читателей «Дяди Степы», короче говоря — не хватает поэтичности и художественного своеобразия. Можно подумать, что писал эти стихи не Михалков, а его эпигон. В сущности, это обычная судьба попыток сочинить продолжение законченного, вдохновенного произведения, имевшего заслуженный успех, — старое вдохновение невосстановимо.

Другое большое стихотворение, написанное Михалковым в послевоенные годы, — «В Музее В. И. Ленина».

Нечего и говорить, как важна эта тема. Попыток создать образ Ленина в нашей детской поэзии немного. Михалков, собственно, и не ставил себе задачу восполнить этот пробел — он не пишет образ Ленина, а стремится выразить глубокую любовь народа к Владимиру Ильичу, показывая, как бережет народ всё, что напоминает о жизненном подвиге и человеческом облике Ленина.

Поэту очень удались строфы о вещах Ленина, собранных в музее, — вольно или невольно они стали центральными, самыми важными в стихотворении.

Обыкновенность вещей обихода, о которых говорит поэт, и необыкновенность того, что видишь «предмет, который был согрет его руки теплом», отлично передаёт сложное ощущение близости к великому человеку и печали, что он не с нами, которая охватывает посетителей музея.

Есть в стихотворении и строфы, в которых Михалков даёт фрагменты биографии Ленина или напоминает, может быть, слишком кратко, о важнейших событиях эпохи.

Поэт идёт как бы вдоль событий и вдоль биографии Ленина, задерживаясь на том или ином эпизоде. Это в известной мере оправдано самой темой стихотворения — читатель проходит вместе с автором по залам музея, останавливаясь у картин, вещей, витрин с документами. Но такое построение не позволило поэту пронизать внутренним напряжением все эпизоды большого стихотворения.

А искусство короткого сюжетного стихотворения, живого, непосредственного и выражающего важную мысль, большую идею, ещё отточилось, окрепло в последние годы. Жаль только, что так редко пишет сейчас Михалков стихи для детей.

Но всё же он создал прелестный рассказ о том, как скворец, возвращаясь весной, не мог найти свою скворечню — на месте деревни оказалось море. Утки показали путь. Пролетел скворец над морем и нашёл на берегу родной колхоз и вместо старой скворечни — дворец.

И рассказал простую историю: трём девочкам поручили купить подарок для учительницы. Они нашли замечательную вазу — «овальную, хрустальную, чудесного стекла» — и по дороге разбили её. Все, кто проходил по улице, приняли участие в горе девочек. В магазине людей полным-полно: «от лётчика-майора до знатного шахтёра» — всё выбирают вазу учительнице и обсуждают, какая лучше.

И получила учительница подарок —

Снова неожиданный поворот — и простой, взятый из жизни сюжет (недаром подзаголовок стихотворения — «быль») обретает высокий гражданский смысл…

О новом мире, о товариществе, о больших событиях эпохи и о забавных приключениях, о сегодняшнем дне страны рассказывает Михалков детям. То образом привлекательного героя, то острой сатирой, то героической балладой, то забавной сказкой помогает он своим читателям войти в жизнь с зарядом весёлой энергии, любовью к родине, верой в светлое будущее. Помогает им войти в жизнь хорошими людьми.