Воспоминания Елены Юрьевны Хвощинской (рожд. княжны Голицыной)

«Картина, нарисованная белыми красками…»: воспоминания Е. Ю. Хвощинской

Имя Елены Юрьевны Хвощинской (1850–1907), урожденной княжны Голицыной, известно специалистам и любителям отечественных мемуаров прежде всего по ее воспоминаниям, опубликованным в «Русской старине» в 1897–1898 годах^{1}. Как и большинство мемуаров, эти воспоминания были написаны для узкого семейного круга. Как писала сама мемуаристка — многим «характер их покажется слишком интимным». И тут же она замечает, что после написания воспоминаний у нее возникло желание познакомить с ними широкую публику. Это побуждение Елены Юрьевны было вполне обоснованным: воспоминания были посвящены близким ей людям — родителям, двоюродной бабушке. Но имена этих дорогих мемуаристке людей были известны не только в России, но и за рубежом. Это прежде всего относится к имени ее отца — Юрия Николаевича Голицына (1823–1872) — известного российского хорового дирижера, композитора, знаменитого «Юрки» — весельчака и балагура, анекдоты о котором можно найти во многих мемуарах того времени. Жизнь его была яркой и интересной — это была жизнь творческой личности. С начала 1840-х по 1857 год он руководил хоровой капеллой, созданной из принадлежавших ему крепостных крестьян. С этой капеллой, количество певчих в которой достигало 150 человек, князь гастролировал по многим российским городам, а в 1860-е годы с различными хорами выступал также в Берлине, Лондоне, Париже, Праге, Нью-Йорке. Гастроли Ю.Н.Голицына славились своим репертуаром — в него были включены произведения Д.С.Бортнянского, А.Ф.Львова, Г.Я.Ломакина. Известен он и как композитор, он сочинил не один десяток романсов, фортепианных пьес, несколько оркестровых сочинений, в том числе фантазию «Освобождение» в честь отмены крепостного права. Жизнь Голицына не была безоблачной и увенчанной только славой и лаврами — в ней были периоды, которые, по его словам, были полны «увлечений, самодурств, необузданности»^{2}. За публикацию статьи в «Колоколе» А.И.Герцена он был выслан в г. Козлов, в I860 г. эмигрировал в Англию, через несколько лет вернулся в Россию. Он оставил свою семью, хотя отношения с детьми у него оставались очень теплыми. Многое в жизни этого неординарного человека было овеяно клеветническими легендами, мифами, обраставшими в светских салонах новыми выдуманными деталями и подробностями. Именно это побудило его дочь Елену восстановить правду о своем отце, и одной из задач, которую она стремилась решить в своих воспоминаниях, — «опровергнуть много лжи, которую распускали в обществе об отце, в чем он сам часто бывал виноват, выдумывая на себя разные небылицы для потехи публики»^{3}.

Хвощинская много пишет об отце, его жизни, в которой было много необдуманных поступков, романтических увлечений, безысходного безденежья и одиночества. В воспоминаниях Елены Юрьевны нет и тени осуждения своего отца, хотя его уход из семьи принес много горя матери мемуаристки — Екатерине Николаевне Голицыной, урожденной Бахметевой (1822–1889) и двум ее сестрам — Софье Голицыной, в замужестве Потемкиной (1851–1919) и Татьяне, в замужестве Гальвани (1853–1933), брату Евгению (1844–1887). Мемуаристка, сама музыкально одаренная, восхищалась талантом отца, она описывает его творческие успехи, подробно останавливаясь на созданных им музыкальных произведениях, гастролях по России и всему миру.

Елена Юрьевна с большой любовью пишет и о своей матери — Екатерине Николаевне, жизнь которой была полностью посвящена детям. Женская доля Екатерины Николаевны была типичной для русской дворянки, муж которой, мало думая о судьбе своей семьи, мог растратить все имеющиеся средства, заложить и перезаложить имения. Мать мемуаристки, стремясь устроить судьбу своих дочерей и сына, применяла все возможные средства, чтобы дать образование детям, удачно выдать замуж дочерей, поправить финансовые дела сына. Очень часто она обращалась к своим богатым родственникам, которые много помогали практически разоренной многодетной семье Голицыных. Так, ее сестра Софья Николаевна, в замужестве Герасимова (?— 1885), видя бедственное положение семьи своей сестры, передала родовое село Огарево, полученное в приданое, во владение Екатерины Николаевны.

Очень многое для семьи Голицыных, особенно для мемуаристки, сделала Татьяна Борисовна Потемкина, урожденная Голицына (1797–1869) — статс-дама, близкая к Императорскому дому, подруга и наперсница великой княгини Марии Николаевны. Широко известная своей благотворительной деятельностью, Татьяна Борисовна на свои средства создавала приюты для детей, богадельни для призрения дряхлых и больных. В 1827 г. она возглавила Санкт-Петербургский дамский попечительный комитет о тюрьмах. Ею была восстановлена Святогорская пустынь на берегу Северского Донца (ныне лавра).

Будучи родной теткой отца мемуаристки (Елена Юрьевна называет ее в воспоминаниях двоюродной бабушкой), Татьяна Борисовна принимала самое живое участие в судьбе дочерей своего племянника. Сестры Голицыны часто гостили в усадьбе Потемкиных Гостилицы, в петербургском доме на Миллионной улице, в Святогорске рядом с возрожденной пустынью. Особенной любовью пользовалась Елена Юрьевна, которая была частой гостьей в доме своей родственницы. Для развития вокальных способностей Елены Татьяна Борисовна приглашала ей учителей. На первый свой бал юную Елену провожала любимая бабушка. Мемуаристка с восторгом и любовью вспоминает эту добрейшую женщину.

Татьяна Борисовна помогала и своему брату Николаю Борисовичу (1794–1866), отцу «Юрки». Любивший жить широко, он расстроил состояние и был вынужден заложить свое имение Богородское. Татьяна Борисовна выкупила имение и отдала его под управление супруги брата.

Из воспоминаний Хвощинской мы узнаем также и о других родственниках семьи Голицыных — Бахметевых, Головкиных, Дуниных, Салтыковых. У многих из них мать мемуаристки вместе с детьми подолгу гостила, приезжая на семейные и православные праздники.

Тон воспоминаний Елены Юрьевны о своей семье, любимых родственниках необычайно теплый и добрый. Неслучайно сама мемуаристка определила их как «картину, нарисованную белыми красками на светлом фоне». Вспоминая о своих близких людях, она часто опирается на письма и мемуары отца, письма Татьяны Борисовны Потемкиной. Это обращение к первоисточнику придает воспоминаниям Хвощинской необычайный колорит — с их страниц вы как будто слышите живой голос людей, которые сыграли такую важную роль в жизни мемуаристки. Кроме того, это придает и большую достоверность тексту самой Елены Юрьевны.

Воспоминания Хвощинской были написаны в 1880-х — начале 1890-х годов. Многое она обсуждала со своей матерью, которая фактически благословила ее на их публикацию. Текст воспоминаний заканчивается 1869 г. — описанием смерти и похорон любимой бабушки мемуаристки Татьяны Борисовны. Напомним, что они впервые были опубликованы в «Русской старине» в 1897–1898 гг.

Что же нам известно о самой Елене Юрьевне? Детские и юные годы ею описаны в воспоминаниях. Вся дальнейшая ее жизнь малоизвестна. В январе 1875 г. она вышла замуж за Николая Васильевича Хвощинского (1845–1912 или 1916), гвардии ротмистра, в 1906–1911 годах предводителя дворянства в Чембарском уезде Пензенской губернии. О детях Хвощинских сведений немного. Доподлинно известно о сыне — Георгии Николаевиче Хвощинском (1878–1928 или 1931), российском и советском военачальнике, генерал-майоре (1917). С 1895 г. он стал именоваться Головкиным-Хвощинским, т. к. заповедное имение графов Головкиных перешло к роду Хвощинских. Он окончил Константиновское артиллерийское училище, в 1905 г. — Николаевскую академию Генерального штаба. С февраля 1918 г. — доброволец в РККА, с апреля — начальник Тульской строительной дивизии. В 1924 г. был уволен от службы. По одной версии — в 1928 г. застрелился, по другой — в 1931 г. был расстрелян.

В известном указателе мемуаров, выходившем под редакцией П. А. Зайончковского, о Е. Ю. Хвощинской сказано очень кратко — «помещица»^{4}. Действительно, после замужества Елена Юрьевна с семьей проживала в Пензенской губернии. Да и ее юные годы, которым посвящены воспоминания, тесно связаны с провинциальной усадебной жизнью. На страницах воспоминаний упоминаются родовое гнездо Голицыных-Салтыковых — Салтыки (Усманского уезда Тамбовской губернии — ныне с. Ново-Черкутино Добринского района Липецкой области), село Огарево Пензенской губернии, переданное во владение матери мемуаристки Елены Николаевны, село Богородское Курской губернии (ныне Новооскольского района Белгородской области). Часто бывала юная Елена и в богатой усадьбе Потемкиных — Гостилицы близ Петербурга. Описывая события своей семьи, мемуаристка невольно рисует нам широкую яркую картину провинциальной усадебной России 1850 — 1860-х годов.

Елена Юрьевна, воспитанная в традициях патриархальной дворянской семьи, была противницей коренного реформирования привычного сложившегося уклада. Грядущие реформы пугали ее, она пишет: «…тогдашнее общество с каким-то ожесточением отрекалось и бросало все старое, не оставляя даже хорошего из своего былого, жадно хватаясь за все новое…»^{5}. Новые веяния, коснувшиеся тогдашнего российского общества, вызывали у нее чувство протеста. Осуждая «легкомыслие, царившее тогда во всех слоях общества», она не могла понять, как можно требовать от детей не привычной почтительной любви к родителям с обращением к ним на «вы», а товарищеских отношений с переходом на простое «ты». Обращение же к прислуге на «вы» она считала просто «пустяком, достойным смеха». Прежние патриархальные семейные отношения с почитанием родителей, беспрекословным подчинением детей родительской воле считались мемуаристкой более достойными. Свобода шестидесятых годов, коснувшаяся общества и семьи в частности, называлась ею «искаженной свободой, которая тогда облетела всю Россию, сделав много вреда во всех слоях общества»^{6}. Общество, по ее словам, просто «обезумело», особенно раздражало ее слияние сословий. Дворянин, по мнению мемуаристки, должен держать себя с достоинством, сообразно своему дворянскому статусу. «Началось со слития сословий, с пожатия рук купцам и кулакам, — писала она, — а там и панибратство с ними»^{7}.

«Искаженная свобода» повлияла, по мнению Елены Юрьевны, и на умы крестьян. И это влияние было также пагубным: «Свобода же в руках мужика привела его к нищете и преждевременной могиле; свобода, в его понятиях, не допускающая старшинства в семье, привела к разделам, к кабакам и к смерти от опоя…»^{8} В пореформенное время, по мнению мемуаристки, крестьяне не берегли, как когда-то, в добрые старые времена, господского добра, а стремились при удобном случае извлечь из него свою выгоду и присвоить себе чужое.

Юная Елена росла в атмосфере добрых патриархальных отношений. «Люди были свои и люди преданные, — писала она, — у них был страх Божий, страх обидеть своих господ»^{9}. Самые теплые слова нашла она, вспоминая свою няню: «А чудная была женщина наша няня! Такой преданности и таких высоких чувств трудно найти теперь между прислугой»^{10}.

В дворянских мемуарах детские годы, как правило, предстают как самое счастливое время. Мемуары Е.Ю.Хвощинской не являются исключением. Несмотря на сложные отношения между родителями, разорение и полное безденежье, дети в семье Голицыных жили по-детски безмятежно и радостно. Елена Юрьевна вспоминает маскарады и званые вечера. Особенно весело было детям, когда вся большая дворянская семья праздновала православные праздники — Пасху, Рождество. Рождественские дни, прежде всего, ассоциировались с елкой и подарками, гаданиями, костюмированными представлениями. Как в любой дворянской усадьбе, очень торжественно праздновали день ангела хозяйки. В этот день приезжали родственники и соседи, он начинался всенощной, а затем, по словам Елены Юрьевны, «готовили какой-нибудь хороший сюрприз».

Тесная связь досуга дворянской семьи и народной традиционной культуры отмечена многими современниками. Отчетливо проявилось это и в жизни семьи Голицыных. Все члены семьи были музыкально одаренными людьми, в усадебных домах Салтыков и Огарева постоянно звучала музыка, с удовольствием пели под гармошку и русские песни. Неслучайно, что именно из крепостных крестьян Ю.Н.Голицын создал свою знаменитую капеллу, в репертуаре которой было много русских народных песен. Юная Елена очень любила русскую пляску. Она писала, что в русской пляске виден характер нации: «Наша русская пляска сначала плавная, грациозная, спокойная, как и наш брат, — спокоен и мягок, пока не расшевелить его «ретивое»; так и в русской пляске, звуки «трепака» пробуждают удаль»^{11}. Елена Юрьевна много раз повторяла, что она «русская девушка», выросшая в «русской деревне». Знаменательны в этом отношении страницы воспоминаний, на которых описана русская пляска пятнадцатилетней Елены. Невольно вспоминаются толстовские строки о пляске Наташи Ростовой. «Когда, бывало, слышала я песню «Шла девица за водой, за холодной ключевой», — вспоминала Елена Юрьевна, — то невольно руки мои поднимались над головой и хотелось плавно, как лебеди плывут по воде, неслышно выступать, не касаясь почти пола… Когда же такая музыка переходила на «трепак» или «барыню» — вскинешь, бывало, плечами, посмотришь на своего кавалера… и пойдешь плясать так, что никого и ничего уже не видишь, отдаваясь всей душой родным звукам!»^{12}.

Елена Юрьевна была дочерью своего отца — она так же тонко чувствовала музыку, сама была музыкально одарена, обладала тонким юмором и живым пылким темпераментом. Ее воспоминания — это дань ее талантливому отцу, дорогим ее сердцу родственникам. И не только: перед нами широкая яркая картина помещичьей России. Бесспорно, эта интересная познавательная книга найдет своего читателя, как среди специалистов, так и среди широкой читающей аудитории. Данное издание позволит наконец сделать этот памятник мемуарной литературы доступным всем, кто интересуется отечественной культурой второй половины XIX века.

М. А. Полякова