Воспоминания

Урегулировав дела наследства с сестрами, моя жена отправилась с детьми в середине сентября из Крыма, ехала днем и ночью через Мелитополь, Саратов, Вольск, Сызрань, Самару и Бузулук и 31 октября прибыла в Оренбург, проделав за 18 дней путь в 2800 верст и удивив меня своим быстрым приездом.

Дети подросли. Свежие и бодрые, они забавляли меня своими маленькими путевыми приключениями и болтовней. В Оренбурге балы, любительский театр и другие развлечения чередовались со служебными делами. В конце октября я получил чин генерал-майора; моих мужественных подчиненных его величество также отметил повышением в звании и денежными наградами; около 20 солдат и казаков было награждено Георгиевскими крестами, которые они действительно заслужили.

1853 год

Весной 1853 г., когда я снова занимался отправкой огромного каравана с провиантом и другим необходимым из Илецкой Защиты в степные форты, граф Перовский делал большие приготовления к походу против Ак-Мечети. Для этой цели у крепости Орск были собраны войска, артиллерия и верблюды; из столицы прислали офицеров-саперов с кон-гривовскими ракетами и гальваническими батареями для взрыва мин; был создан штаб экспедиции.

В последних числах мая войска отправились через Уральское укрепление по песчаной пустыне Каракум в Аральское укрепление; граф, измученный болезнью, следовал за ними в легком экипаже. В Аральском он взял из гарнизона еще некоторое количество войск (пехоту и уральских казаков), а также артиллерию, так что весь отряд, двигавшийся к Ак-Мечети, насчитывал около 3 тыс. человек с 25 пушками. Вверх по Сырдарье войска сопровождал пароход под командованием капитана Бутакова; на пароходе везли несколько железных барок. Стояла аильная жара. Трудности были велики, но все же менее значительны по сравнению с теми, которые я преодолел в 1852 г., потому что в нынешнем году не было разлива Сырдарьи и войска с артиллерией и багажом перешли каналы Беш-Арык посуху, в то время как в июле прошлого года они принесли мне так много хлопот. Это дало повод кое-кому из лиц, сопровождавших графа, высказать сомнение в правдивости моих прошлогодних докладов, но, славу богу, в войсках графа оказалось много свидетелей моего похода 1852 г., и они подтвердили, что в прошлом году действительно было большое наводнение.

Граф Перовский, которого утомляло медленное продвижение отряда и который хотел быстрее добраться до Ак-Мечети, поехал от Беш-Арыка вперед с легким отрядом кавалерии и конной артиллерии, а также с сотней киргизов. Остановился он, как и я в прошлом году, против восточной стороны крепости, но на большем расстоянии от стен, о чем позднее сожалел. Будучи нетерпеливым и раздражительным, он потребовал от гарнизона немедленной сдачи крепости и ухода его с миром в Туркестан. Кокандцы между тем за минувший год приняли ряд мер. Занятая мною в прошлом году внешняя крепость полностью исчезла - ее снесли, чтобы затруднить наступление врага; стены были отремонтированы, рвы углублены, гарнизон значительно усилен.

Парламентеру, посланному к стенам крепости для передачи коменданту Ак-Мечети требований графа, прокричали со стен, что пусть граф сам приблизится к крепости и повторит свои требования, дабы можно было их расслышать. Граф Перовский, мужественный и смелый, как всегда, действительно приблизился со своей свитой, но был обстрелян и вернулся назад в лагерь.

После этого события граф послал к войскам нарочного, чтобы ускорить их марш; они пришли в лагерь вечером и на другое утро. В прошлом году я стоял очень близко к крепости, и ядра, выпущенные с высоких стен в мой лагерь, перелетали через него и ударялись в землю далеко сзади. На этот раз ядра кокандцев накрыли лагерь графа, и он вынужден был отойти.

Между тем его величество император Николай направил в распоряжение графа Перовского генерал-майора Хрулева, отличившегося во время похода против венгров в 1849 г.{72} и ставшего позднее одним из храбрейших защитников Севастополя. Он проследовал через Оренбург, где я познакомился с этим отважным человеком; затем полетел со скоростью ветра по степи и прибыл в лагерь у Ак-Мечети приблизительно через восемь дней после графа. Сначала граф принял его немного холодно, но вскоре понял, что имеет дело с деятельным, знающим и неутомимым человеком, на которого можно положиться. Легко ранимый, он тем не менее передал генералу Хрулеву общее командование осадой крепости Ак-Мечеть.

Поскольку обстрел высоких толстых стен, как я уже ранее говорил, не имел успеха, решили сделать подкоп. Работы были трудные, потому что подкоп велся в местности, изрезанной оросительными каналами, так что потребовался 21 день, чтобы добраться до крепостного рва. Гарнизон всячески пытался затруднить осаду, но саперы, работавшие неустанно день и ночь, соорудили крытый проход через ров, заминировали толстые стены и, после того как минная камера была начинена изрядным количеством пороха, с помощью гальванической батареи взорвали их на рассвете 28 июня, через год и восемь дней после моего прошлогоднего штурма. В это время вблизи сконцентрировались штурмовые колонны. Раздался оглушительный взрыв. Над крепостью поднялось густое облако порохового дыма и пыли, и из внутренней части крепости послышались крики отчаяния, испускаемые гарнизоном, женщинами и детьми, которые предвидели свою судьбу.

Едва дым и пыль рассеялись, как обнаружилось страшное действие мины. Толстая глиняная стена, сорванная с фундамента, обрушилась, и образовалась широкая брешь; земля перед нею была усеяна глиняными глыбами. Был дан сигнал к штурму. С громкими криками "ура!" наши воины ринулись в брешь, но кокандцы, оборонявшиеся саблями, презирая смерть, дважды отразили их натиск. Тут капитан Эрдели взял своих стрелков, и, когда штурмовая колонна в третий раз пошла вперед, они перелезли возле бреши через стену и напали на защитников с фланга; после этого наши войска яростно бросились вперед и поразили всех штыками. Так как кокандцы защищались мужественно до последнего человека, скоро почти весь гарнизон вместе с командиром был уничтожен, не тронули только 79 стариков, женщин и детей. Крепость разграбили, а узкие, грязные жилища (сакли) спалили.

Граф Перовский отпустил пленных на свободу и дал им средства для возвращения в Туркестан. Перед отъездом он устроил для них, а также для многочисленных окрестных киргизов новое, показавшееся им волшебством зрелище. На середину Яксарта была выведена и поставлена на якорь большая кокандская барка, в которую до этого положили мину. По знаку графа мину взорвали с берега с помощью гальванической батареи. Хотя до этого граф объяснил кокандцам и киргизам, что намерен сделать, неожиданный и моментальный взрыв барки показался им чудом, и они не могли понять, как такое возможно.

Занятие крепости Ак-Мечеть имело важное значение для усиления морального влияния нашего правительства в Центральной Азии, и это был первый шаг к нашим позднейшим завоеваниям в этой части света. Еще во время осады по правому берегу Сырдарьи был отправлен отряд войск под командованием капитана Генерального штаба Макчеева, чтобы разрушить расположенную в 120 верстах выше по течению покинутую кокандцами крепость Джулек. Ак-Мечеть была переименована в Перовское укрепление. Восстановили стены и постройки и оставили там гарнизон в тысячу человек. На правом берегу Сырдарьи, у Казалы, примерно в 30 верстах выше Аральского укрепления, которое по приказу графа Перовского было разрушено, был возведен новый форт, № 1; в него перевели гарнизол Аральского укрепления. Второй форт, № 2, был построен в урочище Кармакчи, там, где Ка-раозек сливается с Жанадарьей. Наконец, снова заняли разрушенную мною в 1852 г. крепость Кумыш-Курган, расположенную на Куандарье, дав ей название "форт № 3"; но позднее ее оставили за ненадобностью. Граф Перовский вернулся с частью войск в Орск и Оренбург, в то время как другая часть была оставлена для гарнизонной службы во вновь воздвигнутых фортах.

Еще во время восстановления Перовского укрепления кокандцы сделали попытку напасть там на наши войска, но были разбиты у Кум-Суата и бежали в Туркестан и Ташкент. Но это не остановило кокандцев, и зимой они снова попытались вернуть себе Ак-Мечеть. Их 12-тысячная армия, в основном состоявшая из кавалерии, с 17 пушками, расположилась 14 декабря 1853 г. напротив крепости на левом берегу покрытого льдом Яксарта, чтобы блокировать ее и взять измором, потому что на штурм они не отважились, несмотря на свое численное превосходство.

Комендант Перовского укрепления подполковник Огарев, не обладавший достаточными силами для атаки и разгрома осаждавших в обычном бою, решил предпринять ночную вылазку, предварительно разузнав положение кокандского лагеря и его оборонительные средства, чтобы захватить лагерь врасплох. 18 декабря, в 4 часа утра, храбрый капитан Шкуп (поляк) вышел из крепости, имея 450 человек, 4 пушки и одну конгривовскую ракетную установку. Они бесшумно прокрались по снегу через замерзшую Сырдарью к вражескому лагерю, т. е. к тому месту, где стояла вся кокандская артиллерия, нацеленная на Ак-Мечеть, и увидели, что лагерь, по азиатскому обычаю, почти не охраняется. Бесшумно установив пушки и дав из них залп, а также выпустив несколько ракет, горстка храбрецов с громким "ура!" ринулась на кокандский лагерь. Первое, что сделал капитан Шкуп, это овладел всей вражеской артиллерией, развернул ее и направил на вражеский лагерь.

Между тем наступил день. Кокандцы, разбуженные свистом пуль, шипением ракет и громким "ура!" русских, сильно переполошились; только самые смелые из них бросились на коней и попытались окружить наступавших. Завязался бой. Огарев, наблюдавший за сражением со стен форта, послал большой отряд в помощь наступавшим; наши прорвались. У кого-то из казаков возникла удачная идея поджечь кокандские палатки, и, так как лагерь, по азиатскому обычаю, представлял собой настоящий лабиринт из тесно уставленных палаток и кибиток, распространившийся огонь быстро охватил лагерь. Кокандцами овладела паника, и вся масса войск в ужасе бежала отсюда, побросав верблюдов и артиллерию. Наши войска захватили большие трофеи. Среди прочего были найдены шапка и оружие кокандского начальника, который бежал со своим разбитым войском в Ташкент. С этого времени кокандцы больше не возобновляли попыток завладеть Ак-Мечетью, и кочующие, а также оседлые киргизы нижней Сырдарьи были навсегда освобождены от кокандского гнета. Они зажили спокойно и значительно улучшили свое положение, потому что снова стали заниматься хлебопашеством и позднее снабжали гарнизоны фортов пшеном, ячменем, а также убойным скотом; поэтому постепенно стала сокращаться доставка продуктов с линии (теперь она уже совсем прекратилась). За вышеупомянутую операцию подполковник Огарев получил чин генерал-майора, а капитан Шкуп - подполковника. Вообще, разгром кокандского войска под стенами Перовского укрепления привлек тогда в Европе, особенно в Англии, большое внимание, потому что мы были накануне Восточной войны.

В то время как граф Перовский предпринимал свой степной поход, я совершал ежегодную инспекционную поездку по Оренбургской губернии. Моя семья проживала в Ключах, охотничьем доме в Башкирии, принадлежавшем помещику Н. Тимашеву и расположенном в лесистой, романтической местности. Я провел там много приятных дней в кругу семьи. Оттуда я отправился в Ташлу, главное поместье и летнюю резиденцию этого богатого помещика, где, как всегда, нашел сердечный прием. Его супруга, Надежда Афанасьевна, показала мне письмо, недавно полученное от графа Перовского, который отправил его в первый день осады Ак-Мечети; она добавила при этом, что в письме упоминается и мое имя. Граф писал: "Я прибыл после больших лишений и трудностей. Ак-Мечеть - важный форт; видно, что его строил образованный человек, и нам будет трудно овладеть крепостью. Я поражен смелостью генерала Бларамберга, штурмовавшего этот форт в прошлом году". Естественно, высказывание графа польстило моему самолюбию, и любезная хозяйка Ташлы подарила мне на память упомянутое письмо, которое находится как piece justificative{*69} среди множества моих служебных и семейных документов. Во время моего пребывания у помещика Звенигородского, в 15 верстах от Ташлы, он получил через летучую почту известие об овладении Ак-Мечетью и отпраздновал это событие со мной шампанским, подняв тост за здоровье графа.

В конце августа я вернулся из инспекционной поездки в Ключи и забрал свою семью на зимнюю квартиру в Оренбург. Там мы провели последнюю зиму в этом городе.

Приключение с тигром на Яксарте. При овладении низовьями Сырдарьи и во время строительства первых фортов вдоль ее правого берега нашим воинам приходилось не только сражаться с разбойничавшими хивинцами и кокандцами, но и выдержать не одну схватку с врагами, которые тогда нередко встречались в густом камыше вдоль берегов Яксарта, - с бенгальскими королевскими тиграми. Эти великолепные животные жили там почти непуганые, так как киргизы были недостаточно хорошо вооружены, чтобы успешно охотиться на них.

Несмотря на то что в густом камыше, часто достигавшем высоты 20 футов, водилось много диких кабанов, на которых тигры охотились, они тем не менее повадились таскать у киргизов коров и быков, нападали даже на людей, но редко днем. В течение упомянутых лет наши солдаты убили много тигров, и те постепенно стали исчезать из низовий Яксарта. Сперва солдаты Перовского укрепления пытались выгонять тигров из камышей на берегах Караозека трещотками, но поскольку при этом не раз происходили несчастные случаи, на тигров начали ставить ловушки.

В определенном месте, недалеко от Перовского укрепления, солдаты вбивали в землю две пары крепких кольев крест-накрест так, что получались своего рода козлы; на эти козлы клали горизонтально солдатское ружье с примкнутым штыком, привязывали к спусковому крючку крепкий шнур, который тянулся вдоль ствола и около дульного отверстия, в том месте, где штык образует с ружьем угол, опускался вниз. На конец шнура привязывали большой кусок сырого мяса, который приходился против дульного отверстия, затем взводили курок. Тигр, привлеченный во время ночной охоты запахом мяса, приближался к ружью, хватал мясо зубами, и тут раздавался выстрел, который убивал или тяжело ранил зверя. Потом охотники искали его по следам крови и обычно находили тигра уже мертвым или тяжело раненным, чаще всего в высохшем оросительном канале. Приведу такой случай.

Однажды вечером три егеря из линейного батальона, расквартированного в Перовском укреплении, поставили такую оригинальную западню и попросили караульных, несших службу на стенах форта, сообщить им после смены, если они услышат ночью выстрел. Караульные действительно услышали выстрел и сказали об этом егерям. Те с рассветом отправились к месту, где была установлена ловушка, и увидели, что мясо сорвано, а на траве в степи много крови. Будучи осторожными охотниками, они пошли по кровавым следам, держа ружья наизготовку, на расстоянии 20 шагов друг от друга. Передний егерь заметил, что следы ведут к пересохшему оросительному каналу. Он осторожно приблизился к его краю. В это время раненый тигр выскочил из него с быстротой молнии, бросился на него и подмял под себя. Второй егерь сразу же вскинул ружье, прицелился и выстрелил в тигра, и тот рухнул без движения на его товарища. Он думал, что зверь мертв, и подбежал, чтобы высвободить солдата из-под тигра; однако последний хватил в предсмертной судороге неосторожного егеря лапой и вырвал ему икру на правой ноге, так что несчастный тоже свалился. Тогда приблизился третий егерь и выстрелил издыхающему тигру в ухо. Один его товарищ стал инвалидом, а другой вскоре умер в лазарете.

В 1854 г. я разговаривал в Оренбурге с молодым высоким солдатом, которому тигр помял левую руку, так что ее пришлось отнять до плеча; однако смелому егерю удалось убить тигра. Он гордо прошел по улицам Оренбурга с тигровой шкурой на правом плече. Граф Перовский дал ему за красивую шкуру 50 рублей.

Летом того же года башкирский отряд, который доставлял на своих многочисленных телегах провиант из Орска в новое Казалинское укрепление на Сырдарье, был направлен для косьбы травы и молодого камыша на левый берег Яксарта под командованием армейского майора. В то время как башкиры, растянувшись длинными рядами, занимались косьбой, майор прохаживался с сигарой во рту по краю камышовых зарослей, наблюдая за косцами. Тут неожиданно из камышей на него бросился тигр, подмял его и хотел уже утащить, но на вопли несчастного поспешили, неистово крича, башкиры с косами. Испугавшись, тигр бросил свою жертву и скрылся в камышах. Несчастного майора доставили в лазарет, где он в тот же день умер.

И еще один случай с тиграми. В октябре 1854 г. новый начальник Сырдарьинской линии, полковник Фитингоф, отправился из Орска в Казалинское укрепление, чтобы осмотреть его. Тамошние офицеры после инспекции устроили для него прощальный ужин и проводили его верхом 10 верст, после чего полковник Фитингоф, сопровождаемый одним казаком, продолжил свой путь в Перовское укрепление, в штаб-квартиру. Среди провожавших его офицеров находился лейтенант Синкони, инженер-механик, служивший при аральской пароходной флотилии.

Когда офицеры поехали рысью назад, начало уже темнеть. Перед одним из оросительных каналов Синкони, будучи плохим наездником, оторвался от группы и попытался найти более узкое место. При этом друзья прокричали ему вслед: "Синкони! Не отставай, а то собьешься в темноте с пути!" Наконец он нашел, как ему показалось, удобное место у канала, частично покрытого льдом, пересек его, но в этот момент справа на всадника прыгнул огромный тигр, но, по счастью, промахнулся и, проломив лед, с ревом упал в канал. Испуганная лошадь Синкони рванула с места и помчалась бешеным галопом в степь. Всадник, без оружия, с нагайкой в руке, уцепился за поводья, потерял шапку и продолжал свою бешеную скачку, полагая, что за ним следом мчится тигр. Наконец лошадь упала от изнеможения. В степи наступила полная темнота; Синкони не знал, где находится, и всю ночь испытывал смертельный ужас, полагая, что тигр идет по его следам. Было очень холодно. Голод и жажда мучили заблудившегося, которому ничего не оставалось, как сосать кусочек сахара, оставшийся у него после прощального пира. Ночь, казалось, не хотела кончаться. Когда наконец рассвело, вся степь была окутана густым туманом, и Синкони не мог ориентироваться. Он сел на свою измученную лошадь и наугад поехал по степи. Позднее туман рассеялся, и около 10 часов утра он встретил киргиза, который гнал перед собой пару быков. На вопрос, где расположено Казалинское укрепление, киргиз ответил, что тот уже давно проехал его. Киргиз показал ему направление, и несчастный, полумертвый от усталости, прибыл в форт только в полдень, к великой радости своих товарищей, которые считали его погибшим. Эту ночь Синкони запомнил на всю жизнь.

1854 год

Этот год должен был стать роковым как для России, так и для меня и моей семьи. Тучи, которые нависли на политическом горизонте, все более сгущались; Восточный вопрос обострился, Турция объявила России войну, уже произошло морское сражение при Синопе; Англия и Франция приняли участие в борьбе против России, в то время как Австрия, которую его величество император Николай в 1849 г. спас от гибели, изумила мир своей неблагодарностью, как выразился князь Шварценберг{73}, и осталась нейтральной, а впоследствии даже вытеснила наши войска из Дунайских провинций.

Мои мальчики между тем подросли. В свободное время я и моя жена занимались с ними. Гувернантка и учитель расширили их знания, и, поскольку Павел достиг 13, а Владимир - 11 лет, я счел своим долгом отправить их в столицу, чтобы отдать в императорское учебное заведение и этим восполнить и закончить воспитание обоих. Я с большой радостью переселился бы с семьей в столицу, однако дела службы задержали меня здесь еще на полтора года, ибо мне было поручено закончить съемки Оренбургской губернии, а также Киргизской степи до Устюрта и южнее по Сырдарье, до Сарысу, и восточнее гор Улутау.

Моя жена решила одна отправиться с четырьмя детьми в столицу и выехала 5 июня из Оренбурга, где родились все наши дети и где мы счастливо жили 13 лет. Расставание было тяжелым. Я проводил семью до Сакмары, где оба экипажа были переправлены на пароме; затем я посадил свою семью в коляски и нежно попрощался. Вскоре оба экипажа исчезли за холмами, оставив густое облако пыли, а я еще долго стоял на берегу Сакмары, провожая своих любимых мокрыми от слез глазами. Позднее жена рассказывала мне, что, когда они уже отъехали несколько верст и она еще продолжала плакать, наша младшая дочь Ольга, красивая и живая девочка шести лет, вдруг воскликнула: "Ах, как мне жаль папу!" - "Почему? - спросила мать. - Мы скоро увидим папу в Петербурге". "Нет, мама, - ответила Ольга, - я папу никогда больше не увижу". - "Что за вздор ты говоришь!" - возразила мать. Однако малютка осталась при своем мнении, несмотря на уговоры и упреки матери. Было ли это предзнаменованием свыше? Возможно. Но не будем предвосхищать события.

Вернувшись в свой опустевший дом, я почувствовал себя очень одиноким и решил отправиться в инспекционную поездку раньше обычного, чтобы рассеяться.

В последний раз я поехал по Оренбургской губернии, съемку которой необходимо было завершить в 1854 г. Мой путь снова пролегал через Златоуст и Уфу, и я в последний раз побывал у моих тамошних знакомых. Возвращаясь через Стерлитамак, я заехал в Ташлу, где застал помещика Николая Тимашева, а также любезную семью князя Вяземского. Здесь мы вместе прожили несколько приятных дней, совершили прогулку по окрестностям, и я взял слово с княгини Марии, что на обратном пути она на несколько дней остановится у меня, поскольку дом стоял сейчас пустой и я занимал только одну комнату.

Когда я вернулся в Оренбург, мне передали письма от моих близких; все были здоровы. Моя жена завязала несколько знакомств и разыскала оренбургских друзей; доктор Розенбергер и коллежский советник Адольф Герн оказали ей максимальное внимание и были ей очень полезны. Мои служебные дела шли своим обычным чередом, работалось легко и приятно. Так как мне приходилось пока иметь дело только с графом, ежедневно, в 2 часа, я посылал ему на подпись свои бумаги и каждый вечер, в 7 часов, получал их обратно с его резолюцией. Граф Перовский работал много, даже очень много и сидел целый день как пригвожденный за своим письменным столом, потому что круг его деятельности был весьма обширен. К сожалению, он был очень болен, его астма часто обострялась; как я уже говорил, он не мог лежать в постели и уже многие годы спал сидя в качалке со вставленными в ноздри трубочками с креозотом, чтобы легче дышалось. Кроме того, он придерживался строгой диеты. Тем не менее он был гостеприимным хозяином. В своем летнем лагере в Башкирии и в Оренбурге он всегда держал накрытым стол, за которым обедали его адъютанты и ближайшие сослуживцы, но только не он. В его огромном дворце жила еще и родственница, графиня Толстая, с дочерью Софьей; она держала специальный стол, и я у нее часто обедал.

В конце августа из Башкирии приехала семья Вяземских и провела несколько дней у меня. Мы часто музицировали, и княгиня Мария восхищала меня своим великолепно поставленным голосом. Она знала наизусть все итальянские оперы; кроме того, она очень мило рисовала. Она подарила мне рисунок, на котором была изображена ее роскошная вилла, расположенная на Каменноостровском проспекте в Петербурге. Позднее, сравнивая рисунок с виллой, я обнаружил полнейшее сходство, хотя она рисовала ее тогда по памяти. Мы совершили также несколько прогулок по окрестности. При этом я показал княгине киргизскую кибитку, чтобы она познакомилась с семейной жизнью этих кочевников. То, что мы там увидели, свидетельствовало, естественно, о колоссальной разнице между жизнью даже богатой киргизской семьи и русской аристократки. Князь обещал мне навестить мою семью в Петербурге и приглашать ее как можно чаще на свою виллу, что он позднее и сделал. В начале сентября они отправились в столицу.

Первые дни после их отъезда я чувствовал себя очень одиноко и изолированно, потому что привык к общению с этими высокообразованными людьми. Позднее я узнал об их благополучном прибытии в Петербург, а также о том, что моя семья часто бывает у княгини на их великолепной вилле. Моя маленькая Ольга была любимицей всей семьи, потому что всех восхищали живость, грация и красота ребенка. Здесь, в Оренбурге, она также была всеобщей любимицей, и часто случалось, что, когда я с обеими моими девочками, Еленой и Ольгой, гулял по главной улице города, прохожие останавливались, любуясь красивыми детьми. Комендант Оренбурга генерал-лейтенант Патон сказал мне однажды: "Когда я вижу ваших милых девочек, идущих по улице с соломенными шляпками на головах, мне всегда кажется, что я любуюсь фотографиями красивых девушек в английском альбоме".

Ах! Очень скоро я должен был испытать правдивость шиллеровских стихов:

Но судьба хитра и лжива,

Краток с ней союз счастливый:

Срок пришел - и горе в дом{*70}.

Миновали сентябрь и октябрь. Каждую неделю я получал хорошие известия о моей семье, спокойно выполнял свои служебные обязанности и все свободные вечера проводил в семье барона Морица Врангеля, у графини Толстой и у других друзей. 30 октября я был приглашен на крещение к немецкому пастору. Перед обрядом крещения он, как того требует обычай, выступил с небольшой проповедью, в которой сказал, что несколько месяцев назад господь взял к себе его маленькую любимую дочь, но теперь подарил другую. При этом он так разволновался, что начал плакать, чем и всех нас довел до слез. Поэтому я непроизвольно подумал: "Господи, неужели и меня коснется такое же несчастье и я лишусь одной из моих дочерей!" В то мгновение, когда эта страшная мысль как молния пронеслась в моей голове, часы пробили час дня. И как все-таки судьба жестоко играет с человеком: 30 октября, в час дня, в Петербурге мою дорогую Ольгу несли на Волкове кладбище; ангельский ребенок был унесен за 36 часов коварной скарлатиной, оставив бедную мать в отчаянии и одиночестве, поскольку друзья, Розенбер-гер и Герн, еще во время болезни Ольги забрали к себе других детей, чтобы предохранить их от заражения. Тяжелое испытание возложил господь на мою бедную супругу; мне показалась еще и странной воля господа, чтобы я отсутствовал как при рождении нашей любимицы, так и при ее кончине. И что еще более странно, она умерла в Петербурге в той же самой комнате, в которой 20 годами раньше (в 1834 г.) отдала богу душу моя тетя Мария фон Розенкампф. То, что моя жена среди тысяч квартир в столице выбрала именно эту квартиру, где с тех пор сменились владельцы, показалось мне странным велением судьбы. Естественно, что смерть нашей Ольги потрясла меня; я часто видел ее во сне, и мысли о потере дорогой девочки доводили меня иногда почти до сумасшествия.

Чтобы успокоить меня и дать мне возможность снова увидеть семью, граф, который был крестным моей Ольги, был настолько добр, что предоставил мне отпуск и даже послал в служебную командировку в Петербург на казенный счет.

1855 год

В середине января я выехал из Оренбурга и в первое же утро по приезде в столицу побывал на могиле моей дорогой Ольги. Над ее прахом возвышался простой мраморный памятник с изображением святой Ольги. На нем было выбито русское изречение: "Господи! Да исполнится твоя святая воля!" Моя жена велела обнести памятник железной оградой и поставить рядом маленькую скамеечку; мы часто сидели на ней, плача. Вокруг памятника росли цветы, и множество бессмертников украшало простую могилу. Долгие годы мы приходили сюда, чтобы помолиться у могильного холмика нашей Ольги. Однако время бальзам, который залечивает все сердечные раны.

Между тем прошли январь и половина февраля. Я часто видел его величество императора, который развил почти лихорадочную деятельность, ежедневно инспектируя войска. Он побывал и в нескольких башкирских полках, которые должны были охранять побережье Балтийского моря. При этом он часто не обращал внимания на холод и лишения, хотя и чувствовал себя в последнее время неважно. Плохие известия с театра военных действий в Крыму, где доблестно сражался севастопольский гарнизон, оказали глубокое моральное воздействие на него. 17 февраля стало известно, что император болен. Бюллетеней, правда, не публиковали, но болезнь прогрессировала настолько быстро, что уже 19 февраля (1 марта){*71} государь скончался{74}.

Вскоре в Зимнем дворце собрались сенат, Государственный совет и все сановники государства, чтобы дать новому императору, Александру II, присягу на верность.

Траурное известие, словно удар грома, поразило население столицы; многие жители, особенно простой люд, даже не знали, что государь болен. Большая площадь Зимнего дворца была заполнена плотной толпой.

20 февраля я отправился со многими генералами и гражданскими лицами в Зимний дворец, чтобы попрощаться с усопшим. Тело покойного лежало еще на простой походной кровати, на которой он скончался. У изголовья в почетном карауле стоял один из генерал-адъютантов. Я приблизился к телу моего высокого благодетеля, встал на колени и, по русскому обычаю, поцеловал ему руку. Его античного, красивого профиля еще не коснулось разложение, и он, казалось, спокойно спал. В таком положении он был зарисован и литографирован, и я храню этот рисунок как дорогую память об этом редком властителе, который знал меня лично и благосклонностью которого я пользовался на протяжении 22 лет.

Я не буду говорить здесь о торжественных похоронах (в которых я также принимал участие), когда тело императора переносили из Зимнего дворца через Николаевский мост в крепость, а затем через восемь дней поместили в царский склеп. Хочу упомянуть лишь о том, что рассказал мне граф Цуккато сразу же после смерти царя, когда он пришел к нам 19 февраля из Зимнего дворца, чтобы сообщить о случившемся и пережитом.

Когда закончилась церемония принесения присяги, рассказывал граф, и когда в числе последних он покидал траурный покой умершего царя, он увидел старого камердинера усопшего с заплаканными глазами. Граф спросил у него: "Много ли страдал покойный царь перед смертью?" - "Ах, ваше сиятельство, ответил ему камердинер, - физически он мало страдал, но какие моральные мучения он перенес в последние месяцы своей жизни, знают только бог и я". "Как так?" - спросил граф. - "Сколько ночей, - ответил камердинер, - я слышал, как его величество часами ходил взад и вперед по своей спальне, вздыхал и громко молился. Судьба его армии, государства и особенно неблагодарность Австрии, которую он в 1849 г. спас от гибели, подтачивали его здоровье. Но днем он всегда был бодр, и никто не видел, что происходило у него внутри и что он переживал".

Да! Усопший царь Николай был человеком в полном смысле этого слова. Мир праху его!

В апреле я имел беседу с нашим новым генерал-квартирмейстером, генерал-адъютантом бароном Ливеном, которого я лично знал с 1833 г. Он сказал мне, что я должен еще на год отправиться в Оренбург, чтобы закончить съемку Киргизской степи, а через год он переведет меня в столицу. С этим обещанием я уехал из Петербурга, покинув еще раз свою семью, и вернулся через Москву, Симбирск и Самару в мой , одинокий дом в Оренбурге, где все было в полном порядке. Я сразу же отправился в летний лагерь графа Перовского, которого нашел очень больным. Он принял меня чрезвычайно приветливо, спросил о моей семье и сказал мне: "J'ai trop compte sur mes forces; je n'aurais pas du accepter pour la seconde fois une place comme celle, que j'occupe actuellement; il у a trop de besogne et ma sante est tout a fait delabree"{*72}.

Тем не менее он целый день сидел за письменным столом, прочитывая и подписывая документы, и наслаждался свежим воздухом только вечером. Раньше он ежедневно совершал прогулки верхом, но теперь из-за астмы лишился этого отдыха.

Беспорядки в степи, вызванные пресловутым батыром Иссетом Кутебаровым, которого подстрекали к этому хивинцы, вынудили графа в сильную жару приехать на несколько дней в Оренбург, чтобы подготовить экспедицию в степь.

Казачий полковник Кузьминский получил приказ поймать разбойника. Однако это была нелегкая задача. Стада у его орды, правда, были отобраны, и в Оренбурге было продано около 80 тыс. овец, но Иссет Кутебаров с частью своей банды снова скрылся в Хиве, как это он уже не раз делал в прежние времена, когда, теснимый нашими летучими казачьими отрядами, попадал в безвыходное положение. Позднее он все же сдался. Он был последним батыром в оренбургской Киргизской степи. С 1856 г. там все спокойно, и киргизы начали понемногу привыкать к цивилизации, занялись хлебопашеством, многие имеют постоянное местожительство, однако большая часть продолжает заниматься скотоводством и вести кочевую жизнь, потому что к этому их принуждает степь. Вообще, влияние умеренной политики русского правительства с каждым годом все больше распространяется среди этих степных народностей.

Приближалась осень 1855 г. Из степи вернулись мои топографы, которые завершили съемку Устюрта, между Каспийским и Аральскими морями, до залива Кара-Богаз. Они перенесли много трудностей, терпели жажду и жару в этой пустыне и занимались теперь обработкой своих топографических карт. Съемка Оренбургской губернии была также закончена. Поэтому я хочу кратко описать, как велась съемка в Оренбургской губернии и в Киргизской степи, а также дать обзор заснятого пространства и рассказать, чего это стоило.

Ежегодно в неисследованные районы губернии посылались два-три отряда топографов по шесть-восемь человек под командованием опытных офицеров того же корпуса. Их сопровождали пешие и конные башкиры, которые были приданы каждому топографу как проводники, носильщики топографических инструментов и для выполнения других услуг во время полевых работ. Каждый топограф был обязан в течение лета и осени заснять полтора-два топографических листа в масштабе 1 английский дюйм: 1 верста, в зависимости от рельефа местности и наличия лесов. Ежемесячно командир каждого отряда верхом или в легком экипаже совершал одну или две поездки по вверенному ему району, чтобы осмотреть съемку и проверить ее точность. Каждый топограф заполнял полевой журнал, в котором указывал ежедневную съемку в квадратных верстах и саженях, а также состояние атмосферы и другие подробности. Офицер во время своих объездов проверял и подписывал этот журнал.

На карту всей Оренбургской губернии предварительно или во время съемки наносили астрономические пункты и геометрическую сетку. Съемка продолжалась с 15 мая по 1 сентября.

В степь ежегодно отправляли два, а иногда три отряда по четыре, шесть и восемь топографов, каждый год под командованием опытного офицера-топографа. Их сопровождали конвой из 80-150 оренбургских или уральских казаков под началом одного офицера, а также необходимое количество верблюдов и казачьих телег для транспортировки провианта, юрт и инструментов. Ранее я уже рассказывал, какой рацион полагался ежедневно каждому офицеру и топографу. Кроме того, они получали столовые и порционные деньги, чтобы обеспечить себя всем необходимым во время четырехмесячного пребывания в степи. Каждый отряд производил съемку определенной территории в масштабе 1 английский дюйм: 2 версты, а в пустыне - 1 английский дюйм: 5 верст. Иногда отдельные топографы уезжали с небольшим прикрытием из состава конвоя на срок от трех до шести дней, взяв с собой необходимые продукты, даже воду в бурдюках или бочонках, если возникала необходимость делать съемку безводной местности, и овес для лошадей в тех местах, где нельзя было найти травы. Чтобы указывать им путь движения конвоя и обоза и чтобы, возвращаясь в темноте, они не блуждали по степи каждый вечер в лагере пускали ракеты. Чем дальше на юг шли топографы в степь, тем тягостнее и труднее становилась съемка. Особенно сложно было работать на Устюрте, куда они должны были добираться верхом на верблюдах, потому что летом здесь либо совсем отсутствовал корм для лошадей либо его было очень мало. Командир обязан был каждый раз представлять топографическое описание выполненной съемки, иногда даже зарисовки найденных там древностей могил, построек и т. д. Например, в 1855 г. на Устюрте было найдено и зарисовано в натуральную величину множество опрокинутых статуй, частично поврежденных, неизвестной эпохи.

Несмотря на то что и в степи было определено много астрономических пунктов, связать их геометрической сеткой оказалось невозможно, так как отдельные предметы, вырисовывавшиеся в необозримой степи, были киргизскими захоронениями или отдельно стоящими курганами либо холмами, расположенными на огромном расстоянии друг от друга. То, что степная съемка была выполнена с максимальной точностью, доказывает, например, тот факт, что она помогла устранить ошибку, допущенную при определении долготы Орска; было сделано повторное определение, после чего на наших картах ее переместили примерно на 3 версты на восток.

В 19-м томе "Записок императорского депо военных карт", опубликованных в 1857 г., находятся (с. 33-57) пять составленных мною еще в Оренбурге таблиц всех геодезических работ, которые велись в Оренбургском районе с 1830 по 1856 г., год за годом. В них указано, сколько офицеров и топографов занималось ими, где они проводились (в губернии или в Киргизской степи), сколько ежегодно квадратных верст было заснято как в губернии, так и в степи, какова стоимость работ и из каких средств они финансировались, наконец, во сколько обходилась государству съемка одной квадратной версты (за вычетом окладов офицеров и топографов и стоимости продуктов): в эту сумму входили порционные деньги, плата за наем верблюдов, погонщикам, проводникам, деньги на приобретение юрт и т. д.

Ниже приводится общая сумма расходов по этим пяти таблицам. Средняя стоимость съемки одной квадратной версты составляет по ним лишь 7 копеек серебром.

Кроме того, согласно шестой таблице с 1838 по 1853 г. в Оренбургском районе было определено 239 астрономических пунктов; стоимость работ составила 7060 рублей 353/4 копейки, в среднем 29 рублей 54 копейки за каждый пункт.

Таблица Квадратные Рубли Копейки

версты

AC Инструментальная съемка

Оренбургской губернии

(1 англ, дюйм : 1 верста) 328 371 54 192 90 1/4

В Предварительная ее

рекогносцировка

(1 англ, дюйм: 5 перст) 233 099 3631 58 1/2

D Полуинструментальная съемка

Киргизской степи

(1 англ. дюйм: 2 версты) 774 413 470 72 91 1/2

Е Рекогносцировка

Самарской губернии

(1 англ. дюйм: 5 верст) 148 905 2392 13 1/4

В1 Различные частичные съемки

в Оренбургской губернии 95 276 4397 37 1/2

Итого 1 580 064 111 686 91

После этого отступления я вернусь к моим воспоминаниям.

Полковник Кузьминский вернулся из степи и пригнал с собой, как упоминалось выше, тысячу овец, а также несколько сот лошадей, отобрав их у банды Иссета. Затем они были проданы в Оренбурге с аукциона, покрыв тем самым стоимость экспедиции этого офицера.

За служебными делами незаметно приблизилось 31 декабря. Я был приглашен к нашему новому начальнику штаба генералу Бутурлину встретить у него Новый год. В 8 часов вечера мне вручили запечатанный пакет от графа Перовского. Я вскрыл его и обнаружил в нем официальное сообщение о моем переводе в столицу с приказом передать мое управление полковнику Генерального штаба Виктору Дандевилю и записку от графа на французском языке следующего содержания: "Je ne sais, mon cher General, si le papier ci joint, que je vous pile de me renvoyer, apres en avoir pris connaissance, sera une surprise pour vous; mais le fait est que je ne m'y attendais pas sitot. Je vous avoue que la lecture de cette piece m'a fait une penible impression. Il est tojours triste et dans ma position surtout, de se separer des personnes, que l'on aime et que l'on estime depuis de longues annees. Puissais-je, mon cher General, vous laisser les memes regrets. Je vous prie d'etre tres-persuade de l'inalterable amitie de votre devoue.

B. Perovsky

ce 31 Decembre 1855"{*73}.

Глаза мои увлажнились, когда я прочел эти сердечные слова. Я был глубоко взволнован содержанием записки, так как она выражала и мое внутреннее состояние, мое отношение к графу. Я поспешил отправить ему благодарственное письмо, в котором заверил его, что только семейные дела вынудили меня желать перевода в столицу, в противном случае я бы никогда не покинул начальника и покровителя, каким он для меня был. Затем я отправился к генералу Бутурлину, где застал все оренбургское общество, которое собралось здесь, чтобы отпраздновать Новый год. Здесь был и полковник Дандевиль с супругой, и я сообщил ему о назначении его обер-квартирмейстером, что его очень удивило и обрадовало. Сообщение о моем переводе в Петербург вскоре стало известно всем, и мне тут же стали высказывать сожаления по поводу того, что после многолетнего пребывания в Оренбурге я все же уезжаю. Было поднято много тостов за мое здоровье и здоровье моей семьи. Так, полный надежд и ожиданий, я вступил в новый, 1856 год, который должен был открыть передо мной новую карьеру и расширить сферу моей деятельности.

Первые дни нового года я занимался тем, что передавал своему преемнику управление, государственную казну, счета, а также топографическую роту, и, только когда я получил необходимые расписки и была издана инструкция, подтверждавшая назначение полковника на новый пост, я почувствовал себя свободным и смог беспрепятственно заняться подготовкой к отъезду в столицу. Я начал сбывать мебель, фортепиано, экипажи и лошадей, и через 14 дней все было продано, и по приличной цене. Я оставил только одну лошадь и сани, чтобы перед отъездом подарить их моему кучеру Исидору, так как он мне верно служил все восемь лет и сопровождал мою семью в 1852 г. в Крым и обратно в Оренбург. Он потом оставил место кучера под лестным для меня предлогом: "Кто при генерале Бларамберге служил кучером, не может уже служить ни при ком другом". Только чудак мог такое высказать.

Я был уже готов к отъезду, когда однажды утром явилась депутация моих офицеров-топографов с предложением устроить мне в доказательство их благодарности и привязанности прощальный обед. Хотя я не любил обедов по случаю, отказаться от такой чести было нельзя. Поскольку обед, однако, должен был состояться в большом зале Дворянского собрания, я сказал офицерам, что предварительно должен доложить об этом приглашении графу, чтобы получить его согласие. Я поблагодарил депутацию за любезное и лестное для меня приглашение. Я сразу же написал графу записку об этом. Ниже я привожу его ответ: "J'approve completement les Officiers topographies, et vous prie de leur dire, que comme leur Chef superieur, je veux etre de moitie dans leurs frais. Je suis peine de ne pouvoir pas boire avec eux a votre sante"{*74}.

Нельзя быть любезнее и выразиться деликатнее, чем это сделал наш замечательный граф Василий Перовский.

Чествование состоялось в следующее воскресенье, и мои офицеры были так любезны, что предоставили мне возможность пригласить на этот обед еще нескольких моих оренбургских друзей. Я скромно воспользовался этим разрешением и пригласил только трех моих лучших друзей: полковника Рейтерна (брата нашего будущего министра финансов), полковника барона Врангеля и капитана (позднее вице-адмирала) Алексея Бутакова.

Перед тем как отправиться в Дворянское собрание, где в 5 часов должен был состояться обед, я по просьбе моих топографов принял участие в устроенном в мою честь обеде, который состоялся в 2 часа дня в ротной столовой. Я был встречен военной музыкой; мне предоставили почетное место рядом с новым обер-квартирмейстером, полковником Данде-вилем. Старший унтер-офицер произнес небольшую речь, в которой сердечно поблагодарил меня от имени своих товарищей за то, что за время моего 15-летнего управления я был для них не начальником, а отцом (отцом-командиром); он настойчиво просил меня подарить им мой портрет, который они могли бы хранить как память в ротном зале. Я сердечно поблагодарил его и товарищей за привязанность ко мне, и они проводили меня до самых саней громким "ура!" и тушем.

Для большого прощального обеда я написал речь, так как заранее знал, что из-за волнения не смогу выступить. При входе в обеденный зал Дворянского собрания меня встретил туш военного оркестра. Наше общество состояло из двадцати четырех офицеров-топографов, четырех офицеров Генерального штаба, трех приглашенных гостей и меня. Обед был очень оживленным. Когда подали пятое блюдо, встал капитан Яковлев и обратился ко мне с речью, в которой от имени своих товарищей поблагодарил меня пылкими словами за отцовскую заботу, которую я проявил к ним, и за доброту, с которой всегда к ним относился. Громкое "ура!" и тосты сопровождали его речь. Я хотел поблагодарить устно, но, растроганный, не смог этого сделать. Поэтому я передал лист, на котором была написана моя прощальная речь, Яковлеву для прочтения, и мои храбрые подчиненные были настолько проникнуты чувством благодарности, что под возгласы "ура!" выпили за мое здоровье, а затем подходили ко мне, чтобы обняться, по русскому обычаю, причем громким "ура!" не было конца. Я удалился в 8 часов вечера, и меня провожали возгласами "ура!" и музыкой до ворот. Этот день навсегда останется для меня приятным воспоминанием.

В то время как я вынужден был обедать у своих многочисленных друзей или оставаться хотя бы вечером на чай, граф был настолько любезен, что прислал мне копии двух представлений{*75} на меня, отправленных тогдашнему военному министру князю Василию Долгорукому и генерал-квартирмейстеру барону Ливену. Он написал мне при этом следующие слова: "Voici, mon cher General, pour vos archives deux copies dont je viens de signer les originaux. Des que mon asthme m'aura donne un peu de relache, je vous prierai de venir causer avec moi"{*76}.

23 января я в последний раз обедал у графини Толстой. Графиня сообщила мне, что граф Перовский очень сожалеет о моем отъезде, так как очень привык ко мне. Я написал ему и попросил назначить день и час, когда я смогу попрощаться с моим замечательным начальником; я попросил его также подарить мне свой портрет на дорогую память. Здесь приводится его ответ: "Voici ma triste figure, mon cher General, puisque vous la voulez; elle vous rappellera un homme, qui vous aime sincerement, et qui vous conservera toujours ce sentiment. Je vous attends Jeudi a onze heures; ce n'est pas une audience de conge officielle; je voudrais meme me dissimuler, que c'est une entrevue d'adieux; ne vous mettez done pas en frais de toilette, et emballez vos uniformes brodes et gallones, pour vous en servir a St.-Petersbourg.

ce 24 Janvier 1856. Tout a vous

B. Perovsky"{*77}

Когда в назначенный день я явился к моему начальнику, чтобы попрощаться с ним и поблагодарить за его расположение ко мне, благосклонность и верную дружбу, мне не хватило слов и мы смогли лишь искренне, со слезами обняться. Глубоко тронутый и умиленный, покинул я кабинет этого редкостного человека, рыцарство, благосклонность, щедрость и любезный характер которого не имели себе равных. Вот лишь один пример: из-за болезни и занятости граф никогда не принимал приезжавших офицеров или гражданских чиновников, которые по служебному распорядку хотели ему представиться (за исключением высокопоставленных лиц), но он встречался с ними в частном обществе, на балах или в зале Дворянского собрания, и если ему нравилась их внешность, то он наводил подробные справки о них и затем пытался быть им чем-нибудь полезным. Так, летом 1854 г. в Оренбург для прохождения службы в моем управлении прибыл молодой офицер Генерального штаба поручик Л. Граф, находившийся тогда в своем летнем лагере в Башкирии, увидел его лишь осенью; его внешность понравилась ему. Через несколько дней после этого, во время моего ежедневного служебного доклада, он спросил меня, доволен ли я поручиком Л. Я ответил, что это образованный и дельный молодой офицер, который прилежно занимается, стремясь вникнуть в дела службы и ознакомиться с губернией, что он очень скромно живет и мне известно, что он помогает небогатым старым родителям, посылая им часть своего скромного оклада. Граф не сказал ни слова, но на следующее утро я получил небольшой пакет с 300 рублей серебром в кредитных билетах вместе со следующей запиской: "Veuiliez, mon cher General, remettre la somme incluse au Lieutenant L., afin qu'il puisse soulager ses parents ages; mais a condition, qu'il ne vienne jamais m'en remercier, ni verbalement, ni par ecrit; cette affaire doit rester un secret entre nous trois"{*78}.

Уже один-единственный этот поступок говорит о его благородстве и щедрости, ;и такие поступки он часто совершал во время управления Оренбургской губернией.

Позднее он из-за болезни оставил службу в Оренбурге, переехал в Петергоф и, наконец, в Крым. Он скончался в Ореанде, императорской вилле, на южном берегу Таврического полуострова, и похоронен в церкви монастыря святого Георгия. Умер он как герой и как философ: своему врачу он велел сказать ему час или по крайней мере день смерти, заранее заказал гроб, попросил поставить его к себе в спальню, сделал все распоряжения относительно наследства и скромных похорон и спокойно испустил дух. Мир его праху. Когда я в 1860 г. был в Севастополе, я отправился в упомянутый монастырь, находящийся в 12 верстах от города. Согласно легенде, он построен поблизости от руин старого замка Дианы, на скалах, круто обрывающихся в море; отсюда открывается великолепный вид на Черное море, прибой которого слышится здесь, наверху. Я попросил открыть склеп, чтобы у гроба моего благородного благодетеля и друга помолиться за упокой его души.

Я покинул Оренбург 28 января, провожаемый пожеланиями счастья, которые высказали все мои давнишние друзья, подчиненные и товарищи по службе. За городом мне причлось остановиться еще на четверть часа, чтобы забрать с собой в столицу десятилетнего мальчика, сына моего подчиненного, капитана Герцена, и снова я был свидетелем волнующей сцены прощания сына с матерью, которая не хотела отпускать своего любимца. Я вынужден был почти силой отстранить ее от саней и пустить лошадей в галоп, и ее горькие причитания затихли в широкой степи. Я провел в Оренбурге счастливые 15 лет и 14 дней; четверо любимых детей родились у меня здесь; я приобрел здесь много верных друзей, и я до сих пор свято храню эти воспоминания.

Было холодно. Мы ехали в крытых санях по глубокому снегу, но дорога была хорошая. Мы ехали днем и ночью и 8 февраля прибыли в столицу. После долгой разлуки я вернулся в объятия моей семьи.

Примечания

Комментарии

{1} Оксус - прежнее название р. Амударьи (др.-греч. Oxos, лат. Oxus).

{2} Чернышев Александр Иванович (1786-1857), князь (с 1826 г. также граф), генерал от кавалерии. Участвовал в войнах против Наполеона. В 1808-1811 гг. выполнял важные дипломатические поручения. В 1827 г. назначен товарищем управляющего Главным штабом, а затем военным министром (до 1852 г.).

{3} Канкрин Егор Францевич (1774-1845), граф. На русской службе с 1797 г., в 1823-1844 гг. - министр финансов.

{4} Родофиникин Константин Константинович (1760-1838), русский дипломат. Дипломатическую службу начал в 4803 г. С 1819 по 1837 г. был директорам Азиатского департамента министерства иностранных дел. С 1832 г. сенатор, с 1833 г. - член совета (министерства иностранных дел. В отсутствие министра неоднократно управлял министерством.

{5} Имеется в виду турецко-египетский конфликт 1832 г., когда паша Египта Мухаммед Али восстал против турецкого султана. Заняв Сирию, египетская армия, обученная и вооруженная лучше, чем войска султана, двинулась к северу, и 21 декабря 1832 г. в битве при Конье сын Мухаммеда Али, Ибрагим-паша, наголову разгромил турок.

{6} Муравьев (Карсский) Николай Николаевич (1794-1866), русский военный деятель и дипломат. В 1854-1856 гг. - наместник на Кавказе. В 1821 г. в чине полковника во второй раз возглавил экспедицию к туркменским берегам Каспия.

См.: Халфин Н. А. Россия и ханства Средней Азии (первая половина XIX века). М., 1976, с. 124-126.

{7} Ранджит Сингх - правитель Сикхского государства (со столицей в Лахоре), существовавшего в 1799-1849 гг. В 1849-1947 гг. Лахор находился под властью английских колонизаторов, являлся центром Лахорской области и одноименного округа Британской Индии.

См.: Семенова Н. И. Государство сикхов. Очерки социальной и политической истории Пенджаба с середины XVIII до середины XIX века. М., 1958.

{8} Мухаррам (арабск. "заповедный", "священный"), перс. мохаррем название первого месяца мусульманского лунного календаря. В мухарраме 30 дней. 1-е число - день Нового года, праздничный, нерабочий день в мусульманских государствах. Первые 10 дней мухаррама у шиитов являются траурными, посвященными памяти их "великомученика" Хусейна. В эти дни, особенно в 10-й, называемый ашура, шиитское духовенство устраивало религиозные шествия, наиболее фанатичные участники которых занимались самоистязанием, а также мистерии на сюжет гибели Хусейна.

{9} Надир-шах Афшар (1688-1747), шах Ирана (1736-1747). В 1738-1739 гг. совершил грабительский поход в Индию.

{10} Вамбери Армииий (Герман) (1832-1913), путешественник, востоковед, публицист, исследователь Средней Азии. Родился в 1832 г. в Шердагели (Венгрия) в бедной еврейской семье. С 1852 по 1856 г. жил в Пеште в качестве домашнего учителя. Затем находился (до 1860 г.) в Стамбуле. В 1858 г. издал немецко-турецкий, а в 1860 г. - чагатайский словарь. В 1861 г. при содействии венгерской Академии наук, которая избрала Вамбери своим членом-корреспондентом, предпринял путешествие в Персию и Среднюю Азию. Присоединившись в Тегеране в 1863 г. под видом дервиша к партии паломников, возвращавшихся из Мекки на родину, он отправился через Мазендеран до Балханского залива и затем через туркменскую пустыню в Хиву. Посетив Хиву и Кунград, Вамбери направился через Кызылкум в Бухару и Самарканд, побывал в Кариме, Керки, Меймене и через Герат, Мешхед, Тегеран и Трапезунд благополучно возвратился в Стамбул. Путешествие Вамбери было настолько необыкновенно для того времени, что многие заподозрили его в обмане; последующие путешественники рассеяли это неосновательное обвинение и единогласно признали, что почти все, что видел Вамбери, описано им с удивительной точностью. С 1865 г. Вамбери стал профессором восточных языков в Пештском университете. Знаменитое путешествие Вамбери было описано им сначала по-английски, потом по-немецки и переведено на ряд европейских языков, в там числе и русский. За описанием путешествия последовало множество других высоко ценившихся в научных кругах работ, главным образам по истории, языкознанию и этнографии Востока. Вамбери был также авторам публицистических произведений, посвященных политике России и Англии в Средней Азии. Его политические симпатии были на стороне Англии. Россию же он бездоказательно обвинял в намерении захватить Индию.

{11} Ходзько-Борейко Александр Леонардович (1804-1891), польский поэт и писатель-ориенталист, русский консул в Иране. По окончании университетского курса он в 1824 г. поступил в петербургский Институт восточных языков при министерстве иностранных дел и в 1830 г. был назначен русским консулом в Иране, где и пробыл до 1845 г. Свободное аремя посвящал занятиям по изучению персидской литературы. Выйдя в отставку, Ходзько занялся литературной деятельностью. В числе опубликованных им работ см.: Дерар. Восточная повесть в стихах. Пер. с польск. СПб., 1839; Кер-оглу, восточный поэт-наездник. Полное собрание его импровизаций с присовокуплением его биографии. Пер. с англ. Тифлис, 1856.

{12} Аббас I (Великий) (1587-1629), шах Ирана, наиболее выдающийся представитель династии Сефевидов.

{13} Войнович Марко Иванович (ум. в 1807 г.). Поступил на русскую службу во флот в 1770 г. В 1781 г. командовал эскадрой на Каспийском море, направленной для устройства русской колонии на персидских берегах, но был захвачен в плен Ага-Мохаммед-ханом. Вскоре освобожденный, он в 1783 г. командовал первым на Черном море военным кораблем "Слава Екатерины", в 1787 г. ходил с севастопольским флотом к берегам Румелии; в 1788 г. - участник обороны Очакова, впоследствии - адмирал.

{14} Фатх-Али-шах (1766-1834), шах Ирана, племянник и преемник основателя каджарской династии - Ага-Мохаммеда. При нем началось влияние России и Англии на Иран. У Бларамберга дата смерти Фатх-Али-шаха везде указана ошибочно - 1835 г.

{15} На севере Ирака, в Мазендеране и Астрабаде, в 70-80-е годы XVIII в. велась борьба за власть между династиями 3ендов и Каджаров, окончившаяся победой Каджаров, во главе которых стал жестокий и энергичный Ага-Мохаммед. Вскоре он стал правителем всех главных провинций Ирана.

{16} Здесь автор имеет в виду Эриванскую операцию во время русско-персидской войны 1826-1828 гг. 10 октября русские войска взяли крепость Эривань (Ереван), захватив богатые трофеи.

{17} Аббас-Мирза (1783-1833), второй сын Фатх-Али-шаха, наследник престола. Аббас-Мирза был умен, образован, любил европейские нравы и европейское образование. Еще в ранней молодости, будучи наместником Тебриза и Азербайджана, он старался преобразовать с помощью европейцев персидскую армию. Участвовал в войнах против России (1811-1813, 1826-1828). В 1831 и ,1832 гг. Аббас-Мирза сражался с курдами в Хорасане. Умер в Мешхеде во время похода, предпринятого против Герата.

{18} Бернс Александр (1805-1841), английский офицер. В 1839-1841 гг. выполнял функции политического советника при штабе английской армии в Кабуле. См.: Халфин Н. А. Возмездие ожидает в Джагдалаке. М., 1973.

{18a} Имеется в виду Узбой, левое русло Амударьи, в настоящее время окончательно, а в описываемый период еще не совсем высохшее. См.: В. В. Бартольд. Аму-Дарья. - Сочинения. Т. 3. М., 1965, с. 319-325.

{19} Соймонов Федор Иванович (1682-1780), навигатор и гидрограф. В 1720 г. участвовал в описании западного и южного берегов Каспийского моря. Эта работа, а также описание восточного побережья Каспийского моря были закончены в 1726 г. Им изданы карта Каспийского моря, "Описание Каспийского моря, от устья р. Волги, притока Ярковского, до устья р. Астрабацкой" (СПб., 1731; изд. 2-е - 1783) и "Описание Каспийского моря и чиненных на оном российских завоеваний, яко часть истории Петра Великого" ("Ежемесячные сочинения и известия о ученых делах", 1763).

{20} Виткевич Ян (Иван) Викторович (1809-1839), русский офицер, путешественник. За участие в польском патриотическом движении Виткевич был сослан рядовым в Оренбургский корпус. Изучил персидский язык. В 1832 г. был направлен с дипломатической миссией в Афганистан. В 1835 г. с торговой миссией побывал в Бухаре. Материалы, собранные Виткевичем, не были напечатаны, так как по возвращении в Петербург он покончил с собой и сжег свои бумаги.

См.: Халфин Н. А. Драма в номерах "Париж". - "Вопросы истории". 1966, № 10.

{21} Константин Павлович (1779-1831), русский великий князь, второй сын Павла I, в 1814-1831 гг. - наместник Царства Польского.

{22} Гумбольдт Александр-Фридрих-Генрих, фон (1769-1859), выдающийся ученый и путешественник. В 1829 г. вместе с Розе и Эренбергом отправился в путешествие по востоку России. Из Петербурга они поехали через Москву и Владимир в Нижний Новгород, а оттуда по Волге - в Казань. Несколько недель путешественники провели на нижнем и среднем Урале, осмотрели уральские заводы, посетили Орск и Оренбург. Совершив поездку по Каспийскому морю через Астрахань, вернулись в Петербург. Во время путешествия они собрали ценнейшие зоологические и ботанические коллекции.

{23} Сухтелен Павел Петрович (1788-1833), граф, генерал-адъютант. Участвовал в кампаниях 1807 г. против Наполеона, 1808-1809 гг. - против Швеции, 1811 г. - против Турции, затем в войнах 1812-1814 гг. В 1826 г. назначен генерал-квартирмейстером Главного штаба. Во время войны с Ираном занимал место начальника штаба Кавказского корпуса. В 1830 г. назначен оренбургским генерал-губернатором и командиром Оренбургского корпуса.

{24} Перовский Василий Алексеевич (1795-1857), граф, русский генерал, военный губернатор Оренбурга (1833-1842, 1851-1857), в 1839-1840 гг. командовал военной экспедицией в Хиву.

{25} Дост Мухаммед-хан (1790 или 1793-1863), сын мухаммедзайского старшины Серэфраз-хана, казненного афганским шахом Земаном в 1799 г. С 1826 г. стал правителем Кабула. В результате англо-русских противоречий в Афганистане бежал в Хульм, откуда пытался вернуть свои владения, захваченные английским ставленником Шуджой. Затем Дост Мухаммед добровольно сдался англичанам, назначившим ему пенсию. В 1843 г. он вновь воцарился на кабульском престоле.

См.: Бабаходжаев М. А. Борьба Афганистана за независимость. М., 1960.

{26} Нессельроде Карл Васильевич (1780-1862), граф, русский государственный деятель и дипломат, канцлер, министр иностранных дел (1816-1856).

{27} Симонич Иван Осипович (1792-1855), граф русский, посланник в Тегеране (1832-1839).

См.: Симонич И. О. Воспоминания полномочного министра. 1832-1838 гг. Пер. с франц. М, 1967.

{28} По тогдашнему административному делению - Армянская область.

{29} Али-Мирза - старший сын Фатх-Алипшаха. Поскольку его мать была невольницей, отец лишил его престола в пользу Аббас-Мирзы.

{30} Макнил (McNeil) Джон (1795-1883), английский дипломат, посланник в Тегеране (1836-1839 и 1841-1842). Автор кн.: Progress of Russia and England in the East. I. 1836.

{31} Стоддарт Чарлз (1806-1842), выполнял различные военно-политические поручения британского правительства на Среднем Востоке в конце 1830 - начале 1840 г. Казнен в Бухаре в 1842 г. по приказу бухарского эмира.

{32} Имеется в виду Шенбруннский мирный договор между Францией и Австрией, подписанный 14 октября 1809 г. и завершивший победоносную войну Наполеона против "пятой коалиции".

{33} Ермолов Алексей Петрович (1777-1861), генерал от инфантерии. Военную карьеру начал в артиллерии под начальством Суворова, принимал активное участие в кампаниях 1805-1807 и 1812-1814 гг. В 1816 г. переведен на Кавказ, где вскоре возглавил военную и гражданскую власть. Руководитель военных операций в Чечне, Дагестане и на Кубани, сопровождавшихся постройкой новых крепостей (Грозная, Внезапная, Бурная). При его участии к России были присоединены Абхазия, Карабахское и Ширванское ханства. В 1827 г. Ермолов, не поладив с Николаем I, вышел в отставку.

{34} Адрианопольский мир - мирный договор, заключенный в сентябре 1829 г. между Турцией и Россией в результате успешной для последней войны 1828-1829 гг. По договору к России переходили устье Дуная с островами и значительная часть восточного побережья Черного моря к югу от устья Кубани. Турция должна была признать фактическую автономию Молдавии и Валахии, предоставив им драво самостоятельного избрания господарей. Гарантия этой автономии возлагалась на Россию, что было равносильно установлению ее протектората над княжествами. Правительство Турции обязывалось также признать Грецию самостоятельным государством, связанным с Турцией лишь уплатой ежегодной дани, и соблюдать все предыдущие договоры в отношении автономии Сербии, узаконив ее автономию специальным фирманом.

См.: Новичев А. Д. История Турции. Т. И. Л., 1968.

{35} Паскевич Иван Федорович (1782-1856), светлейший князь, граф Эриванский, генерал-фельдмаршал, командующий русскими войсками на Кавказском театре русско-турецкой войны 1828-1829 гг., с лета 1831 г. главнокомандующий русскими войсками, подавлявшими польское восстание 1830-1831 гг., с 1832 г. - наместник Царства Польского, в 1849 г. главнокомандующий русской армией, участвовавшей в подавлении революции в Венгрии, в 1854 г. - главнокомандующий войсками на западной и южной границах России, в апреле - июне командовал войсками на Дунае.

{36} Пальмерстон Генри Джон Темпл, виконт (1784-1865), английский государственный деятель, в начале своей деятельности - тори, с 1830 г. один из лидеров вигов, опиравшийся на правые элементы этой партии; секретарь по военным делам (1809-1828), министр иностранных дел (1830-1834, 1836-1841, 1846-1851), министр внутренних дел (1852-1855) и премьер-министр (1855-4858 и 1859-1865).

{37} Морриер Джеймс (1780-1849), автор романа "Похождения Хаджи-Бабы из Исфагана", опубликованного в Лондоне в 1824 г. В течение многих лет Морриер жил в Иране, что позволило ему глубоко изучить эту страну. Благодаря своим художественным достоинствам роман завоевал всеобщее признание. Об этом свидетельствуют многочисленные издания в Англии, переводы на французский (1824 г.), русский (1831 г.), немецкий (1835 г.) и другие языки.

{38} Имеется в виду миссия, посланная шахским правительствам в Россию в связи с нападением на русскую миссию в Тегеране и гибелью посланника А. С. Грибоедова.

{39} Автор далее описывает события, происходившие во время Гератского конфликта 1839-1841 гг. В XVII - XVIII вв. Герат входил в состав Ирана, но затем выделился в самостоятельную область. Гератская крепость имела большое стратегическое значение. В XIX в. овладеть Гератом стремились Иран, пользовавшийся в этом вопросе поддержкой России, и Англия. В конце 1837 г. иранский шах Мохаммед осадил крепость. Обороной Герата фактически руководил английский офицер Поттингер. В 1838 г. англичане, рассматривая осаду Герата как враждебное Англии действие, разорвали дипломатические отношения с Ираном; английские военные корабли вошли в Персидский залив, и высаженный ими десант занял иранский остров Харг. Под нажимом Англии шах снял осаду Герата, а в октябре 1841 г. восстановил дипломатические отношения с Англией.

См.: Штейнберг Е. Л. История британской агрессии на Среднем Востоке (От французской буржуазной революции до второй мировой войны). М., 1951; Массон В. М., Ромодин В. А. История Афганистана. Т. II. Афганистан в новое время. М., 1965; Ахмеджанов Г. А. Английская экспансия на Среднем Востоке и Гератский вопрос в 40-50-е годы XIX в. - Труды Среднеазиатского государственного университета. Новая серия. Вып. 152. Исторические науки. Кн. 33. Ташкент, 1960.

{40} Мешхед - город на северо-востоке Ирана, в Хорасане. Близ Мешхеда находится гробница знаменитого поэта Фирдоуси. Это город паломничества ("вторая Мекка") мусульман-шиитов; здесь находится мечеть имама Резы (начало XVII в.). Ежегодно его посещают 100 тыс. паломников. Славится также мечеть Гаухар-Шад (XV в.).

{41} Фарсанг - старинная мера длины, равная 6-7 (иногда 10) км.

{42} Суфизм - мистическое направление в исламе, которое имеет различные ордены (секты).

{43} Имеется в виду битва между персами и русскими 4 сентября на территории Гянджинского ханства (Гянджа была переименована в Елизаветполь, ныне Кировабад). На правам берегу реки Шамхорчай персидские войска были разбиты и обращены в бегство. Победителям досталось 1100 пленных (в том числе 9 офицеров), много знамен, боеприпасов и орудий.

{44} Речь идет о хивинском походе, предпринятом в ноябре 1839 г. в целях завоевания Хивинского ханства экспедиционным отрядом под. командованием оренбургского военного губернатора генерала В. А. Перовского. Отряд в составе 5 тыс. человек с несколькими орудиями и продовольственным обозом оказался неподготовленным к тяжелым условиям зимнего перехода через пустынные степи; потеряв половину людского состава вследствие массовых заболеваний, Перовский, не дойдя до Хивы, вынужден был вернуться в Оренбург.

См.: Маркс К. Персидская экспедиция в Афганистан и русская экспедиция в Среднюю Азию. - Дания. - Военные действия на Дунае и в Азии. - Уиганские углекопы. - К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2. Т. 9; Халфин Н. А. Россия и ханства Средней Азии..., с. 275-278.

{45} Имеется в виду первая англо-афганская война 1838-1842 гг., предпринятая Англией с целью колониального порабощения Афганистана. В августе 1839 г. был занят Кабул, но из-за вспыхнувшего там в ноябре 1841 г. восстания англичане были вынуждены в январе 1842 г. начать отступление в Индию, перешедшее в паническое бегство. Из 4,5 тыс. солдат английской армии и 12 тыс. лагерной прислуги до границы Индии добрался только один человек.

См.: Халфин Н. А. Провал английской агрессии в Афганистане. М., 1959.

{46} Сеид (сейид) - первоначально представители мусульманской верхушки, считавшие своим предкам пророка Мухаммеда.

{47} Дибич-Забалканский Иван Иванович (1785-1831), на русской службе с 1798 г., генерал-фельдмаршал, фактический главнокомандующий на балканском театре русско-турецкой войны 1828-1829 гг. и гари подавления польского восстания 1830-1831 гг.

{48} Ибрагим-паша (1789-1848) - египетский полководец, приемный сын правителя Египта Мухаммеда Али; главнокомандующий египетскими войсками в войнах Египта против Турции (1831-1833 и 1839-1841); с 1844 г. - соправитель Египта.

{49} Гудович Иван Васильевич (1741-1820), граф, генерал-фельдмаршал, отличился во время борьбы с польскими конфедератами и в войне с Турцией 1768-1774 гг. В 1806 г. был направлен главнокомандующим в Грузию и Дагестан. При нем Россия присоединила к себе Баку, Шекинское ханство и часть лезгинских земель. В 1807 г. одержал победу под Арпачаем.

{50} Несторианами называли ассирийцев (айсоров) по их принадлежности (в подавляющем большинстве) к направлению в христианстве, возникшему в IV в. и окончательно оформленному Константинопольским епископом Нестором во второй трети V в. (отсюда - несторианская церковь). Несториане, не принявшие унии с католиками, имеют три таинства (крещение, евхаристию и священство) и считают деву Марию не богородицей, а только "христородицей".

{51} Идентификация курдов с кардухами (последнее название впервые встречается в "Анабасисе" Ксенофонта) возможна, но не доказана.

{52} Курбан-байрам (или ид ань-адха) - один из самых больших мусульманских праздников, сопровождающийся жертвоприношениями (режут верблюдов, овец и т. д.).

{53} Туркманчайский трактат (договор), подписанный 10/22 февраля 1828 г. в селении Туркманчай, завершил русско-иранскую войну 1826-1828 гг., начатую шахом Ирана с целью отвоевания своих бывших владений в Закавказье. Договор устанавливал новую границу между Россией и Ираном, в основном по р. Араке. К России отошли территории ханств Эриванского (по обеим сторонам р. Аракса) и Нахичеванского. Подтверждалась свобода плавания в Каспийском море для русских торговых судов и исключительное право России иметь здесь военный флот. За Россией закреплялось право консульской юрисдикции; ей также предоставлялся ряд преимуществ в торговых взаимоотношениях с Ираном. На Иран была наложена контрибуция в 20 млн. руб.

См.: Фадеев А. В. Россия и Восточный кризис 20-х годов XIX века. М., 1958, с. 178.

{54} Историческую справку о турецко-иранском пограничном конфликте, непосредственно связанном с курдской проблемой, см.: "Материалы для географии Азиатской Турции. Путевой журнал Е. И. Чирикова, русского комиссара-посредника по турецко-персидскому разграничению". СПб., 1875; Лазарев М. С. Курдский вопрос (1891-1917). М., 1972, с. 390-391.

{55} В начале XIX в. в Иране шла острая англо-французская борьба за влияние. Хотя французскому посланнику генералу Гардану в 1808 г. и удалось подписать с шахом Ирана договор, франко-иранский союз не имел под собой серьезной экономической базы. Со времени отъезда миссии Гардана из Ирана, 12 февраля 1809 г., в Тегеране усилилось влияние англичан.

См.: Игамбердыев М. А. Иран в международных отношениях первой трети XIX века. Самарканд, 1961.

{56} Автор имеет в виду один из эпизодов истории освобождения Ирана от афганцев. Иранский полководец Надир 2 октября 1729 г. одержал победу вблизи Дамахана, в 70 милях от Тегерана, наголову разбив афганскую армию под предводительством Ашрефа.

{56a} Шарден Жан (1643-1713) - известный французский путешественник, дважды подолгу живший в Иране.

{57} Малькольм Джон (1769-1833), английский дипломат и чиновник на службе Ост-Индской кампании, посланник в Тегеране (1790-1801, 1808-1809, 1810), в 1826-1830 гг. губернатор Бомбея, автор ряда работ об Индии, один из первых историков, писавших об Иране.

См.: Malcolm J. History of Persia. L., 1827, 1849; он же. Sketches of Persia. Vol. 1-2. L., 1827.

{57a} Фрезер Джеймс-Бэли (1783-1856) - английский путешественник и писатель.

{58} Персеполис (Персеполь) - бывшая столица Персии, отстроенная Дарием I и Ксерксом. Город лежал недалеко от места слияния рек Меда и Аракса, на плодородной равнине, и славился своим акрополем тройной стеной, дворцом, царской усыпальницей и сокровищницей. При Александре Македонском город был разграблен и разорен, но дальнейшее существование его подтверждается свидетельствами писателей. В средние века он назывался Истахар и служил резиденцией халифов. Развалины города существуют под названием Тахт-и-Джемшид или Чим-Миньяр.

{59} Ниневия - город в Ассирии, существовавший с V тысячелетия до н. э. В VIII - VII вв. до н. э. - столица Ассирии. Разрушена мидянами и вавилонянами в 612 г. до н. э. В результате раскопок 1845-1851 гг. обнаружены дворец и царская библиотека.

{60} Румелия (Rumeli) - турецкое название территорий Османской империи на Балканском полуострове, захваченных турками в XIV - XVI вв. В XIX в. с освобождением от турецкого господства Греции, Сербии и других стран границы Румелии сужались.

{61} И. Бларамберг допустил неточность: Махмуд II, турецкий султан (1808-1839), жил с 1785 по 1839 г.

{62} Крым-Гирей (ум. в 1769 г.), крымский хан, известен своими жестокостями и разгульным образом жизни, за что получил прозвище дели-хана (сумасшедшего хана). Во время русско-турецкой войны 1768-1774 гг. Крым-Гирей, командовавший многотысячным отрядом крымских татар, произвел значительные опустошения на Украине.

{63} Мавромихали - греческая семья, родом из Майны. Петро Мавромихали (1760-1848) в 1823 г. был избран президентом временного правительства Греции. В 1827 г. был членом триумвирата, управлявшего Грецией до прибытия Каподистрии и передавшего ему власть. Впоследствии принимал участие в междоусобной борьбе, в результате которой был убит Каподистрия (см. следующую сноску).

{64} Каподистрия Иоанн Иоаннович (1776-1831), граф, грек, государственный деятель России и Греции. С 1809 г. начал службу в русской коллегии иностранных дел. С 1816 по 1822 г. занимал пост министра иностранных дел России. Он выступал за укрепление отношений между Францией и Россией и был против создания Священного союза. Вышел в отставку из-за разногласий с Александрам I по греческому вопросу (в 1821 г.). В 1827 г. избран президентом Греции. Был убит членами семьи Мавромихали.

{65} Речь идет о Владимире Ивановиче Дале (1801-1872), ученом диалектологе, этнографе и писателе, авторе знаменитого "Толкового словаря", в ту пору служившем чиновником особых поручений в Оренбургском крае.

{65} Подробнее о миссиях К. Ф. Бутенева и П. Никифорова см.: Халфин Н. А. Россия и ханства Средней Азии..., с. 294-331.

{67} Александр Павлович Брюллов (1798-1877), профессор архитектуры Академии художеств.

{68} Ханыков Николай Владимирович (1819 - (1878), русский востоковед. В 1836 г. окончил Царскосельский лицей, в 1838 г. получил назначение в департамент внутренних сношений министерства иностранных дел. Переведен на должность чиновника особых поручений при черниговском, полтавском и харьковском генерал-губернаторе, а потом на тот же пост при оренбургском генерал-губернаторе. В 30-е годы совершил ряд поездок по Средней Азии. В 1845 г. был назначен в Тифлис в дипломатическую канцелярию Главного управления Закавказского края. Николай Ханыков - пытливый путешественник, талантливый ориенталист, ученый разносторонних интересов, занимавшийся историей, археологией и этнографией Ирана и Средней Азии. Многие его труды не потеряли до сих пор своей актуальности.

См.: Ханыков Н. В. О населении киргизских степей, занимаемых Внутреннею и Малою Ордами. - "Журнал министерства внутренних дел". 1844. Ч. 8, № 10; он же. О перемежающихся изменениях уровня Каспийского моря, - "Записки Кавказского отдела имп. Русского Географического общества". Кн. 2. Тифлис, 1853; он же. Описание Бухарского ханства. СПб., 1843; он же. Тифлисский климат. Тифлис, 1847; он же. Экспедиция в Хорасан. Пер. с франц. М., 1973.

{69} Берг Федор Федорович (1793-1874), граф, генерал-фельдмаршал, в 1855-1863 гг. - главнокомандующий войсками в Финляндии и генерал-губернатор Финляндии, впоследствии - наместник в Польше и усмиритель польского восстания.

{70} Имеется в виду начало революции 1848 г. во Франции, приведшей к отречению короля Луи-Филиппа.

{71} Бутаков Алексей Иванович (1816-1869), в 1848 - I860 гг. начальник Аральской флотилии, в дальнейшем контр-адмирал (у Бларамберга ошибочно вице-адмирал) и член Морского технического комитета.

{72} В 1849 г. царская Россия оказала военную помощь Австрии в подавлении венгерской буржуазной революции.

{73} Шварценберг Феликс, князь (1800-1852) - австрийский государственный деятель и дипломат; после подавления восстания в Вене в октябре 1848 г. - премьер-министр и министр иностранных дел.

{74} Николай I умер 18 февраля (2 марта) 1855 г.

Постраничные примечания

{*1} Русский биографический словарь. Т. 3. СПб., 1908, с. 89-90.

{*2} По непонятной причине в "Русском биографическом словаре" (там же, с. 90) его рождение датируется 1803 г., хотя в "Воспоминаниях" И. Ф. Бларамберг четко указывает на 1800 г., что подтверждается и косвенными данными.

{*3} [Johann von Blaramberg.] Erinnerungen aus dem Leben des Kaiserlich Russischen General-Lieutenant Johann von Blaramberg. T. I. B., 1872, с. 7.

{*4} Здесь и далее данные о службе И. Ф. Бларамберга излагаются на основе его "Полного послужного описка" от 14 декабря 1871 г. (ЦГВИА СССР, ф. 400, оп. 21, д. 453, л. 26-37).

{*5} Подробно об этом см.: Н. А. Xалфин. Россия и ханства Средней Азии (первая половина XIX века). М., 1974, с. 27-46.

{*6} "Записки Русского географического общества". Кн. IV. СПб., 1850, с. 1-48.

{*7} Там же, с. 49-120. По-видимому, из соображений секретности эти материалы увидели свет лишь почти через полтора десятка лет после экспедиции. Соответствующие труды ее руководителя Г. С. Карелина были опубликованы еще позже - в "Записках Русского географического общества по общей географии". Т. X. СПб., 1883, с. 1-497.

{*8} И. В. Мушкетов. Туркестан. Т. I. Ч. 1. СПб., 1886, с. 91.

{*9} Ф. Энгельс. Перспективы англо-персидской войны. - К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 12, с. 126.

{*10} Подробно об этом см.: И. О. Симонич. Воспоминания полномочного министра. М., 1967.

{*11} ЦГВИА СССР, ВУА, д. 56431 "Сведения о Персии", л. 44-46.

{*12} Там же, л. 53-69 и др.

{*13} Там же, л. 83. Донесение И. Ф. Бларамберга от 15 апреля 1839 г.

{*14} Там же, д. 56435, л. 1-41.

{*15} Вып. XVI. СПб., 1895, с. 1-40 и др.

{*16} "Записки Русского географического общества". Кн. VII. СПб., 1853, с. 1-358.

{*17} Там же, с. 81-82.

{*18} Архив Всесоюзного географического общества, ф. 1-1845, оп. 1, д. 3, л. 25.

{*19} П. П. Семенов. История полувековой деятельности императорского Русского Географического общества. 1845-1895. Ч. 1. СПб., 1896, с. 144.

{*20} Военно-статистическое обозрение Российской империи. Т. XIV. Ч. 2 СПб., 1848, с. 1-121 + 14 таблиц.

{*21} Там же, с. 1-119 + 7 таблиц.

{*22} П. П. Семенов. История полувековой деятельности ... Ч. 1, с. 337.

{*23} Там же, с. 341.

{*24} См., например, "Материалы по вопросу о торговых путях в Среднюю Азию". СПб., 1869.

{*25} См.: ЦГВИА СССР, ф. 400, оп. 132, д. 1105. "По прошению вдовы генерал-лейтенанта де Бларамберг о назначении пенсии", л. 1-22, 1878-1879 гг. В действительности в деле говорится о назначении пенсии не вдове, а дочери.

{*26} ЦГВИА СССР, ф. 400, оп. 132, д. 1105, ненумерованная вырезка.

{*27} Н. Vambery. Un journal d'evenements asiatiques. M., 1878.

{*28} Отчет императорского Русского Географического общества за 1878 год. СПб., 1879, с. 12.

{*29} В настоящем издании для удобства читателя книга IV названа главой I, книга V - главой II и т. д.

{*30} Юзбаши - сотник. Здесь и далее - примечания редактора (за исключением особо оговоренных).

{*31} Под открытым небом (фр.).

{*32} Так в тексте.

{*33} Посланник.

{*34} Отхожие места (фр.).

{*35} На виду у всего света (фр.).

{*36} "О святая простота!" (лат.)

{*37} Позже нам рассказывали, что Яр Мухаммед-хан в Герате, увидев развевающееся персидское знамя на вышеупомянутой башне, хотел бежать из города, но лейтенант Поттингер воспрепятствовал этому, посоветовав дождаться исхода штурма. - Примеч. авт.

{*38} Конская сбруя, упряжь (фр.).

{*39} Дословный перевод с персидского на французский Эдуарда Гутта. Примеч. авт.

{*40} Берлина - дорожная коляска.

{*41} Чтобы прозондировать почву (фр.).

{*42} Когда-нибудь из этого пистолета я пущу себе пулю в лоб (фр.).

{*43} Так проходит мирская слава (лат.).

{*44} См.: "История немецких женщин" и "Немецкая культура, история обычаев" - обе Иоганна Шерра. - Примеч. авт.

{*45} См.: Иоганн Шерр. История религии. Изд. 2-е. Т. 3. 1860, с. 377 и 382. - Примеч. авт.

{*46} Рефекторий - в католических монастырях столовый зал братии.

{*47} Ужин втроем (фр.).

{*48} "Мы уже давным-давно сидим без хороших сигар". (фр.).

{*49} Керченский пролив.

{*50} Его отец, знаменитый Стефан Мавромихали, покинул после Кючюк-Кайнарджийского мира (1774 г.) свою родину Майну в Морее, чтобы переселиться со многими соотечественниками на Таврический полуостров. Императрица Екатерина II пожаловала им земли у Балаклавы и назначила Стефана Мавромихали командиром сформированного из этих переселенцев-майновцев греческого батальона. Род Мавромихали{63} до сих пор существует в Греции и пользуется там большим уважением. В Европе известно убийство графа Каподистрии{64}, который пал вследствие кровной мести от рук Мавромихали. Примеч. авт.

{*51} Древнее название Сырдарьи.

{*52} В 1874 г. была введена новая организационная структура уральских казаков: их разделили в военном отношении на три отдела - Уральский, Калмыковский и Гурьевский. - Примеч. авт.

{*53} Он носил на этом пальце золотой наперсток.

{*54} В нашем издании - глава IV.

{*55} Бухарского и хивинского вместе с Никифоровым и Бутеневым.

{*56} Винный спирт (фр.).

{*57} Скат, склон, откос (фр.).

{*58} Николай.

{*59} С ним я познакомился еще в октябре 1829 г. в Адрианополе, где он тогда был дежурным генералом при фельдмаршале Дибиче. - Примеч. авт.

{*60} Так называемая старая Оренбургская линия тянется вдоль правого берега реки Урал. Новая линия идет от Орска в северо-восточном направлении до города Троицка, расположенного на реке Уй. Обе существуют теперь лишь по названию, а линия (граница) была позднее отодвинута до Сырдарьи и еще далее на юг. - Примеч. авт.

{*61} Козлы (составленное оружие) (фр.).

{*62} Который стоит обеда (фр.).

{*63} Чисто случайно (фр.)

{*64} "Клянусь честью! Не хотел бы я жить в такой дыре" (фр.).

{*65} Гуртом (фр.).

{*66} Ныне остров Возрождения.

{*67} Утренний бал (фр.).

{*68} В 1866 г. в Лондоне была издана объемистая книга Митчелла "Русские в Центральной Азии" ("The Russians in Central Asia"). Автор среди прочего описал в этом труде чрезвычайно подробно мою экспедицию к Ак-Мечети в 1852 г. Состоя при английском посольстве в Петербурге, имея большие связи, в совершенстве владея русским языком, он добился разрешения использовать документы о моей экспедиции, которую в своей работе он высоко оценивает.

И эдинбургское "Quarterly Review", опубликовавшее рецензию на вышеупомянутую работу, говорит о моей экспедиции как об отважном предприятии. Приложенная к рецензии карта Азии дает интересную картину завоеваний России за столетие на юге и Англии - на севере. Приказы Перовского о моем военном походе в Ак-Мечеть от 21 августа (№ 181) и от 9 сентября 1852 г. (№ 193), а также оригинал моего письма коменданту этой крепости от 12 августа 1852 г. я храню как дорогую память моего отважного предприятия, как назвало его "Quarterly Review". - Примеч. авт.

{*69} Оправдательный документ (фр.).

{*70} "Песнь о колоколе". Перевод И. Миримского.

{*71} Так в тексте.

{*72} "Я слишком понадеялся на свои силы; я не должен был принимать во второй раз назначение на пост, который сейчас занимаю; слишком много хлопот, и здоровье мое совершенно расшатано" (фр.).

{*73} "Не знаю, дорогой генерал, будет ли для Вас неожиданностью прилагаемая бумага, которую прошу мне вернуть по ознакомлении. Но дело в том, что я не ждал этого так быстро. Уверяю Вас, что чтение этого опуса произвело на меня удручающее впечатление. Всегда печально, а особенно в моем положении, разлучаться с лицами, которых любишь и ценишь много лет. Позвольте же, дорогой генерал, принести Вам те же сожаления. Прошу Вас быть уверенным в неизменной дружбе преданного Вам

В. Перовского

31 декабря 1855 г." (фр.).

{*74} "Я полностью согласен с офицерами-топографами. Прошу Вас как их высшего начальника оказать им, что я хочу взять на себя половину их расходов. Я наказан невозможностью пить за Ваше здоровье вместе с ними" (фр.).

{*75} Копии этих представлений, заверенные подписью графа, хранятся как дорогая память среди моих семейных документов. Редко сочинялись столь лестные для меня представления, как вышеупомянутые. На них обратили внимание в Петербурге. - Примеч. авт.

{*76} "Вот, дорогой генерал, для Ваших архивов две копии, оригиналы которых я только что подписал. Как только моя астма даст мне передышку, я попрошу Вас приехать ко мне поболтать" (фр.).

{*77} "Вот моя печальная физиономия, дорогой генерал, коли Вы ее хотите. Она будет напоминать Вам о человеке, который Вас искренне любит и который навсегда сохранит это чувство к Вам. Я Вас жду в четверг, в 11 часов; это не аудиенция по случаю официального отпуска; я хотел бы даже не признаваться себе в том, что это - прощальное свидание; так что не тратьтесь на туалет и сберегите Ваш парадный мундир; он Вам пригодится в С.-Петербурге.

Всегда Ваш

24 января 1856 г. В. Перовский" (фр.).

{*78} "Позвольте, дорогой генерал, вернуть сумму, причитающуюся поручику Л., с тем чтобы он смог облегчить положение своих престарелых родителей, но при условии, что он никогда не станет меня благодарить ни устно, ни письменно. Это дело должно остаться в тайне между нами троими" (фр.).